Иллюзия

Первые дни двадцать первого века. Мы блюдем традиции. После опостылевшего за праздники оливье и бутербродов с красной икрой плюхаемся в кровать.
 
Я смотрю на этот по-детски гладкий стерильный член, привычно провожу пальцем по выглянувшей сухой головке. Он быстро вырастает, головка стеснительно вылезает из воротника и приоткрывает рот, будто от жажды, жажды моей слюны. Но меня это не волнует. Эту картину я видел уже десятки раз. 
 
Сейчас он перевернется на живот, раздвинет половинки, пальцами растянув кожу у входа. После того, как я научил его делать настоящую клизму, пользоваться марганцовкой и хорошим мылом, он быстро избавился от гигиенических комплексов и стал считать свою жопу самой обаятельной и привлекательной. Вначале она и вправду была хороша: чуть широковата, но упруга, как у подростка, и тщательно выбрита. Он ждет, что я прикоснусь языком, потом начну покусывать вокруг, потом запущу палец, нащупаю семенные бугорки, потом два-три пальца, массаж, потом он мне ртом наденет резинку и сам введет. Потом несколько минут синхронного прерывистого дыхания, и мой рык, а через три секунды его стон. Сам всему научил, под себя его подстроил. Секс не хуже, чем в порно.
 
Я всегда первым пытаюсь разомкнуться и вырваться из этой потной неги. Залезаю под одеяло и закуриваю. Он бежит в ванную, возвращается с рюмкой клюквенной для себя и квасом для меня. Его сочные губы с приторно-клюквенным вкусом не дают мне затянуться. Слепо гашу недокуренную сигарету и замыкаю руки на его талии. Он тяжелее меня, грудная клетка просит свободы, рот сигарету, а мозг… Хочется раскрыть недочитанный томик Вирджинии Вульф, но он тотчас с обиженным видом включит телевизор. А читать Вирджинию под хрюки пошлого крупье в роли дедмороза Якубовича не катит. Ухожу в другую комнату и включаю комп. На доски объявлений или в чаты при нем нельзя – занервничает ревниво. Гружу одну из любимых игр и забываюсь. 
 
Он смотрит все подряд, даже рекламу - все, кроме политики. О времени новостей я узнаю, когда он подходит и обнимает. Я ставлю на паузу и, осторожно снимая длинные пушистые руки, перебираюсь на кровать, подмигивая Познеру или посылая пламенный Парфенову. Вот тут он мне мешает особенно явно. Ему хочется разговаривать. О чем - он не знает, придумать должен я. Намекаю, что в другой комнате можно посмотреть боевик или мелодраму. Он обиженно отползает. 
 
Так и проходят вечера. В иллюзии любви и постоянства.