Илья

Женечка

Аннотация
Летняя студенческая практика в начале девяностых. Он, Она и ещё один Он. "Любовь раннего утра".

И ландышей глаза глядят 
По-детски мудро …
Анири

Ушастенькая телеведущая канала НТВ, мило улыбнувшись с экрана, настоятельно рекомендовала позвонить по.., тут же замелькавшим на телеэкране телефонам, и рассказать романтическую историю о любви и дружбе, «и воинской службе», - пришла рифмованная мысль.
 А почему бы и нет, – подумал я. "Дело-то, нехитрое", да и, время есть.
 К тому же, моя история будет необычной, нетрадиционной, так сказать. Ведь и уважаемый телеканал тогда ещё претендовал на оригинальность и демократичность.

И мысли перенесли меня лет, эдак, на сто назад.
Пламя костра выхватывает из темноты силуэт лохматого белобрысого мальчишки, рядом, на бревнышке. Он думает о чем-то 
своем, прутиком помешивая красные угольки. Пламя костра не дает кромешной темноте сомкнуться и окончательно поглотить нас, сидящих рядышком у огня, как будто оставив нам мир, шагов десять в диаметре… 
Красной точкой тлеет в руке мальчика сигарета Астра, марка, победившая табачный кризис девяностых. Он затянулся и чуть прищурился, чтобы дым не попал в глаза. И стала заметна легкая припухлость нижних век чуть раскосых глаз мальчика, как будто, он недавно проснулся. Может так оно и было потому, что дневная работа была не самой легкой: с утра до ночи – копать, кидать, носить… Пламя отразилось в его черных блестящих зрачках, задержавших взгляд на мне задумчиво и, как-то, очень серьезно. 

И не было в целом мире никого, кроме нас, пламени слабеющего костра, в который уже нечего было подкладывать, и... огромного полотна звездного неба, забравшего нас в свою холодную первозданность, пред лицом которой мелкими и незначительными оказывались все наши поступки, стремления и усилия жаркого дня.  Эмоции же, напротив, становились глобальными и значительными…

Таинственная темнота сокрыла всё, что было далее двух шагов от нас. 
Казалось, что в ней оживают многочисленные Духи этого Места Силы, и души тех, чей прах мы тревожили своими раскопками. Лагерь 
археологов располагался на территории старого кладбища восемнадцатого века, а оно, в свою очередь, на еще более древнем…

 О чем говорили? Да, большей частью ни о чем, слишком завораживал огонь, на который, как на воду да, на работающего человека можно было смотреть бесконечно. Вокруг, – глубокая чернота и тишина.
Произносили что-то несущественное, односложное, только для того, чтобы как-то рвать укрывшую нас тишину, почувствовать, что находишься не один в этом завораживающем волшебном мире, где возможно все…

Приятно было слышать голос рядом, думать о чем-то своем и, далеком – далеком, потому, что весь необъятный мир сейчас для нас 
разделялся на реальность, диаметром десять шагов, сквозь которую проникала другая реальность, которая была сказочной и таинственной, словно мечты и, одновременно, всепроникающей и далекой, словно гвоздики звезд в ночном черноте. И от всего этого очень остро ощущалась какая-то вселенская тоска и одиночество, единение с пламенем костра, молчаливыми звездами, с живой Землей и теми, кто жил здесь раньше и, кого невероятная череда событий привела сюда вновь. Сошлись Явь и Новь, а Пламя костра горело без единого звука. Только Женькин голос дарил реальность происходящего. Говорил он тихо, но легкое придыхание делало голос глубоким, а интонации ироничными и доверительными. Наверное, так он смягчал юношеский фальцет …

Совсем рядом послышалось шлепанье тапочек, и из темноты появилась Начальник. Начальник экспедиции - Рита. «Ритулик – Тулик – Тулик..» 
Легко перекинув ногу через бревнышко она подсела к нам, взяла у Женечки прутик с огоньком на конце и прикурила папироску. Чаще она курила папиросы, иногда разбавляя их дорогими тогда, тонкими дамскими сигарилками. Одной рукой она обняла меня за плече, другой пошевелила прутиком угольки догорающего костра, не дающего тьме поглотить нас окончательно. Ожившее пламя ярче осветило наши одухотворенные лица.

- Хранители огня, - чего спать не идете? – все уже разбрелись, одни вы, как полуночные ханурики, уши греете.
- Хорошо, прохладно, от костра тепло..., - тихо, почти шепотом произнес Женька. - А завтра, опять на раскоп. Жара, лопата, - вздохнул он после некоторого молчания.
- Хочешь, будешь завтра девочкам помогать готовить, за костром следить?
- Не. - Я уж, лучше на раскоп, с утра хоть посплю до завтрака, рано вставать неохота, - зевая произнес он, не поднимая глаз от костра.
-Ну, как хочешь.

Ритка легко теребила меня за шею, я же держал ее расслабленную руку. Ей тоже не спалось, она ждала меня. И я это знал. С ней сразу стало как-то ..по-другому. Может потому, что она наполнила наш маленький мир реальностью и определенностью, а может, основательностью, хоть и сделала это очень гармонично. Таинственность растворилась, да и тьма, как будто, отступила.

В конце концов, Женечка препровождался в свою палатку спать, вместе с переходящим черепом жителя десятого века, «для яркости сновидений». 
Мы же с Риткой уединялись в начальственной палатке. Да, мы любили. Но почему-то, все равно, лежа с ней, я вспоминал Женечку. Может потому, что и он в это время думал обо мне?!

     II.
В то время я окончил второй курс. Учились и жили пока ещё беззаботно, не зная, что на исходе последний год эпохи социализма в стране СССР. 
Не ведали, что вражины "реформаторы" предали и продали огромную незыблемую страну, и нам предстоит «жить в эпоху перемен», - стать «массами и электоратом», уехать по "путёвкам друга реформаторов Сороса", взять в руки оружие или, умереть, потому... Много было «потому». Ничего еще не предвещало платного обучения, платы за летнюю практику, талонов на продукты, мыло и водку... Дух коммерции и выгоды еще не вторгся в университетскую атмосферу. Мы росли и учились, постигали то, что старшие преподаватели узнали за всю свою жизнь и передавали нам на правах учёных,  а не продавали за деньги богатым сынкам, как барыги. Пока же, за практику - за произведённые работы платили нам, выделялись деньги на крупу и масло, а сельские жители радушно показывали поля колхозной картошки, приносили парное молочко и с интересом разглядывали раскоп, удивляясь нашим находкам в землях, которые они знали «испокон веков».

На моём факультете практика успешно завершилась,сокурсники разъехались. Друзья историки, которые жили вместе с нами в общежитии, 
предложили поработать, а заодно и отдохнуть на практике у них, - обрисовав мне все местные красоты и экзотику процесса, после чего 
было категорически заявлено: «ты должен всё это увидеть! Завтра – едем!» На самом же деле они не сумели поведать и части всего того, что могло ожидать, что уже ждало меня. Невозможно отказаться, когда сама судьба приоткрывает дверь в неведомое...

Часов восемь я добирался до нужной станции, сменив две электрички. 
Затем еще час шел через утопающее в багоухающей зелени село и колхозные поля, распрашивая, где работают археологи. По шаткому, обросшему мхом мостику переправился через весело журчащуую речушку и взобрался на высокий холм, где в старой лесополосе обнаружил стоящие в два ряда серо-зеленые треугольнички выцветших палаток. Вдалеке, на черном пятаке снятого грунта среди цветущего всеми красками полевых цветов луга на чернозёмах, копошились какие-то люди. Моё карабканье на холм было замечено ещё издали и, навстречу мне с распростертыми объятиями шла Она. Богиня! Шла, какой-то немыслимой звериной походкой, полной силы и сумашедшей искренней радости. Мы обнялись. Только здесь я узнал, что обаятельная Ритулик, интеллектуал и мистик, центр любой веселой компании, к тому же еще, имеет научные звания и всякие там достижения. 
Здесь же она – непререкаемый начальник экспедиции, или просто - Начальник.

В этой экспедиции были ее прежние сокурсники и нынешние студенты, боевые друзья и подруги. Мускулистые и дохлые, мальчишки и девчонки с загадочными улыбками – «как цветок» или солнышко. Самыми юными были несколько ребят, вероятно, еще школьников выпускных классов – лучшие ученики факультативов по истории. Словом, были все те, кого Начальник была рада видеть, с кем хотела пообщаться на раскопе, или дать возможность какое-то время побыть «в своей тени». И вся эта разномастная загорелая до черноты поджарых иссушенных солнцем и алкоголем туловищ команда с утра до вечера копала, кидала, носила, расчищала и зачищала, 
курила, жрала, пила, любила и пела ... Сладкий ядреный чай и крепкие сигареты были в неограниченном количестве, что при постоянной работе в жару было своего рода допингом и способом отдыха. Вечером, когда основательно темнело, все подтягивались к костру. Сидя на старых потрескавшихся брёвнах, ели из большущего походного котла, получали «боевые»-водку или спирт, в зависимости от того, с чем пожаловали гости из города, пели залихватские песни под гитару, планировали день завтрашний, а заодно и всю жизнь…

 Постепенно сумерки вместе с прохладой подползали к самому костру, с реки подымался серый влажный туман, и компания уменьшалась, 
расползаясь по палаткам и спальникам, еще хранившим тепло знойного дня. 
Поодиночке или по двое утомленные «туловища» таяли в темноте. У костра же, в оставшейся небольшой компании рождалось удивительное единение душ, словно языческий ритуал единства и верности на маленьком пятачке земли пред огнём, звёздами, водой и туманом, медленно наползавшем снизу, перед всем миром, всеми эпохами, Духами этого места. Перед всеми живущими и жившими когда-то...                                                               

Точно также на этом месте сидели люди сотню и тысячу, и десять тысяч лет назад. Также у них горел огонь, на котором 
они готовили еду, а под холмом, точно также несла свои меловые воды река. О чем они говорили, что думали, чем жили? Мечтая, 
смотрели на те же звезды, заключали в объятия любимых, спасая от ночной прохлады, пели песни и что-то нежное говорили на ушко. Наверное, также блестели влюбленные глаза тех... , аж жутко представить. Мы были невозможные романтики, собравшиеся из разных 
дальних мест, сплоченные Силой Места, мистикой и волей Начальника. 

Были и те, кто приезжал лишь на день, чтобы наполниться одухотворенной энергией, необычайной Силой  собравшихся людей. Впитать, вместить этот зной дня и озноб меловой реки.., мелькнувший где-то несуразный треугольничек трепетной материи на загорелом теле и шелест березок на холме и запах печеной картошки, звуки гитары, и снова, - блеск глаз и холодный свет далеких звезд.

Был с нами и любимый ученик Начальника – Женечка, обаятельный светловолосый мальчишка, отзывчивый и добродушный. Улыбка не сходила с его загорелого курносого лица, если же он грустил, то все печали и тревоги отражались на его лице столь гротескно, что его сразу хотелось пожалеть, или поддеть доброй шуткой. Поэтому и звали его девчата не иначе как Женечка. Он только что окончил школу и поступил на истфак. За обедом и завтраком у котелка он получал двойную порцию,как «молодой растущий организм».

Его любили и баловали, как пушистого котёнка. Позволяли лишний часок поспать, с улыбкой прощали все его шутки и шалости. Но работать он старался наравне со всеми. Меня же, почему-то воодушевляло уже одно его присутствие, может быть это из-за его веселого нрава, с ним было легко! Начальник, с которой мы чаще всего были вместе, постаралась оградить меня от остальных девчонок (рассказывали они годы спустя), зато Женечка, как любимый ученик, постоянно был рядом с нами. Мы всё время выдумывали что-то невозможное, шутили, обсуждали наши огромные, как нам казалось, проблемы. Помню, как Женька взял в руку сухую соломинку и написал на наших черных от загара телах: Чертенок, Мама-черт, Чертяка, - и все это он выводил весело так похохатывая, как будто его что-то распирало изнутри, юмор просто переполнял, и внутри его сдерживать было ну никак невозможно. Говорил Женька чаще негромко, даже как-то приглушенно, то и дело срываясь на «ха-ха»…

 Свои заслуженные боевые сто грамм он выпивал как-то незаметно и, ...замолкал. Может усталость наваливалась на него разом, а может, просто, сосредотачивался на каких-то своих внутренних ощущениях, невместимость которых выдавала лукавая улыбка, да пронзительный блеск серо-голубых глаз, которые сияли, наверное, ярче угольков костра. Причесон его немытых светлых волос, торчал всегда так, словно их разметало взрывом, и сладить с ними было совершенно невозможно. Виски свои он по панковски выбрил. И из-под всего этого наворота улыбалась такая шкодная курносая рожица, проигнорировать которую было ну просто не реально!)

С рассветом вставали девочки - дежурные и парень, кто в этот день должен был поддерживать «огонь жизни» в очаге. Они носили воду, что-то кромсали и резали, переговариваясь лишь шёпотом, чтобы не нарушить чуткий утренний сон тех, чьи жаркие дневные часы ещё не наступили. И только часа через два, продрогшие в утренней прохладе, потягиваясь, начинали выползать из палаток первые снулые туловища. Кто-то спешил протянуть к костру озябшие члены, а кто-то спускался с горы, чтобы окончательно пробудиться занырнув в  прозрачную, до самого дня пронизанную изумрудным солнцем прохладу. При этом полагалось громко кричать, визжать или хотя бы  
«сиять», за что можно было получить пендаль и «призовое купание»! 
Всё было просто ошеломляюще хорошо!!

Пока ещё утренне -дезориентированные  туловища подтягивались к костру с мисочками и крУжками. Получали порцию и рассаживались рядком на толстых брёвнышках вокруг. Далее, крепкий чай, лопата в руки, и, "арбайтен дасиш фантастик»! Часа через два-три снова был крепкий чай с бутербродами и, получасовой отдых в лесополосе и снова "дасиш фаптастиш". После, работа до обеда, а потом, кто-то, «как цветок» грациозно дремал в ромашках и лютиках, кто-то руками вытаскивал раков из белёсого трико и чистейших меловых заводей, кто-то, поправляя причёску возлежал возле костра, предаваясь философским размышлениям), кто-то бродил по дальним рощам и полям, в которых остались аккуратные брустверы и доты.., поросшие зелёной травой, как-будто, их покинули лишь неделю назад, после того, как здесь расстреляли мадьярский полк, отказавшийся подчиняться немецкому командованию...

И вновь, - крепкий чай и лопата собирали нас на раскопе. Солнце постепенно клонилось на запад и, уже не ослепляло. Мы всматривались в оттенки материка, брали в руки скребки и кисти, вплотную подступая к древним стенам.. А для желающих размяться всегда была гора отработанного грунта, который нужно было переместить (легко говорится)) за пределы бровки.

Вечером, после обильного ужина и пития жизнь только начиналась!
- Пусть я погиб под Ахероном и кровь моя досталась псам, - звенели струны, которым вторил дружный хор голосов, среди которых самым звонким был, конечно, Женькин!
- В честь императора и Рима Шестой шагает легион.., - к этим строкам шквал голосов был просто ошеломляющим, а Женькины глазищи горели таким яростным огнём, что на ногах у него представлялись не высокие кроссовки, а кованые латы, копьё или ..скифский акинак в руке, браслеты на узких запястьях, глубокий рельеф мышц и.., этот же огонь в глазах – испепеляющий блеск, с которым бросались на врага гордые легионеры... Может в эти моменты в нём оживал и возрождался «Орёл шестого легиона»,  а может, его далёкий потомок, в этом пацане вновь посещал места былых походов...


Но через две недели Женька уехал. Ему нужно было решить какие-то вопросы с документами для поступления. Первая электричка отходила только в четыре утра, поэтому, до трех ночи мы просидели с ним у костра. Обычно на раскопе он ходил в беленьких трусиках, как в шортах, одетых поверх плавочек, в которых он спускался к речке под холмом. Когда погода портилась, он надевал длинную джинсовую рубаху, поверх нее – короткую кожаную косуху, с начищенными армейскими пуговицами. Так он был одет и сейчас потому, что под утро сильно похолодало. Уезжать Женьке не хотелось, и он обещал, что обязательно вернется, как только всё уладит.Почему-то, было очень грустно...

Уже не помню, о чем мы проговорили всю ночь, но отношения возле ночного костра сложились такие доверительные, что казалось, между нами не осталось никаких тайн и секретов, - «и открывается чужим, все то, что близким берегут». Костер давно погас, а мы все сидели на бревнышке, как два нахохлившихся воробья, жмущихся друг к дружке в предрассветную прохладу. Думать о расставании, о дне завтрашнем не хотелось, мы просто молчали, охваченные какой-то большой вселенской грустью, неосознанной тревогой, подступившей, словно холодный вязкий туман, поднимающийся с реки…

-Наверно, пора, больше тянуть нельзя. А то, придется бежать. Женька одел свой рюкзачок, я взял сумку, и мы пошли, поддерживая друг друга, чтобы не свалиться с холма или мостика в темноте. Наши шаги, гулко вспарывали ночную тишину, добавляя бодрости уснувшим псам. На прощанье мы по-мужски крепко обнялись, и даже сами почему-то смутились, стараясь быстрее завершить прощание.
-Ну, давай, дальше я сам, увидимся, приеду, - вновь услышал я Женькин бархатистый голос, и ветер светлых, выгоревших на солнце кисточек, пропахших ароматным дымом костра, скользнул по моему лицу.
-Не грусти! Хвост - морковкой! Приезжай!..

На следующий день все было не так. Все было плохо! Может быть это потому, что я не выспался, а заснуть уж больше не мог. Все так же нещадно палило солнце, мокрое от пота тело присыпала пыль веков, которую ветер сдувал с наших лопат и скребков. Все те же черные от загара и пыли лица; тот же чай и сигаретный дым. Я то и дело бросал взгляд на кромку раскопа, где частенько посиживал Женечка, хитро оглядывая «землекопов»; не было его и под березкой, где он обычно ложился, прикрывая глаза рубахой от слепящего солнца. Пустовала теперь и его палатка, а «переходящий череп» был сфотографирован и захоронен на прежнем месте. 
Чай я пил из его кружки, - без него как-то сразу стало неинтересно! 
Скучно и пусто! И, похоже, эти мысли одолевали только меня одного. Как могут другие спокойно жрать, трындеть, когда некому отдать самый вкусный бутерброд, и никто не шутит, не ржёт по поводу новых находок…, неужели для них ничего не изменилось, и все по-прежнему хорошо!?? (((

Рита – Ритулик, милая моя Начальник была рядом. Она сразу почувствовала, что со мной что-то не так. Она шутила, ухаживала, стараясь упредить любое мое желание. Даже забрала меня подальше от раскопа в степь, к реке, в цветы и травы…
Да, она меня любила. Сильно! Так сильно, как может любить Самая Любимая, друг, мать, почитатель. Я же, лишь в какой то мере отвечал ей взаимностью…
-Такой как я, у тебя НИКОГДА больше не будет! - Ты будешь всю жизнь меня вспоминать! - говорила она позже... Как она была права. Вспоминаю о ней как о самой лучшей, которая была рядом. Её сила и красота.. были столь значительны, столь необычайны и безупречны, что о Ней можно слагать романы эпохи викингов, русичей, или же древних атлантов. Она – царица по стати и силе разума – Луноликая 
Исида или Лучезарная Афродита…

Но, мой роман не о ней. Сейчас, - лишь рассказик. Но он тоже о любви! 

О ЛЮБВИ РАННЕГО УТРА! Когда только первые ласковые лучики восходящего солнышка лишь ласково касаются, играют в жемчужинках росы. Раннее утро, в котором прекрасно все,- и облако тумана, пронизанного розовыми рассветными лучиками, и прохлада росы на мягкой траве, и ореол бабочек, порхающих рядом, и легкая тучка, и холодная лужица грязи, по которой скользит босая нога, и утренний аромат цветов возле реки. И продрогшие от прохлады, спросонья потягивающиеся туловища, одно из которых, не удержавшись прямо в курточке ухнуло в воду… Это и утренняя нега и истома, и невинные украшения спереди, упрямые после ночных снов… И целая гамма невероятных, просто переполняющих ощущений, от которых хочется орать во все горло что-нибудь безумное дерзкое и, одновременно, - говорить только шепотом... Хочется бежать, расправив руки, лететь и, вместе с тем, словно ленивому коту неспешно выползти на солнышко в пределах видимости кухни и, щуриться на солнышко… 
Вот такой юной, необыкновенной дикой и невместимой была и моя любовь…

А пока, в какой-то бестолковой печали я продолжал разговор с Риткой – Начальником.
-Все ведь нормально?! - с надеждой спрашивала она.
-Нормально, - отвечал я, но ничего не мог с собой поделать, ведь даже сам себе тогда я не мог признаться, что так сильно грустил по белобрысому пацану, - этому пятнадцатилетнему сорванцу, с которым так крепко подружился.
Через два дня уехал и я, не смотря на все просьбы и уговоры Начальника, больше не мог там оставаться, потерял сон и всякий интерес, 
стал раздражительным и тяжелым. А еще через пять дней Начальник свернула экспедицию, потому что всё стало плохо…

 III.
Как-то оказались мы с Женькой в одной компании у Лёхи на даче. Были историки, те, что ездили в экспедицию, была и Ритка. Честно говоря, очень хотелось увидеть одного человечека, с которым больше не виделись аж с самой экспедиции. Заранее, как бы нехотя я спрашивал Ритку: «Кто будет? Знаю ли кого?» «Конечно!» – говорила она, «будут все наши» И вот, я уже с нетерпением жду …
И был стол. И была закуска: картошечка да сало, огурцы-помидоры. И была водица огненная, на терновых ягодах настоянная. И разговоры умные, и гитара, и веселье бурное. И Ритка была рядом. И речи ее были страстные, и губы жаркие. Только Женечка, украдкой все кидал на нас взгляды, да выпивал рюмку за рюмкой ..вместе со всеми. Сначала он молчал, как бывало, только глаза его блестели все больше и больше. В какой-то момент, когда гитара захлебывалась бурным перебором, да и ритм отбивался руками на столе, он вскочил на дальний край длинного стола, и широко раскидывая руки, стал выделывать немыслимые коленца, и так залихватски это у него получалось, что в какой-то момент я не выдержал, выбрался из-под Риткиных объятий, и, запрыгнув на стол, начал отплясывать вместе с Женькой, пока в какой-то момент мы с ним не свалились со стола ко всеобщей радости. Смеясь, мы какое-то время барахтались вместе, и я до 
сих пор помню Женькин захлебывающийся смех сквозь частое дыхание. 
Пользуясь всеобщим весельем, я чмокнул мальчика в щеку, что было очень уместно, ведь мы дурачились от души! Поднялись, отдышались. И Женька куда-то исчез. Оказалось, что он пробрался за домик, и его сильно рвало от выпитого. 
Никогда раньше он так не пил и его всего выворачивало. После, он весь дрожал и еще вздрагивал,  а по щекам скатились слезинки...

В тот день я опять поругался с Риткой, убежал от нее, и в темноте, как оказалось, потоптал все грядки с помидорами за которыми чистило уже меня. Шатаясь, мое тело пришло в домик, где в сенях на матрасе уже лежал Женька. Я лег рядом, прижавшись к нему головой. Позже, рядом со мной легла Ритка.
А еще из той пьянки помнится, как я сопровождал Женьку отлучиться за дом. Его шатало, да и я нетвердо держался на ногах. Справляя свои дела, мы опирались друг на друга, упирались «рогами» в дом, для устойчивости (ведь руки – то были заняты) и поливали.. А еще, было очень жарко и горячее Женькино дыхание прямо в лицо..

IV.
Вновь мы встретились с Риткой уже на исходе лета. У нас с ней наладились нормальные (боевые) отношения, во всяком случае, они оставались дружескими, на сколько это возможно… И, как-то гуляя с ней по парку, недалеко от общаги, мы встретили Женечку. Вид его, ну просто умилял: шкодная шоколадная после жаркого лета мордаха выглядывала из воротничка белоснежной рубашки, заправленной в черные брючки. Как примерный первокурсник Женька спешил к в общагу, узнать, кто из его новых сокурсников уже приехал и вселился. Мы проводили его до общаги. По дороге Ритка проговорила, что я сильно за лето зарос, наверное, еще с самого раскопа, и надо бы меня постричь.
-Я завтра принесу ножницы - сказала она, - и сотворю.
-Не стригись! А то любить не буду!!! - как то само собой по-детски вырвалось у Женечки. Ритка улыбнулась, а я промолчал, хотя эти простые слова были для меня откровением столь чистым, что я готов был его схватить и всего взлохматить, вот сею же секунду!

-Ты это чего? - С улыбкой спросила Начальник Женечку, она ведь тоже, по-своему его любила, и звала своим Любимым Учеником. Женька запнулся, и даже бронзовый загар не смог скрыть проступившую красноту. Он промолчал, только опустил глаза и попытался нахмуриться.
В этот же вечер я еще раз встретил Женьку возле общаги и пригласил зайти ко мне в гости.
-И ты здесь живешь?! Здорово! Буду забегать, жди!..))
-Еще чего! С улыбкой проговорил я.
-Не отвертишься, - парировал Женька.

В комнату вселился пока только я один, даже на этаже еще никого не было, - не приехали. Вечером не зажигая свет, мы выпили по стаканчику чая (что ещё тогда могло быть у студента)) конечно, спирт и анаша не  в счёт но, сегодня  в наши планы это не входило. Женька взял стаканы и пошел их сполоснуть на кухню. Я остановился чуть сзади него и, почти случайно коснувшись его волос, вдохнул и, ..положил руку ему на плече. Женька замер, на мгновение закрыл глаза. Я приблизился, и бережно поддержав его, прикоснулся щекой к его шее, еле касаясь, потерся. Женька повернулся ко мне, широко распахнул свои чуть раскосые глаза, и пронзительно глядя мне в самые зрачки, робко приблизился и, чуть коснувшись, - поцеловал. Даже глаза его увлажнились. Поистине, это был целомудренный и очень трогательный поцелуй мальчика. Возможно, это было первый раз в его жизни… А ведь я был всего-то годка на три-четыре старше. Огненный вихрь ожил где-то внутри, лишая рассудка, дрожь в мгновение волной электричества пробежала по коже. Я словно нырнул во взъерошенный Женькин причесон... Чуть касаясь, мы потерлись носами, потом поцеловались еще раз, потом еще… Я обхватил его за плечи и под коленки, легко подхватил. Наверное, я сошел с ума: мне хотелось делать что-то невозможное, - силы стали просто антастическими, 
хотелось орать во все горло, бегать по крышам, сигать с окон...

-Ба-бах! - громко что-то хлопнуло, заставив нас вздрогнуть. Это из рук пацана выпал стакан и,подпрыгнув пару раз на кафельном полу, 
разорвался. Женька нервно заржал, видимо им овладело такое же безумное боевое настроение, тем не менее, наполненное шеломляющей 
..нежностью, если она может быть такой.
 - Бей, громи, круши все подряд! - почти прокричал я, рассмеявшись. 
Так и занес я Женьку на руках в комнату. Ощущал его до одури приятные нежные губы, невозможный язык. Мы целовались и целовались…
 Здесь мне следует прервать свой рассказ, потому, что никто не должен знать, что было потом, ведь это касается только нас, и больше никто в целом мире не должен даже догадываться, не смеет даже о чем-то подумать! Но тех, кто читает эти строки, уж очень интересует, что же было дальше. Ничего, - скажу я вам! То, что расскажу дальше, считайте, что я просто придумал, и знайте, главное не это! Никакие строки не в состоянии передать трепета души, готовности «умереть за родинку». 

Женька поспешно сдёрнул с меня футболку, я же старался расстегнуть пуговички его рубахи, которую он после моих промедлений 
сам быстро скинул. Сбросил и брюки, которые так и остались лежать у его ног. Для возбуждения, Женьку было достаточно лишь увидеть, даже, лишь издали.., стоило только поймать его взгляд, почувствовать ..на расстоянии.., как внезапно, горячая волна электричества, рождённая его сумасшедшим взглядом,прокатывала по всему телу, сладкой ломотой отзываясь где-то внизу, в глубине. Поцелуй же, вообще, был чем-то невероятным, нереальным. Вот как он мог сочетать в себе одновременно напористость нетерпения и робкую нежность?! После такого поцелуя мыслей просто не остаётся, - сплошная нирвана!) Кто я, кто он, где нахожусь, жив ли, или, - в жарких облаках нежности и страсти… Я целовал его всего, ловил сладкие нежные губы, жаркое дыхание, жадно вслушивался в каждый 
звук, - будь то приглушенный вздох или «ах», или прыжок выпитого чая где-то в таинственных глубинах, полных чувственных тайн моего Женечки. 
Мое лицо щекотали ласковые щетинки его ни разу не бритых усиков.
 
Волосы.. Никак не мог понять, чем они пахнут. Мне просто не хватало этих ощущений. А пахли они ..солнечным ветром, который ласкал нас на раскопе… 
А еще, - Женечкой!!! Бархатистая нежнейшая кожа на щеках, жесткие кисточки бровей. Я целовал и облизывал его как котенка. Лизнул в яркий напрягшийся сосок, поцеловал в трепетную ключицу. Любовался его смуглыми руками, большими, и такими приятными на ощупь, с твердыми мозолями от лопаты. Я целовал его длинные пальцы с тонкими синими жилками, касался губами покрасневших костяшек.. А Женькины пальчики трогали (именно трогали!) мое тело. Голова его запрокинулась. Чуть припухшие губы были приоткрыты. Я прилег на бок. На бок повернулся и Женька. Его нежнейшие пальчики трогали мой живот, как бы случайно просочились вниз, трогали завитки волосков.. Мы целовались, поцелуи стали долгими, - бесконечными…Женька сжимал в руке.. то, что ему так хотелось, потрогал пальчиками самую макушку, легонько сжал, заставив появиться скользким капелькам… И даже в это время, если бы я мог думать, я бы думал, что 
даже сейчас мне Женечки очень не хватает! Даже сейчас мне было его мало! Ты – мой! И, все равно наполненный до краев, до кончиков 
прозрачных волосков.. своими чувствами, порывами, переживаниями, к которым я могу лишь прикоснуться. И, меня от этого очень не слабо так прёт! До боли! Убивает, потому, что ничего другого уже не надо и, как жить дальше, если единственное, что для этого надо, - хотя бы видеть! Я целовал его живот с так знакомой мне еще с раскопа впадинкой посередине. Женька лишь вздрагивал, когда я касался чуть заметных ложбинок спереди, которые не прикрывали даже его узенькие плавочки. Я просто купался в платиновых волосках, и они ласкали мое лицо упругими завитками. Женькина розовая головка чуть оголилась, и он чуть вздрагивал от моих случайных касаний. Я вдохнул, ощутив, наконец, то что неосознанно старался найти, тончайший аромат, которого мне так не хватало. Захотелось поцеловать Женьку прямо в напрягшийся кончик, чего я раньше никогда не хотел и не делал… От прикосновения моих губ он чуть качнулся. - Ах! Уловил я шумный вдох, взял в руку Женькину красоту и чуть сильнее оголив головку, лизнул ее. Он сделал только одно поступательное движение, и застонал на вдохе. А его оживший наконечник, пульсируя, выстреливал так, что казалось, он сам подается вперед вслед 
за работающим спусковым механизмом… Вкус был невероятный – какой-то молочно-терпкий, с привкусом дыма которым мы, наверное, насквозь пропитались за время экспедиции… Женька подтянул меня к себе и облизал мои губы, обнял, и оглушительно прошептал в самое ухо, что ни с кем ему никогда не было так хорошо) А я…, я, подогнул ноги, потому, что весь промок… Наверное, я кончил не один раз, - невообразимым образом, раз за разом, не теряя желания и силы. Женька коснулся меня, снял с макушки прозрачную капельку, слизал, видимо, не распробовал, потом еще, -не понял) После наклонился и поцеловал в самую макушку…
-А ты сладкий! - сказал он с чертовски шкодной улыбочкой, и не в силах больше сдерживаться, громко рассмеялся. Что было после, - уж точно не скажу.) Лишь предположу, что мы влезли под одеяло, вернее, залезли в спальник, который ждал нас с самой экспедиции и, заснули, или, не очень то и спали, а вырубились только днем, когда окончательно обессилили. 

Это была наша единственная встреча. И, несмотря на прошедшие десять лет, я все еще ЛЮБЛЮ ЕГО! Люблю Женечку все так же сильно! С тех пор остались только фотографии той экспедиции, где мы были рядом. Любили. И целомудренно хранили свои тайны где-то глубоко внутри, гораздо глубже, чем поселения десятого века, которое мы копали. Все остальные материалы этой экспедиции, все пленки, фотографии, записи были уничтожены Начальником, когда ей было очень уж тяжело. Хотя и сейчас она не знает, какие искорки пробегали тогда у ночного костра между ее любимым и любимым учеником, и что в итоге спалило экспедицию…

Вот эту историю, не полностью конечно, я и поведал по телефону Юлиане, - одной из ведущих телеканала. Она очень заинтересовалась, даже как-то ожила, уточняя детали. Но через день перезвонила и вежливо сообщила, что нужное количество историй они уже набрали, так что, - спасибо и, извините.

А саму историю мне поведал мой хороший друг, который хорошо знал одного из участников той экспедиции. Он даже показал мне чудом уцелевшие фотоснимки ребят. Так что, прошу простить, если многое надумано, или же наоборот, - неожиданно вышло узнаваемым, ведь рассказ был мне пересказан через третьи руки (т.е. уши). Так бывает…
Вам понравилось? 43

Рекомендуем:

Не проходите мимо, ваш комментарий важен

нам интересно узнать ваше мнение

    • bowtiesmilelaughingblushsmileyrelaxedsmirk
      heart_eyeskissing_heartkissing_closed_eyesflushedrelievedsatisfiedgrin
      winkstuck_out_tongue_winking_eyestuck_out_tongue_closed_eyesgrinningkissingstuck_out_tonguesleeping
      worriedfrowninganguishedopen_mouthgrimacingconfusedhushed
      expressionlessunamusedsweat_smilesweatdisappointed_relievedwearypensive
      disappointedconfoundedfearfulcold_sweatperseverecrysob
      joyastonishedscreamtired_faceangryragetriumph
      sleepyyummasksunglassesdizzy_faceimpsmiling_imp
      neutral_faceno_mouthinnocent
Кликните на изображение чтобы обновить код, если он неразборчив

3 комментария

+
3
Garmoniya777 Офлайн 12 февраля 2019 22:31
Уважаемый Илья!Спасибо за рассказ. Трогательно-драматическая история. Жаль,что не описали полностью ночь любви, но и так получилось очень нежно и чувственно. Причем это относится и к описанию быта студенческой археологической экспедиции. А почему герои рассказа больше не встречались? И еще один вопрос к автору. В Вашем библиотечном билете в качестве источника информации о библиотеке Урнинги указан ХРАНИТЕЛЬ. Извините, это одно из имен Бога или некая земная сущность? Пишете Вы талантливо,с настроением. Буду читать и другие Ваши произведения.Желаю Вам здоровья и дальнейших творческих успехов.
+
3
Илья Офлайн 13 февраля 2019 11:57
[quote=Garmoniya777]

Спасибо, уважаемая Garmoniya777 !
Студентов, друзей из 90 разметало по стране, кого-то и размазало. Рассказик очень давний, быть может, герои экспедиции ещё встретятся, но это будут совершенно другие люди).
Каждый из нас может уподобиться Богу, сохраняя некоторые Его проявления. У Библиотеки свои Хранители, очень земные, тем не менее, их информация и бескорыстная помощь очень важны.
Спасибо за Ваше внимательное прочтение и добрые слова!
--------------------
Всех целую!
+
4
Татьяна Шувалова Офлайн 20 февраля 2019 15:58
Илюш,спасибо,что делишься сокровенным)
Наверх