Цикл рассказов о Пете Володине

В жизни каждого человека в одночасье наступает период, именуемый в народе «черная полоса». Или приключается тот самый bad day, который тянется резиной до сорока восьми часов в сутках вместо положенных двадцати с хвостиком. А начинается все, как правило, с невзрачной мелочи, на которую впоследствии нанизываются новые обстоятельства. И когда бусины-неудачницы заполняют нитку судьбы, любая погрешность нелепого промежутка времени становится совершенно невыносимой. Стереть бы ластиком все эти неурядицы! Но они уже вышиты позорным узором в памяти. Позорным ли? Всегда остается надежда.

Петя попал ладонью по противно верещавшему будильнику с четвертой попытки. Не открывая глаз, сел на постели, мысленно приказывая себе проснуться. Как всегда хотелось прямо в такой позе покемарить еще пять сладких минуточек, или хотя бы две. Но будить потом было некому, поэтому Петя мужественно откинул ватное одеяло в клеточку и тут же поежился от прохладного воздуха. Недовольно подергал острыми белыми коленями, прогоняя пупырышки озноба, и принялся обследовать выцветшую от времени тумбочку на предмет очков.

Окуляры в немодной оправе были аккуратно зажаты в руке – понадобятся они ему позже, в ванной после умывания. А пока Петя, привычно изогнувшись, встал с проскрежетавшего дивана. Почему этим утром Петя прогнулся в другую сторону, перепутав лево и право, было известно только небесам. Но избежать кровавого боя со ржавой пружиной, торчащей из дряхлой обивки, не удалось. Володин неловко дернулся и зашипел, закусив губу. Кожу едко защипало. Поморщившись не столько от боли, сколько от досады, парень наощупь добрался до тесной коробочной ванной. Потратив целых семь минут на обработку раны, он все же заклеил ее найденным бактерицидным пластырем. Тщательно смывая сон холодной водой за неимением горячей, Петр подумал о своей одинокой и ничем не примечательной жизни.

Самым главным своим недостатком Володин считал неуверенность в себе. Ведь он был не так уж плох. Особенно по сравнению с неряхой Катькой, вечно теряющей важные документы, которые восстанавливать приходилось Володину. Но Катька была красивая, модно одевалась, ходила на высоких шпильках и вовремя умела изображать святую простоту, глупо хлопая ресницами. А Петя так совсем не умел. Да и за толстыми линзами очков ресницы рассмотреть было сложно. Одежда отличалась разве что блеклостью застиранных тканей, а подгадывать момент никак не представлялось возможным. Поэтому пока секретарь Екатерина Всеволодовна покрывала ярким лаком длинные ухоженные ногти, юрист Петя стоял в очереди Регистрационной палаты. И в этом был весь Володин.

В школе он прилежно учился и не прогуливал занятия. Давал списывать одноклассникам из опрятных тетрадей. Но симпатию этими действиями не вызывал. Все потому, что ему не хватало этих залихватских замашек и любви к себе. В тайне ото всех, в глубине своей измученной одиночеством души, Петя мечтал быть «своим» в компании подростков, пьющих пиво во дворе школы вместо зубрежки очередного плохо-поддающегося предмета. Как-то Володин набрался смелости и попытался заговорить с лидером их класса Владом Смолкиным. Но Смолкин всей широты и важности жеста не понял. Может быть из-за того, что очкарик говорил невпопад, запинался на полуслове. Может быть потому, что лидеры не общаются с неудачниками. Но Володин получил по заслугам в тот звенящий весенний день. Кулаки Смолкина были злыми и тяжелыми. А смех окружающих еще долго отдавался эхом в ушах. Желание влиться в ряды крутых парней вмиг исчезло. И это было правильно, думал Петя. Потому что он и сам не стал бы с собой дружить. В той компании ему было не место.

К четырнадцати годам в добавок к ненавистным брекетам Володин покрылся россыпью алых прыщей. С той поры девчонки и вовсе перестали обращать внимание на отличника. А Петя старался стать совсем неприметным и слиться с серо-зеленым цветом старых школьных парт.

Справедливости ради, надо сказать, что один приятель у него все же был – сосед по заднему ряду – Максим Танин. Да тот в девятом классе перевелся в другую школу. На том общение было закончено.

В любви Володину тоже не везло. Девушки интересовали его слабо. Впрочем, женский пол отвечал ему взаимностью. И в этом была даже некая справедливость. Единственное, что омрачало будни Пети - все таинство прекрасных порно-фильмов ему познать в реальности так и не удалось. В период бурного всплеска подростковой сексуальности, Володин с ясностью осознал, что голые по пояс мальчишеские тела на физкультуре возбуждали его куда больше, чем глубокие вырезы блузок одноклассниц.

Но природная стыдливость и чувство собственной никчемности не способствовали лишению той самой пресловутой девственности. Самоучителей о премудростях соблазнения девушек - ворох. А как наладить отношения с собственным полом никто не расскажет. Вот в роликах на двадцать минут онлайна все очень показательно, но толку чуть. Это только в постановке кадров все легко на выходе получается, даже как-то естественно. Благодаря безлимитному Интернету Володин все техники столь ответственного дела изучил и был подкован на «отлично!». Только в жизни все иначе.

По гей-клубам он не ходил. Самому же пытаться познакомиться с привлекательным объектом у Володина не хватало духу. Он еще помнил кулаки Смолкина и презрительные взгляды одноклассников. Сайты знакомств были уж совсем чем-то страшным и стыдным. Поход на секс-свидание с совершенно незнакомым человеком сулил Володину смерть от стресса еще в процессе подготовки.

Таким образом, к двадцати двум годам - когда весь остальной мир одногодок разделился на две части: «уже женатые» и «еще холостые» - Петр Володин оставался несчастно-непорочным. Естественно, он понимал, что тем единственным, кто полностью виноват в сложившейся ситуации, был он сам.

Паста некстати закончилась в скрученном тюбике. Пришлось чистить зубы голой щеткой с растопыренными в разные стороны пластмассовыми усиками. Закончив с умыванием, Петр заботливо протер стекло очков и водрузил их на нос. Придирчиво осмотрев лицо на предмет «радости» подростков и не обнаружив ни одного яркого пятна, он, прицокнув язычком, принялся за бритье. Оказалось, что лезвие надо менять – об этом свидетельствовала пара порезов на подбородке. Ну да черт с этим!

Володин зажал вафельным полотенцем раны и прошлепал обратно в комнату. Время уже зажимало в тиски – до юридической конторы, где работал Володин, нужно было ехать с двумя пересадками на метро. А до подземки еще добираться на марштурке. Дело не из легких в утренний час-пик. Уже то, что коробка на колесах подъезжала к остановке, полностью набитая людьми, заставляло Петю скорчить брезгливую мину. В такие моменты он считал, что похож на беднягу Ноэля, который не любил людей и боялся даже голубя, подстерегающего его под дверью собственной комнаты. Что голубь. С птицей Володин непременно бы справился, а вот, беспрестанно извиняясь, просачиваться между пассажирами и застывать в неуклюжей позе до пункта назначения стало ежедневной пыткой.

Тем не менее, сегодня ему нужно, во что бы то ни стало, приехать вовремя. Как раз к девяти, когда в юридическую контору нагрянет пострадавший от рейдеров клиент. Ясно, что еще до свалившихся на голову бизнесмена «пиратов», у него не было ни одной свободной минутки, а теперь и подавно проблемы расписали каждую секунду на год вперед. Учитывая тот факт, что непосредственный руководитель никогда не приезжал в офис раньше одиннадцати из-за пробок на шоссе, ответственная миссия принять важного клиента лежала на безотказном Петре Володине.

Опоздать никак нельзя.

И вот, надев свой самый лучший костюм из всех застиранных, начистив до блеска коричневые ботинки на шнурках, подхватив доставшийся по наследству дедушкин кейс, Петя шагнул навстречу новому дню.

На остановке уже суетился народ, выстроившись в несколько змеевидных очередей. Тут были и вездесущие бабушки с тележками, и мамочки с колясками, и представители «офисного планктона» с нетерпением поглядывающие на часы, и школьники с неподъемными рюкзаками… Кого только на остановке не наблюдалось.

Володин как всегда с недоумением обвел взглядом будущих попутчиков. Из всей честной компании ему было понятно присутствие лишь предполагаемых офисных работников. Ответа на вопрос - почему именно в час-пик старушкам с авоськами было жизненно важно попасть в центр – у Петра не было. Приходилось лишь смириться с данным обстоятельством.

На улице еще было прохладно от пронизывающего ветра, но уже по апрельски припекало высокое весеннее солнце. На дорогах растаял снег, уступив место жидкой грязи и мутной воде. Как раз перед бордюром образовалась глубокая половодная лужа, с ребристой от дуновений ветерка поверхностью. Зимой асфальтовые полосы были разбиты колесами машин и буйствами природы. А латать ямы и рытвины работящий русский народ будет как раз к девятому мая – до этого никак нельзя.

Позади послышался надрывный плач ребенка. Петя машинально оглянулся на источник шума – молодая мамочка пыталась успокоить недовольное, бог знает чем, чадо. Но тут толпа зашевелилась, загудела – Петр понял, что нужная маршрутка как раз подъезжает к остановке. Забыв и о мамаше с ребенком, и о луже у бордюра, Володин ринулся к краю каменной «зебры».

Ведь совсем скоро приедет клиент. Эта маршрутка просто обязана стать его спасительницей. Встреча слишком важна, чтобы не успеть переплыть эту бесконечную реку людей. Решительно рванув вперед сквозь «поток», Петя даже не заметил, как перед ним и так расступаются. Окрыленный такой легкой победой над обстоятельствами, Володин подлетел к самой кромке бордюра. Успел.

Как раз успел к той злосчастной секунде, в которую водитель лихо подъехал на скорости к остановке. Будто персонаж из немого кино, Петр наблюдал за всколыхнувшейся бурой жижей – хлесткой и унизительной, словно прилюдная пощечина – обрушившейся на него всей своей утренней мощью.

В толпе послышался сдавленный смех, а через мгновение очередь рванула к открытой двери маршрутки. Омытый с русой макушки до коричневых ботинок, Петр неловко и стыдливо сгорбился, желая только одного – исчезнуть. Испариться вместе с той грязью, которой был запачкан. Его уже совсем оттеснили от транспорта ушлые теперь уже не-попутчики. Дверь со скрежетом захлопнулась – маршрутка была укомплектована, набита до отказа так, что в боковом окне можно было увидеть чью-то пятую точку.

Петр достал из кармана носовой платок и протер очки. Возможно, надо было все же влезть в эту жестяную банку на колесах, но Володин совсем сконфузился, замялся, покраснел впалыми скулами и отошел в самый конец живой очереди. Петя то холодел внутренне, то покрывался испариной от жара. Предстать перед бизнесменом в таком неопрятном виде было выше его сил, но выбора, кажется, совсем не оставалось.

Если бы не пружина, то Петя не потратил бы драгоценные минуты на обработку раны, подоспел бы вовремя к нужной маршрутке, не испачкал бы костюм…

Автобус нерасторопной гусеницей подъехал только через полчаса. Казалось, что стрелка часов грохочет громовым разрядом при каждом движении. Надежда о волшебном появлении на пороге офиса ровно к девяти звенела треснувшим стеклом.

Петр чувствовал, что нервничает все больше. Водитель автобуса совершенно не торопился. Володину даже почудилось, что смуглый кавказец с внушительным носом и густыми черными усами, по-видимому, представляющий сейчас пейзаж гористой местности, вот-вот затянет какую-нибудь мелодичную песню на родном языке. Он явно не спешил, неоправданно медлил на каждой остановке. Петя ерзал на дерматиновом, исписанном черным маркером сидении, и решал вопрос: попросить ли водителя ехать быстрее? Но для этого нужно было пройти в заляпанном грязью костюме через весь автобус, потревожить пассажиров толкотней. В таком виде он привлекал к себе излишнее внимание, чего Володин не любил. Ему казалось, что все пассажиры автобуса осуждающе рассматривают его неряшливый вид и в мыслях насмехаются над таким недотепой. А те, кто стоят спиной или вполоборота, просто брезгливо отводят взгляд.

Сердце зашлось от стыда.

Может быть, ситуацию спасло бы, если бы водитель действительно громко и зычно запел. Но он лишь лениво закручивал руль на поворотах.

А Володин так и вжимался всем своим худощавым телом в сидение, желая превратиться в человека-невидимку.

Когда вдалеке, наконец, замаячила спасительная буква «М», Петя встрепенулся, немного распрямился и, бормоча извинения, протиснулся ближе к дверям. Времени оставалось катастрофически мало, а на шоссе перед остановкой у метро образовалась пробка. Петя от нетерпения машинально притопывал носом ботинка, закусывал губу от досады и крутился на месте как «волчок», словно таким образом мог подогнать злосчастный автобус. Кто-то из пассажиров, видимо, спешил так же, как Володин, поэтому нажал красную кнопку, и двери раскрылись перед самым Петиным носом.

До подземки он бежал, придерживая рукой очки. Но все же не рассчитал угол входа – врезался в лысого накачанного парня. Схватив за ворот пиджака, верзила отшвырнул Петю, словно грязного уличного щенка. Тот больно шмякнулся о стену и со страхом посмотрел на спортсмена.

- Смотри, куда прешь, урод! – сплюнул тот и направился по своим делам.

Петя в свою очередь с облегчением вздохнул: бить его не будут. И провожая взглядом удаляющуюся фигуру, пробормотал:

- Простите…

То, что «урод», так это ничего. В школе Смолкин вообще после того случая дал ему прозвище: ливер. До самого одиннадцатого класса Володин так в колбасах и проходил. А здесь вполне себе человеческое название. Уродливым можно быть не обижаясь. Петя и сам знал, что не обладает теми внешними данными, которые могут считаться привлекательными. Хотя бы для кого-нибудь.

Иногда Петя думал, что одиночество его бесконечно. И для этого была еще одна причина. Володину нравились красивые люди. А красивым, по мнению Володина, тоже нравится блеск. Петр не блестел ни в одном месте. Сверкание стекол очков вряд ли могло прельстить какого-либо плейбоя.

Нет, конечно, сейчас он выглядел куда лучше, чем в школьные годы, полные тоски и унижения. С зубами теперь все было в порядке. Только улыбаться было некому. Кожа, благодаря правильному питаю в отсутствии денег на всякие магазинные гадости и радости фаст-фуда, разгладилась и стала чистой. К тому же, он теперь носил костюмы и дедушкин кейс, что, по его мнению, немного добавляло солидности к образу. Но все эти превращения, казалось, заметны лишь для самого Володина. Будь он хоть немного плотнее телом и увереннее в жестах на него непременно обратил внимание какой-нибудь симпатичный мужчина. Если бы да кабы…

Утреннее метро, как всегда, было враждебным и многолюдным. Угрюмые лица, впивающиеся в бока локти незнакомцев, тошнотворный едкий запах человеческого муравейника. Зажатый в жернова чужих тел, Володин, семеня, пробирался к эскалатору. Этой движущейся металлической лестницы он боялся в подземном склепе больше всего. Одно неверное движение – и полетишь кубарем вниз, переломаешь кости, разобьешься стеклом вдребезги. А потом по тебе пройдется армия равнодушных, спешащих на работу клонов с одинаково-агрессивном выражением на лицах.

Петя часто думал о любви. Любовь – это неравнодушие к твоему существованию. Желание наблюдать за твоей судьбой и принимать в ней участие. Иногда Володин думал, что ему вполне достаточно было бы самому любить кого-то. Даже без взаимности. На ответное чувство Володин скептически не рассчитывал. Холодный мрак метро напоминал ему об этом каждый день. Казалось, что все эти люди без душ. Они живут по установленным кем-то правилам, выполняют ежемесячную норму и стремятся к поведенческому шаблону. Серая-серая масса и ни одного индивидуума. И больше всего Петю угнетало то, что он считал себя самым серым, бесполезным, бесталанным и нелюбимым из всех. Потому что с самого рождения и до момента смерти будет недостоин чужого участия в своей жалкой судьбе.

С эскалатора Петю практически вынесли – позади отчаянно напирали и теснили. Зеленым червяком к платформе подполз поезд. Человечество рекой втекло в вагоны. Одной из капель был и Петя. Ему уже отдавили обе ноги, и теперь он оказался прижат к дверям с надписью «Не прислоняться» огромным усатым мужчиной с таким же необъятным животом, как земной шар. Петя невольно подумал, что густые моржовые усы стали неотъемлемым атрибутом этого веселого утра. Наверно, усы были каким-то знаком свыше, информацией из космоса, шифром, который невозможно было разгадать.

Петя пытался дышать через раз – мужчина при каждом тяжелом выдохе обдавал его ароматом вчерашней выпивки и выкуренных сигарет. Петр почему-то представил себе, как тот ест щи и капуста путается в этих усах, застревает, а потом оставляет специфический кисловатый запах в каждом жестком волоске. Может быть, у него вполне счастливая семья с женой, двумя детьми и кокер-спаниелем. Скорее всего, после ужина мужчина благодарит супругу, а она в ответ целует его в эти пахучие усы. И Петя почувствовал себя совершенно отвратительно, потому что его никто не целует. Видимо, он еще хуже, чем этот дородный человек. Нет, он даже хуже той капусты, застрявшей в усах, потому что даже ей достается поцелуй.

Петя скривился от тех мыслей и образов, что несвоевременно приходили ему в голову, и решил переключиться на насущные проблемы. Важнее было понимание того, что он опаздывает.

Вот если бы не эта дурацкая пружина, то он не опоздал бы на маршрутку, не перепачкался бы грязью с ног до головы, не врезался бы в верзилу у входа в метро, и, возможно, был бы сейчас прижат к дверям вагона более плоским животом.

Люди выходили и заходили, а усатая гора над ним все нависала и терлась, грозя и вовсе раздавить Володина.

Через пятнадцать минут Петя мысленно взмолился, мечтая лишь о том, чтобы кольцевая станция принесла ему облегчение. В вагоне было совершенно невозможно находиться – дурнота то и дело подкатывала к горлу, а лицо Володина уже приобрело приятный зеленоватый оттенок.

И когда из динамика женский голос поведал о прибытии на «Проспект Мира» Петю отпустило - и в прямом, и в переносном значении. Вылетев из вагона на свободу, Петр вдохнул полной грудью подземный воздух и, немного прихрамывая на особо отдавленную ногу, ринулся к эскалатору.

Время на табло подмигнуло пятьдесят седьмой минутой девятого. Эти семь важных минут, потраченные на обработку раны, словно смеялись над Володиным.

Так как Петр не обладал реактивным двигателем, встроенным в пятую точку, за оставшиеся три минуты он никак не мог добраться до станции «Ботанический Сад», а потом добежать до конторы. В висках пульсировало – опоздал.

Но, может быть, еще не все потеряно, уверял себя Петя. Вполне возможно, что клиент и сам задержится. Надежда на чудо подгоняла Володина.

Пересадка, «оранжевый» поезд.

Когда Володин прибыл на нужную станцию часы тикнули двадцатой минутой десятого. Петя бежал вприпрыжку расталкивая людей и попутно извиняясь. «Простите, простите, простите…»

У выхода из метро народ превратился в пластилиновую массу. Люди плотно прижимались друг к другу, подталкивали, наступали на ноги. Дедушкин кейс мешался в этой утренней сутолоке, занимая место.

До волшебного спасительного проема оставалась всего пара метров, когда сзади толпа навалилась на Володина. Петя дернулся, как от удара.

Он, словно в замедленной съемке, наблюдал, как очки слетают с носа и падают вниз под ноги. Послышалось звяканье, а потом кто-то сдавил стекла своими подошвами. Хруст.

- Очки! Мои очки! Пожалуйста, подождите. Я уронил… Подождите…

Картинка окружающего мира в секунду приобрела расплывчатость очертаний и блеклость цветов. Петя опустился на колени, ладонями ощупывая грязные влажные плиты, пытаясь найти драгоценные окуляры. Без очков Володин едва различал предметы на расстоянии вытянутой руки. А дойти до офиса и вовсе не представлялось возможным. Прохожие недовольно вздыхали, кто-то ворчал – все они обступали и даже перешагивали через сгорбившуюся фигуру у своих ног.

Некто, чье лицо невозможно было разглядеть, вложил очки в Петину ладонь.

- Спасибо, - прошептал Володин, сглотнув горькую от досады слюну.

Кое-как выбравшись наконец из подземки, Петр одел очки. Он подумал, что еще никогда не выглядел так жалко, как в этот момент. В испачканном костюме, с взъерошенными волосами и разбитыми очками на лице. Одно стекло выпало и было безвозвратно утеряно, второе потрескалось паутиной. Володин в страхе посмотрел на циферблат.

9.30.

Не успел он сделать и шага, как мобильный рингтон пропиликал знакомой мелодией. Дрожащими пальцами Володин вытащил из кармана брюк телефон.

- Здравствуйте, Виктор Павлович.

- Володин, - прошипел шеф, - где тебя носит?

- В-виктор П-п-павлович… Я сейчас все объясню…

- Засунь свои объяснения в задницу, понял?! Нет, я, конечно, знал, что ты тупой как пробка, но завалить такую сделку!.. Идиот безмозглый! Если появишься в офисе – расстреляю!

- Подождите, Виктор Павлович! Я вас очень прошу, выслушайте меня. Я все исправлю. Поеду в офис Баринова и договорюсь о повторной встрече. Я все сделаю…

- Дебил, ничего уже не сделаешь, он уехал к нашим конкурентам. А все из-за того, что мой главный юрист не может приехать на работу вовремя!

- Я же первый раз опоздал, Виктор Павлович.

- И последний.

Гудки, как приговор.

Это конец. Володин некстати подумал о пружине.

Не помня себя, он по памяти добрался до ближайшей лавочки и тяжело опустился на деревянные перекладины. В голове было пусто. Ровная линия на мониторе.

Он так и сидел в поломанных очках, прижимая к груди кейс, уставившись в невидимую точку. Когда же все это началось? Когда всё, совершенно всё в жизни Володина пошло не так? Где та черта, которую нельзя было переступать? Петя все пытался вспомнить, был ли тот момент или случай, который определил его дальнейшую судьбу. Память упрямо молчала.

Петя не знал, сколько он просидел на лавочке, но вдруг понял, что глаза нестерпимо щиплет, а нос распух и чешется. Чихнув три раза подряд, Володин понял, что это аллергия. Используя единственно уцелевшее стекло, он осмотрелся.

- О, Боже…

Как он мог не заметить едкого аромата, да еще и просидеть столько времени на свежеокрашенной лавочке… Петр выругался про себя. Теперь костюм был не просто испачкан, а испорчен. Под одеждой кожа покрылась холодным потом - дорога домой сейчас казалась Володину адом.

Он достал носовой платок и вытер слезящиеся глаза и мокрый нос. Чихнул снова.

- Эй! Вам помочь? – неожиданно раздалось сиплое откуда-то сверху.

Петя поправил очки и вскинул голову. Перед ним стоял высокий худощавый мужчина, немного сутулый, одетый в тонкую черную водолазку и синие джинсы. Черные матовые кроссовки на длинных ступнях. Цепкие черные глаза и длинный нос с горбинкой делал его похожим на хищную сильную птицу. Падальщик – пронеслось в мозгу. Володин вздрогнул под этим внимательным и насмешливым взглядом.

Совсем сконфузившись, он произнес:

- Я не знаю…

- Ага. Ну ясно. Как зовут-то тебя? – тонкие губы дернулись в усмешке.

Володину было совсем неприятно, что незнакомец так сенсорно его рассматривает, словно холодным скальпелем разрезает плоть на мелкие кусочки.

- Петр Володин, - зачем-то ответил он.

- Тезка, значит. Ну что, Петя, у тебя сейчас есть два варианта: продолжать оплакивать покрашенную лавочку или поехать со мной. Я тебя подвезу, куда скажешь. Ах, да! Меня можешь звать Ворон.

Оба варианта Петру так же не понравились, как и сам Ворон. Но сейчас выбор был невелик. Если этот Ворон довезет его до дома, то окажет огромную услугу. И вот ведь загвоздка – в благородство и бескорыстие он давно не верил.

- А что взамен?

- Разве с тебя есть что взять? – высокомерно ответил тот.

- Мне нужно на Юго-Западную.

- Не вопрос. Пошли.

Автомобиль Ворона был кислотно-желтого цвета с тонированными стеклами и низкой посадкой. В машинах Володин совсем не разбирался, и даже не назвал бы марку, но такой вид транспорта ему был по нраву. Ворон распахнул перед ним дверь и тут же вскинул руку:

- Погоди. Я сейчас.

Он покопался в багажнике и быстро вернулся обратно. В руках он держал полотенце, которое тут же расстелил на черно-желтой коже сидения.

- Пиджак снимай.

Петя сам не понимал, почему так безоговорочно подчиняется приказам остроносого. Тем не менее, пиджак снял. Ворон тут же выхватил его из рук.

- Садись в машину и снимай брюки.

- Что? – в ужасе воскликнул Володин.

Петя подумал, что, конечно, хотел лишиться невинности, но не таким же способом. Вернее… Он не знал, каким бы хотел. Но точно не так и не сегодня. За утро впечатлений хватало с горочкой.

- Брюки грязные, все сидения мне извозякаешь. Давай-давай. Не трону я тебя. О чем ты только думаешь! – рассмеялся Ворон.

- Я не думаю…

- У тебя все на лице написано, - заявил он, заталкивая в машину Володина. Дверь за ним благопристойно захлопнулась. Ворон остался на улице, прислонился узкими бедрами к дверце и закурил. Володин видел через тонированное стекло только поясницу парня. Заворожено уставился на четкий силуэт, а потом, спохватившись, принялся в спешке стаскивать брюки, чихая при этом и поправляя полуочки. Свернув брюки, он постучал в окошко. Ворон тут же повернулся и открыл дверь. Молча выхватив скрученную ткань, он прошел до урны и выбросил костюм, а затем затушенный бычок.

- Хоть бы брюки оставили, как я теперь во дворе покажусь? – засопел Володин, когда Ворон плюхнулся на водительское кресло.

- Голым не останешься. Ну посидишь в трусах до магазина, авось не убудет, - подмигнул тот.

- До магазина?

- Да, заедем, все равно по пути, - безапелляционно прозвучал сиплый голос.

Володин пристегнулся, следуя примеру владельца авто, и потянул вниз рубашку, пытаясь прикрыть серые семейники. Машина мягко двинулась, а потом резко рванула с места, набирая скорость.

- Ну, рассказывай…

- Что рассказывать? – тихо прошептал Петя, зажав пальцами ворот рубашки.

- Как что! Рассказывай, как до жизни такой докатился? – усмехнулся Ворон.

- Что вы имеете ввиду? – испуганно пролепетал Петя.

- Да это не я имею. А тебя имеют все, кому не лень. А ты даешь кому попало. Вот я и интересуюсь: за что ж ты так себя не любишь, Петр… Как там тебя по отчеству?

- Алексеевич.

- Ага. Алексеич. Давай уже – не томи. Мне прям не терпится услышать твою душещипательную историю, - хрипло и едко заржал Ворон.

- Почему я должен вам что-либо рассказывать?

Володин почувствовал, как унижение свинцом вдавило его в прохладную кожу сидения. И так тошно, а тут еще он. Добить решил.

- О! Вот это ты молодец, Петя. Вот так ты и должен отвечать. Мол, нехер лезть в мою жизнь. Это уже хорошо. Только более уверенно, понял? Да ты не бойся. Я тебя не обижу. Я слабых вообще не трогаю, - хмыкнул парень, вдавливая педаль газа в пол.

- Я… я не слабый.

- А вот это ты зря. Надо смело смотреть правде в глаза. Неудачники, Петя, - это расходный материал. Будешь блеять как овечка – волки даже кости твои сгрызут и не подавятся. Сечешь?

- Секу, - поморщился Володин, плотнее сжав колени.

- Ну так чего?

Ворон терпеливо ждал ответа. А Петр все никак не решался сказать хоть слово. Потому что каждый изданный им звук будет лишь подтверждать теорию его благодетеля. Пауза тонкой проволокой натянулась между ними.

- Я опоздал на важную встречу и меня уволили.

- И всего-то? Из-за этого ты сопли распустил и плакал как дитя, сидя на свежеокрашенной лавочке?

- Я не плакал. Это аллергия.

- Ну да. И?

- Что «и»?

- Подробности-подробности, - подгонял Ворон.

Володин недовольно поджал губы, но через мгновение все же произнес:

- Я опоздал на встречу с клиентом. Это очень важный человек. Я должен был его встретить и потянуть время до приезда директора. Но не успел. Клиент уехал, а меня отчитали и уволили.

- Все ясно. Ленивый директор скинул на тебя свои непосредственные обязанности. Конечно, я его понимаю. Кто б не скинул. Когда ты одним своим видом умоляешь вытереть о тебя ноги. А секретарь или помощник у дира есть?

- Нет, все не так. Я никого не просил вытирать об меня ноги, - практически возмутился Петя. А потом, смутившись, добавил: - Есть секретарь. Екатерина Всеволодовна.

- Не просил, говоришь. Важный контракт сорвался?

- Да.

- Значит, он был взбешен и орал на тебя, так?

- Да.

- А ты что?

- Я?

- Нет, Цезарь седьмой, епт! Конечно, ты. Ты сказал, чтобы мудак закрыл рот и не смел разговаривать с тобой в таком тоне?

- Нет.

- Катерина эта чего гостя не приветила?

- Она приезжает на работу к одиннадцати.

- О, хорошо-то как. Зарплата у нее какая?

- Тридцать пять тысяч рублей.

- А у тебя?

- Восемнадцать, - скрипнул зубами Володин.

- Так вот и я о том же: тебя отымели по полной, Петр Алексеич. Напоследок еще и моськой в дерьмо окунули. А ты все винишься за чужие грехи. Ты прекращай жалостью к себе упиваться. Это ж все на лице твоем бегущей строкой, понимаешь?

- Вы что – знаток человеческих душ? – съязвил Володин.

- Нет. Я твой личный психолог, Петр Алексеич. Пользуйся.

Петя хотел, будто бы невзначай, ответить с той долей сарказма, на которую только был способен, но аллергия не унималась. Володин смачно и некрасиво чихнул, окропив панель мелкой точкой своей слюны.

Нет, сегодня явно был не его день. Если бы не пружина…

- Там в бардачке есть «Тавегил», бутылка с водой на заднем сидении, - смилостивился Ворон.

Петр удивленно моргнул заплывшими глазами. В принципе, рассуждал Володин, его спаситель был не так уж и плох. Вполне себе. Если бы он еще не был так откровенен в постановке диагноза, то мог сойти за настоящего Бэтмена.

Володин нашел в бардачке лекарство, и выдавил одну таблетку из упаковки, зажав в ладони. Труднее было с бутылкой – на очередном вираже она упала и закатилась под водительское кресло. Петя пробовал и так и сяк, но миссия была невыполнима. Володина даже обуяла злость на эту хитрую бутылку, играющую в прятки. Ну уж таре с водой он проигрывать не собирался!

Отстегнув ремень безопасности, Петр, нахмурив брови и засучив рукава, перевернулся, встал коленями на кресло и нагнулся к задним сидениям.

Ворон снизил скорость, с удовольствием рассматривая ягодицы в серых застиранных трусах и длинные худые ноги с темным пушком волос. Конечно же, Петру Алексеевичу совсем не обязательно знать, что Ворон заприметил его еще в вагоне метро, а потом понял, что пересадки у них одни – значит, по пути. Наблюдал, как Петр Алексеевич морщится и бледнеет от натиска усатого мужчины. А потом - как торопится, взволнованно смотрит на часы, теряет очки, бормочет что-то себе под нос, ищет и никак не может найти. Ворон не успел поднять очки вовремя, но зато смог оценить бесхитростное и несчастное, совсем невинное и трогательное, лицо своего попутчика. Руки у Володина были холодные и белые – Ворон вложил в ладонь поломанные очки. Какое счастье, что именно сегодня он забыл пакет документов в квартире, а вспомнил о них, только доехав до офиса. Возвращаться пришлось на метро, иначе московские пробки грозили украсть половину дня.

Володину кто-то позвонил. По его лицу было видно, как важен этот разговор. Он раскраснелся, нервно взъерошил русые волосы пальцами. После он обреченно плюхнулся на лавочку и обнял кейс.

Ворон не спускал глаз с бедолаги, при этом так же разговаривая по телефону. Сегодня точно документы он адресату не доставит – нужно было решить этот вопрос. Очкарик явно был из тех людей, которые вечно вляпываются в различного рода неприятности. Ворон решил, что клиент сам упал ему в руки. Неудачники как раз его профиль. Когда-то он и сам был одним из них. Но это было давно и неправда.

Петя, наконец, ухватил бутылку и плюхнулся обратно на сидение. Пристегнулся и запил таблетку.

- Капли от насморка нужны? – миролюбиво поинтересовался Ворон.

- Дед, пасибо. Тейчас пройде, - прогнусавил Володин.

- Вот и славно. Мы как раз приехали.

- Дуда?

- Сейчас увидишь – куда. Мы тебя немного прокачаем. А то ведь стыдоба в таком прикиде-то, а? Сам как думаешь? – подмигнул Ворон.

Петр громко высморкался и чопорно, с великосветским достоинством, ответил:

- Если бы вы не выбросили мои брюки…

- То ты бы покрасил их в радужную полоску с другой стороны и носил до скончания века, я понял. Кейс можешь оставить здесь, Золушка. Никто не возьмет.

- Не могу же я в трусах… - запаниковал Володин, увидев, что Ворон, и правда, паркуется.

- Ой, перестань, я сейчас заплачу... – притворно скривился парень.

Володин поджал губы и замолчал. Ворон вышел из машины на несколько секунд. Вернулся.

- Держи.

В руках Пети оказались спортивные шорты, которые… пахли потом Ворона и были еще влажные. Видимо, он тренировался в них с утра, а в сумке они не успели высохнуть.

- Ты лицо попроще сделай – других вариантов нет, - отсек благодетель.

Володин кивнул и резво натянул шорты.

Петр, как приклеенный, шел за Вороном, сгорбившись и опустив глаза, так, что видел только синие джинсы и пятки черных кроссовок перед собой.

В бутике их встретили две молоденькие продавщицы. Ворон уверенной поступью прошелся вдоль вешалок с вещами и неожиданно хлопнул в ладоши.

- Так, красавицы, у нас с вами задача максимум: подобрать пару джинсов для этого приятного мужчины. Можно еще рубашку и джемпер. Только в темпе, девушки, мы опаздываем на важную встречу.

Менеджеры засуетились вокруг остолбеневшего Володина. Смертельная бледность растеклась по лицу «приятного мужчины». Петр Алексеевич в уме подсчитывал убытки. В такие магазины он не ходил – посмотреть на ценники и вовсе было страшно. А Ворон уже уверенно подталкивал его к примерочным.

- Ворон, давайте уйдем, я вас очень прошу, - умоляюще шептал Володин. – Мне это не по карману. Нет-нет, совсем…

- Расслабься, Петр Алексеич, - лениво отозвался Ворон. – Не порть мне удовольствие. Всю жизнь мечтал побыть добрым феем. Я оплачу. Отдашь, когда сможешь. И без возражений.

- Когда же я смогу теперь? Меня уволили, вы не забыли? К тому же мы знакомы от силы двадцать минут…

Но Ворон уже задернул плотную шторку примерочной.

Около получаса Володин работал манекеном, только успевая переодеваться и неловко позировать. «Повернись. Отойди. Присядь. Удобно? Нравится?». Приказы, вопросы, руки, как бы невзначай, прикасающиеся к его телу. Горячие широкие ладони с пальцами пианиста. Они трогали его уверенно, выжигая ленты следов на коже – поправляли одежду, разглаживали широкими жестами невидимые складки.

А уж когда Ворон принес пару трусов и заставил померить, Володин не знал куда себя деть. Но спорить было бесполезно. Перед этим заносчивым незнакомцем со странным прозвищем Володин неизменно тушевался.

В кабинке стало душно. Петя взмок, волосы прилипли к вискам. Ко всему прочему, от одной мысли, что мужчина увидит его в белых, практически просвечивающих боксерах, вызывала в нем самые противоречивые чувства. Он понимал, что совсем не вовремя и совершенно неизбежно ощущал все большее возбуждение. Через мгновение Ворон шагнул в примерочную, Петя шустро прикрыл ладонями причинное место.

Мужчина дышал Володину в затылок, молча и внимательно рассматривая подопытного. Тот в свою очередь не смел поднять взгляд и посмотреть через потрескавшееся стекло в отражение зеркала. Это было даже лишним – Петр и так знал, что черные блестящие глаза видят его насквозь.

- Берем, - отчеканил Ворон и вышел из кабинки.

Собрав все пакеты с вещами и расплатившись, мужчины направились к машине.

Усилиями Ворона Петра Алексеевича сейчас сложно было узнать. Модные джинсы, приталенная лиловая рубашка и, чуть темнее тоном, жилетка в ромбик сделали свое нехитрое дело.

- Слушай, давай выбросим эти очки. Ты выглядишь в них глупо и это меня раздражает, - поморщился Ворон. – Нет. Не так. Ты выглядишь в них глупо и это должно раздражать тебя самого.

- У меня дома есть еще одни. Наверно, эти можно выбросить, - улыбнулся он.

- Отлично! А то ты в них жалкий такой. Давно хотел сказать, да случая не представилось, - доверительно шепнул тот. Ворон явно издевался, но Володин совсем не злился – лишь хмыкнул в ответ. Единственное, что его тревожило – по какой причине ему оказана такая честь? Этого он никак не мог взять в толк. – А дома лежат такие же, как эти? Они тебе по наследству что ли достались? Без слез не взглянешь. Купи себе нормальные очки. И еще. Какой у тебя размер обуви?

- Сорок три, кажется. О, только давайте не будем покупать еще и обувь. У меня нормальные ботинки, они очень удобные.

- Они уродливые и немодные. Лоховские, понимаешь? Но ты прав, покупать времени нет, иначе мы с тобой не успеем. У меня вторая половина дня расписана под завязку. На! Походишь в моих пока, - Ворон достал коробку из багажника и вручил Володину.

Петя нехотя переобувался наощупь в мягкие кроссовки, пока Ворон выкидывал в ближайшую урну очки неудачника. Любопытство пробудилось в Володине неожиданно. Причины этого жеста доброй воли он понять не мог. В новой одежде он чувствовал себя комфортно и более раскованно. Единственное, что мешало оценить свой обновленный внешний вид – это плохое зрение.

Ворон же о своих планах не распространялся. Он сел в машину и пристально посмотрел на Володина. Тот чувствовал себя неловко под этим испытующим взглядом. Тем более, что черты Ворона расплывались, были нечеткими, поэтому выражение лица он понять не мог. Чтобы разбить гнетущую тишину, Володин хрипло произнес:

- Куда мы должны успеть?

Ворон с мягкой улыбкой рассматривал Петю. Без очков он выглядел по инопланетному – слишком растерянным был взгляд влажных карих глаз для этого циничного мира. Но зато сейчас он больше походил на одного из обычных московских парней, чем до перевоплощения.

- Как ты?

- Я… я чувствую себя героем программы «Снимите это немедленно!», - сказал Петя и, не выдержав напряжения, рассмеялся.

Ворон довольно усмехнулся и повернул ключ зажигания.

- Ну так и должно быть. Я рад. Но еще не до конца. А теперь, Петр Алексеич, слушай меня внимательно. – Автомобиль выехал на шоссе, скорость набирала обороты. - Все твои проблемы от страха боли. Но ты не понимаешь одного: боль – это единственное, что делает нас живыми. Не нужно этого бояться. Всё самое лучшее, что ты можешь получить от этого мира сопряжено с болью. Красивое тело, хорошую работу, уютный дом, любимую женщину… или мужчину. Победу. И самое главное – себя самого. Чтобы найти себя и быть уверенным в своем выборе, нужно обломать ни один зуб. От кого ты прячешься за всем этим хламом? Никто, кроме тебя самого, тебе не поможет. Запомни это. Это иллюзия, что есть люди, которые не заслуживают своей судьбы. Надо смотреть правде в глаза – мы все находимся именно в том месте, которое заработали себе сами. Если ты позволяешь вытирать о себя ноги, то другие непременно примут это приглашение. Оправданий нет. Понял?

- Не нужно разговаривать со мной как с идиотом, - ответил Володин, размышляя над словами Ворона.

- Не будь идиотом, и никто не посмеет с тобой так разговаривать, - со всей серьезностью проговорил Ворон.

- Я не нарочно совершаю ошибки. Мне всегда с трудом давалось общение с людьми. Может, вы и правы – я сам виноват в этом. Но мне вовсе не доставляет удовольствия чувствовать себя униженным. Просто я не знаю, как это изменить…

- Ох, как же тебе со мной повезло, Петр Алексеич, - сипло рассмеялся водитель. – Я знаю, как. Мы сейчас устроим тебе шоковую терапию. В какой конторе ты работаешь?

- В «Дельте». Подождите, что еще за шоковая терапия? – спохватился Петя.

- Ааа… На Сельскохозяйственной что ли? У Панина? Знаем-знаем.

- Да. Но это не важно. Мы… мы что сейчас туда едем?!

- Ага. Именно. Но ты не дрейфь. Я тебя одного не оставлю.

- Не в этом дело! Меня не желают там видеть, а я тоже не хочу там появляться. Какой в этом смысл?

- Смысл есть, Петр Алексеич. С любого места работы надо уходить красиво – то есть с чувством выполненного долга. И тут только два варианта: распрощаться друзьями или уйти, хлопнув дверью, предварительно прямо высказав свое мнение. Ты облажался – выбрал третий: скушал всю грязь, которая была в меню. Сейчас мы это исправим.

- Нет-нет-нет! – в ужасе прохрипел Володин. – Я не смогу. Что я должен сказать? Это глупо. После драки кулаками не машут.

- Оу, это ты верно подметил. Вот «после» и не будем. Драки ведь еще не было, – загоготал Ворон.

- Я не хочу ни с кем драться и доставлять кому бы то ни было беспокойство.

- В данном случае беспокойство доставляешь только ты себе, не более. Ты должен научиться держать удар. Если ты не будешь себя уважать, как окружающие будут уважать тебя? Если ты себе не доверяешь, как другие смогут тебе довериться?

Володин поджал губы и в очередной раз взъерошил волосы. Ситуация приобрела неожиданный поворот. Слова Ворона звучали убедительно. Потому что каждое попадало точно в цель и больно впивалось стрелой в уязвленное самолюбие. Петр Алексеевич подумал, что так, и правда, не может больше продолжаться. Но Ворон в этот момент причинял ему боль. Холодом скальпеля вскрывал старые, уже зажившие, раны. Володин уже привык, смирился со своим уродством. А теперь Ворон предлагает ему мечту. Снова поверить.

Больно.

- Одежда – это лишь обертка. Встречают, как известно, по ней. Но это не главное. Важно, что внутри. Фантик мы тебе купили, а остальное целиком и полностью зависит от тебя. Разве тебе нечего им сказать? Один раз дай себе волю. Что ты теряешь? Подумай. У тебя есть выбор и время, пока мы доедем до офиса. Если решишь – нет – я не вправе тебя заставить.

Желтая морда спортивного авто уверенно указывала путь. Володин лихорадочно соображал, как поступить. С одной стороны, он не желал терять работу. С другой – умолять взять его обратно после слов Ворона он уже не мог себе позволить. Устраивать детскую истерику в офисе было не в его правилах.

Путь от бутика до офиса занял ровно семь минут.

- Приехали, шеф.

Володин вскинул голову и прищурился, пытаясь получше разглядеть лицо Ворона. Тот ободряюще улыбался и ждал ответа.

- Хорошо. Я сделаю это, - решился Петр, вытирая взмокшие ладони о джинсы.

- Я в тебе не сомневался, - уверенно подтвердил тот.

По пути в офис Ворон присматривал за подопечным – не споткнулся бы.

- Пришли.

На двери красовалась надпись: «Дельта – правовая поддержка».

- Я буду за дверью, если что ори благим матом – приду на помощь.

- Не стоит. Я справлюсь.

Выдох. Глубокий вдох. Шаг в открытую дверь.

В расплывчатом силуэте справа в приемной Володин узнал секретаршу Катьку. Нечеткое пятно зашевелилось, скрипнув креслом.

- Ой, кого я вижу… - противно пропищало создание.

- Доброе утро, Катя. Виктор Павлович у себя?

Это был первый раз, когда он обращался к Всеволодовне не по имени-отчеству. И звук собственного голоса вдруг неожиданно понравился Володину.

- У себя, но для тебя его нет, - самодовольно пропела красавица.

- Обращайтесь ко мне на «вы», Катя. Мы находимся не на вечеринке, а на работе.

За дверью послышалось, как Ворон присвистнул. Володин заставил себя быть серьезным, а не смеяться, как умалишенный, от своего удивительного нахальства. Блондинка открыла рот и выпучила глаза. Воспользовавшись замешательством секретаря, Володин бодрым шагом прошел к следующей двери, предварительно выставив руку вперед, дабы не впечататься в косяк на глазах у изумленной публики. Нащупав ручку, решительно открыл дверь.

К тому моменту, как главный юрист «Дельты» влетел в кабинет генерального директора, Виктор Павлович Панин чаевничал. Он уже открыл рот и собирался вкусить нежнейший зефир в шоколаде, как на пороге появился Петр Володин, захлопнув за собой дверь.

- Володин? – моргнул Панин, пытаясь удостовериться в точности идентификации. Это был какой-то другой, новый Володин, но совершенно определенно – это был он.

- Еще раз добрый день, Виктор Павлович. Прошу прощения, что отвлекаю вас от важных дел… - Петр все пытался сфокусировать взгляд, уцепившись за какой-нибудь предмет, но со стороны выглядело так, будто он многозначительно посмотрел на уже подтаявший зефир в руке Панина. Гендир тут же положил лакомство обратно на блюдце и облизнул короткие толстые пальцы, очищая их от шоколада.

- Что тебе нужно, Володин? Я по-моему ясно выразился… - осторожно проговорил начальник. Было нечто неуловимое и необъяснимое, что не давало Панину разговаривать с Володиным так, как прежде.

- Да. Но я еще не выразился. Вы, к сожалению, не предоставили мне такой возможности. Считаю, что имею на это полное право.

Петр про себя молился, чтобы голос не дрожал, а поза была достаточно расслабленной. Внутри все клокотало от избытка адреналина, кровь с ускорением бежала по венам прямо в грохочущее в груди сердце.

- Я грамотный юрист и ответственный человек. Разве я не выполнял все это время свою работу должным образом?

- Да, но… - растерялся Панин.

- Так вот. Впредь советую и вам, Виктор Павлович, хоть раз отбросить ненужное высокомерие и проявить себя ответственным человеком. К примеру, приезжать на работу к открытию офиса, как и положено руководителю организации. Неплохо было бы и контролировать своего пресс-секретаря, обязанности которого, по каким-то неведомым мне причинам, переложили на меня. Кажется, Екатерина Всеволодовна получает зарплату не только за покрытие ногтей лаком и покупку ваших любимых сладостей. – Володин старался говорить быстро и четко, пока не пропал запал. В глубине души он боялся, что еще секунда-другая и вся его внешняя напускная самоуверенность лопнет, как мыльный пузырь. Тем не менее, пока еще в груди жгло, а за дверью в качестве поддержки стоял Ворон, он продолжал: - Довожу до вашего сведения, что вы не можете меня уволить. Вы, как юрист, несомненно, знаете об этом. Это будет очень тяжело сделать без доказательств факта грубого нарушения исполнения моих непосредственных обязанностей. Но не волнуйтесь, Виктор Павлович. Портить жизнь я вам не намерен. Я лишь хочу и дальше выполнять свою работу. К тому же, все переговоры с клиентами за последние полгода проводил я. Если вы, действительно, настаиваете, то мне не останется ничего иного, как принять предложение господина Куравлева.

При упоминании фамилии ненавистного конкурента Панин вздрогнул и нахмурился. Но Володин этого не увидел. Он думал о том, как договорить речь до конца и не быть прерванным. Конечно, он блефовал. Никакого предложения от Куравлева ему не поступало. Он всего лишь рисковал, как учил его Ворон. Ухватить мечту за хвост…

- Продолжай…

- Предлагаю вам выбрать: я улажу проблему с Бариновым, а вы повысите мой оклад. Или…

Володин многозначительно и театрально замолчал. На лбу Панина выступили крупные капли пота.

- Угрожать мне надумал, щенок… - раздался смех, больше напоминающий кряканье. Володин затаил дыхание.

- Хорошо. Я принимаю твои условия. Это будет справедливо. В конце концов, ты, и правда, мой лучший юрист…

Ворон прислонившись к стене в коридоре, жадно прислушивался к голосам за дверью. Он, как никто другой, понимал те чувства, что испытывает сейчас Володин. Когда-то…

После бодрого ответа секретарю, он не выдержал и присвистнул, ликуя в душе и, теперь уже, откровенно развлекаясь. Всё получится. Он был уверен.

До машины обратно они шли молча – Ворон впереди, как маяк, а Володин позади. И только в салоне авто, маска спала с лица Пети. Испуг, удивление, радость – эмоции сменяли одна другую.

- Фууух! Неужели все получилось… Боже, я сам в это не верю, - облегченно прошептал Володин, пряча лицо в ладонях.

- Вот видишь. Все дело в тебе самом. Горжусь тобой, солдат, - добродушно улыбнулся остроносый.

- Спасибо. Это все, благодаря вам, - Володин вскинул голову и смело придвинулся к Ворону, рассматривая его лицо с живыми черными глазами и длинным носом с горбинкой. С такого расстояния он ощущал горячее дыхание благодетеля и даже видел суточную щетину. Володин, как никогда, был счастлив. А еще ему просто нестерпимо, до разноцветных кругов перед глазами от нахлынувшей эйфории, захотелось поцеловать Ворона, прижаться к жестким губам – и будь, что будет. Но сначала: - Скажите, почему вы помогли мне?

- Прошу прощения, Петр Алексеевич. Я не представился должным образом. Меня зовут Петр Воронин, я психолог и коуч. В сферу моей деятельности входит разработка индивидуальных программ для личностного роста клиентов. Я наполняю жизнь людей смыслом. Приятно познакомиться.

Ворон в мгновение ока стал серьезным и, словно прибавил несколько лет. Исчезла в миг вся эта дурашливость, дворовый сленг и мальчишеская бесшабашность. Перед ним сидел взрослый и успешный, судя по всему, мужчина.

Володин замер и похолодел, не смея даже сдвинуться с места. В голову лезли непрошенные мысли об обмане и клиентах, деньгах по счету за услуги и прочих неприятных вещах. Он совершенно не желал опускаться с небес на землю.

- Да. Мне тоже. Приятно, - отрывисто произнес Петя, сжав губы в тонкую линию. – И сколько я вам должен?

- Ужин в хорошем ресторане сойдет. Скажем… в пятницу вечером, - широко улыбнулся Воронин. – Место выберешь на свое усмотрение – и гугл тебе в помощь, Петр Алексеевич.

Володин все еще недоверчиво щурился, когда Петр обхватил его шею горячей ладонью и притянул к себе. Твердые губы едва уловимо пахли табачным дымом. Колкая щетина; и мягкий влажный язык на контрасте. Напиться поцелуем – все, чего хотел Володин. До пьяна. Он крепко обнял Ворона за плечи, ответил – глубоко проникая языком в горячий рот, лаская небо…

Оторвавшись друг от друга, мужчины помолчали несколько секунд, восстанавливая дыхание.

- Ты же говорил, что не трогаешь слабых.

- Так то слабых. А ты у нас теперь сильный. Вот в пятницу мы тебя еще и взрослым сделаем.

Володин почему-то вспомнил о пружине. И подумал, что все же день не так уж и плох.

Он и не знал, что чувствует человек, который привлекателен для общества. В чужую шкуру не влезешь. Хотя Володину и сейчас казалось, что он лишь примерил на себя чью-то – гладкую и блестящую, ребристую, с ярким рисунком, завораживающим окружающих.

Внимание окутывало Володина мягким кашемировым палантином. Будто все вдруг проснулись по хлопку. Его звали пить чай, на перекур, в кафе после работы. Но Володин тактично отклонял предложения. «Чайные» сплетницы его не интересовали, курение вредно для здоровья, а после работы он желал лишь одного – услышать глубокий голос Ворона в динамик телефона. Тем более что такое неожиданное и нарочитое любопытство к его скромной персоне смущало до желудочных колик. Словно Петр до этого понедельника был лишь чьей-то тенью, карандашным скетчем.

А Ворон выкрасил цветным маслом. Походя… Играючи. Художник, выхватывающий взглядом несущественные для остальных детали. Фотограф, проявляющий негативы. Дерзкий повелитель человеческих душ. Володин думал о Вороне с не присущим ему пафосом, представляя колкую кривую усмешку и насмешливый блеск глаз. Ворон гипнотизировал, притягивал неспешно, наматывая невидимую проволоку, сокращая расстояние. Петр впервые видел харизму такой силы. И он прекрасно понимал, что является таким мощным оружием. Ворон взвинчивал эмоции, скручивал нервы в моток пряжи. Он скальпелем вскрывал нарывы. Наставник, диктующий новую веру. Веру в себя. Провокатор, бьющий словами хлестко – наотмашь.

Володин отдавал себе отчет – вполне возможно, что лишь он видел в коуче всё это. Потому что его рецепт оказался действенным против «болезни». Как продавец желаний, он насыпал в ладони золотых монет, а Петр пошел в ближайшую лавочку в придуманном ими мире и купил себе… новую душу. Она была другой. Она была свободной.

Невозможно измениться в одночасье. Но Володин теперь знал, что вкусив однажды, это нельзя забыть. И есть только два варианта: остаться во тьме или ступить на свет.

После, в квартире, прислонившись спиной к двери, съехав вниз по дерматиновой обивке в клёпку, он хватал ртом затхлый воздух тесной квартиры. Впопыхах стаскивая с себя одежду, дрожал от такого полноценного вкуса победы. Не над обстоятельствами – над собой. Казалось, Ворон просто нажал на нужную кнопку, и механизм пришел в действие. Тысячи маленьких шестеренок закрутились, цепляясь зубчиками, набирая скорость. Володин ясно осознал, что больше не может и не желает жить так, как раньше. У него не осталось сил на такое жалкое существование.

Он еле добежал до уборной – вывернуло. И потом, опустошенный, чувствуя коленями холод кафеля, стирая вафельным полотенцем испарину тела, ощутил облегчение. Голова была невесомой, мысли прозрачными и уловимыми. Петр решил, что смелым быть куда приятнее.

План созрел молниеносно. Остаток понедельника Володин потратил на сбор информации о фирме-захватчике, бегло читал статьи, изучая мнения экспертов. Помечал важное на листке в клетку. У всех есть слабые стороны и больные места. Главное – знать, куда вонзить острие. Компания «Магма» имела плохую репутацию. «Темная» фирма при поддержке двух депутатов – Струпьева и Тираняна. Подспорье для разухабистых действий армянской диаспоры. Благопристойным и модным понятием «слияние и поглощение» черноглазые сотрудники «Магмы» прикрывали откровенное рейдерство – захват предприятий. Баринов был не первым, кто пострадал от захватчиков. «Магма» за последние три года упрочила свои позиции на рынке – бороться с ними было непросто. Горе-руководители и владельцы компаний теряли бизнес и тратили баснословные суммы на адвокатов, взятки, личную охрану и много чего еще. Понятно, почему Баринов нервничал. Он не мог ждать. В таких обстоятельствах минута промедления грозила упущенными возможностями. И опоздание Володина лишь разозлило Баринова. Не удивительно, что он уехал к конкурентам.

Утром во вторник с твердым намерением изменить ситуацию в пользу «Дельты», Володин отправился в офис предпринимателя.

- Как? Я не понимаю… Как тебе это удалось? – выдохнул Панин, вцепившись в документы. Он моргнул и зажмурился – подпись Баринова совершенно отчетливо вырисовывалась внизу страницы – а потом посмотрел на Володина.

Петр Алексеевич сидел напротив гендира с прямой деревянной спиной и неподобающим румянцем на скулах. Он волновался. Понедельник оказался насыщенным и плодотворным. Все понимали, что подписание договора об услугах было лишь формальностью. Если Баринов доверится юристам «Дельты» - дороги назад уже не будет. Информация сегодня стоит дорого.

Конечно, поездка Володина в офис несостоявшегося клиента была авантюрой. Но в голове эхом звучал низкий насмешливый голос Ворона, наполняя Петю энергией и уверенностью в собственных силах. Баринов сдался. А вернее, заинтересовался скромным, но напористым молодым человеком. Макар Сергеевич в людях разбирался. У конкурентов «Дельты» ему не понравилось - приторные речи Куравлева и необоснованные обещания вызвали у него стойкое неприятие. Петр Алексеевич же был напротив – искренен и сдержан. Тем не менее, Володина он помучил некоторое время, задавая вопросы, скрупулезно прорабатывая важные детали. Снисходительно дав шанс долговязому юристу в нелепых очках, Баринов подписал договор и назначил новую встречу. Но все эти симпатии и антипатии были сейчас не так важны. Правда состояла в том, что Баринов был просто не в состоянии нанять высококвалифицированную команду, довольствуясь малыми конторами с сомнительным статусом превосходства. Он был на мели. И именно сейчас магмовцы решили атаковать просевшего предпринимателя. Они всегда знают, когда нужный момент настал. В этом весь смак игры.

- Это неважно. Главное – результат, - сдержано ответил Володин, предпочитая умолчать о методах воздействия на клиента. Он справедливо рассудил, что Панин, как человек любопытный, должен проникнуться неким «секретом» и аурой таинственности – больше ценить будет.

Панин резво встал из-за стола и стремительно подошел к Пете, хватая его за плечи, словно старинного друга.

- Ну орёл! Ну молодец! – дышал сладким зефиром Панин в лицо Володину. – Да мне и премии тебе не жалко. Ты только смотри там – дело ответственное. Репутация – наше всё. Держи меня в курсе событий, а то мало ли что. Понял?

- Я сделаю все возможное, – ответил Петя, высвобождаясь из плена коротких цепких пальцев гендира.

- Хорошо. Иди работай, - по-свойски похлопал по плечу Володина. Он уже и забыл, что вчера утром уволил Володина за прогул. Панин мыслями был уже далеко – со смаком представлял, как утрет нос Куравлеву такой новостью.

- Виктор Павлович…

- А? Что-то еще?

- Мне одному не справиться. Нужен помощник.

Панин досадливо прищелкнул языком.

- Вот с кадрами у нас сам знаешь как. Даже не знаю кого…

Петр Алексеевич смело посмотрел в глаза руководителю.

- Отдайте мне Иру.

- Новенькую? Да ты с ума сошел! Вы мне так всё завалите! – вскричал Панин, всплеснув руками и побагровев от нервного перенапряжения.

- Не завалим, - упрямился Петя. В собственном профессионализме он как раз не сомневался. Он хотел рискнуть, проверить свой потенциал. Сейчас, как никогда ранее, Володину хотелось, чтобы Ворон оказался прав о «никто, кроме тебя». – Она ответственный и исполнительный сотрудник. К тому же, все равно будете контролировать процесс. Виктор Павлович, вы ничего не теряете.

- Ладно… - нехотя согласился гендир. Усевшись в кресло, с интересом посмотрел на Петю. – Поражаюсь тебе, Володин. Откуда такие перемены? Не узнать совсем.

Петя подумал, что броский алый джемпер, купленный ему Ворониным, сейчас всего на пару тонов отличается от цвета лица.

- Нет. Я…

- Да иди работай уже. Надоел до чертиков, - хмыкнул тот, замяв тему.

Петя чуть не поклонился от растерянности, но вовремя спохватившись, выпрямился, одернул джемпер и вышел за дверь.

Рабочая неделя выдалась жаркой и выматывающей. Бесконечные встречи, переговоры, бессонницы по ночам. Володин впервые в жизни чувствовал невероятный азарт от дела, которым занимался. Баринов произвел на него хорошее впечатление, но ситуация у него была неоднозначная. Магмовцы – настойчивые ребята с админресурсом, когда Баринов всего лишь предприниматель средней руки, не желающий проигрывать. Гонка за превосходство началась.

К вечеру, Володин неизменно терял свой запал, утонув в усталости. Уверенность в собственных силах давала сбой. Наедине с документами и монитором компьютера в пустом офисе ему становилось страшно, что он ни с чем не справится, упустит какие-то детали, не сможет быть напористым в нужной ситуации, а в итоге Баринов проиграет и потеряет всё, сотни сотрудников будут уволены, а здание снесено…

Тогда Петя покрывался испариной, весь скукоживался в кресле, чувствуя приближение панической атаки. В эти мгновения он снова ощущал себя тем, прошлым, вчерашним Петей, кто не имеет сил бороться за самого себя – не то, что за другого человека. И ему казалось единственно-правильным и возможным решением в минуты слабости звонить Воронину. Тот никогда не звонил первым, но неизменно брал трубку. И за это – за простой человеческий отклик – Володин был безмерно благодарен.

- Ты сможешь, Петр Алексеевич, - слышалось уверенное в трубке. – Риск – дело благородное.

- Да… Наверно, вы правы.

Снова он скатился на пресловутое «вы». Когда Ворон так далеко, сложно заставить себя обращаться как-то иначе, по-свойски. Вообще все было сложно у Пети и все просто у Ворона. И вот это «просто» было самым сложным.

Петр снял новые очки черной лаковой оправе и устало потер переносицу. Голос Ворона словно втекал жидкостью в вены Пети, расслабляя, растворяя тревоги.

- Не наверно, а точно. Точно тебе говорю. Но уже поздно. Ты еще в офисе?

- Да. Все ушли, а мне нужно было кое-что проверить…

- Ты собирайся и двигай домой, - прозвучало твердым приказом. Петя подумал, если бы у него был отец, то он, может быть, разговаривал именно так – заботливо и резко одновременно. А Петя бы слушался, он непременно выполнил бы все папины наставления. Возможно, Володин и вырос таким расхлябанным и пресным, потому что никогда не знал этой твердой отцовской руки, наказаний за провинности и собственную слабость, неподобающую мужчине.

- Извини, что так получилось с прошлой пятницей. Я сам не знал, что придется уехать, - мягко произнес Ворон.

Петя был рад, что в офисе уже никого не было, иначе все бы оценили его схожесть с Марфушенькой-душенькой из сказки – свекольные румяна были в моде в той истории.

- Нет-нет, все в порядке, - затараторил Петя. – Я не хочу доставлять вам неудобства. Это ведь совсем не обязательно… В смысле… я хочу сказать… Не то, чтобы я не… Ну…

Динамик разразился бархатистым смехом, заразительным и теплым, казалось, что можно закутаться в него, как в ворсистый мягкий плед.

- Слушай, Алексеич, вот когда ты перестанешь лебезить и заикаться? Какие к черту неудобства? – Петр справедливо решил, что сейчас последует доказательная база. Впрочем, как всегда. Он уже стал привыкать к этим навязчивым наставлениям. Именно их, как оказалось, очень не хватало в его жизни. Только Ворон на предполагаемого папу не похож, и хочется от него любви другого рода. – Когда ты научишься брать то, чего желаешь? Размениваешься на извинения, расшаркивания. Будь ты мужиком уже. Сколько можно-то… Эх. Запомни – всегда лучше жалеть о том, что сделал, нежели о том, чего не успел.

Петя прижимал трубку к горящему уху и внимал с особым трепетом каждое слово, чувствуя, как внизу живота приятно и тяжело потянуло, налилось жгучим и нестерпимым, от которого дышать и думать было сложно. В голове бессвязно и отрывочно мелькали мысли. Ожидание пятничного обещания Ворона и две недели пустоты, заполненные работой. Время бесконечной рефлексии и игры на публику. Страшно. Этот извечный страх, который клещом живет под кожей и кусает, впивается своими маленькими челюстями, высасывая силы.

- У меня не очень получается это всё пока… Я не вы.

- А я не предлагаю быть кем-то, тем более, мной. Просто живи, Петр Алексеевич. Просто живи. Полноценно.

Петя стиснул зубы, а потом тяжко, совсем обреченно, вздохнул. Наверно, он должен что-то сказать. Но что? Что обычно люди говорят в таких случаях?

- Я читаю твои мысли, - вкрадчиво, с улыбкой в голосе, произнес Ворон. - Не думай о том, что я хотел бы услышать от тебя. Говори то, что хочешь сказать сам.

Пауза казалась длиной и напряженной. Натянулась тонкой прозрачной лентой с вышитыми буквами на непонятном языке – не прочесть правильный ответ. Как слепой, на ощупь. Добровольный отказ от инертности в пользу нового себя.

Тишина, нарушаемая только ровным дыханием Ворона и ошалелым биением сердца Володина. Слышит ли он этот стук? Ведь бьется. Горячее и тяжелое. До боли сжимается.

- Я хочу вас, - вырвалось хриплое неожиданно для самого Пети. Он удивленно поморгал и закусил губу, будто ляпнул нечто пошлое, неприличное и гадкое. За что невоспитанных детей ставят в гречку на колени и заставляют читать молитву. Или это уже прошлый век? И сейчас за это просто бьют палками или резиновым жгутом, чтобы стыдно было. Нет, пожалуй, это тоже не сюда… Володин сглотнул вязкую слюну и закончил: - Поэтому возвращайтесь, пожалуйста, скорее.

На последнем слоге голос безудержно пропал и исчез. Получилось жалко и комкано, но зато честно. Честность – это ведь хорошо? Это правильно? Полноценно?

- Петь, я приеду, привяжу тебя к ближайшему предмету, чтобы не убежал, и оближу с ног до головы. А потом поставлю в колено-локтевую и...

Он еще говорил что-то невообразимо пошлое и волнующее, отчего Володину стало дурно, голова кружилась от порнографических картинок, мелькающих перед глазами, а в брюках, казалось, полыхнуло огнем – еще слово и можно звонить ноль-один. В воображении некстати появились пожарники с резиновыми длинными шлангами, в красных комбинезонах, одетых на голые испачканные сажей тела, и они бежали, как в заставке «Спасателей Малибу», навстречу Пете, а вместо Памелы Андерсон, играя мускулами и коварно улыбаясь, бежал Ворон, и его черные волосы развевались от порывов океанского воздуха.

- Алексеич, - рассмеялся Воронин, - ты там живой? Первый, первый, я второй, ответьте, как слышите?

Володин утер ладонью пот со лба и шумно втянул в себя воздух.

- Да. Я… Я буду ждать вас с огнетушителем, - загипнотизировано прошептал он.

- С чем-чем?

Петя непонимающе нахмурился, а потом словно очнулся от видения и поспешно поправился:

- В смысле… Вы что-то говорили о ресторане, который я должен выбрать. Но их великое множество, - сменил тему он. – Может быть, вы предпочитаете какую-то определенную кухню? И я подумал, что…

- Я понял, - хмыкнул Воронин, - не напрягайся особо. Я знаю, куда мы пойдем. Приеду в четверг вечером, а в пятницу я весь твой. С огнетушителем и без. Думай обо мне… - сказал Каа.

Петя улыбнулся и хотел ответить, что даже если бы захотел, теперь думать о чем-то другом точно не получится, но вслух произнес:

- До пятницы.

- Пока, юрист.

Четверг был на редкость нервным. Панин был недоволен и срывал зло на каждом, кто попадался под горячую руку. Сегодня в Арбитраже «Дельтой» было проиграно дело. Клиенты оборвали весь телефон. Екатерина Всеволодовна пила «Корвалол», запивая настоем валерьяны, и со страхом в больших голубых глазах смотрела на телефон. В углу за своим рабочим столом плакала Иланова – виновница торжества. По этой причине сегодня все были мудаками и тупыми дурами. Петя еще понимал о мудаках, но почему дуры обязательно с приставкой «тупые» никак не мог взять в толк. Дура – это ведь и так уже недалекая особа женского пола. Масло масляное какое-то.

- Володин! – рявкнул Панин над ухом, побагровев всем своим круглым лицом от натуги.

Петя вздрогнул от неожиданности и спокойно посмотрел на руководителя. В какой-то книге о психологии он прочитал, что с истериками нужно разговаривать спокойно и внятно, не делая резких движений. После ликбеза Воронина, Петя теперь вчитывался в подобную литературу. И, кажется, эти нехитрые советы даже помогали в работе. И уж точно облегчали жизнь.

- Что там с Бариновым?

- Работаем, Виктор Павлович. Он уехал в Мюнхен до понедельника. Мы вчера обговорили все имеющиеся вопросы, деньги уже перечислены на счет фирмы.

- Вот! Хоть кто-то работает в этой богадельне, - ворчал Панин, но уже на более низкой частоте. И обращаясь ко всем присутствующим, добавил: - Не будете шевелить задницами, весь оклад с процентами с вас удержу в пользу Володина. Одни тунеядцы на мою голову.

Десять пар глаз уставились на Петра Алексеевича. Тот вытянулся и застыл, как суслик на горке. Даже пошевелиться невозможно под таким гнетом всеобщего внимания к собственной персоне. Еще две недели назад его никто не замечал и не считал конкурентом, а сейчас уже зависть-зависть-зависть. Спасла ситуацию Ирочка.

Мягко потянув за рукав джемпера, она шепнула:

- Петь, пойдем покурим.

Володин пару раз моргнул, вышел из оцепенения и кивнул. Это был его первый перекур. И, кажется, сигарета сейчас совсем не помешает.

Для курения было отведено место на лестничной площадке. От бесконечной дымовой завесы спасал только сквозняк. Ира прислонилась спиной к стене, чиркнула зажигалкой и прикурила тонкую ментоловую. Володин облокотился на перила и смущенно посмотрел на девушку.

- Спасибо, что… спасла меня.

Ира улыбнулась пухлыми, ярко очерченными губами, обозначив ямочки на щеках.

- Это мне нужно тебя благодарить. Катя сказала, что это ты уговорил Баринова взять меня в команду.

Володин засунул руки в карманы брюк и неопределенно пожал плечами. А потом выглянул из-под челки и вернул Ире улыбку.

- Знаешь, с тобой у меня странное ощущение… Будто я давно тебя знаю и могу доверять. Наверно, это глупо. Но мне кажется, что все получится. По крайней мере, я хотел бы в это верить.

Ира стряхнула пепел в урну и кивнула.

- Не у одного тебя. Это взаимно. Но я практически уверена, что мы встречались.

Володин удивленно моргнул и взъерошил волосы. В голове мелькали обрывки воспоминаний, абсолютно точно порочащие его репутацию. Но Ира прервала бессвязный поток самоуничижительных мыслей.

- Случаем, это не ты тот мальчик-гений, который победил на областной Олимпиаде по математике в две тысяча первом? А потом досрочно закончил школу?

- Откуда ты?.. Как ты узнала?

Ира хлопнула себя ладонью по бедру и счастливо рассмеялась, будто разгадала сложную головоломку.

- Так я второе место заняла! Ты меня не помнишь?

- Если честно, я тогда так волновался, что себя не помнил, - виновато закусил губу Петя.

- Да я ревела в подушку неделю. Все глаза проплакала, так что такое не забывается.

- Прости, я не хотел… - сконфузился Петя и опустил глаза в пол, рассматривая начищенные носки черных ботинок.

- Перестань. За что ты извиняешься? На самом деле я восхищалась тобой. Потом узнала, что ты досрочно закончил школу. – Звучало, как «досрочно выйти из тюрьмы». Хотя, рассудил Петя, на самом деле так и было: - Никому этого не удавалось. Вернее, я просто не знакома с такими людьми. А ты долгое время был для меня примером. Пока я совсем не потеряла тебя из вида.

Володин нервно поправил очки и уже другими глазами посмотрел на Иру. Добрую, умную, целеустремленную Иру. Узнать, что кто-то издалека смотрел на тебя, как на человека, достойного восхищения, когда ты сам видел лишь унижение и осуждение окружающих, было ново и удивительно. Это смущало, сбивало с толку. Все эти награды, грамоты, кубки ровным счетом ничего не значили до сего момента.

Ира затушила сигарету о металлический ободок урны.

- Знаешь, ты должен больше общаться с людьми. Поверь, им бы этого хотелось. Ведь дело не в том, что они сейчас обратили на тебя внимание. Дело в том, что недавно ты сам заметил себя.

Ира вдруг сделала шаг и протянула руку, коснувшись пальцами скулы Володина. Глаза у Иры были невероятного глубокого серого оттенка, как мокрый асфальт после шумного ливня. Прохлада и свежесть. Трезвый взгляд на вещи.

Володин тихо вздохнул и кивнул. Потом, повинуясь порыву, на мгновенье прижался теплыми губами к изящному запястью.

- Ты готов?

- Да.

Володин стоял у зеркала в туалете, придирчиво рассматривая свое отражение. Пятница случилась быстро.

- Если хочешь, я заеду за тобой.

- Нет, не нужно. Я доберусь сам. Возьму такси.

Поправил ворот приталенной рубашки. Расстегнул верхнюю пуговицу. Убрал отросшую челку с лица. Застегнул верхнюю пуговицу.

- Нервничаешь? – вкрадчиво спросил Воронин.

Петя повернулся и через плечо посмотрел на себя со спины. Джинсы сидели отлично.

- Больше нет, чем да, - улыбнулся он.

- Хорошо. Жду тебя. Не опаздывай.

- Это же Москва. Ничего не могу обещать… - он прикусил губу, чтобы не рассмеяться.

- Ууу. Поднаторел.

- Хорошие учителя.

- А почему во множественном числе?

- Учитель, я ждал вас две недели, так что уж подождете меня, надеюсь.

Ворон довольно хмыкнул.

- Засчитано.

Гудки разорвали связь.

Как и предполагал Володин, московские пробки в час-пик были неминуемы. Опоздал на сорок минут. На метро было бы быстрее, но Петр решил, что толкотня и суета подземки сейчас не для его настроения. К тому же он не хотел приехать слишком рано и ждать Воронина, бесцельно шатаясь у входа в ресторан. В подобных заведениях Петя не бывал, и как объясняться с официантами, чтобы пробраться к нужному столику, мыслей не было ни одной. Он представил себя неловко бегающего по залам, нетактично рассматривая посетителей на предмет обнаружения Воронина. Петя решительно сказал «нет» такому сценарию и отмахнулся от фантазии, как от назойливой мошки.

Он расплатился с таксистом и выбрался из душного салона машины в прохладу весеннего вечера. Сердце испуганно билось о грудную клетку. Отступать некуда, приехал ведь. И будь что будет.

«Самарканд» встретил Володина ярким восточным колоритом. В центре большого зала две девушки исполняли танец живота, наряженные в прозрачные юбки и вышитые золотыми нитками лифы. Воздух звенел музыкой, посетители радостно хлопали в такт, поощряя танцовщиц. Но рассмотреть убранство Петру не удалось - тут же подошел официант.

- Петр Володин?

Петр Алексеевич опешил от такого поименного приема.

- Да.

- Добрый вечер. Вас ожидают. Следуйте за мной.

Они прошли через зал, завернули за угол, чтобы оказаться в следующем – более тесном и уютном. Но вопреки ожиданиям, официант прошел дальше, равнодушно миновав узкий коридор, ведущий к винтовой лестнице, спиралью уходящей вниз.

«… прямо в кроличью нору», - подумал Володин.

В помещении густел полумрак. Пахло душистым кальяном. Полукругом в стене неприметно расположились три арки, завешанные портьерами. Казалось, что это тупик. Но официант прошел к одной из арок и приподнял тканевую завесу, жестом приглашая пройти внутрь. Володин смело сделал шаг.

За шторой оказалась такая же полукруглая комната на постаменте, который был усыпан цветастыми подушками. В центре стоял низкий столик с возвышающимся на нем кальяном. Ворон возлежал на подушках не хуже падишаха, томно прикрыв глаза и затягиваясь ароматным дымом.

- Разувайся.

Петя ухмыльнулся.

- Уже?

Ворон растянул губы в многозначительной усмешке.

- Пока только обувь. Но ход твоих мыслей мне нравится.

Володин снял ботинки, присел на корточки, а потом на четвереньках заполз на постамент, внутренне посмеиваясь над предусмотрительностью Ворона. Тот в свою очередь лениво наблюдал за его действиями. Оба молчали.

Володин улегся по другую сторону стола и подпер ладонью подбородок. Ворон был еще притягательнее, чем запомнилось Пете. Вальяжность позы и бездействие длинного худощавого тела были обманчивы. В полумраке кожа Ворона казалась смуглой, а глаза чернее черного. От мягкого освещения черты лица заострились, невольно выдавая истинную сущность. Влекло…

Петя чувствовал, что ведёт. Ведет просто от присутствия, от еле ощутимого запаха Ворона, от проницательного и чуть насмешливого взгляда. От этой интимности, словно мира больше не существует. Он остался где-то там – в другой жизни, в иной фантазии, растворился чьим-то сном. И есть лишь это. Они.

Володину еще никогда не приходилось испытывать такую похоть. Жажду. Он даже не мог вспомнить, чтобы кто-то, хотя бы Смолкин, вызывал у него такое бешенное сердцебиение, заставлял нервно кусать губы, жить желанием. В голове была лишь порнография.

- Я заказал нам шашлык, люля-кебаб и овощные салаты. Надеюсь, ты не против?

- Мясо – это отлично. Я очень голоден, - кивнул Володин.

Петя облизнул пересохшие губы, не смея отвести взгляд, ожидая действий от Воронина, подмечая каждое движение.

Ворон приподнялся, и протянул руку к бутылке, разлил красное по бокалам и поднял свой. Тихий звон тонкого стекла. Петя сделал большой глоток, а потом еще один. Вино оказалось прохладным и несладким – то, что нужно.

- Как продвигается твое дело?

- Пока что все хорошо. В том ключе, что мне многое стало ясно. Всегда важна первопричина. И я ее узнал.

Петя говорил обтекаемо – привычка любого юриста. Информация – оружие. Не то, чтобы он не доверял Воронину. Скорее, видел смысл в профессиональной этике.

- Расскажите, куда вы ездили…

Ворон поставил бокал на столик, придвинулся и расслабленно откинулся на подушки в непосредственной близости от Володина. Сократил расстояние до минимума. Теперь Петр Алексеевич мог оценить гладковыбритые скулы и вдохнуть терпкий парфюм. Вопреки внешнему спокойствию Воронина, он ощущал нарастающую нервозность – тронь натянутую струну и зазвенит. Петя совершенно точно понимал, что уже пьян - не от пары глотков вина, а от нестерпимого ожидания.

- Я был в Новосибирске. Поступило предложение от наших коллег открыть филиал нашей компании. Там непаханое поле. А сейчас тренинговые услуги очень востребованы. Но возникли некоторые препоны, поэтому требовалось мое личное участие в этом вопросе.

- Так вы… кто-то вроде важного человека в компании? – пытался разрядить обстановку Петя, при этом осушив бокал.

Слишком близко.

- Я и трое моих друзей десять лет назад основали тренинговый центр. Так что да – некто важный, - улыбнулся Ворон и между делом плеснул вина в стекло, вернул бокал Пете. Володин потянулся, чтобы взять – соприкосновение – и тут же отдернул руку. Обожгло. Бокал выскользнул из руки.

- Черт!

Петя резко сел, рассматривая ползущее вниз по рубашке бордовое пятно.

- А говорил, не нервничаешь, - расхохотался Воронин. – Снимай. Засыпем солью, отойдет на раз. Народный рецепт.

Петя посмотрел на Ворона, не понимая шутит тот или нет. Не шутил. Петя выругался про себя и, расстегнув дрожащими пальцами пуговицы, снял рубашку. Ворон открутил у солонки крышку и щедро засыпал пятно солью.

Володину вдруг стало смешно. При каждой встрече с коучем он выглядел не самым лучшим образом. И, кажется, это уже входило в привычку.

- Ну и как я теперь пойду через весь ресторан голый по пояс?

Воронин оставил пострадавшую рубашку и поднял голову. Полоснул взглядом. Застыл, а потом медленно осмотрел окоченевшего, нервно посмеивающегося Петю.

- Петр Алексеевич, я сейчас тебя поцелую, окей? А ты будешь сидеть смирно и ни разу не убежишь.

Петя перестал глупо, совсем по-мальчишески, смеяться и замер. Он, будто со стороны, наблюдал, как Ворон приближается к нему, медленно, будто чтобы не спугнуть добычу. Дыхание сбилось. Володин закрыл глаза, ожидая прикосновения к губам. Только почувствовал трение джинсы о джинсу, глотнул вязкого воздуха и вздрогнул – Воронин слизал винные капельки с кожи. Провел губами по животу вверх к груди, пощекотал кончиком языка сосок.

Володин судорожно вцепился пальцами в плечо Ворона. Это было даже лучше, чем он себе представлял, приятнее, чем все удовольствия мира. Ответ на желание. Казалось в венах течет не кровь, а кипящее масло. Тело стало горячим.

Ещё.

Володин поддался вперед, вцепился пальцами в прохладные черные пряди и потянул, запрокинув голову Ворона.

- Этого мало.

Петя не отдавал себе отчет, что сам произнес эту фразу, сам прижался губами к губам, перенимая инициативу, попробовал на вкус, а потом глубоко втолкнулся языком в рот. Горько-сладкий вкус яблочного табака и терпкость красного сухого. Голова кружилась, то ли от вина, то ли от похоти, то ли от самого первого настоящего поцелуя.

Тогда, в машине, они целовались украдкой, комкано и сдержанно. Сейчас это было полноценно, глубоко и остро.

Ворон потерся бедрами, при этом поглаживая торс Пети, лаская пальцами кожу, пощипывая соски. Володин потерялся, как во времени, так и в ощущениях. Единственной связная мысль была о сексе. Сейчас. Скорее. Иначе можно так вот запросто кончить в штаны от этих бесконечных трений через ткань.

С трудом оторвавшись от Ворона, Петя, хватая ртом воздух, будто пробежал кросс, сбивчиво произнес:

- Я думаю, нам надо ехать. Все равно куда – к тебе или ко мне.

Ворон лизнул его в щеку и тут же толкнул в грудь – Петя упал на шелковые подушки и вопросительно посмотрел. В черных блестящих глазах Ворона читался азарт.

Только Володин успел подумать, что не могут же они... Как Ворон устроившись между ног Володина, уже расстегивал ширинку и рывком стягивал с него джинсы.

- Петь, уже поздняк метаться, не находишь?

- Нет… - выдохнул Петя, наконец, осознав всю серьезность намерений.

- Да, - хриплый голос дал утвердительный ответ.

- Но официанты…

- Похуй, Петь.

Володин не успел возразить, лишь задрожал и выгнулся, когда горячие пальцы Воронина сомкнулись на его члене. А потом Ворон склонился, глубоко вбирая в рот.

Петя заметался по скользким подушкам, вскинул руки, чтобы спрятать пылающее лицо в ладонях. Даже в самых откровенный фантазиях он не представлял, что Ворон будет отсасывать ему в одной из ВИП-комнат восточного ресторана. Что всего лишь в паре метров за тяжелыми шторами будут сновать официанты, приглашая и провожая гостей. Что в любую секунду их могут раскрыть, потревожив принесенным заказом.

Это было отвязно. Совершенно не в духе Пети. Сумасшествие для двоих.

Возбуждение достигло предела. Петя уже смело толкался членом в рот Ворона, запустив пальцы в темные блестящие волосы, задавая ритм. Губы были искусаны – сдерживаться стало невыносимо.

Очень хотелось кончить прямо в умелый рот. Как же он был хорош.

Петя сипло застонал, когда почувствовал липкие прохладные пальцы между ягодиц. И раздвинул шире ноги, согнув в коленях, пропуская, соглашаясь…

Ворон облизнул влажную головку, провел вверх-вниз по напряженному члену Володина. А потом отстранился.

Что-то зашелестело – Петя распахнул глаза. Воронин разорвав зубами упаковку, достал презерватив.

Володин вдруг с удивлением отметил, что рубашки на Вороне не было, а джинсы вместе с боксерами спущены до колен. Тело лоснилось от испарины, напряженные мышцы казались рельефными в причудливой игре освещения. Несколько темных прядей прилипло ко лбу и вискам. А длинный, напряженный член практически прижимался к плоскому животу. Володин подумал, что никогда еще не видел ничего более… красивого.

Он посмотрел вверх на купол, служивший потолком в необычной комнате, приподнял бедра и на выдохе смял пальцами витиеватый узор на шелке, внутри обожгло горячим. Ворон остановился на секунду, чтобы в следующую плавно качнуться.

А потом еще и еще. Более резко и жестко. Володин тихо вскрикнул. Но сейчас уже было плевать на тех, кто ненароком может услышать, заметить, осудить…

Ворон наклонился, лизнул выпирающий кадык, прикусил мягкую мочку уха, чтобы охрипшим голосом шепнуть:

- Больно? Потерпи, Петр Алексеевич…

Если бы не вдалбливающийся до основания член в его заднице, Петр Алексеевич обязательно ответил что-то в духе самого Воронина. Он несомненно бы матерился, если бы мог произнести хоть что-то, кроме несвязных звуков. Он, конечно же, рассказал бы в подробностях о том, как ему нравится, когда имеют в общественном месте практически на глазах у честного народа. Но он лишь стиснул пальцами упругие ягодицы Воронина, безмолвно отвечая на глупый вопрос в столь добрый час.

Время и место исчезли. Все страхи померкли и растворились в душном пространстве полукруглой комнаты. Будто и не было ничего «до». Осталось только «после».

Перед глазами мелькали пестрые рисунки, выбитые на цветастом шелке. Легкие наполнились тяжелым мускусным запахом. Казалось, тело пульсирует, как одна живая клетка, только что появившаяся на свет. Возникшая из ниоткуда.

Ворон все целовал, гладил по волосам, сжимал бедра и ритмично двигался в Володине, заставляя того биться в исступлении…

Потом было небо. Черный, словно бархатный, купол. Он застыл над Петей шатром. И из самой сердцевины посыпались монеты. Они сверкали золотом и падали дождем, звеня музыкой самого настоящего человеческого счастья.

- Петь, ты прав, поехали ко мне, - лениво и сыто протянул Ворон, целуя Володина в висок.

- Да-да, я помню… Ты привяжешь меня к первому попавшемуся предмету и оближешь с ног до головы, - отозвался он. Снова на «ты».

Воронин рассмеялся в голос над собственной репликой, сказанной по телефону, ни чуть при этом не стесняясь.

- А как же заказ?

- Я попрошу нам его упаковать. Возьмем с собой.

- А с рубашкой что? – не то чтобы Володину было теперь интересно, но все же.

- Думаю, после нашего концерта, твой вид никого не удивит.

Володин хмыкнул и хитро улыбнулся:

- Надеюсь, нас попросят сыграть на бис.