Обстоятельства

Старый аппарат, стоящий на столике в прихожей, снова и снова оглашал пространство вибрирующими трелями. Удивительно, как вообще сохранился этот пережиток советских времен? Пластмассовый, светло-зеленый, с диском и кружками, в которых следовали по порядку цифры. Максим бросился было в коридор, чтобы ответить, но споткнулся о разбросанные ботинки, чуть не упал, ударился коленом об угол прихожей и, сильно выругавшись, схватил, наконец, трубку.- Да! – крикнул он, подавляя в себе приступ бешенства и боли, растирая при этом болящее колено свободной рукой.
 - Сынок, ты? – спросил спокойный голос матери.
- Привет, мам! Как дела? Как поездка? - теперь он присел на краешек табурета и уставился на обои. «Ну почему она не звонит на мобильный?» - думал Макс. - «Зачем я сделал ей с отцом номера с безлимитным тарифом? И вообще, давно пора заменить это старье на радиотрубку.» - Но поездка за новым аппаратом все не складывалась. То времени не было, то было лень. А раритет, невзирая ни на что, продолжал исправно работать.
- Нормально. Вернулись только что. Сразу звоню тебе. Бабушка приболела. В этом году, говорит, не сможет приехать. Сердце не на месте. Может, навестишь ее? – последнее было сказано скорее, как утверждение, а не вопрос или просьба.
- Да. Хорошо. Съезжу на январские. – новость Максима немного взволновала, но зная свою любимую бабку, он предположил, что все не так серьезно. Сама же мысль о поездке вызвала исключительно положительные эмоции. Хотелось свежего воздуха, смены обстановки и отдыха.
- Хорошо. Спасибо, сынок. Заедешь как-нибудь? Передам тебе для нее посылку.

Максим положил трубку и пошел будить Славика.
- Ты в курсе, что тебе на работу?! – резко рыкнул, изливая теперь на него свою злобу.
Славка зашевелился под одеялом. Затем из под него вылезла его голая нога. Какое-то время она просто торчала неподвижно. Потом дернулась, будто желая отмахнутся, выражая тем самым крайнюю степень досады. Сон ушел. Послышалось кряхтенье, краешек одеяла приподнялся и показалось Славкино лицо. Сонное, припухшее, с отекшими глазами. Вчера был Четверг, а значит был вечер травести шоу. Поэтому «Пятничное лицо», как про себя называл его Макс, не вызывало никаких романтических ассоциаций.
- И тебе тоже доброе утро. – укоризненно промычал Слава.
- Утро будет добрым, когда бардак свой разберешь! Если хочешь попасть сегодня на работу, то шевелись! Время уже 12. – Макс демонстративно перевел гневный взгляд на часы, стрелки которых показывали почти 12.
Славка недовольно вылез из кровати, лениво потянулся, почесал живот, зевнул и поплелся в ванную. Несмотря на внушительные размеры и мощное тело, все его движения были плавно-тягучими. Максиму всегда казалось, что Славик постоянно пребывает в полудреме. Будто он либо засыпает, либо так до конца и не проснулся. Разговаривал он медленно, растягивая слова и глотая окончания фраз. Но при этом обладал яркой нестандартной внешностью, которая, увы, не выдерживала проверку временем. Живот при ближайшем рассмотрении был рыхловат, да и в самих очертаниях тела уже появлялся намек на обрюзглость. Зато кожа была нежной и мягкой, покрытая на плечах и спине веснушками. А голову украшала густая копна огненно-рыжих волос.

Максим помнил, как впервые увидел эту шевелюру и влюбился с первого взгляда. Как выяснилось позже, именно в нее, в шевелюру. Не остались без внимания и остальные места того же цвета, что шли в довесок. Рыжих у него до этого никогда не было.
Потом, естественно, первое впечатление растаяло и к рыжим достоинствам прибавились другие менее привлекательные недостатки: лень, неряшливость, безответственность. Полтора года назад Слава переехал в его маленькую однушку, где удивительным образом Максу удавалось совмещать жизненное и рабочее пространства. Тогда он осознал – жить с кем-то настоящее испытание: ежедневные военные маневры, внезапные атаки и капитуляции, разборы полетов, а чаще просто грызня по мелким бытовым вопросам. Но быть вместе, не значит ли искать компромисс?
Максим был аккуратистом до мозга костей. Все вещи в доме имели свои места. На кухне царила идеальная чистота. Одежда в шкафу была разложена по полочкам - майки отдельно от футболок, штаны от джинсов, белье от носков. А безупречно отглаженные брюки и рубашки висели на вешалках. Славка же, который до этого жил под теплым маминым крылом и привык, что за ним всюду убирают, оставлял за собой горы грязной посуды, разбросанные вещи и обувь в коридоре, о которую Макс все время спотыкался. Скандалы случались почти каждый день, но все без толку. День, два, Славик крепился, но уже на третий все возобновлялось с новой силой. В конце концов, Максиму просто надоело и он смирился, убирая за своим другом все эти развороченные кучи.
Максим едва перешагнул свое тридцатилетие. Теперь он чувствовал, что вкусил жизни настолько, что вполне был вправе покрыться легким налетом небрежной усталости от нее. Но в то же время, не ощущал себя отравленным цинизмом, разочарованием в людях и жизни, как многие его ровесники.

Раньше, лет десять назад, он задавался вопросом о бытующем среди геев мнении, что старость приходит после тридцати. «Почему так рано?» - смеялся он тогда с высоты своей беззаботной юности. Ответ на вопрос был озвучен другом Сашкой, который невзирая ни на что, всегда оставался жизнерадостным и неисправимым оптимистом. Он и сейчас его явственно помнил – красивого, высокого, худого, черноволосого, со слегка раскосым разрезом глаз и по-мальчишески озорной улыбкой. По ряду причин дружба их всегда оставалась дружбой, которая сблизила больше, чем могли бы возможные мимолетные отношения. В те времена Сашке было двадцать семь. Тогда он сказал Максиму:
- 30 лет это возраст, с которого резко падает вероятность нахождения себе партнёра. Вернее нахождения партнёра тем способом, к которому многие привыкли за более ранние годы. Меняется мир вокруг и отношение к тебе. Многими это и воспринимается, как старость. Для меня 30 лет это черта. Место, где предстоит поставить жирную галочку, ведь все другие уже расставлены. Все уже было. Теперь необходимо выбрать или свободу, то есть со всеми и ни с кем, или жизнь в паре. А что еще остается? Путешествия? Карьера? Это у натуралов появляются дети и они снова проходят все жизненные этапы вместе: детство, юность, их взросление. Детские сады, школы, университеты…
- А ты бы хотел иметь детей? – удивился Макс.
- Да, очень. Особенно дочку. – он мечтательно улыбнулся. – Но вряд ли я когда-нибудь доживу до этого светлого момента. И уж точно не в нашей стране.
Максим с минуту помолчал и снова спросил:
- И что ты выбрал?
- Я? – он засмеялся. – Выбрал веру в несбыточное… в любовь.
Максим запомнил и их разговор и Сашину улыбку.
Знал он так же, что несбыточное в жизни Саши все-таки сбылось. Правда, не здесь, а в Берлине, где он совершенно случайно во время командировки познакомился с жившим там парнем из Минска. Теперь оба жили в Германии, не стесненные никаким общественным давлением. Иногда Макс выходил в Скайп, чтобы поболтать с ним и собирался даже, как-нибудь съездить в гости. Но он настолько погряз в работе, что поездка стала лишь яркой мечтой, о которой приятно было иногда думать.

Когда настало его время, прагматичность Макса выбрала стабильность. Это и отвечало на вопрос почему, по сути, такие разные люди были до сих пор вместе. Отношения, как спасательный круг посреди жизненного океана. «Пара», как иллюзия надежного оплота. Тем более ощущение, что не один, что кто-то ждет дома, есть с кем засыпать и просыпаться, все же грело душу.
«Почему собственно и не Славка?» - думал Максим – «Он симпатичный, рыжий (что несомненно являлось преимуществом), не дурак, не алкоголик. Какой смысл ломать голову о чувствах, если то, что мне нужно я уже имею.» Теперь, когда ему было за 30-ть, романтические настроения, как ему казалось, давно выплеснулись с подростковыми гормонами.

Рознило их также и Славкино времяпрепровождение и круг его общения. Друг его достаточно регулярно проводил время в гей барах. «Тематических заведениях», как это было принято теперь называть. Макс не любил ни этих заведений, ни их посетителей, ни травести шоу с их неизменно ярко-пестрыми костюмами и ядовитым макияжем. Не понимал он также и желания многих геев выделиться. Не выстригал себе косую челку на бок, не носил обтягивающих джинсов или футболок со стразами, одевался в простую качественную, а главное удобную одежду. Зачем, чтобы проходящие мимо тыкали пальцем, а девчонки оборачиваясь вслед, пихали друг друга локотками, перемигивались и умилялись? К чему это фарс? Но вопросы носили скорее риторический характер. На вкус и цвет, как известно, товарища нет. Поэтому Славка и Макс жили каждый своей жизнью. Со временем Максим научился закрывать глаза на многое и воспринимал происходящее с отстраненным спокойствием.
Профессия Макса была достаточно редкой. Он был ювелирным мастером, выполняющим индивидуальные заказы на авторские работы. Застекленная лоджия в его маленькой квартире была переоборудована под крошечную мастерскую. Там располагались ювелирный верстак – святая святых каждого ювелира, полочки и шкафчики с инструментами, различные бормашинки, шлифовальные станки и бесконечные баночки с различными жидкостями, заготовками, материалами. В углу лоджии стоял сейф, в котором хранились : металл, камни, старые и готовые изделия. Максим работал, как одержимый, засиживаясь за работой до глубокой ночи. Работа была для него всем, и творчеством, и самореализацией, и средством зарабатывания денег.
Усилия того стоили. Уже многие годы за ним шли постоянные заказчики, желания и фантазии которых он искусно исполнял в золоте, платине и серебре. Иногда приносили такие дорогие камни, что страшно было спать дома, пока они находились там. Но люди, довольные выполненными работами, рекомендовали его друзьям, друзьям друзей и знакомым. От этого клиентская база Макса разрослась настолько, что он мог позволить себе многое. Но имея многое, мечтал о большем. Впереди еще предстояло поставить галочки в графе напротив: трехкомнатная квартира, загородный дом, хорошая машина. Поэтому было к чему стремиться. Был Славка, была цель, разве этого мало?
Макс давно выпроводил Славика на работу и теперь глубоко задумался о предстоящей поездке в деревню. Бабку по материнской линии – его бабушку, звали Мария. Он помнил ее всю свою сознательную жизнь. Каждое лето проводил с ней и дедом в деревне. Баба Маша была неординарной личностью. Термоядерным коктейлем оптимизма и силы воли. Невысокая, крепкая, живая. Она всегда поражала своими современными взглядами и полным отсутствием ханжества. Такой бабкой мог похвастаться далеко не каждый. Несмотря на то, что ей было за семьдесят, глаза оставались ясными, сохраняя прежний блеск и цвет. Дед помер, когда ей было уже под шестьдесят. Но сколько мать ни настаивала, переезжать в Москву баба Маша категорически не хотела.
«Все тут мое - и дом и хозяйство. Здесь была счастлива, здесь и помру. Рядом с дедом в земле лежать буду.» - говорила она.

Когда Макс вырос, перестал ездить в деревню. Не до того было. Поэтому каждый год бабка моталась в Москву, чтобы навестить единственного и любимого внука, более чем за пятьсот километров. Обычно ее приезды выпадали на зиму, когда не надо было следить за огородом. Максим обожал это время, когда баба Маша, нагруженная банками с квашеной капустой, солеными огурцами и помидорами, сушеными травами, медом, семечками и другой всякой всячиной переступала порог родительской квартиры. Даже во взрослой самостоятельной своей жизни он всегда находил время, чтобы вырваться к родителям на несколько дней.
Они часами сидели на кухне, попивали чаек, бывало и что-нибудь покрепче и разговаривали.
Баба Маша говорила тихо, но четко. Умной ее, пожалуй, сложно было назвать, но была в ней житейская мудрость и хитреца. Макс всегда считал у женщин эти качества более ценными, нежели ум. С ней он обсуждал многие свои проблемы. А она слушала, склонив голову на бок, посматривая в пол-оборота, как птица и начинала: - «Послушай, что я тебе скажу, Максимка…». Дальше следовала четкая раскладка всего по полочкам с объяснениями и пояснениями. Много он получил от нее ценных советов.

Когда Максим приехал в деревню, баба Маша чуть не расплакалась от радости. Точнее сделала вид, что чуть не расплакалась. Сентиментальность с рождения обошла ее стороной. Как он и предполагал, болезнь бабки была вымышленная или, по крайней мере, сильно преувеличенная. После вопроса о здоровье она запричитала что-то о больной спине. Но, кажется, уже через полчаса забыла об этом и вполне бодро перемещалась по дому и улице. До глубокой ночи они разговаривали, и лишь под утро Макс ушел спать в свою комнату.
Проснулся он от необычного для уха городского жителя, но такого знакомого для него, посвиста. Проворно соскочив на пол, Максим раздвинул занавески и выглянул в окно. День стоял погожий, морозный. Даже не выходя на улицу, было понятно, что температура ниже минус двадцати. Об этом говорило и морозное марево, как туман наполнявшее окружающее пространство. И плоский солнечный диск за морозной дымкой. И деревья покрытые инеем. А на голой заиндевелой яблоне, среди всего этого снежного пейзажа, будто красные яблоки, сидели снегири. Важные, нахохлившиеся. Серые невзрачные самочки и гордо выпячивающие свою алую грудь самцы. Именно они и были источником этого нежного свиста.
По дому распространялся запах готовящейся еды, который возбуждал зверский голод.
Это баба Маша жарила что-то у плиты. Он подошел, чтобы заглянуть в сковороду, в которой шкварчала золотистая картошечка на сале с луком. На природе, на свежем воздухе такая еда была вкуснее любого кулинарного изыска.
- Доброе утро. Ну как выспался? – не оборачиваясь, спросила она, продолжая помешивать картошку деревянной лопаткой.
- Доброе! – он звонко чмокнул ее в макушку. – Какой обалденный запах! – при этих словах рот наполнился слюной.
Она улыбнулась искренней старушечьей улыбкой.
- Будем тебя откармливать. Ишь какой худой стал! Соплей перешибешь! – она ущипнула его за действительно худой бок. - Уже почти готово. Поди пока снегирей покорми. Прилетели мои голубки, прилетели мои хорошие. А мороз-то какой стоит, выйти страшно. – и еще через секунду без какого либо перехода продолжила. - Работы полно. Поможешь?
Он кивнул и вышел на улицу.
Сколько Макс помнил бабу Машу, она всегда пыталась его откормить. И ел он за троих. Только комплекция все равно упорно стояла на своем.

Мороз сковывал дыхание. Даже волоски в носу замерзали и щерились при каждом вдохе. Джинсы на ногах встали колом. «Хорошо еще ума хватило подштанники с собой взять.» - мысленно похвалил себя Макс. Затем насыпал в кормушку семечек и стал наблюдать, как снегири лениво и вальяжно клюют зерна. А пронырливые синички, мелькая желто-синим оперением, воруют еду прямо у них из под носа. Но большее внимание привлекла сама кормушка. Она была искусно сделана руками человека, который явно умел обращаться с деревом. Это был открытый терем в миниатюре. На окнах красовались резные наличники, а к коньку крыши была приделана затейливая фигурка. Макс, как человек, который сам творил руками всегда с уважением относился к чужой работе.
- Баб Маш, а откуда у тебя такая красивая кормушка? – спросил он, когда вернулся, растирая замороженные щеки.
- Так это Леня сделал. Сосед мой. Эх, Максим, если бы не он, давно бы твою бабку развалинами дома накрыло. Руки у мужика – чистое золото. Нынче редко встретишь. То крышу починит, то забор поправит.
- Да ладно тебе. – он рассмеялся, так как дом бабке, бревенчатый сруб, они семьей лет пять назад ставили. И уж завалиться он не мог никак. Но была она, как все женщины - любительница преувеличить и в эмоции удариться. На это Макс смотрел со снисхождением и умел из всех этих охов вздохов вынести саму суть. А суть была такова – был некий Леня, который бабку его опекал и по дому ей помогал, что и было хорошо.
Первые дни он забросил планшет на дальнюю полку, отключил мобильный и жил простой деревенской жизнью, выпав из цивилизации. Убирал в сарае, кормил коз и кур, кое-что подремонтировал. Приятно было зайти и погрузиться в теплый воздух, где смешивались запахи козьего навоза, шерсти животных, сена, зерна и других кормов. Это у городского жителя, «ароматы» эти вызывали отвращение. Он же вырос в деревне и отдыхал в таком быту.
Однако, основное время они проводили время за беседами. Пили чай, вечерами смотрели телевизор, чего дома с ним не случалось - не любил, да и времени особо не было.
Баба Маша рассказывала истории из жизни, обильно сдобренные простым деревенским юмором. Говорила про их с дедом отношения. Про крепкую дружбу, которая со временем переросла в не менее сильную любовь.
«Интересно, почему сейчас так не бывает?» - думал Макс - «Все проходит в каком-то алкогольно-наркотическом кумаре. Помешавшись на деньгах, человечество медленно сходит с ума. Миллионы на развлечения, политические баталии. Постоянная борьба разнообразных активистов за все подряд, дай только повод. Куда подевались искренние сильные чувства? Неужели все бесследно кануло в Лету? Да и нужно ли это теперь вообще, хоть кому-то?»
- Да, Максимка, человек нынче измельчал. – медленно ворчала бабка.

Прошло несколько дней и морозы немного отступили. В относительно теплом воздухе слышалось радостное чириканье птиц. Стайками они садились на заборы и ветки, непрерывно перелетая с места на место, от чего создавалось ощущение непрерывной возни. Яркое солнце светило на пронзительно голубом небе. Снег, укрывший белоснежным покровом землю, слепил глаза. Из труб деревенских домов тянулись струйки белого дымка. То тут, то там, были видны цветастые шапочки и варежки ребятишек, которые играли в снегу. Кто-то валялся, высоко задрав к верху маленькие ножки, кто-то тащил приятеля на санках или играл в догонялки вокруг самых больших сугробов.

Максим шел с фотоаппаратом на шее, решив сделать несколько фотографии зимних пейзажей. Настроение было прекрасным. Шагая по накатанной дороге, которая огибала деревню, он смотрел по сторонам. Иногда останавливался, примерялся к хорошему кадру, что-то долго настраивал и, наконец, делал снимок. Важным было не только увидеть красивый момент и выдернуть его из окружающей природы. Важным было передать посредствам фотографии то самое настроение, которое он увидел.
Уже в самом конце деревни широкая дорога заканчивалась и в сторону от нее уходила узкая протоптанная тропинка. Вдоль тропинки извилистой полосой пролегала лыжня. Он посмотрел вдаль. Там, в конце поля, перед самым входом в лес, стояла одинокая сосна. Дерево было старым, и как любой немощный старик выглядело жалким. Возможно, когда-то в сосну ударила молния, или просто сильным ветром сломало верхушку. И теперь она, пустив основным боковой отросток, уродливо-перекошено, стояла на краю поля.
«Уродство и одиночество, как часто вы вместе.» - думал Максим, двигаясь по тропинке.
Он долго примерялся, глядя в глазок камеры, когда заметив периферическим зрением какое-то быстрое движение, оглянулся и издал короткий крик. Выскочив из леса, на большой скорости прямо на Максима летел огромный пес. Собака была похожа на азиатскую овчарку - мохнатая, серая с подпалинами. Пес не издавал ни единого звука, не лаял, не рычал. Просто несся к нему, мелькая мощными лапами.
Максим судорожно соображал, что делать. Добежать до леса он бы не успел. Деревня тоже была далеко. И вообще убегать от собаки было не слишком хорошей идеей. «Главное не показывать собаке свой страх!» - думал он. Но как тут было не боятся? По спине пробежала холодная дрожь. В этот момент подумалось, что: - «30-ть лет не такая уж старость и несколько дыр в моей шкуре привлекательности мне не добавит»
Тем временем пес подлетел к нему, прыгнул, упершись лапами в грудь, и повалил в сугроб. «Все! Конец!» Макс зажмурился и приготовился испытать боль от впившихся в него клыков, беспомощно барахтая в воздухе ногами. Но вместо ожидаемой боли почувствовал слюнявый шершавый язык пса у себя на щеке, которую тот тщательно вылизывал. Ни жив, ни мертв, он лежал не шелохнувшись.
- Мамай, ко мне! – гаркнул низкий мужской голос так, что Максим сам дернулся от неожиданности.
Тут же пропало давление лап с груди и собака исчезла.
Медленно Макс открыл глаза. Солнце все так же светило над головой, небо было таким же голубым. Он тяжело дышал, пуская в небо клубы пара изо рта, все еще не в силах пошевелиться.
- Ты в порядке? – заслонив кусочек неба, над Максимом нависла крупная мужская фигура в спортивной лыжной куртке и спортивной шапке. В глазах читалось неподдельное беспокойство.
- Кажется да. Только вот штаны теперь чистые нужны. – он попробовал изобразить на лице улыбку, но получилось не очень.
- Давай руку.
Максим вытянул руку и незнакомец одним рывком выдернул его из сугроба, поставив на ноги.
- Правда, в порядке? – еще раз переспросил он, осматривая с ног до головы. - Этого дурака не стоит бояться, он еще щенок. - мужчина погладил пса по косматой голове. - Это Мамай.
Максим с недоверием посмотрел на «щенка» и с ужасом представил его размеры, когда тот станет взрослым псом. А Мамай, услышав свое имя, изо всех сил завилял хвостом. Задирая верхнюю губу, скалил зубы, обнажая устрашающие клыки - улыбался. И беспрерывно крутился вокруг ног хозяина, периодически наваливаясь всем весом, изображая тем самым высшую степень радости.
Теперь мужчина, кажется, с интересом рассматривал Максима.
- Ты вообще откуда здесь? Что-то я тебя не узнаю. – спросил он, всматриваясь в лицо.
- К бабке своей приехал, она живет в 47 доме. – Макс отряхивал со штанов снег.
- А, вот оно что. Знаю, знаю. Ну ладно, пора нам. – кажется на этом разговор был окончен.
Но перед тем как уйти, Макс заметил на себе насмешливо-оценивающий взгляд, который зацепился на его одежде. На короткой дубленке, джинсах и уггах. Выглядело, наверное, для местного жителя и, правда, необычно. Все-таки незнакомец не выдержал и с улыбкой спросил:
- Не боишься себе что-нибудь отморозить? Утеплился бы. Завтра опять ниже минус 20 обещают.
- Мне нормально.
Мужчина пожал плечами и, повернувшись, пошел одевать лыжи, которые сбросил, когда бежал «спасать» молодого человека. Максим уже в спину ему крикнул:
- Тебя как зовут? Я Максим.
- Леонид. – он еще раз повернулся и улыбнулся одними уголками губ. Потом пристегнул лыжи и поехал в сторону деревни.
Было в Леониде что-то, что зацепило, задержало внимание. Что именно, не возможно было определить. С виду обычный мужик, каких множество.
Макс добрел до дома и пошел переодеваться. Штаны действительно промокли, слава, Богу, только от снега.
- Баб Маш, а как твой Лёня выглядит? – сидел он уже возле бабки в сухой одежде.
- А что это ты вдруг заинтересовался? – подозрительно спросила она.
- Кажется, я с ним только что познакомился. У него еще пес здоровый, на азиата похож. Забыл как зовут.
- Мамай. – она рассмеялась. – Тот еще дурак. Вместо того, чтобы охранять – залижет до смерти. А Лёня в нем души не чает. Пол года назад подобрал на дороге сбитого щенка, выходил, вылечил. Теперь они не разлей вода. Он его даже на работу за собой таскает в машине.
- А расскажи мне про него. Про Леонида этого. Почему я его не помню?
- Так он сюда два года назад переехал. Мать его тут жила. Отношения у них плохие были, поэтому она мало что о нем рассказывала. Когда померла, дом ему в наследство достался. Переехал вроде из какого-то небольшого городка. Живет один. Теперь вот Мамай с ним живет.
- А что жена? Дети?
- Вот тут Максим, темная история. Нет у него никого. По крайней мере, я ни разу не видела. Как Лёня приехал сюда, бабы наши на него накинулись. Еще бы! Одинокий, внешне хорош собой, здоровый, сильный, не пьет. Настоящий мужик. А тут, сам знаешь, мужики дефицит, да еще и рукастые. Но странно вот что, баб-то он наших всех отшил. Всех до единой. Никого к себе близко не подпускает.
- Да? Правда, странно.
- Ну, люди разное говорят. Кто-то говорит, может страшную потерю перенес, семью потерял. А кто-то, что просто бабы его не интересуют.
- А кто его интересует? – спросил он, непроизвольно подавшись вперед.
- Никто. Он всех сторонится.
Максим задумался.
- Ладно, пойду, мне сегодня в интернете надо посидеть, на письма ответить.

На следующий день Максу стало совсем тоскливо. Почему-то мысли все время крутились вокруг Лёни и его «темной» истории. Любопытство свербело внутри и не давало покоя. Но не только любопытство было причиной. Пришлось признать - Лёня ему понравился. Чего, кстати, давно не случалось. Тем более так быстро.

Теперь основным развлечением Макса стали прогулки по дороге вокруг деревни, во время которых пару раз посчастливилось встретить Лёню с Мамаем. Он махал рукой или кивал головой, но дальше неизменного «Привет!» разговор никогда не заходил. Когда такие прогулки перешли в разряд одержимых, Макс понял, надо как-то менять ситуацию. И, наконец, в один из вечеров решил навестить соседа, якобы с дружеским визитом. На самом же деле хотелось прояснить для себя некоторые моменты и просто удовлетворить любопытство. А может и не только любопытство.

За границей знакомиться к соседям ходят с яблочными пирогами, корзинами фруктов и вином. Макс же положил в пакет бутылку Хеннеси, которую привез с собой. Обмотался шарфом, натянул шапку и уже перед самым выходом зачем-то пару раз брызнул на себя духами. Баба Маша, которая проходила мимо, удивлённо подняла брови.
- Ты что на свиданье собрался? Надухарился то! Пройти мимо невозможно.
«На самом деле глупо идти знакомиться, благоухая, как майская роза. И это в деревне!» - подумал он, а вслух произнес:
- Что сразу на свидание? От человека всегда должно хорошо пахнуть. В первую очередь для самого себя.
Баба Маша ехидно кивала головой.
- А ты куда идешь? Вечер уже.
- Пойду с соседом поближе познакомлюсь.
Старушка охнула.
- Ты зачем к нему в ночь собрался? Не мог днем сходить? И вообще странно все это. Не думаю, что тебе стоит ходить.
Но Макс, не слушая ее, закрыл за собой дверь.
Минут пятнадцать он бродил по улице с распахнутой дубленкой, чтобы выветрился запах духов.
Потом бодро зашагал по направлению к Лёниному дому. Снег под ногами скрипел, как битое стекло. Небо было ясным и яркие звезды висели, словно подвешенные в прозрачном морозном воздухе маленькие фонарики. Подойдя к калитке Макс засомневался, но быстро прогнал сомнения. Если решаться, то идти до конца.

Мамай видимо был в доме, так как на открытие калитки и ее тихий скрип не залился лаем.
Домик был небольшим. На крыше собралась снежная шапка, из которой на фоне неба выделялся силуэт печной трубы. В двух окнах горел свет. Шторы были задернуты. Макс любил такие деревенские дома, уютные и теплые, хранящие за своими дверьми истории хозяев.
Поднявшись по ступенькам на крыльцо, он снова замер в нерешительности.
«Зачем я приперся? Может человек отдыхает. Может видеть никого не хочет. А тут я. Называется «не ждали».
В самый последний момент сомнения все же взяли верх и он развернулся, чтобы пойти домой. Но из-за двери послышался вначале низкий рык, а потом редкий, но весьма внушительный лай. Мамай лаял, отчеканивая каждый звук. Четко и жестко, как настоящий породистый пес, а не дворняга, которая заходилась в истерике. Делать было нечего, пришлось звонить. Было бы совсем глупо, если бы Лёня выглянул в окно и увидел удаляющуюся от его дома фигуру.
Щелкнул дверной замок, и в проеме показалось удивлённое лицо. В эту самую минуту идея визита показалась не просто идиотской, а маразматической.
- Привет. – Макс глупо улыбался. - Я вот соседа решил проведать.
Лицо Леонида не выражало никаких эмоций кроме удивления.
- Привет. Проходи. Холодно.
Макс зашел и стал оббивать снег с угг. «Молодец. И что теперь?» - думал он, сосредоточенно рассматривая свои ноги. Леонид облокотился о дверной косяк и тоже выжидающе смотрел.
- Хочешь чаю? – ломая неловкую паузу, предложил он.
Максим активно затряс головой, чувствуя, как оцепенение проходит. Стянул угги и прошлепал босиком за Лёней, который тут же принес ему резиновые тапочки.
- Извини, только такие. Гостей у меня особо не бывает.
- Спасибо.
Сидя на стуле, он незаметно рассматривал обстановку.

Кухня была достаточно просторной и светлой. Бревенчатые стены отполированы. Тихо бубнил маленький телевизор в углу на тумбочке. В центре небольшой стол под льняной скатертью и пара стульев. Холодильник и газовая плита, все как везде. Но главное - в помещении была идеальная чистота. На своих местах стояли кастрюли, создавая своеобразный дизайн интерьера. На вешалке висело свежее полотенце. Нигде ни крошки, ни пылинки. Макс будто попал к себе домой, до того момента, как к нему переехал Славик.
Теперь ему было сподручнее рассмотреть как следует и самого хозяина дома. На первый взгляд ему было около сорока. Широкие плечи и мощный костяк визуально делали фигуру крупной, но на самом деле роста он был среднего. Крепкий и коренастый. Прямые, темно-русые, густые волосы. И такого же цвета щетина, которая придавала лицу немного суровое выражение. Но открытые черты лица, наоборот, добавляли облику доброты. Взгляд прямой, ясный. Но все же иногда Макс замечал, что серые глаза смотрят пытливо и с каким-то внутренним беспокойством. Во всем остальном чувствовались внутренняя сила и уверенность.
Леонид был одет просто и по-домашнему - в бежевый вязаный свитер под горло и джинсы.
- Я, как дед мороз – с подарками! – Макс достал из пакета бутылку. – Так ничего особого, просто за знакомство.
- А я не пью, Максим. – спокойно ответил он.
- Я тоже не пью, но за знакомство же можно?
- За знакомство, пожалуй, можно. – Лёня слегка улыбнулся и поставил на стол две стопки, сыр и еще какую-то закуску.
Пошел разговор.
- Как тебя занесло сюда? – спросил Макс, опрокинув первую.
- Мать умерла. Дом в наследство достался. Приехал сюда, думал продам, да так и остался.
- Это да. Только вот скучновато, наверное, бывает? Не представляю, как в такой глуши жить можно? – тут он слукавил, так как сам наслаждался деревенской жизнью. Но уж больно хотелось выглядеть эдаким городским современным парнем.
- Жить, Максим, везде можно, было бы чем заниматься, была бы работа.
- А кем ты работаешь?
- Строителем. Бригада своя есть.
- Да, видел твои труды в уменьшенном размере. – улыбка расплылась по лицу при воспоминании маленького теремка.
- Ну а ты чем занимаешься?
- Я ювелир. Выполняю частные заказы.
Лёня искренне удивился.
- Впервые в жизни ювелира встречаю. И что, брюликами тоже занимаешься?
- И брюликами, и серебром, и золотом. И реставрацией антиквариата. Всякая работа бывает.
- Интересно, должно быть.
- Работа как работа. Не хуже и не лучше любой. Ничего другого я делать не умею.
Хлоп, еще стопочка. Приятное тепло разлилось по всему телу. Макс удобнее расположился на стуле, вытянув вперед ноги.
- А семья есть? – спросил Лёня, будто невзначай.
- Семьи нет.
- Один живешь?
- Нет.
- С подружкой?
- Что-то вроде. – Макс рассмеялся и выпил еще.
Теперь Лёня закатил рукава и, облокотившись локтями о стол, принял более комфортную для себя позу. Периодически он подпирал щеку рукой или жестикулировал, когда разговаривал. Макс, как ни старался отвлечься, все время спотыкался взглядом об эти руки. Сильные, натруженные, с грубоватой кожей на ладонях, с крепко натянутыми сухими мышцами и явственно проступающими венами. Руки эти снова и снова привлекали к себе внимание. А когда Максим давал воображению чуть больше воли, то позволял ему, как воришке, юркнуть под толстый вязаный свитер. Запутаться в кучерявых волосках на груди и скользнуть еще ниже, под грубую джинсовую ткань. Дальше Максим старался не думать, но выходило не очень. Возбуждение все настойчивее поднималось снизу, отдавая ноющей сладостью в животе. Никогда Макс не встречал таких, как Леонид. Было в нем что-то первобытное. Была сила и простота, качества, которые редко встретишь в городе. Максим коротко вздохнул.
Но еще сложнее было выдержать на себе Лёнин взгляд. Хотя он и поспешно отводил его, когда их глаза встречались, этой секунды хватало, чтобы сердцем овладевало сильное волнение. Что было в этих глазах Макс очень хорошо знал, ибо ловил на себе такие взгляды мужчин не редко. Это поражало, радовало, волновало и страшило одновременно. Но взгляд не слова и не действия. Это всего лишь предположение. А Макс уже в прямом смысле «горел» идеей найти подтверждение своим мыслям.