Чемоданы

Какое сегодня число? Неважно. Май. 
Ровно двенадцать лет назад я переехал жить в Одессу с тремя чемоданами самого необходимого. Переезжать полезно, избавляешься от лишнего. 
А квартиру нужно искать, как известно, интуитивно. Неважно, какие там мебель и ремонт, главное, это ощущение уюта, когда входишь в квартиру впервые. Хозяйка открывает дверь, ты не торопясь оглядываешься, садишься куда-нибудь и слушаешь свой организм, хочет он тут остаться или нет. Организм не подведёт. 
 
Моя первая квартира располагалась на Косвенной улице, рядом со Староконным рынком. На рынке продавались разные удивительные запчасти, израильское средство от тараканов, трогательные птички, рыбки и собачки. Я поселился в уютнейшем домике, выстроенном прямо посреди двора, в Одессе это называется нахалстрой. В июне стало совсем тепло. Я распахнул окна, впустив запахи жареных рыб и картошек, на скамеечке под моим окном прочно сидели две бабули с семечками, я слышал каждое слово, слова не были интересными. Под другим окном упорно играли дети. Я начал беспокоиться - иногда ведь ко мне приходили гости с сайта знакомств, и, в общем, было не совсем удобно жарко там пыхтеть при свидетелях. А если окна закрывать, то пыхтеть было уж совсем жарко. 
К тому же из винтажной стиральной машины снизу выливалась вода, от которой больно било током. Одно только было хорошо - израильское средство от тараканов действовало. 
 
В июле я съехал. Следующая квартира располагалась на втором, защищённом от свидетелей этаже в старинном тихом разбитом дворе близ Привоза. От хозяйки пахло перегаром, а такую мебель в приличных районах уже не подбирали с помойки. Но организм сказал, и я остался. Стиральная машина отсутствовала, что, вообщем, было, наверное, даже к счастью. Поставив в коридор своими три чемодана, я сразу отправился на Привоз. Возвратившись, я собрался положить продукты в холодильник и тут только обнаружил, что холодильника в квартире тоже нет. 
Душевая кабина была устроена в специальном кармане, над лестницей, вода из неё стекала на поднимающихся по ступеням тихих усталых соседей. Они попросили меня мыться как можно реже и рассказали ещё один важный секрет: отопление было не просто отключено, а прямо вот отпилено, за многочисленную неуплату. 
 
Не дожидаясь холодов, я въехал в уютную сталинку на Канатной. Подо мной находился неработающий офис, можно было не только пыхтеть сколько душа пожелает, но даже танцевать. Холодильник - имелся! Стиралка - работала! Я уже знал, на что обращать внимание. Парк Шевченко - рядом! Похоже, организм не подвёл. 
Но вот настали холода. Не ожидал такого от южной Пальмиры, но в квартире стало зябко. Когда включат отопление, не знал никто, сколько я на сайте знакомств не спрашивал. Дуйка не помогала, я сидел на кухне с включённым газом и мучился простатитом. Знакомства пришлось временно забросить, ибо раздеваться в такой дубак не было никакого желания. Потом мне объяснили, что сталинка в одессе - это всегда прохлада. 
 
Следующая хата располагалась в уютном грязноватом старинном дворе на улице Леха Качинского, совсем близ легендарной Дерибасовской. Хозяйка уверила, что в доме тепло всегда, а летом вообще пиздец. Ну, жару я как раз люблю. Низкие оклеенные старыми обоями потолки, деревянная скрипучая лестница, стены метровой толщины, занавесочки вместо межкомнатных дверей - я вошёл и не захотел уходить. 
От израильского средства огромные тараканы выскакивали из щелей как осколки от гранат и дохли на лету. Холодильник - да, стиралка - тоже, плюс тепло. Простатит ушел, я вернулся на сайт. Там успела подрасти новая смена. 
Подо мной жила лихая соседка-алкоголичка с сигаретой в щербатом рту. По выходным, то есть в пятницу и субботу, она выходила в час ночи во двор и начинала свой не очень внятный, но громкий монолог. Старый двор привычно терпел. Она ругала правительство страны, руководство города, родственников и друзей, используя довольно смелую для публичного выступления лексику. 
К весне она сменила репертуар. 
- Эти блядь пид...ры надо мной устраивают пьянки и сыпят на меня штукатурку. Ик. Да блядь. Эти пид...ры надо мной. Ик. Вот я в налоговую сообщу, штукатурка, пид...ры, налоговая, сообщу...
 
Вроде бы, так устроено рондо, музыкальная пьеса с возвращениями. 
Словно боясь, что с первого раза до слушателей не дойдёт, она повторяла эту мантру ещё и ещё. Выходные наступали часто, каждую неделю. В апреле мне, наконец, позвонила хозяйка: вы знаете, мне про вас такие вещи рассказывают, даже неудобно повторять. Вы не могли бы съехать? 
 
Мое следующее жилье располагалось в старинном, прямо-таки музейном одесском дворике в переулке Нечипоренко. В наш двор с чудной заставленной полусгнившей мебелью галереей в греческом стиле водили туристов. Окно кухни выходило на галерею, так что сидя там одинокими вечерами я мог пересчитывать соседей. 
Рядом жила семья алкашей. Муж утром куда-то уходил и возвращался днём с бутылкой. Часам к шести вечера приползала жена, уже совсем в зюзю. Муж почему-то не впускал ее в дом. Жена умоляла его впустить, стонала на всю нашу старинную галерею, но муж держался, обычно часа полтора. 
- Пусти меня, гад! Пусти меня в мой дом! Сволочь ты, с, с, с, сскотина!
- Не пущу, стерва! Шлюха, блядь. Нахуй пошла!
Не имея больше сил стучать, жена ложилась у дверей и театрально начинала:
- Люю-ююди-иии! Лююююююдииии! Памагити!! 
Этот почти ежедневный дуэт не давал заскучать. Иногда я тоже орал из своей кухни: лююююдииии! 
Жена обижалась:
- Этхто меня тут кривляит? Сссукибля! Лююююдииии!!!
 
Интересно, что он ее в конце концов всегда впускал. Наверное, это у них была такая долгая прелюдия. И потом они уже не ругались, пили себе тихо, может даже в обнимку. Они любили, видимо, друг друга и были по-своему счастливы. 
Пол в моей квартире имел дивный винтажный склон градусов этак в двадцать, мячик катился, но мебель, в общем, стояла на предназначенных местах. Рядышком располагался Книжный рынок с контрабандой и нелегальными менялами, у менял были обветренные лица; они часто оглядывались, перебирая купюры, но даже и в эти моменты их лица не теряли оттенка сытой одесской беспечности, что мне так нравится в этом городе. 
Окна мои выходили на Троицкую, там иногда кого-то били, мои гости лежали на широченном подоконнике и нюхали акации. Средство от тараканов все ещё действовало. 
 
Зачем я оттуда съехал? Хрен его знает. Кто-то сказал мне, что за эти деньги можно снять что-то более приличное. Наступил четырнадцатый год, цены на продукты повышались несколько раз в день, если в гривнах, за триста евро я нашел отличную хату на Еврейской, даже двухкомнатную, без тараканов и с хорошим ремонтом. 
Там было, пожалуй, даже слишком уютно. Каждый день мне звонили друзья: Витя, мы тут как раз случайно идём мимо твоей квартиры, с бутылкой водочки, так мы зайдём, да?
Довольно скоро я почувствовал, что начал спиваться. У меня ночевало, бывало, до семи человек одновременно, соседи выражали взглядами свое беспечное одесское недовольство. 
Соседка напротив спросила у меня как-то на лестнице, а почему у меня вечно в гостях так много мужчин? Вопрос меня, разумеется, возмутил, ведь подруги тоже часто выпивали на моей кухне. 
На следующий же день я вызвал свою ближайшую подругу и попросил пошуметь на лестнице для статистики женским голосом. Она как раз ходила в это время в драмкружок, где ей ставили вокал. Мы выпили, и я вывел ее на лестничную площадку. 
-Хахахахахахехехехехехухухуху, - заорала она в трёх верхних октавах. 
На смежных этажах панически пооткрывались двери, испуганные соседи в бигудях выскочили на площадки. Мы поняли, что переборщили. Со статистикой надо было, видимо, бороться по-другому. Но было поздно. 
 
О, винтажный центр Одессы, о, твои уютные квартирки со входом с балкона и кухнями без окна, о, твои унитазы прямо под душем и тараканы, на которых уже не действует израильское средство - я изменил тебе. Я уехал в хрущевку на Академической улице, рядом с парком Победы. Тараканы там жили в газовой колонке и не дохли ни от чего. Я привык к тараканам. 
 
На этом заканчивается история моих съемных одесских квартир. Я их всех люблю. В каждой из них я бы снова пожил по паре недель, ну да, разумеется, в попытке вернуть прошлое. Тщетной, разумеется. Можно вернуться в старую квартиру, но время-то не ухватишь за хвост, не стоит даже и пытаться. Или все же стоит?
Сейчас у меня уже пять чемоданов, к простатиту прибавились новые болезни, друзей приходится настойчиво звать, а когда они, наконец, приходят, я быстро начинаю чувствовать усталость. 
А теперь ещё и ракеты летают. 
 
В студенческие времена я любил носить волосы назад, мама нашла мне какую-то доисторическую сеточку для головы, я надевал ее на ночь, чтоб прическа не растрепывалась. Причёска называлась финский домик. Теперь волос нет, я сплю с тряпочкой на глазах, чтоб не просыпаться от рассвета. Скоро к тряпочкам присоединятся памперсы, о, мы ещё покажем наш вялый фак нищему советскому  детству; не за горами и большой деревянный памперс, он накроет меня с головой, успокоит без колыбельной. 
 
И, все-таки, когда чемоданов накопится слишком много, шесть, допустим, или семь, я еще съеду, вот увидите, ещё на пару раз меня хватит. 
Войду вслед за хозяйкой, присяду, послушаю свой организм, немного поторгуюсь для порядка, и въеду с десятого числа. 
Или с первого. А как иначе.