Максим

Вступление
 
Всем привет! Меня зовут Максим. Об этом Вы, наверное, догадались по названию сего произведения. Да... Не очень скромное и не очень-то и оригинальное получилось названьице. Уж я и так думал обозвать то, что дальше будет написано, и эдак, но моя, пока не слишком долгая жизнь успела вместить в себя столько событий, что мне так и не удалось дать им какое-то одно определение.
Идею изобразить в письменном виде то, что со мной происходило, подкинул мне мой давнишний и один из двух лучших моих друзей Игорь Беркут («Беркут» - это не кликуха (или погоняло - кто как привык) - это фамилие такое). (Я еще попрошу его написать здесь пару строк - он мне обещал.) (Господи! не текст, а одни скобки какие-то!) Идея подкинулась, и я подумал: «А почему бы нет?» И в кино я снимался, и в некоторых общественно-политических движениях участвовал - можно и мемуары начать писать! Хотя и кино, и движения, там, всякие очень специфического направления, но люди-то разные бывают! Кстати, вот и место для эпиграфа, который я решил здесь использовать. Это слова Оноре де Бальзака. Итак,
 
Эпиграф.
«Бури и страдания в горных областях высоких чувств могут быть оценены только благородными душами, живущими там. В каждой мелочи нас могут судить только люди, равные нам по своему нравственному складу»
Оноре де Бальзак
 
Другими словами, кои в наш сильно развитый век легко можно встретить на некоторых особых Internet-сайтах, если Вы отрицательно относитесь к однополой любви, или Вам меньше 18 лет, покиньте эту страницу. И эту книгу вообще.
А если серьезно, то, на мой взгляд, это очень правильные слова (я имею в виду Бальзака). Ведь даже когда людьми вершатся очень странные поступки, они, в большинстве своем, не думают, что они уроды. Но, несмотря на это, другим трудно их понять. Понять и судить их может только тот человек, кто сам оказался в подобной ситуации.
Что касается формы повествования: мы тут с Игорем посидели и прикинули, что с точки зрения литературы лучше о некоторых событиях писать от третьего лица. Я ведь знаю не только, что делал и думал сам, но и что делали, думали и чувствовали в разные моменты другие люди - по более поздним их рассказам, да и теперь придется, кого смогу, потормошить, порасспрашивать о днях, давно минувших. Так что не пугайтесь, если прочитаете, например, о том, как я выглядел со стороны в бессознательном состоянии (а было и такое, и не раз, и не всегда красиво) - это не паранормальные явления, отделение души от тела и прочая ерунда (кстати, сам я в нее очень даже верю - был один такой случай... (не вру! (вернусь к нему позже)), а страшные рассказы окружающих.
 
У Максима непростая судьба (Это пишет Игорь В. Беркут собственной персоной - прим. автора). В свое время он нам всем здорово попортил нервы, да и сейчас продолжает этим заниматься. Судьба его непростая и любопытная. Иногда я слышу от него такие вещи, которые лично меня удивляют и даже шокируют! И, как ни странно, вызывают желание всем об этом рассказать (Ну и трепло! - прим. автора). Поэтому я и уговорил автора с моей помощью сесть за эту книгу. Надеюсь, вам это будет интересно.
 
А я надеюсь, и даже уверен, что Вы поняли, что автор - это я, Гореин Максим Леонидович, и все вышеизложенные примечания - мои. А что касается «нервов», то просто Беркут - крутой натурал, отсюда и все нервы.
Но перейдем к делу, а то мне уже сигналят, что пора бы начать основное повествование...
 
 
Глава 1. Как все получилось
 
На самом деле, сейчас я хочу рассказать совсем не о том, о чем Вы, возможно, подумали. И вообще, кого интересуют интимные подробности отношений между геями, могут смело перелистнуть несколько глав, которые будут посвящены детству.
Я, естественно, не могу помнить о том, как все произошло. Единственный оставшийся свидетель – мой папаня – вряд ли сможет рассказать что-либо вразумительное в силу сложившихся теперь обстоятельств (он просто спился, почти не просыхает, я его редко вижу). Но, судя по тому, как это происходило у отца с другими женщинами, когда я был уже в возрасте Коляна (это мой старший брат), т. е. лет пяти-шести, то с уверенностью процентов на девяносто могу предположить, что выглядело это примерно так:
 
1974 год. Где-то середина февраля. Ленинград. Метет жутко!
Поздний вечер – почти ночь. В комнате темно. Слышен возбужденный шепот:
- Лёнь, подожди, а вдруг Коля еще не спит?
- Спит, спит, не волнуйся. Слышишь, сопит как?
- Ты уверен?
- Да-да, конечно… Надюшенька моя…
- О-о-о!...
- Я ненавижу эту твою ночнушку, я все время в ней запутываюсь!..
- Лёня!
- Но мне до тебя никак не добраться… Ну, наконец-то!..
- Только не надо стягивать одеяло.
- Почему? Я хочу на тебя смотреть.
- Вдруг Коля проснется.
- Так все равно ж темно, ему ничего не будет видно… Эх, поскорей бы отправить его к теще.
- Лёнь, давай я все-таки не буду снимать ночнушку – холодно.
- А я тебя согрею!
- Ну, Лёнь!
- Ну, Надь!
- Ладно, уговорил. Попробуй тут устоять перед тобой…
 
- Я не могу, я сейчас закричу.
- Ты же… боишься… что Коля… проснется…
- Я помню… М-м-м…
- М-м-м… А-а-а!..
- Как хорошо!...
 
И в завершение эпизода полностью моя фантазия. Пусть было так:
 
- Наденька, ты спишь?
- Нет, Лёнь, я еще не сплю.
- Я так люблю тебя! Ты мое золото.
- Я тоже очень люблю тебя. Спи давай, муж!
- Мне так нравится, когда ты меня так называешь. Я чувствую себя таким значительным! Я просто счастлив.
- Спи, спи, мой хороший…
Моя мама обнимает моего папу и нежно гладит его по голове…
 
Так я и получился!
 
 
Глава 2. Как я родился
 
На самом деле, это очень грустная история (мой «редактор», т. е. Игорь, указывает на то, что я второй раз подряд начинаю главу со слов «на самом деле» и что так не принято, но я настоял на своем, т. к. это НА САМОМ ДЕЛЕ грустная история). Пожалуй, самая грустная история в моей жизни, без которой и жизнь-то эта вполне могла сложиться по-другому. Может быть…
 
1974 год. 12 ноября. Ленинград. Метет жутко!
Городской роддом. Роды сложные – тройня, поэтому в палате много персонала. Разговаривают, суетятся.
В окно уже начал пробиваться серенький тусклый рассвет, когда, наконец, последний – третий – младенец впервые взглянул щелочками опухших голубых глазенок на этот мир и, как водится, огласил свое появление в нем недовольным криком. Мать слабо улыбнулась этому фиолетово-красному существу с подергивающимися ручками и ножками и поймала себя на мысли, что за последние сутки слишком устала, чтобы ощутить в полной мере радость от его рождения.
После родов у нее открылось кровотечение. Сделали операцию. Но это не помогло. И в тот же день Гореина Надежда Николаевна, двадцати восьми лет от роду, скончалась…
 
Мам, я видел тебя только на фотках. Мы все трое так на тебя похожи! Я знаю по отцовским рассказам, какая ты замечательная, милая, добрая, любящая. Мы бы тебя тоже очень любили и старались бы только радовать…
Тебе там, наверное, стыдно за меня. Ну, так передай этому Богу с его извращенческими шутками, что если бы он не забрал тебя так не вовремя, все могло бы получиться иначе. Может быть…
 
Мальчика, появившегося на свет первым, назвали Юрой (я знаю, что это в честь Юрия Гагарина (мой отец когда-то мечтал стать космонавтом! – умора!) – наверное, возникли какие-то ассоциации по поводу первенства), второго – Олегом (в честь дедушки). А третьим был я. Почему меня назвали Максимом, никто точно ответить не может, и даже кто конкретно из нашего семейства предложил это имя – не помнят…
 
 
Глава 3. Трудное детство, деревянные игрушки...
 
Только представьте себя в такой ситуации: Вы живете тихо-мирно со своей женой и маленьким сыночком. Ваше небогатое, но уютное семейное гнездо согрето ласковыми лучами любви. Долго размышляя, взвесив все «за» и «против», Вы решаете, что в Вашем гнезде, в принципе, может появиться еще один птенец. Сказано – сделано! И вдруг совершенно неожиданно вместо семейной идиллии Вы получаете двух лишних, незапланированных сопливых младенцев и свидетельство о смерти своей второй половинки в придачу. Каково?! Кто из вас может с уверенностью сказать, что не сломается при таком раскладе?
Мой отец сломался…
 
Для семьи Гореиных после описанного выше скорбного дня настали тяжелые времена. Вместо ожидаемой радости вместе с новорожденными в дом пришла беда.
Дети были похожи как три капли воды. Чтобы хоть как-то различать мальчиков между собой, им на запястья повязали разноцветные ленточки по принципу светофора: Юре – красную, Олегу – желтую, Максиму – зеленую (я до сих пор ношу на руке ленточки-шнурочки зеленого цвета, просто по приколу – привычка!).
Малыши, взращиваемые на искусственном питании, были слабенькими и болезненными, а то, что их появление в итоге оказалось нежелательным для семьи, делало их младенческую жизнь рискованным занятием. Обладательницей единственного наполненного любовью и состраданием сердца оказалась их бабушка. Но она, после не совсем удачных попыток прожить на тающую с каждым днем Лёнину зарплату слесаря, свою пенсию и детские пособия была вынуждена устроится на работу вахтершей на какой-то завод. Сутки через трое – и вот уже несколько лишних бумажек в кошельке.
В ее отсутствие опекать младших детей оставался отец или, что еще хуже, старший брат. Леонид, еще вчера безмерно счастливый оттого, что его, простого работягу, полюбила такая женщина как Надя, не мог смотреть на своих детей, убивших ее. Постепенно он пристрастился к алкоголю и, когда бывал дома, целыми днями сидел на кухне с «беломориной» в зубах и с «72-м» портвейном в давно не мытом стакане (он и сейчас так сидит – отупевший, бесчувственный, вонючий алкаш).
Заботы о младших братьях в такие моменты все больше перекладывались на Колькины детские плечи. Неосознанно, без каких-либо умственных заключений, он всей своей душой ненавидел этих трех вечно скулящих безмозглых существ, которых привезли в эту квартиру вместо его мамы.
Коля занимался ими постольку-поскольку и то только из-за того, что его заставляли отец и бабушка. Но никакие доводы не смягчали его маленькое сердечко. И Коля ненавидел малышей, как могут ненавидеть только дети, чья ненависть не удерживается ничем: ни доводами рассудка, ни пониманием общественных законов; они могут даже убить ненароком, просто из-за ненавистнического любопытства, просто чтобы посмотреть, а что будет, если сделать вот так больно?
Коля постоянно забывал о своих обязанностях няни: то не покормит, то покормит, но не остудит или, наоборот, не разогреет еду из холодильника; то не помоет их в нужный момент, то оставит без присмотра в ванной – а потом потупит глазки перед грозным взором старших и протянет тоненьким голоском: «А я забы-ыл…». А что с него возьмешь? Ребенок – он и есть ребенок. Хоть и самостоятельный не по годам – без матери ведь остался! И что делать, если взрослым не разорваться между всеми проблемами?! И где-то в глубине сознания, где-то очень, очень глубоко, свербит одна грешная мыслишка: «Вот если бы… (эти слова не произносятся никогда, даже про себя), …то как было бы легче!» Поэтому, несмотря на все Колины оплошности, они снова и снова искушали судьбу, оставляя младших детей на него, и отговаривались тем, что другого выхода нет, да и самим детишкам так будет даже легче – чего мучиться-то! И медсестра из поликлиники, посещавшая злополучное семейство, каждый раз, выходя из дома, сочувственно качала головой, думая, что не будет ничего удивительного, если, придя в следующий раз, она не досчитается кого-нибудь из детей. Но Юра, Олег и Максим в младенчестве оказались на редкость живучи! Худые и больные, они продолжали жить, улыбаясь знакомым лицам родственников и протягивая им свои маленькие теплые ладошки…
Беда нагрянула позже, когда они все уже как-то притерлись друг к другу. Дети подросли. С ними стало проще, меньше возни. Да и положительный момент, связанный с рождением тройняшек, был. Раньше семья ютилась в двух смежных комнатах в трехкомнатной коммунальной квартире. Их соседкой была некая старушенция, имя которой история умалчивает. Старушенция была довольно древняя и посему вскоре освободила квартиру от своего присутствия. В обычной ситуации в пустую комнату подселили бы нового соседа, но теперь ее отдали многострадальной семье. В эту комнату вместе со всеми своими беломоринами и портвейнами торжественно переселился глава семейства. Стало свободнее.
Так вот о беде.
С дистанции сошел Олег.
Ему было шесть, и близнецов уже готовили к школе.
Олегу поставили страшный диагноз – белокровие. Целый год он пролежал в больницах, где врачи боролись за его маленькую жизнь. Бабушка килограммами возила ему грецкие орехи (говорили, помогает) и, бывало, ночами напролет молилась перед тусклым образком. Но…
Стало еще свободнее.
Потом еще свободнее – бабушка недолго прожила после этих потерь.
В один «прекрасный» день Колян перетащил все немногочисленные шмотки Юрки с Максом в освободившееся после смерти бабушки проходное помещение и прибил у себя в комнате защелку на внутренней стороне двери. С этого момента близнецы остались предоставленными сами себе…
 
Слава Богу (а ему ли?), все остальные до сих пор живы-здоровы.
Мои мама, брат и бабушка похоронены вместе на кладбище Памяти Жертв 9-го Января. Я обязательно езжу туда каждый год в свой день рождения (друзья называют это «мазохистским упорством»). Ездить туда три раза в год, да еще по разным там церковным праздникам мне неохота. Да и помогло ли бы это им?..
 
Да, совсем забыл! Именно к этому периоду относится событие, связанное с потусторонними явлениями, о котором я грозился Вам рассказать вначале.
Мне было лет пять. Я еще ходил в детский сад. В детстве у меня были проблемы со сном – я не мог уснуть днем (как такое может быть, понять сейчас я не в состоянии: мне только под голову подложи что-нибудь, и все – отруб!). Из-за этого садик был для меня мучением: каково ребенку пролежать два часа и ничего не делать, да еще под угрозой, что если будешь болтать, тебя поставят в угол и отрежут язык ножницами! Не знаю как Вы, а я во время тихого часа занимался тем, что мы с девчонкой, лежавшей на соседней раскладушке, по очереди втихаря демонстрировали друг другу, что находится у нас в трусиках, и даже иногда давали потрогать! (Беркут говорит, что у него в этом возрасте и чуть постарше тоже было нечто похожее, только не в садике, а с дочкой родительских друзей. Так что все мы начинали одинаково.) Такое вот детское любопытство! Но не в этом суть. А суть в том, что я однажды все-таки уснул днем, причем крепко так. Сплю и вдруг вижу сам себя со стороны, откуда-то сверху, из-под потолка. Лежу я, укутанный одеялом до подбородка, весь раскраснелся. А тихий час уже закончился, все вокруг проснулись, начали ходить, собирать свои раскладушки. Остался один я. Дальше вижу, ко мне идет наша нянечка и начинает меня тормошить. И тут я проснулся: моя раскладушка стоит посередине группы уже в гордом одиночестве, я лежу именно в той позе, как себя и видел, и меня будит именно наша няня. Эту историю я рассказал домашним. Все удивленно покивали.
Добавлю, что в тот период я еще и слышать не слышал о душе и прочих подобных вещах. Так что же это было?
С тех пор я верю в жизнь после смерти, в переселение душ, в Бога, наконец. Последнее не мешает мне, однако, в случае чего сказать в его адрес пару ласковых – к сожалению, иногда мне приходится сомневаться в его, … (ненормативная лексика), порядочности…
 
 
ШКОЛЬНЫЕ ГОДЫ ЧУДЕСНЫЕ
 
Школа - интересная штука! Впервые за ее парту садится «мелочь пузатая», а встает из-за нее уже практически сформированная личность.
От первого до последнего звонка произошло столько всего! Первые друзья и враги, первая любовь и ненависть, первые победы и поражения, первые гордость и стыд, первая боль и..., не знаю, неболь.
Одним словом - взросление!
Но обо всем по порядку...
 
 
Глава 4. Первый раз в первый класс
 
Первое сентября, в принципе, не отметилось ничем примечательным. Разве что именно на эту дату выпали сорок дней со дня смерти Олега. Бабушка, провожавшая в школу трех своих внуков (Коля учился там же), все утро проплакала над форменным костюмчиком с белой рубашечкой, предназначавшимися для Олежки. Шансов, что мальчик выздоровеет, уже не было, но бабушка отказывалась хоронить его раньше времени и, когда в начале лета Юре с Максимом покупали школьную форму, купила ее и Олегу. Олежка очень обрадовался, когда одежду и новенький ранец привезли показать ему в больницу. Он надел костюм и, т. к. в палате не было зеркала, все спрашивал у бабушки, красивый ли он в нем. Бабушка смотрела на него и улыбалась, а потом всю дорогу ехала с платочком у глаз…
Атмосфера в доме 1-го сентября была ужасной. Дети шли в школу мрачные, им даже не купили цветов. Особенно разительный контраст был по сравнению с другими первоклашками, чьи сияющие улыбками лица излучали радость и веселье на всех окружающих. И цветы, цветы! Вот рядом мальчик с букетом гладиолусов, которые по высоте больше него, наверное, раза в два. Вот идет букет астр, из-за которого видны только ножки в гольфиках и огромные белые банты.
Учительница 1-го «А» Зоя Денисовна, выяснив у бабушки причину, по которой мальчики остались без цветов, посочувствовала ей и мягко упрекнула, что из-за этого все же не стоило портить детям праздник (ведь Первый звонок бывает только раз в жизни!) и отдала Юре с Максимом два букета из тех, что ей уже подарили.
Близнецы оказались самыми маленькими в классе по росту (и по возрасту, кстати, тоже – им еще не было семи) и их посадили за первую парту.
Учительница рассказала первоклассникам про школу, про то, что у них начинается новый этап в жизни – очень важный, что они должны «учиться, учиться и учиться», как завещал Великий Ленин, и тогда они вырастут достойными сынами и дочерями своей Великой Советской Родины!
Потом пришел фотограф и сфотографировал парами всех детей…
 
Эта фотография открывает мой школьный альбом. Вот мы с Юркой сидим за одной партой, положив на нее, как нас уже успели научить, руки «по-школьному». Не улыбаемся. Перед нами – чужие подвявшие букеты…
 
 
Глава 5. Начальная школа
 
Вначале все шло более или менее нормально. Близнецы Гореины под спокойный и доброжелательный голос Зои Денисовны пробовали на зуб твердый гранит науки. В школу они пришли одними из наименее подготовленных, но очень быстро догоняли класс. Уже к Новому году на обложках и их тетрадей красовались красные пятиконечные звездочки – показатель того, что внутри этой тетрадки накопилось целых пять пятерок!
Все изменилось весной, когда умерла бабушка, и Колян собственноручно перетащил… (ну, Вы уже знаете эту историю).
Детьми перестали заниматься вообще, и они начали потихоньку отбиваться от рук. На учебе это отразилось мало, но зато как отразилось на поведении!.. И к началу следующего учебного года перед удивленным взором Зои Денисовны предстали совсем новые ученички.
В классе начали твориться всевозможные безобразия: от классических и, в общем-то, довольно безобидных кнопок на стульях у всех подряд до тараканов в компотах вместо изюминок (и некоторые ведь, не заметив, их съедали! – сам видел). На переменах – плевки жеваной бумагой из трубочек и массовый полив одноклассников из брызгалок. Ранним утром замочная скважина в двери класса оказывается залеплена жвачкой… пластилином… замазана цементом (и где достали-то?!) Пропали ключи от ящиков учительского стола (а вдруг воры?)… ключ от кабинета… весь мел для досок на всем этаже… классный журнал (он неожиданно нашелся, но с выдранными листами и переправленными оценками). Ручки то одних, то других дверей оказываются вымазанными то краской, то клеем. В двадцатиградусный мороз после одного из дежурств (была такая тема, когда вместо того, чтобы идти домой после уроков, как дурак остаешься мыть полы) все окна в классе оставляются открытыми на ночь, да так, что лопается и без этого еле живая батарея. В самый разгар контрольной, откуда ни возьмись, появляются с десяток мяукающих котят (Юрка с Максом насобирали их у себя в парадной, в которой была дверь, ведущая в подвал, кишмя кишащий котами, и притащили котят в школу в выброшенной кем-то на помойку корзине). Французские духи «Climat» Зои Денисовны чудесным образом превращаются в воду, подкрашенную желтой краской… Этого она простить близнецам уже не могла. И когда Гореины удостаивали школу чести свои появлением на уроках (а происходило это все реже и реже), она в сердцах восклицала: «Господи! Да лучше бы вы вообще забыли сюда дорогу!»
Добавьте сюда еще многочисленные проделки, связанные с внешним сходством двойняшек, а этим сходством Юрка с Максом пользовались по полной программе! Учителя, да и одноклассники, просто с ума сходили от постоянных и не всегда добрых розыгрышей.
В довершение картины братья начали ругаться матом и покуривать за углом школы вместе со старшеклассниками.
Как ни странно (и как уже говорилось), на результатах учебы такое поведение отразилось не слишком сильно. Юра с Максимом чудом перебивались с троек на четверки, так что коварные планы директрисы наказать Гореиных вторым годом никак не могли реализоваться. Зато в пионеры в третьем классе их так и не приняли, и близнецы к концу года остались единственными, кому на шею не повязали красный галстук. Честно признаться, это их здорово задевало и они, в отместку, начинали еще больше безобразничать.
Внешний вид братьев тоже оставлял желать лучшего: форма в пятнах неизвестного происхождения, вытершаяся до дыр на локтях и коленках, ставшие слишком короткими штанины и рукава, несвежие рубашки; сами не умытые и не причесанные, с торчащими в разные стороны давно не стрижеными волосами, да еще и без пионерских галстуков – они олицетворяли собой образы неисправимых хулиганов, про которых обычно сочиняются веселые детские книжки и снимаются не менее веселые фильмы.
А их дневники! Они были все красные от пестревших в них замечаний. Просто бесконечные: «Баловался на уроке», «Дергал учеников, мешал им заниматься», «Сорвал урок», «Прогулял урок», «Отца в школу!!!». Отец изредка приходил, только, естественно, не после таких замечаний (дневников своих «прилежных» сыночков он не видел ни разу в жизни – будут они показывать такие дневники, как же!), а когда ему по телефону звонила уже сама директриса, и, возвратившись домой после встречи с директором или учительницей, нещадно порол ремнем своих отпрысков. Порол так, что затем несколько дней больно было сидеть. А потом опять забывал о детях до следующего звонка из школы.
Педагогический коллектив боролся с распоясавшимися учениками, как мог. Сначала их рассадили за разные парты. Потом развели по разным классам. Но все было тщетно. И в конце концов было принято революционное решение – перевести одного из близнецов в другую школу.
- Кого будем убирать? – поинтересовалась завуч.
- Вы еще спрашиваете?! – фыркнула директор. – Конечно, Максима! Юра хоть более или менее вменяемый. А этот – оторва! Пусть с ним другие мучаются. Хватит с меня!..
РОНО пошло руководству школы навстречу и Макса, наспех приняв в пионеры уже в июне, под каким-то официально благовидным предлогом (пусть мальчик начинает с чистого листа!) перевели в соседнюю школу - десятилетку с английским языком. Юрка остался в восьмилетке с немецким. (После этого перевода мы с братом начали постепенно отдаляться друг от друга. И Вы даже не представляете, какой страшный и постыдный финал был у этого отдаления. Но в тот момент он был еще так приятно далек!)
…Новая школа, новые ребята и учителя! Это даже прикольно! Но какое-то волнение перед неизвестным все-таки было. «Как меня примут? Как ко мне отнесутся?.. Ничего, прорвемся!» - думал Максим, засыпая, накануне 1-го сентября 1984 года…
 
 
Глава 6. Первый раз в новый класс
 
И вот этот день настал!
Максим в новенькой (наконец-то!), тщательно отпаренной форме, аккуратно причесанный и умытый, как утреннее солнышко, отправился на занятия.
До своей старой школы они дошли вместе с Юркой, попрощались на ее пороге, и дальше Макс пошел один (очень непривычно!).
Его новая школа находилась совсем рядом с предыдущей и внешне от нее ничем не отличалась. Школы располагались относительно друг друга симметрично и были повернуты одна к другой окнами своих классов.
Обогнув здание школы, Максим увидел разношерстную толпу учащихся, собравшихся перед входом на торжественную линейку. Быстро отыскав 4-й «г», Макс подошел к учительнице, как раз и державшей в руках табличку с указателем класса.
Дух высок! Настрой боевой!
- Здрасьте!
- Здравствуй, Максим.
(Они уже встречались до начала учебного года, когда Максу оформляли документы).
- Извините, я забыл, как вас зовут.
- Ольга Ивановна, - напомнила учительница терпеливо, ничуть не удивившись такой бесцеремонности. Официальная версия перевода – она и есть официальная версия, но из личного общения с соседями ей были прекрасно известны истинные причины исключения из школы (будем называть вещи своими именами) этого трудного ребенка.
Пока шла линейка, Максим, вертя во все стороны головой, изучал своих новых одноклассников. Ничего шибко примечательного он не обнаружил – дети как дети: девчонки внимательно слушают треп директрисы и завуча, пацаны эмоционально перешептываются между собой, делясь богатыми впечатлениями от прошедшего лета. Некоторые косятся на новенького, разглядывая исподтишка его маленькую худенькую фигурку. Но никто не кусается. Так что ничего страшного. Даже приятно находиться в центре внимания!
Какой-то мальчишка дернул Максима за рукав:
- Тебя как зовут?
- Макс. А тебя?
- Меня Стас. Будем знакомы!
Короткое рукопожатие. Как у взрослых.
- Мальчики, перестаньте разговаривать! – сделала замечание Ольга Ивановна.
Когда она отвернулась, Максим показал ей язык. Стас одобрительно улыбнулся и тоже скорчил рожицу в адрес учительницы. «Ничего, все будет нормально!» - подумал Макс и заговорщически подмигнул своему новому знакомому…
Когда ребята зашли в кабинет математики, принадлежащий теперь их классу, Ольга Ивановна подвела Максима к первой парте и сказала, чтобы он располагался здесь. Через несколько секунд на эту же парту опустился портфель какого-то пацана, которого тут же окликнула преподавательница:
- Игорь, познакомься – это Максим Гореин, о котором я тебе говорила.
- Очень приятно. Игорь Беркут, - пацан протянул Максу руку. Тот вяло ее пожал.
- Максим, я хочу, чтобы ты первое время пообщался с Игорем, пока здесь не освоишься. Игорь, твоя задача взять шефство над нашим новичком и ввести его в курс дела, рассказать, как вы тут живете, чем занимаетесь. Ну, ты знаешь. Надеюсь, вы подружитесь, - и она ушла.
Мальчики сели за парту.
«Ну и дела! – подумал Макс. – Шефство, значит, надо мной установить!» - его возмущению не было предела. «А шеф-то, шеф какой!» - Максим беззастенчиво разглядывал своего соседа по парте, подперев щеку рукой. По мнению Макса, тот был ходячим сборником самых страшных детских пороков: мало того, что «рыжий-рыжий, конопатый», так еще и очкарик! «Небось, круглый отличник и пай-мальчик», - решил про себя Максим и не ошибался. «Нет, такого шефа над собой иметь – себя не уважать!»
Видя, что его внимательно разглядывают, Игорь улыбнулся.
- Ты где раньше учился? – спросил он.
- А тебе какое дело? – буркнул Макс.
Игоря такой ответ, похоже, нисколько не смутил.
- Просто интересно, - ответил он.
- Ну, так и отвянь от меня! – ответил Макс.
Так и познакомились.
Позже Ольга Ивановна подвела к Игорю еще одного новенького и представила их друг другу, сказав примерно то же самое, что и в случае с Максимом. Пацана звали Романом. Фамилия какая-то нерусская, трудная для запоминания: то ли Шайбер, то ли Шнайдер. Он выглядел немного старше других учеников. Так и оказалось – второгодник. Его посадили за вторую парту, за спину Максиму. «Вот и союзник!» - радостно подумал Макс.
Начался традиционный для 1-го сентября урок мира.
Так как класс только-только вышел из начальной школы, и классный руководитель, как и вся система обучения, были для них новыми, то учительница в первую очередь представилась – для тех, кто еще не успел с ней познакомиться; рассказала о новых предметах, о том, как она видит организацию работы класса и внеклассных мероприятий. Затем, указав, что новыми для ребят будут не только учителя, но и некоторые ученики, по очереди представила новичков, Максима Гореина и Романа Шрайбера, заставив их подняться с места и повернуться к классу лицом. Макс помахал рукой и сказал: «Всем привет!», а Рома молча постоял и так же молча сел на место.
Потом Ольга Ивановна рассказала про очередной новый этап, про «учиться, учиться и учиться», про Великую Советскую Родину. В очередной раз слушать эту тягомотину было страшно скучно и Макс, развернувшись, принялся знакомиться с потенциальным союзником в деле предстоящей борьбы с шефом. Роман отвечал неохотно, а больше просто смотрел неулыбающимися черными глазами на Макса, пытавшегося его разговорить.
- Максим, перестань болтать. Лучше слушай, - это шеф приступил к выполнению своих прямых обязанностей.
- А че тут слушать? Все и так понятно! – огрызнулся Макс.
- Но все слушают! – возразил Игорь.
- А что мне все?! Пусть слушают, если хотят, я-то тут причем?
- Своими разговорами ты выказываешь неуважение к преподавателю, - привел Игорь следующий аргумент.
«Ого! Куда тебя понесло!» А вслух:
- Отвали!
- Она же и для тебя рассказывает!
- Иди ты на х-й!!
Ольга Ивановна, в это время писавшая что-то на доске, так и застыла с мелом в руке. Похоже, последняя фраза оказалась произнесена довольно громко, т. к. если до этого в помещении и были слышны какие-то звуки, то теперь все они резко смолкли.
Ольга Ивановна медленно повернулась к классу.
- Кто это сказал? – по словам произнесла она.
Тишина.
- Я еще раз спрашиваю: кто это сказал?
Тишина.
- Кажется, я догадываюсь кто, - произнесла она многозначительно, опустив глаза на сидевшего перед ней Максима.
Он смотрел на нее прямо и открыто. Сама невинность!
Ольга Ивановна перевела вопросительный взгляд на Игоря. Учительница начальной школы, передавшая ей этот класс, рекомендовала Игорька Беркута как самого лучшего ученика, который не только отлично учился, но и был самым примерным и послушным, кристально честным и необыкновенно ответственным мальчиком, причем с явными задатками лидера, к мнению которого прислушивался не только весь класс, но даже преподаватели.
«Ну, все! Сейчас заложит!» - с ужасом подумал Макс и даже зажмурился. Не хотелось как-то вот так сразу, прямо 1-го сентября, портить себе репутацию.
- Нет, Ольга Ивановна, - раздался над ухом голос Игоря, - это не Максим.
Макс открыл глаза и уставился на своего попечителя.
- Я не знаю кто, но точно не он, - добавил Игорь, повернувшись к Максу и выразительно глядя ему в глаза.
- Тогда кто же? – Ольга Ивановна обвела взглядом всех своих новоиспеченных учеников. – Не признаётесь? Хорошо! Сегодня я вас прощаю, но в следующий раз, если такое повторится, будет наказан весь класс, без исключения! – и она вернулась к прерванной ранее теме.
Когда прозвенел звонок, Игорь вышел вперед и, похлопав в ладоши, чтобы привлечь внимание, громко произнес:
- Четвертый «г», все слушаем меня! Приглашаю вас всех к себе на день рождения! Жду вас сегодня, как всегда, в три часа. Дорогу, надеюсь, не забыли?!
Все радостно зашумели.
«И чего хорошего они в нем нашли?»…
…Максим догнал Игоря уже на выходе из школы:
- Эй, Беркут! Или как тебя там?
- Что, с памятью плохо? – Игорь остановился. Он был на голову выше Макса и смотрел на него сверху вниз. Максим проигнорировал его вопрос – просто не нашелся, что ответить.
- Ты знаешь, - сказал он, - тебе совсем необязательно было меня покрывать. Я бы и сам ответил за себя.
- Так что же ты не признался? – глаза Игоря ехидно прищурились за стеклами очков.
- Что я, дурак что ли?! Вот если бы училка точно догадалась, тогда бы я и ответил.
- Надо же, какая смелость!
- Какая есть! Это вообще не твое дело! Так что ты не думай там, что я тебе благодарен и все такое.
- А с чего ты решил, что я о тебе забочусь-то? – Макс растерянно похлопал ресницами. – Я забочусь-то о себе! Мне поручили за тобой следить, вот я и делаю все, чтобы все видели, что я с этим справляюсь. Так что ты слишком много о себе возомнил!
- А-а! Теперь все понятно! Ну, значит, тебе со мной не повезло! Не думаю, что ты справишься.
- Это мы еще посмотрим! – Игорь помолчал. – Кстати, приглашение на день рождения распространяется и на тебя.
- Какая радость! – с издевкой воскликнул Макс. – Этим меня не купишь – не в магазине!
Игорь пропусти последние слова мимо ушей и, написав на тетрадном листке свой адрес, сунул его Максиму в нагрудный кармашек. На том и распрощались.
Макс развернул листок. Соседний с его домом дом. 8-й этаж. 15:00.
(В действительности, как я узнал уже потом, день рождения у Игоря был тремя неделями раньше. Но Беркут – это человек, который не может прожить без общества, а общество не может прожить без него. Поэтому, учась в школе, а потом в университете, он каждый год справлял свой день рождения с опозданием, 1-го сентября, чтобы иметь возможность наприглашать к себе кучу народу и устроить классную вечеринку, а не летом, когда город пустеет на время каникул.)
А Максим так и не пришел…
 
 
Глава 7. День второй
 
Максим появился в школе за полчаса до начала занятий. Этой трудно объяснимой привычкой приходить раньше времени и бесцельно болтаться по школе страдало больше половины класса, поэтому Макс легко нашел себе занятие – побазарить с новыми знакомыми и поиграть с ними в фантики от иностранных жевательных резинок.
Первым был урок литературы. Слушать учительскую болтовню, как всегда, быстро надоело. И зачем, спрашивается, пересказывать содержание книг? Взял, если надо, да прочитал! Бесполезный предмет! И вообще все вводные уроки бесполезные – времени занимают много, а толку мало. Сиди и только штаны просиживай. Скукотища!
Полистав новенький учебник и пририсовав какой-то тетке синяк под глазом, Макс переключился на окружающих. За партой справа, через девчонку, сидит Стас.
- Эй, Стас! – шепотом позвал его Максим.
Ноль внимания.
- Эй, Стас, глухой что ли?!
Никакой реакции. Только девочка посмотрела на Макса и грозно свела тоненькие брови.
«Вот, черт, глухня!» - пробубнил себе под нос Максим, выдрал кусочек страницы из учебника и настрочил на нем записку узким угловатым почерком. Секунда – и записка выверенным движением отправлена на соседнюю парту, прямо на раскрытую Стасову тетрадь. Стас некоторое время рассматривал прилетевшую к нему бумажку и, не разворачивая(!), убрал ее в карман.
Ну и дела!
Максим же на этом не угомонился. Попытался достучаться до другого своего утреннего знакомого, потом еще до одного – результат тот же. Макс был раздосадован. Надо же, какой облом! Что они, с ума все посходили?! Сидят, как в рот воды набравши, даже ни разу не взглянули на него!
Пришлось вернуться к своему учебнику. И тут Максим заметил, что сидящий рядом шеф сдержанно так, но нагло улыбается.
Ах, вот где собака-то порылась!
Уже поняв, что Беркут ни при каких обстоятельствах разговаривать с ним на уроке не будет, Макс во весь тетрадный лист вывел: «Это ты подстроил?!» – и, не закрывая, положил тетрадь перед Игорем.
«Отгадай с трех раз», - письменно ответил тот.
Что тут гадать?! Все и так было ясно.
Немного поразмыслив, чего бы такого сделать плохого, Максим на чистом листе нарисовал шефа таким, каким он его видел: длинный, тощий, с головы до ног весь в веснушках (включая одежду), в огромных очках, с невообразимыми рожками, крылышками, хвостами и прочими уродствами, какие только Макс смог придумать, и с лопатой в руке. Подписав рисунок необыкновенно оригинальной фразой: «Рыжий-рыжий, конопатый убил дедушку лопатой!» - Максим вновь придвинул тетрадь к Игорю.
Несколько секунд Игорь задумчиво разглядывал этот шедевр изобразительного искусства, вертя в пальцах ручку, а потом начал рисовать.
Он пририсовал на голову существа, призванного изображать Игоря Беркута, королевскую корону, а как раз под вознесенную кверху лопату – маленького человечка, стоящего на коленях и соединяющего в умоляющем жесте ладони. Под человечком инициалы – М. Г.
Тетрадь вернулась на место.
Макс посмотрел на рисунок, потом на своего соседа. Игорь был абсолютно спокоен, сидел прямо, сложив перед собой руки, и с серьезным видом слушал учителя.
Максим снова посмотрел на рисунок. В нем, несмотря на довольно комично изображенные фигуры, не было абсолютно ничего смешного. Максу стало не по себе.
«Ну, что ж? Война – так война!» - подумал Максим и все оставшееся время до конца урока провел, старательно замалевывая свое коленопреклоненное изображение. В итоге вместо рисунка осталась дыра, и скомканная бумага благополучно перекочевала под парту на пол…
 
Глава 8. Игорь В. Беркут
 
…Войны не получилось.
Разве можно назвать войной единичные односторонние боевые действия, которые постоянно натыкаются на глухую стену терпения, спокойствия и полного к ним равнодушия?
Чего только не придумывал Максим, чтобы досадить своему нежеланному шефу! Но все было вхолостую. Игорь очень ревностно относился к своим шефским обязанностям и никогда не выпускал своего подопечного из поля зрения. Любые шалости пресекались на корню. С одноклассниками у Макса были нормальные отношения, но стоило только затеять какую-нибудь пакость, как об этом сразу становилось известно шефу, и уже на следующий день никто из ребят больше не поддерживал эту затею. Категорически!
Максим недоумевал. Его новый класс, как целостный организм, чутко реагировал на все внешние и внутренние раздражители и отвечал на них единым порывом, будь то осуждение или одобрение.
 
Вообще этот класс был самой дружной командой, в которой мне приходилось бывать за всю свою жизнь. И главную роль в его сплоченности сыграл как раз Игорь Беркут – рыженький очкарик, волею судеб попавший в этот коллектив.
Мне хочется более подробно остановиться на личности Игоря – мне интересно говорить о своем друге, это доставляет мне удовольствие, как доставляет удовольствие рассказывать об определенном человеке тому, кто… Но об этом еще рано. А пока…
 
Первый и очень желанный ребенок у своих молодых родителей, души не чаявших друг в друге и в своем чаде, - Игорек рос очень веселым и общительным мальчиком.
Пришло время, и Беркут-младший, как все его сверстники, отправился в школу. Но школа встретила его крайне неприязненно. Ребятишки, собранные с разных детских садов или выросшие просто под присмотром родителей-бабушек, увидели друг друга в первый раз и моментально невзлюбили Игорька по упомянутым уже причинам. Над не таким как все одноклассником смеялись, грубо подшучивали, постоянно дергали и обзывали. Игорек, ни разу до этого не сталкивавшийся с подобной жестокостью, сильно нервничал, расстраивался и, в конце концов, замкнулся в себе, стал неприветливым и пугливым. Он старался как можно меньше носить ненавистные очки, из-за чего постоянно попадал в нелепые ситуации, связанные с плохим зрением, что еще больше веселило окружающих и подбивало их на еще более изощренные издевательства. Игорь превратился в забитую белую (точнее, рыжую) ворону, и сидеть-то рядом с которой считалось зазорным, не говоря уж о дружбе.
Неизвестно, чем бы все это закончилось (возможно, тем, что общество получило бы еще одного униженного и оскорбленного своего члена, ничего не стремящегося получить от жизни и ничего не в состоянии ей предложить), если бы в процесс не вмешалась семья.
Беркут-старший, видя, в каком положении находится его любимый сын, вызвал его на откровенный мужской разговор по душам. Игорь, изредка прерывая свою речь шмыганьем и всхлипами, рассказал о своем непростом существовании в классе, об отношении к нему других ребят. Отец внимательно выслушал его, не перебивая и давая сыну выговориться до конца.
- Ты знаешь, Игорек, - сказал он после этого, тщательно подбирая слова, чтобы его маленькому сыночку был понятен их смысл, - к сожалению, принимать тебя таким, какой ты есть, могут только родители – мы с мамой. Что касается других, то ты должен сделать для них что-нибудь. Что-нибудь хорошее, чтобы тебя полюбили. Да, ты видишь, что твои одноклассники, вроде, ничего особенного не делают, чтобы с ними дружили. Но тебе немножко не повезло, что твоя внешность не соответствует их требованиям. Но ты нисколько не виноват, что ты, как из мультика, «рыжий-конопатый», и у тебя не очень хорошее зрение и ты носишь очки. Поверь мне, твоему отцу, что все эти дразнилки пройдут со временем. Не надо ожесточаться – ребята тоже не виноваты, просто у них еще пока возраст такой злой. Но я понимаю, что в настоящий момент тебя мало интересует будущее – оно кажется тебе таким далеким! Поэтому уже сегодня тебе надо заставить всех любить тебя и уважать.
- Но что такое я могу для них сделать?!
- Хороший вопрос… Ну, например, у тебя неплохо с математикой. Даешь списывать-то?
- Даю, - Игорь потупил глазки.
- А кому?
Игорь вздохнул:
- Всем… кто попросит.
- А зря! Надо подходить к этому делу избирательно.
- Но они говорят, что если я не дам списать, они меня побьют, - пролепетал Игорек и его губы снова задрожали от готового разразиться плача.
- Эй, выше нос! Откуда тебе знать, осуществят они свою угрозу или нет? А потом, даже если побьют – ничего страшного. Ты же мужчина! Дашь им сдачи при случае. Так что списывать не давай, пока не поросят хорошо и не перестанут тебя обижать. И вообще, лучше не списывать давай, а предложи им свою помощь позаниматься с ними, рассказать, что не понятно. Так еще и учителя тебя полюбят. А одноклассники пусть зависят от тебя, научатся вести себя по отношению к тебе нормально, перестанут тебя унижать в глазах других, а там, глядишь, и дальше дело пойдет! К тому же ты ребенок из обеспеченной семьи, в материальных средствах не стеснен. Что-то подарить, за кого-то заплатить – это любому будет приятно. Мы с мамой ни в чем тебе не откажем. И не будь таким кислым – несчастные люди еще никогда никому не нравились!
(Эх, будь моя воля, я бы папашу за такие советы… Плохо, короче, сделал бы ему. Валерий Викторович классный мужик, умный, я его очень уважаю, но давать подобные советы ребенку?! В итоге правильные, но слишком взрослые, на мой взгляд, слишком развращающие мозг рецепты достижения целей. Игорю бы сказать: «Папа, ты что?! Это же плохо!» Но вместо этого…)
- Хорошо, я попробую, - пообещал Игорек.
Всю следующую неделю он жил ожиданием очередной контрольной по математике. Когда она началась Игорь так и не поделился своими решениями ни с кем из одноклассников (а тех, кто обычно «просил», было чуть ли не полкласса!). После окончания занятий мальчишки подкараулили его у глухой стены школы и поколотили. Не то, чтобы очень запинали, но очки разбили и синяков под глазами понаставили. В ответ Игорь, не раздумывая, рассказал о случившемся учительнице, провинившиеся были наказаны, а Игорь бит еще раз, но списывать так и не давал, предупредив, что не будет этого делать до тех пор, пока его не перестанут задирать.
В один прекрасный день двое самых отстающих ребят, которым дома здорово попадало за сыпавшиеся двойки, на очередной проверочной работе обратились к Игорю со словами, от которых его сердечко радостно затрепетало. Они сказали:
- Беркут, дай списать! ПОЖАЛУЙСТА…
Такая возможность была им снисходительно предоставлена. Но только им двоим, так что Игоря ожидала очередная встреча у злополучной стены.
На этот раз, повинуясь какому-то внутреннему голосу, Игорь, большой любитель поябедничать, не выдал своих обидчиков, свалив все происшедшее на неизвестных ему хулиганов. Ему поверили…
Окрыленный своей первой победой Игорь Беркут настойчиво пошел по указанному отцом пути, интуитивно внося по ходу дела свои коррективы. Он с головой окунулся в учебу, гонимый одной единственной целью – быть только первым, знать все только на «отлично», быть лучше всех! И еще быть щедрее всех. С каждым днем к нему за помощью обращалось все больше ребят. Игорь приучал относиться к себе серьезно. Как собачек Павлова. Будешь хорошо себя вести – получишь косточку. Такую большую, сахарную кость…
Игорь был последователен и непримирим, и в своих новых устремлениях проявил воистину железный характер. Никакие угрозы или действия не могли заставить его сделать кому-либо уступку. О причиненных ему обидах Игорек хранил молчание, лишь изредка, по одиночке, принося в жертву учителям тех, кто был особенно дерзок.
И ситуация вокруг него начала меняться! Разыгранный как по нотам метод кнута и пряника принес свои плоды. Удерживаемые определенной зависимостью и даже некоторым страхом с одной стороны и приманиваемые вполне конкретными щедротами с другой, одноклассники волей-неволей начали проявлять Игорю свое расположение. И параллельно, проявляя это вынужденное расположение и общаясь с Игорем все больше и больше, ребята вдруг обнаружили, что он, оказывается, очень даже веселый мальчишка, знающий кучу анекдотов и забавных историй, всегда способный придумать что-то новенькое и интересное, что с ним никогда не бывает скучно и всегда есть о чем поболтать и чем заняться, что он, несмотря на отличную учебу и примерное поведение, сам не прочь поозорничать вместе со всеми, а потом наплести учителю, что это сделал вовсе не их класс, и как они (учителя) могли только подумать, что эти замечательные ученики могут такое натворить?!
Беркут раскрылился!
А в свое второе по счету 1-е сентября Игорь, собрав всю свою волю в кулачок, встал после уроков перед классом и, похлопав в ладоши, чтобы привлечь к себе внимание, срывающимся от волнения голосом, произнес:
- Ребята! Я хотел бы пригласить вас сегодня к себе на день рождения… Всех! – и Игорек ровным почерком вывел на доске свой адрес и время – 15:00. – Приходите. Я вас очень буду ждать!
Пришло человек восемь.
На следующий год – двадцать пять.
Еще через год – класс в полном составе, почти сорок (бедные родители!) человек, кроме Максима Гореина и еще одного мальчика, который на тот момент был болен. Даже Рома Шрайбер – и тот пришел!
Неудивительно, ведь к четвертому году обучения у Игоря не осталось врагов. К окончанию третьего класса коллектив покинул последний и самый непримиримый из них – некто Сашка Иванов. Саша и сам учился неплохо, и материально совсем не бедствовал, и тоже был из себя весь такой харизматичный. Так что этот очкастый выскочка бесил его невероятно. Игорь испытывал к нему аналогичные чувства. Но однажды в двух кабинетах первого этажа, где занималась начальная школа, кто-то выбил все стекла. И когда шли разбирательства по этому вопросу, Беркут слил Иванова учителям. Два непримиримых соперника долго препирались между собой из разных концов кабинета, обвиняя друг друга во вранье, но в итоге «прим.» по поведению Игоря победило Сашкино «уд.». Учительница попросила разгорячившегося Игоря сесть на место, а Сашу выйти из класса и вернуться обратно уже с родителями.
С этого момента, если в классе случалось что-то плохое, в этом постоянно оказывался виноват Иванов. И не только преподаватели были им недовольны – одноклассники тоже. Их вчерашнего друга как подменили – столько гадостей он им начал делать и вообще оказался весьма подленьким человечком.
В конце концов Сашка был просто выжит из класса постоянно сыпавшимися на его голову обвинениями во всех смертных грехах со стороны учителей и бесконечными бойкотами со стороны ребят.
За всех остальных своих одноклассников Игорь стоял горой. В любой ситуации каждый мог положиться на него как на самого себя. Игорь делал все, что было в его силах, чтобы помочь, и то, каким путем он добился сегодняшней дружбы от своих вчерашних обидчиков, стало постепенно забываться, пока не забылось совсем.
Наставления отца попали на очень и очень благодатную почву и послужили толчком к тому, чтобы характер лидера, заложенный в Игоре природой, раскрылся в полной мере, а то, в каких условиях это произошло, заставило приложить дополнительные усилия к развитию лидерских качеств, что, в итоге, сделало Беркута таким, каким он является сейчас.
По причине отличной учебы и поведения Игорь стал своеобразным связующим звеном между учениками и учителями. Ему доверяли и те, и другие. Ненавязчиво и почти незаметно Игорь руководил течениями жизни класса, его интересами, привязанностями или неприятием чего-либо. Призвав на помощь все свои немалые умственные способности, год за годом Игорь Беркут оттачивал свое мастерство управления людьми, возвышая одних и безжалостно выводя из игры других. Но ни в коем случае не думайте, что его любили, потому что боялись! Эта любовь (я бы даже сказал обожание) навсегда стала искренней. Всегда в отличном настроении, энергичный, жизнерадостный, необыкновенно легкий в общении и одновременно спокойный и рассудительный, Игорь – душа и голова любого общества!
 
Я – один из немногих (нескромно, но факт), кому посчастливилось (или, наоборот, не повезло) узнать Беркута и с другой стороны. Именно с этой стороны мне известно, что Саша Иванов не разбивал никаких окон и еще много других вещей. Но не буду забегать вперед. Сейчас я еще учусь в четвертом классе, и нашей дружбе суждено только-только зародиться…
 
ПРОТЕСТУЮ! (Это вклинился Игорь В. Беркут, только на этот раз его ни о чем таком не просили – прим. автора.) Мне, конечно, льстит столь пристальное внимание Автора к моей персоне, особенно в части названия вышенаписанной главы моим именем. Я также признаю полное право Автора высказывать свое мнение, ведь я всего лишь скромный Редактор. Однако, послушать Автора – так я не человек, а монстр какой-то! Безусловно, доля истины в подобном освещении событий имеется, но не до такой же степени! Предупреждаю Автора, что если я когда-нибудь сяду за свою собственную книгу, то сочту возможным также написать об Авторе все, что я о нем думаю!
 
Надо же, как раскипятился! (Это опять пишу я – Автор.) Ну, может быть я и утрировал что-нибудь немножко, но суть-то остается прежней! К тому же, как правильно заметил Редактор, это не его книга, а моя, поэтому и событиям из его жизни я посвящаю не так много места, как своим, в результате чего рассказ о нем получился вроде «галопом по Европам» и из-за этого, возможно, немного резким. Но в нем нет ни слова вранья! Клянусь, что на страницах этой книги я пишу правду и ничего, кроме правды! А акценты расставляйте сами, как Вам больше нравится…
 
 
Глава 9. Роман А. Шрайбер
 
Если задачей Игоря относительно Максима Гореина было сдерживать его неудовлетворительное поведение, то относительно Ромы Шрайбера цель состояла в другом – подтянуть того в учебе.
Как выяснилось, Роман родился и до шести лет жил в Германии, точнее в тогдашней ГДР, после чего его мать, разведясь с мужем-немцем, вернулась в СССР. От отца Роме досталась фамилия Шрайбер, отчество Алексеевич, образованное совсем не от российского «Алексея», а от заморского «Алекса», и практически полное незнание русского языка! К семи годам Рома более или менее научился общаться на языке своей матери, но нетрудно представить, как «хорошо» это у него получалось, если учесть, что в детский сад он не пошел и общался только с родственниками, да изредка с ребятами со двора.
Мать Романа (очень своеобразная, скажу я Вам, женщина!) никак не хотела создавать для сына благоприятные условия для языковой адаптации в новой стране (на специальные курсы, там, его отправить или еще что-нибудь в этом роде) и бросила его в школу, как щенка в воду (и нет, чтоб в немецкую, так еще и в английскую! – чтобы жизнь сладкой не казалась, так я полагаю). Проблемы не заставили себя долго ждать и начались с первого же дня, и не только с русским – ведь для успешного изучения и остальных предметов надо было знать столько трудных слов! И Рома поплыл с переменным успехом, но, дойдя до четвертого класса, все же не удержался на плаву. Учителя, в принципе, понимали, что мальчик не виноват в своих неудачах, и если бы не Ромин трудный характер, то вряд ли оставили бы его на второй год.
Рома Шрайбер был замкнутым и молчаливым, возможно, как раз из-за проблем с языком: говорил он с заметным акцентом, не всегда правильно употребляя слова или склоняя их не так, как положено. Первое время новые одноклассники пытались было его поддразнивать, но это неприятное обстоятельство Роман устранил быстро и строго – кулаками. Если ему что-то не нравилось, то, без предупреждения, раз – и в глаз! Срабатывало отлично. То, что одноклассники младше на год, Рому нисколько не беспокоило – раз мелкие, тогда тем более должны уважать старших. Так что приставать к нему вскоре перестали.
Еще одной Роминой чертой, весьма нетипичной для советского школьника, было то, что он являлся убежденным католиком и наизусть цитировал Библию на немецком языке.
Имея общего шефа, Роману поневоле приходилось общаться с Максимом, постоянно подбивавшим его подложить Игорю какую-нибудь свинью. Но раскрутить предполагаемого союзника на повстанческие действия никак не удавалось.
- Шрайбер, что ты такой занудный? – спросил однажды Макс. – Почему бы тебе не послать Беркута подальше со всеми его книжками?
- У меня есть имя, - ответил Шрайбер, исподлобья глядя на Макса.
- Ну и…?
- Ну и спроси у меня нормально, если хочешь, чтобы я тебе отвечал.
(Не буду заморачиваться с передачей в тексте всяких там «атфечал» и прочих коверканий слов, но стоит заметить, что Роман говорил именно так.)
- Хорошо. Рома! Почему бы тебе не послать подальше Игоря со всеми его книжками?
- Объясни мне пожалуйста, послать подальше – это куда?
Максим нецензурно пояснил, куда именно следует послать Беркута.
- Теперь мне понятно, - ответил Роман. – Ты его туда уже посылал, я помню.
- Слава Богу, хоть это ты знаешь!
- Зачем ты упоминаешь Господа лишний раз без необходимости? Это грех.
- Чиво-о?! Шрай…, то есть Рома, да с тобой невозможно разговаривать! Тебя ничего не устраивает! Если ты не хочешь со мной говорить – не надо! Я от этого не растаю – не сахарный!
- Если бы я не хотел с тобой говорить, то не говорил бы, поверь мне.
- Ладно, проехали! – Максим небрежно махнул рукой и отвернулся.
- Ты знаешь, что такое остаться на второй год? – неожиданно заговорил Роман. – Ты знаешь, как это унизительно, когда над тобой смеются и показывают на тебя пальцем, обзывая второгодником? Ты знаешь, как это противно учиться среди малолеток вроде тебя? – Макс вспыхнул, а Рома продолжал. – Тебе когда-нибудь обещала отказаться от тебя, если ты не будешь делать все хорошо, твоя собственная мать?!
- У меня нет матери, - буркнул Максим, прикусив губу от обиды, что его обозвали малолеткой.
- Извини.
- Ничего, я привык… А Беркут, значит, крутой?
- Он умный и много знает.
- Умный, значит? Много знает? Ну-ну! – Макс разочарованно вздохнул. – Какие же вы все скучные!..
И вот такие, блин, трудные диалоги каждый раз!..
 
Чтобы хоть как-то ограничить чрезмерную свободу Макса и Юрки, отец отправил их в группы продленного дня. Но Максим чаще все равно исчезал сразу после занятий и болтался неизвестно где, прихватив с собой еще и братца. Все это привело к тому, что классная руководительница с согласия Игоря (а остальные, можно подумать, не люди!) оставляла после уроков троицу Игорь – Роман – Максим в классе и уходила, заперев кабинет на ключ (в основном, чтобы Макс не сбежал и хотя бы некоторое время находился под присмотром).
Пока Игорь занимался с Ромой (в чистом виде эксплуатация, я считаю! – вместо того, чтобы учителям самим париться со своим неуспевающим учеником, они внаглую использовали безотказного Игорька), Макс околачивался тут же – как говорится, пинал балду и бродил по классу в поисках интересного занятия. Иногда от нечего делать он подсаживался к занимающимся и рассеянно слушал терпеливые объяснения Игоря и нескончаемые Ромины вопросы.
Вначале совместных посиделок Максим еще пытался как-то подшутить над своим шефом, но постепенно у него почти пропало это желание. Вот, например, Макс, вымазав руку мелом, хлопнул Игоря по спине, оставив ярко-белый отпечаток пятерни на его идеально чистой темно-синей форме. А Игорь, обнаружив это пятно, вместо того, чтобы разозлиться, рассмеялся и сказал: «Здорово ты меня подколол! Надо будет тоже кому-нибудь такое устроить!» Ну, никакого удовольствия от своей каверзы! И у Максима просто опускались руки.
Еще немного, и Макс практически смирился с неизбежностью шефства. А потом и вовсе перестал тяготиться необходимостью часами просиживать в запертом кабинете. Правда, на этот раз причиной послужил не Игорь.
А произошло вот что.
Для начала забежим назад, т. к. следует отметить, что Максима, несмотря на всю его задиристость и шкодливость, никогда не обижали с применением грубой физической силы – короче, никогда не били (не считая ремня отца, конечно): то ли из-за того, что они с братом всегда были самыми маленькими и слабыми и рождали в окружающих некие сдерживающие агрессию благородные душевные порывы, то ли из-за подсознательного сочувствия к наполовину сиротам. Так что неизвестно, что именно заставляло одноклассников реагировать на их выходки более-менее спокойно, но результат был таков: Макс до перехода в новую школу никогда в жизни не дрался. Даже не знал, как это надо делать. И вот однажды на перемене, в самый разгар игры в упомянутые уже фантики, какой-то пятиклассник (здоровый, надо сказать, для своего возраста детина) незаконным путем лишил Макса честно заработанного выигрыша: он бесцеремонно сгреб драгоценные фантики и вкладыши и попытался было сунуть их к себе в карман. Но Максим, раздосадованный такой вопиющей несправедливостью, ухватился обеими руками за кулак своего обидчика и потребовал вернуть принадлежащее ему добро. В ответ пацан только стряхнул с себя цепкие ручки и, ухмыляясь, поднялся, чтобы уйти. Максим тоже вскочил:
- Слушай, ты! Отдай сейчас же! Это мое!
- Отстань, малявка! – пренебрежительно произнес мальчишка и для пущей убедительности толкнул Макса в плечо. Этого хватило, чтобы щупленький Максим отлетел в сторону и упал, ударившись головой об стену. Было больно.
- Эй ты, придурок! – закричал Макс вслед удаляющемуся пятикласснику. – Верни мне мои вещи!
Пацан лишь хмыкнул, на секунду обернувшись.
Целая буря чувств ворвалась в душу Максима. Жалость к самому себе за ноющий затылок. Горькая обида за то, что его с такой легкостью проигнорировали. Жажда мести…
Поднявшись с пола, Макс рванул за своим обидчиком. Тот продолжал вальяжно вышагивать по коридору, больше не оборачиваясь. Догнав его, Максим с разбега прыгнул, целясь ногами под его коленки и вложив в этот прыжок всю свою мальчишескую силу. Прыжок достиг цели. Колени подогнулись, и пятиклассник вместе с Максом загремели на пол. Удар ногами, помноженный на скорость и вес Максима, вылился в то, что пацан с невероятной силой грохнулся об пол коленями и заорал от боли. Оказавшись сверху, Макс развернул его на спину и со всей мочи врезал ему по лицу. Сначала правой. Потом, для верности, левой. Мальчишка перестал кричать и только всхлипывал, издавая нечленораздельные звуки. Максим выгреб из его кармана горсть фантиков и поднялся. Его противник остался лежать, корчась и хватаясь руками за разбитые коленки (он травмировал оба мениска и впереди его ожидали больница и несколько недель в гипсе).
Прибежали учителя. Они накинулись кто на Макса, расспрашивая его, что произошло, кто на валяющегося на полу пятиклассника.
- Кто-нибудь, вызовите скорую! Кажется, у него сломана нога!..
Примчался Беркут:
- Что ты натворил?! Ты же можешь вылететь из школы! Тебе мало, что тебя один раз уже выгнали?
- Откуда ты знаешь, что меня выгнали?
- Макс, об этом все знают!
- И ты им в этом помог, я не сомневаюсь!
- Можешь сомневаться или не сомневаться сколько тебе угодно! Ты понимаешь, что ты меня подводишь?!
- А ты понимаешь, что меня это не колебет?!
- Ладно, успокойся. Рассказывай, что произошло.
- Он отнял мои фанты. Я сказал, чтобы он их вернул. Он меня толкнул. Я упал и ударился головой. У меня даже шишка вскочила. Вот! – Максим продемонстрировал место ушиба, Игорь машинально пощупал его затылок – да, действительно, шишка есть. – А потом я его толкнул.
- Хорошо же ты его толкнул! У человека, может, нога сломана!
- Так ему и надо! Он первый начал. Урод!
- И это из-за каких-то фантиков?! Ужас! Неужели это так важно для тебя?
- А зачем он берет чужое?!
Игорь только покачал головой.
- Гореин, к директору! – раздалось в коридоре.
- Я его отведу, - тут же вызвался Игорь и, схватив Макса за руку, потащил его по направлению к директорскому кабинету.
- Отпусти меня, - запротивился Максим, - я и сам могу дойти!
- Не убежишь? – съехидничал Беркут.
- Вот еще! – фыркнул Макс.
- …Это правда, что ты мне рассказал? – спросил Игорь уже перед самым кабинетом.
- Правда.
- Ну, смотри: расскажешь ей все, как было, а то народу много видело – наверняка начнут расспрашивать, - шепотом наставлял Максима Игорь. – Можешь ей даже шишку показать – она у нас женщина жалостливая. В предыдущей школе драки были?
- Нет.
- Об этом тоже обязательно скажи!
Помимо дачи устных указаний, Игорь пригладил Максу непослушные взъерошенные волосы, отряхнул испачканную от валяния на полу форму.
- Ладно, иди. Удачи! – Игорь открыл дверь кабинета и буквально впихнул туда Макса…
То, что происходило в кабинете директора школы, описывать, думаю, не стоит – сами догадываетесь. Скажу только, что Максим, несмотря на свое неприятие всего, связанного с шефом, все же решил придерживаться полученных инструкций – вылетать второй раз из школы на самом деле очень не хотелось. Маленький, хрупкий, с широко распахнутыми наивными глазами и шишкой на затылке, он сумел-таки разжалобить директрису.
Выйдя из кабинета, Макс увидел, что Беркут все еще ждет его.
- Ну как? – спросил Игорь.
- Отца в школу вызывают.
- Без этого, к сожалению, они не могут.
- Выпорет меня, блин, опять!
- Тебя что, отец бьет?
- Ну, да. А тебя что, нет?
Игорь отрицательно покачал головой.
- Везет же людям! – вздохнул Максим…
А на следующей перемене к Максу подошел Рома Шрайбер.
- Здорово ты сегодня Леху отделал! – сказал он.
- Ты его знаешь?
- Да. Одноклассничек мой бывший. Такой урод! Мы с ним тоже все время воевали. Да и сейчас иногда… Честно говоря, я смотрел на вас и думал, что ты струсишь.
- Я очень разозлился.
- Я тебя понимаю. На такого идиота только и можно, что злиться. В общем, ты молодец! Уважаю!.. Неизвестно, правда, что было бы, если бы он мог дать тебе сдачи…
Максиму подумалось, что в этом случае он бы, наверное, просто убежал от страха, но вслух решил этого не говорить, чтобы не портить о себе геройское впечатление.
Тут прозвенел звонок.
- Поговорим после уроков, - предложил Рома, дружески хлопнув Макса по плечу, и они отправились за свои парты…
 
Вот так какие-то глупые фантики послужили причиной того, что я приобрел еще одного лучшего друга – Романа Шрайбера. И в его лице – одну большую, серьезную проблему на свою голову, которая всплыла через несколько лет…
 
 
Глава 10. Все за одного
 
Со времени описанных выше событий прошло месяца два. По окончании уроков Игорь с Романом, как обычно, расположились в кабинете математики, разложив вокруг себя учебники и тетрадки. Вскоре в класс влетел Максим, весь вид которого кричал о том, что произошло нечто из рук вон плохое. Он швырнул свой портфель на парту и плюхнулся на стул.
- Все! П-дец! – констатировал он еще никому не известный факт.
Игорь и Рома одновременно оторвали взгляд от своих книжек и вопросительно уставились на Макса.
- П-дец! – повторил Максим, вложив в это слово еще больше таинственной многозначительности.
- Что случилось? – не выдержал неизвестности вечно любопытствующий Игорь.
- Леха вернулся! – трагически сообщил Макс.
- Да-а? – деланно удивился Игорь. – А ты думал, он уже никогда не придет?
- Беркут, заткнись! И без тебя тошно!
- Он тебе что-нибудь сказал? – поинтересовался Рома…
(Извините, вынужден прерваться. Дело в том, что писать диалоги между тремя людьми (возможно, это уже и не «диалоги», а «триалоги» какие-нибудь!), как оказалось, очень непросто: это практически после каждой фразы приходится пояснять, кто именно говорит, к тому же пояснительные глаголы, типа «сказал», «спросил», «произнес» не бесконечны, и рано или поздно приходится повторяться, что тоже нехорошо. Буду-ка я, пожалуй, когда у меня возникают подобные проблемы, писать, как в пьесах, имена героев перед произнесенными ими фразами – и понятно, и не надо нагружать текст лишней белибердой.)
Максим: Сказал… Короче, он ждет меня сегодня в семь вечера у кинотеатра в фонтане (т. е. в бассейне, сооруженным под фонтан, который со времен постройки так ни разу и не работал – прим. автора).
Игорь: И что ты думаешь по этому поводу?
Максим неопределенно пожал плечами.
Роман: По-моему, существуют ситуации, когда настоящий мужчина должен действовать, не раздумывая.
Игорь: А, по-моему, думать не мешает в любой ситуации.
Роман: И кем он будет после этого, если не придет? Тряпкой!?
Игорь: Зато будет целой тряпкой.
Роман: И как он будет потом смотреть Лехе в глаза? Да его же засмеют!
Игорь: Невелика беда! Было бы кому смотреть в глаза! Больно надо выпендриваться, чтобы заслужить уважение какого-то дурака!
Роман: А уважение себя перед самим собой заслуживать, по-твоему, не стоит?!..
Слушая этот разговор, у Максима возникло странное чувство, будто это одно его «Я», гордое и решительное (а, может, просто безбашенное?), спорит с другим его «Я», рассудительным и разумным (а, может, просто трусливым?).
- Эй, люди! – Макс протестующе замахал руками. – Здесь кто-нибудь, вообще, интересуется моим мнением по этому вопросу?!
Роман и Игорь, прервавшись на полуслове, одновременно посмотрели на Максима.
- Да, конечно, - за двоих ответил Беркут.
- Что-то не очень заметно! Короче, хватит базарить. Я, пожалуй, - Макс тяжело вздохнул, - все-таки схожу туда. Послушаю, что Леха мне скажет хорошего.
- Ты думаешь, с тобой там будут разговаривать? – поинтересовался Игорь, мило улыбнувшись.
- Ну-у… Это уже другой вопрос.
- Я пойду с тобой, - твердо сказал Роман. – У меня с Лехой свои счеты, - он поднялся с места. – Все, сворачиваемся. На сегодня занятий хватит. Макс, нам предстоит веселый вечерок!
Рома собрал свои вещи, и они вместе с Максимом вышли из кабинета (к тому моменту, слава Богу, их перестали запирать). Игорь некоторое время в задумчивости смотрел на закрывшуюся за ними дверь и тоже начал собираться…
 
К слову сказать, уже была зима, и Рома с Максом, придя раньше назначенного времени, мерзли в заснеженном бассейне фонтана, высокие борта которого нисколечко не защищали от пронизывающе колючего ветра. Максим нервно курил стрельнутую у кого-то сигарету и весь дрожал, как осиновый лист – то ли от холода, то ли от страха.
Наконец, наверху показались несколько человеческих фигур, которые по очереди стали спрыгивать вниз. Максим насчитал шестерых. Фигуры стали приближаться и в итоге материализовались из вьюги в Леху с приятелями, обступившими Макса с Романом плотным кольцом.
- Шрайбер! Какими судьбами?! Тебе-то что здесь надо? – вместо приветствия воскликнул Леха.
- Да так, пришел посмотреть, такой же ты слабак, как раньше, или что-то изменилось, – спокойно ответил Роман.
- Но-но-но! Осторожней! Сейчас ты увидишь, кто здесь слабак!
- Я уже все увидел. И тебе не стыдно – вшестером на одного?
- Нет, не стыдно. Во-первых, он не один. Во-вторых, он этого вполне заслужил. И мне по фигу, сколько нас! Могло быть и больше… А ты, Шрайбер, я смотрю, научился немножко разговаривать. Второй год пошел на пользу, правда? – Леха заржал.
Роман сделал шаг вперед. Максим видел, как сжимаются в кулаки и разжимаются его руки. «Сейчас начнется!» – с ужасом подумал Макс, безуспешно пытаясь унять дрожь в теле и хоть как-то морально подготовиться к предстоящей драке. Но тут как раз между Лехой и Романом протиснулась еще одна укутанная и засыпанная снегом фигура. В этой фигуре Макс с крайней степенью изумления узнал… Игоря Беркута.
Раздвинув в стороны собирающихся начать драку ребят, Игорь недоуменно спросил, глядя на Макса:
- А что, больше никого нет?
- А кто еще должен быть? – также недоуменно вопросом на вопрос ответил Максим.
- Понятно. Опаздываем, значит! – проговорил Игорь, обращаясь, скорее, к самому себе, т. к. Роме с Максом было ровным счетом ничегошеньки не понятно.
- А ты, очкастый, что здесь делаешь? – встрял в разговор Леха.
Игорь посмотрел на него так, будто впервые заметил.
- Гуляю! – ответил он.
- Так и гуляй дальше, мальчик!
- У тебя есть какие-то возражения? Этот фонтан – твоя собственность? Нет? Тогда учти, пожалуйста, на будущее, что я гуляю там, где хочу, и когда хочу!..
Короче, Беркут получил по лицу первым.
Под пристальными взглядами противников он поднялся с земли, отряхнул штаны от снега, не спеша снял пока целые очки и аккуратно положил их на бордюр, обрамлявший фонтан.
- Ребята, может, мы как-то мирно решим вопрос? – с опозданием предложил он.
Пятиклассники переглянулись между собой. Разорвавшееся кольцо людей начало вновь смыкаться.
Рома, Макс и Игорь стояли спиной друг к другу, и каждый ощущал плечом плечи своих товарищей (другого слова здесь я подобрать просто не смог!). Стоя так, Максим вдруг почувствовал удивительное спокойствие и уверенность в себе. В предательски подгибавшихся до этого момента коленях неизвестно откуда появились силы, и он уже твердо стоял на земле – готовый ко всему – и даже с некоторым нетерпением наблюдал за приближающимся противником. Окоченевшие пальцы сжались в кулачки.
Игорь, прищурившись, посмотрел куда-то вдаль и, чему-то улыбнувшись, произнес:
- Ну, нет – так нет!
Эти слова послужили своеобразным сигналом к началу активных боевых действий. В воздухе замелькали руки-ноги, послышались звуки ударов и сдавленные крики. Но почти сразу над всей этой возней раздался звонкий мальчишеский голос:
- Ребя! Наших бьют!!!
И сверху посыпались детские фигурки, которые, приземлившись, тут же ввязывались в бой.
Максим молотил кулаками направо и налево. Его ударяли, он падал и снова поднимался. Шапка слетела с головы, пуговицы на куртке были оторваны, руки и губы разбиты в кровь, но ему было все равно! Да, противники были старше, крупнее и опытнее, но зато НАШИХ было больше, и они горели желанием победить. И они победили!
Поверженный враг разбегался и расползался в разные стороны, его догоняли и снова били – лежачего, некрасиво, ногами – до тех пор, пока кто-то (кажется, Рома) не крикнул: «Стоп! Хватит! Пусть уходят!».
Разбредшаяся по дну фонтана стайка ребят начала собираться в центре, одаривая попадавшихся на пути пятиклассников прощальными пинками.
- Эй, ты, сопляк! – крикнул напоследок Леха, обращаясь явно к Максиму. – Я тебе еще устрою!
- У меня, между прочим, есть имя! - смеясь, закричал тот в ответ. – Меня зовут Макс! Не забудь!
Макс засвистел, сунув пальцы в рот, а потом послал в адрес Лехи неприличный жест, образованный ударом одной руки о локтевой сгиб другой:
- Вали отсюда!
Это возглас был поддержан громким свистом…
 
- Давайте все вместе пойдем куда-нибудь, отметим нашу победу! – внес предложение Игорь. Предложение было с радостью принято, и мальчишки гурьбой отправились в ближайшую мороженицу.
Они скинулись своими копейками, извлеченными со дна многочисленных карманов – кто сколько смог, не считаясь – и высыпали груду мелочи на блюдце перед недовольной таким массовым нашествием буфетчицей. Среди монет была только одна бумажная купюра – рубль, который выложил Беркут.
Ребята сдвинули вместе два стола и, чокнувшись «за победу!» фруктовым соком, принялись уплетать мороженое с сиропом, шумно обсуждая детали прошедшей схватки.
Максим был счастлив по уши. Еще никогда ему не было так весело, так хорошо! Он чувствовал себя принятым в команду, где, как в фильмах, «один за всех, и все за одного». Улыбка не сходила с его губ, когда он смотрел на разбитые, но довольные лица своих одноклассников. Как здорово было, остановив свой взгляд на любом из них, сказать что-то вроде: «А классно мы их разделали!» – и услышать в ответ радостный возглас: «Да! Просто супер!»
Но детское время подходило к концу, и пора было расходиться по домам.
- Что говорить-то завтра будем? – задал вопрос Игорь, вернув всех с небес на землю. Он выглядел чуть ли не самым потрепанным из всех, т. к. одно стекло его очков все-таки треснуло, когда кто-то неудачно свалил их с бордюра (очки потом искали все вместе, т. к. сам их владелец не смог долго заниматься поисками – для этого из-за плохого зрения ему приходилось шарить по снегу голыми руками).
- Надо что-то придумать, - согласились с ним, - а то они наверняка на нас накапают.
- Да даже если бы не накапали!? Прикиньте, сразу шесть человек из одного класса и десять из другого в один день приходят в школу с разбитыми рожами. Интересное совпадение!
- А, может, рассказать все как было? Да, мы узнали, что Макса собираются бить, и пришли на помощь.
- Ты знаешь, что мы должны были, по мнению преподов, сделать в этой ситуации? Сообщить об этом им или отговорить Макса туда идти. Или уж, как минимум, не идти туда самим ввосьмером. Ай-ай-ай, как нехорошо – забили бедных пятиклассников!
- Но и Леха был не один.
- Но мы-то этого не знали.
- Но предполагали. Зачем-то же мы поперлись туда такой толпой?
- Это, чтоб уж наверняка их… того! Нет, это не пойдет. Во всем этом просматривается, как говорится, злой умысел, а мы с вами хорошие, примерные пионеры. Давайте скажем, что мы собирались пойти в кино и случайно увидели, что Макса с Ромой бьют. Мне кажется, что лучше в данной ситуации все равно не придумать.
- А что там хоть идет сегодня? Вдруг, какой-нибудь фильм, на который детям до шестнадцати нельзя. Вот будет прикол!
- Я пойду домой мимо, посмотрю, позвоню вам, - вызвался кто-то…
Максим ощущал себя присутствующим на каком-то военном совете. Наверное, именно так Игорь с одноклассниками планировали свое поведение относительного самого Макса, когда весь класс дружно бойкотировал его шалости. Но сегодня все изменилось! Макс – с ними, он – один из них, и завтра он расскажет, как в самый разгар их с Ромой избиения прибежали мальчишки, которые, к счастью, проходили мимо, направляясь в кино…
 
На обратной дороге ребята постепенно отсоединялись, направляясь каждый к своему дому. Тепло попрощавшись за руку с Романом, Игорь с Максимом остались одни. Повисла пауза. Максим чувствовал себя один на один с Игорем несколько неловко. Возможно, ему было немножко стыдно за свое предыдущее поведение по отношению к шефу. Возможно, он бы даже хотел сказать Игорю что-нибудь приятное, но они еще не достигли того возраста, когда люди выражают друг другу благодарности. Поэтому они шли рядом и молчали.
Так они дошли до того места, где их пути должны были разойтись: Максу – прямо, Игорю – направо.
Ребята остановились.
- Ну что, пора прощаться? – произнес Игорь.
Макс, опустив голову, ковырял носком ботинка рыхлый снег. Прощаться не хотелось. Хотелось, чтобы этот замечательный день длился вечно!
- У тебя, случайно, нет сигаретки? – спросил он, чтобы хоть что-нибудь сказать и потянуть время.
- Я не курю. И тебе не советую. Ты знаешь, что если будешь курить, то не вырастешь?
- Правда?! – Макс был явно задет за живое.
- Я серьезно тебе говорю… Слушай, ты не рассказывай никому в классе, как все было на самом деле. Потому что одно дело молчать, когда ты сам в этом участвовал, другое дело, когда только слышал, и тебе, в принципе, все равно, если об этом все узнают. А то кто-нибудь обязательно проболтается.
- Но ведь Леха с пацанами молчать не будут. Что тогда? – задал Макс давно мучавший его вопрос.
- А кто ему поверит? Он жуткий драчун и хулиган, об этом все знают. Если он хотел, чтобы все сошло ему с рук, надо было действовать умнее… А вообще, круто мы их сегодня! Хороший получился сюрприз!.. Ты знаешь, - сказал Игорь после небольшой паузы, - когда я позвонил мужикам, они сразу откликнулись на мои слова и захотели разобраться, как следует, с этими придурками. Согласись, это здорово, когда есть люди, готовые за тебя постоять! Так что я тебя поздравляю.
Макс просто расцвел от этих слов.
- Да, ладно! – смущенно проговорил он.
-Не скромничай. Все нормально! – подбодрил его Игорь. – А теперь давай по домам. Уже поздно. Тебя, небось, уже потеряли.
- Меня особо некому терять. Всем по фигу, где я.
Игорь развел руками:
- А мне, к сожалению, пора. Ну, до завтра!?
- До завтра!
 
Дома Максим с упоением рассказал Юрке о состоявшейся битве. Юрка слушал, открыв рот. Но потом он уснул, и поболтать было не с кем. Макс ворочался с боку на бок на узкой полуторной кровати, на которой он спал вместе с братом. Мысли о событиях минувшего дня так и лезли в голову. Не в состоянии уснуть, Максим тихонько пробрался на кухню, где стащил из отцовской пачки папироску и, вернувшись в комнату, вышел на балкон, где, бывало, тайком курил по ночам, если не спалось. Но на этот раз, затянувшись, Макс вспомнил слова Игоря о том, что если курить, то не вырастешь. Сделав еще одну, последнюю, затяжку, а потом еще одну, самую последнюю, Максим безжалостно отправил папиросу за борт. Приняв это историческое решение, Макс успокоился и с чистой совестью отправился спать…
 
На следующий день в классе только и было разговоров, что о вчерашней драке. Это событие сразу обросло самыми невероятными слухами, которые поддерживали сами его участники. Максим превратился в настоящего героя дня! Весь этот день он занимался тем, что взахлеб рассказывал о происшедшем, каждый раз сообщая все новые и новые подробности. Сидящий рядом Игорь загадочно улыбался и только поддакивал этому невинному вранью.
Между уроками для участников развернувшихся накануне событий устроили очную ставку. Разбирательства прошли по тому сценарию, какой и предсказывал Беркут – 4-й «г» отделался легким испугом, а 5-й «б» понес суровое наказание.
 
С этого дня отношения между Максом и Игорем кардинально изменились. Максим перестал смотреть на своего шефа как на врага. Он был вынужден признать свое поражение в этой так и не начавшейся по-настоящему войне.
Что касается Ромы Шрайбера, то его дружеская связь с этими двумя мальчишками еще больше окрепла. Единственное, чем он был недоволен, так это нечестным, по его мнению, численным перевесом. Но Беркут сумел его убедить, что, на самом деле, все не так уж несправедливо, если учесть то-то и то-то (а аргументов у Игоря было, хоть отбавляй!), так что Роман, в конце концов, удовлетворился полученными объяснениями.
 
Узнав Игоря поближе, я стал подозревать, что вся эта история с приходом на выручку являлась ничем иным, кроме как расчетливо спланированной акцией с целью подчинить себе своего строптивого подопечного. Но Беркут клялся, что все его действия были искренни, и что это действительно был порыв души! Единственное, что было неискренним, это фраза по поводу готовых постоять за меня одноклассников. Ее Беркут сказал специально, чтобы мне польстить (видите, как он со мной откровенен). Его позиции в команде были слишком сильны, и он прекрасно понимал, что может поднять народные массы за кого угодно и против кого угодно по своему желанию. А все остальное шло от чистого сердца, что, однако, не помешало разуму сделать соответствующие выводы и использовать в дальнейшем полученный опыт.
Я ему верю. Зачем Беркуту врать мне? Только все равно долгое время оставалась какая-то обида за фальшивые слова. Мне так хотелось думать, что они были правдой. С годами эта обида уменьшилась. Наверное, благодаря тому, что в своей взрослой жизни я получил столько много любви, что временами это начинало меня тяготить. Но в детстве мне так не хватало этой любви, и придуманная Игорем мысль согревала мою душу. В тот день он так много дал мне!..
 
 
Глава 11. Второй дом
 
Игорь пригласил Максима к себе в гости. Просто так, без повода. (Сколько знаю Беркута, его дом всегда был проходным двором, у него постоянно кто-то тусуется!) Они вместе возвращались из школы, и Игорь неожиданно предложил Максу зайти к нему.
- А у меня, кстати, до сих пор в кармане болтается бумажка с твоим адресом.
- Выкинь ее, она тебе больше не понадобится. Пойдем, я сам тебе все покажу.
Они поднялись на восьмой этаж. Когда Игорь открыл дверь квартиры, в нос ударил запах чего-то вкусного, которое, судя по доносившимся звукам, шипело и урчало на сковороде.
- Игорек, это ты? – раздался с кухни женский голос.
- Да, мам.
- Лови Лизу, она потопала тебя встречать.
При этих словах из-за угла выбежала девочка лет трех, такая же рыженькая и веснушчатая, как Игорь.
- Пливет! – пролепетала она.
- Привет! – Игорь подхватил девочку на руки. – Лиза, скажи «пр-р-ривет». Как тигр рычит? Р-р-р!
- Ы-ы-ы, - «прорычала» Лиза и засмеялась. – Ты кто? – спросила она затем, показывая пальцем на застывшего у входной двери Макса.
- Это Максим. Он мой друг, - ответил за него Игорь, мягко опуская вниз маленькую детскую ручку, и зашептал девочке на ушко. – Нехорошо показывать на людей пальчиком… Макс, это моя сестра. Скажи, как тебя зовут?
- Лилизавета.
- А сколько тебе годиков?
Лиза показала три пальца.
- Правильно. Молодец! Неужели выучила? Поверить не могу! – Игорь поставил Лизу на пол. – Беги к маме! – скомандовал он.
- Игорь, у нас гости? – снова раздался голос с кухни.
- Да!
Теперь обладательница голоса сама показалась в коридоре, вытирая руки о цветастый передник, – миниатюрная женщина с тонкими чертами лица и рыжими волосами.
- Мам, познакомься – это Максим Гореин.
- Ваш новичок? Очень приятно! Игорь о тебе много рассказывал.
Макс многозначительно посмотрел на Беркута. Тот широко улыбнулся:
- Ничего такого! Честное пионерское!
- Меня зовут Олеся Петровна, - между тем продолжала Игорева мама, - можешь называть меня тетя Олеся. Игорь, почему твой гость до сих пор стоит у порога? Пусть раздевается и проходит. Не забудь дать ему тапочки, а то пол холодный – простудится. Через полчаса будем обедать…
Игорь помог Максиму раздеться и пригласил в свою комнату.
Комната Игоря была обставлена по-рабочему просто, и в ней царил идеальный порядок. Ни одной валяющейся где не положено вещи, книжки и тетрадки расставлены по полкам, на письменном столе у окна – ни одной бумажки или карандаша, все убрано в ящики. Единственное, что не вписывалось в обстановку, это большая двуспальная кровать, занимавшая чуть ли не половину помещения.
- И ты один на ней спишь? – удивился Макс.
- Да. Родители купили себе в спальню новую кровать, а эту отдали мне. Знаешь, как здорово на ней прыгать!
Игорь тут же это продемонстрировал. Он залез на кровать и несколько раз подпрыгнул – все выше и выше, пока не дотянулся до потолка.
- Видишь!? – показав Максу испачканные в побелке пальцы, Игорь, довольный, слез вниз.
- Клево! – только и смог ответить Максим.
Кроме королевской кровати в комнате Игоря оказалось еще много интересных вещей – помимо обычных мальчишеских игрушек (машинок, там, всяких и прочего), конструктор, который сейчас называют LEGO (тогда это название было не в ходу, да и фирма, возможно, была другая, но суть та же – «кирпичики» разного размера в комплекте с окошечками-дверками, из которых можно построить целый дом!) и даже игрушечная железная дорога! А еще маленький, но настоящий аквариум с рыбками и улитками. Макс просто не мог оторваться от всего этого великолепия!
Во время обеда Максиму сунули за воротник салфетку наподобие слюнявчика. Ему казалось, что с этой салфеткой он выглядит полным идиотом, но зато еда была очень вкусной!
Максим просидел у Игоря целый день. За играми время пролетело незаметно. Вечером Олеся Петровна отправила сына в детский сад забирать вторую сестру, а Максима усадила в кресло в гостиной смотреть телевизор.
Было спокойно и уютно. Максим сидел в темноте, поджав под себя ноги, и смотрел на светящийся экран. Сидел, сидел и… разревелся. Непрошеные слезы хлынули из глаз в три ручья. Слезы обиды на свое жалкое существование. Наверное, слезы зависти…
(Мои друзья считают, что у меня вообще расшатанная психика. Да, я немного неуравновешен и, возможно, у меня глаза на мокром месте. Несколько не по-мужски, но что поделать? Говорят, детские психологические травмы не проходят даром. C’est la vie!)
- Максим, что с тобой? Почему ты плачешь? – это Олеся Петровна кинулась к Максу, случайно заглянув в комнату и увидев его в таком «плачевном» состоянии. – Что случилось? Тебе плохо? – она присела на край кресла, обняла Максима и прижала его голову к своей груди. – Тебя кто-нибудь обидел? Что произошло, малыш?
И Максим рассказал ей все-все!
О том, что у него никогда не было мамы. О том, что его родной братишка и бабушка умерли. О том, что он фактически беспризорник. О вечно пьяном отце, которому глубоко наплевать на своих детей. О старшем брате, от которого не ждешь ничего, кроме пинков под зад и безграничной ненависти. О том, что постоянно очень хочется кушать. О беспросветной нищете. О том, что старший брат отнимает у отца последние деньги на свои повзрослевшие потребности, и что даже те жалкие рубль двадцать в неделю на школьные обеды приходится выклянчивать часами или подворовывать у Коляна. О том, что они с братом-близнецом донашивают на двоих старые Колины вещи. О том, что он недавно посеял свои рукавички, и теперь они носят Юркины по очереди. О том, что однажды он прямо на уроке потерял сознание – просто из-за того, что у него была температура под сорок, но некому было поинтересоваться его самочувствием и потрогать его горячий лоб.
И еще много-много всего – мелких подробностей его маленькой жизни без заботы, без теплых слов и без ласковых рук.
Олеся Петровна слушала монолог этого десятилетнего мальчика, и ей стало очень жаль его. Разве так бывает? – Бывает…
- Максим, не плачь. Все пройдет. Все будет хорошо. Ты обязательно будешь самым-самым счастливым, и у тебя будет все, что ты захочешь!
- Вы правда так думаете?
- Конечно! Я в этом просто уверена. Скажу тебе по секрету, что я умею заглядывать в будущее. Ты вырастешь большим и сильным, и у тебя будет много друзей… Посмотри на меня, - Олеся Петровна приподняла лицо Макса за подбородок и заглянула в его влажные глаза. – Все будет хорошо! Ты мне веришь? – Максим утвердительно кивнул. – Вот и молодец! А теперь возьми себя в руки и перестань плакать. Мальчики не должны плакать, ты знаешь об этом? – Макс снова кивнул. Олеся Петровна вытерла его мокрые от слез щеки платочком.
- А что это вы тут делаете?! – спросил влетевший в этот момент в комнату Игорь.
- Ничего, просто разговариваем, - ответила мама. – Мы тут с Максимом очень подружились, пока тебя не было. Максим, надеюсь, ты останешься поужинать с нами?..
 
Вечером, зайдя к сыну в комнату, чтобы поцеловать его перед сном, Олеся Петровна сказала:
- Игорек, пусть Максим заходит к нам почаще. Мне кажется, ему очень не хватает семьи.
- Хорошо, мам.
- Спокойной ночи, солнышко, - Олеся Петровна потрепала сына за рыжую челку.
- Спокойной ночи.
(Для Игоря это был целый ритуал – он обязательно произносил перед сном эти слова, т. к. загадал когда-то, что если он не забудет сказать их, то в ближайшие сутки атомная война, которой так пугали советских людей, не начнется. Такие были времена. Бедные дети!)
Когда мама вышла из комнаты, Игорь с головой накрылся одеялом, включил карманный фонарик и принялся за «Всадника без головы» Майн Рида – очень не терпелось узнать, что же там будет дальше?
 
Может, это был и не «Всадник без головы» (Беркут сейчас этого уже не помнит) – книжку я упомянул только для того, чтобы Вы не думали, что Игорь был уж очень занудным и идеально послушным ребенком (в детстве я не раз ночевал у него, и тогда мы вдвоем, а то и втроем (еще и с Ромой) резались в разные игрушки под одеялом (не подумайте ничего ТАКОГО!)).
А дом Игоря (как, впрочем, и Романа) действительно стал моим вторым (и третьим) домом (правда, был период, когда я фактически был отлучен от дома Беркутов главой семейства по определенным причинам, о которых я расскажу позже, но это было временное явление). Когда позволяла ситуация (например, если куда-нибудь уезжали старшие члены семьи), мы даже обменивались ключами и фактически перебирались жить к счастливому обладателю пустой квартиры. Такие вот доверие и дружба!
 
 
Глава 12. Клятва
 
После того, как Максим рассказал Роме о несметных сокровищах, хранящихся у Игоря, они вдвоем подбили Беркута на то, чтобы устроить очередное занятие у него дома. (Вот чем мне нравится Беркут как друг, так это своей безотказностью – очень удобно! У него можно выпросить все, что угодно, он всегда на все согласен. Хотите так? – Пожалуйста!.. Хотите эдак? – Э-э-э… Ладно, так и быть – все равно ведь не отстанете! Пожалуйста!) И их учебные посиделки плавно и бесповоротно перетекли к Игорю в квартиру. (Надо отдать должное его родителям – они никогда не возражали против гостей, а только приветствовали дружеские контакты сына. А мы были мелкими и воспринимали все происходящее как само собой разумеющееся. Уже будучи постарше, мы с Романом затронули тему неудобств, которые мы, возможно, создавали для семьи Беркутов своими частыми нашествиями. Однако Олеся Петровна порекомендовала не беспокоиться по этому поводу и рассказала о проблемах, которые были у Игорька в детстве в отношениях со своими одноклассниками, и что после этого они с отцом только радуются, когда видят, что у их сына есть друзья и он им нужен. И что им вообще нравится, когда в доме много детей. (А ведь сам Игорь никогда не рассказывал нам об этом! Не хотел, видать, терять авторитет в глазах тех, кто не был с ним знаком в тот трудный для него период.))
Игорь, Роман и Максим все больше времени проводили вместе, занимаясь всем тем, чем и другие советские мальчишки в их возрасте. Зимой катались с горки во дворе или в парке, строили снежные крепости, кидались снежками, играли в хоккей в «коробке» рядом со старой школой Макса, ходили на лыжах в лес (благо, жили они на самой окраине города, и буквально в двадцати минутах ходьбы от их домов находилась деревенька Кудрово, относящаяся уже к области; а там, за железной дорогой, широкое поле и настоящий лес!); ездили в Кавголово кататься на санках, причем любимым местом катаний бывал либо трамплин (конечно, не верхняя его часть, а нижняя – гора, над которой летит лыжник), либо бобслейная трасса (однажды она чуть не стоила Роману жизни – Игорь с Максом еле успели вытащить его оттуда уже практически из-под самых саней, несшихся на огромной скорости). Когда тепло - природа, рыбалка, турпоходы с классом и без (когда «без», то с Игоревым отцом). Еще они бегали в кино, лазили по крышам, гоняли на велосипедах, играли в войнушку. Одной большой страстью был футбол – и самим мяч попинать, и на стадион сходить, игру посмотреть (к этому они пристрастились вслед за Ромой, чья мать была большой болельщицей). (Кстати! Привет всем болелам «Зенита»! Оле-оле! «Зенит» – чемпион, и все такое. Кубок наш! И бронза тоже! В следующем сезоне мы всем покажем! Мутко теперь большая шишка и даст проср-ся эти москалям и судьям -… (ничего не могу сказать по поводу того, пидорасы ли судьи – не знаю, не спал ни с одним из них (должен заметить, что после того, как заслуженные артисты нашей страны М. Боярский и С. Мигицко на церемонии вручения медалей спели на всю страну о том, что «судья – пидорас», я считаю вполне нормальным употребление этого слова в тексте без каких-либо сокращений)). Морозов – супер, так держать! Ребята, мы с вами! «Зенит» – чемпион!!!)
После истории с Лехой Макс загорелся желанием научиться драться по-настоящему. Так как из названий боевых искусств Максим знал лишь карате (одно только слово вызывало бурный восторг и было самым крутым словом для мальчишек!), то и заняться решил именно им. Карате в СССР в то время было под запретом, но Макс с Романам нашли-таки подпольный клуб, где и прозанимались несколько лет (они звали с собой и Беркута, но тот сказал, что ему вполне хватает плавания). Вскоре, однако, Рома бросил эти занятия, посчитав, что ему достаточно того, чему он научился, и Макс продолжал начатое дело уже в одиночестве. В начале 90-х запрет на карате был снят и Максим перешел в легальную секцию восточных единоборств, где к коричневому поясу получил 1-й юношеский разряд. Он вполне мог достигнуть и большего, если бы не забивал на всякие там официальные соревнования, к которым так и не привык. Макс занимался больше лично для себя, чем для спортивной карьеры. Полученные боевые навыки они с Романом апробировали в массовых драках, район на район, которые регулярно устраивались между парнями Веселого поселка и соседней Ржевки-Пороховых на огромном пустыре, разделявшем эти географические пункты. Игорь в этом участвовал редко, ссылаясь на то, что ему порядком надоело менять в очках стекла.
Позже Максим был вынужден сказать себе спасибо за проявленное упорство в тяжелом учении, т. к. умение постоять за себя в физическом смысле в дальнейшем ему очень даже пригодилось!
Довольно своеобразными были финансовые отношения Макса со своими друзьями. Понятное дело, что денег на все перечисленные ранее развлечения у него не было, а приятели постоянно зазывали его на всякие увеселительные мероприятия, и Игорь, как самый обеспеченный из них троих, все время порывался платить за Макса в случае необходимости. Но Максиму не нравились эти подачки, и он зачастую даже отказывался куда-либо идти при отсутствии у него хоть каких-нибудь денег.
- Если ты не хочешь себе ничего покупать за чужой счет, то бери у Ромы или у меня деньги в долг, - посоветовал однажды Игорь. – Когда-нибудь отдашь.
- Когда я их отдам-то?!
- Когда вырастешь и начнешь сам зарабатывать. Ждать-то осталось всего ничего – каких-нибудь лет десять!
- И все это время я буду вам должен?!
- А что тут такого? – поддержал Игоря Роман. – Что ж теперь, и не жить вовсе, если денег нет?
- Нет, это все-таки как-то нехорошо, - замялся Максим. - Вместо того чтобы тратить их на себя, вы будете отдавать их мне, а я неизвестно, когда их верну.
- Если ты такой щепетильный, то я могу тебе и процентики насчитать, как при капитализме, чтобы мне это было выгодно – для успокоения твоей совести. Заведу специальную тетрадь, - начал рассуждать Игорь, - буду записывать туда все, что я на тебя потратил, а потом в один прекрасный день как приду к тебе, как скажу: «Дэнги давай!» – и все, попадешь ко мне в рабство. Или в крепостные крестьяне.
- Хорошая шутка, - ответил Максим невесело.
- Да ладно тебе, - успокоил его Игорь. – Если ты не хочешь, чтобы тебе просто так помогали с деньгами, так давай действительно все записывать в долг. Когда сможешь, тогда отдашь. Ведь это должно когда-нибудь случиться!
- Только ты не мухлюй там! А то я тебя знаю, – напишешь меньше, чем есть на самом деле. Просто я действительно не хочу жить за чужой счет… Тем более за твой.
- Все будет по чесноку! – пообещал Игорь.
На том и порешили. Игорь (бумажная душа!) действительно завел тетрадку, в которую аккуратно записывал все расходы, связанные с Максимом. Периодически Макс заглядывал в нее и проверял, не упустил ли чего его дружок. Эта тетрадка велась в течение нескольких лет. После того, как началась вся эта перестроечная котовасия и рубль стал стремительно обесцениваться, ребята перешли на учет в долларах. Со временем Макс так привык к своим долгам, что его даже перестали пугать набегавшие суммы, как это бывало вначале. Рассчитаться он смог только по окончании школы, однако гораздо раньше предсказанного Игорем срока…
 
А время медленно, но верно шло вперед. Для Максима период с десяти до четырнадцати лет стал той золотой порой, которую принято называть счастливым детством, несмотря на все его сложности. С ним всегда были его друзья. В любое время дня и ночи можно было позвать их, и они оказывались рядом – для того, чтобы поддержать тебя в трудную минуту или разделить с тобой твою радость. Или просто потрепаться за жизнь, или заняться какой-нибудь ерундой. К концу шестого класса Максим, Игорь и Роман настолько сблизились, что уже просто не представляли своего существования друг без друга.
Понасмотревшись каких-то фильмов о настоящей мужской дружбе, Рома однажды предложил:
- А давайте дадим друг другу клятву!
Они втроем стояли на мосту через речку Оккервиль и (активисты GREENPEACE, вам лучше пропустить конец предложения!) кидали в воду камни, пытаясь попасть в плавающих уток.
Май. Черемуха. Душа поет и рвется ввысь!
- Давайте! – глаза Макса загорелись, он сразу подхватил эту идею. – Дадим клятву и скрепим ее кровью!
- Все это здорово, но кровью-то зачем? – возразил более скептически настроенный Игорь, никогда не отличавшийся особой склонностью к романтике.
Максим: Для большей верности.
Роман: Да, скрепить клятву кровью – это хорошая мысль.
Игорь: Только не очень гигиеничная.
Максим: Да пошел ты со своей гигиеничностью! Вот семейка врачей – сразу видно! Лично я, к твоему сведению, ничем заразным не болею, и прививки у меня все сделаны.
Роман: У меня тоже… Да что мы его уговариваем?! Не хочет – не надо! Обойдемся без пернатых.
Игорь: Да ладно вам. Я это так, к слову сказал… И как вы себе это представляете?
Максим: Как «как»?! Очень просто! Ты придумаешь текст, мы произнесем его…
Игорь: Почему я?
Максим: А кто ж еще? Ты же лучше всех в классе сочинения пишешь! Основные моменты мы, конечно, обсудим вместе, а ты все это оформишь. Потом мы поклянемся и скрепим нашу клятву кровью.
Роман: Только надо нож поострее взять, чтобы было быстро и не очень больно.
Максим: Жуть!
Роман: Кажется, после этого мы будем называться братьями по крови.
Игорь: Красиво звучит!
Максим: А я что говорю?! Ведь это классно, правда?! Мы дадим клятву дружбы и будем вместе до конца своих дней.
Игорь: Вечно!
Роман: Да, вечно… Ну что, Игорек, текст пишем?
Игорь (со вздохом): Пишем…
Через несколько дней все было готово. Выбрав вечер, когда мать Романа была на работе, трое друзей собрались вместе у него дома. Комната, в которой они расположились, как нельзя лучше подходила под настроение данного мероприятия: бордовые с золотом обои, темная мебель, красный ковер. Ребята сдвинули тяжелые плотные шторы, чтобы в комнату не проникало вечернее солнце, и зажгли пару свечей (идея Макса – для пущей торжественности!). Стало совсем мрачно и таинственно. Они сели в кружок на пол посередине комнаты, поставили в центр одну из свечей, рядом положили кухонный нож – только что заточенный, острый, как бритва.
Тишина. Слышно лишь как тикают напольные часы.
- Кто начнет? – спросил Игорь.
- Давайте я, - предложил Макс.
Он немного помолчал, собираясь с мыслями. Текст клятвы они выучили заранее, осталось произнести ее вслух (она здорово смахивала одновременно на клятву пионеров и на то, что произносится бракосочетающимися во время венчания). Было волнительно. Максим, встав на колени, положил ладонь правой руки на левую сторону груди. Сердце стучало внутри медленно и гулко.
- Я, Максим Гореин, перед лицом своих друзей, Игоря Беркута и Романа Шрайбера, торжественно клянусь! Быть им верным товарищем и преданным другом. Ничего не скрывать от них о своих поступках и мыслях и говорить им только правду. Всегда быть рядом с ними в беде и в радости. Любить и уважать их, как самого себя. Защищать их всеми своими силами и даже, если потребуется, ценой собственной жизни. Навсегда! Клянусь!
Максим опустился на пол. Игорь поднес руку к сердцу:
- Я, Игорь Беркут, перед лицом своих друзей, Романа Шрайбера и Максима Гореина, торжественно клянусь!..
- Я, Роман Шрайбер, перед лицом своих друзей, Максима Гореина и Игоря Беркута, торжественно клянусь!.. – в конце Рома, уже от себя, добавил, - Amen! – перекрестился открытой ладонью и поцеловал скрещенный с указательный большой палец.
Когда слова клятвы были произнесены, Игорь поднял нож и тщательно протер лезвие кусочком ваты, смоченным в медицинском спирте.
- Давай я первый, - Роман забрал нож у Игоря из рук.
Ни секунды не колеблясь, он надрезал кожу на внутренней стороне своей ладони, под большим пальцем. Из раны тонким ручейком полилась кровь. То же самое Рома проделал со второй рукой и вернул нож Беркуту. Манипуляции повторились. До Максима нож дошел уже сильно перепачканным и пальцы неприятно липли к рукоятке.
Макс провел лезвием по ладони. Руку пронзила острая боль. Пальцы сделались непослушными, и он еле-еле смог нанести себе второй разрез.
Роман, Игорь и Максим попарно взялись за руки: правая ладонь – к левой, рана – к ране, пальцы тесно переплетены. Между ладоней сочится кровь, она стекает под рукава и капает на ковер.
- Клянемся! Клянемся! Клянемся!!!
Они произносят это хором и разъединяют руки…
- Вот, бля, как щиплет-то! – Макс первым полетел в ванную.
Вода, перекись водорода, бактерицидный лейкопластырь. На всю жизнь остались шрамы. Да еще, если приглядеться, бурые пятна, выпадающие из общего рисунка на красном ковре.
ТЕПЕРЬ МЫ ОДНОЙ КРОВИ! ТЫ, ОН И Я…
 
- Вы что-нибудь чувствуете? Какие-то изменения? – спросил Роман.
- Честно говоря, я еще не понял, - ответил Игорь.
- А я чувствую, что у меня руки болят дико, - ответил Макс.
Игорь: У всех болят. Ничего, до свадьбы заживет.
Роман: А я чувствую. Как будто мы стали ближе друг другу. Роднее, что ли?
Игорь: Мне кажется, должно пройти какое-то время, чтобы мы почувствовали реальные изменения. Ведь теперь, по идее, мы обязаны поменять что-то в своем поведении по отношению друг к другу.
Максим: А давайте в знак подтверждения нашей клятвы расскажем что-нибудь такое, о чем никогда никому не рассказывали. Какую-нибудь тайну. Мы же теперь должны говорить только правду и ничего друг от друга не скрывать. Так давайте прямо сейчас и начнем.
Игорь с Романом переглянулись.
- Хорошо, - согласился Игорь после небольшого раздумья.
Роман: Я тоже согласен.
Максим: Беркут, ты начинаешь. Я первым произносил клятву, Рома – руки резал, теперь твоя очередь.
Макс сгорал от нетерпения услышать, что же такое плохое расскажет о себе весь такой положительный Игорек Беркут!
- Не тяни резину. Колись быстрей! – поторопил он его.
И Игорь рассказал историю про Сашу Иванова (помните разбитые окна?).
- …Это была реальная подстава. Я не просто соврал, свалив все на Иванова. Я сам разбил эти окна. Я случайно встретил его довольно поздно вечером возле школы. Одного. И никого, кроме нас, там не было. Все сложилось в голове само собой, как составные части одной картинки. Он только свернул за угол, как я схватил какую-то железяку и расколошматил эти стекла на фиг! Я так ненавидел его! Он постоянно путался у меня под ногами. Он ничего не смог доказать. Потом я еще несколько раз делал так, что Сашка оказывался в чем-то виноват. Это было как снежный ком – с каждым разом обвинений все больше и больше, их вешать все легче и легче. Еще я старался настроить класс против него. Знаете, как это бывает: люди делают что-то хорошее, что-то плохое, и все зависит от того, на что больше обращают внимание. Я на этом и играл. Мы постоянно устраивали ему бойкоты. С ним практически перестали общаться, выкинули из всех компаний. Он совсем отбился от класса, да еще все эти обвинения. В итоге, родители перевели его в другую школу. Он должен был уйти. И он ушел. Потому что я так захотел…
Роман: Ну и сука ты, Беркут!
(Когда Рома злится, он начинает всех называть по фамилии.)
Игорь: Что, уже жалеешь, что со мной побратался? А поезд-то ушел!
Роман: Вот так бы и съездил тебе по твоей улыбающейся физиономии! Ни о чем я не жалею, просто я удивлен, сколько всего скрыто в душе человека, что известно одному Господу.
Игорь: Посмотрим, что ты нам сейчас расскажешь.
Максим: Здорово у вас все получается! Беркут, я просто в восторге от твоего рассказа! Продолжайте в том же духе! Ром, я весь во внимании. Только не надо про Бога и про все такое, ладно?
Роман: А я и не хочу сказать, что я без греха…
Максим: Спасибо, ты как всегда любезен. Просил же…
Роман: Не перебивай меня! Так вот. Как вы знаете, мои родители развелись. Мы с мамой приехали сюда, а отец остался в Германии. Когда мы жили все вместе, они часто ссорились. Отец зарабатывал мало, а больше любил посидеть с друзьями в пивных барах, кнайпе. Напивался он не сильно, но зато регулярно, практически каждый день. Мама была этим очень недовольна. Но отец приходил домой и начинал разговоры о том, какой он один умный и хороший, а заработать не может, потому что вокруг все гады и уроды и ему, такому золотому, постоянно вставляют палки в колеса. И что мы, особенно мама, его не ценим. Они сильно ругались. В такие моменты отец становился очень агрессивным и периодически бил мою мать. Я никогда ему этого не прощу. Хотя и должен простить. Мама считала его слабым человеком. Слабым, потому что он не мог устроиться на нормальную работу и заработать достаточно денег на содержание семьи, потому что предпочитал выпивку и пустую пьяную болтовню делу. Она говорила, что он бьет ее, женщину, тоже из-за своей слабости. Но они продолжали любить друг друга, т. к. каждый раз снова мирились. Потом маме все это надоело, и мы уехали. Отец провожал нас на самолет. Он просил маму остаться. Я очень хорошо помню этот момент. Она сказала, что если когда-нибудь он изменится, поменяет приоритеты, добьется чего-то в жизни, то пусть приезжает за ней в СССР, и если она увидит, что он стал достоин ее, то, может быть, еще подумает над тем, чтобы вернуться к нему… Он приехал в прошлом году. На шикарном «Мерседесе», с букетом роз. Я даже не сразу узнал его, так сильно он изменился. Мамы не было дома. Она была на работе, а я сказал, что у нее свидание с другим мужчиной. Отец оставил номер телефона в гостинице, просил, чтобы мама ему перезвонила. Я ничего не сказал ей. Он сам позвонил через день, и опять наткнулся на меня. Спросил, передал ли я маме, что он приехал. Я ответил, что передал. Он сказал, что завтра уезжает, и чтобы она обязательно с ним связалась, если все еще любит его. Мама, естественно, не перезвонила, и он уехал. Надеюсь, что теперь навсегда…
Максим: А эта история покруче будет, чем у Беркута! И что, твоя мать до сих пор об этом не знает?
Роман: Конечно, нет.
Игорь: И после этого он говорит, что я сука! Как вам это нравится?! Нет, надо взять на заметку на будущее, что твой драгоценный ребенок может подстроить тебе такую пакость.
Максим: Зачем ты это сделал?
Роман: Я посчитал, что для мамы так будет лучше. Я принял это решение и не планирую его менять.
Максим: Но разве ты должен был принимать это решение? По-моему, каждый имеет право сам устраивать свою личную жизнь.
Роман (повысив голос): Макс, я не собираюсь с тобой спорить. Я рассказал все, как было. А если тебе что-то не нравится, то это твои проблемы!
Игорь (улыбаясь): Стоп-стоп-стоп! Ну вот, только поклялись в любви до гроба, и сейчас разругаемся. Забавно, правда?! У нас, между прочим, еще кое-кто остался не выслушанным. Макс, теперь твоя очередь рассказать нам что-нибудь веселенькое.
Максим открыл было рот, чтобы что-нибудь ответить, и вдруг поймал себя на мысли, что рассказывать-то ему и нечего! Вся его жизнь была на виду. Да, он много чего вытворял, но об этом всегда все знали. Если он и пытался что-то утаить, то от взрослых, а для сверстников у него никогда не было никаких секретов.
Максим (растерянно): Я даже не знаю, что и рассказать. Я ничего такого не делал, о чем бы вы не знали.
Игорь: Не прикидывайся невинным младенцем. У человека всегда есть, о чем молчать. Какие-нибудь скрытые пороки, тайные страсти…
Тайные страсти? Максим задумался. Да, у него была парочка тайных страстей, если их, конечно, можно было назвать страстями. Это были очень личные, очень интимные вещи, о которых не знала ни одна живая душа. С названием первой Макс познакомился недавно – это онанизм. О названии второй он никогда не слышал, даже не был уверен, что оно существует (а название-то есть, и не одно – «скопофилия», «вуайеризм», «миксоскопия», «визионизм», - если Вам, конечно, о чем-то говорят эти страшные слова (если нет, то загляните в медицинскую энциклопедию в раздел «Половые извращения»)).
 
К слову сказать, у медиков вообще весьма своеобразный взгляд на нас, людей. У меня сложилось впечатление, что единственной нормальной формой полового контакта является разве что экстракорпоральное оплодотворение. А все остальное – это сплошные половые извращения. Ужас какой-то! Вы все, без исключения – сексуальные извращенцы! Не верите – я сказал, куда надо заглянуть… А про себя я вообще молчу…
 
…Максим любил в школьных туалетах подглядывать за мальчиками. Особенно за теми, кто был старше него. Ему было стыдно, и он даже пытался отучить себя от этой привычки. Но его взгляд украдкой из-под полуопущенных ресниц снова и снова возвращался к расстегнутым ширинкам писающих особей мужского пола. Это зрелище вызывало у Макса трудно объяснимый, будоражащий интерес. И когда он баловался со своим «петушком», то взывал к памяти сцены именно с этих наблюдений. Он не понимал, почему это и к чему это, но факт оставался фактом, и он ничего не мог с этим поделать. А, может, просто не очень-то и хотел…
Максим встал перед выбором, о чем именно рассказать. Можно было, конечно, что-нибудь выдумать, но, как назло, ничего такого не приходило в голову, да и нехорошо это было – врать, когда только что поклялся говорить правду.
- Не знаю, прям, как об этом и сказать, - замялся Максим. – Я очень стесняюсь. Может, как-нибудь в другой раз?
- Ну уж нет! – возразил Игорь. – Выкладывай все, как есть. Прямо сейчас. Тем более, это была твоя идея откровенничать.
- Хорошо… Ну, я, это… как бы выразиться? – Максим никогда ни с кем не обсуждал столь интимные подробности своей жизни, поэтому каждое слово приходилось вытягивать из себя как клещами. – В общем, я…, мне приятно трогать себя… Ну, я имею в виду свой писюн, там, яички… Иногда, когда я закрываюсь в туалете или в ванной, то, бывает, трогаю себя там руками… Или ночью, когда все спят и никто меня не видит, я, лежа, трусь этим местом о матрас… И, знаете, это доставляет мне большое удовольствие! Вот! – выпалил Макс. - А вы никогда не пробовали?
Если бы Макс не был столь занят радостью по поводу того, что наконец-то отстрелялся, да еще с такой щекотливой темой, то заметил бы, как покраснел Игорь и отвел глаза в сторону Роман.
- А зря! Очень даже ничего ощущения! – не дожидаясь ответа заметил Макс, весьма довольный своей смелостью.
О второй «страсти» он решил промолчать – вдруг Игорь с Ромой подумают еще, что Макс и за ними подсматривает в туалете. А что на них смотреть-то? Уж кто-кто, а его друзья, которых Макс знал, как облупленных, не вызывали у него ни малейшего интереса. Ну что, скажите, могло быть интересного, например, в Игоре Беркуте, кроме мозгов и постоянно сменяющихся очков?..
Дома Максим хвастался перед Юркой ранами на своих ладонях и с наигранным равнодушием говорил о том, что порезать себе руки ножом – сущие пустяки для такого крутого пацана, как он, хоть ему и было немножечко больно. Юрка слушал и молча завидовал. У него не было таких друзей. В последнее время он вообще стал каким-то тихим и замкнутым. Макс начал даже подтрунивать над таким его поведением, а язычок у него был очень даже злой, и Юрка часто обижался. Но его брата-близнеца это мало волновало. Он витал в облаках где-то в районе седьмого неба, радостно предвкушая наступление каждого нового дня!..
 
С того времени один вопрос так и остался открытым: а с чего это Игорек Беркут так с нами сдружился? Причины, по которым скарифанились я и Роман более или менее понятны, как и то, почему мы воспылали симпатией к своему шефу, переросшей впоследствии в дружбу. Но вот что заставило Игоря так сблизиться со своими подопечными? Мы были не первыми и не последними в списке трудных учеников, часть забот о которых учителя перекладывали на плечи своего любимца, мы не сделали ничего такого, что выделило бы нас из разномастной толпы одноклассников. Игорь мог выбрать кого угодно! К нему постоянно кто-нибудь набивался в лучшие друзья (поначалу это было не так заметно, а потом переросло просто в настоящую манию!). Так почему именно мы?
Я спрашиваю, а он разводит руками: «Судьба!».
Ох уж мне эта судьба!..
 
 
 Глава 13. Половое созревание
 
Первым начал взрослеть Роман – неудивительно, ведь он был на год старше своих друзей. В конце лета перед седьмым классом Игорь с Максом просто обалдели, увидев, как Рома изменился. За каких-то пару месяцев, что Роман просидел в пионерском лагере (а именно туда каждый год отправляла сына мать, нисколько не интересуясь его истинными желаниями в способе проведения летнего отдыха), он настолько вытянулся, что даже перерос Игоря, который всегда был выше него, несмотря на то, что на год младше.
Максим, и без этого переживавший из-за своего маленького росточка, стал чувствовать себя абсолютной мелкотней по сравнению со своим резко возмужавшим другом и с нетерпением ждал, когда же и его организм пойдет в рост.
Сколько же было радости, когда Макс заметил, что его разница в росте с Игорем (а мерялись они чуть ли не каждую неделю, отмечаясь на косяке двери – возможно, там же, где и Вы) начала стремительно сокращаться. Но счастье, увы, длилось недолго – Максим так никогда и не догнал ни одного, ни второго из своих приятелей. В конечном итоге он остановился на отметке в 178 см, не дотянув до Беркута семи, а до Шрайбера (и это особенно обидно!) каких-то двух сантиметров.
Вместе с внешностью, голосом и прочими делами деформировались и способы проведения свободного времени, и увлечения. Вдруг обнаружилось, что одноклассницы успели нарастить себе бюстов, что на физкультуре сквозь футболки стали просвечиваться маленькие (и не очень маленькие! – прим. ред.) кружевные лифчики, что у девчонок появилась талия, и линия бедер все больше и больше становилась отличной от того, что было у пацанов. Каждый день приносил новые открытия!
У парней появилась мода привязывать к ботинкам зеркальца и заглядывать под юбки. Роман затерроризировал этим всю женскую половину класса! Игорь не мог в открытую позволить себе такое развлечение, т. к. берег свое положительное реноме, но тоже был не прочь, пристроившись рядом с Ромой, порассматривать отражение в зеркале. Зато он постоянно подбивал Романа заглянуть под учительские юбки, утверждая, что там все гораздо интересней!
Макс, естественно, не мог не последовать примеру своих лучших друзей, но, поохотившись с зеркальцем пару раз, бросил это никчемное занятие, не обнаружив под женскими юбками ничего особо примечательного, – в крайнем случае, ничего такого, ради чего стоило выслушивать замечания классной руководительницы, сыпавшиеся на голову после того, как девчонки хором начинали жаловаться на вконец обнаглевших пацанов. Максу, однако, были не понятны причины таких жалоб, - на его взгляд, происходящее девочкам наоборот нравилось: они, конечно, визжали и убегали, но с очень довольными лицами, а те, подъюбочное содержание которых мальчишек не привлекало, кажется, даже обижались на отсутствие внимания со стороны представителей противоположного пола. На Рому жаловались больше всего, так что учительница даже пыталась вызвать в школу его мать. Но Анастасия Германовна (так ее зовут), узнав, по какому поводу ее хотят видеть, идти отказалась, объяснив Ольге Ивановне свой отказ тем, что считает заглядывание под юбки и прочие проявления полового интереса вполне нормальным явлением для Роминого возраста, и что было бы хуже, если бы он этого НЕ делал.
Потом были анкеты. Толстые тетради в 96 листов с вопросами на каждой странице: «Ваше имя?», «Знак Зодиака?», «Любимый цвет?», «Любимая музыкальная группа?» – и прочая ерунда. И все только ради того(!), чтобы в самом конце тетрадки спросить: «Кто вам больше всех нравится в классе?» – и длинный столбик инициалов в качестве ответов. Прежде, чем написать свой, каждый внимательно изучал предшествующий список, пытаясь найти в нем себя, а если это не удавалось, то просто для того, чтобы потом посплетничать, у кого какие предпочтения.
По количеству упоминаний лидировали инициалы «И. Б.» (сейчас уже без вопросов), за ними шли «Р. Ш.» (еще бы! – самый старший парень в классе!). «М. Г.» пользовалось не очень большой популярностью, – только одна девочка упорно выводила эти буквы. Сам Максим, в отличие от своих друзей, у каждого из которых был целый перечень пассий, в ответ на вопрос о симпатиях искренне писал «Не знаю» или (очень редко) имя той девочки, которая писала его (просто так).
Эпопея с анкетами закончилась тем, что классная руководительница перехватила одну из них, и, сочтя ее составление и заполнение очень аморальным делом, выдала ее мамам-папам на очередном родительском собрании. Класс был в бешенстве! Это было слишком серьезным посягательством на личную жизнь подростков. Когда злополучная анкета попала в руки Ольги Ивановны во время занятия математики, ученики в знак протеста дружно встали и вышли из кабинета прямо посередине урока.
На подобных выражениях протеста стоит остановиться отдельно. Фишку с массовым уходом придумал, естественно, Игорь, используя для этого один хитрый приемчик собственного изобретения. Для начала класс оповещался (устно или письменно – через записочки с пометкой «Прочитал – передай другому» (это происходило очень быстро!)) о готовящейся акции, а потом Игорь, все десять лет просидевший за первой партой, заводил руку за голову будто для того, чтобы поправить волосы, а сам незаметно для преподавателя начинал отсчет, разгибая пальцы. На счет «три» ученики абсолютно одновременно вставали со своих мест и уходили. Не было человека, который бы встал и ушел первым, поэтому и наказывать было некого (не применять же репрессии ко всем сразу!). Иногда Игорь уходил вместе со всеми, иногда оставался держать оборону, а заодно лишний раз показать какой он хороший. Зачастую ему удавалось убедить учителей поменять свое решение. Но в случае с анкетой Ольга Ивановна твердо стояла на своем, за что и была остро возненавидена на некоторое время, пока страсти не улеглись.
Затем отношения между полами перешли в более тесную стадию – совместные тусовки у кинотеатра. Вечерами там собиралось сразу несколько компаний, оккупирующих каждая свою скамейку. Обязательный атрибут – магнитофон (какая-нибудь «Весна 202» с подсевшими батарейками, извергающая музыку дребезжащими динамиками) или гитара (непременно с растянутыми струнами, на которой бренчали все, кому не лень, пытаясь изобразить «Восьмиклассницу» Цоя).
Основной задачей мужской половины было веселить половину женскую. Парни непрерывно и пошло шутковали, соревнуясь между собой в остроумии, а девчонки хихикали в ответ. И первые, и вторые были страшно довольны этим занятием и друг другом. Между делом пацаны пытались как-то потрогать или ущипнуть своих подружек, за что последние награждали своих малоопытных кавалеров подзатыльниками – наверное, тоже из-за желания прикоснуться к парню. И чем дальше, тем больше свободы своим и чужим рукам, исследовавшим особенности телесного устройства представителей противоположного пола.
На таких тусовках Максим откровенно скучал. Он больше всех возился с расстроенной гитарой, стараясь извлечь из нее хоть какие-то звуки, достойные зваться музыкой. Его сердце, разум и руки молчали. Девчонки подсмеивались над ним и говорили, что он еще ни до чего не дорос, когда Макс никак не реагировал на их заигрывания. В конце концов, Максим поверил в то, что действительно «не дорос». То половозрелое чувство, зажигавшее огонь в глазах его ровесников, было ему неведомо. Макс продолжал гонять во дворе футбольный мяч – уже с пацанами, которые были младше его на год-два, и терпеливо ждал, когда же оно (половозрелое чувство) проснется.
И оно проснулось…
Причем, судя по всему, оно крепко бухало накануне, потому что (как это бывает и с людьми, чересчур хорошо принявшими на грудь) проснулось оно в самом неожиданном месте…
 
Далее, прежде, чем продолжить свой занимательный рассказ, считаю необходимым сделать несколько серьезных отступлений (я даже озаглавлю их).
 
1. ГОМОСЕКСУАЛИЗМ
Раз уж мы прошлись ранее по определениям различных проявлений человеческой сексуальности, то приведу еще одно:
«Гомосексуализм (от греч. homos – равный, одинаковый + лат. sexus – пол) – половое влечение к лицам своего пола. В зависимости от формы и способа реализации полового влечения выделяют взаимный онанизм, трение (трибадия, принстанское трение), орально-генитальные ласки (минет, куннилингус), ласки языком анального отверстия (аннилингус), половое сношение в прямую кишку (мужеложство)»
Достаточно откровенно, правда? И это определение не откуда-нибудь, а из Современного словаря иностранных слов, заглянуть в который может кто угодно, в том числе и ребенок (я, заметьте, поступил более честно – сразу предупредил, что лицам до 18 лет не следует читать это произведение (не уверен, правда, послушаются ли они, – лично я поступил бы наоборот)).
Все это я веду к тому, что категорически отказываюсь считать откровенные рассказы об интимных отношениях между людьми, в том числе и между мужчинами, порнографией. Это скорее физиология и анатомия, в которой по сути не может быть ничего порнографического и пошлого. Я вообще считаю, что пошлость – это не процесс сам по себе, каким бы он ни был, а отношение к нему человека – вещь сугубо субъективная. Так что в этом моем сочинении порнографии будет не больше, чем в словарях.
 
2. МАТ
Я – жуткий матерщинник. В этом я, конечно, не оригинален и не особо выделяюсь на фоне других мужиков. В реальной жизни моя речь – сплошной мат-перемат, т. к. добрая часть глаголов, существительных и прилагательных в ней заменяется подходящими нецензурными словами и выражениями. Причем мне, по большому счету, все равно, чьи излишне нежные ушки их слышат или излишне нежные глазки видят... А Вы думали, это я так забочусь о нормативности лексики, используемой в этом сочинении? Просто за моей спиной стоит грозный и злой Редактор, который безжалостно редактирует все мои попытки передать в тексте особенности национального мужского общения. Хотя я, в принципе, с ним согласен, что публичная письменная речь должна быть более сдержанна, чем устная, и существуют какие-то литературные рамки, в пределах которых следует себя держать.
Знаете, как у нас происходит весь этот творческий процесс? Мы сидим у Игоря дома, в его кабинете (да! в его квартире есть комната с таким названием!). Сначала я пишу то, о чем хочу рассказать, на бумаге или произношу мысли вслух, а Игорь набирает это все на компьютере, т. к. он умеет печатать «вслепую» и у него это получается гораздо быстрее, чем у меня двумя пальцами (так что он не только мой Редактор, но еще и Машинист (от слова «машинистка»)). И Вы бы видели мои диалоги в оригинале! Потом мы с Редактором совместными усилиями переводим их на «русский» язык. То, что получается, на мой взгляд, выглядит не совсем естественно, но иначе нельзя. Кое-что, однако, мне удается сохранить, иначе Максим просто не был бы похож сам на себя.
 
3. Я
Теперь, на мой взгляд, настало самое время для описания внешности моего главного героя.
Интересно, каким Вы меня представляете? Как бы мне хотелось заглянуть сейчас в Вашу голову и посмотреть на существующий в ней образ (если он, конечно, есть).
Боюсь, что сам я не смогу описать себя достаточно объективно. Иногда я себе нравлюсь. Вот смотрю на свое отражение в зеркале и думаю: «Ну, всем хорош! И в анфас, и в профиль, и полубоком! Как ни крути, лучше не найти!» А иногда меня просто воротит от того, что я вижу. В такие моменты мое отражение легко может получить плевок в лицо, а зеркало вообще рискует быть разбитым. Не знаю, правда, что в такие моменты я ненавижу больше – свою внешность или свою внутренность. Но чаще я себя все-таки люблю, поэтому обязанность расписать мою наружность передаю своему другу Игорю Беркуту (аплодисменты!).
 
Спасибо за теплый прием!
Теперь по существу вопроса.
Скорее, я бы все же назвал Максима симпатичным. Хотя мне тоже затруднительно давать объективную оценку после семнадцати с лишним лет знакомства.
Внешность Макса своеобразна и на редкость смазлива! Этакий типаж «мальчика-девочки». С возрастом, конечно, женское постепенно уходит из черт его лица.
Когда я увидел Максима впервые в четвертом классе, то был сильно удивлен. После того, как учительница рассказала мне о «подвигах» нашего новичка в предыдущей школе, я рассчитывал увидеть нечто более воинственное. Но вместо этого за моей партой сидело бесполое эфемерное создание с ясными голубыми глазами и белыми кучеряшками – сущий ангел! Создание меньше всего походило на злостного хулигана – до тех пор, пока не раскрыло свой похабный рот…
Волосы: Максим – яркий блондин пепельного отлива с вьющимися волосами. Волосы у него густые, упругие и тяжелые, поэтому не пушатся, а лежат волнами и крупными кольцами. Затылок и виски обычно коротко стрижены, наверху волосы длиннее, он может укладывать их по-разному. Волосы для Макса – предмет гордости, он их всячески холит и лелеет.
Лицо: Очень бледное. Высокий лоб. Упрямо выдвинутый вперед острый подбородок с ямочкой. Большие глаза холодного темно-голубого цвета, я бы даже назвал их синими. Пушистые ресницы, темные у основания и светлые на кончиках. Прямые брови – довольно светлые, но не белесые. Аккуратный, слегка вздернутый нос. Большеватый рот. Четко очерченные бескровные губы. Улыбка открытая и широкая. Зубы белые, крупноватые, не очень ровные, два верхних передних заметно длиннее остальных.
Все эти черты вместе выглядят довольно гармонично, а некоторые недостатки, судя по имеющимся результатам, делают Максима еще более привлекательным.
Фигура: В одежде фигура Макса производит обманчивое впечатление: узкая кость, маленькие кисти и ступни, прямые, но не очень широкие плечи заставляют его казаться более хрупким и слабым, чем он есть на самом деле. А под одеждой – гибкое и сильное тело с хорошо развитыми мышцами, не очень объемными, но достаточно рельефными и твердыми, как сталь. (Wow! Какие слова! После такого красивого описания тела непроизвольно возникает вопрос: а не влюблен ли Редактор в Автора? – прим. автора.)
Движения: Максим всегда был очень шустрым и подвижным. Но с годами в его движениях появилась некая леность и небрежность, как у человека, умудренного чрезмерно богатым жизненным опытом.
Голос: Абсолютно не вяжется с внешним видом. Кажется, что он должен быть мягким и высоким. На самом деле голос у Максима средней тональности, не высокий и не низкий, но очень звучный и иногда даже резкий. Смеется Макс громко, просто заливается смехом!
В общем и в целом, можно сказать, что мой друг обладает весьма примечательной внешностью, что в сочетании с несколько вызывающей манерой поведения и любовью ко всему светлому и цветному в одежде делает его очень яркой, заметной личностью. Если бы Вы увидели и пообщались с ним вживую хотя бы раз, то запомнили бы на всю жизнь. Я это гарантирую!
 
Хм. Описание получилось даже более подробным, чем я ожидал. Прямо разложили по осям… Да, Беркут любит этим заниматься.
 
На этом отступления заканчиваются.
 
 
Глава 14. Дмитрий Александрович
 
Восьмой класс.
Навсегда воспетый и такой романтичный подростковый период!..
Поздней осенью Максим перешагнул порог своего четырнадцатилетия.
Они с Юркой никогда не справляли дни рождения дома - им было просто стыдно приводить в свой дом гостей. Так было и на этот раз. Местом проведения праздника было выбрано кафе, где Макс угощал своих многочисленных приятелей на средства, частично выделенные отцом, необыкновенно расщедрившимся по такому важному поводу, частично позаимствованные у Игоря (Юра справлял День рождения где-то в другом месте, в своем собственном кругу знакомых). Приглашенные понадарили Максиму всякой ерунды, а девчонки даже расцеловали его в раскрасневшиеся после легкого морозца щеки.
А весной скоропостижно уволился учитель физкультуры. Он запомнился тем, что ставил девочкам пятерки, если они приходили на урок в спортивных трусиках, а не в штанах. Это обстоятельство очень импонировало мужской половине класса.
Вскоре появился новый преподаватель – молодой парень, студент последнего курса института физической культуры Лесгафта, которого сдернули со студенческой скамьи из-за катастрофической нехватки педагогических кадров.
Нового физрука звали Дмитрием Александровичем. Он сразу понравился классу своей демократичной манерой поведения по отношению к ученикам. Он любил пошутить и сам очень веселился, когда его называли по имени-отчеству, хотя и требовал называть его именно так – для порядка и дисциплины.
Весна в том году была ранняя, и лыжи очень быстро сменились занятиями в зале. Прыжки в высоту, лазанье по канату, бег с барьерами и т. д. и т. п. Дмитрий Александрович большое внимание уделял технике исполнения различных упражнений – от подтягивания до ведения мяча в баскетболе. Можно даже сказать, слишком большое внимание. Вот он правильно разворачивает ваши ладони при отжимании, вот корректирует поворот корпуса при метании мяча, вот пытается довести до необходимого прямого угла положение согнутой ноги при отработке «барьерного шага» и так до бесконечности. Максим постоянно ощущал его руки на своем теле: то на плечах, то на поясе, то на ногах – где-нибудь на внутренней стороне бедра, ближе к трусам – во время выполнения упражнений на растяжку.
 
Я точно не знаю, кто из нас первым сделал мысленный шаг навстречу друг другу. То ли Дмитрий Александрович первым обратил на меня внимание и стал прикасаться ко мне так часто (гораздо чаще, чем к остальным!), что я начал на это реагировать. То ли он лапал всех мальчиков подряд и, заметив чувственный отклик в моем теле, выделил меня особо. Я склонен считать второй вариант более похожим на правду.
Это сейчас я пытаюсь анализировать свое и его поведение. В тот же момент мною владели неосознанные чувства. Мне нравилось, например, когда физрук легко подхватывал меня, чтобы помочь дотянуться до перекладины (самостоятельно я до нее допрыгнуть не мог). Зудящий холодок пробегал по позвоночнику, вызывая в руках слабость – такую, что первые несколько секунд я не мог даже подтянуться. Он стоял внизу, говорил мне: «Макс, давай! Ты же сильный парень!» – и мог даже подбадривающе похлопать меня ладонью по голым ногам. Я собирал все свои силы и подтягивался: один раз, два, три… Когда я спрыгивал вниз, запыхавшийся и вспотевший, он обнимал меня за плечи и хвалил: «Молодец, Гореин! Как всегда лучше всех!» Я таял от этих слов и от этих прикосновений. Я смотрел на его фигуру и восхищался ею: широкоплечий, мощный, с перекатывающимися под футболкой мышцами. Мне хотелось быть похожим на него. Мне хотелось потрогать его…
Повторяю, что я стремился к нему подсознательно, повинуясь какому-то внутреннему инстинкту, заставлявшему мурашки бежать по моей коже и учащенно биться мое сердце…
 
После одного из уроков физкультуры:
- Гореин, останься на минутку… Я смотрю, у тебя очень хорошие результаты. Ты занимаешься каким-нибудь спортом?
- Да, я хожу на карате.
- Надо же! А я ведь тоже занимался борьбой, только самбо – в армии. Не хочешь попробовать побороться? Кто кого, а?
- Нет, ну вы сравнили! Куда мне с вами бороться-то?
- Может, все-таки попробуем? Чем черт не шутит!
Максим и Дмитрий Александрович зашли на расстеленные на полу маты.
Черт не пошутил. Уже через несколько мгновений Макс был опрокинут на лопатки.
- Все, ты убит! – констатировал Дмитрий Александрович.
- Здорово!
- Чего ж тут здорового? Здорово было бы, если бы ты меня победил, - Дмитрий Александрович взял Макса за руку и помог ему подняться.
- Нереально! Я сразу вам сказал. Тем более мы в разных весовых категориях. Может, через пару лет я и смогу вас так же завалить. Вы мне покажете, как вы это делаете?
- Без проблем!.. А ты когда-нибудь занимался на тренажерах?
Максим отрицательно замотал головой.
- То-то я смотрю, мышечной массы у тебя маловато, - физрук пощупал невыразительные Максовы бицепсы. – Хочешь попробовать?
- Еще бы!
- У меня дома есть парочка тренажеров, в том числе велотренажер. Будет время, заходи в гости, позанимаешься. Тогда, гляди, через пару лет действительно завалишь меня.
- Обязательно приду! – пообещал Максим. – Сегодня у меня тренировка, а вот завтра я точно смогу зайти. Можно?
- Можно, можно! Ну, что, заметано?!
- Заметано!
- Тогда подходи сюда после уроков. Вместе поедем, а то заблудишься еще, каратист ты мой! – и Дмитрий Александрович потрепал Макса за взлохмаченную шевелюру…
На следующий день по окончании уроков Максим, задрав нос от распиравшей его гордости, поведал своим друзьям, что не идет домой вместе с ними, т. к. Дим Саныч позвал его к себе заниматься на тренажерах. Игорь с Романом выразили удивление, за какие такие заслуги Макс получил это приглашение. Тогда Максим напомнил, что в классе он один из лучших на физкультуре, вообще активно занимается спортом, и что физрук наверняка разглядел для него далеко идущие перспективы.
- Я тоже занимаюсь спортом, и что дальше? – заметил Беркут.
Макс небрежно пожал плечами – мол, ничего вы не понимаете, кто тут самый крутой и перспективный.
- Ты там похлопочи за нас. Может, нас тоже позовут педали покрутить, - попросил Рома. – На халяву-то!
- Не знаю, не знаю, - уклончиво ответил Максим, - но постараюсь что-нибудь для вас сделать, - все же пообещал он…
 
Дмитрий Александрович с Максимом проехали несколько остановок на троллейбусе.
Зайдя в свою квартиру, Дмитрий Александрович крикнул: «Есть кто живой?!» - и прислушался к царившей в доме тишине. Ответа не последовало.
- Так я и знал! – пожаловался он Максу. – Нет, чтобы встретить старшего сына после работы, покормить его обедом, так они все где-то ходят-бродят!
Кто такие «они» Дмитрий Александрович не пояснил, но судя по значительному количеству тапочек, стоящих в прихожей, физрук жил явно не один.
- Ну что, спортсмен, стоишь как не родной? Проходи, гостем будешь.
Оказавшись в комнате, Максим наконец-то смог лицезреть два чуда спортивной техники. Тренажеры стояли перед ним новенькие, блестя хромированными металлическими деталями, с многочисленными рычагами, регуляторами и счетчиками (тренажеры действительно были высококлассными – фирмы "Kettler" (уж не знаю, где их достал простой советский студент)).
Выразив свое полное восхищение, Максим тут же вызвался поскорее испробовать на себе все возможности этих чудо-приспособлений.
- У тебя форма-то спортивная есть с собой? – поинтересовался Дмитрий Александрович.
Формы не оказалось.
- Может, ты просто разденешься, – предложил тогда он, - а то кто ж в брюках спортом-то занимается?
- А они у меня такие разношенные, что и в них нормально!
- Ну, смотри, как знаешь. Настаивать не буду…
Около часа физрук старательно рассказывал и показывал Максиму, как пользоваться тренажерами. За это время они успели пройтись по всем группам мышц. Дмитрий Александрович клал свои ладони Максу то на одно место, то на другое, поясняя, что сейчас здесь должно быть основное напряжение, теперь здесь… Максу все очень нравилось.
- Для первого раза, я думаю, достаточно. Перегружать себя тоже не стоит, а то ты завтра и встать не сможешь, - Дмитрий Александрович чуть ли не силком стащил Максима с велотренажера. – Чай пить будешь?
- Буду! – согласился Макс.
Пока физрук орудовал на кухне, Максим обошел комнату, изучая находящиеся в ней предметы. К сожалению, кроме этих двух тренажеров, в ней не нашлось ничего, достойного внимания – все как у всех. Побродив немного, Макс уселся на широкий, разложенный диван.
Дмитрий Александрович вошел в комнату с подносом, сервированным для чаепития, и поставил его радом с Максом.
- Чай подан! – сообщил он. – Только надо немного подождать, а то вредно употреблять жидкости сразу после физических упражнений, - Дмитрий Александрович опустился на пол напротив Максима.
- Я знаю… А вы всегда едите прямо на полу? – поинтересовался Макс, - У вас что, стульев в доме нет?
- Есть, но они не очень-то и нужны. Мне и так удобно, - ответил Дмитрий Александрович, глядя на Максима, чуть прищурив глаза и склонив на бок голову.
- Понятно! – ответил Макс.
Повисла напряженная пауза. Дмитрий Александрович продолжал неотрывно разглядывать своего ученика. Тот тоже смотрел на него.
- Максим, тебе кто-нибудь говорил о том, что ты очень хорошенький? – тихо спросил Дмитрий Александрович.
- В смысле «хорошенький»?
- Ну-у… симпатичный.
- Что мне об этом говорить-то? Я и сам на себя не жалуюсь. А что?
- Ничего! Просто я хочу сказать тебе, что ты очень симпатичный, очень хорошенький мальчик. Ты мне нравишься.
- Вы мне тоже нравитесь. Вы всем в классе нравитесь! Вы хороший учитель, с вами весело.
Дмитрий Александрович рассмеялся:
- Какая наивность! Какая милая наивность! - он вновь стал серьезным. – Я не это имел в виду. Ты мне нравишься по-другому… Мне нравится твое лицо… Нравится твое тело…
Дмитрий Александрович положил свои руки на колени Макса, слегка раздвинул их и пристроился между его ног.
- Мне нравится твое все…
Горячие ладони заскользили вверх по бедрам.
Максим замер. Только глаза следили за движением рук.
Пальцы добрались до ремня и начали не спеша его расстегивать. Затем настал черед пуговицы на брюках… Когда же медленно пополз вниз язычок молнии, Макс вдруг почувствовал, как с каждой секундой возрастает скорость биения его сердца и учащается дыхание.
Руки продолжали возиться с одеждой. Еще немного, и мужское достоинство Макса – возбужденное до предела (как нелепо! как некстати!!!) – освобождено от стягивающих его трусов.
ГОСПОДИ, ЧТО ОН ДЕЛАЕТ?!!!
Максим, как зачарованный смотрел на то, что происходит у него между ног, не в силах шевельнуться.
ОН БЕРЕТ ЕГО В РУКИ!.. ОН БЕРЕТ ЕГО В РОТ!!!…
МАМА ДОРОГАЯ, ЧТО ПРОИСХОДИТ?!…
Нет, надо сказать ему, чтобы он прекратил это делать…
БОЖЕ МОЙ, КАК ПРИЯТНО!..
Надо сказать ему… Вот сейчас я скажу ему… Вот сейчас…
Глубокий вдох сквозь стиснутые зубы… Резкий выдох… Снова вдох… Выдохнуть уже невозможно…
ТОЛЬКО БЫ ОН НЕ ОСТАНОВИЛСЯ!!!
Нет, я должен сказать ему… Я должен!..
Макс не успел ничего сказать. Сильнейший оргазм потряс его тело. Оргазм, какой он еще никогда не испытывал!..
 
…Максим открыл глаза. Он обнаружил себя лежащим на спине поперек дивана. (В какой момент он успел лечь? Непонятно.)
Парень уставился неподвижным взглядом в потолок и прислушался к своим ощущениям. Классно! Гораздо лучше, чем собственная рука…
Тут он почувствовал, что кто-то лег рядом с ним. Максим повернул голову. Дмитрий Александрович лежал совсем близко, подперев щеку кулаком, и, улыбаясь, разглядывал своего ученика.
- Ну, как? Тебе понравилось? – спросил он.
Дыхание у него как-то совсем неприлично пахло спермой. Его, Макса, спермой…
Огромная волна стыда нахлынула на Максима! Он вскочил с дивана, как ошпаренный, и пулей вылетел из комнаты, поправляя на ходу все еще расстегнутые брюки.
Пока Макс лихорадочно натягивал на себя уличную одежду, в коридоре появился Дмитрий Александрович:
- Максим, подожди. Куда ты так торопишься? Мы даже чаю с тобой не попили!
- На х-й ваш чай! – огрызнулся Макс, открывая замок входной двери трясущимися руками.
- Ты забыл застегнуть ширинку, - заметил физрук.
Максим посмотрел вниз. Вот черт, действительно забыл второпях!
- Спасибо, - буркнул он и, застегнув молнию, выбежал из квартиры.
- Максим, я надеюсь, тебе ясно, что лучше никому не рассказывать о том, что здесь произошло? – крикнул Дмитрий Александрович вслед удаляющимся вниз по лестнице шагам.
Макс не удостоил его ответом…
«Ясно ли мне? Куда уж яснее?! Да я в жизни об этом никому не расскажу! Как глупо все получилось! Мой учитель физкультуры залез ко мне в штаны, а я и обкончался весь как последний… как последний…»
 
Я не мог подобрать нужного слова. Я смутно припоминал, что где-то слышал о подобных вещах, но не мог вспомнить точно, что именно. Я, конечно, знал слово «пидор». Но не задумывался над тем, что конкретно оно означает. Оно было одним из ряда слов, через запятую: пидор, мудак – просто нехороший человек, «редиска». Поэтому можно сказать, что я ничего не знал о существовании интимных отношений между мужчинами (подсматривания в туалете были не в счет, - я же ничего никому не делал! (мало ли у кого какие тараканы в голове!)). Сейчас в такое неведение трудно поверить. Сегодня каждый подросток знает о существовании «голубых». Но тогда на дворе стоял 1989 год, и информационно-сексуальная революция только-только начиналась.
Я ничего не заподозрил ни тогда, когда физрук начал активно щупать меня на уроках, ни когда он пригласил меня к себе домой, где «как он и знал» никого, кроме него, не оказалось, ни когда предложил раздеться, ни даже тогда, когда назвал меня «хорошеньким». Последнее показалось немного странным, но я и мысли не мог допустить, что за этим кроется нечто большее, чем простое дружеское расположение преподавателя к своему ученику.
Я, честно говоря, не особо верил даже в то, что женщины делают мужчинам подобные вещи! Об этом ходило много разговоров и известных нецензурных выражений, подразумевающих этот процесс (должен заметить, достаточно оскорбительных!), но я сильно сомневался в том, что это происходит на самом деле. Подумать только! Ну, кто будет обсасывать то, чем ходят в туалет?! А тут такие дела! – Мужик… Уму непостижимо! И что самое ужасное, это было не противно. Черт возьми, это было потрясающе хорошо!.. По ощущениям. А по уму это было, наверное, плохо. Разум подсказывал мне, что это ненормально. И я решил, что ЭТО никогда больше не повторится…
 
 
Глава 15. Дима
 
Вопрос Игоря и Романа о том, как прошли тренажерные занятия, пришлось замять, напустив на себя максимум равнодушия и пренебрежительно поморщив нос: «Да так себе, ничего особенного!».
А идти на очередной урок физкультуры было просто страшно. Макс вышел из раздевалки последним и занял свое место в шеренге, когда все остальные уже построились.
- Опаздываем, молодой человек! – бодро заметил физрук. – Нехорошо! Если тебя пару раз похвалили, это еще не значит, что теперь можно разрешать себе всякие вольности и нарушать дисциплину опозданиями.
Максим поджал губы и отвел взгляд. Раньше он бы ни за что не стал молчать и ответил бы что-нибудь обязательно нахальное, вызывающе смотря в глаза.
- Восьмой «г», напра-во! Бегом марш! – скомандовал физрук.
Урок начался.
Вместе с ним начался спортивно-эротический кошмар.
Дмитрий Александрович буквально замучил Максима нескончаемыми придирками. По мнению физрука, в тот день Макс все делал плохо и неправильно. Преподаватель дергал его каждые пять минут.
- Гореин, да что с тобой сегодня?! – только и слышно было в зале. – Каши мало утром ел, что ли?
Но не это было самым ужасным. Ужасным было то, что Дмитрий Александрович стремился во что бы то ни стало собственноручно исправить оплошности своего ученика.
Максим сопротивлялся, как мог – всем своим разумом, всеми своими мыслями. Он старался думать обо всем подряд: о соревнованиях по карате, об окончании учебной четверти и неисправленных «хвостах», наконец, об однокласснице, которой он нравился и которая подарила ему открытку с поздравлениями на 23 февраля (этот жест можно было приравнять практически к признанию в любви!) – о чем угодно, только бы не о том, что произошло между ним и учителем физкультуры два дня назад.
Но тело, как оказалось, обладало своей собственной памятью. И каждое прикосновение сильных мужских рук поднимало горячую волну возбуждения и рисовало в мозгу пикантные картинки недавних событий: разложенный диван с ворсистым покрывалом, приятно покалывающим цепляющиеся за него пальцы, Дмитрий Александрович, стоящий перед ним на полу на коленях, расстегнутые брюки… Максим в панике чувствовал, как тяжелеет внизу его живота, и молил Бога о том, чтобы этого никто не заметил.
«Завтра контрольная по геометрии. Беркут, вроде, говорил, что у него есть два варианта из четырех. Надо не забыть заскочить к нему домой сегодня вечером. А то, если я ее завалю, в четверти будет тройбан, и не видать мне, скорее всего, девятого класса, как своих ушей…»
Волна спала – «отлив» (хотя можно и без кавычек).
- Гореин! Ну кто так бросает мяч?! Неудивительно, что ты все время мажешь мимо кольца!..
Прилив.
«Интересно, как вчера сыграл СКА? Что-то я упустил этот момент. А прикольно мы в последний раз сходили на хоккей. Эта шайба! Если бы я вовремя не наклонился, то это я бы сидел потом с фингалом под глазом, а не тот мужик. Вот кора-то была бы!..»
Отлив.
- Гореин! Что ты скукожился весь? Держи спину прямо! Плечи разверни! Локти больше назад!..
Прилив.
«Где же я все-таки потерял свою капу? Надо будет через Олесю Петровну заказать новую. И когда капа будет готова? А то пока без нее никаких тебе каратешных спаррингов – вынесут челюсть вместе с мозгами!..»
Отлив.
- Гореин! Я сказал «ноги на ширину плеч»! У тебя плечи десять сантиметров? Шире ноги раздвигай, шире!..
Прилив… Прилив… Прилив!
Это было невыносимо. Максим и не догадывался, что его организм может устроить ему такую подлянку! К концу урока Макс был возбужден, измотан и зол.
- Гореин, задержись на минутку, разговор есть.
Этого следовало ожидать.
Вопрос: уйти или остаться? Уйти, стряхнув его руку со своего плеча, которая расположилась там так по-приятельски, или обернуться и все-таки выслушать то, что он собирается ему сказать? Ведь, если остаться, это ни к чему не обязывает...
- Что надо?
- Ты не очень-то вежлив с преподавателем.
- Какой есть!
- Ладно, не кипятись. Что ты убежал-то тогда так быстро? Испугался, что ли?
- Ничего я не испугался!
- Тогда почему?
- Вы сами прекрасно знаете ответ на этот вопрос.
- Нет, не знаю, честное слово! Назови мне конкретную причину. Тебе было плохо? Может, я сделал тебе больно или как-то по-другому обидел тебя? Может, я что-нибудь сказал такое, что тебе не понравилось? Ответь. Мне необходимо это знать. Почему?
- Почему-почему! – повысив голос, передразнил физрука Макс. – Да потому что это… этого не должно быть! Когда мужик с мужиком. Зачем вы это сделали? Это ненормально! Зачем?!
Дмитрий Александрович грустно улыбнулся:
- Почему ты решил, что это ненормально? Если ты никогда не сталкивался с подобными вещами, то это не значит, что их нет и не должно быть. И я отвечу тебе, зачем я это сделал. Затем, чтобы доставить удовольствие тебе и себе, - Дмитрий Александрович перешел на шепот. – Лично мне было очень приятно ласкать тебя. Очень. А тебе? Тебе было приятно? Скажи мне честно. Ведь было?
И вот уже обе руки легли на плечи. Дмитрий Александрович стоял близко-близко и шептал с придыханием Максиму почти в самое ухо:
- А ведь было приятно, я знаю. Надо было быть слепым, чтобы не заметить этого. Я это видел. Да я мог бы быть и слепым! Я все равно это чувствовал. Как ты дышал. Как ты сжал меня ногами в тот момент, когда…
- Ну и что?! – закричал Макс, отступая назад, подальше от нависающего над ним мужчины. – Это ничего не значит! Вы все равно не имели никакого права так со мной поступать!
- Тихо, тихо… Ну, хорошо, извини, что я не спросил у тебя разрешения заранее, - неожиданно миролюбиво согласился Дмитрий Александрович. – Я должен был предугадать, что тебя это может немного шокировать. Я был не прав. Обещаю никогда так не делать. Ты больше не злишься на меня?
В интонации голоса Дмитрия Александровича и в выражении его лица не осталось и капли той страстности, с которой он только что произносил слова о чувствах, ласках и удовольствиях – обыкновенный физрук, старший товарищ, свой в доску, улыбчивый и веселый. Как всегда.
- Не злюсь, - буркнул Макс.
- Вот и отлично! Я надеюсь, то, что произошло, не повлияло на твое желание заниматься на тренажерах и дальше. Это тебе действительно не помешает. Так что будет время – заходи. Можешь прямо сегодня. Тем более форма спортивная у тебя с собой.
Максим ошалело посмотрел на физрука:
- Прикололись, да?
- Нет, я вполне серьезно. Что ты так беспокоишься? Я же обещал, что больше не буду так делать. А раз обещал, значит обещание свое выполню. Мое слово закон. Если ты, конечно, сам не передумаешь.
Максим хмыкнул.
- Ну, что скажешь? Или ты мне не доверяешь? – Дмитрий Александрович ждал ответа.
Вопрос: отказаться или согласиться? Отказаться, бросив что-нибудь, вроде: «Да нужны мне ваши тренажеры?! И без них обойдусь!» – или пойти? А вдруг начнет приставать? Хотя не должен. Обещал же этого не делать, если я сам не передумаю. Передумаю я, как же! А тренажеры штука хорошая. И даже если я приду, это ведь ни к чему не обязывает...
- Да можно, в принципе.
- Ты меня радуешь. Так по рукам?
- По рукам…
 
Это произошло прямо на навороченном «Kettler-е».
- Максим, извини, но ты меня так возбуждаешь, что я не могу удержаться. Ты не думай, я помню свое обещание, поэтому останови меня в любой момент, если тебе будет неприятно…
Макс чуть не плакал. Он закрыл лицо руками, чтобы ничего не видеть, чтобы спрятаться от стыда, но так и не нашел в себе сил сказать «нет». Потому что так хотелось, так хотелось(!!!), что было невыносимо больше терпеть.
Ему хотелось давно – с момента их первой с Дим Санычем встречи у него дома (а, может, даже раньше). Хотелось ночью в постели, в туалете и в ванной, хотелось на уроке физкультуры и (как же сильно!) хотелось после него. Хотелось на диване, на тренажере, хотелось где угодно, лишь бы это произошло!
Никогда не повторится? Ни за что не передумаю? Бессмысленный самообман. Ни к чему не обязывает? Какая глупость! Обязывает ко всему. Обязывает перед самим собой. Если бы ты НЕ хотел, ты бы НЕ пришел. Дмитрий Александрович прекрасно это знал. Сексуальные игрушки. Нелепо сопротивляться. Тем более, когда так хорошо!..
 
Кто-то не поймет меня. Кто-то считает, что отказаться легко. С кем-то так и происходит. Но не со мной. Особенно не тогда, когда мне четырнадцать лет, я по-юношески гиперсексуален и меня подозрительно и абсолютно очевидно не интересуют девочки. К тому же, если я сильно возбужден, то теряю над собой всякий контроль, будто я пьян или сплю. Я понял это не сразу. Тогда я не задумывался над этим. Я просто отдался воле течения своих желаний и помчался на волнах своих чувств. А что тут было такого? В конце концов, не я это придумал и не я первым начал. А раз этим кто-то занимается, значит, все не так уж плохо. Тем более, когда так… хорошо!
 
Когда Максим посмотрел на Дмитрия Александровича, тот вытирал руки полотенцем. После того, как Дмитрий Александрович с этим покончил, он кинул полотенце Максу:
- На, вытрись.
Максим взглянул на свои ноги. По голени хлопьями стекала белесая жидкость. В самый разгар их с физруком «упражнений» Макс почувствовал, как что-то брызнуло ему ниже колена, но в тот момент Максу было не до углубленных раздумий о том, что именно это было.
- Надеюсь, сегодня ты не откажешься от чая?
Максим пропустил вопрос мимо ушей. Он сосредоточенно рассматривал свои ноги, следя за тем, как сперма медленно стекает вниз, оставляя между волосками мокрые дорожки.
Это было чем-то принципиально новым для него. Одно дело, когда ты сам (не в смысле «самостоятельно», а в смысле, что это происходит лично с тобой) удовлетворяешь свои сексуальные потребности, другое, когда с помощью тебя их удовлетворяет кто-то еще. Это вызывало противоречивые чувства. С одной стороны, присутствовало противное ощущение, будто тебя использовали. С другой, это же ощущение использованности вызывало трудноописуемое внутреннее возбуждение (очень приятное) от того, что ты доставил удовольствие человеку, бывшему с тобой.  
- Макс, алё, ты меня слышишь? – Дмитрий Александрович сел перед Максимом на корточки. – Тебя это смущает? – спросил он, проследив за взглядом Макса. – Я же говорил, что мне нравится тебя ласкать. Теперь ты можешь об этом не только услышать, но и посмотреть на это, так сказать, живьем, - физрук взял полотенце и сам вытер им своего ученика. – У тебя замечательные ножки, - прокомментировал он. – И еще ты так очаровательно стонал!
Максим покраснел…
От чая он действительно не отказался.
После непродолжительной беседы ни о чем на тесной кухоньке действие снова переместилось в комнату. На диван.
На этот раз Дмитрий Александрович не только стянул с Макса спортивные шорты, но и задрал на нем футболку. Он целовал его грудь, живот, бедра… Максим наконец-то позволил себе более или менее расслабиться. Ощущения от этого получались еще острее, и ему оставалось только лежать и поскуливать от удовольствия…
 
- Теперь-то ты можешь сказать мне, понравилось тебе или нет? – поинтересовался Дмитрий Александрович; он лежал рядом с Максимом и лениво теребил его волосы.
Небольшая пауза.
- Да, понравилось. Здорово!
- Хочешь еще?
Макс улыбнулся:
- Пока нет.
- Что это?! – воскликнул Дмитрий Александрович. – Неужели я вижу улыбку на твоем лице? Это случайно не галлюцинации?
Максим пощупал рукой свои улыбающиеся губы:
- Похоже, что нет.
Физрук совсем развеселился, схватил Макса в охапку и зарылся носом в его растрепанную шевелюру.
- Ты так вкусно пахнешь, - промычал он.
- Дмитрий Александрович, может, я пойду? Уже времени много, а мне еще надо к Игорю Беркуту заскочить. У нас завтра контрольная по геометрии, а у меня и конь не валялся.
Физрук отстранился, но продолжал гладить Максима по голове.
- Конечно, иди. И спрашивать у меня совсем не обязательно – мы же не на уроке. И, знаешь, еще что. После всего, что тут произошло, мне кажется не очень уместным, что ты называешь меня по имени-отчеству. Называй меня просто Дима и на ты. Когда мы не в школе, конечно. Хорошо?
- Хорошо.
- Скажи тогда мне что-нибудь по-новому.
- Что, например?
- Ну-у… Скажи «Дима, ты…», - физрук заулыбался собственным мыслям. – Нет, лучше придумай сам, а то мне одни пошлости в голову лезут!
- Типа «Дима, ты классно отсосал мне сегодня»? Вы это имели в виду? – с хитрой улыбочкой спросил Макс.
Физрук от души расхохотался, снова уткнув лицо Максу в волосы: «Обожаю!»
Отсмеявшись, он посмотрел на своего ученика влажными от слез глазами:
- А ты, оказывается, кокетлив… Только почему опять на вы?
- Я обязательно исправлюсь. Так ты это имел в виду, Дима?
- Да, что-то в этом духе. Но давай не будем углубляться в тему, а то я опять заведусь, и ни к какому Игорю ты сегодня не попадешь. Да и у меня предки скоро придут. Не очень хотелось бы, чтобы они нас застукали.
- Намек понял.
- Нет, Макс, ты можешь остаться, если хочешь. В принципе, нет ничего такого, если ты у меня на тренажерах занимаешься. Я тебя совсем не гоню.
- Да ладно, мне действительно надо идти – дела!.. Как-нибудь в другой раз…
 
Когда за Максимом закрылась дверь, Дима, окрыленный, влетел в свою комнату и упал на диван.
- Какой сладкий мальчик, - блаженно потянувшись, произнес он вслух, обращаясь к люстре на потолке. – Какое личико! Какая фигурка! М-м-м… Конфетка… Просто конфетка!..
 
 
Глава 16. Азы «любви»
 
Сразу поясню, почему я взял слово «любовь» в кавычки. Да потому что у нас с Димой и не было никакой любви. А был только голый секс. Хотя, вру: был еще одетый секс и… полуобнаженный секс. Но не любовь. Ибо насколько близки эти понятия, настолько же они далеки. Любви без секса не бывает, а вот наоборот – сплошь и рядом (как же мне это знакомо!). (Беркут решил тут со мной поспорить, и утверждает, что любовь без секса тоже встречается. Я с ним не согласен. Нет, она, конечно, может и не сопровождаться интимными отношениями – из-за недосягаемости объекта или по другим причинам: импотенция, объект болен СПИДом или еще что. Но желание-то обязательно присутствует! А если нет, то тут два варианта: либо объект вашей любви ваша мама (папа, собака, Родина и т. п.), либо, извините, у вас не все в порядке с головой. Такое мое мнение.)
А почему все-таки слово «любовь»? Да просто словосочетание «азы секса» как-то не звучит. Вот и весь расклад.
 
После второго «свидания» Максима с Димой – закрутилось-понеслось!..
Встречи стали регулярными – два раза в неделю. Чаще не получалось, т. к. у Максима были тренировки или у Димы дома находился кто-нибудь лишний. Реже было невтерпеж.
Нельзя сказать, что их отношения развивались бурно. Но они явно не стояли на месте и становились все более тесными и откровенными. И Макс медленно, но верно развращался под чутким Диминым руководством.
Неловкость первых встреч быстро прошла, и скоро Максим чувствовал себя наедине с физруком абсолютно свободно. Ощущению раскованности способствовало и то обстоятельство, что сексуальная жизнь для этого парнишки началась раньше, чем появились какие-либо комплексы на сексуальной почве – проблема, с которой позже столкнулись многие его ровесники.
Макс не мучился вопросами о том, что вдруг он делает что-то неправильно или в нем самом что-нибудь не так. Те дифирамбы, что пел ему, не стесняясь и не ограничивая себя, Дима, отбрасывали прочь все сомнения прежде, чем они могли бы возникнуть. Физрук исследовал почти все уголки тела своего ученика и не уставал восхищаться каждой его частичкой. Казалось, он готов был слагать оды в честь мизинца его левой ноги!
- Максим, у тебя такие чудесные волосы! У них такой необычный цвет, будто они крашеные. И они такие приятные на ощупь, так приятно скользят между пальцами…
- Максим, у тебя такая прекрасная кожа: нежная-нежная, гладкая-гладкая, как слоновая кость. Знаешь, на кого ты похож? Только не обижайся – это на самом деле комплимент. Ты похож на фарфоровую куклу. Только у тебя выражение лица не такое глупое…
- Максим, у тебя такое красивое тело! Красивые плечи, красивые руки, ноги – все! Ты мне так нравишься, так нравишься, что я готов тебя просто съесть!..
Правда, такое восторженное отношение к столь молодому, неоформленному телу, по-юношески нескладному и не до конца развитому, Максу было не очень понятно. На его вкус, бугристые мышцы и волосатая грудь, обладателем которых был Дима, выглядели гораздо более привлекательно.
 
Первое время Максим исключительно потребительски купался в ласках, источаемых Димиными руками и губами. Но настал день, когда Дима во время очередного постельного контакта, наигранно вздохнув, произнес полувопростителным-полуутвердительным тоном:
- Ну что, Макс, любишь кататься, люби и саночки возить? – и спустил вместе с трусами свои спортивные штаны, так что его возбужденный половой орган оказался у Максима прямо перед самым носом. Макс впервые увидел его так близко, и он показался ему таким огромным, что молодой человек даже растерялся. Фаллос настойчиво тыкался в губы. Головка была теплой и скользко-влажной.
- О чем задумался, спортсмен? Давай, ротик открывай!
Максим с замиранием сердца разомкнул губы…
Сначала парень прилежно пытался повторить манипуляции, которые физрук сам производил с аналогичной частью тела своего юного партнера. Максим испытывал огромное волнение и очень старался. Ему безумно хотелось посмотреть на Диму, узнать, какие чувства написаны на его лице, что он испытывает, когда они вот так, впервые поменялись ролями, но стеснялся. Однако вскоре хриплые стоны, вырывающиеся из Диминой груди, заставили Максима осмелеть и он, собравшись с духом, посмотрел наверх… Дима неотрывно, не моргая, следил за ним, ловя расширенными зрачками каждое движение его рук, его губ и языка… Ах, какой взгляд!.. Максима будто прострелило электрическим током. Этот взгляд и эти стоны как рукой сняли всякий мандраж, и на его смену пришло ни с чем не сравнимое возбуждение!..
Затем Дима сам перехватил инициативу. Он крепко сжал голову Макса руками, практически лишив его возможности шевелиться, и стал ритмично двигать бедрами, то почти полностью вытаскивая член наружу, то загоняя его в рот так глубоко, что Максим им давился. Но несмотря ни на что, происходящее все равно так ошеломительно возбуждало его! Инстинктивно Максим положил ладони на крепкие, чуть вспотевшие ягодицы физрука, чтобы еще больше, еще проникновенней ощутить силу движения, его ритм, почувствовать еще более острое возбуждение, доведя себя до состояния, при котором начинает трясти от желания, рвущегося изнутри.
Вдруг Дима резко уменьшил амплитуду движений и так сильно вцепился Максу в волосы, что тот вскрикнул от неожиданной боли. Во рту появился терпкий горьковатый привкус, и Дима, извлекая член наружу и помогая себе рукой, забрызгал последующими порциями спермы лицо Максима, попав в глаза, измазав его щеки, его подбородок и губы.
- Мм, ох-ительно! – удовлетворенно выдохнул физрук. – …А у тебя неплохо получилось. Ты просто прелесть. Особенно в таком виде, - и Дима чмокнул Макса в нос – пожалуй, единственное живое место на лице.
Но Максиму в этом момент было не до нежностей (если это, конечно, можно назвать нежностями). Горло першило, а глаза щипало так, что их невозможно было ни закрыть, ни держать открытыми. Проклиная все на свете, Макс помчался в ванную.
Умыться оказалось делом совсем непростым: от горячей воды сперма свернулась в малюсенькие комочки, которые никак не хотели смываться, намертво прилепившись к только-только начавшему пробиваться, еще совсем незаметному пушку над верхней губой. С глазами дело обстояло еще хуже: они сильно покраснели и, несмотря на то, что Макс промыл их раз сто, продолжали болезненно чесаться.
Дима стоял в дверях ванной и с видимым интересом наблюдал за этой картиной.
- Сильно щиплет? – поинтересовался он.
- Не то слово! – ответил Максим, в очередной раз ополоснув глаза.
- Сперматозоиды – они же живые, - начал объяснять физрук, - их задача – пробраться куда-нибудь и внедриться в ткани, чтобы кого-нибудь оплодотворить. Поэтому так щиплет. Но ты не волнуйся, это сейчас пройдет.
- Нашли, куда внедряться! Вот тормоза!
- Ничего не поделаешь. У них мозгов нет.
- А поаккуратнее нельзя было? – вытираясь полотенцем, Макс повернулся к преподавателю.
- Ну-у, может, и можно, но ты ведь понимаешь…
- Еще не совсем… - Максим мечтательно улыбнулся. - Дмитрий Александрович, встаньте, пожалуйста, на колени.
- Ах, даже так?! – «возмутился» Дима, но, однако ж, повиновался. – Это называется я мстю, и мстя моя страшна?
- Что-то в этом роде. К тому же, как я понимаю, теперь моя очередь кататься? – и Макс притянул к себе Димину голову…
После описанного события, выражение «такой-то в рот» обрело для Максима вполне конкретное значение.
Происшедшее, правда, так и не объяснило, почему называться таким считается столь оскорбительным. Макс был в восторге!..
 
Никогда не думал, что писать книжки – это такое веселое занятие. Вы бы только видели лицо моего Машиниста, когда он набирал помещенный выше текст. Умора! А если еще учесть, в каких выражениях эта сцена была описана первоначально… Беркут говорит, что от моих рассказов у него волосы дыбом встают. Жаль, что не кое-что другое…
Еще Игорь сообщил мне, что передумал писать автобиографическую книгу, в которой он собирался высказать обо мне все, что думает, а напишет лучше работу на тему о программном обеспечении и компьютерно-информационной безопасности в банковской сфере, а в качестве «машиниста» посадит меня. Хорошая месть! Скорее всего, я загнусь от скуки уже на первой странице.
 
…И чем дальше, тем интереснее!
Максим разошелся не на шутку. Он совершенно перестал стесняться и начал сам проявлять всякого рода активность.
Уроки физкультуры превратились в соревнования кто кого передразнит. И Макс все чаще выходил из них победителем, накручивая Диму, а заодно и себя.
Сделать привлекательное движение, шепнуть физруку на ухо что-нибудь интимное прямо посередине урока, на глазах у всех (естественно, только «на глазах» и ни в коем случае не «на ушах») – кокетство (по-другому я это назвать не могу, хотя словечко чисто женское (причем, совершенно незаслуженно – можно подумать, мужики этим не занимаются!)) перло у Макса изо всех щелей! И откуда оно только взялось? Максиму всю жизнь было по барабану, какое он производит внешнее впечатление.
До Диминого дома из школы обычно добирались вместе, и по дороге Макс уж давал волю своему языку. Часто это приводило к тому, что по лестнице приходилось бежать бегом, чтобы поскорее оказаться в уединенном месте – в пустой Диминой квартире, где им никто не мог помешать.
Занятия на тренажерах шли вперемешку с принятием душа и кувырканиями в постели (или где в другом месте – под тем же душем, например). Обычно Максим не успокаивался, пока не достигал пика сексуального наслаждения раза три-четыре. Дима даже протестовал:
- Макс, да меня на тебя не хватает! Я же уже не в том возрасте, чтобы за тобой угнаться.
- Никого не волнует! Это же не мешает тебе доставлять мне удовольствие!? – и Макс усаживался верхом на обнаженную Димину грудь.
- Ты просто маленький сексуальный маньяк…
Если бы Максиму сказали тогда, к чему приведет его гиперсексуальность (не одна она, конечно), он бы начал топать ногами и кричать, что с ним этого никогда не произойдет. Возможно, он бы даже попытался побить своего обидчика за такие слова, чтобы в следующий раз тот фильтровал базар. Короче, Макс определенно был бы повергнут в состояние глубокого шока. Возможно, он даже смог бы что-нибудь изменить…
Пока же эта гиперсексуальность надежно приковала Максима к постели учителя физкультуры, все больше и больше втягивая в водоворот эротических переживаний, захлестнувших подростка с головой.
Друзьям, естественно, ни о чем не говорилось. Не то, чтобы Макс был стопроцентно уверен в их очень негативном к этому отношении, – просто не хотелось распространяться о столь крайне интимных вещах, тем более, когда у самих Игоря и Романа не было никакого сексуального опыта. К примеру, вернувшись в город после каникул, они со сверкающими глазами наперебой делились некоторыми летними впечатлениями: Игорь – тем, что несколько раз видел, как во время купания (а отдыхало семейство Беркутов в Сочи) у женщин сползал лифчик, очень сильно оголяя грудь, так что видны были соски, а у загоравшей на соседнем лежаке девушки купальник, будучи в мокром состоянии, вообще просвечивал, так что видны были не только соски, но и волосы на лобке (!!!); Роман рассказывал о том, как в пионерском лагере (лагерь-то остался пионерским, несмотря на то, что Рому, как и почти всех его одноклассников, весной приняли в Комсомол (мы, кстати, были последним поколением комсомольцев в школе)) они вместе с другими пацанами весьма успешно подглядывали в бане за женской половиной отряда, а с одной девчонкой у него завязался целый роман, так что они пару раз даже целовались (!!!).
После таких целомудренных рассказов друзей как-то не хотелось болтать о том, что на днях Максим с их общим физруком опробовал новую позу, которую в народе принято называть «шестьдесят девятой», и что Макса она так завела, что он кончил три раза подряд…
И Максим молчал.
Это молчание сопровождало всю весну и начало лета – время сдачи выпускных экзаменов и последовавшего за ними конкурса аттестатов для зачисления в старшие классы самых достойных, т. к. из пяти классов в дальнейшем формировалось всего два (Макс еле проскочил предпоследним – с тройкой таки в году по геометрии). Как выяснилось, в школе ввели одиннадцатилетний срок обучения, и восьмиклассники перескочили сразу в класс десятый.
В доме Гореиных разгорелся настоящий скандал - Максим пошел в десятый класс наперекор требованиям отца и старшего брата. Они считали, что нечего просиживать штаны в школе, когда у семьи такое бедственное положение, а надо идти куда-нибудь в ПТУ или, на худой конец, в техникум, чтобы как можно скорее начать работать. Юрка поддался уговорам и, несмотря на то, что его школу тоже сделали десятилеткой, поступил в техникум учиться на железнодорожника. Макс сделал по-своему. За что и поплатился.
- Больше ты не получишь от меня ни копейки! – орал разъяренный отец, брызжа слюной. – Нахлебник! Тунеядец! Обормот! Сколько можно висеть на моей шее?!
- Хилая шея-то у тебя, особо и не повисишь!
- Ах, ты, ублюдок! Скотина паршивая! Тварь неблагодарная! – но Максим уже развернулся, чтобы идти. – Иди, иди! И жрать можешь сюда больше не приходить! Гаденыш! Чтоб ты сдох!
Макс на секунду остановился. Но потом еще больше ускорил шаг и вышел из дома, хлопнув дверью…
- Не переживай, все будет нормально, - сказал Роман, возведя очи горе. - Trachtet am ersten nach dem Reich Gottes und nach seiner Gerechtigkeit, so wird euch solches alles zufallen. Darum sorgt nicht für den andern Morgen; denn der morgende Tag wird für das Seine sorgen. Es ist genug, dass ein jeglicher Tag seine eigene Plage habe....* 
- Не переживай, все будет нормально, - сказал Игорь, подбадривающе хлопая друга по плечу. – У меня есть тут одна мысль, как заработать денег…
- Не переживай, все будет нормально, - сказал Дима, расстегивая на своем ученике рубашку. – У меня есть тут одна мысль, как помочь тебе отвлечься и обо всем забыть…
Бездонный омут, из которого не хотелось выбираться…
Молчание продолжалось все бурное лето и перетекло на золотистую осень.
Казалось, это будет длиться вечно.
Но, как известно, всему приходит конец. Все рухнуло в один день…
 
Примечание:
* (нем.) Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам. Итак, не заботьтесь о завтрашнем дне, ибо завтрашний сам будет заботиться о своем: довольно для каждого дня своей заботы (Матф. 6: 33 – 34)
 
 
Глава 17. Game Over
 
Точнее, все рухнуло в два дня.
Итак,…
 
День первый
 
Ближе к вечеру этого дня Максим с Ромой, как всегда, коротали время в многочисленной компании знакомых парней и девчонок, расположившихся на двух полуразрушенных скамейках у кинотеатра и вяло переговаривавшихся между собой, греясь на вечернем солнышке последних теплых деньков бабьего лета. Игоря с ними не было - он исчез куда-то сразу после уроков, ничего никому не сказав. Но вот в пределах видимости показалась знакомая высокая фигура, увенчанная пламенеющей на солнце шапкой рыжих волос.
Игорь почти бежал. Подлетел к скамейкам он сам не свой. Приземлившись между своих лучших друзей, он на секунду закрыл глаза и выпалил шепотом, чтобы было слышно только им двоим:
- Слушайте, я вам сейчас такое расскажу! Только пойдем отойдем куда-нибудь – здесь слишком много лишних ушей…
Вообще-то, по большому счету, Беркут – жуткий сплетник. Однако, если можно так выразиться, односторонний. Он собирал сплетни со всех своих знакомых, а сам никогда ни о чем им не рассказывал, разве что какую-нибудь ерунду под видом большого секрета. Этим он убивал сразу двух зайцев. Во-первых, он прослыл человеком, которому можно безгранично доверять, т. к. доверенные ему тайны никогда не расходились по другим людям. Во-вторых, те «секретные» мелочи, о которых все же можно было услышать из Игоревых уст, побуждали еще больше откровенничать в ответ и выкладывать Беркуту всю подноготную. Поэтому выходило так, что Игорь всегда все про всех знал, а эти «все» не знали друг о друге практически ничего, в том числе и о самом Игоре. Все, кроме Макса и Романа. Уж до них-то доходило все в первоначальном виде, без купюр, но под строгим запретом разбалтывать об этом дальше.
Обычно Игорь бывал более сдержан, а тут – глаза за стеклами очков расширены, перышки, т. е. волосы взъерошены, и сам весь какой-то шебутной, аж на месте сидеть не может, ерзает. Это могло означать только одно – сейчас Беркут выложит им нечто по-настоящему сенсационное!
Все трое поднялись со своих мест и пересели на самую дальнюю скамью, откуда до их компании уже не могло долететь ни звука.
- Сегодня такое было! – начал Игорь. – Не поверите, - он сотворил драматическую паузу для усиления эффекта от слов, которые должны были за ней последовать. – Наш физрук – голубой!
У Максима бухнуло сердце. Бухнуло и, кажется, остановилось от нехорошего предчувствия.
- Дим Саныч? Какая чушь! С чего ты взял? – спросил он.
Спросил слишком поспешно, слишком нервно. Спросил и тут же выругал себя за несдержанность – следовало бы быть более осторожным.
- Так я и рассказываю дальше. Короче, подходит он ко мне сегодня после физры и начинает спрашивать, а продолжаю ли я заниматься плаванием, какие у меня планы на будущее, не собираюсь ли всерьез заняться спортивной карьерой и так далее. Я ему отвечаю. Слово за слово. Разговорились. И тут он предлагает мне, если я хочу подкачаться, придти к нему позаниматься на тренажерах. Ну, я и решил к нему съездить, попробовать, что это такое – не все ж Максу одному! Да и просто интересно. Тем более, по словам Дим Саныча, тренажеры у него самые распоследние-современные, и ни в одном нашем спортклубе таких нет, только в профессиональных, куда не попасть. Я и поехал с ним после уроков.
- Что ж ты сразу-то нам не сказал? А то пропал куда-то, и фиг знает, где тебя искать, - перебил Игоря Рома.
- Да я просто хотел потом над Максом приколоться как-нибудь. Чтоб сильно не зазнавался. А то у него понта столько, что на полшколы хватит! – увидев выражение лица Максима, Игорь поспешил смягчить свои слова. – Ну, возможно, я немного погорячился – не на полшколы, а всего лишь на четверть. Ты не обижайся.
- А я и не обижаюсь, - мрачно возразил Макс. – Ну, поехал ты к физруку, и что дальше было? Говори… - кажется, он уже догадался, какое продолжение будет у этой истории.
- Пришли мы к Дим Санычу в квартиру. Тренажеры у него действительно – высший класс! Позанимались немного. А потом…, - Игорь глубоко вздохнул и посмотрел в глаза сначала одному, потом другому своему приятелю – те ждали дальнейшего рассказа, затаив дыхание, – …он начал ко мне приставать! Сначала понес всякий бред, что я хорошенький, что очень ему нравлюсь. А потом, представляете, полез ко мне в штаны!
Роман (протяжно): Во, бля!..
Максим (мысленно): Что-то мне это очень сильно напоминает…
Игорь: Честное слово! Вот прямо так взял и стянул с меня трусы! И начал лапать меня везде. И целовать меня порывался там же!
Роман: Ну, и что ты?
Игорь: А что я? Я там сначала чуть с ума не сошел! Сижу, смотрю, что он вытворяет. Потом немного пришел в себя и говорю ему: «Дмитрий Александрович, не могли бы вы трусы на меня обратно надеть, а то я неловко себя чувствую».
Роман: Да я бы ему по морде надавал за такие дела! А он: «Дмитрий Александрович, сюсю-масю…»
Игорь: Ну, я так не могу – преподаватель, как-никак, нехорошо грубить. Но знаете, что он мне ответил? «Расслабься, Игорек, получай удовольствие»! И что без трусов я выгляжу даже еще лучше, чем в них!
Роман: Во, бля, дает!
Игорь: В общем, я еле ноги оттуда унес. Так что такие вот дела! Дим Саныч наш – натурально голубой. Ужас! Кто бы мог подумать?!
Роман: Да он и на уроках чрезмерно руки распускает! Теперь-то все понятно.
Игорь: Макс, а ведь ты до сих пор к нему заниматься ходишь. И что, он к тебе никогда не приставал?
Максим был готов к этому вопросу. Поэтому он очень естественно изобразил на лице полное недоумение и «искренне» ответил:
- Ни разу. Даже намека не было!
Роман (смеясь): Значит, ему уж больно понравилась наша птичка.
Игорь: Да иди ты! Сам говорил, что он к тебе на уроках пристает.
Роман: Одно дело на уроках приставать, якобы случайно, а, может, и действительно случайно, а другое – откровенно в трусы залезть. Значит, ты дал ему повод. Может, в глубине души ты только и мечтаешь о том, чтобы тебя кто-нибудь в жопу трахнул!
Щеки Игоря гневно порозовели. Он даже вскочил с места.
- Да ты что, ё-нулся? Ты что несешь?! Ты думаешь, о чем говоришь-то?!
- Ладно, успокойся, - Рома дернул Игоря за рукав вниз, усадив его вновь на скамейку.
- Успокойся… - повторил Игорь недовольно. – Легко сказать!
Тут в разговор встрял Максим, все это время молча переваривавший услышанное:
- Подождите-подождите! В каком смысле «в жопу трахнул»?
Роман: В прямом! Ты что, не знаешь о том, что голубые друг друга в задницу имеют?
Макс нервно рассмеялся. Уж кто-кто, а он прекрасно знал, чем на самом деле занимаются голубые, и что чего-либо подобного там и в помине не было.
(Надо отдать Диме должное – он меня там и пальцем не тронул (во всех смыслах этих слов). Разговоры о голубых уже возникали в нашем кругу, но, честное слово, об этом я услышал впервые в тот день от Ромы и был, мягко говоря (очень мягко!), удивлен.)
Похоже, пока Максим торчал у физрука дома, он пропустил много нового:
- Да ты гонишь! Ты хоть сам-то представляешь, как это выглядит? Как можно трахаться в жопу? Там же говно!
- Ну, уж не знаю, не пробовал.
Игорь: Да так и выглядит. Я даже у родителей интересовался. Член вводится в задний проход, и там им производятся поступательные движения, как с женщиной, пока не наступит оргазм – туда-сюда, обратно, тебе и мне приятно. И голубые только и думают о том, как бы вставить туда пару палок. Такая у них любовь!..
Внутри у Макса все оборвалось. Оборвалось и полетело куда-то вниз, оставив только холодок в кончиках пальцев. Какой кошмар! Оказывается, все это время он общался с человеком, который, возможно, как раз к этому и стремился. Не сразу, постепенно, время от времени предлагая что-нибудь новенькое, шаг за шагом Дима подводил его к тому, чтобы… Об этом страшно было даже подумать! Эта мысль была настолько отвратительна, что просто не имела права на существование. Но если это подтвердили даже Беркуты-старшие… Нет, этого не может быть!..
Игорь: Макс, с тобой все в порядке? Что ты так побледнел?
Максим: Да так, взбледнулось. Просто все это очень противно.
Роман: Вот и я о том же. Надо будет мужикам рассказать, чтобы они поосторожней вели себя с этим пидором.
Игорь: Да ты что? Не вздумай об этом никому говорить! Это только между нами.
Роман: А почему это я не могу никому об этом сказать? Кто мне запретил?
Игорь: Я запретил. Я не для того вам это рассказывал, чтобы вы потом трепались на каждом углу.
Роман: Но это же не чей-нибудь секрет, который тебе открыли при условии, что ты будешь молчать!
Игорь: Нет, но ты представляешь, как после этого к физруку будут относиться?!
Роман: И правильно сделают!
Игорь: Ром, все равно не надо об этом никому говорить. Это моя личная просьба. Тебе ее мало?
Роман: В таком вопросе мало!
Игорь: Значит, мало?! Хорошо! Только учти, что если ты не будешь держать язык за зубами, когда я тебя об этом попросил как друга, то ты мне больше не друг!
Роман: Хорошо. Но и ты учти, что если ты до такой степени будешь настаивать на своем, что даже перестанешь считать меня своим другом просто потому, что тебе, видите ли, жалко какого-то пидораса, то я буду считать, что ты с ним заодно, и что у этой истории в действительности был кое-какой другой конец. И, поверь мне, так буду думать не я один!
Теперь настала очередь Игоря бледнеть.
- Да ты…, да ты…, - задыхаясь проговорил он, но так и не нашел подходящих слов, чтобы выразить все то, что творилось в тот момент в его душе.
Да, Игорь с Романом при всем огромном взаимном уважении во многом имели очень разные, зачастую прямо противоположные взгляды на жизнь и нередко спорили. Но чтобы до такой степени разругаться в пух и прах?! Такое случилось в первый раз.
- И это мое последнее слово! – твердо произнес Роман, решительно поднялся со скамьи и ушел к продолжавшей тусоваться неподалеку компании.
Игорь выглядел очень растерянно. Его плечи поникли, и он грустно смотрел вслед удалившемуся другу.
- И что ты собираешься делать? – нарушил молчание Максим.
Игорь вздохнул:
- А что я могу сделать? Пусть болтает.
- И ты ему это простишь?
- Придется. Попробуй докажи потом, что ты не верблюд! К тому же по большому счету он прав. Человек должен отвечать за свои поступки. Дим Саныч, думаю, прекрасно понимал, на что шел. Это было его решение. Я не должен отвечать за него. В конце концов, у него не было никаких гарантий, что я сам не начну кричать об этом на всю школу. Я ему ничего не обещал.
- А я бы все равно, наверное, Шрайберу такого не простил. Выдумывает про людей хрен знает что!
- Нельзя все время жить одними эмоциями. Когда приходится выбирать между плохим и плохим, лучше делать это головой… Кстати, я бы на твоем месте воздержался от дальнейших визитов к физруку.
Макс вспыхнул:
- Ты, что, думаешь, что я…?!
- Я-то не думаю. А вот другие… Если узнают, что ты периодически наведываешься к Дим Санычу домой, разговоры могут пойти про вас всякие нехорошие.
- А почему это я должен под других подстраиваться?! – возмутился Максим.
- Ты и не должен. Я тебе посоветовал, а ты действуй сам, как знаешь. Выбирай…
 
Максим не спал почти всю ночь. В голову лезли навязчивые мысли. На кой черт Диме понадобился Беркут? Что будут говорить завтра в школе? Правда ли, что голубые занимаются сексом таким безобразным способом?
Терзаемый последним вопросом, Максим даже посмотрел на себя сзади в зеркало и пришел к выводу, что это нереально. Чтобы такой толстый Димин фаллос пролез в такую маленькую…?! Нет, нет и нет!
Но приходили и другие мысли. Наверное, именно в тот день в душе Макса поселился страх, уже не отпускавший его в течение нескольких последующих лет. Мерзкий, липкий страх быть разоблаченным в интимной связи с представителем своего пола. В памяти всплывали Ромины слова, презрительные интонации и выражение губ, с которыми они были произнесены (Роман своеобразный человек: если обычно для людей глаза – зеркало души, то для Ромы зеркало души – губы: полные, мягкие, подвижные – они передают малейшие оттенки его чувств).
Сейчас этот страх беспокоил не так сильно, его росткам еще предстояло по-настоящему взойти. Но его семена уже были посеяны…
 
Второй день
 
(Сначала я хотел обозвать эту часто моего рассказа «День второй», но потом вспомнил, что глава с таким названием уже есть. Это же звучит немного похуже и с названием «День первый» не стыкуется, но что поделать? – Литература!)
Роман, к сожалению, сдержал свое слово. Слухи поползли по классу с самого утра. Об этом шептались во время уроков, последнюю новость обмусоливали на переменах в мальчишеском туалете. К Игорю приставали с глупыми вопросами. Он устало отбрыкивался от назойливых интервьюеров, поясняя, что Рома сильно все преувеличил, что ничего такого уж особенного не было и что, может, самому Игорю все только показалось.
Это был как раз один из тех дней, когда Максим должен был ехать к физруку «заниматься». Сначала Макс решил воздержаться от поездки. Потом передумал. Слишком о многом с Димой надо было поговорить.
Когда Максим позвонил в квартиру преподавателя, тот обедал.
- Я уже и не надеялся тебя сегодня увидеть! – воскликнул Дима, открыв дверь. – Есть будешь?
- Да можно немного перекусить, - согласился Макс.
Молодой человек, который был вынужден столоваться, где придется, обычно обладал очень хорошим аппетитом, а тут сидел, опустив голову, и еле-еле ковырялся ложкой в тарелке с борщом. Мысли крутились вокруг предстоящего разговора, который никак было не решиться начать.
Дима начал первым:
- Максим, мне показалось, ты хочешь о чем-то поговорить со мной?
- В общем, да.
- Я тебя внимательно слушаю.
- Я хотел поинтересоваться, зачем тебе понадобилось Игоря Беркута к себе тащить?
- Он уже успел тебе об этом рассказать?
- Да. Мы ведь лучшие друзья.
- И ты что, ревнуешь?
- Я ревную?! – Макс хмыкнул и скроил гордо-недовольную физиономию. – К Игорю? Больно надо! Было бы к кому.
- Ты не находишь своего друга привлекательным?
- Не знаю. Я никогда не задумывался над этим. Беркут – он и есть Беркут. Ничего особенного.
- А, по-моему, он очень даже ничего! Приятный молодой человек. Поэтому я и пригласил его. Не удержался, извини. Правда, я надеялся, он будет более сговорчив.
- А он взял и обломил тебя!
- Тебя это радует?
- Трудно сказать…
- И все-таки ты ревнуешь! Что ж, порадуйся, что у меня с ним ничего не получилось. Надо признать, я действительно с ним промахнулся. Обычно я не ошибаюсь. Знаешь, я достаточно хорошо знаком с ребятами твоего возраста, с вашей психологией. Когда мне самому было лет четырнадцать-пятнадцать, я поймал себя на том, что мальчишки – мои ровесники – привлекают меня больше, чем девчонки. Время шло, я взрослел, а мне так и продолжали нравиться молоденькие пацаны. Они такие милые, такие приятные – не грубые, еще не волосатые, с гладкими щечками, такие привлекательно нескладные, податливые, горячие!.. За все это время я много наобщался с ними и хорошо их изучил. Если парня в принципе можно склонить к связи с мужчиной, это чувствуется. Я не могу объяснить, как я это чувствую, но это чувство редко меня подводит.
- А не слишком ли это рискованно? Вот разок подвело тебя это чувство, и теперь об этом знают в школе.
- Ты хочешь сказать, что об этом уже знает кто-то еще, кроме тебя?
- К сожалению, да…
На удивление Максима, физрук извлек откуда-то пачку сигарет и закурил:
- Не думал я, что Игорь окажется еще и таким треплом.
- Он и не трепло.
- Кто же тогда? Не ты же, как я понимаю. Договаривай, раз уж начал… А-а! Кажется, я догадываюсь! Дружок ваш третий – Рома… как его там, не помню.
- Шрайбер.
- Точно, Шрайбер. Это он языком треплет?..
И Максим в общих чертах обрисовал их вчерашний разговор.
- …Если Рома узнает о том, что я тебя предупредил, я не представляю, что будет, - закончил Макс.
- Что ж, ваш Рома – типичный гомофоб, - подытожил физрук.
- Гомофоб – это кто?
- Гомофоб – это человек, который ненавидит гомосексуалов.
- За что он их ненавидит?
- Не знаю. Просто так. Может, за то, что они не такие, как он.
- Разве за это можно ненавидеть?
- Выходит, что можно. Наверное, гомосексуальные отношения вызывают у него такое непонимание, что оно переходит в ненависть.
…Расточки проклюнулись сквозь землю и выглянули на свет Божий… Да, послал Gott лучшего друга-гомофоба…
(Эта ситуация занятна со всех сторон. И со стороны Игоря: два лучших друга – гей и гомофоб – как меж двух огней! И со стороны Романа: будучи крайне гомофобно настроенным, оказаться связанным кровными узами клятвы с гомосексуалом… Над решением этой задачки с тремя неизвестными они будут биться трудно и жестко…)
- Дай-ка мне тоже сигаретку, - попросил Максим.
Они посидели и молча покурили. Впервые за все время их общения у Макса с Димой состоялся такой серьезный разговор.
- А это правда, - продолжил Максим, - что гомосексуалисты занимаются сексом… как бы это выразиться поприличней… в зад?
- Правда.
Макс, в глубине души надеявшийся, что Дима все же развеет этот миф, заметно помрачнел.
- Ты об этом не знал?
- Даже не догадывался.
- Хочешь попробовать? – Дима наклонился к Максиму поближе. – Трахнуть меня? Прямо сейчас?
- Нет уж, спасибо!
- А чтобы я тебя?
Макс покачал головой и непроизвольно отодвинулся на краешек стула, подальше от своего учителя. Он даже не мог решить, какой из двух предложенных вариантов хуже.
Дима рассмеялся:
- Испугался? Да не бойся, не буду я тебя трогать. Хотя ты зря отказываешься. Это будет покруче, чем тот невинный петтинг и оральный секс, которым мы тут занимались. На самом деле это очень приятно. Ты даже не представляешь!
- Я вообще себе это не представляю.  Как туда вообще что-то влезает?
- Ну, - физрук усмехнулся, - при желании туда может влезть очень много! Сначала, конечно, больно, но потом боль уходит и остается одно удовольствие…
- Да это как-то и не по-мужски – задницу свою подставлять, чтобы тебя туда отымели.
- А, ты думаешь, рот свой подставлять, чтобы тебя в него отымели – это более по-мужски?.. То-то же!.. Ну что, не передумал попробовать?
- Представь себе, нет!
- Это и не удивительно. Просто ты еще слишком маленький. Если бы я это сделал, то мог бы травмировать твою психику. Это я тебе как педагог заявляю. Сам потом созреешь, если тебе будет надо. Кроме того, это вообще подсудное дело. Для тебя-то все не так страшно – попугают немного детской колонией и отстанут; может, поставят на учет в психдиспансер да принудительное лечение назначат. А вот меня, скорее всего, посадят. Статья сто двадцать первая уголовного кодекса – лишение свободы сроком до пяти лет. А при отягчающих обстоятельствах, как в моем случае, за совращение несовершеннолетнего – до восьми, а, может, и больше, потому что совращение несовершеннолетнего – это вообще-то отдельная статья. Такие, брат, дела!
- А сажают только за такой секс или за любой секс между мужчинами?
- За любой. То, чем мы с тобой занимались, как половое сношение еще не квалифицируется, а вот на развратные действия вполне потянет. Сроки, наверное, разные, но уголовное дело нам в любом случае обеспечено.
 …Ростки вытянулись и поднялись над землей сантиметра на три…
- Тогда я тебя совсем не понимаю! Зачем такой риск?
- Зов природы! С ним трудно бороться. До сих пор, тьфу-тьфу-тьфу, обходилось. Надеюсь, что и дальше все будет нормально. Такие вещи всегда очень трудно доказать. Да и вряд ли молодой парень расскажет об этом взрослым – родителям или учителям.
- И что теперь делать?
- Ничего! Наслаждаться жизнью. И молчать. Ты же не планируешь рассказывать кому-либо о наших отношениях? А если и планируешь, выкинь эту идею из головы. Даже самые близкие люди могут поступить с тобой подло! В таких вещах нельзя никому доверять. На кону поставлено слишком многое: отношение к тебе окружающих, твое благополучие, твое будущее – все! Главное не терять голову. И… Ты знаешь, Максим, мне очень жаль, но тебе лучше не приходить сюда больше. Лучше для тебя. И для меня.
- Мне Игорь то же самое посоветовал.
- Правильно сделал. Поступил как неглупый и дальновидный настоящий друг. Подростки очень любопытные и, пусть неосознанно, злые люди. Неизвестно, к чему приведет их желание засунуть свой сопливый нос в чужую жизнь, особенно в личную. Они наверняка будут стремиться подловить меня за каким-нибудь непристойным занятием, и если нас застукают, на тебе поставят такое жирное клеймо – не отмоешься за всю жизнь!
Дима был чертовски прав. Максу вспомнился прошлогодний инцидент, когда в класс просочилась информация о романе биологички с историком. Парни организовали за парочкой настоящую слежку, и когда информация подтвердилась (они с утра поцеловались в кабинете при встрече (обалдеть!)), учительнице биологии устроили такую «веселую» жизнь – с беспрерывными шуточками, подколами и забавными, но очень неприятными для преподавательницы сюрпризами – что доводили ее до истерик, в результате чего она отказалась вести уроки в их классе. А ведь это были всего лишь нормальные любовные отношения! И что было бы, узнай кто-нибудь об отношениях ученика со своим физруком? Трудно вообразить!
- Да, ты, наверное, прав, - понуро согласился Максим.
- Я рад, что ты понимаешь и не обижаешься на меня, - произнес Дима.
Они посидели еще немного и поболтали о всякой ерунде. «Любви» как-то не хотелось. Разложенный диван в тот день их так и не дождался…
Уже стоя на пороге, когда Макс был одет и собирался покинуть этот любвеобильный дом навсегда, Дима со свойственной ему бодростью подметил:
- Ну что, спортсмен, я думаю, прощаясь, мы не будем устраивать здесь коллективный плач?
- Конечно, нет!
- Мне было хорошо с тобой. Знай, что ты очень сексуален.
- Спасибо. Мне тоже понравилось.
- Вот и здорово!
Дима потянулся к Максиму. Тому показалось, что физрук сейчас поцелует его в губы. Дима никогда не целовал Макса в губы. На теле Максима было не так уж много мест, которых не настигли Димины поцелуи, но губы попадали как раз в их число. Однако физрук оказался последователен и по обыкновению чмокнул Макса в курносый нос.
- Пока!
- Пока!
За Максимом закрылась дверь…
 
Это и был КОНЕЦ ИГРЫ.
 
 
Глава 18. Вместо послесловия – 1
 
С тех пор мы с Димой ни разу не встречались у него дома, и у нас больше не было никаких интимных отношений.
Тогда я не особо осознавал это, но сейчас я понимаю, что испытывал наш учитель физкультуры, когда стало известно о его нестандартной сексуальной ориентации. Он отлично держался в том памятном разговоре со мной, практически ничем не выдав свое волнение. Я отдаю должное его мужеству, с которым он вышел перед классом на очередном уроке, зная, о чем в тот момент думают его ученики. Видеть неприкрытое любопытство в их глазах, слышать смешки за своей спиной... Что может быть гаже, чем ощущение себя диковинным зверьком, в сторону которого тычут пальцами, брезгливо рассматривают и морщатся от отвращения?
Я наблюдал за ним, как и все остальные, и даже с еще большим вниманием. Дима был спокоен, собран, энергичен и шутлив, каким он бывал всегда. Он не сделал ни одного движения, которое могло бы дать повод дополнительно убедиться в его педерастических наклонностях – ни одного лишнего прикосновения, ни слова, ни взгляда. Он не обращал на меня ни малейшего внимания, будто меня и не было в зале. Мне не хватало его рук, его улыбок, его подмигиваний. Вокруг меня образовалась пустота. Не то, чтобы меня очень уж расстроило прекращение наших отношений, но я успел привыкнуть к ним и, видя, как все безвозвратно разрушилось, мне было грустно.
Мой новый класс не оказался оригинальным, и за физруком довольно долгое время действительно следили. Даже за окнами его квартиры. Уж больно это было интересно – живой гомосексуалист в высоконравственном советском обществе! Но Дима не предпринял ни одного компрометирующего его действия, ни разу не оступился. В крайнем случае, его преследователи ничего подобного за ним не заметили.
Игорь, не принимавший участия в этих мероприятиях, но, как обычно, бывший в курсе всех их результатов (точнее, отсутствия таковых) спросил:
- Макс, это ты предупредил Дим Саныча о том, что им заинтересовались?
- Нет, - соврал я. – Я больше никогда с ним не общался.
Больше Игорь не возвращался к этой теме.
Так как физрук вел себя безупречно и не давал новой пищи для сплетен, от него постепенно отстали, сохранив, однако, презрительное к нему отношение.
Я несказанно рад, что судьба в лицах Игоря и самого Димы уберегла меня в тот момент от позорного разоблачения. (В дальнейшем мне везло гораздо меньше. Это стало моим самым настоящим злым роком! Я многократно палился всеми возможными способами.)
Дима проработал в нашей школе до окончания первого полугодия. Перед самым Новым годом он уволился.
Я вздохнул с облегчением…
 
Пока я описывал тут наши взаимоотношения, во мне появилось непреодолимое желание увидеться со своим физруком, поговорить с ним, узнать, как он живет, да и просто взглянуть на него! Потому что, несмотря на полгода нашего очень тесного общения, его лицо как-то не особо отложилось в моей памяти. Другие части тела я помню гораздо более отчетливо. Но я даже не возьмусь сказать, какого цвета его глаза. Карие? Голубые? Серые? Зеленые?..
Не откладывая эту затею в долгий ящик, я на днях позвонил ему домой по телефонному номеру, сохранившемуся в моей старой записной книжке. Вполне могло оказаться и так, что Дима переехал или его телефон поменялся. Но физрук никуда не переехал. Более того, мне с первого же раза удалось его поймать.
По голосу и имени он меня, конечно, не узнал, но когда я выложил более подробные связующие нас сведения, он меня сразу вспомнил.
-           А-а! – воскликнул Дима, как мне показалось, довольно обрадовано. – Это ты, маленький сексуальный маньяк?..
Я предложил встретиться где-нибудь на нейтральной территории. Он согласился, и мы встретились в одном из баров в центре.
Дима изменился. Из молодого парня он превратился в мужчину в самом расцвете сил. На его лице уже проступили признаки возраста (по моим подсчетам, сейчас ему лет тридцать семь – тридцать восемь), но его фигура все так же подтянута, а в движениях чувствуется сила и легкость.
В свою очередь я узнал о том, что за последние тринадцать лет я вырос и возмужал, что я по-прежнему хорошенький, но все равно «уже не то» (не первой свежести товар, как надо понимать!).
В настоящее время Дима продолжает работать школьным учителем физкультуры на полставки – преподает только в старших классах у мальчиков и продолжает совращать молодых пацанов. В чем-то этот процесс стал проще, чем был раньше, в чем-то – сложнее. Проще в том плане, что сейчас общество стало более просвещено в отношении сексуальных меньшинств и мальчишки уже не так шарахаются при слове «голубой». Что самое интересное, по Диминым наблюдениям, причины некоторых его затруднений кроются в том же. Любой парень, который в принципе не против попробовать секс с представителем своего пола, уже прекрасно знает обо всех аспектах этих отношений, в курсе, что мужики лучше делают минет и т. д., а активная гомосексуальная роль для многих вообще в порядке вещей – даже если они никогда этого не делали, морально они зачастую к этому уже готовы.
- Это просто безобразие какое-то! – возмущается Дима. – Если они на что-то соглашаются, то тут же порываются поиметь тебя в очко! Начитались всякой тюремной бодяги про петухов и сами туда же! Или другой край: предлагают свою попу и тут же требуют преференций – пятерок по физкультуре и чтобы при этом на уроки не ходить. Может, для кого-то это не так и плохо, но где те юношеские застенчивость, смущение, стеснительность, которые так возбуждают?! Стыдливый румянец, опущенные глазки?.. Может, я уже старомоден, но я не привык к таким резким отношениям, меня они не устраивают…
Некоторое время назад Дима пробовал работать в учреждении вроде интерната в расчете на легкость добычи, но там царил такой разврат между мальчиками, что Дима с его тонкой душевной организацией не смог поймать там ничего для себя стоящего.
Еще Дима успел жениться. Но его брак оказался неудачным из-за того, что жена требовала от своего мужа (правильно, конечно, делала) уйти из школы и устроиться на более высокооплачиваемую работу. Дима предпочел развод отказу от близости к молодому поколению.
Сейчас, наученный горьким опытом, он в дополнение к школе подрабатывает охранником в фирме, где неплохо платят, но жениться все равно больше не хочет.
Что касается наших отношений, то Дима до сих пор считает меня одним из самых порочных своих малолетних партнеров. В этом я категорически с ним не согласен. Разве можно назвать порочным неопытного юнца, которого соблазнили таким наглым образом?! По-моему, чтобы так называться, необходимо иметь за спиной внушительный багаж этих самых пороков. Это сейчас я порочный, а тогда – абсолютно безгрешный, почти как младенец!
- Хорошо, - согласился Дима, - пусть не порочный, но очень уж похотливый. Не похотливостью, притянутой за уши, какой страдают некоторые мальчики, а идущей изнутри, заложенной природой…
Да уж, природа постаралась на славу!..
Мы просидели в баре часа два. Рассказали друг другу обо всем, о чем можно рассказать при подобных встречах двух старых знакомых. Тепло попрощались, пожелав удачи. Уже безо всяких поцелуев.
Мое любопытство удовлетворено. Если судьба не столкнет нас случайно (а такое, как я убедился на собственном опыте, происходит не так уж редко), не думаю, что еще когда-нибудь увижу своего учителя физкультуры…
 
P. S. А глаза у Димы каре-зеленые. Если я, конечно, правильно определил их цвет при тусклом освещении бара.
 
 
Глава 19. Димон
 
Не подумайте, что я опять начал про физрука. Просто человека, о котором дальше пойдет речь, зовут так же. Ну что я могу с этим поделать?!
 
Максим, по большому счету, никогда серьезно не относился к связи, возникшей у него с его преподавателем физкультуры. Это было приятным (очень, очень, очень(!) приятным) времяпрепровождением. Но не более того. Макс воспринимал это как случайный эпизод в своей жизни, рискованную авантюру, и уж ни коим образом не ощущал себя гомосексуалистом – скорее, жертвой стечения обстоятельств. Когда эта связь прекратилась, Максим ни секунды не сомневался в том, что теперь он переключится на девчонок, заведет себе какую-нибудь симпатичную подружку, надобности в которой раньше просто не было, и станет таким же пацаном с нормальным поведением, как и все его ровесники. Он вернулся в круг своих знакомых, с которыми в последнее время не так много общался, – вернулся более свободным, раскрепощенным и уверенным в себе, более веселым и разговорчивым, так что даже девчонки перестали посмеиваться над его недозрелостью.
Еще Максим опять стал курить. Вообще-то, потихоньку баловаться сигареткой-другой он начал еще летом, но когда перед новым учебным годом Рома Шрайбер вернулся из лагеря заядлым курильщиком, Макс уже не смог сдержаться и задымил по-настоящему. Проблема с ростом к этому времени ушла на второй план, к тому же все эти тусовки, где сигарета является неотъемлемой частью бытия, явно не способствовали ведению здорового образа жизни. В общем, Максим накрепко пристрастился к этой вредной привычке (и страдает ею, надо сказать, по сей день, как это ни прискорбно (но я решил, что в тридцать лет брошу: курить после тридцати – не комильфо!)).
В школе же учителя во главе с директором вели настоящую борьбу с курением. (У меня, кстати, сложилось впечатление, что учителей хлебом не корми, – дай побороться с каким-нибудь пагубным явлением в ученической среде, будь то курение, пользование декоративной косметикой, длинные волосы у мальчиков или короткие юбки у девочек.) Курильщиков ловили на улице с поличным и сгоняли с насиженных мест, так что они, чтобы их не засекли, постепенно забирались покурить все дальше и дальше от здания родной школы.
Соседней школе повезло больше – «противокурительные» меры там были не так строги, и в итоге курильщики школы, в которой учился Макс, полностью передислоцировались в места курения учеников школы напротив. Бегать приходилось далековато, но что было делать?! Привычка – она и есть привычка!
Как-то раз (еще в начале сентября), докуривая оставшийся с прошлой перемены хабарик, Максим почувствовал, как кто-то дернул его сзади за пиджак. Тут же за спиной раздался голос:
- Сколько лет, сколько зим! Какими ты здесь судьбами?!
Макс обернулся. Перед ним стоял парень, навскидку одного с ним возраста, которого Максим, ей Богу, видел первый раз в жизни. Парень радостно ему улыбался, как своему хорошему знакомому.
Быстренько смекнув, что его, по-видимому, перепутали с братом-близнецом, Макс, недолго думая, решил разыграть пацана, прикинувшись настоящим Юркой.
- А-а, здорово! – в тон ему воскликнул Максим. – Как дела?
- Спасибо, неплохо. А ты как здесь оказался? Ты же собирался куда-то в техникум поступать.
- Я передумал. Что раньше времени спину на работе гнуть? Лучше поучиться еще пару лет, а там, глядишь, и в институт какой можно просочиться – в тот же железнодорожный – еще лет на пять.
- Что ты тогда в нашей школе не остался, в другую перескочил?
- У меня здесь брат учится, - тут же придумал причину Максим. – Вместе веселее.
- Да? Старший, младший? – поинтересовался парень.
Макс в глубине души даже возмутился. Ну вот, дожили! Оказывается, не все Юркины знакомые знают о его, Максима(!), существовании. Отвратительно!
- Двоюродный! – брякнул Макс довольно зло и так, чтобы его ответ не совпал с вариантами, предложенными собеседником, чтобы хоть чем-то ему насолить за такое неведение – мол, какой ты, парень, недогадливый.
- Как же английский? – задал «знакомый» следующий вопрос.
- А у нас в школе есть специальная группа для начинающих. Ускоренный курс обучения. С элементами гипноза (уж врать, так врать!).
- Надо же, до чего наука дошла! – удивился парень и даже присвистнул. – А я думал, что иностранный под гипнозом – это просто дуриловка, чтобы денег стрясти.
- Я и сам иногда удивляюсь!
- И как у вас это происходит?
В ответ Максим понес какую-то чушь – первое, что приходило в голову, а сам задавался вопросом, кто же все-таки перед ним, какое отношение имеет к брату и как его хоть зовут!? Не зная этого, легко можно было попасть впросак и выдать себя, что никакой он на самом деле не Юра. А порпикалываться очень хотелось.
Разоблачение пришло совсем с другой стороны. Появившийся к концу перемены в «курилке» Роман как нарочно не взял с собой спички и очень громко, с чувством, с расстановкой произнес:
- Макс, есть чем прикурить?
Уловив незнакомое имя, Юркин друг недоуменно поднял брови и уставился на Максима. Тот тяжело и обреченно вздохнул:
- Рома, ты как всегда все испортил.
- Что я тебе испортил? На спичку тебя разорил? Так запиши на мой счет.
- Да ладно, дарю!..
Выслушав этот короткий обмен любезностями, парень наконец-то решился развеять свои сомнения.
- Ты разве не Юра? – поинтересовался он.
- А что, похож?
- Ну-у… в общем, да.
Макс развеселился – уж больно ему понравилось его растерянное выражение лица.
- А вот и представь себе, что я вовсе и не Юрка! Просто мы с ним братья-близнецы. А сам он прозябает сейчас в своем техникуме железнодорожном. Вот так!
Парень тоже улыбнулся.
- То-то, я смотрю, ты какой-то не такой. Думаю, Юра, вроде, и ниже, и как-то уже. И лицо у него немного другое, и поведение…
- Да-да-да! – дразнясь, поддакнул Максим. – Заливай больше! Ничего такого ты не подумал.
- Нет, подумал, честное слово! Правда, еще я подумал, что он мог и измениться, я ведь его целое лето не видел.
- Вот с этого и надо было начинать. Спорим, что если бы никто не проговорился, ты фиг бы догадался.
- Даже не знаю.
- Зато я знаю!..
В этот момент до компании донесся приглушенный расстоянием и стенами звук школьного звонка, оповещающий о начале очередного урока. Рома затушил ногой брошенный в траву окурок.
-           Тебя как зовут-то? – бросил Макс уже на ходу, обернувшись. – Я от тебя привет Юрке передам.
- Димон. Дима Сергеев. Одноклассник его бывший.
- А почему я тебя не знаю? Я тоже учился с братом до четвертого класса.
- А я как раз с четвертого пришел.
- Понятно! Обязательно расскажу сегодня братцу о том, как накололся его бывший одноклассничек!
И Максим с Романом бегом направились к своей школе…
Дома выяснилось, что отношения у Юры с Димой во время совместной учебы были так себе, постольку-поскольку, и то только благодаря тому, что они сидели за соседними партами. Ничего особенного о своем однокласснике брат рассказать не смог – пацан как пацан: учится неплохо, вроде, занимается музыкой, немного себе на уме, впрочем, как и положено, по Юркиному мнению, быть музыканту.
Попыткой Максима подшутить над Димой и выдать себя за брата Юрка остался не очень доволен.
- Подставляешь меня, - проворчал он, - будут обо мне потом плохо думать.
- Это почему это? – запротестовал Макс.
- Да потому что ты вести себя не умеешь, и шутки у тебя злые.
- Поговори у меня! Подставляю я его. Какие мы нежные! Вот, видел? – и Максим несильно толкнул брата кулаком в грудь, чтобы в следующий раз тот меньше жаловался.
Последнее время Макс все чаще позволял себе применять по отношению к Юрке физическую силу – бил не больно, но ощутимо. Как правильно подметил Дима, Юра был немного ниже ростом и значительно слабее. Но вместо благородного стремления опекать своего более слабого брата, это вызывало обратное желание при малейшем поводе поиздеваться над его беззащитностью. Юрка по возможности увертывался от ударов и никогда не пытался дать сдачи. Это бесило еще больше.
То, что Дима обознался и принял Максима за его брата-близнеца послужило поводом для возникновения поверхностного необременительного знакомства, когда начинаешь выделять человека из толпы ему подобных и можешь, не напрягаясь, проговорить с ним те несколько минут, что зажжена сигарета.
Ни к чему не обязывающих тем для разговора было множество – от зажигалки «Zippo», которую чуть позже Макс выменял у иностранца за значки с советской символикой (помню, я был жутко горд этой зажигалкой и всем давал от нее прикурить) до глобальных перестройки и Горбачева.
Они не учились в одной школе, встречались только на переменах, и то не каждый раз, у них не было общих знакомых. И когда произошла известная печальная история с Дмитрием Александровичем и не с кем было поделиться наболевшим, чтобы не вызвать каких-либо подозрений, а выговориться очень хотелось, именно с Димоном Макс осторожно начал этот разговор:
- Прикинь, наш физрук – педик!
- С чего ты взял?
- Он одного пацана пригласил к себе домой и начал к нему приставать. Теперь об этом знает весь класс.
- И что?
- Следят за ним. Хотят сфотографировать, как он с каким-нибудь мужиком шуры-муры разводит, и фотку на доску почета в школе повесить.
- И что ты думаешь по этому поводу?
- А что ты?
- Я первый спросил.
- …По-моему, это не очень хорошо, - после некоторой заминки высказал Максим свое мнение.
- По-моему, тоже, - согласился Дима.
Макс осмелел:
- Мне кажется, каждый вправе делать то, что ему хочется, и если парню нравится быть с другим парнем, это не повод для ненависти. Как ты считаешь?
- Наверное, ты прав. Но если ваш физрук приставал к тому пацану, как я понимаю, против его воли, разве это не насилие?
- Насилие? Какое же это насилие, если он отказался, и физрук в итоге ничего ему не сделал?
- А если бы он не смог отказаться?
- Что значит не смог? Выходит, не очень-то и хотел.
- Мало ли какие у кого могут быть причины. Вот со мной, например, был такой случай. Классе во втором, зимой. Я возвращался домой, а за мной шел какой-то мужчина. Кода я уже собирался войти в парадную, он вдруг обратился ко мне и предложил зайти к нему посмотреть на попугайчиков. Я сначала отказался, но он стал уговаривать меня, что это совсем рядом, в соседнем подъезде, что попугайчики у него говорящие и мне будет интересно на них посмотреть. А мне было действительно очень интересно, и я, в конце концов, согласился. Я подумал, что раз идти совсем недалеко, то ничего страшного. Мы зашли в парадную и хотели вызвать лифт, но он оказался занят. Тогда мужчина предложил подняться на полпролета и подождать лифт там. Мы поднялись и встали так, что нас не было видно с площадки. Он взял мои руки, сказал, что они замерзли, т. к. очень холодные, немного подышал на них, а потом расстегнул ширинку и засунул мою руку туда. Мне было так стыдно, но передо мной был взрослый человек, и мне было просто неудобно сопротивляться ему. Я не мог даже посмотреть туда, где находится моя рука. Я стоял, отвернувшись, а он сжал свой член моей ладонью и начал водить ею туда-сюда. Я увидел только, как на пол стали падать какие-то белые капли, и даже не понял, что это такое. После этого он отпустил меня и быстро вышел на улицу. Я очень испугался. Я боялся, что он сделал что-то со мной, что могло иметь какие-то плохие последствия. Я не представлял точно какие – может, я мог чем-нибудь заразиться или что-то в этом роде. Сейчас же мне страшно даже подумать о том, что он мог сделать со мной, окажись я с ним один на один в лифте. Он мог меня даже убить. Слава Богу, этот мужчина ничего со мной не сделал в физическом плане, но я переживал из-за того, что со мной произошло, не один год. И повторяю, я ничего не сделал, чтобы этого избежать. Так и другие люди. Можно чего-то не хотеть, но все равно попасть в плохую ситуацию. Пусть это не физическое, но это психологическое насилие!
- А бегать за человеком с фотоаппаратом – это не психологическое насилие?
- Не знаю, скорее всего, тоже да… Все это очень сложно.
- Не то слово!.. Что-то мы с тобой в какую-то философию вдарились. Насилие, не насилие. Пошло оно все!..
Конечно, не полное единодушие, но все равно приятно. Максим был рад, что кто-то еще не так категорично плохо относится к мужчинам, предпочитающим женщинам мальчиков, и, пусть с некоторой натяжкой, но в состоянии с пониманием подойти к оценке действий этих людей. Макс внимательней присмотрелся к своему случайному знакомому. Спокоен, сдержан, терпим, способен без отрицания и излишнего осуждения высказываться на любые темы. С ним было удивительно легко. Иногда, правда, он действительно создавал впечатление человека себе на уме, но так казалось даже интересней. Как бы то ни было, а общались они все больше, и Димон даже оказался в числе приглашенных на «банкет» в честь пятнадцатилетия Максима, но, скорее, все же из вежливости, просто под руку попался. Видимо, так же из вежливости Дима не пришел.
Болтовня на переменах, совместные посиделки у кинотеатра, пока не стало совсем холодно. Максим почти всегда обладал массой свободного времени, поэтому периодически составлял Диме компанию смотаться куда-нибудь по делам, когда тому было скучно делать это в одиночку. И наоборот, если основные друзья Макса были заняты…
Вот, в общем-то, и все.
Тем неожиданнее для Максима произошло то, что произошло в канун Нового года, в последних числах декабря.
А произошло следующее, и началось он вполне обыденно – с предновогодней суеты…
 
 
Глава 20. Зимняя сказка
 
К большому сожалению, глава семейства Гореиных не имел привычки радовать своих чад приобретением новогодних елок. Поэтому, когда младшенькие подросли, они начали сами заботиться о появлении в доме лесных красавиц. Решение вопроса лежало на поверхности – прогуляться в близлежащий лесок и срубить приглянувшееся деревце. Предприятие было немного рискованным, но где наша не пропадала?!
Так случилось и в зимние праздники года, о котором идет речь, за несущественным, в принципе, исключением: на этот раз, когда Максу приспичило отправиться за елкой, никого из привычных партнеров под рукой не оказалось, и он подключил к делу Димона, который вследствие своего интеллигентского воспитания сначала, было, отказывался.
- Подумаешь, одной елкой в лесу станет меньше! – уговаривал его Максим. – Может, в другом месте из-за этого какую-нибудь елочку как раз и оставят… И никто нас не поймает, не бойся. А даже если и поймают? Не думаю, что нам сделают что-то серьезное, мы же несовершеннолетние. Вот я один раз нарвал в парке сирени, и меня засекла училка по природоведению. «Разобрали» меня на общешкольной линейке, и всего делов!.. Заодно и себе елку возьмешь. Свеженькую, пушистую; осыпаться долго не будет. Сэкономишь семье кучу денег.
- У меня родители все равно не разрешат ее поставить. Скажут, чтобы я ее в лес отнес и обратно в землю закопал, - пожаловался Дима.
- Ничего страшного! Если предки будут сопротивляться, мы эту елку кому-нибудь спихнем. Думаешь, мало будет желающих купить ее по дешевке?!
Дима подозрительно посмотрел на Макса.
- Хорошо, давай попробуем, - после некоторых раздумий наконец-таки согласился он.
И они отправились.
Лес находился не так уж и близко – в получасе ходьбы от черты города, а по глубокому снегу, что насыпало той зимой, еще дольше. Пробираться непросто – ни тебе дорог, ни протоптанных тропинок, только белая гладь со скользящей по ней поземкой и снега выше колен. Идти было весело – сквозь сильный ветер, со снежной пылью в лицо, проваливаясь и падая в рыхлые сугробы. Проходит несколько минут, и следы заметает, остаются только небольшие углубления, в которых и следов-то не распознать. А добравшись до пункта назначения, становишься похожим больше на снеговика, чем на человека.
Сильно углубляться в чащу не стали – легко можно было заблудиться, тем более что уже начало потихоньку темнеть. Отыскав то, что им было нужно, Максим с Димой ножом срезали по небольшой пушистой елочке и направили свои стопы обратно по направлению к городу. К тому времени окончательно стемнело и, выйдя из леса на открытое пространство, они увидели перед собой только черное небо и три группы огоньков в разных частях горизонта. Полюбовавшись на огни в течение нескольких секунд, молодые люди с некоторым недоумением поняли, что они не имеют ни малейшего представления о том, какие именно из этих мерцающих точек принадлежат району их проживания.
Немного посовещавшись, Макс с Димой решили двигаться к той группе огоньков, что находилась посередине – если бы они ошиблись, то, по крайней мере, идти до соседней справа или слева было ближе, чем из крайней в крайнюю.
К счастью, их выбор оказался правильным, и уже меньше, чем через час, замученные дальним переходом с елками на плечах, но весьма довольные своим подвигом, они поднимались в лифте Диминого дома. Максим должен был выступить в качестве группы моральной поддержки своего друга, если родители будут против такого безнравственного поступка, как самовольная рубка деревьев в обход существующих правил.
После удачно пережитого приключения настроение было на высоте!
- Мне уже начало казаться, что я никогда больше не вернусь домой! – весело заметил Димон.
Его черные глаза сверкали. На длинных густых ресницах блестели капельки от растаявших снежинок. И сам он был весь мокрый от снега. Вода струилась с шапки на выбившиеся наружу слипшиеся от влаги пряди волос, стекала по покрытым ярким румянцем смуглым щекам, капала на смеющиеся губы. Димон был такой радостный, такой морозный, такой свежий, такой праздничный!
Максим не мог оторвать от него глаз.
Кажется, он перестал даже улыбаться.
С Диминого лица тоже постепенно сошла улыбка…
 
Мне трудно описывать то, что я почувствовал в тот момент. Но это стало таким важным для меня, что мне кажется кощунственным писать об этом от третьего лица. Да, это было со мной, еще раз со мной и только со мной! И, конечно, с ним…
Обычно про такие моменты говорят, что между двумя людьми пробежала искра. Не знаю, как это назвать – искрой или, наоборот, ледяным душем, окатившем меня с головы до ног – но что-то определенно возникло! Что-то, трудно поддающееся осознанию. Что-то, заставившее меня позабыть обо всем на свете. Что-то, потянувшее меня, как магнитом – к нему, к его лицу. К его губам…
Они были глянцево влажными, насыщенно розовыми, нежно гладкими. Я не видел ничего, кроме его рта, который медленно приближался. Все ближе и ближе… Где-то в глубине сознания промелькнула мысль, что я совершаю большую глупость.
Но его губы приоткрылись мне навстречу, подобно…
Стоп! Похоже, мне вспомнился некий литературный штамп о губах, раскрывшихся подобно лепесткам розы (или, там, просто подобно цветку). Но я подумал о том, что это сравнение не подходит. Вам когда-нибудь хотелось поцеловаться с розой или каким другим видом цветов, даже если они Вам так нравятся, что Вы не ленитесь выращивать их на своем дачном участке? Сильно в этом сомневаюсь! Так вот:
…его губы приоткрылись мне навстречу, подобно… приоткрывшимся навстречу поцелую губам… Этот процесс самодостаточен. Его незачем с чем-то сравнивать, чтобы передать все оттенки желания коснуться этих губ, вспыхнувшего с еще большей силой.
Они были прохладными, со вкусом талого снега, с запахом еловых иголок (или это просто маленький лифт был так наполнен терпким хвойным ароматом?). Они были мягкими и восхитительно податливыми. Язык был горячим и робким…
Это был один из самых волнующих моментов в моей жизни! Это был мой первый поцелуй, и у меня сохранились о нем самые нежные воспоминания. Чистые (если Вы, конечно, позволите мне назвать поцелуй двух мальчиков «чистым»; Вы ведь понимаете, что моя шкала «чистоты» может значительно отличаться от Вашей) – так вот: чистые воспоминания из разряда тех, что позволяют сохранить в себе что-то человеческое, каждодневно вытравливаемое капля за каплей под воздействием обстоятельств и грязи, в которую ты окунаешься. И даже если ты опустился почти на самое дно, откуда, казалось бы, нет выхода, именно чувства, вызванные в душе такими моментами, являются одной из тех сил, что позволяют вновь подняться на поверхность…
 
Кабину лифта тряхнуло, когда она остановилась на последнем этаже шестнадцатиэтажной высотки. Максим с Димой резко отпрянули друг от друга и одновременно повернули головы в сторону открывшейся перед ними лестничной площадки. На ней никого не было.
Они вышли, глядя себе под ноги. Дима позвонил в свою квартиру. Дверь открыла его мать:
- Ты где пропадаешь?! Сколько раз, по-твоему, я должна разогревать обед, дожидаясь пока ты явишься?
- Я, вот, елку принес…
- Какую еще елку? Ты где деньги взял? Иди быстро ешь, пока все опять не остыло, - и женщина удалилась вглубь помещения.
- Да я хотел Максу помочь его елку до дома донести. Я попозже приду.
- Никаких «попозже»! Ты и так целый день голодный. Ничего с твоим Максом не сделается, если он сам все донесет. Поможешь в другой раз, а сейчас марш за стол!
- Хорошо, мам…
Дима перешагнул порог дома и втащил за собой ель. Максим остался на лестнице…
Лифт уже кто-то вызвал, и парень побрел вниз по лестнице, волоча за собой прыгающую по ступеням елку. Он был так погружен в свои мысли, что не заметил, как кончились шестнадцать пролетов, и очнулся только на улице, когда в легкие ворвался искрящийся морозный воздух.
Максим остановился и посмотрел на синее звездное небо. Потом перевел взгляд на светящиеся окна последнего этажа.
- Мама дорогая, что я наделал? – прошептал он и додумал про себя. – Это ужасно и так… здорово!
 
Просто сказка какая-то!
 
 
Глава 21. Новогодняя сказка
 
Думаю, не стоит подробно описывать ночку, последовавшую за днем, в который произошло столь знаменательное событие, как первый поцелуй (да еще какой, точнее – с кем!). Немного подобных ночей было в моей жизни. Скажу только, что меня одолевали самые что ни на есть противоречивые и бурные чувства. От непомерной эйфории, когда хотелось выскочить на балкон и закричать на всю улицу что-нибудь вроде: «I’m the king of the world!» – до вводящей в ступор паники, когда хотелось броситься вниз головой все с того же балкона, лишь бы никогда не наступило завтра!
Но, как Вы, наверное, догадываетесь, я никуда не бросился, и завтра наступило с привычной для него неизбежностью.
 
Первый урок Максим провел в беседе со своим внутренним голосом, и никакая старуха-процентщица не могла отвлечь его от этого процесса. В отличие от фразы Ромы Шрайбера, прозвучавшей сразу после звонка:
- Макс, ты курить идешь?
Ничего особенного, обычный вопрос, всплывающий по десять раз на дню – сегодня он поставил парня в тупик. Кто бы только знал, как хотелось ответить «нет»!
- Да, конечно, - ответил Максим.
Ноги как ватные, будто во сне – хочешь убежать и не можешь.
Будет ли в курилке Дима? Что ему сказать? Да черт с ним сказать – как смотреть ему в глаза? Как Димон поведет себя при встрече? О чем он сейчас думает? А что, если он разболтает о том, что Макс полез к нему целоваться? Страшно представить! Нет, лучше успокоить себя мыслью, что Дима сам (сам!) потянулся ему навстречу и так призывно открыл рот, что даже зубы были видны! Да, он ответил на поцелуй – не отстранился, не сжал губы, а позволил проникнуть в себя, и его язык (Боже мой!) – он был робкий, но он не спрятался и, пусть нерешительно, но отвечал взаимностью. Или это только показалось?
Только бы Димона в курилке не было. А, может, наоборот пусть все выяснится как можно скорей – все равно рано или поздно они встретятся. Так уж лучше сразу и больно, чем долго и больно мучиться неизвестностью. Или тешить себя надеждой? Она, как известно, умирает последней, а пока надежда жива, все выглядит не так уж плохо.
К тому моменту, когда Максим уселся на поваленную березку и прикурил сигарету от своей «Zippo», он так и не решил, какой вариант был бы для него предпочтительнее.
Димы на месте не оказалось. (Черт!)
Он пришел через пару минут. (Черт!)
Какой-то по-особому бледный; прячет глаза; тонкие музыкальные пальцы дрожат.
Глючит или на самом деле так?
Так или не так, но один факт оставался фактом: Димон с Максом не поздоровался и за всю перемену не произнес ни слова в его адрес. Максим, конечно, не рассчитывал, что они при всех начнут выяснять отношения, но по брошенным фразам, по интонации можно было хоть как-то судить об отношении Димы к случившемуся.
Было горько. Нет, не на языке от табачного дыма, а где-то внутри – наверное, агонизирующая надежда оставляет в душе такой след. Горько, стыдно и обидно чуть ли не до слез. Столько всего передумано, столько перечувствовано – и все только для того, чтобы увидеться и ничего не сказать друг другу? Неужели они так и разойдутся, как будто между ними ничего и не произошло? Максим ожидал любого развития событий, но к такому оказался не готов. К тому же он не привык, чтобы его вот так просто игнорировали. Поэтому, когда перемена закончилась, Макс не поспешил подняться со своего места, а остался сидеть на импровизированной скамейке, мусоля обгоревшую до фильтра сигарету – типа еще не накурился. Народ быстро разбежался по своим школам, оставив Максима наедине со своим другом, который, похоже, тоже никуда не торопился. Он даже достал еще одну сигарету и молча затянулся, пуская струи дыма себе под ноги. Когда Димина сигарета догорела до конца и парень, видимо, собрался уходить, Макс решил, что должен хоть что-то сказать.
- Ты… это… забудь про вчерашнее, - промямлил он.
Димон хмыкнул:
- Забыть? Попробуй, забудь такое! Ты знаешь, меня не каждый день парни целуют.
- Что, через день?
- Через два!.. А для тебя это в порядке вещей?
- Да нет. Я вообще поцеловался первый раз в жизни.
- Ну и как оно?
Максим пожал плечами. Что он должен ответить? Что был в диком восторге? Что полночи только тем и занимался, что вспоминал, каковы Димины губы на ощупь и на вкус?
- Как, как – жопой об косяк! – грубо отшутился он. – А тебе?
Дима со всей серьезностью ответил:
- Лучше бы ты этого не делал.
Макс мгновенно почувствовал, что начинает злиться.
- Лучше бы не делал? А не поздняк тебе это говорить? Где ты был вчера? Куда смотрел? Что ж ты сам присосался ко мне, как баба?
- Я как баба?! Может, это ты как баба?!
- Ну, уж нет! Раз я начал первым, значит баба – ты. (Такие вот незрелые были у меня тогда представления о роли полов в любовных взаимоотношениях. – прим. автора). А-а, знаю! Сейчас ты начнешь рассуждать о всяком там психологическом насилии и прочей фигне. Так вот, - раз начав, Максим уже не мог остановиться, - я думаю, что тебе было очень даже кайфово, когда тот мужик, про которого ты рассказывал, дрочил свой х-й твоей рукой.
Димон вспыхнул:
- Что ты сказал?
- Что слышал!
- А ну повтори!
- И повторю: тебе в кайф дрочить х-и мужикам, - Макса нисколько не волновало, что совсем недавно он сам с превеликим удовольствием этим занимался.
Дима приблизился вплотную к Максиму и слегка толкнул его грудью:
- Ты отвечаешь за свои слова?!
Но Макса несло дальше:
- Ну, ударь, ударь меня! Посмотрим, насколько ты мужик!
От негодования лицо Димона покрылось красными пятнами и он, не раздумывая, ударил Максима кулаком в плечо. Но удар не получился ни сильным, ни умелым, так что противник только слегка покачнулся назад. Прошло еще несколько секунд, и Дима с разбитым ртом уже валялся на земле, а Макс, подмяв его под себя, приготовился нанести заключительный удар в лицо. Будет знать, как называть его бабой! Он уже занес кулак и хотел, было, ударить, но… не смог.
Максим смотрел в Димины красивые темно-карие глаза (Дима не зажмурился, не отвернулся, не прикрылся, хотя в его положении это было бы естественной реакцией) и чувствовал, как гнев отступает, как отступает волна, нахлынувшая на берег… Макс опустил руку, разжал пальцы, стягивающие ворот Диминого пиджака, поднялся, отряхнул со штанов снег и зашагал прочь, оставив Димона лежать на земле…
 
То был последний учебный день перед зимними каникулами. Темы пройдены, оценки выставлены, а вечером старшеклассников ждал Новогодний бал-маскарад. Короче, было не до занятий, и вся школа стояла на ушах. Уроки обозначались чисто символически, и ученики, да и сами преподаватели больше занимались своими личными делами.
Первую половину второго урока Максим пытался занять себя игрой в усложненные крестики-нолики с Игорем и Ромой. Но Игорю это вскоре надоело, т. к. он почти все время выигрывал. Со словами: «Потренируйтесь тут без меня», - он переключился на одноклассниц.
Тренироваться не хотелось, с одноклассницами общаться тем более. Ничего не хотелось. Макс тупо рассматривал надписи и рисунки на парте, оставленные предшествующими поколениями учащихся, а также его современниками, и постепенно приходил к выводу, что в отношении Димона немного погорячился. Что на него нашло? Не хотелось сдаваться? Хотелось услышать что-то более обнадеживающее? Жаль было обмануться в своих лучших чувствах? Но почему тогда он не смог его ударить? «Да потому что тебе снова захотелось его поцеловать, идиот!» Поцеловать его припухшие, сочащиеся кровью губы… Господи, не желание, а какой-то садизм-мазохизм, честное слово!
В конце концов, Максиму пришлось признать, что он был неправ. Дима просто высказал вслух то, что Макс и сам прекрасно знал. Да, ему действительно не стоило этого делать. Но вместо того, чтобы спокойно перенести этот удар судьбы, Максим неожиданно для самого себя так бурно прореагировал на Димины слова и наговорил ему столько гадостей, что просто вынудил Димона начать драку, и сам же его избил. Совсем некрасивый расклад. Шрайбер, например, со своими правильными представлениями о чести и справедливости ни за что бы так не поступил, хоть и решал зачастую многие вопросы с помощью кулаков. Да он и не попал бы в такую ситуацию – с его-то поцелуями было все в порядке, как тому и следует быть. Не то, что у Макса – вечно все через заднее место. Рассказать бы об этом друзьям, вот бы они офигели! Рома, скорее всего, попросту не захотел бы больше иметь с ним ничего общего, а Игорь… Игорь изрек бы очередную умную умность, разложил бы проблему по полкам, провел психо-физио-био-и т. д.-анализ и разработал бы парочку сценариев выхода из сложившегося кризиса с наименьшими для Максима потерями. Жаль, Макс так не умел. Поэтому и нашел только один выход, при этом ясно понимая, что он не самый лучший и может еще больше все запутать – пойти и извиниться. Пусть это в корне ничего не изменит, но зато его совесть будет чиста. А там – будь, что будет!
…И вот опять поваленная березка, сигарета, припозднившийся Димон, вопрос: «Кто это тебя так разукрасил?», ответ: «Неудачно поцеловался с дверью», смешки, бессмысленный треп, звонок на урок, удаляющиеся спины, в том числе и Димина.
- Эй, Димон, подожди минутку!
- Что тебе еще?
- Я, это… хотел извиниться. По-дурацки все так получилось. Я совсем не хотел бить тебя. Так сильно.
- Не хотел?! А не поздняк тебе это говорить? Где ты был на прошлой перемене? О чем думал?!
Дима практически слово в слово и с теми же интонациями повторил то, что совсем недавно говорил ему Макс, и тот понял, что прощен. Как все, оказывается, просто! Максим невольно улыбнулся:
- Все, я – пас! Мне нечего сказать.
- То-то же!
- Ну так что, мир-дружба-жевачка?
- Мир. Только давай договоримся, что мы не будем больше об этом вспоминать.
- Хорошо, - согласился Максим.
Тут в голову Макса пришла блестящая идея, как окончательно уладить приключившееся недоразумение.
- Ты где Новый год отмечать собираешься? – спросил он.
- Еще не решил. Дома, наверное, с родителями.
- Слушай, забей ты на предков, приходи лучше к Беркуту в гости. У него такая тусовка собирается быть. Его родичи куда-то сматывают, и он к себе столько народу наприглашал! Будет весело.
- А причем тут я? Игорь же меня не приглашал. Я и видел-то его всего пару раз.
- Ну и что? Я тебя приглашаю. А я его лучший друг, у меня даже ключи от его квартиры есть. (Конкретно на тот момент это было вранье – прим. автора.) Беркут он такой – против никогда не будет: ему чем больше народу, тем интереснее. Так что приходи. Нечего с родителями дома сидеть, когда такая гулянка намечается.
- Хорошо, я подумаю.
- Много думать вредно. Будь проще…
- И ко мне потянутся люди?
- Ну да. Так что приходи, не динамь. У вас уроки еще есть?.. Тогда я на следующей перемене тебе скажу, куда и когда приходить. Я время сам еще не знаю.
И Максим поспешил в школу. Беркут Беркутом, а хотя бы предупредить человека надо – мало ли что? Как говорится, незваный гость хуже татарина. Они, конечно, большие друзья, но сильно наглеть тоже не стоит.
Игорь даже не дослушал до конца историю о том, почему некто Димон Сергеев непременно должен встречать Новый год вместе с ними. Он только покивал головой в знак согласия и, посчитав что-то в уме, сказал: «Надо тогда кого-нибудь еще из девушек пригласить», - после чего умчался то ли подыскивать кандидатуру для приглашения, то ли готовиться к школьному новогоднему вечеру. Беркут не был бы самим собой, если бы в очередной раз не взялся выполнять функции организатора праздника, на котором по совместительству выступал еще и Дедом Морозом. Кстати, в качестве Снегурочки был задействован не кто иной, как Максим. А кто ж, кроме него? Больше некому! Это, естественно, имело свой тайный умысел: присутствующим предлагалось угадать, кто же скрывается под маской внучки Деда Мороза?
Тут уже упоминалось, что Макс был похож на девочку. Так вот, он был не «похож» на девчонку, а «очень похож» на девчонку. Особенно в гриме и костюме Снегурочки, который подготовила для него Олеся Петровна. Во время генеральной репетиции в костюмах (прямо как в настоящем театре!), когда Максим полностью перевоплотился внешне в свою героиню, его друзья (а об этом проекте знали только трое: Макс, Игорь и Рома) в один голос заявили, что никто в жизни не догадается, что перед ним парень. А Роман задумчиво добавил:
- Жаль, у нас не все девчонки такие симпотные.
- Не говори! – согласился Беркут. – Пацаны голову сломают, чтобы узнать, кто эта прекрасная незнакомка, - он приблизился к Максиму и приобнял его за талию. – Девушка, а девушка! Можно с вами познакомиться? Меня Игорь зовут. А вас как?
- А меня Федя.
- Ну и дура!
- Да пошел ты! – Макс, смеясь, отпихнул Игоря от себя.
Это было до того, как Максим поцеловал Диму. Сейчас бы ему было не до подобных шуток.
Но роли уже распределены, и отказываться поздно. Поэтому, когда под общий шумок Макс после урока хотел покинуть школу, его перехватил вездесущий Беркут:
- Эй, Снегурка, ты чего сачкуешь? Там в актовом зале дел выше крыши! Пойдем, поможешь.
Максим скроил недовольную физиономию:
- Вот и дружи после этого с массовиком-затейником – вечно куда-нибудь припашут!
- Ничего, не развалишься. Рома там уже вовсю стулья таскает. А ты вообще моя внучка, и должна помогать деду. Так что, милая Снегурочка, будьте любезны!
- Хорошо, хорошо, дедушка! Сейчас подойду. Перекурю только…
 
Отступление. В нем я хочу рассказать, как еще я пользовался своей схожестью с противоположным полом, чтобы Вы поняли, насколько все серьезно.
Это было классе в седьмом. Тогда у нас пошла повальная мода на кольца в ушах, и пацаны один за одним проделывали себе дырки, причем делали они это кустарным методом, используя подручные материалы: мамины духи, прокаленные иголки, немытые руки – в общем, всякая антисанитария. Для одного парня это закончилось весьма печально: он чуть уха не лишился, – и я, от греха подальше, отправился прокалывать уши, как белый человек, в парикмахерскую. Но парикмахерша мне попалась какая-то чересчур идейная: наотрез отказалась мне что-либо прокалывать, т. к. негоже было, по ее мнению, советскому мальчику ходить с серьгой в ухе. Еще и в школу обещала нажаловаться. Чтобы во второй раз не сесть в лужу, в следующую парикмахерскую я отправился, нацепив на себя девчачьи шмотки. И этот номер прошел! Тетенька, которая меня обслуживала, была очень добра, постоянно приговаривала: «Девочка, не бойся, это совсем не больно», - и это несмотря на то, что подходящей обуви я не нашел и был в юбке и самых настоящих мальчишеских ботинках!
Да, временами быть похожим на девочку было удобно, но, по большому счету, мне это никогда не нравилось. Ну что это за парень, похожий на бабу? Иногда я думаю, не это ли обстоятельство по молодости стало одной из причин моего неадекватно агрессивного поведения? Я постоянно стремился доказать себе и окружающим, что я вовсе не девчонка, каким выгляжу, что я весь из себя такой брутальный, сильный и смелый, как и подобает быть настоящему мужчине. А лицо? Это просто то, чем наградили меня природа и моя мама. И я привык к нему и даже научился извлекать из него некоторые выгоды.
 
Вечером 31-го Максим притащился к Игорю самым первым, задолго до назначенного времени, когда Беркуты-старшие еще не покинули дом родной. В доме шли последние приготовления, родители наперебой давали сыну последние указания:
- Сильно не шуметь!
- Хлопушками пользоваться только на улице!
- Курить только на лестнице!
Игорь:
- А как можно курить и хлопать хлопушки в разных местах? Это же неразрывные процессы!
- Это твои проблемы. Если поступит хоть одна жалоба от соседей, у которых маленький ребенок, никаких новых годов с твоими друзьями у нас в квартире больше не будет. Понятно? Дальше: в обуви по квартире не ходить!
- Много не пить!
- Постели за собой заправить! Мы придем завтра часам к двенадцати, чтобы к этому времени все следы вашего пребывания были убраны.
Игорь:
- К двенадцати – это несерьезно!
- Хорошо, к шести. Но ты готовишь для нас праздничный ужин.
- Договорились!
- Мы оставляем бутылку шампанского, она в холодильнике.
- Только одну?! Мам, нас будет двадцать два человека.
- Ладно, еще одна в нашей комнате в шкафу на полке с постельным бельем. Положи ее в морозилку, чтобы остыла.
- А еще? Может, мне у себя где посмотреть?
- Игорь, не канючь! – оборвал сына отец. – Можно подумать, твои друзья придут с пустыми руками. Вот смотрите! – Валерий Викторович подошел к вешалке и извлек из рукава куртки Макса ноль-пять «Русской» (Максиму стоило немалого труда стащить ее из тщательно оберегаемых папашиных запасов). – Леся, водка! Я думал, тут будет что-нибудь поприличней. Пожалуй, я это изыму. Малы вы еще водку употреблять… Ну, с наступающим, дети! – за старшими и младшими членами семьи захлопнулась дверь.
Почти тут же пришел Роман.
- Располагайся, как дома! – приветствовал друга Игорь, глаза которого искрились от счастья. – Вся квартира в нашем полном распоряжении!.. Парней и девушек будет поровну, поэтому мы посадим всех через одного, - щебетал Беркут, расставляя тарелки. Макс хотел, было, возразить, но передумал – не так поймут (точнее, поймут-то именно так, а этого Максиму хотелось меньше всего).
Игорь тем временем продолжал строить планы:
- Дама справа, дама слева – замечательно! Попробуйте вот тот салатик. Эта рыбка тоже ничего. Что вам налить? А вам? Еще шампанского? А не хотите ли пройти в отдельный кабинет? А вы?
- Не жирно будет? – встрял в монолог Рома. – С одной разберись. Или, ты думаешь, в твой отдельный кабинет будет очередь стоять?
- Как знать? – загадочно произнес Игорь. – Надо же когда-нибудь начинать.
- Маленький ты еще, чтобы начинать, - усмехнулся Роман с высоты своего возраста.
- Подумаешь, большой нашелся! – возразил Игорь. – Что же мне, до твоих седин хранить невинность, что ли?
Максима разговор этих двух девственников стал веселить:
- Да вы оба еще ни до чего не доросли. Вы даже не сечете, что для этого дела надо не начинать, а кончать! - изрек он.
Роман: Ноль-ноль-один в твою пользу.
Игорь: Ром, представляешь, что мне мать перед уходом сказала? Она сказала постели за собой заправить.
Роман: Что, так и сказала?
Игорь: Так и сказала. Макс не даст соврать.
Максим: Ой, заливает!
Игорь: Макс!
Максим: Шучу, шучу!
Игорь: Так что имей ввиду.
Роман: Слушаюсь!
Максим: А простыни стирать?
Игорь: На этот счет указаний не поступало.
Роман: Чудесно!
Игорь: Только вы все равно с этим поаккуратней, а то действительно придется стирать.
Максим: Не боись, прорвемся!..
И т. д., и т. п. Похоже, молодые люди были настроены по-боевому и собирались использовать предстоящую новогоднюю ночь на всю катушку.
Постепенно начали подтягиваться гости.
Макс и не догадывался, что можно кого-то так мучительно ждать. Именно так он ждал в тот вечер Диму. Максим вздрагивал от каждого звонка, напряженно прислушивался к шагам в коридоре, пытаясь на слух определить, что вот сейчас дверь в комнату отворится и войдет ОН (у любого в жизни был такой кто-то заглавными буквами!). Каждые десять минут Макс бегал курить на лестницу и всматривался вниз – не Димина ли фигура мелькнет на первом этаже и не на восьмом ли остановится лифт, из которого выйдет ОН – и, нервный, возвращался обратно. Ближе к полуночи лифт окончательно замер где-то посередине дома – все уже добрались до своих квартир и сидели за столами с бутылками шампанского наготове, ожидая боя Курантов.
- Ты чего тут торчишь? – Беркут выскочил на лестницу с железкой от пробки шампанского в руках. – Иди скорей, там уже Горбачев выступает!
Максим нехотя загасил окурок, последний раз глянув вниз. Безрезультатно.
В комнате царило шумное веселье. Горбачева никто не слушал, все были заняты тем, что писали желания на клочках бумаги разномастного происхождения с целью сжечь их и выпить пепел с шампанским во время боя часов, дабы желания эти осуществились в следующем году. Поддавшись общему настроению, Макс нацарапал кончиком бенгальской свечи на обертке от конфеты первую пришедшую в голову мысль, поджег бумагу своей фирменной зажигалкой и залпом осушил бокал с вином и пеплом под перезвон кремлевских Курантов, возвестивших стране о наступлении нового 1990-го года.
 
В час ночи раздался звонок в дверь. Максиму показалось, что уже по звуку он понял, кто пришел. Поэтому он не стал дожидаться, пока хозяин квартиры оторвется от своих соседок по столу, а сам отправился открывать.
И вот теперь на пороге стоял ОН.
- С Новым годом! – вместо приветствия произнес Дима и протянул полиэтиленовый пакет с мандаринами. – Это к столу.
- Зря ты мне их доверил, - сказал Макс, очищая самый крупный фрукт. – До стола они могут не дожить. Будешь? – и, прежде чем Димон успел что-либо ответить, положил мандариновую дольку ему в рот.
- Спасибо, - запинаясь, вымолвил Дима.
Рука Максима со следующей долькой застыла в воздухе: он только сейчас понял, что снова сделал нечто, не совсем укладывающееся в схему отношений между двумя парнями. А ведь они договорились…
Чтобы скрыть свою неловкость, он задал абсолютно не относящийся к теме вопрос:
- Ты писал сегодня на бумажке желание?
- В смысле?
- Ну, знаешь, пишут желание, потом сжигают его…
- А-а, понял. Нет, не писал. Я в это не верю.
- Я тоже не верил. До сегодняшнего дня.
- У тебя уже что-то сбылось? Еще времени-то, - Димон взглянул на часы.
- Да, сбылось… Сбылось…
Воспользовавшись перерывом на танцы, когда большая часть народа повскакивала со своих мест, Максим усадил нового гостя вопреки установленному правилу рядом с собой и стал ухаживать за ним на правах хозяина, подкладывая еду и подливая напитки. При этом ему вспомнились слова Игоря про салатики, шампанское и отдельный кабинет. И сразу стало весело и легко на душе.
Потом пошли всяческие игрушки, кульминацией которых стала «бутылочка», играть в которую мужская половина общества уламывала женскую добрых полчаса.
Сначала были секундные чмоки вытянутыми в трубочку губами, а потом игроки вошли во вкус, и время поцелуев уже можно было отсчитывать, как на свадьбах. Причем каждая следующая пара стремилась перецеловать предыдущую.
Пару раз жребий выпадал на Максима, и оба раза он ловил себя на мысли о том, как удачно он успел поцеловаться с Димой, так что его первым поцелуем стало не это размазывание слюней по губам. А Димону, казалось, игра доставляла удовольствие. Он целовал девушек мягко и нежно, и Макс, наблюдая за ним, испытывал приятно щекочущую нервы… ревность(?).
Первыми из игры вышли Игорь Беркут и девушка Яна из одиннадцатого «б», с которой он вроде как встречался. Процеловавшись так долго, что бутылку начали крутить заново, так их и не дождавшись, они как-то незаметно исчезли из комнаты. Вскоре после этого игра утихла сама собой, т. к. большинство гостей парами разбрелись кто куда. Все двери четырехкомнатной квартиры, включая туалет, оказались заперты, и Макс с Димой, прихватив сигареты, отправились на лестничную площадку.
Чтобы их никто не беспокоил, молодые люди предусмотрительно поднялись на последний этаж. Они пробыли там очень долго и говорили, говорили… Несмотря на жуткий холод, было так хорошо стоять в полумраке парадной, скудно освещаемой уличными фонарями, наблюдать за неспешным полетом искорок сигаретного пепла, гаснущих далеко внизу, и ощущать плечом сквозь тонкую ткань тепло человека, стоящего рядом.
Они вернулись в дом только тогда, когда у них закончились сигареты – промерзшими до мозга костей, но так толком и не заметившими этой, по сути, мелочи.
Народ толпился в коридоре, собираясь на улицу. На полу стояла заготовленная коробка с хлопушками и ракетница, которая в то время была предметом редким и тем вдвойне интригующим.
Максиму же не терпелось выяснить, успешно ли кончилось пребывание его друзей в запертых комнатах вместе со своими подружками, и при первой же возможности, когда этих подружек не было поблизости, он поинтересовался результатами:
- Ну что, мужики, размочили счет?
Игорь наморщил веснушчатый нос.
- Так, понятно. А вы? – обратился Макс к Роману.
- Нам помешали: какой-то мудак начал в дверь ломиться. Ленка вскочила, застеснялась вся: «А вдруг замок сломается?!». Потом ей не понравилось, что нас увидят, как мы выходим, и все сразу поймут, чем мы там занимались. И вообще кровать чужая, мало ли что?..
- Простыни стирать? – понимающе вставил Максим.
- И это тоже.
- Надо же, нашел отмазку, - съязвил Беркут.
- А сам-то что, герой-любовник? Столько разговоров, а толку никакого. Где твоя очередь?
- А они по записи. Списки составили, на ладошках номера нарисовали и разошлись, как белые люди, чтобы давку не создавать.
Роман: Покажи хоть одну.
Максим: Хотя бы с первым номером.
Игорь: Хорош прикалываться! Да Янка какая-то еще маленькая оказалась. Все жмется, жмется что-то. Руками трогать можно, а дальше – ни-ни! Детский сад. Постарше бы кого.
Роман: Она и так старше тебя на год. Куда тебе больше? Да кто из взрослых теток с тобой спать будет? Ты сам для них – первый класс вторая четверть.
Игорь: А это не имеет значения. Спорим, я раскручу кого-нибудь старше, скажем, двадцати.
Роман: Ага, лет эдак через десять ты это сделаешь, я не сомневаюсь.
Игорь: Давай ограничим меня каким-нибудь сроком. В пределах разумного.
Роман: До окончания школы, идет? Но если ты не успеешь, то на выпускном ты при всех залезаешь на стол и кричишь громко-громко: «Умираю, хочу еб-ться! Дайте же мне кто-нибудь!»
Игорь: Это чересчур!
Роман: Сдаешься?
Игорь: Нет, я никогда не сдаюсь… Ну, хорошо. Тогда ты, в случае проигрыша, залезешь на тот же стол и также громко-громко скажешь, что ты самый распоследний дурак, который ничего не понимает в женщинах, в отличие от Игоря Беркута – самого привлекательного и самого сексуального парня в мире.
Максим: Беркут, не смеши нас!
Игорь: Так по рукам?
Роман: По рукам! Макс, разбей.
Игорь (Максиму): Кстати, а чем похвастается наш смешливый друг?
Максим: Особо ничем.
Роман: Что же ты отрываешься от коллектива?
Максим: Что-то не понравился мне никто.
Игорь: Да ты что?! А я старался, пригласил самых симпатичных девушек школы. На любой вкус.
-  На любой, да не на мой, - ответил Максим, изо всех сил пытаясь скрыть раздражение, мгновенно возникшее, как только Беркут задал свой оказавшийся провокационным вопрос.
Роман: А Макс у нас, оказывается, привередливый.
Игорь хотел что-то добавить, но ситуацию спасла Яна, выскочившая в этот момент из толпы. Она схватила своего парня за руку и потащила по направлению к горке, которую уже оккупировали гуляющие.
- Пошли кататься! – тут же подхватил эту идею Максим и, в свою очередь, схватив за руку Романа, увлек его в заданном направлении…
 
Вдоволь накатавшись, нахлопавшись хлопушек и назапускавшись ракет, молодежь вспомнила о недоеденном праздничном ужине и потянулась обратно в дом, поближе к столу.
Максим хотел последовать всеобщему примеру, но Дима остановил его.
- Макс, я не буду подниматься, я – домой. Поздно уже. Точнее, рано. Я обещал прийти к шести. Уже семь.
- Может, останешься?
- Нет, не могу. Родители будут ругаться. Я и так уже опоздал.
- Пойдем, я тебя тогда провожу.
- Я и сам могу дойти.
- Кто ж с этим спорит? Просто мне все равно спешить некуда, почему бы и не прогуляться с тобой?
- Ну, пошли.
До Диминого дома добрались за несколько минут. В основном, молчали. Также молча зашли в подъезд, вызвали лифт, нажали на кнопку с цифрой «16» и поехали наверх, изредка поглядывая друг на друга и вновь отводя глаза. И вдруг, в очередной раз встретившись с Димоном взглядом, Максим с поразительной четкостью, как если бы это было написано белым по черному в Диминых зрачках, осознал, что этот парень во второй раз оказался с ним наедине в лифте потому же, почему Макс оказался во второй раз на тренажере в квартире физрука. Он хотел там оказаться. Хотел повторения.
Это открытие, поразившее Максима, как гром среди ясного неба, сбросило с него оковы всякого страха и нерешительности, освободило руки и он, недолго думая, нажал на кнопку «Стоп». И так же, как когда-то физрук, он предоставил Диме право выбора – несколько секунд, в течение которых тот снова мог нажать на цифру «16».
Секунды прошли, но Дима этого не сделал.
И Максим знал, что он не сделает этого никогда. Что Дима до бесконечности будет ждать, когда Макс шагнет к нему и коснется губами его губ…
 
Они целовались взахлеб, жадно и страстно, притягивая к себе руками головы друг друга. Максим стянул с Димона шапку, и его пальцы лихорадочно бегали по Диминым волосам. Если их первый поцелуй был преисполнен нежности, и только ей, то теперь Макс ощутил настоящее возбуждение и все сильнее прижимался к молодому человеку, пытаясь сквозь толстую зимнюю одежду уловить отклик его тела. Стало невыносимо жарко. Максим снял шапку с себя и расстегнул куртку.
Это двусмысленное движение заставило Димона остановиться.
- Макс, - произнес он, тяжело дыша, - тебе не кажется, что это немного того… слишком?
- Кажется, - легко согласился Максим, пытаясь снова поймать Димины губы, но тот отстранился.
- Мы сошли с ума.
- Сошли.
- Мы должны были забыть об этом. Мы же договорились.
- Договорились.
- Мы должны были заниматься совсем другим делом, в другом месте, а не торчать в этом лифте. Мы должны быть у Игоря дома и тискать девчонок.
- Должны.
- Представляешь, я с этой беленькой …
- Которую ты так целовал?
- Ты видел?
- Конечно!
- А ты с той темненькой…
- Которая приглашала меня на танец?
- Да.
- Она влюблена в меня с шестого класса.
- Я заметил. Представляешь, - Димон нервно рассмеялся, - я со своей на кухне, а ты со своей за стенкой, в ванной! Представляешь?
- Нет, не представляю.
- И я тоже…
Макс, все еще сжимавший Диму в своих объятиях, почувствовал, что того трясет мелкой дрожью, несмотря ни на какую духоту.
- Что с тобой? Ты весь дрожишь.
- Не обращай внимания.
- Ты знаешь, я понимаю тебя, - Максим так близко наклонился к Димону, что коснулся щекой его щеки. – Ты боишься?
- Да, - прошептал Дима.
- Ты жалеешь?
- Нет...
Неизвестно, чем бы закончилось последовавшее за этим возобновление страстей, если бы через несколько минут кто-то снизу не вызвал лифт. Кабина была в срочном порядке остановлена и отправлена таки на последний этаж, где Макс с Димоном и распрощались, поздравив еще раз друг друга с Новым годом, с новым счастьем.
- Максим, - остановил своего друга Дима, когда тот уже начал спускаться по лестнице, - а что ты загадал сегодня?
- Это нетелефонный разговор, - отшутился Макс. – Подумай сам. Ты же любишь этим заниматься…
А загадал он на самом деле очень простую вещь – чтобы Димон, которого Макс так безнадежно прождал весь вечер, все-таки пришел. И это желание сбылось.
Прямо как в сказке…
 
Максим шагал по темным дворам. От пережитого голова шла кругом. Чем больше Макс думал обо всем случившемся, тем больше убеждался в том, что если бы у него возникло такое желание, то он, пожалуй, смог бы добиться того, к чему в эту ночь так стремились его друзья. Максим был уверен практически на сто процентов, что не наткнулся бы на глухое сопротивление, как Игорь, если бы им, конечно, не помешали, как Роману. Он вспоминал почти физически ощутимую Димину податливость, его готовность на все. И это воспоминание возбуждало его. А слова – это так, пустая болтовня, чтобы потянуть время, ведь на самом деле – ой, как стремно! Но если бы он только захотел, он мог бы трахнуть Димона прямо в этом лифте! Вот так развернуть его лицом к стенке и… От возникшей в воображении картины внутри все сжалось. То, что так категорично отвергалось умом, теперь так нестерпимо травило плоть!
Терпеть не было сил, и перевозбужденное сознание Макса не нашло более подходящего выхода, кроме как забежать в первую попавшуюся парадную и, спрятавшись под лестницей, сделать свое нехитрое дело…
 
Вот и сказочке конец, а кто слушал – молодец!
 
Редактор говорит, что я пошляк: испохабил такую романтичную историю! Мол, мог бы о парадной и не писать. Но я же обещал быть честным! К тому же, мне было пятнадцать, а не пятьдесят один, и после такого я не мог просто так вернуться домой к Игорю, сесть в кресло и спокойно досматривать телек. Помнится, когда мы легли спать, я еще пару раз бегал в ванную, прежде чем смог заснуть. Я никогда специально не спрашивал об этом Димона, но, уверен, он делал то же самое.
…Постойте, постойте! А с каких это пор Редактору история взаимоотношений двух юных геев стала казаться романтичной? Может, через несколько глав редактор поменяет ориентацию?..
А эта глава получилась что-то очень длинной!
 
 
Глава 22. Первая любовь
 
Сразу после Нового года Димон заболел. Видимо, пребывание в бодрящей атмосфере лестничной клетки не прошло даром, и все каникулы он провалялся дома с высокой температурой, обмотанным пуховым платком горлом и прочими радостями, даруемыми ангиной. А Максим, как добросовестная сиделка, провел это время у постели больного. Димина мать никак не могла нарадоваться, что у сына появился такой верный товарищ – все гуляют, а он, несмотря на опасность заразиться, сидит у них дома и развлекает Димулю всяческими разговорами. Хороший мальчик!
Димон нравился Максу все больше. Нравился его мягкий голос, его неспешная манера говорить. Нравился задумчивый взгляд и способность мгновенно переходить в другое настроение, когда на щеках от улыбки появлялись задорные ямочки. Нравились Димины тонкие музыкальные пальцы, ловко перебирающие клавиши пианино, и то, как он всегда смущался, если фальшивил, и пытался извиниться за свои ошибки перед Максимом, который, хоть ни черта и не понимал в классической музыке, однако перевирание нот улавливал и бестактно морщился.
Ему безумно нравилось, что во взгляде всегда такого тихого и спокойного Димы нет-нет, да и промелькнет нечто такое, отчего Макса бросало в жар. Но Максим сдерживал себя, боясь спугнуть то ранее неведомое и очень приятное романтическое чувство, которое возникло у него к новому приятелю.
Тем не менее их отношения все-равно развивались, причем по классическому сценарию, разыгрывающемуся между подростками противоположных полов, с единственной разницей, что роли Димона и Макса нельзя было отнести с точной определенностью к мужской или женской.
Они каждый день звонили друг другу и вечерами могли протрепаться по телефону о всякой ерунде целый час. Ходили в кино, покупая билеты на последний ряд, где однажды, незаметно для окружающих, взялись за руки и уже больше не могли толком вспомнить содержание фильмов, на которых добросовестно высиживали от начала до конца. Посещали Кировский театр по контрамаркам, достававшимся Димону в музыкальной школе, где, сидя на третьем ярусе в отдельной ложе, могли позволить себе как бы невзначай положить на коленку соседа вспотевшую от волнения ладонь. Целовались, когда их точно никто не мог видеть. И при всем при этом ощущали себя, по меньшей мере, разведчиками в тылу врага. Эта конспирация и пугала, и забавляла одновременно.
Платоническая стадия их взаимоотношений длилась, наверное, недели три, прежде чем, оставшись с Димоном по-настоящему наедине, Максим, наконец, позволил своим пальцам робко лечь на ремень Диминых брюк…
 
Никогда больше в моей жизни не было столь долгой прелюдии. В дальнейшем все происходило гораздо быстрее. А то и вовсе наоборот: сначала постель, а уж потом только задумываешься, а симпатичен ли вообще тебе человек, с которым ты провел минувшую ночь.
Но чаще этот вопрос не стоял даже «после». Неуместный был такой вопрос…
 
Максим, памятуя о своей реакции на действия физрука, боялся, что Дима может отреагировать как-то похоже. Но Димон ничуть не сопротивлялся, будто только этого и ждал. Все-таки мальчишеские поцелуи – это уже и так за гранью, и после них – как после потери головы, когда по волосам уже не плачут.
Потом было все. И это «все» развивалось по нарастающей с умопомрачительной скоростью. Еще бы! Ведь в любую минуту, когда Димон или Макс оставались дома одни, их первым движением было снять телефонную трубку, набрать ставший до боли знакомым номер (я до сих пор его помню наизусть) и произнести человеку на противоположном конце провода главное слово: «Приходи».
Свидания заводили их глубже в секс. Максим быстро продвигался вперед, шаг за шагом повторяя со своим новоявленным партнером то, что некогда проделывал с ним самим незабвенный учитель физкультуры. Дима же воспринимал все новое со свойственным ему спокойствием, без излишней нервозности, как должное принимая получаемое им удовольствие. Он был податлив, как пластилин, позволяя делать с собой все, что приходило на ум его обладателю. А обладатель, несмотря на юный возраст, владел еще и немалым сексуальным опытом, и не менее бурной фантазией.
Когда в новогоднюю ночь Макс впервые подумал о том, что неплохо было бы довести до логического завершения поцелуи в лифте, он ужаснулся собственным желаниям. Он прекрасно помнил об отвращении, вызванном у него упоминанием об одной только возможности существования анального секса между мужиками. Да это чувство в тот момент никуда и не делось. Но почему-то, параллельно с неприятием, идея трахнуть Димона по-настоящему вызвала такое возбуждение, что Максим даже испугался. И, дроча в парадной, он думал об этом украдкой, как бы в тайне от самого себя. Открыто признаться перед собой и открыто направить поток мыслей в это русло мешал прочный психологический барьер, воздвигнутый нормами поведения и моралью воспитавшего его общества. Но по прошествии некоторого, очень небольшого отрезка времени, проведенного с Димой в постели, после всех этих объятий, поцелуев, минетов и прочих петтингов, такой несокрушимый с первого взгляда барьер начал стремительно разрушаться. И чем теснее Макс общался с Димоном, тем сильнее его волновал Димин зад.
Максим изо всех сил старался отогнать крамольные мысли, но все его попытки были тщетны. Вопреки его собственной воле желание обладать Диминой попкой превратилось в настоящую манию. Макс ничего не мог с собой поделать – эта часть тела притягивала его, как магнит. А желание подглядывать за ней стало для него форменным безумием. Шестьдесят девятая поза превратилась в самую желанную – с нее открывался прекрасный вид! Но Максим долго не отваживался прикоснуться к этому месту. У него самого не было такого опыта, физрук никогда не касался его там, и Макс, соответственно, тоже, и он не знал, как Димон на это отреагирует. Но каждый раз, вступая с Димой в интимный контакт, он стремился все ближе и ближе подобраться к заветному месту. Его ласки неуклонно соскальзывали с Диминого члена, перескакивали на мошонку, а оттуда все глубже между ног, где уздечка терялась между половинками ягодиц…
Желание только нарастало, и в один прекрасный вечер Максим, наконец, решился. Лаская Димона языком и руками, он как бы невзначай забрался пальцами дальше, чем обычно, и весьма ощутимо прошелся ими по промежности, нащупав вздрагивающую от прикосновений дырочку. Макс ожидал, что Дима уж точно как-нибудь да выразит свое негодование по поводу такой наглости. И оказался почти прав. Димон очень красноречиво выразил все свои чувства – он глубоко и протяжно застонал…
Вся кровь Макса, показалось, хлынула в пах. Он чуть было не сделал в ту же секунду все то, о чем ему так мечталось последние дни, но, собрав остатки воли, сумел-таки сдержаться и через силу заставил себя отодвинуться от партнера на безопасное расстояние.
- Все! Я больше не могу, - проговорил Максим. – Дим, давай сделаем это.
- Что «это»?
Макс нетерпеливо взмахнул руками:
- Не коси под дурачка! Можно подумать, ты не понимаешь, о чем я!
- Мне кажется, я понимаю. Но я должен быть уверен. Просто, если окажется, что мы думаем о разных вещах, это будет глупо выглядеть. Скажи мне.
- Ладно! – Максим собрался с духом и выговорил по словам. – Я. Хочу. Тебя. Трахнуть… Понимаешь?
- Совсем? – уточнил Дима.
- Совсем… Ты об этом же подумал?
- В общем, да, но…
Макс не дал ему договорить. Он набросился на Димона и начал покрывать поцелуями его лицо и шею:
- Дим, ну пожалуйста! Я очень тебя прошу. Ты не представляешь, как я тебя хочу! Сильно-сильно. Я просто с ума схожу…, - он напоминал капризного ребенка, выпрашивающего в магазине новую игрушку. – Да я свихнусь, если ты мне не дашь! Давай попробуем. Один разок. Клянусь, я сделаю для тебя все, что хочешь!.. Ну, что тебе стоит? – в глазах Максима отражалась вселенская мольба всех жаждущих самцов на свете.
Несколько мучительных мгновений Димон размышлял.
- Хорошо, - наконец сдался он. – Только я плохо представляю, как это делается.
- Ничего, разберемся! – уверил его моментально воспрявший духом партнер. – Мы уже большие мальчики… Тебе, наверное, лучше повернуться и встать… - Максим запнулся. Молодые люди посмотрели друг на друга и залились краской.
Дима первым поборол смущение:
- …раком?
- Примерно так.
Димон повиновался и пристроился на коленях рядом с диваном, оперевшись на него локтями.
Оказавшись сзади, Макс ощутил новый прилив возбуждения. Проведя несколько раз руками по Диминым бедрам, он намочил слюной пальцы и медленно, уже без мнимых случайностей повторил то, что делал десять минут назад. Затем взял в ладонь свой член и уперся им в Димона...
Неужели этот момент настал?! Момент, один из самых важных в жизни каждого мужчины…
Сердце прыгало в грудной клетке, как безумное. Молодой человек наклонился вперед, усиливая нажим.
- Осторожнее! – подал голос Дима.
- Да-да, - пробормотал Максим и надавил еще сильней. Он почувствовал, как сломилось сопротивление Диминого тела, стягивающие мышцы немного разошлись, и кончик головки проник внутрь…
Макс упивался моментом. Свершилось! Вот он – настоящий секс!..
- Эй, помедленнее там. Мне немного больно.
Максим не обратил на эти слова внимания и продвинулся еще на сантиметр.
В голосе Димона проступили гневные нотки:
- Макс, слушай, прекращай это дело. Мне больно. Я серьезно говорю!
Вместо того, чтобы остановится, Максим успокаивающе погладил Диму по спине:
- Пожалуйста, потерпи немножко.
Еще одно усилие, и головка члена полностью оказалась внутри.
- Макс, твою мать, прекращай! Мне больно! Ты понимаешь?!
- Тише, тише, - голос Максима срывался. – Ну, еще чуть-чуть…
- Никаких «чуть-чуть»! – Димон попробовал отпихнуть его от себя, но рука Макса, секунду до этого нежно поглаживающая спину, резко напряглась и как тисками прижала парня к дивану. – Отпусти меня! – Дима вновь попытался вырваться, но все так же безуспешно.
- Успокойся, все хорошо, - шептал Максим.
- Нет, не хорошо! – Димон перешел на крик. – Отпусти меня, сука, слышишь! Немедленно! Мне больно! Мне очень больно!!!
Но Максу было уже все равно. Древние, как мир, мужские инстинкты, которые не зависят ни от воспитания, ни от ориентации, заговорили в нем с бешеной силой, заглушая собой все звуки внешнего мира. Ощутить себя внутри чьего-нибудь горячего тела – вот  смысл жизни. Макс уже не мог остановиться.
Он еще сильнее вжал парня в диван и несколькими резкими толчками вошел в него до упора. От боли у Димона потемнело в глазах.
А это, надо полагать, было действительно больно. Первый раз, да еще практически по сухому… Короче, очень больно.
Сопротивляться уже не было сил, и в течение времени, за которое Макс успел сделать еще несколько движений взад-вперед, Дима лежал лицом вниз, всхлипывая и повторяя сквозь стиснутые зубы: «Сука, сука, сука…». Слава Богу, Максима хватило лишь на десяток-другой секунд, после чего, в очередной раз войдя в Димона до предела глубоко, он испытал ослепительный оргазм, уткнувшись лбом в его покрытую испариной спину…
- Уйди от меня, - слабый Димин голос раздался как будто издалека.
Макс ослабил хватку и позволил, наконец, парню освободиться от его крепких объятий. Димон с видимым усилием поднялся на ноги и обернулся. Его ресницы были мокрыми от слез.
- Дим… - начал было Макс, но Димон его перебил:
- Ты знаешь, как это называется? – глухо произнес он и сам ответил на свой вопрос. – Изнасилование.
- Но ты же сам согласился! – попробовал возразить Максим.
- На такое я не соглашался.
- Но я тоже не знал, что так будет.
- Я говорил тебе! Я просил тебя остановиться!
- Извини, я не хотел, так получилось…
- Опять «извини»?! Почему ты все время делаешь мне больно?!
- Неправда. Не все время. Всего-то пару раз, - Макс осекся под Диминым взглядом. - …Ну, я не знаю. Я же не нарочно.
- А это что? – прервал его Димон, указывая пальцем на небольшое пятно на светлом паркетном полу рядом с диваном.
- Сперма, наверное, вылилась немного.
- А почему она такая…?
Максим присел на корточки, чтобы получше рассмотреть.
- Ты знаешь, по-моему, это… - начал он, но побоялся закончить фразу.
Дима провел у себя сзади рукой.
- Мамочки!
Его пальцы были в крови…
Макс запаниковал. А Димон при виде собственной крови не нашел ничего другого, кроме как грохнуться в обморок. Причем сделал он это как-то очень медленно и картинно, как в каком-то дурном кино, и Максим, застыв в нерешительности, некоторое время наблюдал, как его товарищ не спеша сползает по дивану на пол. Если бы это действительно было кино, картина могла показаться даже смешной. Но Максу было не до смеха. Он подхватил падающего Димона, но тот быстро очнулся, так толком и не добравшись до пола, и, отпихнув поспешившего ему на помощь друга, вновь поднялся на ноги.
- Я никогда тебе этого не прощу! – Димин голос дрожал.
- Димон!..
- Уходи! Я больше не хочу тебя видеть! – Дима выбежал из комнаты, Максим бросился за ним:
- Выслушай меня!
- И слышать тоже! – Димон добежал до туалета и спрятался в нем, хлопнув перед носом Макса дверью. Щелкнула задвижка. Максим заколотил в дверь кулаком:
- Открой, нам надо поговорить!
- Мне не о чем с тобой разговаривать! Уходи!
- Я не уйду, пока ты не выйдешь.
- Я вызову милицию!
Макс усмехнулся:
- Давай, вызывай! Посмотрим, как это у тебя получится из туалета. В унитаз будешь кричать или как?
- Заткнись, мудак! – раздалось из-за двери, после чего до слуха Максима дошли приглушенные всхлипы.
- Б-дь! – Макс в сердцах ударил по двери ногой. Он уже пожалел о том, что в очередной раз перегнул палку. Ну, вот кто его тянул за язык? - Дима, прости меня. Я не хотел, честное слово! Я не думал, что все настолько серьезно. Мне казалось, тебе тоже должно быть хорошо, как мне. Я не слушал тебя. Я был неправ. Обещаю, что я больше никогда так не сделаю…
- Конечно, не сделаешь! Ты больше никогда ничего мне не сделаешь. Ты уже все сделал. Можешь идти домой.
Максим со вздохом опустился на пол:
- Никуда я не пойду, - он прислонился спиной к двери и закрыл глаза. – Я буду сидеть тут вечно! Пока ты меня не простишь, - и, подумав, добавил. – Или пока смерть не заберет меня…
Просидев с полчаса, Макс услышал звук отодвигаемой защелки. Пришлось подняться. Димон вышел с покрасневшими глазами и с поджатыми губами. Не произнеся ни слова и даже не взглянув в сторону друга, он прошествовал мимо и заперся на этот раз в ванной. Полилась вода.
- Ты все еще злишься на меня? – задал Максим вопрос, ответ на который был ему и так понятен.
Ответа не последовало.
- Я так и знал, - произнес Макс и уселся на пол теперь уже под дверью ванной комнаты. – Будем ждать дальше.
Максим чувствовал себя ужасно виноватым и искренне раскаивался в содеянном, поэтому добросовестно просидел на полу еще час, пока не пришли родители.
Дима вышел из ванной такой же безучастный, как и прежде, и на реплику мамы о том, что в доме опять гости, ответил, что гости уже уходят. И никакие молящие взгляды Макса не помогли ему остаться. Ломать комедию и дальше при родителях было недопустимо. Молодой человек нехотя оделся, продолжая безрезультатно ловить Димин взгляд, и ушел, сообщив ему: «Ты как хочешь, а я не прощаюсь», - на что Димон обнадеживающе ответил:
- А я прощаюсь. Поищи себе кого-нибудь другого…
 
Мой редактор в шоке. Он и не подозревал, что эта книга о насильнике. Беркут, конечно, знает кое-что о моей интимной жизни, но в самых общих чертах. Ему известно, что у меня с Димоном была любовь и все такое, но не более того. Не буду же я своему другу, тем более натуралу, детально описывать свою голубую сексуальную жизнь. Другое дело – письменное повествование: тут есть, где развернуться со всеми подробностями. Так что Игорь впервые узнал об этой стороне моей, не скрою, многогранной личности.
Да, этот грубый поступок характеризует меня не с самой лучшей стороны. Но я и не говорил, что я положительный герой. К тому же это – еще цветочки, ягодки будут впереди!
А щепетильным поборникам всяческой справедливости заранее сообщу, что судьба меня хорошенько наказала за подобное антиобщественное поведение, так что не переживайте – справедливость восторжествовала, есть Бог на свете, каждому воздалось по заслугам и т. д., и т. п. Радуйтесь!
 
Почти целую неделю Максим ходил за Димой по пятам. Он караулил его утром у подъезда, плелся за ним в школу, на каждой перемене бегал курить, несмотря на сильный мороз, встречал после уроков, провожал до дома, а Димон все дулся. Он игнорировал любые попытки Макса завести разговор об их отношениях и все извинения и выражения раскаяния пропускал мимо ушей. Лишь изредка, когда присутствие Максима его особенно выводило из состояния равновесия, он раздраженно вопрошал: «Ты когда-нибудь от меня отстанешь?!» - на что Макс отвечал, что сегодня пока нет, но если это произойдет, то он, Дима, определенно об этом пожалеет.
Но Димон был непробиваем… А ведь как хорошо все начиналось! Свидания, обжимания, любовь-морковь… Неужели из-за одной нелепой ошибки этому всему придет конец? Неужели Дима, которого так приятно было считать своим – его Дима действительно никогда с ним больше не будет?!
Максим в очередной раз догнал своего друга и схватил его за руку. Димон сделал попытку вырваться, но Макс еще сильнее сжал его ладонь:
- Дим, не уходи, послушай меня! Я не могу допустить, чтобы мы вот так расстались. Я… люблю тебя!..
Дима резко остановился:
- Что ты сказал?
Максим сам был ошарашен своими словами. Он не совсем был уверен в том, что они соответствуют действительности, но должен же он был что-то сказать, если все остальное уже не помогло!
- Я сказал, что люблю тебя, - немного растерянно повторил Макс.
Помолчав немного, Димон хотел было снова нацепить маску непроницаемого равнодушия, но Максим, видя, что признание в любви произвело-таки впечатление, произнес еще раз, уже более уверенно и как можно проникновеннее:
- Я тебя люблю.
Димин взгляд, обращенный в глаза Макса, явно потеплел.
- Предположим. И что дальше?
- Дальше? А дальше я буду тихим-тихим, как мышка, послушным-послушным. И буду делать только то, что ты захочешь. Честное комсомольское!
- Хотелось бы верить!
- А ты проверь…
Дима не отвечал. Максим видел, что его друг подыскивает походящую фразу, чтобы выразить свое, как он надеялся, согласие и одновременно не упасть в грязь лицом, показавшись слишком уступчивым, и никак не мог найти ее. Но Макс рассудил, что не нужно никаких фраз, иначе доля гордости в них может оказаться слишком большой и для него невыгодной. Поэтому он не стал дожидаться, пока Димон родит ответ, и взял инициативу в свои руки:
- Помнится, твои предки собирались сегодня свалить на дачу…
Дима молча кивнул.
- …Так я зайду к тебе сегодня вечером? Во сколько они уезжают?
Димон еще немного помолчал. И, в конце концов, ответил:
- Точно не знаю. Часам к восьми, думаю, их уже не будет дома.
Это была победа!
Максим ликовал! Некоторое время назад он узнал о традиции Сергеевых-старших в последние зимние выходные выезжать на дачу с ревизией, все ли там в порядке после прошедшей зимы. Он помнил об этих выходных и ждал их с нетерпением. А эта ссора была так некстати! Максу срочно надо было помириться с Димоном, во что бы то ни стало. И он сделал это! Впереди его ожидали двое суток полных самого приятного времяпрепровождения, а теперь еще и любви(???)! Максим был неимоверно счастлив.
Но в тот день его ожидал сюрприз. Нет, Макса не обломили: он нарисовался у Димы ровно в восемь, как договаривались, и был благосклонно допущен до тела, так что начало вечера сулило много физических удовольствий. Но в разгар плотских утех Димон остановил своего разгоряченного партнера и с самым невинным видом напомнил ему об одном маленьком должке:
- Ты не забыл, что обещал мне выполнить любое мое желание?
- Что-то с трудом припоминаю. Разве я такое обещал?
- Представь себе, да! Так вот. У меня созрело одно такое желание, и я хочу, чтобы ты его осуществил.
- И в чем оно заключается?
- Помнится, на днях ты очень грубо со мной обошелся, и я хотел бы тебе отомстить.
- Каким образом?
- Тем же самым.
Максим сел на постели:
- Нет, мы так не договаривались!
- Ничего не знаю. Ты обещал мне сделать все, что я попрошу. Никаких ограничений не было.
- А если бы ты захотел, чтобы я прыгнул с шестнадцатого этажа?
- Значит, тебе пришлось бы прыгать, или бы ты меня тогда больше не увидел… так близко.
- Ну, знаешь. Тогда бы я уже никого никогда не увидел.
- Давай-давай! Уговор дороже денег.
- Хочешь посмотреть, как я валяюсь в обмороке?
- Твой сарказм меня ничуть не трогает. Что с того, что я потерял сознание? Я с детства не могу смотреть на кровь, тем более на свою. У врачей с этим была целая проблема. И я совсем не хочу, чтобы с тобой произошло то же самое. Я же не такое грубое животное, как некоторые.
- Нормально! Он требует от меня, можно сказать, подарить ему свою честь и тут же оскорбляет!
- Тебе бы все шутки шутить. Хватит уже. Шутки закончились.
- Может, ты все-таки передумаешь?
- Нет. Или это наша последняя встреча. Мне тоже хочется попробовать, что это такое. Ты говорил, это очень здорово. Не все же тебе одному.
Макс обреченно вздохнул. Похоже, ему не удастся отговорить Димона и придется делать так, как тот хочет. Если бы подобный разговор произошел парой месяцев раньше, Максим, не колеблясь, предпочел бы уйти. Но с тех пор слишком многое изменилось, и он остался.
- Ладно, валяй, - с очередным тяжелым вздохом согласился Макс, - только побыстрее. Раньше сядем – раньше выйдем.
- Можешь пока занять исходное положение, а я поищу, чем бы воспользоваться, чтобы лучше скользило.
Воспользоваться Дима решил вазелином, основав свой выбор на сведениях, почерпнутых, видимо, из анекдота про Вовочку.
Максим встал на колени, облокотившись все на тот же диван. С кислым выражением лица он подпер щеку кулаком и приготовился к самому худшему.
Тем временем Дима зачерпнул немного вазелина из баночки и стал размазывать его по Максовой попе.
Пока Димон возился с этим, Максим попытался мысленно взглянуть на себя со стороны, посмотреть на себя Димиными глазами, представить картинку, которая открывается сейчас перед ним. Что он видит? Видит, что волосинки там у Макса не такие темные, как у Димона, и растут не так густо, как у него, и что кожа не имеет таких шоколадных оттенков, какими обладает Димина – розовое все… И нравится ли Димону то, что перед ним? Нравится ли это ему так же, как нравится все это у Димы Максу? Возбуждает ли так?..
- Как ты себя ощущаешь? – поинтересовался Димон.
- Я ощущаю себя полным придурком, - не оборачиваясь, ответил Максим. – Надеюсь, это не клей.
- А так?
Парень вздрогнул, почувствовав, как Димин палец проник к нему внутрь.
- А так я ощущаю, будто хочу поср-ть. Тебя это, кстати, не пугает?
Димон рассмеялся:
- Нет! Даже не надейся! - и он стал целовать Максу нижнюю часть спины, продолжая ласкать его пальцами.
Как бы скептически ни был настроен Макс, он не мог не признать, что эти манипуляции доставляют ему некоторое удовольствие, что не ускользнуло от Диминого зоркого взгляда:
- Я вижу, тебе нравится.
- Да пока ничего так.
- Тогда пойдем дальше.
- Лучше не стоит. Остановимся на этом.
- Нет, останавливаться мы никак не будем.
Макс почувствовал, как в его зад уперлось нечто большее, чем палец. Он весь напрягся и даже на несколько мгновений перестал дышать.
- Расслабься, ты мне мешаешь.
- Может, мне вообще уйти?
- Нет, останься.
Максим попытался расслабиться. Это у него получилось не очень хорошо, но достаточно для того, чтобы Дима преодолел сопротивление и проник внутрь. Вторжение откликнулось резкой болью во всей нижней части тела. Макс зажмурился и прикусил свою руку, но не проронил ни звука, решив мужественно терпеть до конца все, что с ним происходит. Димон воспринял молчание как знак к действию и еще глубже вошел в своего парня. Максим еще сильнее сжал зубы. Дима сделал последнее усилие. Теперь его член занял собой все внутреннее пространство.
Димон прильнул щекой к Максу и проговорил севшим голосом:
- Вот и все, Максим. Вот и все… Ты – умница… Кажется, я тоже тебя люблю…
В ответ парень промычал что-то нечленораздельное.
Дима начал двигаться. Он шумно дышал и стонал у Макса за спиной, то наваливаясь всей тяжестью торса, то отстраняясь, оставляя лишь пальцы сжимать его тело.
С Максимом творились непонятные вещи. Каждый толчок волнами расходился по телу. Было больно. Не нестерпимо, но достаточно, чтобы следы от зубов не сходили с руки несколько дней. Но сквозь боль просачивалось некое чувство, заставлявшее желать следующего толчка. Как выяснилось, располагавшиеся там нервные окончания были способны передавать не только болевые ощущения, и все эти фрикции «туда-сюда», это скольжение внутри доставляло явное удовольствие. А когда член входил так глубоко, что их бедра плотно соприкасались, неопределенное ощущение наполненности влекло за собой целую гамму ярких сексуальных переживаний. В общем, впечатление было двойственным, но чем дальше, тем сильнее перевешивала его положительная сторона. Димона хватило на дольше, чем в прошлый раз Максима, и он довел своего парня до такого состояния, когда его свободная рука невольно потянулась к члену, и к тому моменту, когда Дима стал кончать, сперма Макса во всю брызгала на диванное покрывало…
Когда все завершилось, Димон нежно обнял партнера за талию.
- Очень хорошо! – лаконично подвел он итог своим впечатлениям.
- Да, не так плохо, как я думал, - осторожно согласился Максим. – Извини, мне надо в туалет.
- Конечно, конечно! Не буду тебя задерживать, - Дима разжал руки.
Однако, оказавшись один на один с унитазом, в котором плавали ошметья спермы, вылившейся из его собственной задницы, Макс чуть не проблевался. Сексуальное возбуждение помахало ручкой, и вместо него вдруг нахлынуло ни с чем не сравнимое омерзение от всего, что тут произошло. Максима выворачивало от одной мысли о том, чем он только что занимался. Какой-то хер еб-л его в жопу! И вот его сперма, слегка окрашенная в совсем недвусмысленный цвет, плавает в этом гребаном толчке! Какая гадость!
Встретившись с Димоном в ванной, где тот уже проводил гигиенические процедуры со своим мужским хозяйством, Максим пребывал в преотвратительном расположении духа. Его раздражало буквально все: и слишком яркий свет, и необходимость подмываться, и присутствие Димы, полоскавшего детородный орган под струей воды.
Димон сразу заметил перемену в настроении друга. Он обеспокоено следил за его нервными движениями и даже попытался поддержать, когда Макс чуть не поскользнулся на гладком дне ванной.
- Отвернись. Чего уставился? – вместо благодарности буркнул Макс.
Укоризненно покачав головой, Дима вышел.
Вернувшись в комнату, Максим застал молодого человека лежащим на диване – уже в штанах, но с все еще обнаженным верхом. Остановившись в дверях, Макс сообщил о том, что, пожалуй, уходит домой.
- Что случилось? – поинтересовался Димон.
- Что случилось?! – раздраженно переспросил Максим. – Да ровным счетом ничего! За исключением того, что кто-то требует исполнять его абсолютно идиотские желания.
- То есть это я виноват? Ну-ну!.. Макс, а что, собственно, изменилось? Ты же сперва сказал, что тебе даже понравилось.
- Мало ли что я сказал. Сам не понял сначала. А теперь понял.
Дима хмыкнул:
- И теперь ты собираешься от меня удрать?
- Да.
- Ну, иди, - неожиданно легко согласился он. – Я и без тебя неплохо проведу время. Родителей до послезавтра не будет, я могу делать по всей квартире все, что угодно. Я и без тебя справлюсь. У меня и у самого руки есть.
Дима не спеша приспустил штаны и начал себя поглаживать, мурлыча что-то себе под нос. Максим застыл в нерешительности.
- Чего смотришь? Иди-иди уже! – Димон кивнул головой в направлении выхода. – Дверь сам за собой захлопнешь…
Макс наблюдал за его действиями, рассматривал его стройное смугловатое тело, и ощущал вместе с возвращавшимся возбуждением то, как его мысли выкидывают очередное сальто, делают очередной разворот на сто восемьдесят градусов. Да, то, чем они занимались, не лезет ни в какие ворота. Но совсем ведь необязательно повторять этот прискорбный опыт. Не стоит же теперь из-за него отказываться и от всего остального?..
И Максим никуда не ушел.
Парни не спали всю ночь – некогда было – и, вконец измотанные небывалым сексуальным марафоном, уснули только под утро. Проспав половину уроков, они решили, что идти в школу уже не имеет смысла, и снова занялись друг другом.
Целый день они любили друг друга всеми знакомыми им способами, но Макса не переставало преследовать ощущение, что ему чего-то не хватает. И вроде удовлетворены были все желания, но какое-то желание все равно оставалось неудовлетворенным, чего-то все равно было недостаточно, чтобы сделать картину удовлетворения полной.
Максим не сразу понял, чего именно он хочет. Но когда понял, постарался загнать это желание куда подальше. Он старался загасить это желание чем-то другим, но ничто не помогало, ничто не заменяло ощущений, полученных вчера – они принципиально отличались от всего прочего, известного ранее, и их невозможно было извлечь ни из каких других техник и поз.
Как же неловко было в этом признаться! Сначала самому себе – такому белому и пушистому, а затем разлепить пересохшие от волнения губы и произнести это вслух…
Макс прятал взгляд. Он не мог позволить Димону увидеть в его глазах стыдливое смущение, которое так тщательно пытался скрыть. Он маскировал его за кривенькой ухмылочкой, призванной изобразить некое сочетание равнодушия, самоиронии и врожденного стремления к экстремальным экспериментам шутки ради, а вместо этого придавшей лицу лишь необычайно дурацкое выражение.
- Слышь, Димон… Может, мы… того… еще раз попробуем… ну, это… как его там… Говорят же, что это прикольно.
Несмотря на туманность формулировок, Дима сразу разобрался, что к чему, и навострил ушки:
- Ты же сказал, что тебе не понравилось.
- Мало ли что я сказал. Я все-таки недопонял вчера. Хочу понять.
- Ты это серьезно?
- Куда уж серьезнее?
- Ты меня удивляешь.
- Я сам себя удивляю, - честно признался Макс.
Димон не заставил себя долго уговаривать… И понеслось! Раз, потом еще раз… Боль стала меньше (не соврали добрые люди!), а положительные ощущения, наоборот, сильнее и острее. Остаток выходных пролетел, как одно мгновение. Но каждый день из школы они возвращались вместе.
И еще раз, и еще…
И вот уже Димон, немало удивленный новым пристрастием партнера, позабыл о своем неудачном опыте и рискнул вновь ступить на скользкую вазелиновую дорожку, ведущую к удовольствию. Видимо, и он где-то слышал, что это прикольно…
Ничего вокруг не существовало. Ни учебных занятий, ни родственников, ни друзей. Только фигура, мелькнувшая в окне соседней школы. Только вновь задернутые шторы в комнате на шестнадцатом этаже.
Только ОН и ОН…
 
Не знаю, была ли это уже любовь. Первая, чистая, возвышенная, непорочная (потому что, хочется добавить, непродажная) – не могу сказать точно. Но, по крайней мере, началась она где-то здесь…
 
 
Глава 23. Пидор
 
Промежуток сексуальной эйфории длился недолго – лишь первую неделю весны. Потом наступило 7-е число, когда накануне Международного женского дня мальчики советских школ организованно, с песнями и плясками, поздравляли учительниц и одноклассниц с наступающим праздником.
Школа, где учился Максим, не была исключением. Здесь даже пошли дальше: не ограничили празднования коллективами отдельно взятых классов, а собрали вместе учеников одного возраста. Учащихся же 10-х и 11-х классов, в силу их относительной малочисленности, объединили и выделили им на растерзание половину одного из школьных этажей.
Старшеклассники готовились основательно, рассчитывая оригинальностью и остроумием сразить наповал своих и чужих одноклассниц, а заодно и старших (младших) собратьев (соперников) по школе.
Каждый их четырех классов организовал «штаб-квартиру» в одном из расположенных на этаже кабинетов, а в помещении со страшным названием «рекреация» устроили импровизированное кафе со столиками из поставленных подвое и накрытых скатертями парт и сценой (точнее, просто небольшим пустым пространством), огороженной от дверей кабинетов стендами для наглядных учебных пособий, украшенных по случаю праздничными стенгазетами, цветами, воздушными шарами и прочей мишурой.
Девушек за столиками обслуживали «официанты» (ребята исключительно их 10-х классов, причем те, которые имели наименьший вес в своих коллективах – так, «шестерки»). Меню было составлено из кулинарных изысков, добросовестно приготовленных мамами, бабушками и старшими сестрами поздравителей (этот факт, естественно, тщательно скрывался). А за «кулисами» вовсю кипела работа по подготовке концерта. Было шумно и весело.
Стоит сказать, что новогодний номер с «загадочной» Снегурочкой в исполнении Макса прошел на ура. Максима узнали, но далеко не сразу, и дико этому обрадовались. Девчонка, крикнувшая: «Да это же Гореин!» - на несколько минут оказалась в центре всеобщего внимания и восхищения ее догадливостью, Макса потом долго дергали за искусственные косы, и идею с переодеванием решено было повторить. Чтобы стало еще интереснее, в нее вовлекли больше пацанов: помимо Максима ими оказались, естественно, Рома с Игорем, а также Стасик, первый Максов знакомец в этой школе. Вчетвером, нарядившись в бабские шмотки и накрасившись, они должны были выступить перед залом с «танцем маленьких лебедей».
Смотреть друг на друга, одетых в женские колготки и короткие юбочки, было очень забавно.
Максим, не принимавший участия в репетициях (не до того было), сам с собою в уголочке упражнял известные па, что само по себе не было так сложно, если бы не туфли на приличной (сантиметров пять) высоты каблуках – Макс оказался единственным, на кого налезла женская обувь. Упражнения то и дело прерывались громким хохотом, удержаться от которого у Максима не хватало никаких сил, как только он начинал, напевая всем знакомую мелодию, перебирать ногами, подобно маленькому лебедю из балета: пам-пам-пам-паам парам-пам-пам…
- Макс, хватит ржать! Тебя слышно даже на лестнице. Народ уже волнуется, - сказал кто-то из вошедших.
- Хорошо, постараюсь, - согласился Максим, вытирая выступившие от смеха слезы. – Надеюсь, меня не разберет прямо во время концерта, а то у меня тушь с глаз потечет.
- Кстати, о птичках! Мужики, у кого-нибудь зеркало есть? Как мы будем краситься-то?
- Кстати, о птичках! Беркут, ты почему не позаботился о зеркале?
- Что, я должен обо всем думать, что ли? Давайте накрасим один другого, и нет проблем. Вон, у Макса уже есть опыт.
- Так всегда: чуть что – сразу Макс!
- Но ты же красился на Новый год. Выручай команду.
На том и порешили.
Максим склонился над грудой разномастных приспособлений для макияжа, натасканных пацанами из дома, раздумывая, чем бы таким особенным размалевать своего дружочка Игоря, который первым вызвался подвергнуться процедуре визажа в исполнении Макса. Остановившись на голубых тенях, синей туши и розовой помаде (что, все вместе, по мнению молодого человека должно было безумно подойти рыжеволосому Беркуту), Максим поудобнее устроился у Игоря на коленях.
- Очки снимаем! – скомандовал он. – Или ты хочешь, чтобы я тебе глаза прямо на стеклах нарисовал?
- Я совсем забыл про них, так привык уже.
- Ром, подкинь мне вон ту штучку для теней. Да, и карандаш черный. Сенькаю!
Взяв требуемые инструменты, Макс критическим взглядом осмотрел лицо своего клиента, дабы не ошиблась рука мастера в нанесении первого мазка. Да так и застыл с занесенной кисточкой…
Игорь выжидающе смотрел на него и был… ослепительно красив(!!!).
Максим чуть не свалился с его колен. Нет, он тысячи раз видел его без очков, и в очках, и раздетым, и всяко разно одетым, и при солнечном свете, и при искусственном, но никогда, никогда(!) не задумывался о его внешности, никогда не воспринимал своего друга как мужчину (в том смысле, как парни воспринимают женщин как женщин): Беркут – он и в Африке Беркут! А тут…
Макс впился взглядом в такие знакомые и такие неизвестные черты. Небольшие, но очень яркие зеленые глаза с желтыми крапинками вокруг зрачков. Длинные прямые брови «вразлет» - темные и практически лишенные рыжины, как и ресницы. Прямой точеный нос. Твердый рисунок рта, тонкие красные губы. Все его лицо состояло из чуть смягченных прямых линий – безупречно правильное, мужественное и одновременно нежное. Прямые темные изжелта-рыжие волосы падали на высокий гладкий лоб. А куда подевались веснушки? Максиму всегда казалось, что их гораздо больше. А сейчас, совсем побледневшие без летнего солнышка, они еле выделялись на носу и немного на щеках, почти сливаясь с кожей теплого персикового оттенка…
Макс не верил своим глазам!
 
Я до сих пор не совсем верю своим глазам. Что самое интересное, как мне кажется, Игорь с годами только хорошеет. И Вы даже не представляете, какой красивый парень сидит сейчас передо мной! Сидит и сдержанно так улыбается. А глаза хитрые-хитрые. Нет, он не похож на рыжего кота. Скорее, на лиса. Это, пожалуй, самый привлекательный рыжий мужчина из всех, кого я когда-либо встречал. А может, и вообще самый привлекательный…
Беркут настолько привык к моему непреходящему восхищению, что уже даже не краснеет. Вот нахал!
 
…Гадкий утенок (а был ли он гадким?) превратился в прекрасного лебедя (то бишь «беркута»). Многое сразу встало на свои места: и повальное «И. Б.» в девчоночьих анкетах, и недвусмысленный интерес физрука к юному пловцу. А Максим все это время был слеп, как крот, и только ходил и удивлялся такому положению вещей.
- Что-то не так? – обеспокоено поинтересовался Игорь, видя, что друг уставился на него ошалелым взглядом.
- Нет, все в порядке, - Макс, наконец, вышел из ступора. – Просто я подумал, что тебе без очков лучше.
- Я тоже так думаю. Ты знаешь, сейчас появились такие линзы, которые в глаза вставляешь, и их совсем не видно. Папа собирается мне их достать.
- Здорово!.. Ну что, приступим?..
Максим принялся за дело. Благодаря контрасту с голубым и синим цветом, глаза Игоря стали пронзительно зелеными и от этого еще более красивыми. А приоткрытые губы невозможно было красить – такими непослушными от волнения сделались пальцы. Макс сидел на Игоревых коленках, как на раскаленных углях. Он уже пожалел, что согласился на эту авантюру. Хорошо еще, что юбка была широкой, и под ее складками незаметно было, что творится у парня ниже пояса.
Максим, естественно, психанул:
- Ну, что вылупились?! Не стойте над душой! Идите и красьте друг друга, как хотите! Что я – один все должен делать?!
Рома со Стасом недоуменно переглянулись.
- Макс, полегче на поворотах, - Роман предупредительно похлопал друга по спине. – Тоже мне командир.
Максим недовольно повел плечом.
- Ладно, забудь. Просто на самом деле времени мало…
Кое-как он покончил с макияжем Беркута. А потом еще несколько минут вынужден был сидеть, затаив дыхание, и стойко переносить, как тонкие длинные пальцы Игоря касаются его лица, когда тот в свою очередь делал из него балерину. Как завороженный, Макс следил за карандашом, которым Беркут рисовал ему стрелки, и который для этого необходимо было постоянно смачивать. Игорь касался карандаша языком, и Максим не мог оторвать глаз от оставленного грифелем черного пятна. Ему хотелось слизнуть это пятно. Кончик языка то показывался наружу, то прятался за ровными рядами зубов, дразня и гипнотизируя…
Максим был на взводе. Когда испытание карандашом закончилось, он скосил взгляд в сторону Ромы. В этот момент Стасик красил его пухлые губы в ярко-красный цвет. Получалось очень сексуально. «Вот бы этот рот да запустить к себе в штаны…» - мелькнуло у Макса в голове.
«Господи! О чем я думаю?!!! Не хватало мне еще влюбиться в своих друзей для полного счастья! Дожили! Охренеть!»
Полный п-дец!
 
Во время выступления Максим был как во сне. С одной стороны от него находился Рома, с другой – Игорь, их ладони Макс сжимал в своих пальцах. Рука Романа была теплой и сильной, Игоря – расслабленной и прохладной. Еще от Игоря пахло дорогим (надо думать) импортным парфюмом, с легким и очень приятным цитрусовым ароматом (этакий аппетитный оранжевый апельсинчик), который Макс уловил еще во время их взаимного гримирования. Все это сводило парня с ума. Он сбивался с ритма, его ноги путались (все-таки надо было побольше репетировать!), а мысли уплывали куда-то в расстилающийся в сознании туман и совсем не слушались заглушенного голоса разума. В таком состоянии Максим и закончил свой танец маленького лебедя.
Читатель уже знает о темпераменте и наклонностях нашего главного героя, поэтому не будет сильно удивлен, узнав, чем тот занялся сразу после выступления.
А Макс быстро переоделся и, воспользовавшись оживлением, возникшим между концертными номерами, незаметно исчез с разгулявшегося этажа. Он спустился вниз по лестнице и, оказавшись на территории начальной школы, где в тот вечер было тихо и пустынно, прошмыгнул в мальчишеский туалет, где нетерпеливо расстегнул ширинку и отдался воле накопившихся в организме чувств…
Уже когда Максим заканчивал упражнения для правой руки и его сознание, а вместе с ним и органы зрения и слуха начали просыпаться, ему вдруг послышались звуки шагов. Парень вздрогнул и торопливо начал застегивать джинсы. Нервы были натянуты до предела и, казалось, звенели в ушах. Не дай Бог, его кто-нибудь застукал за этим занятием! Вот будет весело-то!
С колотящимся сердцем Максим выглянул в коридор. Никого. Померещилось. Молодой человек облегченно вздохнул и, приняв самый безмятежный вид, вышел из туалета…
 
Наверху по-прежнему царило праздничное оживление. Пробравшись между столиками, Макс отправился смывать косметику. Вода была ледяная, зеркала, как всегда, не было, и умываться приходилось на ощупь, определяя степень чистоты по остаткам краски на руках.
Через несколько минут появился Роман.
- Ты Игоря не видел? Его классная ищет.
- Нет, не видел… Посмотри, я все как следует смыл?
- Вроде, да… Увидишь его, передай, что его искали.
- Хорошо.
Еще через пару минут нарисовался сам Беркут. С накрашенными глазами, но уже без помады.
- Тебя ищут, ты в курсе?
- Кто?
- Анна Михайловна. А ты, вместо того, чтобы быть на месте, где-то бегаешь, целуешься.
- Что, сильно заметно? – Игорь внимательно посмотрел на друга. – У тебя тушь плохо смылась.
- Да? А Шрайбер сказал, что все нормально.
- Он, наверное, пошутил. А еще зрение, говорит, хорошее. Давай я тебя ототру, - Игорь достал из кармана носовой платок.
- Не надо, я сам как-нибудь, - запротестовал Макс, вспомнив свою реакцию на то, как Игорь его красил, но, сунув окоченевшие пальцы вновь под холодную воду, передумал. – Ладно, давай, только быстро, а то тебя ждут.
- Ничего, подождут.
- А ты сейчас действительно целовался?
- Да. А что?
- Просто интересно. С Янкой?
- Да.
- А где?
- Какая тебе разница?
- Говорю же, просто интересно.
- На первом этаже. Удовлетворен?
Сердце Максима екнуло.
- Вполне.
- Странный ты какой-то сегодня, - заметил Игорь…
 
Концерт закончился. Далее по сценарию следовал новомодный конкурс красоты. Его участницы (с четырех классов их, таких смелых, набралось человек двадцать), подражая манекенщицам на подиуме, выхаживали туда-сюда по «сцене», пытались эффектно разворачиваться, мило улыбались жюри, строили глазки, танцевали и отвечали на каверзные вопросы по школьной программе и своей личной жизни. Мужская половина зрителей периодически требовала выхода участниц в купальниках, на что девушки отвечали задиранием повыше и без того коротких юбок (не будь рядом учителей, они, пожалуй, не отказались бы выполнить пожелание публики в полном объеме). После очередного этапа конкурса часть участниц отсеивалась. В итоге их осталось пятеро – тех, из кого тайным голосованием всех присутствующих особ мужского пола надлежало выбрать Королеву Красоты.
Бумагу с именами победительниц, как на церемонии вручения «Оскаров», запечатали в конвертик, вскрыть который и огласить заключенный в нем список было поручено председателю жюри – преподавателю истории и по совместительству классному руководителю 11-го «Б».
- Третье место заняла… (уж и не помню кто – прим. автора).
- Второе место заняла… (да это и не важно – прим. автора).
- Победительницей нашего конкурса и Королевой Красоты стала, и мне это особенно приятно, Афанасьева Янина, одиннадцатый «Б»!
За этим объявлением последовала соответствующая (овации, крики «браво!», завистливые взгляды, досада сквозь зубы и пр.) реакция публики, среди которой находился еще один человек, которому также было особенно приятно - Игорь Беркут. Ведь именно его Яна и стала Королевой. Этому, кстати, способствовали два фактора: во-первых, то, что Янка действительно была очень симпатичной девчонкой, высокой, с хорошей фигурой и не дурой; во-вторых, то, что как только стало известно о проведении конкурса, Беркут всем уши прожужжал, какая замечательная у него девушка!
- Прошу минуточку внимания! – Анна Михайловна поднялась с места и постучала карандашом по столу. – По просьбе наших зрительниц, а они тоже хотят принять участие в голосовании, и мы не можем им отказать, так как сегодня их праздник. Так вот: по просьбе наших зрительниц учреждена специальная номинация – приз за самые красивые ноги…
Парни засвистели и захлопали в ладоши.
- О, это интересно, - произнес Роман, удобнее усаживаясь на стуле. - Как думаете, кто?
Макс пожал плечами, а Игорь успел произнести пару незнакомых имен (похоже, он наперечет знал всех девчонок школы, в крайнем случае, старшеклассниц уж точно).
- …Этот приз зрительских симпатий получает… Максим Гореин, десятый «А»!
Зал взорвался хохотом.
Максим вскочил с места.
- Вы чего?! Какие еще ноги?!.
Со всех сторон в его адрес летели поздравления с победой.
- Макс, иди, получи свой приз, - пригласила учительница, лучезарно улыбаясь, довольная произведенным эффектом; инициативная группа из девушек, придумавших эту номинацию и ее победителя, радостно перешептывались за ее спиной: видимо, эта идея казалась им необыкновенно оригинальной и остроумной.
- Да мне не нужен ваш приз! – Анна Михайловна переменилась в лице. - Вы что, сдурели?! – шум в рекреации постепенно затих. – Что я вам, баба, чтобы награждать меня за мои ноги?! – Максим, нервный, издерганный своими переживаниями, вечер для которого сложился и без того трудно, был взбешен. – Вы думаете это смешно?! Ах, давайте наградим мальчика за то, что у него ножки не иксом, не колесом! Вот будет неожиданность! Всем так понравится!..
- Гореин, ну нельзя же так ко всему относиться! – попыталась возразить опешившая преподавательница. – Не стоит из-за этого портить девочкам праздник.
- Портить праздник?! А то, что вы испортили праздник мне, вас не еб-т?!
- Как ты смеешь со мной так разговаривать?! Иди, получай свой приз и убирайся вон!
- Да засуньте вы свой приз знаете куда?!
- Это куда же?! – с вызовом поинтересовалась Анна Михайловна.
Эх, зря она это сказала…
- Засуньте свой приз себе в п-ду!
Зал ахнул. Анна Михайловна побледнела, покраснела и, наконец, расплакавшись, убежала за «кулисы». Поднялся негодующий шум. Максим демонстративно ушел. Рома и Игорь кинулись за ним.
Игорь: Макс, да что с тобой сегодня?! Что ты так разошелся?
Максим: А что я должен был, по-твоему, делать?! Слушать, как меня обсирают и улыбаться?
Игорь: Но это же шутка!
Максим: Хороша шутка!
Роман: Это, конечно, не самая удачная шутка. По меньшей мере, это очень оскорбительная шутка. За нее можно и ответить.
Максим: Вот человек просекает тему.
Игорь: Я тоже просекаю. Но я уверен, что тебя никто не хотел оскорбить. Они об этом просто не подумали.
Максим: Мне от этого ни жарко, ни холодно. Ты видел, как все заржали? А мне было не смешно!
Игорь: Если бы они знали, что так выйдет, они, я уверен, не стали бы этого делать. И все равно, ты не должен был так срываться. С ума сошел! Покультурнее нельзя было?
Максим: Сама напросилась.
Роман: Все равно ты погорячился. Это ж все-таки женщина.
Максим: А что, женщины – не люди?
Роман: Люди, конечно. Но ты мужчина, а от мужчины требуется особое поведение: он должен быть с ними вежливым, сдержанным. В крайнем случае – снисходительным. Они же женщины – слабый пол!
Максим (очень язвительно): К сожалению, у меня не было мамочки, которая могла бы мне об этом рассказать.
Роман (очень жестко): А это, знаешь ли, не оправдание! И вообще, к чему ты это сказал, я что-то не понял?
Игорь: Мужики, успокойтесь! Давайте жить дружно!
Максим: Дружно? И это называется дружба?! Нет, чтобы поддержать меня, сказать: Макс, друг, мы тебя понимаем, все вокруг мудаки, они еще и нотации мне читают! Нормально вообще!
Игорь: Мы тебя очень даже понимаем и поддерживаем. Но тебе лучше успокоится и извиниться перед Анной. Тебе у нее еще учиться полтора года.
Максим: Ничего, проучусь как-нибудь. Не хочу я ни перед кем извиняться.
Роман: Кстати, Анна-то виновата меньше всех. Тем более сегодня ее праздник. Не стоит портить его ни ей, ни остальным.
Игорь: Все же так готовились… Ну, Макс, пожалуйста. Я тебя прошу. Сделай это хотя бы ради нас…
Максим посмотрел на умоляющие лица своих друзей.
- Хорошо. Но только ради вас. Через пять минут. А сейчас, Ром, пойдем, перекурим для начала…
 
Макс нашел Анну Михайловну в одном из пустых кабинетов четвертого этажа. Он ожидал увидеть ее в окружении своих верных учениц, шушукающихся с ней о том, какой же все-таки отвратительный мальчик этот Гореин. Но вместо девчонок там оказался Игорь, о чем-то успокоительно беседующий со своей классной руководительницей. Она сидела за партой, сгорбившись, как маленькая девочка, и вытирала глаза Игоревым носовым платком – именно тем, которым Беркут совсем недавно вытирал Максиму растекшуюся тушь.
Увидев в дверях молодого человека, Игорь тактично вышел.
- Что тебе надо, Гореин?
- Я пришел извиниться.
- Что-то ты не похож на извиняющегося, - заметила учительница.
Макс подумал, что и в самом деле мало похож на человека, который раскаивается в своем поступке: расхлябанная поза с опорой о дверной косяк, ноги скрещены, руки в карманах, во рту жвачка. Он вынул руки из штанов, подошел ближе к Анне Михайловне и сел напротив нее:
- Так лучше?
- Не идеально, но уже что-то, - шмыгнув покрасневшим носом, ответила учительница.
Разглядывая заплаканную Анну Михайловну, Максим вдруг нашел ее очень близкой и земной – не такой, какими обычно воспринимаются преподаватели, которых ученики с трудом представляют, скажем, дома в халате и тапочках. Молодому человеку подумалось о том, что она, по сути, обычный человек, и у нее, помимо школы, есть другая, личная жизнь. Счастливая ли, несчастная, со своими заморочками, мыслями и чувствами. Интересно, как она относится к Беркуту? Нравится ли он ей? Ведь он всем нравится. Или он слишком молод для нее в этом смысле?
- Сколько вам лет?
Никак не ожидавшая подобного вопроса Анна Михайловна смутилась, но все же ответила:
- Двадцать шесть. А зачем тебе это знать?
- Просто интересно.
- Между прочим, женщинам не принято задавать подобные вопросы.
- Я знаю. Я не хотел. Я вообще о другом хотел сказать. Я хотел сказать, что очень сожалею, что нагрубил вам. Извините меня, пожалуйста. Я больше так не буду.
- Надеюсь. Ладно, Гореин, считай, что ты прощен. На первый раз. Скажи спасибо своему другу… Можешь идти. Там уже дискотека началась.
Макс поднялся. Его взгляд упал на носовой платок, который учительница продолжала сжимать в руках.
- Анна Михайловна…
- Что-то еще?
- Можно я заберу вот это? Просто это мой платок. Он мне очень нужен.
Учительницу несколько удивила эта просьба.
- Конечно, забирай. Я думала, это Игоря.
- Это я ему дал, - поспешил объясниться Максим и, буквально вырвав платок у нее из рук, быстрым шагом покинул кабинет.
«Зачем я это сделал? Что мне дался этот платок? Ну, вытирается она им, ну и хрен с ней! Так нет, мне, понимаешь, не хочется, чтобы ОНА пользовалась ЕГО носовым платком! Глупость какая!»
Увидев Беркута, Макс сунул злополучный кусочек ткани ему во внутренний карман пиджака:
- Химичка просила тебе передать.
- Все в порядке?
- Да, в лучшем виде…
 
Дискотека действительно началась. Все переместились в актовый зал, где уже во всю отплясывали учащиеся девятых классов.
Сквозь грохот музыки Игорь доверительно шепнул на ушко друзьям:
- Пора! Пацанов только надо собрать.
Парни обошли своих одноклассников, обращаясь к каждому из них с одним и тем же кодовым вопросом: «Пить будешь?» - на что получили один и тот же кодовый ответ: «Буду!».
Собравшись в условленном месте – у библиотеки – школьники принялись решать, где бы им лучше всего распить две бутылки коньяка, раздобытые Беркутом. (Беркут-старший был (и, слава Богу, остается) высококлассным хирургом, и частенько в знак благодарности его выздоровевшие пациенты преподносили своему доктору спиртные напитки, в основном очень даже приличные. Но так как Валерий Викторович к алкоголю бывал равнодушен (редкое, конечно, качество для врача, но больно уж этот человек строг и правилен), разнокалиберные емкости с загадочными этикетками и экзотическим содержимым накапливались в баре, доступ к которому был почти всегда открыт. Этим обстоятельством изредка и пользовался сынок, оправдываясь тем, что брать напитки из бара ему официально никто не запрещал. Игорь никогда не злоупотреблял своими возможностями, поэтому на периодическое исчезновение из закромов бутылочки-другой родители смотрели сквозь пальцы. (К слову сказать, во время описываемой выше встречи Нового года бар был заперт – мы проверяли.))
- Давайте пойдем в туалет к начальной школе, - предложил Беркут.
- Правильно! Там сейчас никого нет, можно спокойно побухать, - согласились участники мероприятия – все, кроме Максима. Он слабо запротестовал, но на вопрос о том, что, собственно, его там не устраивает, вразумительно ответить не смог.
Пока шли по коридору, Макс повторял про себя как заклинание: «Только бы налево. Только бы налево…». Но толпа, не сговариваясь, повернула направо.
Вроде и мандражу неоткуда было взяться – ведь никто не видел, что Максим был там, но мысль о том, что они пойдут сейчас именно в тот сортир, где он сегодня дрочил, была очень неприятна. А вдруг он оставил там какое-нибудь вещественное доказательство своего пребывания? В таком нервном состоянии, в каком он тогда находился, этого легко можно было и не заметить.
Расположились в «предбаннике», там, где раковины. Бутылки «Hennessy X. O.» пошли по кругу. (Попробовав коньяк в первый раз я был им просто очарован. С тех пор коньяк остается моим самым любимым спиртным напитком.) Пили из двух граненых стаканов, которые раньше стояли на подоконнике в «штабном» кабинете с отростками каких-то растений. Всего собралось человек двенадцать-тринадцать, так что на каждого приходилось едва ли по восемьдесят грамм, но для незакаленных в питейном деле подростков этого оказалось достаточно: парни быстро повеселели, расшумелись и проч., и проч. В общем, сидели хорошо.
Как преступники возвращаются на место преступления, так и Макс не удержался от того, чтобы заглянуть непосредственно в «туалетную» часть. Пол рядом с одним из унитазов был заляпан слегка мутноватой жидкостью, в происхождении которой парень нисколько не сомневался. «Надо же было так возбудиться!» - только и смог подумать Максим, т. к. первое – он промахнулся мимо унитаза, и второе – спермы было очень много. Вот тебе и вещдок! Хорошо еще, что не именной…
 
Когда вернулись в актовый зал, Анна Михайловна с каким-то вопросом поймала Беркута за руку. Получив ответ и принюхавшись, учительница строго спросила:
- Игорь, ты пил?
- Анна Михайловна, как вы могли такое подумать?! Конечно, нет!
Надо было видеть его кристально честные глаза! Под их воздействием можно поверить в любую небылицу.
- Хорошо. Тогда пойдем потанцуем. Сейчас объявили белый танец, и я тебя приглашаю.
- С огромным удовольствием!
Яна наблюдала за ними из другого конца зала, нахмурив брови. (Игорь потом долго объяснял ей, что не мог отказать классной руководительнице.) Макс тоже наблюдал за ними. Его, как и Романа, пригласили на танец. Это была та одноклассница, которой он нравился (о ней уже не раз упоминалось, и пора сказать, что звали ее Женя), но объекту ее давней любви было не до нее. Его ладони равнодушно лежали на ее талии, в то время как сама девушка приблизилась к молодому человеку вплотную и обвила руками его шею так призывно, что, казалось, сделай он один маленький шажок ей навстречу, и она просто повиснет на нем. Но Максим этого не замечал. Он даже не смотрел в ее сторону. Его тяжелый взгляд следил за двумя его самыми близкими друзьями, скользя от одной танцующей пары к другой, ловя каждый их жест, каждое движение в медленном ритме танца, и его сердце сжигало неведомое доселе чувство – ревность. Ревность ко всем и вся. К любой, кто осмелился дотронуться до этих парней. Кто позволил себе по-свойски положить свои маленькие ручки с накрашенными ноготками на их плечи. К кому обращали они свои слова, наклонившись и почти касаясь губами их украшенных сережками ушек. Это была не ревность, а РЕВНОСТЬ! Злая ревность, черная зависть! Почему ОНИ, а не Я?! Какое ОНИ имеют право?! Ведь это ЕГО друзья! Это ОН несколько предыдущих лет делил с ними радости и горести, был рядом и делал все возможное и невозможное, чтобы иметь право называть себя их другом. А ОНИ пришли и распускают свои ручонки!
Внутри у Макса все кипело и клокотало. Ему хотелось подбежать к ним, вырвать их из загребущих лапок, загородить грудью от всего мира. Установить раз и навсегда: «Это МОЕ!». Ни одна женщина не должна приближаться ближе, чем на десять шагов. А кто только попробует, того… того…
- Максим, ты о чем задумался? – прервала ход его мыслей Женя.
- Ни о чем, - раздраженно ответил Макс.
- Ты до сих пор злишься из-за этого приза?
- Нет, с чего ты взяла?
- У тебя такое выражение лица… сердитое.
- Это не поэтому.
- Вот и я так думаю. Ну, наградили тебя за ноги, и что с того? Если у тебя на самом деле красивые ноги! Ты как в юбке, колготках и туфлях вышел, мы с девчонками все обалдели. Я думаю, даже эта Янка может тебе позавидовать…
- Знаешь, ты несешь полный бред! – грубо перебил ее Максим. Женя обиженно замолчала.
 
Как только звуки медленной мелодии начали утихать, Макс, не дожидаясь, пока Рома закончит послетанцевый обмен любезностями с партнершей, схватил его под локоть и потащил курить на улицу. Роман немного посопротивлялся такой спешке, но слабо, и через пару минут они оказались на свежем морозном воздухе. В честь праздника далеко уходить не стали, а устроились тут же, на школьном крыльце, где пространство освещалось фонарями и присутствовала какая-никакая, а крыша над головой, что при условии густо падающего снега было совсем не лишним.
Максим с Ромой оказались далеко не единственными, решившими устроить перекур и успокоить нервишки, расшалившиеся после медлячка. Постепенно на крыльце начал накапливаться народ. В основном, парни, т. к. девчонки еще стеснялись открыто демонстрировать взрослым свое пристрастие к табаку.
Среди вышедших на улицу оказалась и компания во главе с Лехой – давним врагом Макса со товарищи со времен их первой стычки несколько лет назад. За эти годы между ними периодически вспыхивали конфликты, выливавшиеся в драку, а взаимные словесные уколы стали обычным делом, и совместно проведенное мероприятие их нисколько не сблизило. Одиннадцатиклассники считали себя королями на этом празднике жизни и вели себя соответствующе. Рукопашная была только делом времени, и вот это время настало.
Леха прикурил от предупредительно подставленной кем-то зажигалки, выпустил вверх струю дыма и сказал ласково:
- Ну что, клево в баб переодеваться, пидоры?
Романа аж перекосило. Он смачно сплюнул сквозь зубы и переложил сигарету из правой руки в левую. Еще секунда, и Леха получил мощный удар в живот и, согнувшись, еще один коленом в лицо.
- Получи, мудила!
Прочухавшись, Леха со словами: «Ну все, бл-дь, урою ублюдка!» - бросился на врага головой вперед, как бык на красную тряпку, и, повалив того тяжестью своего немаленького тела, скатился вместе с ним вниз по ступеням крыльца. Макс слетел вслед за ними, быстро засунув в рот капу, которую всегда носил с собой в кармане куртки на всякий пожарный, и даже успел нанести несколько ударов ногами по Лехиным бокам, прежде чем дружки последнего не навалились на него сзади.
Драка набирала обороты. Парни – свидетели происшедшего – ввязывались в бой, встав на ту или иную сторону. На стороне одиннадцатиклассников был явный перевес. На свежем снежке появилась первая кровь.
Актовый зал, под окнами которого как раз и происходила вся эта возня, узнал о случившемся быстрее всех. Танцы были тут же заброшены и народ прилип к оконным стеклам. Воспользовавшись преимуществом высокого роста, Игорь выглянул на улицу поверх голов и, мгновенно оценив ситуацию, крикнул что есть мочи (как когда-то в четвертом классе): «Ребя, наших бьют!» - и со всех ног бросился на улицу, увлекая за собой еще с десяток человек.
Увидев сбегающего по лестнице Игоря – разгоряченного, в развевающемся от ветра пиджаке, снимающего на ходу очки и кидающего их куда придется в рыхлый снег – Макс замер в восхищении: «Какой же он все-таки красивый!» - и тут же пропустил мощнейший удар в челюсть наотмашь куском сломанной лыжи. Удар был настолько сильным, что парня вырубило на несколько минут…
 
Очнулся Максим валяющимся на земле лицом в сугроб. Вокруг слышны были звуки драки. Голова гудела. Во рту ощущался соленый вкус крови…
ЗА ЧТО?!!!
За что он дрался? Рома понятно – тот сражался за оскорбленное чувство собственного достоинства, за свою мужскую честь! За то, что не мог позволить какому-то уё-ку называть его, Романа Шрайбера(!), пидором. А Макс?! Он-то что?!!
ВЕДЬ ОН И ЕСТЬ – ПИДОР.
Максим ощутил спазм в горле.
Можно не оправдываться и не пудрить себе мозги всякой х-йней. Этот номер мог бы пройти тогда, с физруком, но не сейчас. Это тогда он выступал в роли соблазненного против своей воли (ба-альшой вопрос!). Но теперь все по-другому. Это он, Максим, сделал первый шаг навстречу Димону. Это ему не давала покоя Димина попа. Это он, он сам попросил своего парня трахнуть его, Макса, во второй раз – понравилось! Всего год назад Максим был сама невинность и тешил себя ленивым ожиданием большой и светлой любви с какой-нибудь девочкой (причем, заметьте, без единой греховной мысли!). И что мы имеем в остатке? Вот уже целую неделю они с Димоном дерут друг друга в жопу как последних сук! Пидорасы!
ПИДОРАСЫ… ПИДОРАСЫ… ПИДОРАСЫ…
Из глаз Максима в холодный снег полились горячие слезы.
А сегодня? Испытать вожделение к своим лучшим друзьям! Каково?! Дрочить над детским унитазом, вспоминая, какой у Беркута сексуальный язычок и какой у Шрайбера привлекательный рот! Бл-дь! И в любой другой ситуации (мало их, что ли, было?!) он бы не поперся к преподавательнице с извинениями. А тут! Ради друзей? Или все же ради их красивых глаз? Когда начинаешь думать яйцами, прекращаешь думать головой... Пидор…
Вокруг Макса бурлила настоящая мясорубка. Свалка приобрела массовый характер. Никогда еще школа не видела такой драки. Подвыпившая молодежь пустила в ход выплывшие как по мановению волшебной палочки самодельные нунчаки, кастеты и ножи. Одного парня пырнули заточкой (к счастью, не смертельно), и он, как подкошенный, рухнул на землю, прижимая ладонь к сочащейся кровью ране в боку. Женщины истошно вопили. Учителя вызвали скорую и милицию.
А Максим лежал в сугробе и плакал.
До этого момента он не задумывался над тем, что творится в его жизни и как это называется. Он плыл по течению, как бревно на лесосплаве, не утруждая себя размышлениями о том, где его пункт назначения. Макс воспринимал происходящее, как некую игру, и свою роль в ней, как роль в кинофильме. Его не покидало ощущение, что где-то есть другая – настоящая жизнь, а это все явление временное, преходящее. Ни одной секунды Максим не ощущал себя гомосексуалистом. Голубые – это те, другие. Не он. А он так, просто… Нет, он, конечно, позволяет себе кое-что, но это так – баловство. Ничего серьезного… И вот тебе на – приплыли! Дальше некуда. Все зашло так далеко, что и назад дороги нет. И что бы ты ни говорил, что бы ты ни делал, ничего уже не изменить. Никто не поймет, не простит, не назовет иначе. Ты – пидор. Не на грани, не «можешь» им стать. Ты – уже пидор. Самый настоящий пидор…
 
Драка закончилась так же неожиданно, как и началась. На этот раз в ней не было ни победителей, ни побежденных.
Кто-то потряс Макса за плечо.
- С тобой все в порядке? – раздался голос Беркута.
Парень приподнял голову.
- Да, - ответил он, с трудом шевеля разбитыми и замерзшими губами. Максим сплюнул. В снег вместе кровавым сгустком и капой выпал обломок зуба. Макс провел по зубам языком – половины верхнего переднего как не бывало. Замечательно! Не будь капы, он, наверное, вообще бы без зубов остался…
- Ты уверен? – переспросил Беркут.
Максима перевернули на спину. Игорь и Рома склонились над ним, обеспокоено вглядываясь в лицо. Хорошо, что от снега оно мокрое и поэтому слез не видно.
- Да, уверен.
Максу помогли подняться.
- Ты пропустил все самое интересное, - сказал Роман.
- Самое интересное впереди, - добавил Игорь, указывая кивком головы на выезжающий из-за угла школы милицейский УАЗик. Одновременно из-за противоположного угла вырулила карета скорой помощи.
 Разбирались довольно долго. Парни дружно ушли в отказ, типа ничего не видели, ничего не знаем, как все получилось и кто первым начал – с Ромой в случае чего связываться никто не хотел. Его заложили девчонки. Про Леху, правда, тоже не забыли. Их двоих, а также еще парочку наиболее рьяных драчунов погрузили в УАЗик и повезли в отделение. (Романа потом отмазывали всей школой: учителя строчили положительные характеристики, акценты в показаниях значительно сместились – мол, Шрайбер хоть и ударил первым, но он всего лишь ответил на оскорбление, по сути же спровоцировал драку Леха. В итоге Романа отпустили с миром, но на заметочку взяли: еще раз – и пеняй на себя.)
Одиннадцатиклассника с ножевым ранением отправили в больницу. Опросив свидетелей, выяснили, что удар нанес учащийся восьмого класса, решивший, что драка старших – хороший повод опробовать холодное оружие, изготовленное собственными руками. С места преступления мальчик скрылся. Его поймали на следующий день в состоянии наркотического опьянения – накурился анаши и, видимо, потерял бдительность. На нем в дальнейшем и сосредоточились.
 
…Максим с Игорем понуро брели домой. Из всего лица Беркута уцелели, пожалуй, только очки.
- Хорошо повеселились! – сказал он.
- Да уж! Этот день я запомню на всю жизнь.
- И что людям не живется спокойно? – вопросил Игорь.
- Просто некоторые вещи и слова имеют слишком… слишком большое значение, - ответил Макс…
 
 
Глава 24. Попытка - не пытка?
 
Максим рассматривал свое отражение в зеркале. Следов вчерашней драки практически не осталось, благо выпал он из нее в самом начале. Но если улыбнуться… Зуб был сломан наискосок. К счастью, его большая часть осталась на месте, даже нерв не был задет. Но все равно красавец! Мальчик-зайчик! (Напрашивалось именно такое сравнение, т. к. верхние передние зубы стали выглядеть еще более длинно и узко.) Придется стать серьезным мужчиной и, пока стоматолог не исправит творящееся во рту безобразие, поменьше ржать.
Макс ополоснул лицо холодной водой и снова уставился на свое отражение. Капли стекали по идеально гладкой коже, свисали с кончика аккуратненького курносого носа, с густых ресниц, обрамляющих огромные синие глаза, со светлых завитушек надо лбом…
- НЕНАВИЖУ!!!
Парень со всей силы саданул кулаком по отражению. Зеркало хрустнуло и разбежалось ломаными трещинами до самых краев. Лицо человека в нем стало кривым и побитым. Это немного успокоило.
Максим закрутил кран и вышел из ванной решительный и агрессивный.
- Юрка! – заорал он на всю квартиру. – Какого хрена зеркало в ванной разбито?!
- Не знаю, - раздался из комнаты голос брата. – Сегодня утром с ним было все в порядке.
- Х-ле ты мне мозги еб-шь?! – Макс нарисовался в комнате. – Ты хочешь сказать, что это я его разбил?
- Нет, но, может, оно само как-то разбилось, пока ты спал?
- Само?! Ты вообще думаешь, о чем говоришь?
Максим навис над братом, многозначительно вытирая руки полотенцем. Юра испуганно вжался в стул. Если бы Макс точно не знал, что сам разбил зеркало, братишке бы не поздоровалось.
- Ладно, ладно, не ссы, - Максим мгновенно перешел на миролюбивый тон. – Че ты сразу пугаешься-то, как девочка? Слышь, а ты случайно не педик?
- С чего ты взял?!
- Ни с чего. Похож просто.
- На себя посмотри!
Макс подумал, что Юра тысячу раз прав. Подкол не получился – ведь они близнецы…
Покружив без дела по комнате, Максим бросился на кровать, с которой недавно встал, проспав аж до обеда (сказалась бессонная ночь), и накрылся с головой одеялом: не хотелось никого ни видеть, ни слышать.
Думать тоже не хотелось. Хотелось отключить эту голову на фиг, но один образ не давал покоя.
Дима, Дима, Дима… Мысли уносятся далеко-далеко, и вот уже Максу кажется, что это не подушка, которую он обнимает, а его друг – здесь, под ним, прижимается к нему горящим от страсти телом. Как обычно, Максим отдается своему желанию и овладевает этим телом. Он тычется, тычется в него, но возбуждение никак не может получить желаемой разрядки, отчего становится просто нестерпимым. Нестерпимым настолько, что Макс, вздрогнув, просыпается – взмокший от пота, с колотящимся сердцем и вставшим членом.
Нет, пора кончать со всей этой педерастией.
Максим скинул с себя одеяло.
Что сделано, того, безусловно, не исправишь. Но что мешает не повторять своих ошибок в будущем? Да, было. Было! Но прошло… Ну, почти прошло… Очень хотелось бы, чтоб прошло…
 
Сегодняшний день, 8-е марта, был не просто красным днем календаря. Это был Димин день рождения. Вот не повезло парню – родиться в бабский праздник! Такой шикарный повод для стеба! А зная Димкины сексуальные увлечения – повод вдвойне. Макс, естественно, в числе приглашенных. Можно сказать, самый главный гость. О том, что главный, знали, конечно, только они двое. Тем прикольнее и волнительнее было оказаться на семейном торжестве, среди ничего не подозревающих родственников и друзей.
Макс подготовился заранее: Колянов костюм шестилетней давности побывал в химчистке и выглядит, как новенький, сорочка выстирана и выглажена, ботинки надраены до зеркального блеска, носки аккуратно стоят в углу (шутка!). И даже куплен новый галстук – все должно быть чинно-благородно, как у белых людей. Теперь все это благородство следовало убрать обратно в шкаф, запереть на ключ, ключ выкинуть куда подальше, чтобы не возникло соблазна снова все достать, надеть на себя и помчаться, сломя голову, к НЕМУ. Про ключ – это образно выражаясь. Ключи от шкафов были потеряны давно и безвозвратно, хотя сегодня они и не помешали бы.
Приняв решение, Максим не испытал облегчения, как это обычно бывает после того, как окончательно решишь для себя что-то важное. Он слонялся по квартире, то выходя на балкон покурить, то открывая холодильник в поисках чего бы перекусить, чтобы отвлечь себя едой, и снова закрывая его, потому что кусок в горло не лез, то ложился на кровать и в очередной раз тупо разглядывал облупившийся потолок. И каждые пять минут смотрел на часы. Время, оставшееся до назначенного Димоном начала празднования, очень медленно, но истекало.
Половина третьего. У Димы в доме идут последние приготовления: накрывается стол, расставляются стулья. Именинник предвкушает предстоящий праздничный вечер.
Без пятнадцати три. Появляются первые гости. Поздравления, подарки. Дима радостно летит к двери при каждом звонке.
Без пяти три. Вот-вот придет ОН. Перед началом праздника Димон волнуется не меньше Максима.
Три. Время «икс». Не все гости еще собрались. Подождем минут пятнадцать.
Три пятнадцать. Вот елки-моталки! Макс, как всегда, не отличается пунктуальностью. Нет еще пары гостей. Подождем еще немного.
Три тридцать. Пришли все, кроме него. Это уже слишком! Ждать дальше некуда, садимся за стол.
Три сорок пять. Ну почему он не идет?!
Три пятьдесят пять. Господи, да что же случилось?! Если в течение пяти минут не появится, буду звонить.
Четыре…
В квартире Гореиных раздался телефонный звонок. Максим, так живо, минута за минутой представлявший, что в тот или иной момент происходит с его другом, уже знал, кто звонит. Трубку снял не сразу. Собирался с духом.
- Але.
- Макс, ты чего еще дома? Ты что, время перепутал?
- Нет.
- А что случилось? Кстати, ты мог бы уже и поздравить меня с днем рождения.
- Поздравляю.
- Спасибо, - Дима был явно недоволен подобной краткостью. – Так когда ты будешь?
- Никогда.
- Что значит никогда?
- Никогда значит никогда. Нам пора завязывать.
- Подожди минутку… - в трубке послышались звуки, сопровождающие перенос телефонного аппарата в другое место, затем негромко хлопнула дверь, и шум, до этого доносившийся из-за стола, стих. – Ты говоришь, что нам пора завязывать? Я правильно тебя понял?
- Абсолютно.
- А что случилось?
- Ничего. Просто пора.
- Что, просто так? Так я тебе и поверил! Говори уж, коль начал.
- Я вчера подрался…
- И что? Тебе испортили прическу?
- Мне сломали зуб…
- Да-а, это повод так повод!
- Я не об этом… Юрка, выйди на кухню!.. Меня вчера назвали пидором…
- Нас кто-то видел?
- Нет.
- А что тогда?! Я тебя не понимаю!
- Я не хочу, чтобы меня называли пидором.
- Так любого могут назвать!
- Но я-то не любой!
- А-а! Понял – ты пидор, но не пидор, а я пидор, но пидор… Хватит нести херню!
- Нет, ты меня не понял.
- Ты хоть сам-то себя понимаешь?!.. Короче, ты придешь?
- Нет.
- Это твое последнее слово?
- Да.
- Знаешь, я, кажется, догадываюсь, почему ты решил не идти, - Димин голос стал жестким. – Просто у тебя нет денег на подарок.
- Чт… Что?!!!
Но Димон повесил трубку.
Макс был возмущен. Нет, это сказано слишком слабо. Макс был потрясен и оскорблен до самой глубины души! Нет денег?! Да, следует признать, их действительно обычно никогда не было. Это всегда было главной проблемой, и ни случайные заработки, ни мелкое (не постесняемся назвать вещи своими именами) воровство у отца и старшего брата не могли в корне изменить ситуацию. Максим постоянно был на мели. Постоянно в долгах, как в шелках. Никогда не мог позволить себе лишнего, а иногда и необходимого. Не дать безденежью превратиться в один большой психологический комплекс стоило огромных усилий. Ведь практически всегда их совместные походы в кино, по кафешкам и т. д. оплачивались из Диминого кармана. У Максима просто не было средств.
Но только не на этот раз!
Новый галстук не был случайностью. Максим приобрел его на деньги, заработанные за последние недели мытьем окон машин на перекрестках (погода для автомобилистов стояла мерзкая!), а также на продовольственном складе, разгружая фуры (работал по ночам, т. к. детский труд в нашей стране вообще-то запрещен). Галстук, как предмет роскоши, был куплен на остатки этих денег. Основная их часть была истрачена на фотоаппарат «Зенит» (модель не самая новая, но самая приличная из всего, что было предложено в магазинах) – подарок для Димона. Он увлекался фотографией (очень удобное, надо сказать, увлечение для гея: проявка с другом фотографий в запертой (чтобы случайно кто-нибудь не вошел и не засветил снимки!) ванной – занятие весьма возбуждающее, а, главное, вполне легальное), но имел в распоряжении лишь древнюю «Смену 8М», т. к. родители считали это хобби несерьезным и лишь отвлекающим (все больше и больше!) от музыки.
«Зенит» - мечта советского фотографа – упакованный в коробку, перевязанную ленточкой, сиротливо лежал в углу… Рядом с носками.
Макс в бешенстве швырнул трубку на аппарат. И тут же их вместе на пол.
- Юрка, какого х-я в этом доме все сломано?!..
 
В связи с неработоспособностью телефона к Беркуту пришлось переться самому.
- Ни одного живого места на лице нет, - пожаловался Игорь, - не знаю, как к Янке идти. Она меня сегодня к себе домой пригласила. Родителей не будет. А тут, как нарочно.
- Ничего, шрамы украшают мужчину.
- Типун тебе на язык! Какие шрамы?! Не дай Бог!
- Боишься мордашку попортить?
- Конечно, боюсь. Чай, не самая плохая! Разве нет? – Максим пожал плечами: несмотря на фонарь под глазом и ссадины на подбородке, Игорь был все равно хорош. – А ты что со своим зубом собираешься делать? Оставишь в качестве шрама?
- Не хотелось бы.
- Ну-ка улыбнись… Знаешь, а тебе идет!
- Идиот!
- Нет, серьезно. Может, следы битв действительно украшают мужчин?
- Ты мне лучше скажи, не знаешь ли Женькин телефон?
- О, о! Неужели она таки достучалась до твоего черствого сердца?
- Да я как-то нехорошо с ней потанцевал вчера. Наговорил всякого. Хочу исправиться. Праздник все-таки.
- Значит, достучалась! Айн момент… Набирай…
Женя очень обрадовалась и тут же согласилась встретиться.
- Куда пойдете? – поинтересовался Игорь.
- А куда лучше?
- Ну, я не знаю. Смотря, что ты хочешь. Лучше, конечно, к кому-нибудь домой. На чашечку кофе. Но она вряд ли так сразу согласится. Можно в кафе. Девчонки любят поесть на халяву.
- А если просто погулять?
- Можно и погулять. Только цветы ей хотя бы купи.
- Беркут, тебе случайно не нужен фотоаппарат? Хороший. «Зенит», - Макс достал из пакета коробку.
- Мне нет. Но я могу у кого-нибудь спросить.
- Спроси. И дай мне, пожалуйста, денег в долг.
- Сколько тебе?
- Ну, чтоб и на цветы, и на кафе.
Игорь выдал требуемую сумму.
- Если найдешь, кому фотик продать, деньги себе оставь.
- Хорошо. Желаю удачи!
- Тебе тоже, - Максим заговорщически подмигнул. – Я в тебя верю…
 
Девушка немного опоздала. Точнее, не совсем опоздала. Где-то в районе назначенного времени ее черное пальто мелькнуло между домами, расположенными буквально в ста метрах от места встречи, но к Максу она подошла почему-то только через пятнадцать минут.
В отличие от «хвостика» в школе, ее длинные каштановые волосы были распущены и начесаны у корней, лицо, в отличие, опять же, от практически полного отсутствия косметики во время учебы, покрывал толстый слой пудры (или чего-то там такого), а вокруг глаз были нарисованы такие широченные черные стрелки (с блестками), что их и стрелками-то назвать можно было с большим натягом. Все подробности макияжа освещались садящимся весенним солнышком. Короче, в повседневной жизни она выглядела лучше.
- Привет! – улыбнувшись, сказала Женя.
- Привет, - ответил Максим. – Поздравляю тебя с 8-м Марта, - он протянул ей букетик мимозы (самый дешевый из всех: нечего тратиться на ерунду – завянут, и выбросишь).
- Ой, спасибо! Какие красивые! – девушка втянула запах цветов (а ничем они и не пахнут! – Макс нюхал). – Это мои самые любимые цветы. Скромные, но такие нежные.
«Слава Богу, с этим угадал» - подумал молодой человек.
- Куда мы пойдем? – тем временем спросила Женя.
- А куда ты хочешь?
- Куда я хочу? – девушка загадочно рассмеялась. – Куда я хочу, туда нам с тобой не попасть.
«Интересно, куда это?» - озадачился про себя Максим, а вслух сказал:
- Тогда пойдем в кафе.
И они пошли.
Относительно еды на халяву Женя оказалась не особенно охотлива, даже наоборот, зато сразу попросила заказать ей шампанского. Потом еще и еще.
Вначале разговор вертелся вокруг вчерашней драки. Девушка оказалась очень любопытной и забросала Макса вопросами о том, с чего все началось, чем в конце концов закончилось и как ему умудрились сломать зуб (как парень ни старался, скрыть последний факт ему не удалось).
- Бедненький! – посочувствовала Женя. – Тебе, наверное, было больно.
- Не особо.
- А ты знаешь, в этом что-то есть.
«Еще одна! Может, ее идиоткой назвать, как Беркута? Так ведь наверняка обидится».
- Спасибо…
По мере увеличения количества выпитых бокалов из просто разговорчивой Женя превратилась в настоящую болтушку, и концу ужина Максим уже с трудом мог вставить в ее словесный поток хотя бы одну завершенную фразу, притом что никто бы не назвал его неспособным поддержать разговор. Девушка болтала без умолку и, что самое интересное, о всякой фигне. Нет, совсем не обязательно беседовать только о серьезном и важном, но нести такую чушь! О подружках, которых звали почему-то сплошь иностранными именами, причем иногда мужскими, о своих музыкальных пристрастиях, о том, как чудесно поет тот-то и какая хорошенькая та-то, и еще много-много всякого, чего и не упомнишь, плюс, видимо, глубокомысленные и абсолютно несмешные анекдоты.
Когда пребывание в кафе себя морально исчерпало, Макс подсчитал оставшуюся наличность и обнаружил, что можно еще что-нибудь себе позволить, например, кино. Как все-таки удачно он прикупил самый дешевый букетик!
На последний сеанс в кинотеатр они опоздали (тогда кинотеатры еще не работали по ночам и последний сеанс начинался в 21:50), но зато успевали в видеосалон. В этот довольно поздний час в салоне готовили к показу некий фильм, под названием которого было скромно приписано: «эротика». Максим засомневался:
- Ну что, пойдем?
- А почему бы и нет? – вроде, и смущенно, а, вроде, и вызывающе заулыбалась девушка.
Состав публики в видеосалоне оказался не совсем обычным – одни мужики. Это настораживало. И, как выяснилось, не зря. Уже через пять минут Макс почувствовал себя весьма неловко. Фильм оказался толком и не фильмом, а сборником коротких сюжетов о «любви». Конечно, не порно, но где-то рядом.
Максим покосился на сидящую рядом девушку. Та не отрываясь смотрела на экран телевизора, блестки на ее веках зловеще мерцали. По ее напряженной позе парень понял, что она тоже ощущает себя не очень уютно. Но встать и уйти было как-то стыдно. Стыдно перед друг другом и окружающими. И они продолжали сидеть, делая вид, что ничего такого не происходит, что смотреть вместе подобного рода кинопродукцию – в порядке вещей. Хотя до этого момента Макс лицезрел столь откровенное (правда, даже более откровенное) видео только один раз.
Глядя на экран, Максим вспомнил о том, что всегда жалел, что не может в открытую обнять Димона во время сеанса, как это делали разнополые парочки, сидя на последнем ряду в темном зале кинотеатра. Ведь темнота – друг молодежи, и этого всегда так хотелось! А сегодня он здесь с подружкой и нужно пользоваться моментом, хотя вот с желанием как раз не все так гладко. Ну да ладно! Не все сразу.
Макс поднял руку и положил ее на спинку Жениного кресла. Затем, как бы невзначай, переместил ее на Женино плечо. Девушка напряглась еще больше. Через небольшую паузу она взяла руку Максима и убрала ее со своего плеча.
Макс был удивлен. Сначала она затаскивает его на эротический фильм, а потом не дает даже обнять за плечико! Странно.
Ну, нет – так нет. За оставшееся до конца просмотра время молодой человек больше не предпринимал никаких попыток войти с Женей в физический контакт.
Когда они вышли из видеосалона, девушка была чем-то явно недовольна. Чем именно, так и осталось неизвестным, т. к. она молчала всю дорогу, пока Максим провожал ее до дома. Неужели его робкая попытка дотронуться до одной из самых невинных частей ее тела так ее покоробила? Он же потом не настаивал! Что, и попробовать теперь нельзя?
Попрощались довольно сухо. Несколько секунд после слов «пока – пока» она еще не уходила и просто стояла, глядя в сторону, будто ждала чего-то. Объяснений? Извинений? Чего еще? Макс не знал и стоял молча, как истукан. Потом Женя еще раз сказала «ну, пока!» и пошла к парадной. Парень проводил ее взглядом. Девушка не обернулась…
 
Рано утром следующего дня раздался звонок в дверь. На пороге объявился Игорь Беркут собственной персоной с улыбкой до ушей, хоть завязочки пришей.
- Какого хрена? Я еще сплю, - недовольно пробурчал Макс.
- Хватит дрыхнуть. В школу опоздаешь, - Игорь по-свойски начал раздеваться и разуваться.
- Ты что, того? – Максим покрутил пальцем у виска. – До школы еще целый час!
- Неужели? А ведь и правда! Ай-ай-ай! Ну, что теперь поделать? Все равно я тебя уже разбудил. Разговор есть.
- Что, так срочно?
- Нет. Просто захотелось поболтать.
- И ради этого ты поднял меня ни свет, ни заря?! А Шрайберу нельзя было позвонить? Его мамашка все равно будит чуть ли не в шесть часов.
- Нет, нельзя. У него сейчас гостья. Должна быть. В крайнем случае, в два ночи она была еще у него и уходить не собиралась.
- Да ты что?! Ленка что ли?
- Она самая. Хочешь еще новости? – Беркут, не дожидаясь приглашения, прошел на кухню.
- Хочу.
- Тогда закрой дверь. Это личное.
Парни уселись друг напротив друга.
- Помнишь, я говорил, что пойду к Яне?
- Помню, конечно. Слава Богу, я еще не склерозник.
- Так вот, - Игорь, как всегда, выдержал театральную паузу; его глаза сияли, а губы еле сдерживали улыбку. – Вчера мы с ней занимались сексом…
- Серьезно?!
- Серьезней не бывает.
- Поздравляю. Ну и как оно?
- Замечательно!
- А поконкретней?
- Поконкретней? Хорошо… - и Беркут в подробностях, не упуская ни одной мало-мальски значимой детали, рассказал, как все это происходило: как он к Янке пришел; о чем таком они говорили, что договорились до того, что перекочевали на диванчик; как и куда он ее целовал; как залез ей под кофточку, а потом и под юбку; что на ней были надеты чулки со специальным поясом, от которого он никак не мог их отстегнуть; что трусики на ней были черные кружевные, и что они были мокрые насквозь; как она немного поломалась, когда он их снимал; как он чуть не кончил, когда Яна коснулась рукой его члена; и, в итоге, как он вошел в нее, в какой конкретно позе, как вела себя и что делала его девушка, что он при всем этом чувствовал, и что кончил он все равно слишком быстро, потому что очень сильно возбудился, и ему было так хорошо, что он не смог удержаться; и вообще, можно было бы попробовать второй раз, но он не решился, и надеется, что в ближайшее время наверстает упущенное.
Рассказ занял полчаса. Максим слушал, раскрыв рот. Что-что, а рассказывать его друг всегда умел: эмоционально, ярко, четко, при этом умеренно, но красочно жестикулируя. К концу повествования Игорь разрумянился от воспоминаний, а Макс вынужден был закурить, чтобы успокоить разыгравшееся воображение. Игорь Беркут… голый… со вставшим членом… Боже мой!.. То ли еще Рома расскажет!..
- Вот видишь, как все классно получилось! Я же говорил, что шрамы украшают мужчину, - сказал Макс, когда Беркут закончил.
- Может, ты и прав, - ответил Игорь, непроизвольно дотронувшись до припухлости под глазом. – А ты когда планируешь расстаться с девственностью? Как прошло твое свидание?
- Я чего-то сам не понял. Вроде, нормально. Сначала в кафе ходили. Женька там так набубенилась, я офигел просто.
- Наоборот, хорошо. С таким материалом проще работать.
- Не знаю, не знаю. Мы потом в видеосалон пошли. На эротику. Порнуха практически, прикинь! Я ее, че-как, пытался обнять, так она меня отпихнула.
- И что дальше?
- А ничего! Так весь фильм и просидели. А потом, когда я ее провожать пошел, она какая-то злая была всю дорогу. Так злая и ушла домой. Не понимаю, чего ее не устроило?
- И ты даже не поцеловал ее на прощание?
- Что я, дурак? Чтобы она вообще меня потом к себе не подпустила?
Беркут рассмеялся:
- Извини, Макс, но, похоже, ты действительно дурак.
- Это почему это?
- Потому что ты сделал все наоборот! Знаешь, почему Женька на тебя разозлилась? Потому что после того, как она дала тебе от ворот поворот, ты не попытался сделать это еще раз. Это ее и обидело. Как это так?! Я сижу тут с ним, смотрю эротический фильм, понимаешь ли, а он меня так и не удосужился обнять!
- Но ведь я пробовал, а она не захотела.
- Ну и что? Это еще ничего не значит. Девчонки любят поломаться, цену себе набивают. Делают вид, что ничего такого не хотят, а на самом деле…
- Зачем?
- Ну, я не знаю. Натура у них такая.
- Бабская!
- Какой ты грубый! Женская у них натура, женская логика. Тебе надо было хотя бы поцеловать ее в конце. Теперь тебе придется делать это при встрече в школе, чтобы все видели, что ты ее любишь.
- Я ее не люблю.
- Это неважно. Сделай вид, что любишь, и она твоя. Тем более она и так твоя. Столько лет за тобой уже бегает! По-моему, тут надо очень постараться, чтобы все испортить. Просто дай ей почувствовать, что, несмотря ни на что, ты все равно ее немножко завоевываешь. Ей же хочется побыть неприступной! Тем более, что она наверняка девственница.
 - Что же ты так долго уламывал свою Яну, раз такой умный? К тому же ты у нее не первый.
- В том-то и дело – мне же нужно было время, чтобы этого первого отправили куда подальше. Во-вторых, я на год младше, а это для девчонок не круто. И, в-третьих, ты же знаешь, Яна непростая девушка – за ней половина старших классов бегает. Не зря она в нашем конкурсе красоты победила.
- Я, кстати, тоже в нем победил. Может, ты теперь и на меня внимание обратишь? – вроде как пошутил Максим.
- Тебя никто за язык не тянул. Смотри, договоришься когда-нибудь! – погрозив другу пальчиком, отшутился Игорь.
- Ты ее любишь? – резко сменил тему Макс.
- Я сказал ей, что люблю.
Максим вспомнил о своем собственном признании в любви к Диме и не стал допытываться, что именно его друг подразумевал под своими словами.
- Понимаю, - просто ответил он. – А как ты думаешь, Женька симпатичная?
- Ты что, сам не видишь?
- Меня интересует твое личное мнение.
- Да, вроде, ничего. Шрайберу она вообще, можно сказать, нравится. Так что, Макс, бери, пока дают. Тем более тебе теперь надо нас догонять. Сколько можно в девственниках ходить?
Максим внутренне усмехнулся: «Ага! Знали бы вы, какой я девственник. Менее девственного, чем я, еще надо поискать!» А вслух сказал:
- Какие мои годы! Я, между прочим, из нас самый младший, так что у меня есть еще несколько месяцев в запасе. Я еще вот чего хотел спросить. Скажи-ка мне, знаток женской логики, что Женя имела в виду, когда на мой вопрос о том, куда она хочет пойти, ответила, что туда, куда она хочет, нам не попасть. Это куда?
- Понятия не имею! Что я тебе, справочник с путеводителем?
- А что, нет?
- Представь себе, нет! – тут Игорь глянул на часы. – Посмотри, сколько времени! Макс, ты неисправим. Несмотря на то, что я разбудил тебя за целый час до школы, ты все равно умудряешься опаздывать!
- Беркут, ну ты болтун! И я еще виноват! – возмутился Максим и побежал одеваться-умываться, думая о том, что никто не умеет так поднять ему настроение, как это делают его лучшие друзья…
 
В кабинет парни ворвались вместе со звонком на урок. За их спиной вошла учительница, и пока она прикрывала дверь, у Макса было несколько секунд, чтобы успеть добраться до Жениной парты. Видно было, что девушка заметила вошедшего молодого человека, но сидела, демонстративно отвернувшись, и внимательно изучала пейзаж за окном. На гребне приподнятого настроения, не раздумывая долго, Максим решительно подбежал к ней и, не дав опомниться, чмокнул ее в подрумяненную щеку, после чего так же быстро упорхнул на свое место. Пусть знают!
Поймав на себе несколько любопытствующих взглядов одноклассников, Женя слегка покраснела. Развернувшись с первой парты, Макс подмигнул ей. В ответ девушка чуть-чуть улыбнулась и покраснела еще больше. Вот и отлично!
После урока Макс снова подошел к ней. От ее вчерашней злости не осталось и следа. Как всегда, прав оказался Беркут (одно слово – бабник!). И они вместе, рука об руку пошли в кабинет, где должно было состояться следующее занятие.
Находясь рядом с Женей во время перемены, общаясь с ней не просто как одноклассник, но как ее, практически, парень (сейчас бы это называлось «бой-френд»), Максим испытывал неведомую доселе гордость за себя любимого и вообще был собой очень доволен. Наконец-то! Он – с девушкой! Как нормальный мужик. В следующий раз он обязательно посадит ее к себе на колени. Как это делают нормальные мужики. И пусть все видят! Пусть все знают, что у него появилась подружка, что у них шуры-муры, и что вдали от посторонних глаз они занимаются много чем таким интересным. Пусть шепчутся, сплетничают и, может, даже злословят. А кто-то пусть завидует. И распускает невероятные слухи. Пусть! Главное – они вместе. Они – пара. Нормальная гетеросексуальная пара. И это было здорово!..
 
Рома объявился только к концу второго урока. Он поджидал друзей у двери класса, и как только те вышли, сразу потащил их с собой покурить. Вместе с Игорем, который вообще-то не курил. Сразу было видно, что парню есть, что сообщить важное.
- Давайте не пойдем в ту курилку, найдем место, где поближе, - предложил Макс, который в свете последних событий совсем не хотел сталкиваться там с Димоном.
- А что так? – поинтересовался Рома.
- Надоело пехать в такую даль. Полперемены одна только дорога занимает.
- А как же преподы?
- Да хрен с ними! Что они нам сделают? Что мы, маленькие что ли?!
Вести себя как маленький никто не захотел, и проблема была решена.
Слава Тебе, Господи!
Единственное, от чего Он не спас, так это от необходимости выслушивать страстный диалог друзей о том, как они провели сегодняшнюю ночь. Рома с Игорем наперебой делились впечатлениями, но если суммировать их рассказы, то складывалось впечатление, будто они говорят об одном и том же, будто они там на троих соображали – так похожи были их истории. В крайнем случае, набор ключевых слов, типа «диван», «кофточка-юбочка», «трусики черные кружевные», «мокрая», «поломаться», «кончить быстро», «в следующий раз будет еще круче», был на удивление одинаков. Дивана Максиму тоже не удалось избежать, но что касается нижнего белья, то тут его перечень мог оказаться более разнообразным: от «семеек» физрука до разноцветных «плавок» Димы; а значение слова «поломаться» Макс вообще понимал плохо. Что, в итоге, совсем не мешало молодому человеку то краснеть, то бледнеть, выслушивая подробности первого сексуального опыта своих друзей.
 
По прошествии пары недель за Женей прочно закрепился статус девушки Максима Гореина. Они общались в школе и встречались вне ее. Деньги за проданный Беркутом «Зенит» Макс решил все-таки оставить себе и теперь водил на них свою подружку по соответствующим заведениям. Как-то вечером, в очередной раз проводив Женю до дома и остановившись у двери ее квартиры, парень решился не ограничиваться скучным поцелуем в щечку, а поцеловать девушку в губы, по-настоящему. В первую секунду Женя увернулась, но Максим на этот раз был настойчив, и она поддалась, обхватив парня за шею и прильнув к нему всем телом. Поцелуй был хорош, только вот привкус помады и то, как она неприятно липла к губам, помешало как следует сосредоточиться. К тому же, с Жениной стороны процесс был несколько вяловат, будто Макс целует ее, а она его – нет. (Так и хочется сказать, что скучные поцелуи в щечку сменились скучными поцелуями в губы, но следует быть объективным – все было не так плохо, как может показаться, и не стоит кривить душой ради красного словца.) Через некоторое время Максим привык к новым ощущениям, и они стали приносить ему своеобразное удовольствие. География поцелуев расширилась: теперь они имели место быть и в кино, и на уличных лавочках (благо, погода начала это позволять), и даже иногда в школьных кабинетах. Во время уроков они обменивались записочками, и во всех других отношениях вели себя, как и подобает влюбленной парочке.
Свобода действий опьяняла. И Макс вовсю пользовался ее преимуществами, изобретая все новые и новые способы публичного проявления внимания. Со стороны развитие их романа выглядело очень бурно. В нем было все, что обычно прилагается к бурным школьным романам. За исключением самого главного. Того, о чем Беркут тактично молчал, а Шрайбер со свойственной ему прямолинейностью спрашивал каждое утро:
- Ну что, Макс, ты ее еще не трахнул?..
 
 
Глава 25. Крах инженера Гореина
 
- …Еще нет, - отвечал Максим.
- А когда собираешься?
- Ром, отстань от человека, - вступался Игорь. – Когда надо будет, тогда и соберется. Это его личное дело.
Роман: Нет, это дело общественное. Общественность требует. Общественность хочет знать. Вы забыли нашу клятву?
Игорь: Слушай ты, общественность, ты, может, смущаешь его своим излишним вниманием.
Роман: Смущаю? Макса?! Посмотри на его наглую рожу! Разве его можно чем-нибудь смутить? Макс, я тебя смущаю?
Максим: Очень сильно.
Роман: Не верю своим ушам. Может, я подзабыл русский?
Игорь (со своей фирменной улыбочкой): Отнюдь.
Максим: Ром, если что-нибудь произойдет, обещаю, ты узнаешь это первым.
Роман: Договорились!..
Конечно, никто Макса не смущал. Просто вопрос был уж слишком щекотливым, слишком нервным, чтобы в нем раньше времени кто-нибудь копался, кто-нибудь подгонял. Максим ощущал себя шагающим по тоненькой ниточке, и излишняя суетливость могла нарушить необходимо стройный ход событий. Все должно спокойно идти своим чередом, по заранее установленному, стандартному плану. Тогда все получится.
 
Почувствовав, что момент настал, Макс намекнул, что пора бы ему уже и посмотреть, как живет его подруга. Женя намек поняла и пригласила его в гости «на очень вкусный чай с мятой».
Прикупив в дополнение к чаю бутылку шампанского, шоколадку и скромный букетик цветов, парень отправился на свое первое в жизни настоящее свидание с девушкой – в место, где ничто не могло помешать им заняться любовью, ради чего, собственно, это свидание и было задумано.
Начало было многообещающим: Женя встретила гостя в очень откровенном халатике, символично прикрывающем самые интересные места.
- Ой, извини, я еще не успела переодеться, - сказала она и, помелькав еще пару минут в неглиже, скрылась в ванной.
Макс прошел в единственную в квартире комнату и сел на самый краешек кресла, которое было придвинуто к накрытому сервировочному столику.
Появившаяся из ванной Женя, в облегающем джемпере с глубоким вырезом, открывающим складку между ее выпирающих грудей (какое идиотское название!), и в коротюсенькой юбке, добавила к сервировке два фужера, вазочку с подаренными цветами, и свидание началось.
Максим немного волновался, из-за чего долго не мог справиться с пробкой от бутылки, так что девушке пришлось взять открывание шампанского в свои маленькие пухленькие ручки. То, как быстро она справилась с задачей, повеселило их обоих. Сразу видно, кто здесь главный алкоголик!
Они мило поболтали, попивая чаек вперемешку с вином (точнее, наоборот). Потом потанцевали под предусмотрительно поставленную Женей медленную мелодию, неотрывно глядя друг другу в глаза. Потом переместились на диван, где Максим долго обнимал и целовал свою девушку, но так и не решился сразу на большее, чем в очередной раз подержаться за ее коленку. Затем они снова попили-поели, потанцевали и опять сели вдвоем на диван. Настала пора действовать.
Не прекращая поцелуя, Макс осторожно перевел себя с Женей из положения сидя в положение лежа. Девушка не сопротивлялась. Пока все шло гладко.
Оказавшись сверху, Максим стал целовать ее шею. Женя приподняла подбородок, открывая парню более широкий доступ к месту для поцелуев, чем он не преминул тут же воспользоваться. Поощренный положительной реакцией девушки на происходящее, Макс немного осмелел и начал от колена вверх по бедру пробираться под Женину юбку. Рука беспрепятственно скользила по капрону. Исследовав некоторое пространство выше края подола, ее следующим интуитивным движением стало стремление протиснуться между плотно сдвинутых ног. Протиснуться не получилось – слишком плотно.
- Женя, что ты зажимаешься? Раздвинь, пожалуйста. ножки, - шепотом попросил Максим.
- Зачем? – последовал ответ, поставивший парня в тупик.
- Ну, как зачем? – смутился Макс (не объяснять же, что ему хочется потрогать ее п-ду, да и вообще ей потом в любом разе понадобится ноги раздвигать). – Ну… я… просто… А тебе самой разве этого не хочется? – выкрутился он вопросом на вопрос.
- Нет, - отрезала Женя, окончательно все запутав.
- Как нет?! А зачем ты тогда...? – Максим хотел спросить, зачем она в таком случае так вызывающе себя вела, оделась практически как разделась, приглашала его на танцы и т. д., и т. п., но вдруг подумал, что это абсолютно бесполезно. Что она обязательно ответит что-то эфемерное, обтекаемое; что ему никогда не угадать ее следующие слова и поступки; что она водит его за нос, как ей заблагорассудится, и что она, похоже, сама не знает, чего от него хочет.
Настроение резко упало на ноль.
- Я, пожалуй, пойду, - через пару минут затянувшейся паузы сообщил Макс.
Они уже не лежали, а сидели на диване на некотором расстоянии друг от друга и смотрели в разные стороны.
- Что, если девушка тебе не дала, так она уже и не нужна? – язвительно поинтересовалась Женя.
«А разве не в этом весь смысл?» - подумал Максим, но побоялся произнести это вслух. Вместо этого он промямлил какие-то извинения, мол, ты меня неправильно поняла и все такое. Девушка продолжала сидеть, надув губки, но выгонять его – не выгоняла. Парень приблизился к ней вплотную и нежно, на самое ушко, сказал:
- На самом деле мне очень хорошо с тобой… Просто так…
Женя положила голову ему на плечо…
Макс внутренне аплодировал самому себе. Видать, кое-чему он все-таки научился! А именно – вешать очень качественную лапшу…
 
Проанализировав вместе с друзьями свой первый и, к сожалению, не совсем удачный опыт, Максим рассудил, что следует поменять декорации, что на своей территории он, скорее, был бы более решителен, а Женя, наоборот, менее упряма, что в целом способствовало бы положительному результату.
Улучив момент, когда дома никого не должно было быть, Макс по всей форме сделал Жене приглашение посетить его скромное жилище – с той формулировкой, что ему хотелось бы исправить произошедшее в прошлый раз недоразумение. Девушка с некоторым колебанием (явным или чисто визуальным – сказать трудно), но согласилась.
Целый час молодой человек носился по квартире, пытаясь уничтожить творящийся в ней бардак, и еще час возился на кухне, строгая кое-какую закуску. В морозилке стыли две (чтобы уж наверняка!) бутылки шампанского.
Звонок в дверь застал его в бабушкином фартуке и с сигаретой в зубах, выкладывающим на тарелку консервированные ананасы (спасибо Олесе Петровне за предоставленный деликатес). Быстро распахнув форточку, чтобы проветрить кухню от табачного дыма, Максим кинулся открывать дверь, на ходу стягивая с себя фартук и бросая в рот мятную жвачку. Женю он встретил во всеоружии.
Как самый галантный кавалер, Макс помог девушке снять пальто и проводил в их с Юркой комнату, где усадил за временно превращенный в обеденный письменный стол. Перед Жениным взором предстало несколько малость неумело оформленных блюд, главным из которых была селедка под шубой.
- Ты сам ее готовил? – поинтересовалась девушка.
- Да! – с гордостью ответил Максим.
- Надо же! Не ожидала. И печенье сам пек?
- Нет. Все остальное покупное.
- Все равно ты молодец. Первый раз вижу парня, который умеет готовить что-то, сложнее яичницы.
- Жизнь заставила.
- Да? Почему?
- Давай не будем об этом, - ответил Макс, напустив на себя загадочности, которая, по его мнению, в данной ситуации совсем не мешала. – Лучше откроем шампанское. Кто сегодня?..
Вечер складывался отлично! Все шло как по маслу…
Дивана в комнате Макса не было. Была полутораспальная тахта – место их с Юркой ночлега. Максим предусмотрительно убрал с нее постельное белье, чтобы тахта как можно меньше напоминала постель и не выглядела слишком вызывающе. Сидеть на ней было не особенно удобно, но что они – сидеть тут пришли? Посидеть можно и на стуле каждому у себя дома…
Долго ли, коротко ли, не имеет значения, какими путями (поверьте, в них не было ничего оригинального), но свидание привело их на эту тахту.
Видимо, несмотря на приложенные усилия, она все равно выглядела устрашающе, т. к. Женя, опустившись на нее, неожиданно засопротивлялась:
- Максим, может, не надо?
Что-то это очень напоминало. В любом случае, памятуя о лишних словах, произнесенных в прошлый раз, парень решил ничего не отвечать. «Меньше слов – больше дела!» - таков был девиз сегодняшнего вечера. И Макс выключил свет.
…Юбка задрана вверх. Тонкие колготки аккуратно, чтобы не порвать, стянуты. Под ними – трусики. Черные кружевные. Что они, сговорились все, что ли?!..
Много-много мелких пуговичек на блузке расстегнуты. Такое впечатление. будто лифчик ей мал – так сильно стиснуты и прижаты друг к другу сиськи (извините, употреблять слово «груди» больше не могу; я смотрю в русском языке вообще нет слов, которыми бы по-человечески можно было рассказать о женских интимностях – все либо грубо, либо нелепо, хотя, может тема просто не моя). С застежкой пришлось повозиться – тут Макс не стал исключением. А что вы хотели? Попробуй, не глядя, первый раз в жизни расстегнуть эти малюсенькие крючочки!
На ощупь сиськи оказались мягкими, как желе. И кто только выдумал «упругую девичью грудь»? Да у нее даже попу, даже ляжки нельзя назвать упругими! Что уж тут говорить о груди?
Руки изучали незнакомое тело. Внизу живота непривычно пусто. Идем дальше. Спускаемся по волосам на лобке ниже и глубже между ног. Вот оно, то место, куда в прошлый раз доступ был запрещен…
***
…Макса передернуло.
- Тебе холодно? – спросила Женя.
- Да есть немного, - соврал он.
- Тогда обними меня покрепче, - прошептала девушка и, притянув парня к себе так, что он полностью лег на нее, обхватила одной ногой его колени.
Немного освободясь от оцепивших его оков, Максим стянул с себя джинсы.
Вот и все. Они близки. Ближе уже не бывает. Он лежит между ее раздвинутых ног, и его член соприкасается с ее взмокшей промежностью. Остался один только шаг. Один маленький шажок до того, чтобы стать настоящим мужчиной. Чтобы ответить, наконец, Шрайберу «да!». Чтобы окончательно помахать ручкой Димону и иже с ним. Одно конкретное незамысловатое движение. Просто немножко вперед. А там природа подскажет. В конце концов, не он первый, не он последний…
Вот только, черт возьми!!! Природа, мать ее!! Его член, его родной-любимый половой орган, привыкший стоять по стойке смирно от одной только мысли о сексе, болтается так категорично и так безнадежно бесполезным, как если бы это был кусок поролона. И нет даже намека на эрекцию! Ну, ни малейшего! Видимо, природа решила сыграть с ним злую шутку.
Ситуация не из приятных: он, без штанов, лежит на голой девчонке и тычет между ее ног упавшим, а точнее и не встававшим х-ем. Что делать?! Что сказать?! Как объяснить?! «Извини, подружка, у меня на тебя не стоит»?!
Максим запаниковал.
Весь его предыдущий опыт оказался никчемным. Что бы он делал, если бы у него не встал? Такое невозможно представить! Хорошо. Что делал физрук, которому за Максом было «не угнаться», но не хотелось оставлять того неудовлетворенным? Сосал. Нет, это не подходит: застрели его, но туда он не полезет… Может, опять сказать ей, что ему хорошо с ней и «просто так», без секса? Глупость какая!..
Почувствовав неладное, Женя поинтересовалась, все ли в порядке у ее молодого человека.
- Как тебе сказать?.. – уклончиво ответил Макс.
- У тебя когда-нибудь была девушка? В смысле серьезно?
- Нет. И несерьезно тоже.
- У меня тоже. В смысле парня. Ты, наверное, нервничаешь? – непроизвольно Женя сама подсказала парню выход из сложившейся ситуации. Конечно, он нервничает! Кто бы спорил?!
- Есть немного.
- Я тоже.
- Хочешь, я налью тебе шампанского? Чтобы меньше нервничать…
Повисла долгая напряженная пауза, во время которой Женя пристально вглядывалась сквозь темноту в глаза Макса. Не прочитав в них ничего, она, наконец, ответила согласием. В ту же секунду парня с нее как ветром сдуло. Отвернувшись, чтобы подруга не видела его обвисшего позорища, он натянул джинсы и принялся шустренько разливать вино по бокалам, радуясь, что так легко выпутался. За это время девушка тоже успела одеться.
- За тебя! – по широте душевной сбацал тост Максим. – Чтобы все у тебя было хорошо! – и, как истинный джентльмен, выпил за даму стоя…
Вторую бутылку Макс опустошил в одиночестве. С непривычки вдрызг пьяный он уснул прямо в одежде на неразобранной тахте. Вечер явно не удался.
 
Но Максим не был человеком, который легко сдается. Он был упрям (и остается таковым по сей день). Очень упрям. Мелкие неудачи его никогда не смущали, и он шел к своей цели до тех пор, пока оставался хотя бы один шанс, пока обстоятельства не вынуждали его расписаться в своем полном бессилии. А для этого обстоятельствам надо было очень постараться!
Так было и в тот раз. Подумаешь, не получилось! Может, он действительно перенервничал. Может, он просто не привык, ведь целоваться с Женей ему вначале тоже не особо понравилось. Просто Макс не ожидал, что она окажется… такой – слишком уж сильно успел он привыкнуть к другому. Теперь же он морально подготовлен. Надо только уговорить девушку предоставить ему второй шанс. Уж тогда-то он не упадет в грязь никаким местом. Максим был в этом уверен. Почти...
Женя оказалась терпелива. Возможно, из-за своего характера, возможно – от большой любви. А может, все женщины такие. Шанс не замедлил предоставиться. Видно, девушке тоже не терпелось расстаться с девственностью.
Это было похоже на дежавю. Те же поцелуи. Тот же трудно одолеваемый бюстгальтер. Те же влажные кружевные трусики.
Те же ощущения.
Точнее, полное отсутствие таковых...
Конечно, если бы Женя сделала ему минет… Но девочка была слишком юна и неопытна… Конечно, если бы Макс подрочил… Но дрочить при девчонке?!.. В общем, они оба были слишком юны и неопытны…
А поднять свой орган силой мысли так и не удалось. За все время, что Максим провел со своей девушкой, его член шевельнулся только один раз: когда, не зная, что еще придумать, он попытался представить, что перед ним Димон. К сожалению, его ждало большое разочарование, и пенис умер навсегда…
Это было фиаско. Разгромное поражение. Полный крах Макса, как инженера, пытавшегося из ничего соорудить здание отношений, навести мосты между свои и таким далеким женским берегом. Ни тщательные расчеты, ни помощь друзей не помогли сделать то, что не укладывалось в законы любовной физики (читай «физиологии»), и Максиму ничего не оставалось, кроме как безоговорочно капитулировать перед этим удручающим фактом.
 
Именно поэтому я содрал название другой книжки и назвал эту главу так образно – «Крах инженера Гореина». Согласитесь, красивая получилась метафора (или как ее там?)…
 
 
Глава 26. Comeback
 
Терпение Жени оказалось безгранично. Она снова и снова пыталась создать условия для интима, несмотря на то, что Макс всячески их избегал. Какие только предлоги он ни выдумывал, чтобы, не дай Бог(!), не оказаться с ней наедине. Он боялся одного ее приближения, одного только взгляда и этих маленьких рук, которые так и норовили его потрогать, пощупать, потрепать или сделать хоть что-нибудь! Он убегал, исчезал в самый неподходящий момент, отнекивался, отмазывался. У него постоянно находились какие-то неотложные дела. В тот период трудно было найти более занятого человека, чем Максим! Учеба, работа, помощь в семье – все что угодно, лишь бы не быть с этой девушкой!
Друзья недоумевали:
- Макс, что случилось?
- Она мне не нравится.
- Но ведь вначале нравилась.
- Неправда. В самом начале – нет.
- Но потом?
- Потом немножко понравилась. А потом опять разонравилась.
- У вас же все так хорошо шло.
- Ну, не нравится она мне. Ну, дура она! (Некрасиво было валить на такое, но что оставалось?) Не нравится! – Максим чувствовал, что еще немного, и он сорвется. Как он мог объяснить свои поступки? Чем он мог оправдать перед этими двумя натуралами то, что соскочил в самый интересный момент? Соврать, что что-то было? А если вдруг выяснится, что он соврал? Будет еще хуже. Оставалось одно: ссылаться на то обстоятельство, что Женя ему резко разонравилась (это, в принципе, недалеко ушло от истины).
- Ну, ты даешь!
- Вот дурачок!
Таков был вердикт, вынесенный друзьями…
Отношения с подругой перешли в вяло текущую стадию. Они еще общались, но как-то уж слишком формально. Когда-то Макс хотел сплетен – теперь он их получил. Видимо, Женя тоже отмалчивалась о том, что конкретно произошло между ними (похоже, ей совсем не улыбалось предстать перед обществом в качестве девушки, которая даже не смогла элементарно возбудить своего парня), и класс строил самые невероятные версии их разрыва. Но Максиму это было уже неинтересно…
 
Это было так же скучно, как сгребать прошлогоднюю листву на субботнике, посвященном очередному дню рождения вождя мирового пролетариата.
Макс ни за что бы туда не поперся, если бы не его друг-активист Игорь, который, как всегда счастливый, расхаживал по газону то с граблями, то с лопатой. Рома был с Максимом полностью солидарен и многозначительно закатывал глаза к небу, когда классная руководительница обнаруживала еще один участок работ. День был теплый, светило солнышко, и ей, по-видимому, хотелось сделать чище весь этот мир, так что ее класс чуть было не забрался на территорию, принадлежащую соседней школе, где, естественно, тоже проходил субботник.
Макс уныло ворошил граблями гнилую листву вдоль тропинки, негласно разделяющей территории двух школ, когда краем глаза заметил вдалеке знакомую фигуру. Это не стало для молодого человека неожиданностью. Конечно же он предполагал, что может встретить здесь Димона. Но он не ожидал, что так екнет, так застучит его сердце…
Они не виделись почти полтора месяца. Но в тот момент Максиму показалось, что прошло как минимум полжизни – так давно он его не видел. Так, оказывается, сильно по нему скучал!
Макс прекратил работу. Он оперся ладонями о рукоятку и, положив на руки подбородок, долго смотрел на Диму. Душа Максима трепетала, а голова оставалась ясной, и мысли текли спокойно и плавно. Он вдруг отчетливо осознал, что хочет быть с этим парнем. Только с ним. Хочет смотреть в его влажные темно-карие глаза, слушать звуки его тихого голоса, наблюдать, как его пальцы перебирают клавиши пианино. Обнять его, сидящего на вертящемся стульчике перед инструментом, сзади за плечи, прижаться щекой к его щеке… Ощутить вкус его спермы… Черт возьми, почувствовать свой член у него внутри!
Как же он устал от этого полуторамесячного спектакля, разыгрываемого перед самим собой. Как надоело обманывать себя и делать вид, что все нормально. Та драка, те слезы в снег, те раздирающие мозг терзания – все ничто. Ничего не имеет значения перед правдивыми желаниями, перед истинными чувствами.
Кажется, ты действительно любишь его. Ты просто голубой, брат. Гомосексуалист. Тебе выпала такая карта – тебе с ней играть. Смирись с этим. На фига себя мучить?! Не порти преферанс себе и людям. Играй спокойно. И по возможности наслаждайся этой игрой…
 
Макс потихонечку начал подгребать к другой стороне газона, поближе к Диминому классу. Димон тоже его увидел. Их взгляды пересеклись, но они продолжали заниматься каждый своим делом, как ни в чем ни бывало, и когда Максим с ним поравнялся, оба сделали вид, что только сейчас заметили друг друга.
- О! Здорово! – первым приветствовал друга Макс, изображая голосом нечто похожее на удивление.
- Привет! – в тон ему ответил Дима.
- Как дела? Работаем?
- Есть немного, - его интонации были шутливы, но глаза смотрели серьезно и испытующе.
- Разговор есть.
- О чем же?
- О нашем, о мужском.
- Так говори.
- Ну не здесь же!
- А что так?
- Димон, хватит дурачиться! Ты прекрасно понимаешь, что этот разговор не для посторонних ушей.
- Правда что ли? – деланно удивился парень.
- Правда-правда. Вы долго тут еще?
- Не знаю. Как получится.
- Не уходи без меня. Потолкуем.
- Ничего не могу обещать.
- Дима, пожалуйста. Только поговорить.
- Ну, хорошо. Раз только поговорить…
 
Первое, о чем сообщил Максим, было то, что он, наконец, накопил деньги на подарок Димону к прошедшему дню рождения – это было, естественно, полным враньем, и Макс, напротив, находился на абсолютной мели, т. к. роман с Женей оказался дорогим удовольствием, выбив все его сбережения и приплюсовав новые цифры в долговой тетради.
- И что с того? – поинтересовался Дима.
- Я хотел бы зайти тебя поздравить.
- Ты немножко опоздал.
- Лучше поздно, чем никогда.
- Хороша ложка к обеду.
- Не плюй в колодец, вылетит – не поймаешь.
- Чего? – не понял Димон.
- Извини, это я так – пошутил.
- Да? Ты знаешь, у меня сейчас нет желания выслушивать твои дурацкие шуточки. До свидания!
- Дим, ты что, обиделся?
- Нет. Для того, чтобы обидеться, надо изначально быть не обиженным.
- А ты думаешь, мне было приятно слышать, как ты обвинил меня в том, что я не пришел, потому что у меня нет денег на подарок?
- А они у тебя были?
- Да!
- Почему ты тогда сказал, что накопил только сейчас?
- Это была шутка.
- Опять шутка?!
- Ну, да. Я наоборот все потратил.
- Ты невыносим!
- Но ты тоже был неправ…
И т. д., и т. п.
Слово за слово, слово за слово, и так до бесконечности. Им не хватило дороги до дома, и они продолжали спорить, ругаться, «кричать» друг на друга шепотом на чердаке шестнадцатиэтажной «точки», куда забрели, не найдя более подходящего места, где бы никто не мог их услышать.
…Потом Максим обласкивал Димин член, стоя на коленях в песке, толстым слоем покрывавшем чердачный пол, под пристальным наблюдением сидящих в проемах слуховых окошек голубей. Он облизывал его, дрочил сам и кончил сразу же, как только сперма Димона полилась в его рот.
- Ты уже все? – разочарованно протянул Дима. – А я хотел, чтобы ты тоже мне в рот кончил.
- Ничего, – ответил Макс, целуя его губы, - у нас наверняка найдется еще минут пять-десять…
 
- А если бы туда кто-нибудь зашел?! – говорил Димон, когда они уже стояли на лестничной площадке перед его квартирой.
- Мы бы услышали, дверь-то была закрыта.
- Все равно. Страшно представить!
- Не надо ничего представлять. Зачем себя нервировать? Ведь никто не зашел, - отвечал Максим. Сам он был на удивление спокоен и готов был повторять сегодняшний номер хоть три раза в день!
- Нет, это слишком опасно, - не соглашался Дима. – Вдруг кто увидит!
- А я уже хотел забить там стрелку вечерком.
- Только не там!
- Твои предки сегодня дома?
- Да.
- Вот, блин! Где тогда?
- Давай на нашем месте.
- Во сколько?
- Я не знаю точно. Постараюсь быть свободным через часик. Созвонимся.
- О’кей! – Макс уже собрался уходить, но друг его остановил:
- Подожди. От меня не пахнет? – Димон дыхнул Максиму в нос.
- Пахнет. Покури.
- С ума сошел?! Как я домой пойду? От меня ж табаком вонять будет.
- Уж лучше табаком!
- А жевки нет у тебя?
- Как назло, именно сейчас нет. Давай сгоняем купим.
- У меня с собой ни копейки. А у тебя?
Макс отрицательно помотал головой.
- Ладно, будем надеяться пронесет. Обычно ведь не очень сильно пахнет.
- Странный ты какой-то: то боишься, то не боишься.
- Не страннее некоторых! Все, я помчался. Покедова! Жди звонка.
- Уже жду... Жду, жду, жду! – добавил Максим шепотом и ему снова хотелось его целовать в пахнущие их любовью губы…
Почему Макс не сделал этого раньше? Столько времени потеряно. Зачем он вообще затеял этот разрыв?..
 
Те, кто однажды обнаружил в себе зачатки нестандартной сексуальной ориентации, меня поймут. Этим надо переболеть: шоком от осознания своего истинного «я», иллюзией контроля над ситуацией, страстным желанием все исправить. И только увидев всю тщетность своих усилий, постепенно примириться с этим непрошенным «я». Кто-то умудряется плевать на свои переживания свысока и почти сразу. Но есть и такие особо щепетильные и чувствительные натуры, кто самым радикальным способом расправляется сразу со всеми своими «я»…
Я не относился ни к первой категории, ни, слава Богу, ко второй…
 
 
Глава 27. Еще немного о первой любви
 
Эта глава чисто для романтиков, вроде меня. Например, Машинист, если бы мог, мог бы ее и пропустить. Вот скажи, Игорюша, кто была твоя первая любовь? Только не говори, что Янка. Молчишь? Я так и думал…
Первая любовь – такая эфемерная и неопределенная субстанция, что писать о ней последовательно и логично меня затрудняет. О ней остались лишь обрывочные воспоминания, некие разрозненные цветные картинки, которые я и постараюсь здесь передать. И, опять же, от первого лица. Я уже объяснял, почему.
 
Димина квартира. Родительская спальня. Вся в розовых тонах: обои, занавески, покрывало на широкой кровати, постельное белье в цветочках. Если бы я был на месте Диминого отца и мне пришлось бы практически всю свою сексуальную жизнь по-серьезному  проводить в таком умильно-девичьем интерьере (только фотографий кошечек по стенам не хватает!), то я, чтобы не превратиться от всего этого в неврастеника-шизофреника, обязательно завел бы себе любовницу в стиле садо-мазо – в черном кожаном белье, с наручниками и плеткой (может, он, конечно, так и делал?). Но мы с Димоном не воспринимаем ее серьезно. Для нас это дополнительный прикол: такая вся слащаво-романтичная спальня порядочной советской супружеской четы, и мы в ней – сынок и его дружок, ковыряющие пальчиками в попках друг у друга.
Я лежу сверху. Розовый фон очень подходит Диминому нежно-смуглому лицу и карим глазам. Из него, вероятно, получилась бы премилая девочка с розовыми бантами… Хорошо, что он не девочка.
- Ты помнишь, как мы целовались в лифте в Новый год? – неожиданно вспоминает Димон.
- Помню, конечно! А что?
- Просто я хотел спросить, а что было бы, если бы лифт тогда не вызвали?
- Откуда ж я знаю?
- Нет, ты меня не понял. Я спрашиваю, что ТЫ бы сделал дальше? Что ты собирался делать?
- Не знаю. Ничего не собирался. У меня не было никаких конкретных планов. Я в тот момент вообще ни о чем не думал. А ты о чем-то думал?
- Я – да.
- О чем же, если не секрет?
- Я думал о том, как далеко мы с тобой зайдем? Я ведь рассказывал тебе про мужика, который меня чуть не изнасиловал в лифте?
- Не факт, что изнасиловал бы. Может, он действительно отвез бы тебя попугайчиков посмотреть? Ну, или и там ограничился только тем, что рукой твоей подрочил…
Я представляю себе, как это могло выглядеть: маленький мальчик Дима (каким я его видел на детских фотографиях) и какой-то взрослый хрен (обязательно с густыми черными усами), дрочащий свой немытый х-й замерзшей детской ладошкой… Внизу живота шевельнулось, хотя я никогда не был склонен к педофилии – я просто склонен к Димону.
- …Вот так, - добавляю я, кладя Димину руку на свой начавший возбуждаться член.
Димон улыбается и сжимает пальцы.
- Я уже говорил, - продолжает он, - что не понимал тогда, что происходит. Но когда понял, это стало для меня своеобразным фетишем…
- Чем-чем? – переспрашиваю я его (в разных терминах Дима разбирается лучше меня).
- Фетишем. Как бы объяснить? Такой навязчивой возбуждающей идеей. Мне всегда казалось, что история с лифтом когда-нибудь должна произойти. Я этого очень боялся. И одновременно ждал. Конечно, я не хотел, чтобы меня, там, убили, или как-то серьезно покалечили – просто небольшое изнасилование и все! – Димон смеется. – Я продолжал заходить в лифт с незнакомыми мужчинами, хотя каждый раз мне было жутко страшно. Но это был даже не настоящий страх, а, скорее, игра в страх. Мне нравилось бояться. И не переться же на шестнадцатый этаж пешком!.. Я никогда не видел тебя в этой роли. Но когда мы поднимались на лифте с этими елками…У тебя был такой взгляд… Я сразу почувствовал – вот оно! В моей голове все перевернулось. Я сам не понял, как тоже полез к тебе целоваться. Раньше я уже целовался с девчонками, но никогда не испытывал такого, как с тобой. Потом я только и думал, что об этом. Я боялся продолжения и боялся, что ты передумаешь. И когда мы снова оказались в том же лифте, да еще в Новогоднюю ночь… Мне конкретно снесло башню! Когда ты расстегнул на себе куртку, честное слово, я чуть из штанов не выскочил! Меня остановило только то, что я очень волновался. Волновался так сильно – до дрожи! Я был уверен, что ты меня сейчас трахнешь. Я был к этому готов. Я готовился к этому моменту в течение нескольких лет. С тех пор, как тот еб-ный мужик сунул мою руку в свою еб-ную ширинку!..
Я не могу больше терпеть. Я раздвигаю Димины ноги и пристраиваюсь между них.
- …От волнения у меня коленки подгибались. Я подумал, что когда мы будем делать это, тебе придется меня еще и держать, ну или сильно прижать к стенке, чтобы я не упал. Но как же я хотел, чтобы эта ужасная, эта дурацкая, эта безумная мечта, наконец, осуществилась!..
Мой член просто трещит по швам! Я вхожу в Димона одним резким толчком.
- …Чтобы ты трахал меня так, как это делаешь сейчас. Вот так! Вот так! Вот так!!!...
В голове полный туман. Я чувствую только, как мой член легко скользит по моей же сперме, оставленной у Димона внутри каких-то двадцать минут назад. И кончаю, кончаю, кончаю...
Первая любовь – бесконечный телесный и душевный оргазм…
 
- Ну, ты даешь! – говорю я. – Я че-то так возбудился, что чуть не помер. Это что – правда, что ты мне сейчас наболтал?
- Как тебе сказать? – Дима загадочно улыбается. – Может, и правда.
- Ты знаешь, если честно, то я не стал бы трахать тебя тогда, даже если бы ты меня об этом попросил.
- Что так?
- Не созрел еще.
- Да? Жаль. Мне так нравилось мечтать об этом.
- А какого тогда хрена, когда у нас это действительно произошло, ты закатил такой скандал?
- Ну, фантазии – это одно, а реальность – совсем другое. Я не знал, что будет так больно. Ты же был как слон в посудной лавке!
- Нда, не рассчитал малость… А ситуацию с твоим фетишем мы, между прочим, можем легко исправить.
- Каким образом?
- Сесть в лифт и использовать его, так сказать, по прямому назначению.
(Что мы однажды и сделали.)
- О! Звучит заманчиво…
 
Потом мы сидим на этой же кровати, смотрим телек и грызем семечки. По аналогичному сценарию проходят все выходные. Предки – на даче с вечера пятницы по вечер воскресенья. Двое суток я провожу у Димона дома. Мы трахаемся и спим на их кровати, предусмотрительно сменив на ней белье на Димкино (по большей части тоже розовое и в цветочках), питаемся запасами из их холодильника (у Димочки в выходные такой хороший аппетит! странно, что он не поправляется, а только худеет). Пару часов в день я терпеливо выслушиваю упражнения на пианино, параллельно листая старые журналы, которых родители за свою совместную жизнь накопили великое множество.
По пятницам в квартире можно покурить – за субботу и воскресенье запах успевает полностью выветриться. Мы сидим на кухне, часто на коленях один у другого, по очереди затягиваемся одной сигаретой, выдыхаем и тут же смачно целуемся, остро ощущая вкус сигаретного дыма во рту друг у друга – это нам почему-то безумно нравится.
И снова секс.
А потом разговоры перед открытым настежь окном, через которое ночной город виден, как на ладони.
И снова секс, секс, секс…
Дзинь-дзинь! Это звонит будильник, заведенный на семь вечера воскресенья (без него время «икс» можно легко пропустить). Пора и честь знать! До встречи в следующую пятницу…
 
Мой Редактор говорит, что эта глава не для «романтиков», а для извращенцев. Что бы Редактор понимал в настоящей любви!
А, может, ему вздумалось поревновать меня немножко?..
 
Лето…
Этим словом все сказано, даже добавлять нечего – до чего хорошо!
Игорь с Романом уехали в Сочи вместе. Видимо, Ромина маман решила, что раз уж ее сын получил паспорт, то теперь не к лицу ему сидеть в пионерском лагере, и отпустила на все четыре стороны, да еще денег выдала, в нашем представлении до фига, «на подружек» (так и сказала).
По словам Романа (а этот человек преувеличивать не будет), в районе, где они жили, и на местном пляже они с Игорем произвели настоящий фурор среди девчонок. Последние бегали за парнями из «Питера» толпами, каждый день друзья ходили на свиданки то с одними, то с другими, но Рома своей Лене ни разу не изменил, а вот у Беркута было пару раз, но Янке об этом, естественно, молчок!
Игорь и меня звал с собой, но я не поехал.
А зачем?..
Погода в Ленинграде тем летом стояла замечательная: много жарких солнечных дней, когда можно было позагорать и искупаться. С купанием была проблема – необходимость переться черт знает куда, да еще на электричке, да еще в такой давке, что все положительные впечатления от отдыха бесследно испарялись уже через пять минут после начала дороги домой. Другое дело позагорать. Пришел в парк в десяти минутах ходьбы от места проживания и загорай, сколько влезет. Мы с Димоном этим и занимались. Правда, через некоторое время мы сочли парк местом недостаточно уединенным и передислоцировались от людей подальше – за уже упоминавшуюся деревеньку Кудрово, вверх по речке Оккервиль – на одну симпатичную полянку, где за целый день не встретишь ни души. Мы брали с собой покрывало, попить-перекусить, какую-нибудь книжку и валялись там на солнышке с утра до вечера.
Единственный неприятный период – это три недели (три нескончаемых недели!), когда Димон с родителями тоже умотал на юг. Если он без труда мог отвертеться от дачи (кому охота горбатиться на грядках?), то найти правдоподобного (и одновременно не правдивого) объяснения своему нежеланию ехать отдыхать в Крым (событие, о котором Дима обычно только и мечтал целый год) он не сумел.
 
…Мы на нашей полянке, лежим на расстеленном на земле покрывале. Я на спине, а Димон рядом на животе, оперевшись на локти – читает вслух «Портрет Дориана Грэя» Уайльда. Сегодня первый день, как Дима приехал с югов. За три недели он сильно загорел, и его кожа приобрела прямо-таки шоколадный оттенок, а волосы, и так все лето не стриженые, еще больше отросли, почти до плеч, и выгорели сверху до желтизны. Из-за произошедших изменений его лицо кажется мне немножко чужим, незнакомым, и от этого нравится мне еще сильнее.
Я беру в руку травинку, которую до этого грыз в зубах, и провожу ее пушистым кончиком по Диминым щекам. Димон прерывает чтение и поднимает на меня улыбающиеся глаза:
- Ты меня отвлекаешь.
- А ты – меня…
Мы долго смотрим друг на друга. Я снова вожу травинкой по его лицу: нос, губы, ямочки на щеках (потому что губы было щекотно), подбородок…
- Я так тебя люблю… Я так скучал по тебе, ты даже не представляешь!
- Почему не представляю? Ты думаешь, я скучал по тебе меньше? Я тебя тоже очень, очень сильно люблю…
Димон откладывает книгу в сторону и начинает гладить меня пальцами по лицу и волосам. Потом целует вокруг рта и в шею. Я закрываю глаза. У меня ощущение, будто я куда-то уплываю… Дима снова возвращается к губам… На большее мы не решаемся (не дома все-таки – мало ли что). Но большее нам сейчас и не надо…
 
- Скажи мне, пожалуйста, а за что ты меня любишь? – спрашиваю я через некоторое время.
- Не знаю. Вот если бы я тебя не любил, мне было бы гораздо проще объяснить, за что. А почему люблю?.. Ну… Ты веселый. Ты страстный. Ты наглый.
- Э, а как же умный, сильный, добрый?
- Это, безусловно, тоже, кто бы сомневался?! А ты за что любишь меня?
- Ты красивый.
- И это все?
- В общем, да, - лыблюсь я.
- Ну ты и нахал! – Дима хватает книгу и пытается хлопнуть меня ею по голове. Я, смеясь, прикрываюсь:
- Конечно, нахал! А разве ты любишь меня не за это?!..
 
- Знаешь, почему я решил почитать тебе именно эту книгу? – спрашивает Дима.
- Понятия не имею.
- Дело в том, что ее автор, Оскар Уайльд, был голубым.
- Ого! Тогда понятно это его любование мужской красотой…
(В следующем учебном году, в одиннадцатом классе, мы проходили «Портрет Дориана Грэя» по литературе. Памятуя о нашем с Димой летнем разговоре, я забабахал по этому произведению такое сочинение, что обалдевшая после его прочтения учительница (а литераторша у нас была просто душка!) даже попросила меня задержаться после урока:
- Максим, как ты мог такое написать?! – в ужасе восклицала она. – Это же Бог знает что! Как тебе не стыдно говорить такое об Оскаре Уайльде?
- А что, это разве не правда?
Учительница замялась.
(Ну, Сергеев, если ты мне наврал, увижу – убью!)
- Честно говоря, Уайльд был, конечно, известен своим несколько нетрадиционным поведением (Yes!!!), но, Максим, пойми: гомосексуализм автора – это не тема для школьного сочинения…)
- Когда я ее читаю, - продолжает Димон, - то почему-то в качестве Дориана Грэя представляю тебя.
- Но, по-моему, я совсем не зациклен на своей внешности.
- Я знаю. Ты зациклен на своем члене и еще кое-чем другом.
- Это на чем?
- На своей попе.
- Ой, можно подумать, ты не зациклен на том же самом!
- Тебе видней… Между прочим, среди людей искусства вообще много гомосексуалов. Вот, например, Вацлав Нижинский.
- Первый раз слышу. Это кто?
- Танцор балета был такой знаменитый. Ну, а Чайковского ты хотя бы знаешь?
- Не издевайся, не такой уж я дремучий. Конечно, знаю. Что, он тоже был педиком?
- Да.
- Откуда тебе это известно?
- Слышал да читал кое-что.
- Может, это все байки.
- Говорят, не байки.
- Охренеть! Неудивительно, значит, что ты сам такой, - тут я гнусавым голосом цитирую стишок из «Сказки про голубого щенка» в известном всем переделанном виде. – Ты какой-то не такой: попу трогаешь рукой; ты, наверно, голубой, не хочу играть с тобой!.. У вас в музыкальной школе, поди, все педики? Признавайся!
- Вот уж чего не знаю, того не знаю. А даже если и педики? Это не мешает им быть талантливыми музыкантами. Меня эта мысль, что среди великих людей есть люди с нетрадиционной сексуальной ориентацией, как-то успокаивает. Позволяет думать, что все не так уж плохо.
- А по-моему, и без того все нормально. Не стоит заморачиваться. Бесполезно. Это все равно ничего не изменит. Нам хорошо вдвоем – это главное. Так что не забивай голову.
- Хорошо, постараюсь…, - и еще раз со вздохом: – Постараюсь…
Димон поправляет упавшую на глаза челку и вновь берется за книгу, а я любуюсь его ставшим вновь таким родным лицом…
 
Надеюсь, теперь все довольны?
Тема первой любви (как Любви) закрыта!
 
 
Глава 28. Предательство
 
Долго думал, как назвать эту главу. Возможно, слишком сильное слово…
И кто кого предал?..
 
Дачный сезон в семье Сергеевых закончился с началом октября. До этого момента с местом для встреч было все в порядке, но как только родители стали проводить выходные дни дома, вопрос поиска места встал ребром. Максим с Димоном уж больно привыкли практически беспрепятственно удовлетворять свои сексуальные потребности, и вынужденное воздержание их никак не устраивало. Естественно, дни, когда у одного или другого в квартире никого не было, случались, но это было слишком редко. И тут они вспомнили про уютный чердачок Диминой шестнадцатиэтажки, где однажды им уже доводилось кое-чем заниматься. Слазив туда еще разок на разведку, парни нашли чердак вполне пригодным для интимных встреч и тут же испробовали на практике его интимпригодность. Конечно, не спальня со всеми удобствами, пусть и розовая, но лучшего варианта все равно было не найти.
Свои походы на чердак конспирировали, как могли. Поднимались туда по отдельности, причем каждый доезжал на лифте только до пятнадцатого этажа, а дальше – пешим порядком. Быстро-быстро прошмыгнуть через Димину лестничную площадку, тихонечко открыть и притворить за собой чердачную дверцу – и вот ты на месте, в предвкушении большой и чистой любви.
Поначалу Макс с Димоном очень боялись, как бы кто-нибудь не заглянул к ним в самый неподходящий момент, и вздрагивали от каждого шороха. Но все тревоги оказывались ложными, и парни постепенно успокоились и стали чувствовать себя раскрепощенней. Если вначале они решались разве что на минет, то потом перешли и к более тесным контактам. В конце концов, они так прижились на этом чердаке, что он стал казаться им не менее удобным, чем родительская спальня. Лечь, правда, некуда, но мало что ли существует нележачих поз? Тем белее сидеть вполне есть на чем.
Короче, мальчики расслабились и, что называется, потеряли бдительность.
И вот во время одного из каждодневных свиданий, когда Максим с расстегнутыми штанами сидел на давно облюбованном ими высоком деревянном ящике, а Дима, со штанами и вовсе приспущенными, прыгал на Максиме, сидя к тому спиной, п-дец подкрался незаметно…
Полуприкрыв глаза, Макс наслаждался Димоновым ерзаньем на его члене и уже собирался излить в вожделенную попу мощную струю семени, как вдруг боковым зрением заметил какое-то лишнее для этого места движение. Повернувшись в ту сторону и раскрыв глаза пошире, Максим с ужасом обнаружил, что радом входом на чердак стоит какой-то мужик и откровенно пялится на их сладкую парочку.
Макс резко спихнул Димона со своих колен. Дима, не ожидавший от своего партнера этакого финта, хотел было возмутиться, но тут тоже вдруг заметил постороннего человека и, быстро отвернувшись, принялся с лихорадочной поспешностью натягивать на себя джинсы.
Самым противным было то, что несмотря на прерывание полового акта, физиологический механизм оргазма был уже запущен и успел преодолеть точку невозврата, так что Максим, к своему огромному сожалению, уже никак не мог контролировать этот процесс. Он закрыл причинное место руками и с неописуемым чувством стыда ощущал, как сперма брызжет в его ладони. Он хотел отвернуться, но стыд будто парализовал его, и он не мог оторвать взгляд от прикованных к нему бесцветно-голубых немигающих глаз…
(Это был самый отвратительный оргазм в моей жизни. Уж лучше вообще никакого оргазма, чем такой!)
Димон уже успел одеться и с нескрываемым нетерпением ждал, когда Макс сделает то же самое. Вытерев руки о трусы, Максим кое-как привел в порядок нижнюю часть своего гардероба и направился к выходу. Шел не спеша, стараясь сохранить последние остатки собственного достоинства, хотя на самом деле хотелось припустить со всех ног, чтобы как можно скорее вырваться из этого кошмара. Их путь лежал как раз мимо непрошенного гостя, который так и стоял у двери, с кривой ухмылочкой наблюдая за шествием двух застуканных за самым пренепристойнейшим занятием педиков.
Поравнявшись с мужчиной, Макс еще раз посмотрел ему прямо глаза, стараясь вложить в свой взгляд столько гордости и вызова, сколько мог. Просто для того, чтобы не выглядеть трусом (терять-то уже нечего) – пусть знает наших! Но как только за ними закрылась дверь, оставив мужика за собой, Максим с Димой пулями полетели вниз по лестнице. Они слышали, как наверху скрипнули петли, и помчались еще быстрей, обгоняя друг друга и перескакивая сразу через несколько ступенек. Оказавшись на улице, парни, не останавливаясь, рванули куда глаза глядят, подальше от злополучного дома, чтобы этот чел не узнал и не догадался, откуда они, где живут или еще что-нибудь в этом роде.
Ноги вынесли их за пределы города, в Кудрово, и Макс с Димоном, сменив, наконец, бег на шаг, не сговариваясь, побрели к месту их летних свиданий.
Место это в конце октября выглядело столь же грустно, как и они сами, когда пришли туда в этот несчастливый осенний день. Голые черные ветки, мокрая пожухлая листва… Одним словом – тоска…
Остановились, закурили. Димины руки, когда он зажигал свою сигарету, явственно тряслись.
- Да не нервничай ты так, - попытался успокоить его Максим, хотя у самого на душе было муторно. – По большому счету, ничего страшного не произошло.
- Не нервничать?! – закричал Димон. – Ничего страшного не произошло?!! – в его голосе послышались истерические нотки. - А что, если это каким-нибудь образом всплывет наружу?! Неизвестно, что это за мужик! Что, если о нас с тобой все узнают?! Что тогда?! Ты понимаешь, чем нам это грозит?! Если об этом узнают в школе?! Если узнают мои родители?! Я вообще не представляю, что тогда будет! А если об этом узнают в музыкалке?! Да меня оттуда выгонят в два счета! Или я сам уйду! И что?! Все те годы, что я там проучился, все занятия помногу часов в день – коту под хвост?! И что я буду тогда делать?! Куда пойду?! Чем буду заниматься?! Как же моя музыка?!..
- Тебе что, музыкальная карьера важнее меня? – прервал его Максим.
- Макс! – с отчаянием воскликнул Дима. – Я тебя очень люблю, но ты когда-нибудь задумывался, какое у нас с тобой будущее? У наших отношений? А ты представь!.. Ведь мы никогда не сможем создать семью. У нас никогда не будет детей… Прятаться всю жизнь по чердакам?! Сомнительное счастье! И вообще, читал в детстве рассказ «Тайное становится явным»? А так оно и есть. И что тогда? А ничего! Ни, как ты говоришь, карьеры, ни денег, ни родственников, ни друзей. Вдвоем против целого мира? Смешно!.. Хорошо, если в тюрьму не попадем или в психушку… Понимаешь, НАШЕГО будущего не существует. Его просто нет!..
Максим не знал, что на это ответить. Да, все так, но… Максу, с его необузданным стремлением жить сейчас и сразу, а там посмотрим, казалось, что в Диминых логических построениях есть что-то неправильное, но что именно, он никак не мог уловить.
А Димона тем временем несло дальше:
- Что теперь будет?! Я чувствую, я чувствую(!), что это просто так не пройдет! Добром это не кончится – помяни мое слово! Что теперь делать?! Я не знаю! И зачем только я с тобой связался?! Дался ты на мою голову! Ведь все могло быть по-другому! Пидорасы, ёб твою! Спугнули, бл-дь, как двух сношающихся кошаков! Позор! Позор!!!..
Теперь это были не просто истерические нотки, это была настоящая истерика. Дима кружил по поляне, как ненормальный, и в конце концов, упав на какой-то пенек, закрыл лицо руками и разрыдался.
Слушая этот надрывный монолог, Максим ловил себя на мысли, что происходящее с Димоном напоминает ему его собственную историю. Ведь он для Димы – это почти что Дмитрий Александрович для него самого: первый мужчина (неважно, что «мужчина» младше на полгода и ему нет и шестнадцати) – когда все очень весело и не совсем осознаешь, что происходит. И сегодняшний эпизод на чердаке – такое же откровение, как лыжа по зубам из-за «пидора». Только гораздо хуже. Слава Богу, Макса тогда «застукали» всего лишь за театрализованным представлением, а не сношающимся с другим парнем. Что ни говори, а ведь Димон был еще и в пассиве… Уровень ниже плинтуса. Ниже падать уже некуда. Не позавидуешь…
Максим видел, как больно сейчас его другу. Эта боль была ему знакома. Макс понимал, как нужна Димону его поддержка. Ведь никто, кроме него, Максима, не может чувствовать так, как он, переживать так, как он. Макс и сам в свое время бился в истерике, и даже разорвал с Димой всяческие отношения…
Но он никогда не обвинял его в своих бедах!..
Щелчком отбросив в сторону дотлевший до фильтра окурок, Максим сплюнул на землю и процедил сквозь зубы:
- Ненавижу, когда мужики плачут…
 
Шагая прочь от их любимой полянки, Максим прекрасно осознавал, что Димон не побежит за ним вдогонку и не будет умолять вернуться: Дима вычеркнул его из своей жизни, как когда-то Макс вычеркнул Диму из своей.
И знал также, что это не навсегда. Что, как и Максим, никуда Димон не денется, и что у него один только путь – назад. К нему.
К сожалению, это знание не спасало Макса от неуютного, свербящего чувства страха. Ведь сколько ни хорохорься, а ситуацию этим не исправишь. Возвращаться в город было крайне неприятно: так и казалось, что за любым углом прячется мужчина с чердака и следит за ним своим немигающим водянистым взглядом…
Но, как оказалось, это был еще не страх. Страх был впереди…
 
 
Глава 29. Страх
 
После описанных выше событий прошло несколько дней. Макс почти оправился от пережитого и уже начал верить, что все обошлось.
Закончился очередной урок. Максим шагал со своими друзьями по длинному школьному коридору второго этажа, направляясь к кабинету химии, и ни о чем таком не думал, как вдруг среди идущих ему навстречу людей заметил знакомые светло-голубые глаза…
ВОТ ЭТО БЫЛ СТРАХ!..
Макс готов был провалиться сквозь землю – тут же, на том самом месте! Убежать, спрятаться за спины одноклассников… Но было уже поздно. Цепкий взгляд приковал к себе так же крепко, как это было там, на чердаке. Скрыться от этих глаз было невозможно…
Дыхание перехватило, и сердце Макса, показалось, перестало биться. Только когда они разминулись, немного отпустило и Максим смог вздохнуть свободно.
Что он здесь делает?!
Узнал ли он его?
Может, все-таки не узнал?
С еле теплившейся надеждой расставаться страшно не хотелось, хотя Макс прекрасно понимал, что его шансы быть неузнанным стремятся к нулю. Его белокурые кудри и редкостно смазливую девчачью физиономию не запомнить было очень трудно. Среди группы людей Максима всегда вспоминали в числе первых. По степени запоминаемости с ним мог поспорить разве что рыжеволосый очкарик Игорь.
А вдруг появление этого мужчины неслучайно? Что если он специально выследил Макса? А что если он милиционер в штатском, который ходит, проверяет чердаки-подвалы в поисках всяких разных антисоциальных элементов вроде них с Димой?..
Максим не помнил, как добрел до своей парты. И во время урока, когда вынужденное физическое бездействие заставляет еще глубже погрузиться в собственные мысли, им начала овладевать безумная, неподконтрольная, всеохватывающая паника: горло сдавлено как тисками, руки трясутся, голова ничего не соображает… Несмотря на то, что в кабинете было довольно прохладно, по лицу и спине Макса в три ручья стекал холодный пот. Даже Рома, не отличавшийся особой наблюдательностью, и тот заметил, что с его другом что-то не ладно.
- Макс, с тобой все в порядке? – участливо поинтересовался он. – Ты белый, как полотно.
- Да, я что-то не очень хорошо себя чувствую, - ответил Максим. – Давление, может, какое…
Макс еле дождался звонка на перемену.
- Я пойду домой, - сообщил он друзьям. – Скажите, что я заболел…
Максим шел практически на автопилоте, и только уже на полдороги к дому заметил, что шагает по глубокой осенней грязи в сменной обуви. Оказывается, заскочив перед уходом в раздевалку, он только накинул куртку, а переобуться забыл, и теперь его фирмовые адидасовские кеды, которые с таким трудом удалось раздобыть («Твой сороковой размер поймать очень сложно», - говорил Максу, разводя руками, знакомый фарцовщик) безнадежно испорчены, а ноги промокли, и, до кучи, осталось только по-настоящему заболеть и умереть… Отличная перспектива!
Но и придя домой, Максим не находил себе места. Страх и паника требовали действия, движения, и он метался по комнате, как зверь по клетке, и только одна мысль стучала в мозгу: «Что делать? Что делать? Что делать?!». И не видел выхода.
Теперь вдвойне было понятно, что чувствовал Димон, нарезая круги по поляне…
Димон! Необходимо сообщить ему, что Макс встретил в школе их знакомца. Хотя не ясно, как Дима сможет воспользоваться полученной информацией. Но сказать ему все равно надо. На всякий случай…
Максим набрал Димин номер.
- Здорово!
- Здорово!
- Слышь, я тебе кое по какому делу звоню, - сказал Макс, прикрывая трубку рукой, чтобы из соседней комнаты не услышал старший брат. – Я тут этого хрена встретил, ну, который нас засек.
- Где встретил? – спросил Димон замогильным голосом.
- В школе. На перемене в коридоре.
- Б-дь!
- Так что ты это… поосторожней там.
- Да я сам его встретил…
- Да ты что?! Когда?
- Буквально на следующий день. Я в лифте вниз спускался. А у нас же лифт всех собирает, кому вниз надо. Так вот, останавливается он на пятнадцатом этаже, и этот мужик входит…
Максим представил картину… Зная Диму с его «лифтовым» фетишизмом, легко было предположить, что тот, наверно, чуть не обоссался со страха, когда оказался с этим мужчиной в лифте один на один.
А ведь Димон, в отличие от Макса, не позвонил и не сообщил ему о своей встрече. Скорее всего, это ничем бы и не могло им помочь, но все-таки… Морально бы как-то подготовило, что ли…
- Он тебя узнал?
- Думаю, что да. Он всю дорогу на меня пялился.
- Сказал что-нибудь?
- Неа. Только лыбился так кривенько. А тут еще у тебя в школе… Короче, полный п-дец. Как я и говорил.
- Что делать-то будем?
- Если б я знал! Остается только надеяться на лучшее и готовиться к худшему.
- Да-а… Как говорит один мой друг, - Максим имел в виду Романа, - надо смириться и молиться.
- Что ж, будем молиться, если ничего другого не остается, - с грустной усмешкой согласился Дима. – И ты там молись.
- Само собой. Авось, поможет…
В чудодейственную силу молитвы не особо верилось, но когда Макс повесил трубку, он встал на колени перед висевшим в углу комнаты образком, который остался еще от бабушки, и трижды перекрестился, шепча: «Господи, спаси и сохрани…»
На душе стало немного полегче…
Минут через пятнадцать раздался звонок в дверь. Максим аж вздрогнул от неожиданности. К нему, вроде, никто не собирался. Может, это к Коляну?
Макс на цыпочках подошел к двери и посмотрел в глазок. На лестничной площадке стоял Димон. Максим облегченно выдохнул и открыл замок.
- Привет еще раз! – сказал Дима. – Можно зайти?
Вместо ответа Макс пожал плечами, но, однако ж, посторонился, давая другу возможности пройти в квартиру. Вот и случилось то, что он предполагал, причем даже намного раньше, чем он рассчитывал: Димон вернулся. Здравствуйте!
- Какими судьбами? – поинтересовался Максим, когда Дима раздевался-разувался.
- Не могу больше. Одному тяжело. Голова уже пухнет от всех этих мыслей. Дергаешься от каждого шороха. Так и свихнуться недолго. Ты позвонил, и я решил, вот, к тебе зайти. А ты не ждал?
- Так быстро – нет.
Димон усмехнулся:
- А вообще, значит, ждал?
- Конечно! Куда бы ты делся?!
- Думаешь, никуда? Ну, ладно. Считай, что ты прав…
Они долго сидели на кухне, курили и тихонько переговаривались. Разговор вертелся, в основном, вокруг последних событий: они рассматривали проблему и так, и эдак. Что им делать, так и осталось непонятным, но бояться вместе оказалось действительно не так страшно.
Когда же Колян вышел из дома, а из-за стены раздавался раскатистый храп отца, парни даже обнялись, как обнимаются близкие люди после долгой вынужденной разлуки, и постояли так пару минут, ища поддержку друг в друге.
Страх отступил еще на один маленький шажок…
 
Хоть и приятно, а толку никакого!
 
 
Глава 30. Шантаж
 
Слава Богу, до конца четверти оставалась всего-то неделька. Неделю походов в школу еще можно было выдержать. А там – каникулы! Да еще такие длинные в этом году.
День проходил за днем, неделя таяла, страшного и ужасного мужчины не было ни видно, ни слышно. Тишь и благодать. Может, действительно пронесло? Однако, Максим уже убедился на собственном опыте, как обманчиво бывает затишье перед бурей.
 
Каникулы, несмотря на их длину, как водится, пролетели в одно мгновение. Начало второй четверти случилось в традиционно тяжелый понедельник и совпало с Максовым днем рождения. Школа праздник чуть не испортила. Во-первых, сама по себе. Во-вторых, из-за не покидавших Макса неприятных ощущений незримого за ним наблюдения (так и до мании преследования недалеко!). А в-третьих, не самыми хорошими оценками: на первом же уроке Максим схлопотал пару по физике – третью подряд (по одной на каждом из последних трех уроков). Ну какой идиот, скажите, будет на каникулах заниматься домашними заданиями? Если только Игорь Беркут… Так на то он и претендент на золотую медаль, ему и флаг в руки!
Однако, позже негативные впечатления сгладились, т. к. на перемене между двумя уроками химии Макса ждал торт с шестнадцатью свечами, и весь класс вместе с руководительницей Анной Михайловной хором спел в честь него «…Happy birthday, Maxi-im, happy birthday to you!». Далее последовали хлопушки, и Макса с головы до ног обсыпали серпантином и конфетти. (Друзья постарались на славу!)
Димон (правда, без сюрпризов) поздравил в курилке и, как бы между прочим, был приглашен в ближайшие выходные на официальное празднование сей знаменательной даты.
Со вторника же начались настоящие трудовые, то бишь учебные будни. Они шли и шли себе вполне благополучно до самого четверга.
 
Прежде, чем начать описывать события четверга, необходимо ненадолго вернуться в понедельник, на уже упоминавшийся урок физики.
Расписание во второй четверти поменялось, и теперь в течение двух месяцев первым, кого должны лицезреть ученики 11-го «А», будет не биологичка – божий одуванчик, на уроке которой при желании можно было даже вздремнуть после бурных выходных, а Евгений Анатольевич, на уроке которого уснуть было трудно – просто в силу творившегося там шума. Дело в том, что в школу учитель физики пришел из какого-то института, где, соответственно, практиковалась лекционная форма преподавания, и по причинам, так и оставшимся загадкой, решил не изменять своим институтским манерам. Школьников он называл исключительно на «вы», а уроки проходили в виде лекций. Евгений Анатольевич ходил туда-сюда между рядами парт, монотонным голосом вещал о физических законах и при этом абсолютно не обращал никакого внимания на то, что происходит вокруг. А вокруг происходило нечто трудно вообразимое для нормального школьного урока: ученики платили учителю той же монетой, т. е. так же не обращали на него ни малейшего внимания, занимались своими собственными делами, разговаривали, не понижая голоса, и даже вставали со своих мест, если до собеседника с другого конца кабинета было не докричаться. Преподавателя же, так и продолжавшего бубнить себе под нос, слышно не было вовсе. Иногда доходило до абсурда: Евгений Анатольевич вызывал к доске или сообщал о начале контрольной, а никто из учеников не был в курсе. Так и не дождавшись вызванного к доске, физик ставил напротив его фамилии в журнале «н», что значило «нет на уроке», а с одной из проверочных случился полный конфуз: класс в полном составе получил двойки, потому что ни одной работы сдано не было. («А как же претендент на золотую медаль?» – спросите Вы. А претендент с простуженным горлом сидел дома, и поэтому класс так и пребывал в счастливом неведении до самого конца отведенного на проверочную работу времени.)
Помимо того, что учителя на уроке было плохо слышно, его было еще и плохо видно: неопределенного возраста в промежутке от тридцати до сорока, среднего роста, худой, сутулый, в сером костюме, с серыми тусклыми глазами и серыми жидкими волосами – Евгений Анатольевич был так же трудно заметен, как среднестатистическая серая мышь. Во время «лекций» его взгляд постоянно был опущен в пол. Физик никогда не улыбался и имел в ученической среде прозвище «Сухарь». Нравом же Сухарь отличался незлобным и, несмотря на изредка случавшиеся перегибы, оценки своим ученикам в целом выставлял по-божески.
Но перед самым концом первой четверти Евгений Анатольевич неожиданно начал зверствовать. Видимо, даже его терпению имелся предел. И Максим в числе прочих попался под горячую руку: три раза по два грозились серьезно уменьшить итог в полугодии.
Под занавес первого из двух спаренных уроков понедельника учитель физики, вдоволь насладившись эффектом от просыпавшихся градом колов и двоек, встал перед непривычно поутихшим классом и спросил:
-  Кто из вас собирается поступать в технический вуз? Поднимите руки.
Половина парней класса, включая Макса, и несколько девушек вытянули руки вверх. Внимательно оглядев будущих абитуриентов технических вузов, Евгений Анатольевич пометил что-то в своем блокноте и сообщил:
- Я попросил бы некоторых товарищей, а именно…, - преподаватель прочитал по блокноту список из нескольких фамилий, в числе которых значилась и фамилия Гореин, - подойти ко мне после урока для беседы. Только не всех сразу, а по очереди. Например, сейчас останется, скажем…, - он назвал одного из ребят, - а после второго урока…, - и физик назвал другого человека из списка. – На следующем занятии я попрошу подойти еще двоих, которых я назову, и так далее. А сейчас все, кроме названного господина, свободны. Перерыв…
Евгений Анатольевич продержал названного господина всю перемену, закрывшись с ним в примыкавшем к кабинету физики подсобном помещении, именуемом лаборантской, где хранились всякие приспособления для проведения практических занятий, физические приборы и прочие штуки. Когда молодой человек наконец вышел, его со всех сторон обступили одноклассники из «черного» списка, спеша узнать, о чем же таком беседовал с ним преподаватель. Как выяснилось, Евгений Анатольевич долго втирал ему, как важен сейчас для ученика предмет физики, без знания которого поступления в институт ему не видать, как своих ушей, какой он, судя по последним оценкам, профан в этом предмете, и что ему просто необходимы внеклассные занятия, которые Евгений Анатольевич может любезно предоставить, разумеется, за дополнительную плату, поэтому он настоятельно рекомендует поговорить на эту тему с родителями.
- Бабла, короче, хочет срубить, - подытожил парень. – П-здюк!
- Да, а если не будешь брать у него дополнительные занятия, то так и будет засыпать парами! Вот уж п-здюк, так п-здюк!
С этим утверждением все согласились.
Для следующего учащегося, отправившегося в лаборантскую после второго урока физики, история повторилась: то же очковтирательство и то же репетиторство за дополнительную плату.
 
А потом наступил четверг.
В этот день недели у 11-го «А» в расписании опять значилась физика, только теперь двумя последними уроками.
После первого на беседу с учителем отправилась одна из девчонок, а после второго пришел черед Максима.
Когда прозвенел звонок с урока, Евгений Анатольевич напомнил Максу, что тот должен остаться, подождал, пока все остальные учащиеся покинут кабинет (при этом ему пришлось персонально выпроводить Рому с Игорем, сославшись на конфиденциальность предстоящего разговора), закрыл входную дверь на ключ и пригласил молодого человека в лаборантскую.
- Присаживайтесь, господин Гореин, - любезно предложил учитель физики, указывая рукой на стул, стоящий возле большого стола, служившего одновременно и рабочим, и обеденным, судя по расположенным на нем учебникам и тетрадям, а также чайнику, чашкам и вазочкой с печеньем.
Сам Евгений Анатольевич сел напротив и положил перед собой раскрытый на странице физики классный журнал 11-го «А».
- Скажите мне пожалуйста…, - преподаватель на секунду глянул на список фамилий и имен в журнале, - …Максим, в какой именно технический вуз вы планируете поступать?
- В институт гражданской авиации, - ответил Макс.
- О! Летчиком, значит, мечтаете стать? Очень романтичная профессия… И сложная, знаете ли. В техническом смысле. И для поступления тоже. Конкурс – будь здоров! Многие хотели бы летать, особенно за границу… А известно ли вам, Максим, что одним из экзаменов в любой технический вуз обязательно является экзамен по физике? – все это Евгений Анатольевич говорил монотонным голосом, не отрывая взгляд от стола, как будто продолжал читать свою лекцию во время урока.
- Конечно, известно.
- Да? А по вам и не скажешь. Обычно учащиеся выпускных классов лучше подготовлены по профильным предметам. А у вас, - физик начал водить пальцем по журналу, - тридцатого – два балла, второго – два балла, двенадцатого – два балла, сегодня – два балла. Что же вы так плохо успеваете?
Макс начал злиться и решил высказать Сухарю все, что о нем думают он и его одноклассники:
- Да вы просто заваливаете всех специально! Хотите, чтобы вам платили за ваши дополнительные уроки, вот и понаставляли двоек! А на самом деле с физикой у меня все в порядке!
Физик хмыкнул:
- Это всего лишь самооправдание. Знаете, как говорят: не знал, не знал, да и забыл! Так бывает, если вместо того, чтобы заниматься учебой… лазаешь по чердакам!
ОПАНЬКИ!!!...
Макс остолбенел. Такого поворота событий он ожидал меньше всего.
Тут Евгений Анатольевич впервые за все время разговора вскинул глаза на своего ученика:
- Разве я не прав?..
Максим лихорадочно соображал, что бы такое ответить, но никак не находил подходящих слов.
- Не напрягайтесь, - посоветовал преподаватель, и в его интонации сквозила нескрываемая ирония. – Я же вижу, что я прав.
К парню, наконец, вернулся дар речи:
- Что вы имеете в виду? – сдавленным голосом спросил Макс, слабо надеясь на то, что, возможно, он все-таки плохо расслышал учителя или неправильно его понял.
Евгений Анатольевич наклонился к Максиму поближе и заговорил в непривычном для себя быстром темпе, по-деловому, резко перейдя в обращении к ученику на «ты».
- Хорошо, я поясню, что я имею в виду, если ты все еще недопонял. А имею я в виду то, что мне достоверно известно из источника, которому я не могу не доверять, что ты с неким молодым парнишкой приятной брюнетистой наружности на чердаке некоего высотного дома занимался анальным сексом. Теперь я доходчиво объяснил?
Более доходчивого объяснения трудно было представить.
Вот и все. Случилось то, чего Макс боялся больше всего на свете: посторонний человек, который был знаком с Максимом лично, узнал о его нетрадиционных сексуальных наклонностях…
Но Макс еще пытался сопротивляться:
- Вы меня с кем-то путаете!
- Не коси под дурачка. Мне все равно, что ты скажешь. Мы оба знаем, что это был ты. Или мне для большей уверенности спросить об этом твоего дружка, который, как мне известно, живет в том же доме на последнем этаже?
Больше Максиму нечего было возразить. Как ни странно, но страх вдруг куда-то улетучился, и вместо него на душе стало тоскливо-тоскливо… И как-то… безразлично, что ли…
Макс отвернулся от преподавателя и стал смотреть в окно.
Подождав немного, не скажет ли чего молодой человек, Евгений Анатольевич продолжил:
- Я смею предположить, что ты бы не хотел, чтобы эта информация стала известна еще кому-нибудь…
- У вас нет доказательств, - не поворачиваясь, перебил его Максим.
- Нет доказательств? Вот отправят вас на экспертизу к проктологу, и сразу станет ясно, кто и чем из вас любит заниматься. Так что, я думаю, не стоит рисковать.
- Что вы от меня-то хотите? Чтобы я платил вам за ваши сраные дополнительные уроки?!
- Максим! Не стоит так грубить. В твоем положении это весьма чревато. Тем более, что заработать на репетиторстве я могу и без тебя.
- Что же вам тогда от меня надо?
- Я хотел бы попросить тебя об одной небольшой услуге…
(Боже мой! Какую услугу может оказать школьник своему учителю?!)
-  …Если ты согласишься, то твой маленький секрет останется строго между нами. Если нет, то – увы и ах!
- Короче! Че надо?
Прежде чем ответить, физик несколько секунд, как бы раздумывая, барабанил пальцами по столу. Складывалось впечатление, что он немного нервничает. Наконец, он произнес:
- Я хотел бы, чтобы ты оказал мне такую же услугу, какую оказывал тебе на чердаке твой друг.
Макс нахмурил брови. Какую такую услугу оказывал ему на чердаке Димон? Да он только…
- Вы что, совсем охренели?!! – Максим вскочил с места. – Знаете что?! Идите вы со своей услугой знаете куда?!! – и он решительным шагом направился к выходу.
Услуга, которую оказывал ему Димон… Да, хороша услуга – подставлять свой зад!
Но Евгений Анатольевич оказался на удивление проворней: он первым подскочил к двери лаборантской, повернул торчащий в ней ключ, спрятал его во внутренний карман пиджака и преградил Максу дорогу своей узкой грудной клеткой.
- Подожди, мы не договорили.
- Мне не о чем с вами разговаривать! Я не собираюсь оказывать вам никаких услуг!
- Поверь, я найду способ на тебя воздействовать.
- Это мы еще посмотрим!
- У тебя в году будет вот такая жирная единица по физике.
- Ну и что?!
- Ты выйдешь из школы со справкой, с которой тебя не возьмут ни в один вуз.
- Ничего! Найду другую школу!
- У меня есть связи в институте гражданской авиации, ты все равно туда не поступишь.
- Значит, поеду в другой город! Все летные училища вы передо мной не закроете!
- Ошибаешься. Они сами закроются, если о тебе станет кое-что известно.
- Ну и пусть! Значит, такая моя судьба! Сам виноват!
- Да ты понимаешь, что ты делаешь?! – почти крикнул преподаватель. – Ты разрушаешь свою жизнь!
- Не волнуйтесь, вашу я разрушу вместе со своей.
- Не выйдет! У тебя-то точно нет никаких доказательств. А вот дружка своего за собой потянешь.
Максим на мгновение заколебался. Увидев это, физик усилил нажим:
- Ты полагаешь, что я шутки с тобой шучу? Не-ет. Ты меня плохо знаешь. Я все сделаю именно так, как говорю. А если тебе наплевать на себя, подумай хотя бы о нем!
Макс подумал. Наступил бы Дима на горло своего самоуважения и гордости? Стал бы приносить в жертву свою аккуратную попку? Ради спасения своей шкурки «приятной наружности» - возможно, да, но ради Максима – вряд ли…
- Я сказал – нет!..
Учитель и его ученик были практически одного роста, и, стоя друг перед другом, Макс видел серые невзрачные глаза Евгения Анатольевича близко-близко. Их взгляд метался по лицу Максима с отчаянной быстротой.
- Хорошо, - сказал преподаватель. – Раз ты такой безголовый и бессердечный, попробуем зайти с другой стороны, - он ни за что не хотел его отпускать! – Как ты посмотришь на то, если за свое согласие ты получишь деньги?
- Деньги?
- Деньги…
 
 
Глава 31. Деньги
 
Деньги…
О, это была проблема!
Вечная, беспросветная проблема.
Максим перманентно находился в процессе ее разрешения. Как любому молодому человеку ему необходимо было на что-то одеваться, на что-то гулять и даже зачастую, как уже далеко не каждому молодому человеку, обеспечиваемому родителями, на что-то элементарно поесть.
Кое-какие заработки были. На самом деле способов подзаработать было не так мало, необходимо было только вовремя их разглядеть. Дело значительно упрощал Игорь, который просто фонтанировал идеями. Правда, касаемо его идей, то они почему-то иногда были нелегального свойства, на что, например, Рома не всегда соглашался.
Чем ребята только ни занимались! О мытье стекол автомобилей на перекрестках и ночных разгрузочных работах уже упоминалось. Еще они разводили в аквариуме, который находился дома у Игоря, рыбок и продавали их потом на Кондратьевском рынке. Разными путями собирали по школе октябрятскую, пионерскую, комсомольскую символику, которая в связи с перестройкой уже практически была не нужна учащимся, и обменивали ее у иностранцев, проживающих в интуристовских гостиницах, на жвачки, зажигалки, ручки и прочую мелочь, которую частично оставляли себе, а частично сбывали тем же школьникам. Пытались спекулировать билетами в Кировский театр (идея пришла Максу в голову благодаря их с Димоном театральным культпоходам), но этот прибыльный бизнес (покупаешь предварительно билеты в кассе по три рубля и продаешь иностранцам перед спектаклем за двадцать пять) пришлось быстро свернуть, т. к. к ним подошли серьезные дяденьки и посоветовали молодым людям больше не попадаться им на глаза, если они не хотят в один прекрасный день пропасть без вести и навсегда. А однажды парни даже залезли на кондитерскую фабрику, окно которой располагалось очень низко и было плохо закрыто, наворовали прямо с проходившего под ним конвейера целый мешок печенья, расфасовали по пакетикам и очень удачно распродали на фоне царившего в то время дефицита.
Все это требовало много времени и усилий, а результат, несмотря ни на что, по большому счету был копеечный. На все потребности, которых с возрастом становилось все больше и больше (одни только сигареты чего стоили!), денег катастрофически не хватало. Долг Максима перед Игорем перевалил за семьсот рублей. Макс вообще плохо себе представлял, как будет расплачиваться. Для наглядности стоит сказать, что эта сумма приближалась к размеру страховки в семьсот пятьдесят рублей, на которую в СССР было принято страховать детей и которую они, если все было в порядке, получали по исполнении им восемнадцати лет. Очень даже немаленькая для молодого человека была сумма для старта во взрослую жизнь. Старший брат Максима получил ее таким образом, а вот их с Юркой уже никто не застраховал.
Короче, Максовы финансы пели очень грустные затяжные романсы, и этому пению не было видно ни конца, ни края. Максим постоянно чувствовал себя мужчиной ущербным и неполноценным. И вопрос секс-ориентация тут был ни при чем. Виной всему было именно недостаточное количество средств к существованию. Необходимость жить за чужой счет, когда Дима, например, расплачивался за него в том же театральном буфете, была отвратительна. А того, что Димон попрекнул его в неспособности купить для него подарок ко дню рождения, Макс до сих пор не мог простить ни ему, ни себе… Спасибо еще друзьям, что те ни одним намеком не напоминали Максиму о его бедственном положении. Макс всегда страшно тушевался, и изо всех сил пытался это скрыть, когда нарочито небрежным тоном просил у Игоря в долг очередную десятку, произнося дежурную шутку про «запиши на мой счет»… Какой счет?! У парня даже кошелька не было… Нищий крот…
 
Я не пытаюсь оправдать себя. Я просто РАССКАЗЫВАЮ.
 
Поэтому, когда физик произнес слово «деньги»…
 
 
Глава 32. Прости...
 
…Макс призадумался.
Евгений Анатольевич моментально это уловил:
- Максим, соглашайся. Убьешь сразу двух зайцев: и тайну свою сохранишь, и заработаешь. У тебя ведь день рождения был в понедельник, наверняка будешь отмечать в выходные…
(Вот гад! Он и про день рождения узнал – подстраховался, видать, чтобы не попасться на совращении несовершеннолетнего. А еще сделал вид, будто не помнит, как его зовут!)
- …Будет на что погулять. Я знаю, что у тебя не самая богатая семья, ты вырос без матери, отец пьет…
(Гад! Гад! Гад!)
- … Поверь, деньги не пахнут. Что тебе стоит? Ну?!..
Макс глубоко вздохнул:
- Сколько?
- Ну… Я не знаю… Рублей, может, двадцать – двадцать пять…
- Двадцать?! Вы смеетесь?! Сотня, не меньше!
- Сто рублей? Ты издеваешься?! У меня учительская зарплата всего двести. На что я, по-твоему, должен жить целый месяц?
- На репетиторство свое. Вам, вон, в ближайшее время полкласса платить будет.
- Нечего считать деньги в чужом кошельке! В любом случае это все равно слишком дорого…
(Максиму начало казаться, что он спит и видит дурной сон: он торгуется со своим учителем физики, да еще по такому поводу! Бред какой-то!)
- …Давай пятьдесят. Устроит?
- Нет, не устроит. Сотня!
- Да у меня и нет с собой таких денег, - Евгений Анатольевич достал портмоне, раскрыл и показал Максу его содержимое. – Вот, шестьдесят рублей с копейками. Пятьдесят – это максимум, что я могу тебе дать.
- А вы что, хотите прямо сейчас? Здесь?!
- Где ж еще? Не на чердаке же! Ты думал, я тебя домой повезу? Я бы с удовольствием, да не могу. Зато через час ты будешь уже свободен. Где ты еще получишь полташку за такое короткое время?
- А что не шестьдесят?
Физик всплеснул руками:
- Поразительная наглость! Я же не могу отдать тебе все до копейки! Я сегодня дежурный по школе, мне тут до вечера сидеть, так необходимо на что-то пообедать, потом до дома доехать. Не стоит наглеть. Пятьдесят рублей – крупная сумма, на дороге не валяется, – тут преподаватель извлек из портмоне пятидесятирублевую купюру и протянул его молодому человеку. – Ну что, договорились?..
Полтинник был новенький, зелененький, хрустящий… Держать в руках столь крупную купюру Максиму доводилось крайне, крайне редко… И он сдался:
- Ладно. Давайте…  
И полтинник, сменив хозяина, быстро скрылся во внутреннем кармане Максова пиджака.
- Отлично! – Евгений Анатольевич не мог скрыть своей радости. Его ученик же, напротив, с мрачным видом ждал, что последует дальше. – Давай с тобой договоримся еще вот о чем. Ты делаешь все, что я тебя попрошу. Как говорится, кто платит, тот и заказывает музыку. Договорились?
- Договорились.
- Отлично! – снова порадовался физик и засуетился: вышел из лаборантской в класс, проверил, хорошо ли заперта там входная дверь, вернулся, снова запер дверь в лаборантскую и тщательно задернул плотные шторы, так что в них не осталось ни единой щелочки. (Да, Евгений Анатольевич вряд ли бы так глупо засветился, как они с Димой.) Затем он обратился к Максиму с неожиданным вопросом:
- У тебя попа чистая?
Макса вопрос покоробил, как, впрочем, и все, что происходило здесь последние полчаса, но уговор есть уговор, и парень нехотя буркнул:
- Утром душ принимал.
- Утро было довольно давно. Так что лучше освежить, - преподаватель подошел к находившейся в лаборантской раковине, открыл краны и пальчиком поманил Макса к себе. – Иди-ка сюда. Снимай штанишки. Хотя, нет. Лучше я сам их сниму.
Но начал Евгений Анатольевич не со штанов. Первым делом он медленно стянул с парня форменный школьный пиджак. Полюбовался немного на полученный результат. Потом так же медленно расстегнул ремень, поддерживающий брюки. Опустился перед Максимом на корточки. Начал расстегивать на брюках пуговицу. Петелька была слишком маленькая (старая пуговица оторвалась и потерялась, а новая, которую Макс пришил, не совсем подходила по размеру), так что с пуговицей учитель справился не сразу. Молния далась гораздо легче. Еще одно движение, и брючки плавно съехали вниз.
Максим, наблюдая за манипуляциями Евгения Анатольевича, видел, как глубоко тот задышал, как раздуваются его ноздри, будто хотят вобрать в себя запах стоящего перед ним парня…
Через небольшую паузу преподаватель снял с Макса трусы. На это Максим смотреть уже не мог.
Но Евгений Анатольевич недолго интересовался его фронтальной частью, а развернул на сто восемьдесят градусов и для лучшей доступности закатал до пояса рубашку. Поднялся с корточек, намочил и намылил лежащим на раковине кусочком хозяйственного мыла руку. Попросил парня немного наклониться вперед. И начал его мыть…
Последний раз Максу подмывала попу его бабушка, когда тот еще ходил в детский сад. А тут! Учитель физики намывает задницу своему ученику-одиннадцатикласснику – здоровому такому лосю выше себя ростом! (Объективности ради стоит сказать, что ненамного выше, но все-таки.) Срамота!..
Евгения Анатольевича же это нисколько не смущало. Его ладонь усердно скользила между ягодиц, и он даже несколько раз засунул мыльный палец внутрь.
Максиму было до того неловко, что у него горели уши...
Покончив с гигиеническими процедурами, преподаватель вытер парня висящим рядом с раковиной полотенцем для рук и, взяв того за плечи, отвел обратно к рабоче-обеденному столу.
- Я думаю, тут нам будет удобно. Ты можешь облокотиться на стол.
Макс так и сделал. Встав рядом со столом, он наклонился и оперся на него локтями, но рукам оказалось слишком жестко, и Максим для большей мягкости подложил под локти так и оставшийся открытым на физике классный журнал 11-го «А».
Евгений Анатольевич опустился сзади него на колени...
То, что последовало за этим, стало для Макса настоящим откровением. Как ни близки были их с Димой отношения, но такого они никогда друг другу не делали…
Физик начал буквально вылизывать ему задницу. И делал это с таким исступлением, что у парня аж дух захватывало. Евгений Анатольевич держал раздвинутыми ягодицы, и его язык гулял туда-сюда от яиц до копчика: то расслабленный, широкий и мягкий, то напряженный, тонкий и твердый; то скользя по поверхности, то проникая внутрь(!!!) (Язык в жопе! Дикость какая!)   Затем в ход пошли пальцы. Максим ощущал, что с каждым разом их становилось все больше. Да такими темпами физик скоро руку по локоть ему в очко засунет! (Абсолютно безумный человек!)
А безумный ли? Или, наоборот, слишком хорошо знающий, что он делает? Потому что несмотря на всю шокирующую откровенность его действий, они доставляли явное удовольствие. Макс чувствовал, что возбуждается. Это шло вразрез с его представлением о сложившейся за полтинник ситуации, о сексе вообще и о преподавателе по прозвищу Сухарь в частности, но слов из песни не выкинешь… Максим готов был убить себя за неуместный стояк. Поскорее бы уж прекратился этот умопомрачительный разврат!
Но Евгений Анатольевич никак не спешил оторваться от своего ученика. Он весь заходился от возбуждения, и причмокивал, и постанывал, и мял его бедра мокрыми от слюны пальцами…
Но, наконец, физик поднялся с колен. Он потянулся к большому потрепанному кожаному портфелю, лежавшему на одном из придвинутых к столу стульев, немного порылся в нем и извлек маленькую коробочку с надписью «Condoms» (Максиму еще никогда не доводилось их использовать). Достав из нее упакованный в блестящую обертку презерватив, он зажал его в зубах и принялся расстегивать ширинку на своих брюках.
Макс мельком глянул на своего учителя. Ствол у того оказался коротким, но неожиданно толстым, с крупной головкой, маслянисто блестевшей от выделившейся смазки.
Разорвав упаковку, преподаватель натянул презерватив и снова полез в портфель. На этот раз из него был извлечен какой-то тюбик, содержимое которого мужчина щедро размазал по своему члену и Максову заду…
Он вошел в парня плавно, без рывков, одним тугим движением.
- Ах, а попаньке твоей явно не впервой! – охрипшим голосом пробормотал физик Максу на самое ухо. – Видно, друг твой зря времени не терял...
Наверное, со стороны это выглядело омерзительно: школьник со спущенными до пола синими форменными штанами и пристроившийся сзади учитель, наяривающий своего ученика в гладенький румяный зад…
Движения Евгения Анатольевича были меленькими, частыми, как у онанирующей собачонки, и это было уже не особо приятно. Правой рукой мужчина оперся о столешницу, и Макс некоторое время разглядывал надетое на безымянный палец обручальное кольцо. Интересно, а дети у него тоже есть? Вот ведь как бывает: живет себе на белом свете скромный школьный учитель физики, вынужденный день за днем скрывать свои нескромные потребности, и его супруга даже не подозревает ничего о том, чем ее сухареподобный муженек промышляет в свободное от работы время. И это ж надо было разыграть перед классом целый спектакль – с двойками, просветительскими беседами и низкопробным вымогательством! И все ради чего?!.. Хитро, однако! Теперь-то уж точно никто не подкопается… И как же надо хотеть его трахнуть, чтобы так подло, грязно пойти на шантаж и, видя, что это не сработало, до такой степени потерять голову, чтобы предлагать своему ученику за секс деньги!..
Движения преподавателя стали еще мельче, пока не превратились в одно невнятное подергивание, и Максим по пульсации, давящей изнутри, определил, что Евгений Анатольевич кончил. Подергавшись еще несколько секунд, физик, не вынимая свой член наружу, умелой рукой подрочил Максу, на что у него ушла позорная одна минута, не больше, и только после этого аккуратно отстранился.
Максим быстро надел трусы и брюки, хотя попе было жутко неприятно – мокро и скользко, и хотелось помыться. Видимо, Евгений Анатольевич подумал о том же, потому что любезно предложил:
- Ты бы ополоснулся немножко.
- Нет уж, спасибо! Я как-нибудь дома. Без вас, - грубо ответил Максим, на которого на почве какой-никакой сексуальной удовлетворенности нахлынула огромная волна отвращения ко всему, что здесь произошло.
- Ну, как хочешь! – сказал физик и стал стягивать презерватив, затем педантично завернул его в бумагу и спрятал в свой портфель. Верх предосторожности! А то вдруг случайно кто-нибудь наткнется на выброшенную в мусорное ведро лаборантской использованную резинку.
Когда же преподаватель, повернувшись к парню спиной, подмывал свое хозяйство, тот подметил, что зад у Евгения Анатольевича очень худой и даже какой-то впалый, и что, взбреди физику в башку другое, он ни за что не стал бы его трахать. Хоть убей!
Приведя себя в надлежащий вид и прихватив полотенце, Евгений Анатольевич снова подошел к Максиму, посмотрел на него и… широко улыбнулся. Улыбку на пресном лице своего учителя ученик, ей Богу, видел в первый раз.
- Вот и все, а ты боялся – только трусики помялись! – перефразировал физик известное изречение. – Правда, все оказалось не так страшно? – и он указал глазами на брызги спермы на полу. – Ты покраснел?! Надо же, какие мы стеснительные! – Евгений Анатольевич улыбнулся еще шире и даже в порыве игривого настроения легонько щелкнул парня по носу.
Игривый Сухарь! Видел бы кто из одноклассников, глазам бы своим не поверил. Макс и сам им верил с трудом.
- Не надо фамильярничать, - мрачно огрызнулся он. – Это в стоимость не входило.
- И во сколько же ты это оцениваешь? Двадцать копеек хватит? Мороженое себе купишь! – преподаватель рассмеялся своей собственной шутке, и Максим заметил, что на одном из зубов Евгения Анатольевича, расположенных в глубине рта, была металлическая коронка, которую раньше никогда не было видно по причине все той же неулыбчивости.
Интересно, а его жена знает, что у ее мужа стоит коронка?
Подмахнув полотенцем испачканный пол, физик отправил тряпицу в портфель к презервативу, и вновь посерьезнел:
- Ладно, шутки – шутками, а дело – делом. Короче, если возникнут какие вопросы, скажешь, что я проводил с тобой дополнительное занятие.
- Ага! Да я бы вам ни за что платить бы не стал! И об этом все знают.
- Хорошо. Скажешь тогда, что ты меня разжалобил: неполная семья, отец-алкоголик, то да се – и я решил заниматься с тобой бесплатно.
- А это реально – разжалобить вас? Мне хоть поверят?
- Скажи так, чтобы поверили.
- И, как я понимаю, настоящих занятий не будет? То есть у меня так и будет справка в конце года?
- Почему же? Не такой уж я неблагодарный. Ты – мне, я – тебе. Двоек постараюсь не ставить. Учись только. А чтобы тебе было полегче, так и быть, вот тебе бонус, - и преподаватель, покопавшись на стеллаже, заваленном специализированной литературой, достал тоненькую брошюрку и вручил ее своему протеже. - Только особо не свети ею перед коллегами, это вообще-то не для ваших глаз.
Максим саркастически усмехнулся и, не глянув на книжицу, сунул ее в свой «бэк» (так назывались сумки, которые носятся за плечами наподобие рюкзака (не знаю, используется ли сейчас такое название)).
- Ну вот, вроде, и все, - сказал Евгений Анатольевич. – Видишь, как быстро все получилось, даже часа не прошло. А теперь можешь идти, - преподаватель одну за другой отпер двери.
Макс молча закинул на плечо сумку и, не попрощавшись, по-английски, вышел.
 
К счастью, друзья его не дождались (видеть кого-то и с кем-то разговаривать совсем не хотелось), и Максим в одиночестве побрел домой. Ощущения были такими, будто на него вылили ушат дерьма. Будто он сам вылил на себя ушат дерьма.
Придя домой, Макс первым делом отправился мыться. Он разделся, побросав всю одежду в корзину с грязным бельем, набрал полную ванну воды погорячее и погрузился в нее с головой.
Меньше всего на свете хотелось думать о том, как называется то, что он сегодня сделал. Но страшное слово не давало покоя.
Секс за деньги.
ПРО-СТИ-ТУ-ЦИ-Я…
До чего он докатился?! Подумать только! На него не подействовали никакие угрозы. Он готов был отказаться от своей мечты. И даже подставить любимого человека. Но не смог устоять перед пятидесятирублевой бумажкой. Отдался за деньги. Продал себя.
Кто он теперь? Проститутка? Проститут?..
А, может, не выныривать на фиг? Лежать под водой, пока не захлебнешься. Умереть. Не чувствовать себя. Не смотреть ни в чьи глаза…
А какого х-я он тогда все это терпел?! Зачем мучился ради пятидесяти рублей, если ему так и не придется их потратить?! Тогда уже сразу надо было топиться, до того…
Максим вынырнул, глубоко и шумно вздохнув.
Несмотря ни на какие вопросы морально-этического свойства, стоило признать, что это были довольно легкие деньги. И вообще он легко отделался. Хуже было бы, если человек, ставший обладателем данной компрометирующей информации, оказался бы не любителем сам поразвлечься с мальчиками, а убежденным натуралом, гомофобом да еще вдобавок ментом. Вот это была бы полная жопа! А так… Жить, короче, можно.
Горячая вода приятно согревала тело. Макс закинул ноги на край ванны и устало разглядывал их. Вспомнилась его дурацкая победа в конкурсе красоты. Конечно, ноги у него были ничего: идеально прямые, с плавной, нерельефной линией икр, тонкими щиколотками и узкими коленками, внешне не очень мужественные (что не мешало им быть хорошим орудием самообороны (или нападения – как придется): заехать стоящему человеку ногой по морде – это запросто!). Да мало ли в нем не очень мужественного? Но не из-за этого ли как раз запали на него преподы? Удивительная вещь: за семь лет обучения Максима в его нынешней школе в ней в общей сложности преподавали всего семь мужчин: трое историков, два физрука, англичанин и физик, – и двое (как минимум!) из них оказались гомосексуалами - практически каждый третий! (Концентрация сексменьшинств на душу мужского населения превысила среднестатистическую в десять раз!) Не зря, видать, есть поговорка, что в «меде» готовят медиков, а в «педе», соответственно… Так скоро от всех учителей-мужчин шарахаться начнешь, мало ли что у них на уме! (Следует, однако, заметить, что в дальнейшем я ни разу не встречал среди сексменьшинств школьных учителей – не иначе как все они собрались в моей школе! Так что мои тогдашние выводы, по сути, всего лишь наговоры.)
А пока – забыть, отвлечься, развеяться!.. Позвонить Димону, встретиться и ним. Правда, в этом случае забыть не получится, ведь надо рассказать о том, что все в ажуре и беспокоиться им больше не о чем. А потом, если повезет, глядишь, действительно забыть благодаря волшебным Диминым ласкам…
 
К сожалению, встретиться получилось только на следующий день, зато с везением дело обстояло как нельзя лучше: в тот пятничный вечер родичи Димона намылились к кому-то в гости и обещались быть поздно.
А накануне во второй половине дня Максу пришлось убеждать друзей в бескорыстности Евгения Анатольевича. Они очень изумились.
- Да, любят, я смотрю, тебя преподы, - подметил Игорь.
- Не понятно только за что? - добавил Рома, и Максиму от их слов сделалось как-то очень неуютно. – Разгильдяй разгильдяем!
- Уметь надо! – нравоучительно изрек Макс. – Мне физик еще вот какую-то умную книгу презентовал.
- Слушай, хорошая вещь, - сказал Беркут, пролистнув брошюрку.
- А что это? – поинтересовался Максим, который так и не удосужился заглянуть в нее.
- Ты что, сам не знаешь? – удивился Игорь.
- Неа. Мне физик и так голову загрузил, чтобы меня хватило еще и на книжки всякие! - на ходу придумывал Макс.
- Это сборник задач для контрольных по физике за одиннадцатый класс. Причем с ответами.
Роман присвистнул.
- Что, серьезно?! – не мог поверить Максим. – Супер! Только он просил никому ее не показывать.
- Но мы-то не «никому», правильно? – высказал предположение Рома.
- Вы-то – естественно! Куда ж без вас? Только больше никому ни слова.
- Мы – могила! Да, Игорян?
- Разумеется! Честное комсомольское!..
 
А с Димой получилось не очень красиво.
После бурного, но короткого соития (время было дорого – лучше потом успеть еще разок), парни расположились на кухне поужинать чем Бог (в мамином лице) послал. Максим не спешил делиться с Димоном последними известиями, т. к. предвкушал его непредсказуемую реакцию и хотел посмаковать это ощущение, когда ты уже обладаешь некоей сногсшибательной информацией и наблюдаешь за человеком, который еще находится относительно нее в полном неведении. Поэтому лишь за чаем Макс издалека начал:
- Помнишь, я рассказывал тебе про нашего физика? О том, что он ни за что, ни про что всем пар понаставил, чтобы потом денег за занятия срубить?
- Помню. И что дальше было? Он тебя уже вызывал к себе?
- Да. Вчера.
- Ну и как оно?
- Это как посмотреть! Сначала все, как у остальных, та же тема.
- А потом?
- А потом… А потом он сообщил, что все знает.
- О чем?
- О нас с тобой…
Дима, не донеся чашку с чаем до рта, попробовал поставить ее на место, но тоже не донес, т. к. пролил половину ее содержимого себе на колени.
- Вот черт! – он вскочил с места, пытаясь стряхнуть со штанов кипяток, отчего чашка вовсе вывалилась из рук и упала на пол, вдребезги разбившись.
 Максим подождал, когда Димон немножко придет в себя и продолжал:
- Похоже, он знает мужика, который нас видел, и тот ему все рассказал: и про чердак, и про то, чем мы занимались, и даже про то, где ты живешь, - и Макс пересказал другу состоявшийся в лаборантской разговор – до того момента, как Евгений Анатольевич предложил ему сделку.
Дима бросил собирать разлетевшиеся по кухне осколки и устало опустился на стул:
- И что теперь?
- Физик предложил мне откупиться за его молчание.
- И много он попросил?
- Сущую мелочь! – Максим усмехнулся. – Переспать с ним.
Глаза Димона полезли на лоб:
- Как переспать?!
- А так! Поиметь меня в задницу ему, видите ли, захотелось!
- Да как он может такое предлагать?! – Диминому возмущению не было предела. – Вот скотина! Сволочь! Пидорас!(!!!) – он еще долго ругался, слагая в честь Евгения Анатольевича такие трехэтажные маты, которым мог бы позавидовать даже поднаторевший в этом вопросе Макс – все это время он внимательно слушал Димона, наблюдая за его перемещениями по кухне, пока тот не выдохся и не уселся вновь за стол, приготовив себе свежую порцию чая.
Отхлебывая горячий напиток, Дима поворчал еще немного по поводу физика, после чего его мысли приняли несколько иное направление:
- Говоришь, он знает где я живу? Может, сбежать куда-нибудь? У тебя случайно нет каких-нибудь дальних родственников в другом городе? У меня-то есть, да только они сразу родителям сообщат, что я у них. А тебя отец, как ты думаешь, искать не будет? Может, действительно попробовать? Уедем куда-нибудь вдвоем...
- Дима, – перебил его Максим, – я согласился.
- Что согласился? – не врубился Димон, уже потеряв нить предыдущего разговора.
- Я согласился переспать с физиком.
- Ты что?!!! Не вздумай! Как тебе вообще могло прийти такое в голову?! Не смей соглашаться!
- Дима, ты не понял. Я уже согласился. Я это уже сделал.
Димон оторопел:
- Послушай, я правильно тебя понимаю? Ты хочешь сказать, что твой учитель физики тебя выеб-л?
- Да, именно это я хочу сказать…
Таких глаз, полных боли, гнева и отчаяния Максу видеть еще не доводилось. Глаза Димона до краев наполнились слезами, но слезы не вытекали, а стояли в них, и в этих слезах, как в двух маленьких озерцах, отражались лампочки с кухонного потолка...
В следующее мгновение Максим получил две звонкие пощечины по обеим щекам.
Он инстинктивно схватился ладонями за горящее лицо:
- Ты чего? С ума сошел?
Димины губы задрожали:
- Ты мне изменил! – то ли утвердительно, то ли вопросительно прошептал он срывающимся голосом. – Убирайся отсюда!
- Я? Тебе?! Изменил?!! – с каждым словом интонации Макса становились все жестче. – А что, разве я тебе что-то обещал? Давал клятву верности? Ты мне кто, муж или, может, жена, чтобы я тебе изменял? И вообще, ты что, считаешь, что было бы лучше, если бы я отказался?! Да? Чтобы на нас настучали? Чтобы с тобой произошло все то, что ты так красочно расписывал совсем недавно? А физик, между прочим, грозился, что, если я откажусь, он в первую очередь возьмется за тебя. Или, может, ты предпочел бы сам ему свою задницу предложить? А я обломил тебе весь кайф? Нет? Тогда в чем дело?! Я, понимаешь, отдуваюсь за нас обоих, а он вместо благодарности еще и нос воротит: изменил! убирайся! По-твоему, это нормально?!!
Димон молчал. Он не мог прямо и открыто согласиться, но и возразить ему было нечего, и его молчание было равносильно признанию своей неправоты. Максим со злорадством наблюдал, как Дима вынужден был проглотить это дерьмо. Хотя Макс прекрасно сознавал, что поступает нечестно, переворачивая все с ног на голову. Что это? Желание выгородить себя, скрыв истинные причины своих поступков? Месть за былое предательство? Или просто скверный характер? Скорее всего, и того, и того понемножку…
Но испытания для несчастного Димона на тот вечер этим не закончились. У Максима был приготовлен для него еще один сюрприз.
Не успел Дима как следует отойти от предыдущего потрясения, как на него обрушилось новое:
- Я хотел бы быть с тобой до конца откровенным, - сказал Макс доверительно. – Не хочу, чтобы между нами были какие-то недоговоренности, секреты. Поэтому я хочу, чтобы ты знал, что физик, уже после того, как все произошло, предложил мне за это деньги: пятьдесят рублей.
- И ты их взял?
- Да. Что я, дурак отказываться? Зато завтра мы на них чудесненько гульнем!
- Максим, я тебе не верю. Ты врешь.
Макс не понял, чему не поверил Димон: тому, что он взял эти деньги или тому, что Евгений Анатольевич их предложил, - но ему очень захотелось похвастаться:
- Не веришь? Хорошо, сейчас покажу.
Максим вышел в коридор и вынул из внутреннего кармана висевшей там куртки давешний полтинник (он второй день повсюду таскал его с собой, т. к. дома хранить такие ценности было небезопасно: никто из его семейства, наткнись он на бесхозную купюру, не побрезговал бы ее «прихватизировать» (Макс и сам был таким)).
- Вот, смотри, - и Максим помахал перед Диминым носом пятидесятирублевой бумажкой.
Его реакция была молниеносной. Не успел Макс и глазом моргнуть, как Димон выхватил банкноту из его пальцев и разорвал пополам.
Какой же Макс дурак! Попасться на такую хрестоматийную уловку! А он-то думал, что на подобную глупость способны только герои детских сказок…
Но Максим и сам обладал не худшей реакцией, поэтому намерение его друга разорвать бумажку еще раз пополам так и осталось неосуществленным: Макс набросился на него, разведя его руки, в каждой из которых было по половинке купюры, в стороны, и они оба, вместе с табуреткой, на которой сидел Дима, загремели на пол.
- Ты что себе позволяешь?! – заорал Макс. – Ты думаешь, я для того жопу рвал, чтобы ты потом вот так рвал мои деньги?! Отдай сейчас же! Быстро!!!
В ответ Димон только покачал головой…
Его пальцы оказались на удивление цепкими, видимо, стучание по клавишам по нескольку часов в день не прошло даром, и Максим, как ни старался, не мог их разомкнуть, чтобы не повредить купюру еще больше. Пришлось со всех сил сжать его запястья, и, когда хватка в кистях ослабела, зубами аккуратно вытаскивать обрывки из обескровленных пальцев.
Вернув свое добро, Макс без слов стянул с Димона штаны и отымел его по полной программе, здесь же – на кухонном полу...
 
- Ну что, самоутвердился, самец? – тихо спросил Дима, когда его друг, поднявшись, отряхивал колени от впившихся в них фарфоровых осколков.
- Вполне, - бодро отрапортовал Максим.
- Ты еще пни меня ногой, - грустно заметил Димон.
- Зачем?
- Для полноты картины.
- Нет, это уже лишнее. Давай лапу, - Макс протянул другу руку и помог встать, после чего они вместе отправились в ванную.
 
- Слушай, ты у нас самый умный, так подскажи мне одну вещь, - это Максим, выйдя из ванной, звонил Игорю. – Я тут на улице нашел полтинник, но он разорван.
- Совсем разорван?
- Да, на две половинки. Не знаешь, что с ним можно сделать?
- Может склеить аккуратненько, да и сойдет? Подожди, у родичей спрошу, - Беркут ненадолго исчез из эфира. – Але! Говорят, лучше всего сдать его в Сберкассу и получить взамен новый.
- Сберкасса, наверное, уже закрыта, а завтра выходной. Слышь, а ты не мог бы его у меня взять взамен на нормальные пятьдесят рублей, а то я хотел бы их завтра на день рождения использовать. В понедельник сам поменяешь.
- У меня сейчас нет таких денег. Подожди, у родичей спрошу… Але! Все в порядке! Когда они тебе нужны?
- Желательно сегодня, чтобы завтра с утра на этом уже не заморачиваться.
- Хорошо, заходи. Вовремя ты их нашел! Везет тебе!
 
- Отлично! – обратился Максим к Димону после того как повесил трубку. – Проблема решена.
- Ты знаешь, - сказал Дима, - я не приду завтра на твой день рождения.
- Почему?
- Я не хочу гулять на деньги, которые ты получил за то, что тебя еб-л какой-то х-й!
- Фу, ерунда какая! Какое это имеет значение?
- Для меня это имеет большое значение.
- Ну, смотри, как хочешь. Настаивать не буду.
- Я приготовил тебе на завтра подарок, но так как я не пойду, придется подарить тебе его сегодня.
- Что ж, я не против. Валяй!
Димон вышел из комнаты и вернулся с чехлом, очертания которого говорили о том, что внутри находится гитара. Теперь у Макса будет свой собственный инструмент! Обалдеть! Не надо будет ни у кого попрошайничать.
- Ух ты!
- Поздравляю тебя с Днем рождения.
- Спасибо! Вот это да! – Макс вынул гитару из чехла, пробежался пальцами по струнам, взял несколько аккордов. -  Настроена классно!
- Это мне в музыкальной школе настраивали. Самый хороший настройщик.
- Спасибо, Димон. Это замечательный подарок! Мне очень нравится.
- Я рад…
В этот момент на месте действия появились вернувшиеся от гостей родители – в небольшом подпитии, в связи с чем необычайно веселые.
- Здравствуй, Максим!
- Здравствуйте.
- Тебе Дима уже подарил свой подарок?! – и Димону. – Что же ты так скоро?
- Не удержался. Захотелось Максу сделать приятное.
- Тебе понравилось?
- Да, очень. Спасибо.
- Дима говорил, что ты хорошо поешь.
- Это он сильно преувеличивает.
- Вот это мы сейчас и проверим, - сказала мама (напомню, что она была учительницей музыки). – Сыграй нам что-нибудь, пожалуйста.
- Что?
- Что хочешь.
- Ладно, - Максим прокашлялся и объявил. – Песня про зайцев! Или нет. Лучше эта, - и он, ударив по гитарным струнам, что-то там такое сбацал из известных походных песен, потом что-то из «Кино», что было особенно актуально в свете трагической гибели Виктора Цоя тем летом, потом сместился в зарубежную лирику, вроде медлячков «Beatles». Димины родители слушали, кивая в такт головами, и даже местами подпевали (похоже, они были гораздо пьянее, чем показалось с первого взгляда).
По окончании «концерта» мама-учительница вынесла свой вердикт:
- А ты действительно хорошо поешь. По крайней мере гораздо лучше, чем играешь. У тебя красивый сильный тенор и абсолютный слух. На твоем месте я бы попробовала поступить в музыкальное училище по классу вокала.
- И кем я после этого буду? Оперным певцом? – усмехнулся Макс.
- Почему обязательно оперным? Можно и эстрадным.
- Нет, это не для меня. Песни, гитара – это всего лишь увлечение, я не стал бы заниматься этим профессионально. Я хочу быть летчиком.
- Военным?
- Гражданским.
- Вот это правильно! – поддержал парня отец. – Нормальная мужская профессия. Не то что ваше пианино: трень-брень! Во всех этих музыкальных школах место для девиц. И сына ты туда зря отдала.
- Ничего подобного! Все великие музыканты и композиторы – мужчины. («Чайковский, например» - подумал Максим). И в этом нет ничего зазорного. Тем более что у Димы есть талант.
- Все равно для парня это не солидно.
- Пап, ну давайте не будем к этому возвращаться. Все уже спорено-переспорено. Я учусь там и буду учиться. Сколько можно обсуждать-то одно и то же?! Ты думаешь, это кому-то интересно слушать?
- Ладно, Макс, извини, что мы тут при тебе немножко повздорили.
- Да ничего… Я пойду, пожалуй. Мне еще к одному человечку заскочить надо...
Уже за порогом Максим еще раз серьезно спросил Димона:
- Может, ты все-таки придешь?
- А может, ты все-таки выбросишь эти деньги?
- Нет, - твердо ответил Макс.
Дима глубоко вздохнул:
- Ну, тогда и я – нет…
 
Димон сдержал свое слово - праздновали без него. Интересно получилось: парни были в таких длительных близких отношениях и так ни разу и не побывали на днях рождения друг у друга. К своему собственному удивлению, Максим не ощущал сколь-нибудь остро его отсутствия. Вместо Димы он пригласил Женю, которая по всем видимым признакам до сих пор была в него влюблена – пусть порадуется человек! Конечно, она не могла его заменить, но чем больше народу, тем веселей.
Гуляли на дискотеке в ДК «Невский». Вход на нее стоил один рубль, и на заработанный Максом полтинник он при желании мог пригласить туда пятьдесят человек – целую свадьбу! Приглашенных, естественно, было гораздо меньше, но зато напитков и закуски хватило на всех, к тому же гости ели и пили мало, а в основном танцевали. (Хорошее было время! Здоровое и экономное. Не то, что сейчас…)
Та дискотека отметилась одним любопытным эпизодом. Во время одной из медленных композиций двое пацанов, которых Максим с приятелями никогда до этого в «Невском» не видали (а ходили они туда в одиннадцатом классе частенько), устроили маленькое гей-шоу. Они танцевали друг с другом некий эротический танец, как, бывает, танцуют парень с девушкой, имитируя интимные ласки: они обнимались, трогали друг друга руками за всякие места, делали вид, будто везде целуют друг друга, прикасались друг к другу разными частями тела. Особенно впечатляюще выглядело то, как один из них весьма многозначительно терся задним местом о ширинку другого. Никаких «настоящих» действий, вроде поцелуев в губы, не было, поэтому так и осталось непонятным, действительно ли парни являются гомосексуалами или просто прикалываются. Что, однако, совершенно не мешало всему залу коситься в их сторону, а некоторым особо любопытным даже обступить в кружок танцующую парочку и откровенно их разглядывать.
Макс, в это время танцевавший неподалеку с Женей, глаз от них не мог оторвать. Под эту музыку танец двух парней выглядел по-мужски безумно эротично (в крайнем случае, для него). И очень, очень смело. Никогда раньше Максиму не доводилось видеть ничего подобного. Это было одним из дуновений пресловутого «wind of change», ворвавшегося в Советский Союз с Запада, который наряду с прочими свободами нес свободу сексуальную.
К сожалению, для многих это дуновение оказалось всего лишь ненужным сквозняком. И к еще большему сожалению, среди них оказался Роман – он не прочь был захлопнуть эту форточку, пока ветер не распахнул все окно.
Когда вся их компания вновь собралась за столом кафе и разговоров только и было, что о голубой парочке, Рома со свойственной ему простодушием предложил:
- А давайте их побьем!
- Зачем?
- Чтобы не устраивали здесь свои педерастические спектакли. Гомосеки хреновы!
- Но они же не сделали тебе ничего плохого, - вступил в полемику Игорь. – За что их бить?
- Как это за что?! Они меня, нормального пацана, оскорбляют.
- Чем?
- Своим присутствием. Тем, что я должен на них смотреть.
- Не смотри.
- Прежде, чем решить, смотреть или не смотреть, я их уже увидел. Этого достаточно. Они оскорбляют меня уже одним своим существованием.
Максим закусил губу. Он тоже хотел бы что-нибудь сказать, но боялся, что если встанет на защиту тех парней, то сразу выдаст себя с головой. Хорошо Беркуту, ему легко спорить – он-то чистенький!
- Так, может, они вовсе и не педики, - продолжал демонстрировать свою толерантность Игорь. – По большому счету, они ничего такого не сделали. Может, это просто шутка? Мы тоже можем друг друга в шутку где-нибудь потрогать. И, вообще, иногда спим на одной кровати. Мало вы что ли у меня с Максом ночевали? Это же ничего не значит!
(Последний такой случай был не далее, как минувшей ночью. Накануне Максим добрался до квартиры Беркута уже поздно вечером, потом они еще пробазарили часов до трех, так что переться домой было совсем лень, и Макс остался у Игоря ночевать. По старой детской привычке они спали на одной кровати, правда, под разными одеялами, и Максим целый час не мог уснуть по причине столь интимно близкого расстояния от своего друга. Обнаженные плечи Игоря, выглядывавшие из-под одеяла, никак не давали спокойно окунуться в мир сновидений. Зато Макс успел вдоволь ими налюбоваться.)
- Но мы не тремся друг о друга жопами и членами! И не устраиваем на людях такую херню. Смотрите на нас, какие мы клевые пацаны, как п-здато мы танцуем! Присоединяйтесь к нам! Это пропаганда гомосексуализма. А гомосексуализм, между прочим, грех. Это примерно то же самое, как если я буду стоять, и призывать всех пойти и убить кого-нибудь.
- Так ты примерно это и делаешь.
- Я не призываю их убить. Я лишь хочу их поучить. Считай это крестовым походом. Может, это их исправит – наставит на путь истинный.
Тут Максим не удержался:
- Если они действительно голубые, это их не исправит.
Роман: Откуда ты знаешь?
Максим (мысленно): Ну вот! Лучше бы я все-таки молчал; (и вслух): Я так думаю.
Игорь: Я тоже так считаю. Гомосексуализм даже в больницах не вылечивается. Так что крестовый поход отменяется. Хорошо?
Роман: Не пытайся мною командовать. Покомандуй кем-нибудь другим. Со мной этот номер не пройдет, ты же знаешь. А если вы не хотите с ними разбираться, то пожалуйста – ваше право. Я же вас насильно не заставляю. Но и вы мне не мешайте.
Игорь: Я и не мешаю. Я просто пытаюсь тебя отговорить.
Роман: У тебя это не получилось.
Максим (мысленно): А жаль.
Игорь: А жаль…
Упомянутое кафе располагалось на находившемся в зале балконе вроде театрального, т. е. как бы на втором ярусе, и с него прекрасно просматривался весь танцпол, так что компания могла легко наблюдать за интересовавшей их парой, даже сидя за столом. Ближе к концу дискотеки Роман заметил, что парочка направилась к выходу. Он и еще один парень, разделявший его мнение, быстро сбежали по ступенькам вниз и последовали за ними. За Ромой к выходу потянулись и остальные.
Получая в гардеробе одежду, при ярком освещении, Максим смог разглядеть стоявших впереди «гомосеков» получше. На вид лет по семнадцать – восемнадцать. Один, что повыше, не особо привлекательный, а вот второй, что пониже, очень даже ничего, симпатичный – в случае чего Макс не отказался бы с ним че как. Парни спокойно одевали свои косухи, не подозревая о нависшей над ними опасности.
Выйдя на улицу, они пошли по направлению к трамвайной остановке, но далеко уйти им не удалось. Неожиданно вокруг них образовалось кольцо человек из пяти (Рома с товарищем оказались не единственными в своем стремлении), и пацаны были вынуждены остановиться.
- Ну что, петушки, потолкуем?..
Совместными усилиями «петушков» оттеснили толковать за здание ДК, к Неве. Они пятились, испуганно озираясь по сторонам, но в этот темный поздний час на берегу не было ни души, только несколько любопытствующих из числа посетителей дискотеки, стоявших поодаль и безучастно наблюдавших за разворачивающимся действием. Да, дела были плохи.
- Мужики, вы чего? – непонимающе лепетали парни. – Что мы вам сделали?!
- А то сделали, что рожи свои педрильи сюда сунули! Чтоб больше не повадно было.
-  Здесь вам, бл-дь, не гомосячный сходняк, чтобы вы жопами своими еб-ными тут крутили!
- Пидоры сраные!..
Посыпались удары. Вначале ребята немного сопротивлялись, но силы были слишком неравны, и вскоре драка превратилась в элементарное избиение – пацаны даже не успевали хоть как-то прикрыться от обрушивающихся на них кулаков. Очень быстро их перевели в партер и добивали уже ногами.
Максим тоже был в числе зрителей. Вдруг кто-то тронул его за рукав. Макс обернулся и увидел Женю. Видимо, все эмоции, что он испытывал, наблюдая за этим избиением, были написаны на его лице, потому что она спросила:
- Ты бы хотел за них заступиться? Тебе их жалко?
- Чего жалеть дураков? – ответил Максим как можно равнодушней, испугавшись, что кто-то вот так легко прочитал ход его мыслей (вот где она проявляется – женская интуиция!). – В следующий раз будут умнее, - добавил он, так и не поняв до конца, то ли он действительно так считает, то ли просто пытается себя в этом убедить, оправдываясь таким образом перед самим собой за свое малодушное бездействие…
Весь бой занял не больше трех минут, по прошествии которых нападавшие неспешно удалились. Один из избитых парней поднялся на четвереньки. Второму, симпатичному, заехали в пах, и он так и остался скрюченный валяться на газоне. Возможно, «че как» с этим парнем никогда уже не светит ни Максу, ни кому-либо еще…
Первый потряс второго за плечо, но не получил никакой реакции.
Максим отвернулся.
Отстав от своих друзей под предлогом отлить, он обогнул сзади дворец культуры, вышел к ближайшим домам и после нескольких попыток нашел-таки работающий таксофон. Набрал «03». Но как только услышал на том конце голос: «Скорая!», - резко передумал и повесил трубку на место. Там, где скорая, там и милиция. А Макс ни за что не мог позволить, чтобы милиция вышла на Шрайбера, который и так состоял там «на заметке», как одного из зачинщиков драки. Так что пусть сами выкарабкиваются. Извините, пацаны, но «голубое братство» – «голубым братством», а дружба – дружбой. Дружба превыше всего!
Только знал бы Рома, оскорбленный до глубины души невинно-эротическим гей-танцем, каким путем его лучший друг получил деньги, на которые он сегодня пил, ел, танцевал и, как следствие, избивал двух этих незадачливых «петушков»…
 
P. S.: Судя по отсутствию продолжения у этой истории, побитые на дискотеке парни все-таки не были как-то серьезно покалечены.
Мне до сих пор интересно было бы знать истинные мотивы их поступка. Восстанавливая по памяти их внешний вид, одежду, жесты, прочие мелкие детали, я так и не могу с определенностью сказать, были ли они из числа сексменьшинств или нет.
Мальчики, ау!..
Похоже, это так и останется загадкой.
 
Следующий понедельник, начинающийся двумя уроками физики, чуть было не опроверг свою репутацию дня тяжелого. Придя в школу, Максим увидел у запертого кабинета толпу своих одноклассников. Неужели урока не будет? Вот это был бы приятный сюрприз!
Но радость была недолгой. Сюрприз случился, но был он далеко не из самых приятных.
Буквально за минуту до звонка кто-то, звеня связкой ключей, начал пробираться к кабинету, распихивая столпившихся перед дверью школьников.
Будучи грубо отодвинутым в сторону, Макс взглянул на своего обидчика и с суеверным ужасом увидел, что им является уже набивший в мозгах оскомину мужик с чердака. Заметив, что на него смотрят, мужчина еле заметно улыбнулся Максиму и подмигнул ему блекло-голубым глазом. Для окружающих это должно было выглядеть, как «извини, мальчик, что я тебя нечаянно толкнул», но для молодого человека это подмигивание приобретало совершенно иной смысл.
Когда одиннадцатиклассники заняли свои места, зампреподавателя громогласно объявил:
- Евгения Анатольевича сегодня не будет: он немножко приболел и попросил меня провести за него сегодняшний урок. Зовут меня Андрей Петрович.
- Кто он? – спросил Макс у, как он надеялся, всезнающего Беркута.
- Лаборант. Готовит оборудование для практических занятий по физике и все в таком духе.
- Давно он у нас работает?
- С начала года. А ты что, никогда его не видел?
- Неа.
- Он, собственно, появляется тут только с самого утра, поделает что-то в лаборантской и сваливает. Поэтому ты, наверное, его раньше и не видел.
- Первая парта, разговорчики! – рявкнул над самым ухом Андрей Петрович. – Ты кто? – спросил он, указывая пальцем на Игоря.
- Беркут. Игорь.
- А ты знаешь, Беркут, что когда учитель к тебе обращается, надо вставать с места?
Игорь не спеша поднялся.
- Я смотрю, Евгений Анатольевич вас тут разбаловал. Было бы неплохо привести вас в чувство. Так что для профилактики поставлю-ка я тебе, Беркут, единичку за твое неудовлетворительное поведение.
Класс затих. Единица?! Игорю Беркуту?!! Это же тройбан в полугодии, четыре в году и прощай, золотая медаль! Физик даже в приступе своего самого зверского настроения не позволял такого. Игорь был фигурой неприкосновенной. Не каждый день школа выпускает парней-медалистов. Не думайте, что Беркут злоупотреблял оказанным ему доверием: учился он действительно блестяще. Но этот кол был ни за что.
- Это несправедливо! – подал голос сидящий сзади Рома. – Вы что?! Он же на медаль идет!
- А для меня нет авторитетов, - ухмыляясь, сообщил лаборант, взял ручку и раскрыл журнал. – Так. Беркут, - он сразу нашел фамилию Игоря, так как тот шел первым по списку.
- Только попробуйте, - угрожающе прошипел побледневший Игорь. – Я вам гарантирую очень большие неприятности.
Андрей Петрович поднял на него глаза и с непонятным выражением некоторое время разглядывал стоящего перед ним молодого человека. Затем зафиксировал в классном журнале один балл...
Такой тишины на уроках физики не было последние пару лет. Старшеклассники кропотливо конспектировали учебник. К концу урока конспект должен был быть готов, а тетради сданы на проверку. Что и было четко выполнено.
На втором уроке решали задачи. Почти весь урок Беркут проторчал у доски. Андрей Петрович прочесывал его знания вдоль и поперек, гоняя по всем темам. Видимо, хотел проверить, насколько обоснованы претензии Игоря на золото. Результатом остался доволен, так как за второй урок выставил пятерку. Потом он вызвал Шрайбера за «много выступаешь». И на закуску Максима – без комментариев, но Макс догадывался, за что. Интересно, а знает ли он уже и о том, что произошло между учеником и учителем физики?
Весь перенервничав, Максим проплавал у доски до самого звонка, так и не родив ничего путного, на что Андрей Петрович сказал: «Слабовато, Гореин» - а уже на выходе из кабинета шепнул на ухо чуть слышно: «Тебе привет от Евгения Анатольевича».
Макс чуть не взвыл от бессильного отчаяния…
 
P. S. № 2: Заглянув на перемене в журнал, чтобы полюбоваться на столь фантастическую для себя оценку, Беркут никакой единицы в нем не обнаружил: замфизика только сделал вид, будто ее нарисовал. Неужто Игоревых угроз испугался?
 
Последующие дни внутреннее самосознание Максима серьезно лихорадило, бросало из крайности в крайность. То ему было противно до тошноты (вполне реальной). А то ничего, нормалек. То он ругал себя последними словами за то, что позволил себе так низко опуститься.  То взирал на обесчещенное достоинство с бесшабашным оптимизмом: «А что такого? Если предложили, то почему было не взять? И это еще вопрос, кто из них двоих больше унизился!». А то просто старался об этом не думать.
Тем временем, по мере согласия учащихся 11-го «А» на платные дополнительные занятия, беспредел с неудовлетворительными оценками на уроках физики постепенно сошел на нет. Практически все господа из черного списка прилежно занимались и прилежно же платили.
Через пару недель пользовавшийся привилегиями бесплатного обучения Макс (а много и часто на халяву учить не будут) был приглашен остаться после уроков на просветительскую беседу. Но вместо слов Евгений Анатольевич полез в бумажник и веером выложил на столе перед молодым человеком пять червонцев.
Максим взял деньги.
«Вот швырнуть бы их сейчас тебе в морду!» - подумал он.
Но вместо этого – сложил купюры аккуратненькой пачечкой и молча спрятал в свой карман…
 
P. S. № 3 (к главе «Шантаж»): Прикол: Когда я набирал текст (иногда я делаю это сам, любезно предоставляя Машинисту возможность отдохнуть) о том, как физик в первый раз пригласил меня остаться после уроков, то вместо слова «конфиденциальность» напечатал «конфидецианальность», и компьютер, естественно, выдал ошибку, причем не предложив ни одного верного варианта. Мы с Редактором просто голову сломали: и так меняли гласные, и эдак – все неправильно и неправильно. Пришлось лезть в орфографический словарь русского языка и выверять слово побуквенно. Только с его помощью удалось выяснить, в чем фишка. «КонфиденциАНАЛЬНОСТЬ» - это, конечно, круто, а главное – в точку. Но, описывая гомосексуальные отношения, я, видать, совсем зарапортовался. И, что самое интересное, Редактор тоже! Говорю вам: к концу книги Редактор сменит ориентацию. А он мне не верит!
 
КОЛОНКА РЕДАКТОРА: Здесь я не собираюсь протестовать против чего-либо, как было при предыдущем моем самовольном вмешательстве в текст. Единственное мое желание – прокомментировать ситуацию, описанную в нескольких последних главах, с точки зрения стороннего на тот момент наблюдателя.
Вспоминая себя и свое восприятие окружающей действительности во время описанных выше событий и получая уже сейчас все больше информации о том, что происходило в жизни одного из моих лучших друзей на самом деле, у меня невольно возникают ассоциации с параллельным миром, так любимым научной фантастикой. Ни одной секунды, ни одной мыслью мы с Романом не догадывались о «параллельной» жизни Максима. Большое количество времени мы были заняты общением со своими подругами, и то, что Макс, у которого не было девушки (не сложилось у человека, что тут поделаешь?), проводил свое свободное, в том числе и от нас, время с Димой, не вызывало ни малейшего подозрения. Встретились два одиночества – что в этом могло быть необычного? Можно было только порадоваться тому обстоятельству, что у Максима появился товарищ, временно подменяющий окунувшихся в любовь друзей.
Что касается учителя физики, то тут без фантастики точно не обошлось. За нашей спиной творились такие невероятные вещи, а мы не видели даже тени от них! Удивительно, но факт.
Именно поэтому напрашивается сравнение с параллельным миром. Где-то рядом с вами кипит и бурлит жизнь, наполненная событиями и эмоциями, страстью или болезненным равнодушием, счастьем и трагедиями, а вам о ней ничего, абсолютно ничего не известно - ее не видно, не слышно.
Если эти строки читает человек с гетеросексуальной ориентацией, то позвольте задать вопрос. А часто ли Вы в своей жизни сталкивались с гомосексуалами? Особенно раньше, во времена СССР и ранний постсоветский период, до так называемой сексуальной революции? Не думаю, что часто, если вообще сталкивались. А ведь по официальной статистике среди мужчин 3% относятся к сексменьшинствам. То есть, если Вы учились в советской школе со средней численностью класса в сорок человек, половина из которых были мальчики, и этих классов в одном потоке было хотя бы три, то среди ваших одногодок должна найтись парочка голубых. Вы их знаете? И мы не знали. Они как бы есть, и их как бы нет. Чем не фантомы, обитающие в четвертом измерении?
И еще несколько замечаний, пока у меня не отобрали клавиатуру.
Вчитываясь и, если можно так выразиться, вписываясь в автобиографию Максима, я наблюдаю, как, повествуя о своей жизни, Автор вынужден рассказывать о себе весьма нелицеприятные вещи. И мне хорошо известно, что это действительно «еще цветочки». В связи с этим мне хотелось бы встать на его защиту. (Ого! Помимо того, что Игорь является моим Редактором и Машинистом, он хочет стать еще и моим Адвокатом. Складывается впечатление, что Игорь стремится стать моим ВСЕМ! К чему бы это? – прим. автора.) Во-первых, я хочу отдать должное его смелости, во-вторых - способности трезво оценивать свои поступки и самому нести за них ответственность. И самое главное - я никогда не видел от Макса подлости. Возможно, иногда он невыносимый возлюбленный, но всегда прекрасный друг.
Что касается моей сексуальной ориентации, то я не собираюсь ее менять. И не думаю, что Максиму эта смена на самом деле нужна.
 
КОММЕНТАРИЙ АВТОРА: Во, расписался! Наверное, вместо того, чего хотелось бы, я заразил Беркута графоманией. Ошибочка вышла!
Любопытно, а кто на нашем потоке, согласно статистике, второй гомосексуал?
 
 
Глава 33. Прирожденный любовник
 
Еще через две недели ситуация в кабинете физики вновь повторилась. Еще через две, уже практически перед самым Новым годом, Максима снова попросили задержаться после уроков, но вместо секса в лаборантской Евгений Анатольевич предложил своему ученику наведаться на следующий вечер к нему домой.
- Завтра у меня дома обещает сложиться благоприятная обстановка, - пояснил физик, - никого не будет. Так что я могу пригласить тебя к себе. Я, конечно, живу не очень близко отсюда, и чтобы тебе было интересней, я готов заплатить тебе вдвойне – сразу сто рублей, но, соответственно, за пару часов. Ты согласен?
- А у меня есть выбор?
- А как же?! Выбор есть всегда. Если не хочешь ехать, мы можем остаться здесь сегодня.
- Это не выбор. Это иллюзия выбора.
- Ой, не строй из себя обиженного праведника! Бескорыстный ангелочек – это совсем не про тебя. Так ты приедешь?
- Приеду.
- Вот и чудно! Адрес я тебе писать не буду: пиши своей рукой или запоминай так.
- Я запомню.
- Хорошо, запоминай внимательно, - Евгений Анатольевич назвал адрес, как туда доехать и телефон. Макс повторил.
- Подъезжай часикам к девяти. Незадолго до выхода позвони – мало ли что изменится. Договорились?
- Договорились.
- На сегодня тогда все, господин Гореин. До скорой встречи!..
 
Перед выходом Максим очень тщательно вымылся. Пусть его уже и не коробило так сильно то, что учитель каждый раз его подмывает, но некоторая неловкость все равно осталась. Ну, не годился физик на роль бабушки, и все тут!
Жил Евгений Анатольевич на Ваське. И охота ему было каждый день на работу мотаться в другой конец города?! Хорошо хоть от метро до его дома было близко – десять минут ходу.
Обычная малогабаритная «двушка», ничем не примечательная, разве что своим хозяином, вышедшем встречать гостя в банном махровом халате. Отвратительное зрелище. (Возможно, именно после физика я терпеть не могу халаты на мужчинах.)
- Заходи. Рад тебя видеть, - приветствовал ученика Евгений Анатольевич. Макс в свою очередь не стал выражать радости по поводу их встречи и лишь скупо поздоровался.
- Чувствуй себя как дома, но не забывай, что ты в гостях, - гостеприимный хозяин принял у Максима верхнюю одежду, взамен выдал тапочки. – Ну что, у тебя попа чистая? – сразу рванул физик с места в карьер.
- Чистая.
- Тогда можешь ограничиться только мытьем рук, - разрешил Евгений Анатольевич, открывая перед гостем дверь в ванную. – Потом проходи вон туда, - и он указал в направлении одной из комнат.
Войдя в комнату, Макс обнаружил преподавателя возлежащим на широкой кровати, укомплектованной целым ворохом разнокалиберных разноцветных подушек. Сам Евгений Анатольевич в своем малиновом халате смотрелся среди всей этой, как сейчас сказали бы, hand-made продукции весьма колоритно, но от этого, к сожалению, не более привлекательно.
Максим остановился посреди помещения, не зная, что ему делать дальше. Учитель истолковал ситуацию правильно и скомандовал:
- Что мнешься? Раздевайся! Только медленно.
Молодой человек не спеша стал стягивать с себя одежду. Так как на улице стоял сильный мороз, одежды было много: свитер, джинсы, носки, спортивки, еще одни носки, еще один свитер… А Евгений Анатольевич был только рад этому изобилию снимаемых шмоток. Он распахнул халат, под которым больше ничего не оказалось, и начал легонько поглаживать свой быстро набирающий объем член. Когда Макс добрался до нижнего белья, стояк был уже конкретный, а по головке стекала крупная прозрачная капля.
Похоже, на своей собственной территории физик чувствовал себя намного вольготнее, чем в кабинете, потому как сменил манеру обращения со своим учеником и раскомандовался по полной:
- А теперь пососи-ка. Посмотрим, как у тебя это получается…
Да, сегодняшний вечер развивался совсем по другому, неожиданному сценарию.
Но ничего не попишешь: обещанные сто рублей необходимо было отрабатывать. И Максиму пришлось взять этот член в рот. Вместе с каплей.
Несмотря на то, что Макс подошел к этому процессу чисто формально (член учителя физики – это совсем не то, что член любимого бой-френда), Евгений Анатольевич разрядился очень быстро, наполнив рот Максима горькой спермой и тем самым чуть не вызвав у него рвотный рефлекс. Парень долго потом отплевывался в раковину и полоскал рот водой.
Полчаса позади.
Снова постель с подушками. На этот раз Евгений Анатольевич обратился к своему любимому занятию, только зашел теперь не сзади, как это было в ограниченной возможностями лаборантской, а спереди. Он уложил Макса на спину на край кровати, поднял и широко развел в стороны его ноги, а сам пристроился рядом на полу. Когда физик коснулся его языком, у Максима перехватило дыхание. Несмотря ни на какую антипатию к этому человеку, где-то в глубине сознания Максу очень хотелось, чтобы он снова сделал то, что регулярно делал, когда они оставались наедине после уроков. И как бы неохота было себе в этом признаваться, но если бы молодому человеку пришлось покинуть квартиру преподавателя, не получив свою порцию, выражаясь по-научному, анилингуса, он был бы сильно разочарован.
Увидев реакцию его тела, Евгений Анатольевич ненадолго прервался, чтобы сказать Максиму следующее:
- Не кончай, пока я тебе не разрешу.
- А я и не собираюсь, - ответил Макс, но скорее из чувства противоречия.
Через некоторое время физик неожиданно вновь свернул с привычной для них секс-схемы и произнес нечто ужасное:
- А теперь ты.
«Что я?» - хотел было переспросить Максим, но вопрос застрял у него в горле. Не успел он опомниться, как Евгений Анатольевич, забравшись на кровать, встал над Максом на колени, спиной к его лицу, таким образом, что голова Максима оказалась между его ног, а худосочный зад учителя с выбивающимися между ягодиц пучками сероватых волос навис прямо у парня перед носом.
Максим медлил.
- Ну, что ты там застрял? – подогнал его Евгений Анатольевич. – Тебе не нужны сто рублей?
Сглотнув, Макс выдавил:
- Нужны…
Затаив дыхание, он аккуратно положил ладони на бедра преподавателя, зажмурился и, высунув кончик языка, медленно потянулся вверх…
***
…Евгений Александрович неожиданно остановил его руку и убрал ее в сторону:
- Не надо этого делать, я этого не люблю, - резко сказал он.
Парень смотрел на него снизу вверх, и в его почерневших от расширенных зрачков глазах преподаватель увидел нечто такое, что заставило его смягчить тон:
- Единственное, что я могу для тебя сделать, это отсосать тебе.
- Ну так, бл-дь, сосите! – почти прокричал Макс.
- Увы, тебе придется немного подождать, - остудил его пыл Евгений Анатольевич. – Уж больно ты мне таким нравишься…
Оставшись без дела, рука Максима потянулась было вниз приласкать себя любимого, но и тут физик не дал ей развернуться:
- Я же сказал, не кончать, пока я не разрешу. Не будешь выполнять мои просьбы, не получишь денег. Я тебе плачу, я тебя и танцую. Или ты забыл наш уговор?
- Нет, не забыл, - едва сдерживая себя, ответил Макс.
- Вот и хорошо, - довольный ответом сказал учитель.
Он еще долго накручивал парня, трясь промежностью о его лицо, трахая его в рот и пальцами – между ног. И только когда теплая сперма полилась по щекам Макса, сдавленно произнес:
- А вот теперь можно, - и глубоко взял в рот его член.
К этому моменту парень находился уже в таком состоянии, что как только его половой орган почувствовал себя внутри чьего-то тела, как в ту же секунду разрядился мучительно ожидаемым и поэтому даже каким-то болезненным оргазмом. «Еб твою мать, как же хорошо!.. Бл-дь! Бл-дь! Бл-дь!» - Максим не смог сдержать стон. Казалось, все тело свело в судорожной истоме. И, казалось, вместе с, по меньшей мере, литром спермы из него выплеснулись все соки… Макс лежал распластанный и ощущал себя вконец выжатым лимоном. Если бы было можно, то он, наверное, уснул бы в ту же минуту прямо как был, даже не пошевелившись…
Но голос преподавателя физики не предоставил ему такой возможности.
- Пивка будешь? – спросил он.
- А это войдет в оплаченное время?
- Войдет, войдет, не переживай.
- Тогда буду…
 
Они прошли на тесно заставленную всякой утварью кухню, где Евгений Анатольевич достал из холодильника две бутылки темного «Мартовского» пива, одну из которых протянул Максиму. Учитель и ученик уселись напротив друг друга за маленький обеденный столик.
- Что, хочешь поскорее удрать? – заметил Евгений Анатольевич.
- Конечно, хочу!
- Странно. У меня сложилось впечатление, что тебе понравилось.
- И что с того? Это ничего не меняет. Не думаете же вы, что я буду спать с вами бесплатно?
- Боже упаси меня так думать! Для этого ты слишком жадный. Ты даже пива не захотел со мной попить бесплатно, не говоря уж об остальном.
- Я к вам не навязывался. Сами предложили.
- Я помню…
- А можно я покурю? – спросил Макс после того, как они сделали по нескольку глотков в тишине, не разговаривая.
- Кури, - разрешил хозяин дома.
Максим сходил за сигаретами и зажигалкой и жадно затянулся.
- Вот он портрет современного школьника! - укорительно произнес преподаватель. – В одной руке сигарета, в другой – бутылка.
- Вы забыли добавить сидящего напротив учителя, который этого школьника трахает за бабло.
- Нда… Куда катится наша страна?!..
Максим подумал, что Евгений Анатольевич и впрямь выглядит не менее выразительно, чем он сам: махровый халат на голое тело, распахнутый на впалой груди с редким волосяным покровом, стоптанные тапки на босу ногу, три сальные волосины на голове, торчащие в разные стороны. Нет, он ни на грамм не стал привлекательнее в глазах Макса. Но что-то все-таки изменилось. Молодой человек вспоминал свою неизвестно откуда возникшую страсть и начал осознавать, что перед ним находится не его преподаватель физики, не мужчина и даже не человек. Перед ним – сексуальный объект (или субъект, можно и так выразиться в силу его одушевленности), состоящий только из ануса, гениталий, рта, ну, и кистей рук – безликий, как резиновая кукла мужского пола. Пара дырок и фаллический отросток для своей собственной – вот и все нехитрое устройство.
А если так, то чем он отличается от других мужиков?..
Максим думал, что ему будет противно – ан нет!
Максим думал, что секс без любви или хотя бы симпатии будет для него омерзителен –
!!!
 
Эти три жирных восклицательных знака стали определяющими в моей жизни. Через них я открыл нового себя – того, чье имя я нескромно вынес в название этой главы.
 
Под успокаивающим воздействием пива и сигареты Максим расслабился и решил задать Евгению Анатольевичу давно волновавший его вопрос:
- Скажите, а как вы узнали?
- О чем?
- Обо мне. Я понимаю, что это Андрей Петрович вам рассказал. Но как это произошло? Что он забыл на этом чердаке?
- Знаешь, есть такая поговорка: «Рыбак рыбака видит издалека»… У Андрюхи в этом доме живет мать, на предпоследнем этаже. Какой он там – тринадцатый, пятнадцатый?
- Пятнадцатый.
- В общем, это не важно. И он видел случайно пару раз, как вы как-то странно наверх поднимаетесь, один за другим. Но он скорее всего и не обратил бы на это никакого внимания, если бы сам не относился к категории тех, кого весьма и весьма интересуют мужчины. И его первой мыслью было, а не педики ли эти два пацана, тайком уединяющиеся на чердаке? Второй его мыслью было то, что вы не педики, а нарики. Правда, для наркоманов вы слишком хорошо выглядели. Но в любом случае он решил это выяснить. К сожалению, предполагалось, что чердачная дверь должна была запираться на висячий замок, и в ней не оказалось замочной скважины. А посмотреть очень хотелось. И однажды он вас подкараулил с помощью дверного глазка в мамашиной квартире. Увидел, как вы поднялись наверх, выждал некоторое время, и вот ты здесь!.. Да-а, то, чем вы занимались, выглядело очень живописно! Дрон за вами с минуту наблюдал, пока ты его не заметил. Когда он мне об этом рассказал, я ему еле поверил: ваша глупость выглядела невероятной! Мы здорово над вами посмеялись. А когда выяснилось, что один из вас еще и учится в моем классе, я решил, что грех этим не воспользоваться. Удивительное совпадение! Наверное, это судьба.
- Да, судьба не всегда бывает такой, как хотелось бы.
- Для кого как. Хотя, мне кажется, что мы оба не внакладе. Тем белее, что и тебе, похоже, местами очень даже понравилось и даже кое-чего захотелось. Честно говоря, не думал, что ты окажешься такой горячей штучкой, - Евгений Анатольевич измерил молодого человека липким маслянистым взглядом; казалось, еще секунда, и он плотоядно облизнется, пуская слюни. Макс отвел взгляд и нервно зажег вторую сигарету.
- Что же вы отказались-то? – не поворачиваясь пробурчал он.
Физик пожал плечами:
- Просто мне не нравится пассивная роль. Я все-таки мужчина…
(«А я, стало быть, не мужчина! Очень приятно!»)
- Ах да, я и забыл: у вас же даже и жена есть! – язвительно произнес парень, указывая глазами на обручальное кольцо.
- Да. И дочь. Она чуть помладше тебя. А ты – мое маленькое хобби. Кружок по интересам. Такой очень узкий, тесный кружок.
- Вы бисексуал?
- Можно сказать и так. Мне всегда нравились женщины. Я бы и рад ими ограничиться – разница-то не большая, но не все так просто. И я ничего не могу с собой поделать. Может же человек немножко себя побаловать, правильно?.. А у тебя была девушка?
Тут Максим с удивлением обнаружил, что Евгений Анатольевич неожиданно отбросил свою дурацкую иносказательную манеру разговора и стал абсолютно серьезен. Бутылка пива была опустошена до дна, и Максом вдруг овладела непреодолимая потребность выговориться.
Случилось так, что о своем фиаско в отношениях с Женей он не рассказал даже Димону – все как-то не возникало повода. (И там Женя, и тут Женя. Одинаковые имена меня преследуют. Видимо, от судьбы действительно не уйдешь.) Так что желание с кем-нибудь пооткровенничать назрело вдвойне, и Максим, помедлив, ответил:
- Почти была.
- Что значит «почти»?
- А то и значит, что уже почти была, да у меня с ней ничего не получилось.
- Совсем?
- Совсем. В самый последний момент: бац – и мимо.
- Что, все настолько серьезно?
- Да. Я несколько раз пытался. Бесполезно. Как ступор в голове. Неприятно и все. Только парни.
- Сочувствую.
Макс усмехнулся. В своей наглости физик не уступал ему самому. Сочувствует он!
- Да ладно, не стоит. Я себя вполне нормально ощущаю. Переболел уже.
- Я заметил.
- А как же ваш Андрей Петрович относится к тому, что вы тут со мной? – Максим решил, что теперь его очередь задавать личные вопросы.
- А как он может относиться?
- Ну, злиться, там, ревновать.
Евгений Анатольевич расхохотался:
- Ревновать?! Нет, ты что?! Он не ревнует! Между нами уже давно ничего не было. Посмотри на него! Андрюха, конечно, неплохой мужик. Хамоват только. Прямо как ты. И безалаберный, сил нет. Знаешь, такой из разряда вечных студентов. Точнее, аспирантов. Я был руководителем его дипломной работы, потом экзамены в аспирантуру принимал. Ты не поверишь, но это он меня соблазнил. Я до сих пор не понимаю, как это у него могло получиться. До Андрея у меня никогда не было сексуальных контактов с мужчинами, так, если только фантазии какие, и то неопределенные. Я был примерным семьянином, дочку растил. А он приехал ко мне домой показать черновик очередной главы диплома. Хороший же у него оказался диплом! Даже слишком. В общем, затащил он меня в постель, и я, конечно, в свою очередь стал помогать ему немножко: защита, экзамены… Вот он с тех пор так и таскается за мной, хотя я уже не при делах, да и ничего личного между нами уже нет. Бестолковый, все кандидатскую свою никак не может защитить.
- Шел бы преподом в школу, у него хорошо получается. Когда вас замещал, вон как всех выстроил!
- Это он умеет. Здорово он на вашу святая святых, Беркута, наехал? После этого вы быстро все заткнулись.
- Но Андрей Петрович же не знал, что Игорь отличник. Так что у него это скорее случайно получилось. Не понятно, какого фига он вообще стал на него наезжать? Подумаешь, пару слов друг другу сказали! Другие еще покруче нас шумели.
- А ты не понял? Да просто красив ваш Игорь больно. Андрей говорит: «Стою перед классом, а передо мной за первой партой такая красота сидит зеленоглазая» - да еще рядом с тобой. Как к такому не докопаться? Заставил его, небось, понервничать, да?.. Слушай, вы же с Игорем друзья, насколько я понимаю. А у вас с ним ничего нет? Он случайно не из наших?
Молодого человека слово «наших» неприятно резануло по ушам. Максу и себя-то не особо хотелось ставить на одну ступеньку с преподом-извращенцем, несмотря на всю их очевидную общность, а уж Беркута, действительно «святая святых», и подавно. Максим очень многое бы отдал, чтобы пододвинуть его «натуральность» хотя бы до уровня «би», но приравнивать его к Евгению Анатольевичу – ни за что! Поэтому он ответил:
- Нет, не из ваших.
До физика намек, похоже, дошел, но нисколько не смутил, потому что тот безмятежно продолжал:
- Тяжело, наверное, иметь в друзьях такого красавчика? Этакий постоянный раздражитель перед глазами. Я думаю, ему придется еще побороться за свою гетеросексуальность. Мало кто пройдет мимо таких внешних данных. На него постоянно будут покушаться. Тут главное продержаться лет до тридцати, а там, глядишь, полегче будет.
- Спасибо за совет. Обязательно передам.
- Передай, передай. Если духу хватит… - тут Евгений Анатольевич глянул на часы, висевшие на стене кухни. – Что-то заболтались мы с тобой. Сколько у нас времени осталось? Минут двадцать?
- Где-то так.
- Пошли тогда. Хватит от дела отлынивать…
 
В третий раз физик отказался от всяческих изысков и тупо пялил Макса раком, благо хоть никаких ограничений на оргазм не последовало. Затем он устало лежал на кровати, наблюдая за тем, как Максим шустро одевается. Наступило время расчета.
Преподаватель сходил в соседнюю комнату за деньгами, отсчитал парню положенные сто рублей, а потом добавил еще десятку мелкими купюрами:
- Это тебе премия. Уж больно мне в один момент твой взгляд понравился. И еще ты так очаровательно матерился!..
- Евгений Анатольевич, - уже у порога обратился Максим к учителю, старательно пряча взгляд, - а как вы думаете, Андрей Петрович не захотел бы… это самое… как его…чтобы я… может быть, тоже… как с вами… ну, это… оказал ему некоторые услуги?
- Ого! – воскликнул физик. – А ты, оказывается, еще более распущенный и жадный до денег, чем я предполагал! Вот что я тебе скажу. Возможно, Андрей Петрович и захотел бы, но, во-первых, он бедный, как студент, кем, по сути, и является, а во-вторых, негоже преподавателю, между прочим, кандидату физико-математических наук, иметь одну и ту же попу со своим лаборантом, даже если между ними когда-то что-то было. Так что ищи себе клиентов где-нибудь в другом месте. Уверен, желающих найдется немало. А пока с наступающим вас, господин Гореин. Увидимся в следующем полугодии…
 
Максим вышел на улицу. Стояла черная зимняя ночь. Мороз заворачивал – дай Бог, так что ноздри слипались при дыхании. Расстояние до метро в десять минут пешком уже не казалось столь близким…
Стоп! Какое метро, когда в кармане сто с лишним деревянных?! С такими деньжищами не грех было шикануть.
Макс дошел до Кораблестроителей, поднял руку и первый раз в жизни поймал такси.
Конечно, не то, чтобы он вообще никогда на такси не ездил: бывало, приходилось – с друзьями, например. Но ловить тачку одному и самостоятельно расплачиваться – никогда!
По сравнению с улицей в салоне старенькой «Волги» было тепло. Водитель в уютной ушанке и кожаных меховых перчатках уверенно крутил баранку. Негромко играла музыка по радио. Максим смотрел через подмерзшее стекло на городские огни, ощущая приятную усталость и удивительное умиротворение, курил и думал о том, что завтра купит себе самые крутые сигареты, какие есть в продаже, «Marlboro», там, или «Camel».  Приятно было помечтать и о том, как распорядиться полученными деньгами: сколько вернуть Беркуту (двадцатки, наверное, пока хватит, или лучше все тридцать? но не будет ли это так много, что будет выглядеть подозрительно?), а сколько потратить и на что именно: приодеться или лучше накупить всем подарков и просто хорошо гульнуть в Новый год?
Как ни странно, Макс чувствовал себя очень комфортно: не было ни угрызений совести, ни каких-либо других отрицательных эмоций – только полное довольствие собой и жизнью. И, в общем, где-то здесь, на пути между Васильевским островом и Веселым поселком, решение было принято…
По счетчику набежало три с копейками. Максим отдал четыре рубля и с барского плеча дал водиле на чай, сказав, что сдачи не надо. Таксист сопротивляться не стал и дружелюбно предложил клиенту довести его, если нужно, до парадной, но Макс отказался: мало ли что, вдруг кто лишний увидит, и получится, как в известном фильме: «Наши люди в булочную на такси не ездят!». А Максим уже не вполне был уверен, что он – «наш» человек…
 
 
Глава 34. Вместо послесловия - 3
 
Здесь я хочу, немного забегая вперед, подытожить свои отношения с Евгением Анатольевичем, чтобы больше к нему уже не возвращаться.
И не пытайтесь обвинить меня в неумении считать до трех или в нелогичности. Со счетом у меня все в порядке, а что касается логики, то я решил, что раз физик идет у меня под третьим номером в списке моих мужчин, то и глава, завершающая повествование об этом человеке, тоже будет с приставкой «3». (Димино «Вместо послесловия» последует ниже.)
 
Как и предсказал Евгений Анатольевич, они с Максимом действительно увиделись во втором полугодии. И не один раз.
Четко дважды в месяц, по четвергам (ближайшим после, как узнал Макс, дней аванса и получки у преподавательского состава школы) учитель физики приглашал неблагополучного ученика на дополнительные занятия, где «обучал» и так, и эдак, после чего выплачивал обучаемому оговоренный гонорар.
Несколько раз перед началом «занятий» в лаборантской нарисовывался Андрей Петрович собственной персоной по каким-то своим рабочим делам. Он постоянно подмигивал Максиму, отпускал скабрезные шуточки и абсолютно мерзопакостно называл своего патрона Жекой.
А однажды, когда физик с Максом уже закрылись в кабинете на замок, кто-то настойчиво забарабанил в дверь. Чертыхнувшись, Евгений Анатольевич пошел открывать. Через несколько секунд он вернулся в сопровождении довольно симпатичной девчонки, судя по одежде и атрибутам, какой-то металлистки, то бишь поклонницы тяжелого металлического рока.
- Где же ты свои ключи посеяла? – поинтересовался физик, роясь в своем бездонном портфеле, и Максим понял, что эта девушка его дочь.
- Да дома забыла – захлопнула дверь, а ключи не взяла… А че это вы тут закрывшись сидите? Я полчаса стучала!
- Чтобы заниматься никто не мешал, а то ходят тут всякие, вроде тебя, ключи требуют от дома, где деньги лежат, - преподаватель передал дочке связку.
- А, понятно. Ну, я пошла, не буду вам мешать.
- Иди-иди. Скажи маме, что я буду поздно, у меня много работ сегодня на проверке.
- Хорошо. Пока! – и фанатка «heavy metal», позвякивая цепями, скрылась с глаз долой.
- Это Катька моя, - счел нужным пояснить Евгений Анатольевич, вновь запирая дверь. – Голову свою скоро где-нибудь забудет. А ты не увлекаешься этим? – и физик изобразил пальцами рога.
- Нет.
- Твоим домашним, значит, повезло. А у нас с утра до ночи: бум-бум-бум! бум-бум-бум! С ума сойти можно. Неудивительно, что у нее мозги набекрень. А что поделать? Пятнадцать лет – переходный возраст!
Макс подумал, что если бы Катя узнала, что происходило в кабинете ее отца после ее ухода, то у нее мозги стали не просто набекрень, а вообще перевернулись вверх тормашками.
Но самым забавным было даже не это, а то, что последовало через некоторое время.
В один из выходных ребята отправились на дискотеку в центр города, где Максим в толпе танцующих заметил виденную несколькими днями ранее физикову дочку. Общаться с ней совсем не хотелось, но она тоже его заметила, помахала ему рукой, как старому знакомому, и прокричала сквозь грохочущую музыку: «Здарова!». Находившийся рядом Игорь, естественно, не смог пропустить такое событие и поинтересовался, кто эта особа. Пришлось ему все рассказать.
- Дочка физика, говоришь? Надо познакомиться с ней поближе.
Рома, которому не понравился Катин специфический прикид, скривился:
- Зачем она тебе? Ты и так отличник.
- На всякий случай, - ответил Беркут, и они все вместе подрулили к девушке.
Кате Игорь, похоже, понравился, несмотря на то, что он совсем не разделял ее музыкальных пристрастий, и они несколько раз встречались. Игорь даже побывал у нее в гостях, причем в присутствии родителей, рассказав потом, что физик в домашней обстановке такой же скучный и сухой, как на уроках.
(Ха-ха-ха!)
Даже обычно такой невозмутимый Евгений Анатольевич при очередной встрече не удержался от комментария:
- На днях нас посетил господин Беркут собственной персоной. Чай с нами пил. Ты, наверное, в курсе?
- Конечно.
- Занятно получилось, правда? Не знаю, что он нашел в моей Катьке, но даже если им движут корыстные мотивы, я все равно не отказался бы иметь такого зятя…
Слово «иметь» в устах физика прозвучало довольно двусмысленно. Макс представил себе ситуацию… Евгений Анатольевич тоже, похоже, ее себе представил, потому что рассмеялся, глядя на Максово насупленное лицо, и отвесил ему очередной щелчок по носу. («Ненавижу! Еще раз так щелкнет, сделаю ему то же самое. Посмотрю тогда на его рожу!»)
К счастью, желаниям Евгения Анатольевича не суждено было осуществиться: дальше нескольких встреч дело не пошло – уж больно Катя грузила парня своим музыкальным увлечением, и Игорь мягонько ее отшил.
 
Ближе к концу учебного года между Максом и преподавателем физики состоялся серьезный разговор.
- Ты не передумал поступать в свой авиационный институт? – спросил Евгений Анатольевич.
- Нет.
- Это трудно.
- Я знаю.
- Ты наверняка не забыл, что у меня там есть некоторые связи. Я могу тебе помочь.
- Не надо.
- Как не надо?!
- А так. Я не хочу пользоваться вашей помощью, а потом привязаться к вам, как хвостик, и таскаться за вами повсюду, как Андрей Петрович. Не хочу быть никому должным.
- Надо же! А ты гордый. И как же, объясните мне, господин Гореин, в вас уживаются такие противоречивые качества: гордость и продажность?
- Легко! Знаете, одно дело – зарабатывать деньги, а другое – добиваться чего-то в жизни. И свои жизненные достижения я собираюсь делать сам. По крайне мере, без вашей помощи.
- Понимаю. Мухи отдельно, котлеты отдельно. А как тебе такие условия задачи: ты достигаешь каких-либо целей с помощью денег, которые ты заработал таким образом. Например, представим, обеспечиваешь свою семью, детей. Как это укладывается в твою схему?
- С этим я тоже как-нибудь разберусь. И тоже без вас.
- Хамишь! И обижаешь. Ну, да Бог с тобой. Я просто хотел намекнуть твоему юношескому максимализму, что не все вещи так очевидны, как кажется с первого взгляда. Белое – не всегда белое, а черное – не всегда черное. Даже в сфере материального. Посмотри на лист бумаги в полной темноте. Он черный, как и все вокруг. Но когда ты включишь свет, он может отразить его в любой части спектра. Все относительно и очень тесно связано друг с другом.
- К чему вы все это мне говорите? К тому, чтобы я принял ваше предложение? Вы и дальше хотите меня шантажировать?
- Ни в коем случае! Я же говорю: хочу сгладить углы в твоем юношеском максимализме, хочу помочь. Или ты думаешь, я на такое не способен?
- Спасибо, вы мне уже помогли. Больше не надо.
- Как знаешь! Как говорится, наше дело – предложить, ваше дело – отказаться…
Это было незадолго до выпускных экзаменов. Помимо обязательных сочинения и математики, три экзамена в устной форме сдавались по предметам, выбранным по собственному желанию учащегося. Среди них у Максима была и физика. Парень трое суток не расставался с учебником. И не зря. Как же Евгений Анатольевич его спрашивал! Другим членам экзаменационной комиссии даже пришлось его чуть притормозить, мол, хватит мучить бедного мальчика, и так все понятно.
После экзамена физик шепнул мимоходом:
- Не смотри на меня волком. Я всего лишь хотел проверить твою подготовку к поступлению в вуз. Конкурс аттестатов все равно отменили. Но ты отлично справился! Молодец!
Потом, в середине июня, накануне заключительного экзамена, был последний раз, после которого Макс заявил, что такса повышается, и если Евгений Анатольевич хочет продолжения, платить придется больше. К чести преподавателя, он свое слово сдержал и не стал больше ставить никаких условий, а просто сообщил, что новые расценки ему, скромному работнику системы образования, не потянуть. («Слава Тебе, Господи!»)
Пару раз Евгений Анатольевич мелькнул в поле зрения Максима на выпускном вечере. Больше он своего учителя физики никогда не видел.
 
У нас не было с Евгением Анатольевичем таких личных, доверительных отношений как с физруком Димой, и у меня нет ни малейшего желания позвонить ему или наведаться домой, но зато его дочку я нашел на «одноклассниках». Спросил, как папаша. Екатерина Евгеньевна, очень солидная дама в строгом деловом костюме и очках, ответила, что жив-здоров, по-прежнему преподает, только не в школе, а снова в каком-то университете. Больше мне ничего не известно. Adieu!
 
Если среди читателей этой книги найдется кто-то супервнимательный, то он может воскликнуть: «Нестыковочка вышла! Путаетесь в показаниях, уважаемый автор. Вот вы давеча написали, что «Зенит» с Морозовым завоевал бронзу, а теперь сайт «odnoklassniki.ru» помянули. Да когда Морозов (царство ему небесное) был в «Зените», никаких «одноклассников» не было и в помине!». И будет прав.
Фокус в том, что я пишу, а время идет. Причем пишу я медленно (дел, знаете ли, помимо этого много – я же не профессиональный писатель, а Игорь не профессиональная машинистка, чтобы целыми днями на компьютере книжки печатать), а время идет быстро. Начинал я в далеком 2001-м году, а сейчас на дворе уже 2007-й к концу подходит. И мне 33 года (возраст Христа, ё-моё!). Да, уже не мальчик, но муж…
Давайте же сверим часы. Сейчас 15:05 21-го декабря 2007-го года. На улице +3, зимы  в Питере все нет… По телеку показывают Путина… А теперь Медведева… Но напоследок лучше о хорошем: «Зенит», уже с Диком Адвокаатом, теперь стал чемпионом России по футболу. Когда прозвучал финальный свисток последнего матча чемпионата с «Сатурном», бар, в котором мы смотрели игру, чуть было не разнесли болельщики. Мы прыгали и орали от радости, как сумасшедшие. Потом всю ночь праздновали. Ура!!! «Зенит» - чемпион!!!
 
 
Not to be continued.