О, Рио, Рио!..

(как бы сценарий)
 
Лишенная цвета ночь. Среди бликов неведомого света — неуклюже ворочающиеся волны. Вроде и берег — вот он, но волны не знают удержу, буря — впрочем, умеренная. Можно разглядеть, что, точно соломиной в окуляре, торчит скала. На скале что-то чернеет, потом отделяется, летит.
 
Кудрявые титры: «ВСЁ».
 
Буквы становятся кружевом пены.
 
На миг, за надписью, промельком, кадр — в прозрачной голубизне скользящее розоватое тело.
 
Пена становится улыбкой юной прелестницы в бикини, каштановые волосы закрывают почти все лицо, только угол губ, зубы, черный, с теплой ореховой искоркой глаз, пристальный и смеющийся.
 
Сочный, но скучливо бормочущий мужской ГОЛОС ЗА КАДРОМ: «О, владычица морская, приди ко мне, приди, всеблагая…
 
Когда Лаис встретила Рико, она была в бикини, он в плавках, потом плавки мы нашли на скале, скала обвалилась…»  
 
Рожа парня, индейские скулы и негритянские губы. Глупейший, вероятно, моднючий, хохолок над нахмуренным лбом. Девушка отворачивается и гордо идет по жаркой плоскости пляжа. Глаза парня сверкнули как бы от слез, он следует за девушкой зачарованно и машинально, как автомат, и все еще нерешительно.
 
Монументальный подъезд, она входит в стеклянные двери, он следом, оба одеты уже.
 
Стеклянный лифт. Мощный разлив индиго-неба и океана внизу и вокруг, ноздрястая белесо-лиловая скала, как плавник рыбы, торчит внизу, удаляясь.
 
ГОЛОС ЗА КАДРОМ: «Плавки его украл ветер и шторм, мы принесли их в собор, возложили куда следует, запели хоры, ангелы затрещали крыльями, явилась полиция, но Рико, конечно, жив…
 
О, владычица морская, прекрасная, голубая…»
 
Обращенные друг к другу профили Лаис и Рико, темные силуэты их на фоне пронзительного, солнечного индиго, в котором вроде бы, украдкой, разливается тень предночная.
 
А может, не разливается.
 
Но затем ноги его и ее, удвоенные зеркальной плиткой, дверь квартиры, чернота.
 
Голос за кадром: «Запах квартиры был полон очарования и был слишком уж, изысканно сладковат. Рико перепугался».
 
Чернота. Ее вскрик, звуки борьбы, треск ткани. Плеск пощечины. Тишина. Осторожно ехидный ее смешочек.
 
Его прозрачно светлые аквамариновые глаза, удивленные. Темный блестящий лоб нахмурен. Хохолок торчит разлохмаченным венчиком.
 
*
Жужжание шейкера. Все еще глаза Рико. Они двигаются, следят.
 
Голос Лаис, потом и она сама в бикини, манерно и важно расставляя стаканы на мраморной барной стойке:
 
— Сама я из Оуру Прету. Городишко такой, слыхал?
 
Неподвижные глаза Рико.
 
Безмятежный голос Лаис:
 
— Там все в церковь по воскресеньям таскаются. Скукотища!
 
— Ты кто? — Рико, хрипло.
 
Смешок Лаис, огромная синева пространства за стеклянной стеной.
 
— Пробуй же!
 
Рико нерешительно принимает стакан.
 
— Это не моя квартира. Тетя уехала в Европу, а я вот… Буду учиться! Пей же!
 
Рико осторожно подносит стакан к губам.
 
Двойная ноздрястая скала там, внизу, в океане. Тени по ней неприметно сдвигаются. Голос Лаис задумчивый, задушевный:
 
— Сам понимаешь, как мне там было… Не замуж же выходить…
 
Рико, хмуро:
 
— Почему не замуж?
 
— А ты возьмешь? — Лаис хихикает.
 
Прозрачные глаза Рико пристальны. Ему что-то показывают, он неотрывен.
 
*
Оба лежат в постели, усталые. Россыпь огней и звезд за стеной-окном.
 
Рико сонно, поворачиваясь набок:
 
— Просто у тебя большой клитор…
 
Лаис не слышит. Она спит, откинувшись на подушки.
 
Роскошная панорама дрожащих ночных огней обращается вдруг в изгаженную темную стену.
 
Рико сдирает себя с постели. Пошатываясь, бредет в темноте. Снова роскошная панорама ночного неба, черный силуэт Рико на нем. Звук струи.
 
Вдруг сквозь шорохи и журчание лирическая тема интродукции к «Жанне д,Арк» Верди — мечтательная, несмешливая, лукавая.
 
По мере заполнения унитаз расцветает в ночи светом зари, моча в нем — изумрудно-прозрачная.
 
Мелодия разрастается вместе со светом.
 
В прозрачной солнечной зелени косо вниз скользит человек. Тело его словно струится робко и жалобно.
 
ГОЛОС ЗА КАДРОМ: «Высоко подняв на ковре его плавки, мы внесли их в алтарь. Двери за нами захлопнулись».
 
*
Резкие всписки будильника.
 
Яркий свет дня.
 
Лаис тормошит Рико:
 
— Вставай, вставай! У меня собеседование сегодня, я опаздываю…
 
Рико вскакивает в постели. Со сна у него тупое лицо.
 
*
Яркое утро. На пандусе сидит Рико. Лаис удаляется, оборачивается, машет ладошкой:
 
— До вечера, малыш!
 
Рико лениво машет в ответ.
 
Он лежит на пандусе, насвистывая самбу. Тени сместились. Едва слышна мелодия Верди.
 
Молодой сочный басок:
 
— Где ты шляешься?
 
Рико недовольно приподнимается:
 
— Салют!
 
— Где ты шляешься, я тебя спрашиваю? Мать вся…
 
Рико морщится:
 
— Афонсу, не начинай…
 
Теперь мы видим лицо Афонсу, широкое, черное и простое. На нем форма полицейского.
 
— Тебе, говнюку, сколько раз говорено: звони! Если задерживаешься…
 
— Я забыл сотик дома. Афонсу, не начинай…
 
Для верности Рико выворачивает карманы шортов.
 
Афонсу по своему сотовому:
 
— Ма, все в порядке. Да, нашел. Да тут, возле пляжа. Где ж ему быть… Понял, ага… (Рико) Ма велит, чтоб ты мигом домой. Седни ж день варенья у Чако. Ты что, забыл?!
 
Возникает смеющаяся Лаис:
 
— Привет, мальчики! О, сеньор полицейский…
 
Окидывает Афонсу сложным взглядом.
 
Тот почему-то смущается:
 
— Сеньорита?..
 
Лаис ослепительно улыбается:
 
— Лаис Ривашу, сеньор полицейский! А это — со мной…
 
— Видите ли, сеньорита Ривашу, этот говнюк… этот пацан — мой брат. У нас седни событье в семье. Очень приятно познакомиться.
 
— Взаимно, сеньор полицейский! — протягивает руку.
 
— У Чако, у брата, день варенья, — бурчит Рико.
 
— Чудесно! А подарок ты уже приготовил?
 
У Лаис тон старшей сестры. Немое изумление Рико.
 
Афонсу как-то смущенно машет рукой:
 
— Встретимся, сеньорита!..
 
Уходит. На ходу все же оглядывается.
 
*
Мельтешение тесного семейного торжества. Свора смуглых и черных парней и девушек в ярких дешевых нарядах. Застолье.
 
Мать Рико сидит во главе стола. Это толстая пожилая мулатка в сверкающем синем платье и желтой чалме. Она то важно улыбается, то тревожно косится на Лаис.
 
Афонсу в форме произносит тост:
 
— Итак, дорогие мои, сегодня мы поздравляем Чако и нашу мамочку, и всех нас…
 
Чако — густобровый крупный мулат в алой рубахе и белом костюме — пронзает Лаис орлиным взором. Та сладенько улыбается. Рико рядом с ней подавлен.
 
Произнося тост, Афонсу смотрит на Чако, переводит взгляд на Лаис, сбивается:
 
— И мы все должны… мы просто… мы, типа, обязаны…
 
Звонит его сотовый.
 
— Слушаю? Понял! Короче, я должен покинуть вас, дорогие мои, но в сердце моем… в моем сердце…
 
— Ты унесешь наши улыбки! — подсказывает кто-то.
 
Лаис опускает глаза.
 
Все хохочут, кричат и чокаются.
 
*
Среди ночной темноты — прорезь открытой в свет дома двери.
 
Черные фигуры мужчины и женщины появляются из дома и растворяются в темноте. Они курят.
 
Голос Чако, невнятный:
 
— Ну, как мы вам?..
 
Голос Лаис, кокетливый:
 
— Вы такие все разные!..
 
— Папочки у всех разные потому что. Это Рио… Объединяет нас только ма. Только женщина может внести в мир гармонию, вы не находите?
 
Лаис, хихикая:
 
— А вы льстец!..
 
Чако, строго:
 
— Но и женщины ошибаются… Нельзя быть милосердными к… насекомому!
 
— В смысле?..
 
Чако, глухо:
 
— А понимай, как знаешь! Ты, видать, девка не промах, и вдруг…
 
Дверь в дом захлопнулась. Темнота.
 
Голос Лаис, тревожный:
 
— Не надо… Я не хочу!
 
— Такие, как ты, сучки хотят всегда… Я зна… я зна…
 
Звуки борьбы, резкий треск ткани.
 
Голос Чако, изумленный:
 
— О ё!..
 
Строгий голос Афонсу:
 
— Что здесь происходит?
 
Свет его фонарика прыгает по лицам, упирается в испуганное лицо Лаис.
 
Чако, жлобски:
 
— Ты ниже глянь, командир! Кого этот высерок в дом приволок!..
 
Свет фонарика ползет с лица Лаис вниз.
 
ГОЛОС ЗА КАДРОМ: «Полиции мы сказали, что не след ей видеть такие дела, ибо владычица морская может прогневаться на мужчин, и тогда женщины станут рожать чудовищ и карликов, и даже, быть может, змей. И полиция отступила. И мы водрузили плавки Рико к ногам божества…»
 
*
Ночь. Подъезд дома Лаис. Подъезжает такси. Из него вылезает понурая Лаис.
 
Вдруг с пандуса слетает тень. Это Рико.
 
Он хватает Лаис за руку и молчит.
 
Снова лифт, россыпи ночного неба и города. И словно среди созвездий плывут ярко освещенные лица Лаис и Рико, обращенные друг к другу.
 
Лаис:
 
— У тебя такие глаза! Будто их нет…
 
Рико, смущенно:
 
— Они светлые…
 
Где-то далекие всполохи самбы.
 
В зеленой толще воды скользит розоватое тело вниз.
 
*
Ночь. Лаис и Рико занимаются в постели любовью. Рико сзади, лицо его прыгает возле лица Лаис. С каждым ударом он глубже вжимает щеку и нос в плечо Лаис. Она картинно закатывает глаза, зрачки ее движутся. Она словно что-то разглядывает вверху.
 
С жалобным вскриком Рико кончает.
 
Звезды, огни. Задумчивый голос Лаис:
 
— Почему ты всегда сзади, малыш? Ты боишься ЕГО?..
 
Голос Рико (задумчиво? сонно?):
 
— Не-ет…
 
Среди звезд движется красная точка. Звезды вдруг встряхиваются. Это блестки на необъятной груди мамаши.
 
Лицо Рико. Он спит, отвернув голову от Лаис. Камера поднимается высоко над спящими. Тело Лаис вытянуто и плоско, словно у мумии.
 
Потное лицо мамаши, одутловатое и горестное. Она качает головой:
 
— С кем ты связался, сынок! С кем ты связался…
 
Глаза ее вдруг плутовски разбегаются:
 
— Ты хоть деньги бери с не… ё…
 
Изъезженная надписями стена в мутном свете луны. Лицо Рико — темным пятном, только глаза блестят.
 
Напористый, жесткий голос Чако:
 
— Знаешь, как это называется? Знаешь ли?! Ты слышишь меня, ублюдок?!..
 
Светлое тело беспомощно и таинственно струится возле отрогов скал.
 
Тема Верди.
 
*
Лицо Рико, голые плечи. Азартно, закусив губу, смотрит футбол по ТВ.
 
Лаис, голая, обнимает его сзади, щекочет грудью ухо. Рико улыбается. Лаис прижимается теснее, проводит низом живота по его голой спине. Рико чуть напрягается.
 
Лаис, ласково:
 
— У нас сегодня две новости, малыш!
 
— У?..
 
— Первая — плохая. Мне придется отчалить в Оуру Прету. Бабушка при смерти, сам понимаешь…
 
— А…
 
— А вторая — и вовсе хреновая… Тетя возвращается… Думаю, ненадолго…
 
Рико, помолчав, грубо:
 
— Мне сваливать?..
 
— Тебе — ждать! — Лаис чмокает его в ухо.
 
*
Терминал в аэропорту. Лаис оборачивается, ласково машет ладошкой.
 
Рико угрюм.
 
Звуки самбы.
 
ГОЛОС ЗА КАДРОМ: «Понюхав плавки нашего Рико, божество сказало: «Это настоящий пацан. И он жив, не горюйте! Он умереть не может никак…» Полиция за дверьми алтаря тоже слышала это. Она, конечно, насторожилась, полиция ведь всегда начеку. Но мы и алтарь сохранили тайну…»
 
*
Ночь. Рико спит на пандусе. В свете фонаря скукожено его тело. На спящего Рико надвигается и поглощает его тень. Кто-то большой подошел и смотрит на Рико.
 
*
Лаис сидит на постели в обшарпанной комнатушке. Кто-то рядом, но кто?..
 
Лаис обхватила голые коленки, вжалась в них подбородком и говорит медленно, вроде только с собой:
 
— Хорошо, что ты привел меня сюда. Всё здесь такое знакомое, прошлое это… Жуть! Знаешь, я ведь не дрянь, ты не думай… Просто я жить хочу. Я дрянь, но все-таки не такая!..
 
Тень рядом недвижна.
 
*
От шороха шин Рико открывает глаза. Ночь, у подъезда — такси. Из него выходит Лаис, следом Чако. Они скрываются в подъезде.
 
Рико крадется к подъезду.
 
Резкий скрип тронувшегося такси.
 
Среди звезд Рико несется в ярко освещенном лифте вверх. Лицо юноши почему-то восторженно.
 
ГОЛОС ЗА КАДРОМ: «Больше того, полиция очень хорошо понимала: она и права-то не имеет вмешиваться в такие дела, ломиться в алтарь, отбирать у божества плавки нашего Рико. И у легавых ведь тоже есть сердце, сеньоры мои!..»
 
*
Ярко освещенная спальня Лаис. Чако на Лаис, его резкие, набивающие  движения, закатившиеся глаза Лаис, ее стоны.
 
Чако:
 
— Ты только брызни! Только брызни посмей, уродина… двуснастная…
 
Лаис вдруг кричит.
 
В дверях возникает безмолвный Рико. Лаис увидела его и внезапно смолкает. На ее лице ужас.
 
Крики Чако — он кончает. Тяжело дышит, весь потный. Смотрит туда же, куда и Лаис.
 
Губы Чако дергаются усмешкой, но тотчас, упредив движение Рико, он хватает с тумбочки нож и мечет его в Рико.
 
Ладонь Рико на уровне лица пригвождена к косяку. Быстро и обильно растекается кровь к локтю.
 
Глаза Рико наполняются слезами.
 
Голос Чако:
 
— А теперь я возьму эту падаль сзади, как ты ее брал всегда! Только возьму по-настоящему, по-мужски! Смотри, как надо, урод!
 
Лаис рыдает, пытается отбиваться:
 
— Не надо, не надо, Чакито!
 
Но Чако неумолим.
 
Рыдая, Лаис подчиняется.
 
Однако у Чако облом. Он беснуется, хлещет Лаис по спине.
 
Ее рука непроизвольно нажимает кнопку в стене.
 
Рико с ножом в ладони срывается к ним.
 
Куча-мала, все перемазаны кровью.
 
Чако выдирает нож из ладони Рико:
 
— Нет, ты глянь-ка, как надо с такими, ублюдок! Гляди-гляди!
 
Он полосует Лаис спину, лицо, срывается под живот.
 
Дикий, в гул уходящий визг.
 
На пороге возникает Афонсу. Глаза его лезут на лоб.
 
Лицо Лаис: кровавые пузыри срываются с губ, икота.
 
Афонсу подносит ствол ей к виску.
 
Тьма.
 
ГОЛОС ЗА КАДРОМ: «Поймите, сеньоры, я не мог поступить иначе, мне ведь почудилось: она моих братьёв обоих порезала! С такой-то станется. Тетку угрохала, что ей мои братовья?»
 
*
Обшарпанная стена комнатенки в трущобе.
 
Рико лежит с забинтованной рукой, мокрый от пота. Его бьет дрожь, зубы оскалены.
 
Над ним мамаша в белой, распустившейся по плечам косынке:
 
— Я тебя никому теперь не отдам, Рикито! Никому-никому!.. Доктор сказал, что можно домой… Что дома и стены… Ох, что ж теперь!..
 
Плачет, потом бормочет молитву. Из слов можно разобрать лишь «владычица морская».
 
Возникает мелодия Верди и первый кадр фильма: волны на море и кто-то там на скале.
 
ПРИМЕЧАНИЕ
«Владычица морская» — Иеманжа — в бразильском варианте религии вуду ассоциируется с богиней любви и Девой Марией.
 
19.04.2012