Я дома

Три месяца я находился в безопасности: Кишинев, Берлин, Аланья, снова Кишинев. 

В безопасности, само собой, тоже не совсем уж абсолютной, посколько всё у нас относительно, и опасность, и без. 

В Одессе мы тоже пока что в более-менее безопасности, хоть и не в такой, конечно, более-менее, как там, где я был еще вчера. 

Берлин. Ну, летом там еще ничего. Зима - извините, нет. Дождь идет настолько неделями, что люди его перестают замечать. Гуляют, ходят в музей, ездят за покупками. Плюс три, ветер, дождь, я еду с внуком на метро в зоопарк, под дождем стоят слоны, жирафы, их специально кормят на улице, чтоб закалялись. Внуку тоже наплевать на погоду, он смотрит на жирафов и слонов, радуется веселым пингвинам, которые еще и плавают блять в пруду, а дождь все капает, все не перестает, и завтра тоже, и послезавтра. Мы идем мимо орлов, стервятников, я объясняю внуку сквозь кашель, что стервятники жрут падаль, а вот орлы - они гордые, они нет. В метро на пути домой мы гуглим, и оказывается, что орлы тоже падалью не брезгают, дед, ну как же так. Я рисую на запотевшем окне рожицы, мы хихикаем, а вокруг турки, арабы и наши. Есть и немцы, но какие-то не лучшие представители, некоторые прямо с пивом. А наши, понятное дело, двух видов: наши и не наши, но там грань несколько размыта, по одежде не определить, да и наплевать уже. 

В Турции хозяйкой квартиры оказалась россиянка. 

- Переведите мне деньги просто на Сбербанк. 

Говорю: Сбербанк не получится, я из Украины. 

Смотрит на меня очень подозрительно, прямо очень. Ну тогда и я на нее тоже. 

Не стал снимать, неприятно. Плохая русская

А маклер как раз оказался турком. 

- Я вам сейчас покажу отличную квартиру за 15 евро в день! 

По-русски говорит, хоть и плохо. 

- Поехали, я вас подвезу по адресу. 

Сажусь. Едем. Метров через сто: 

- Пардон, я ошибся, не 15, а 20. 

Я: 

- Это что, у вас маркетинг такой? Нехороший маркетинг. 

Может, у них принято так? Тоже неприятно, не стал снимать. Мало того, что за лоха меня держат, но еще и за говно, явно презирают. 

Снял у нашей маклерши, украинской. Там все ясно, и понимаем друг друга с полуслова, и язык тела считываем, и улыбаемся одному и тому же, и скидку она мне сделала неплохую, вместо тридцати двадцать пять, но зато и квартира двухэтажная. 

Никогда в жизни еще не жил в двухэтажной квартире, и море с балкона видно, и два туалета на меня одного, смотря на каком этаже неожиданно прихватит. Прохаживаюсь вверх-вниз, гимнастика. А на улице - турки, язык тела не считать, с полуслова не понять, хотя цены они по-русски отлично умеют: в одном месте браслетик триста лир стоит, в другом - сто пятьдесят, наверняка еще где-то за семьдесят пять найти можно, так и ждешь, что наебут. 

Красивых людей нет, все какие-то покоцаные, неказистые. И пахнет от них не так, и духи на женщинах не так сидят. 

Есть там и наше общее караоке. Русские поют украинские песни, украинцы тоже все подряд, водка рекой, мира вроде ж нет, а дружба есть. Если нас вытащить из наших паучьих банок и посадить у теплой пальмы, то и делить, оказывается, нечего, господи прости. Надо ж было ухитриться поссорить насмерть два народа, певших всю дорогу одну и ту же Пугачеву. 

Кишинев. Город не особо туристский, но люди. Можно сидеть в парке на скамеечке, как старый педофил, и просто смотреть на людей. Свежие лица, много молодых, одеты с интересом. В центре куча народу, слышна украинская речь, квартиры и гостиницы стоят как в Европе. Тут за двадцать пять евро в сутки не то, что двухэтажную, а вообще ничего не снимешь. С трудом нашел комнатенку в пять кв. метров, это вместе с санузлом, и душ над унитазом. Тридцать евро, однако. 

Кишиневские таксисты как барометр настроения народа. 

- Вот я в прошлые годы у вас бывал, спрашивал ваших коллег, как вы к путину относитесь. Относились хорошо. А сейчас? Прозрели, наконец?

- Вы из Одессы?

- Да. 

- Вы знаете, вот не хочу вас обижать. Но и сейчас хорошо мы к нему относимся. 

- Ебануться. Так он же вас после нас сразу и завоюет, неужели непонятно?

- Ну вот и пусть. Дорого все у нас. Газ так вообще ужас. Отопление. У меня семья, трехкомнатная квартира, денег вообще не хватает никаких. Может, хоть он цены наладит. Жить невозможно. Эта наша Санду как пришла, так все дорожать и начало, ну ее. Уж лучше путин. Вы меня извините, конечно. 

Мы помолчали. Я вспомнил берлинскую квартирку дочери, где она выходила из комнаты в кухню и выключала батареи, включала в кухне. Потом наоборот. Выходила из дома - выключала всё. Приходила и включала только в комнате, на пол-оборота. На ночь, разумеется - ноль. Я не мог в этом режиме, кашлял постоянно, но путина все равно не хотелось. 

И вот Одесса. Мирная жизнь, Аркадия, свежие лица, полный барбершоп мужиков, женщины ухожены и нарядны, идешь за ней по Генуезской улице, тянешь носом ее духи, волосы у нее покрашены и налакированы, улыбка на лице. 

А, если не ухожена и нарядна, то все равно с загадкой, даже бомжиха если. 

На душе становится хорошо, хоть и тротуар хуевый. Что-то такое есть тут в воздухе, чего нет в других городах и странах, и бог с ним, с тротуаром. 

На Приморском стоят люди у поребрика (аааааа!!) и смотрят задумчиво на полуразрушенный морвокзал, а где-то внутри организма щекочет радость, что не в мой дом попало. Чувство, что каждый день вполне может стать твоим последним, тихо-тихо мурлыкает там же. 

Ну ёбнет так ёбнет - мяукает где-то с другой стороны. Детей я бы, конечно, отсюда вывез, а сам - да и хер бы с ним со мной. 

Живи каждый день, как будто завтрашнего дня у тебя не будет! - ну вот и живем. Танцуй каждый день, как в последний раз! Ну, я особо уже не танцую, а в клуб схожу, порадуюсь за народ. 

Короче, я в городе, если кому интересно. Веду свои уроки по вечерам, ученики вздрагивают порой в берлинских зумах, гром ударов их пугает, а мне тут каким-то образом хорошо, и не кому-то там назло, а просто хорошо. 

Люблю вас.