Ворчун

Сергеев шел по улице Саксаганского и напевал про себя пришедшее вчера вечером на ум:

Надежды ма-а-ааленький оркестрик

Под управлением ИИ

Средней руки прикол, думал про себя Сергеев, да и кто ж его сегодня оценит? Кто подпоет вместо ИИ, допустим, НИИ? Или подхватит на лету: ИИ все возрасты покорны, или: жить без ИИ быть может просто, но как на свете без ИИ прожить и тд. 

Кто? 

Такие же старички, как он, Сергеев. А те, кто помоложе, они строчку не считают, язык тела не поймут, не вкурят, в чем прикол, эх. 

Они вежливо прослушают информацию о том, как веселый горячий молодой Сергеев пел под гитару в хрущовке на Берестейской, как он красиво тянулся тонкой рукой к пепельнице, и струйка дыма как, и взгляды, а давайте я вам вот это еще спою, и девочки внимательно слушали, и свет выключили, и свечи зажгли. 

Кому сейчас придет в голову выключать свет и включать блять свечи, когда его, свет, и так отключают на полдня из-за ракет, а запускают их кто? Повзрослевшие мальчики и девочки с теми же песнями в анамнезе. 

Всё скрылось, отошло и больше не вернется, напевал Сергеев с дурацкой улыбкой. 

Его одолело творческое настроение. 

Идет Гамлет по датскому королевству (придумывал он на ходу), в исполнении Смоктуновского (он же Идиот), а навстречу ему Путин. 

Ту быть или не ту быть, Вова? 

Иди на хер, принц, не до тебя сейчас. Надо будет - будем. Не надо - попытаемся в другой раз. Ты вон Гренландию свою держи крепче, пока не уплыла. Величие или невеличие, это потом. Будущие поколения определят, что я сделал на самом деле. Понял? Легенды расскажут, какими мы были. 

Мда. Сергеев загрустил и свернул на Большую Васильковскую.  

Побрел наверх, к Бессарабке. 

Большая Васильковская ведет из Киева в Васильков, который назывался вначале Василёв, в честь Владимира Великого. Почему Василёв, если Владимир, спросите вы. (А на самом деле ведь никто и не спросит, огорчался про себя Сергеев). 

А потому, что после крещения у язычника Владимира появилось новое имя - Василий. В Василёве у него в большом красивом тереме хранились жены. Сидели, небось, вышивали крючком или лапти плели в ожидании. 

Живут мои отрады в высоком терему, а в терем тот высокий нет входу никому, пронеслось в башке у Сергеева. 

На перекрестке торчал огромный билборд с рекламой бригады номер такой-то, завлекающий на войну. 

С печенегами, вздохнул Сергеев. 

В столовой Пузата Хата всегда сидела хоть какая-нибудь молодежь, Сергеев любил там обедать и незаметно пялиться на девочек, попадались красивые. Сегодня на раздаче стояла Вероника, Сергеев подмигнул ей как можно более бодро, она узнала постоянного клиента, улыбнулась в ответ. 

Вам знову гарбузовый? 

Нет, давай сегодня солянку. И котлетку из этой, из индейки, есть у вас? 

Будь ласка!

За соседним столом компания обсуждала концерт Макса Барских в эту субботу. Трое ребят собирались покупать билеты, а один, кудрявенький, возражал: 

да он в рашке всю дорогу деньги зарабатывал, жопы им лизал, кокс на кремлевских корпоративах нюхал, а теперь ветер подул в другую сторону и сразу, видишь ли, песни свои на украинский перевел. Не верю я блять. Даже бесплатно не пойду. 

Ну и не ходи, а мы сходим. 

Компромиссы ему не нравятся, ворчал про себя Сергеев. Тю. Проживи жизнь, накопишь этих компромиссов по самое не могу. 

Сергеев вспомнил про сына. 

Сын сейчас жил в Лондоне, делил трешку еще с двумя друзьями, коллегами по работе, местными. Все было ок до истории с Хамасом. А недавно друзья заявили ему, что если он не съедет, то съедут они, потому что он за Израиль. Не могут поступиться принципами и жить с таким человеком в одной квартире. 

Спасибо, что в одном городе могут. И, что интересно, все трое - геи. Эпидемия идиотизма, сокрушался Сергеев. 

Перед глазами пронеслась вся эта тяжелая история: 

звонок бывшей жены:

ты не поверишь, наш сын - голубой. 

Ну, что ж поделаешь, голубые тоже люди. Главное, чтоб здоров. 

И ты так спокойно об этом говоришь?!! Ах-ах-ах. И тд и тп. 

На самом деле Сергеев еще как переживал, но хотел казаться современным. 

С украинской компанией у сына тоже не всё шло гладко. Говорили они там исключительно на мове, и это при том, что почти все свалили от войны (хотя, наверное, именно поэтому), и, когда сын Сергеева случайно назвал горiлку водкой, они устроили ему чуть ли не буллинг. 

Жизнь - театр, Шекспир сказал, а на самом деле - детский сад, хмурился Сергеев. 

Еда кончилась, но домой еще не хотелось. Сергеев не нашел в зале никого красивее Вероники, но не тащиться же к ней снова заказывать эту сраную котлету. 

Сергеев включил инсту, захотелось легкой пищи для ума. 

Крокодил жрет антилопу, слон чешет живот собственным членом, крутяк ваще, бабка танцует на собственной кухне (внук, видимо, снимает), зрелище так себе, но молодец - семьдесят лет существовала и только сейчас, наконец, начала жить. Сергеев был явно младше, это радовало. 

Попался рилс немецкого журнала Шпигель с переводом. Так-так-так. Дюссельдорф, украинский беженец Иван семнадцати лет влюбился в одноклассницу-немку. Его родители почему-то настояли на том, чтобы он вернулся на родину. Странно, ну, всякое бывает. И эта девчонка, Lena её зовут, не выдерживает любовного томления и скоро едет к нему на перекладных во Львов. Три счастливых дня, было у меня. С ней едет корреспондент Шпигеля, делает фотки, зарабатывает командировочные, плюс надбавка ж наверняка из-за войны. Там он их все эти три дня снимает. Почему так мало - в рилсе не сказано. Может, денег на хостел не хватило. 

Гудит тревога, Лена со Шпигелем героически не убегают в Bunker, а уезжают на фликсбусе назад в Германию, герои, на польской границе стоят 15 часов, фото спящей сидя девочки. 

И вот самое интересное: пока Ваня сидел на родине, ему стукнуло восемнадцать, выезд захлопнулся - возможно, это и было целью его предков, ну не зашла им эта дюссельдорфская девица, хз, или рановато Ване еще менять гражданское состояние по их скромному опиниону. 

Теперь внимание: Ваня не выдерживает любовных мук и через месяц бежит к своей Лорелее через колючие кусты на словацкой границе! Весь исцарапанный, в рваной футболке, добирается до города Дюссельдорфа, где на вокзале попадает в объятия любимой - и Шпигель, само собой, тут как тут, царапины зафиксированы. Завидую их мужеству, рассказывает корреспондент, и еенному и егонному. 

Мдаааа, размышлял Сергеев. Вот же предки идиоты. 

Но до чего ж крут наш Iwan! Печенеги, язычники, православные, какая ему разница вообще! Если стояк даже в колючках не проходит, до полян ли тут и древлян, божечки. Кто там Васильковым владел: Киевская Русь, орда, литовские князья, короли польские, русские, советские, Лесь Подерв'янський, Портников - да идите вы все в дупу, меня Лена в Дюсике ждёт, я ебаться хочу, вы можете это понять?? Мне восемнадцать лет! Вам когда-нибудь было восемнадцать? 

Сергееву было, он помнит. И Лена была (кстати, тоже Лена!). Колючек особо не наблюдалось, зато палатка с гитарой, и да - стоял просто великолепно, прям Перун. Плюс полный рюкзак спиртных напитков, спасибо, никто в Десне не утоп из той нашей  шумной братии. 

Но тогда, вот чтоб сквозь кусты через границу - такое в голову даже не приходило. Голос Америки - да, Би-би-си - да, мы тоже знали, что у нас хреновое правительство, но кусты - нет. Во-первых, мы больше боялись. Привыкли бояться. Потом, мы не чувствовали себя жителями планеты, больше страны. Мы были винтами ее механизма и держали всю эту конструкцию, основанную на этих вот самых компромиссах: вступали в комсомол, ждали распределения, женились (даже будучи геями). Мы были здесь уместны, и страна была уместна. 

А сейчас мне стыдно перед этим Ваней, мы с этими дурацкими печенегами не даем ему жить, ебаться ему не даем. Мы здесь неуместны, а не они, вани - они уже не винтики от конструкции, то время прошло, и слава богу, что прошло. Они сами уже думают. А мы нет, мы думать боялись. Песни пели и не думали. 

Куда мы их родили? -вопрошал Сергеев сам себя. В кучу говна мы их родили вертикальными родами. Тыщща лет прошло, и те же печенеги, ни черта не изменилось, только бабки танцуют в телефоне под управлением ИИ. 

Беги, Ваня, беги - к Лене своей, и старайся не оглядываться. 

Сергеев даже вспотел от бега мыслей. Вот же инстаграм этот, все веселятся, а я переживаю. 

На улице нудно выла сирена.