Радужный Орфей. Главы 3-6.

Глава третья. 

Зима прошла,   за ней пролетела весна,  плавно перетекая в теплое лето, длинные темные вечера сменились сутолокой и уличным гвалтом. Детвора, заполонившая двор вновь принялась за свои шумные  игры.   Ребята постарше собирались в дворовой беседке, трепали анекдоты, обсуждали новости и школьные сплетни, а когда   темнело, выносили гитару. Юлка и Лиза были частыми завсегдатаями дворовых посиделок. Сергей Львович ворчал, но в те дни ему было по-настоящему не до того, в  институте происходили перемены. Обстановка была нервической и тревожной. Сергея Львовича спасало то, что кафедра на которой он преподавал, называлась кафедрой Математической статистики и эконометрики, а научным обоснованием для её работ являлась   высшая математика – наука точная, а не какая-нибудь  марксистско-ленинская философия.   Однако, нервы всё равно были на пределе, и глядя на бездельницу дочь, Сергей Львович лишь с  обидой отмахивался.   
- Где Юлька? -   указывал он жене на вопиющие пробелы в воспитательном процессе, - почему не смотришь за ней? Опять на улице шатается?
Но неожиданно столкнулся с сопротивлением. В воздухе в те дни витала свобода, которая воздействовала даже на его тишайшую  Нину Федоровну,  та твердо заявила мужу: 
- Ты к ней слишком строг, Сережа, пусть девочка гуляет, скоро лето,  свежий воздух для здоровья полезен.
 И тогда Сергей Львович окончательно махнул на домочадцев рукой, возложив ответственность на плечи жены. Получив   долгожданную свободу, девочки радостно бежали на улицу. 
Отношения между ними начали претерпевать не простые изменения. Один известный восточный философ однажды заметил, что мир бесконечно изменчив, и человек не может быть точкой отсчёта, потому что сам не является постоянной константой,  меняясь вместе с миром. Этот постулат стал краеугольным камнем его учения, однако, где во всем этом курица, где яйцо, сказать трудно. Поэтому, обратившись к другому, не менее известному и тоже восточному философу, мы прочтем следующее: мир меняется только потому, что мы сами претерпеваем изменения. Иными словами, меняя себя, мы меняем мир вокруг. Любопытно, не правда ли? Впрочем, бог с ними с философами, оставим в покое  сложные умозрительные измышления, отметим главное: мир бесконечно изменчив, и человек в нём! Вот и Юлка в те весенние дни стала совершенно непохожей на себя: задумчивой и замкнутой. Благородного доблестного рыцаря внутри её личности, сменила фигура куда более загадочная, тёмная и немного пугающая. Прислушиваясь к себе, девушка все больше искала  уединения и тишины, привыкая  к   неизбежным процессам, которые начали происходить внутри неё. Любовь к Лизе вдруг обрела очертания  невероятно чувственные волнительные, беспрестанно тревожащие юную душу ощущениями   телесными и бесстыдными. Ничто доселе происходившее с ней не могло сравниться с желаниями, которые заполонили все её существо, все события жизни теперь воспринимались девушкой сквозь призму   нарастающего чувства. Лизонька, меж тем, попривыкнув и освоившись, стала куда более веселой и улыбчивой, все чаще звучал её звонкий смех, и даже на улицу выходила теперь с удовольствием и без опаски. 
Никто из взрослых не обратил внимания, что девушки часто уединялись, однако, между ними все было невинно, ласки и поцелуи оставались трогательными и   целомудренными. Только в ту весну Юлке стало недостаточно безобидных детских поцелуев,  в ней пробуждались силы совсем  иного порядка: дикие, необузданные, порой совсем не добрые, будоражащие смутными темными желаниями. По ночам она с трудом засыпала, ворочаясь с боку на бок, мучимая бесстыжими непристойными  фантазиями. Словно демоны инкубы они беспокоили  сон образами отнюдь не такими наивными, как прежде. Теперь ей хотелось сделать с Лизонькой такое, о чём раньше она и подумать не могла. Сгорая в огне желаний, мне зная, как высвободится из их власти, интуитивно стала   позволять рукам изучать собственное тело. Доставлять себе удовольствие  научилась быстро. Горячие  пряные волны наслаждения штормом прокатывали через все тело, скованное сладкими судорогами любви, и смывали на своем пути все страхи и сомнения,  оставляя после себя негу волшебного расслабления.  Но через  время наступали пустота и разочарование, ибо не с кем было разделить радость любовных открытий. Юлка с сомнением поглядывала на Лизу, боясь, что подруга сочтет подобные эксперименты постыдными и гадкими. Рисковать Лизиным отношением к себе она не хотела.
Потянулись мучительные дни, когда невольно стала отдаляться от Лизы, замкнувшись в себе. Нежные невинные прикосновения подруги вместо радости, стали вызывать жгучую болезненную смуту. Лиза в ее глазах была совершенна, слишком прекрасна, слишком ангел, чтобы принять и разделить столь низменные желания. Рядом с ней начала казаться себе  гадким чудищем, влекомым похотливыми мыслями и стремлениями. Юлка, стала избегать встреч, увиливать, а порой и просто грубить Лизе, несмотря на то, что сама страдала от подобного поведения. Сознаться Лизе она не смела, боялась, что та не поймет, испугается, разочаруется. Увы, противоречия съедавшие Юлку не позволили ей разглядеть   ситуацию   объективно.  Сосредоточившись только на себе и собственных ощущениях, она забыла о  Лизе.     Та бедняжка  видела, что с Юлкой  твориться что-то неладное,  переживала, пыталась поговорить, но ни одна ее попытка не увенчалась успехом, наоборот, Юля еще больше отдалилась, начала грубить. И тогда, с болью в сердце Лиза решила, что по какой-то ужасной причине разонравилась Юлке. 
В это самое время начали происходить события, которые вылились для отношений двух девушек настоящим испытанием. На самом деле, случилось самое простое, что могло произойти в том наборе жизненных обстоятельств, которые их окружали. А именно, старший брат Глеб, неожиданно, начал оказывать Лизоньке не двусмысленные знаки внимания. Он вдруг заметил, что за зиму девчонка подросла, расцвела, удивительным образом похорошела, округлилась в формах, и быстро очень из худощавой угловатой девочки превратилась в привлекательную юную  особу. Это заметили все домочадцы, даже Сергей Львович однажды остановил на Лизе удивленный, поверх газеты, взгляд. Наверное, потому  Юлку и стали навещать эротические демоны, что грудь подруги набухла и увеличилась, стала округлой, упругой, губы, и так довольно пухлые   и соблазнительные, вдруг, стали увлажняться,  маня собеседника, а в глазах появилась таинственная поволока. Но больше всего сводил с ума запах ее кожи, такой нежный, такой невинно-молочный, Юлке так и хотелось припасть к Лизоньке, зарыться в ее светло льняных волосах и целовать, целовать, целовать. Девушка с трудом владела собой, краснела, отводя взгляд, и бесконечно злилась на себя за неумение контролировать собственные реакции. Лиза видела, что Юлка злится, и ищет  поводы уйти. Однако, никак не могла уловить причин. Удивительным образом она умудрилась сохранить святую наивность и остаться пребывать в неведении относительно процессов происходивших как в ней, так и вокруг неё. «Юля больше меня не любит!» - вот единственная  мысль, которая грустной обидой легла на её нежное слабое сердце. Деликатная, тактичная,  Лиза решила не досаждать подруге. И когда старший брат Юли неожиданно пригласил её в кино, она, подумав, согласилась. 
Глеб, старший сын и наследник профессора Свиридова был полной противоположностью своей взбалмошной, эксцентричной, непредсказуемой сестры. Ему выпала  участь старшего ребенка, придавленного к земле тяжким бременем родительских ожиданий и надежд. 
Несчастный, он почти не знал обычных детских радостей, никогда не гонял с мальчишками в футбол, не лазил по деревьям, не дрался, не участвовал в шумных играх, наоборот смотрел на все забавы свысока и с  долей пренебрежения. Однако, природа берет свое, с приходом весны Глеб утратил завидную способность сосредотачиваться на учебе, и начал    обращать внимание на девушек. Вернее только на одну. Тайком он стал  поглядывать на Лизу, украдкой любуясь и стройностью её фигуры, и шелковым золотом длинных волос, и  удивительной плавностью движений. Мягкий умиротворяющий Лизин голос, невероятно располагал к себе, отложив учебник, Глеб беспрестанно прислушивался к их с Юлкой щебетанию; ему  нравилось встречать милую добрую  улыбку девушки, когда, будто случайно, сталкивался с ней в общем коридоре, галантно   пропуская  вперёд. А потом, запершись в своей комнате, то и дело вслушивался, как Лизонька о чем-то весело  перешептывается с сестрой, Глеб наслаждался нотками ее ласкового немного грудного смеха. Когда же девушка изредка обращалась к нему, он смущался, краснел, отвечал быстро и коротко, желая выглядеть в её глазах серьёзным и взрослым. 
Первой обо всем догадалась Нина Федоровна,  разглядев излишнюю мечтательность во взгляде сына.  Удивленно покачав головой: “Вот время то идёт!” - решительно взяла отношения детей под свою опеку. Нина Фёдоровна ненавязчиво невзначай, предложила Глебу пригласить Лизу, вместе с Юлей, разумеется,  в кино.  Глеб, подумав, согласился. Юлка же, уйдя с головой в  собственные переживания, перестала замечать очевидные вещи, поэтому, когда приглашение брата прозвучало вслух, восприняла его как удар под дых. Лиза, наоборот, почти не удивилась, в отличие от Юлки, давно заметила взгляды Глеба в свою сторону. Непонятное охлаждение Юли казалось несправедливым и обидным, поэтому Лиза спокойно приняла ухаживания Глеба. Кроме того, Лизонька сама еще ясно не осознавала, чем был  для нее роман с Юлей, детская их любовь являлась  удивительным родством душ,  однако чувственная природа в ней еще спала,  влечениям только  предстояло   пробудиться. Кроме того, Лиза совсем не осознавала  своих чар. Влюбленные  взгляды Глеба и стали толчком, благодаря которому почувствовала себя привлекательной,   красивой и нужной. Впрочем, в  её поступках проскальзывала маленькая толика мести, Лиза хотела увидеть реакцию Юлки, когда та узнает новость про Глеба, надо ли говорить, что она её увидела? Юлка закатила жуткий скандал, ругалась, то и дело гневно вопрошая Лизу, как та могла согласиться на столь   отвратительное предложение? И неужели пойдет? Ведь, Глеб самая большая зануда на свете! 
- Я не могла отказаться, - спокойно ответила  Лиза, - это не только его приглашение, но еще приглашение твоей мамы, было бы некрасиво.
 На это Юлке ответить было нечего, она промолчала, жутко досадуя на мать с ее неуместной дурацкой инициативой, но вскоре вновь не выдержала.
- Он тебе нравится? Отвечай, что ты молчишь, Лиза, тебе нравится Глеб?
- Ты о чем? - переспросила Лизонька  взглянув невинными глазками  на подругу, интонации ее голоса такие спокойные, ровные, почти беспристрастные,   совсем было успокоили Юлку, но взглянув на подругу вновь, она пришла в отчаяние. Было что-то волнительное, едва уловимое во всей  Лизиной фигуре, позе, выражении лица, что-то, что не поддавалось описанию,  какая-то неприличная тайна скрывалась под пологом ее длинных ресниц. 
- О том самом! - словно проваливаясь в тартарары, ответила Юлка. Она стояла перед Лизой совершенно не защищенная, открытая, с выражением полного отчаяния на лице, и была такая трогательная, такая настоящая. «Значит, любит!» - радостно подумала Лиза,  ей ужасно захотелось продлить это сладостное любовное томление, со стыдом она поняла, что ей доставляет удовольствие мучить Юлку, играть с ней, отыскивая на ее лице доказательства ревности и страданий. И вместо того, чтобы броситься целовать, уверяя, что волноваться не о чем, Лиза, неожиданно для самой себя,  отвернулась, и произнесла равнодушно: 
- Не говори глупостей!
И тут же пожелала, но, слово, как говориться не воробей, выскочит не поймаешь. Юлка стала мрачней тучи.
Если бы не обида на Юлку, обратила бы Лизонька внимание на Глеба? Кто знает, возможно, и обратила, но испытала бы она ту сладкую гамму чувств, которую испытывала теперь? Наши чувства - сплав, клубок, хитросплетение узлов. Спящая доселе красавица - Лиза пробудилась от того, что  одновременно испытывала на себе и восхищение брата и ревность сестры. Сама не зная, какое из чувств трогает её больше, бедняжка совершенно запуталась. Глеб нравился ей,  симпатичный, умный, серьезный, возможно слишком серьезный, но на фоне своих сверстников этим качеством он, как раз,  приятно выделялся. А Юлка…. Лиза почувствовала несказанное  утешение и отраду в ее ревности, с огромным удовлетворением наблюдая неприкрытую истерику подруги, это ослабило боль и горечь потери, которые Лизонька испытывала в последнее время, и принесло  надежду на реванш. 
В кинотеатре Лиза оказалась между братом и сестрой.  Крутили комедию,  но Юлка не засмеялась ни разу. Глеб изо всех сил старался казаться обходительным и любезным, развлекал остроумными   замечаниями,   расточая все свое красноречие, Лиза мило улыбалась в ответ, была очаровательной и веселой. Время от времени она бросала короткий взгляд в сторону Юлки, которая еле сдержалась, чтобы не заплакать. В довершение ко всему Глеб, провожая Лизу, решил задержаться возле ее квартиры.
- Ты иди, - скомандовал он сестре, - я скоро. 
Это было уже слишком. Юлка гневно посмотрела на брата, потом на Лизу.  Та потупила скромно глазки, словно не имела к происходящему никакого отношения, просто, агнец божий. 
- Ну, иди, иди, чего стоишь, - поторапливал сестру Глеб. Юлка вновь посмотрела на Лизу, но та молчала. В отчаянии девочка побежала наверх, незаметно проскользнув в свою комнату, упала на кровать, и разрыдалась в подушку, ударяя по ней много-много раз. Она слышала, как вернулся Глеб, как  любопытничала мать, как капризничал отец, требуя ужин. Слышала, как Нина Федоровна спохватилась, вспомнив про дочерь, и последовавший затем тихий стук в дверь.
 - Юличка, пойдем ужинать, детка. 
- Не пойду, не хочу есть, -  буркнула в ответ. 
- Ну, как же, все же стынет! - возмутилась мать. 
- Оставь меня в покое, мама! - почти кричала на неё Юлка.
Мать только руками развела. «Проголодается сама придет», - пробурчал Сергей Львович, и не преминул воспользоваться случаем, чтобы прочесть длинную обидную лекцию о зажравшейся молодежи. Юлка застонала, прикрыв уши, всё сейчас причиняло боль. В голове возник образ Лизы, такой прекрасной и такой вероломной. Её поступки были непостижимы для Юлки. Ей хотелось убить Лизу. Нет! Лучше Юлка убьет себя, на ее глазах, и будет умирать долго и мучительно, чтобы видеть горькие Лизины слезы. Пусть она плачет, не может быть, чтобы не плакала! Будет! Мысль о собственной смерти и Лизиных страданиях приятно согрела душу,  Юлка уснула, провалившись в глубокий-глубокий   сон. 
Утром решила сказаться больной, мысль о вчерашнем причиняла нестерпимую боль. «Ещё один такой день и я умру», - подумала она, полная жалости к себе. Нину Федоровну легко было напугать простудой, тем более что обманывать особенно не пришлось, при глотании чувствовала неприятное першение. Мать беспокойно захлопотала. Однако, уединение облегчения не принесло, наоборот, гадкие мысли  полезли в её больную голову. Снова и снова представляла она  Глеба и Лизу целующихся внизу на лестничной площадке,  где она их вчера оставила. Картинки были неприятны и тяжелы,  к вечеру она уже ненавидела Лизу столь сильно, что это вызвало у девочки настоящую температуру. Нина Федоровна не на шутку испугалась, и пригласила знакомого врача на дом. К приходу доктора Юлка уже пылала. Врач осмотрел ее, и только руками развел, особенных признаков болезни, кроме чуть покрасневшего горла он не увидел, однако температура у девочки была настоящая, поэтому, прописав общепринятые в таких случаях лекарства, врач удалился, пообещав наблюдать больную и в дальнейшем. Юлка мучимая страшными видениями Лизы в объятиях Глеба вновь провалилась в сон. Когда же Лиза пришла навестить больную, Нина Федоровна в комнату дочери ее не пустила, объявив карантин. Узнав о ее приходе, Юлка забилась в паранойе, решив, что Лиза приходила с тайной мыслью повидать Глеба. Болезнь прогрессировала, на Юлке появились крапинки непонятного происхождения. Нина Федоровна снова вызвала доктора. Осмотрев девочку, тот забеспокоился, предположив в болезни разновидность ветряной оспы. Безразлично выслушав сообщение врача, девочка провалилась в сон. Болела она неделю, а когда вышла из своего госпитального заточения Лизонька просто не узнала ее, перед ней стояла совершенно другая Юлка,  исхудавшая, она источала на подругу ледяной холод и безразличие, смотрела на Лизоньку будто сквозь, и на все вопросы отвечала коротко и сухо. У Лизы сжалось сердце, но было уже поздно, Юлку словно подменили. Она стала грубой и циничной,  с издевкой отвечала на любое  обращенное к ней слово, но самое для Лизы неприятное заключалось в том, что Юлка стала оказывать знаки внимания другой девочке с их двора.   Девочку звали Катя, и была она на два года старше Юлки, но   к  удивлению Лизы,  ухаживания   приняла. Во дворе за Катькой ходила сомнительная слава,  но ей нравилось эпатировать публику, тем самым привлекая к себе всеобщее внимание. Юлка   начала напропалую с ней заигрывать. Видя наглое Юлькино волокитство, Лиза с грустью отступила, и приняла приглашение Глеба  погулять в воскресенье в парке. Об этом Юлка узнала незамедлительно за ужином. Сообщение подействовало на нее как объявление войны. Она стала лихорадочно придумывать план мести.  На следующий день Глеб, приодетый и напомаженный, повел Лизоньку в парк. Для Юлки потянулись мучительные часы, не выдержав ожидания, вышла во двор. В беседке заметила Катю, и в голове созрел коварный замысел. 
- Какие люди! - приветствовала её появление Катька, - Юлка, иди к нам. 
Кучка подростков, не найдя интересного занятия, скучно сидела точа лясы и семечки,   пацанчик Саня  мучил гитару, разучивая банальные три аккорда. 
- Неохота, с вами со скуки помрешь, - заартачилась капризно Юлка. 
- Ну, Юлочка, ну, пожалуйста, - тянула ее за руку Катька, - я, между прочим, тебя только и ждала. 
- Да-а?  И для чего же ты меня ждала? – насмешливо посмотрела на нее Юлка. 
- Не знаю, сама придумай, - кокетничала в ответ Катька.
- А не боишься, вдруг, что неприличное придумаю? – весело хмыкнула та.
- Я? Я ничего не боюсь! Если не веришь, проверь, - Катя посмотрела  бесстыжими глазами, отступать стало некуда.
- Тогда сыграем в бутылочку! – нагло заявила Юлка. 
- Ух, ты!  А сама не испугаешься? - оживилась Катя, а в глазах ее заиграли блудливые огоньки. 
- А чего мне боятся? - выдержала ее взгляд Юлка. 
- Ну, а Лизка твоя как же?» - хмыкнула Катя, давно уже заметившая нежные отношения, сложившиеся между двумя подругами.  
- А причем здесь она? Мне до нее дела нет - буркнула в ответ Юлка.   
- Понятно,   - примирительно улыбнулась Катя, - нет, так нет. Значит, будем играть в бутылочку? 
В толпе одобрительно заржали, однако, играть решили в фанты, чтобы не привлекать лишнего внимания взрослых. На улице  к тому времени начало темнеть. Смысл игры был прост, нужно было  отвечать на вопрос ведущего, возвращая ему брошенный мяч. Если игрок ответа не знал, то должен был отдать ведущему любой фант - предмет своей одежды и тому подобное. В конце игры фанты разыгрывались ведущим, который предлагал хозяину фанта совершить какой-нибудь сумасшедший поступок, например, поцеловать кого-то из присутствующих. В случае с поцелуем существовал целый дворовый обряд. Те, кому выпадал поцелуй, удалялись в ближайший подъезд, где должны были целоваться в течение одной минуты, обязательно взасос под неусыпным оком   свидетеля, который сообщал остальным игрокам  о честном исполнении инструкции. Правда, случался и подкуп свидетеля, ибо не все   были готовы к смелым экспериментам, но как бы то ни было, игра всегда проходила «на ура» добавляя подросткам остроту   и привкус взросления. Первая часть, как всегда шумная веселая, подходила к концу, когда во двор вошла тихая парочка: Глеб и Лиза, смущенно они держались на некотором расстоянии друг от друга.  
- Посмотрите, кто идет! - Катя испытующе посмотрела на Юлку, - хочешь, позову?
При виде Лизы с братом у Юлки неприятно засосало под ложечкой, она почувствовала жуткий приступ тошноты. 
- Зови кого хочешь, мне все равно - через силу ответила она.
Катька сочувственно посмотрела, внутри она была человеком добрым и даже справедливым, просто, так случилось, что в жизни ей не сильно повезло. 
- Хорошо! - с пониманием ответила она Юлке, - я сама позову, устрою им маленькое представление.
 Глеб и Лиза в этот момент проходили мимо беседки.
- Ой, ой, ой, какие люди да с охраной! Лиза, не проходите мимо, давайте с нами, мы тут в фанты играем - притворно запела Катька. Глеб  буркнул что-то нечленораздельное в ответ, и отвернулся. А Лиза, вглядевшись в толпу, разглядела Юлку, и почувствовала себя виноватой. Весь день она думала только о ней. Несмотря на то, что Глеб был с ней очень мил и любезен, даже слишком, в отсутствии Юли, Лиза почувствовала себя напряженно. Они долго и вымученно искали общие темы для разговора, Глеб выучил манеру отца обо всем говорить презрительно и свысока, редко улыбался, скупо шутил, и, не смотря на всю свою галантность, к концу дня успел порядком   поднадоесть Лизе, так, что она прочувствовала, как ей не хватает Юлки. Глеб, заметив в ней перемену, обиженно насупился, совсем не зная, что говорить. Возвращались в тишине, изредка перекидываясь парой фраз. Лиза уже и дождаться не могла окончания этого длинного дня. 
- Глеб, не хочешь и не надо, а Лиза  останется, у нас тут весело! Правда, Лиза?  Вот и Юлка тут! - услышала она голос Кати. 
- Останешься? – хмуро переспросил ее Глеб, Лиза утвердительно кивнула. 
- Как знаешь! - с обидой в голосе он махнул рукой и отвернувшись, пошел к подъезду. Весь день Глеб не знал, с какой стороны подступиться к Лизе. Несмотря на то, что очень старался понравиться,  никак не мог отделаться от  ощущения, что все делает  не так, говорит что-то не то, Лиза хоть и улыбалась, но была очень рассеяна и грустна, словно отсутствовала. Вот и теперь вместо того чтобы побыть с ним еще немного наедине  в тиши подъезда, где может быть он смог ее поцеловать, она предпочла остаться с    компанией глупых бездельников   с  которыми на свою голову связалась и его младшая сестра. Обиженный и злой Глеб поднимался домой. 
- Молодец, Лизка, свой пацан! -  одобрила ее поступок Катя, - ты опоздала, так что просто дай фант. 
Лиза протянула браслет, недавно присланный отцом в подарок на восьмое марта. 
- Ого, клеевая вещица!» - завистливо покрутила браслет Катька. Игра началась, для разогрева пару фантов заставили кукарекать с дерева и скакать на одной ноге со словами «я идиот и придурок!». Затем    вынудила самого стеснительного парня на коленях признаваться в любви к ведущей. Катя требовала предложений развернутых и красивых. Прежде чем отпустить, она изрядно помучила хозяина несчастного фанта на радость веселящейся публике. Окончательно стемнело, настало время поцелуев. Первой парой оказались Люся и Саня. Жеманно хихикая Люська схватила кавалера за руку и под общее улюлюканье потащила в подъезд в сопровождении еще одной девочки, выбранной в свидетели. Через несколько минут хохочущие девчонки выбежали из подъезда, и свидетельница со смехом поведала им, что Санька попытался было просунуть в рот Люськи язык, за что незамедлительно получил под дых. За ними с видом настоящего героя вышел Санька, и вальяжно проследовал на свое место. Лизонька, глядя на его хвастливую походку, весело улыбнулась, Юлка же увидев ее улыбку, с горечью отвернулась: «Смеется, значит, понимает о чем речь!» А ведущая уже придумывала наказание для следующего фанта. На этот раз поцелуй  должен был достаться Витьке Мухину некрасивому мальчику с угреватым лицом. Юлка посмотрела на фант в руках у ведущей, и увидела красивый бирюзовый браслет. 
- Повезло тебе Витька, ты теперь мой должник,  - под общий свист заявила Катя, - я сама у вас свидетелем буду. 
И потянула испуганную Лизоньку к подъезду, Лиза, не зная, как отвертеться от неприятной повинности  долго оглядывалась, бросая умоляющие взгляды на Юлку. У Юлки все внутри сжалось,   захотелось немедленно остановить игру, вырвать Лизоньку из цепких Катькиных рук.  Но тут же вспомнив, как мило Лиза смотрела на Глеба, как легко согласилась гулять с ним, Юлка сдержалась, угрюмо отведя взгляд в сторону. 
- Отказываться нельзя, будешь ещё страшнее наказана,  - Катька тащила  бедняжку в камеру пыток. Лизоньке пришлось мужественно выдержать выпавшее на ее голову испытание. Набрав поглубже воздуху и закрыв глаза, бедняжка позволила Витьке поцеловать себя. Катя была в восторге, ее план удавался как нельзя лучше, вернувшись к толпе, она с удовольствием сообщила, что поцелуй с уст красавицы сорван был. Все радостно заулюлюкали.  Лиза вновь посмотрела на Юлку, неужели ей все это нравиться? Но Юлка упорно смотрела в землю.   И вот наступил решающий момент  вечера, над головой ведущей появился ее собственный фант – позолоченная сережка в виде морского конька. 
- Что делать этому фанту?» - лукаво спросили ее. 
- Этому фанту…. - Катя ненадолго задумалась. Юлка выждала момент всеобщей тишины, и негромко кашлянула. 
- Этому фанту… поцеловать Юлку, - радостно выпалила Катя. Толпа  зашумела. 
- Что такое? Мой фант! - притворно удивилась Катя,  - ну, раз надо, значит, надо, будем мы с тобой Юличка целоваться! 
 - Конечно взасос, а как же иначе!» - отвечала она на всеобщие выпады, взяв Юлку за руку.
-  Кто свидетелем будет? Да вон хоть Лиза, я же у нее была! Она пусть моим будет, – Катька насмешливым взглядом смотрела на соперницу. Лиза даже если б захотела не смогла бы обвинить ее  в мошенничестве, настолько убедительно и правдоподобно она играла. Совсем растерявшись, согласно мотнула головой. Юлке вдруг стало жалко ее и стыдно за свою подлость, но противоречить Кате в тот момент она побоялась, та была слишком вдохновенна в порыве азарта и удачи. Зашли в подъезд, тускло освещенный небольшой лампочкой в пролете между этажей. Катька задержалась на ступеньках, поправляя слетевшую не к месту туфлю, так что вначале оказались там с Лизой вдвоем. Понимая, что творит недоброе  Юлка безвольно встала посреди площадки, во рту появился неприятный соленый привкус, во всем теле образовалась ужасная предательская вялость, смотреть на Лизу не было сил. Та остановилась у двери подъезда, широко раскрыв на Юлку глаза. Вошла Катя: 
-Ну, что детка, готова? Я давно об этом мечтаю. Смотри, Лиза, и не говори, что не видела! 
Протянула к Юлиному лицу теплые ладони, и влажными губами прижалась к ней. Юлка точно в омут провалилась, еще никто никогда не целовал ее так. Словно мокрый скользкий мягкий зверь засасывал ее губы в свою пещеру,  языком прокладывая себе дорогу. Внизу живота отозвалось приятным жжением, а   из груди  вырвался бесконтрольный сладкий стон. Катины ладони ласкали ее лицо, а язык, наконец, встретившись с ее языком, нежно потерся о товарища. У Юлки аж дух перехватило. 
- Ну, что, сладенькая, понравилось? -   оторвалась от неё Катя, и лукаво улыбнулась.
- Ну, ты даешь! - очумело ответила Юлка, вытирая губы ладонью, потом, опомнившись, посмотрела на Лизу, вернее на то место, где еще мгновение назад она стояла. Лизы в подъезде не было. Видеть Юлку в Катиных объятиях было больно и обидно, она вдруг поняла, в какую вероломную ловушку  наивно попалась. С неприятно сосущим  где-то под ложечкой ощущением предательства она выскочила из подъезда совершенно несчастная и разбитая. Слёзы готовы были брызнуть из глаз, но Лиза изо всех сил сдерживалась. На вопрос, состоялся ли поцелуй, ничего не ответила, молча проскочив мимо беседки, и не обращая внимания на удивленные возгласы ребят, быстро побежала домой, где  стоически выдержала ещё пристрастный допрос бабушки Зины. Наконец ей удалось остаться одной,  сказавшись усталой, отпросилась у бабушки спать, быстро разделась и легла, укутавшись с головой одеялом. Но и тогда перед глазами все еще стояла ужасающая картина: Катины бесстыжие руки на  лице Юли, их плотно сомкнутые во влажном поцелуе губы. И вдруг,  к удивлению своему, почувствовала приступ жгучего возбуждения. Лиза удивилась,  собственные переживания смутили её. Возможно,  впервые в жизни она ощутила пьянящий вкус плотской любви и одновременно с ним горькую досаду от того, что терпкая сладость поцелуя досталась не ей, а наглой уверенной в себе опытной сопернице. «Я ее потеряла!» - с этой отчаянной мыслью Лизонька вертелась всю ночь, и только под утро совершенно измученная и несчастная заснула. 
После ухода Лизы Катя быстренько распустила шумную компанию. Оставшись с Юлкой наедине, подсела ближе, заглядывая в глаза.
- О чем думаешь, солнце мое?
Юлка не ответила, уткнувшись лицом в ладони. 
- Понятно, о Лизе, о ком же ещё. Думаешь, я не вижу, как вы бесконечно переглядываетесь? Ну, и что ты грустишь - неожиданно  выпалила она, - подумаешь, поцеловались разок, это же игра была, она небось тоже целовалась и с Витькой и с Глебом вашим!
Юлка зло на нее посмотрела. 
- А может и не целовались, - увидев страдания на ее лице, быстро исправилась Катька, - ты же не знаешь ничего, может она назло тебе с ним ходит, может он и не нравится ей совсем! 
- А что я ей такого сделала, чтобы она с ним назло мне ходила! - выпалила Юлка свою мучительную муку,  – нет, Катя, просто, он ей нравится. 
- Не такой он у вас и красавец, чтобы нравится. Если бы мне пришлось выбирать из вас двоих, я бы  выбрала сестру, а не брата, - утешала, и одновременно кокетничала с ней Катя. 
- Спасибо, - грустно хмыкнула Юлка, - только ты дольше недели ни с кем не задерживаешься. 
- А с тобой может и задержалась бы, - Катя серьезно посмотрела ей в глаза, Юлка тут же вспомнила недавний поцелуй, и внутри ее живота заурчало жадное любвеобильное животное. 
- Пойдем со мной сладкая, матери все равно дома нет, а бабка на смене, - Катя взяла ее руку в свою. 
- Меня дома хватятся, - пыталась сопротивляться Юлка, но Катя была так соблазнительна в эту минуту. 
- Не хватятся, время детское! - настаивала Катя, приблизив к ней свое лицо,  и вновь губы приникли к губам, и язык, с удивительной проворливостью, заскользил внутри. Юлка тихо застонала, она не успевала контролировать свои реакции на этого мягкого скользкого зверя, ласкавшегося у нее во рту. 
- Пошли, - почувствовав свою власть, приказала юная соблазнительница. Идти пришлось в соседний подъезд, Катя быстро открыла дверь, и втолкнув вперед Юлку, бесшумно проскользнула вслед. Пугающая темнота квартиры мгновенно поглотила обеих. Беспомощно шаря вокруг, Юлка попыталась найти точку опоры. 
- Кать, ты где? - подала она тихий  голос. Вместо ответа последовало щекочущее нервы молчание. За спиной раздался звук захлопывающейся двери, Юлка развернулась, и вновь прислушалась, привыкшая к темноте.   Катя была рядом, она слышала ее быстрое учащенное дыхание.  Вытянув руку вперед, осторожно пошарила во тьме, и почти сразу    наткнулась на что-то приятно мягкое. Догадалась сразу - это женская грудь, нежная округлая упругая, Юлка чуть не задохнулась от восторга.  
- Щупай смелей, - услышала бесстыжий шепот Кати. Тяжело дыша, они прильнули друг к другу в поцелуе. И снова,  жадный извивающийся и хищный Катин язык страстно проник ей в рот,  дразня и лаская, вызывая непроизвольные стоны и волны жгучего  желания, которое рождалось где-то там внизу живота и ниже. Она отстранилась, жадно дыша.
- Ну, что, Юличка, умею я целоваться? - засмеялась Катя. 
- Еще как! - пыталась отдышаться Юлка, и тут же почувствовала, как уверенная  рука тащит её уже куда-то вглубь комнаты. Катя довольно ловко передвигалась в темноте, им быстро удалось пересечь небольшое пространство комнаты, не задев ни одного предмета по пути, пока не наткнулись на диван и тогда, то ли случайно, то ли нет, Катя повалилась на него, утягивая за собой и Юлку. Потеряв равновесие, очутилась в ее объятиях. Мягкая манящая и очень доступная Катя вся была под ней, и Юлка поняла, что может делать с ней все что захочет. Положение пугало и возбуждало одновременно. Катя нетерпеливо обняла ее, покрывая поцелуями лицо, уши, шею. Юлка почувствовала  пряный запах её духов, в котором был аромат лета, с яркими сладкими нотками цветов, немного пьянящий, но приятный. Вдохнула, несколько раз зажмурившись, и тут  же услужливая память  предложила воспоминание об уже другом, не столь кричащем и ярком, но таком знакомом запахе, чудесном и непреодолимо привлекательном. Запах Лизы! Как часто сидя рядышком Юлка вдыхала его тайком, сладко зажмуриваясь, словно хотела вдохнуть Лизу в себя и сохранить её частички внутри.   Образ испуганной Лизы в темноте холодного подъезда тут же встал перед ней, вспомнила, как она смотрела на них с Катей растерянно, широко раскрыв добрые,   испуганные глаза.  «Лизонька, что ж я делаю?» - подумала Юлка,  мучительно застонав, как стонут от не проходящей зубной боли. Почувствовав в ней  перемену, Катя остановилась. 
- Что с тобой, детка? 
- Прости, Катя, но я не могу, - виновато прошептала Юлка. 
- Почему? - удивилась было Катя, но, сразу  догадавшись о причине, и отстранилась сердито.
- Из-за Лизки, да? Из-за нее? Так я и знала! Эх, ты!  А я думала, ты другая! Чем  я хуже то? Чем? 
И в каком-то исступлении схватив Юлку за грудки неистовство трясла и плакала одновременно, потому что сразу поняла свой унизительный проигрыш, потому что не знала чем ещё может себе помочь, потому что, на самом деле, страстно хотелось нежности и любви, которую читала в глазах Лизы и Юлки, а ещё потому что невыносимо хотелось заботы, которую так мало получила в детстве. 
- Ты не хуже, ты даже может быть лучше, Катя, - Юлка гладила её по голове и плечам, пытаясь как-то успокоить.
- Да? Если лучше, тогда почему ты так со мной поступаешь, почему? - безутешно рыдала Катя.
- Кать, я и сама не знаю, слышишь, не плачь пожалуйста, ты очень красивая и привлекательная, правда-правда, просто,  я люблю ее - грустно ответила Юлка. 


Глава четвертая.

Нина Федоровна, некоторое время наблюдавшая за своими детьми, никак не могла понять: «Что с ними со всеми происходит?!» Помрачневший Глеб и тихая, сама на себя не похожая Юлка передвигались молчаливыми сомнамбулами по квартире, не желая общаться, и вступать в контакт ни друг с другом, ни с родителями. Ну, с отцом-то, понятно, они никогда не были откровенны, но сама Нина Федоровна всегда знала, что происходит с ее детьми, по крайней мере, надеялась что знает. Однако на все ее расспросы и Глеб, и Юлинька отмалчивались, оправдываясь, кто занятостью, кто головной болью и плохим настроением. Нина Федоровна встревожилась, она, была матерью сумасшедшей, готовой на все ради своих детей.  Но, совсем скоро, она  догадалась о причинах унылой атмосферы воцарившейся в ее доме. Впрочем, догадаться было не сложно, отсутствие Лизоньки говорило само за себя. Нина Федоровна, конечно не имела возможности охватить картину сложившуюся в ее доме целиком, но все-таки. Девочка, до этого момента, будто прописавшаяся у них в квартире, куда-то пропала, перестала заходить, звонить. 
- Вы что поссорились? - спрашивала Нина Федоровна то дочь, то сына, но вразумительного ответа добиться не смогла.  Глеб и без того не разговорчивый совсем ушел в себя, на вопросы матери отвечал односложно и неразборчиво. Да и что ему было говорить? Что Лиза предпочла ему компанию лоботрясов, а он как школьник на неё обиделся? Он даже почти понимал, что обиды его глупые, и детские, но поделать ничего не мог. В тот злополучный вечер его уязвленное самолюбие было сильно задето, но беда заключалась еще и в том, что Глеб не постеснялся продемонстрировать свою досаду Лизе. Он решил наказать Лизу тем, что на какое- то время перестал с ней разговаривать. Хотел перестать. Глеб был уверен, что Лиза, в конце концов, поймет ошибочность своих поступков, и захочет перед ним  извиниться.  Но ни на следующий день, ни во все последующие  воплотить свою угрозу в жизнь ему не удалось, потому что Лиза не появилась, она просто перестала приходить к ним в дом. Тогда он вообразил, что она играет с ним, и ждет первого примирительного шага от него, и обиделся ещё больше.  Ему важно было настоять на своем, он решил, что как настоящий мужчина, не станет ей   потакать в дурном поведении, и покажет кто хозяин положения, и, если она действительно дорожит им…. 
В этом месте рассуждений Глеба окутывало неприятное облако сомнений, которое он старался гнать от себя прочь. Если она дорожит им, она придёт. Точка. Дело было, наверно, еще и в том, что Глеб не ожидал от Лизы такого неуклонного  упрямства, всегда мягкая, покладистая, она казалась ему не способной на противоборство, поэтому упорство её  вызвало в нем  оторопь и   негодование. Дулся он несколько дней, но не получив положительного результата, устал и решил сделать шаг  к примирению. Он ожидал, что Лиза, рано или поздно, объявится в их квартире, ведь они с сестрой неразлучны. Но прошел еще один день потом второй, а девочка не объявлялась. Оглянувшись вокруг, Глеб со свойственной ему подозрительностью, вдруг заметил, что младшая сестра его ходит хмурая и печальная, и с Лизой тоже не общается. И  тут до Глеба начало доходить, что Лизино молчание, может быть связано совсем не с ним, она могла молчать потому, что поссорилась с Юлкой. Открытие это вызвало в нем  массу противоречивых чувств. Вначале он почувствовал облегчение, затем досаду. Сперва на себя, поскольку получалось, что он потерял много времени на пустые домыслы, и, плюс ко всему, выставил себя дураком.  Как только Глеб пришел к этому выводу, он испытал досаду уже на Лизу, которая даже и не подумала поискать способ обойти сестру, и пообщаться с ним. Интересно, что между ними произошло? Кого-то не поделили? Глеб представить не мог подобный вариант событий. Он напряг память, вспоминая мальчиков, которые были в тот день в беседке, и вспомнив всех, с сомнением покачал головой. Выждав еще немного,  и не дождавшись  видимой активности от Лизы, Глеб обиделся во второй раз. Получалось, что все это время Лиза о нем даже не думала! Мысль была настолько неприятной, что заглушить её решил простым надежным способом, паренек,  наконец, поднял задницу с дивана, чтобы спуститься двумя этажами, и   лично разобраться в том, что же все-таки между ними происходит. 
Нажав на кнопку звонка в Лизиной квартире, он прислушался. Через  минуту тишины, он услышал монотонное ворчание бабушки Зины, затем неспешное шарканье её старых ног, щелчок замка, наконец, дверь открылась, и Глеб увидел пожилую женщину воочию.   В старом потрепанном халате, тапках на босу ногу, и каком-то старомодном чепце на голове, баба Зина встретила его подозрительным взглядом. На вопрос, можно ли видеть Лизу, старушка ответила, что внучка больна и видеть никого не хочет:
 - Можешь больше не приходить, не выйдет она!  Чем уж вы её там расстроили, не знаю, только ни с кем общаться не будет!  - недовольно смотрела на него бабушка Зина, - и Юлю свою тем более не присылай,  она о ней и слышать не хочет.  
Ворча, она закрыла перед ним дверь, и ее шаркающие шаги стали удаляться по коридору. Глеб уже было развернулся, чтобы уйти, как услышал тихий Лизин голос. 
- Кто приходил, бабушка?
- Ну, кто приходил, Лизонька, Юлькин брат, делами твоими интересовался. Сказала ему, что ты больна, как ты и велела, - и после некоторой паузы, -  что молчишь? Или ты ещё кого-то ждешь?
- Нет, бабушка, никого не жду, - услышал он сдавленный печальный голос. 
- Ну, и правильно, - одобрила внучку баба Зина.
Глеб задумался, удрученный голос смутил его.  Лиза не захотела выйти, поговорить. Значит обижается. Интересно на кого? Ведь ей не было известно, кто пришел. Обижаться  на Глеба  причин не было. И потом,  она не стала переспрашивать бабушку о нём, например, о том не выглядит ли он грустным, печальным и т. д? Возможно потому, что ждала она не его? Кого тогда? Неужели Юлку? Неужели  по ней она так грустит, и страдает? Смутная волна то ли ревности, то ли зависти обожгла его с головы до ног, он вновь прислушался к голосам за дверью, но они   прекратились. Ситуация  начала утомлять Глеба, ему до слез захотелось ясности, а происходящее казалось абсурдным и глупым. Он вдруг с сожалением подумал о том, что вырос, взрослая жизнь, в которую он так упорно стремился, показалась ему неприятно запутанной. С детства привыкший решать   математические головоломки и задачки, он думал, что готов к сложным проблемам, однако, столкнувшись с самой простой из них оказался беспомощен как первоклассник, не выучивший урок. Не зная, что предпринять дальше, Глеб стал медленно подниматься по лестнице. 
Лизе не удалось скрыть от бабушки свои чувства. Когда Зинаида Ивановна вернулась в комнату, на неё смотрели широко распахнутые глаза, полные ожидания и надежд, сердце старушки задрожало от жалости. Лиза сидела в полумраке комнаты, подобрав под себя ноги, нечесаная, с болезненным румянцем на щеках, вжавшись в большое бабушкино кресло. На какое-то мгновение бабе Зине показалось, что кроме этих устремленных на нее с мольбой глаз в кресле никого и нет. Она даже  зажмурилась, а потом рассердилась: 
- Если тебе так интересно, могла бы сама посмотреть, чего сиднем-то сидеть? Все равно ничего не высидишь! – Зинаида Ивановна с досадой посмотрела на внучку, но увидев тень страдания на ее лице, мгновенно смягчилась, - может, не правильно сделала, надо было впустить?
 И бабушка с надеждой посмотрела на внучку. Но Лиза молчала. Тогда баба Зина решила зайти с другой стороны, и завела разговор про Юльку.   
- Подружка твоя что-то давно не заходила, поссорились что ли?
 Услышав о Юле, Лиза, сжав губы, отвернулась. 
- Ну, ясно,   - Зинаида Ивановна горько махнула рукой и ушла на кухню. Лиза вновь осталась одна. С того злополучного вечера она уже неделю сидела в старом разваливающемся кресле не желая никуда выходить. Зинаиде Ивановне она сказала, что плохо себя чувствует, и та, страшно боясь за ее здоровье, сама запретила Лизе  и школу, и улицу. Но через два-три дня спохватилась, никаких внешних признаков болезни она не выявила, не было ни температуры, ни кашля, ни насморка. Лень и тунеядство никогда за Лизой не водились, поэтому Зинаида Ивановна сразу исключила их из списка возможных причин. Она не знала, что и думать, заметила, правда, что Лизонька вся внутренне напрягается, когда раздается звонок в дверь.  Но на беду посетители были все из числа мало  интересных, то почтальонша заглянет, то соседка, то медсестра,   проверяющая состояние Зинаиды Ивановны после перенесенного сердечного криза. Старушка видела, как после их посещений Лиза разочарованно сникала, точно увядший цветочек. «Ждет кого-то» - подумала она. Через несколько дней заметила отсутствие Юлки, хулиганистый характер и мальчишеские замашки которой баба Зина не очень одобряла, однако, молчала, пока ее Лизонька была довольна, и счастлива. Поэтому, когда отсутствие Юлки стало просто кричащим, бабушка забеспокоилась, ведь других подруг у Лизоньки не было. Тем же вечером она неожиданно заявила внучке:
- Подумаешь, поссорились! Она к тебе не идет, ты к ней сходи, делов то, вы же подружки. Не будешь же век сиднем тут сидеть, Лиза? - но наткнувшись на все те же плотно сжатые Лизины губы, Зинаида Ивановна отступила, - как хочешь, только знаешь, милая, больше школу я тебе пропускать не дам.
 И, поставив на этом жирную точку, бабушка отвернулась, давая понять, что возражения не принимаются. Лиза только вздохнула, она и сама понимала, что заточение совсем не выход из ситуации. Все эти дни, сидя в кресле, она внимательно прислушивалась к себе, своим чувствам. То, что   произошло в тот злополучный вечер, стало для девочки большим откровением. До этого момента ее любовь к Юлке не носила никакого сексуального подтекста, да,  они целовались, но по правде говоря, Лиза не придавала этому большого значения. Увиденный ею поцелуй перевернул весь ее мир. В тот момент, глядя, на целующихся Катю и Юлку, она, почувствовала разъедающую невыносимую жгущую ревность и,  одновременно испытала пьянящее сладостное острое физическое возбуждение. Два разных переживания сплелись в один большой ком, который болезненно застрял у неё в груди, не давая нормально дышать, спать, говорить, и думать. Ни к тому, ни к другому чувству Лиза готова не была, воспитанная в более чем благополучной семье она всегда воспринимала отношения между мужчиной и женщиной как само собой разумеющиеся, и в ожидании  первой любви в своих девичьих грезах совершенно естественно рисовала себе неизбежного принца на традиционном белом коне. Теперь же Лиза была в полной растерянности. Нахлынувшие чувства, привели ее к полному разладу с собой и с миром, в котором   она жила.  Принц на белом коне под воздействием каких-то неведомых  чар превратился в принцессу, а конь…коня же у принцессы просто не было. Да и сама принцесса походила больше на маленькую разбойницу.  Лиза была девушкой внутренне честной, она не стала прятаться от незнакомых ощущений, зарывая голову, как страус в песок, нет, она предпочла сесть и как следует в себе разобраться. Но разобраться не получалось, перед глазами всплывал один и тот же  болезненный образ Катиного с Юлкой поцелуя, Лиза ничего не могла поделать, образ навязчиво преследовал ее. А еще ее преследовали вопросы: что же теперь делать, и как дальше жить?  Она думала о Юлке, и сердце ее тоскливо сжималось, Лизоньке страшно было представить, что потеряла ее. Воображение рисовало неприятные картины Юлки в крепких Катиных объятиях, в различных вариантах, но всякий раз фантазии заканчивались горьким для нее поцелуем. Лиза была в полном отчаянии, с тоской  она прислушивалась к шагам за дверью, вздрагивая от любого шума и звонка. Но Юлка молчала. И чем дольше она не появлялась, тем больше Лиза тосковала.  Выйти на свет божий она никак не решалась, боялась встретить их вдвоем, Катю и Юлку. Девочка  приходила в отчаянье от такой мысли. 
Наконец, благодаря бабушке Зине Лизе пришлось покинуть свой уютный склеп. Юлку она увидела почти сразу в школьном коридоре во время перемены. Та сидела на широком подоконнике школьного окна, сурово вглядываясь куда-то вдаль, рядом с ней стояла Катя и без устали о чем-то рассказывала, видимо, пытаясь развеселить. Заметив Лизу, Катя замолчала и посмотрела на Юлку, та не сразу догадавшись в чем дело, неохотно повернула голову в её сторону.  Их взгляды встретились. Лизе было очень больно найти их вместе, внутри все сжалось, к горлу подкатил  большой удушающий ком, а в глазах мелькнул горестный  мучительный укор, который мгновенно остановил Юлку, в её порыве сделать шаг  встречу. Опустив голову, Лиза молча прошла мимо. 
- Я опять все испортила, да? - Катя смущенно посмотрела на Юлку, - ну, а чего ты стоишь, иди,  догони, объясни все. 
- Не хочу! - Юлка мрачно отвернулась к окну. Что она должна объяснять Лизе? Что встреча с Катей в школьном коридоре была совершенно случайной, столкнувшись на большой перемене, та первая подошла с мирным предложением оставить все как прежде? Что их поцелуй был ошибкой, и она уже сто раз пожалела о нем? Что подстроила его, потеряв голову от отчаяния и ревности. И что все это время ей было безумно стыдно за себя и страшно постучать в Лизину дверь? Часами она ходила возле, так и не решившись на объяснения. Наверное, она окончательно всё испортила, если Лиза не хочет больше смотреть в ее сторону. Она потеряла её навсегда.
Нина Федоровна, как мудрый человек, поначалу хотела не вмешиваться в отношения детей, но дни шли за днями, впереди уже весело маячили майские праздники, а ситуация не улучшалась. Во всей этой истории Нине Федоровне непонятна было всё, но одна деталь была самой загадочной: что произошло между Лизой и Юлей? Всегда неразлучные подружки внезапно перестали дружить, этот факт Нину Федоровну удивлял не меньше, а даже в больше, чем размолвка девочки с ее сыном. Зная нелегкий характер Глеба, представить причину было не сложно. Но что произошло с Юлей, которая бродила теперь по дому мрачнее тучи, отказывалась есть, часами запиралась в своей комнате, слушая неприятно громкую музыку, о которой Нина Федоровна  знала, что это «рок». 
Нина Федоровна решила сплотить семью в приближающиеся праздники. В этот раз она придумала примирение особенным образом. В тот смутный 93 год на один и тот же день выпали два  праздника: 1 мая и православная пасха. Нина Федоровна выбрала пасху, и решила встретить её в храме всей семьей. Из списка самоисключился только Сергей Львович, потому что верующим никогда не был, и на дух не переносил религиозной новомодности, которая, между тем, обретала все большую популярность.  Жене противоречить он не стал, впрочем, как и поддерживать тоже, промолвив лишь три слова: «Делай, как хочешь!»  
 Юлка, выслушала идею матери, молча, та предлагала сходить на пасху в ближайший Храм Николая Чудотворца. Нина Федоровна радостно делилась грандиозными планами: они выйдут часов в десять ночи, пешком доберутся до храма, выстоят, сколько смогут мессу, осветят дары, и под утро вернутся назад. Храм был особенным, и дело было не только в его старине, великолепной архитектуре и убранстве. Храм Николая Чудотворца принадлежал к числу тех немногих храмов, которые, за всю свою историю не прекращали быть действующими. В нем сохранялась божественное таинство духа  святого. Славился он еще присутствием  чудотворного образа Матери Божьей «Споручницы грешных»,  обладающего волшебной силой исцеления. 
Юлка только плечами пожала, она ходила в храм всего раз, года два назад, в один из приездов неугомонного  дяди Славы. Был праздник, на  колокольню храма был поднят 108 пудовый колокол, и они всей семьей ходили слушать его звон, который произвел на Юлку большое впечатление, такого звука она еще никогда не слышала. Было чувство, что звон раздается действительно с небес, как будто небеса хотят что-то сказать людям, поделиться с ними своей радостью. Мать тогда завела ее в храм, и показала знаменитую икону. 
- А что значит Споручница, мам? - пытаясь уловить смысл непонятного слова, спросила тогда Юлка, - поручни какие-то! Грешники за них, держатся что ли? 
- Споручница, -   улыбнулась детской наивности  Нина Федоровна, - значит – поручительница, и грешники действительно за нее Юличка держатся, как за спасительницу и заступницу. 
Тогда Юлка представила Богоматерь доброй учительницей, наподобие   учительницы рисования Алены Викторовны, которую дети за глаза называли Аленушкой. Она тоже заступалась за провинившихся учеников, и была всеми очень любима. Особенно Юлкой, та просто не отходила от Алены Викторовны ни на шаг, скрывая свою не детскую страсть к ней за страстью к рисованию. Рисовать Юлка любила, делала это хорошо, можно даже сказать талантливо, но   не хватало усидчивости, может быть, впоследствии она и занялась фотографией по той простой причине, что фотография дело момента, минуты, вспышки. Но потом случилось непоправимое, Аленушка вышла замуж, и переехала жить в другой район города, сменив и место работы. Юлка же два месяца ходила сама не своя горько страдая от невосполнимой потери, пока не нашла себе новый предмет обожания – старшеклассницу Милу. Однако, икона Богородицы  с тех пор стала  ассоциироваться с прекрасным образом доброй школьной учительницы, поручительницы за хулиганов и непосед.
Юлки еще только раздумывала над предложением матери,  как  Нина Федоровна, как всегда невзначай, сказала: 
- Да, кстати, баба Зина с нами пойдет и Лизонька тоже. 
Это был сговор двух мудрых женщин, которые объединились с целью помирить  детей. У каждой был  свой мотив, бабушка Зина из жалости к Лизе, ибо наблюдать ее тоску была уже просто не в силах, а Нина Федоровна из желания вновь соединить великолепную пару Глеба и Лизу. Но пока девочки в ссоре, её планы были, по всей видимости, неосуществимы.
Юлка, услышав новость, воспрянула духом. Она дала матери согласие, даже не обратив внимания на тот факт, что Глеб тоже пойдёт с ними. Взволновано ходила она по комнате, понимая, что это ее  шанс примирения с Лизой. Видела уже, что та тоже страдает, в этом не было для Юлки сомнений. Бледная похудевшая  Лизонька выглядела очень грустной и подавленной. Она словно таяла изнутри, словно испарялась. Остались одни глаза,  через которые смотрела на Юлку обнаженная незащищенная душа. Было ощущение, что однажды Лизонька просто растает в воздухе, превратившись во что-то иное, недоступное взгляду и осязанию,  как русалочка Андерсена. Юлке хотелось не пустить, защитить удержать Лизоньку рядом с собой, а чем можно удержать ангела, если не любовью?
Итак, заветный день приближался. Нина Федоровна воодушевленно пекла куличи, варила и красила яйца, резала салаты, подключив в помощь Юлку, которая не упиралась, как обычно, а смиренно выполняла все материнские поручения. Нина Федоровна   заметила, что Юля словно светится изнутри. Подивилась, но забыла, под спудом забот, приготовлений и праздничных волнений.  
Наконец, все было готово, оставалось ждать прихода ночи. Нина Федоровна аккуратно сложила праздничные продукты в корзины и прилегла отдохнуть, посоветовав детям последовать ее примеру, ночь предстояла длинная. Но Юлке не спалось, в волнении сердце её сильно билось, а нервы были на пределе. Так и не решив, что будет делать и говорить, когда увидит Лизу, Юлка вышла на улицу в ожидании всех остальных. Было прохладно, погода еще не установилась. Днем прошел небольшой дождь, и земля была влажной. Юлка, поежившись от сырости, подняла голову вверх. Темное небо нависло над городом сплошь покрытое тучами, но прямо над головой образовался небольшой просвет, место, где облака немного разошлись, и оттуда на Юлку   весело моргала маленькая радостная звездочка. Малышка подмигивала девочке, словно говоря: «Эй, смелее, все будет хорошо, все будет прекрасно, надо только верить в себя, верить в свою звезду и свою любовь!» Юлка улыбнулась. Ей стало очень легко и спокойно на душе, потому что в эту минуту она точно знала, как сильно она любит Лизу, и, что Лиза любит её.  И что сверху на них смотрят миллиарды глаз, весело приветствуя прекрасное волшебное чувство, зародившееся здесь в этой маленькой точке  бесконечно огромной вселенной.
Через полчаса послышались голоса, и из подъезда вышла ее мать в сопровождении Зинаиды Ивановны, за ними плелся Глеб с двумя корзинами в руках, а уже за ним вышла Лиза. Мама и бабушка воодушевленно решали, какой дорогой лучше идти, где предпочтительнее встать в храме и как нужно себя вести. Глеб держался независимо, время о времени кидая кислые взгляды в сторону Лизы, с которой перекинулся лишь парой приветственных фраз,  но успел  уловить равнодушие в  ее ответах. Не то что бы она была строга или неприступна, совсем наоборот Лиза очень вежливо поздоровалась с ним, но в этой вежливости чувствовалась какая-то отстраненность. Понурив голову, он поплелся вниз, так и не разрешив для себя загадки этой неприятной холодности. Выйдя из подъезда, Лизонька  в нерешительности остановилась, не зная как себя вести дальше, но набравшись смелости,  подняла голову, и  посмотрела прямо на Юлку. От ее взгляда у той заныло сердце, в нем было все: боль предательства, страх потери  и робкая жажда любви. Все слилось в этом взгляде, под воздействием которого Юлка машинально подалась вперед: 
- Лиза, я…
- Та-ак! - услышала она голос матери, - никуда не годится! Юля возьми у брата одну корзину и иди ко мне, понесем вместе, а Лизонька,  думаю, не откажется помочь Глебу, дорога дальняя. 
И Нина Федоровна улыбнулась Лизе одной из своих светлых улыбок, отказать которым было невозможно. Вмешавшись таким образом, она разрушила все Юлкины планы, та  только зубы стиснула с досады и молча забрала корзину у брата. 
- Не надо мне помогать, я сама! - огрызнулась на мать. 
- Тяжелая же! - возмутилась Нина Федоровна. 
- Донесу, - бурчала Юлка, с тоской глядя на удаляющихся в темноту Глеба и Лизу. Ее начинала злить маниакальная идея матери сблизить Лизу с Глебом. Неужели она не видит? Но Нина Федоровна действительно не видела, с головой поглощенная желанием помирить, как ей казалось, влюбленную парочку. И поэтому не замечала очевидных вещей и фактов, плавающих на поверхности, впрочем, есть вещи, которые ей и в голову никогда прийти не могли. 
Шли неторопливо, но у храма оказались довольно быстро. Юлка плелась позади, наблюдая за Лизой. Она чувствовала, что та тоже думает  о ней. Между ними, будто тоненькими  ниточками, натянулась невидимая связь. И хотя между парочкой завязался разговор, Юлка знала, что внимание Лизы сейчас сосредоточено только на ней, она видела, как та вежливо, но односложно отвечала брату, заметила, как   напряжена ее спина, слышала, как сдавлен Лизин голос. И хотя та обернулась в ее сторону всего раз, Юлке   хватило, чтобы понять,  Лиза принадлежит только ей! Сладко заныло сердце, источая из себя благоуханный аромат любви, Юлка даже тяжести корзины не заметила. Вскоре впереди запестрел многоглавый храм с золотыми куполами, послышался неземной колокольный перезвон,  радостью откликнувшийся в ее сердце.
В храме было торжественно и светло от горящих повсюду свечей,  праздничная атмосфера освещала и лица людей, сограждане обычно озабоченные и хмурые,  были тронуты снизошедшей на всех благодатью чудесного воскрешения. Компания наших героев легко  поддалась всеобщей радости ожидание чуда. Сначала постояли во дворе, но потом баба Зина приказала детям войти в храм. Народу было так много, что протолкнуться казалось невозможно, но Юлке все равно захотелось увидеть знакомую икону, она стала протискиваться вперед, и оказалась  возле изображения Иоанна Воина, с крестом в одной руке и копьем в другой, бородатый святой смотрел на Юлку серьезным взглядом. Прислушалась к голосу дьякона: «Христос воскресе из мертвых смертию смерть поправ и сущим во гробе живот даровал». И вдруг почувствовала, как чья-то теплая приветливая ладонь прикоснулась к ее руке, слегка поприветствовав пальцами. Прикосновение было таким легким, нежным и бесконечно доверчивым, что у Юлки все внутри затрепетало. Она обернулась, рядом стояла Лиза. Ее присутствие было таким родным, что Юлка даже удивилась, как они могли столько времени не видится и быть врозь. Лиза улыбнулась, крепче сжав её руку,  и теперь Юлка точно знала, что ни за что на свете больше не отпустит ее. С невинным рукопожатием к обеим пришло чувство, будто они восполнили сейчас какую-то тяжелую недостающую потерю. "Воскресение Твое, Христе Спасе..." – раздался голос священника. Вокруг радостно заволновались. «Ангели поют на небеси, и нас на земли сподоби чистым сердцем Тебе славити», - возглашал голос, и неожиданный трезвон колоколов поддержал его слова в священном ликовании.  Под радостное   «Воистину воскресе!» люди в храме стали приветствовать друг друга целованием. Юлка никогда раньше не присутствовавшая на богослужениях с удивлением оглядывалась вокруг, все происходившее было новым и необычным. «Христос воскресе!» – услышала она ласковый голос Лизы, и обернулась, Лизонька смотрела на нее, и в глазах ее блестели, смеющиеся веселые искорки. «Воистину воскресе!» - смущенно буркнула Юлка, и Лиза приблизив к ней свое лицо, трижды поцеловала в обе щеки. Юлка ощутила мягкое прикосновение ее губ, почувствовала знакомый дурманящий запах волос, и прикрыла глаза, от нахлынувших чувств, все происходящее стало казаться сном. Зажженные свечи,   приветливые лица людей, троекратное целование, голос священника, колокольный звон – все было каким-то странным и нереальным. 
Служба меж тем шла своим чередом, начался крестный ход, люди потянулись за процессией во двор. Юлка неуверенно пошла было к выходу, но Лиза остановила ее, и повела в другую сторону храма, в предел Богородицы. Юлка, в сладком послушании, последовала за ней. Очутившись перед знакомой иконой, она радостно обрадовалась, на них смотрела давняя знакомая – поручительница грешных. Божья Матерь с младенцем на руках ласково  взирала на приходящих к ней, и хоть  лица обоих   были запечатлены иконописцем без   улыбок, и должны были передавать святую беспристрастность, Юлка видела, как  они светятся особой внутренней радостью, ибо знают нечто такое важное, чего не дано знать людям здесь на земле. Лизонька зажгла свечу, и приложилась к иконе. 
- Хочу, чтобы она видела тебя,  - прошептала она Юлке, - я приходила к ней просить за нас грешных и рассказала о тебе. 
Ах, вот как! Лиза просила за нее у Богородицы. Юлка вопросительно посмотрела на неё: 
- Грешных? – тихо переспросила она. Лиза внимательно посмотрела в ответ. 
– Грешных, Юличка, ведь нам любить друг друга грешно. 
Юлка удивилась, разве может быть грешным то, что она чувствует сейчас в груди? Разве может чувство, которое приподнимает ее над землей, и делает мир таким прекрасным, быть грешным? Девочка вопросительно посмотрела на икону, ища спасительного ответа, Богородица отвечала все той же нежной любовью, и всматриваясь в  эти ласковые глаза, Юлка вдруг поняла их важную истину: грешно не с любовью, грешно без любви!
Домой вернулись под утро, уставшие, но счастливые.  Лиза с Юлкой шли вместе, Глеб плелся далеко позади. Нина Федоровна с досадой махнула на них рукой, она сделала все что могла, остальное не в ее власти. Бабушка Зина же, глядя на сияющее лицо внучки успокоилась, для нее ничего не было важным, кроме этого счастливого лица. Возможно, она не задумывалась над последствиями такой дружбы, воспринимая внучку как совсем маленькую девочку,   отказываясь видеть неоспоримый факт ее взросления. А может быть, какой-то глубинной внутренней мудростью, эта старая женщина провидела нечто такое, что для остальных присутствовавших было закрыто и недоступно,   повидавшая виды, возможно, она  радовалась любому проявлению счастья, на опыте зная о его скоротечности….
Глеб всю ночь внимательно следил за девушками. В его душе поселились неприятные сомнения. Он видел, каким счастьем озарялось лицо Лизы в присутствии его сестры, видел, как нежно девушки держали друг друга за руки, с какой заботой Юлка брала на себя основную тяжесть корзины. Глядел на них с нарастающей неприязнью, и думал, что все эти нежности по праву должны были достаться ему, а не сестре. Лиза должна была светится счастьем, глядя в его, а не в Юлькины глаза. Чувствительный и ранимый, он не мог не заметить, что в своей привязанности друг к другу девушки переходили невидимые границы обычной дружбы. Смутные подозрения стали проникать в его  завистливую душу. Подозрения усугублялись еще и тем, что с той пасхальной ночи, между ним и Лизой намеков на отношения больше не было, всякий раз приходя к ним в дом, девушка ограничивалась  вежливым приветствием и общими расхожими фразами о погоде и прочей чепухе.


Глава пятая.

Прошел месяц, начались летние каникулы, ознаменовавшие для Юлки начало новой эры. Это было беззаботное  легкое время любви, свободы и приключений. Душа ликовала от уверенности в том, что мир принадлежит  им двоим, и придуман только для того, чтобы воплотилась их с Лизой любовь. Чем хороша юность? Непоколебимой верой, что все двери мира  распахнуты для тебя и стоит сделать шаг, как он одарит безграничностью своих возможностей. Сделай только шаг.  Радостное предвкушение, которое накрывает волной счастья только от того, что ты есть, и познаешь мир, и тебе дана эта радость новых открытий, впечатлений, чувств. Когда ты юн, мир каждый день открывает перед тобой свое святое разнообразие. 
Между тем, девочки, мало задумывались над своей удачей,  они вообще мало над чем задумывались в те дни. Не успев   позавтракать, они бежали на улицу, где проводили все свободное время. Нина Федоровна пыталась  было внедрить хоть какое-то подобие дисциплины в летнюю анархию, но уже на третий день махнула рукой: «Бесполезно, пусть гуляют, каникулы все-таки». Плюс ко всему, в то лето Юлке подарили  фотоаппарат. Безвозмездный подарок дяди Славы, который неожиданно посетил их в конце мая. Переполошил все семейство, устроил суматоху, гуляния, посиделки,   а потом, так же неожиданно укатил в загадочном направлении, оставив Юлку с тысячью вопросов, заданий, поручений и новеньким фотоаппаратом марки «Зенит». На седьмом небе от счастья, прихватив с собой Лизу и провиант, Юлка каждый день отправлялась на пленэр. В поисках живописных мест  облазили всю округу: парки, скверы, окрестные дворы и улицы.   Юлка истратила километры пленки и тонну фотобумаги. Ее комната, да и вся квартира стали походить на фотостудию. В ванной, на кухне, в прихожей, везде сушились отснятые ею накануне фотографии, в комнате валялись неубранные, как у любой творческой личности, реактивы, пленки и испорченная фотобумага. Сергей Львович недовольно ворчал, Нина Федоровна демократично отмалчивалась, но через неделю и она взбеленилась, Юлке пришлось ограничиться пределами своей комнаты. 
Главной героиней ее фотографий была, конечно же, Лиза, оказавшаяся на редкость фотогеничной. Юлка фотографировала ее в различных ракурсах, пейзажах, с разным освещением и в разное время суток. Лиза фотографироваться ужасно не любила, поэтому приходилось долго ее уговаривать, пускаясь во все тяжкие, от шантажа до бессовестных обещаний: мол, будет всегда ее слушаться, делать  все как Лиза захочет, пойдет туда куда Лиза попросит и прочая, прочая, прочая сладкая ерунда ласкающая слух влюбленных. Когда же хитрости иссякли, потому что Лизонька быстро поняла: обещания Юлки короче вспышки ее фотоаппарата,  Юлка начала ловить ее исподтишка заставая в самые неожиданные моменты. И именно эти фотографии получались лучше всего своей естественностью и простотой. Лиза долго сопротивлялась, но, со временем, привыкла к постоянному присутствию фотокамеры, научилась не замечать. А еще через время стала заигрывать, озорно глядя на Юлку через объектив, сводя с ума таинственной улыбкой. Юлка никогда не выдерживала эти милые улыбки, внутри  нее тут же начинали порхать бабочки, ей хотелось затискать Лизу, просто, до смерти. Забыв про фотоаппарат она набрасывалась на подругу, прижав в уголке, подальше от посторонних глаз, и целовала  всласть, всем телом откликаясь на трепетную негу сладчайших поцелуев После, обе долго приходили в себя, озираясь по сторонам, словно позабыв где находятся. Однако, Юлке становилось сложнее и сложнее держать себя в руках, они сами скользили по ее приятным округлостям и таинственным впадинкам, и всякий раз девушка   чувствовала что еще чуть-чуть и зайдет слишком далеко.  Тем более что Лиза легко поддавалась,  прижималась податливо всем телом, обеим хотелось раствориться в блаженной   близости друг друга. Усилием воли Юлка отстранялась от Лизы, понимая, что и дома, и на улице слишком уж  не защищены, их уединение мог нарушить кто угодно. Она повзрослела, и чувствовала ответственность за Лизу. Но держать себя в руках становилось все труднее и труднее. Как-то раз их чуть было не застукала Нина Федоровна. Заглянув  к дочери по обычаю без стука, она на секунду замерла в дверном проеме, оторопело вглядываясь в испуганные силуэты у окна, девочек спас лишь вечерний полумрак, царивший в комнате. 
- Вы что там делаете?  - спросила она, на мгновение, испугавшись подозрительной мысли неприятно проникшей в голову.  
- Мам, не мешай! Я снимаю ночной город, - атаковала ее подозрение Юлка, которая умела реагировать быстро и нагло, Лизонька же, наоборот, не знала, куда глаза девать, терялась,  краснела, выдавая себя с головой, и если бы Нина Федоровна внимательно присмотрелась, то многое бы поняла по одному только выражению ее лица. Нине Федоровне многое бы открылось, задержи она на Лизе или Юлке один из  проницательных своих взглядов, либо внимательно прислушалась к интонациям дочери, которую знала же, как облупленную, и самое главное, если бы она услышала  голос собственной интуиции. Но замечать очевидного, она  не хотела. «Померещилось!» - успокаивала себя женщина, закрывая за собой дверь, - «разве могут наши девочки заниматься чем-то подобным, они  знать не знают, что такие  явления существуют, да и маленкие ещё совсем». Нина Федоровна поспешила выкинуть дикие мысли из головы и переключить внимание на простые неотложные дела и проблемы, которым, как известно, нет ни конца, ни края.
 Другой раз в ванной комнате девушек застукал Глеб, Юлка проявляла  фотографии, и часто брала с собой Лизу,  они закрывались, и могли спокойно целоваться, и не только. В прохладной тишине ванной комнаты Юлка совершала первые робкие поползновения на Лизину невинность, Лизонька охала, стонала, но расслабиться, и отдаться её рукам полностью не могла, ибо, нервничала, и приходила в ужас от любого шороха за дверью. 
- Ну, пожалуйста, звездочка, пожалуйста! - уговаривала ее Юлка, страстно шепча на ушко, но Лиза не сдавалась, потеря контроля пугала ее, а в такие моменты с Юлкой чувствовала именно, что теряет контроль над собой. Однажды оказалось, что Юлка забыла запереть дверь, Глеб  по каким-то своим нуждам попытался зайти в ванную, но тут же встал как вкопанный. 
- Сюда нельзя! - закричала на него Юлка, - засветишь мне все. И подскочив, захлопнула перед его носом дверь. Бедняга так до конца  и не понял, неприличная картинка, которую он разглядел в темноте комнаты, сквозь сохнущие фотографии и фотопленки, была игра его воображения, или Лизонька действительно целовала его сестру в губы.  Поразмыслив, Глеб решил, что сходит с ума на почве Лизы. Лиза же очень испугалась, и неделю не отваживалась заходить к ним в дом, твердо заявив, что не будет больше заниматься «этим» в Юлкиной квартире. Заниматься  же «этим» в однокомнатной квартире бабушки Зины, которую та покидала очень редко, представлялось еще менее возможным. Оставалась улица, но Лизоньку трясло от любого звука и шороха, в такие минуты она напоминала  испуганную лань, Юлка тоже была подобна зверю, но хищному. Перед ней встал вопрос,  где же собственно им уединяться? Ей мало  было урывчатых поцелуев, и суетливых обжиманий в подъезде, хотелось пойти много дальше в любовных опытах. В Юлке проснулась жажда обладания. Она хотела чувствовать, что Лизонька принадлежит только ей, чтобы та отдалась ей, как только она одна способна: робко, но доверчиво, невинно, но страстно, без остатка телом и душой. Эту завораживающую Лизину способность Юлка чувствовала в каждом поцелуе, в каждом прикосновении, в  такие уединенные минуты  она становилась до боли родной и близкой, Юлке хотелось что есть силы вжаться в ее тело, чтобы больше никто не мог их разделить. А когда расставались, приходило ощущение, что половина ее тела все-таки  ушла к Лизе, что теперь она стала неполной, пустой. Пустота наполнялась тоской и тревогой. Лиза стала ей необходима, как воздух, без которого невозможно дышать. Желание было настолько сильным, что, казалось, разорвет изнутри. Это была какая-то страшная внутренняя жажда, утолить которую могла только Лиза. Когда Лизонька была с ней, Юлке хотелось петь, скакать, как безумной, обнимать   и любить всех. Она чувствовала себя очень сильной, способной свернуть горы, становилась до глубины счастливой цельной, словно  нашла недостающие пазлы в картине своего мира. Ощущения Лизы были несколько иными. Своей неукротимой жаждой Юлка словно пробуждала ее к жизни. Ровное и слабое,   замедленное биение Лизиного сердца учащалось, мир менялся, окрашивался множеством цветов, становился ярким, праздничным, наполненным бесчисленным числом новых чудесных звуков. 
Однажды Юлке пришла интересная мысль снять окрестности города с высоты. Для этого она решила забраться на крышу их   дома, Пробраться туда можно было только через чердак,  запасной ключ от которого лежал в потайной коробочке бабы Зины, которая была  ответственной за подъезд. Юлка немедленно  посвятила подругу в свои планы. Лиза высоты  боялась, но позаимствовать ключ обещала. На следующий день, довольная собой,  положила Юлке на ладонь длинный тяжеленький ключик. 
- Получилось! - обрадовалась Юлка, и схватив ее за руку, потащила вверх по лестнице. Проржавевший замок долго не поддавался, им даже пришлось сбегать домой за машинным   маслом, но вот, наконец, ключ в скважине два раза провернулся и замок туго, со скрипом, но открылся. Откинув крышку чердака, Юлка залезла первая, а после втащила за собой испуганную Лизу. Крышку вновь предусмотрительно закрыли и девочки с любопытством стали оглядываться внутри. Где-то в отдалении, сквозь старые чердачные окна, был слышен голос города: шум  спешащих машин, вопли детей играющих на площадке, крик ругающегося на них же   дворника.  Было чуть жарковато от нагревшейся крыши, но ветерок, прорывавшийся в сквозные окна, компенсировал недостаток. Чердак был захламлен, но не сильно. Ящики, коробки, доски и битые кирпичи – привычный дизайн наших домов. Непонятно как, оказавшееся здесь кресло качалка, старый торшер без лампочки  и проводов,  поломанный зонтик и детская коляска довершали картину запустения. По доскам расстеленным вдоль и поперек пола Юлка прошла к одному  из окон и свисая, выглянула наружу. Увидела небо, облака, и ничего кроме крыши, чтобы увидеть двор, нужно было пройти вниз по ее чуть покатой поверхности. Лиза в страхе схватила ее за руку, когда она, перекинув ноги через окно, собралась уж было спуститься. 
- Не надо, Юлька, прошу тебя!
- Да, я всего несколько шагов, Лиза, -  отрывая от себя вцепившуюся в рукав трусиху, сделала первый шаг. Сердце испуганно забилось, когда крытая раскаленным железом  крыша отозвалась неприятным гулким звуком. Над головой с дружным щебетом носились воробьи, ласковый ветерок трепал волосы. Город открылся девочке в совершенно новом потрясающем виде. Кругом были только крыши домов. Блестящие покатые скаты чередовались со старыми черепичными, растопыривая в небо уродливые пальцы антенн. Где-то вдали сияло золото храмов. И дух перехватило от раскрывшегося перед ней горизонта. Она оглянулась, Лизонька сидя на подоконнике, не сводила с нее глаз.
 - Иди сюда! - позвала ее Юлка.
 - Я боюсь! - но  глаза любопытно заблестели. 
- Иди, я буду тебя держать, - вернувшись на несколько шагов,  Юлка протянула Лизе руку. Та вцепилась в эту руку, как за соломинку, и со смехом протопала по поющей крыше. 
- Нас услышат, Юлька! 
- Мы тихонечко - и Юлка сделала несколько крадущихся шагов по направлению к краю крыши. Правда, тише от этого не стало, Лиза засмеялась, и последовала за ней, вцепившись в нее обеими руками. - Мамочки, я боюсь! - лепетала она, смешно округлив глаза и умоляюще глядя на Юлку, которая тащила ее к краю пропасти. И вот уже виден краешек двора, кроны деревьев, ставшие такими маленькими,   крошеная беседка, и лавочка, на которой примостились бабушки, муравей дворник  собирал невидимый глазу  мусор, что-то бесконечно приговаривая на своем смешном татарском языке. У Юлки перехватило дыхание, она, вдруг, ощутила головокружительный запах свободы и   страшное желание спрыгнуть вниз. У нее было чувство, что если она сейчас  прыгнет, то не упадет, а полетит. Желание было таким сильным, что Юлка усилием воли прикрыла глаза, дабы не смотреть вниз. Почувствовав смену ее настроения, Лиза остановилась, и твердым почти не своим голосом сказала: 
- Все,   дальше не пойдешь! Не пущу!
С силой дернула   Юлку за  руку, и та послушно поплелась за ней назад. 
- Сумасшедшая! - набросилась на нее Лиза, когда они вновь оказались на твердой поверхности чердака, -  напугала до чертиков!
И  не зная как еще выплеснуть свое возмущение, замахнувшись  хлопнула Юлку по спине. Все, что она ни делала, у Лизы получалось  женственно и нежно, от этого жеста у Юлки внизу свело от возбуждения.
- Сумасшедшая - лупила ее Лизонька. 
- Не буду, больше не буду! – смеялась Юлка,   уворачиваясь от притворных  ударов, завлекая Лизу вглубь комнаты, чтобы потом, улучив удобный момент,  хищно накинуться, прислонив к стене. Внезапный и грубый жест, взволновал Лизу не меньше, вскрикнула от неожиданности, и замолчала, поймав жадный Юлкин взгляд. От этого взгляда у неё даже мурашки по коже побежали. Тяжело дыша, Юлка  приблизила к ней свое лицо, и почти вцепилась губами.  Лиза  отстранилась с силой, упершись руками ей в грудь. 
- Перестань, - испугалась Лиза ее напора. Но испуг  только возбудил Юлку, она, почувствовав хищную дрожь во всем теле. С силой прижимая Лизу к стене, стала целовать шею, лицо,  грудь,  вдыхая   нежный запах её волос,  застонала мучительно: 
- Лиза, как же я хочу тебя!  
- Не сейчас, миленькая, не сейчас! - прошептала Лиза,  дрожа всем телом, еле устояв на ватных ногах. Она  с  мольбой смотрела на Юлку.  Со стоном разочарования, Юлка зарылась в ее плече. Немного успокоившись, посмотрела на Лизу уже трезвым взглядом: 
- Прости, звездочка! Ничего не могу поделать, когда ты рядом я прям зверею.  
И снова уткнулась в спасительное плечо. Лиза обняла, стала гладить по волосам, успокаивая как ребенка. 
- Знаешь что, - минуту спустя улыбнулась ей Юлка, - давай, это будет нашим местом! А что? Ключ запасной сделаем, порядок наведем, и будет у нас с тобой гнездышко! 
- А если узнает кто? - слабо сопротивлялась Лиза, втайне радуясь притягательности Юлкиной идеи. 
- А мы тихо, сюда же не ходит никто!  Крышу недавно чинили, теперь долго не явятся. 
И  подошла к Лизе близко-близко. 
- Я тебе говорила? -  улыбнулась тихо. 
- О чем?
- О том что люблю тебя - почувствовав волнение смутилась Юлка. 
- Нет, - заулыбалась Лиза.
- Нет? Бессовестная, как я могла? А хочешь,  сейчас скажу, хочешь? - Хочу, - посерьезнела Лиза, обняв её за шею. Юлка помедлила, посмотрев ей в глаза, а потом тихим срывающимся голосом,  удивляясь, каким непослушным он стал, произнесла: 
- Я люблю тебя, Лиза.
Следующие несколько  дней   были посвящены уборке, для чего тайком из дома были украдены тряпки, веник и ведро. Лиза  стащила у бабушки транзистор на батарейках, который та брала раньше на дачу. Они приглядели себе пространство в самом конце чердака  с теневой стороны крыши. Лизонька отличалась большой аккуратностью, поэтому драить «квартирку» пришлось основательно. После уборки уютно расставили небогатые пожитки:  кресло качалку с отломанными ручками по бокам, старенький торшер, который Юлка с трудом, но починила, плакаты популярных рок-групп, и самое главное – роскошная тахта, на которой можно было лежать, её  Юлка соорудила из кирпичей и досок, которые валялись повсюду. Девушки притащили  из дому кучу тряпок,  одеял и старый походный спальник. В общем,  получилось уютное жилище. Юлка  довольная собой, валялась на сооруженном ею ложе, и   разглагольствовала о преимуществах свободной независимой жизни, о планах на будущее, воображая, что станет знаменитым   фотографом, объездит весь мир, заработает кучу денег и  заберет Лизоньку  к себе, мечтала, как построит свой дом обязательно с  садом, где всегда будет много друзей и детей. На детях она споткнулась. 
- Лиза, а ты хочешь детей? 
Лиза сидела с ногами на подоконнике, глядя вдаль, задумчиво вслушиваясь в беспечный Юлкин треп, и рисуя прекрасные перспективы, которые раскрывались в ее воображении. 
Конечно, хочу, со временем, - не особо задумываясь, ответила она. 
- А кого больше хочешь, девочку или мальчика?- не унималась Юлка. 
- И девочку, и мальчика, - улыбнулась Лиза. 
- Значит, у нас будут четверо, две девочки и два мальчика – расщедрилась Юлка. 
- Ты сама еще ребенок! - засмеялась Лизонька. 
- Это  будет потом! - защищалась та.
 - А родители! Что мы им скажем, Юлька? – погруснев, спросила Лиза. 
- Так и скажем,   - хмыкнула Юлка, - дорогие родители, мы с Лизой решили пожениться, хотите вы этого или нет, но это свершившийся факт, поэтому вас не спрашиваем, а только ставим в известность. 
- Интересно, что на это скажет папа? - вздохнула Лиза. 
- Не знаю как твой, а мой будет орать до второго пришествия, - саркастически ухмыльнулась Юлка,   представив отца и весь возможный разговор с ним. Содрогнулась, и немедленно прогнала неприятное видение прочь, предпочтя не думать о  сложных вещах. Когда-нибудь, когда придет время, она обо всем позаботится, а пока   будет наслаждаться моментом: летом, солнцем, свободой и присутствием Лизы. 
- Иди ко мне, - позвала она, призывно похлопав по тахте, - давай, испытай на прочность. Лиза покраснела смущенно, но послушно соскочила с подоконника и легла рядом с ней. Вес обеих был так мал, что самодельное ложе легко устояло, даже не дрогнув. Взяв Лизу за руку и прикрыв глаза, Юлка вслушивалась в ленивые отголоски полдня. 
- Хорошо тебе?
- Очень, - сквозь дрему услышала тихий ответ, и проваливаясь в приятный сон, чувствовала, как изящные легкие  пальчики ласкают непослушные задиристые вихры. Так и уснули, блаженные в   счастливом ощущении друг друга.
Тем летом мир сузился для них до крохотного пространства чердака. Всё, что было вокруг, перестало существовать для них,  девушки утратили всякую связь с реальностью, а тем временем в стране происходили тревожащие и не безопасные  изменения. Мир, который Юлка с Лизой знали, словно сошел с ума. Коммунистическая империя рушилась,  все стали   отделяться ото всех,  с непонятной, не рациональной, ожесточенной озлобленностью. Междоусобица, раздор и ненависть, распространялись со скоростью бубонной чумы  14 века.   Конфликты вспыхивали даже там, где их никто не ожидал. Новоиспеченные республики отделялись от Союза с ужасающей быстротой. Сергей Львович только головой качал, пересказывая жене тревожные известия газет, Нина Федоровна слушала мужа, и охала, у обоих складывалось предчувствие неминуемой катастрофы. Даже небесные светила в тот год и те нарушили    тихий привычный космический ход. Астрономы зафиксировали  невиданное событие – столкновение небесных тел в пределах солнечной системы. Огненная гигантская комета обрушилась на Юпитер,  вызвав мощные возмущения прекрасного облачного покрова величаво царственной планеты.  Ученные судорожно высчитывали последствия катастрофы. Ощущение было такое, словно враждебные силы темного хаоса в очередной попытке   обрушили всю мощь нескончаемой ярости, чтобы наконец победить в той  вечной схватке, в которой  добро со злом   борется, «а поле битвы – сердца людей». Однако, силы разума тогда тоже не дремали,  сохраняя равновесие планеты. В тот год Игры Доброй воли собрали в Петербурге   тысячи людей. На экраны  вышел  «Форрест Гамп». Нельсон Мандела был выбран первым чернокожим президентом ЮАР.   Солженицын посетил Россию,  после многих лет изгнания, а в Токио прошел первый японский гей парад. Все эти и последующие события прошли под  знаком невероятного по своей красоте парада солнечных планет. Но девушки ни о чем не знали, наслаждаясь друг другом, любовью и свободой, которая особенно чувствуется летом, в безмятежные тёплые вечера.
Поражение Глеб переживал, молча, затаившись в неприятных тягостных думах. После того как   ему привиделся не предназначенный для посторонних глаз поцелуй, он  ужасно смутился, во-первых, потому, что речь всё-таки шла о его сестре, а Глеб так до конца и не понял, действительно ли Лиза целовала Юльку в губы, или ему почудилось? А, во-вторых, стоило  чему-то необычному и непонятному произойти рядом, его охватывала тревога, все новое и непривычное пугало Глеба, всё, что делает мир бесконтрольным, внезапным и опасным. Не смотря на юный возраст, в глубине души он был большим поборником правил, законов и традиций, всего того, что делает жизнь незыблемой, стабильной, предсказуемой. Люди вообще тратят колоссальное количество жизненной энергии на то,  чтобы удержать мир хоть в каких-то рамках дозволенного, привычного, известного. А отношения Лизы с его сестрой выходили за рамки не только привычного, но и дозволенного, Глебу стыдно было даже думать об этом. Не то чтобы он был слишком закомплексованным и не современным, но согласитесь, одно дело, когда ты слышишь или читаешь о чьих-то «чудачествах», происходящих, пусть даже по соседству, но с кем-то другим. И совсем другое, когда нечто ненормальное случается в твоей собственной ванной у тебя под носом, между девушкой, которая тебе нравится и твоей родной сестрой. Нет, не может быть, ему  почудилось! Но с другой стороны, если бы  кто-то другой рассказал ему о его сестре, он, может быть, и поверил, она всегда была избалованной и эксцентричной. Но Лиза! В ее рассудительности он не сомневался, даже если его сестрица и решилась на нечто ненормальное, Лиза бы точно на это не пошла, остановила, чтобы не допустить унизительного позора.  
Глеб не хотел верить своим глазам по многим причинам, но  главной, как ни крути,  было, его уязвлённое  самолюбие, которое страдало в этой непростой ситуации со всех сторон.  Во-первых, Лиза, и этот факт причинял ему наиболее сильную боль, предпочла ему его глупую малолетнюю сестру. Глеб никогда не воспринимал Юлку всерьез, он её и не замечал-то особо, до этого момента сестра  была для него человеком маловесным: не серьёзная, увлекающаяся бредовыми бесполезными идеями,   вечно доставляющая родителям неприятности и головную боль. Однако,   во-вторых, она  все-таки была его сестрой, и стало быть членом семьи, репутация которой имела для Глеба не последнее, а очень даже важное значение.   
Пачкать авторитет семьи, авторитет отца…нет, ему все-таки почудилось, Юлька, конечно, создание безбашенное, но не до такой же степени! Должна и она что-то соображать, и понимать,  каким ударом станет для отца узнать, что его дочь…брр, в этом месте у парня даже язык не поворачивался, чтобы произнести грязное липкое слово - лесбиянка,   страшно подумать! В конце концов, все они зависели от статуса и положения Сергея Львовича,  Юлка со своими нетрадиционными экспериментами будет тому ножом по сердцу, ведь положение в обществе заработать трудно, зато разрушить можно запросто. Впрочем, Глеб утешал себя мыслью, что  это были действительно всего лишь эксперименты, какие-нибудь эксцентричные девчачьи причуды, может так они друг на дружке обучаются? Эта мысль приносила некоторое облегчение. Да, скорее всего, это были   девчачьи игры. Но, Лиза, черт возьми, могла бы обучаться и на нем! Нашла, кого целовать! Тогда в темноте Юлку он почти не разглядел, зато видел движение Лизиных рук обвившихся вокруг Юлькиной шеи, которые она, при его появлении, испуганно отдернула. И чем больше Глеб вспоминал, тем больше злился, в том числе  на себя, свою неуверенность и безынициативность. Может, стоит что-то предпринять, самому завести разговор, снова пригласить в кино? Только на этот раз без Юльки, обойдется! И Глеб почти решился, но Лиза куда-то пропала, не появлялась, скорее всего, боялась показаться ему на глаза, словно нарочно лишая его шанса быть великодушным и добрым. Гнев закипал в нем тихо, неспешно, месть, говорят, то блюдо, которое подают холодным.  С того дня он стал пристальней всматриваться в родную сестру, и, к удивлению своему сделал много новых открытий, например, он заметил,  что не смотря на остатки подростковой угловатости, она была не дурна собой, скорее наоборот, даже привлекательна. А в её повадках, поведении, характере проявились сильные качества:   независимость, дерзновенность, и то, что люди называют харизмой. Её прямой, насмешливый  взгляд из-под челки, приковывал внимание, будоражил, и, Глеб вынужден был признать, влюблял в себя. Юлка смотрела так,  будто знала что-то такое, чего  все остальные были не в состоянии понять. Любившая поболтать за общим столом, в последнее время, она стала молчалива, и рассеяна,  мысли ее витали где-то  далеко, в местах, по-видимому, более приятных, ибо на лице ее, то и дело появлялась загадочная едва уловимая улыбка. Эта улыбка смущала Глеба больше всего, она свидетельствовала о счастье, о любви, и перед ним снова и снова всплывал подсмотренный тайный поцелуй. Зависть – тяжелое чувство, оно придавливает к земле, с ним вы теряете способность летать! Происходящее казалось Глебу неправильным, несправедливым, абсурдным! Это его лицо  должно было светиться от счастья, это он должен был зажиматься по углам с Лизой, к нему эта чудесная девушка должна была спешить на свидания! Глеб был уверен в своем праве на Лизу, и решил отомстить. Для начала решил   хорошенько разведать, чтобы в точности во всем убедиться. Но Лиза пропала, она и Юлька проводили теперь время в каком-то другом месте.
Лиза и правда, испугалась, после  случая в ванной она отказывалась даже заходить в Юлкину квартиру. Девчонки были вынуждены убегать на улицу, уходили с утра на целый день, а возвращались лишь к ночи. Баба Зина только руками разводила, наблюдая, с какой поспешной радостью внучка собирается на свидания с подругой. 
- Лиза-чума, куда? Опять на целый день пропадешь?
- Не волнуйся, бабушка, мы с Юлей просто пофоткать хотим.
- Бог с ней с Юлькой твоей, Лизонька, тебе-то это зачем?
- Бабушка, ты не представляешь, как нам интересно, она мне город показывает! – хитро ластилась к ней внучка, - и потом, ты же сама говорила, что дома сидеть не здорово.
- Не забывай, что я отвечаю за тебя перед твоими родителями, что я им скажу, когда приедут? Что ты всё лето провела на улицах? Лиза, я с тобой разговариваю!
- Бабушка, но со мной же всё хорошо, смотри, я счастливая и здоровая, - успокаивала старушку девочка, на ходу целуя в морщинистую сухую щеку.
- Бутерброды хоть захвати, - кричала вслед недовольная баба Зина. Она не знала, как остановить Лизу, та действительно была довольна, и счастлива. «Слишком довольна!» - качала головой старушка. 
В те дни Лиза с подругой были неразлучны. Только однажды Юлка  пропала куда-то и весь день, отсутствовала. Лиза не знала, что и думать. Бабушка Зина воспользовавшись моментом, заставила внучку немало потрудится. Консервирование  фруктов и ягод – народная забава, в которой наши пенсионеры упражняются с особым, впрочем, весьма объяснимым рвением. В тот день старушка решила сварить вишневое варенье, накупила ягод, и  принудила внучку к нелегкому занятию -  извлечению косточек из вишен.  Обычно Юлка принимала участие в их семейных мероприятиях, ей все нравилось,  любое поручение доставляло радость, если Лизонька была рядом. Но в этот раз девушка испарилась, к большому неудовольствию   бабы Зины, которая громко сокрушалась, наблюдая, как медленно продвигается их вишневое предприятие. Она даже послала Лизоньку на поиски подруги, но та вернулась ни с чем, не сумев отыскать Юлку ни дома, ни во дворе, ни на чердаке. К вечеру, закатав последнюю банку варенья, и поцеловав бабушку, Лиза, выскочив, наконец, из дома, вновь поднялась на чердак. И ахнула от неожиданной красоты раскрывшейся взору. Вся их маленькая «квартирка» была заставлена яркими букетами  полевых цветов, цветов было так много, что у Лизы дух захватило. Изумленно она оглядывала комнатку, ставшую вдруг такой уютной. 
- Ты пришла! А я свечи не успела зажечь, - Юлка показалась в проеме чердачного окна с фотоаппаратом в руках, солнце красным диском заходившее в этот момент за горизонт   живописно осветило ее силуэт, Лиза залюбовалась ее стройной немного мальчишеской фигурой, уверенными кошачьими движеньями не пантеры, нет, скорее котенка. «Но будет пантерой», - удивилась собственным мыслям Лиза. 
- Чего так рано? - недовольно бурчала Юлка, спрыгивая с окна.  
- Ты не сказала, что будет сюрприз! - улыбнулась Лиза
- Только ты все испортила, - хмурилась Юлка. 
- Нет, не испортила, звездочка, мне всё нравится, здесь очень красиво. - Тогда закрой глаза, - хмыкнула Юлка, и усадила ее на лежак. Лизонька послушно закрыла глаза, прислушиваясь как шурша спичечным коробком Юлка зажигает свечи. Постепенно она стала улавливать отдаленные звуки дома: хлопанье дверей, скрип ставен, чей-то приглушенный кашель. Звуков было так много, что у Лизы голова чуть не закружилась: голоса людей, возвращавшихся с работы, домохозяек зовущих детей ужинать, шум разъезжающих машин,  стук мяча об асфальт, крики: «Гол!» «Нет, мимо!», а в паузах тишины она слышала, как где-то над головой жужжит муха, пролетая каким-то своим неведомым маршрутом. И каждый  звук, обладая собственной  оригинальной темой, сплетался с другими звуками, объединяясь в одну радостную мелодию. «Наверно, это и есть счастье» - подумала Лиза, когда услышала тихий шепот Юлки. «Открывай!» И увидела множество прыгающих огоньков вокруг себя, а за окном им вторили огни вечернего города. 
- Нравится? 
- Очень! - Лиза чуть не плакала. 
- Пойдем, пока не стемнело! - потянула  на крышу Юлка, - Это ещё не всё. 
Преодолев высокое чердачное окно, девчонки ступили на гудящее нагретое солнцем железо крыши, и их взгляду предстала  надпись огромных размеров, написанная голубой масляной краской: «Лиза + Юлка = Л» с изображением смеющегося солнышка внизу. Лицо Юлки победоносно светилось. Лизонька улыбнулась, ну, не могла не улыбнуться, её довольному выражению   лица.
-  Ты сумасшедшая! Убьешься  когда-нибудь, Юлька! – и заметив легкомысленную улыбку, строго добавила, - Дай мне слово никогда этого не делать! Или я больше сюда не приду.
Юлка слушала, растекаясь пятном удовольствия по крыше, ей очень нравилось, как Лиза волнуется за нее, и  как злиться, выговаривая, точно учительница в школе. 
- Обещаю, если поцелуешь, - лукавая улыбочка ускользнула по её лицу. 
- Хитрая какая!- рассмеялась Лиза, -  обещай, тогда поцелую. 
- Обещаю, - легкомысленно хмыкнула Юлка, и нетерпеливо потянулась за поцелуем. 
- Ага, так я и поверила, ты сто раз уже обещала, - увернулась от её губ Лиза. 
- Что же мне делать? – Юлка обняла её, пытаясь добиться поцелуя.
- Поклянись, - улыбнулась Лиза.
- Хорошо, - девушка подняла  руку, - Прекраснейшая  из прекрасных, несравненная донна Лиза, перед твоей красотой, я торжественно обещаю, больше не заходить за опасную черту! Клянусь самым дорогим что у меня есть: папиной бородой, мамиными пирожками и твоими устами сахарными,  дева! - и  закрыв глаза Юлка смешно вытянула губы в ожидании поцелуя. Лизонька прыснула от смеха: 
 - Сначала поймай меня! -  неловко побежала по крыше. 
- Ах, так! - в два прыжка догнала ее Юлка, - коварная! 
Она схватила её за плечи,  развернула к себе.
- Целуй, как обещала, обманщица! 
- Хорошо, только глаза закрой, - согласилась Лиза.
- Опять обманешь, - недоверчиво прищурилась Юля.
- Нет, не обману, закрой, - и дождавшись, когда та прикроет глаза, Лизонька наклонилась, и подарила подруге такой вкусный, такой нежный, такой сладкий поцелуй. Разве есть на свете что-либо еще более волнительное и трепетное? С прикосновением её губ, Юлка ощутила сладчайшее благоухание внутри, словно в её груди распускал нежнейшие лепестки восхитительно прекрасный  цветок, и  не в силах вынести его  волнующей   красоты она издала глубокий протяжный долгий стон. Лиза мгновенно откликнулась, подалась к ней всем телом, послушно и доверчиво отдаваясь в её руки. Почувствовав власть над ней, Юлка захлебнулась от жгучего   возбуждения,   не справляясь с нахлынувшими чувствами, повалила Лизу на теплую крышу, покрывая   поцелуями, вжимаясь в неё всем весом, словно желая раствориться, стереть все внутренние преграды, когда-либо стоявшие на пути к их близости.     Лизонька трепетно отзывалась на каждое ее движение, с ответной пылкостью прижимаясь к ней. Они перекатывались по крыше, оказываясь то сверху, то снизу, не в силах оторваться друг от друга. Напряжение   возрастало, становилось уже мучительным, Юлка почувствовала необходимость разрядки, поняла, что нужно делать,  испугалась вначале, но желание было слишком велико, и трепещущей рукой, глядя Лизе в глаза   она просунула свою руку ей в трусики. Лиза охнула, прикусив нижнюю губу. Почувствовав под рукой нежную, еще не знакомую влажность ее лона, Юлка на секунду замерла в сладком предвкушении. Но разгоряченная поцелуями Лиза уже подталкивала ее легкими податливыми движениями своего тела. Страстность Лизы, ее откровенность и милая доверчивость   возбудили еще больше, Юлка даже застонала от избытка ощущений, а её руки, её ловкие пальчики нетерпеливо уже ласкали между ног. Лиза, тяжело дыша, двигалась ей в такт и, когда поняла, что вот-вот провалится в манящее и пугающее небытие, простонала, чтобы зацепиться за реальность: 
- Люблю тебя, звездочка! 
Юлка откликнулась мгновенно, целуя губы, грудь, а потом, скользя все ниже и ниже, оказалась внизу Лизиного живота, поцелуи становились все нежнее, падение все глубже. 
- Юля, может не надо? – уже не веря  собственным словам, бормотала Лиза, но почувствовав прикосновение губ к своему лону, окончательно провалилась в восхитительно блаженную истому. Юлка ласкала нежно и страстно, языком, губами,  с восторгом откликаясь на каждый Лизин стон.  Наконец,  достигнув своего пика, стоны девушек  слились в один мучительно длительный, который взлетел на  вершину упоительного экстаза, и закончился сладчайшей  расслабляющей истомой.  Оглушенные случившимся долго  валялись на теплом, нагретом летним солнцем железе крыши не в силах нарушить   блаженство. 
- Ты сумасшедшая, знаешь?  - прошептала   Лиза, лежа на ее плече. Счастливо глядя в небо, на котором стали появляться первые еще не очень яркие звездочки, Юлка улыбнулась:
- А ты? Не думала, что ты будешь такой… -  замолчала, подбирая слова. 
- Какой - такой? - встрепенулась Лиза, слегка отстранившись от неё. 
- Такой податливой и бесстыжей, - улыбнулась та, и тут же получила локтем под ребра. 
- Не думала, что это будет так… - настал черед Лизы подыскивать слова, она теснее прижалась к Юлке, заглядывая в глаза. 
- Как - так? – повернулась та с любопытством. 
- Так прекрасно, звездочка - улыбнувшись,  Лиза поцеловала сладко в губы. 


Глава шестая.

«Так прекрасно! Так прекрасно!» - проносилось в голове, когда вечером, проводив Лизоньку до дверей квартиры, Юлка вернулась домой. Расставаться, конечно же, не хотелось, Лиза крепко держала за руку, и это простое прикосновение было таким сладостным, таким родным, и приносило обеим столько счастья, точно воздушный крем на бисквитном торте, и ели он его полными ложками.
Юлка, обалдевшая от ощущений, выглядела  растрепанным воробушком, Лиза, глядя на нее, улыбалась, так было радостно, как никогда она была возбужденной и веселой. 
Расставание не пугало, наоборот, приносило чувство сладкого ожидания завтрашнего дня, что-то он принесет? 
Они были наивны и беспечны той беспечностью, которая свойственна только влюбленным, погруженные друг в друга, не замечали ни чего вокруг себя. Ничего и никого, а напрасно, но об этом чуть позже.
Однажды, бабушка Зина неприятно расстроила все  планы, разлучив девочек на целых три дня.  По какой-то непредвиденной прихоти ей внезапно захотелось навестить дальнюю родственницу, которая проживала в ближайшем Подмосковье. Ехать одна бабушка не решалась, поэтому  взяла в помощь внучку. 
Погода в тот день стояла пасмурная, накрапывал дождик, не по-летнему холодный и неприятный. Юлка уныло болталась без дела, потому что, не смотря на все Лизины уговоры, её с собой не взяли, объяснив причину капризным характером старой дамы. Оставшись одна, не зная чем себя занять,  схватила фотоаппарат и вышла на улицу.
 – Куда ты? Дождь же! - крикнула ей вслед Нина Федоровна. 
- Не страшно, в беседке посижу, - откликнулась  уже с подъезда. 
В беседке, наткнулась на Катю, та сидела, на краешке скамейки, грустно понурив голову. 
- Ты чего тут? - полюбопытствовала Юлка. 
Катя смутилась, на мгновение  засомневавшись, говорить или нет: 
- Да, невезуха сплошная, Юличка! Бабка на смене, а мать  в дом хахаля привела, сказала на улице подождать. Таньки тоже  дома нет, так что сижу вот…
Катя зарылась с головой в колени, то ли от холода, то ли от обиды, и стала совсем  жалкой. 
- Давно сидишь? - посочувствовала Юлка. 
- Да какая разница! - отмахнулась Катька, не столько от нее отмахнулась, сколь от судьбы своей печальной. 
- Понятно. Идем! - схватила она Катьку за руку. 
- Куда? -   подняла та голову,  - к тебе  не пойду, я твоего отца до смерти боюсь, и не уговаривай.
 - Не ко мне, в другое место! -  Юлка решительно вела ее за собой. В тот день она и показала чердак Катьке, потом,  правда, сто раз об этом пожалела. Увы, не могла же она заранее всё знать! А в тот день ничто не предвещало.
Катька, с любопытством разглядывала уютный уголок чердака,  изумлялась Юлкиной находчивости, потом  спросила: 
- Что, Лизку сюда водишь?- в ее голосе была скрытая обида, которую она прятала за насмешками и иронией,  -   давно ты ее?...
- Не болтай! - вскинулась на нее Юлка, - не было у нас  ничего!
 - Не было? Значит, будет, дело времени! - хмыкнула та, но почувствовав, что Юлка начинает закипать, сменила тактику, хитрая эта Катька.
 - Не сердись, Юлочка! Злая я сегодня, вот и болтаю глупости. Чай найдется  или покрепче что?
И принялась болтать по-женски ни о чем, уводя разговор от опасной темы. Чай нашелся, а вот покрепче ничего не было, Юлка тогда не пила ничего, кроме шампанского под новый год. Катька весело пообещала, что исправит эту ошибку. Пили чай, болтали о ерунде, а потом гостья захотела, чтобы Юлка ее сфотографировала.
 - Или ты только Лизку фоткаешь? -  и снова насмешка в глазах. 
- Не только, -   помедлив, Юлка поставила стакан. и взялась за фотоаппарат. Настраивая объектив, почувствовала волнение, ибо, Катя, сидевшая сперва на краешке самодельной постели,  взобралась на неё с ногами, и раскинулась вольно, в позе соблазнительной и почти неприличной.
- Ну, что стоишь, щелкай, давай, - приказала красавица.
Она кокетливо взглянула в объектив,  легкая и манящая улыбка скользила на ее губах. Юлка тут же почувствовала предательское жжение в паху, и разозлившись, с силой нажала затвор фотоаппарата, щелчок   прозвучал  грубо и резко. Катя сменила позу и оголила плечо, посмотрела в объектив так, словно готова была всю жизнь принадлежать тому, кто сквозь него на нее смотрит, в наглых бесстыжих глазах блестели и вызов, и обещание сладчайшей покорности. Ещё щелчок, ещё, ещё, ещё. Сердце стучало  так громко, что Юлке казалось, будто его слышно на Красной площади вместо курантов. Один удар, два, три…щелчок. Руки тряслись, и чтобы не выдать волнение  со всей силой сжимала фотоаппарат.  И тут Катька стала расстегивать кофточку, медленно, пуговичку за пуговичкой, лукаво поглядывая в объектив. Юлка опустила фотоаппарат.
- Кать, ты серьезно?
- Конечно, серьезно, глупая, иди ко мне! - расстегнув последнюю пуговицу,   приоткрыла красивую округлую грудь, и поманила к себе. В этот момент, Катя была невероятно привлекательна. Пялясь на ее бесстыжую откровенную наготу,  Юлка невольно вспомнила ощущение Катиного языка у себя во рту, и подумала, что вот,  предоставляется такая прекрасная возможность обуздать этого дикого  непослушного зверя. От этой мысли внизу живота тоже запрыгали, заалели маленькие язычки пламени, однако, продолжала стоять на месте, ибо, что-то подспудное, не позволило двигаться вперед, то ли чувство, то ли мысль, но Юлка никак не могла ухватить её сознанием. 
- Ну, иди же! - в Катином голосе звучали требовательные нотки, она мягко повалилась на кровать, широко раскинув руки, - покажи мне, как ты умеешь любить, Юличка, ты ведь умеешь, правда? 
Юлка смотрела на Катю, но на её месте уже  мерещилась Лиза, которая ещё вчера тоже лежала здесь, вот так с распущенными волосами и полуобнаженной грудью, улыбалась ей доверчивость и мило. Сердце трепетно защемило, и почему-то стало грустно, и  жалко, и себя, и Лизоньку, и Катьку. 
- Не надо, Катя, перестань! - сказала она, опускаясь на ящик. Катя смотрела с горечью, как на предательницу, но через секунду к ней  вернулось насмешливое  выражение лица.
- Да, не волнуйся ты так, Юличка,  пошутила я, просто проверить хотела. Зато, теперь мне ясно, что ты врешь, было у вас всё с Лизой, было, не отвертишься!
Катя, медленно застегивала кофту, гневно поглядывая на Юлку, потом встала и решительно пошла к выходу, и прежде чем спустится вниз, посмотрела ещё раз и выпалила с презрением:
- Дура, ты Юлка, а Лизка твоя притворщица.
С того случая Катя стала для них опасна, её бесстыжий язык перестал держать за зубами тайну, в которую она ненароком проникла. Во дворе, при всякой возможности она старалась намекнуть на совсем не дружеские отношения между Юлкой и Лизой. 
В один из вечеров, когда Витька Мухин памятуя о недавнем своем поцелуе с Лизой, стал   подкатывать к ней, Катька, язвительно улыбаясь, специально громко, чтобы все слышали, сообщила, что «ничего-то у него с Лизкой не получится».
 - Ничего тебе, Витенька, там не светит, у нашей Лизоньки есть уже ухажер! Правда, Лиза? – с кривой ухмылкой обратилась она к той,   Лиза,  не  готовая к    прилюдным откровениям, испуганно потупилась, а наивный Витька, смешно и не к месту засуетился: 
- Какой такой ухажер? Я Лизку ни с кем ещё не видел!
- Не видел, значит, плохо смотрел, - огрызнулась на него Катька и  хитрыми своими глазищами зыркнула в сторону Юлки. Та угрожающе насупилась, глядя исподлобья, встретив ее взгляд, юная интриганка  ненадолго сникла, однако, теперь не унимался уже глупый Мухин.
- А ты, значит, хорошо смотрела,  так давай, колись, с кем наша тихоня ходит? 
На этих словах Витька подошел близко к Лизе и уставился на нее с ухмылкой. 
- Не твое дело, Мухин, губу закатай! -   оттолкнула его Юлка. 
- Ты-то чего, бешенная? Спросить уже нельзя! - возмутился Витька, но отвалил, потому что с детства побаивался Юлку. Катька злобно хохотнула: 
- Вот видишь, Витюша, я же предупреждала,  ничего тебе здесь не светит!
 - Для братца своего старается, -  презрительно сплюнул Витька, озвучив единственно возможную для него мысль.
 - Глупенький ты  Витюша, подрасти сначала, прежде, чем за девками бегать,  - заржала Катька, искоса поглядывая на Юлку.
 - Ты больно умная с намеками не внятными! - разозлился парнишка. 
На этом история казалось бы закончилась, но с этого дня Юлка с Лизой стали реже появляться на улице, предпочитая дворовой компании прогулки по городу и приятное уединение на чердаке. Но на душе у Юлки скребли кошки, и  однажды она подловила Катьку, выждав у подъезда. Увидев Юлку, Катька насмешливо осклабилась:
 - Что, Юличка, бить будешь? 
- Не буду, но стоило бы, потому что ты, Катя, дура! - пнув ногой по скамейке, ответила Юлка, и через паузу уже более примирительно,  добавила, - ну, чего ты лезешь, чего хочешь? Не твоё это дело, понимаешь, не твоё!
Не хотелось ей ругаться с Катькой, жалела. Уловив в ее голосе мягкие интонации,  Катя тут же откликнулась.
- Сама не знаю, что на меня нашло, увидела тебя с Лизкой, и жаба  стала душить - откровенно признавалась она, - ты же знаешь, что нравишься мне. 
- Знаю, но нечем мне тебе ответить, Катя, нечем, -  твердо заявила Юлка. Лицо Кати исказила болезненная гримаса: 
- Как скажешь, только смотри, потом попросишь, да поздно будет! 
- Потом не будет, - тихо ответила Юлка. 
Дни шли за днями, каникулы быстро бежали, приближаясь к своей половине. Досадный инцидент во дворе вскоре забылся. Однажды, Нина Федоровна за отсутствием дома Юли, попросила Глеба сходить в соседний подъезд к тете Маше, Катиной бабушке за медицинским спиртом, необходимый ей по каким-то хозяйственным делам. Надо сказать, что чистый спирт в то время был большим дефицитом, а тетя Маша продавала, приворовывая на работе, будучи старшей медсестрой отделения травматологии в городской клинической больнице, старожилы  об этом знали, и пользовались. 
- Почему я? Юльку проси! - сопротивлялся Глеб.
 - Попросила бы, если б знала, где шляется, а мне спирт сейчас нужен, срочно!
У Сергея Львовича в последнее время шалило сердце, и кто-то дал Нине Федоровне рецепт на травах, настойку, для которой и потребовался медицинский спирт. С большим трудом она раздобыла все необходимые ингредиенты, и дело оставалось за малым. Вот за этим малым Глеб и отправился в квартиру номер одиннадцать соседнего дома. Дверь открыла Катя, удивленно вскинув на него насмешливые серые глаза: 
- Надо же, какой гость! Не ожидала! Ну, проходи.
 Она пропустила Глеба в квартиру. 
- Мне бабушка твоя нужна, - буркнул Глеб, не любивший лишних разговоров.
 - Бабушка? А внучка значит, никак не устроит? – скалила зубы Катька. 
- Если у тебя спирт найдется, то и внучка устроит, - отбивался  Глеб. 
- Спирт? Ах, вот оно что, теперь понятно! Да разве ты пьешь? Не ожидала от такого тихони! - сказала Катя и подошла к нему совсем близко.
- Это матери для рецепта - нахмурился Глеб, чувствуя в её словах какую-то неприятную подковырку.
- Понятно, - окинула парня долгим взглядом, - даже не знаю, найдется ли? Я поищу, но с условием: если найду, ты со мной выпьешь. Согласен?
- Зачем? - удивленно посмотрел на нее Глеб.
- Испугался что ли? - засмеялась Катька. 
- Нет, просто не пью, - презрительно скривил губы Глеб.
 - Обидеть меня хочешь? -  разозлилась Катя, заметив  презрительное выражение лица, - ну тогда ничего и не получишь!
- Как хочешь,   потом приду, когда бабушка твоя дома будет? - пожал плечам  Глеб.
Проигрывать Катя не любила, поэтому сменила тактику. 
- Ну, ладно тебе, не сердись, не надо быть таким занудой, ну, что тебе стоит? По одной! Или ты не мужчина, а Глеб?
По хозяйски засуетилась, доставая трехлитровый баллон с полки,  наполненный чистейшим спиртом. Быстренько отлила четверть стакана, разбавила водой, разлила по рюмкам, на закуску открыла баночку соленых огурцов: 
- Ну, вздрогнем? За тебя! – совсем по взрослому  протянула Глебу рюмку до краев наполненную прозрачной жидкостью. 
Глеб недовольно поморщился. 
- Слушай, я же сказал, пить не буду, тем более с тобой! - сказал он отодвигая Катину руку, - скажи просто, сколько у вас пол литра стоит?  Вот деньги. 
И он кинул на стол помятую купюру. О Кате во дворе давно ходили слухи, Глеб, конечно, не интересовался, но краем уха слышал. И теперь его возмущала сама мысль пить в присутствии этой девушки, одолевала неприятная брезгливость даже от одного пребывания в ее нечистоплотном доме, и не потому, что вокруг было грязно, нет, но то, что говорили люди об этой семье, вызывало у Глеба ощущение грязи. 
- Ах, вот как,   брезгуешь, значит - оскорбилась Катя, - Проваливай! Ты как твоя сестра, одинаковые! Хороша парочка, один импотент, другая лесбиянка, повезло родителям!
И зло захохотала ему в лицо. 
- Ты что болтаешь, дура! - волна гнева накатила на него, и, не желая сдерживать себя, чувствуя, будто имеет на это право, он поднял руку, и со всей силы ударил девушку ладонью по лицу, наотмашь:
 - Заткнись!
 Удар был достаточно сильным,  Катя отлетела  к комоду, на другой край кухни, левая щека пунцово заалела. 
-Убью тебя, если болтать будешь!
Но она почему-то не испугалась, то ли от нахлынувшей обиды, то ли, распознав женским чутьем его трусость. Каты только разозлилась ещё больше.
- Что, Глеб, правда глаза колет? - поморщившись, Катька потерла пылающую щеку.
- Какая, правда? Заткнись, что ты выдумываешь, дура! - орал он, но в его крике уже не было силы, был ужас от надвигающейся катастрофы. Глеб вдруг понял, заткнуть эту девушку будет нелегко. 
- А чего мне выдумывать, если она сама ко мне приставала? - победно ухмыльнулась та.
- Врешь! - Глеб сжал кулаки. 
-Только попробуй! - предупредительно остановила его Катька, - думаешь, у меня защитников не найдется? 
- А ты сплетни не распускай!
- Да какие же это сплетни! Они себе и гнездышко с Лизонькой на чердаке свить успели! Да, ты   и сам все это знаешь, по глазам вижу, что знаешь - в пылу страшной ссоры Катька и заметить не успела, как проболтала тайну, о которой клятвенно пообещала Юлке молчать, теперь, та, если узнает, ввек не простит. Девчонка прикусила язык, но было поздно.
- На каком чердаке? - Глеб растерянно смотрел на нее.
- Ни на каком! - разозлилась, сначала на себя потом на него, Катя, - ничего тебе больше не скажу, проваливай отсюда! И деньги свои забирай! И она швырнула купюру прямо ему в лицо.
От Катьки Глеб вышел совершенно сокрушенный, удар был нанесен  в болевую точку. Домой вернулся помрачневший и злой. Матери сказал, что не застал никого дома.
- Попозже сходишь еще? - хотела попросить было мать.
- Не пойду больше - истерично ответил он.
- Ну, что мне, Юльку искать или самой прикажешь идти?» - набросилась на него Нина Федоровна, приняв истерику сына за детский каприз.
- Вот именно, поискала бы ее, а то неизвестно где шляется, твоя любимая Юличка, весь двор невесть что про нее уже болтает! - не выдержал Глеб, ему необходимо было найти виновного, чтобы сорвать накопившуюся злость. В эту минуту Глебу было ужасно жалко себя. 
- Ты про что? О чем они болтают? - мать с тревогой посмотрела на сына. Тот, конечно же, сильно преувеличил, Глеб знать не знал,  болтает ли об этой новости весь двор, но ему уже казалось, что все вокруг всё знают и смеются над ним. Мысль о том, что бы стать всеобщим посмешищем была невыносима. 
- О том, что твоя любимая доченька – лесбиянка! - с ненавистью выкрикнул он в лицо матери. 
- Кто? - та непонимающе смотрела на него.
- Лесбиянка, мама, надеюсь мне не нужно объяснять тебе значение этого слова!
- Господи, Глеб, о чем ты? - Нина Федоровна испуганно присела на табурет, - какая лесбиянка, моя дочь не может быть такой!
- Ты бы лучше за ней смотрела, мамочка! Сама во всем виновата, вечно потакаешь ей, балуешь! - почувствовав свою правоту и силу, Глеб накинулся на бедную мать, - вот где она сейчас? Не знаешь! А ведь десятый час!
- Каникулы же, лето! - пыталась оправдываться Нина Федоровна.
- Каникулы? А хочешь, я тебе скажу, где твоя дочь? На нашем чердаке! И знаешь, чем она там занимается? Да-да, мама именно тем о чем ты сейчас подумала! И знаешь с кем? - Глеб выдержал многозначительную паузу, позволяя матери самой додумать, - правильно, с Лизой!
- Не может быть, Глеб, они не такие! Они просто дружат, они же совсем еще дети! - Нина Федоровна цеплялась за собственные слова, как утопающий за соломинку.
- Дети? Поднимись и сама посмотри, чем твои дети занимаются! - Глеб почти рычал на мать, - а еще подумай, что будет, если отец узнает!
От этой мысли Нина Федоровна прикрыла глаза, схватившись за сердце.
- Мама, - подлетел к ней Глеб, - я знаю, что тебе сейчас нелегко, но это немедленно надо прекратить. Представь, какой позор для всей нашей семьи! Для отца, для меня! Я бы сам пошел, но они меня слушать не станут, только тебя!
Нина Федоровна открыла глаза, и внимательно посмотрела на сына: - Ты прав.
И она пошла, вернее, полезла. Лестница, ведущая на чердак, была очень непростой, Глеб страховал, помог и люк открыть, сначала им показалось, что тот закрыт, но толкнули посильнее, и поддался. На улице стемнело, и не освещенный чердак казался безлюдным. У Нины Федоровны затеплился огонек надежды, что Глеб ошибся, что он просто перестраховывается, с детства была ему свойственна эта черта. Привыкая к полумраку ночи, фонарик то впопыхах забыли, и прислушиваясь к звукам, доходившим с улицы, она постояла немного в потемках, а потом сделала робкий шаг. Глаза ее начали различать очертания редких предметов, тут и там разбросанных в ужасном беспорядке, свет, проникая сквозь чердачные окна, указывал ей дорогу. В конце чердака, за небольшим простенком горел тусклый свет, у Нины Федоровны сдалось сердце от неприятного предчувствия.  Неуверенными шагами она пересекла почти все пространство чердака, стараясь не шуметь, и остановилась перед простенком, набираясь духу. Женщина медлила, прислушиваясь к звукам за стеной. Трудно ей было сделать этот последний шаг, отделявший ее безмятежное неведение от пугающей тяжелой правды, увидеть Юлку и Лизу здесь, означало признать, тот факт, что она совершенно ничего не знает про свою дочь, что Юлка станет незнакомым непонятным ей человеком, ее любимая забавная крошка. Нина Федоровна тяжело вздохнула, и сделала последний шаг в неизвестность.
То, что она увидела,  поразило, и испугало ее одновременно.  В картине представшей ее взгляду не было ничего фривольного, девчонки просто спали, утомленные событиями дня. В этот день Юлка водила Лизу на карусели, день был теплый, даже жаркий и под конец, когда вернулись в своё уютное гнездышко, их разморило.  Юлка была довольна, за неделю до этого ей удалось заработать первые в своей жизни деньги. Шабашку, как ни странно, подкинул отец, правда, вышло это у него совершенно случайно. Один из его близких друзей женил сына, а Сергей Львович в приватной беседе  похвастался талантом своей дочери к фотографии. Слово за слово, учитывая, что беседа шла под коньячок, друг неожиданно предложил, мол, раз она такая талантливая, пусть поработает фотографом на свадьбе. Отказать было неудобно и отец, скрипя сердцем, передал дочери это предложение. К его глубокому неудовольствию та согласилась, и Сергею Львовичу ничего не оставалось, как отпустить Юлку на свадьбу, предварительно строго настрого запретив брать деньги за работу. Но Юлка все-таки взяла, во-первых, потому что дали их ей от всей   души, искренне, так как фотографии получились красивые, живые, профессиональные. А во-вторых, девушке страсть как хотелось повести  куда-нибудь Лизу, а для этого нужны были деньги. Гордая и довольная собой она сообщила подруге, что поведет ее сегодня и в парк, и кафешку, и вообще, куда та захочет. Уставшие, но очень довольные, девчонки вернулись домой. Прежде, чем расстаться, ненадолго поднялись на чердак, и без сил уже падая на лежак, быстро уснули, обнявшись. 
Вот такими Нина Федоровна их и застала. Покидали с себя одежду, было жарко, и полуголые лежали в обнимку, сплетаясь телами, Лизонька доверчиво  задремала на Юлкином плече, а та, нежно лаская, тоже уснула, закинув на неё ногу. Так они  спали: обнаженные, блаженные в своей трогательной близости. Это ощущение больнее всего укололо Нину Федоровну, так как почувствовала, поняла, невозможно было   не понять, что все у них серьезно. Потрясенная стояла она, не в силах сдвинуться с места, пока не услышала позади быстрые шаги. Не дождавшись мать внизу, Глеб нетерпеливо пересекал зал. 
- Не надо, Глеб, тебе сюда нельзя! Уходи, прошу тебя! - опомнилась
 Нина Федоровна, и испуганно замахала руками на сына.
- Ну, что убедилась! – даже не подумал услышать её Глеб, - видишь теперь, видишь, какая у тебя дочь?
Нина Федоровна болезненно поморщилась 
- Уходи!
- Мама? Ты что здесь делаешь? - Юлка вскочила с постели, и спросонья, не совсем понимая, что происходит, детским трогательным движением потеряла глаза, чтобы окончательно проснуться. Лизонька тоже проснулась, и лихорадочно уже шарила по лежаку в поисках одежды, Юлка, схватив простыню, не глядя, швырнула в ее сторону, сама же быстро стала натягивать  джинсы и майку.
 - Ты меня спрашиваешь? - возмутилась Нина Федоровна, - Это ты мне скажи, что вы тут делаете? Что это значит, Юля?
- Лесбиянки паршивые! - донеслось из темноты. 
- А ему здесь что надо? – разозлилась Юлка. Нина Федоровна болезненно поморщилась.
- Я не собираюсь здесь с вами разбираться. Одевайтесь немедленно, что бы ноги вашей здесь больше не было. Вы меня слышали? А от тебя Лиза, я такого не ожидала!
Нина Федоровна произнесла последнюю фразу с горечью, развернулась и исчезла в темноте. Юлка с Лизой слышали только ее удаляющиеся шаги, и потом, как она полушёпотом ругается  с Глебом где-то уже на том конце чердака. За тем наступила гробовая тишина. 
Огорошенные, сидели молча, постепенно осознавая катастрофу, не понимая, что делать и говорить. 
- Помоги мне одеться, - попросила Лиза, Юлка оглянулась, пошарила рукой по кровати и, наконец, нашла её кофточку.  
- Как они узнали? Неужели Катька натрепала? 
- Катя? Она знала?
Юлка со страхом всмотрелась в побелевшее её лицо, на то, как плотно сжимала губы, чтобы не выдать волнения. 
- Прости меня, Лиза, это я во всём виновата. Чёрт, что теперь будет?
Юлка с чувством ударила по кровати, один раз, потом ещё и ещё.
- Чёрт, чёрт, чёрт! 
- Что будет, то будет, Юля, здесь уже ничего не по делаешь, - Лиза стояла перед ней уже одетая, и изо всех сил пытаясь сдержать смятение и тревогу, поднимающиеся в её душе, невероятно трогательная и совершенно беззащитная. 
- Чёрт, - вымолвила Юлка в последний раз в бессилии глядя на неё, - они это так просто не оставят, Лиза, я своих знаю.
Предчувствия Юлки сбылись, и сбылись очень быстро. Мать, напуганная, на третий же день отправила ее в Киев, на весь остаток лета. И как Юлка не сопротивлялась, Нина Федоровна была непреклонна. 
- Выбор у тебя не большой, сидеть будешь либо дома, либо в Киеве, на улицу тебя больше не выпущу, а Лиза пускай на пушечный выстрел к нам не подходит, - и что бы окончательно сломить  сопротивление, добавила, - иначе, я все расскажу бабе Зине! 
Последний довод был самый неприятный, Юлка знала, как Лиза любит бабушку, как оберегает от лишних волнений, не любит расстраивать. Но не видится целое лето! Это казалось выше её сил.
- Мама, прошу тебя, зачем ты так? – мольбой и укором  попыталась разжалобить сердце матери, но та была неумолима.
- Я не позволю тебе загубить свою жизнь. А если тебе на себя плевать, подумай о нас, об отце, в конце концов. Подумай о Лизе, зачем ты её втягиваешь в этот ужас? Юля, если ты не остановишься, я позвоню её родителям, и они заберут её обратно к себе. Выбирай!
Что тут было выбирать? Юлка сдалась, и на всё согласилась. Через три дня сидела уже в Киеве, печально глядя в пустоту, дядя Слава, как ни старался, растормошить, не смог.
Он был  рад племяннице, хотя удивлен, попытался выведать у Нины Федоровны:
 - Слава, не спрашивай, просто помоги,  - был ответ
Конечно же, помог, принял и, если бы не печальные обстоятельства ссылки, Юлка была бы самым счастливым человеком на свете, ведь раньше об этом можно было только мечтать: провести  лето в Киеве! 
А сейчас,   понурив голову, грустная, ходила, точно приведение, по его квартире.  
- Знаешь что, племяшка, в жизни всякое бывает, за чем-то плохим всегда приходит что-то хорошее, надо просто набраться терпения. Давай-ка мы не будем грустить, и побродим с тобой по городу, я тебе самые красивые места покажу.
Юлка провела у дяди Славы спокойное, размеренное, и если бы не разлука с Лизой, замечательное лето. А, вот, Лизоньке пришлось не сладко, в отсутствие Юлки она просидела дома, приятными были только те дни, когда приехали родители, навестить, но счастье это длилось не долго, коротких десять дней.  Да еще письма, которые она получала от Юлки, та писала часто, стараясь развеселить, и приободрить, говорила, что все будет хорошо, плохое забудется, вернется она осенью домой, и заживут они хорошо, как и прежде. 
Но, обещаниям сбыться, суждено не было. С отъездом Юлки Нина Федоровна развила кипучую деятельность. Забрала документы, и   перевела дочь в другую школу. Сергею Львовичу было объявлено, что выпускные классы нужно окончить в более престижном заведении, долго советовались друг с другом и друзьями, и наконец, нашли то, что искали. Так что по приезду Юлку ждал   не приятный сюрприз. Ездить в новую школу приходилось с пересадками на метро, поэтому вставала рано, возвращалась поздно, и Лизу почти не видела, Нина Федоровна рассчитала все верно, одного только не учла, что начнут убегать с уроков. Юлка оставляла Лизоньке записки в почтовом ящике, а потом они встречались, где-нибудь в условленном месте и, взявшись за руки, бродили по городу, иногда, совсем замерзнув, заходили отогреваться в киношку, и сидя на последнем ряду в полупустом зале целовались всласть. Лизонька, не смотря на редкие встречи, вновь ожила,   заулыбалась. Баба Зина намучившись с ней летом, обрадовалась, давно догадавшись, что настроение внучки связано с присутствием или отсутствием Юлки, как-то раз спросила: 
- Почему это подружка твоя любимая к нам не заходит? – не получив внятного  ответа, добавила - ты ей скажи, пусть заходит, когда сможет, я супротивничать не буду. 
Лиза удивленно посмотрела на бабушку, но та, с невозмутимым видом, продолжила нарезать овощи.
 - Хорошо, я ей передам, - тихо ответила Лиза, но сердце ее радостно пело в ту минуту. Правда, одного она не знала, того что бабушка   однажды  летом, все-таки поднялась к соседям наверху. Дверь ей открыла Нина Федоровна, и совсем не удивилась, предугадывая не легкий разговор. 
- Пустишь к себе, соседка? - спросила ее баба Зина, переступая  порог квартиры. 
- Конечно, пущу, что вы такое говорите, Зинаида Ивановна  - засуетилась хозяйка, -  проходите вот в зал, садитесь… 
- Не надо в зал, мне на кухне привычнее, - перебила ее бабушка Зина, - мешать никому не будем, и поговорим спокойно. 
Не дожидаясь ответа старая женщина, прихрамывая, пошла в кухню, Нина Федоровна, волнуясь, как школьница, семенила за ней: 
- Чаю хотите?
- Не надо чаю, не до него мне теперь, сама знаешь, - и баба Зина окинула Нину Федоровну внимательным взглядом. 
- Чего так? -    попыталась сделать вид, что не понимает.
- Да, с Лизонькой моей не все ладно! - не спуская с нее взгляд, отвечала старушка. 
- Что с ней, заболела? – сокрушенно любопытствовала Нина Федоровна.
- Сама не знаю, Нина, болеть не болеет, а на глазах чахнет! Грустит вечно, не общается ни с кем, не гуляет, а по ночам плачет. Думает, что я сплю, а разве уснешь тут! - баба Зина в сердцах махнула рукой. 
- Мне жаль очень, Зинаида Ивановна, но от меня-то вы что хотите? - защищалась Нина Федоровна. 
- Хочу, чтобы ты мне объяснила, с чего это внучка моя плачет! - не желая ходить кругами, напрямки спросила Зинаида Ивановна. 
- Я? А я-то тут причем? - отбивалась хозяйка. 
- А кто ж еще, если не ты? Как Юлка твоя в Киев укатила, так моя и плачет, вот я и пришла тебя спросить, почему? Что у вас тут произошло?
- Ничего не произошло, с чего вы взяли! Чтоб не болталась без дела, отправила, Славик ей там всегда занятие найдет!
- Ну-ну, может, так оно и было, соседка, как ты говоришь, а только почему-то не верится мне, - и баба Зина пристально посмотрела на неё.
- Зинаида Ивановна, поверьте мне, - покраснела Нина Федоровна от брошенных обвинений, -   если бы я могла вам рассказать всё, я бы рассказала, но иногда некоторые вещи лучше не знать. Я это сделала для их же блага, глядишь, перебесятся на расстоянии. Поверьте, так будет спокойнее и мне, и вам.
Нина Федоровна выпалила тираду с горечью, от того что ее не понимают и не жалеют, ведь именно ей, а не Лизиным родителям приходится переживать весь  ужас открывшейся ситуации. 
- Говоришь, лучше будет? Что-то я пока не заметила, что лучше - баба Зина тяжело вздохнула, - делай, как знаешь, Нина, только смотри, палку не перегни, так ведь и потерять их можем.
Бабушка Зина вернулась от соседей с твердым убеждением, что сделает всё, чтобы её Лизонька больше не плакала по ночам. Она безумно любила единственную внучку,   голосу разума старушка совершенно не внимала, печальные глаза Лизы были для неё единственным индикатором хорошего и плохого.
Поэтому, когда Юлка вернулась, разрешила тайком бывать у них. Юлка использовала любую возможность, чтобы навестить жильцов полюбившейся квартиры. Она приходила и они с Лизой просто сидели рядом, тихо радуясь присутствию друг друга, разговаривали обо всем на свете, слушали музыку, а порой Лиза  садилась за фортепьяно и играла, по настоянию публики. Когда же баба Зина уходила в кухню, украдкой целовались, ласкаясь друг к дружке. 

Но и этот период быстро прошел, пролетел, вновь наступил декабрь, который принес им тяжелые совсем не праздничные вести,  изменившие собой жизни обитателей двух квартир.  Страшную  весть Зинаиде Ивановне пришлось выслушать по телефону, звонил кто-то из командования сына, глухим, срывающимся голосом, на том конце трубки, ей устало сообщили, что Константин Михайлов, потомственный военный в третьем поколении, командир   подразделения был убит из снайперской винтовки при переправе через мост. Колонна бэтээров, в числе которой следовала и группа капитана Михайлова, въехав на мост, оказалась зажатой со всех сторон и совершенно беззащитной, ее расстреливали из крупнокалиберных пулеметов и снайперских винтовок, работали боевики-профессионалы. В самом начале были подбиты несколько танков и два бэтээра, которые и перегородили путь к отступлению основной колонны. Внутри колонны начался полный бардак и паника. 
Все подробности они узнали потом, от сослуживцев. Услышав страшную новость бабушка Зина стала тихо опадать  на пол, Лиза никак не могла удержать крупную тучную женщину от падения. Испугавшись, вызвала врача, потом Юлку. Нина Федоровна сама схватилась за сердце, ей бесконечно было жаль и бедняжку Лизу, и несчастную Зинаиду Ивановну. Юлка от Лизоньки в те дни ни на шаг не отходила. Бедняжка смотрела на неё такими глазами, будто все происходящее было неправдой, сном, ещё чуть-чуть, и она обязательно проснется, надо только, чтобы кто-нибудь помог, и разбудил,  она смотрела в надежде, что подруга, как обычно встряхнет, и вытянет её из привидевшегося кошмара. Юлка опускала глаза, не в силах как-либо помочь, держала Лизу за руку, помогала во всем. Этим трагическим событием закончилось их детство. Баба Зина слегла, и Лизоньке пришлось взять на себя заботы и о ней, и о хозяйстве. Юлка помогала, Нина Федоровна, не сопротивлялась, наоборот, тоже принимала участие. Заходить в квартиру было тягостно, ибо постоянно приходилось  слышать горестные стоны бедной бабушки Зины. Потом мать Лизы привезла гроб, цинковый, как и положено, отпевание прошло в церкви, оттуда сразу на кладбище. Народу было много, это был первый месяц первой чеченской компании, тогда вместе с ними многие не могли поверить в реальность происходящего. 
Потом потянулись унылые, безрадостные дни. Новый год встретили  незаметно. А ближе к весне мать Лизы, стала говорить о переезде, жить втроем в однокомнатной квартире невозможно тяжело, возвращаться в часть не имело смысла, тогда-то в первый раз и заговорили о Ялте, где жили  близкие родственники. Совсем вскоре начались хлопоты о продаже квартиры, Лизина мать несколько раз ездила выбирать дом,   наконец, в мае купли-продажи состоялись, и Юлка с Лизой оказались перед фактом неизбежного расставания. 
Сердца разрывались на куски,  было ощущение, что на двоих у них  одно большое сердце, которое теперь нужно было поделить надвое. Юлка пыталась держать себя мужественно, подбадривала Лизу, обещая, что все будет хорошо, что будет писать по возможности каждый день, и в ближайшее время обязательно приедет. 
Но обещаниям этим сбыться суждено не было, по разным причинам. Одна из них – долгая болезнь самой Нины Федоровны, и Юлка вынуждена была ухаживать, слава богу со временем та оклемалась. Они с Лизой переписывались, но со временем письма стали приходить всё реже и реже, наконец, Лиза совсем замолчала. Так Юлка и потеряла её, жизнь развела девочек по разным городам, и даже странам. Обеим пришлось нелегко, довелось выдержать непростые удары судьбы, смириться с непреклонной реальностью, диктовавшей свои, порой жёсткие правила, и девушкам пришлось похоронить где-то глубоко в душе наивную первую любовь, которая так и осталась для обеих нежной и далёкой сказкой.