В некотором царстве

Часть 1

Катастрофа. Густав закрыл глаза, чтобы не видеть обритую голову сестры. Его навязчиво преследовало желание сомкнуть пальцы на этой неожиданно хрупкой шее и вдавить большими пальцами податливый хрящ. Дура… Какая она фантастическая дура. Он застонал и откинулся на высокий подголовник кресла. 
– Послушай меня, – девушка всем корпусом подалась вперед, но сдвинуться с места не решилась.
– Нет, – жестом прервал он попытку пересказать ему этот средневековый бред заново. – Нет, – он стянул с шеи галстук, раздёргав узел. Полюбовался на намек в виде удавки. – Пошла вон.
– Густав! – девушка выпрямилась и гордо вскинула голову, демонстрируя знаменитый семейный профиль и фамильное же ослиное упрямство. – Нельзя пренебрегать предсказанием Оракула!
– Твой Оракул, – Густав зацепился взглядом за ее нос (великоват он все-таки для девушки, уговорить бы ее на ринопластику), поморщился и привычно тут же коснулся своего («тесак» – мелькнула раздражающая характеристика), – дикая помесь средневековых технологий и магии. Вчерашний день.
– Это традиции! – прервала его сестра. – Это стабильность. 
– А это, – Густав гневно стукнул кулаком по толстенной книге в агрессивно-красном переплете, – закон, согласно которому, если в течение полугода кто-нибудь из нас не заключит династический брак, мы должны будем отречься от престола в пользу детей дяди Гюнтера. Фридрих в пять минут вытравит из страны твоих любимых Служителей и влезет в какой-нибудь международный конфликт.
– Завтра я нанесу ритуальную татуировку, – голос Елизаветы был твердым, но рука, пробежавшаяся по нежной коже недавно обритого затылка, рука… дрогнула.
– Ты! – Густав рывком поднялся из кресла и угрожающе двинулся к сестре. Его разрывало от чувства бешеной злобы, которое бессмысленно разбивалось о монолит ее глупого упрямства. Он схватил ее за запястье, готовый следующим движением… – Как ты не понимаешь? – Густав заставил себя отпустить ее и даже отступить. – Если бы я мог сам… но ни одна из ныне правящих династий, к сожалению, не имеет дочерей. Те либо уже вышли из детородного возраста, либо благополучно замужем, либо еще не достигли совершеннолетия, – он обессиленно закружил по комнате. – Это не каприз, – остановился он напротив сестры. – Это не политические интриги. Это просто необходимость. Ты должна позаботиться о своей стране. 
– Да! – Елизавета решительно кивнула. – Я это и делаю. Я стану главой Служителей завтра утром, приму сан, ибо такова его воля и мой Долг.
– О-о-о, – Густав крепко приложился головой о грудной доспех рыцаря, украшающий интерьер его кабинета. Он бы еще приложился пару раз… Мозг, перегревшийся от количества накопленных проблем, плавно выводил его на кривую дорожку размышлений о разных способах самоубийства, но потренироваться он предлагал для начала на упрямой представительнице их древнего рода.
В комнате повисла глубокая, напряженная тишина, которую внезапно нарушило скандирование, зазвучавшее под окнами монаршей резиденции.
– Что это? – Елизавета юркнула к окну, пытаясь уйти из-под опасно потемневшего взгляда брата.
– Что там ещё? – подался следом Густав, не ожидая уже ничего хорошего от жизни.
Под окнами, размахивая радужными флагами, пестрела толпа.
– Этих еще не хватало тут… – Густав устало отмахнулся от протестующих.
– Что случилось? – Елизавета с удовольствием сменила тему, взяв небольшой тайм-аут.
– А! – Густав досадливо поморщился, – реакция на рейд полиции по гей-клубам в рамках программы по борьбе с наркотиками. Им только дай повод. Прознали о глупой идее министра безопасности. Тот, представляешь, почему-то решил устроить рейд по гей-клубам отдельно. Вот и зацепились… мол, дискриминация, обвиняют меня в гомофобии. Ерунда. Пошумят, попляшут перед дворцом, устроят пикник, забьют мусором все урны и рассосутся к утру. В сущности, их протесты больше напоминают тусовки. 
Если б только Густав знал, как он ошибался…
Утром его разбудили с известием о неприятной новости. Двое представителей от различных монарших семей отказались присутствовать на ритуальной церемонии вступления Елизаветы в Орден Служителей, заявив, что не разделяют позиций Густава по отношению…
– Пидарасы, – Густав грязно выругался, имея в виду совсем не протестующих под окнами его резиденции, а тех, кто решил позаигрывать с общественным мнением за счет его, Густава, репутации. Он бы и сам с удовольствием проигнорировал тот цирк, что затеяла Лизка, но та, хитрая лиса, уже дала несколько интервью касаемо своих планов на будущее. Не отвертишься.
Густав нехотя выполз из постели, задумчиво почесав заросшее щетиной горло, и пошлепал к зеркалу.
– Ну-ка, зеркальце, скажи, – гнусаво-хрипловато со сна выдал он в ртутную поверхность старинного артефакта. Зеркало, не распознав обертоны, никак не отреагировало на голосовую команду.
– Кхм… – прочистил горло Густав. – Ну-ка, зеркальце, скажи, – удалось ровным безразличным тоном активировать артефакт. Поверхность зеркала покрылась мелкой рябью, дернулась и явила миру лик заспанного Аналитика.
– Что? – недовольно зевнул лик и нахмурился. – Я вчера лег поздно. Пока обработал всю информацию, чуть процессор не спалил. Ты вообще чем думал, когда указ про рейд подмахнул?
Аналитику было лет пятьсот. Когда-то, в стародавние времена, он был правой рукой короля, и тот после его смерти так жалел о его потере, что велел оцифровать мозг Аналитика, и при помощи родовой магии заключил его в древнее зеркало, устроив беспроводной доступ к любой информационной базе в государстве. В общем, Аналитик перевидал этих монарших лиц немало, так что давно не заморачивался соблюдением субординации.
– Я не в состоянии контролировать все, – тут же принял оборонительную позицию Густав, так и не победивший свою привычку оправдываться перед Аналитиком. – А министр, между прочим, твой протеже, – выпалил Густав и мучительно покраснел под насмешливым взглядом из зазеркалья. Да. Глупая попытка переложить ответственность… 
– Я думаю, к обеду пара-тройка государств пришлет свои ноты протеста, – скучающим тоном завел Аналитик. – Вскипят собственным дерьмом пару международных организаций. Шлевды оплату по контракту задержат, покивают на нестабильную политическую ситуацию внутри страны…
– Ну хватит! – умоляюще взвыл Густав. – Что нужно предпринять, чтобы купировать?
– Хлеба и зрелищ, – Аналитик задумчиво нахмурил лоб. – Я, в принципе, подготовил список особо ярых защитников…
– Денег нет, – буркнул Густав. – Эта Лизкина церемония выгребет весь бюджет на разные королевские празднества.
– Но форс-мажорные средства…
– Нет, – Густав, заложив руки за спину, с хмурым и серьезным видом нарезал круги перед зеркалом, то и дело теряя домашний тапок с левой ноги. – Меры нужно принимать долгоиграющие, чтобы раз и навсегда пресечь подобные попытки обвинить меня в гомофобии, а то потрошить бюджет на всякие праздники по любому поводу - не вариант.
– Тебе бы замуж…
– Мне что? – Густав замер на полпути. 
Зеркало ехидно хихикнуло:
– А что? Отличный вариант. Неженатых принцев пруд пруди. Есть даже парочка кандидатур с подходящей ориентацией. И политически, и экономически это будет выгодный союз… Кстати, – зеркало вновь зарябило, мигнуло, и на его поверхности появился старый снимок с коронации Густава и Елизаветы. 
– Ну и? – Густав рассматривал фотографию двадцатилетней давности.
– Не помнишь? Смотри левее, – ехидно кхекнул Аналитик. – Симион. Милый малыш четырнадцати лет. Юный ангел империи Англанитов. Бедный мальчик, – фотография пропала, явив вместо себя глумливую рожу Аналитика. – Он был влюблен в тебя. Даже рискнул признаться.
– Мне было восемнадцать! – Густав взъерошил чуть тронутую ранней сединой густую шевелюру. – Это было двадцать лет назад. Да он…
– Не женат. Предпочитает партнеров одного с собой пола, на данный момент одинок. Политически выгодный союз, мы уступаем им в военной мощи. Экономически… еще более выгодный. Нам приходится платить огромные суммы за трансфер через их землю на юге.
– Но я… – решил справедливо возмутиться Густав, уточнив свои собственные предпочтения в сексуальном плане.
– Как поживает Оливер? – ровным тоном поинтересовался Аналитик, вскрывая свою козырную карту.
– Оливер? – нахмурился Густав, с трудом вспоминая свой небольшой давнишний эксперимент со смазливым художником, что писал семейный портрет. – Да я, собственно, после того раза с ним и не виделся, а почему ты вдруг… – Густав оборвал себя, понимая, что жизнь и здравие Оливера не интересует тут никого. 
– Вот именно, – подтвердил Аналитик и сладко зевнул. – Я посплю, пожалуй, а ты подумай.
Густав созерцал свою ошарашенную физиономию в ртутной глади старинного артефакта, а его безжалостный мозг отсекал робкие попытки найти возражения. Союз с Симионом мог бы принести немало взаимной выгоды обоим государствам, уж не говоря о том, что спас бы страну от Фридриха с его навязчивой манией войны. И значительно бы подсушил подмоченную толерантность Густава. 
Ритуальная песнь заунывно тянулась на одной ноте, зато не отвлекала от мыслительного процесса. Густав цепким взглядом выхватил высокую фигуру Фридриха и пополнившуюся вокруг него толпу. Принятие Лизкой сана увеличило его шансы на престол, и толпа приспешников стала значительно гуще. Густав запоминал крысенышей поименно. Зыркнул на гербы и флаги представителей монарших семейств, приметил проигнорировавших мероприятие. «Ну что ж, – злорадно ухмыльнулся он, – вас ждет маленький сюрприз».
После церемонии, на закрытом банкете, он как бы невзначай поинтересовался здоровьем и самочувствием Симиона у представителей их дома. Поболтал ни о чем, посетовал на годы и одиночество. «Однако не дурак, – удовлетворенно отметил Густав, глядя в лихорадочно загоревшиеся глаза дипломата, – быстро соображает». И с чувством выполненного долга удалился, как только заметил, что посол после их недолгого разговора смылся с банкета весьма проворно.
За завтраком он получил подтверждение уму и скорости представителя империи Англанитов. Престарелая королева-мать прислала ему небольшой презент, прикрываясь инициацией Елизаветы. «Немножко кофейных зерен к столу дорогого Густава, чтобы сварить крепкий, как их старинная дружба, кофе». Густав с удовольствием вдыхал насыщенный аромат божественного напитка и мысленно составлял полное полупрозрачных намеков благодарственное послание.
Сговорились быстро. Утрясли почти все вопросы за каких-то восемь недель. Скорость неслыханная, но сроки поджимали. Единственная заминка возникла с легендой. Густав успел за время своего правления приобрести репутацию холодного, расчетливого политика, да и Симион не отличался чрезмерной эмоциональностью. Во внезапно вспыхнувший роман не поверил бы никто. Решили сделать ход конем и подкормить голодную на сенсации прессу. Дать просочиться слуху о многолетнем романе, который Густав и Симион якобы тщательно скрывали. Осталось действовать. План был таков. Густав должен был поехать на знаменитый горнолыжный курорт, помозолить глаза, взять на хвост какого-нибудь проныру-папарацци и оттуда, волоча за собой великолепный хвост, отправиться прямиком в охотничий домик Симиона, который удачно находился совсем рядом. Там упасть в объятия своего «любимого», дать запечатлеть их в романтичных позах. Пережить «скандал и разоблачение» и наконец заключить такой необходимый брачный союз.
Все шло просто отлично. Густав с удовольствием опробовал склоны горнолыжного курорта, подзагорел. Возобновил пару нужных знакомств и с легким сердцем, конечно, совершенно случайно подцепив прессу, отправился к Симиону. 
Он шел к домику, вполне искренне улыбаясь, великолепная комбинация приятно согревала душу. А уж с Симионом они поладят. Густав, перерыв досье на своего будущего супруга, с удовольствием отметил, что тот умен, сдержан и точно так же, как и он, уже успел разыграть на политической арене пару-тройку тонких изящных шарад. Кандидатура была идеальна. Густав приблизился к крыльцу небольшого деревянного шале и замер. На крыльце, покрытом свежевыпавшим снежком, были следы. Хорошие, четкие следы крупного… очень крупного мужчины. Густав притормозил, только сейчас осознавая, что милый ангел Симион тоже вырос и, возможно, вырос даже больше, чем ожидал того Густав. Еще Густав вдруг вспомнил о том, что об ориентации Симиона он знает, но вот ни на секунду не задумался о роли, которую тот предпочитает брать на себя в столь интимном деле. Улыбка, намертво приклеенная к губам Густава, так и осталась там согласно разработанному сценарию, но в глазах, которые он вынужден был поднять на Симиона, монументально возвышающегося над ним, плескалась растерянность пополам с ужасом. Однако пресса не заметила этого взгляда, увлеченно щелкая сенсационное событие. Ледышка Густав тонул в медвежьих, явно не дружественных объятиях наследника империи Англанитов.

Часть 2

Симион глянул поверх газеты на мать:
– Кофе послала? – он иронично хмыкнул и вновь погрузился в светские новости. – Скромновато как-то для церемонии инициации, не находишь?
– Елизавете я подарила чудную египетскую брошь – скарабея, а кофе – Густаву.
– Что ты задумала? – со вздохом отложил газету Симион. Эта старомодная привычка читать за завтраком именно прессу, именно на тонкой папиросной бумаге, еще пахнущей типографской краской, давно уже стала для него ритуалом. Пусть и не печатали там ничего серьезного, все больше светская дребедень, но сам процесс… 
– Не я, – мать невозмутимо плюхнула на середину тоста щедрую ложку меда.
«Ого! – мысленно выдохнул Симион, – это что за пир во время чумы?» Королева-мать строго придерживалась диеты, назначенной семейным врачом, который запретил ей сладкое. 
– Густав, – она надкусила тост и, прикрыв глаза от удовольствия, с наслаждением разжевала запрещенное лакомство.
– Густав? – Симион на мгновение нахмурился. – Ну конечно, – тут же лениво протянул он, – после инициации сестры ему придется вступить в брак. Ты кого-то решила ему сосватать с выгодой для себя?
– Не угадал, мой милый. Густав уже присмотрел кандидатуру.
– И кого же? – он уже потянулся за газетой, непроизвольно перебирая монаршие семьи и пока не находя подходящую персону.
– Тебя. 
Симион недоверчиво взглянул на мать, хмыкнул, удерживая смешок, представил в подробностях и расхохотался.
– Прости, – попытался он успокоиться и подавить взрыв веселья, который полузадушенным петушком все еще пробивался в голосе. – Прости… прости, – Сим тщетно старался взять себя в руки.
Королева-мать снисходительно наблюдала эту эмоциональную сценку, прекрасно зная, что в голове ее сына уже защелкали вычислительные приборы, обдумывающие информацию, сколь нелепой бы ни показалась новость на первый взгляд. Она неторопливо доела тост, выпила свой кофе и принялась за яблоко. 
– То есть, ты не шутишь, – в тоне Симиона уже не было и следа минувшего веселья.
– Армия съедает уже половину бюджета, фармакология еще четверть, мы живем на жалкие двадцать процентов. В прошлом году вынуждены были поднять налоги и увеличить пенсионный возраст для того, чтобы отремонтировать дороги и профинансировать взятые на баланс школы. 
– Я тебе давно говорил о реконструкции армии.
– Любая реконструкция требует приличного вливания капитала. Кто будет оплачивать выходные пособия уволенным? Как мы организуем для них дополнительные рабочие места? Уволенные в запас офицеры с низкой пенсией – это мина-ловушка для существующей власти, собственноручно расставленная на своем пути.
– И как, по-твоему, эту проблему решит союз с Густавом? – Симион подался вперед.
Королева же, напротив, откинулась назад. 
– Ответь мне на один вопрос. Почему наследников у нас величают ангелами?
– Байка про лечение наложением рук, помноженная на семейную белобрысость.
– Байка? – королева горько усмехнулась. – Теперь это действительно байка. Заряд родовой магии так ничтожен, что его едва хватает на активацию наследственных амулетов от сглаза, порчи и отравления. Скажи мне вот еще что: почему Служители выбирают себе главу только из семьи Густава?
Симион равнодушно пожал плечами. Для него Служители давно были формальным и бесполезным символом прошлого. 
– Потому что, милый мой, – королева раздраженно хлопнула по столешнице, – представители их рода являются проводниками той самой недостающей нам магии. Не смей! – она резко привстала из-за стола, отметая жестом его язвительные комментарии. – Даже думать об этом не смей! Твой цинизм, – она пощелкала пальцами перед носом Симиона, – яйца выеденного не стоит, – и тяжело опала на стул, наткнувшись на непримиримый взгляд сына. – Если брак будет заключен, – из ее голоса исчезла напористость, – и к тебе вернется хотя бы процентов двадцать магической силы, мы сможем сократить затраты на фармакологию, убрав из бюджета огромную статью расходов на безнадежно больных. Понимаешь? Плюс эта способность лечить – неразменный козырь на политической арене. Нас предпочли бы иметь в друзьях, и реконструкция армии стала бы делом вполне возможным.
Симион задумался:
– Густав потребует понизить плату за трансфер через наши земли, и это только вершина айсберга.
– А вот тут можно немного пободаться, – королева удовлетворенно хмыкнула, понимая, что мысль, казавшаяся сначала абсурдной, сейчас становится для Симиона все привлекательней. – Густаву необходим брак. А мы из всех возможных вариантов наиболее выгодны и географически, и экономически, и политически.
– А если магия не вернется? И откуда у тебя эта цифра – двадцать процентов?
– Это все равно выгодный союз. А цифра – банальный матанализ, который я заказала нашим аналитикам. Они сделали несколько интересных выводов, утверждают, что магические особенности напрямую зависят от эмоциональной сферы. Впрочем, – королева слегка небрежно качнула седой головой, – если тебя это интересует, можешь ознакомиться на досуге.
Завертелось. Переговоры, согласование, подписание… Голова пухла от количества нюансов, Симион тихо зверел и уже проклинал брачную инициативу Густава. Рассматривая его досье, Сим вспомнил, что не на шутку был влюблен в него мальчишкой. Тогда четыре года казались грандиозной разницей. Теперь он уже восхищался тем, как Густав изящно вывернулся из нелепой ситуации, которую создал Симион, впавший в какое-то нездоровое возбуждение во время коронации Густава и Елизаветы и на этой гормональной волне вываливший на него свои чувства. Тогда Симион переживал искренне и глубоко, но увлечение быстро увяло без подпитки, оставив в наследство сердечную склонность к определенному типажу. Худощавые, жилистые и темноглазые. Мысли о Густаве незаметно тоненькой ниточкой вытянули воспоминания о любви зрелой, «настоящей», как, стесняясь столь романтичного определения, все ж называл ее Симион. Ю – черная ласточка, летящая надо льдом. Изящный росчерк тушью на белом полотне катка, острием своего серебряного конька полоснувший сердце глубоко, до сердцевины. Симион вздохнул и, отодвинув пухлый брачный контракт с ремарками юристов, закрыл глаза. Воспоминания легкими белыми хлопьями закружились перед мысленным взором. 
Встретились они случайно в один из дней рождественской недели. Симион отбывал повинность на всевозможных торжествах. Ю был приглашенной звездой на одном из них. Симион, скрыто зевая, пустым взглядом пялился на лед, по которому, словно цветное конфетти, кружило несметное количество детей, кажется, учеников спортивной школы. Потом их будто ветром размело по краям катка, музыка смолкла, и на лед быстрой, стремительной ласточкой выпорхнул Ю. Он буквально летал. Симион недоверчиво подался вперед, не понимая, как это возможно. После решил самолично выразить восхищение, с чувством сжал хрупкую ладонь, а потом еле выпустил, моментально ухнув в непроницаемую черноту глаз Ю. Роман был стремительным. Уже на следующее утро Симион обнимал тонкую талию фигуриста и, уткнувшись носом в затылок, медленно вдыхал и выдыхал воздух, с удивлением обнаружив в грудной клетке болезненную нежность.
Два года. Два мучительно сладких года они сшивали свои жизни в единое целое. Ю выкраивал кусок между тренировками, и Симион пытался подогнать свой график. Или Симион выискивал зазоры в своем плотном расписании, и день с ночью сливались в одни неделимые сутки. Но ничего не может длиться вечно? У них просто не было будущего. Наследник престола Симион и подданный другого государства с жёсткой, почти кастовой иерархией. Мать не давила. Нет. Она выложила фотографии и сухо вкратце объяснила, как незаметно, исподволь обрабатывают Ю и тот, сам того не желая, становится источником информации самого интимного свойства. 
– А если им нужно будет большее, Симион? Ты представляешь, какой рычаг давления на тебя Ю?
Симион представлял. Он будто сверзнулся с высоты собственных чувств в реальный мир с большим грохотом, ломая в этом свободном падении себя, Ю, их отношения. Ю не простил. Он выслушал Симиона и закрылся глухим, непроницаемым молчанием. И только изысканные укусы на расстоянии в виде подарка на день рождения с холодно-официальным поздравлением, равнодушного пожатия плеч и вышколенно-безликой официальной версии их расставания, озвученной в интервью дотошному журналисту, давали понять о том, что он помнит. Ю лишил его самого дорогого – своих эмоций. Любых. 
Симион закурил, покрутил в руках столбик сигареты и тут же затушил его. Все равно это были лучшие два года в его жизни. Он не жалеет. Пододвинув к себе брачный договор, принялся цепко выискивать спорные моменты. И так и сяк прокручивал их в голове, стараясь развернуть в свою же пользу. «Густав! – порой с восхищением хмыкал он, разобравшись в заковыристом словесном выверте, под которым тот пытался припрятать для себя какие-то бонусы. – Хитрая шельма». Второй большой слабостью Симиона были неглупые люди.
Охотничий домик Симиона считался весьма скромным. Две комнаты и большая кухня, несущая на себе функции столовой и гостиной заодно. Его вообще утомляли в последнее время «королевские размеры» и излишняя пафосность. Поэтому дом был построен с учетом необходимой рациональности и фактически лишен благ цивилизации. Единственное послабление, что Симион позволил внести, это примитивные голосовые команды: закрыть ставни, потушить свет, перекрыть воду. Да и те скорее были небольшой данью безопасности.
Симион потыкал куропатку ножом. Золотистая кожица и выделившийся прозрачный сок сообщали о полной готовности. Разгулявшийся аппетит намекал на то, что одной куропатки, пожалуй, мало, а ведь придется поделиться с Густавом. Симион захлопнул духовку и нетерпеливо глянул на часы. До их маленького представления оставалось меньше пары минут. Можно выходить встречать. 
Сим сгреб окаменевшего Густава, пряча его заметную неловкость в своих объятиях, и тихо рассмеялся:
– Засада – это что-то вроде сюрприза, – процитировал он слова старой сказки. 
Густав задрал голову, губы уже вопросительно округлились, но Симион легко прижался к ним поцелуем.
– У меня там куропатка, – воркуя, шептал он, едва касаясь губ. – А хотелось бы как минимум кабанчика. Ножки, чур, мне.

Часть 3

Густав дирижировал крылышком. Ненавидел себя за этот нелепый жест, но рука вновь и вновь взлетала и втыкала восклицательный знак в конце каждой фразы. «Немедленно прекрати истерику! – мысленно приказал он себе и опять, поди ж ты, с проклятым знаком препинания. – Подумаешь, потискали тебя для вида. Не рассыпался же?» Он с завистью зыркнул на Симиона, отмечая его невозмутимость, еще раз обежал взглядом его гороподобную фигуру и окончательно почувствовал себя фифой. Истеричной фифой. Вгрызся в пресловутое крылышко зубами и отчаянно заработал челюстью, перемалывая тоненькие косточки.
– У меня сыр есть еще, – задумчиво протянул Симион, глядя на нервного Густава, изображающего из себя голодного волколака. – И пара возражений, – добавил он, невольно припоминая, что на родовом гербе Густава запечатлен тот самый волколак, застывший в агрессивно-вывернутой позе. 
– Да? – Густав моментально вскинулся и вновь угрожающе затыкал огрызком крылышка в Симиона.
– Да не покушаюсь я на твою…– вот тут Симион врал. Эта мысль не мелькала в период дотошного разбора брачного договора, не тревожила его, когда он тискал опешившего «жениха» под прицелом папарацци. Но стоило Густаву, сильно побледнев, высверкивая чернющими очами, озвучить ее, как она тут же засела и занудела нестерпимым шкодным любопытством. – Мне просто интересно, как же трогательные отношения супругов? 
Густав злобно догрызал крылышко. 
– Тебе неприятен сам факт такой связи? – уточнил Симион.
Густав вдруг сменил бледность на нежный, почти девичий румянец. Симион озадаченно смотрел на трепетно заалевшие щеки и диву давался. Холодноватый Густав и вдруг такой внезапный салют эмоций? Интересно а в … Хотя нет. Судя по реакции, лучше не развивать эту мысль, а медленно удавить ее в зародыше.
– Н-нет, – выдохнул Густав. Поерзал на стуле и продолжил удивлять Симиона неожиданной откровенностью. – У меня даже был какой-то смутный опыт в этом плане. Давно.
– Дело во мне? – высказал неприятное на вкус предположение Симион.
– Тоже нет. Понимаешь… – Густав вспыхнул еще ярче. Как бы озвучить то, что выводило его из себя просто неимоверно? Густаву до чертиков не нравилась расстановка сил. Он моментально оценил сочетание их внешних параметров и… Иронично-циничные пошловатые фразочки его извечных оппонентов тут же сложились в его голове в ядовитые остроотточенные светские колкости. Да как же объяснить?! Да так, чтобы и не обидеть Симиона, и не выглядеть в его глазах истеричкой, сокрушающейся поутру о потерянной чести. – Я не привык, – сдался он, пока не осилив решения этой внезапной задачки. 
– Отрепетируем, – Симион с самым затрапезным видом выволок из недр шкафа пахучий сыр, размотал мешковину и нарезал его тонкими полупрозрачными пластами.
Проклятая куропатка встала поперек горла Густаву, и он закашлялся, а потом как-то беспомощно заскулил, обозначая вопрос.
– Не сейчас, конечно, – Симион понял, что ему слишком уж по душе эта опасная игра с эмоционально-разбалансированным Густавом. Он прекрасно осознавал, что явление это временное. Вскоре Густав освоится в этой ипостаси и примется железной рукой выжимать бонусы из сложившейся ситуации. Но сейчас… Сейчас было так вкусно дергать за внезапно обнаженные нервные струны Густава. – Давай хотя бы поужинаем.
Густав махом опустошил бокал вина. Между прочим, приличное шабли с яркой цитрусовой нотой и мягким сливочным послевкусием, оседающим у корня языка. Но в эту минуту наследнику лучших виноградников явно было не до изысканных тонкостей виноделия. Густав жадно хватанул воздух, напоролся на не успевшую спрятаться в глубине взгляда Симиона смешинку, и вдруг его отпустило. Чего это он… И в самом деле. Отрепетируют. А уж парировать разного рода колкости Густав умеет с гениальной легкостью легендарных фехтовальщиков. Он с удовольствием надломил кусочек сыра, вдохнул острый аромат и неторопливо разжевал угощение.
– С хлебом проканало бы лучше, – выдал Густав хулиганскую фразу. Едва заметно повел плечами, будто разминаясь, окинул взглядом скромную обстановку охотничьего домика, прислушиваясь к ощущениям, которые вызывало в нем жилье Симиона. Незатейливый быт: поцарапанная столешница выдавала некую безалаберность хозяина, ровно выложенная для просушки у очага поленница дров повествовала о запасливости, колотый край керамической масленки – о неприхотливости… и еще масса мелочей, не отраженных ни в одном самом дотошном отчете. Все это тонкими, едва заметными штрихами ложилось на уже известные сведения и… одомашнивало, что ли, притихшего Симиона. Густав обживался. В конце концов, по выработанной стратегии этот небольшой дом надолго станет местом его паломничества.
– Нравится? – подметил Симион его торопливый рейд по дому.
Густав кивнул и вдруг раззевался. Нервотрепка с Лизкиной эскападой, сумасшедшее решение о браке, игра в перетягивание каната интересов между двумя странами, внезапно вывалившиеся эмоции – всё это как-то резко нагромоздилось на Густава. Он потер глаза и виновато повернулся к Симиону:
– Мне бы выспаться…
Густава отпускать не хотелось. Симион по-настоящему наслаждался его обществом. Этим переливом эмоционального спектра: растерянностью, моментально сметенной яростью, следом за которой припозднившаяся расчетливость пыталась навести порядок во внезапном бедламе. «Вкусный человек», – гастрономическая характеристика невольно столкнула мысль к бренности бытия и к плотским радостям, заставила Симиона разочарованно вздохнуть и предложить гостевую комнату. 
Там он выдал Густаву стопку свежего белья, похлопал в ладони, демонстрируя незатейливое управление светом, и неожиданно для самого себя притянул его за локоть. Надо бы отпустить, сказать что-то традиционное про добрую ночь и убраться вон. Но Симион крепко удерживал руку гостя и чувствовал себя полнейшим тюфяком на первом свидании. Он по-дурацки напряженными губами ткнулся в губы Густава, уже мысленно обзывая себя и оленем, и медведем, и слоном… Густав как-то кротко вздохнул, замер на короткое мгновение и несмело подался вперед, почти перехватывая инициативу. Симион не дышал, не веря в это едва заметное ответное движение. Осторожно запрокинул голову Густаву чуть сильнее, углубляя поцелуй, прижал его к себе, пробежался торопливой лаской по спине и с сожалением отступил.
– Тренировка? – Густав вцепился в выданную стопку белья, как в последний оплот.
Симион смотрел на побледневшие от напряжения костяшки пальцев и уговаривал себя не срываться в бешеный аллюр, понимая, что напором тут не сломишь… Вернее, сломишь, но только себе шею. Он кивнул и, пытаясь не покачиваться от давшего по мозгам хорошим хмелем незапланированного поцелуя, вышел из комнаты.
– Доброй ночи? – все-таки не удержавшись, и оттого вопросительно, вымолвил за порогом.
Густав красноречиво попятился. Симион выдавил из себя еще пару вежливых формулировок, стараясь успокоить то ли себя, то ли своего гостя, и закрыл дверь. 
Густав швырнул на кровать выданный комплект, совсем по-актерски вцепился в свою шевелюру и попытался выдрать из нее приличный клок. Симион каким-то непостижимым образом выводил его на эмоции. Казалось бы, это Густав контролировал почти стопроцентно… Ан нет же… Он плашмя рухнул на неразобранную постель, отчетливо понимая, что вот этот выхлест принес ему какое-то почти запретное удовольствие. Он наорался. Со вкусом. От души. За много-много лет.

Часть 4

– Хорош-шо! – выдохнул Густав. Тело гудело и пело, радостно откликаясь на внутренний жар, что растекался под кожей топким, острым наслаждением. Он почувствовал, как горячая капля пота скользнула вдоль хребта, остановился на мгновение, запрокинул голову, вытирая запястьем испарину со лба. Зацепился взглядом за спину Симиона и ринулся вдогонку. Сердце бухало молотом по наковальне, в висках синхронило мелкими молоточками. Вдох-выдох, толчок-рывок… Еще чуть-чуть, и он доберется до финиша. Симион закончил первым. Он развернулся и наблюдал за Густавом с засахаренным оскалом улыбки победителя. Здесь и сейчас проигрыш, щедро разбавленный восторгом, не раздражал. 
– Ну как? – Симион хитро прищурился, глядя на запыхавшегося, но с посветлевшим лицом Густава.
– Отлично! – тот согласно тряхнул головой. – Я уже и забыл, какой это кайф.
– Я ж тебе говорил. А ты упирался:«Не хочу. Давно не пробовал ничего подобного…»
– Может, повторим как-нибудь? – перебил Густав добродушно ворчащего Симиона.
– Я-то с удовольствием. Тем более, сейчас у нас будет масса поводов для встреч.
– Я думаю, – Густав отстегнул крепление лыж, – сенсацию не станут держать до понедельника, выпустят вечерним эфиром в прайм-тайм. – Он сложил лыжи на плечо и подхватил палки. – Мечтаю о большом куске мяса, – тут же грустно поведал он Симиону, вспомнив, что в охотничьем домике остались лишь сильно уменьшившийся кусок сыра, немного подсохшего хлеба и пара яблок. – Ты плохо подготовился к романтичным выходным, - гоготнул он под конец тирады.
– Да я как-то не привык, – заметно смутился Симион, шагая рядом. – Никого не приглашал сюда. Вот и взял обычный набор продуктов… Здесь зайцев много, – помолчав, выдал он чуть позже. – Но из оружия только арбалет, да и тот учебный.
– Можно попробовать, – Густав на эндорфиновой волне был готов поиграть в охотника. – У нас же есть эта никак не вымирающая традиция: охота на лис. Фикция одна, правда, трех списанных, загнанных животных на камеру подстрелить. – Он вдруг погрустнел. – А лисы-то почти ручные. В прошлом году выезжаем мы на эту гребаную охоту, разодетые в пух и прах, верхом, как полагается. А мороз стоит необыкновенный. Задница в парадных штанах да в короткой шубке уже как не своя. Я с коня сверзнулся, думаю, пробегусь, а то не доживу-то в царственной позе до конца мероприятия. И тут мне под ноги лиса метнулась, прижалась и дрожит. Собак загонщиков испугалась. И как я ее пристрелить должен? Кто я после этого буду? Но традиция же… А она, зараза, носом в ладонь тычется, учуяла запах еды и клянчит. Нет, ты представляешь? Она с рук есть привыкла, а я ее, значит, стреляй? В общем, я лису в охапку под шубу и стою дурак дураком, выдумываю, как бы теперь-то выкрутиться, и тут Лизка из леса – взмыленная, злющая, она пуще меня эту забаву не любит. Осадила лошадь и зыркает, что это я, мол, ее одну на растерзание традициям оставил. Я полу шубы-то отворачиваю и показываю ей дезертира. Лизка сообразила, седельную сумку вытряхнула и спрятала туда Лукерью, та клубком свернулась и, знай себе, помалкивает. В общем, охота не задалась. Двух лис взяли, а третья, зараза, ушла. 
– А зайцев не жалко? – Симион приостановился, желая выяснить этот тонкий момент. Не дай боже, Густав – «латентный зеленый», тогда они точно не сдружатся. Симион любил пострелять зверье, но с толком. На волков ходил, когда те, обнаглев и расплодившись, перестали охотиться и повадились резать элитную скотину у фермеров. Диких кабанов брали, если те начинали вытаптывать посевы, бывало, и на оленей лицензию выписывал, когда лесники говорили, что молодняка слишком много поднялось в этом году. 
– Для еды не жалко. Нормально это, если не для забавы.
– Понимаю, – согласно кивнул Симион, удовлетворившись таким ответом.
– А ты же вроде охотник? – Густав вспомнил подробности личного дела Симиона. – Как же дом охотничий – и без ружья?
Симион тяжко вздохнул, возвел очи горе и наигранно трагично выдал:
– Туризм! Мать его за ногу, довольно прибыльная часть экономики. Тут горнолыжная база недалеко, я сам запрет подписал на хранение и провоз огнестрела. А то понапиваются – и давай шастать с ружьями по лесу. Никаких поисковых и экстренных служб не хватит на такое количество дураков.
Возле дома, оскалившись решетками радиаторов, притаились внедорожники службы безопасности. 
– Началось, – немного нервно хмыкнул Густав и демонстративно натянул капюшон, стараясь скрыть лицо. 
– Ваше Величество, – двинулся к нему сумрачный мужчина с коротко выстриженным седым ежиком, глава службы безопасности, – в прессу, согласно плану, ушла нужная информация. – Он недовольно покосился на коллегу, который докладывал то же самое своему начальству. – Периметр мы перекрыли, но их сюда налетела тьма тьмущая. Так что территорию лучше не покидать. – И снова зыркнул на внезапного конкурента. Его крайне сильно интересовал вопрос: не произойдет ли реорганизация службы безопасности в связи с этим браком. И если произойдет, не потеряет ли он свои позиции. 
– Зайцы отменяются, – задумчиво выдал Его Величество и потопал к дому. 
К седому осторожно, вроде бы случайно, подошел возможный конкурент. Будто в противовес незаметной, словно припыленной внешности начбеза Густава – медно-рыжый, крепко сбитый, напоминающий глыбу только что вывернутой из земли глины. Посетовал на журналистов, коротко отработал часть про погоду. Ненавязчиво расспросил про меры, принятые коллегами, и, наконец, поинтересовался зайцами. 
– Видимо, охоту планировали, – предположил седой, вспомнив содержание досье на Симиона. Признаваться, что не в курсе чего-либо, было крайне неприятно. 
– Тут оружие года два под запретом. Из дома даже старинные мушкеты, которые для украшения были, и те увезли, – вздохнул рыжий. 
– Кофе бы, – свернул тему начбез. – Продрог весь, – извинился он и ретировался к джипу со скромным логотипом волколака на лобовом стекле. Случайно сгенерированная мысль о том, что Густав хотел участвовать в охоте на зайцев, ему не нравилась. Абсолютно. Уж кто, как не он, знал, как тот относился к этому развлечению. Уж кто, как не он, подкармливал иногда старую лису, что Густав и Лиза приволокли тишком с охоты. И тут вдруг… Влияние Симиона? Столь сильное – за пару дней? Неужели этот медведь Симион подмял-таки нашего мальчика? Начбез отпил черный, крепкий кофе. Все-таки здесь он был превосходным, как ни крути. И такая интимная деталь, как распределение ролей в постели, имеет политическое значение, как ни крути.
Симион жадным взглядом смотрел, как один из сотрудников СБ жует гамбургер. 
– Лучше б жратвы привезли, – пробурчал он и отпустил занавеску.
– Это не входит в их круг обязанностей, – Густав стащил с тарелки тонюсенький кусок сыра и загрыз его яблоком. 
– Так и помереть можно, – слова Симиона подтвердило голодное урчание желудка. – Или до каннибализма докатиться, – он забрал наполовину опустошенную тарелку с сыром, стукнув пару раз по рукам Густава, который не желал расставаться с едой.
– Я тебя съем, сладенький мой, – Густав оскалился, рыкнул и дурашливо стал охотиться на Симиона. 
– Кхм… – прервали вдруг эту затею. У двери мялся сбэшник Симиона. – Там новости... – алея румянцем во всю щеку, сообщил он.
– Стучаться не учили? – рыкнул Симион и достал телефон. 
Сбэшник, бормоча извинения, попятился. То, что ему пришлось наблюдать, не добавило спокойствия. Все-таки эти двое что-то имели в прошлом. Слишком гладкая легенда выкатилась, и спелись они сразу, и вот сейчас… это зануда Густав, никак, приставал к Симиону? Съест он его, видите ли… Как же, как же… Экономический и политический брак. Уж его-то они точно не проведут. Надо бы прошерстить всю светскую хронику на предмет их контактов.
Но эта мысль была уже не нова. Поднятые на уши СМИ наперегонки, взахлеб, перелопачивали и подгоняли к полученным данным любую годную информацию, а кое-кто не постеснялся подсуетиться с фотошопом, являя миру отретушированные и удачно скомбинированные картинки, повествующие о нежных отношениях этой пары.
Густав и Симион в немом восхищении смотрели спецвыпуск, пестревший компрометирующими снимками, как настоящими, так и сфабрикованными. С восторгом послушали пару интервью на злободневную тему. 
– Шарахнуло, – с удовольствием констатировал Густав, поднимая глаза от экрана телефона.
– Забегали, – хмыкнул Симион. – А не заявиться ли нам на благотворительный бал вместе до всевозможных интервью?
– Сразу жестко обозначить позиции и планы? – Густав задумчиво взвешивал это предложение. – В принципе, общей картине это не повредит, а процесс даже несколько ускорит, позволяя проскочить пару неприятных ям по дороге к цели. Только… – Густав сделал паузу, – там придется танцевать. Кто ведущий? 
Оба моментально подобрались, понимая, что подошли к острому вопросу. 
– Вот эту тему надо отыграть очень красиво. Не стоит давать четкого определения, – Симион, заложив руки за спину, закружил вокруг стола. – Несмотря на многозначительные уверения гей-сообщества в том, что это, в принципе, не имеет значения, в глазах общественности пассив – лицо второго плана, ведомый партнер. То есть, проекция наших взаимоотношений моментально ляжет на обе страны. Этого допустить никак нельзя. Нам нужно время, чтобы доказать, что брак не будет ущербным ни для одной из сторон и что мы равнозначные партнеры. 
– Будем вести по очереди? – Густав ковырялся в телефоне, подбирая популярные вальсы. – Потренируемся? – по кухне поплыла известная мелодия из одной старой сказки.
– Ну и кто из нас Красавица? – фыркнул Симион.
– Давай я, – со вздохом уступил Густав, понимая, что свою же инициативу надо и отыгрывать.
«Чудовище» потопталось, подхватило под руку свою «Красавицу» и довольно неловко для наследного принца принялось вальсировать. Но мастерство не пропьешь, и вскоре скованность уступила место отработанному годами навыку, тем более Густав оказался на удивление покладистым: не сбивался, не пытался перехватить инициативу, не зажимался, затрудняя движения. Но и глаз почему-то не поднимал, и только ярко горящие скулы давали понять, что и для него это не так просто.

Часть 5

– Что-то ты не очень похож на предков, – Густав покосился на гороподобную фигуру Симиона и перевел взгляд на тонкокостного блондинчика, надменно задравшего острый подбородок на портрете. Семейная галерея пестрела всеми оттенками блонда: от пшеничного с рыжинкой до почти белоснежного, и все, как один, были волооки, но тщедушны. 
– Так эльфийская кровь. Держали семейное древо в чистоте несколько веков. В итоге чуть не вымерли из-за близкородственных связей. Лет четыреста назад из младенцев стали выживать только девочки. Одна из них, – Симион поволок Густава к портрету венценосной девы, – догадалась добавить в семейный генофонд чуток свежей крови, за что ее прокляли и заточили в монастырь. Но не тут-то было! – Симион торжественно воздел перст к небу, он явно гордился этой своей пра-пра-бабкой, – она подмяла под себя королевских стрелков и, устроив кровавую бойню, вернула трон, сильно проредив число претендентов. Кстати, знаменитый коктейль «кровавая Мэри» в честь нее-то и назван. Потом благополучно вышла замуж за князька, притулившегося под боком у ее королевства, он подарил ей двух чудных дочек – кровь с молоком, а ещё свои земли с золотоносными приисками. Следом издала указ, запрещающий браки между близкими родственниками, и плавно свела своего мужа с политической арены. Он вообще как-то быстро исчез из истории: то ли помер, то ли ему устроили персональную встречу с предками, даже портрета не осталось, так – несколько миниатюр. Но факт в том, что года не прошло, как Мэри вновь засобиралась замуж. В этот раз не повезло в браке ей. Упала с лошади на охоте, свернув свою тонкую белую шею. Как ни странно, в народе ее любили. Фишка с исцелением простым наложением рук. Муж, опасаясь бунта, тут же открестился от престола в пользу старшей дочери, которой, впрочем, весьма умело крутил всю ее жизнь. Он вообще был неглупый мужик, не стал рваться к короне, но держал власть в кулаке крепко. Удачно раздал дочек Мэри замуж, значительно раздвинув границы королевства. Дожил, кстати, при такой политической активности до приличного возраста. Вот на этом яркая историческая эпопея заканчивается, дальше семейство остепенилось, почти перестало убивать друг друга и подсиживать. Девочек традиционно называли Мэри, корона кочевала с одной чудной женской головки на другую, и тут родился я. По этому поводу устроили грандиозный праздник, отрыли в семейном архиве имя основателя рода и благополучно нарекли меня Сильмирион. Жуть, да? Но оно как-то не прижилось и быстро усохло до Симиона. 
– Надеюсь, ты не всех скелетов из шкафа успел представить дорогому Густаву? – подытоживая небольшой исторический экскурс в глубь веков, раздался голос королевы-матери. 
Густав склонился над ручкой, выдавая приличные ситуации формулировки вежливости и пряча усмешку, вызванную столь бестрепетным отношением Симиона к предкам.
– Я в восторге, – заверил он мать Симиона. – Будь геральдика написана так интересно, учить ее было бы удовольствием, а не мукой.
– Кстати, о родословной, – королева-мать сцапала Густава под локоть, подхватив другой рукой своего сына, и, ловко маневрируя двойным грузом, величаво направилась к выходу, уже расцветая светской улыбкой. – Вы расскажете нам легенду об оборотне как-нибудь на досуге?
– Всенепременно, – Густав ухмыльнулся, демонстрируя превосходные клыки, доставшиеся по наследству.
Ежегодный Благотворительный Бал изначально использовался не столько для сбора средств, сколько для демонстрации политической позиции, подросшего поколения, власти, богатства, могущества. Моментальное фото текущего положения дел в мире. Симион и Густав, едва явившись пред этим изысканным обществом, тут же завладели всеобщим вниманием, задвинув невест сезона в безликий список «а также присутствовали…» во всех ведущих изданиях. 
Королева-мать неторопливо прохаживалась среди гостей, неизбежно обрастая шлейфом любопытствующих. Щедро улыбалась и скупо делилась информацией. "Да, роман. Давнишний. Разумеется, она в курсе. Стабильность. Равноправие", – кидала она значимые слова-якорьки, не выпуская из периферии кружащуюся в вальсе черно-белую пару. Сильно сжала тонкими пальцами хрупкую ножку бокала, когда заметила, как Густав легким, летящим движением рук перехватил инициативу где-то на середине и повел, и закружил Симиона в новой, непривычной роли ведомого. И тут же уверенно и победно улыбнулась жадным взорам, направленным на ее лицо. Уж она-то гусь стреляный, и ни один мускул (хвала ботоксу в том числе) не выдал ее внутреннее напряжение. "Ох, непрост Густав, очень непрост", – вспоминала она его хищный оскал и агрессивного волколака на гербе. "Но прочь сомнения! – она вскинула голову, украшенную сложной прической из серебристо-золотистых кос. – Кто не рискует, тот не пьет шампанское". Королева отсалютовала бокалом своему сыну и нашла взглядом скромную оттоманку, искусно спрятанную среди пышной растительности, возраст все-таки берет свое. 
Густав уперся вспотевшим лбом в плечо Симиона. Хороший жест, имитирующий непринужденную близость и дающий возможность избавиться от испарины. 
– У меня туфли новые, – Симион с ненавистью уставился на собственные ноги. – Мне кажется, там уже одна сплошная мозоль. Как насчет романтичного уединения? Я за минуту без обуви полцарства отдам.
– Если откочевать на террасу, там балюстрада низкая, можно махнуть через нее в сад, потом забиться под лестницу, туда свет не попадает. Дождемся только подходящего момента, – пробубнил в плечо Густав, не в силах отлипнуть от опоры. Эти танцы его значительно вымотали, и он искренне наслаждался возможностью обмякнуть на крепкой руке, а не гонять, повинуясь светскому этикету, то за водой, то за шампанским, то за пирожным. 
Музыка стихла, по залу прокатился торжественный рокот фанфар. Наступило время благотворительного аукциона. Симион стряхнул с руки Густава и заговорщицки кивнул ему на террасу. Тактические союзники начали медленное отступление с поля битвы. Аукцион набирал обороты, Симион и Густав скорость. Они перешли с улиточного, едва заметного, плавного передвижения к черепашьим шагам. На террасу они буквально просочились сквозь толщу гостей, активно скупавших то первый вальс, то букеты дебютанток. Синхронно махнули через перила, почти беззвучно приземлились на идеальный газон и рванули в темный портик под лестницу.
– Каа-йф! – Симион пристроился на узком каменном выступе, стянул с ноги ботинок, простонал что-то нечленораздельное и принялся за второй. 
– Тихо! – шикнул на него Густав. Симион так и замер в процессе избавления от второго «испанского сапожка», а над головой послышался оживлённый диалог.
– Я сам видел, как они на террасу пробирались, и метнулся сюда фактически следом, – раздался одышливый шепот. 
– И где они? – шаркнул песочком голос второго.
– Исчезли… 
– Сказочник, – скептически хмыкнул второй, – значит так, перенастрой оптику на ночную съемку и пробегись по периметру. Я пойду по закуткам прошвырнусь, может, обжимаются где – нам на радость. 
Голоса удалились в сторону лестницы. 
– Валим! – Густав с детским азартом схватил Симиона за руку и, продираясь сквозь розовые кусты, влетел в зеленый лабиринт. – Я тут каждый поворот знаю, проберемся к юго-западному выходу, перемахнем через пруд и как раз выйдем к парковке. Твой водитель на месте? – наконец, соизволил он присмотреться к Симиону, который с ошарашенным лицом трепетно прижимал к груди уцелевший ботинок. 
– Ты… – Симион, видимо, растерял словарный запас в этой бешеной скачке, – обалдел?
– Пошли? – Густав смутился, – извини, они меня допекли за эти дни. Сил нет. – Помолчал немного и вдруг решился. – Я струсил. Этот бал, танец, а тут еще на радость папарацци забились в темный уголок. Как представил, какого рода статейки польются из этого фонтана нечистот… извини. 
Симион вручил Густаву оставшийся ботинок, стянул безнадежно испорченные носки и закатал брюки повыше.
– Я такое даже в детстве не вытворял, – признался он. – Не сбегал с официальных приемов, теряя туфли. Учти, объясняться с моей мамой будешь ты. И постарайся придумать какой-нибудь веский повод. Я не хочу быть целью для ее острот ближайшие полгода. – Он, засунув руки в карманы, двинулся вперед, давая ясно понять, насколько недоволен сложившейся ситуацией.
– Направо, – подкорректировал движение Густав и поплелся следом, таща за обиженным принцем его отнюдь не хрустальную туфельку.
Портье отеля «Гранд-Палас» служил на своем месте пятнадцатый год. Его уже трудно было чем-либо удивить. Даже босой наследник престола в весьма мятом фраке и в компании другой особы королевской крови, имевшей столь же непрезентабельный вид, мало заинтересовал его. Да и память с годами пошаливала. Может, он задремал на посту, упаси, конечно, Господи, и привиделось невесть что. К этой мысли его склоняла достаточно крупная купюра, идеально уместившаяся во внутреннем кармане пиджака. 
Густав проснулся от глумливого гогота. Он еле разодрал порядком заплывшие глаза и тряхнул тяжелой от недосыпания головой. Ранний подъем в отеле, суховатое прощание Симиона, короткий перелет домой и тут же лавина накопленных дел. Густав хмуро уставился на зеркало: так нагло ржать, когда он спит, мог только Аналитик. 
– Ты это видел? – Аналитик продемонстрировал Густаву разворот журнала. – Шикар-но… «Романтичная находка ведет нас прямо в сказку. Правда, с большой поправкой на современность. Найденный ботинок был сшит на заказ в одной из лучших сапожных мастерских, да и размерчик намекает на нехрупкие параметры нашей Золушки. Кто это – остается загадкой, но мы все-таки смеем надеяться, что и эта Золушка обрела своего принца…» Бредовая газетная заметка в глянце для новобрачных. 
– Золушка, – закатился истерическим смехом Аналитик. – Вы чем там занимались? Мальчик мой, вот это темперамент! – продолжал юродствовать он, глядя, как Густав бледнеет от бешенства. – Что с тобой происходит? – вдруг резко сменил он глумливый тон на хлестко язвительный. – Что за номера ты откалываешь один за другим? 
– Не знаю! – Густав с силой рванул застрявшую портьеру и, наконец, распахнул окно. Глотнул свежего холодного воздуха. – Понятия не имею! – резко обернулся он к зеркалу. – Симион на меня странно действует. Я, как щенок… Поиграть тянет. 
– Щенооок? – задумчиво протянуло зеркало и померкло. 
– Ты чего? – всполошился Густав. Пропадать вот так среди разговора было совсем несвойственно Аналитику. Но ртутная поверхность загадочно мерцала, изредка демонстрируя редкую рябь, давая знать, что находится все еще в активном состоянии. 
– Нашел! – на поверхности вновь забелел лик Аналитика. – Смотри, – он развернул перед Густавом побуревшие от времени страницы. – Еле выкопал в национальном музее, – почти хвастливо поведал он. 
– Что это? – Густав рассматривал рисунки гравюр. 
На одной маленький щенок вился возле ног идущей женщины, на другой на плечи этой девушки опирался и свирепо скалился волколак. 
– Родовую легенду помнишь? – Аналитик свернул картинку книги. 
– Ну да. Злая мачеха отправила бедную принцессу в лес, но она вдруг вернулась со щенком. Как только мачеха приказала схватить несчастную, щенок превратился в волколака и разорвал злодейку в клочья. Принцесса стала королевой, замуж так и не вышла, но родила двух близнецов. Те воцарились, их попытался свергнуть дядя, но они вдруг стали оборотнями и загрызли родственничка, и с тех пор на гербе…и бла-бла-бла. Это тут при чем? 
– Инстинкты, мальчик мой! – торжественно провозгласил Аналитик и тут же зевнул. – Ты подумай об этом, а еще подумай, как задобрить Симиона. Я б жутко обиделся на Золушку, – подмигнул он, хохотнул и исчез, оставив Густава с новой порцией неразрешимых вопросов. 
– Тоже мне советник, – буркнул Густав.