Играс лов

«Ты счастлив не потому, что всё хорошо, а всё хорошо потому, что ты счастлив». Если я правильно понимаю эти слова Камю, то я не счастлив не потому, что все плохо, а потому, что я не счастлив.
- Камю ти все ето говоришь?
- Что говорю?
- Ти только что говориль про счастье.
- А я что, говорил вслух?
- Да.
Началось! Я уже говорю вслух и не замечаю.
- Так камю ти ето говориль? И почему ты смеешься?
- Я смеюсь, милый Герман, потому что ты говоришь по-русски с очень милыми ошибками. А еще я смеюсь, потому что я цитировал Альбера Камю. А ты спрашиваешь – камю? По-русски нужно говорить – кому. Получился каламбур.
- Каля.. Кля...мбура. Ето очень сложное для меня слово. Но ми будем и дальше говорить по-русски. Ти обещаль меня поучать. А я правильно говорю – любить?
- Правильно. Только «любить» - это сложное слово, для меня сложное. А каламбур – это das Wortspiel*. Игра слов с любовью. Играс лов. Иг раслов. Короче, какой-то лов или какое-то иго. Действо без победителей: любовь – иго. Так что, осторожней со словами, можно доиграться до грустного.
- Der Kalauer, alles klar** . Я не всегда понимаю, что ты говоришь. У тебя очень сложный язык, ты обучилься в очень много разных университетов.
Да, милый маленький Герман, у меня очень сложный язык. И я часто сам себя не понимаю. Не понимаю и сейчас. Ведь ты замечательный, красивый, рыжий. Огненно рыжий везде. И маленький, хотя почти двухметровый. И познакомились мы с тобой, как пишут в хороших стихах или показывают в плохих телесериалах – «средь шумного бала, случайно», то есть на выставке современного искусства. Ты тоже стоял и завороженно смотрел на этот парусник. Или, делал вид, что смотрел.
Галерейщик спросил у меня, нравятся ли мне парусники Бера? Я ответил, что и парусники, и портреты очень необычны. Художник, наш современник, сорокалетний уроженец Франкфурта, владеет техникой внутреннего света подобно Караваджио и Рембрандту. Но великие применяли особые хитрости – они делали свою картину многослойно: сначала белила, и только по их высыхании – краски и лаки. А здесь ощущение, что присутствуют только карандаш и талант.
- Вы так хорошо разбираетесь в живописи! – острое желание галерейщика что-нибудь мне продать не смутил даже мой ужасный немецкий, и он был готов рассыпать изысканные комплименты за банальные евро.
- Я уступлю Вам эту замечательную работу всего за четырнадцать тысяч, хотя Вы, как ценитель, отлично понимаете, что она стоит уже сегодня вдвое больше, а через десять лет...
Не верю я в благотворительность галерейщиков, а десять лет еще нужно прожить. Да и твоя рыжая голова стала меня к этому моменту занимать не меньше, чем действительно очень хорошая графика – я боковым зрением видел, что ты активно прислушиваешься к нашему разговору, хотя и делаешь вид, что рассматриваешь висящие рядом портреты. Кстати, портреты были действительно достойны внимания, особенно портрет мальчика с закрывающей глаза челкой. Полутени, полувзгляд. И такие необычные глаза протагониста, глаза, глаза... Они завораживают, зовут. Возникает ощущение, что этот мальчик ждет только тебя, чтобы рассказать на ушко свою черно-белую историю и попросить именно тебя привнести в его мир краски. А ты готов варить ему кофе по утрам, каждый раз выслушивая его историю заново, и окрашивать его глаза поцелуем в голубое. Зевс бы назвал такого мальчика Ганнимедом...
- Das ist nicht mein Bier***,- пошутил я, и мы оба натужно рассмеялись.
- Вы из России? – спросил галерейщик, утверждая. - Меня зовут Альп, Хельмут Альп. Я много раз бывал в Москве, у Вас очень характерный русский акцент.
Его голос стал более вкрадчивым – в Европе за русскими закрепилась репутация, что отсутствие вкуса и знаний с лихвой компенсируются тщеславием и избытком денег.
- Очень приятно, херр Альп. Да, я из России, но уже достаточно давно живу в Германии.
Интерес господина Альпа сразу обнулился. Но уровень культуры и благовоспитанности был на высоте – в соответствии с фамилией, поэтому в подарок я получил очень хорошего качества репродукцию Бера с рекламой «Альп галлерис» и пообещал, что как только появится свободное время (это очень важно для немцев!) и лишние четырнадцать тысяч (это - сущий пустяк!) я немедленно украшу свою коллекцию замечательными работами Даниэля Бера. Опытный галерейщик сразу просек,что банальное клише «время-деньги» в моем случае означает обратнопропорциональную зависимость: при обилии свободного времени мне не за что пополнять мою домашнюю коллекцию подлинниками Коро и Матисса. Знал бы уважаемый маэстро Бер, что замечательная репродукция его шедевра украсит экспозицию на моем холодильнике – нужно только завтра не забыть купить магнитик, наверное бы огорчился.
Я вежливо раскланялся с господином Альпом и уплыл на своем сером паруснике, оставляя замечательную рыжую голову на хельмутальпском обитаемом острове. Каково же было мое удивление, когда в кафе рыжеволосый знакомый незнакомец вежливо спросил, можно ли присесть рядом.
- Меня зовут Герман, я из Касселя, я могу присесть рядом?
Зевс называл свое вдохновение Ганнимедом. Я буду звать Германом.
- Да, конечно, присаживайся. Меня зовут Михаил. Я из России.
- Мишшша,- по-русски произнес Герман, растягивая шипящие. Он делал это именно так, как я люблю, и приятные мурашки побежали где-то по загривку.
- Мишшша, я могу говориль по-русски. А ты будешь исправлять мои ошибки?
Буду. Главное, не допустить ошибок, которые нельзя исправить.
- Договорились, Герман. Или Гера, так звучит более по-русски.
- Гера?! А ето не женское имя, ето не имя греческой матери богов?
- Да, ты прав, эту склочную даму звали именно так. Тогда я буду звать тебя Герыч, или Героин.
- Я не поняль. Повтори, пожалуйста.
Это хорошо, что ты не понял. Постараемся с тобой ни до каких ошибок не добрести. И до героина тоже.
Я поднял жалюзи. Болела голова – так утренние ангелы изгоняли из меня ночных демонов. Мы вчера поздно вернулись с выставки, Герман не поехал в отель, что-то пили, потом дурачились в ванной, потом кувыркались в постели, потом снова что-то пили.
- Мишшша, как хорошо, что ты пригласиль меня ночевать. Это биль очень хороший секс. Ти очень хороший «мишка» Мишка. Как ето будет по-русски, каламбурь? Пошли опять вместе душиться.
- Да, Германн, и тебе спасибо. У меня давно не было секса, а ты очень красивый парень и способный любовник. Правильно говорить – мыться. И я уже помылся, иди один.
- Мишшша, поцелуй меня как вчера, в глаза... Или, как ты говориль, в газьки? Газьки – это звучит красиво, это такие красивые большие глаза у взрослых парней, которые вдруг становятся маленькими-маленькими мальчиками.
- А ты философ, Герыч.
- Нет, я филолог.
И Герман отправился в душ, поглаживая копну рыжих волос в районе паха. Красив, чертеныш! Только как и все немцы, почти лишен воображения и чувства юмора - не понимает, что и филолог может быть философом, даже обязан им быть.
Герыч - Героиныч, я не буду больше целовать твои глаза, «поучать» по-русски и превращать тебя в философа. Я все или почти все знаю про взрослых дяденек и маленьких мальчиков. Страшный рок нависает над «пассивными мишками» - им нужны только «активные чейзеры», а мне еще и с некоторым интеллектом - редкий исчезающий вид, давно занесенный в Красную голубую книгу. Ты – другой, милый Герыч, такие вещи я понимаю мгновенно. Поэтому я не буду посвящать тебя в особенности моей специфической сексуальности, растолковывать термины. Поэтому через час ты уедешь в свой Кассель, и мы с тобой никогда не встретимся, поскольку моя лысина и живот могут возбуждать тебя только среди полутеней Бера или полусвета Дюрера, или полузвуков Альбинони. А когда включатся свет и звук на полную, ты широко откроешь зацелованные-заколдованные глаза и исчезнешь. А я буду сидеть в одиночестве над монитором и петь фальшивым голосом:
- Уж полночь близится, а Германа все нет!
Открылась дверь ванной.
- Мишша, потри моя спина, bitte.
Извини, я не пойду потереть тебе спинку – не хочу, чтобы ты стал моим героином. Или, еще хуже, я твоим. Потому что тогда тебе придется побеждать свою природу, а исход этой битвы предопределен. Поэтому не будет ни Геры, ни Герыча, ни Герочки, ни Героина.
- Герман, хватит плескаться, кофе на столе. Поторопись, иначе опоздаешь на поезд.
- Мишшша, я думаль, ты потрешь мне мою спина.
«Потрешь мне мою спина» - это ошибка, Герман. И не только грамматическая. Эта ошибка, которую я уже не хочу допустить.

- - - -
* Wortspiel (нем.) – игра слов
** Der Kalauer, alles kla (нем.) – Это каламбур, все ясно.