kote-kot
Три семерки и «эс» как доллар
Аннотация
Мальчишка скользит детскими розовыми пятками по черной хлопковой простыне, тянется как кот, растопыривая смешные ровные пальчики. Сигарета докурена в три затяжки. И вновь колесико проскальзывает несколько раз, прежде чем выбить искру. Благородное виски мерцает в лучах заходящего солнца, и впервые за долгое время хочется напиться.
Часть 1Мальчик переворачивается на живот, целомудренно натягивая на себя уголок одеяла, но вибрация телефона не дает ему закончить, переключая все внимание на неведомого абонента. Глоток, затяжка, глоток. Узкая спина со скульптурно прорисованными лопатками, завораживающий изгиб, переходящий в круглую упругую попку. Шикарную попку. «Останешься?» вопрос маниакально соблазнительно вертится в голове, готовый в любую секунду вырваться на свободу, нарушая все придуманные и тщательно оберегаемые правила.
- Хочешь выпить?
- Нет, спасибо, - мальчик отрывается от телефона и смотрит сквозь, еще пребывая там, в чужом диалоге, с другим. – Роман Алексеевич, я могу принять душ?
Ранняя весна не шла этому городу. Большому и чужому. Он никогда не курил в кабинете, работа требует постоянного внимания и трезвости ума. Сигареты, секс и виски неуместны в этих стенах, обшитых зебрано - дорого, пафосно и совершенно безвкусно. Но грязная, тяжелая московская весна перевернула законы, пошатнула незыблемое. Ветер, почти теплый, шуршал узкими шелковыми жалюзи, пытался перепутать важные контракты и выгодные оферты, задувал обратно сизый дым от черт знает какой по счету сигареты. Дух талой воды, мокрой земли и бензина смешивался с терпким ароматом дорогого табака, виски туманило голову и заставляло щипать глаза. От всего этого было грустно и непривычно безысходно.
Воспоминания о наивных детских пятках никак не выходят из головы, это пугало и раздражало. Хотелось избавиться от этого ненормального фетиша, навязанного неправильной весной и, скорее всего, многолетней усталостью. Или одиночеством, которое Роман Алексеевич предпочитал называть интеллигентно и цивилизованно - свободой. Хлопнула дверь. Как же он хотел, чтобы веер из честно заработанных мальчиком купюр так и остался лежать на кровати. Но он знал, что Варя отработал честно, и нет ни одной причины, по которой он должен отказаться от гонорара.
Оранжевые лучи ласкали серо-зелёные облезлые крыши столичных особняков, отражались в рваных осколках чердачных окон, врезались в каменные прямоугольные трубы, уродовали и без того страшные панельки и подлизывались к золотым крестам, а на горизонте тонули в стальной змее реки. До этой весны он бы встал на беговую дорожку и гонял бы себя до радужных кругов перед глазами, до спазмов в горле, до тех пор, пока дурь не ушла. Сейчас этого было мало. Он хотел бежать прочь отсюда, вперед, быстро, все равно куда, как тогда. Должно помочь.
Краем глаза ухватил развороченную кровать - черная сладкая дыра. Подушки на полу, одеяло откинуто. С краю, на шелке - пять розовых бумажек. Варька, мальчик мой, не взял…
Вечер среды принадлежал только Роме. Спорт, секс и иногда театр, но исключительно премьеры. В Шкатулку его привел партнер много лет назад. Чистый закрытый клуб с исключительной репутацией. Для человека, который исповедовал принцип никогда не тащить в свой дом шлюх и готовую еду из ресторана - это был идеальный вариант. В ту среду клуб не подтвердил заказ на традиционный номер три семерки «эс», брать в этот вечер никого нового он не хотел, все отменил в один момент, сам, не прибегая к услугам Галины Ивановны. В десять он уже лежал в кровати и просматривал почту. Звонок охраны застал его врасплох.
- Роман Алексеевич, это Гриша, вам заказ приехал, пропустить?
- Добрый вечер, Гриша, не очень понимаю, о чем речь? – Роман услышал, как охранник обращается к кому-то, спрашивает строго, по-военному авторитетно. - Заказ три семерки и буква эс, как доллар.
- Откуда? – Роман начал уже догадываться, но не мог поверить, что в таком солидном заведении, как клуб, могли так ошибиться.
- Шкатулка, пропустить, Роман Алексеевич?
- Пропусти, Гриша, – услышал, как охранник командует, куда идти и на какой этаж.
Роман натянул домашние штаны и, не дожидаясь звонка, распахнул дверь с твердым намерением выставить нахального визитера, позвонить в клуб и устроить разгон. А потом он увидел мальчика…
Тогда Роман только вернулся из Штатов, и отец начал активно его вводить в бизнес, доверяя серьезные переговоры. Итальянцы оказались вполне вменяемыми партнерами, подписание контрактов прошло легко и удачно для обеих сторон. Вместо традиционных посиделок в ресторане его пригласили в галерею современных художников. Моник Рушь – умная, красивая и единственная женщина, которая побывала в его постели, вела его пустыми гулкими коридорами выставки. С легким итальянским акцентом она рассказывала Роману о молодых, нестандартно мыслящих дарованиях. Рома молчал и вежливо улыбался, но кроме противных размазанных кровавых пятен, мусорных куч и сортиров, он ничего не видел. Тайный мир был закрыт для него.
- Господин Нарышкин не находит это интересным?
- Дорогая Моник, - Рома взял изящную руку и поцеловал, - будьте снисходительны к такому дикарю, как я, но искусство и я не совместимы. Мы не чувствуем друг друга.
- А знаете, почему? – Моник погладила его по щеке. - Потому что это, - она театрально обвела зал ладошкой. - Это – все дерьмо. Поехали, Рома, - ударение она делала на последний слог, и это было очень томительно. – Я отвезу вас к мастеру.
Казалось, свет был везде. Он поглощал, топил, обманывал чувства, выдавая мертвый мрамор за живую плоть. Или это не свет, а художник запутал его. Рома как никогда понимал Пигмалиона, который молил богов оживить Галатею. Он провел рукой по бледному бедру мраморного юноши, не в силах уговорить себя, что это камень, бесчувственный камень, а не живой человек. Дьявольская муаровая роза по велению скульптора, забытая на мягком нежном животе, была просто невероятна, хотелось ласкать ее, боясь уколоться о шипы, согревать пальцами лепестки.
- Вот, это – искусство, - Моник обняла Романа за плечи. - Чувствуешь?
- Да! Теперь, да.
-Доверяй Рома чувствам, они не обманут.
В мире бизнеса нет места чувствам. Информация, опыт и связи – вот три кита, на которых должна зиждиться жизнь успешного мужчины. Чем они полнее, глубже и крепче, тем больше шансов вырваться из серой убогой массы. Господин Нарышкин-старший был непоколебим в этих вопросах. Все остальное - лишь декорации, которые либо способствуют достижению цели, либо нет, тогда их безжалостно сжигают. На их месте возникают новые. Моник, мудрая женщина, никогда не спорила с Алексеем Нарышкиным, но сына его совратила, доказав, что чувства и эмоции могут оказаться очень хорошим подспорьем в бизнесе. «Интуиция - за гранью разума, за гранью анализа и логической экстраполяции. Слушай сердце, потом включай голову, делай выводы, а только потом принимай решение. Исключение любого из этих составляющих – обрекает тебя на неудачу». Рома, будучи абсолютно равнодушным к женскому телу, восхищался и преклонялся перед женской мудростью и логикой - другой, странной, но глубокой и по-житейски разумной. Он никогда не обсуждал это с отцом. Зачем, когда переговоры оказывались удачными, партнеры выбирались правильные, связи налаживались крепкие и бизнес делался. Нарышкина-старшего, наверное, хватил бы Кондратий, если бы он узнал, что его сын задействует эмоции и чувства в принятии решений. Рома – ты профессионал, думай, учись и снова думай. Гей? Какое это имеет отношение к бизнесу. Деловые браки сейчас неактуальны, скорее ты найдешь себе партнера достойного твоего уровня в мужской среде. Думай, контролируй общественное мнение и трахай кого хочешь.
Мальчиков для среды Роман подбирал себе по принципу «добровольного принятия стандартов». В связи с отсутствием времени, а порой и сил, партнер должен обладать определённым набором качеств, чтобы удовлетворять потребности сообразно затраченным ресурсам - выглядеть правильно, стонать вовремя, говорить в тему, предъявлять претензии исключительно по существу и обоснованно, а лучше все заранее оговорить с работодателем. Роман - клиент, важный и постоянный. Его номер был три семерки, каждому партнеру присваивалась определенная буква. Подтверждение заказа - через личный кабинет. Никаких имен, подробностей, компромата. Все чинно и гладко. Галина Ивановна, бессменный секретарь семьи Нарышкиных, вполне справлялась с этим, Роману было некогда…
- Добрый вечер, Роман Алексеевич, я – «комплимент от Шкатулки».
Красная дутая куртка, потертые джинсы, полосатая шапка с веселым помпоном, на котором поблескивали растаявшие капельки от снежинок. Острый чуть вздернутый нос, ямочка на правой щеке и серые глаза с девчачьими ресницами. Мальчишка. Живой, настоящий.
- Я отменил заказ.
- Так я и говорю: «Я – комплимент от хозяина». – Мальчик смешно сморщил нос. На светлой гладкой коже засмеялись редкие веснушки. Господи, Роман не мог оторвать взгляд от них. – Так что, мне уйти?
Еще чего.
- У «комплимента» есть имя? - Роман отступил в сторону, приглашая мальчика войти.
- Варя. – Парнишка протиснулся мимо Романа, стянул шапку, по-деловому закинул ее на вешалку. Куртку повесил на крючок. Ботинки - рядышком, аккуратно около стеночки. Заозирался.
- Ты что-то ищешь? – Роман немного обалдел от такого напора.
- Тапочки…
Шлюха из элитного борделя ищет у него в коридоре тапочки. Роман Алексеевич решил, что ему пора в отпуск, а еще растерялся - тапочек у него отродясь в доме не водилось.
- Где ванная, руки помыть? - Варя смирился с отсутствием тапочек, но мозг ломать Роману продолжил…
Любая работа должна быть сделана профессионально, на высшем уровне, иначе и браться не стоит, смешить людей только. Ресурсы, вложенные в нее, должны быть адекватны ожидаемым результатам. Любая работа имеет свою цену. Вообще все имеет свою цену. Нарышкин – старший никогда не позволял себе не платить по счетам. Но и авансов не раздавал.
Ромочке – десять, он впервые видит маму такой счастливой. Костик-шляпа, ребята, Мариванна, облупленное розовое трехэтажное здание средней школы №5 города Чистореченска, бабушка Тоня, новый стол с фантастическими хромированными ножками - все осталось в пяти часах на север на двухстах лошадях, и между ними триста километров открытого космоса. Ему очень страшно и одновременно стыдно за это. В классе - десять мальчишек, спрятаться негде, его позор выбивает немужские слезы, ему впервые объясняют, что значит – убожество. Три месяца занятий, бесконечных уроков, репетиторов по всем предметам. Три месяца борьбы за статус, за новую, такую чужую и холодную фамилию – Нарышкин. Семестр закрыт почти хорошо и Алексей Викторович платит по своим счетам, платит за проделанную его наследником работу…
Роман Алексеевич всегда знал, что ожидать от своих мальчиков, а те знали правила игры и никогда не путались в расценках.
Варя замер перед креслом. Не будет Роман ему помогать, пусть работает. Мальчишка закусил губу, попытался улыбнуться.
- Сколько тебе лет? - Вжикнула молния на черной толстовке.
- Двадцать два. Я молодо выгляжу. – Кофту деть было некуда, и он просто бросил ее на пол. На белой футболке щерился розовый кролик.
- Не то слово молодо. Футболка…, - Роман замялся, подбирая слово, скатываться на подростковый сленг не хотелось, но подходящее никак не находилось, - классная.
- Без нее холодно. - Варя подошел совсем близко, присел перед Романом. Пробежал пальцами вверх по ноге, плавно спустился до коленок и резко развел их в стороны. Придвинулся ближе. Минет? Роман ухмыльнулся, все вроде по сценарию. Мальчишка замер, не поднимая глаз. И?
- Варя?
- Мм?
- Посмотри на меня. - Роман погладил его по щеке, вздернул вверх подбородок. Глаза у мальчишки оказались вовсе не серые, а почти зеленые, с голубыми искорками. – От тебя пахнет шоколадом.
- Я его ел, - Варя строптиво дернул головой, освобождаясь из захвата, потянулся и лизнул Роману нижнюю губу. Посопел немого, а потом поцеловал. Старался сделать все правильно, по науке, но получалось нежно и по-честному ласково. Замурчал, когда его подхватили под мышки и посадили на колени. Не отрываясь от Романа, повозился, устраиваясь поудобней, мурлыкнул, когда сжали попку.
Сил осталось только натянуть презерватив и дрожащими скользкими пальцами проверить, не порвет ли. Мальчишка был готов и принял его почти всего. Закусил губу и пискнул тихо.
- Потерпи, маленький, - Рома прикусил розовое ушко. Его хватило ненадолго, движения становились быстрее, он сбивался, потом опять находил свой привычный темп. Мальчик задрожал, и Рома не выдержал. Боже, он стонал в приоткрытый рот и понимал, что совершенно теряется в ощущениях, не контролирует ситуацию и совсем не хочет обратно.
Варя собрался быстрее, чем догорела бы спичка. Денег не взял, сказал, что он – подарок от заведения. Но если Роман Алексеевич желает повторить встречу, то заказ надо оформить заранее, во вторник до пяти, а в графе примечание указать - «На дом». «Три семерки и «эс» как доллар» - Варя повторил несколько раз. Рома подтвердил заказ на «три семерки и «эс» как доллар» в понедельник до обеда…
Роман подошел к кровати, поднял подушку и со всего маху запульнул ее в противоположную стену, чуть выше плазмы. Дернул за простынь, ломая веер купюр. «Блять, да ты тряпка, Роман Алексеевич». Бежать куда угодно, только быстро и подальше отсюда. Кроссовки - не по погоде, но в них удобно прыгать вниз через ступеньки и легкомысленная стеганая куртка, последний раз он ее надевал, когда с Моник ездил в Швейцарию – «развеяться». Звонок застал его между третьим и вторым.
- Слушаю, Галина Ивановна, - Роман немного запыхался, пришлось сбавить скорость.
- Я не вовремя, вы можете говорить, Роман Алексеевич? – Секретарь замялась.
- Все хорошо. Я вас слушаю.
- Звонил ваш адвокат, просил перенести завтра встречу на полчаса раньше. Это уместно?
-Да, передайте Петру Владимировичу, что я его жду в восемь.
Он гнал почти под сто, повезло, Москва еще не встала, в двух машинах позади шла охрана. Ребята ближе не подойдут, но и отпустить не отпустят. Его отец предпочитал профессионалов. Последний раз он был здесь восемнадцать лет назад. Зачем опять приехал сюда? Вдоль главной аллеи светили тусклые желтые фонари, вправо и влево разбегались темные сырые дорожки. Снег уже почти сошел, черные провалы луж постоянно попадались на пути. Кроссовки вымокли сразу и противно хлюпали, с дыханием никак было не совладать. Раз, два, три, вдох, раз, два три, четыре выдох. Тогда тоже было темно, но в воздухе стояла прелая осень, моросил дождь, ложился на щеки, нос, застывал бусинками на ресницах, маскируя соленые злые капли. Тогда бежал пятнадцатилетний Рома - опущенный, униженный. Сегодня гулкие, тяжелые шаги Романа Алексеевича - сильного, растерянного, дробили доски деревянного мостика.
Тогда и сейчас был один и тот же вопрос. Что дальше? Какой твой следующий шаг, Рома? Что мог тогда сделать мальчишка? Жить дальше и никогда не забывать. Это было первое его взрослое решение - самостоятельное, взвешенное, выстраданное на тропинках старого парка. Он не забыл. Их было трое. Роман не спешил, казалось, он смирился со своим поражением, признал власть над собой. В какой-то степени это было так. На тот момент. Иногда, чтобы победить, надо вовремя проиграть. Ему необходимо было время – стать сильнее, умнее. Ему нужна была власть и деньги. Потребовалось десять лет, чтобы закрыть все эти счета. Одного - разорвали на зоне, двух других, что держали, он пожалел. Их имена навсегда были вычеркнуты из мира бизнеса. Быть снисходительным, прощать своим обидчикам – это не слабость, это привилегия сильных. Почти двадцать лет назад Роман заставил себя жить дальше, собрал то, что сломали, разнесли по кусочкам, продумал план, принял решение.
Парк изменился за это время. Из бедного и потрепанного, заросшего пушистым диким кустарником, он превратился в ухоженного европейца. Уютные пушкинские фонари, продуманные ландшафтные пейзажи, стильные, с претензией на современное искусство скамейки. Тогда бежал Ромка Нарик, сегодня - Роман Алексеевич Нарышкин, жизнь которого давно просчитана, согласована и принята к исполнению. «Почему так ноет сердце?». Маленьким он так любил этот мультик, представлял себя диким и свободным, тогда он верил и ждал, что его сердце также защемит от надежды, от сладких ожиданий. Потом забыл. Теперь – дождался. Дождался своей весны. И что же теперь с этим делать?
Бежать: раз, два, три – вдох, раз, два, три, четыре – выдох. В холодном влажном воздухе марта шаги отбивали ритм сердца….
В следующую среду Варя задержался. Рома делал вид, что просматривает важные документы, но внимание все время переключалось на минутную стрелку, которая вяло, но настырно переползала сначала с римской двенадцать, потом единицы, двойки. «Дам ему пятнадцать минут, потом позвоню и устрою скандал. Своих работников надо контролировать, распустились». Рома открыл дверь в двадцать минут восьмого.
-Извиняюсь, у меня защита проекта была, препод – зверь.
Варя залетел в коридор, сунул пакет в руки Роману и повторил ритуал прошлого визита: шапка, куртка, ботинки, поиск тапок.
- Тапки ищешь? – Уже забылось, что хотел позвонить в Шкатулку и нажаловаться. Чудно все было и необъяснимо радостно. Варя прекратил вертеться и немного обиженно посмотрел на Романа.
– Что в пакете, студент?
- В пакете еда. Я ужасно голодный. Поедим? - Не дожидаясь ответа, Варя отправился в ванную мыть руки, что логично – дальше по программе мытье рук.
Рома вынул из целлофана объемный замасленный бумажный пакет, источающий совершенно невозможные запахи жареного теста, ванили и прогорклого масла.
- Это что такое?
- Это пончики, - Варя вошел на кухню и опять заметался в поисках чего-то.
- Тапочки ищешь?
- Нет,- Варя задумался на секунду, а потом заржал, - нет, чайник.
- Чайник - вот, на столе стоит, - Рома ткнул в сюрреалистическую хромированную колбу.
- Ох, ты ж, а нормального нет? – Мальчишка потыкал его пальцем.
- Нормальный чайник, просто дизайнер немного перестарался. – Роман отстранил Варю, нажал на невидимую кнопку, и крышка съехала в сторону. – А вот еда твоя – нет. Ты есть это не будешь.
- Почему это? – Варя вызывающе облокотился о высокую стойку.
- Потому, что это - вредная гадость.
- А что же я буду есть?
Мальчик голодный, но есть такую гадость нельзя, и разве сейчас время задавать себе глупые вопросы, с какой радости он должен кормить непонятно кого, на своей кухне? Почему же не понятно, шлюху, давайте называть вещи своими именами. Время, не время. Сердце отфильтровало эти вопросы, мозг поддался.
Два – три раза в неделю к нему приходили очень милые женщины, которые поддерживали его логово в идеальном состоянии. В основном, всё общение происходило по телефону через секретарей или ребят из охраны. Такие статусные позиции как: штат прислуги, дом-замок, бронированный хаммер – ему с трудом, но удалось обойти. Он отвоевал себе право остаться в своей квартире на Холмах, пообещав отцу, что когда тому надо будет, Роман будет рядом с ним, в его особняке столько, сколько понадобиться для удачной игры Нарышкина-старшего. Сейчас тот дом стоял закрытый, прислуга получила расчет, он оставил лишь охрану. Переезжать туда не хотелось, а что делать дальше с этим монстром, не решил.
- Будем есть яичницу с колбасой и помидорами. Я занимаюсь горячим, ты - режешь салат. - В холодильнике всегда был стандартный стратегический набор: фрукты – овощи, йогурты – яйца.
Роман колдовал над яичницей, по праву считая это блюдо самым гениальным и универсальным изобретением человечества, поглядывал периодически на Варю, давал ценные указания, как резать маленькие помидорчики, как правильно порвать листья салата, мальчишка все норовил их мелко покрошить. Ему нравилось смотреть, как от усердия тот высовывал кончик языка и облизывал верхнюю губу, как сосредоточенно сопел. Он вообще очень старался и когда был с ним в прошлый раз, и сейчас, нарезая огурцы. Ему нравились его мягкие скулы, круглый немного капризный подбородок, влажные розовые губы. Он вспомнил, какие они мягкие, нежные, развратно покорные.
- Ты учишься? – Роман решил сначала его покормить, а потом уже начать думать о губах, все равно сегодня это все принадлежит ему. Можно подождать, продлить ожидание, чтобы еще слаще.
-Угу, на дизайнера.
-Интерьеров?
-Не, компьютерный дизайн. Сегодня как раз сдавал проект сайта завода, сталелитейного, представляете, я даже туда ездил на экскурсию, проникался.
- Ну и как проникся? – Роман смотрел, как мальчик уминал яичницу, и ему опять это очень нравилось.
- Я бы не смог так впахивать.
- Ну, впахивать можно по-разному. Если ты захочешь добиться успеха в своей профессии, работать придется. И много. – Роману очень хотелось спросить его, зачем он пошел работать в Шкатулку. Ведь это совсем не его. Деньги, конечно, это очевидно. Если он ответит, придется что-то делать с этой информацией. Готов ли он?
- Мне бы хотелось заниматься любимым делом и не думать о выгоде, я не боюсь работы, мне страшно.. – Варя замолчал, уставился на стакан с водой. Детские мечты, которым не суждено сбыться, чаяния, нереализуемые в этом мире.
- Тебе страшно, что твоя жизнь превратится в гонку за выгодой, что ты предашь свои интересы в угоду деньгам. Кто твой любимый художник? – Роман ушел от темы.
Мальчик отложил вилку, задумчиво потеребил край салфетки:
- Их много, наверное - Сальвадор Дали.
- Эксцентричный делец, с потрясающей коммерческой жилкой.
Не зря он это сказал, теперь Роман наслаждался мальчишкой, который размахивал руками, с горящими от восторга глазами, рассказывал ему о гениальности художника, о его нечеловеческом взгляде на мир, о том, что он, Роман Алексеевич, ничегошеньки не понимает в искусстве. О том, что в мае будет выставка, всего десять дней, и он докажет ему, что Дали – гений. Роман промолчал, что видел работы художника и в Сент-Питерсберге, когда учился в Штатах, и на Монмартре, куда таскала его Моник, он пытался прочувствовать всю тайну «Тайной вечере» в Национальной галерее искусства в Вашингтоне. Зачем говорить, когда они в мае с Варей пойдут на выставку.
- Иди ко мне.
Мальчишка замер растерянно, и, видимо вспомнив, что он - шлюха элитного борделя, попытался принять соблазнительную, томную позу, путного не вышло, даже он это понял: поднял бровки домиком, извиняюще хихикнул.
- Варя, – Рома похлопал по коленкам. «Иди на свое место».
Мальчик привычно повозился, устраиваясь, щекотно потерся носом о щеку, глубоко втянул воздух и фыркнул, словно пес. Роман нетерпеливо поймал его губы, заставляя его отвечать все более откровенно. Варя послушно прогибался под руками, то пытался притиснуться ближе, вжимаясь в Романа, что есть мочи, то отодвигаясь, давая его рукам больше свободы. Кофта стала мешать, и ее стянули. Роман отстранился, разглядывая очередной шедевр на футболке.
- Винни Пух?
- Это самый милый философ, которого я знаю. «Если ты будешь жить сто лет, то я хочу жить сто лет минус один день — не хочу прожить и дня без тебя». – Варя серьезно посмотрел на Романа, намереваясь продолжить излагать философию медведя, но когда твой член ласкают сильные пальцы, весьма проблематично.
Трудно остановиться, когда мальчишка дрожит и выгибается на твоих коленях, шепчет бессвязно слова, как молитву, ничего не разобрать, кроме: «пожалуйста, пожалуйста». Роман - словно в трансе - наслаждался дрожью стройного юного тела, покорностью, просто осязаемой доверчивостью.
- Роман Алексеевич, - потом бессвязный шепот.
-Да, мой хороший, - ему хотелось говорить ласковости, глупости.
- Я с учебы, мне нужно в душ…, - его губы опять поймали в плен, и конец фразы он просто промычал. Мальчишка находился почти на грани, руки судорожно сжимали плечи Романа, бедра поймали нужный ритм. – Но я не пойду сейчас, можно мне кончить, пожалуйста.
- Кончай, малыш, кончай…..
Роман добежал до парковки, тяжело навалился на машину, восстанавливая дыхание, совершенно не обращая внимания на укоризненные взгляды ребят, это ваша работа, которая оплачивается более чем хорошо. Он принял решение и знает, что хочет, кого хочет и когда. Ему потребовалось полтора часа для того, чтобы проанализировать всю имеющуюся информацию, просчитать последствия и все выгоды, возможные ущербы. Ему потребовалось полжизни, чтобы это стало возможным…
***
Алексей Викторович не любил холодные современные здания, поэтому его кабинет располагался в небольшом особняке на Мясницкой, главные же офисы холдинга «Фавор» занимали восемь этажей высотки на набережной, деля это хайтековское чудо с нефтяниками. Из уважения к памяти отца, после его смерти Роман попытался прижиться в особняке, но, по правде говоря, вся эта аристократическая мишура ему была не по душе, и дорога в центр занимала слишком много времени. На набережной ему было комфортнее, тем более на крыше было две вертолетные площадки, без этого транспорта в столице делать нечего.
Свежая пресса попахивала тухлыми новостями, и была отложена до лучших времен. Город медленно просыпался, и грязно-серый рассвет придавал ему еще большую обреченность, безусловно, по ночам он выглядел респектабельнее, как молодящаяся дама преклонных лет под слоем умелого макияжа. Вопреки всему Роман чувствовал себя отлично, так всегда было, когда он принимал для себя решение.
- Роман Алексеевич, все в порядке?
- Юра, почему ты за рулем?
Юра Мальцев - начальник его охраны вот уже более десяти лет, спец в своем деле, как положено немного переигрывает, но дело свое знает отлично. Знает всю подноготную своего хозяина, но все делают вид, что это не так. Роман подозревал, даже скорее чувствовал, что этот суровый мужик, который неумело маскирует щетиной розовый ожог на скуле, которого раз в три - четыре месяца сшибает с ног сумасшедшая мигрень от старой контузии, неравнодушен к нему. По глазам, по дрожи в руках, по дыханию. Но Роману нечего ему предложить, оба это понимали, и оба никогда не поднимали этот вопрос. Один заботился, другой позволял это делать.
- Ты в последнее время, Роман Алексеевич сам не свой, - Юра даже не удосужился с ответом. К этой его манере, по имени отчеству и на ты, Роман давно привык.
- У меня умер отец, ты не находишь, что это повод.
- Роман Алексеевич, не морочь мне голову, какого тебя понесло вчера в этот парк на ночь глядя. – Роман встретился взглядом с черным колдовским, а ведь он все знает.
- Я все знаю про этот чертов парк. – Юра продолжал гипнотизировать его.
- Смотри на дорогу и не лезь. Юр, прошу, не лезь. Знаешь и хорошо.
- Это все из-за этого?
- Юра! – Рявкнул Роман. Он уже представил себе, как тот поджал губы упрямо. Если тому, что втемяшится в голову, развернет спасательную операцию и никого не спросит. Единственный человек, с которым он может быть тем, кто он есть, единственный, с кем он может напиться и потерять контроль, не опасаясь за последствия.
Прозрачный лифт плавно взмыл, земля провалилась вниз, под ложечкой неприятно кольнуло. Кому какое дело до того, что он боится высоты и каждый подъем на этом стеклянном лифте – пытка.
Роман вошел в просторную светлую приемную. Галина Ивановна уже была на своем посту, как всегда подтянутая и доброжелательная.
- Доброе утро, если Петр Владимирович придет раньше, пригласите.
Кабинеты людей, которые делают большие деньги, похожи. Они могут отличаться размерами, дизайном, количеством секретарей и помощников в приемной, но их ауры одинаковы. В таких кабинетах вершатся судьбы людей, проворачиваются многомиллионные сделки, возрождаются и умирают целые отрасли. Это не пафосные пустышки, где дуются и пухнут от безделья чиновники-прохиндеи. В таких кабинетах серьезные люди проживаю свои серьезные жизни. Это их вселенная, в которой работают их законы. Алексей Викторович не прощал слабостей, деньги и власть - то искушение, которое может превратить человека в амбициозного глупца, а это чревато потерей прибыли. Поэтому Роман с детства учился использовать деньги и власть, а не злоупотреблять ею. Его рабочий день начинался в семь, половине восьмого и продолжался до двух-трех ночи. Как пьеса, где расписаны роли, определены все реплики, и ружье обязательно стреляет в правильное время. Все актеры и статисты Роману были известны. Он помнил, что у старшего партнера Питера Штокельмаера русская жена и двое детей, что он любит хоккей, а у начальника складских терминалов в Красноярске парализована мать. Если что, все подробности были записаны в досье и доступны через помощников. Алексей Викторович всегда говорил: «Если сам дьявол прячется в деталях, то нам, простым смертным, сам бог велел».
- К вам господин Кольт.
Роман поднялся из-за стола, натянул вежливую улыбку.
-Утро доброе, Петр Владимирович.
Поверенный семьи Нарышкиных, единственный друг отца, глава самой известной юридической фирмы страны, дьявольски опасный, хитрый и искренне ненавидимый Романом, господин Кольт, вполне соответствовал своей знаменитой фамилии. Сколько ему, да почти шестьдесят, но, черт побери, чтоб каждый так выглядел. Подтянутый, ухоженный, как всегда безупречно одетый.
-Ромочка, двадцать лет назад я был против твоего усыновления. Мы тогда с Лешей разругались вдрызг. Он настаивал, что ты - то, что нужно. «Петя, посмотри – вот истинный наследник моей семьи» и, ты знаешь, я рад, что ошибся тогда. Ты стал Нарышкиным, отец гордился тобой.
Две минуты назад он, Роман Алексеевич Нарышкин, вступил в полное право наследования всем движимым и недвижимым имуществом семьи, стал полноправным хозяином маленькой, но очень весомой империи Нарышкиных.
- Выходит, наследников за эти полгода не обнаружилось? - На душе было совершенно пусто: ни радости, ни амбиций, ни страха перед ответственностью – ничего.
- Так откуда им взяться, Ромочка. – Петр Владимирович вальяжно откинулся в кресле. – Ты не думал, что наступит время и тебе придется решать вопрос с наследниками?
- Думал, я обязательно решу этот вопрос.
- Моник Рушь?
-Возможно, если она пойдет на это. Моник слишком дорога мне, чтобы испортить ей жизнь.
- Госпожа Рушь всегда была более чем снисходительна к тебе, в особенности, к той другой стороне твоей жизни, которую не принято афишировать.
- Прошу простить, но сегодня у меня очень плотный график, и если мы закончили.. – Это было глупо, неосмотрительно, и наверняка ему еще аукнется.
Всего на долю секунды их взгляды вцепились друг в друга, как два хищника - безжалостных, ненавидящих, властных. У Ромы сейчас нет шансов победить в этой битве, но этого и не требуется, теперь, после того как отец ушел, она потеряла смысл. Осталась лишь фантомная боль. Что их связывало? Роман догадывался, но из-за уважения к отцу не копал, но если понадобится, он узнает, тогда их война перейдет на другой уровень, и господин Кольт при всех своих связях, уме и прозорливости боялся этого.
- А ты вырос, волчонок. – Петр Владимирович тяжело поднялся с кресла, казалось, что он постарел сразу лет на десять за этот разговор. – Особняк на Мясницкой не передумал продавать?
- Нет.
- Как знаешь, документы будут готовы на следующей неделе.
Если Варя переберется жить к нему, а это так и будет, потому что Роман все вчера решил и основные моменты плана утверждены, и менять он его не собирается, то с господином Кольтом придется что-то решать.
- Галина Ивановна, сделайте заказ на три семерки и «эс» как доллар, на ближайшее время …
В среду Роман отменил встречу с инвесторами и после пяти отправился выбирать мясо. Юра вызвался его сопровождать, что было мудрым решением. Последний раз он покупал продукты несколько лет назад с Моник в Нью-Йорке. Мясо с трудом, но выбралось, шоу выход барина удалось на славу, ребята потом получи по первое число за чрезмерное усердие, Рома был уверен, что от такого цирка они получают кайф. Скучно им. С духовкой пришлось повозиться, но он разобрался, позвонив Галине Ивановне всего лишь два раза, а та в свою очередь милой помощнице по дому. Олигарх он или не олигарх. Мясо удалось на славу, по крайне мере запах точно.
Мальчишка не опоздал. Ввалился в дом, как всегда порывисто, радостно, тут же втянул в себя аппетитные запахи.
-Мамочки, как вкусно пахнет, у меня уже слюнки текут. - Варя быстро раздевался, пытаясь одновременно разглядеть кухню, поулыбаться Роме, повесить куртку на крючок, закинуть шапку и не промахнуться. А потом замер, неверяще глядя на пол.
- Надевай тапки, мой руки и давай поедим. Я не ужинал – Рома, усмехаясь, пошел на кухню. Да, он купил тапки - пушистые серые тапки для Вари.
Это был удивительный вечер, невероятный. Рома все пытался вначале почувствовать фальшь, игру, но их не было. Они ели мясо и болтали об андеграунде, китче и массовой культуре. Варя все время спорил, запутывал сам себя, а потом соглашался с Романом. Потом они долго целовались. Рома сидел на шатком барном стуле, а Варя втиснулся у него между ног и все норовил взгромоздиться сверху, но Рома не давал ему этого сделать, смеялся и говорил, что они сейчас рухнут оба. После Варю долго и тщательно мыли, мальчик постанывал и подставлял то один бок, то другой, жмурился от мыла, слепо шарил руками по Роме, доводя его до безумия, ловил губами губы, злился, если не мог найти, кусался. Рома не выдержал и повернул его к стене: «Держись крепко за полку», «Прогнись глубже. Хорошо, умничка». Мальчишка был плохо растянут, и Рома испугался, что порвет, пришлось тратить время на растяжку, но и она в этот удивительный вечер удалась на славу. Варя стонал и попискивал от удовольствия, все сильнее раскрываясь. А потом они валялись на большой кровати, смотрели глупый фильм, обнимались и ласкали друг друга. Роман заснул и очнулся под утро, мальчика рядом уже не было. Утром Юра на невысказанный вопрос буркнул, что ночная смена доложилась, что пацан ушел в четыре....
К вечеру пошел снег. Что за глупая, непоследовательная весна. Роман устало наблюдал за белесыми тучами, на их фоне снег казался темным и мрачным. К утру он растает и превратится в грязное месиво. А у Вари совершено неподходящие ботинки, хлипки, совсем не по погоде. Придется его утром отвезти, чтобы не промок. Рома затянулся сигаретой, поморщился то ли от едкого дыма, попавшего в нос, то ли от воспоминаний о совете директоров. Вроде отыграл безупречно, строптивых поставил на место, адекватных поманил сладким пряником. Только он знал, что постоянно отвлекался, что непростительно и недопустимо. Такие люди слабости почувствуют на подсознательном уровне и ударят насмерть, просто потому, что инстинкт.
Галина Ивановна тихонько поставила чашечку с кофе, поменяла пепельницу.
- Роман Алексеевич, вас главный бухгалтер просит его принять. Что ему сказать?
- Пусть заходит.
- Заказ подтвердить не удалось. – Галина Ивановна расстроенно вздохнула, все у неё должно быть безупречно, четко.
- Как так, - Роман даже поперхнулся дымом.
- Я все сделала как обычно, а там такая надпись появляется: «Номер такой-то в системе не зарегистрирован, попробуйте еще раз или свяжитесь с оператором». Так мне связаться?
- Нет, спасибо, идите, - час от часу не легче. Куда ты делся мальчишка?
- Георгия Степановича приглашать? - Роман растерянно кивнул.
Попробовав несколько раз ввести номер, Роман убедился, что все бестолку. Набрал номер хозяина Шкатулки.
- Алан Рашидович, добрый вечер, это Роман Алексеевич.
- Добрый вечер господин Нарышкин, чем обязан, - на том конце провода явно напряглись. Клиенты так вот просто звонили редко, только если что-то случалось, а этого хозяин Шкатулки не любил.
Роман обрисовал ситуацию и подчеркнул несколько раз, что очень заинтересован в номере три семерке и «С» как доллар. Пока он ждал, сигарета догорела до фильтра и больно обожгла пальцы, ответ, который он получил в итоге, обжег сердце страхом. «Такого номера никогда не существовало, заказ никогда не доставлялся на дом клиенту». Потом опасливо поинтересовались «Желает ли господин Нарышкин привлечь службу безопасности Шкатулки», господин Нарышкин не желал, но предупредил, чтобы они завтра ждали его людей, и в их интересах оказывать им всяческое содействие.
- Роман Алексеевич, прекрати курить и метаться по кабинету. Ты похож на параноика. – Юра уже минут тридцать наблюдал за своим боссом, который как тигр нарезал круги по кабинету и рычал.
- Я все понял, найдем мы твоего мальчика, - если Юре и неприятно было, то вида он не показывал. - Завтра с утра проверим их систему, перевернем все компы, думаю, их взломали. У тебя дома ничего не пропало?
-Юра, у меня ничего не пропало. Прекрати, Варя - не вор.
- Замечательно, а кто?
- Вот это ты и выяснишь.
- Выясню, можешь быть уверенным. – Юра затянулся сигаретой, а потом кивнул, спрашивая, можно?
-Кури, - Роман махнул рукой.
- Роман Алексеевич, вот ты скажи, как ты мог взять такого ханурика на место главного бухгалтера, хорошо хоть не финдиром.
- Гоша не ханурик, он финансовый гений. А все гении, сам знаешь, какие, - он неопределенно покачал головой. – Ты в курсе, что отец ежеквартально перечислял довольно крупные суммы на счета благотворительных организаций? – Юра кивнул, и пепел обсыпался на галстук и рубашку. – Месяц назад я заблокировал перечисления и попросил разобраться, куда и насколько эффективно тратятся мои деньги. Что-то долго вы там возились. Останься, я хочу, чтобы ты послушал. И да, Гоша не женат и ни с кем не встречается, мне кажется, ему вообще это не нужно.
- Да мне по фигу.
- Юра, - предостерегающе прорычал Роман. – Не перегибай.
Роман попросил пригласить главбуха. Георгий Степанович, Гоша – гений финансовых рынков, был долговяз, тощ и несуразен. На его тонком носу монументально лежали, даже на вид тяжелые очки, которые он периодически поправлял указательным пальцем. Костюм явно не по размеру висел немного смешно.
- Разрешите, Роман Алексеевич? – Гоша покосился на Юру, поджал губы, и по-детски отвернулся, делая вид, что Юры нет в кабинете. Ого, это что-то новенькое. Роман посмотрел вопросительно на Мальцева, но тот сделал вид, что за окном происходит что-то очень интересное. Ладно, не до них сейчас.
- Садитесь, Георгий Степанович, я вас слушаю.
Гоша нервничал. Сначала долго оправдывался, что это заняло больше времени, чем он рассчитывал, потом, косясь на Юру, признался, что пришлось задействовать службу безопасности.
- Ты видел отчеты? – Рома обратился к Юре.
- Не успел, с ним работал Степан, бывший майор милиции, толковый мужик, в общем.
- Ну вот, из десяти фондов три оказались пустышками, остальные действительно работают. И еще, один счет, мы его пробили. Странный он. Вот, посмотрите сами. – Гоша подал тонкую папочку.
Роман быстро пробежался глазами, потом принялся ещё раз все просматривать, только более внимательно.
- Счет был открыт пятнадцать лет назад?
- Да, суммы переводились раз в полгода.
- Вы уверенны, что «Павловские дали».. – Рома передал папку Юре.
- Уверен, это расчетный счет частной клиники для душевнобольных, перепроверили несколько раз, ошибки быть не может. Все переводы были обезличены. Кроме одного.
- Гущина Елизавета Николаевна, - прочитал Юра.
- Мы проверили архивы, такой женщины в штате не было никогда.
- А дочерние компании?
Гоша отрицательно покачал головой
- Георгий Степанович, спасибо, вы можете идти.
Рома щелкнул зажигалкой и затянулся.
- Ну, что думаешь?
- Роман Алексеевич, я ничего пока не думаю. Будем работать.
- Сколько тебе нужно времени?
- Заниматься только этим делом?
- Юра не наглей, ты и так раздул штат до уровня департамента ФСБ.
***
Моник была неугомонна, Роман терпел и безропотно пошел на второй круг по Розовому саду. В Рим давно пришла настоящая весна, солнце томило по-летнему навязчиво, а редкие деревья, напоминающие больше декоративные зонтики, совсем не давали тени. Ему казалась, что сейчас он утонет в приторном сладком цветочном аромате. Моник ворковала около каждого кустика, расстраиваясь бездушности мужчины. Наконец, он нашел тенистый уголок и упал на лавочку.
- Получается, ты сбежал, да Рома? – Моник присела рядом. Она провокационно медленно закинула ногу на ногу, демонстрируя свои бесконечные стройные ноги, и ослепительно улыбнулась двум студентам, которые как завороженные наблюдали за ней.
По правде говоря, Роман сбежал. От одной мысли, что он сейчас вернется в пустой дом к непонятным ожиданиям, пугающим надеждам становилось страшно и обидно. Страшно от того, что он не знал, что получит на выходе, неожиданно все его тщательно продуманные планы оказались пустышкой. Обидно – потому что все его расчёты изначально базировались на ложной информации. Делать выводы рано, строить планы – глупо, спешка опять приведет к цепочке ошибок. Интуиция вопила, что все не так просто, разум же ждал данных. Невыносимо захотелось что бы рядом были близкие люди. Роман велел подтвердить свое участие в международной конференции, наверняка посвященной чему-то очень важному и нужному. Их компания арендовала самолет, но вылет до Рима согласовать оперативно не удалось – конец недели, сливки уже начало сдувать в сторону Европы. Но очень удачно удалось забронировать бизнес на ночной рейс. Тащить много с собой не стал – взял двоих: помощника и юриста, двоих из охраны, тут Юра настоял. Балаган конечно, но ничего не поделаешь.
В Леонардо его встретил ролс-ройс Моник, а за сопровождением пришло еще две машины. Роман смертельно устал, и это спасло его от бесконечно прокручиваемых в голове мыслей, воспоминаний. Вот теперь ему надо было побыть одному. Моник сейчас в городе не было и ее апартаменты в полном его распоряжении, а команда отправилась устраиваться в отель.
- Выходит сбежал, - Роман взял ладошку женщины, поцеловал серединку с внутренней стороны и крепко прижал к своей щеке. – Я скучал. Как вы мои девочки.
- Мы хорошо, у Анны появился ухажер.
-Ей только девять, - Роман в ужасе распахнул глаза.
- Не переигрывай, - Моник высвободила руку и потрепала его по челке, - ей почти десять, и она истинная синьорина.
-Ты говорила с отцом?
-Рома давай не будем начинать этот разговор заново. Анна - моя дочь и наследница семьи Рушь. Отец никогда не разрешит тебе признать отцовство. Это наша девочка.
- Это и моя девочка, - Рома упрямился, но сам понимал, что почти десять лет назад поклялся Моник, что никогда не будет претендовать на их дочь, что этот ребенок – не его наследник. В свою очередь, она обещала, что видеться с дочерью ему никто и никогда не запретит, неважно какой финт завернет жизнь. – Хорошо, прости.
- Маленький Кай влюбился, - давно Моник придумала ему такое прозвище: «ты один на своей маленькой планете, и некому растопить крошечный кусочек льда в твоем сердце».
-Принцу стало невыносимо на своей маленькой, но такой родной планете.
- Это потому что кому-то удалось растопить твое сердце, Кай. – Моник обняла его крепко, родной его человек.
Роман закрыл лицо ладонями и весь сжался - так горько, страшно, желанно.
-Ты уверена, что здесь нет журналистов?
- Уверена, - Роман положил голову ей на колени, здесь можно, здесь не осудят чувства. – Держи его Рома, не отпускай.
- Некого держать, все оказалось пустышкой, гениальной иллюзией.
- Не скули, - она щелкнула его по лбу, - Рома, я тебя не узнаю. Кто мой отважный принц?
- Кто? – Роман пощекотал ее за бочок.
Моник захохотала и скинула его с коленей.
- Ты, глупый.
Вечером они уехали в Лацио на Виллу Моник «Gioiello di roma», ужинали втроем не террасе, увитой плющом и розами, здесь они пахли совсем по-другому – нежно, тонко. Анна сидела на коленях у Ромы и рассказывала про глупых мальчишек из школы, про кота, который ее оцарапал позавчера, а она ему ничего плохого не сделала, мыться же нужно всем. Утром они катались на лошадях, а потом приехали друзья Моник и они играли в карты, пили вино из местных виноградников и ели груши.
А в воскресенье днем позвонил Мальцев и попросил его вернуться.
После перелета и от ожиданий слегка кружилась голова, от немыслимого количества сигарет – подташнивало. В пять они сидели за высоким мраморным столом и пили кофе. Молчание становилось невыносимым. Один никак не начинал, другой боялся спросить.
- Юр, рассказывай, - Роман устало прикрыл глаза. – Давай.
- Хорошо. – Юра нервно погладил красную папку. – Действительно в течении пятнадцати лет деньги переводились на счет частной клиники «Павловские дали», это скорее даже не совсем клиника, а пансион. Неважно. – Юра вцепился в папку.
- Юр, прекрати, кто эта женщина такая, как ее.. – Роман начинал сердиться.
- Гущина Елизавета Николаевна, - Юра решительно отложил папку. – Мы подняли все архивы, сразу было ясно, что деньги перечислялись по прямому указанию твоего отца. Искали связь. Двадцать четыре года назад Алексей Викторович баллотировался в мэры города Белолейска, ты знал?
Роман неопределенно пожал плечами, тогда он еще не был Нарышкиным и счастливо жил в Чистореченска как Родионов Рома. Слышал конечно, что отец пытался в политика поиграть.
- Так вот, одной из активисток его предвыборной компании была очаровательная студентка местного педагогического университета Елизавета Гущина. Через пять месяцев после выборов, которые закончились неудачно для твоего отца, она родила, а через месяц после родов она перестает узнавать свою мать, не подходит к ребенку, пытается убежать из дома. Сначала все списали на послеродовую депрессию, но оказалось, что все намного серьезнее. Ей диагностируют, там в бумагах есть название, в общем это вид прогрессирующей шизофрении, генетическое заболевание, передается исключительно по женской линии. Семь лет она проводит в местной психушке, но ее закрыли сначала на ремонт, а потом и вовсе прикрыли. Там здание было – усадьба бывшая, ну ее местный мэр под себя и хапнул. И вот тогда появляются эти «Павловские дали». Ребенка растит бабушка. Вот, посмотри. – Юра протянул ему папку.
Варя такой смешной, с загоревшим облупленным носом, с веселыми веснушками и сияющими зелеными глазами, с растрепанными выгоревшими волосами и в белой длинной футболке, на которой щерится розовый заяц.
Смертельно хочется спать и мозг плохо выстраивает логические схемы.
- Валентин Алексеевич Гущин – сын Елизаветы Гущиной и Алексея Викторовича Нарышкина.
- Варя?
5 комментариев