Те Юбеск

Мишке.

- за рооодинууу!! за сталинааа! , послышался вдруг истошный пьяный голос с нижнего этажа.
было 10 утра, 9е мая 200..года.
кишиневский дом из белого кирпича затих от неожиданности, соседка слева перестала греметь кастрюлями, даже телевизор за стенкой справа затих. член мой тоже увял с испугу и я нехотя вытащил его из вовкиной задницы. утренний секс был испорчен.
ветеран снизу кричал неистово, не жалея себя, как тогда, в окопах, с перерывами на беглые глотки, и не было ему усталости.
хотелось спать.
в пол одиннадцатого ветеран поменял пластинку на "этот день побе-е-е-еды…", но долго петь не мог, задыхался, и снова утих на полчасика. слышно было очень хорошо, как в первом ряду. видимо, дед пел и пил сидя на балконе прямо под нашим окном.

-ладно, Сережа, все равно он задремать не даст, давай вставать, я тебе хоть город покажу, сказал Вовка, и, вздохнув глубоко, вылез из под одеяла. его золотистая попа мелькнула своими подростковыми щечками, ловя разграфленый тюлем солнечный луч и скрылась за дверью ванной комнаты, как антилопа за деревьями. руками он прикрывал член, стесняясь яркого света.
я включил телевизор - почти все программы были российскими. наши военные фильмы шли с субтитрами на румынском. вот тебе и Молдавия, тоже мне заграница. Вовка рассказывал, что здесь процентов 40 русских живет, это сила и ничего с этим не сделаешь. по одной из наших программ шла передача об эстонии, диктор уверенным голосом рассказывал, как же много хорошего советский союз сделал для эстонцев, а они еще и недовольны. мне стало стыдно. мы заполонили все эти маленькие народы, напереселяли туда своих, кучу местных поубивали и угнали в сибирь, а теперь вместо того, чтобы извиниться, нагло требуем любви.
вернулся Вовка, обмотанный полотенцами.
-Вовк, я люблю тебя. те юбеск. правильно?
-надо: еу те юбеск, это в итальянском местоимения не нужны, а по румынски без них будет неточно.
-Вовк, тебе наверное неприятно, что тебя русский ебет?
-ну, ты же не империалист. кстати - и не ебешь больше, импотент. где страсть? мужик называется.
-ну, эт меня ветеран сбил. сегодня вечером твоя очередь быть мужиком. я за мир между народами.
-вечером я не знаю, получится ли. сегодня крутой такой дискач, с известными диджеями, там друзья мои все будут...
Вовка помолчал чуть виновато.
-ну иди конечно, малыш, я телик посмотрю. ты ж придешь потом?
-конечно, Сережик, часа в 3 появлюсь. приду пьяный и потный. я бы не ходил, но ребята не поймут. такой драйв. не засыпай без меня.
я приехал к нему из Питера на 2 дня.

в прошлый раз Вовка приезжал ко мне. я забыл тогда обо всем на свете и показывал ему свой Питер, как оглашенный. тащил его за собой по секретной винтовой лесенке под куполом исаакиевского, на самый верх, куда не пускали; мы стояли там на узкой площадке и писали вниз, на покрытые неровной позолотой медные листы, просторные и ребристые, как семейный зонт. на ребрах они были прихвачены тяжелыми николаевскими заклепками. северный, как обычно, ветер сносил наши струи вбок, огромный город дышал и фыркал внизу, стесняясь своих ободранных крыш. мы пили коньяк из фляги и целовались долго, как голуби.
- ну, круто! , кричал Вовка восторженно. ветер сбивал его слова и трепал концами шарфа по лицу.
-спасибо тебе, Сережик! даже если ничего больше не будет, то все равно хорошо. так клёво с тобой.
- тебе не холодно, ребенок?
во мне проснулись отцовские рефлексы.
Вовка поморщился.
-ладно. вот там - район Коломна, помнишь у Пушкина, Домик в Коломне, там строили доходные дома, сдавать жильцам, там я родился, видишь канал идет от Мойки, Адмиралтейский, потом он загибается и снова впадает в Мойку, такой островок получается, Новая Голландия, видишь, Вов?
-вижу. но канала не видно целиком, крыши закрывают. ты что, и Пушкина помнишь? завидую! пойдем, может, вниз, стремно тут, вдруг поймают. а я с молдавским паспортом.
-сучонок. я те дома покажу Пушкина.
-ах, испугал, всадник ты ж мой медный.

мы ходили в обнимку по Невскому и трахались в туалете катера на подводных крыльях по дороге в Петергоф, в Эрмитаже сильно смутили пожилую смотрительницу поцелуями, а в музей-квартиру Пушкина нас не пустили по причине нетрезвого вида. мы устраивали перформансы на дворцовой площади, я пел там под гитару, фальшиво и громко, а Вовка собирал деньги с гостей нашего города, мы катались друг на друге по набережной у тучкова моста, изображали пьяных карликов, прыгая на корточках в пиджаках, надетых задом наперед. проходящие мимо питерцы и гости нашего города снисходительно улыбались и фотографировали нас вовкиной мыльницей. Вовка был в восторге. у себя в Кишиневе нельзя было так расслабляться, город маленький, все друг друга знают, зато здесь можно было вести себя как угодно. только ночью он немного стеснялся, выключал везде свет и визжал от щекотки, когда я в кромешной тьме облизывал его где ни попадя. наша неделя закончилась - вдруг, словно киносеанс в детстве, и ничего с этим нельзя было поделать. только что я глупо лыбился по дороге из аэропорта, боясь расхохотаться от счастья, и вот снова такси, уже в аэропорт, и я молчу, боясь, что выкатится дурацкая слеза.
-тебе хоть понравилось, Вовунька?
-спасибо, Серега, очень! Кишинев тебе тоже понравится, я уверен.

Кишинев мне понравился. все улицы были там бульварами, даже аллеями, и громадные платаны стояли на них в 2 ряда, давая тень пешеходам. город для людей, а не люди для города.
стояла жара. асфальт на проезжей части плыл и курился, как будто его только что положили, вспотевшие ветераны в орденах передвигались группами. по обоим сторонам главного проспекта, красиво называвшегося им. Штефана чел маре, стоял огромный парк, где цвели каштаны и, видимо, акации.
везде толпилась молодежь и Вовка озирался, опасаясь, что его увидят со мной знакомые. шикарных фасадов было немного, но город брал не этим - здесь царствовал зеленый уют. тысячи деревьев колыхались, словно распушившие перья гигантские страусы, и рубиновые соцветься каштанов подмигивали прохожим отовсюду.
-наверное, у вас самый зеленый город в европе?
-ты угадал!, с гордостью сообщил Вовка, это на самом деле так.
он загорел и похудел с того раза, молдавские карие глаза его, большие и хитрые, снова поменяли выражение. было видно, что ему опять захотелось продолжить то, что прервал ветеран, и что он стеснялся этого.
небольшой оркестрик под деревом играл народную музыку. местные старички, крепкие, как кабачки с грядки, бойко танцевали под нее со своими маленькими разухабистыми старушками.  я долго не мог оторвать от них взгляд.
-классно. какие милые. я наконец чувствую, что я в другой стране. хочется плакать.
незнакомая мелодия не отпускала.
-Серега, пойдем уже, теребил меня Вовка.
-ну подожди, я дослушаю. сейчас. ребенку уже хочется тавойч?
-а тебе нет? все? надоело?
-перестань. ты же знаешь, что нет. мне так нравится здесь. а ты мне эту музыку найдешь в ютьюбе?
-нет проблем. неужели ты ее не слышал никогда? те юбеск каничьодатэ. очень известная вещь. пошли, мне еще переодеться надо.
-а по руски?
-люблю тебя как никогда.
-те-юбеееск--каничьодаатээээ, напел я неумело. кстати, тоже, вот, без местоимения..
-ну, в песне можно опустить. пойдем.
красное, как домна, солнце полыхало над платанами и обжигало им кроны, нехотя заваливаясь за здание парламента. доигрывал мой последний день в кишиневе.

вовкин дом находился в далеком спальном районе. от центра туда можно было аж за полчаса дойти пешком. это был совсем уже почти лес, невысокие бетонные коробочки хрущовок скрывались в зарослях.
Вовке нужно было переодеться, но дома кто-то был, поэтому мне пришлось подождать под акацией. (по крайней мере я ее так про себя назвал). вовкины родители не знали, что он встречается не с девушками.
жужжали пчелы. мужик в спортивном костюме зычно мочился за гаражом. те-юбеееск--каничьодаатэээ... я беспрестанно напевал ту мелодию и думал о том, что лучше Вовки мне уже не найти, и красивый, и умный, чего ж еще-то. сапоги хорошие, надо брать. и любит меня, вроде. или по-любит. он все не шел, я тревожился и послал ему смску:

Вова.
ты лежишь на кровати рядом.
и посапываешь,
повернувшись на живот.
и вот,
луна,проказница,
покачнулась в окне, как люстра.
увидав твою классную
задницу,
чуть не упала в Нистру,
идиотка.
чуть не ушла из виду.
прошептала мне белыми губами:
"вот как...
я - завидую."

он свистнул мне от противоположного края дома.
-пошли я угощу тебя мамалыгой.
-это такая тыквенная каша?
-нет, кукурузная. с брынзой. пойдем. спасиб за стишок! неужели у меня нет ничего лучше, чем задница? я ж не кукла.
-ты сам знаешь, Вова, что я не хочу тебя, а люблю.

в ресторанчике я обнаружил, что не являюсь срастным поклонником мамалыги. кисловатый суп чорба тоже, к сожалению, не вошел в разряд моих любимых блюд. зато понравились пирожки с различными начинками и чтото сладкое с маком. а вино и вовсе оказалось на удивление приличным.
-наше вино традиционно выписывает английский двор.
-угу. может, американский?
-ты зря смеешься, империалист, у нас виноделие это бюджетообразующая отрасль, мы не можем позволить себе делать плохое вино.
-слушай, пончик, а ты не хочешь пожить у меня в питере?
Вовка помолчал.
-я скоро закончу институт, меня ждет хорошее место. у мамы есть неплохие знакомства. и вообще, кто-то же должен служить своей стране. мы не можем же все уехать.
-похвально.
я внимательно посмотрел на него.
-Вов, а ты хочешь, чтобы я переехал в Кишинев?
-тебе понравилось? давай, конечно!
-я имею в виду, Вова, что я сниму здесь квартиру и ты будешь жить у меня. ради этого я согласен все бросить.
-зачем?
-ну, чтобы жить вместе, строить отношения. ты никогда не мечтал об этом?
-ну, может быть, потом когданибудь, в старости. а вообще - нет. у меня друзья, компании разные, геи, натуралы, вот ты еще появился. я и так с трудом везде успеваю. мне не скучно одному, да я почти и не бываю один.
-ты странный, Вова. я думал, мы так подходим друг к другу. у нас постепенно родилось бы чтото большее, чем влюбленность. я думал, ты хочешь со мной просыпаться.
-да, мне очень хорошо с тобой, Сережик. мне так клево еще ни с кем не было. мы еще будем видиться, у тебя, у меня, в Одессу съездим, тут недалеко. и секс мне с тобой нравится. но зачем заморачиваться? зачем все портить совместным бытом? я не готов.

мы покурили. я был грустный, как слон в зоопарке, и смотрел и смотрел на Вовку жалким протяжным взглядом.
-Серега, ты просто чудовище пессимизма. что, секаса уже не будет, если я не готов к совместной жизни?
-будет, малыш, будет. прощальная гастроль артиста.
в моей съемной квартире (с ветераном этажом ниже) было прохладно. по кухонному столу с наплевательским видом бежал небольшой таракан. Вовка начал срывать с меня одежду и задышал глубоко.
-ох ты мой мужчинка, какой же ты классненький, волосатенький...
он целовал меня страстно, как я его обычно, сдернул с себя футболку. жемчужинки пота сияли на его лбу, кожа на боках была влажна, от нее пахло сеном.
-подожди, Вова, я взял его руки в свои. - я не могу...у меня не получится... зачем все это? я ж не кукла.
Вовка отошел от меня и сел в кресло.
-Сережик, ты ненормальный какой-то. я ж тебе ничего не обещал никогда. что ты опять заморачиваешься? ну, давай, расслабься, не думай ни о чем, ложись сюда, на живот, я тебе массаж сделаю, все получится.
--------
я расслабился.
все получилось.
наш последний вечер тихо растаял тогда в съемной квартире на пушкинской улице.
поэт провел тут пару лет. ссылка.