Стрелы кармы

За окном льёт дождь, растворяет привычный мир. Теряют чёткие очертания рыжеватые громады многоэтажек, вывески превращаются в цветные пятна. Автомобили проносятся по шоссе, полускрытые волнами летящих из-под колёс брызг. Редкие пешеходы горбятся под зонтами, жмутся к дальней от дороги обочине тротуара.
Кажется, минута-другая – и он окончательно исчезнет, этот мир. И что появится вместо него? Видения исчезнувшей земли, настоящего имени которой никто не помнит? Ступенчатые зиккураты в лиловых шумерских сумерках? Белые конусы пирамид, зонтики пальм над ленивыми нильскими водами? Неприступные стены Илиона, сверкание бронзы в безжалостных солнечных лучах? Монашеские рясы с алыми крестами, надетые поверх тяжких доспехов? Горящие поезда, вой самолётов в небе и грохот взрывов на земле…
Сколько континентов должно уйти на океанское дно, сколько цивилизаций превратиться в пыль, прежде чем появится она, единственная возможность искупить вину? Когда закончится этот бесконечный путь – по кругу, снова и снова по одному и тому же кругу?
Я устал. Устал искать тебя среди бесконечности. Устал надеяться, что однажды смогу сказать тебе слова, которые должен был сказать бездну времён назад. Устал жить с половиной души.
Если бы это осуществилось… Если бы мы встретились – я узнал бы тебя в ту же секунду, в любом обличии. Я склонился бы к твоим ногами и… что? Просил бы прощения? Нет. Я сказал бы: «Не прощай меня, я не заслужил». Не прощай… но отпусти. Позволь вырваться из этого круговорота, исчезнуть, без остатка раствориться в великом и благодатном ничто.
На большее я рассчитывать не могу.

***
Что может быть прекраснее весны в садах вокруг храма Этериан Ли-ин, чьё имя означает «Тысяча Колоколов»? Нигде не цветут так пышно вишнёвые деревья, нигде сирень не распускает таких тяжёлых и ароматных гроздьев. Здесь самые прозрачные сумерки и самые чистые озёра, и камни на их берегах можно было бы перепутать с жемчужинами – если бы встречались такие крупные жемчужины. Когда по вечерам братья зажигают фонари и воскуряют благовония, и тонкий дым медленно струится в синеватом воздухе – не это ли совершенная гармония? А как сияют в многоцветных лучах рассвета снежные шапки восточных великанов, гор Илэр Нилуа…
– Отойди, – сказал Тайпио уже во второй раз. Женщина рассмеялась.
– Здесь достаточно далеко от храма, и гулять могут все. Не прогоняй, когда к тебе по-доброму…
– Мне хорошо известно, где начинается твоя доброта. Даже если бы у меня были деньги, на тебя я бы их не потратил.
– Я уже говорила: с тебя денег не возьму. Ты мне нравишься.
Она стояла, уперев руки в широкие бёдра. Держалась нарочито развязно, каждым жестом, каждым движением стараясь подчеркнуть свою сущность. Глубокий вырез на груди, крупные украшения, блестящая пестрота. Лукавая улыбка на полных губах, многозначительные взгляды из-под опущенных ресниц. Всё это смешно. Других, конечно, привлечёт, но для него, Тайпио – смешно.
– Зато ты мне – нет, – не удержался он от холодной усмешки. – Оставь свои сети для тех, кто не в силах справиться с позывами тела.
Но эту девицу трудно было хоть как-то задеть.
– Ты, кажется, забыл, – сверкнула она глазами, – что однажды и сам чуть было не попал в мои сети.
Ну разумеется. Она просто не могла не вспомнить тот его визит в дом удовольствий. Неужели приняла всё за чистую монету? Решила, что Тайпио действительно явился тогда, поддавшись слабости? Что оттолкнуть её и уйти ему было трудно? С тех пор она и затаила злобу, они ведь не прощают такого. Не желает оставить в покое. Надеется задеть, оскорбить?.. Смешно.
– Глупая женщина. – Говорить Тайпио старался бесстрастно, но презрение помимо воли прозвучало в словах. – Ты не поняла, что я всего лишь хотел испытать себя. Убедиться, что вашей власти надо мной больше нет. Была, но осталась в прошлом. Теперь я наверняка знаю: я хозяин своих желаний.
– Осторожнее, монах, – в её голосе появились шипящие, змеиные ноты. – Ты презираешь не только меня, за то, что я продажна, и даже не только всех женщин, выше которых считаешь себя. Ты презираешь всё телесное, а значит и весь зримый мир. Твоё любование цветами, горами и водой – притворство. Ты ищешь превосходства. И я говорю тебе – берегись! Кто всюду видит сети, рано или поздно в них запутается. А расставляют их не только те, от кого ожидаешь. Не всегда женщины, и не всегда – намеренно.
– О чём ты? – нахмурился Тайпио. – Ты пришла отравить мне утро своим ядом – так тебе это не удастся. Твои бессмысленные пророчества ничего не значат.
Её глаза потемнели.
– Жди сетей! – в сердцах воскликнула она. – Потому что именно сетями покажется тебе это. В огненной душе слишком много сил, но чистая сила оборачивается слабостью. Огненный цвет не идёт к одежде монаха. Не я проклинаю тебя – ты сам себя проклял.
Она развернулась, взмахнув подолом яркой шёлковой юбки, и зашагала прочь. Тайпио рассмеялся ей вслед.
Но тень на этот рассвет она всё же бросила. Сила оборачивается слабостью? Более нелепых слов и придумать нельзя.
Протянув руку, Тайпио коснулся алого камня на рукояти лежащего рядом, на плоском валуне, меча. Это его цвет женщина имела в виду, говоря, что он не подходит к монашеским одеждам. Камень Тайпио подарил правитель Наэрта за урок фехтования, который тот дал ему. Тайпио попросил Лииона, мастера-оружейника Этериан Ли-ин, вделать самоцвет в рукоять меча. Может, зря так распорядился подарком…
Нет. Он поступил, как ему хотелось. Не хватало ещё слушать эту змею.
Да, он ищет превосходства. Совершенства. И солжёт тот, кто скажет, что он не идёт к нему. Исключая самых старших мастеров, среди братьев храма Тысячи Колоколов ему нет равных во владении мечом, и в искусстве боя без оружия тоже. Дух ведёт Тайпио к совершенству, и нет преграды, которую он не преодолеет.

На низком лаковом столике – чашки и чайник тонкого фарфора с изящной росписью в стиле «Пейзажи снов». Настоятель Лу Вэй сам налил чай себе и гостю. Над чашками затанцевал лёгкий пар. Смешался с дымом тлеющих благовонных палочек.
– Почему ты не даёшь Анто Нэйру учеников, Лу Вэй? – спросил гость.
Гость этот был из соседнего храма Тай-Ла Ли-ин, не простой монах, а тоже настоятель, давний друг Лу Вэя.
Лу Вэй задумчиво посмотрел на старую сосну за большими, от пола до потолка, окнами павильона Дождя, в котором они сидели. Потом перевёл взгляд на собеседника.
– Ты ответил на свой вопрос, Джао. Ты назвал его Анто Нэйром. Значит, даже ты признаёшь справедливость этого прозвища.
– Но ведь не сам он присвоил его себе?
– Верно. Братья постарались… Но Тайпио это нравится. Нравится называться «Разящим мечом», нравится быть лучшим… Слишком нравится. Он совершенствуется в добродетелях, Джао, это правда. Его не в чем упрекнуть. Кроме одного… Он горд. А кому как ни тебе знать – для монаха эта страсть не менее пагубна, чем любая друга. А может, и более. Он держит себя в строгости, он отрёкся от радостей мира – но не ради того, чтобы скопить в своей душе силы, которые можно будет употребить во благо тех, кто нуждается в помощи. А только чтобы, как он считает, стать лучше других. – Старый настоятель вздохнул. – Все они нам как дети, Джао. Мы сами – первые отступники от пути бесстрастия. Я вижу, над какой пропастью идёт Тайпио. И не хочу, чтобы он упал.
– Думаешь, обучая молодых братьев, он возгордиться ещё сильнее?
– Я этого опасаюсь.
– Джион, Кери, Ла Та и многие другие его сверстники давно занимаются обучением. А они далеко не так искусны, как Тайпио.
– Да… именно поэтому на их счёт у меня беспокойства нет. Но я понимаю, Джао, что стараясь оградить Тайпио от искушений, я тем самым лишаю его возможности их преодолеть. Ведь он ещё может измениться. Осознать свои слабости как часть себя и таким образом превзойти их…
Последовала пауза. Тишину нарушил Джао:
– Ты принял решение, Лу Вэй?
– Да. Я принял решение.

На террасе павильона Дождя – украшенной резьбой кресло. Настоятель Лу Вэй сидя наблюдал за поединками на площадке перед павильоном, старшие мастера выстроились позади.
Это – первый экзамен для молодых монахов, чьё обучение началось несколько месяцев назад. Вот воспитанники брата Джиона выполняют упражнения формы, вот ученики Ла Та, разделившись по парам, демонстрируют атаку и защиту на мечах.
После них – очередь Юо, ученика Тайпио. Именно так, ученика – у Анто Нэйра всего один ученик.
На площадку они вышли вместе. Совершенство и совершенство. Молодой мастер и юный последователь. Совершенство уверенного следования по пути и совершенство первого шага.
– Мастер Вэй, – поклонился Тайпио настоятелю, – у Юо нет пары, с кем бы он мог продемонстрировать то, чему научился. Прошу вас, назначьте сами, кто поможет ему
– Почему бы это не сделать тебе? – спросил настоятель.
– О, – Тайпио постарался скрыть улыбку, – но ведь тогда может показаться, что мы заранее отрепетировали показательный бой…
– Что ж, – настоятель обернулся через плечо, – в таком случае пусть в пару с твоим учеником встанет брат Хайто.
Ропот пронёсся по рядам молодых монахов, которые уже побывали на площадке и теперь стояли в стороне, ожидая окончания экзамена. Переглянулись между собой Джион и Ла Та: дерзкий получил по заслугам. Конечно, старший мастер Хайто будет драться с Юо даже не в четверть своей настоящей силы, применит куда более малую её часть – убивать учеников на экзаменах не принято. Но через сколько секунд, интересно, Юо выронит оружие и окажется на земле с прижатым к горлу лезвием меча противника?..
Тайпио снова поклонился. Ни один мускул не дрогнул на его лице. И с таким же спокойствием вышел на площадку его ученик – уже берёт пример с наставника. Но внутри-то, наверное, дрожит как осенний лист – такой мальчишка против старшего мастера…
Но бой продолжался не секунды, а целую минуту или чуть больше. Разумеется, в конце концов Юо был побеждён, но минута в этом случае означала – долго, очень долго. Она означала, что за короткий срок Тайпио удалось многому научить своего воспитанника. Означала его мастерство не только как воина, но и как наставника.
Настоятель Лу Вэй ограничился сдержанным кивком, а Таипио – ещё одним поклоном. Джион и Ла Та снова глянули друг на друга, но уже с совсем иным выражением. А Юо не смог сдержать благодарной улыбки, когда сам мастер Хайто обратился к нему со словами одобрения. Но Юо это было простительно.
И всё это как будто хорошо… Но не укрылся от глаз старого настоятеля взгляд, которым обменялись Тайпио и Юо. И много сказал ему этот взгляд. Нет, не всё хорошо. Не всё.
Поднявшись с кресла, настоятель увидел, что кроме старших мастеров стоит на террасе и его друг из храма Тай-Ла Ли-ин. Внимание Лу Вэя было поглощено сначала поединком, потом последующими мыслями, и он не заметил, как подошёл Джао.
Поприветствовав гостя, Лу Вэй спросил:
– Всё-таки решил приехать, посмотреть на наших молодых?
– Да, но, боюсь, сильно опоздал.
– Но этого, последнего, видел?
– Да, – кивнул Джао.
Тон вопроса и этот кивок не оставили между ними сомнений. Джао понял, о чём вопрос Лу Вэя, а тот, в свою очередь, знал, что ответ «да» относился не к самой схватке между Хайто и Юо, или, по крайней мере, не только к ней.
– Мои опасения не оправдались, – тихо, чтобы не слышал никто, кроме Джао, произнёс Лу Вэй, когда они направлялись с террасы под крышу павильона. – Случилось то, насчёт чего у меня не возникало опасений. Как ни жаль, они оба потеряны для монастырского братства.
– Не слишком ли поспешно ты делаешь выводы, Лу Вэй?
– Когда стрела спущена с тетивы, поздно пытаться вернуть её обратно. Нам остаётся лишь ждать. Чтобы узнать, потеряны ли эти двое для жизни.

Полная луна плыла над садами Этериан-Ли-ин, серебряный свет струился с неба на осеннее золото клёнов и вишен.
– Я рад, что продержался так долго, учитель. Такая чрезмерность в чувствах – это очень плохо?
– Нет, Юо, – улыбнулся Таипио. Но тут же добавил: – Не очень. Хотя, конечно, слишком радоваться успеху или огорчаться неудаче бойцу не пристало.
Надо помнить, что он, Тайпио, для этого мальчика – наставник. Не забывать ни на минуту, ни на миг.
Юо смотрел на луну. Гораздо больше сейчас ему хотелось взглянуть на своего учителя, но он почему-то не решался. Обычная сдержанность, даже суровость нынешним вечером, кажется, оставили Тайпио. Он редко бывал таким. Но каждый раз в эти мгновения Юо терялся сильнее, чем если мастер проявлял строгость и требовательность, граничащую с безжалостностью. Но когда он такой как теперь – с ним хочется говорить на равных, хочется сказать ему что-то… что-то важное. Но ведь этого даже в мыслях допускать нельзя!
Они дошли до беседки, украшенной статуями Белого и Огненного драконов.
– Посидим здесь? – предложил Тайпио.
Юо согласно кивнул. Они ступили под лёгкую крышу с загнутыми кверху углами и сели на низенькую скамейку.

Лето скрывается
В позолотевшей пыли
В горечи георгинов, –

на память прочёл Тайпио стихи поэта Фахая, который, хотя и не был монахом, несколько лет прожил в Этериан Ли-ин.

После яркого солнца
Синее дважды синее.
Как глубока вечерняя дымка! –

решился ответить стихами Юо. И скорее догадался, чем заметил, что учитель улыбается. Вздохнул мечтательно:
– Ничего нет прекраснее на свете, чем это лунное серебро на золоте листьев.
Тайпио молчал так долго, что Юо подумал, он не скажет ничего. Но тот, наконец, произнёс:
– Есть.
Юо замер, ожидая ещё каких-то слов. Но их всё не было. И он, не зная, желает ли этого продолжения или нет, отважился посмотреть на учителя.
– Уже поздно, Юо, – Тайпио и поднялся со скамейки. – Тебе пора идти. И мне тоже.
Быстрыми шагами он вышел из беседки.
Уйти… уйти скорее, и больше никогда, никогда не делать таких глупостей. Во что бы то ни стало вернуть контроль над собой. Он, Тайпио, не может терпеть таких постыдных поражений. Нет, только не он.

Тайпио уже собирался лечь спать, когда в дверь его кельи тихо постучали. Келья в виде отдельного маленького домика была привилегией, которой удостаивались, в основном, старшие мастера. Большинство ровесников Тайпио и все более молодые монахи жили в большом общем доме. Для Анто Нэйра это отдельное жильё стало наградой за то, что в Больших состязаниях прошлого года он выиграл для Этериан Ли-ин первые призы в поединках на одном и двух мечах.
Отворив дверь, Тайпио увидел на пороге своего ученика. В первый момент ему захотелось отмахнуться от Юо, как от наваждения. Он испытал настоящий приступ отчаяния. Больше часа он потратил на медитацию, успокаивая все чувства, отсекая все желания. И вот – всё летит в бездну. Но… даже сейчас он в силах не проявить слабости, даже сейчас…
– Юо, зачем ты пришёл? – Тайпио постарался, чтобы голос прозвучал строго и непонимающе.
Но всё было слишком очевидно. Полотняный халат, который Юо только придерживал на плечах, не был даже подпоясан. Когда молодой человек уронил руки вдоль тела, халат распахнулся. Под ним не было ничего, кроме тонкой повязки вокруг бёдер.
На мгновение Тайпио показалось, что две силы, которые тянут его каждая в свою сторону, разорвут его пополам. И так было бы лучше, лучше! Но секунды медленно текли, его сердце по-прежнему билось. И Юо стоял перед ним с пылающим лицом, потупив глаза. А потом сделал шаг, коснулся его руки и вложил что-то в ладонь.
Тайпио глянул на этот предмет. Тускловатый свет ночника отразился в стекле. В его руке был гранёный стеклянный флакончик с густой золотистой жидкостью.
Словно обжёгшись, Тайпио вздрогнул и выронил флакон. Он с глухим стуком упал на пол. Шаг – как в полусне… Забрав в горсти отвороты халата Юо, Тайпио ни то застонал, ни то прохрипел:
– Зачем…
В следующий миг он с такой силой рванул халат, что тот разорвался на спине и упал к ногам Юо – как будто нельзя было просто его снять.
Сила, которой невозможно было сопротивляться, даже если бы Юо этого захотел, швырнула его лицом вниз на жёсткий матрас, служивший монашеской постелью. Снова послышался звук рвущейся ткани – Тайпио не желал терять времени и со своей одеждой.
Тяжесть тела, придавившая сверху и – боль… Юо стиснул зубы, чтобы не вскрикнуть. Властно, почти грубо Тайпио просунул руку под его бёдра, сжал… Всего нескольких движений хватило Юо, чтобы его желание выплеснулось наружу. Он и пришёл-то, влекомый не столько собственной жаждой, сколько притяжением, которое, казалось ему, исходило от учителя.
Тайпио гораздо дольше не мог утолить свою страсть. Но наконец это пришло и к нему. Он отполз от Юо в сторону, опустился не на матрас, а прямо на пол, и невидящим взглядом уставился в потолок.
Они долго лежали так рядом. Юо стало холодно. Всё это время он смотрел на Тайпио. Тот ни разу не пошевелился, не повернулся к Юо. Его лицо застыло, словно каменное.
– Тебе… грустно?
Понадобилось много храбрости, чтобы заговорить первым. И ещё больше – чтобы сказать учителю «ты».
– Нет, – ледяным голосом откликнулся Тайпио. – Мне противно.
Он не хотел замечать, что отразилось в этот момент в глазах Юо. Непонимание, боль… Его это не касается, ему это безразлично.
Тайпио поднялся на ноги, запахнул свой халат, завязал пояс, на котором вместо одного узла получилось два, второй – в том месте, где он в спешке был разорван.
– Убирайся. – Всё тот же обжигающе-холодный тон.
– Учитель… – губы Юо предательски дрогнули. – Разве вы… там, в саду… Эти стихи, и… ваши слова…
– Какие слова? Ты принял обычное любование красотой за похоть? – взорвался Тайпио. – Шлюха! Кем ты был до того, как пошёл в монахи? К скольким до меня приходил по ночам, припрятав в рукаве флакон с маслом? Пошёл вон, если не хочешь, чтобы я тебя прикончил!
Тайпио действительно схватился за меч. Но не страх заставил Юо подобрать с пола свою одежду и выбежать прочь из кельи.
Почему он так?! «К скольким…» Юо до недавнего времени и не знал ничего ни про какое масло… Да и вообще ничего почти не знал… Болтали как-то раз другие ученики про всякое, а он и слушал…
Слёзы против воли лились из глаз. Кое-как напялив рваный халат, Юо бросился бежать, не разбирая дороги. Но вдруг его окликнули.
– Юо? Что случилось?
Ну почему, почему именно сейчас должен был попасться на пути мастер Джион?!
– Ничего, мастер…
– Ты, кажется, был в келье своего учителя?
Джион повыше приподнял фонарь, который держал в руке.
– Нет… Нет, мастер, мы были за его домом… Упражнялись в искусстве боя без оружия.
Джион усмехнулся. Понять, что мальчишка врёт, не составляло труда. Одежда клочьями, лицо белее полотна, мокрые щёки…
– Юо, не бойся, скажи мне правду. Он на тебя напал? Что он хотел с тобой сделать?
– Нет, ничего, ничего, мастер Джион. Мне… надо идти, простите.
Юо поклонился и побежал к жилому дому монахов.
Не признался… но это не важно. Всё равно история выплывет. Наконец-то высокомерный гордец Тайпио получит по заслугам.

– Что тебе от меня нужно, Джион? Чего ты целыми днями таскаешься за мной по пятам?
На тренировках или за едой, когда рядом были другие монахи, Джион вёл себя как обычно. Но стоило Тайпио пойти прогуляться одному, как этот несносный тип обязательно появлялся поблизости. Это слишком походило на преследование, и Тайпио не выдержал.
– Мне от таких как ты ничего не нужно… Разящий Меч, – прозвище Джион выплюнул с издевательской улыбкой.
Мгновение-другое Тайпио усилием воли заставлял себя сохранить неподвижность, не потянуться к висевшему на поясе оружию. Это у него получилось. Но не получилось прямо взглянуть Джиону в лицо. Позорная слабость…
– Значит, он… – слова не шли с языка.
– Нет, не он, – продолжал насмехаться Джион. – Как ты плохо думаешь о людях! Мальчишка тебя защищал. Но тут уж разве что слепой не догадается. А как ты теперь его избегаешь!.. Даже отговорку изобрёл, будто у тебя времени на обучение нет, сдал малыша Ла Та с рук на руки. Что, живое напоминание о том, как низко ты пал?
– Что тебе от меня нужно? – повторил вопрос Тайпио.
– Я уже сказал, ничего. Думаю только, настоятелю интересно будет узнать о твоих похождениях.
Лицо Тайпио осталось бесстрастным, голос прозвучал ровно:
– Ты прав. Ты облегчишь мне задачу, если расскажешь ему. Я должен понести наказание.
– О, вот как, – Джион выглядел немного разочарованным – разозлить жертву не удалось.
Ну да, а чего он ожидал? Это же Тайпио, провалиться бы ему, Тайпио, во всём стремящийся к превосходству. Пусть другие, недостойные, лгут и увиливают. А благородный Тайпио с достоинством примет кару. Где, интересно, было его благородство, когда…
От этих едких размышлений Джиона внезапно отвлёк звон стали. Тайпио успел отойти на десяток шагов и теперь… сражался? Да, кто-то набросился на него, выскочив из-за угла беседки. Нет, не кто-то!.. Не кто-то, а малыш Юо собственной персоной. События оборачиваются всё интереснее.
Кто его атаковал – Тайпио понял, может, даже позднее, чем Джион. Рефлексы сработали безотказно, он легко отбил атаку. Обманный выпад, подсечка под ногу – и Юо уже лежит на земле. Остриё меча упирается ему в грудь.
– Сделай это, – шепчет он, – убей меня. Пока я жив – ты жить не сможешь. Мастер Джион видел, что я напал первым. Я хотел убить, ты защищался – по закону за это ничего не будет.
– Сумасшедший, – выдохнул Тайпио, бросил меч в ножны и зашагал прочь.
На шум успело сбежаться несколько монахов, они расспрашивали Джиона, что случилось. А тот радовался про себя, что теперь ему даже роль доносчика на себя брать не придётся. Инцидент требует разбирательства. Перед настоятелем мальчишка не посмеет притворяться. А если и посмел бы – что толку?..

– Да, ты виноват, Тайпио. Но не в том, в чём думаешь.
– Мастер?..
Забыв о почтительности, он удивлённо вскинул голову и посмотрел настоятелю в глаза. Лицо седовласого, седобородого старца было спокойно, как всегда. Лу Вэй умел оставаться спокойным, даже гневаясь или смеясь. Он воспользовался промахом Тайпио: теперь от его взгляда не укрыться.
– Ты чувствуешь себя виноватым из гордости. Ты считал, что можешь преодолеть любое искушение. Но поддался. И за это злишься на себя.
– Разве мы не должны бороться с искушениями?
– Это средство. Не цель. Я всегда опасался за тебя, Тайпио. Ты слишком стремился быть лучшим. Чем быстрее идёшь к совершенству, тем больше вероятность оступиться. Посмотри на меня! – Тайпио невольно опустил глаза, а настоятель требовал его взгляд обратно. – Что если попытаться думать не о себе одном? Неужели ты ничего не понимаешь? Он готов отдать тебе всё. И что ты сделал? Взял несколько жалких крох из этого огромного дара. И даже за них заплатил злом.
– Это было помрачение, мастер… мы оба виноваты, и…
Тайпио снова стал смотреть в сторону, на изящную роспись стен, за окно, где ветер слегка покачивал ветки старой сосны. Вовремя спохватившись, опять взглянул на настоятеля.
– Оставь ненависть! Перестань злиться хотя бы на себя. Послушай меня, Тайпио. Я вижу, что только так ты обретёшь мир. Откажись от гордости. Позволь себе любить. Проси прощения за обиду – ты получишь его легко. И уходите из храма вместе.
– И это говорите вы, мастер? Мне? Монаху?..
– В выборе пути можно и ошибиться. Я сказал, и больше повторять не буду. Ты перепутал силу и слабость. И от себя, от своей гордости не отречёшься, я вижу. Но круги жизни повторяются, Тайпио, ты знаешь. Ты совершил очень сильное деяние… и сильными будут последствия для тебя в следующих кругах. Если спускаешь с тетивы стрелу, жди, что стрела вонзится тебе в спину. Наш мир рано или поздно исчезнет. Придёт другой. Но то, что неподвластно смерти в человеке, обретает физическое существование снова и снова, никакие катастрофы и крушения эпох не станут преградой. В конце концов можно страшно, непереносимо устать от этого. От невозможности разорвать круг. А разорвать его ты сможешь только в одном случае… Но неизвестно, представиться ли такой случай.
Тайпио молчал.
– Ступай теперь.
– Прощайте, мастер. Остаться в храме я действительно не могу.
– Ты идёшь на войну. – Настоятель не спрашивал. Спрашивать было не за чем.
– Вы читаете в сердцах.
Да, Тайпио шёл на войну. Этериан Ли-ин казался ему единственным достойным прибежищем в мире, но он перестал им быть. По его собственной вине. Но надо уметь быть выше сожалений. Выше боли. Ничто больше нигде не держит его.
Воюют сейчас в Раантаре, и наёмники нужны обеим сторонам. Война для него будет лёгкой – тяжела она тем, кому есть, что терять. Лёгкой и, скорее всего, недолгой.
Опозоренное имя ни на кого не бросит тени. Никто не узнает его. Нового наёмника скроет безвестность.

***
После бездны времён – пусть наши жизни пересекутся вновь. Приди и освободи меня.
О большем я не могу мечтать. Но…
Когда-то в другом, ушедшем навсегда мире один старик сказал, что прощение я могу получить легко. Он был мудр, тот старик. Так неужели это правда? Неужели есть надежда перед бесследным исчезновением в ничто обрести шанс прожить одну настоящую жизнь?..