НЕ ТОЛЬКО ЛЮБОВЬ. О романе А. Гарбера "Мексиканец"

«Чувствуй ради себя»
(А. Гарбер, «Мексиканец»)
 
Наша проза о геях (-гей-проза, скажем грубее) у профи имеет неважную репутацию. Считается, что это нечто среднее между порнухой и женским романом. От женского романа – иллюзии-фантазии, этакая сладенькая истерика, от порнухи – все остальное, с разной степенью откровенности.
 
Будучи сам автором подобных опусов, честно вынужден согласиться с этим мнением. Во всяком случае, к другой репутации прозы о геях не только общество не готово… И все-таки случаются нечастые, но тем более радостные исключения! «Мексиканец» Алекса Гарбера — не только радостное исключение, но и, убежден, прорыв на нашем фронте. Прорыв в новое самоощущение и самосознание, я бы сказал.
 
Во-первых, это вещь глубоко социальная. Звучит, конечно, жутко коряво, но ведь и жутко злободневно звучит! Мы живем в ином, чем двадцать или даже десять лет назад мире. Изменилась, как водится в русской истории, не сущность жизни, изменились ее артефакты, но они-то и составляют реальное наполнение бытия частного человека. Заполненность артефактами нашего «сегодня» отличает «Мексиканца», и заполненность эта не внешнего свойства (как обычно бывает, этакие небрежно раскиданные автором понты), она химическим элементом входит в сюжетный костяк повести.
 
Историю дружбы, потом любви двух ребят, Лапа и Дюка, раскрывается как история становления характеров этих людей, история их вхождения в общество, их социальной «прописки». Журнал «Квир» пытался из номера в номер убедить своего читателя, что гей — это успешный, упакованный чел, достойный лишь зависти и восторга. Так вот, в «Мексиканце» без всяких ужимок и оттопыренных пальчиков, безо всякой гламурной подливки рассказано — ПОКАЗАНО! — как это все бывает в реале. Как двое могут социально и материально встать на ноги, образовав то, чем грезит теперь уже и наше гей-сообщество: гей-семью.
 
Я настаиваю именно на социальном значении повести, потому что автор уловил (быть может, даже и не особо осознавая, для него оно естественно, это уже воздух его жизни) нерв времени. Он, этот нерв, на мой взгляд— в жажде самореализации, социальной, творческой, сексуальной без оглядки на замшелые лозунги и догмы. Индивидуализм нашей эпохи — это уже не тупое хапанье и хаванье (как лет восемь назад — кстати, ведь и власти, которые поощряют именно такой доступный им и удобный им вид первобытного индивидуализма, на глазах морально устаревают).
 
Нет, этот индивидуализм не пассивно потребляет, но активно созидает. Для него творческий потенциал, способность создать себя, свою жизнь — высшая ценность. Собственно, повесть «Мексиканец» — об этом. Мекс — тот, кто дал ей имя — оказывается на обочине повествования. Он, конформист, живущий двойной жизнью, оказывается в числе завистливых лузеров и, в конечном счете, становится человеком из вечного «вчера» для главных героев. Победители здесь Лап и Дюк, которые в захватывающих читателя обстоятельствах выковывают себя. К слову, и экшн здесь не поверхностный, внешний, а глубоко обоснованный этим становлением характеров, само- и взаимоузнаванием. Именно азарт, энергия этого процесса (=энергия нашего «сегодня») захватывает читателя, что бы он там сам себе не твердил привычненько про «любоффф» и непременно прилагающуюся к ней «моркоффф».
 
Во-вторых, повесть Гарбера правдива и честна (что не одно и то же) в отношении субкультурных моментов. Автор создает характеры, вроде бы соответствующие святцам гей-тусы: этакий добродушный, крепко стоящий на ногах мачо и утонченный со стервозинкой гей-100 %. Хотя сам автор утверждает, что его Дюк — бисексуал, текст об этом, на мой взгляд, помалкивает. Иначе бы его не одним только телом влекло к женщинам (а Дюка и телесами-то не особо в ту сторону тащит). Поэтому вот этот заявленный автором контрапункт (всегда чреватые внутренним конфликтом отношения «бишки» и гея) как-то и не проявлен, слишком свет софитов сосредоточен на этих двоих, слишком антуражны, несерьезны для их отношений отвлекающие моменты в виде прекрасных (или не очень здесь?..) дам.
 
Читатель все равно переносит гендерно-сексистские коллизии в чисто психологическую и социальную плоскости. (И мне кажется, он в этом более прав, чем автор). Ясно, что мачо Дюк дрессирует в гее Лапе мужские навыки Ясно, что Лап отстаивает и утверждает себя по-своему, порой с сатанинской изощренностью. Эта расстановка сил очень важна для самого автора, нужна ему как путеводная нить, определяющая повороты во взаимоотношениях героев. Но все-таки, повторюсь, читателю важнее, мне кажется, сам принцип этой любви-соперничества, индивидуалистического самоутверждения в своем друге того образа, который есть «я-реальный». Для Лапа важно еще и социальное самоутверждение перед успешным Дюком, и здесь тоже веет дух времени, ощущается его вектор. Утверждаясь каждый в себе, они идут навстречу друг другу.
 
В-третьих, «Мексиканец» радует своими художественными статями. Рука автора не просто уверенно плетет сюжет, но одинаково точна и в лирике, и в эротике, и в пейзаже, и в диалоге. Ни грана самовлюбленной самодеятельности, это рука мастера, со своим опытом, зрелой мыслью, с художнически доказанным правом на создание своего мира, интересного и значимого для читателя.
 
И, наконец, в-четвертых, стиль повести Гарбера лично для меня как для человека пишущего тоже очень показателен. Жанрово он балансирует на опасной грани драмы и мелодрамы, ни разу не сорвавшись в пропасть сентиментальности. Читателю действительно интересно следить за его героями, сопереживать им. Многие ли авторы «большой литературы», даже и премиями отмеченные, могут этим теперь похвастаться?
 
Алекс Гарбер соблюдает мудрую меру между демократизмом формы и достойными художественными кондициями. И это его достижение, быть может, сейчас особенно «симптоматично» для литературного произведения в целом. Никого уже не полонишь самозабвенными играми с языком, будь то изыски «серебряного века», вязь нарочитой «славянщизны» или «падонковское» сортирное блокотание. Чтобы захватить читателя всерьез, реально, нужны характеры, идеи, но нужна непременно при этом выразительная «картинка» и тугой сюжет, нужна упругая, непровисающая логика сериального экшна. (Кстати, повесть Гарбера подходит к той грани, где текст просится не только с монитора на бумагу, но и на экран, это во многом уже эстетика сценария, в диалогах — готовый сценарий).
 
Мне бы очень хотелось, чтобы повесть Алекса Гарбера имела достойную ее, то есть счастливую судьбу.
 
А пока читайте ее вот ​здесь​​​, на странице автора.