Белобрысый

Он был коротко стриженным блондином и работал на заводе. Каждое утро садился в электричку и ехал за Волгу. Там, на Бору, находился его то ли стале-, то ли чугунолитейный цех. Про канатную дорогу, которая переносила туда минут за десять, он говорил, что это "для буржуев". При этом картавил совсем по-детски. Да и вообще, детского в нём было много, несмотря на его тридцать с гаком лет. Нашлись мы, как водится, на какой-то доске. И сначала речь шла о совместной дрочке, да и то с бедняцкой формулировкой "в экстриме". Встретились пару раз в комариных зарослях над Окой. Удовольствие, скажем прямо, только для самых похотливых. Именно такими мы оба и оказались. В наши тридцать с гаком.
- Я так полдетства провёл, - говорил Антон, расстёгивая ширинку. - Зайдёшь в лес поглубже и сидишь, дёргаешь. Бывало, и по несколько раз бегал.
- А дома тебе чего не дёргалось? - расстёгивал я в свою очередь.
- Дома народу полно, - он начинал дышать глубже, а из ширинки появлялся член: не слишком длинный, но прямой, головастый, за такой было любо-дорого подержаться. - А в лесу считай как дома. Это ж деревня...
Он приехал из какой-то глухомани за Кировом, где одна деревня вымирает вслед за другой. Дитя севера, с почти арийскими чертами. В противоположность моей южной темноволосости и смуглоте. Оттуда все бегут сначала в Киров, потом в Нижний, а потом уже можно куда-нибудь дальше: в Москву, Питер, Берлин…
- Там хоть кто-нибудь был по теме? - я доставал свой, чуть более крупный и уже сочащийся.
- Смеёшься? - Антон фыркал и хвастался за мой. - Хотя... был там один дачник. Одно лето дрочили с ним, но не более того.
- Ну, вот видишь. А я хоть и в городе, но дрочил в одиночестве...
Несмотря на не самые комфортные условия, с ним было легко. Пожалуй, точнее и не скажешь. Его картавость, ещё не сформировавшаяся брутальность и вместе с тем раскованное мальчишество притягивали, как наркотик. Да, и жили мы, оказалось, почти по соседству, но оба - с графой "без места". Я - с женой и тремя детьми, он - с соседкой, при которой не удобно. В начале июля я отправил своё большое семейство на дачу и остался один в просторной и не слишком прибранной квартире. Антон был первым в списке из тех, кого я намеревался видеть у себя в эти условно холостяцкие недели. Он приехал ближе к полуночи, после вечерней смены. Немного вспотевший и возбуждённый. Перед тем, как отправить в душ, я обнял его, почувствовав запах заводской пыли и крепкого мужского тела. Из штанов выпирало вовсю - что у меня, что у него. В спешке я не успел постелить бельё, и мы обрели друг друга на икеевском пледе, накинутом на разложенный диван. Оказалось, он здорово целуется, чего почему-то не слишком хотел делать в лесу. И вот в тот момент, когда я приготовился взять в рот, Антон дотронулся до моей щеки и сказал, картавя:
- Хочу, чтобы ты меня трахнул.
- А ты готов? - спросил я, уже вскакивая с дивана, чтобы принести из соседней комнаты презервативы.
- Да, - громко прошептал он.
Мы любили друг друга в полной темноте, с чуть приоткрытыми шторами, и через этот проём в комнату проникала только узкая полоска света.
- Я не знал, что ты ещё и любитель анала, - сказал ему потом я, вытирая мокрый, как после душа, лоб, и ощущая его такую же мокрую спину.
- Вообще, я делаю это редко, - он повернулся ко мне и снова поцеловал. - И даю очень мало кому.
- Ну а сам-то трахаешь?
- Ещё реже. Активная роль не по мне, - скартавил он.
- А соседка чего? Он усмехнулся.
- С девушками ни разу.
- Понял, - усмехнулся я в ответ. - Она у тебя хоть молодая?
- Молодая, чуть старше меня. Но попивает, зараза. А я терпеть не могу пьяных женщин. Мне одной матери хватило...
Он осёкся и замолчал. Нужно было срочно переводить разговор в другое русло.
- Я тоже начинал с парнями. Но при этом всегда хотел семью.
- Странно. Разве это честно?
- Нет, конечно... хотя в чем-то да. Парня я вряд ли смогу полюбить, влюблялся только в девушек. Ну а секс... природа есть природа.
Он ушёл глубоко за полночь, хотя я был готов оставить его до утра. Но, наверное, так было правильно. И приглушённый голос семьянина шептал мне "слава богу". Он стал присылать мне смайлики с приписками "доброе утро" и "как ты?". Я отвечал примерно тем же, отчего голос семьянина звучал всё громче. Но наслаждению он противостоять не мог. И в эти недели Антон заходил ко мне ещё несколько раз. Захлопнув дверь, я впивался в него, гладил по щеке, ощущал под ладонью почти детский щекотливый "ёжик" его волос. Когда я входил в него, он шептал, что ему давно не было так хорошо, да и вообще ему мало с кем было хорошо. Поэтому он и пристрастился к онанизму.
- Неужели соседка к тебе не клеится? - зачем-то спрашивал я.
- Клеится, - равнодушно отвечал Антон.
- И ты ей жестоко отказываешь?
- Разумеется!
После этих "сеансов любви" он, мимоходом заскакивая в душ, каждый раз убегал в ночь, ловя последний трамвай или вызывая такси. Ехать тут было - сущие копейки. Бывало, я вспоминал Антона, сидя днём на работе, зная, что он готов явиться в любой вечер, а он неизменно напоминал о себе смайликами. И я представлял его там, в раскалённом цеху, где кругом льётся оранжевый металл и летят искры. Представлял, как пахнет его вспотевшее и всё ещё мальчишеское тело, несмотря на тридцать с гаком. И вот он звонит мне однажды в половине одиннадцатого вечера, когда я как раз подъезжаю к даче.
- Мне нужна твоя помощь, - говорит он.
- Что случилось? - напрягаюсь я.
- Да я вот сейчас пришёл домой и не могу попасть в квартиру. Соседка закрылась на защёлку с той стороны и, видимо, напилась до чёртиков…
Понимая суть просьбы, я молчу в трубку.
- У тебя нельзя переночевать? - выдавливает он.
- Я сейчас не дома, - отвечаю я, стараясь контролировать свой голос. Выходит довольно сухо и почти безразлично. - Я уехал на дачу к своим. Буду только послезавтра.
- Я тебя понял…
- Так, а ты уверен, что соседка дома? - зачем-то спрашиваю я.
- Да. Там, за дверью, свет горит.
- Куда же ты пойдёшь? - искренне пугаюсь я - не то за него, не то за себя.
- Ну, сейчас набрал одной дальней родственнице. Она пока не отвечает. Ладно, придумаю что-нибудь.
Наутро я обнаруживаю его Вконтакте.
"Как ты? Где ночевал?"
"Всё нормально. На работе".
"На работе?!"
"Да, у нас тут комната отдыха".
Прочтя эту фразу, я ощущаю, как у меня влажнеют трусы. Уж мы бы не теряли времени даром в этой комнате отдыха, а за стеной плавился бы и тёк ярко-оранжевый металл.
"Соседка так и не проявилась?"
"Звонила посреди ночи, рыдала в трубку... Я, наверное, съеду. Слушай, у тебя, если что, можно будет перекантоваться пару ночей?".
"Пару ночей можно. Потом вернутся мои".
Это было полуправдой, и меня вдруг охватил ужас от такого поворота.
"Спасибо, дружище! Я в тебе не сомневался".
Все два дня на даче я не нахожу себе места, соображая, как бы разорвать эти отношения, заходящие слишком далеко. При любом раскладе мне доставалась роль подлеца, но я, кажется, давно с ней смирился. "Природа есть природа", - мысленно повторяю я. "Причём здесь природа, чувак? - заглушает меня голос семьянина. - Ты просто слишком заигрался с огнём..." Ночью мне снится эротический кошмар: мы с Антоном на нашем с женой супружеском ложе любим друг друга, и в этот момент в спальню входит жена. Я понимаю, что вся моя жизнь летит к чёрту. Несколько раз я хватаюсь за телефон, тыкаю в номер Антона, который я из вечной осторожности так и не внёс в справочник, порываюсь выбрать опцию "заблокировать", но отдёргиваю руку в последний момент. В город собираюсь, как на казнь. Только и жду звонка или сообщения в ватсап с вопросом вроде "ну что?" или "ждёшь?" И вот он, наконец, присылает:
"Привет! Я сегодня съехал. У соседки кукуха совсем того. Там невозможно жить!"
"Сегодня приедешь ко мне?" - пишу я немеющими пальцами?
"Нет, дружище. Спасибо тебе за всё! С тобой было так хорошо! Я еду в Москву, ребята обещали устроить".
"Ого! Так ты больше не вернёшься?"
"Хз. Я бы хотел однажды к тебе вернуться".
Я отправляю "смущённый" смайлик. "Слава богу", - кричит во мне голос семьянина.