Веда
Папа для мамонтенка
Когда сын признаётся родителям в том, что он гей - их первая мысль: у нас никогда не будет внуков. А если парню больше всего хочется именно завести ребёнка? На что он готов пойти, чтобы осуществить свою мечту? И как окружающие отнесутся к этой нетривиальной идее?
«По синему морю к зеленой землеПлыву я на белом своем корабле».
Кто сможет помочь мне, когда я не хочу ни с кем разделить боль - собирал ее по капле, несу свое горе бережно, и вот чаша переполнилась. Сжимаю кулаки, но не могу удержать горьких капель, они сочатся сквозь мои пальцы. Не стыжусь слез, но стараюсь терпеть и не плакать. У меня осталась только боль, и я не дам ей истечь слезами.
Капля красная - взяли кровь из пальчика, а я обнимал Алешку крепко-крепко, закрывал ему личико рукой и шептал в ушко: «все, уже не болит, все, все, все пройдет». Капля соленая - я ухожу, он остается, бежит слезка по его щеке: «я приду, завтра уже... ты проснешься, а я с тобой».
Кто я? Друзья шутили - «папа для мамонтенка». Днем я флорист. Вечером - нянечка в доме ребенка.
А еще я гей. Имею все, что положено иметь: очередной бойфренд, затяжной конфликт с родителями, съемная квартира, пара хвостов в институте, работа в двух местах. На одной я составляю букеты на свадьбы, похороны, дни рождения - кому как повезло. На другой работе мне платят за любовь. Смешные деньги за счастье возиться с брошенными детьми. Которым кроме меня больше некого любить. Я люблю их, они - меня, мне за это платят...
В дом ребенка я пришел по распределению - проходил практику от пединститута. Практика закончилась, а я остался. Не смог уйти, потому что там встретился с Алешкой. Смешной малыш с кучей диагнозов, один другого краше. «Задержка развития» - наиболее благополучный из его карточки. Он был самый... самый тяжелый из моей группы. Я подтягивал его до сверстников - кормил внимательней, чем других малышей, читал сказки, укачивал на руках, когда он просыпался ночью.
Однажды у меня выдалось несколько свободных часов днем. Я поехал к Алешке в гости. И на следующий день тоже. И в выходные. Мне разрешили гулять с ним.
Незаметно жизнь поделилась на «жду встречи с Алешкой» и «мы вместе». Понемножку он ожил - из забитого зверька стал обычным маленьким мальчиком. Воспитатели смеялись: «Что у двери стоишь, ждешь когда папка придет»? Все называли меня «папой Алешки». Я помню тот день... Пришел к нему, он подбежал, обхватил мои ноги, уткнулся лицом в колени и вдруг сказал: «Па-па».
Придя домой я вдруг понял - заберу его к себе! Ехал на работу и как заклинание твердил: «заберу тебя домой». На встречах-разборках с другом тихо шептал: «Пойдем домой, Алешка».
Он мой сын, он верит мне, каждый день ждет, что я приду к нему. Я не могу предать его, я сам без него не могу.
«Заберу его… домой».
Не один день я мотался по инстанциям, околачивал пороги - «Вам нужно согласие проживающих с Вами людей», «комиссия должна осмотреть жилищные условия по месту прописки».
Оказалось, что из того района, где я снимаю квартиру, в другой, где живут родители, теперь ходит прямой автобус. А остановку перенесли к самому дому. Спустя много лет я снова вошел в тот двор, где бегал мальчишкой. У меня была цель, ради которой стоило преодолеть пропасть молчания, давно возникшую между мной и отцом. Все эти годы я лишь изредка общался по телефону с мамой.
Отбросив обиды, гордость, согласный на любые условия, я вошел к родителям. Хочешь - не хочешь, а прописан я здесь, и другого «места регистрации» у меня не предвидится. Не скажу что мне обрадовались. Но с порога не выгнали. Выслушали монолог про Алешу.
«Когда ты одумаешься, и найдешь себе приличную девушку, она не поймет, откуда у тебя ребенок, притом явно больной, это может помешать твоей личной жизни».
Я еще много и долго говорил. Вымаливал понимания, просил о человечности, стоя на коленях пытался объяснить, что «одумываться» в тридцать лет поздно, говорил что у меня никогда не будет своих детей… Я пытался достучаться до тех, кто когда-то любил меня, но только подливал масла в огонь. «Нет» прозвучало еще раз. Отец дымил на балконе считая, что говорить больше не о чем. Мама вышла со мной на лестницу: «не надо было тебе приходить, говорить эти ужасные вещи, ты так расстроил папу».
В Интернете есть сайт - база данных детей-сирот, с фотографиями. Там любой желающий может выбрать себе малыша. Россияне могут найти себе ребенка «вживую». Иностранцы выбирают русских детей по базе.
Еще полгода. Я терпел работу в салоне как неизбежное зло - надо на что-то жить. Личная жизнь случалась эпизодически. Друзья остались в прошлой жизни.
Я гулял с Алешкой вечерами, покупал игрушки, носил на руках, и целовал, целовал, целовал. За все то время, пока меня не было рядом. За все слезы, которые я не вытер, за дуру-воспитательницу, которая его не любила. Я спешил любить Алешку, кормил его ужином, забывая перекусить - тратил каждую минуту на то, чтобы быть с ним, для него. И больше всего на свете я боялся, что Алешу выберут усыновители. Выберут, увезут неизвестно куда - я не мог представить и дня без него. Гнал мысли о том, что однажды я приду и не увижу его в группе, не услышу Алешино: «папа, люблю-люблю».
В пятницу я летел к Алешке как на крыльях. Мы будем вместе два дня. В сумке лежали новые книжки и заводной самолет. Вот ворота, наш дворик, а на нашей скамейке сидит пара. Пожилой мужчина и молодая женщина. А у них на руках сидит мальчик в зеленом костюмчике, который я покупал... своему Алеше. Алешка еще не увидел меня, он сидел спокойно, не играл, не убегал. Сжался в комочек - ждал, когда отпустят. Меня ждал!
Заведующая была терпелива со мной, как с глупым ребенком. «Да, Алексея забирает французская пара». «Документы у них конечно готовы». «Мы не хотели Вас расстраивать, поэтому не предупредили». А я все не уходил, все стоял перед ней, чего-то ждал... что она передумает... что все еще можно исправить... Что?!.
Я ненавижу, бесконечно, истово ненавижу… своего отца и мать. За свое бессилие, предательство перед сыном, за его слезы, за то, что он будет ждать меня во Франции, у чужих людей, говорящих на чужом языке. А я не приду. Просто не смогу придти, потому что у меня нет на это прав, потому что я не знаю - где сейчас ждет меня мой сын.
Я пришел к Алешке в последний раз. Знал, что никогда больше не увижу его. Нам разрешили погулять. Мы сидели на нашей скамейке, а он смотрел на меня и не понимал - почему папа плачет, читая сказку.
Я хотел украсть его. Убежать с ним на руках. Взять машину... потом сесть на поезд… ребенок без документов?.. подкупить проводников?.. мужчина с ребенком вызывает подозрение... Некуда нам ехать. Мысли неслись вскачь. В институте все знают что я гей. Будет международный скандал когда нас найдут, а нас найдут, потому что нам… некуда ехать. Алешка, мой Алешка, некуда нам... некуда!..
Самая страшная ночь - последняя. Последняя ночь моего сына в доме ребенка. Я смотрел в окно, сидя у себя на кухне, и видел, как он спит в своей кроватке, положив кулачок под щеку, а под подушку пару наших книжек. Подушка в горошек, розовое одеяльце.
Я не смог с ним проститься. Проводить не смог. Боялся испугать, и что не смогу отпустить, оторвать от себя плачущего, кричащего: «Папа!». Позвонил заведующей – «за ним приехали, сейчас его одевают». «Вы приедете прощаться»? Я не ответил - слова застряли у меня в горле.
Алешу увезли во Францию. Несколько месяцев я не находил себе покоя. Забросил учебу, кандидата в бойфренды послал СМСкой дальше некуда. Не ушел из дома ребенка, но вздрагивал на каждый детский крик, на каждый похожий голос - все казалось, что это кричит мой сын. Что сейчас он выбежит навстречу, обхватит мои ноги, уткнется в колени и скажет: «па-па»...
Я водил на прогулки кучу малышей. Втихушку кормил их апельсинами и мороженым. Читал книжки всем, кто хотел и мог слушать. Не спал ночей у кроваток… не моих, ничьих детей. Поправлял одеяла, кормил из соски самых маленьких, а сам… высматривал среди них Алешу?.. Клял себя за то, что не удержал... Что ищу похожих, тогда как никто на свете мне его не заменит.
Прошел год. Мой сын, наверное, говорит по-французски. Думать о нем не могу, хочется бросить все и в петлю.
Время лечит? Вранье.
Вчера привезли новеньких. Среди них самый маленький, заморыш белобрысый... Алешей зовут. Как две капли воды - мой Алешка. Сам не ест, плачет чуть слышно, худенький. В чем душа держится? Смотрю в карточку - возраст один год, тяжелый порок сердца. Взял его на руки, и... как я могу его на руки брать? Я готов любить его, жить ради него, он может полюбить меня. Что ждет нас дальше... Я не спрашиваю, я знаю. И все равно не могу пройти мимо него. Попросил перевести меня в его группу. Я постараюсь быть с ним не слишком много, чтобы… что?
Этой ночью я, неверующий, пришел в церковь. Просить. Если любовью можно исцелить - а я люблю маленького Алешу всем сердцем - пусть окажется так, что его сердечко можно вылечить.
11 комментариев