Подствольный Анто

В начале 1945 г., как война в русскими прикончилась[1], Анто из своей деревни засобирался в город. Ехал, как в никуда.
 
Было начало марта, дни стали долгими, и снег, кружившийся в воздухе, делал мир еще белее. От этой бесцветной яркости просыпалась в душе надежда. Анто подумал: он все-таки молодой, он живой.
 
Жить — надо.
 
Турку — большой город, он в таком еще не был. Всю скотную-земляную работу Анто знал с измальства, а мог бы со своими железными лапами и в матросы, и в грузчики, и в дворники, — в городе для таких, как он, много возможностей.
 
Надо, надо, надо теперь нам — жить!
 
*
Турку поразил Анто не только размахом. Сильно русские его разбомбили, улицы зияли руинами. Страшно глядеть: словно скелеты каменные, с кусками плоти на ребрах. Зато много работы его крепким рукам!
 
Анто поправил на плече рюкзак с пожитками и зашагал по снежной разрушенной улице.
 
Проходя мимо пожарной части (и как уцелела со своей каланчой?), он увидел в окне странное такое лицо, очень строгое. Анто подумал: девка, ворс короткий и выбеленный. Красивая. Фельдшерица, наверно.
 
Девка смотрела на него неотрывно. Спустив рюкзак к ногам, он раздумывал. У кого работа сейчас — так это у них, у пожарных.
 
Девка, не улыбнувшись, мигнула ему.
 
Значит, судьба. Анто перешел дорогу и стукнул в ворота пожарной части.
 
Его впустили не сразу: дело серьезное. А впустив, провели к начальнику.
 
Уф, как же тут было жарко, хоть и темновато! Казалось, весь пыл потушенных пожаров скопился в узких проходах, в обшарпанных комнатенках депо. Всё здесь было сделано не для удобства людей, а для трех огромных красных машин.
 
Начальником оказался некто господин Хольм, брюнет с бачками и усиками, как у Ахти. Анто сразу он не понравился. РукИ господин Хольм новичку не подал, и пока Анто, пыхтя и потея, заполнял анкету, бесцеремонно сквозь дым своей трубки его разглядывал.
 
— Что делать-то буду? — спросил Анто недовольно, как из берлоги.
 
Господин Хольм проглядел его каракули:
 
— Сперва поучишься. А потом — подствольным. Любишь стволы?
 
— Какие? — Анто подумал: он про оружие.
 
Оружия Анто, само собой, не любил.
 
— Шланги. Главное, направить быстро и точно, и чтоб самому не обоссаться при этом. Юси, закрой дверь! Жить будешь здесь?
 
Анто кивнул нерешительно.
 
— Правильно! Кормежка, шмотье, жилье, — всё казенное. Денежки на книжку. Глядишь, через годик и женим тебя. Юси, я кому, сука, сказал?!
 
Анто оглянулся на дверь: что за бестолочь этот Юси?
 
Парнишка в форменном синем комбезе нарочно медленно исчезал за дверью.
 
А он-то думал: фельдшерица!..
 
— Жарко у вас! — сказал Анто.
 
— Не жалуемся!
 
— А учиться сколько?
 
— По ходу дела… Юси, *б твою мать!..
 
Господин Хольм вскочил.
 
Анто отпрянул: ниже пояса на начальнике были только красные труселя в крупный горох.
 
— Сам говоришь: жара! — буркнул господин Хольм.
 
— Хольм! — брякнул зачем-то Анто, не в силах оторвать взгляд от такого открытия.
 
*
— А здесь у нас — душ, — Юси открыл железную, как в камере, дверь. — Разоблачайся! Щас принесу тебе форменное. Свое — туда.
 
Шкафики тоже были железные. Вода скучно сочилась в соседнем, кафельном помещении.
 
Всё у них здесь такое холодное, железное, каменное…
 
Разуваясь, Анто уловил родной запах навоза. Глаза парня заволокла как бы пелена.
 
Юси вернулся с кипой форменной одежи и даже белья. Всё было простое, армейское, но добротное.
 
Юси не уходил:
 
— Побыстрее давай! Через пятнадцать минут воду отключат, — голос у Юси был медовый, вкрадчивый, но не ласковый.
 
Вот сучок, еще и торопит!
 
Анто стянул, наконец, трусы.
 
Юси длинно ухмыльнулся.
 
— «Сейчас присосется!» — тревожно подумалось Анто.
 
Но Юси только кивнул и «весь вышел». По-другому не скажешь, глядя на виляю
щий, точно хвостик, задок.
 
— «Ух!..» — подумал Анто. Он помял свой крупный, но квёлый хобот. «Калибром-то дурак мой хорош. Да надо б тебе залупу укоротить, а то, как девка в фате…»
 
Каждый вечер Анто обмывал хер, чтобы не очень воняло. Впрочем, это всё — личное.
 
Анто крепко, с треском, намылился.
 
— Эй! — закричал. — Э-эй!..
 
Последняя капля сердечно чмокнула его в намыленную макушку.
 
Слепой и беспомощный, Анто растопырил руки. Тело всё зачесалось, и стало холодно.
 
Дверь громко стукнула.
 
— Эй, Юси, брат, дай обмыть! Обдай!
 
Что-то загремело, упав, и сильно запахло то ли дымом, то ли порохом…
 
— Брат, хоть рожу-то вымыть! — Анто протянул обе руки туда, где был, по его расчетам, Юси.
 
В воронке душа заскрежетало, она чихнула порцией горячей воды.
 
Анто быстро вымыл глаза и обмер.
 
Перед ним стоял огромный мужик, туго набитый толстой мышцОй.
 
Мужик был черен от сажи и густо кучеряв везде, как горилла. Волос на нем от грязи и пота дыбом стоял, а запах был чадный.
 
Воронка продолжала чихать водой, но Анто забыл о ней.
 
— Юси! — сказал мужик, протянув Анто ладонь черную, что твой сковородник.
 
И, заметив изумление на курносом, похожем на пряник лице Анто, без тени улыбки пояснил:
 
— Я — вырос!
 
*
Анто и впрямь принял Юси-старшего за черта из преисподней. Но кочегар был мужик серьезный и, не размениваясь больше на шуточки, попросил спинку себе намылить.
 
Они познакомились, и в тот первый раз в дУше тоже безо всяких глупостей обошлось. Юси-черный (младшего Анто про себя Юси-белым стал называть) взял Анто за хер уже в раздевалке, обмял:
 
— К доктору надо б, — смущенно заметил Анто.
 
— Успеешь еще. Разрабатывай!
 
— Как?! — Анто проникся доверием к мужику.
 
— Шкурку чаще гоняй.
 
Мужик был неразговорчив, Анто подумал, что с расспросами лучше пока не лезть.
 
А про шкурку он верно заметил: совсем Анто в последнее время про личную жизнь забыл!
 
Раздался короткий вой сирены. Анто всполошился.
 
— На ужин, — буркнул Юси-черный, натягивая сапог.
 
Анто вырос в приюте, и пока всё напоминало ему здесь детский дом, только не молятся. «А шкурку хер погоняешь!» — подумал он. Кругом глаза, хоть и половина в трусах шляется, но все в сапогах: вдруг тревога? Широченные брезентовые штаны натянуть-то легче… В приюте в кружок качались, но тут взрослые мужики, казарма голым бабьем увешана…
 
Анто решил работать над собой в сортире. А если Юси-белый предложит помощь, то и грех будет отказываться. Но не предложит: красивый-гордый-городской…
 
Впрочем, прочие мужики были народ простой: дым и пердеж в казарме стояли перед сном плотной стеной. В середине ужина вернулась смена с разбора завалов, все чумазые, усталые, залегли быстро спать.
 
Анто в первую ночь не спалось. Он решил: чего впустую время терять, надо над собой поработать.
 
Тихо вышел в сортир (кабинок здесь не было) и начал.
 
*
Как и любое дело, это требовало не только сноровки, но и воображения. С воображением у Анто было туго всегда. Почему-то лезла а башку кучерявая спина Юси-черного, мощная и покорно склоненная, и как покрывалась она под его руками пенистыми белыми узорами, словно поле — первой порошей, ворс же оставался жёсток, как сухостой… Но Анто был честный парень, он подумал: как после Юси-черному в глаза он посмотрит?
 
Значит, про беленького надо мечтать.
 
Анто оглянулся на дверь.
 
Юси-белый стоял в ней с загадочным видом судьбы. Красивая бабская морда его была непроницаемо беспощадна, как у Снежной Королевы в единственной прочитанной Анто книжке. Он так когда-то боялся этой нарисованной морды — ровно предчувствовал!
 
— «Но я РЕШИЛ!» — стеганул Анто себя. И поворотился хером к вошедшему.
 
Юси не изменился в лице, лишь кивком велел следовать за собой.
 
На всякий случай Анто все же поддел трусы.
 
*
…Они вышли в темноту. Рядом, в казарме, храпели, скрипели койками, бормотали и пукали. Словно тьма, в которой передвигался Анто сейчас, была живой и тяжело колыхалась меж каменных толстых стен. Впереди над люком моргала красная лампочка. Анто видел уже, как мужики лихо скатывались через люк, обхватив руками толстый металлический стержень. Ясное дело: если тревога, пока по лестнице спустишься…
 
Первым слетел вниз Юси. Анто понял: ему следом.
 
Надо, надо дело осваивать!
 
Он кулем свалился вниз.
 
Его подхватили ловкие руки и вжали грудью в столб. Срываемые трусы нетерпеливо и громко треснули…
 
Анто вжали грудью в холодный металлический шест, его руки схватили, сука, ремнем над головой и тоже к шесту приторочили, две огромные чьи-то ладони жестко огладили спину, словно расправили книгу для чтения. Анто не стало страшно: почему-то он всему происходившему сразу сильно доверился. Спереди на него тоже под животом дышали жарко, точно собака, но пес может и откусить, а тут ребята городские — конечно, опытные…
 
А это еще что такое? Ой, не надо б, не надо б, ребята, туда! Он же личинку отложил перед самым отбоем, там, может, не очень… Ой, а вы языком… Ой, как же так. Ой, ка-ак…
 
Левую подмышку сверлил чей-то тоже язык, правую вылизывали с серьезным сопением. Значит, вас много здесь, гадов таких, а он-то думал: Юси-беленький… Да куда ж ему одному на всех, конечно, ой-ё-ёй!..
 
Банда вас!
 
Справа хихикнули, слева ругнулись. Тот, что вобрал Анто внизу спереди, застонал, но губы только теснее сжал. Видать, наступили ему на лапу в темнотище-то. Ничего как раз не видать, только слыхать. Ой-ёй-ёй!..
 
Вдруг из потока, кипуче слепого, как полная талых вод речка, вынырнуло: жопу не просто так лижут — готовят!
 
Ой-ёй?..
 
Анто ерзнул. А его уже готовили к этому, к самому-то страшному, к самому бесповоротному, потому что, как говорится, это не игрушки вам. Потому — в ротак брать нормально оно, на то и сделано это отверстие, туда все летит, а из нижнего-то сопла — оттуда ж ведь только вылазиит, а чтобы вспять.
 
Как-то, ребята, это не по-человечеству! А, ребята? Не надо бы, а?.. А?.. А?.. А?..
 
Но лезли в Анто пока только пальцами. Тормошили очко, словно любопытствовали, а после рыли нору, но без хамства, без грубости, а как белка наносит веточек в дупло, всякой листвы, ах; она, гадина!.. Да и чуйка подводила уже: спереди-то сильно ломило, прямо хомут на него спереди вешай, а там-то, господи, только губы, сзади-то. Ой, господи, хорошо-то ка-ак!..
 
Там, между булками, тверденькое какое-то, блин, катается, но не лезет, а вроде принюхивается, играется…
 
Вроде играется?..
 
Вроде играется…
 
*
Вдруг жуткий вой сотряс помещение, и вспыхнул повсюду свет.
 
Ремень тотчас  слетел с рук Анто, парня грубо отпихнули в угол. Сверху стали падать пожарные, бежали к машинам, на ходу застегивая ремни. Очумелый Анто, как дурак, стоял с поднятым хером среди тесной толпы, его жестко пихали. «Мучители», видать,  тоже надели тяжелую амуницию и ловко запрыгивали теперь в машины.
 
Анто швырнули брезентовую робу, стукнули каской по голове, грохнули сапогами в грудак.
 
В обнимку с этим со всем он залез в машину и только здесь, кряхтя от смущенья, стал одеваться. Хер обиженно не хотел на место ложиться, но никто не обращал на Анто внимания. Все молчали сосредоточенно. Машины неслись, свирепо гудя и сверкая, сквозь черный город.
 
Анто вгляделся в неуклюжего пожарного рядом. Кажется, Юси-старший?..
 
— Ты ж кочегар вроде? — спросил его Анто, чтобы окончательно увериться в том, что это да. Юси.
 
— На дело выходят все, — ответил пожарный. И Анто понял, что этот амбал в пожарной сбруе — Юси, но беленький.
 
— Выезжают?.. — почему-то поправил Анто.
 
Ему не ответили.
 
Тьма впереди вдруг раздалась рыжим рвущимся светом.
 
Прибыли!
 
*
Огонь с ревом бил из окон третьего этажа большого кирпичного дома. Внизу стояла толпа полуодетых людей с одеялами и пальто на плечах. Задрав головы, все смотрели на пожар, только старик в пижаме сидел на корточках спиной к дому. Обхватив голову руками, он тихо покачивался.
 
Пожарные полезли из машины навстречу пламени. Кто-то толкнул Анто в плечо: выходи!
 
Анто выпростался наружу, его снова толкнули: сюда! Огромный мужик (а может, и Юси, какой-то из них?..) ловко ворочал шланг. Толстенному змею, казалось, конца-краю не будет. Пожарный махнул Анто: подсоби! Ишь, в перчатках с раструбами, как генерал, работает… Небось, Юси-беленький, неженка.
 
Вода в шланге могуче рванула между рук Анто, и шланг весь затрепетал, как живое тело. Анто вцепился в рукав брандспойта, холод пронзил ладони.
 
Напарник показал Анто, чтоб не вис на шланге, постучал пальцем по раструбу своей перчатки. Анто понял: в кармане у себя нашарил такие же генеральские рукавицы, надел, согрелся.
 
Брандспойт двигался в моргающем отсвете зарева, как мощное, грузное тело животного. Словно оно, это животное, выползло из ночи, чтобы сожрать, заглотнуть в себя бунт ненужного людям косматого жара, такого бешеного, жадного и веселого.
 
Ребята выводили из дома полуголых людей, набрасывали на них одеяла. Прибыла карета «скорой помощи», кого-то уложили на носилки и несли в ее зев, но все смотрели на угловой верхний балкон, рядом с пожарной лестницей. Пламя билось за два окна от балкона. В узенькие его перила вцепилась девушка. Отсветы зарева мельтешили в складках ночной сорочки; казалось, рубаха тлеет, вспыхнет сейчас. Черные волосы облепили лицо.
 
— «Под струю попала, видать!.. А мороз…» — подумал Анто.
 
Шланг вздрогнул в его руке. Напарник показал кулак.
 
Внизу четверо разворачивали брезент
 
— Прыгайте! Прыгайте! — ревел голос Хольма в рупоре.
 
Пламя выставилось сразу в соседнем окне.
 
По лестнице подбирался к балкону пожарник. Снизу он казался совсем небольшим. Может, это был Юси-беленький?
 
Он спрыгнул на балкон, обнял девушку. Огонь, как живой, будто караулил, — тотчас встал за их спинами, и два черных, словно обугленных заранее силуэта теперь боролись смешно, бесстыдно и страшно. Парень ударил девушку, еще и еще, с размаха, отодрал от перил, белая сорочка мелькнула вниз.
 
— Второй брезент! — рявкнул Хольм так, что Анто всем телом вздрогнул.
 
— Прыгай! — крикнул Хольм. Но парень не торопился. Вихляясь, изображал па новомодного буги-вуги, скалился.
 
— Прыгай, Юси! Вот скотина!.. — Хольм громко, через рупор, гремел непечатное.
 
— «И впрямь скотина! — подумал Анто. — Такой и в гробу будет кривляться. Баба, мля! И перед гражданскими…»
 
Наконец, Юси поклонился публике, послал воздушный поцелуй пламени и сиганул ловко вниз.
 
— «Тарзана» насмотрелся, свинья?! — орал Хольм на него, разметавшегося на брезенте нагло и безмятежно. И выдал почти то же, что думал Анто:
 
— У людей горе, а ты — чисто баба!
 
*
Возвращались уже под утро.
 
Хольм сел рядом с Анто, рассуждал вслух:
 
— В общем, сегодня ништяк, мужики! Первое — огонь на другие этажи не ушел. Второе — без жмуров на этот раз. А третье…
 
— Что третье? — спросил Анто.
 
— А третье — ты!
 
— Что — я? — не понял Анто.
 
— Твой первый выезд, дурило, и такой удачный! Анто, ты ДОЛЖЕН кончить сейчас! На счастье! Понимаешь, примета такая…
 
Морда у Анто (он, как и все, снял теперь каску) была испуганная. Мужики грохнули.
 
— Давай-давай, ложись, новорожденный! Всё тебе сделаем! — Хольм показал в пространство между сиденьями.
 
— «Вот шведская свинья!» — подумал Анто.
 
— Да-авай! — Юси-старший пихнул его плечом.
 
Чумазые лица вокруг широко улыбались. Никакой подначки, подлянки. Обычай и впрямь!
 
Анто пополз с сиденья, громоздко расположился на полу. С десяток ног в тяжелых резиновых сапогах налегли на него с разных сторон. Ттормошили, гладили, массировали тело сквозь робу.
 
— Может, вы и сапогом мне подрочите? — хихикнул Анто.
 
— Можно, и сапожком! — заметил с улыбкой Хольм. — Но кончать на кулак или, там, на бахил взрослому мужику не годится. Сам выберешь «молочную матушку» или будем разыгрывать?
 
— Какую «молочную» еще? — насторожился Анто.
 
— В кого впрыснуть тебе, тупило! Если сам не выберешь, разыграем на спичках.
 
— А куда впрыскивать?
 
— А это ты сам решай, новорожденный! — Хольм обминал его сапогом тщательно, очень чувствительно. Нащупал стояк и присоединил вторую ногу
 
Анто молчал. Потом тихо, несмело-вопросительно попросил:
 
— Юси… Ну, кочегар который?.. Который черненький…
 
31.12.2012