Василькина картина

И снился Васильке день хмурый, ещё не холодный вовсе, но уже и не благостно летний. И солнца не видно, да что там! Всё какое-то тёмное, будто вовсе и не день, а вечер поздний, и небо серое, вроде и не давит, но до самого асфальта точно туманом с копотью рассеяно. И одёжки на пацанах тёмные. Шипа в чёрной водолазке по самое горло затянутый, только грудь да кубики пресса чуть проступают, а Черик в безрукавке из кителька школьного нараспашку на голое тело. И кителёк на нём всё время колышется. Потому, что не сидится Юрцу на месте - то на диван приляжет, то повернётся, то потянется, а то и вовсе, ко мне прислонится, изогнувшись пополам, точно ужик.. Серый тоже облокотился рядышком. Задумчив. Он всегда задумчив, как будто и не с нами вовсе, а там, где-то, в себе, под стать серым облакам. Только отчего-то заросший Серёга. Щетина почти недельная, а ведь... Ведь не растёт-то ещё у него. Лишь усики чернявые только–только пробиваются тоненьким пушком-волосинками... И видел Василька, что пригласил их домой испить чего-то крепкого. Оттого, что тяжесть на душе, как и хмарь эта серая, заволокла всё.. И пили они водку русскую. Душевно так и просто, под хлебушек. Без подвохов, обманов. И мир был проще, теплее! Для нас проще...
Не досмотрел Василька, прервался сон. Да и странно всё как-то. Ведь не пили мы тогда, лет по 12 всего-то и было..
 
2.
Выбравшись на берег из теплой воды Тухлого, пацаны падали на горячий песок, подгребая его горкой под грудь, чтобы было удобней.. Василька с Юркой Чериком, друг напротив друга, чуть в стороне Саня Шипа с Серёгой.
 
- Вот скажи, Саня, - спросил тогда Серый Шипу, улыбнувшись чему-то своему. - Вот чего бы ты хотел?
- П-ц! - проговорил Санёк, переворачиваясь на живот и сгребая в кулак песок. - Вот сейчас бы хотел закурить, хоть ..чамышный чинарик.
 
- Черик! - крикнул он с показным недовольством, потянувшись всем телом. - Давай, доставай, у тя нычка должна остаться.
 
- А ху-ху не хо-хо? - хохотнул Юрок, кривляясь, выпятил губы, и еле успел отклониться от летящего в него клубка трусняков и футболок. Он лениво подтянул к себе трико, в кармашке которого в спичечном коробке оставалась пара окурочков.
- Не, Сань, - продолжал улыбаться Серёга, глядя вверх и счищая с кремового живота высохший после купания песок, - не сейчас... вот, вообще, ты чего бы хотел?
 
- Вот папка бы с мамкой снова сошлись, - затянувшись, уставившись в песок проговорил Саня. - Папка на машине работал, он бы и меня сейчас катал. Мой батя, да.. - проговорил Саня и вдруг замолчал.
 
- Знаю, Сань, - тихонько ответил погрустневший Серый, выдержав паузу - А вот через десять лет, или даже через двадцать, чего бы хотел?
 
Словно выскочив из своих мыслей, цыкнув, Санёк сплюнул на докуренный до самых ноготков чинарик и щелчком отбросил его в сторону.
 
- Ты, наверное, ментом будешь. Вопросы задавать всякие. Маленьким таким задумчивым ментёнком, - чеканя слова и снова улыбаясь, стебался Санёк. - Палочкой будешь помахивать, пок-пок-пок, - и Саня издал чпокающий звук, помахав ладошкой ниже своего пупка. – Вот хочу, чтобы школу нашу опять на ремонт закрыли, и - каникулы! До самых морозов хочу! Чтобы у них опять там какая-нибудь труба прорвалась.. Чтобы учиться не надо было... и.. артистку ту... ну, что гусара в кино играет. И... - Саня опустил голову в песок и, заговорщически стреляя глазами на нас, известным жестом со щелчками стал разбивать двумя пальцами одной руки кольцо из указательного и большого – другой..
- Не, Сань, вот серьёзно? – улыбался Серёга.
- Да хорош те, Шипа! - не выдержал Саниных отговорок Юрка. - Я вот хочу, чтобы скорей уже коммунизм построили. Чтобы всё, что хочешь - было! Вот, прикинь, приходишь ты в магазин и берёшь всё, что тебе хочется, и всё забесплатно. Деньги отменят! Хочешь, мороженного, пирОжек всяких, велик новый, машину, Волгу новую.. Не, Волгу, наверное, не дадут, - нервно, короткими тяжками затягивался Юрка. - В киношку можно будет ходить сколько хочешь, и на «детям до шестнадцати» даже, - и Юрка разулыбался чему-то своему..
- На море хочу! – отвернувшись от нас на спину и уставившись в белёсое облачко, с обидой проговорил Саня. - Был бы папка, он бы меня давно свозил. Лет через десять, - и он запнулся, на щеке заблестела мокрая полосочка. - Лет через десять я уже сам везде побываю. Моряком буду, - упрямо проговорил он, - или лётчиком. Вон, неграм хлеба повезу, чтоб не голодали, а оттуда, - и он на секунду задумался, - бананов привезу! Тебе, Серый, привезу и те, Василька,- говорил он с придыханием, - а Юрцу, - и, повернувшись к нему, Саня оттянул уши, вытянул губы и замотал головой, - макаку. С бритой поПкой.
 
- Вот ты, Шипа, с**а, гад! - с деланой обидой в голосе выругался Юрец, и шмоток трусняков полетел в обратку, прямиком Сане в рожицу. - Я тебе тогда курить не оставлю!
- Не-не, Черик! - закричал Саня. - Тебе тоже привезу. Ты же у меня лучший корешок! Тебе ещё, – и он снова скрючил смешную рожицу, - негритяночку привезу, с черной м***й. Ты же дашь и мне её пошпиливать? Мир?
 
- Мир, - разулыбавшись и глубоко пощёлкивая языком какую-то мелодию, согласился Юрка.
 
- А я бы, пэца, - задумчиво проговорил Серёга, - нарисовал бы картину! Не такую, как в музеях, а огромнящую, как дом, или даже больше. А на ней мы были бы! Вот, как сейчас. Вон, Шипа улетит в свою Африку. Или Васильку, к примеру, родаки куда-то увезут, а у меня на картине все здеся будете! - широко разулыбался обычно серьёзный Серёга.
 
- О, гонщик, во заливает-то! И не подпрыгивает. Айда его, пэца, - улыбаясь, Саня стрельнул глазами в сторону реки, - остудить.
Юрец уже подскочил было к Серому, наклонился, но от моего толчка проскочил и занырнул в песок. В итоге мы сражались и катались с Юрцом по всему берегу, - ну, с**к нервный, даже сразу не поймёшь, злится он или стебается. Ну это ж Черик, и столько в нём всяких бесят живут, как ртуть..! Тяжело дыша, я выскользнул от этого ужика и в два прыжка занырнул в реку, где давно уже плавал Серый, которого Саня стащил за ноги прямиком в воду. Ну и Черик, конечно же, на ходу во всё горло вереща какую-то развесёлую фигню, занырнул за нами..
Всё это было...
 
3.
Как и шутил Саня, Серёга в ментовку пошёл. Был участковым. Потом в отделе по борьбе с наркотиками. Видел его, когда из Чечни приезжал, из командировки. Раньше хоть виделись. Да давно нет. Никто его больше и не видел..
 
У Черика мамка с папкой померли. В один день. Задохнулись от газа… Он ещё пацаном был. Я уезжал тогда, армия – учёба, долго его не видел, а как встретил, узнать-то, узнал, только.. страшный стал Юрка. Будто и вовсе не было того солнечного пацанёнка. Опухшая небритая морда, вся поперечными бороздами изрезанная.. Волосы почернели, и сам он... как-то почернел. И глаза, как сквозь тебя смотрят, тяжёлый взгляд.. Всё червонцы шкерял, всё бухал.. Его тоже... давно уже никто не видел…
 
Только с Шипой иногда видимся. Капитан авиации, боевой офицер, после вывода войск… На гражданке водит теперь мусоровоз. А что ещё может у нас делать военный лётчик?
…
 
И вскакивает Василька среди ночи, сердце ухает, словно филин в ночи, прижмёшь грудь, вздохнёшь глубоко…
И понял он, сон тот чёрный, аж пот холодный липкий по телу выступил: не срослось, не вышло, не случилось чудо! Не тускнеет полотно, как в сказке про Дариана Грея, в детстве прочитанной. Лица на картине у всех светлые, как волоски на маковке Черика, солнцем пронизаны, переливаются …
Пацаны-то... только на Серёгиной картине и остались.
И страны уж той нет…