Зверь из Месопотамии. Шумерский миф

Вначале была чернота.
Больше ничего не было: ни времени, ни света, ни земли.
Потом красно-кровавые кривые молнии стали разрывать черноту. Появился свет, а за ним высоко-голубое небо.
Это было первым, что я увидел при рождении.
Была тишина. Или мне казалось, что была тишина – ведь я не знал тогда звуков.
Надо мной склонилось лицо женщины.
- Энкиду, - сказал голос.
Это было первое слово, которое я услышал в своей жизни.
- ЭН – КИ – ДУ… - повторил я.
- Тебя зовут Энкиду, - опять сказал тот же голос, нежный и негромкий. Он принадлежал богине Аруру. Это был голос моей матери, создавшей меня.
Она говорила еще что-то, но я не мог понять, но осознал, что был создан для чего-то и для кого-то. И я запомнил одно слово: «Гильгамеш».
Я был создан ее руками из кома глины, который она отщипнула, сначала омочив руки в воде. И создан был по образу верховного бога Ану.
Я лежал еще сырой и мокрый в степи. Мое тело было покрыто густой черной шерстью, блестящей от родовой воды. И когда яркое желтое солнце и теплый ветер высушили меня, я став на все конечности, посмотрел на мать с любовью и страхом.
Я был создан зверем - странным, диким и сильным. Моим первым звуком было благодарное рычание.
А потом началась жизнь.
У меня не было детства. Каким я был вылеплен, таким я и оставался. Мне не надо было познавать мир – я уже знал его.
Я ходил по земле днем, не боясь никого и ничего. Я мог лежать в высокой степной траве и ничего не делать. Ночью я смотрел в темное небо и видел желтую луну и мелкие мигающие звезды - некоторые из них падали на землю и умирали, оставляя белый или красный след.
Если я хотел пить, я шел к водопою и пил вместе с газелями. Если я хотел есть, я ел. Мои острые клыки вонзались в еду так, что был слышен хруст костей. Горячая сладкая кровь стекала по моим губам. И только клочки шерсти, которые я выплевывал, оставались после моей еды.
Я был частью того мира, в котором жил и был беззаботен до тех пор, пока не узнал, что такое человек.
Однажды, когда я лежал в высокой зеленой траве, покрытой утренней прохладной росой, я увидел, как с неба камнем падала степная орлица, пронзенная стрелой. Она упала в красные цветы, большие гладкие листья которых трепетали от легкого ветерка. Сок этих цветов горек, но от него становится хорошо и свободно, а потом так хочется спать.
Вскоре показался и человек с луком и стрелами. Он был далеко и не мог меня видеть в высокой траве. Охотник поднял мертвую птицу, вынул стрелу и забрал орлицу с собой. А когда он ушел, я прокрался на место смерти и увидел кровь на земле и перья убитой птицы. Я знал, что у нее остались птенцы.
«Зачем он это сделал? - подумал я тогда. – Ведь у него хватает пищи»
С того дня все ловушки, которые ставил юный охотник, я ломал, а все ямы, которые он выкапывал, я засыпал. Никто уже не мог стать его добычей. И так повторялось не раз. Лежа в траве, я видел, как он злился и ругался. Но мне совсем не было его жалко.
Я чувствовал, что все это делал для какой-то цели.
Долго продолжаться это не могло.
Как-то раз, когда я пришел к водопою, то сначала почувствовал, а потом уловил запах охотника. Сначала я его не видел, но потом, когда склонился над водой и мои черные длинные волосы коснулись поверхности реки, незаметно посмотрел в его сторону. Он спрятался за большим корявым деревом и с изумлением и страхом смотрел на меня. Наверное, он шел по следам и нашел меня.
«Да… Такого зверя, как я, ты еще не видел…» - подумал я.
Напившись прохладной воды, я поднялся во весь свой огромный рост и посмотрел вокруг. Но никого не было - он уже убежал. Я не спеша подошел к тому месту, где он только что стоял, и увидел на мокрой глине след его ноги – он был в три раза меньше, чем мой.
«Скоро увидимся», - подумал я тогда.
И был прав.
Но пришел охотник не один. Я знал это. Что-то должно было произойти в моей жизни. Для этого я и был создан.
Прошел один белый день и одна черная ночь. Затем еще один белый день и еще одна черная ночь. Потом еще один белый день и одна черная ночь. И вот тогда я почувствовал, что сегодня что-то произойдет. Я уже почуял охотника, хотя еще не видел его. Но я почуял также, что рядом с ним была большая сила. Они приближались к водопою, где меня впервые и увидел юноша.
Зверя надо ловить там, где он часто бывает – таков закон охоты.
Но я не был глупым зверем и тоже знал этот закон.
И когда охотник пришел к водопою, я уже был там и находился в засаде.
Вместе с охотником пришел человек, удививший меня. Это был красивый богатырь. Он был выше меня и стройнее. На его лице были красивые темные глаза, над которыми двумя дугами возвышались сросшиеся черные брови, а рот был украшен алыми полными губами.
- Вот здесь, царь Гильгамеш, - говорил юноша, обращаясь к спутнику и указывая на берег реки, - я видел великана.
Только сейчас я понял, о чем говорила мне при рождении богиня Аруру: «Ты должен уничтожить Гильгамеша! Для этого ты и создан!».
- Пряди волос его длинны, как у женщины, - быстро продолжал рассказывать охотник царю, - и густы, как колосья, не тронутые серпом. Ноги его - как стволы, что привозят на кораблях из стран далеких.
- Ну что ж, подождем его, - сказал богатырь. – А потом я с ним сражусь.
- Надо спрятаться, чтобы он нас не обнаружил, - решил охотник.
И они затаились в засаде.
Ни красивый богатырь, ни юный охотник, конечно, и не догадывались, что я их видел и слышал все, о чем они говорят. Но я решил подождать и посмотреть, что будет дальше.
Зверь иногда должен затаиться и терпеливо ждать лучшего момента нападения на жертву, а затем уничтожить ее – это был еще один закон охоты.
И опять прошел белый день, а за ним черная ночь.
На следующий день я видел, что богатырю не хочется сидеть и ждать – он хочет сражаться. Но никого не было, и он стал медленно злиться на юношу.
К водопою приходили звери, прилетали птицы. Все они радовали свои сердца водой и уходили. Но не видели спрятавшиеся люди дивного зверя. И не знали они, что он внимательно наблюдает за ними.
Прошел еще один белый день и еще одна черная ночь.
Красивый богатырь еще сильнее стал сердиться на юного охотника. Я видел, как его лицо от злости становилось еще красивее.
И опять приходили звери к воде, и опять прилетали птицы. Но большого зверя так и не было.
- Где же твой богатырь? — спросил Гильгамеш сурово у испуганного юноши. - Может быть, он тебе приснился?
В прекрасных глазах царя был гнев. Он был готов уже убить охотника. И даже поднял крепко сжатый кулак над ним, отчего тот подставил для защиты руки над своей головой и умоляюще смотрел на богатыря. Юноша хотел что-то сказать в оправдание, но вдруг увидел, как грозная фигура царя замерла.
Гильгамеш с изумлением смотрел на появившегося ниоткуда исполина. Он впервые видел такое существо: все мое тело было покрыто густой шерстью, длинные черные волосы, как у богини урожая Нисабы, почти касались земли; широки мои плечи, а руки и ноги мощны, словно кедры, которые доставляют с далеких гор Ливана.
- Гильгамеш, ты искал меня? – обратился я к нему. – Вот я!
- Давай сразимся, зверь! – ответил он.
Мои мышцы увеличились и стали, как камень, тело стало твердым и напряженным.
Вокруг уже ничего не существовало. Передо мной был только враг, и предстояла схватка. Жизнь или смерть. Так было предначертано мне судьбой – казалось мне тогда.
И вот мы схватились, пытаясь свалить друг друга. Вздулись наши жилы, как у крепких быков; тяжелым стало наше дыхание, как у могучих львов; крупные капли соленого пота покрыли наши лоб и щеки, как у бегущей лани. Наши могучие ноги вошли в землю по колено. Сама Земля застонала от боли, какой от рождения не знала.
- Пощадите меня! – умоляла она.
Но мы ни на шаг не сдвинулись с места, потому что были равны силой.
Сколько тогда прошло белых дней и черных ночей, мы не знали. День превратился в ночь, а ночь - в день. И уже дни стали черными, а ночи белыми. Бог солнца Шамаш остановился и наблюдал за нами, потому что и он никогда, со времени сотворения мира, еще не видел такой схватки.
Но мы стали уставать.
- Что мы, словно бараны, уперлись? - выдохнул первым царь и ослабил мышцы.
Я тоже ослабил тело. Мы стояли друг против друга и смотрели глаза в глаза. С наших тел еще тек пот, но от солнца он стал высыхать. Дыхание стало ровным и легким.
Земля тоже легко вздохнула, и над нами пронесся легкий ветер, освежая ее и нас. Шамаш тоже ушел по своим делам.
- Ты вразумил меня силой, — сказал мне враг. — Прежде я думал, что одолею любого. Но равными мы оказались. Зачем же нам ссора? - Он дружески обнял меня.
Если не можешь победить врага – стань его другом и вместе охотьтесь. Таков был еще один закон охоты. И мы стали друзьями.
Гильгамеш привел меня в свой великий город Урук, который высился на берегу светлого Евфрата, несущего свои воды к морю.
Народ, выбежавший навстречу правителю-лугалю, ликовал, радовался и кланялся ему. Я никогда еще не видел столько людей.
А потом мы прибыли в царский дворец. Меня умастили елеем, подобно людям, одели в одежду, такую как носят они; и я стал похожим на них.
- Я хочу угостить тебя. Ты мой гость, - сказал царь.
Перед нами появилась молодая женщина, одетая в яркие наряды и с яркими красками на лице. Она услужливо улыбалась царю и с опаской смотрела на меня.
- Принеси нам хлеба, Шахмат! - приказал ей царь.
Она подала блюдо. На нем лежало что-то круглое и темное, напоминающее камень.
- Вкуси его, Энкиду! - сказал мне царь.
- Что это? — спросил я, посмотрев на блудницу. — Что это, подобное камню, который водою сглажен?
- Хлеб это, пища людская! — Шахмат ответила мне. — Вкуси ее, рожденный на земле, и будешь подобен людям.
Хлеб был мягкий и пористый. От него пахло дымом и горящей степью.
Я сначала осторожно понюхал, а затем откусил хлеб.
Он был вкусен и обволакивал рот. От хлеба стало сытно и покойно. Теплота разлилась по всему моему телу.
- Принеси нам вина, Шахмат! - приказал ей царь.
Она подала сосуд с жидкостью.
- Испей его, Энкиду! - сказал мне царь.
- А что это? — спросил я, прикоснувшись к кувшину.
- Испей! — отвечала блудница. — И сразу забудешь землю, в которой с газелями пасся. Это питье, веселящее душу. Пьющий его бессмертным богам подобен.
Я не знал что это – это была не вода и не молоко. А что-то резко пахнущее.
Я опять сначала осторожно понюхал, а потом отпил жидкости.
Вино пахло сладкими ягодами, вобравшими от жаркого солнца его тепло и хранившими это тепло в себе. Цвет вина напоминал темно-красную сладкую кровь убитого животного, которую я так любил пить.
От вина стало легко и хорошо, захотелось бежать, нестись наперегонки с ветром и взлететь высоко-высоко к самому небу.
Все закачалось. Я закрыл глаза, и мне показалось, что все было так, как до рождения. Красные молнии вновь разрывали темноту в моих глазах.
Оттого, что я досыта наелся хлеба и выпил семь кувшинов секиры, душа моя стала веселиться, а лицо засияло.
- Ты вкусил хлеб, друг, - сказал Гильгамеш.
- Ты испил вина, друг, - сказал Гильгамеш.
- Испробуй тело человека, друг, - сказал Гильгамеш.
Царь искренне и по-доброму смотрел на меня своими прекрасными глазами.
- Покажи нам свое тело, Шахмат! - приказал ей царь.
Женщина начала танцевать. Она изгибалась и кружилась в танце. Ее тонкие руки напоминали движущихся и коварных змей.
- Возьми ее, Энкиду! - сказал мне царь. - Она твоя. Она сделает все, что ты захочешь!
Женщина подошла ко мне, танцуя. Она была очень близко, и я понюхал ее. Мне совсем не понравился ее запах. А когда она дотронулась до моего тела, я резко вздрогнул. Никогда еще женские руки не касались меня, кроме богини Аруру.
Шерсть на мне, заглаженная блестящим елеем, поднялась; я оскалился, показывая звериные клыки, в моих опьяненных глазах появились злость и гнев.
Женщина в страхе быстро одернула руку и испуганно посмотрела сначала на меня, потом на царя.
Я громко зарычал. Еще мгновенье, и я бы разодрал ее, как газель.
Но она, визгливо закричав, убежала прочь.
Передо мной все еще были сосуд с солнечным вином и блюдо с дымным хлебом, но уже не было танцующей женщины.
- Я вкусил хлеб, друг, - ответил я.
- Я испил вина, друг, - ответил я.
- Но я не хочу этого тела, друг, - ответил я.
Я не мог оторвать взгляда от прекрасного, луноподобного лица царя. Я чувствовал, как улыбка рождается на моем лице. От царя пахло силой и властью. Совсем не так, как от той женщины, что подавала мне вино и хлеб и предлагала себя. От нее исходил запах продажности и лицемерия.
- А кого же ты хочешь, друг? – спросил он. – Я выполню любое твое желание, бери любого из моих подданных!
Я не знал, что такое лукавство и хитрость, ведь я был чист, как весеннее небо, свободен, как ветер в степи, прост, как глина, из которой был создан.
- Тебя, - сказал я.
Вино заполнило мою голову, хлеб был в моем теле.
Я знал еще один закон охоты: сильнейший всегда прав - а того, кто его нарушает, ждет самое страшное - смерть.
Но я не был убит. Царь только улыбнулся.
А потом была ночь, и была радость в моей жизни.
Его тело не было покрыто густой шерстью, как у меня; но мне нравилось запускать пальцы в его кучерявые жесткие волосы и чуть подергивать их, поглаживать.
Мое желание превратило меня снова в дикого зверя, берущего силой свою жертву. Гильгамеш это знал – и это нравилось ему.
Я лизал его шею: у нее был сладкий вкус цветочного масла. Затем опускался ниже. Его соски, окруженные жесткими черными волосами, были возбуждены и тверды. Волосяная дорожка, идущая вниз, становилась гуще и шире. Она росла на мускулистом животе и, свиваясь в жесткие колечки, покрывала низ его туловища. Все это я облизывал влажным языком, с которого капала жадная обильная слюна. Мне хотелось вгрызться в его тело, вонзать зубы в его шею, слышать хруст его позвоночника и испить его крови. Но я с трудом сдерживал себя; глубоко, и тяжело вздыхая. Мои острые клыки скользили по поверхности его кожи; я слегка надкусывал его тело, стараясь не причинить боль и не повредить кожу. Он это чувствовал и слегка стонал. Его могучее тело билось в конвульсиях безумной страсти, уже не подвластной разуму. Он стонал всё громче и сладостнее, и его могучая ладонь крепко впивалась в мои длинные волосы на голове и сильно их сжимала. Боль входила в мой звериный мозг, и в глазах становилось темно от боли.
- Аааа! – я громко стонал и, широко открыв рот, отпускал его тело из своих зубов. Он хозяин – я должен его слушаться.
Я боялся его и успокаивался от этого. Он это чувствовал, и его хватка ослабевала. Я продолжал облизывать его. Мне хочется его укусить, но этого делать нельзя - я только проводил по нему своим шершавым языком и начинал лизать, как вкусный, сладкий фрукт. Чем больше я его лизал, тем больше мне его хотелось и тем тверже он становился.
Я урчал от удовольствия, как во время охоты. Мои руки ласкали и гладили чужое тело. А его руки все еще были в моих длинных волосах. Они поглаживают мою голову, не выпуская, однако, волосы и жестко управляя мной.
Мне опять почему-то захотелось укусить его, но руки хозяина опять в моей головке и крепко сжимают волосы. Нельзя.
- Я люблю и хочу тебя, - говорю я ему. У меня такого никогда еще не было.
- И я люблю и хочу тебя, - отвечает он мне.
Больше говорить не надо. Мы молчим. Мужчины говорить много не должны. Все и так понятно. Мы счастливы.
Хозяин вновь входит в меня. Но мне уже не было больно – я очень хотел этого.
Так продолжалась еще несколько раз. Пока мы не устали и не заснули, обнявшись.
Точнее - любимый заснул. А я лежал. О чем я думал? Я ни о чем не думал - я был просто счастлив тогда.
Потом наступило утро. А за ним прошло много белых дней и черных ночей. Я научился носить одежду, есть человеческую пищу, стал пасти овец, охотиться на львов и волков.
Я уже не мог жить без него и должен был находиться постоянно возле него: днем и ночью. Когда он рядом - я спокоен и счастлив, но когда его нет - я становился зверем и готов был убить любого.
Я знал, что должен был умереть – ведь я предал богов: не сделал того, для чего был создан.
А потом была великая битва с Хумбабой, многоруким и многоногим стражем горного леса, было сражение со свирепым быком, насланным на Урук богиней Иштар, чью любовь отверг Гильгамеш.
Когда, по воле богов, я заболел и умер, Гильгамеш пришел в ужас и хотел найти секрет бессмертия. Он отправился на поиски Ут-Напишти, единственного человека, которому боги даровали бессмертие после спасения от потопа. Встретив Ут-Напишти, мой любимый сказал: «Из-за моего брата блуждаю я. Как могу я успокоиться? Он превратился в прах, и я навечно лягу в землю».
Но я был равнодушен к смерти и не боялся ее, потому что знал, что смерть – это переход в другое состояние. Я был создан из глины и вновь стал глиной. Пока Великие Боги вновь не создадут меня для новой жизни. И новой любви…