Пир Валтасара Викторовича

Сегодня за праздничным столом в кои-то веки возникла общая тема: Коля и Сергей разошлись. Некоторые гости ждали этого лет двадцать. Для других это событие стало обухом по голове. Большинству же представилась долгожданная возможность посудачить о нетрадиционных семейных ценностях. 

 Коля и Сергей всегда казались образцово-показательной парой. Красивый, статный Коля и невзрачный, но подкаченный Серёжа давно и успешно сожительствовали. Сергей был недоучившимся косметологом и промышлял ботоксом для дам демимонда, причём обоих полов и прочих гендеров. Он был базой семейного материального благополучия и подушкой безопасности. Коля подвизался на мелких административных должностях и профессионально был неприметен, зато после энной дозы алкоголя уверенно брал гитару и, томно опуская веки, пел за столом популярные хиты и романсы. Голос был высоковат, иногда с визгливыми интонациями, мимо нот промазывал нередко, но его одухотворённо-романтическое выражение правильного лица производило должное впечатление на подвыпивших сентиментальных лиц предпенсионного возраста. Особо впечатлительные натуры даже произносили тосты в его честь, забывая, что День рождения был вовсе не его, а Петра Викторовича, нашего любимого Петеньки. Некоторые снобы, включая автора, после первой же песни старались незаметно выскользнуть на балкон под предлогом непреодолимой табачной зависимости. 

 Коля и Сергей – а обоим в районе пятидесяти – вели правильный гейский образ жизни. Вместе жили, вместе ходили в фитнес-клуб, вместе ездили в отпуск в экзотические страны, вместе снимали мальчиков. Из Ибицы они привезли обычай обниматься и целоваться щеками с малознакомыми людьми, и тем обрели репутацию компанейских парней и душек. Многие, особенно одинокие, им завидовали. Коллективное бессознательное за праздничным столом склонилось ко мнению, что не поделили мальчика. Или деньги.

 День рождения Петеньки случается ровно раз в году, в сентябре. Удобное время: отпускники вернулись и переполнены впечатлениями, которыми всегда рады поделиться с друзьями удачливыми и не очень. В лучшие годы у Петра Викторовича собиралось поболе тридцати человек. В гостиной, объединённой с кухней, накрывались сдвинутые столы, а недостающие стулья брались взаймы у соседки. Бывало тесновато, но в спальне или кабинете можно было отдохнуть от шума-гама, а два курительных балкона и вовсе превращались в клубы по интересам. 

 

Люди собирались очень разные, часто и те, что терпеть друг друга не могли. Мало ли кто у кого увёл, кто кого подставил, кто кого оболгал. Но Петеньку и его мужа Ванечку любили все – за хлебосольство и за то, что безропотно принимали всех, даже случайно подцепленных на плешке или в интернете. Ванечка трудился в банке и всегда был при деньгах. Молчаливый и стеснительный, вечно и с переменным успехом сражающийся с полнотой, он был тенью блистательного Петра Викторовича. А Петя – прирождённая светская львица. Экономическое образование с кулинарным уклоном и ресурсы тугодумного мужа открывали широкие возможности достойно принять гостей. Стол и вправду всегда ломился от кулинарных изысков, экзотических фруктов и дорогих напитков. 

 

Зачем всё это ежегодное пиршество нужно было Петеньке, можно было прочесть на его лице во время тостов. Он вставал с бокалом в руке, принимая горделиво-царственную позу, и благосклонно и очень внимательно выслушивал всю поздравительную чепуху и приторные пожелания, вставляя иногда реплики, остроумные или не очень. Тосты повторялись из года в год, пожелания здоровья, благополучия и процветания лились липкими потоками из бочки мёда, а Ванечка утвердительно кивал и бдительно улыбался, вслушиваясь, не плеснёт ли какая тварь ложку дёгтя. Но твари во время тостов налегали на лангостинов, осетринку первой свежести или жюльены, и рты их были надёжно нейтрализованы. 

 

Наконец, главный лицемер и модник, он же располневший Сирожа в канареечных шортах (не тот, который брошенный косметолог), рискнул подняться с бокалом, тряхнув гривой с залысинами и сметая животом приборы. Он по привычке воображал себя итальянским мальчиком, хотя уже больше похож на пожилую еврейку. Заплетающимся языком Сирожа начал было славословить не именинника, а его мужа, восхваляя богатый ассортимент на столе и намекая, за чей счёт банкет. Потянув сразу с двух сторон за шорты, Сирожу усадили и заткнули рот бужениной. А тост продолжила Степанида Петровна, зачитав по бумажке позапрошлогодний текст о гей-семейных гей-ценностях.

 

Прошли славные времена бесшабашной молодости, поредели наши ряды. Кого спид подкосил, кого – ковид, кто-то помер от злоупотребления. Эх, было времечко, Петенька на фортепианах поигрывал, канканы на кухонном пятачке под винил устраивали. 

 

Молодёжью эта салонная компания пополняется крайне редко. Разве интересно молодым слушать часами о похождениях общих знакомых, живых или почивших, да бородатые анекдоты, которые все давно выложены в интернете? Не заманишь пацанов уткой по-пекински или мидиями, им KFC подавай, бургеры и пиво или колу. Я своего тоже силком тащить не стал, коль уж сериалы, мультики и шутеры ему милее. 

 

Сегодня нас за столом всего десяток. Впрочем, дата не круглая. На юбилеи Петенька снимает ресторан, с купеческим размахом, аниматором, цыганами и прочей дребеденькой. Тосты, тосты, тосты… Мало кто помнил, сколько Пете лет, а вопрос такой задавать неприлично, потому что ответ известен: «осьмнадцать, ну, тридцать восемь на крайняк». 

 

Сегодня, после последних сообщений о прилётах дронов в Москву и область, было ощущение пира во время чумы. Однако никто из присутствующих об этом ни слова. Тема войны заискрила лишь однажды, когда кто-то, перекрикивая гостей, спросил у бывшего секретаря райкома комсомола:

– Степанида Петровна, а вчерась по твоему родному Измаилу захерачили, ты как пережила?

– С самого начала надо было так!

– Но ведь там же не бандеровцы, там русскоязычные, твои одноклассники даже может быть.

– Ну и что? Эти сволочи ж там зерно на экспорт отгружают!

Такова логика бывшего комсомольского работника и плешечной прошмандовки по совместительству. 

 

Впрочем, тема не нашла продолжения, поскольку всех удалось перекричать Вовочке, который вернулся на днях из Ситжеса с заездом в Амстердам. Захлёбываясь от восторгов, он расповедал о своих победах в саунах и ночных клубах. Ироничные улыбки и саркастические возгласы не смущали лягушку-путешественницу, поскольку ощущала она себя царевной, несмотря на серенькую внешность и вульгарную манерность. «Да, через Стамбул и Белград добиралась», - отвечал Вовочка с видом человека, могущего себе такое позволить и никогда не бравшего на лапу. Но никто не перебивал Вовочку, поскольку все знали, что в свободное от блядства время он работает проктологом. А проктологи, урологи и венерологи всегда в чести и в цене. Мало ли что… так ведь?

 

Когда лямурные приключения Вовочки иссякли и наступила пауза для перемены блюд, неожиданно высунулся лысый учитель на пенсии Палыч, одним глазом косивший в тихо бубнивший в углу телевизор.

– А Путин молодец! Красиво уделал Пригожина.

– Он и тебя, и всех нас уделал, – послышался чей-то робкий голос.

– Ой, ну чё, фильмы и спектакли про педиков перестали показывать, книжки их издавать? Так мне и без них нехуёво, – настаивал суровый Палыч.

– А что скоро под статьёй ходить будешь, не волнует?

– Вся молодость прошла под статьёй – и ничего, жили – не тужили, и не меньше зайчатины, чем сейчас, имели.

Большинство закивало. 

 

Поскольку самодеятельность в лице ненаглядного певуна Коленьки отсутствовала по уважительной причине, я остался на дижестив и фруктовый стол. Подали горькую Бехеровку, неспелое манго и арбуз, тоже с привкусом горечи, – наверно, перезрелый, или нитратами перекормили… Захотелось крикнуть «горько!», но подумал, что хозяева и гости неправильно поймут.