Уйти нельзя остаться

Все это было сном, тяжелым, неспокойным, как в летнюю ночь перед грозой; хотелось очнуться, да не было сил вырваться из липкого кошмара, оставалось только ждать, ждать, надеяться, что морок развеется сам собой, что проснешься, а за окном - светлое утро, зелень деревьев, до блеска вымытая бурным дождем, поют птицы и мягко веет ветерок.- Спи, зайка, - Максим наклонился и поцеловал дочку в лоб.
С детского личика на него смотрели огромные, робкие глаза жены. Максим не переносил этот умоляющий взгляд, женскую покорность, безнадежное ожидание мужской ласки. Его слегка передернуло.
Да что со мной, это же ребенок, подумал он. Она ни в чем не виновата; никто из нас ни в чем не виноват. Давай, возьми себя в руки, сделай усилие, еще одно в бесконечной веренице жалких попыток сыграть отеческую любовь. Попробуй, немного убедительности, может, тебе Станиславского почитать?! Как же все стало сложно, не было ведь так; переход от жизни семейного человека, такого вот успешного карьериста, счастливого обладателя купленной без всяких ипотек двухкомнатной квартиры и прокачанной по полной машины, к существованию охотника, который вечно в поиске, секс то здесь, то там, сегодня – автостоянка, завтра – чья-то съемная квартирка, где сосед похрапывает в соседней комнате, пока тебе отсасывает очередной паренек, переход этот давался легко, даже забавно было, душ, и домой, ужинать, ты усталым выглядишь, милый, день тяжелый выдался? Еще чайку? Любовь, действительно, сука, всю жизнь ломает, всего тебя наизнанку выворачивает; я же этого как раз всегда и боялся – полюбить.
- Свет оставить? – Максим осторожно погладил девочку по волосам.
Она кивнула, а потом неожиданно дотронулась до его руки и застенчиво улыбнулась.
-Пап, ты меня любишь?
- Конечно. Ты же хорошая девочка, Анютка, так ведь?
Максим поправил одеяльце. Ночник с Винни-Пухом и Пятачком, все безмятежно шагавшими и шагавшими в никуда, давал мягкий, приглушенный свет. Пахло детским кремом, немного – антоновкой, выложенной рядком на шкаф с детскими книжками и дамскими романами – в этой же комнате часто ночевала Ната, жена Максима. Считалось, что тому бывает нужно поработать, пробежаться разок перед сном грядущим по какой-нибудь важной презентации, или поразмышлять в тишине и покое, положение обязывает, хочешь – не хочешь, работай.
Год назад, таким вот тихим поздним воскресным вечером, когда жена и дочка уже спали за надежно затворенной дверью, судьба и свела Максима с Андреем. Это мог быть только рок; мужчины не встречали большую любовь на сайте знакомств, это же были сказки для молодых и глупых, чтоб вот так открыть анкету, совершенно неподходящую - кто в здравом рассудке станет искать ровесника, чуть за тридцать, да еще тоже женатика, да еще с ребенком? – и влюбиться без памяти друг в друга, с первого раза? Они встретились через неделю, после не то чтобы романа, а повести в письмах, и разговоров по телефону, от которых щемило сердце, у Андрея – он тогда расстался с парнем, но оставил за собой снятую для свиданий квартиру, самую непритязательную, в сером, тусклом районе, где-то у шоссе Энтузиастов. И все было как-то… серьезно, с самого начала, все как-то… по настоящему. Так и повелось, что стоило им оказаться вдвоем, за закрытой дверью, как оба сбрасывали лет по десять, становясь совсем юными; друг с другом они могли быть самими собой, да хоть дурачиться; могли говорить по душам, конечно, и говорили, было о чем, но в их близости была с первых секунд естественность, делающая невозможным, и ненужным, любое притворство.
Фальшью обернулась вся остальная жизнь. Стоило им расстаться, и у Максима начинало горестно ныть сердце; они не должны были прощаться, безнадежно целоваться в последний раз в прихожей, расходиться по машинам, исчезать в ночной синеве, умирать до следующей встречи, отправляясь на время разлуки в ад – мир добропорядочных семей, ответственных решений, предсказуемости и жуткой, изводящей тоски по любимому. Такого никогда раньше с Максимом не приключалось. Он никогда не скрывал, что женат, и хотя, бывало, какой-нибудь влюбленный паренек робко пытался снять с его пальца обручальное кольцо, словно претендуя на нечто большее, чем несколько недолгих встреч, в целом с самого начала было ясно, что этот высокий симпатичный молодой мужчина не свободен и не склонен к романтике. Тогда же, после их первой с Андреем встречи, также впервые Максима накрыла волна дурноты, стоило ему войти в свою квартиру.
Дико билось сердце. Ужас, а вдруг я больше не смогу здесь жить? Что, если мой запас прочности исчерпан, если я сломался? Уйти вот так, в никуда, ни к кому, да как случайный знакомый мог так меня выбить из колеи? Тряслись руки.
- Ната, я забыл документы в машине!- крикнул Максим и ринулся прочь, вон из дома, на улицу. Там, даже и не презирая себя за такую поспешность, такую жалкую зависимость от другого человека, тогда еще совсем незнакомого, он набрал на мобильном номер Андрея. Тот ответил после первого же звонка.
-На улице курю, - выдохнул Андрей. – Слушай, не могу заставить себя домой подняться. Что за черт?
- Сам на улице, - Максиму стало легче. Он наконец-то вдохнул полной грудью. – Как добрался?
Ну что это был за вопрос? Что могло случиться со здоровым молодым мужиком, да еще на дорогой, тяжелой как танк машине?
- Да нормально, вроде. Как у тебя со временем послезавтра? Приезжай.
- К семи подъеду.
- Я тебе ключей сделаю комплект, - Андрей тоже повеселел. – Надо бы все-таки по домам разойтись.
- Да уж, надо бы. Наверное.
Максим поднял глаза к небу. Сквозь рваные облака тревожно мерцала Луна, в тот осенний вечер не по-московски ясная, грустная. Неожиданно ожили давно забытые в суматохе жизни запахи: чуть прелых листьев, надвигающегося морозца. Красота глубокого вечера поразила его. Я влюбился, с бесшабашным отчаянием пронеслось в голове.
- Ты на улице еще?- спросил он.
- Ага, на Луну смотрю, - отозвался Андрей. – Лет сто неба не видел. Улететь бы туда, а, на темную сторону, ото всех подальше.
Они еще поговорили, успокаиваясь, привыкая исподволь к мысли, что теперь зависят друг от друга и что поделать с этим ничего, ничегошеньки нельзя.
Я должен тебя возненавидеть, говорил себе Максим, поднимаясь в лифте, прости, Ната, но я смогу выжить только так. Если бы ты могла читать мои мысли, то ушла бы тотчас, в ужасе от того, что тебе предстоит – жить с полюбившим пидорасом, для которого ты – помеха, ошибка, осознанная слишком поздно, укор, напоминание о том, что мое счастье разрушит то, что строили мы с тобой вместе – нашу семью. Строили, да только на песке, на обмане. Ладно. Изменить ничего нельзя.
Анечка, иногда – Анюта, дочка Максима, вышла встретить его в прихожую. Обычно к этому времени она уже видела третий сон, но именно в тот вечер проснулась незадолго до возвращения отца и наотрез отказалась закрывать глазки, пока не поцелует папу.
- Иди к себе, - строго сказал Максим. – Анна, немедленно!
До того вечера он часто бывал ласков с дочкой, маленькой и хрупкой, говоруньей и большой поклонницей сказочных принцев и принцесс. Ее отец встретил прекрасного принца первым. Анечка так испугалась его неожиданно строгого тона, что даже не смогла заплакать, а покорно побрела в маленькую комнату и нырнула в кроватку, прячась от жестокого мира.
Ната решила было вступиться за малышку – ну что такого уж страшного, можно же иногда и нарушить режим, такой тихий ребенок! – но взгляд мужа ужаснул и ее. В нем был такой дерзкий вызов, такая веселая ненависть, что и она спасовала и ушла, отправившись на кухню хлопотать с ужином, да только разревелась вдруг, прямо у микроволновки, в которой беспечно разогревалась лазанья.
- Нат, никакого теста больше, - распорядился Максим, - трудно готовить, так поем в ресторане.
Он знал, что несправедлив, но время нежности прошло. Еще ночь, целый день, и снова ночь, и еще день, и он увидится с Андреем. Они закроют за собой дверь, оставив за ней привычную жизнь; будет секс, теперь раз и навсегда осененный любовью, будет близость, неведомая раньше. Максим курил у окна, решая, как теперь он будет жить. Посмотрим, может, это просто наваждение, мы же оба взрослые мужики, как же – вот взяли и влюбились, что ли?! Ну не бывает так, в самом деле, чтоб разом – и так сильно, что хоть сдохни без него. Да он же… обычный, этот Андрей, да, высокий, но не красавец, и ему бы тоже, вообще-то, не мешало поменьше… лазаньи есть (тут Максим рассмеялся, вполголоса). И что за бред – ровесник! Кому скажи, засмеют (он снова улыбнулся). Ну что ж, будем жить-выживать; время покажет, что это такое, любовь или влюбленность, а пока – хоть постарайся быть полюбезнее дома, девочки же не виноваты.
Но время показало лишь то, что было очевидно с самого начала – к мужчинам пришла зрелая, сильная любовь, и сопротивляться ей было невозможно, ненужно и бесполезно.
И все-таки они не сдались совсем уж без боя; еще были какие-то встречи на стороне, у обоих, попытки убедить себя, что жизнь все еще не переменилась, что это период такой – страстное увлечение друг другом, что все проходит, и это пройдет.
В новогодние праздники они виделись почти каждый день, проводя хоть час, хоть полтора вместе; Максим в последний момент отменил поездку во Францию, чтобы остаться в Москве. Это был первый серьезный вызов налаженной жизни, вот так сказать, что Ната может ехать одна, если хочет, он занят на работе, будет то и дело заезжать в офис, важный проект на подходе, а иностранцам не растолкуешь, что вся Россия засыпает на десять дней, для них это дикость.
После январских каникул другие парни ушли из их жизней, для них не осталось места, роли статистов были вычеркнуты из драмы жизни Максима и Андрея. Остались, однако, семьи.
Что можно было поделать, как решиться на откровенный разговор, как сказать женщинам, любимым, все-таки, унизительной для них же самих любовью, что они годами невольно мирились с обманом, что супружеская жизнь была пропитана ядом лжи, что преданность их была никому не нужна?!
Максим ни с того, ни с сего стал вдруг брезглив. Он понимал, что Ната не может стать бесплотной, превратившись в некую идею супруги, но ее… материальность, упрямое существование рядом с ним женского тела, с его мрачными тайнами, разом стало непереносимо. Его стал преследовать ее запах, спать вместе было больше невозможно. Ната шумно дышала, некрасиво морщила лоб, отвратительно теребила ухо. Одним словом, она была живой и не собиралась исчезать.
Жена Максима была, в сущности, симпатичной и вовсе неглупой молодой женщиной, умело пользовавшейся всеми последними новинками косметики; не ленясь, ходила в бассейн, читала, была в курсе теорий воспитания и развития детей, да и вообще, не выйди она замуж, запросто сделала бы карьеру в банке. Когда-то она влюбилась в насмешливо-прохладного коллегу-финансиста; через полгода после свадьбы ушла с работы, чтобы заняться домом, потом – дочкой, и до недавнего времени вовсе не жалела, что стала совсем не отчаянной домохозяйкой. Ната поймала полный еле сдерживаемого отвращения взгляд мужа раз, другой, и пришла в ужас. Она старела, все-таки, несмотря на все усилия, она стала неинтересна Максиму, курица, клуша, только пироги печь осталось. А тот, напротив, расцвел, легко скинул килограммов пять веса, и так-то не совсем чтобы лишнего, качал по утрам пресс, через день ездил в какой-то далекий фитнес-клуб и сменил стрижку. Он выглядел юным и влюбленным, и именно это сказала Нате лучшая, со студенческих времен, подруга – у него другая, детка, это же очевидно, ты мужа теряешь. Но что можно было сделать? Новый, дерзкий супруг пугал Нату; в каждом его поступке, в каждом взгляде читался вызов - давай, начни разговор, готова услышать, что я скажу? И она молчала. Максим не уходил, а, значит, оставалась надежда, что смутные времена пройдут. Было только очень тяжело, что его стала раздражать и Анюта. Ненавидя себя за слабость, Ната сказала пятилетней дочери:
-Папа очень устает на работе, не шуми, когда он дома, ладно?
Теперь вечера, когда Максим бывал дома, проходили в тишине. Он сидел у компьютера, глубоко в своем мире, мечтательно полуприкрыв глаза, неожиданно слишком молодой, чтобы быть мужем и отцом, и оставалось только гадать, о чем думает спокойный, поглощенный собой мужчина, когда-то близкий и понятный, а теперь – равнодушный, вежливый незнакомец.
К лету Ната начала просматривать объявления о работе и почитывать профессиональную литературу, освежая в памяти будни банковского экономиста. Она не имела ни малейшего понятия, чего ждать; страх не давал ей хотя бы спросить у мужа, когда он вернется домой после работы, а гордость не позволяла обшарить по-бабски карманы прекрасно сшитого пиджака или покопаться в его компьютере. Впрочем, после майских праздников, проведенных вдвоем с дочкой – Максим работал, она все-таки решилась включить лэптоп, пока муж был в спортзале. Но ее ожидало разочарование – стена паролей не пускала внутрь незнакомцев, и сама эта предосторожность, желание что-то скрыть, или, как она вдруг обморочно поняла, защитить что-то дорогое, совсем сломили молодую женщину.
Не было ссор, не было тяжелых разговоров. Муж стал чужим, и Ната задавалась вопросом, а знала ли она его вообще, или вышла замуж, чтобы не остаться одной, забыв только поинтересоваться, кто же ее избранник.
Максим запретил себе быть нежным с женой. Ему хотелось иногда приласкать ее, как потрепал бы он по холке старого, преданного пса, но Ната неправильно истолковала бы его внимание, решила бы еще, чего доброго, что это прелюдия к супружеской любви, просьба о прощении. То, что раньше было так естественно, было больше невозможно. Стоило Максиму закрыть глаза, хотя бы на миг, и он тотчас оказывался лицом к лицу с Андреем и смотрел в глубокие карие глаза любимого, всегда немного печальные, даже когда они были вдвоем в их убежище. Суховатая кожа взрослого человека, и тело тоже зрелое, уже утратившее природную гибкость ранней молодости. Невообразимо странно – после череды стройных пареньков, словно нарисованных по трафарету, полюбить человека своего возраста. Говорить с ним о делах, никогда о семье, а о всяких офисных проблемах – запросто; да они не раз давали друг другу дельные советы, нежась на смятой, влажной от пота простыне, среди растерзанных подушек, попивая минеральную воду и покуривая.
Мы могли бы жить вместе, говорил себе Максим, вот так, день за днем, засыпать рядышком, сопеть ночью друг другу в уши, утром по очереди бриться и принимать душ, завтракать, разъезжаться до вечера; отдыхать вместе, вдвоем покупать продукты, сидеть рядом в кино, ходить в гости к таким же счастливцам, заниматься на пару в спортзале, да мало ли что люди делают вместе! Как решиться-то?