Дневник сновидца

Звуки шагов по влажному асфальту. Отдаленно слышны проезжающие машины. В остальном - тишина. Птицы еще не возвещали о скором приходе весны, но на улице тепло, а снега нет и в помине. Солнце играло с землей в прятки, пуская своих зайчиков порезвиться со стеклами и большими лужами.

– Яйца, молоко, масло сливочное, сладкое к чаю… Вроде бы ничего не забыл, – думал вслух человек. 

На вид простоват, невысокого роста, серо-русые волосы, бледно-карие глаза, близко расположенные по бокам не очень выдающегося носа. Обыкновенные синие джинсы, больше года назад купленные в секонд-хенде, были уже залатаны, а между ног аккуратно прострочены так, чтобы штаны никого не смущали прорехой в самом непристойном месте. Куртка, повидавшая виды, никак не могла дождаться своего путешествия по высотам городской свалки.

- Ну что ты мяукаешь, рыжик? Так и быть, отрежу тебе кусок колбаски. Ну-ка… будешь такую? Ишь ты, еще модничает! - присаживаясь на корточки, человек потянулся к котенку. – Хм, смотрит с таким презрением, будто каждый день получает по килограмму горбуши. Интересно, из чего на самом деле готовят эту «докторскую»?

Человек быстро отряхнул штаны от капель, упавших с неба, и отправился по своим делам. Некоторое время назад он познакомился в одной из соцсетей с пареньком, с которым завязалась дружба. Они много общались, но в реальной жизни так и не успели увидеться. Вот, настало время заполнить этот пробел. Человек был приглашен в гости с условием, что он не будет против столь интимной обстановки. Дело в том, что его новый друг по переписке оказался одиноким инвалидом и много лет уже не выходил из квартиры. Внешний мир он видел только из окна пятого этажа. Друг описывал свою болезнь только в общих чертах. Единственная подробность –это падение с дерева и, как следствие, невозможность самостоятельно передвигаться.

***

– Мне больше некому рассказать, кроме тебя.

– Многовато мне чести.  Не находишь?

– Нисколько. Мне кажется, я хорошо тебя знаю. Ты дал мне понять, может быть и невольно, что ты человек восприимчивый к чужим переживаниям.

– Сколько лет тебе было, когда ты покалечился?

– Около тринадцати.

– Ты помнишь тот момент?

– Разумеется.

– Наверное, это был худший день в твоей жизни…

– Что ты? После этого были годы лечения и реабилитации.

– Зачем ты полез на дерево?

– Там оказался мой воздушный змей.

– И тебе не было страшно залезать?

– Я всегда хотел научиться лазать по деревьям. Но теперь понимаю, что мне остается лишь ползать по электронным сетям. Жалко было того времени, что потратили на меня родители.

– Но ведь они любили тебя?

– Большего горя невозможно было себе представить. И во всем виноват я. И что ж, спустя время они ушли, я остался один.

– Мне очень жаль, правда… Но ты пытался найти себе спутницу жизни, чтобы не быть одиноким? Ты влюблялся?

– Я не имел права. В своей жизни у меня не было ни женщин, ни кого- то ещё. По сути, я сам и не парень и не девушка. 

– Как это понять? Но влечение испытывал?

– Поначалу, да. Оно постепенно усиливалось, но со временем я смирился с невозможностью стать полноценным.

– Вряд ли кому-то это под силу, друг мой. Как же тебе удалось не сойти с ума?

– Я знаю, что другие дети играли, развлекались, как могли, гуляли с друзьями, ходили в кино, в школу… а мне нравилось путешествовать во сне, вернее, во снах.

– Что это ещё за путешествия?

– Сколько я ни думал над происходящим со мной, было бесполезно копаться в догадках. Я ничего не знал. Да, это и не требовалось. Я засыпал и видел себя другими людьми… Самыми разными людьми. Возраст и пол не имели значения. Но это такое счастье: ходить по траве, брать за руку любимого человека, шнуровать ботинки ребенку. Я даже пробовал хороший алкоголь!

- Но осознание, что это всего лишь сны, не расстраивало тебя?

- Может быть, это и не сны были… Так или иначе, я старался записывать их. Собственно, для этого я и просил тебя задержаться. Я хочу, чтобы ты почитал их. Мне не все удалось записать, но все же, некоторое количество моих путешествий были отображены. Вот, пожалуйста…

- О, спасибо! Сейчас поглядим... 

- Что ж, тогда вот… тут у меня начало…

1

Никита следил за процессией в свою честь. Слезы на седой щетине отца превращались в белую ледяную труху этим холодным майским утром. Он уже успел выйти из состояния истерики, и звуки лопаты, проникающей в рыхлую почву, уже не вызывали у него удушения и желания кричать. Паника прошла. Единственный его сын мертв. Женщины собрались вокруг. Они тупым взглядом уставились вниз, покачивая коляски, в которых, однако, никого не было. Раздавался тихий шепот, нарушаемый полетом ветра. Солнце разъедало глаза. Одна из женщин приблизилась к яме и ритмично забормотала себе под нос. Все вокруг ее понимали и кивали в такт издаваемой мелодии голоса.

– Каким был хорошим наш Никита, золотое сердце. Я помню его с самого рождения. Он всегда был спокойным мальчиком. А как он дружил с моей Мариночкой? В школу они ходили вместе, и все мальчишки ему завидовали. А какие бы у меня были внуки? 

Топот второй дамы прервал всхлипывания первой.

– Никитка был жизнерадостным мальчиком. Больше всего в жизни он любил ухаживать за цветами, сажать деревья и украшать подоконники зеленью. Не было ни одного места на окне, которое бы скучало без его цветов. Вся квартира переливалась радугой и благоухала от ирисов и тюльпанов.

– А розы? Розы-то были? – прозвучало из толпы.

– Розами он не интересовался, – ответила женщина.

– Как странно, а по нему и не скажешь.

Воздух рассекали мужские голоса. Они были столь печальны, что отец, подхваченный волной минора, принялся скулить вместе с ними. Его серое лицо светилось жемчужными отблесками. Солнце попадало в него миллионами своих стрел, но он был жив, хотя жизнь и оказалась прервана, словно вековое дерево повалилось по прихоти пролетающей мимо грозы. 

– А где был ты, когда это случилось? – простонала мать покойного.

– Я был занят, поддерживал родную команду. Наши забивали пенальти в матче «Зенит-НАТО» – твердо высказался отец.

– И кто же победил? – поинтересовалась мать.

– Никто. В последний момент на поле выбежала собака и отобрала ботинок у нашего вратаря, стала гонять с ним по траве. 

– C’est la vie – послышался голос издалека.

Всеобщий вздох раздался над вырытой могилой, и головы собравшихся обращались к ее пустоте. 

Наконец, и сам Никита подошел к толпе, попытался просочиться сквозь нее. Все, что ему удалось, это слегка отодвинуть одного мужчину, намертво прилипшего к плотной стене из человеческих тел. Стараясь предпринять новое усилие, он поскользнулся на камне и ударился головой. При этом одни люди начали его отпихивать ногами, а другие пинали, почти вминая в землю. – Что вам надо? – кричал парень, но люди продолжали делать то, что делали. Его слова увязали в пространстве, как в глине. Он почувствовал, как на нём порвалась одежда. Рукава клочьями висели на плечах. Одна из человеческих рук потянула за куски материи, и левый рукав отпал. В следующий момент его схватила еще одна рука и вытянула из толпы. Это была отцовская рука. Большая рука большого человека. Человека, который владел жизнью. Страх и тревога, которые излучал Никита, пропали. Перед его глазами сиял взгляд Отца. Одним суровым выражением бровей он будто бы говорил: “Никитка, ну как же так?” Но отец молчал. Тёплые карие глаза его укоряли юношу, словно провинившегося щенка. Ник пытался начать разговор, но папа прервал его, сказав, что тот сам понимает, в чем виноват. Каменной хваткой отец взял сына за воротник и кинул в яму. Пролетев пару метров, мальчишка стукнулся спиной о дно могилы. В шоке он валялся до тех пор, пока в лицо не угодил комок земли. Но он не успел закричать. Голова уже полностью была погружена в почву. Через секунду Никита не мог пошевелиться. Не было ни одного шанса. Не оставалось смысла бороться. Он молчал и слушал, как падала новая порция земли. Головой он ощутил, как установили надгробный камень. На нем было написано: «Здесь закопано гнилое семя».

***

– Такие сны нуждаются в интерпретации! Ты пробовал их расшифровывать? 

– А разве это имеет смысл с научной точки зрения?

– Вероятно, нет, но ты ведь и не ученый. Да, и что ты понимаешь под научным? Есть ведь наука, изучающая работу мозга…

– Мне больше нравится идея возможности путешествовать в чужие сны. Мне интересен процесс.

– Когда я был моложе, я считал, что воображение спасет мир.

– Ты имеешь в виду…

– Под воображением я имею в виду гибкость ума, способность сооружать конструкции из идей, визуализировать и воплощать схемы.

– А сейчас не считаешь?

– Теперь я думаю, что мир не нуждается в наших идеях. Если, конечно, не иметь в виду тот культурный мирок, который мы сами себе создали. Но и ему не требуется спасение. Он будет жить по мере эволюции смыслов в головах. Мир не нуждается в спасении, ему ничто не угрожает.

– А ты бы сам взялся расшифровать сон?

– Я? Никогда не пытался. В юности читал работы Фрейда, был впечатлен, но дальше впечатления дело не пошло.

– Интересно, что ты скажешь про дальнейшие записи…

2

На лужайке пахло возрожденческими нотками. Весеннее солнце освещало изумрудную поляну с вкраплениями отцветающей мать-и-мачехи. Виталий с любимым псом Гарри то и дело гонялись за теплыми лучами, по пути не забывая обратить внимание на каждую кочку и каждый пенек. Тем временем безвкусно украшенная женщина, напоминающая старую тумбу, скрипучим голосом напевающая, что музыка нас связала, прогуливалась со своим крокодилом-питбулем близ малинника, находившегося неподалеку. 

— Это наша малина, это наша поляна. Я здесь живу, где мои предки проливали кровь. А ты кто такой?

Пес Гарик был весьма интеллигентным мальчиком, а поэтому лай двух особей, если и волновал его, то не сильно. Поняв, чем пахнет дело, парень с собакой попытались свернуть в сторону от них, но зверюга вырвалась из хлипких крюков тётки и бросилась на юношу с Гариком. Крокодилья пасть распахнулась, издавая гаркающие звуки, похожие на удары лома об асфальт. Угрозы причинения травм средней тяжести слышались в песьей брани. Гарик был несколько удивлен и раздосадован таким возмутительным поведением. Уже практически решившись вступить в полемику, он приготовил ряд доводов, но Виталий решил, что надо поберечь благородный профиль своего колли. Он поднял камень с земли и сделал вид, что кинул в сторону «крокодила».

«Феликс, держи его!» - раздалось над полем.

Злая собака кинулась на рыжего четвероногого красавца, завязав драку. В эту же секунду, как из-под земли, перед лицом парня выросла чудовищная масса женского тела и с нечеловеческой мощью вцепилась в юношескую шею. Многоголосое рычание вырывалось изо рта монстра. Виталик мог расслышать только что-то вроде «разорю» и «не потерплю». Не ясно, какие силы ему помогали, но сознание не покидало его. Солнце в очередной раз выглянуло из-за небесного занавеса и бросило на них клин света. Львиный рык послышался из пасти чудовища. Виталик взял ее за грудки и поднял над собой. Она кричала и извивалась. Трава и ростки колосьев цеплялись за ноги женщины, словно питающая сила земли не желала расставаться со своей дочерью. Лицо ее потемнело и приобрело серый оттенок. Кожа зашевелилась, и из трещин ее стали вылезать черви. Вся ее голова превратилась в клубок извивающихся червей. Прямо в руках все ее тело рассыпалось на части и рухнуло на землю, остатки его распались на гранулы и ушли вглубь почвы. Оглянувшись по сторонам, парнишка обнаружил, что питбуль исчез вместе с хозяйкой. 

- Как легко и свободно дышать, когда тебя никто не душит, правда, малыш?

Победный лай его пса привел парня в восторг, и, взяв колли на поводок, он отправился к малиннику. Гладя хорошего мальчика, Виталик говорил ему ласковые слова и обещал угостить, когда они вернутся домой.

***

— Так и рождаются мифы.

— В этих мифах я живу. А когда просыпаюсь, меня ожидает трясина, в которой приходится плавать и выглядеть человеком.

— Ты и так человек. Если ты не можешь ходить, это не значит, что ты чем-то хуже остальных.

— Да? Может быть, я и не хуже, но годы, проведенные в вонючей каменной коробке, заставляют чувствовать себя субъектом несколько другого сорта, нежели нормальные люди.

— Ты себя накручиваешь, по-моему. Думаю, если тебе будут уделять внимание, тебе станет значительно легче воспринять себя достойным. Я, пожалуй, сделаю нам по чашечке кофе, если ты не возражаешь, прежде чем продолжу читать.

— Иногда, когда тебе уделяют внимание люди, особенно если знаешь их совсем недавно, создается ощущение нереальности. Сразу думаешь: либо тут что-то не чисто, либо у человека не все в порядке с головой.

— В каком мире мы живем… люди перестали элементарно доверять друг другу. А между тем благодаря эмпатии и существует общество. Сочувствие формирует связи между нами.

— Верить в добро — это то, чего всегда очень хочется. Может быть, я и правда себя накручиваю.

— Ну, так что? По чашечке кофе с профитрольками?

— Да, а вот тебе следующий лист… 

3

 Посередине небольшой комнаты стоял стол, накрытый скатертью, кое-где дополненной не отстиравшимися пятнами от кетчупа. На столе валялись обломки Вавилонской башни - праздничного ужина в честь дня рождения Маши. Игристые вина соседствовали с фруктовыми соками. Русский салат “Оливье”, подающий признаки роскошной жизни, подпирал бока бескалорийной кока-коле. Множество овощных салатов и мелко нарезанных кусочков рыбы просвечивались лучами телевизора, как всегда, включенного для создания атмосферы единения. Добрая половина снеди вальсировала на скатерти под журчание курицы, томящейся на кухонной плите. Птица, словно главная звезда шоу, лениво распевалась, пудря носик и наводя марафет, чтобы вскоре выйти на сцену в компании золотистого картофеля. 

Собрались члены семьи. Все наряжены в лучшее, что могли достать из шкафа. Мать и отец расположились по разные стороны стола. Младшие братья сели в двух метрах друг от друга, развернувшись к сестре. Глаза мамы скользили от смартфона к телевизору. Телевизор все время перетягивал внимание, прибегая к известной хитрости с яркостью цвета и уровнем звука рекламы. Он-то знал, что Елизавета Теодоровна мечтала избавиться от засора в раковине с помощью новомодного Крота со вкусом лайма и грейпфрута.  Отец говорил сам с собой, вспоминая песни Юрия Антонова и рассуждая, как бездарна сегодняшняя эстрада. Братья играли в онлайн поединки у себя в гаджетах, так сосредоточившись, что шоколадные конфеты, обещанные и переданные им матерью, остались без внимания. Все обитатели помещения статично и спокойно сидели за столом. Только старая побелка на потолке сотрясалась от бедствий, которые каждый день устраивали соседи сверху. Белая шелуха падала в рыбные нарезки, но всё было не важно, когда радость, несущаяся сладким ручьем из теле-ящика насыщала умы зрителей.

Наконец, члены семьи взялись за салаты и закуски. Наполнялись бокалы. Винный суррогат не соперничал с колой и соками, а потому напитки делили территорию мирно и без лишних скандалов. Мясные и рыбные нарезки волшебным образом исчезали из блюд.

— Красота! — сказала мать, встала из-за стола и скрылась в коридоре.

Наконец, в дверном проеме появилась прима кулинарного театра. Елизавета Теодоровна внесла жаренную курицу в панировке. Запах не оставлял выбора, кроме как предаться греху чревоугодия. Комната наполнилась ласкающими нотами столовых приборов, ударяющих о дешевый местный фарфор. Все сладкое, соленое и сдобное моментально исчезло с белой равнины стола. Семья сыта и довольна. Только лампочки в люстре возмущенно негодовали, подобно ворчливым старухам на лавочке, глядя на такую неумеренность. Позвякивая и мерцая, люстра потухла. Сцена кулинарной мистерии запахнулась ночной шторой. В доме вырубился свет.

— Кто здесь? - вскрикнула Маша.

— Что случилось? – хором зашептались остальные.

— Очень хорошо, – вздохнув с облегчением, произнесла Елизавета Теодоровна.

***

— Молчание — знак согласия, не правда ли? Однако, в некоторых случаях мы молчим, когда нет надежды на понимание. Моя семья разрушилась из-за такого отношения. Мы с женой прожили 5 лет, пройдя все ступени: зачатия, развития, упадка и кончины семейной жизни. А все шло довольно гладко поначалу, пока ее шуточки и избегания темы деторождения не начали меня раздражать. Мне было совершенно не понятно, как женщина не хочет иметь детей. Тем более, что уже, как бы, пора, нам обоим было в районе тридцатника. Мы ссорились, мирились, снова ругались, но, в конечном итоге, наше совместное пребывание в одной квартире стало мирным и спокойным. Только вот не было между нами искры, не было детского сюсюканья, которым влюбленные так раздражают окружающих. Не было между нами, в конечном итоге, и тем для тесного и доверительного общения. Вообще, чем мы вместе занимались? Ну, скажем так, у каждого была своя работа, свои увлечения, а вместе мы чаще всего смотрели фильмы, не забывая перед этим долго спорить насчет предпочтений в кино. Потом начались задержки на работе. Она возвращалась к самой ночи. Конечно, у меня были некоторые подозрения. Но я никогда не был ревнив, тем более что и страсти к супруге уже никакой не испытывал. Далее, к моему удивлению, у меня у самого случилась пара походов налево. Таким образом, у нас обоих появились интрижки на стороне и… Сам понимаешь…  А, впрочем, зачем грузить тебя лишними проблемами? У тебя и своя головная боль. Перейду, пожалуй, к твоему тексту. Как кофе?

4 

Вспоминая давно ушедшую мать, уже не юный Александр Палыч всё еще не мог оставаться спокойным. А учитывая его участившееся помутнение рассудка, старик уже полностью могу потерять понимание реальности.

- Почему ты опять взял мою помаду, Сашенька? Ты же знаешь, что губы красят только девочки! - говорила мама.
Через мгновенье Александр Палыч увидел себя в платье, и мать все еще продолжала улыбаться и причесывать его. Однако, то была уже не она, а женщина, лишь напоминавшая мать. Добрые ее руки стали жесткими и грубыми. Женщина принялась драть сына за волосы и отшвырнула его к зеркалу так, что он ударился лбом. Он видел кровь на своем лице. Кровь лилась тонкой струйкой, спускаясь по щеке и капая на пол с чуть слышным звуком. В страхе он посмотрел на женщину, но она уже была похожа на мертвеца. Она схватила мальчика за руку и впилась гнилыми зубами в мягкую детскую плоть.
От страха глаза Александра Палыча заслезились, а губы затряслись, как при ознобе. 

— Мама, мамочка... — твердил он.

— Мне так одиноко, так одиноко… Мне тебя не хватает!

Мысли Палыча рассыпались по полу, как будто таблетки, выпавшие из трясущихся рук. Глаза старика застилались туманом, конденсирующимся в слезных бороздах. Нервы сгорали. Пепел серебром усеивал его редкие волосы.

— Зачем ты все время меня обижаешь? — кричал Палыч.

— Зачем ты все время меня обижаешь? — улыбаясь, повторил призрак.

— Всю свою жизнь я хотел умереть, но боялся.

— Не думай о смерти. Сначала выполнишь мою просьбу, а для этого ты должен, наконец, понять, кто ты такой. 

— Бог сделал меня ничтожным! — взвыл старик.

— Ты есть Бог! – возразил дух.

Мокрые глаза старика засияли, а вскоре засветилось его лицо. Пыль и клочья пожелтевшей бумаги завертелись в вихре и кружили вокруг Александра Палыча. На его спине обрывки листов собрались в бумажные крылья и подняли его в воздух. В один момент Палыч очутился в открытом пространстве и взлетел. Крылья несли его вдоль электрических проводов в неизвестном направлении. В полете лишь одно желание владело им — наказывать. Сияние его лица затянуло плазмой всю одежду. 

— В огне моём да сгорит всё нечестивое! Вся погань мирская да рассеется пеплом по земной поверхности! Все пороки людские, будь то похоть и леность, своеволие и человекопоклонничество — будут гореть в моём божественном пламени. Бог – есть справедливость. Все, что не от Бога – то от лукавого. 

Счастье выражалось на лице старика, взмывающего ввысь. Он смотрел на людей. Он наблюдал за движением машин. Огни вечернего города мерцали и двигались. Бумажные крылья махали, и горячие потоки летели на землю. Транспорт на дорогах просигналил о конце пути. Взрывы и крики слышались повсеместно. Объятые пламенем люди бегали, пока не останавливались, чтобы навсегда застыть в неподвижных позах.

— Все летописи, хранимые вами, люди, отныне нарекаю Евангелием от лукавого. Не будет больше времени. Рай на земле наступит, как только адово пламя сожрет нечистых. Плоды от древа познания ввергли вас в немилость Всевышнего. Так пусть взойдут ростки семян истинной веры!

Сплошная стена пламени выросла от земли до самых облаков и накрыла колючим одеялом всё живое. Крики умирающих превратились в один голос живого огня. 

— Я есть Бог, я сын и воинство господа! – вырвалось из уст крылатого старца.

Больше ничего не стало. Воздух выгорел, и пламя исчезло. Небо затянуло плотным куполом туч. Больше нет света. Есть только идеальная тьма над бескрайним простором. 

— Теперь ты видишь, сынок, что ты всего лишь маньяк, – произнес дух матери.

Палыч снова оказался окруженным стенами своей квартиры. Привидение окутало тело старика своими прозрачными руками и поцеловало в лоб. Он закрыл глаза и лег на пол.

В следующий миг тьма разрезалась острым ланцетом дневного света. Он уже не всемогущий Бог и не старый безумец. Теперь он богомол - маленькое беспомощное существо, прячущееся в траве, но не в силах спастись при встрече с мышью. Его участь — быть переваренным простой полевкой.

***

— Да, кофе мне не хватало! Спасибо тебе, добрый человек! 

— Подобный сон был у и меня. Ну, или почти такой… Страшно смотреться в зеркало и видеть в нем себя старого.

— Что ж, тогда тебе лучше смотреться в фотографию в паспорте! Уверен, ты был хорош собой.

— Ничего хорошего. Прыщи, неуверенный взгляд, дебильная причёска. Кому такое понравится? 

— Прямо-таки, никому не нравилось? Девушки, наверняка, обращали внимание. Ну что ты? Не придуривайся!

— Девушки обращали внимание, только они больше старались поддеть. Я был таким стеснительным, что они, не видя моей мужественности, подозревали во мне влечение совсем к другому полу. Однажды меня оскорбили тем, что подарили открытку на 8 марта. Честно говоря, совершенно не ясно, как реагировать на такие издевательства.

— Люди жестоки, особенно маленькие люди, которым требуется возвыситься за счет рядом стоящего.

— Знаешь, я давно уже простил их, а все равно чувствую себя некрасивым. 

—Умоляю тебя, совершенно не нужно быть красивым, чтобы быть уверенным в себе. Хотя, и страшным тебя не назовешь. Нормальный парень. Тебе бы только побольше силы в глазах - и мир падет к твоим ногам. Во всяком случае, девушки оценят. Их привлекает сила, хоть они не всегда в этом признаются.

— А ты откуда знаешь?

— А я бывал в теле женщин, можешь мне поверить.

— Нет уж… лучше я посмотрю, что тебе еще снилось.

5

«Чем завершать земной путь, лучше бы распрощаться с химерами, вера в которых лишает нас здравого смысла, который в свою очередь питается верой в основополагающие принципы причинно-следственной связи». Такие слова несколько лет спустя вертелись в голове чуть было не ушедшего в мир иной Николая. На самом деле, их слово в слово высказал ему университетский преподаватель по философии. Он случайно узнал про инцидент в метро и долго еще причитал о безрассудстве подростковых действий. Аркадий Платонович считал, что вся мировая культура состоит из красочных заблуждений. По его мнению, следует лишь рационально избегать деструктивных, тех, что наносят вред человеческой личности и способности индивида быть полезным для себя и для развития общества.  Пусть человек верит хоть в деда Мороза, хоть в великую державу, хоть в смешение шумеро- аккадской цивилизации с ануннаками, лишь бы только это не сопровождалось борьбой с неверными. Когда мнимый источник силы находится не в тебе, а в чем-то большем, то маленький человек неминуемо обретает ореол значимости, хоть и, по сути, он себя унижает.

— Ты принадлежишь не только себе, но и тем, кто тебя любит. В конце концов, даже если из тебя ничего путного и не выйдет, дай шанс своим детям, которые могут быть лучше и успешнее — говорил Аркадий Платонович.

Хоть Коля и не резал шеи окружающим, но свою собственную голову чуть не потерял. И все из-за того, что не верил в себя. Теперь, вспоминая все происходившее с ним в школьные годы, он понял, как важно встретить на пути правильного человека, который не только не даст тебе упасть на рельсы, но и скажет правильные слова. 
 

Демон больше никогда не появлялся в его снах. Некоторые отрывки памяти до сих пор не были найдены. Что ж, вероятно, это не такая большая цена за возможность вести здоровую психическую деятельность. Вероятно, и потеря некоторых убеждений сыграла благотворную роль. По крайней мере, страх открыть себя в качестве субъекта плодородия, творческого инициатора – уже не беспокоил Колю. Всем не хватает любви. Остается лишь дать себе свободу дарить и принимать эту любовь, невзирая на выдумки общества.

Только один сон, повторяющийся с произвольной стабильностью, волновал его ум. Там, во сне, он лез на дерево. Оно казалось непомерно высоким, словно бесконечным. Не ясно было, за что конкретно он цеплялся, крепка ли кора дерева. Лишь огромное число веток, которые задевали его голову. По мере того, как Коля взбирался на высоту, ветки и ствол становились все тоньше, пока он не почувствовал, что находится уже на вершине. Свежий ветер покачивал маленького человека пред синей бездной неба. Страх отсутствовал. Коля был свободен. Он мог держаться за тоненькие прутики дерева, но неожиданно порыв ветра оторвал его от веток, а под ногами исчезла опора. Теперь он был в свободном падении. Скорость пронзила ужасом тело сновидца. Потеря контроля ощущалась электричеством на кончиках пальцев. Сердце вырывалось из груди. Ноги безуспешно искали хоть одну точку поверхности. Но это был конец. Все завершилось небывалым покоем. Оглядевшись вокруг, он понял, что очутился на чьих-то сильных руках. Это были теплые руки отца, принявшие в свои объятия свободолюбивого блудного сына. Не было большего счастья, чем возврат к утерянному. 

***

— Коля, так звали моего брата. Это за его воздушным змеем я тогда лез. Он был постарше меня и уже не интересовался такой ерундой, поэтому он отдал змея мне. Мне было приятно.

— Почему ты говоришь о нем в прошедшем времени?

— Мы больше никогда не увидимся. Я его предал.

— Что значит «предал»?

— Однажды я застукал его говорящим с кем-то по телефону. Он говорил с каким-то другом. Звучали слова любви. Я думал, что это розыгрыш или прикол. Не придал особого значения. Коля не заметил, что я подслушивал. Тем же днем за обедом я при родителях напомнил ему об этом разговоре. Коля покраснел, как помидор, улыбался и озирался на папу с мамой. Те не восприняли это как шутку. Отец ударил ложкой об стол, погнув ее. Он начал кричать, что не потерпит мерзости в своей семье. Он потянулся к моему старшему брату и, схватив за одежду, случайно порвал рукав. Мать тут же в панике начала заступаться за Колю. Брат высвободился из рук отца и бросился бежать. Я никогда не видел до этого момента, как он плачет. Коля убежал из дома. На следующий день пришла весть, что он умер в метро.

- Какая трагедия…

- В общем, я был раздавлен. 

- Не представляю, как подросток может это воспринять…

- Месяц спустя, единственная вещь, которая осталась у меня от брата, воздушный змей, оказалась на ветке дерева. Довольно высоко, но это такая ерунда, по сравнению с обладанием памяти о нем. Для меня змей — это талисман, символ его любви.

— Догадываюсь, что было дальше.

— Ты правильно понял.

— Что я могу для тебя сделать?

— Я бы хотел принять ванну. А ты пока почитай, что там еще написано.

— Почему бы и нет? Только, видимо, тебе нужна моя помощь в раздевании…

— Не волнуйся, я не стесняюсь. Надеюсь, ты тоже.

— Годы стеснения остались в прошлом.

— В конце концом, все мы скроены по образу Его и подобию, ни так ли?

6

Бывает так в жизни, что реальность теряет свою незыблемую прочность. Тогда уже не знаешь, спишь ты или нет, женщина ты или мужчина, старик или ребенок. Даже личность и присущий ей характер выходят из берегов подобно полноводной реке. Но сегодня я знаю, что я — это я. Простой человек с открытой душой, но без возможностей и перспектив. Последнее, что я могу — это говорить. Но, даже если меня никто не слышит, если мои мысли утонут во времени - я буду знать, что я сделал все, что мог. На самом деле, я всегда хотел жить. Мне так жаль, что моих сил не хватало, чтобы помогать другим, но все же, хотелось бы верить… я хочу верить, что жил не зря. Я мог немного, но общение с теми, кому хуже, заставляло меня посмотреть на вещи под другим углом. Все глупые принципы, которые в ходу у простых людей, они уходят, как только видишь улыбку человека, которому было в сто раз хуже, чем тебе. А ты — раз — и сделал нечто приятное ему. Пусть мелочь, но и она может быть существенна. Но теперь все мои друзья, которым я помогал, ушли. Мне остается лишь только лечь в лодку и уплыть далеко по реке в то место, куда другим ходу нет. Там я смогу воспринять мир в красках и звуках. Люди будут смотреть на меня, как на равного, как на ценного. Пусть это лишь на несколько часов, но я там живу, я там настоящий человек. 

Однажды я был девушкой. У меня были длинные волосы цвета спелой пшеницы. Смотря в овальное зеркало, я любовался собой. Голубые глаза, оправленные шикарными ресницами, розовые губы и светлая кожа с веснушками. Столько мелочей притягивало мое внимание. Каждый раз, когда я в чужом теле, мне невероятно интересно узнавать себя нового. Однако, в этот раз я словно влюбился в свое собственное отражение. Чистая кожа без единой морщинки и складочки, тонкая шея, гибкой линией переходящая в хрупкие плечи. Плечи, которые держали чужие руки. Мужчина обнимал меня сзади. Мне было спокойно и легко. Мы оба были раздеты и готовы принять ванну совместно. Грациозной, но естественной походкой мое тело отправилось вслед за мужчиной. Он спросил меня, нравится ли мне столько пены. Я чувствовал восторг, плавно переходящий в ленивое томление. Стройные ноги девушки переступили через бортик ванны и погрузились в вязкое тепло. Он целовал меня… Вместе мы легли. Сначала он, потом я на него. Его большие руки обнимали меня, а вода усыпляла. Звук льющегося потока из открытого крана… слабость и покой. Его тело, моя плоть. Вместе мы растворялись и пеной искрились на поверхности воды. Больше ничего не осталось на свете, только любовная пена на поверхности горячей воды. Весь мир исчез, как и мы. Пустота, перешедшая грань земной жизни. Это не эмалированная емкость, это лодка, в которой я плыл по бесконечной реке. В темноте все стало ясным. Открывать глаза уже не нужно. Я в безопасности. Меня везли туда, где все не важно. Постепенно лодка погружалась в воду, и я присоединился ко всем остальным. Там было много душ, но мы стали одним целым. Пена и вода, любовь и душа, все одно.