Юла

 

 

- Да мать вашу, весна, бл*ть. Чтоб вам летом так жарко было, - непонятно на кого вполголоса матерился Стёпа, объезжая очередную аварию. 

Дорога предательски скользила под колёсами. Новомодные шины с присосками не давали надёжного сцепления с обледенелой грязной жижей. Мокрый снег шлёпал по мутному стеклу, лип к непрерывно снующим дворникам. Ни о чём напевало радио. Гудел натужно климат-контроль. Пикап, заметно обалдевший от российских реалий, ревел и захлёбывался на маневрах. Последние полчаса мотор подавал слишком явные признаки тахикардии, чтобы их можно было долго игнорировать.
- Видимость – ноль. Лечу по приборам, - зло и устало выплюнул Степан, в очередной раз останавливаясь, чтобы обстучать дворники и отскоблить обледеневшее стекло.
Мерзкая мокрая пакость, валящаяся клоками с неба, тут же набилась за воротник и в ботинки, что не прибавило настроения. Кое-как расчистив себе небольшую амбразуру, плюнул и полез обратно греться. Скрюченные от сырого холода пальцы едва удалось разогнуть, чтобы вытащить из перчаток.
Плодов героического подвига хватило на несколько километров. К счастью, невдалеке показалась одна из полуразрушенных позаброшенных деревенек, каких на этой трассе превеликое множество. Чернела перекошенными домами в противном мокро-сером облезлом придорожье. Один из ближайших дворов выглядел более ухоженным и явно жилым. Во дворе стояла чья-то десятка неопределённого цвета серой грязи. Стёпа машинально мимоходом потрогал капот. Тёплый.
В сенях из-под лавки торчала тощая мужская задница. Тонкая куртёшка на рыбьем меху задралась, обнажая полоску белой кожи в пятнышках родинок. Не по погоде светлые, изодранные в хлам джинсы сползли, дерзко выставляя напоказ красную резинку трусов с лентой белых иероглифов.
- Кхм… - обозначил гость своё присутствие.
Под лавкой дёрнулось, стукнулось чем-то твёрдым по не менее твёрдому, отчётливо с чувством выматерилось, и задница, вихляя и изящно перекатывая крепкими, вполне округлыми ягодицами, надвинулась на Стёпкины грязные ботинки. На свет вынырнула белобрысая, немыслимо лохматая макушка. От оглушительного чиха пыль поднялась, кажется, даже на верхних полках с дырявыми кастрюлями и банками, а стены слегка дрогнули бревенчатыми боками. Хозяин задницы и макушки развернул к вошедшему весь корпус, скрипнув половицами. На Стёпу с миловидной, почти девичьей мордахи, сквозь просвет между лохмами, зло сверкнул глаз.
- Чего тебе? – не слишком вежливо поинтересовалось нежное создание и очень по-мальчишески, искривив капризные губы, сдуло с лица слипшиеся пряди.
- Да, на ночлег хотел напроситься, - лучезарно разулыбался Степан. – Погода – пи*дец… Простите. Погода не оч хорошая. Ехать невозможно. Да и темнеет вдобавок. Приютишь, нет? Я заплачу.
Смазливая головка заинтересованно наклонилась к плечу, свесив мокрые сосульки волос. Острые колючки глаз прощупали гостя с ног до головы. Стёпке на мгновение показалось, что он видит, как из этих глаз исходят лучи сканирующего лазера. А уж ухмылочка у этого ангелочка оказалась хищной, разве что клыки не проступали.
- Окей. Только клешни разуй, а то полы мыть заставлю. И денег не надо. Я натурой беру, - нахально усмехнулся хозяин избушки.
Стёпа лишь философски хмыкнул и стянул мокрую обувь, беспощадно наступая на задники.
Парень ловко подскочил на ноги, крутанувшись на месте. Красная полоска резинки над ремнём мелькнула спирально, мазнули по воздуху белые волосы. У Степана тут же возникли ассоциации с разноцветной юлой, какие были в детстве, наверное, у каждого.
Понаблюдав немного за гостеприимным хозяином, он укрепился в верности такой ассоциации. Все движения выглядели странно танцующими, подкрученными. Корпусом, ногами, кистями рук. То и дело взлетали над плечами мокрые волосы, посыпая каплями всё вокруг. Юла и есть. Яркая, дерзкая, своенравная. Стёпа даже залюбовался невольно.
В горнице было светло, но холодно. Белёные стены, скоблёный пол с разномастными пятнами половичков, на вид связанных из цветастых тряпок. Печь, важно выступающая поперёк комнаты. Массивный самодельный стол, старенький стул со спинкой, скамья, современные табуретки на железных ножках. Умывальник, жёлтый эмалированный таз в непонятных подтёках. Разные занавески на окнах, иногда просто сшитые между собой разнородные куски ткани. Засохший цветок в пустой бутылке. Голая лампочка под потолком со старомодными косыми балками. Обычный дом. Слишком обычный для парнишки с такими глазами. Конечно, Степан не ожидал увидеть внутри граффити и красный шёлк, но всё же не такое вот…
- Располагайся, - провозгласило белобрысое нечто, отвесив гостю шутовской поклон.
- Степан, - и ничуть не смутившись, протянул руку для рукопожатия.
- Антон.
Ответное рукопожатие оказалось неожиданно… цепким. И вот уже хозяин лёгким пёрышком на ветру заскакал, хлопая дверцами шкафчиков, словно проводя инспекцию запасов.
- Степан, а у тебя пожрать с собой нету? – Неожиданно спросил Антон и бросил в рот колечко сушки, хрустнул, поморщился, с надеждой уставился на гостя.
- Есть. Мне в дорогу напихали больше, чем нужно небольшому стаду слонов, - усмехнулся Стёпка и развернулся к двери. – Сейчас принесу.
- И выпить, если есть, тоже тащи! – услышал он уже в сенях.
Коротко хохотнув, потопал к машине, жалея, что не попросил у хозяина какую-нибудь телогрейку с капюшоном. Хотя вряд ли подошло бы, размеры у них явно разные.
Ему всё больше нравился этот странный шубутной Антон.
Вернувшись, Степан обнаружил Антона у печи, тот пытался разжечь огонь и, судя по суровому пыхтению, что-то у него не шибко получалось. Быстренько вывалив продукты на стол, великан движением плеча оттеснил парня от печи, вынул лишние дрова, подсунул новый комок газеты и на пробу приоткрыл заслонку. Задувало не сильно, печь была хорошей, мастер делал, на совесть. Уже через пару минут под старенькими перекалёнными кольцами конфорок вовсю выплясывал небольшой, но уверенно растущий огонь.
Стёпа обернулся, сидя на корточках и грея руки о белёную кладку. Возле стола крутился Антон, раскладывая нехитрую дорожную снедь по тарелкам, что-то жуя и часто отпивая еле тёплый кофе прямо из термоса.
- Давай кофе разогреем, - предложил Степан.
- М-м-м-м… - скоренько прожевал парень. – А ты уже управился?
И тут же скользнул к печи, прижался узким бедром, вздохнул облегчённо.
- Управился. А ты как без меня управлялся? – Стёпка поднялся, чувствуя, как гудят уставшие ноги.
- Да ладно тебе, я просто замёрз и туго соображаю, - отмахнулся Антон, уже деловито шебурша на полочке в поисках подходящей ёмкости.
На роль ёмкости для подогрева был выбран почти новый ковшик, куда легко поместилось всё содержимое термоса.
Парень блаженно повёл носом, вдыхая аромат напитка.
- Хороший, не растворимый какой-нибудь. Жена варила? – и хитро прищурился, стервец, будто ждал какого-то особенного ответа.
В огненных отблесках скрадывались неровные хищные чёрточки губ, носа, скул, острые углы плеч. Смягчались линии. Зато стали отчётливо видны крошечные шрамики на лице, покрывающие его сейчас сетчатой вуалью мистики. Стёпа не удержался и коснулся их едва-едва, самыми кончиками пальцев. Антон не отстранился, не отвёл глаз, в них от любопытства заплясали чертенята. Кажется, они там, внутри чужой головы, разводили костры и готовились к бурной оргии с жертвоприношением. Но страшно не было. Было тоскливо-хорошо и бесшабашно-остро.
- Жена? – шепнул Антон и чуть вздёрнул верхнюю губу.
- Что жена? – Степан встряхнул головой, отгоняя фантазии.
- Жена, говорю, кофе варила? А, уже не важно, с тобой и так всё ясно, - короткий кивок на обручальное кольцо, понимающая усмешка.
- Она не умеет, - пожал плечами Стёпа. – Коньяк для сугреву?
Из внутреннего кармана куртки была бережно извлечена большая фляжка в кожаном чехле. Парень наклонился, принюхался к содержимому.
- Хороший? Дорогой, наверное? Не, не буду. Я вообще не пью, - ехидно выдал он и вернулся к столу.
Степан с улыбкой закатил глаза, покачал головой и сделал солидный глоток из горлышка.
Поесть толком не удалось, Антон засыпал вопросами, прямыми и откровенными, на грани неприличия. Причём он спрашивал и продолжал с аппетитом жевать, а Стёпка, долго подбирая слова, пытался вежливо выкрутиться, чтобы и ответить, и не исповедаться. Впрочем, он не много скрывал, разве что подробности.
- Здоровый дядька, а дурак, - выдало внезапно белобрысое чудо и стащило с тарелки последнюю котлетку.
Глядя на то, как из неё сооружается немыслимый бутерброд, с кружком помидора, полоской огурца и горчицей, Степан не сразу среагировал на высказывание.
- Я дурак? – он сдвинул брови в притворном гневе.
Антон прыснул со смеху, разметав брызги горчицы по столу и рукаву белоснежного свитера, торчащему из-под закатанного рукава куртки. Облизал пальцы, кивнул:
- Угу, ты.
- С чего такие нескромные выводы, молодой человек? – Степан включил режим строгого преподавателя, чем окончательно рассмешил парня.
Тот бросил попытки откусить хоть кусок от своего монструозного сэндвича, плюхнул его на тарелку, вскочил. Налил кофе в большие кружки. Поставил на стол. Сделал большой глоток, всё ещё похрюкивая. Потом неожиданно вскочил на лавку и пошёл по ней. Заложив руки за спину, явно кого-то изображая. Наверняка, любимого школьного учителя.
- А ты живёшь, не как хочешь. – Заявил лохматый умник, развернулся на краю скамейки, сильно расставив ноги, чтобы та не перевернулась, сбалансировал, качнув приподнявшимся противоположным краем, и двинулся в обратную сторону.
Стёпа смотрел на это цирковое представление, невольно приоткрыв рот.
- Не, не так! Ты вообще не живёшь! – скамейка вновь закончилась, и Антон ловко спрыгнул с неё на пол, тут же вскочил на жалобно скрипнувший стул, упершись ногой в спинку.
Очень медленно он наклонил стул, заставив его сначала раскачиваться на двух ножках, а затем плавно уложил спинкой на пол. Степан выдохнул, поняв, что залюбовался грацией этого кота. Крутящейся вокруг него юлы.
- Много ты знаешь о жизни? – миролюбиво проворчал Стёпка и цапнул с тарелки гротескный бутерброд.
- Я кое-что знаю о тебе, - шепнули чужие губы в самое ухо, тонкие холодныё пальцы выцепили добычу, отложили на прежнее законное место.
- Вот как? Это интересно, - Стёпа проводил взглядом последнюю еду в доме, сушки не в счёт.
- Вот так, - выдохнул Антон, почти в шпагате перекидывая ногу через Стёпину голову и усаживаясь на его колени лицом к лицу.
Губы парня оказались неожиданно тёплыми, одновременно твёрдыми и мягко-податливыми лепестками. А пальцы – пронзительно ледяными и остро цепкими. Стёпу мгновенно обдало жаром от гибких движений тонкого тела под ладонями. Казалось, Антон начал заниматься с ним любовью ещё до того, как прикоснулся. Ритм его движений завораживал и околдовывал. Не настолько, чтобы окончательно потерять голову, но достаточно, чтобы натворить пару глупостей.
И вот сейчас острее всего Степан понял, насколько ему этого не хватает. Вот этого непередаваемого ощущения, когда сжимаешь в руках твёрдое мужское тело, когда член не тонет в провале мягкой бездны, а встречает такую же налитую плоть. Как давно у него не было мужчины? Годы. Дико захотелось коснуться яичек наглого мальчишки, пригладить, ощутить их в руке…
- Что и требовалось доказать, - хрипло выдохнул Антон и отстранился, впуская холод в пространство между телами. – Давай стелить. Тут ляжем, к печке поближе.
Глядя, как парень скачет, в невероятных позах повисая на полках или балансируя на крошечных участках горизонтальных поверхностей, даже на вид не годных для опоры, Стёпка утихомиривал электрические разряды, дёргающие изнутри, не дающие разжать зубы.
На пол летели подушки, одела, ворохи каких-то тряпок.
Зацепил. Ткнул в больное. Потому что правда. Потому что озвучил давно понятое. Болезненно чётко вскрыл назревавший годами нарыв.
Антон исчез за какой-то дверью рядом с входной. Полилась вода.
Всё так… сложно. Или слишком уж просто. Потому что нельзя уйти из семьи, не причинив боли. Потому что чужая боль отравит жизнь. И иначе нельзя. Когда-то всё равно придётся. Почему не сейчас?
С верхней поперечной балки под потолком посыпалась пыль. Степан поднял глаза и рассмеялся. С балки свешивался совершенно счастливый Антон – весь в пыли, лицо наполовину закрыто волосами – и улыбался. Стёпа встал, задрал голову и спросил, глядя в глаза:
- А ты живёшь?
- Смотря что считать жизнью, - ухмыльнулся тот.
- Это как?
- Это отъ**ись, - хохотнул Антон и, крутанувшись, свалился на Стёпку.
- Меня, значит, расспрашивать можно? – попробовал обидеться великан, лёжа на спине и прижимая к себе покрытого пылью и паутиной парня.
- Кто ж тебе мешал меня послать? – Антон расплылся в наглой самодовольной улыбке. – Сам всё рассказывал.
- Зараза… - с удовольствием протянул Стёпа. – Ну, будем считать, за постой я рассчитался историей.
- Щас! Историями будешь с гаишниками расплачиваться, я натурой беру, говорил же, - очень просто сообщил Антон и поёрзал.
- Ну… - намеренно потянул задумчивую паузу Степан. – Если тебя почистить, я совсем не против.
- Хрен там. Горячей воды нет, в холодную не полезу, баньку топить точно не стану. Так перетоп… чешся… - последние слова он уже пытался проговорить сквозь жадный поцелуй.
Стёпа набросился на парня, как голодный на кусок хлеба. Чем поначалу вызывал у того смешки и попытки подколоть. Но вся эта смешливая бравада отступала тем больше, чем меньше на них оставалось одежды. Вытащенные из закромов одеяла так и остались не расправленными, впивались в бока, мешали. Тонкое гибкое тело с силой билось под руками, под кожей. Лёгкое и неудержимое. Словно приливная волна. В постоянном движении. Изгибе. На кончике стона. Доводило до грани своим вкусом, запахом, ломкой хрупкостью. Едва Степан коснулся языком подрагивающего в напряжённой пульсации члена, мозг вынесло окончательно. Словно ночь, совершив оборот вместе со вращением юлы, вдруг расставила всё по местам, и этот резковатый вкус напомнил о важном, отрезал ненужное. Этот запах.
Ледяная ступня коснулась горячей кожи в паху, и это резко привело разбежавшиеся мысли в порядок. Есть «сегодня». Есть «сейчас». И оглядываться поздно.
Стёпка ловко перевернул Антона, прижал всем своим весом к самому крупному кому одеял и подушек. Тот нетерпеливо выгнулся, прошипел:
- В джинсах…
Подробных объяснений не потребовалось. Стёпа отловил в соседней куче знакомую тряпочку, встряхнул за штанины, подобрал два шуршащих прямоугольника. С непривычки и от нервов разорвал сразу обе упаковки. Неловко раскатал скользкий уже презерватив, выдавил смазку.
- Ну… - сквозь зубы протянул дрожащий Антон. – Ждёшь, когда заледенею?
Степан не ждал, он любовался. Тонкими ломаными линиями тела, становящимися такими плавными в движении. Неправдоподобно белой кожей в мелких пятнышках родинок. Хрупкими на вид пальцами, нервно сжимающими плотную ткань. Ожидающим его подрагивающим входом.
И он вошёл. Протяжно. Сжав зубы. Стиснув упрямое тело руками. Не давая шелохнуться. Выдохнул. Услышал синхронный выдох.
Антон вскинулся, втопив острые позвонки в широкую грудь и тёплый живот. Задвигался, вырываясь и игнорируя попытки Стёпы контролировать ситуацию. Крутясь и изгибаясь, избегая навязывания ритма. Непокорно бился, насаживаясь сам так, как хотел. Так, как готов был позволить. И великан не смог отказать ему в этом. Лишь скользил руками по быстро взмокающей коже, острым костяшкам. Ловил на размахе амплитуды. Прижимал на миг, чтобы снова отпустить. И пьянел. Пьянел с жадностью. С разрывающим все струны азартом. Принимал жаркий дар. И не мог отдариться. Собирал капельки с взмокшей шеи. Убирал прилипшие волосы. И горел в чужом танце. Чужом вращении. Безудержном, дерзком, неостановимом.
Антон странно надрывно застонал и забился в непередаваемо быстром ритме, от которого у Стёпы мгновенно ослабели ноги. Вдарило под дых слишком сгущенным концентратом удовольствия. Вбило пряными красками в солнечное сплетение. Обожгло естество невыговариваемой бездной чувственных импульсов. Вскрыло кровоток. Хлынуло режуще по венам. Сыпануло по глазам горячими искрами.
- Ох, бл*… - проскулил Антон, упираясь головой в тряпичный ворох.
- Хорошо сказано, - согласился Стёпа, очень стараясь падать не резко, чтобы ничего не сломать такому ценному партнёру.
Антон всё равно некрасиво крякнул, прижатый немалым весом.
- А то, - выдохнул он и затих.

Утро скользнуло по векам холодным солнечным лучом. Ткнуло затекшие мышцы болью. Степан с трудом разлепил глаза. Обнаружил себя в ворохе пыльных тряпок, закутанным в собственную куртку. Антона поблизости не наблюдалось. Сиротливо лежал на полу опрокинутый стул. Пахло сексом, сорванными тормозами и перекрученной в тугой жгут спиралью эмоций. Юла разметала вокруг себя всё, что оказалось в поле её действия. А затишье оказалось бардачным, раскурочено-влюблённым в жизнь, пыльным и пустым.
Вспомнив, за какой дверью накануне журчал водой Антон, пополз на разведку. Обычный санузел. За занавеской унитаз. Левее ванная с гусиной шеей душа. Электрический нагреватель для воды подмигивает зелёным огоньком. Две ручки крана. Крутанул красную, полилась холодная вода. Синюю – горячая. Стёпа хмыкнул и приступил к утреннему туалету. Душ освежил, смыл усталый пот полубессонной ночи, унёс сомнительную путаницу подсохшей корочки мыслей.
Антон так и не появился.
Стёпка обошёл весь дом. Обнаружил спальню с большой кроватью, маленький холодильник, битком набитый снедью. И лишь покачал головой. Собрался, оделся, допил остатки кофе и прибрался в комнате, кое-как ликвидируя последствия их совместного взаимно заразного сумасшествия. Проветрить не удалось, окна попросту не открывались, не имели такой функции.
Выглянул сквозь грязное стекло. Машины Антона во дворе не было.
Время поджимало. Ждать его дальше не получится. И куда понесло это чудо так некстати спозаранку? Оставлять записку не хотелось. Степан решил тронуться в путь. А разыскать шубутного паренька можно и потом. Просто запомнить название деревеньки, дом.
- Ты кто? Кого тебе тут надо? – послышался недружелюбный трескучий голос.
Приземистый плотный мужичок подпирал косяк. Скрипнула, захлопнувшись, входная дверь в сенях.
- Я к Антону, но уже уезжаю, - спокойно вздохнул Стёпа и подобрал сумку.
- К какому ещё Антону? Я тут один живу. Уж восемь годков, как один. Нету ту никаких Антонов! И отродясь не было! А ну показывай, чего украл? – мужичок осторожно притянул к себе что-то невидимое из-за стены, тут же продемонстрировал и половчее перехватил за древко солидную лопату.
- Да не крал я ничего. Чего у тебя красть-то тут? – проворчал Степан, начиная понимать, что Антон тут не хозяин, если этот тип не свихнулся.
Мужик казался адекватным. Чего Стёпа в эту минуту не мог сказать о себе самом.
- Меня вчера парень на постой пустил. Антоном назвался, - приподняв свободную левую руку в примирительном жесте, продолжил он. – Антон этот уже был тут, когда я приехал. Я и решил, что он тут хозяин. Да я всего-то переночевал, даже продукты мы мои ели, что с собой было. Ничего твоего не брали. Одеяла вон с подушками позаимствовали только на время. Ну! Не вор я.
Мужичок недоверчиво прищурился и неуверенно потоптался на месте.
- Да ты машину мою у ворот видел? Она же стоит больше, чем весь твой домишко.
Хозяин недоверчиво опустил «оружие», приставил к стене. Подошёл к аккуратно сложенным на лавке постельным принадлежностям. Ткнул их пальцем. Принюхался. Скривился.
- Парень, говоришь? – усмехнулся, - А сам-то один, что ль, приехал?
- Один, - ровно произнёс Стёпа, уже предчувствуя продолжение, повёл плечами, обманчиво расслабляясь.
- И чё? С парнем, что ли, так кувыркался, что всё провонял?
- Твоё какое дело? – тоном, не обещающим ничего хорошего, процедил Степан. – Вот, за неудобства.
На стол шлёпнулось несколько крупных купюр. Губы мужичка презрительно искривились, глаза покраснели.
- Доброго здоровья, - кивнул Стёпа и пошёл к двери.
- Не нужны мне твои грязные деньги! - прошипел хозяин, однако не рискнул двинуться следом. – Пидарасы…
Перед лицом Стёпы пролетела одна из оставленных им купюр. Он остановился. Аккуратно поставил сумку на пол. Собрал деньги. Неторопливо подошёл к внезапно переставшему дышать мужичку. С интересом уставился на него сверху вниз.
- Я эти деньги вот этими руками заработал, - Степан продемонстрировал грубую мозолистую кожу на больших ладонях. – И цену им знаю. И ты не бросайся.
Великан вежливо вложил деньги в надорванный карман хозяина. Подпусти в голос глубокие вкрадчивые нотки с заметным рычащим перекатом:
- А кого я трахаю, тебе лучше не задумываться. Ну, сам рассуди, к чему оно тебе? - Стёпа поправил загнувшийся воротничок на куртке мужичка.
Мужик растерянно кивнул. Великан медленно отстранился и пошёл к выходу. Подобрал сумку. Обернулся:
- И прибери тут. Пыльно.

Солнце уже растопило часть льда, облепившего машину. Попытался прогреть двигатель, но тот не завелся. Счётчик бензина на нуле. Из лючка над правым колесом торчал засохший цветок.
Стёпа сдержал поток нецензурной брани. Выдохнул. Вытянул нежданный романтический подарок. Понюхал. Пахло бензином, сухим листом и Антоном.
Степан покачал головой и улыбнулся. Новому дню. Солнцу, хлещущему по щекам. И разметавшему на части остатки сомнений вихрю, умчавшемуся в даль, болеть своей болью, гореть своим огнём. Яркому круговороту, которому не нужно отыскивать место на полке, который не придётся забывать.