Израильское квир-кино: от декаданса до мейнстрима

Взявшись писать статью об израильском ЛГБТ-кино, первым делом подумал, что трудно, пожалуй, вспомнить более переломное время как для самого Израиля, так и для израильского квир-сообщества, израильской квир-культуры, чем нынешнее. То, что происходит в последние полгода с еврейским государством, израильским обществом, понятно без объяснений — экзистенциальный кризис масштабов, прежде израильтянам неведомых.

Что касается израильских квиров, то они, по всей видимости, стоят перед еще более сложными вызовами. Кроме «стандартных» проблем переживаемого всеми нами тяжелейшего периода (травма 7 октября, война, незавершившийся политический кризис и раскол в обществе, связанный с правлением Нетаниягу, возможная международная изоляция), квир-израильтяне столкнулись, как бы пафосно это ни звучало, с предательством западного ЛГБТ-движения, значительная (пусть и не вся) часть которого взяла леворадикальный курс, присоединившись к пропалестинским силам, тотально враждебным к сионистскому нарративу, ивритской культуре, интегральной частью которых являются израильские квир-история и квир-культура.

Для квиров в любой стране важна международная солидарность с собратьями по судьбе. Израильские ЛГБТ, и раньше сталкивавшиеся с настороженным отношением со стороны западных квир-сообществ и организаций, после 7 октября вместе с остальными соотечественниками подвергаются откровенной маргинализации. Им больно и страшно наблюдать за активным участием западных квиров в происламистских акциях, бойкотах и кампаниях по дегуманизации израильских евреев.

Добавьте ко всему вышеперечисленному самое гомофобное в истории страны правительство, в котором заседают откровенные ненавистники ЛГБТ — Бен-Гвир, Смотрич, Ави Маоз, рост консервативных настроений в обществе под влиянием войны, и вам станут понятны вызовы, которые ждут квир-израильтян.

Израильское ЛГБТ-сообщество за почти 50 лет борьбы добилось немалых успехов: признание семейных прав однополых партнеров, несмотря на отсутствие возможности заключить формальный брак, право на усыновление, суррогатное материнство. Почти все политики право- и левоцентристского спектра поддерживают права ЛГБТ-граждан. Уникален также высокий уровень видимости израильских квиров: депутаты, министры, лидеры политических движений, артисты и певцы первого ряда, известные журналисты, судьи, военные. Это кроме значительного числа обычных ЛГБТ, живущих открыто. 

Был пройден большой путь гей-эмансипации: от первой правозащитной организации, созданной в середине 70-х, и отмены уголовной статьи в конце 80-х до прайд-парадов последних 25 лет и внушительных побед однополых семей в Верховном суде.

Мне было важно хотя бы коротко описать ситуацию, в которой находится израильское ЛГБТ-сообщество, чтобы был понятен фон, на котором развивалась местная гей-культура, под влиянием которой появились фильмы, сериалы, телешоу с квир-персонажами. 

Я хочу сосредоточиться на двух художниках. Им удалось не только сформировать индивидуальный кинопочерк, но и стать знаковыми фигурами израильской квир-культуры, символизирующими разные эпохи и разный подход к гей-эмансипации. Первый воспел полуподпольную декадентскую гей-культуру 80-х, лишенную надежд и оптимизма, с легким презрением относящуюся к национальным мифам и символам. Второй стал создателем мейнстримного квир-кино, внятного, олдскульного, рассчитанного на широкую публику, предложив зрителю образы «обычных» геев, не отличимых от гетероперсонажей, заинтересованных в социальной интеграции и открытой внечуланной жизни: офицеров, резервистов, врачей, студентов. Речь идет об Амосе Гутмане и Эйтане Фоксе.

* * *

Проклятый поэт израильского кино

В начале 90-х я открыл для себя потрясающего режиссера Амоса Гутмана, любовь к которому храню вот уже более трех десятилетий.

К сожалению, Гутман, будучи одним из самых талантливых израильских авторов, не то чтобы забыт, но явно недооценен — как на родине, так и за рубежом, где он практически неизвестен.

Его короткая карьера трагически оборвалась, когда ему было всего 38 лет. Гутман скончался от осложнений ВИЧ-инфекции в 1993 году, вскоре после премьеры своего последнего фильма-завещания.

Несмотря на то, что за десять лет Гутман снял всего четыре полнометражных ленты («Нагуа», «Бар-51», «Химо — царь Иерусалимский», «Непостижимая милость»), он сумел создать оригинальный, узнаваемый киноязык — редкое явление для тогдашнего израильского кинематографа. Его тревожным картинам, наполненным образами странных и одиноких людей, свойственны особое настроение, ритм, цветовая гамма, музыкальное оформление и изобразительный ряд. Герои его фильмов — маргиналы и аутсайдеры, с безразличием, граничащим порой с откровенным презрением, относящиеся к политике, что в Израиле всегда считалось почти кощунственным, чуждые как сионистского патриотизма, так и леволиберального критического отношения к власти.

В этой связи характерен монолог главного героя, которым открывается фильм «Нагуа», молодого режиссера, понимающего, что ему не заинтересовать своей идеей ни государственные кинофонды, ни частных инвесторов: «Если бы мой фильм поднимал социальные проблемы либо его персонажи обладали политическим самосознанием... Пусть бы это был солдат или житель города развития, пусть бы он служил в морском флоте или обратился к религии, пусть бы это была вдова, чей муж погиб в бою... Но если тебе так важно, чтобы это был гомосексуал, то пусть он хотя бы страдает, а не получает удовольствие. Страна в огне, идет война. Не время для самокопания... Но у нас все время война. К тому же герой фильма “откосил” от службы. Здешняя публика такое смотреть не станет. Слишком много семей, потерявших близких на войне».

Амос Гутман был первопроходцем во всем, что касается квирной тематики в израильском кино. Герои трех его фильмов — тель-авивские гомосексуалы. В картинах Гутмана играли известные актеры — Йонатан Сегал, Ривка Михаэли, Шарон Александер, Джулиано Мер, Алон Абутбуль, Аки Авни, Алона Кимхи. Особой любовью режиссера пользовалась эксцентричная Ада Валери-Таль, трансгендерная женщина, непрофессиональная характерная актриса, которую Гутман открыл для большого экрана и снял в трех своих картинах. Амос жил открыто в 80-е годы, когда почти не существовало такого явления как coming out. Тем более в Израиле. В то время на подобный шаг мог решиться лишь такой бескомпромиссный человек, каким был Гутман — и в искусстве, и в жизни. Об ориентации сына родители Амоса узнали из газетного интервью, в котором тот с предельной откровенностью рассказал о своей жизни и творчестве.

Амос снимал автобиографическое кино, избегая другиx тем. Мало кто отображал на экране свою жизнь с той точностью, с какой это делал Гутман. Вуди Аллен создал кинематографическое альтер эго, не имеющее ничего общего с его реальной биографией. Франсуа Трюффо экранизировал автобиографические события, не стремясь соблюдать при этом особую точность. Биографические моменты в фильмах Феллини искусно замаскированы. В отличие от них Гутман запечатлел в своих картинах собственную жизнь.

Будущий режиссер родился в 1954 году в Румынии. Когда мальчику исполнилось 7 лет, семья совершила алию и поселилась в Рамат-Гане. Амос всегда увлекался искусством — прекрасно рисовал и некоторое время изучал дизайн у модельера Гидона Оберзона, который был поражен оригинальностью эскизов юного художника.

Однако настоящей любовью стало для Амоса кино. В детстве он не пропускал ни одного нового фильма, посещая порой кинотеатр чаще, чем школьные занятия.

Режиссуре Гутман учился в школе сценических искусств «Бейт-Цви». Затем изучал кино в Нью-Йорке. Свой первый полнометражный фильм «Нагуа» («Зачумленный») по сценарию драматурга Эдны Мазия Гутман снял в 1982 году. Герой ленты — молодой режиссер Робби (Йонатан Сегал), ищущий спонсора для съемок дебютного фильма. Еще один важный «персонаж» этой мрачной ленты — тель-авивский Парк Независимости (Ган Ацмаут), самое популярное место круизинга (поиска случайных партнеров для секса) в 70–90-е годы.

«Нагуа» — беспощадно квирный фильм. В те годы и в западном кино было мало подобных сюжетов. Он произвел на меня ошеломляющее впечатление, когда осенью 1990-го я, свежий иммигрант из СССР, выросший в тоталитарной стране, где и речи быть не могло о каком-либо осмыслении сексуальной идентичности, увидел его по телевизору. Я не владел ивритом, но понял все.

В 1985 году на экраны вышла картина «Бар-51», имевшая относительный кассовый успех, но принятая в штыки кинокритиками. В фильме рассказывается история непростых, на грани инцеста, взаимоотношений брата и сестры (Джулиано Мер и Смадар Кильчински), переезжающих в Тель-Авив из провинции.

В фильме снялась трансгендерная актриса Ада Валери-Таль. В середине 80-х она выступала в легендарном ночном клубе по адресу Ха-Яркон, 51. Там ее и нашел Гутман, заглянувший в клуб с приятельницей, драматургом Эдной Мазия. Выступление настолько понравилось Гутману и Мазия, что они решили написать сценарий, а затем предложили Аде роль стареющей стриптизерши Аполонии Гольдштайн.

«Бар-51» — моя любимая работа Гутмана. Его герои — отверженные, живущие на обочине мнимо благополучной жизни пронизанного милитаристскими настроениями израильского общества начала 80-х. Амоса интересовали люди, не желающие или не умеющие играть по правилам, навязанным им системой и жизненными обстоятельствами.

Вот, например, одна из самых сильных сцен фильма, подобных которой я больше не встречал в израильском кино. Бездомный провинциал Томас с ужасом наблюдает за сюрреалистическим миром ночной автостанции. Тахана Мерказит, вонючая клоака Тель-Авива. Наркоманки, умоляющие таксиста подбросить их до Лода, где они смогут купить свою порцию героина, парень-проститутка, обслуживающий пожилого клиента. Несколькими точными мазками Гутман рисует картину тель-авивского дна.

В 1987-м Гутман экранизирует роман Йорама Канюка «Химо, царь Иерусалимский». Действие фильма происходит в 1948 году во время блокады Иерусалима. На экране разворачивается история странных отношений между контуженным слепым солдатом и красавицей-медсестрой, потерявшей на фронте возлюбленного. Это единственный фильм Гутмана, где отсутствовали квир-персонажи. Картина, снятая в фирменной гутмановской эстетике, вызвала недоумение критиков, обвинивших режиссера в издевательстве над историей Войны за Независимость.

После выхода ленты Гутман впадает в депрессию и перестает снимать кино. Большую часть времени проводит дома, отгородившись от мира. А вскоре узнает о болезни. Спустя четыре года, будучи смертельно больным, приступает к съемкам последнего и самого знаменитого фильма «Непостижимая милость» («Хесед муфла»).

Томас (Шарон Александер) возвращается из Нью-Йорка в Тель-Авив, чтобы повидаться с матерью (Ривка Михаэли) и бабушкой (Хина Розовска). Слово «СПИД» ни разу не упоминается в фильме, но тень смерти витает в воздухе с того момента, как Томас появляется в кадре. Последней милостью, непостижимым подарком судьбы становится для него любовь романтичного Йонатана, живущего по соседству.

У Гутмана были весьма напряженные отношения с израильскими гей-активистами, считавшими, что режиссер, снимая свои мрачные ленты о неприкаянных гомосексуалах, погруженных в депрессию и беспорядочный секс, увековечивает негативные стереотипы гомофобного социума. Зарождалась израильская правовая и культурная ЛГБТ-революция, начиналась ускоренная эмансипация квиров. Сообщество нуждалось в других авторах, создающих позитивные образы геев — патриотически настроенных граждан, взваливающих на себя тяготы израильской жизни. И такой автор нашелся.

На пути к мейнстриму

Эйтан Фокс, один из наиболее успешных и известных за пределами страны израильских режиссеров, как и Амос Гутман, родился не в Израиле. Фокс появился на свет в 1964 году в Нью-Йорке. Отец был профессором педагогики, а мать — планировщицей городской застройки. Родители переехали в Израиль в 1967 году, за несколько месяцев до Шестидневной войны. Они развелись, когда Эйтану исполнилось 10 лет.

Детство Фокса проходило в Иерусалиме. В юности он всячески стремился быть частью коллектива, быть «своим» — в школе, скаутском движении, армии и даже в университете — однако везде чувствовал себя чужим. 

«С раннего возраста мне было ясно, что я не похож на других, —рассказывал режиссер в одном из интервью. — В старших классах я делал вид, что заигрываю с одноклассницами, а на самом деле мечтал о своем лучшем друге. Это был непростой внутренний конфликт. Особенно в Иерусалиме 80-х. Ты чувствуешь себя абсолютно одиноким. У современной квир-молодежи есть герои, личности, которые могут служить образцом для подражания. Я рос в Израиле, где мужчина был мужчиной, а женщина женщиной, где все войны были справедливыми. И все это не подлежало сомнению».

Фокс хотел быть «настоящим» мужчиной, как того требовало общество. «Служба в армии была для меня непростым испытанием, — вспоминал он. — Вдруг ты оказываешься во власти всей этой израильской маскулинности, крайне доминантной. Я быстро понял, что это не для меня». Тем не менее, именно исследование израильской маскулинности в ее гомоэротическом преломлении станет одной из главных тем его кинотворчества.

После демобилизации Фокс поступает на кинофакультет Тель-Авивского университета, где знакомится с журналистом Галем Оховски, который станет его мужем, соавтором и продюсером.

В 1990 году Эйтан Фокс снимает короткометражный фильм «Увольнительная» («Афтер»). Боевое подразделение готовится к отправке в Южный Ливан. Солдат отпускают в увольнительную. Йони, скрывающий от сослуживцев свою гомосексуальность, случайно становится свидетелем совокупления своего комроты, мачо, циника с садистскими наклонностями, с незнакомцем в иерусалимском парке. Теперь он может отомстить ненавистному командиру.

В 1994-м выходит первый полнометражный фильм Фокса «Песнь сирены», снятый по книге Ирит Линор. В ней нет геев. Напротив, герои этой романтической комедии любят исключительно представителей противоположного пола. Январь 1991 года. Война в Персидском заливе. Американская армия бомбит Ирак, а иракские баллистические ракеты падают на Тель-Авив. Сладкоголосую песнь мирной жизни сменяет жуткий вой сирены воздушной тревоги. Незасыпающий город стремительно пустеет — его в панике покидают все, кто могут. Но какое до всего этого дело взбалмошной сотруднице рекламного агентства Талиле Кац, влюбленной в очаровательного Ноаха, технолога пищевого предприятия, с которым она познакомилась незадолго до начала войны.

«Песнь Сирены» (в которой снялся будущий премьер-министр Яир Лапид) имела прокатный успех и закрепила за Фоксом репутацию мастера жанрового кино, хорошо чувствующего вкусы мейнстримной аудитории. Это поможет ему в будущем успешно «продавать» зрителям «новых геев», крепких и надежных израильских мужчин, столь не похожих на фриков и депрессивных декадентов Амоса Гутмана.

В 1997 году выходит культовый сериал Эйтана Фокса «Флорентин» — о жизни молодых тель-авивцев девяностых в легендарном хипстерском квартале. Среди главных героев — два гомосексуала, Игги (Ури Банай) и Томер (Авшалом Полак). Их поцелуй в прайм-тайм становится сенсацией. Авторы сериала поднимают темы, которых прежде не касался израильский кинематограф: камин аут, феминный облик некоторых мужчин-квиров (понятия «небинарный гендер» в 90-е еще не существовало), отношения родителей с гомосексуальными детьми.

В том же 1997-м Фокс выпускает телефильм «Бааль Бааль-Лев» («Сердечный муженек»), в которой показывает бисексуальный любовный треугольник.

А в 2002 году Эйтан Фокс снимает ленту, которая становится общественным явлением и воплощением разработанной им вместе  с супругом Гаем Оховски концепции «мейнстримизации» израильских квиров. Фильм «Йоси и Джагер», повествующий о любви боевых офицеров ЦАХАЛа, один из которых гибнет в бою, попал в нерв израильского общества, для которого тема утраты (шхоль) оправданно является наиболее болезненной. Отважные офицеры, сыгранные обаятельными Иегудой Леви и Охадом Кноллером, сигнализировали гетеронормативному социуму: мы такие же, как и вы,только любим иначе. 

После «Йоси и Джагера» Фокс постепенно отходит от идеи гей-мейнстримизации. Его герои становятся менее straight-acting и не стремятся производить «гетеросексуальное впечатление». И если фильм «Пузырь» (2006) о трагических отношениях между евреем и палестинцем на фоне Второй интифады все еще как-то можно уложить в эту концепцию, то сериал о дрэг-куин «Всегда одна мечта» (2009), музыкальная комедия «Девоньки» (2013) и романтическая драма о старении гомосексуального мужчины «Субаренда» (2020) если и не рассчитаны исключительно на квир-аудиторию, то уж точно не стремятся преподнести гетерозрителям ЛГБТ-персонажей в удобоваримом для них виде.

И все же Фокс успешно выполнил свою миссию. Во многом благодаря его умению снимать качественные, пусть и не претендующие на эстетический прорыв, жанровые картины квир-персонажи стали обычным явлением в израильском кино. Разумеется, это можно связать и с общей эмансипацией израильских и западных ЛГБТ.

И для Амоса Гутмана, и для Эйтана Фокса их сексуальная идентичность была не просто фактом личной биографии, но источником художественной рефлексии. Столь не похожие друг на друга, каждый в соответствии со своим мировоззрением и авторским видением, они создали то, что мне хотелось бы считать израильским квир-кинематографом. К сожалению, Гутман и Фокс — единственные в отечественном кино, чье творчество почти целиком и полностью сосредоточено на ЛГБТ-теме.

Новый Иерусалимский журнал, № 71, 2024