Пустые бутылки

                                                                                                              

Еве Пунш, автору книги                                                                                                        
«Киноискушения», посвящается

Я мало похожа на тургеневскую девушку. Короткая медная стрижка с мелированием, за плечами журфак и рюкзак, школа каратэ и два мужа. Не лесбиянка, мягко скажем. По характеру Татьяна Толстая. «Интеллект – моя эрогенная зона» – любимая фраза из Марии Арбатовой.

Вот села сдуру перекурить в Лефортовском парке. Раскрыла томик – да нет, не Бунина – Жана Жене. Зачиталась. Робкие скользкие лучики апреля щекотали бледно-помятую, изможденную зимней спячкой кожу.

И вдруг меня обволакивает дерьмо-моче-спиртовое облако. Удушливая вонь давно не мытого тела шибает в нос. Машинально хватаю носовой платок как респиратор и смотрю по сторонам. Треск весенних веток заставляет оглянуться. В метре от меня, в голой слякоти копошится некто. Бородатое, неопределённого возраста, в дырявой сизой лыжной шапочке. Оно держит в руке бутылку какой-то мути, другой разворачивает грязную газету. 

Свежий ветерок подул с другой стороны, и я осторожно опустила платок. Чёрт, других лавочек в обозримом не было. Какого хрена! Кладу книжку в рюкзак и вдруг слышу шепеляво-сиплое бормотанье под аккомпанемент позвякивающих пустых бутылок:

– Thигаетки не найthеця? – и рука с длинными и чёрными, как семечки, ногтями нетвердо потянулась в мою сторону.

Лицо цвета тёртого картофеля в замысловатой игре синюшно-багровых и мучных тонов с пористым носом и подбитым глазом щурилось подобострастно и заискивающе. Я поднялась, достала и протянула сигарету. Хватая Winston, он коснулся ногтем моей руки. Ух, как меня передёрнуло.

– А thаthигалоцки? – просипел он, обнажая беззубую верхнюю десну.

Я представила, как бомжара дотронется до меня или хотя бы до моей зажигалки, и почувствовала позывы в гортани. Переменный ветер донёс очередную порцию помоечных ароматов, и кровь ударила в темечко.

– А не пошшшел бы ты… Еще пойла своего предложи.
– Вthё концилоthь. Theвуthка, thaцем богом обиthенных обиthаиth? – визгливая нотка в безинтонационной фразе.
– Кто ж тебя обидел, как не ты сам, пьянчуга? Что ты, мразь, бога-то всуе? – я завелась. – Миазм ты, ходячий. Живёшь, чтобы гадить-гадить. Ну, кому от тебя польза, скажи?!
– Я не вthегда такой был. У меня маклеthы кваthтиthу отобthали, thена пthопила вthе theньги… – и рукавом цвета слякоти он смачно размазал соплю по бороде с колтунами. – Я бутылки thдам, и куплю thебе воthки, хоциth?
– Ага, и закуски в мусорных баках вместе нароем. Ты что больше уважаешь, картофельные очистки или колбаску с плесенью?
– Я thиву цихо, никого не обиthаю.
– Слушай, а кому ты пользу хоть какую приносишь? Зачем ты живешь вообще? Вот скажи, кроме кучек дерьма ты след хоть какой на этой земле оставил?
– Я не вthегда такой был, - и он полез за пазуху, сопя, покопошился и вытянул замусоленный бумажник.

Неслушающимися треморными руками он достал из бумажника фотографию и протянул мне. На чёрно-белом фото был молодой смуглый красавец. Знакомое лицо. Точно, актер, в кино видела, звезда семидесятых или восьмидесятых.

– Это ты что ль? – я не могла поверить.
– Я, я, я, – два последних зуба показались в слюнявом рту.

Он харкнул по-весеннему зеленовато, и плевок повис на сломанной ветке нелепо, как ольховая серёжка на липе. Я вспомнила, актёр на фотке снимался в «Белом солнце пустыни». Неужели он? Черты лица похожи. Да что он мне лапшу на уши! Эта дрянь в самооправдание сейчас и Рыбниковым, и Тихоновым представится. Мерзость. 

– Да ты хоть режиссера знаешь? А в каком году фильм снимался?
– Влаthимиth Яковлевиц меня оцен хвалил, а thело было в thыthысят thевятом… – он врал, как все пьянчужки, вернее фантазировал. Я встала, бросила ему в лицо фотографию и свое последнее:
– Живут же такие…, – и, не оборачиваясь, вприпрыжку полетела к трамваю. 

В редакции, вспомнив бомжа, первым делом вымыла руки. Потом ради смеха открыла кинословарь и прочла: режиссер - Мотыль Владимир Яковлевич, фильм вышел в прокат в 1970. Значит это был он, подумала я. При мысли вернуться и поговорить меня передернуло. Так и не пошла. А вот из головы не выходит. 

А еще я решила не выбрасывать больше пустые бутылки в мусоропровод. Ставлю их аккуратненько у мусорного бака возле соседнего дома.