Серебряная маска

Часть 1.
      — А это кто? — высокая брюнетка с красными губами и лисьей шкуркой вместо воротника, смотрела на меня, забившегося в угол и наблюдавшего, как сия мадам шастала по детскому дому в поисках очередного ребёнка, чтобы иметь не хилый доход от опеки.

      — О, это наш любимчик, Ростик! Ростислав Найдёнов! — наша директриса распиналась перед стервозной женщиной, которая брезгливо оглядывала мою дрожащую тушку.

      — Красивый шельмец, можно его осмотреть?

      — Конечно. Ростик, подойди к нам, — я не шелохнулся.

      А эта мымра растянула свои красные губы в широкой улыбке и наклонилась надо мной. И в глазах её я заметил такой взгляд, от которого внутри всё похолодело, поэтому пытаться сопротивляться своей судьбе сейчас не стоило.

      Знаете, как выбирают коней на аукционе? Вот и я не знаю. Но, кажется, меня осматривали по той же технологии. Заглянули в голубые глаза, потом нажали на подбородок, раскрыв рот и пересчитав белоснежные зубы. Развернули осмотрели сзади, затем вновь повернули. Запустили пальцы в волосы и сжав их, запрокинули голову, заставляя меня сглотнуть от неудобной позы.

      — Хорош, я возьму этого, — она довольно сверкнула глазами и отпустила мои волосы. Я, не понимая, отступил на шаг.

      — Сколько ему?

      — Шестнадцать, — немного удивился, но влезать не стал, потому как будущей весной я буду уже совершеннолетним.

      — Я думала ему четырнадцать?! Жаль… Всего два года осталось, — она даже не скрывала, какую выгоду хочет получить от такой сомнительной сделки. Я же, вообще, не знал, почему скрыли мой возраст, и что меня ожидало впереди. Поэтому растерялся и ждал продолжения очередной серии моей жизни.

***

      Огромный особняк похожий на средневековый замок встретил наш лимузин открытыми кованными воротами и просторной лужайкой, простиравшейся до светлых ступенек, ведущих ко входу.

      Я взял из машины свой рюкзак, в котором находились нехитрые пожитки, и подставил лицо нежным лучам июньского солнца. Надеюсь, теперь летний загар хоть ненадолго, но поселится на моём теле. Тем более моя новая семья не так уж и бедствует, если учитывать тот факт, в каком замке они проживают.

      — Машину не загоняй, мы сегодня ещё по магазинам поедем, поэтому жди у входа, — я оглянулся и теперь рассмотрел парня, который сейчас стоял перед этой женщиной и, склонив голову, слушал приказы.

      — Хорошо.

      — Идём Ростик, я тебе всё покажу, — она обнимает меня за плечи и подталкивает к широкой лестнице, а голос такой добрый, полностью располагает к себе.

      Деваться некуда, мне без имени и рода такой лотерейный билет попался с выигрышем и джекпотом, не то, что остальным - скромные родители, которые отчаялись завести собственных детей.

      Через полчаса я уже понял, как мне повезло. Дворец он-то, конечно, шикарный ничего не скажешь, да только место досталось недалеко от кухни, в маленькой комнатке под лестницей, крохотным окошком. Видимо, прежде это место было каким-то складом. Я попытался показать, своё возмущение, по этому поводу. Мне тут же указали на место, брызнув своей явно ядовитой слюной, прямо в лицо, упреждая в моём статусе здесь. Как-то в детдоме, я хоть и не был чмошником, но и в элиту не выбился, так — середнячок. Хорошо, хоть моя фактура стала проявляться лишь полгода назад иначе, меня бы давно оприходовали из-за моей внешности миловидного красавчика. Этим утыркам пофиг было, на ком пар спускать, да и свой сексуальный опыт расширять.

      Но сейчас я был отчасти счастлив, даже такой маленькой халупе, зато своей, не то что «козявочная» палата на восьмерых.

      Новая семья, новая жизнь, что может быть впечатлительней этих событий? Представляете, вас многое может удивить, особенно когда, с широкой улыбкой мокнут в дерьмо, при этом указывая на то, что вы являетесь лишь способом
обогащения и удовлетворения некоторых потребностей, а не вновь приобретённой радостью для семьи. И как впоследствии узнал, таких, как я, здесь много. И, конечно, две родные дочери этой мымры и водитель не в счёт. Парень был племянником этой женщины, и его пристрастия были схожи с её интересами.

      Но вот остальные «опекаемые» дети здесь находились в качестве бесплатной рабсилы. А красоту в детях она ценила, пока это выгодно. А также это было её фетишем, козырнуть перед своими друзьями столь привлекательными «детишками». И ничего в этом не было бы страшного, если бы после их совершеннолетия они не пропадали, а положенные несколько десятков метров от государства удачно реализовались, пополняя счета этой ужасной женщины. Многие догадывались, где сейчас эти дети, но наша «мамочка» проворачивала свои делишки так, что на выходе у неё было всё, а у нас ничего. И теперь я занял место одной такой несчастной девушки, которая раньше работала помощницей на кухне и чистила во всём доме камины. Её даже «Золушкой» прозвали, когда после тяжёлого рабочего дня, она с испачканным лицом появлялась перед такими же работниками.

      Вы скажете, что надо было сбежать! Пробовали, да только всё заканчивалось побоями и длинными цепями, на которые бегунов позже приковывали в постирочной, откуда они не могли выходить больше месяца. А уж солидная охрана с огромными собаками, которые готовы были в любой момент разорвать указанную жертву на клочки, заставляли молчать и не рыпаться, дальше этого пышущего благополучием дома. Но была ещё одна сторона бытия, о которой расскажу немного позже.

      Короче не жизнь, а малина. Попал так попал!

      Вот так я и стал жить в большом замке, где моё место было возле кухни, а измазанная сажей мордашка — это рабочий момент.

      Каждый последующий день повторялся с точностью до секунды. И просвета не было видно ни в одном окне. Хотя и жаловаться не приходилось. Работая на кухне, я питался намного лучше, чем в детдоме. Был предоставлен сам себе, таская у мадам сигареты, к которым удачно пристрастился. Хорошо хоть в спальню к хозяйке мне дорога была пока заказана, да и сажа помогала.

      Меня всё устраивало. До того момента, пока одно событие не взбудоражило весь дом…

      У средней дочери мадам через несколько дней наступало совершеннолетие, и устраивался грандиозный праздник, на который были приглашены сливки общества всего города. И чем может закончиться это событие, я мало догадывался.

      Я старался быть тихим и незаметным, дабы не попадать в поле зрения своей «родительнице», чтобы та не навешала новых заданий, а уж это она умела. Вон на прошлой неделе смешала горох и гречку килограмма три, и заставила разобрать, а то я, видите ли, слишком много прохлаждаюсь в центральном зале, когда чищу самый большой камин. Но я чувствовал, что при моём появлении эта женщина вспыхивала неподдельной ревностью. Причём я даже не понимал причину.

      В очередной раз, когда я выносил мусор, меня всё же настигли и с брезгливостью, взяв за подбородок, повернули голову то в одну, то в другую сторону.

      — Ты такой грязный, что мне не хочется пугать своих гостей, поэтому во время праздника у тебя будет работа. В саду растут сорок кустов роз, и ты должен взрыхлить землю под ними, а потом полить, надеюсь, что до рассвета времени хватит, а пока иди крыс погоняй с тыквенных грядок.

      Более глупых заданий я ещё никогда не получал.

      Печально, что меня нагрузили невыполнимой работой, но одна выгода всё же была в нынешнем положении. Моя смазливость спряталась под слоем грязи, и теперь нельзя было разглядеть той привлекательности пушистых ресниц, взмах которых завораживал. И хорошо, что некоторые, упустив момент, ещё в детдоме не воспользовались столь обольстительным тельцем. А я ведь чувствовал, что покоя мне не будет, если не смогу найти надёжные руки, которые скроют в своих объятиях и защитят от посторонних посягательств. Но жизнь распорядилась по-другому и эти руки, которые могут защитить, также могут и уничтожить. Потому как я уже догадался о причинах «любви» нашей новой «мамы».

      Оглядев масштабы моего бедствия, я всё же направился в домик садовника взять инструмент, которым можно было работать. Да только сложно определиться, когда не знаешь, что от тебя хотят. Вот и взял я непонятную железную штуку на деревянной палке. Несколько зубьев по всей длине, как мне показалось, могут взрыхлить прибитую водой землю.

      Покрутил палку, примеряясь как удобнее её применить, и воткнув все зубья в землю, протянул инструмент на себя. Получилось! Я улыбнулся своей удачливости и смекалке. Найти сразу то, что тебе необходимо не всегда удаётся.

      — Эй, пацан, ты чего мои грабли схватил? — передо мной возник мужчина средних лет.

      — Простите я не знал, — протягиваю ему древко с железными зубьями.

      — А чего это ты тут творил? — он берёт инструмент и облокачивается на него.

      — Да мне задание тут дали. Взрыхлить землю и полить розы. Вот я и приступил к его выполнению. Но управиться до утра вряд ли смогу.

      — Ну да, граблями невесело, конечно, полоть. А и поливать, надеюсь, не ладошками хотел?

      — Нет, что-нибудь придумал бы.

      — Смекалистый, значит! А ты, вообще, как здесь оказался? — мужчина осмотрелся.

      — Я живу в доме. Меня усыновили.

      — Ещё один?

      — Вы о чём?

      — Просто я знаю эту стерву. Она не успокоится, пока не пристроит своих дочерей. Да и сама не найдёт себе игрушку. Старшую она уже выдала замуж, остались две — младшие.

      — Она что из нас им мужа ищет?

      — Нет, она с вашей красотой всех соблазняет.

      — Это как?

      — Сначала одного из вас подложит под потенциальную жертву, а потом шантажирует, пока не решит все свои проблемы. Вот и сегодня какой-нибудь лох попадётся, а «мадам» этого и надо.

      — А почему все молчат? — мне странно, что в современном мире есть ещё такая безнаказанная дикость. — Вы вот взрослый человек, а позволяете этот беспредел.

      — А что я могу? Она и меня вышвырнула из своей постели и жизни. Вот теперь живу в этом доме в качестве садовника. У неё же всё схвачено. Да и связываться никто не хочет, потому как рыльце у многих в пушку. А у неё целая видеотека улик против них. Один попробовал рыпнуться, так она его на пятнадцать лет засадила.

      — Мда.

      — А ты вижу новенький. Глаза у тебя красивые и стать королевская, держись подальше от её гостей и неё самой, — мужчина повернулся к воротам. — О, вот и гости! Иди к себе, я помогу тебе, так что утром эта мымра ничего не заподозрит.

      — Спасибо вам! Если что, я всегда буду рад помочь, — мужчина улыбнулся по-доброму.

      — Выберись отсюда живым и невредимым… 

                                                Часть 2.

      Странные слова засели в голове, пока я лёжа на кровати, размышляя над услышанным. Неужели так можно поступать с людьми, обманывая и унижая. Тем более шантажировать за их слабости.

      Какой-то звук привлёк моё внимание, и я подошёл к маленькому окну, стал вглядываться в темноту. Два силуэта на фоне лунного света стояли недалеко от дома и о чём-то спорили. Кажется одной из этих двух фигур была дочка «мадам».

      Видимо, нашла свою жертву и теперь пытается соблазнить его. Я выдохнул, благодаря своего спасителя, который дал шанс исчезнуть маленькой комнатке, где я навёл идеальный порядок, создавая теплоту и уют.

      Отрешившись от происходящего вокруг, лёг на кровать и сон в одно мгновение поглотил моё сознание.

      Я чувствовал, что меня сдерживают. Причём это не ладони, а связывающие меня верёвки, врезавшиеся в мышцы на руках и на ногах. Я обнажён и пытаюсь вдохнуть полной грудью, но меня вновь что-то не пускает вознестись над всеми. Голова кружится, а глаза от страха не раскрываются, чтобы я смог рассмотреть того, кто сейчас дышит рядом со мной, опаляя чувственные участки кожи. Вздрагиваю и замираю от тихого постукивания по деревянной поверхности, понимая, что мы не одни и, сейчас, кто-то может увидеть меня «во всей красе». Причём вставший член — это не самое привлекательное, а вот красный шарик у меня во рту, удерживаемый кожаными полосками — это более эротично и таит некий скрытый подтекст, о котором могу лишь только догадываться.

      Стук усилился и я понимаю даже сквозь сон, что он более реален, чем моё соблазнительное тело, возлежащее на твёрдой поверхности, в развратной позе, которую сдерживают чёрные верёвки, опоясывающие всё тело.

      Нехотя открываю глаза и понимаю, что мой сон лишь непонятная фантазия, а я всё тот же мальчишка, который сейчас лежит на своей кровати и тревожный стук, а, вернее, поскрёбывания ногтями, по деревянной поверхности, походят на мольбы о помощи.

      Не задумываясь, подскакиваю и открываю двери. Ничего, кроме отдалённых голосов и музыки, раздающихся из другого крыла дома и доносящихся до меня лишь тихими отголосками.

      Я вернулся в комнату. Видимо, в доме под полом завелись мыши или крысы, и именно их возню я и слышал. Но меня вновь привлекает то же поскрёбывание, и оно раздавалось сверху, а затем нечеловеческий вой. Боже, нам ещё оборотней в доме не хватало! Хотя мы же не в сказке или фэнтези — это нереальность! Надо прекращать читать бредовые книжки.

      Вновь покидаю своё убежище и направляюсь разобраться, что там происходит. Вдруг кто-то нуждается в помощи.

      В голове делаю некие расчёты и вычисляю, откуда могут идти эти звуки. Справа от моей комнатки находилась лестница. Ей мы редко пользуемся. Тихонько поднимаюсь по ней. Несколько дверей, расположены в ряд. Я никогда не поднимался сюда, поэтому даже не знаю, что может скрываться за каждой из них. Прислушиваюсь. Так, а вот и нужная, которая находится прямо над моей спальней. Но там вдруг всё затихло, я уже было собрался спуститься обратно к себе, но вскрик, вновь раздавшийся за дверью, остановил меня.

      На раздумья у нас всегда мало времени, поэтому одни совершают героические поступки, другие же — глупости. Я вот отношусь ко второй категории людей. Поэтому сразу постучал в двери, не думая, что помешаю тому, кто этого очень не хотел.

      В ответ слышна лишь тишина. Я уже засомневался в своём слухе и понял, что всё это мне показалось. Поэтому отвернувшись от дверей, я намеревался уйти к себе.

      Тот, кто находился в этой комнате, словно ждал, когда я отвернусь. И он, быстро открыв дверь, подхватил под грудь одной рукой, не дав даже крикнуть, затащил внутрь комнаты.

      Я почувствовал свободу, когда меня отпустили и бросили на пол. Приходя в себя от неожиданности, поднял голову, пытаясь рассмотреть, где же я оказался, и кто меня затащил сюда.

      Ничего необычного. Небольшая комната. Кровать у стены с балдахином из тяжёлой ткани волнами, нависавшими по всему периметру. Два окна, между которыми стоит письменный стол. И рядом книжный шкаф, доверху забитый книгами. Хотя я хорошо знаю, что в этом доме есть отдельная библиотека, но, видимо, живущий здесь человек любит уединение и покой, а может быть даже предпочитал затворничество от всего остального мира.

      Тихий шорох сзади заставил повернуться и увиденное мной повергло в шок. Да, такое увидеть и не заматериться не каждый сможет.

      Возле стены в позе собаки сидело нечто. Обнажённое тело было опоясано кожаными ремешками, словно портупея. На ногах и руках чёрные перчатки и носки, видимо, тоже из кожи. И узнать этого человека, а это был именно человек, было невозможно из-за шлема напоминающего собачью голову в наморднике. Узенький ремешок был одним концом пристёгнут к широкому ошейнику, а вторым привязан к забитому в стену гвоздю. И блеск в глазах этого несчастного говорит мне, что он сейчас не в сказочном положении.

      — Кто тебя так? — я подошёл к несчастному и протянул руку, чтобы отвязать «поводок».

      Но нечто дёрнуло шеей и, сдавлено, захрипело. Потом мотнуло головой, показывая, чтобы я не делал ничего.

      — Ты чего? Я же помочь хочу.

      — Себе помоги, — зычный мужской голос прозвучал за спиной, заставляя жалящий холод пробежаться по спине и вспомнить, от крадущегося по телу страха, ладони.

      — Нахера так пугать, — заикаясь, произнёс я, поворачивая голову.

      — Так ты ещё и некультурный, — мурлыкает мне прямо на ухо.

      И я понимаю, что расстояния между нами практически нет, и присутствующий мужчина стоит вплотную к моей спине. Тут тело, словно током прошибло, подкидывая на месте.

      — Ты что такой дёрганый? — он проводит пальцами-то моей шее, обжигая её и заставляя ноги слегка подкашиваться. — Ммм, — протянул, — и ещё такой чувственный?!

      — Кто вы и зачем держите этого несчастного человека на привязи? — мне на бёдра положили руки и слегка сжали.

      — Ты хочешь на его место? — шёпот опалил шею, заставляя вздрогнуть от неизвестной реакции моего тела на прикосновения.

      — Нет, — я стараюсь высвободиться. — И думаю, вам следует отпустить этого человека.

      Мужчина, стоявший сзади, засмеялся, а сидевший передо мной, как оказалось, парень слегка заскулил.

      — А если ему это нравится? — меня отпустили, и я свободно мог повернуться или уйти.

      — Такое не может нравиться. Я бы никогда на такое не согласился, — попытался сделать шаг в сторону. Меня никто не сдерживал. Но всё же очень хотелось посмотреть на обладателя столь зычного голоса.

      Я повернул голову и в тусклом свете комнаты взглянул на него.

      Мужчина был выше меня чуть ли не на голову, тёмные волосы зачёсаны на правую сторону, лежали лёгкими волнами и почему-то хотелось коснуться их и ощутить мягкость. Руки с длинными пальцами он поставил на бёдра; этакая «хулиганская» поза. Но всё же в его стати чувствовалось — величественность.

      А вот рассмотреть его лицо было практически невозможно. Серебристая маска полностью скрывала его, только на тонких губах играла надменная улыбка, а волевой подбородок посередине разделяла небольшая ямочка. В прорезях для глаз сверкали две тёмные точки. Как же хотелось увидеть его полностью. Не знаю почему, но меня некая сила тянула к этому мужчине.

      Я тряхнул головой, и волосы растрепались, прикрывая глаза. Он потянулся и рукой убрал упавшие пряди.

      — Ну, так что, хочешь попробовать? Сержу нравится, — он мотнул головой в сторону сидящего на полу.

      — Я повторяю — это ненормально! Тем более мы оба мужчины.

      — Конечно, ненормально! Это феерично и возбуждающе. Ты, видимо, новенький и не знаешь здешних порядков.

      — Каких именно?

      — Раз ты уже сюда пришёл, то должен доставить гостю, то бишь мне, удовольствие, — я чуть не подавился. И перспектива сидеть вот так на цепи вызывала лишь отвращение.

      — А если я по своей сути не собака, а птица. Что ты с этим будешь делать? — «уж птицу на цепь не посадишь».

      — Против твоих желаний не пойдёшь, и я обязан их исполнять. Поэтому пошли, — я застыл. Рядом сидевший Серж, как я теперь понял зовут этого несчастного в роли собаки, вновь заскрёб по дощатому полу. — Не волнуйся, я покажу тебе, надо просто немного обождать, — тот как собака рявкнул, а я закатил глаза. — Пошли.

      И меня, взяв за руку нежными пальцами, потянул за собой. Вот тут бы мне закричать во всё горло, взывая о помощи. Но нет, язык словно прирос к нёбу, а во рту всё пересохло.

      Меня провели в другую комнату, более светлую, чем предыдущая. Посередине стоял узкий стол, в центр которого били два прожектора, а сверху свисало несколько верёвок, заканчивающиеся карабинами. Я осмотрелся. На стенах висели непонятные приспособления, ещё верёвки, кнуты, кандалы, наручники. Внутри всё похолодело. Я было рванул к дверям обратно, но меня схватили и прижали к себе. А потом, плавно проводя руками вдоль тела, стали успокаивать, заставляя сердце ускорить темп.

      — Всё будет хорошо, не бойся, — опять его голос утешает.

      Мужчина поворачивает меня лицом, и его рот приоткрывается. Не знаю, он растерян или восхищен, но даже в прорези маски я заметил, как его глаза засверкали, а потом расширились.

      — Тебе говорили, что ты великолепен?

      — Нет.

      — Тогда знай это!

      Теперь знаю. А ещё знаю, что попал в какую-то переделку и мне просто необходимо бежать отсюда, причём очень быстро. Но мне стоило раньше об этом подумать, так как незнакомец в маске обошёл вокруг и пристально осмотрел. Затем подошёл сзади и прижался. Его ровное дыхание я чувствовал спиной, а моё правое ухо обвели языком, оставляя влажный след.

      — Раздевайся!

      Команда застала меня врасплох, и я остолбенел, боясь даже пошевелиться. Да и что там снимать. Футболка, да треники, в которых обожал спать. А ну да, ещё трусы, серые с каким-то чёрным орнаментом.

Но вот вопрос: «а стоит ли подчиняться тому, кого ты не знаешь; кто силой затащил тебя в эту комнату?» Думаю, нет! Поэтому осматриваюсь ещё раз, не зацикливаясь на поглаживаниях моих рук и приливе жара внизу живота.

      — Зачем? — почему-то голос дрожит. — Вы мне обещали показать птицу, но в этой комнате мы одни.

      — Покажу, но тебе надо раздеться, — я в изумлении уставился на него.

      — Я перед незнакомцами не раздеваюсь, — сказал, как отрезал.

      — Хм, — вновь его дыхание опаляет мою шею, и по телу растекается зыбь из мурашек. — Хорошо, я потом сниму маску, но сейчас ты разденешься.

      У меня зарделись щёки и мысли о том, что я смогу его увидеть, заволокли разумные крики сердца. И мне лучше сбежать немедленно, чтобы не поддаться. Но геройство у пацанов всегда следует впереди разума. Я почти спокойно спускаю штаны до щиколоток и вытащив одну ногу, второй отбрасываю их в сторону. Затем стягиваю с себя футболку, предоставляя на обозрение белую кожу на хрупком подростковом торсе. Острые плечи напоминали расправленные крылья.

      — Ты худ, — уже хотел было вновь надеть футболку. — Нет, — он остановил меня рукой. — Я просто буду осторожен. — Он сам схватил из моих рук одежду и откинул в сторону. — Теперь трусы!

      Сжался. Тем более я не готов оголятся в сомнительной ситуации, да и такая незначительная часть одежды всё же греет моё внутреннее состояние.

      — Нет.

      — Да, — он мурлыкал мне на ухо. Но я непреклонен.

      — Нет и это не обсуждается.

      — Мне нравится твоя напористость, в будущем будет интересно тебя перевоспитывать.

      Тут я выпал в осадок. Я даже не знаю, что со мной сделают в ближайшие полчаса, а он уже планирует будущее, причём наше совместное.

      На это лишь фыркнул и остался стоять, вздрагивая от каждого шороха, раздававшегося сзади.

      Мои запястья были обвязаны красной верёвкой, затем он протянул такую же под грудью немного сдавливая. И теперь я наблюдал, как мужчина, ловко сплетая узлы и обматывая верёвкой, плёл на моём теле некое подобие макраме, которые я видел. Они висели на стенах детдома. Но если там были оплетены кашпо для цветов, то тут — я.

      Могу заметить, дискомфорт я испытал сразу, но не оттого, что где-то давит. Просто мне было страшно оказаться в центре внимания. И когда мужчина начал обвивать верёвкой мои ягодицы, я стал дышать чаще, при этом боясь подать вид взволнованности. Я поджал нижнюю губу и от ощущения возбуждения стал её покусывать. А он продолжал. И вот уже мои лодыжки схвачены красной верёвкой. Меня поднимают на руки и укладывают на стол. Двигаться практически не могу, потому как любое движение пресекалось врезанием грубой верёвки в плоть. Поэтому пришлось ожидать продолжение шоу, с моим участием.

      Человек в маске любовался своей работой, проверяя пальцами натяжение верёвки, и по его довольной улыбке было понятно, что он удовлетворён.. А у меня внутри горели два чувства — сомнения и желание, чтобы скорее показали птицу и отпустили к себе. Словно услышав мои мольбы, мужчина потянулся за висевшей над столом верёвкой. Догадки повергали моё сознание в шок, поэтому я зажмурил глаза и ждал, что сейчас произойдёт.

      Натяжение верёвки усилилось, и невыносимая сдавливающая боль пронзила всё моё тело. Я попытался закричать, но лишь хрип вырвался из пересохшего горла. Мне хотелось, чтобы скорее это закончилось, но, видимо, всё только начиналось. Верёвки сдавливали тело везде, даже яйца оказались в непонятном капкане, который даже через трусы безжалостно сдавливал их. Пошевелиться? Мне было страшно даже дышать, а уж двигаться…

      Он заметил тревожащий меня дискомфорт.

      — Расслабься и доверься мне. — Я почувствовал успокаивающие меня поглаживания.

      Поначалу это раздражало. Я дёргался, что причиняло ещё больше боли. Но потом я решил отдаться в руки судьбе и этого монстра, который мог наслаждаться такими вещами.

      И ведь он наслаждался! Он осматривал меня и моё тело, как будто это не живой человек, а холст, нарисованный великим художником. Его нежные пальцы успокаивали мою кожу, и следовавшие за этим поцелуи заставляли вздрагивать и всхлипывать от разрядов тока, которые рассеивались по всему телу, достигая моего сознания.

      Кожа стала необычайно чувствительной, а боль немного ушла на второй план, и теперь я парил над столом и пытался улавливать его любое движение, поцелуй, вздох.

      Он приблизился к моему лицу и посмотрел мне в глаза, затем лизнул искусанную губу. Его пальцы вновь заскользили по коже, оставляя огненные дорожки по всему телу.

      — Серж, он великолепен, ты не находишь? — сквозь затуманенный разум, я догадался, что парня-пса привели, чтобы показать мой полёт над столом. Тихий рык долетел до моего слуха, оставляя вопрос открытым, нравится ли это Сержу?

      Мой большой палец на ноге обволокло что-то горячее, я приподнял голову и брезгливо сморщил моську. Мужчина, наслаждаясь, облизывал мои пальцы. Вот же извращенец!

      То что произошло дальше, заставило меня, вообще, выпасть в осадок, а разум покинуть на время голову. Даже трусы не мешали этому человеку добраться до члена, который мирно подрагивал под тонкой тканью и я даже не заметил, когда он встал в боевую стойку, требуя к себе отдельного внимания. Видимо, виною были перевитые верёвкой яйца.

      Он прикоснулся языком к головке и лизнул, сейчас трусы были отодвинуты, выпуская на волю член. Я захлебнулся от остроты знакомых ощущений. Хотя дрочку в туалете и ощущениями-то назвать сложно. Опыта у меня пока мало.

      Но сейчас я, словно истерзанная душа, вырвавшаяся из бренного тела, витал над столом, сдерживая себя от семяизвержения, которое вот-вот раздавит мою перевозбуждённую плоть. Терпение на пределе, а он, насаживаясь ртом на член, продолжает двигать головой вверх-вниз. Верёвка, сковывающая мои яйца, немного ослабевает, и дрожь пробегая по всему телу растворяется на кончиках пальцев. У меня внутри всё горит, я взрываюсь. Закрываю глаза и теряю сознание.

***

      — Ну что, пришёл в себя? — открываю глаза.

      Я нахожусь в своей комнате под лестницей, около сидит парнишка. Кажется, я его на конюшне видел. Смуглые щёки были окрашены румянцем, а в глазах, причём мне очень знакомых, плескалось вожделение. Я сжался, боясь нового приключения, и немного отодвинулся от него.

      Тот приподнял бровь, а потом засмеялся.

      — Не боись. Я тоже нижний, как и ты.

      Что он сказал? И почему я нижний? Я, вообще, ещё девственник. К тому же парень, а может…

      Хватаюсь рукой за пятую точку и понимаю, что всё тело находиться в непонятной эйфории, которую испытать боязно, но очень хочется.

      Воспоминания начинают всплывать, и я в ужасе краснею от пережитого. И, кажется, теперь понимаю, что за парнишка сейчас сидит передо мной. Это Серж, которого видел на привязи и судя по его словам, ему действительно это нравится.

      — Почему я здесь?

      — Хозяин перепугался и,распустив шибари, перенёс тебя сюда. Я же знаю, где ты живёшь, — он очень эмоционально махал руками. Затем встал и подошел к небольшому столу и что-то взял. — А потом приказал сидеть и ждать, когда ты придёшь в себя. Вот, возьми! — он протянул мне кружку с водой.

      — А где он сам?

      — Уехал, — парень пожал плечами. — Уже все гости уехали.

      — Он обещал снять маску, — Серж как-то вздрогнул.

      — Хозяин никогда её не снимает.

      Я вздохнул, понимая, что меня обвели вокруг пальца. И теперь я полностью опустошён и унижен перед этим пацаном, который видел, моё возбуждение и грехопадение. Он понимал это состояние, потому как опустив голову, прошептал:

      — Надеюсь, всё останется между нами, — парень поднял тёмные глаза. — Здесь никто не знает о моих увлечениях.

      — Я не понимаю, как такое может нравиться, — приподнимаюсь на кровати и опираюсь на локоть.

      — Понимаешь, но только телом. Твои чувства и сознание пока спят. Но в следующий раз…

      — Никакого следующего раза, — я испугал Сержа, и он, как от пощёчины, отшатнулся.

      — Не думаю, что хозяин забудет тебя. Я его таким испуганным ещё никогда не видел, а то удовольствие, которое ты ему доставил, кончая, было красноречивее многих слов и поступков. Он был счастлив!

      — Бред, как можно быть счастливым, глотая чужую сперму? — это последнее что я помнил, перед полным погружением в темноту.

      — Ты неопытен, поэтому ничего не знаешь. Я уже год являюсь его питомцем. И он платит «мадам» чтобы я оставался здесь.

      — Тебе сколько лет?

      — Девятнадцать. Я уже год, как должен был покинуть этот замок, но благодаря хозяину живу здесь.

      — Короче, ты тоже приёмыш, как и я?!

      — Да.

      С каждым последующим днём я больше убеждался — этот замок в который попал, есть не что иное, как публичный дом, но только в нём, не расслабляются обычные клиенты, здесь удовольствие получают высокопоставленные чины нашего города, причём это бывает не слишком часто, а лишь пару раз в месяц. Вся эта вакханалия завуалирована светскими приёмами, где даже благородные жёны чиновников не знали, куда исчезали их мужья, когда ссылались на деловые разговоры с потенциальными партнёрами. А позорившая мадам, слишком хорошо охраняла эту замаскированную территорию, поэтому в течение нескольких лет никто ни о чём не догадывался. Ну, а жертвы в мужья её дочерям в сети попадались сами. Это были необузданные жеребцы, которых не останавливали не честь и не совесть. Они сами заслуживали попасться в сети столь амбициозной женщины.

      С Сержем мы редко пересекались, но если эти встречи и происходили, было необычайно стыдно, когда он меня откровенно рассматривал, а затем намекал, что хозяин скоро появится, и мы вдвоём теперь будем исполнять его прихоти. Перспектива удручала, поэтому я молчал всегда в ответ на его мечтания. А он строил свои планы на встречу с этим извращенцем.

      С садовником, я подружился. Этот несчастный мужчина, всегда припрятывал для меня сладости и баловал без меры. Я привязался не на шутку, признавая в нём родителя, которого у меня не было.

      Дни шли, то несясь вперёд без остановки, то спотыкаясь на каждой минуте, растягивая время до бесконечности. Август щедро одаривал землю своим теплом, а прохладные ночи приносили отдохновение и свежий воздух.

      Камины в доме сейчас не работали, поэтому моя нагрузка была не столь обременительной, да и мадам, поймав новую жертву в сети, готовилась к очередному событию — помолвке средней дочери. Я же, исчезая на кухне или в саду, стал словно невидимка, поэтому за меня практически забыли, до одного вечера.

      Я читал понравившуюся книгу и практически уже засыпал, когда в мою дверь заскреблись. Ночных посетителей у меня никогда не было, поэтому я странно посмотрел на дверь, пытаясь понять, а не послышалось ли. Вновь, тот же звук и моё сердце в страхе заколотилось сильнее.

      Я на цепочках подошёл к двери и прислушался. Тишина не выдавала никого.

      Уже направившись обратно, вздрогнул от настойчивого стука в хлипкую дверь. Страх окутал всё моё тело, и я замер, пытаясь придумать, где спрятать своё хрупкое тельце, потому как за дверью находился явно не добрый садовник.

      Шкаф. Нет, туда сразу кинутся искать. Кровать, под ней слишком узко. Места укрыться не было, пока мои глаза не увидели маленькую дверь в стене. В неё можно протиснуться лишь лёжа, но сейчас это именно то что нужно. Я подбежал к ней и быстро стал исчезать в этой тесной каморке. А сзади уже раздался звук выбиваемой двери, которая, слетев с петель, впустила настойчивого «гостя».

      Я боялся двигаться, а дышать, вообще, забыл, пока грозный рык разносился по моей маленькой комнате. Мебель издавала характерные звуки: её передвигали, переворачивали, ломали в поисках добычи, то бишь меня.

      Затем всё стихло. Тихий скулёж раздался откуда-то сверху, а потом монотонный звук постукивания по стене и жалобный крик Сержа. Кажется, ему досталось по полной. Ведь новую игрушку извращенец сегодня ночью не нашёл.

      Утро добрым не бывает. Мало того, что пришлось убирать и ремонтировать испорченную мебель, так ещё и Серж, заметив меня, выносящего разломанный стул, отвернулся и покинул поле зрения. Обида и ненависть светились в его безжизненных глазах.

      Сегодня вновь моя работа заканчивалась на кухне, когда я полностью, вычистив кастрюли и сковороду, весь в жире и саже покинул помещение, чтобы вернуться в свою комнату с приставленной дверью. Вечер подступал тихо, поэтому я, помывшись и переодевшись, неспешно шёл в сторону домика садовника, насладиться ароматом распустившихся тут и там роз.

      Двери домика были закрыты и садовника поблизости не наблюдалось. Я сел на деревянную лавочку под яблоней и, вытянув ноги, попытался расслабиться.

      Что-то сверкнуло за кустом жимолости, привлекая моё внимание. Я встал с лавочки и обошёл его, затем наклонился и поднял карнавальную маску. Повернув её, тут же отбросил, понимая, кому она принадлежит. Минуту постояв, успокаивая скачущее сердце, всё же поднял второй раз, и пальцами провёл по прохладной серебристой поверхности.

      Почему она здесь, и как извращенец потерял её. Я присел вновь на скамейку и стал размышлять. Неужели он настолько был взбешён, не найдя меня вчера, что мог забыть снять её, выходя из замка. Стоит вернуть принадлежащую ему вещь и поговорить о том, что я больше не буду игрушкой в его руках, пусть с Сержем развлекается, как хочет, а меня забудет.

      Решив так и сделать, я направился к себе, намереваясь хоть сегодня лечь пораньше и насладиться сном.

      Тревожные сны не отпускали, и я несколько раз подскакивал в страхе, что меня сейчас разорвут, раздавят, начнут стегать плетью и довольное лицо непонятного мужчины со сверкавшими глазами надменно смотрело и не внемля моим мольбам.

      Всё же надо поговорить с Сержем и извиниться, и придумать себе оправдание. Что тогда меня не было в комнате. Я гулял. Сомнительное, конечно, оправдание, но других мыслей сейчас нет.

      Неторопливое утро всё же настало. Я вихрем ворвался в деревянный корпус с лошадьми, где конюхи готовили своих питомцев к выездке. Пробежавшись глазами по лицам малознакомых парней, я не заметил Сержа.

      — Ты кого-то ищешь? — средних лет мужчина направился в мою сторону.

      — Нет. Хотя, да. Где Серж?

— Сережа? — ну да, банально произносить кличку, когда у человека есть имя.

      — Да, Сергей!

      — Он, видимо, уже уехал, — на меня косились парни, проводящие мимо лошадей.

      — А. Ну передайте ему, что я заходил, — хотел было сорваться с места и бежать обратно к себе. Но следующие слова этого человека меня остановили.

      — Ты не понял он совсем уехал.

      Вот тут я и замер.

      Как так, ведь он был на особом положении. За него платили. И он был всем доволен. А может извращенец забрал его к себе. Скорее всего, именно так и обстоят дела. Я был рад за парня, что теперь он станет жить и служить только одному человеку, в которого, видимо, влюблён до чёртиков в глазах. Я рад за него. Жаль, что не успел попрощаться, — улыбнулся, сурово смотрящему на меня мужчине.

      — Мало радости. Его избили и отправили в публичный дом «мадам». Хотя об этом никто не знает, кроме меня. Серёга долго боялся этого момента, а вчера простился и, собрав вещи, исчез.

      Я отшатнулся, как от пощёчины. Будто мне отвесили ее в довершении к сказанным словам. Я развернулся и, опустив плечи, побрёл в направлении замка. Но вслед мне прилетело:

      — Будь осторожен. Главное, не попадайся на глаза гостям мадам. Иначе, ты можешь занять место таких, как Серж.

      Я только хмыкнул в ответ, не понимая, каких — таких? Я видел только симпатичных подростков, которые служили прислугой в доме этой женщины. И если он имел в виду питомца извращенца, то я уже смог оставить свой след в непонятном для меня зверинце.

      Мысли путались, пытаясь найти мне оправдание. Если бы я вчера не спасовал, то Сержу не досталось от извращенца. Да и работу, которая ему нравилась, он не потерял бы. Мне хотелось с кем-то поговорить. Но я не мог, быть слишком откровенен. Хотя один человек всегда выслушивал меня, не перебивая. И соглашался всё понимая. К вечеру я всё же освободился от навалившихся дел и, не переодеваясь, метнулся к домику садовника.

                                                     Часть 3.

      Сегодня дверь была прикрыта, но замок отсутствовал. Это уже радовало, потому как садовник, видимо, где-то поблизости, поэтому мне придётся подождать его.

      Примостившись на лавочке под яблоней, я, растянув руки на спинке, поднял лицо вверх, чтобы кожа насладилась пробивающимися сквозь ветви лучами солнца.

      Вздрогнуть меня заставило лёгкое прикосновение к руке, холодными и влажными пальцами. Такое знакомое касание, тягучее в воспоминаниях. Я приоткрыл глаза. И посмотрел на того, кто мог потревожить моё наслаждение уходящим солнцем.

      Садовник, улыбаясь одними губами, осматривал меня. На его правой щеке красовался пластырь, а влажные волосы были причёсаны назад, и я понимал, что тот явно сейчас был в душе.

      — Чего такой чумазый? — он присел рядом. Окружая меня приятным запахом своего геля.

      — Устал. Решил пока отдохнуть, потом схожу в душ.

      — Тогда отдыхай, — садовник встал и двинулся к домику. В его походке я заметил пару знакомых движений, словно наваждение. Но тряхнув головой, откинул такие предположения, ссылаясь на давнее знакомство с этим хорошим человеком, потому и привык к его некой чопорности и надменности.

      Дни стали тянуться медленней. Я всё время оставался один, даже не с кем было перекинуться и парой слов. Садовник стал неразговорчивым. Постоянно был чем-то занят, находя новые клумбы, чтобы их вскопать, старые ветви, чтобы их срезать и невидимую траву, чтобы её прополоть. Одиночество начинало засасывать с неимоверной силой, заставляя раз за разом погружаться в себя. Мне было тяжело вспоминать ту ночь. В ней было удовольствие, которое раздавило меня и моё эго, требуя с каждым проходящим мимо днём, новую порцию удовлетворения. И я уже десять раз пожалел, что спрятался и навредил Сержу. Эти воспоминания отравляли мою душу. Я был виноват в его нынешнем положении и хотел всё исправить, но не знал как. Да и, видимо, уже не смогу, потому что серебристая маска сейчас лежала у меня в комнате. А как говорил Серж: «Хозяин без маски ещё ни разу не появлялся». Вероятнее всего, выкинув маску, извращенец выбросил и дурные игры с живыми людьми, которые ему безумно нравились.

      Кстати, на досуге я порылся в интернете, и многое узнал о таких видах игр взрослых людей. Даже не знаю, что привлекало и связывало Сержа с тем мужчиной. Но понял одно — то, что другим могло бы нравиться, для меня было абсолютно чуждо. Поэтому хорошо, что так всё закончилось.

      Так бы я думал и в дальнейшем, если бы через месяц, после ухода Сержа не услышал размеренные шаги над моей головой. Затем стук, и протяжный скрип, словно передвигали мебель с места на место.

      Пресловутое любопытство не оставило выбора, и я на трясущихся ногах, стал подниматься наверх, словно меня сюда тянуло магнитом.

      Перед дверью я засомневался, но потом, решив, что стоит всё же узнать, кто там, и если это тот, о ком мыслю, нужно спросить о судьбе Сержа. Почему-то о себе я совсем не думал. Стукнув в двери и не дожидаясь приглашения, вошёл в комнату, где свет снова был приглушён, как в прошлый раз. На меня не обратили внимания, и двигая шкаф, продолжали перестановку мебели.

      Я кашлянул себе в кулак, привлекая этим внимание. Обратили! Извращенец повернул голову и сквозь круглые отверстия балаклавы, я заметил его уничтожающий взгляд. Дорогой костюм тройка, надетый на него, делал его привлекательным самцом, которого могла возжелать любая женщина. Грудь мужчины вздымалась, делая его вид угрожающим, готовым в любую минуту придушить меня и сломать напополам хрупкое тело.

      — Зачем пришёл? — голос грубый с хрипотцой.

      — Я… — слова застряли в горле.

      — Лучше уйди. Иначе… — он мне угрожал. Но в чём я был виноват перед ним, не знал.

      — Что с Сержем? — всё же выдавил из себя интересующий вопрос.

      — Почему тебя это так волнует? — он сделал шаг ко мне.

      — Просто я виноват перед ним, — опускаю глаза, чтобы не восхищаться хищной грацией этого человека.

      Ещё шаг.

      — Только перед ним? — его голос обволакивает, соблазняя и укутывая своим теплом.

      — Да, — я гордо поднял подбородок, и теперь наши глаза встретились.

      Мы, не отрывая взгляда, около минуты смотрели друг на друга, потом он сделал шаг и стал обходить меня, осматривая с ног до головы. Вдруг его дыхание опалило мою шею, заставляя вздрогнуть, то ли от неожиданности, то ли от нахлынувшей волны приятных воспоминаний.

      — Тогда беги! — я не сразу расслышал, что он сказал, утопая в жаре растекавшемся по моим венам.

      — Что? — просипел я.

      — Ты упустил свой шанс, — он прошипел мне это в ухо и, обхватив рукой за талию, прижал к своему мускулистому телу. — Теперь расслабься и доверься мне, — жар его дыхания опалил губы. И он, припав к ним в неистовом поцелуе, стал сминать и кусать их.

      Меня словно околдовали. Я не мог даже пошевелиться, в протест его действиям. В голове, как азбука Морзе, стучали точки и тире, говоря, что это неправильно, это худшее из извращений. Но тело утопало в блаженстве ощущений от его жадных поцелуев. Даже руки сами потянулись обнять это тело. Он рыкнул и, подхватив меня под зад, понёс куда-то, не прерывая поцелуя.

      Это была мягкая постель. Кровать стояла на невысоком выступе, с резными колоннами на четырёх углах и балдахином, из тяжёлого кровавого бархата, который в любой момент можно было опустить.

      Я вздрогнул от неожиданности и нехилого предчувствия, что сейчас мне будет не слишком весело, тем более этот человек, потеряв одну игрушку, теперь станет искать другую. И идея сидеть на цепи и гавкать, меня, вообще, не прельщала. Всё же стоит сначала поговорить, иначе сегодняшний вечер возможно закончиться слишком плачевно для меня.

      — Послушайте, — я еле выдавил из себя это слово. Его мускулистое тело вдавило меня в матрас, и двигаться не было возможности.

      А он не прекращал вылизывать мою шею, которую я выгибал навстречу, задыхаясь от новых ощущений.

      — Да говорю же, послушайте! — Не знаю где берутся эти самые «последние силы», но я отодвигаю немного мужчину. Он замирает. — Мне всего шестнадцать, и я не хочу участвовать в ваших сомнительных играх. Тем более по закону вас могут привлечь за педофилию.

      Что-то мне не понравился его взгляд, которым он сейчас меня одарил, а затем рыкнул и продолжил покусывать, а потом зализывать мою шейку.

      Я снова напрягся, потому как меня не услышали, не поняли, не восприняли.

      — Расслабься, — он прошептал на ухо. Но я ещё больше сжался. — Я свяжу тебя.

      Эти слова тут же заставляют немного расслабиться. Но я не могу не сопротивляться. Тут же выгибаюсь, а потом неудачно переворачиваюсь. Всё, что мне не следовало делать, я сделал за три секунды.

      — Сам себя предлагаешь, — мурлычет мне на ухо, — а говоришь, что я тут плохой.

      — Я просто хочу освободиться, — процедил сквозь зубы.

      — Тебя никто не держит, — попробовал пошевелиться. Действительно, мои движения совершенно свободны. Но вот встать я не смог. Он нависал надо мной, сдерживая своё тело на руках и не выпуская при этом мою тушку из объятий. — Я не буду тебя трогать. Просто хочу насладиться твоим запахом и нежной кожей. Если ты возбудишься, я помогу расслабиться, и это всё.

      Я замер, прокручивая в голове ход его мыслей, но всё-таки пазл никак не складывался. А как же он? Что будет с его возбуждением?

      — И это всё? — тихо сказал, переворачиваясь.

      — Всё.

      Хоть это и неправильно, но его прикосновения были приятными для меня и моего тела, поэтому я мог позволить ему насладиться. Но секса между нами не будет, это я решил для себя окончательно и бесповоротно.

      — Хорошо, но только ласки.

      — Мне этого будет больше, чем — достаточно, — он шепнул мне в ухо, а потом провёл влажным языком внутри раковины.

      И с этой минуты начались терзания моего тела, и через некоторое время я уже выл в предвкушении продолжения сессии.

      Ему не надо было даже прикасаться ко мне. Его дыхание опаляло мою кожу, заставляя кровь в венах бурлить и нестись к бьющемуся сердцу. А крохотные неприметные волоски на руках вздыматься от возбуждающей дрожи.

      Я даже не заметил, как остался в одних трусах, а мужчина теперь терзал мои соски. Невидимые нити соединяли эти две чувствительные бусины с возбуждённым членом. При каждом покусывании, а затем зализывании моей чувствительной кожи, член ещё сильнее наливался кровью и требовал к себе особого внимания. Моё терпение было на пределе Но весь мой сексуальный опыт заключался лишь в той самой странной ночи, когда я птицей парил в соседней комнате, а этот извращенец, наслаждаясь моей беспомощностью, умудрился заставить кончить. Сейчас я достиг той грани, когда каждое прикосновение, каждое ощущение, каждая мысль могли взорвать моё терпение и излиться. Хорошо, хоть трусы скроют этот позорный для меня момент. Ещё секунду и…

      — Не смей, — его строгий голос, словно холодный ветер, освежая моё разгорячённое тело, заставил замереть.

      Его рука опустилась и он схватил меня за яйца слегка сдавил их. От боли я перестал дышать, морщась и злясь на этого козла. Ещё немного и я бы кончил, а этот изверг обломал весь кайф.

      Простонав от бессилия, я попытался убрать его руку, за что получил хлёсткую пощёчину. Удовольствие поглотилось болью и отчаянием. Я закрутился на кровати, пытаясь вырваться. Его ноги ловко переплелись с моими, не давая выбраться из-под него.

      — Отпусти, — выдавил из себя, чувствуя большее надавливание, на мои причиндалы. К этому времени мой член упал, а желание вкупе с удовольствием накрылось тёмным покрывалом, прикинувшись неприступными Альпами.

      Видимо, почувствовав моё состояние протеста, он ослабил хватку и отпустил яйца, затем поднялся с постели и отошёл к окну.

      — Уходи, — я быстро отыскал свою футболку и натянул на искусанный торс, словно защищая его от пронзительного взгляда, которым пригвоздили меня к противоположной стене, — больше не попадайся мне на глаза. Иначе, я не посмотрю на твой возраст и доведу дело до конца.

      Дважды говорить не стоило. Я вырвался из этого душащего меня помещения, и снёсся по лестнице, не замечая ступенек.

      Дверь не запиралась в мою комнату, но почему-то мне не было страшно теперь. Я был уверен, что извращенец станет обходить её стороной. Сегодня я вывел этого монстра, сжигая все мосты, которые могли бы соединить наши желания, даря счастье и массу возможностей удовлетворить клокочущее внутри вожделение.

      Представьте себе, хоть боль и снизила потенцию, жажда кончить сейчас бурлила внутри. Разрушая мои амбиции, прося выплеска эмоций и воспоминаний о даримых им ощущениях.

      Но я тут же отгоняю эти мысли, потому как понимаю, что это не совсем нормально, мы ведь оба мужчины, да и к тому же он любит подчинение и власть. Я же не принимал это, мне необходимы чувства взамен на эмоции и секс. Мы были разными, поэтому он знал, что лучше навсегда выпереть меня из постели, из комнаты, из жизни, не давая никому надежды.

***

      Будни потекли, как неудержимый поток Ниагарского водопада. Они просто разлетались, не оставляя ничего взамен, лишь с каждым прожитым часом непонятную тоску и не удовлетворяемое желание. Дрочить — пробовал… Свидание с девушкой, получился крутой облом. В самый ответственный момент, я даже не вошёл в её истекающую киску, а кончил прямо себе в руку. Видимо, я слишком готовился к этому процессу, и позволил затянуться минету, который эта пассия делала с остервенением и жаждой оторвать всё моё хозяйство.

      Какой после этого секс? Сплошное разочарование.

      В течение нескольких месяцев над моей головой больше не раздавалось ни единого шороха, словно то, что происходило со мной там, было лишь наваждением, больной фантазией. Единственным, что опровергло эти успокоительные мысли, была маска, лежащая под моей кроватью, где в разрезах для глаз тогда, когда я безмолвно общался с ней, зияла пустота. Гнетущая моё сердце, пустота.

      Зацепил меня чем-то этот человек. Я даже не мог ни с кем об этом поговорить, кроме Сержа. Но увы, его не было здесь, а моё совершеннолетие семимильными шагами приближало, тот день, когда я буду обязан покинуть этот дом, где, по общему мнению, должно было поселиться счастье. Но лишь тишина ежедневно блуждала по длинным коридорам этажей этого огромного замка.

***

      Как ни странно, но вторая дочь «мадам» вышла замуж за конгрессмена, лет на двадцать старше её. И его положение в обществе, а так же толстый кошелёк, на долгие годы обеспечит её безбедное существование. Оставалась младшая дочь «мадам» тихая девушка, любящая читать и петь ангельским голоском, располагая к себе даже искушённого слушателя. Я частенько застывал в нише, возле музыкального зала, когда она, перебирая тонкими пальцами, пробегала по клавишам белого рояля. Я вслушивался в мелодию неизвестного мне произведения, будоражащего молодую кровь, заставляя вспоминать того, кого больше никогда не увижу.

      И я боялся даже представить, что меня ждало после того, как покину этот уютный замок, оставивший в моём сердце непонятную боль и гнетущее состояние. Ведь тайны «мадам» для меня перестали быть таковыми. Она являлась хозяйкой двух загородных клубов, где, как я слышал, их члены не брезговали получить дополнительные расслабляющие услуги. И, как я уже понял, новыми «игрушками» они пополнялись с регулярным постоянством. Ведь в доме половина обслуги изменилась на совершенно других подростков.

***

      Зима в этом году была лютой. Поэтому работы у меня прибавилось. Мало что я чистил камины, измазавшись полностью в саже, так ещё и истопник попал в больницу, и мне просто навесили новую обязанность не спросив, справлюсь ли с такими нагрузками. Хорошо хоть добрый садовник, приносил наклонные дрова прямо к порогу чёрного хода, где я мог их незаметно забрать. Кстати, тот самый племянник, который привёз меня сюда, был сыном этого чудного человека, но власть этой женщины сыграли с ним злую шутку. Из хорошего доброго мальчика, он превратился в надменного и властного человека, которого отец перестал узнавать. И именно Ростик стал той заменой, для несчастного отца, который отчаялся достучаться до своего сына.

      И теперь мне приходилось чаще появляться в спальне «мадам», где частенько обнаруживал изорванную одежду, валявшуюся в беспорядке на полу. Она вела себя, совершенно не замечая меня, это радовало и смущало одновременно, ведь знать то, что творится в голове этой женщины, известно было лишь одному богу, ну и ей, конечно. И те короткие вопросы и посулы в мою сторону, напоминали лишь раздражение к моей персоне. Хотя я пару раз замечал её взгляд, через который она словно хотела проглотить меня всего без остатка. Не оставляя даже воспоминаний обо мне. Но причину, сдерживающую её желание, я не знал, а лишь мог догадываться. Кто-то имел над ней власть, огромную власть, которая заставляла её прогибаться перед этим человеком. Причём она готова была ради него на всё. Даже терпеть меня.

      Иногда моё сердце ёкало от обиды, что не меня так любят и жаждут. Но, с другой стороны, я был счастлив, что обо мне забыли, и больше не стремятся вовлечь в свои сомнительные игры.

***

      Весна полным ходом окрасила окружающую нас природу в яркие и пёстрые краски. Сад утопал в белых облаках цветов, полностью укутавших многочисленные деревья. Я теперь часто вечерами пропадал в глубине сада, наслаждаясь дивным благоуханием будущих наливных яблок.

      Это грело душу, но и одновременно терзало её. Скоро моё совершеннолетие, и мне придётся покинуть это место. И то, что ждало меня за воротами, вселяло страх и неуверенность перед будущим. Я ведь понимал, куда меня отвезёт сын садовника. И как избежать участи тех, кому уже пришлось пройти этот путь, я не знал. Даже мадам в последнее время стала более снисходительной, лишь украдкой поглядывая в мою сторону, делая вид, что просто осматривается.

      А я, кажется, догадывался, почему она боится смотреть мне в глаза. Красивые глаза обрамленные пушистыми ресницами, которые словно крылья бабочки распахивались и дарили чарующий взгляд любому присутствующему. А черты лица и нежно-розовые губы, это как выверенная пластическая операция, сделанная гениальным хирургом, да только этим гением была природа и генетика моего рождения.

      Девушки с раскрасневшимися щеками замирали, когда проходил мимо, даря мне вслед томные вздохи и разочарованные взгляды, что я так и остался равнодушен к их застенчивым намёкам на полное подчинение и близость.

      Но для меня было загадкой и тревогой, равнодушие чресл на женское внимание. Я не желал с ними вступать в какую-либо связь, а грезил лишь одним; чтобы меня вновь связали и терзая моё тело, довели до сумасшествия, которое было на тонкой грани боли и удовольствия.

      Шумно выдохнув свои тайные желания и опустошив грудную клетку, я хотел вновь вдохнуть щекочущий мои ноздри аромат цветущих яблонь, но шорох за спиной заставил повернуться…

      Темнота от накинутого на голове мешка и скрученные руки, тут же отрезвили от нахлынувших воспоминаний и несбыточных желаний. Я не мог понять почему меня скрутили и если хотят похитить, то зачем? Платить ведь никто не будет, и взять с меня нечего. Хотя подчинить и насиловать, вполне возможно… Я сглотнул. Мои связанные руки сейчас свисали вниз, а тело мирно болталось на широком плече похитителя. И ведь даже крикнуть не успел, чтобы позвать на помощь. Совсем расслабился.

      Меня сбросили с плеч, на какое-то твёрдое покрытие, от которого несло машинным маслом и бензином. Затем характерным звуком за моей тушкой закрыли багажник. Теперь я знал, что находился в самом тёмном месте машины. И лишь догадки, что меня сейчас увезут из замка, сковывали всё тело. Я не хотел вот так покидать эти места, зная, что будущее, будет не сладким. Но быть похищенным я согласился бы только руками извращенца, а как я предполагал он переключился сейчас на нашу «мадам». При этом я никогда его не видел, но чувствовал его запах.

      Дорога была неровной. Машина прыгала на ухабах. Я больно ударялся о неровный пол багажника, но кричать с завязанным ртом не мог. Да и онемевшие руки я практически не чувствовал.

      Ещё несколько ударов, и я хорошо приложившись головой, кажется, потерял сознание. Очнулся только тогда когда мою тушку, подхватив, понесли куда-то. Тишина вокруг смущала, и лишь распевное пение птиц, давало намёк, что мы где-то в парке или лесу, и ничего хорошего в дальнейшем меня не ждёт.

      Меня занесли в помещение и ловкими движениями развязали руки и сняли мешок, оставляя лишь завязанным рот. Двери сзади меня закрылись. Я, с трудом раскрывая веки, стал осматривать комнату, где очутился. Ничего необычного. Это напоминало дачный сруб с небольшими окошками на одной из четырёх стен. Я покрутил головой: кровать, стол и узкий шкаф. Больше ничего. Даже занавесок на окнах, видимо, никогда не было. Я спокойно развязал повязку, стягивающую рот, и теперь без преград глубоко вдохнул. Смолянистым запахом хвои был пропитан воздух, наполнивший эту комнату. Я подошёл к окну и открыл его, может просто впустить свежий воздух, а может посмотреть, смогу ли я сбежать. Но, видимо, проведение было сейчас не на моей стороне. Я был высоко над землёй и в окошке открывалась маленькая форточка. В которую могла влезть лишь небольшая кошка.

      От отчаяния я ударил кулаком по бревенчатой стене, разбив костяшки в кровь и охнув от жгучей боли. Вечер спустился над лесом, сгущаясь своей темнотой и накрывая всё вокруг таинственной безмолвностью. Я лежал на мягких шкурах которые покрывали бо́льшую часть кровати, и мой желудок уже неоднократно требовал еды. Но меня, вероятно, никто потчевать не будет. А взывать к фее крёстной, которой у тебя никогда не было — бесполезно. Поэтому решив лежать тихо, не привлекая внимания и умереть от голода, сейчас для меня было наилучшим выходом.

      Ага, ну кто бы дал насладиться столь печальным моментом моей жизни, это явно было не про похитителя. Двери в комнату открылись, издавая протяжный скрип несмазанных петель, и я замер. Передо мной стоял извращенец собственной персоной с серебряной маской на лице. Я мысленно стал перебирать дни, когда в последний раз видел её у себя под кроватью и скривившись от дальности сего момента, в страхе перед этим человеком сел на пятую точку и интуитивно отполз к стене. Затем охватил свои колени руками закрылся от него.

      — Ты рад меня видеть?

      Свет от зажжённой спички озарил помещение, и я заметил в его руках канделябр с тремя свечами. Он поочерёдно зажёг фитили и поставил эту доисторическую конструкцию на стол.

      — Нет, — выдавал я из себя. Его глаза блеснули в свете свечей.

      — А зачем тогда прятал мою вещь? Я долго её искал. Но потом решил заглянуть в комнату оскорблённого подростка, который хранил мою вещь, сдувая с неё пылинки, как какую-то реликвию, пряча от посторонних глаз, — говоря эти слова, он наслаждался каждым моим вздрагиванием. Я же боялся дышать в его присутствии, зная, что он чувствует моё состояние. И ведает о моих тайных желаниях. — Ты всё же лелеял надежду на нашу встречу?

      — Нет.

      Он присел на край кровати и протянул ко мне руки, заставляя ещё больше сжаться.

      — Ты стал ещё слаще и желаннее, — он мурлыкал это себе под нос, не отрывая своего взгляда от моего лица. — Твоя красота поразительная, и я горд, что она может принадлежать мне.

      — Нет, — я вздёрнул подбородок, из последних сил, сопротивляясь его очарованию. Мне хотелось сдёрнуть эту маску, чтобы увидеть того, кто полностью завладел моим сердцем. Кто заполнил собой всю мою душу. Кто заставляет мою восставшую плоть, сейчас теснится в штанах. Но я не собираюсь так легко сдаваться. Я всё же узнаю тебя — «маска».

      Ловко подскакиваю, неожиданно для него. Хватаю рукой за правую сторону маски и рывком срываю с его лица разделяющую нас преграду.
                                                Часть 4.

       Его лицо опущено. Он не ожидал от меня этой прыти, а я сжимая крепкую маску, уже знал каждый изгиб и выемку на ней.

      Он молод, это дало повод мне выдохнуть некое облегчение. Пусть он извращенец, но хоть не стар. Его тёмные волосы сейчас опустились, а пальцы рук сжаты и побелели в костяшках. От него исходила звериная энергия, которая ощущалась не только кожей, но и сжималась тугим узлом внутри.

      Мне уже нечего было терять. Умереть от рук того, кто тебе дороже всех, самое большое счастье для меня, поэтому отбрасываю маску и на коленях приближаюсь к нему. Одну руку кладу на хорошо выбритую щеку, а второй убираю волосы — последнюю преграду, а затем беру за подбородок и поднимаю, чтобы наконец-то увидеть объект своего желания.

      Я остолбенел. Мой вид, видимо, понравился извращенцу, потому как его губы растянулись в довольной улыбке, а глаза засветились от предвкушения, что я теперь навсегда должен сохранить его тайну и унести её с собой в могилу. Мой кадык заходил, привлекая его внимание. А у меня от предчувствия неминуемого наказания, шерсть по телу встала дыбом.

      Сын садовника, он же водитель, он же извращенец сейчас пожирал меня своим взглядом. В этих глазах светилась власть, удовольствие и жажда отмщения. И это всё было уготовлено моей беззащитной шкурке, которую скоро на живую сдерут с меня и скормят лесным зверюшкам.

      — Боишься? Теперь стало легче, оттого что ты узнал, кто я? — в его голосе стальные ноты.

      — Ты обещал мне снять маску, — мой голос — писк мышонка, под гипнотическим взглядом кота.

      — Поэтому ты решил, что можешь сам это сделать?

      Он немного поворачивается и нависает надо мной. Затем приближается и впивается жёстким поцелуем в мои губы, безжалостно кусая их, а потом с нежностью зализывая раны. Я не сопротивлялся этой пытке, понимая, что переборщил. И даже не заметил, когда сам потянулся и встав напротив него, прижался всем телом, ощущая тепло и напряжение исходящее от его накаченной груди. Хотелось стянуть с него одежду и исследовать языком его шелковистую кожу, но меня взяли за руки и, заведя их за спину, ограничили в движении. Он показывал мне свою власть, указывая на моё место в наших непростых отношениях. Я же боялся упустить вновь тот момент, когда моё тело будет гореть от его нежности и взрываться в его жаркий рот, наполняя тот своим горячим семенем. Но видимо, он понял мои желания и усмехнулся, заставляя трепетать в его ладонях. Меня за руки потянули вниз, заставляя сесть на кровать, и теперь он был выше, я же смотрел в его глаза снизу вверх. Он отпустил меня. До моего слуха донеслось звяканье пряжки ремня на его брюках. Я, не понимая, хотел было встать, но он надавил на моё плечо и хищно улыбнулся, затем наклонил мою голову и что-то мягкое и теплое уперлось в подбородок. Я даже не успел ничего сообразить, как мне надавили на подбородок, приоткрывая рот. И это непонятное тело заполнило его до конца, заставляя задохнуться от величины и отвращения. В меня сейчас впихнули не хилый такой член.

      От неожиданности я чуть не подавился, и слёзы заполнили глаза, делая нижние ресницы влажными и сногсшибательными. Это я уже понял, когда растерявшийся извращенец, вынул свой член и тут же, подняв меня, поцеловал в губы мягко, с нежностью, при этом прося прощения за свои необдуманные поступки.

      — Я думал, ты уже делал минет, — он шепчет это на ухо. — Эта мымра недавно сказала, что ты хорошо обслужил одного из её гостей, и он решил выкупить тебя для себя.

      Я в ужасе смотрю на извращенца, ничего не понимая, о чём он вообще говорит сейчас со мной.

      — Никого я не обслуживал. Да и не сплю я с мужиками! Ни с кем не сплю! — опускаю голову, боясь признаться, даже самому себе, что опыта в любовных делах у меня, вообще, нет. И новость, что «мадам» всё же решилась отправить меня подальше, ввергла в состояние шока.

      — Не понял? Ты что девственник? — видимо, и его шок накрыл той же волной.

      — Есть немного. Хотя я могу помочь себе, когда нужно — по утрам. А в остальном пока не сложилось, — пожимаю плечами.

      Он осматривает меня полностью, я же краем глаза вижу его восставший вздрагивающий член, готовый доставить удовольствие, о котором даже боялся подумать. Но ещё больше я боялся, что крышу этого парня снесёт напрочь, и он разорвёт меня на части в пылу страсти.

      — Такой приз и весь мой, — он был доволен, как кот.

      Я же ставлю руки ему на грудь и пытаюсь отодвинуть от себя. То, что он счастлив, не делает ему скидки. Ведь я хорошо знал, в чьей постели он провёл последние несколько месяцев и кому он дарил удовольствие.

      — Стоп я не давал своего согласие, — сын садовника приближается ко мне.

      — Мне оно не нужно. Я слишком хорошо помню реакцию твоего тела на мои игры. Ты был восхитителен!

      Вот с этим не поспоришь. Я сам западал и желал его. Но уступить — значит, сдаться, и это не моё.

      — Тогда всё же придётся потерпеть, — провожу рукой по его члену и перевернувшись на шкурах, спускаю ноги на пол и встаю, под очумелый взор извращенца. — Я хочу есть, в данный момент настоящую пищу, — пальцем и взглядом указываю на его лилейную часть тела, которую он уже прятал в свои брюки, застёгивая молнию. — И ещё. Я пока ещё несовершеннолетний, поэтому у тебя есть время сделать наше знакомство романтичным и притягательным. Чтобы я сам возжелал отдаться тебе без остатка. — Он почесал затылок, а потом поставил руки себе на бёдра. — Не находишь, что моя непорочность стоит таких жертв с твоей стороны?

      Ох, чувствую, что его зубы сейчас оглушает меня своим скрежетом, но я всё равно не сдаюсь. Тоже ставлю руки на пояс, повторяя позу извращенца.

      Он бросил на меня последний хищный взгляд и вышел из комнаты, бросая двери открытыми. Я последовал за ним, не оставляя ему надежды за мою выходку кинуть меня голодным.

      Скудное убранство небольшой кухни и пустые полки с двумя тарелками, тремя кружками и десятком перевёрнутых рюмок, удручённо сообщали, что этот извращенец и не собирался меня кормить. Видимо, ему даже в голову это не приходило. Я снова глубоко вдохнул.

      — Мухоморами решил отравить?

      — Зачем? — мотает головой. — В смысле?

      — Так ты и себе ничего не взял пожрать? — он метнулся к небольшой сумке, стоявшей возле порога. А я её сразу не приметил.

      — Бутерброды, чай и черничный пирог, — он выкладывает это на пыльный стол.

      — Для нашего первого совместного ужина сойдёт, — усаживаю свою пятую точку на край скамейки и обвожу взглядом затянутые паутиной углы и бревенчатые стены.

      — Интересно какой леший тут живёт?

      — Никакой. Это охотничий домик, — он отвечает быстро. — Раньше мы с папой часто сюда заселялись, чтобы насладиться природой, а отцу вдоволь порыбачить и пару раз сходить на охоту, но потом…

      Он замолчал, и на его лице проскользнули горестные эмоции, которые намекали на неприятные и мучительные воспоминания.

      — Мать долго болела, а потом умерла. Её сестра, — он мотнул головой, намекая на «мадам», — быстро окрутила безутешного вдовца выпотрошив всё и выдворив из дома. Хорошо хоть на улицу не выгнала.

      Я сидел поражённый молнией, которая ударила в моё сознание. Оно сопротивлялось понимать эти запутанным семейные узы. Папа женился на свояченице, а племянник трахает тётю. Вот же извращенцы. И ведь добавить-то нечего! Лишь придумать, как смыться от этой семейки, чтобы навсегда вычеркнуть сей кошмар из своих мыслей. Ну а чувства к этому молодому любителю доминировать, через время угаснут, надеюсь.

      Проглотив пирог и запив его чаем, я поспешил встать и откланяться, чтобы подняться в комнату. Сон начинал заманивать в свои ажурные сети, но, видимо, это было только моим желанием, и в планы сидевшего напротив не входило. Он схватил меня за руку и притянул, посадив на колени.

      — А как же конфетно-букетный период, — он проводит носом по моему горлу, шумно вдыхая запах. Я вздрагиваю от ощущений нежного притяжения.

      — Хм. А где конфеты, букет? Да и вообще, меня мама не пустила! — отшучиваюсь.

      Он не отпускает, а продолжает свой путь. Но, только теперь целуя, оставляет горячую дорожку, опускаясь ниже и ниже. Мои руки схвачены его пальцами за запястья и удерживают меня от попыток встать.

      — Мама? Думаю у неё сейчас другие планы, — я напрягаюсь.

      — И ты не ревнуешь? — фыркаю, а тело плавится от его ласк, он опустил голову и языком проводит по ключице.

      — Кого?

      — «Мадам».

      Извращенец отстраняется и смотрит своими чёрными, как мне кажется в тусклом освещении, глазами. Затем словно до него что-то доходит, и он начинает смеяться, но меня не отпускает.

      — Ревнуешь, что ль? — чувствую, мои щёки горят, а из ушей уже дым валит.

      — Нет.

      — Ревнуешь, ревнуешь, по глазам вижу, и это меня заводит ещё больше. Давай отбросим нашу девственную романтику и пустимся во все тяжкие? — Заманчивое предложение, но я всё же не могу ему простить те разбросанные вещи в комнате мадам или его тёти. В принципе разницы мало.

      — Ага, и разорвём мои вещи, развесим на ели. Пусть служат ориентиром для самолётов.

      — Зачем рвать. Я могу и снять. Хотя в прошлый раз ты и сам хорошо справился.

      — Значит, нет ко мне той страсти?! — бурчу себе под нос. Он теперь сдерживает мои руки одной ладонью, а другой, пробравшись под футболку, кончиками пальцев опаляет кожу на животе, плавно поднимаясь.

      — Я не могу понять, о чём ты говоришь? Но могу показать всю свою страсть. И боюсь, тебе придётся несладко, поэтому лучше идти медленными шагами, а не врываться, круша и руша всё внутри.

      Его пальцы сжимают сосок, и я от боли взвизгиваю и замираю. Он отпускает мои руки и, задрав футболку, проводит языком, чтобы ослабить боль и успокоить меня.

      Я вздрагиваю. Ощущение столь острые, что кровь, которая сейчас находилась в этом месте, бурлящим потоком двинулась по венам, стремясь быстрее достигнуть до сердца и растопить его ледяную корку, сдерживающую последнюю оборону моих чувств к этому человеку.

      Он вновь сжал сосок, но уже зубами, а потом снова зализал это место языком. Я что-то произнёс, даже не понимая смысла сказанного. Извращенец переключился на другой сосок. Выгибаю спину стараясь ближе придвинуться к нему.

      — Всеволод, если тебя это так волнует в данный момент, — он поднял голову и, изучая, посмотрел на моё раскрасневшееся лицо. Я ещё больше зарделся и опустил глаза. Значит, я хотел узнать его имя, логично. А то люблю сам не знаю кого.

      — Красивое имя, — протянул я. И как идиот растянул губы — улыбаясь.

      Он хмыкнул, и взяв пальцами подбородок, приподнял его выше и облизнул мои губы.

      — Сладкие.

      — Я же ел пирог, — шепчу.

      — Нет, они сладкие, когда целуешь их, — он говорил, а его дыхание опаляло мои губы. Я непроизвольно раскрыл их в улыбке. Извращенец не преминул этим воспользоваться и сминая мои губы, стал целовать с остервенением. Это нравилось и я ему ответил. Всеволод сгрёб меня в охапку и прижал к себе, заставляя почувствовать, как его сердце скачет в груди. Он был зачарован, я был его глотком воздуха, спасательным кругом в океане страсти. И это я чувствовал, а он с удовольствием показывал.

      Я тонул в собственном желание, которое бурлило в крови, трепетало в кончиках пальцев. Ими я проводил по его волосам, спускаясь вниз по шее, а потом дальше. Мы, словно одно целое, которое долгое время было разъединено на две половинки, а теперь слились в этой страсти. Но Всеволод, дальше поцелуев и чувственных объятий не шёл, останавливая свои руки на моей пояснице, а затем вновь поднимаясь. Это было странно, а я ждал дальнейших его действий.

      Он остановился, когда ощутил усталость от всего этого процесса, который перевозбуждал нас, но не давал полной разрядки, причём мне было даже тяжелее, чем ему. Всеволод встал, подхватывая меня под зад. Затем вместе со мной начал подниматься по скрипучей лестнице.

      В комнате он уложил меня на кровать и лёг рядом, прикрыв одеялом.

      — Засыпай! На сегодня романтики хватит.

      И он практически мгновенно заснул, притянув меня к себе.

      Вот тебе и свидание. Даже от поцелуев, голова может пойти кругом, а желание высушить всё внутри. Хотелось большего, мечталось о продолжении, но извращенец остановился и я боялся, что скоро на мне отыграются по полной. Ведь я принял его игру, жёсткую, доминирующую, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Поэтому придётся испытать на себе все прелести нижнего, причём в жёсткой форме.

***

      Мне холодно. Пытаюсь нащупать, чтобы натянуть скомканное одеяло, которое я, видимо, скинул с себя, и оно обнаружилось рядом. Подтянув его к себе, укрылся. Тепло тут же усыпило вновь.

      Утро встретило лучом солнца, который светил мне прямо в глаза. Раньше такого не было, ведь в коморке окошко маленькое и свет в него практически не поступал. А тут словно прожектор давил своим ярким лучом на глаза.

      Разлепляю веки и от неожиданности подскакиваю на кровати. Неизвестная комната с бревенчатыми стенами, а в окне колышутся на ветру деревья, видимо, окружающие этот дом. Воспоминания вчерашнего вечера успокаивают мою испуганную душу, и я теперь пытаюсь понять, где извращенец, который ночью заснул рядом со мной.

      Обойдя весь охотничий домик, я его так и не нашёл. Даже термос, который мы оставили на столе, сейчас исчез. И свеча, которая светила весь вечер, была мной обнаружена на полке.

      Входная дверь не закрыта. Я смог выйти на свежий воздух.

      Небольшой домик со всех сторон был окружён густым смешанным лесом, где пение птиц звучало переливчатой мелодией, эхом рассеиваясь в высоких макушках деревьев. Я решил осмотреться. Ну, мало ли: придётся делать отсюда ноги, или вдруг меня здесь забудут. А голодной смертью умирать я пока ещё не готов.

      Перед домом небольшая лужайка со следами примятой травы. Значит, Всеволод уехал, надеюсь, что не навсегда. Иду по следам, и они уводят меня в гущу леса, где между деревьев простирается узкая дорога, по которой могла проехать лишь одна машина. Перспектива идти по ней в поисках трассы, меня немного смущала, но для особого случая это всё же будет выходом.

      Возвращаюсь обратно, и вхожу в дом. Тишина оглушает. Лишь редкий скрип нарушает уединение этого места.

      Мне оставалось только ждать. Ждать будущего, ждать Всеволода, ждать новой порции боли, смешанной с удовольствием в равных пропорциях.

      Минуло несколько минут, а, может, часов. Время я не мог определить, оставшись наедине без телефона и каких-либо современных устройств.

      Всеволод появился на пороге дома, стараясь неслышно ступать, видимо, думая, что я ещё сплю. И заметив меня сидящим за столом, выдохнул и прошествовал ближе уверенным шагом. Он положил передо мной свёрнутый листок бумаги, коробку с пиццей, и поставил две бутылки с водой без газов. Затем подтянул ближе стул и усадил на него свою пятую точку.

      — Что это? — я указал взглядом на белый лист.

      — Записка и завтрак, — он обвёл взором и остальное.

      — О завтраке я понял. Записка от кого?

      — Почитай, — Всеволод открыл коробку, и помещение заполнил вызвавший обильное слюноотделение запах «Маргариты».

      Разворачиваю лист. Строчки, написанные чёрной пастой, лежали ровными рядами, указывая на педантичность писавшего, который выводил каждую букву с выверенной точностью.

      «Милый Ростислав! Приношу свои извинения, что ушёл, не прощаясь, и вызвал в твоей душе волну переживаний за мою жизнь. Это лишнее. Я совершенно счастлив, потому как моя жизнь теперь перетекла в новое русло и доволен этим. Ты может сейчас возмущён на Всеволода, что он пользовался мной, но уверяю — это не так. Мы с ним как два искателя, которые ищут себя в этом мире. И всегда знал, что наши пути рано или поздно разойдутся, поэтому и попросил его отпустить меня. Будет ещё одна просьба! Ростик, не отгоняй его от себя, а постарайся понять...» — я поднял глаза и посмотрел на безразлично сидящего парня, затем продолжил читать, — «…его ранимую душу. Он никогда не причинит тебе вреда, не сделает больно. Подчинение его успокоит и заставит сделать нижнего самым счастливым. Который, даже умирая, будет шептать его имя. Всеволод запал на тебя, причём не по-детски. Поэтому я и уступил это место тебе. Надеюсь, что у вас всё сложится, и вы будете счастливы. С уважением к тебе, мой милый друг, Серж!»

      Мои глаза наполнились слезами, и я даже не заметил, как одна стала спускаться по щеке. Зато заметил извращенец и большим пальцем стёр её.

      — Почему? — я всхлипнул.

      — Что почему? — он взял меня за руку и потянул к себе. Я вновь сидел на его коленях и, прижимаясь к его груди, тихо шмыгал носом.

      — Почему он ушёл от тебя?

      — Это его выбор. Да и разные мы с ним. Сейчас у него новый хозяин, и их взгляды схожи, поэтому они дополняют друг друга.

      — А мы? А я?

      — Что ты? Мне нравится связывание, не более того, есть любители жёсткого подчинения, но я лишь могу смотреть на это. Участие в таких сессиях не моё.

      Я отодвинулся и посмотрел в его глаза.

      — А как же «мадам»? Разбросанные порванные вещи, плётки и прочая атрибутика в комнате? Серж, сидящий на цепи, в собачьем наморднике?

      Он смотрит на меня в изумление, затем смеётся, при этом прижимая ещё сильнее и поглаживая по спине тёплой рукой.

      — Ты думал, что это всё я?!

      Я смотрю ему в глаза. И да я считаю, что это он. Ведь такими играми увлечён только Всеволод.

      — Я с детства любил вязать морские узлы. Мечтал стать капитаном морского судна. Но из-за банальной «морской болезни» так и остался сухопутным пассажиром. А страсть к узлам осталась и однажды я узнал, что есть искусство красиво связывать людей — шибари, мне нужна практика, в которой нахожу успокоение и удовлетворение. Бесплатных моделей найти сложно, вот и просил Сержа помогать мне.

      — А он не знал, кто ты?

      — Нет. Только сегодня утром я рассказал ему всё и Серж в благодарность за доверие написал это письмо, прося твоего прощения. Восхищаюсь твоей грацией и стойкостью. Не каждый бы пошёл на связывание, не зная об этом ничего, но ты восхитил не только меня, но и стал героем в глазах Сержа. Кстати, это он сам предпочитает служить хозяину. Я ему подыгрывал всё это время, согласно нашему устному договору.

      — А как же вещи в спальне?..

      Всё становилось на свои места, и мне нравилось, что ревность на высоких каблуках медленно, но верно отступала от моих терзаний.

      — Это, вообще, просто, мачеха любит доминировать, а отец не желает подчиняться. Вот и рвут на себе одежду, пытаясь доказать друг перед другом превосходство, — он пожал плечами. — Но всё равно отец уступает ей и получает несколько ударов плетью, что заводит их обоих.

      — И почему же он живёт отдельно? Да ещё и прикидывается садовником?

      — А отец и не прикидывается. Он и есть садовник. Просто они часто ругаются, и отец сбегает от беспочвенного гнева этой мегеры.

      — Короче не семейка, а дурдом на выезде, — сделал я вывод.

      — Добро пожаловать! — он прижимает меня и нежно целует в губы.

      — Нет. Я, видимо, не смогу принять такое, — вырываюсь.

      — А меня? Сможешь принять меня?

      Он смотрит, а в глазах мольба. И в них нет торжества, а лишь отчаяние. Я прикрыл глаза и мотнул головой, чувствую, он напрягся. Открываю глаза и в душе ощущаю покой, который исходит от этого человека, он обволакивает и защищает. Поднимаю руку и провожу кончиками пальцев по чёрной щетине, которая сейчас немного кололась, но всё же делала мужественней лицо Всеволода. Затем провожу большим пальцем по его верхней губе, и замираю. Замираю от мягкости и желания прикоснуться к ней губами, чтобы поцеловать.

      — Это тяжело, — выдыхаю. Всеволод опускает руки. Ёрзаю у него на коленях. Он рычит, но не сдерживает меня. — Конечно, я мог бы привыкнуть, — он замирает и вновь смотрит в мои глаза. Облизываю губы, — но позволишь ли ты? Ведь твоё эго требует власти, а я не привык уступать полностью, поэтому последнее слово всегда будет за мной.

      Он берёт меня руками за голову. Его глаза горят благодарностью и пониманием. Жёстко впивается в губы, до крови кусая верхнюю и потом с жадностью сминая их в требовательном поцелуе. Я вновь таю в его руках, мне кажется, что земля разверзлась под нами, поглощая в бескрайнюю пучину ада. Но этот ад только для нас двоих и другим нет места в нём.

      Двери в дом отворяются и я оборачиваюсь. Садовник и «мадам» входят в помещение. Женщина осматривает пыльные стены и немного кривит губы. Отец Всеволода с интересом смотрит на нас и наши объятия, а потом поворачивается к своей жене.

      — Я же говорил, что они поладят.

      — И всё же я не доверяю этому мальчишке. Всеволод слишком лакомый кусочек для меркантильных парней. Жаль, что вы не дали его проверить до конца, — она пронзительным взглядом смотрит мне в глаза.

      — Ещё будет время это сделать, ведь Ростислав, почти дал своё согласие.

      — Даже так? — «мадам» в удивлении подняла брови. — Значит, я не зря его искала столько времени.

      — Не зря.

      — А что происходит? — вставил я свои пять копеек.

      — Ничего особенного, — садовник, взяв под руку жену, подтолкнул к выходу. — Просто мой сын влюбился!

      Нас оставили наедине. Я вопросительно посмотрел на извращенца и недовольно поджал нижнюю губу. Мне нужны были ответы и он обязан был их дать.

      — Ну прости, это была игра, спектакль, в котором участвовали многие. Все кто был с тобой и со мной рядом.

      — При чём здесь я? А как же публичный дом, где издеваются над подростками? Как же их жизнь вне стен замка? — пытаюсь встать. Меня удерживают за талию.

      Он пожал плечами. Немного помолчал, затем произнёс:

      — Любовь с первого взгляда! Я тебя увидел за две недели до того дня, когда мы приехали за тобой. Я не спал все ночи. Мечтал хотя бы поговорить. Родители, зная мои проблемы и предпочтения, решили помочь. Вот так ты и попал к нам. Все были задействованы в этой инсценировке. Даже кухарка... А Серж, зная о моих чувствах, с воодушевлением взялся исполнять свою роль, скребя потолок над твоей каморкой.

      — А то что «мадам» надменная и жестокая женщина… — мне не дали договорить.

      — Небольшое преувеличение и игра на зрителя, то есть — тебя. Она лишь с отцом проявляет свою требовательность и жестокость.

      — А Серж? И куда делись все квартиры? И ты мне не ответил о домах терпимости.

      — Серж мой друг. Такой же несчастный гей, который ищет себя и свою пару в этом мире, так же как и я, — расслабляюсь, он вздыхает и целует меня. — Квартиры все на месте. Кстати, у «мадам» было всего лишь трое приёмных детей. Ты, «Золушка», которая покинула дом до тебя. И взятый перед тобой Захар, но он слишком любит читать, поэтому вечно пропадает в библиотеке. Кстати, тогда я и приметил тебя в детском доме. А мачеха зацепилась за идею забрать и тебя к нам. И нет у неё публичных домов, лишь два клуба. Гольф клуб для сливок общества. И конный, там выводят элитных скакунов. Отсюда и доходы. Кстати, Серж работает там, и я обязательно отвезу тебя к нему. А сейчас… — он посмотрел в мои глаза, улыбнулся одними уголками и, не дожидаясь разрешения, коснулся лёгким поцелуем губ.

      А вы знаете — поцелуи говорят много о том, что чувствует человек сжимающий вас в объятиях?! Так вот я понял, что всё прошедшее в замке время, меня планомерно соблазняли и заставляли влюбиться. Причём это сделано на тонкой психологической грани, которую можно было бы перешагнуть и потерять всё безвозвратно. Но Всеволод, поставив на кон всё, сорвал джекпот. Я таял в его руках. Желание вновь ощутить боль, граничащую с удовольствием, разрывало всё внутри. Я горел этим. И сам взяв его руки, опустил их на пятую точку, намекая, что пора идти дальше.

      Он радостно рыкнул и сжал половинки. Понимая, что и моё терпение уже на грани.

      — Чего ты хочешь?

      — Тебя, — выдохнул я. — Но не забывай, что я сказал. За мной последнее слово.

      Он что-то промурлыкал мне в губы и нежно стал целовать, вовлекая мой язык в свой эротичный танец. Я уже горю, мне хочется большего, но оторваться от Всеволода выше моих сил.

      — А я догадываюсь, какое это слово, — он шепчет мне. Я замираю. — «Ещё?»

      — Всё может быть, — подмигиваю ему и произношу тихо на ухо, — свяжи меня — ещё…