Паразиты апокалипсиса

Низкое сизое небо слилось воедино с серыми стенами и грязными разводами на газонах. Большинство людей, идущих навстречу, прятали хмурые лица будто боясь сглаза. Но были и те, кто агрессивно глядели вперед, обозленные, словно звери с горящими глазами, почуявшие добычу. Антон ступал по промерзшей мостовой, ощущая сквозь хилые подошвы кед, холод заледеневших каменных плит. Он ежился под порывами осеннего ветра – лёгкая короткая куртка, свитер и шарф не спасали от пронизывающего холода. Антон втянул голову,  спрятал руки в боковые карманы, и набросил капюшон. Вот-вот мог пойти дождь. Он поравнялся с бывшей пиццерией, высокие стеклянные двери которой, разбитые во время летних беспорядков, остались лишь в воспоминаниях. Вместо дверей оскалился темный провал, заваленный щебнем и стеклом.

Девушка в красной болоньевой куртке, сидящая неподалёку, детским голоском протянула: 

- Подайте на пропитание… 

Антон брезгливо поджал губы и прошел мимо не поворачивая головы. Денег нет. И были бы, не дал - слишком по актерски она тянула, слишком жалобно. Явно подстава.

Раньше деньги у него водились. Раньше вообще была другая жизнь с беспрерывным ожиданием счастья. Но за последнее время многое изменилось к худшему. Словно налетели злые северные ветры, уничтожая живое и теплое. И понеслось. Сначала рухнул курс рубля. Потом стремительно полезли вверх цены на еду и одежду. Торговля и производство не выдержали и лопнули, накрыв обезумевшее общество безработицей и голодом. Повсеместно выползло наглеющее хулиганье. Отребья сбились в банды и стали открыто орудовать на улицах. Власть повела себя странно, если не сказать безумно. Президент в обращении к народу обвинил общество в нравственном разложении, призвал православный люд покаяться в грехах и повысить духовность. Церковь горячо поддержала воззвание. Президент в ответ назвал священников совестью нации. Один за другим депутаты парламента объявили себя воцерковленными, издав закон о главенствующей роли веры в жизни. Всего за пару месяцев власть и священники выстроили систему подчинения церковным приходам и вовсю занялись реформацией. Главным принципом стало понятие нормы. Норма на образ жизни,  норма на одежду, на еду, образование, поведение и секс. В основу новой политики легла борьба с отклонениями любого рода. Особенно ополчились на сексуальные меньшинства. Теперь все «сексуальные девианты» обязаны были вставать на учет. При церквях организовали столы регистрации, куда «девианты» не пошли, и тогда на них начались облавы. Ходили слухи - несчастных отправляли в специальные исправительные колонии. 

Антон ускорил шаг. В животе сводило от голода. До открытия магазина-распределителя оставался час, и нужно было успеть занять очередь. Перед двустворчатой пластиковой дверью толпилось не более десятка людей. Время шло. Народ прибывал с разных улиц, словно ручьи вливались в реку. Чем больше людей,  чем ближе время открытия, тем молчаливее становились люди и сильнее жались к друг другу, стараясь не пропустить перед собой того, кто не занимал очередь. Антон стоял на расстоянии двух метров от входа. По опыту он знал, в момент открытия створки сметут в стороны всех людей в непосредственной близости перед ними. По краям толпы народ заволновался, заворчал, визгливо затараторил. Мужики в спецовках с пропитыми физиономиями пытались нагло втиснуться, но не смогли поколебать сомкнувшийся ряд ни на йоту, потому переругиваясь заорали, потом схватили одного из своих за руки ноги и раскачав, бросили на головы плотно стоявшим людям. Приземлившись, мужик закричал:

 - Спокойно! Спокойно! – затем, работая корпусом вкрутился плотнее в толпу непосредственно перед дверью. Бабка, завернутая в съеденную молью шаль, ойкнула и возмущенно запричитала.  Следующие пять минут выбили из головы все мысли, поскольку шла борьба, чтобы открыть двери, которым мешали люди стоящие рядом. Когда створки с трудом развели, толпа загудела, надавила с разных сторон и застряла словно пробка в узком горлышке бутылки, а потом как пули из сжатой массы выскочили первый, второй, третий и поток мечущихся фигур полился  по коридору в залы с полупустыми прилавками. Антон успел схватить две буханки. Спустя полчаса он шел обратно по мерзлому тротуару и жевал теплый хлеб, вырывая куски мякоти, словно тигр рвал поверженную антилопу. 

Девушки в красной куртке, сидящей у пиццерии уже и след простыл. Он вспомнил, как заходил сюда всего пол-года назад. Как давно это было! В такой же холодный, хотя и весенний день, тело уставшее от промозглой сырости, само собой повернуло в распахнувшиеся двери, откуда тянуло уютным теплом. Запах пиццы пробудил желание поесть, но свободных мест не наблюдалось. Невесть откуда возник молодой стройный менеджер, с дежурной улыбкой заглядывающий в глаза. 

- Я хотел бы выпить кофе... – неуверенно пробормотал Антон. 

- Есть столик в углу. Подойдет? Там уже сидит один человек, но он скоро уходит и там можно устроиться.

Антон кивнул, завороженный улыбающимся лицом. Менеджер махнул рукой, показывая направление и, провожая, невзначай коснулся рукой талии Антона. Касание не смутило его. К тому же, ему нравился такой тип парней, худощавых и спортивных. 

За столиком сидел мужчина, чьё моложавое лицо и волосы слегка припорошенные сединой сразу вызвали в нём симпатию.

- Вы не будете против, если рядом сядет молодой человек? – любезно поинтересовался менеджер.

- Пожалуйста, - безразличным тоном ответил незнакомец, едва бросив взгляд на нежданного пришельца.

Пока готовили кофе и пиццу Антон достал планшет. Открыв свой любимый сайт, он занялся просмотром рассказов. Его внимание привлёк один, в котором описывалось как два парня познакомились на вечеринке по случаю чьего-то дня рождения, но  между ними встал третий, который по ходу сюжета почему-то оказывался педофилом. Читая, он не сразу отреагировал на возглас своего соседа.

- Что?! - Антон поднял голову.

- Извините! - Мужчина кивнул в сторону планшета на столе. - Конкурс «Писательские дуэты»? Ну, вот вы рассказ читаете. Это же ведь из сетевого конкурса?

Антон не сразу понял вопрос. В этот момент он читал захватывающую сцену. Когда до него дошло, он слегка покраснел. Рассказ об отношениях трёх геев изобиловал чересчур  откровенными эротическими подробностями. 

Мужчина широко улыбнулся: 

- Да вы не смущайтесь. Я тоже люблю этот сайт и тема интересная. Вам нравится?

Антон непроизвольно улыбнулся в ответ. 

- Ну, я пока не определился. Просто читаю. А как вы узнали? – удивился он. На экране отображался только текст без каких-либо колонтитулов или пёстрых баннеров гей-библиотеки.

- Это я написал этот рассказ, точнее я один из двух авторов.  "Белый аист", не так ли? Меня, кстати, звать Денис.

Голос мужчины обладал необыкновенной пленительностью. Он чуть растягивал гласные, но в этом не улавливалось и капли манерности. Красивые черты лица с четко обозначенными высокими скулами неуловимо менялись от игры света, не позволяя его запомнить. Если сначала Денис показался совсем не юным, а чуть моложавым, то позже, когда они разговорились, словно неуловимо подкрутили четкость - Антон понял, что сидящий  перед ним молод, а принятые за седину серебристые кончики тёмных волос – толика мелирования – дань моде.  Никогда ещё он не испытывал такого восхитительного очарования.

Они встретились на следующий вечер в той же пиццерии как хорошо знакомые приятели. Антона тянуло к Денису как магнитом. Чем больше он смотрел на него,  тем больше находил достоинств. Тонкая спортивная фигура. Узкая талия, широкие плечи. Ноги длинные, обтянутые в светло-серые джинсы, вызывали желание положить руку на бедро и вести ладонью вниз по острому колену и натянутым мускулам голени. 

Вчера он выглядел старше Антона, однако сегодня стало определённо ясно - Денис примерно одного с ним возраста. Он не скрывал, что гей. Никаких недоговоренностей об этом не возникало из-за того чудесно написанного рассказа, о котором они проговорили весь вечер.

После второй встречи были следующие. Денис заразительно смеялся, обворожительно сверкая белыми зубами. Они говорили обо всем на свете, часто сидели рядом, прижимаясь друг к другу. И каждый раз Антон чувствовал, будто в жилы вливают горячее масло. Ему страстно хотелось схватить, стиснуть в объятиях Дениса, идеальное тело которого влекло всё сильнее. Но каждый раз Денис отстранялся, а через минуту вновь провоцировал друга, приближаясь почти вплотную и дерзко глядя в глаза, но когда Антон клонился к нему, тут же быстро отодвигался…

Антон не заметил как влюбился. Он думал о нём каждую свободную минуту. Летом они вместе пошли на реку, и там он впервые увидел раздетого Дениса. Это оказалось настоящим шоком. Ничего прекраснее он раньше не видел. Удивительно смуглого цвета кожа, ровная без видимой растительности, гладкая без изъянов, с лёгким запахом миндаля. А еще грация танцора. Денис танцевал в какой-то группе, но не любил об этом распространяться. Антон решил, что этим он и зарабатывает на жизнь и просто не хочет  говорить о работе.  Если бы он только позволил, Антон тут же бы уничтожил психологическую дистанцию между ними, потому что давно растворился в своей любви. Он привязался настолько, что хотелось не просто обнять, войти в мысли друга, а поселиться там навсегда, слившись душой так, чтобы не осталось между ними ни одной тайны. Денис стал богом, которого он боялся потерять, и поэтому не торопился с признанием. Но долго так продолжаться не могло, и однажды Антон признался, что любит. Денис не ответил, только притянул его к себе и поцеловал прямо в губы. Долго и страстно. С тех пор они не виделись. Его бог пропал так же внезапно, как и появился… 

От воспоминаний его отвлекли люди, толпящиеся на соборной площади. Антон остановился. Хлеб закончился и хотелось пить, но он не смог пройти, зажатый плотной массой людей. Странно - собираться на площадях давно запретили. Телевизор надрывался рассказами о том, как турецкие террористы взорвали ядерную бомбу, разрушив половину Парижа, и хотя по радио возражали и утверждали, что на самом деле это украинские провокаторы сбросили на Сирию остатки своего чернобыльского реактора, в целях безопасности граждан, слишком большие скопления людей жёстко разгонялись полицейскими и элитными подразделениями чеченских патриотов.

На возвышении перед не работающим  фонтаном, на помосте из досок, похожем на эшафот, полукругом стояли священники в черных сутанах с золотыми крестами на груди. Помост окружили бородатые активисты-волонтёры, тоже в черном, словно вороны,  с крестами попроще в руках. У стойки с микрофоном возвышался депутат городского собрания Сюкин, узнаваемый издалека, так как смахивал на располневшего Троцкого. Но в отличие от сгинувшего революционера прошлого века, Сюкин имел рыжеватые редкие волосенки и слегка обрюзгшее красное лицо. Сиплый голос раздавался из динамиков с четырех сторон площади.

 - Вот что я вам скажу, братья и сестры. Мы обязаны проявлять бдительность. Мерзость разрушает наше общество. Если мы не дадим отпор, девианты заразят наших детей и испоганят всё, что есть святого в нашей жизни. Они навозные жуки. Их надо раздавить как гадость. Гадость и мерзость! 

- Гадость и мерзость! - эхом взревела толпа. У Антона всё сжалось внутри и похолодело. Но он, как и люди вокруг, повторял эти слова под зоркими взорами активистов-волонтёров. Сюкин торжественно продолжил:

- Навозные жуки спрятались. Но мы, депутаты народных собраний и священники, с помощью сочувствующих нашему движению ученых и божьим промыслом, нашли способ, как выявить мерзость. Нашим сторонникам, добрым прихожанам и просто неравнодушным людям, встретившим на своём пути эту мерзость, достаточно просто незаметно отметить девианта специальным составом. Он освящен патриархом и папой на последней их встрече в Ватикане. Его бесплатно можно получить в святых столах ваших приходов.  Специальная комиссия найдет такого человека прибором и проверит его греховность. Вот этот прибор! - Сюкин возвел руки к небу с серым предметом, похожим на крупную подзорную трубу. – Сейчас вы увидите!

Депутат  медленно  развернулся и стал водить прибором по сторонам. Антону стало страшно. В горле застряли недоеденные крошки хлеба, он застыл, боясь лишний раз вдохнуть. Сюкин вдруг повернулся прямо в сторону Антона и вытянул к нему руку. - Вот там! Хватайте его! 

Активисты-волонтёры бросились в расступающуюся живым глумливым коридором толпу. Антон стоял белый как бумага. Сердце бешено колотилось, выпрыгивая из груди. Два активиста подскочили, протянули лапищи за спину Антона и выдернули щуплого парня в длинной серой куртке, которого он не видел потому что тот находился позади. Парня схватили за волосы и потащили к старому автобусу с тонированными стёклами. Случайно ему удалось высвободиться и он кинулся прочь, пытаясь сбежать. 

- Не дайте ему уйти! – последние слова депутата Сюкина фальцетом сорвались к небу.

Какая-то женщина с гневным воинственным криком: «Ах ты мерзость!», - подняла трость и ударила парня по затылку. Тот упал, и она нагнувшись к нему тихо прошипела: «Отомщу за Мишку Донкова!».  Активисты-волонтёры втащили обмякшее тело с мокрой от крови головой в служебный автобус.

- Вот так мы выкорчуем мерзость! – патетично рокотал усиленный мегафоном глас Сюкина. – А теперь помолимся, братья и сестры! - и затянул на два тона выше, - Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твоеее, да приидет Царствие Твоеее, да будет воля... 

Глухое многотысячное бормотание вознесло над площадью: «…да будет воля твояяя яко на небеси и на земли. Хлеб наш насущный даждь нам днесь; и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим; и не введи нас во искушение, но избави нас от лунакавагооо»...

Действо завершилось, и люди молча начали расходиться. У Антона внутри словно что-то надорвалось, он согнулся, едва сдерживаясь чтобы не упасть. Ноги одеревенели, как будто схватило судорогой. Выпрямившись, он попытался сделать шаг, но не смог двинуться с места. Чья-то теплая рука обхватила его за дрожащие плечи и знакомый родной голос прошептал: 

- Это я, Денис, не бойся, пойдем…

*** 

Даллан вёл Антона малолюдными переулками к себе домой. Несмотря на тесное знакомство с парнем, он никогда не приводил его к себе. В своё время из озорства он представился ему Денисом. Его забавляло, как Антон теряет голову от одного взгляда его проницательных глаз и тает от мимолётного прикосновения руки. Ему нравилось его упругое тело, в котором линнгама* плескалась полноводной рекой. Он бы давно выбрал ее до дна, но все дело в том, что невидимая искра проскочила между ними, и Даллан не то влюбился, не то почти влюбился - он и сам не мог разобраться - этого не случалось уже много лет и вдруг как обухом. Иногда ему казалось, что он вытягивает линнгаму из Антона, даже не прикасаясь к нему. Достаточно было ощутить его дыхание и сильные руки. Но Даллан боялся пересечь невидимую черту, потому что знал, после наступит печальный конец. Однако, подпитка требовалась постоянно, хотя бы для того, чтобы оставаться молодым и противостоять болезням. Поэтому он находил ее без проблем через сайты знакомств, а то и просто в случайной встрече улавливал устремленное на него желание изголодавшегося без секса парня, с готовностью отвечая на знаки внимания, и уже в тот же день получал очередную порцию жизненной энергии. Разумеется, его донор что-то терял - немного здоровья, немного сексуальной силы, но что с того. Все люди на планете живут, забирая деньги и силу других. Это закон жизни и здесь не может быть угрызений совести. Тем более, относить себя к людям Даллан перестал уже лет сто  назад, он инкуб и люди для него, точнее определённого рода мужчины, просто еда, источник энергии, ходячие батарейки.

С каждой неделей подпитываться становилось труднее. Геи отключали интернет от греха подальше, а когда начались облавы и вовсе попрятались, растворившись в людском однообразии. Даллан, чувствовавший геев на расстоянии, изо всех сил пытался соблазнить кого-нибудь из них, но теперь они лишь опускали глаза и уходили. Сверхъестественное обаяние давало осечку. Страх и чувство самосохранения перебивали потаённые желания тех, кого он хотел очаровать. В городе ходили разные слухи, один страшнее другого. Активисты-волонтёры ловили скрывающихся девиантов на живца. После нескольких неудач Даллан понял, что ещё немного и тело придётся подвергнуть серьёзному репарио*, а на это потребовалось бы ещё больше линнгамы. Получался замкнутый круг. Следовало что-то предпринять и побыстрее. 

Критическая обстановка достигла удушающего апогея и либо беги туда, где будет легче, либо умирай. Ни того, ни другого он делать не собирался. Слишком долго он жил в этом холодном городе с огромной многоводной рекой, чтобы просто так его покидать. На первый взгляд за всеми гонениями стоял вездесущий депутат Сюкин. Но Даллан не отличался детской наивностью, чтобы не понимать - за тем стоит кто-то из расы приапов*. Именно они последние столетия направляли в нужное русло церковь и власть. Сам Сюкин безусловно гей - это инкуб чувствовал печенкой. Но гей, не принимающий свое естество, латентный, страшащийся придуманных химер о мнимых пороках. Прекрасный инструмент для самых разных манипуляций. Такие сделают что угодно, лишь бы искупить грех перед Богом и вину перед обществом. Его следует взять в оборот любой ценой, и выйти на приапа. В последнем никакой уверенности не было, потому что обычный инкуб не мог противостоять приапу, если только не совершил магический Ритуал Овладения. Об этом Даллан узнал случайно - тайна раскрылась в неожиданно найденном древнем манускрипте в развалинах старой городской библиотеки. Вопреки всему, он сумел его расшифровать и с тех пор у него появился план.

Между тем, безвольно шедший и дрожащий от холода и испуга Антон, оживал. Он только что избежал той участи, которая грозила всем геям и на его глазах настигла неизвестного паренька. Совсем молодой, лет девятнадцати, с затравленными глазами и умоляющим взглядом пойманного животного. От одного воспоминания обезумевшей от ненависти женщины с тростью Антона трясло. Неизвестно кем ей приходился тот самый Миша Донков, видимо тут скрывалась какая-то личная драма. Но она всё же ударила... Интеллигентная, немолодая дама с  искривленными тонкими губами, благородными чертами музыканта и лицом, перекошенным в припадке фанатичного исступления. Страшно. 

Они молча поднялись в квартиру. Никто не хотел говорить. Антон не хотел задавать вопросы, после которых Денис, которого он боготворил, снова исчезнет, а Даллан, потому что ему слишком много нужно было сказать.  Не перебросившись и парой слов, разделись, выпили чаю, потом легли на диван, включили новости и так молча лежали в обнимку до вечера. Наконец, уже совсем успокоившийся Антон потянулся к возлюбленному и, покусывая ему ухо, стал целовать.

Даллан со стоном впился в губы Антона, но вдруг отпрянул, вскочил с дивана и сел на стул в отдалении. Антон смотрел обиженно, но продолжал молчать. И Даллан решился:

- Извини. Мне надо кое в чем признаться, - быстро произнес он. – Во-первых, меня зовут не Денис, моё имя Даллан. А во вторых, я… инкуб.

- А причем тут инкубы? - растерялся Антон.

- Это многое меняет в наших отношениях…

- В смысле? 

- Короче, Инкуб - это иное существо. Я не человек. Не смейся и слушай, - в последующие полчаса он рассказывал свою историю, что живет уже девятьсот лет, что приходиться питаться линнгамой, получаемой от геев, и что никогда никого не любил по-настоящему. С возрастом конечно приврал раз в пять, да какая разница, мог сказать и тысячу - всё равно современная молодёжь считает древними ископаемыми тех, кому за сорок. И с любовью покривил самую малость - последний раз не считается, потому как был слишком давно.

Антон не перебивал сбивчивый рассказ и, лишь когда образовалась пауза, произнёс со злой усмешкой:

- Я въехал, всё понятно - ты инкуб, и чтобы не навредить мне, мы не должны общаться, ты опять исчезнешь, а мне пора  сваливать…  

Даллан ждал чего-то подобного, поэтому терпеливо продолжил:

- Линнгама - это сексуальная энергия. Когда я занимаюсь сексом, я её забираю. Я получаю энергию, а партнер теряет, с этим уходит его здоровье. Вот ты думаешь, почему я не отвечал тебе взаимностью. Я же вижу, ты хочешь меня... Ну, хочешь ведь? И ты мне очень нравишься, и я, кажется, люблю тебя.

Антон безумным взглядом уставился на Даллана. Всё что говорилось об инкубах и линнгамах его заинтересовало мало. Смысл имели только последние слова! Значит ОН всё-таки любит его. 

- Да, я люблю тебя, - продолжил Даллан, как будто услышав его мысли. - Но я не могу ответить тебе в полной мере, так как ты хочешь, иначе всё закончится твоей смертью. Если бы я не любил, я бы давно тебя завалил в постель, но через пару месяцев ты бы терял и терял молодость и наконец состарился бы и умер... Прогерия Тобольского…

- Тобольского?! – не понял Антон.

- Тобольского, - согласно кивнул Даллан. - Кажется доктор, который её открыл или что-то в этом стиле…  

- Значит пара месяцев у нас есть? – хищно прищурился Антон. 

- Это если бы я тебя не любил… Но я люблю... Здесь нельзя сказать наверняка, может случится, что я заберу всю  линнгаму за одну ночь. Такое уже происходило много лет назад. Тот парень дал мне незабываемое наслаждение, но утро я встретил с безвольной куклой... - в тоне Даллана прозвучала безысходная тоска.

- Ладно, смотри, - Даллан отбросил майку, снял джинсы и встал перед ним обнажённый.

Антон улыбался глупой улыбкой влюблённого деревенского увальня и с наслаждением смотрел на своё божество – его любят… 

- Что ты видишь? - спросил Даллан.

- Ты великолепен!

- Я тебе нравлюсь, и я красив. Это потому, что способен меняться в ту сторону, которую тебе хочется. В ту, которую считаешь идеалом. Тебе какие глаза нравятся? Какого цвета?

- Твои.

- Ну ладно, они стального голубого цвета у меня. А еще какие ты любишь? От каких тебя может расплющить?

- Ну, предположим синие. Да, синие. От синих я чувствую вызов, который меня заводит, - Антон снова улыбнулся, он был чуть живой от сдерживаемого возбуждения.

- Возьми меня за руку, сосредоточься и смотри мне в глаза. Постарайся захотеть увидеть у меня синие глаза, – прошептал инкуб.

Антон обхватил ладонью его запястье. Через несколько мгновений его как будто  пронзило жарким током, а потом он увидел как в глазах Даллана словно прыснул синий ручеек, быстро заполняющий радужку, и вот уже перед Антоном стоял синеокий красавец.

- Но как... Как ты проделал этот фокус?

- Я же тебе говорю, я не человек… Ладно, смотри еще.

Даллан наклонился, оперся правой рукой об пол, навалился лёгким толчком на ладонь и стал медленно выгибать тело вверх, поднимая ноги и следом всего себя. Когда стойка стала почти вертикальной, он, продолжая опираться на руку, стал выделать гимнастические движения, от которых у Антона захватило дух. Тело Даллана вытягивалось как резина, замирая в немыслимых, восхитительных позах. Все это он проделывал без видимых усилий, хотя мускулы под кожей, тем не менее, перекатывались. 

- Ну как. Может такое человек? – спросил он, возвращаясь в обычное положение.

- Ты ведь танцор, – выдавил из себя Антон, окончательно потеряв голову от всего происходящего.

- Танцор. Но разве ты где-нибудь видел такого танцора... Антон, я люблю тебя... Я хочу чтобы ты поверил.

- Я не знаю. Наверное мне всё равно, я тебя люблю и хочу остаться с тобой навсегда.

- Я тоже хочу. Но ты знаешь что будет.

- Сойду с ума? 

- Да.

- Я готов. Пусть. Мне всё равно.

- А может не так все хреново, - пробормотал Даллан. -  Может я смогу потом вернуть тебя… Но сейчас ты мне нужен. Без твоей энергии я не справлюсь, не смогу ничего сделать с Сюкиным. Этот урод должен заплатить за свои поступки. И тут выбор прост: любо мы его, либо он нас. Я говорю открыто, потому что ты сам должен сделать выбор, это даст шанс, но всего лишь шанс…

- Дениска… Даллан, мне всё равно врешь ты или говоришь правду, - пылко прошептал Антон. - Я отдам за тебя жизнь. Я люблю тебя. Я хочу тебя. И я готов на что хочешь.

- Спасибо, - сказал инкуб, и грустно взглянув на него, тихо добавил, - Подойди ко мне. 

Антон приблизился. Даллан медленно, глядя в глаза, пуговица за пуговицей, расстегнул ему рубашку. Затем положил ладони на грудь и мягко провел вниз. Обняв парня за талию, он опустил ладони ниже, под джинсы, и затем опустившись на колени, зажав губами так же медленно расстегнул замок джинс. Через несколько минут обнаженный и оцепеневший Антон, стоял в предвкушении счастья, которое ожидало его. Антон был хорош собой. Стройное молодое тело, крепкое и более мускулистое чем у Даллана, с мощным прессом. Гармонично накаченные руки и ноги. Гладкая, бархатистая кожа. Трепещущие от возбуждения мужчины сплелись между собой, продолжая неистово целоваться. То, о чём Антон мечтал весь последний год, наконец-то свершилось. Не в силах больше сдерживаться Даллан застонал. Блаженство, где-то забытое многие годы, вновь захлестнуло его. Нет, от секса он всегда получал удовольствие. Но оно было скорее удовольствием от насыщения подзарядкой, а то, что происходило сейчас, было другим. Яркое животное чувство необъяснимого счастья. Слабость, перемежаемая силой чудовищного наслаждения. Глаза инкуба вспыхнули синим пламенем и оба они провалились в омут непередаваемого упоения. 

Ранним утром, когда Даллан проснулся, первым делом он посмотрел на Антона. Тот неподвижно лежал с открытыми глазами, смотрящими в пустоту, застывший словно был мертв. Он не спал, но и не бодрствовал. Безвольно открытый перекошенный рот, из угла которого текла слюна, делал эту картину страшной и омерзительной. Трудно было представить, что накануне в этом человеке билась жизнь.  

Даллан поцеловал Антона в губы, и прошептал: 

- Спасибо…

Закрывая за собой дверь, он оглянулся и произнес, обращаясь неизвестно к кому:

- Я не прощаюсь, и сделаю всё, чтобы вернуть тебя… 

Когда он покинул дом, от стены подъезда отлепилась едва различимая фигура. Белобрысый парень в потёртой чёрной кожаной куртке быстро забегал пальцами по кнопкам старенького мобильного телефона. 

- Алло? Андре?! Очередного придурка развели на пожрать. Передайте Сюкину, что ему угрожает опасность, если этот инкуб знает что такое «гнев воканов»* мало не покажется никому…

***

Опаздывать было нельзя - через час у Даллана предполагалась встреча, тщательно подготавливаемая и крайне важная. Шофёр, подвозивший его, многозначительно хмыкнул, но так ничего и не сказав, поспешил поскорее убраться, взяв пачку перевязанных резинкой тысячных купюр в уплату за поездку. Деньги давно обесценились, но таксисты ещё брали их за свои услуги, называя брикетами. Любая поездка стоила 1 брикет. Количество купюр не имело смысла, главное увесистость брикета.

Всеобщее запустение, как ни странно, не коснулось роскошного загородного особняка. Большой трёхэтажный дом с черепичной крышей располагался на краю коттеджного посёлка, считавшегося некогда элитным. Фасад здания, окрашенный в цвет слоновой кости, гармонировал с оконными рамами и входной дверью того же цвета, демонстрируя вкус его хозяина к старинной архитектуре, хотя одного взгляда на это произведение местного зодчества хватало, чтобы понять - постройка сравнительно недавняя. Ухоженная дорога без единого намёка на ямы, усеивающие чуть ли не каждый метр федеральной трассы, от которой она отходила, вела прямо к воротам и тут же и заканчивалась.

- Здравствуйте, господин Сюкин ждёт вас, - глубоким низким баритоном проговорил встретивший Даллана помощник. Грациозность и плохо скрываемая мощь, читаемая в движениях этого высокого сухощавого шатена, выдавали в нём альба. Именно этого типа он обхаживал последний месяц, вынуждая устроить конфиденциальную встречу с боссом. Помощник депутата долго не шёл на уступки, но в конце концов победили деньги. Настоящие деньги, ходившие в Европе и во всём мире и достававшиеся Даллану не сказать, что слишком легко. 

- Домашние улетели на уикенд в Австрию, поэтому вашей приватности никто не помешает, - невозмутимое, без возраста, лицо помощника депутата не выражало и тени того, что они были знакомы. 

Несомненно, альба к Сюкину приставил приап-куратор. Сами они редко опускались до оперативной работы, что играло на руку Даллану, потому что альб, в отличие от приапа, никак не мог распознать в нём инкуба до тех пор, пока он не применил бы в его присутствии линнгаму. А этого он делать не собирался. Ритуал Овладения, конечно требовал  её использования, но альб останется за плотно закрытыми дверьми и ничего не сможет учуять. 

Они прошли по коридору, с антикварными дубовыми стульями вдоль стен и, висевшими над ними, бесчисленными оленьими рогами,  поднялись по мраморной лестнице на третий этаж – личное пространство Сюкина. Здесь находились его отдельная спальная комната, ванная, большая библиотека, где располагались стеллажи со старинными книгами, доставшимися в «подарок» от директора исторического музея, разрушенного вандалами, когда начались беспорядки, одна гостевая комната, кабинет с гардеробной и два широких балкона: летний и зимний для совместных вечерних чаепитий с особыми гостями. Альб проводил Даллана до кабинета.

- По поводу переговоров о ликёро-водочном комбинате, - сухо доложил он.  

- Хорошо, - важно кивнул Сюкин, рукой приглашая визитёра присаживаться.

- И, Волгин, - окликнул он своего помощника, - сделай дружочек так, чтобы нас не беспокоили в течении часа. 

- Слушаюсь, Виталий Валентайнович, - сказал тот, закрывая за собой дверь.

- Так это вы хотели обсудить продажу частного предприятия «Мотылёк»? – спросил депутат, не скрывая заинтересованности на своей физиономии.   

Конечно, Даллан желал это обсудить - по другой причине его бы сюда не пустили, но продавать единственное предприятие, приносящее ему доход и обеспечивающее безбедное существование, он вовсе не хотел. Пусть водка и была невысокого качества, его это волновало мало, ведь из-за дешевизны спросом она пользовалась огромным. Поэтому, чтобы в дальнейшем не возникало неуместных мелких нестыковок в поведении депутата, Ритуал Овладения он начал сразу. Как только за Волгиным закрылась дверь, без лишних слов, он направил ток линнгамы прямо в голову Сюкину, нарезая его короткими прерывистыми вибрациями. Эту технику он разучивал несколько недель. Депутат не успел ничего понять, расслабленно обмякнув в кресле, он с завороженным восторгом смотрел на своего гостя.  Всё шло как по маслу. Похоже древний манускрипт не врал. Однако, самое важное предстояло ещё впереди. Сюкина ждал настоящий секс по-древнерусски без всякой там гигиены и бережной очистки кишечника. И не потому, что Даллан так любил это дело. Будучи вполне практичным инкубом, обычно в этой роли приходилось участвовать ему самому. Просто никто не предупредил Виталия Валентайновича, что им придут Овладевать. А ритуал следовало завершить буква в букву, путём глубокого закачивания всей имеющейся энергии в жертву, как бы это не выглядело и не пахло со стороны. Древние ритуалы особой чистотой не отличалась никогда. Хорошо ещё, что не требовалось выпить крови, как какому-то замшелому вампиру из кинофильмов. Зато, после всех этих магических процедур Даллан должен был получить власть не только над Сюкиным, но и над приапами, которые его контролировали. Это сулило колоссальное могущество. Он сможет быстро навести свои порядки в городе и, чем чёрт не шутит,  скорее всего вернёт Антона, которым пришлось пожертвовать ради достижения цели. 

Между тем, Сюкин уже был готов для соития. Все сковывающие барьеры, не дающие прорваться истинным желаниям, убрались очищающим током линнгамы. Всё, что точило его изнутри, порождая бешенное и никчемное биение жизни, вырвалось из подсознания, повинуясь воли инкуба. Вожделеющее  человекоподобное создание жадно смотрело на него, не в силах укротить остервенелый ритм дыхания.  Взвизгнув как хряк перед случкой, срывая c себя костюм, Сюкин бросился в гардеробную. Через какое-то время он показался вновь, двигающийся на четвереньках к Даллану. На своем веку инкуб повидал многое, но столь быстрая и разительная метаморфоза привела его в изумление. Почти голый Виталий Валентайнович в женских чёрных чулках, голубеньком кружевном фартуке, какие носят горничные, и нелепом белоснежном чепце на голове, бежал к нему насколько позволял его немалый вес, переставляя мясистые ляжки, цокая коленками по паркетному полу. В зубах он сжимал короткий пластиковый стек, напоминающий мухобойку, а из заднего прохода весело торчал розовый, закрученный спиралью, резиновый хвостик, виляющий по сторонам, в такт движений хозяина. Эти вещи ждали своего часа, никогда не использовались и бережно хранились. Чулки и фартук он приобрёл в одном милом магазинчике в Германии, куда ездил читать лекцию о духовных скрепах русской интеллигенции.  Резиновый хвостик и стек-мухобойка остались после облавы на притон извращенцев-девиантов. А его гордость – прекрасный беленький чепчик он «случайно» прихватил в комнатке для прислуги фешенебельного отеля Карловых Вар, куда глава городской администрации периодически отправлял его подлечивать нервы и вести переговоры по бизнесу. 

Оказавшись подле Даллана, Сюкин вложил ему в руку стек и потёрся боком о его ноги. 

- Зови меня своей шлюшкой, - с придыханием прошептал он. 

Инкуб внимательно смотрел на жалкого, трясущегося в предвкушении человека. В Ритуал Овладения это не входило, но требовалась максимальная покорность объекта. Наконец в его глазах что-то изменилось. Он схватил Сюкина за шею, развернул к себе дородной задницей и с размаху начал яростно наносить удары. Стек звенел от натуги, а ягодицы депутата городского собрания, наливались блаженной краснотой.  

- Секи меня, секи… - хрипел Виталий Валентайнович, сладострастно извиваясь под хлёсткими ударами. Всё это время Даллан не прекращал безмолвную линнгамную атаку, замысловато вкручивая поток невидимой субстанции в голову жертвы. Он давно расстегнул брюки и уже собирался совершить финальный аккорд Ритуала, но в этот момент раздался грохот распахиваемых дверей, и Даллан почувствовал как всё тело немеет и застывает в неожиданно ставшим плотным воздухе.

Должно быть он ненадолго отключился. Придя в себя, он понял, что связан. Вокруг сновали люди в тёмно-синей униформе с кортиками на поясах. «Охрана патриарха!» - понял Даллан. Какая-то девица, отличавшаяся от всех золотым погончиком на правом плече, бойко рапортовала по рации:

- Первый, первый, докладывает старший уполномоченный Оксана Андре, объект захвачен, повторяю, объект захвачен… Мы успели… - она запнулась, покосившись на валявшегося невдалеке, слезливо причитающего Сюкина: «Я мог без рук, без рук…», и добавила, - Нет! Угрозы местному населению нет.

***

Когда последняя полицейская машина отъехала от элитного особняка с черепичной крышей, в плохеньком, слегка покосившемся деревянном домишке, напротив, зажегся свет. Такой неэкономный расход электроэнергии был более чем странен, потому что до вечера оставалось чуть ли не полдня и, несмотря на позднюю осень, с утра светило яркое солнце. Если бы кто-то из местных обратил на это внимание, то обязательно выразил бы неодобрение такому непозволительному в это трудное время расточительству. Но жители попрятались по домам – слух о том, что с известным депутатом произошло ЧП, быстро разнёсся по посёлку, а белобрысого молодого человека в потёртой кожаной куртке чёрного цвета, который, совершенно случайно проходил мимо, подобное не интересовало. Впрочем, едва он увидел, что в домишке горит свет, то тут же повернул в его сторону, быстро, неслышной кошачьей поступью достиг крыльца и юркнул в открывшуюся дверь. Как только это произошло, свет погас. Никто ничего не заметил. 

Открывший ему дверь невзрачный, малость обрюзгший рыжеволосый мужчина с крупным некрасивым хищным носом и светлыми кустистыми бровями, провёл его в гостиную со старинными часами на стене. 

- Оперативность на высшем уровне, - похвалил он белобрысого, - Я уже думал инкуб успеет скрыться, но что-то его там задержало. 

- Самое трудное было понять когда он начнёт реализацию плана, - ответил парень. 

- И как ты это понял?

- Датчик слежения, установленный в квартире, сигнализировал, что одна биологическая форма перешла в состояние полутрупа… - отрапортовал белобрысый.

- Ясно, - произнёс рыжеволосый. – Позавчера я смог расшифровать последнюю страницу дневника профессора Тобольского. Мы на верном пути. Там сказано: «Лишённый линнгамы запустит гнев того, кто не стал воканом».

- Прекрасно! – белобрысый парень улыбнулся, но тут же нахмурился, - Важно, чтобы следы не привели к нам.  

- Это очень похожая магия, - пояснил рыжеволосый, доставая из под стола старый массивный сундук, - Её невозможно будет отличить от той, что уничтожила Белую цитадель. 

Белобрысый помог ему установить сундук на стол и проговорил: 

- Даже такой инкуб, напитанный по уши, страшная сила. 

- Ключевое слово «напитанный» - заметил рыжеволосый. Он покопался в кармане,  достал ключ и открыл сундук со словами:

- Если кто-то будет очень похож на вокана, сатиры обязательно пришлют своего, чтобы идентифицировать иерархическую принадлежность инкуба. Главное, чтобы в нужном месте, в нужное время сработало нужное устройство, и тогда не останется и следа от ненужных объектов… - с этими словами он протянул парню маленький свёрток перевязанный бечёвкой. Парень бережно убрал свёрток в нагрудный карман и собрался уходить, но рыжеволосый остановил его:

- И передай ещё в госпиталь эту штучку… - он достал из сундука пузырёк с какой-то жидкостью. – Изготовлено чёрт знает когда выдающимся алхимиком Соло на Западе. Теперь, что на Западе, что на Востоке таких редких вещей не найти. Поможет твоему полутрупу…

- Спасибо Падре, - белобрысый благоговейно принял склянку и упаковал во второй карман. 

- Не упоминайте меня всуе, агент Нирева, - строго покачал головой рыжеволосый. - Для чего ещё нужны старые артефакты, если их не использовать. 

Когда белобрысый агент ушёл и часы в гостиной пробили шесть раз, свет в покосившемся старом домишке мигнул три раза. Словно ему в ответ, в угловом окне красивого особняка напротив так же три раза мигнула лампочка…

***

Антон сидел на кровати. Две недели минуло, как он сменил больничную койку с навороченной системой искусственной вентиляции лёгких на эту, самую обыкновенную,  самую что ни на есть простую, железную кровать. Вначале, когда тьма в его голове рассеялась, и он с трудом вспомнил как его зовут, пришёл панический ужас.  Изо рта торчали какие-то трубки, руки были крепко фиксированы к бортикам, даже в член что-то воткнули, как потом ему сказали – мочевой катетер. Здорово, если бы здесь оказался Денис или Даллан, как он назвал себя в последний раз. Гладил бы по руке, говорил ободряющие слова. Но Даллан находился бог весть где, и бороться за жизнь пришлось одному. 

Уже три дня он мог ходить, не держась за перила в коридоре, и это стало огромным достижением в его новой вселенной. Собственно и вселенной никакой не случилось, если бы не старания этих ребят, называющих себя альбами. Судя по последним новостям, в стране свирепствовал голод, люди умирали от недоедания прямо на улицах. Вся система здравоохранения развалилась, а здесь, в засекреченном центре, его не только вернули с того света, но и смогли выходить. Ещё неделя, и как утверждал инструктор, он полностью придёт в физическую форму в какой был до встречи с инкубом.  Об инкубах здесь знали, их не любили и презирали, называя паразитами. Старый грек по прозвищу Амадео на своих занятиях по мироустройству утверждал, что они пришельцы, явившиеся из космоса, правда, при этом постоянно оговаривался, что это всего лишь догадки и точных данных ни у кого нет, и вообще, все подобные сведения, должны стать чем-то типа трусов, поддерживающих драгоценное хозяйство, но не являться основополагающими в их работе. Грек временами впадал в такие скабрезные прямолинейности, что многих вгонял в краску.  

Комната Антона особым комфортом не отличалась – три на три метра, пол и стены покрыты тёмно-зелёной плиткой, железная кровать, маленький стол, даже не столько стол, сколько деревянная полка прибитая к стене, табуретка и крохотный шкафчик для личных вещей, которые остались в той жизни. Жизни до пробуждения здесь. Спартанская обстановка напоминала больше казарму рекрута, чем палату. Хотя, наверное, рекрутом он и был. Почему его спасли ему не сказали – мир не без добрых людей – так получилось. Ему не задавали вопросов, не спрашивали согласия. Идти всё равно некуда – родители остались в маленьком городке, далеко за Уралом и добраться туда не представлялось возможным – пассажирские поезда больше не ходили. Теперь он - часть их группы. И не исключено, что часть значимая. Вчера, когда грек случайно выронил свои бумаги, он краем глаза увидел смету на лечение. Что такое substantia nigra и другие замысловатые названия он не знал, но понять по количеству нулей во сколько обошлось второе рождение, оказалось не трудно. А неблагодарностью Антон не отличался. Однако, и к Даллану он не испытывал ненависти. Всё-таки он любил его. Несмотря на изолированность от внешнего мира, новости сюда проникали. Антон знал, что депутата  Сюкина отправили на лечение в исправительную колонию для грешников, и он чувствовал, что здесь не обошлось без инкуба.

Раздался стук в дверь, и в комнату вошёл Амадео. Старый грек взял негласное шефство над Антоном и опекал его как только мог. Он неприязненно покосился на единственную лампу в потолке – та хотя и энергосберегающая, и как будто яркая, всё же давала мало света – в комнате не было окон. Весь комплекс располагался глубоко под землёй. Сверху его маскировало грязно-жёлтое здание полуразваленного не то госпиталя, не то поликлиники, где специальная охрана изображала персонал. 

Как и все греки он был темноволос. Возможно поэтому в свои девяносто девять Амадео не выглядел развалиной. Никто не угадал бы настоящий возраст этого среднего роста человека с проницательными серыми глазами, тонким прямым носом и такими же тонкими губами, выдававшими в нём человека ехидного и острого на язык. Морщинки у глаз его вовсе не портили, а когда он улыбался, казалось смеялись вместе с ним. Но улыбался он редко и чаще его видели серьёзно взирающим на кого-нибудь, вздёрнувшим старательно выщипанные у переносицы чёрные брови. Ходил в каком-то странном балахоне, напоминающем профессорскую мантию, что в дополнении к остроносым, с загнутыми носками туфлям, делало его чем-то похожим на джина из сказки. Но старый грек был не джином, а альбом, которые хотя и жили около двух веков, всемогуществом не обладали. Да, выносливее, с хорошей памятью, быстрой регенерацией, но не супермены – убить можно. В центре их насчитывалось с десятка два - три, остальные - люди. Говорили, альбы состоят на довольствии у какой-то очень могущественной секретной организации, но Антон знал, что кулуарные разговоры чаще всего далеки от истины. Для него важнее было хорошее, доброе отношение и искренность. 

- Я вижу ты всё меньше похож на овощное рагу, - поздоровался Амадео, в своей обычной манере, снимая с плеча кожаную сумку с бумагами, которую постоянно таскал с собой. Молния на ней давно сломалась и бумаги периодически падали, если он неосторожно снимал её. - Зашёл тебе сказать. Мы нашли инкуба, который сделал с тобой такое. 

Сердце Антона предательски забилось, а на лице появилась глупая радостная улыбка.  

- Где он?! – выпалил Антон. 

- О, -  насмешливо протянул старый грек, - Похоже, вы молодой человек, всё ещё испытываете утренние поллюции по своему монстру. Не иначе и коленно-локтевую тут же примите как завидите вашу страсть. 

- Я только хочу знать, где он… - возразил Антон, чувствуя, что стремительно краснеет как переспевший помидор. 

- Пойми парень, - тон Амадео неуловимо изменился, куда-то исчезли дурашливые нотки и появился холодный металл. - Ты подвергся воздействию инкуба. Такие вещи просто так не проходят. Не важно, что ты там испытываешь, но зависимость от Его Любви будет преследовать тебя всю жизнь. 

- Я понимаю, - кивнул Антон и помрачнел. Несмотря на то, что в словах старого грека было много правды, что-то внутри него не давало с ним согласится. 

- Наркоманы тоже понимают, а потом со всех ног несутся за дозой… - Амадео не скрывал скепсиса. – А ты знаешь, что инкубы могут перерождаться и являться к избранным людям с каждой новой жизнью. Конечно, это не доказанный факт. Сейчас вообще что-либо доказать сложно. Но прикинь, ты родился на другом конце мира, а тебя уже ждёт волшебная сосалка. Ходит вокруг тебя, ждёт пока ты повзрослеешь, чтобы заняться твоими вкусненькими чреслами, - голос грека вновь язвительно заискрился. – И каждую свою жизнь ты будешь кормёжкой для хитрого монстра.  Нямнямка, возомнившая, что её любят. 

- Я верю вам, Амадео, - сказал Антон, - но поймите, он говорил, что любит меня и дело даже не в его словах, а в том, что на самом деле Я полюбил его. И полюбил по настоящему. Такое не забыть. 

- Любовь это химия мозга. Несколько нанолитров разных, труднопроизносимых веществ, продуцируемых короткое время в твоей голове, делают тебя положительно восприимчивым к недостаткам другого индивида, - старый грек нахмурился, брови его сошлись к переносице, он очень тревожился за Антона, - Инкубы виртуозно пользуются этим, взламывая биозащиту твоего организма и черпая жизненную энергию для восполнения собственных затрат. Взамен они дарят иллюзию любви. Они паразиты: ты отдаёшь им жизнь, а получаешь иллюзию…

Антон слышал это уже не в первый раз, и если разумом понимал верность слов Амадео, то душой никак не мог смириться что оказался высосанной батарейкой. Ну не мог Даллан так поступить с ним. Старый грек и понятия не имел, что инкуб забрал линнгаму для очень важной миссии. В детали Даллан его не слишком посвящал, поэтому, чтобы не подвергаться насмешкам Антон не касался лишних подробностей.

- Вы сказали, что нашли его, – переведя дыхание, он быстро проговорил, – Я хочу видеть его!

Тяжкий стон Амадео сотряс комнату. 

- Ты хоть понимаешь, чего просишь? – Амадео быстро массировал виски, пытаясь унять разливающуюся головную боль. – Ни один человек не в силах противостоять притяжению инкуба! Он тебя сломает и выпотрошит. И мы не сможем тебя спасти. То, что удалось оживить твою упрямую башку, случилось впервые. Наши спецы до сих пор в изумлении.  

- Я хочу видеть его, - повторил Антон, голос его стал очень тихим и дрожащим, а на глаза навернулись слёзы. 

- Знаешь, вчера я беседовал о тебе с нашим Падре. Он очень беспокоился и говорил, что тебе ждёт серьёзное испытание, - старый грек положил руку на плечо Антона и внимательно посмотрел на него. 

- Падре? – всхлипнул Антон. – Разве вы не атеисты? 

- Падре – это наш шеф, ты не маленький должен понимать, это всего лишь кодовое имя, - отмахнулся Амадео и продолжил, - Он приказал объяснить тебе всю тяжесть бремени человека, обласканного инкубом. Теперь мы отвечаем за тебя... 

- Да послушайте, - перебил его Антон, слёзы вовсю текли по щекам, но он не в силах был унять их, - Я не смогу. Не смогу жить, не увидев его. Я не прощу себе. Мне надо только взглянуть ему в глаза, даже говорить не придётся. 

- Падре предупредил, что инкубы охотятся парами. Место, где его держат, хорошо охраняется, но если туда явится второй, а это весьма вероятно, судя по сводкам наблюдателей, тебя просто убьют,   – устало произнёс Амадео.

- Плевать. Я должен. 

- Ну что ж. Я не могу тебя неволить, - Амадео выглядел очень расстроенным. – Только обещай, что возьмёшь с собой это, - грек полез в сумку, достал оттуда маленький свёрток, порвал бечёвку, развернул и протянул Антону оловянного солдатика…

***

Элитный православно-следственный изолятор №666 находился недалеко от центра города. Располагался он в здании бывшей синагоги. С тех пор как в городе стало заправлять движение активистов-волонтёров за свободу и равноправие, иноверцев попросили его покинуть. Главная ценность этой постройки заключалась в многочисленных подвальных помещениях, c толстыми стенами, куда не проникали сырость и влага. Старые хозяева нередко использовали их как временные склады для магазинов, теперь же их переоборудовали в камеры для VIP персон.  

Женщина в тёмно-синей униформе вела Антона по длинному узкому коридору. Поблёскивающий погончик на правом плече выдавал в ней важную персону. Три дня потребовалось на согласование всяких бумаг и допусков. И три дня Амадео тщетно пытался отговорить парня от безрассудного поступка. Возможно разрешения так никогда и не дали бы, но как сказал старый грек, у Падре были связи в управлении, которыми пришлось воспользоваться. Скорее всего он имел ввиду эту женщину, быстро и по деловому дававшую сейчас последние инструкции. 

- Я доведу тебя до конца коридора, - говорила она, - Дальше меня не пустят. Когда войдёшь, тебе нельзя к нему приближаться больше чем на пять метров - там на полу увидишь красную полосу. За неё ни ногой, - она помолчала и тихо прибавила, - И будь осторожен, инкуб начнёт воздействовать, как только увидит тебя.

Антон посмотрел на её настороженное, уставшее лицо и задал вопрос, который давно вертелся на языке:

- Скажите, вы тоже альб?

Она усмехнулась, быстро приложила палец к губам, показывая глазами, что здесь не стоит  болтать лишнего, и ответила: 

- Нет, конечно, когда-то я была старшим научным сотрудником в институте ядерной физики. Кто же знал, что всё так обернётся и понадобятся не учёные, а ловцы паразитов… 

Дальше она продолжать не стала, сменив тему: 

- Защита при тебе?

Антон показал ей оловянного солдатика, подаренного старым греком. В спинке детской игрушки была искусно встроена миниатюрная кнопка. «При малейших признаках опасности, жми на кнопку» - эту фразу старый грек повторил раз сто, прежде чем отпустил его сюда.

Из невидимых в стене ниш выступили две девушки в чёрных рясах. Они обыскали Антона и завели в аппарат, похожий на телефонную будку. Минута, устройство тихо пискнуло и индикатор на верхней панели зажёгся красным огоньком. 

- Бог с тобой, - сказала одна из монахинь, открывая перед ним массивную металлическую дверь. 

Единственным освещением в зале, куда прошёл Антон, оказалась тусклая лампочка на стене у входа. Она едва разгоняла тьму, сквозь которую с трудом угадывались контуры фигуры в ошейнике, прикованной железной цепью к полу в отдалённом углу. На потолке ядовитым жёлтым цветом зловеще фосфоресцировал нарисованный православный крест. Ограничительная красная черта хорошо выделялась, так как находилась буквально в двух метрах от входной двери. 

- Вы наконец-то привели ко мне мужчину! – расхохотался лежащий ничком узник.  Он тяжело поднялся, выпрямляясь во весь рост. 

Сердце Антона сжалось. Даллан! Несмотря на то, что он почти не видел его, всё такой же милый, всё такой же родной. Это было глупо, но ноги сами сделали шаг, переступая красную черту. Фигура дёрнулась.

- Антон! – растерянно воскликнул инкуб. – Ты жив?!

Последний вопрос оказался вовсе не тем, который стоило задавать. 

- А ты не рассчитывал?! – в голове Антона вдруг зашумело от накатывающей злости. Эта рожа его уже похоронила! Конечно, он и не думал его спасать! 

- Я не знал, что всё так обернётся, идеальный план развалился, меня подставили, - Даллан осёкся, внимательно вглядываясь в кулак, сжимающий оловянного солдатика, - Погоди, ты… Ты не так понял… - Он попытался придать своим интонациям уверенности и спокойствия, - Разные люди по разному воспринимают происходящее вокруг, одни и те же события, являющиеся для одних благом, для других - самое чёрное зло. Волк, поедающий зайца – зло, но кто тогда заяц, поедающий посевы пахарей? – продолжить он не успел. Громкий слегка блеющий голос раздался из угла напротив:

- Зайчик оказался всего лишь зайчиком… Пора заканчивать наш концерт. 

Из темноты, где скрывалась ещё одна дверь, выступила рослая фигура. От ног исполина исходило зловещее зеленоватое свечение. Предчувствие опасности захлестнуло сознание Антона. Всё, о чём предупреждал старый грек, становилось явью. Даллан и в самом деле пытался на него воздействовать! А исполин – безусловно был вторым инкубом, появления которого так боялись, несмотря на все мыслимые и немыслимые меры предосторожности. Палец судорожно вдавил кнопку амулета. Тонкий как молния луч ударил в сторону инкуба. Тяжкое дыхание второго монстра возвестило о его неминуемом приближении. Громадная рука упёрлась в грудную клетку, и парень каким-то звериным чувством понял, что сердце замедляет ход и останавливается. 

- Антон! – закричал Даллан. Его тело пылало неестественным лиловым огнём. Неимоверным усилием он вырвал цепь из пола, подскочил к нему, схватил и швырнул в сторону входной двери. Это его и спасло, потому что в то же мгновение резко свистнуло и тело инкуба взорвалось, уничтожая всё вокруг в радиусе нескольких метров, в том числе и обладателя блеющего голоса.  

****

На крыльце старого грязно-жёлтого дома стояли двое. Они неторопливо курили, задумчиво поглядывая по сторонам тихой безлюдной улицы. Возраст обоих мужчин понять было невозможно, хотя, если приглядеться, начинало казаться, что человек более низкого роста, похожий на грека, был всё же старше второго - сухощавого высокого шатена. 

Раздался визгливый звонок радиотелефона. Шатен ответил глубоким низким размеренным баритоном:

- Да, мастер Вонамут, - некоторое время он почтительно слушал, затем невозмутимо произнёс:

- К моему глубокому сожалению посланный вами квестор не смог распознать вокана, и его сразила та разрушительная магия, о которой вы предупреждали  - «гнев воканов». Да, погибли все трое….

 Закончив, он немного помолчал, а потом обратился к человеку похожему на грека: 

- Что парень?

- Переживает, – сухо ответил тот.

- Ты рассказал ему про сатиров?

- Ещё не время. 

Шатен усмехнулся:

- После того как уничтожили Белую цитадель, они и близко не подходят к инкубам. 

Вновь раздался звонок радиотелефона. На этот раз ответил грек:

- Добрый день, Падре… …они прислали обученного квестора распознать вокана, и ваш подарок уничтожил обоих, - пару минут он слушал, после чего бросил короткое: - Хорошо, - и дал отбой. 

- Что сказал Падре? – поинтересовался шатен.

- Новое дело, - грек отбросил окурок, - Ты отправляешься в Кёльн. 

- В Кёльн? - шатен не скрывал удивления.

- Ну, не всё же тебе лепить поддельные манускрипты… - грек закурил вторую сигарету, пряча ехидную усмешку, - Отдел наблюдения обнаружил инкуба, потерявшего способность к репарио. 

- Чем знаменит?

- Граф Мишин, представляется как Серж… Прикидывается медведем и обхаживает молоденьких линнгамчиков, возбуждая неотразимым тухесом…

- Тухесом? – поднял брови шатен.

- Я тебя умоляю… - оба громко заржали.

Парадная дверь распахнулась и показалась женщина в тёмно-синей униформе с золотистым погончиком на правом плече. Не пытаясь прикидываться, что не подслушивала, она обратилась к шатену, поигрывая служебным кортиком:

- Только прошу, оставьте мальчика в покое, он и так столько перенёс, вы же знаете, как я ненавижу насилие… 

Шатен вопросительно посмотрел на грека.

- Смотря что скажет Падре, - попытался уйти тот от ответа, но женщина перебила его:

- Падре всё-равно, он только печётся о соблюдении концепции – никто не должен знать, что альбы сами по себе, остальное не важно. 

Грек пожал плечами: 

- Подсунем как вокана потерявшего хозяина, а там как повезёт… 

Они помолчали.

Затем женщина произнесла со вздохом:

- Пора…  база эвакуирована час назад, здание заминировано…  

И, распрощавшись, таинственная троица разошлась в разных направлениях.

 

__________________ 

* - в рассказе употребляются термины, значение которых можно узнать в глоссарии инкубиады.