Инамото Кирикидзо

Милое Создание. Смертельно Живой

Аннотация
Приключения Валерио Прейзера продолжаются! На сей раз всё, что происходит с милым блондинчиком, похоже либо на фантастический сон, либо на бредовое восприятие реальности. Милому Созданию предстоит изведать глубины собственной души, а вместе с этим и изменить себя. Сюжетная линия разбилась на два параллельных мира, и в каждом - свои проблемы и трудности. Но ещё опаснее "великий и ужасный" Астрал, где каждый шаг может повлиять на дальнейшую судьбу. Валерио придётся что-то делать со своим упрямым характером... а заодно и постичь то, чего ещё ему никогда не снилось.
Трилогия "Милое создание", часть 2.




 
- А на том свете плохо?
- Никто не жаловался…
Анекдот

Наши поступки, совершённые в жизни,
эхом отражаются в вечности.
Рихард Дюбель «Наследница Кодекса Люцифера»


I. «Ну что, теперь всё закончилось?»


Серым пеплом взлетая вверх,
Я поверю в этот смертный грех…
Группа «Deform» - «Мёртвая романтика»


Слепящее глаза солнце и пение птиц. Мир, похожий на прекрасную сказку, у которой только один конец. Иногда нужно танцевать, чтобы выразить своё отчаяние, посмеяться надо всем миром.
- Посмотри, как я красиво танцую! – возвещает Валерио с крыши высотного дома.
Единственный зритель, недоумевающе смотревший на это бессмысленное представление, наконец понимает, в чём весь смысл… Но Валерио Прейзера уже нет на крыше: за считанные секунды он оказывается лежать неподвижно на раскалённом асфальте.
Эти последние секунды борьбы со смертью замелькали перед глазами лентой киноплёнки. Воспоминания из жизни появлялись самые разные, особенно те, к которым Валерио обращался довольно редко. Едва произошло падение, он подсознательно почувствовал жёсткий удар, сопроводившийся хрустом сломанных костей. Он увидел перед собой незнакомого человека в чёрных одеждах, который взял его за руку, – и Валерио, невесомый и прозрачный, восстал навстречу ему из своего тела.

- Ты сделал всё не так, глупый мальчик, - мужчина покачал головой. – Не надо было обрывать нить жизни по собственной воле.
Валерио смотрел на него и не верил своим глазам: Ваальвер! Но, позвольте, когда это он успел надеть длинный бархатный плащ и повесить на шею ожерелье из черепов? К тому же, ногти его оказались раз в пять длиннее, чем у обычного человека, а вот глаза… Глаза были совершенно черны, как у трупа.
«Как у трупа».
- Посмотри НА СЕБЯ, Валерио, - мужчина указал куда-то в сторону.
Вид собственного тела, лежащего в луже крови на асфальте, поверг юношу в ужас. Он, совсем недавно принявший убеждение в своей красоте, зарыдал беззвучными слезами, видя грязные от крови локоны, пробитый череп, невидящие глаза, которые тоже застилала грязно-алая пелена.
- Верни меня обратно, - взмолился Валерио.
- Исключено, - покачал незнакомец головой, и юноша заметил, что чёрные волосы в длину почти укладываются в его рост.
- Я не могу вернуть тебя в столь искорёженное тело. Только представь себе: ты, едва живой, попадаешь в больницу со множественными переломами, среди которых и перелом позвоночника. Тебе придётся перенести чёртову уйму операций… и никто не гарантирует, что кости срастутся правильно. Но самое страшное, Валерио, - это не период реабилитации, а то, что ты больше не сможешь быть самим собой. Твои золотистые локоны обреют, а твоё прекрасное тело в итоге будет утыкано множеством трубок. Таким образом, почти год тебе придётся провести образ жизни овоща, лежащего с заклеенными скотчем веками…
Валерио прищурился.
- Подожди, а глаза мне зачем заклеивать?
- Чтобы роговица не высохла.
- Тогда ответь мне на один вопрос: я умер?
- К сожалению, да.
Несмотря на неутешительность слов, черноволосый мужчина произносил их как-то холодно и даже немного колко. Видимо, общаться с обречёнными душами он привык именно таким образом.
- И всё-таки… кто ты такой? – немного одумался Валерио. – Дьявол-искуситель? Люцифер?
- Обойдёмся без пафоса, Валерио. Я – бог Нижнего Астрала, Рейзер.
Он продолжал свои объяснения, и до Валерио мало-помалу стало доходить, что от карающей длани Судьбы никуда не деться. Рейзер коротко объяснил, что Нижний Астрал – это мир для душ тех, кто при жизни творил зло, добровольно расстался с жизнью, а также умер насильственной смертью.
Это заставило Валерио сразу же спросить о Владе, но Рейзер лишь усмехнулся.
- Ты думаешь, что сможешь с ним встретиться? Это совершенно не так. Мне хорошо известно, что Влад успел покаяться, прежде чем наступила его физическая смерть. Сначала, разумеется, он оказался в Нижнем Астрале, но, едва твоё бренное тело сотряслось от смертельного удара, Владу Герцу были прощены все смертные грехи, и теперь он воспарил в Верхний Астрал.
- А меня туда можно как-нибудь переправить?
- Если ты сможешь очистить свою душу от всей астральной грязи, то это вполне осуществимо. За просто так никто не наградит тебя Светом, так что все свои грехи ты будешь замаливать самолично. И самый страшный из них – твой суицид.
Рейзер взял длинную паузу, во время которой Валерио сначала раз десять осмыслил своё положение, а затем опомнился и взглянул на свою астральную оболочку: он не был ни одет, ни обнажён, да и последние признаки пола куда-то пропали. Просто тело с руками и ногами. Он коснулся руками волос, но так и не понял, есть ли они вообще, поскольку пальцы его почти ничего не ощущали.
В это же время совсем рядом Инамото и Александр слушали, как полицейский читает предсмертную записку Валерио.
- У тебя недурные литературные способности, - усмехнулся Рейзер, поигрывая длинной чёрной прядью, - да вот только ты их использовал в угоду собственной смерти. Посмотри, Валерио, как страдают те, кто знал и любил тебя.
Валерио на миг посмотрел сначала на притихшего Александра, затем на кусавшую от волнения губы Инамото. Он и вправду хотел сказать им: «Посмотрите, я здесь! Вы слышите?», но Рейзер опередил его мысли:
- Да, Валерио, попробуй что-нибудь им сказать, дотронуться до них.
И тут юноша впервые сделал попытку двинуться вперёд. К его огромному удивлению, он не прошёл несколько шагов, а словно пролетел их, не подвергаясь сопротивлению воздуха.
- Сашуля, я тебя люблю! – прокричал он изо всех сил.
Александр задумчиво посмотрел на Инамото.
- Ну что, теперь всё закончилось? - Казалось, он даже ничего не услышал.
Тогда Валерио легонько коснулся руки Инамото, и та, словно почувствовав что-то, коснулась запястья. У неё были такие же глаза, как и год назад, на похоронах дедушки, когда она всеми фибрами своей души отказывалась верить в смерть. Вот и сейчас она смотрела на то, как полицейские запаковывают тело Валерио в чёрный пластиковый мешок, словно актёр второго плана на съёмках психотриллера.
- Душа Валерио несвободна, - наконец проговорила она. – Может быть, он сейчас стоит рядом с нами и всё видит и слышит.
- Я не могу с тобой согласиться на этот счёт, - сказал Александр, - но в твоих словах есть доля правды.
Ваальвер почтенно молчал. Он уже принял как факт физическую смерть Валерио, но инстинктивно смотрел как раз в сторону невидимой души Прейзера.
Рука бога Нижнего Астрала легла на плечо Валерио.
- Видишь, я совершенно ничего не придумывал. Тебя уже никто не видит, потому что ты мёртв.
- По-моему, Ваальвер на меня смотрел, - с лёгкой надеждой ответил Валерио. – Видишь, он даже как-то отдельно ото всех держится.
- В любом случае, он тебя не мог видеть полностью, - развеял Рейзер все надежды.
Тем временем полицейские решали вопрос о том, что делать с телом.
- Никакого морга! – одновременно отрезали Александр с Инамото.
- Но ведь у покойного наверняка есть родственники, - сказал один из полицейских. – Они-то должны знать о том, что произошло.
- Ага, а труп будет кваситься в морге всё это время, - фыркнула Инамото. – Вы будто его предсмертной записки не читали, где чёрным по белому написано…
- Хорошо-хорошо, - примиряюще влез в разговор второй полицейский. – Я могу вас понять: у меня самого племянник год назад повесился. Мне тогда пришлось очень тяжело, ведь парню-то и 18-ти не исполнилось.
- Валерио было всего 18, - мрачно ответила Инамото.
Они разговаривали о Валерио теперь уже не как о человеке, а, скорее, как о неодушевлённом предмете. В самом деле, проще вынести поломку, скажем, калькулятора: он так и останется калькулятором, просто не будет работать. А вот человеческое тело разложится, пока прах не разлетится в забвение. Наверное, Валерио поэтому просил о кремации? Возможно, он не хотел, чтобы после его смерти кто-то плакал около могилы, чтобы кто-то знал о нём. Увы, сейчас смерть принесла ему только славу, однако же, весьма сомнительную.
- Уведи меня отсюда, - взмолился Валерио, - я больше не хочу смотреть на них.
- Что, больно тебе стало за Инамото и Александра? – прищурился Рейзер. – Или противен вид собственного трупа?
- Не знаю, - голос Валерио был так же безразличен.
Рейзер задумался: стоит ли шокировать юношу его же присутствием на похоронах Валерио? Если бы этот златокудрый мальчик не умер такой бесчестной смертью, можно было бы избежать этого мучительного этапа, но, увы, здесь речь шла именно о самоубийце.
Бог Нижнего Астрала вытянул вперёд руку с раскрытой ладонью, затем резко сжал и снова раскрыл – буквально в сантиметре от его пальцев возник молочно-белый светящийся шарик, который затем стал постепенно темнеть и вскоре уже стал тёмно-серым.
- Это что за фокус? – поинтересовался Валерио.
- Это не фокус, а часть твоей души, - кивнул Рейзер. – Та самая, которая отвечает за характер и поступки.
Он вглядывался в мутность шарика и видел там очень многое: Северные Края, лес, Аграгонт… Поток видений двигался с катастрофической быстротой, однако Рейзер сумел остановить и замедлить его, когда увидел Валерио в спущенной с плеч белой рубашке. Эту сцену встречи бог Нижнего Астрала просмотрел особенно тщательно, улыбаясь самому себе. Фактически Рейзер был единственным, кто знал всю душу Валерио даже лучше самого Прейзера.
- Тебе будет полезно посмотреть сцену собственных похорон, - заключил он. – Валерио, я мог бы сделать тебе небольшое снисхождение, если бы тебя Влад убил – невинная жертва не является преступником, - но не в моих правах спасать тебя от твоего кармического груза. Сейчас я погружу тебя в Водоворот Времени, чтобы ты немного отдохнул, но в день похорон ты увидишь всё.
Шарик так и висел над ладонью Рейзера, пока тот, наконец, не накрыл его другой ладонью и крепко сжал, позволяя уменьшиться до размера горошинки. После этого шарик и вовсе растворился в воздухе.
- Подойди ближе, Валерио.
Юноша легко приблизился к Рейзеру. Никаких чувств у него не вызвали объятия бога Нижнего Астрала, который принялся гладить его волосы, шепча какие-то странные заклинания. Лёгкость астрального тела Валерио стала ещё более ощутимой, и вскоре он ощутил вокруг себя только тьму и пустоту. В этом странном не-пространстве вскоре начали мелькать страшные, искорёженные муками лица. Одни грозили, другие просили о помощи, третьи просто душераздирающе стонали. Валерио посмотрел на себя и увидел, что на сей раз одет в свою красную мини-юбку из штор, заколотую значком; этот небольшой клочок одежды немного успокоил его на фоне зримого отражения ужаса, однако неопределённое состояние закончилось так же быстро, как и началось.
Теперь Ваальвер с Валерио стояли около дома Влада, где у подъезда стояла крышка самого простого деревянного гроба, ничем не украшенного. Александр внял просьбе Валерио о кремации тела, поэтому гроб выбрал с тем расчётом, чтобы сожжению не мешали никакие декоративные элементы, даже обивка состояла из одной тёмно-зелёной ткани.
Невидимые и неслышимые, Рейзер и его подопечный просочились сквозь стену прямиком в гостиную, где на нескольких табуретках, стуле и даже сиденье кресла стоял сам гроб. Окно занавешивала какая-то пыльная ткань, но Валерио и так видел собственное тело в гробу.
Торжественно-спокойная восковая бледность лица, которое, по просьбе Инамото, привели прямо-таки в идеальный порядок, могла заставить поверить в то, что Валерио просто спит. Волосы были убраны в привычный для Валерио длинный хвост и перевязаны в двух местах тёмно-зелёными ленточками. Красивые руки с изящными длинными пальцами сложены на груди, а на одеянии в тон гроба лежали ярко-жёлтые розы, одна из которых заботливой рукой Инамото была вставлена под ленточку на затылке Валерио.
- Вот так ты выглядишь до своего сожжения, - кивнул Рейзер. – О тебе никто не смог бы позаботиться, кроме твоих друзей. Видишь, как внимательны они оказались к твоей скромной персоне, Валерио.
- Вроде вижу, - ответил юноша, словно бледное эхо Рейзера.
Они промелькнули в кухню, где, кроме Александра и Инамото, находился Ваальвер. Чёрные волосы мудреца были заплетены в длинную косу, а одежды, как ни странно, сияли ослепительной белизной. Просто белый цвет, без всяких контрастов. Инамото, в чёрной футболке и джинсах, самыми безрадостными глазами смотрела на циферблат часов, цифры которых состояли из одних вертикальных палочек. На её пальцах не было ни одного кольца. Александр выглядел подавленным не меньше всех. Два дня назад (по меркам Реального Мира) ему пришлось хоронить дядю, и состав присутствующих был немного больше, не считая Сержа Блэкфорта и отца Инамото.
- Скоро полдень, - автоматическим голосом напомнил Лорд Кирикидзо, не прекращавший своей скорбной медитации на часах.
Собеседники тихо кивнули. Им и вправду было нечего обсуждать. Проблема с выносом гроба была решена очень быстро: у подъезда, нервно покуривая, дешёвые сигареты, стояли двое потасканных жизнью мужиков. (Увы, более презентабельных личностей Александру с Инамото найти не удалось.) К счастью или нет, но они очень охотно согласились на вынос тела за смехотворно низкую цену – «стольник» на человека. Конечно, существовал риск того, что эти двое могут, запомнив адрес и номер квартиры, вернуться и совершить ограбление, но Александр до их прибытия в срочном порядке поставил сложные замкИ на двери всех комнат, включая ванную, и убрал со стены прихожей коллекцию сувенирного оружия.
Он выглянул из окна: работники уже заходили в подъезд.
- Пора, - решил он, и Ваальвер с Инамото встали из-за стола.
На правах будущего хозяина квартиры процессом выноса гроба руководил Александр. Инамото пришлось держать раскрытой входную дверь, поскольку старший по дому не дал разрешения на отключение домофона. Гроб с телом Валерио сразу же отнесли в серебристую «Газель» с надписями «Ритуальные услуги» на бортах.
Александра не смущало то, что тело не выносилось на улицу: он не желал привлекать внимание к тёмной истории, жертвами которой пали Влад и Валерио. Если не пресса и полиция, так «добрые» соседи вполне способны разнести по всему городу сплетни, а этого Грэйверсу было совершенно не нужно.
Он отдал деньги двум мужикам, которые с благодарностями удалились, затем сел за руль своей красной «четвёрки», и к нему присоединились Ваальвер и Инамото. Вскоре машина стремительно неслась вслед за «Газелью» по совершенно незнакомой Инамото дороге.
У души Валерио, как ни странно, имелось преимущество в том, что он мог по своему желанию менять скорость своего полёта. Он нёсся так бешено, как никогда не бегал, будучи в бренном теле. Ясный солнечный день немало способствовал этому, и юноша даже стал чувствовать себя радостнее. Ему также хотелось на некоторое время спуститься в «четвёрку» и усесться на свободном месте, рядом с Ваальвером, но Рейзер категорически запретил.
- Ты не имеешь права это делать.
- Почему? – удивился Валерио.
- У тебя может возникнуть соблазн остаться среди людей, однако это не поможет искупить грех. Ты превратишься в призрака, который не даёт спать по ночам впечатлительным людям, проникнешь в ещё чью-нибудь квартиру, а затем начнёшь выпивать жизненные силы из первой попавшейся жертвы.
- Ну и что?
- Умрёт ещё один человек. А твоя карма станет намного тяжелее, Валерио. Хоть я и бог Нижнего Астрала, где обитают подобные тебе и даже куда хуже, в моей власти дать тебе шанс исправиться.
Вскоре машины остановились около величественного здания с колоннами. Оно могло быть принято за дворец, если бы не угрожающего вида закопченная чёрная труба, тщетно соперничающая по высоте с Вавилонской башней.
- А вот и последний храм для твоего тела, - несколько издевательски возвестил Рейзер, чьё настроение менялось, видимо, не в пользу подопечного.
- Меня здесь сожгут? – удивился Валерио. – Я и не знал, что это будет так просто.
- Мы не в Индии, где покойных сжигают на берегу Ганга. Естественно, тела умерших в Аграгонте кремируют именно здесь, зато пепел потом можно будет развеять, где заблагорассудилось покойному.
Валерио молчал. Он даже начал улыбаться тому факту, что никто никогда не будет поливать слезами цветы на его могиле, ни один вандал не собьёт стелу и ни одна кладбищенская собака не утащит в зубах печенье. Проще не придумаешь! Таким образом, можно встать в один ряд с героями всех мыслимых мифов и легенд, а со временем, если получится, и самому стать божественным Созданием, которому все будут поклоняться…
- Я знаю, о чём ты думаешь, Валерио, - нарушил ход его мыслей Рейзер. – Ты преисполнен ложной гордости от того, что твоё бренное тело сожгут. Подумаешь, тело! Душа-то не нашла своего успокоения. Ты будешь миллионы раз жалеть об этом глупом чувстве превосходства.
Держа Валерио за руку, Рейзер протащил его в ритуальный зал крематория.
Простой гроб с телом стоял на специальном столике на колёсах. Крышка ещё оставалась открыта, и сидящие по обе стороны на стульях Инамото и Александр молча смотрели на тело.
- Почти живой, - горько выдохнула Инамото. – Если бы только можно было отдать жизнь кого-то из моих врагов за воскрешение Валерио…
- Не надо об этом, - покачал головой Александр, - мальчик сам себя наказал. Грех самоубийства страшен тем, что прощение приходится просить не у Бога, а у самого себя, в первую очередь.
- Зна-аю, - протянула Инамото тоном много повидавшего в жизни человека. – Успокаивает то, что по дедушке я плакала гораздо больше.
Под глазами у неё залегли тёмные круги, хотя внутреннее равновесие постепенно возвращалось. Оставался только непонятный холод внутри, жестокий и бесчувственный. Этот самый холод однажды заставил девушку смеяться громче всех при виде упавшей на спину школьницы, не удержавшей равновесия на роликах. И пусть в тот момент не смеялся никто, пусть со всех сторон сверкали осуждающие взгляды – к чертям всё это недо-человечество, которое даже самим себе не может признаться в лицемерии!
- Не думай, что я могла бы связать себя с Валерио на всю жизнь, - продолжала она, - мне просто хотелось быть с ним хорошими друзьями. Теперь я знаю только то, что во всём оказалась права, хотя уже ничего не вернуть.
Молчаливый Ваальвер, всё это время медленно ходивший от одной стене к другой, спокойно напомнил одну известную истину: «О покойных говорят либо хорошо, либо ничего». Ему, конечно, повезло узнать Валерио, но в самый последний день юной жизни.
- Увы, - отметил Ваальвер, - самоубийце не следует мешать идти к своей цели, поскольку люди с подобными наклонностями созданы для нескольких циклов перерождений, пусть даже таких болезненных и страшных.
А затем воцарилось роковое молчание. Инамото даже показалось, что откуда-то издалека она слышит музыку, однако в зале нигде не было ни одной колонки и ни один мобильник не был включен.
Чёрный кафель пола и стен, тёмно-зелёные дорические колонны, украшающие жерло страшной печи, - это последнее, что, по теории, должна «видеть» душа покойного, прежде чем окончательно отделиться от тела.
- Если бы не травма головы, ты бы, возможно, и вернулся к своему телу, - сказал Рейзер несколько торжествующе. Он давал Валерио знать, насколько страшный грех тот совершил, но при этом позволял себе очень интеллигентно смеяться над горем неудачника.
- Ты сам разорвал серебристую нить жизни, не дававшую тебе вырваться из Реального Мира – это была только твоя воля. А теперь позволь МНЕ приступить к исполнению МОЕЙ воли.
Валерио лишь раскрыл рот от удивления, потом закрыл, и его плечи опустились в бессилии. Ему хотелось больше не смотреть на страшную картину, но незримая власть Бога Нижнего Астрала вынуждала видеть ВСЁ.
Служитель в чёрной форме и фуражке вышел к скорбящим и поинтересовался, можно ли начинать процесс кремации. Инамото в ответ кивнула, словно немая, Ваальвер ответил одними губами и лишь Александр произнёс тихо и очень отчётливо «да».
Работник подкатил столик к печи, нажал потайную кнопку – и в тот же миг металлическая заслонка поднялась безо всякого шума и лязга, открывая взору пламенеющее нутро. Огненные пальцы словно приглашали гроб следовать внутрь, глубже, познать самую суть очистительного пламени.
Мёртвую тишину нарушал лишь стук забиваемых в крышку гвоздей.
«Странное дело, - удивилась про себя Инамото. – Сначала печь открывается, а затем закрывают гроб. Не наоборот ли всё должно быть?»
Девушка то и дело вытирала пот со лба большим носовым платком, который в считанные минуты можно было спокойно выжимать. Вскоре столик на колёсах сопроводил гроб в печь, и едва край гроба сокрылся за металлической завесой, тишину крематория нарушило хрипловатое бормотание Инамото. Всего одна фраза, от которой ей самой стало как-то не по себе: «Нам больше некого защищать». [1]
- Инамото, ты чего это? – удивился Александр. Девушка только отмахнулась.
- Пойдёмте на воздух, - предложил Ваальвер. – Здесь становится слишком душно.
Когда они выходили из ритуального зала, лорда Кирикидзо слегка пошатывало. Сквозь звон в ушах ей будто слышался голос Валерио «Инамото, спаси меня!»
- Всё это бред, всё это полный бред, - проговорила она, вдыхая первый глоток уличного воздуха.
Здание крематория со стороны казалось огромным и величественным, почти что торговым центром, у которого почему-то в стеклянном куполе крыши торчала потемневшая от дыма труба. И совсем некстати, потому что не очень сочетались с современным дизайном, с крыши, по обе стороны трубы смотрели вниз два ангела из чёрного камня. Один, скорбя, сидел, облачённый в длинное платье со множеством складок, держа на коленях лиру; левое крыло его безжизненно склонялось вниз, словно было сломано, а правое указывало на другую фигуру ангела, балансировавшего на одной ноге. Его воздетые руки, его лицо – всё указывало вверх, в небеса; наготу прекрасного, худощавого тела юноши воздушно и целомудренно прикрывал шарфик, легко обёрнутый вокруг бёдер, а длинные волосы словно развевались на ветру; оба крыла были счастливо и свободно расправлены навстречу новому миру.
Рейзер крепко держал Валерио, не позволяя даже совсем чуть-чуть удалиться в сторону. Едва Александр со товарищи удалился из зала, Бог Нижнего Астрала потянул за собой юношу к уже закрывшейся печи.
- Я туда не пойду! – запротестовал тот.
- А я и не спрашивал тебя, Валерио, хочешь ли ты идти или нет, - с ледяной учтивостью ответил Рейзер. – Душа самоубийцы должна знать, как легко уничтожается её прежнее вместилище, дабы извлечь из увиденного важный урок.
Он легко коснулся рукой чёрной заслонки, а затем просочился сквозь неё, увлекая за собой душу Валерио. Будучи бесплотными для Реального Мира, они не чувствовали тесноты внутри печи. Гроб с телом уже лизали небольшие язычки пламени.
- Смотри, Валерио, как уничтожается твоя физическая оболочка! – напомнил Рейзер, указывая пальцем на гроб.
Юноша попытался прижаться к нему, словно ища защиты, но Бог лишь плотнее запахнулся в черноту плаща и покачал головой. Горел гроб с прекрасным телом в нём, горели живые цветы, горело зелёное шёлковое одеяние – оранжево-красные языки пламени пожирали всё без разбору.
- Легко горишь, мальчик, - горько усмехнулся Рейзер. – Так же легко, как жил и прыгнул с крыши.
- Не на-адо, Рейзер, - плаксиво протянул Валерио. – Теперь я знаю, что такое смерть.
- И что же это такое?
- Это когда ты видишь всех и себя, но никто тебя не видит и не слышит.
А пламя всё неистовее танцевало в печи, поглощая дерево и плоть, чтобы исторгнуть чёрный пепел. Вся жизнь – один большой ритуал, всё – праздник: и рождение, и похороны. Мы можем завидовать и проклинать, радоваться и благодарить, но только смерть уравнивает всех единым взмахом костлявой руки. Верёвочка вьётся, но конец её находится в Бесконечности. Только череда смертей и рождений однажды превратит эту пресловутую верёвочку в звёздный нимб над головой, и тогда очищенная душа познает Свет.
Инамото с несвойственной для себя серьёзностью посмотрела на часы: просто две стрелки, которые незримо движутся вокруг серебристых чёрточек. Минуты между большими делениями остаётся только угадывать… А в голубое небо, точно сошедшее с рекламной картинки, улетала чёрная вуаль дыма, которую не мог подхватить ни обнажённый ангел, ни сидящий у него на плече голубь.
«Холден Колфилд не стал старше, когда мир стал старей» [2], - подумалось лорду Кирикидзо.
Ваальвер, щуря глаза от солнца, и Александр в водительских очках тоже следили за тем, как из недр трубы, из самОй металлической печи тянется чёрный хвост дыма.
Как ни странно, Александр почувствовал непонятное облегчение, поскольку самое страшное уже оставалось позади. Даже в 2011 году кремация в Аграгонте являлась делом достаточно диковинным, а потому и дорогим. Никакие объяснения властей по поводу переполненности кладбищ, наличия большого числа заброшенных могил не могли переубедить твердолобых горожан, считавших каждую копейку. Поэтому, вместо долгожданного очищения огнём вознесения души ради, они с зубовным скрежетом экономили, даже не подозревая о том, что вся планета Земля однажды станет глобальным Кладбищем Человечества.
Если бы не вмешательство полицейского, который похоронил своего племянника, не удалось бы оформить ни свидетельство о смерти Валерио, ни, тем более, справку о кремации. Всё прошло на удивление просто и чётко, обошлось без лишних вопросов. Каким-то чудом удалось даже договориться, чтобы в этот день не кремировали больше никого, кроме Валерио Прейзера, будто выполнялся заказ влиятельного лица. Тот участливый полицейский тогда выписал какую-то гербовую бумагу, поставил свою личную печать и расписался.
- Этого будет достаточно, чтобы процедура кремации проходила без огласки, - заверил он. – Вообще нам не положено так поступать, но, принимая во внимание ваше общее горе, я делаю всё, чтобы облегчить страдания скорбящих.
Экстатический танец огня замедлялся. Языки пламени опускались всё ниже, уже над горстью пепла.
- Пора, - кивнул Рейзер и, крепко прижав к себе Валерио, понёсся вверх, из трубы.
К своему удивлению, юноша не испытывал никакой рези в глазах, едва увидел небольшой кружочек неба, который всё больше поглощал тьму, расширяясь с каждой секундой. А затем легко и быстро Рейзер опустился на крышу, возле ангела с лирой.
- Скорбь и Освобождение, - он указал на каждую из фигур. – Слёзы совсем не являются чем-то мерзким. Напротив, это одна из тех чистейших субстанций, которые может отдавать человек сущностям Нижнего Астрала.
- Сущностям? – округлил глаза Валерио.
- Именно. Все, кто живёт в Астрале – Верхнем или Нижнем, не важно, - это не люди. Нам не нужна пища в физическом смысле, мы не можем умирать без смертного тела. Считай теперь себя, так сказать, формой жизни, более совершенной, чем обычные люди. Тебе больше не страшны никакие болезни и увечья – твой облик по-прежнему прекрасен…
Слова Рейзера вдруг показались юноше совершенно осязаемыми, напоминающими как внешне, так и по фактуре, такую же чёрную, как и сам Бог Нижнего Астрала, ткань. Вероятно, шёлк. Верхний край полотна украшен кружевом в цветочек, а нижний обрывается рваной бахромой.
Между тем Валерио изучал статую стремящегося ввысь ангела. Он прикасался к ней, но рука буквально просачивалась сквозь чёрный камень. Все тактильные ощущения пропали, и Валерио даже не мог сказать, тепло ли на улице или очень жарко.
Александр первым нарушил молчание.
- К сожалению, урна с прахом будет готова через три дня. Это просто формальность. Крематорий работает с 9 утра до 5 вечера каждый день, так что ничего сложного.
- И когда же мы развеем прах Валерио? – поинтересовалась Инамото.
Она и сама не могла поверить, но предательское чувство скорби словно улетучилось. Вероятно, это произошло, когда она смотрела на крышу крематория, представляя себе Милое Создание, критично сравнивающее себя со стремящимся ввысь ангелом.
Удивительно, но на вопрос, на который она заранее знала ответ, Александр сказал:
- Можно сразу в день получения урны. Кстати, цвет её я выбрал сам.
- Зелёный? – снова задала Инамото очевидный вопрос.
- Ну, не розовый же, - осторожно пошутил Александр. – Кстати, на случай, если нам захочется сделать захоронение урны в колумбарии, эта процедура для нас будет проводиться бесплатно.
Градация настроений Инамото шла по нарастающей. Она едва не рассмеялась: если душа Валерио после смерти всё ещё бродит где-то поблизости, она уж точно задумает месть в пользу живых. И чем больше они будут скорбеть, тем больше жизненных сил потеряют напрасно.
- Воля покойного – пожалуй, самый главный закон, - кивнул Ваальвер. – Всё, что зависело от нас, практически сделано. Остался только прах…
- И развеем мы его над «маленьким грязным морем», - процитировал лорд Кирикидзо посмертную записку покойного.
Александру хотелось мягко убедить её не говорить глупостей о море Аграгонта, но обстановка для разногласий была самая неподходящая, и он просто сделал вид, будто услышал какую-то давно известную истину.
- Радуются человечишки, - усмехнулся Рейзер, самодовольно рассматривая свой перстень в виде черепа с чёрными камешками в глазницах. – Видишь, они по тебе уже не плачут.
- А разве по мне надо плакать? – не понял Валерио. – Всё идёт так, как я и просил их.
Богу Нижнего Астрала захотелось поиграть с юной душой, поэтому он спросил:
- А как бы ты отнёсся к тому, если бы твой прах было бы решено поместить в колумбарий?
- Куда-а?!
- На кладбище крематория, - терпеливо разъяснял Рейзер. – И у тебя была бы если не могила с огромным памятником, так плита с фото в стенной нише.
- Они бы любовались моим портретом? – оживился Валерио. – А мне бы пришлось во мраке ночи пугать суеверных бабушек или ещё каких-нибудь одиноких путников, пришедших к урнам родных…
Фантазии Милого Создания, его необыкновенный цинизм остались с ним даже после смерти. Эти слова, будто подсмотренные в каком-то старинном романе, если не трогали Рейзера, то хотя бы развлекали. Бог Нижнего Астрала поначалу принял Валерио с совершенно беспристрастным видом, как и всякого «обычного» самоубийцу. Тело сожжено, но весьма интересная душа со своими закоулками, прижизненный облик и что-то ещё неведомое всё-таки спаслось, чтобы начать путь Исправления, а затем, если всё пойдёт, как надо, и Перерождения.
- Где и как развеют твой прах – это остаётся на совести твоих друзей, - ровным голосом сказал Рейзер. – Я же уведомляю тебя о том, что Реальный Мир больше тебе не нужен: он тебя уже не держит.
Он мягко привлёк к себе Валерио, по-отечески нежно обнял – и всё пространство вокруг них погрузилось в абсолютную черноту. Затем эта странная бесконечность начала постепенно замыкаться, обретать объём и твёрдость. Валерио, прижавшись к Рейзеру, закрыл глаза, но при этом мог видеть и ощущать движение каких-то непонятных потоков, змеившихся лентами вокруг. Их можно было бы назвать волнами, но каждая лента, плывя в каких-то своих координатах и не пересекаясь с соседними лентами, долями секунд зажигала в Валерио то зрительные образы, то звуки, но все они несли в себе лишь тревогу, страх и отчаяние. Заботливые руки Бога даже закрыли спину юноши плащом, дабы защитить его от проникновения астральных форм жизни.
- Да, Валерио, здесь тебе не так уж и комфортно, - констатировал факт Рейзер. – Нижний Астрал начинается с тёмных мыслей – от затаённых в душе до сказанных вслух. Каждая из них так и хочет прицепиться к новоприбывшей душе, чтобы сделать её ещё грязнее…
Рейзер дунул на свой перстень, заставив волны расступиться перед ним. Теперь они с Валерио медленно пошли, точнее поплыли по тёмному каменному полу. Милое Создание, так легко переносившее прохладную погоду, обхватило руками плечи и задрожало: температура здесь оказалась гораздо ниже, чем на Камчатке.
- Замёрз? – спросил для поддержания разговора Рейзер. – Ничего, - он не стал скрывать своей недоброй усмешки, - скоро согреешься.
Резким заревом перед ними возник огненный портал.
- Сюда? – удивился Валерио.
Сопровождающий только кивнул.
Стоило им войти, как со всех сторон послышались звуки стенаний. Лязг металла, крики, всхлипы, стоны, гневные фразы, даже весьма грязная брань – всё это слышалось так громко, что Валерио даже прикрыл ладонями нежные ракушки своих ушей.
Бесполезно! Зловещие звуки, против всяких законов физики, слышались ещё лучше, причём каждую фразу можно было отчётливо расслышать.
Коридоры, факелы, отбрасывающие на стены синий и зелёный свет, бесконечная череда порталов – и вот Валерио остановился, пригвождённый мысленным приказом Рейзера.
В комнате, у стены, стоял трон с обивкой чёрной кожи. Подлокотники его украшали два человеческих черепа. Всё вокруг освещалось приглушённым синим светом, словно здесь светила луна. Но её попросту тут не могло быть… и не было вообще.
Рейзер изящно взмахнул рукой – и красная юбочка, истлев, опала с бёдер Валерио. Тот инстинктивно принялся прикрывать стыдное место, но Бог только рассмеялся:
- У тебя же там ничего нет!
Юноша, боязливо отвернувшись к стене, ощупал себя, но не обнаружил никакого признака мужественности.
- Это что, кастрация? – мрачно спросил он.
- Астральная кастрация, - поправил Бог Рейзер. – Теперь ты ничем не лучше манекена из витрины.
Юноша коснулся рукой груди, но соски его стали совершенно неощутимыми. Ядовито-розовые, совершенно неестественные, они всё-таки ПРИСУТСТВОВАЛИ, правда, как-то холодно застывшие. К ним можно было прикасаться сколько угодно и не испытывать при этом ничего, кроме разочарования… а потом исчезли и эти намёки на соски, и Валерио, казалось, достиг дна своего горя.
- Добро пожаловать в Нижний Астрал, Валерио, - повелительно взмахнул рукой Рейзер. В ней тотчас же появился длинный острый кинжал.
- Подойди ко мне, Милое Создание.
Приказа Бога было невозможно ослушаться, и Валерио если не приблизился, то просто застыл на месте. Он закрыл глаза, зная, что вот-вот его красивую голову с золотистыми локонами снесут одним резким ударом… но вместо этого в области сердца произошло какое-то шевеление, словно внутрь что-то вошло, а затем что-то вышло, увлекая за собой текуче-сухую нить.
Последнее, что явственно ощутил Валерио – некое подобие удушья с резкой болью в области шеи.
_______________
[1] Эту же фразу повторяет Чиби-Чиби в сериале о Сейлор Мун (см. сезон 6, серия 195 «Нападение Галаксии»).
[2] Цитата из песни группы «Исток» - «Холден Колфилд не стал старше».


II. «Спасибо тебе, Кавентол»


А когда ты уже в аду, то что тогда ад для тебя?
Элизабет Масси «Стивен»


- За что я так страдаю?! – стонал один голос.
- Спасите, мне плохо! – молил второй.
- Охладите мою спину! – надрывался третий, дабы хоть кто-нибудь услышал.
Валерио, казалось, продирался через лес страданий человеческих, пытаясь осознать себя. Место укола в сердце почти не болело, но сильно холодило всю грудь.
Только-только юноша начал открывать глаза, хотя картинка ещё не приобрела чёткие очертания, как над ухом раздался плотоядный рык мужчины:
- А, очнулся, малыш!
Валерио сделал над собой усилие – и, о чудо, он видел всё превосходно даже без очков! Но он и сам оказался не рад той круглой морде, которая, нагло улыбаясь, смотрела на него.
Без сомнений, это и был один из стражников замка Рейзера – накачанный атлант, раза в полтора выше худенького Валерио. Голова стражника – без сомнений, лысая – была закрыта яйцевидным шлемом; накачанный торс без затруднений просматривался благодаря совсем миниатюрному кожаному жилету; дополняли этот образ кожаные шорты с металлической пряжкой на ремне и внушительные, обитые железом ботинки до середины икры.
«Это что за байкер?» - попытался улыбнуться себе Валерио, но стражник замахнулся на него плетью, которая хлестнула спину достаточно больно.
- Вот и первый урок, малыш, - хищно улыбнулся качок. – Пробуждение ото сна всегда бывает болезненным.
- Простите, как ваше имя? – дрожащими губами выдавил из себя Валерио.
- А-а, тебе надо знать, - белозубая улыбка стала, как ни странно, ещё шире, - так я и скажу. Но впредь ты будешь обращаться ко мне только по имени и на «вы».
В глазах юноши засверкало внимание, смешанное с неподдельным интересом.
- Я – Гхаледанн, - несколько неохотно и уже официально представился стражник. Курирую таких новичков, как ты, малыш.
- Простите, Халедан, но меня зовут Валерио.
Юноша старался быть как можно учтивее, но в ответ получил ещё один удар в спину.
- Гхаледанн, - повторил стражник. – Ударение на последнее «а».
- Понятно, - отозвался Валерио.
Гхаледанн удовлетворённо улыбнулся, после чего вынудил юношу раз двадцать повторить имя, пока тот не произнесёт достаточно правильно. В какой-то момент Валерио понял, что постоянно сидит на полу, но не чувствует никакого неудобства, словно кукла. Он попытался подняться, но что-то жёсткое отбросило его на пол и вдобавок едва не свернуло шею. Это оказалась крепкая цепь и кожаный ошейник.
- Хочешь встать, малыш Валерио, на ноги? – усмехнулся стражник. – Сначала заслужи это право!
Он не стал лишний раз стегать юношу плетью, чтобы понаблюдать за его реакцией. Валерио же потянулся к ошейнику и сразу же отдёрнул руку, словно от огня.
- Не снимается.
- И не снимется, - недобро успокоил Гхаледанн. – Это тебе не игрушка из секс-шопа, не рокерская атрибутика, а Ошейник Послушания, который сделан из твоей собственной кожи.
Валерио повалился на пол. Падая, он не почувствовал ничего, кроме какого-то чувства упругости, словно сами неощутимые плиты пола выталкивают его наверх.
«Это может значить, что под ошейником находятся либо мышцы, либо, в худшем случае…»
- Да, под ошейником находится только кость, - ответил на его мысль Гхаледанн. – Могу тебе показать, дабы ты убедился в моей правдивости.
Он вытащил из кармана кожаных шорт на удивление изысканное зеркальце, с бабочками на бронзовой раме, и поднёс прямо к лицу Валерио.
Безо всякого приказа юноша устремил свой взгляд в мутно-зелёные глубины, которые постепенно начали расходиться, превращаясь в отражение помещения, где сейчас он и пребывал. Бескровное лицо, спутавшиеся локоны, которые, ко всему впридачу, стали неестественно грязными, отсутствие родинок на лбу и шее… и чёрная полоска кожи с пряжкой.
- Внимательнее, малыш, - увещевал стражник.
Словно под действием рентгеновских лучей, ошейник стал прозрачным, и через него теперь без труда просматривались в зеркале шейные позвонки. Все целые, что немного успокоило юношу. Однако затем изображение мигнуло и погасло, после чего экран засветился голубым светом. Возникло изображение ошейника – сначала плоское, затем, словно при компьютерном моделировании, оно стало приобретать объём и поворачиваться в различных проекциях, позволяя рассмотреть слоистую структуру ошейника: прожжённая дочерна кожа, фактически омертвелые мышцы – и всё это непонятным образом держится на костях скелета.
Увы, увидеть свою шею невооружённым глазом, Валерио не смог бы никогда, но зеркалу Гхаледанна он всё-таки поверил.
- Гхаледанн, скажите, - осторожно начал он, - а это всех новичков облачают в такие ошейники?
Стражник глубоко задумался. Он уже и так слишком много рассказал юноше для первого их знакомства… Стоит ли продолжать разговор, пусть даже столь учтивый и по существу?
- Все людишки разные, - наконец ответил стражник. – А я всего лишь выполняю приказ. Так что над этим вопросом ты уж сам поразмысли, Валерио.
- Да, Гхаледанн, - кивнул юноша и вдруг словно опомнился. – А, кстати, не подскажете ли вы, ГДЕ я нахожусь?
- Подскажу, - стражник вновь сверкнул своей белозубой улыбкой зверя. – В тюрьме Инферно.
Он всё же не мог не проникнуться совсем ничтожной симпатией к златокудрому юноше и даже словно позабыл о плети. Но это обаяние мальчика, с другой стороны, выглядит довольно опасным… Уж не превращённый ли в человека инкуб этот Валерио?
Откуда-то со стороны раздались душераздирающие стоны.
- Работа, Валерио, - подмигнул Гхаледанн.
Отборные ругательства со стороны другого стражника заглушили крики ужаса.
- Твою ж ты мать, опять патрон доставил очередного урода, чтобы я его за член приковал к цепи!
Валерио содрогнулся, услышав эти слова. Его замутило, но, поскольку внутренние органы, включая желудок, не функционировали в Астрале, юноша просто скорчился на полу, разразившись зверским рыком. Он был безумно благодарен Гхаледанну за то, что тот предпочёл идти и помогать «коллеге», совершенно забыв для острастки огреть его, Валерио, плетью ещё раз.
Он попытался заснуть так, как делал это в смертной жизни, но даже закрытые глаза не помогали погружаться ни в какие глубины. То же состояние, те же ощущения. Только разве стены начали тяжело дышать, стали более пористыми.
Валерио открыл глаза и прислушался. Никакого дыхания, лишь отдалённые обрывки брани стражников.
«Что это вообще со мною? Какая тюрьма? Дайте мне хотя бы встать по-человечески».
Он медленно протянул руку к ошейнику, но малейшее прикосновение к чёрной коже (читай, своей обугленной) отозвалось ударом тока по всему телу.
«Неизвестность. Там, где ты бессмертен, но совершенно ничего не знаешь, - промелькнула мысль. – Пока что Гхаледанн – твой единственный собеседник, которого следует если не бояться, то уж точно уважать».
- Заткните ему рот! – послышался знакомый голос.
- Гхал, это не слишком ли жёстко?
- Нет, Кавен, это ОЧЕНЬ ПРАВИЛЬНО!!!
«Вот мудаки, - не удержался от злости Валерио, лёжа на полу в позе эмбриона. – Даже рот заткнуть не могут. Одно название, что стражи!»

* * *

Самой большой проблемой Гхаледанна было не постоянное пополнение тюрьмы Инферно, а новый подопечный – КавентОл. Патрон откуда-то привёл этого мальчишку и как-то решительно вручил его судьбу в грубые руки профессионального стража. Разумеется, подходящей кандидатурой оказался Гхаледанн, у которого было больше всего опыта и сноровки в обращении с пленниками. Однако тот же патрон не учёл личных пожеланий подчинённого, который больше всего любил работать сам и при этом ненавидел обучать других.
«Толкуешь ему дело, а он всё равно поступает по-своему, - мрачно рассуждал Гхаледанн. – Прикрутить кольцо с цепями в стену – самое простое, мля, поручение – и то возникают какие-то оплошности. Не ученик, а сплошное рукокрюкотворчество…»
Между тем, Кавентол был внешне очень даже симпатичен. Стройный, но не тощий, со светло-каштановыми волнами волос до плеч, собранными в аккуратный хвост. Спокойное, умное лицо… И при всём при этом – полное пренебрежение к работе стражника!
- Ну что, Кавен, закончил? – поинтересовался Гхаледанн, сидевший на старом ящике от комода.
- Да, Гхал.
Стражник поднялся, разминая затёкшие ноги, оглядел прикованного за руки, ноги и причинное место пленника и вздохнул:
- Ну вот, Кавен, наконец-то до тебя дошло… Как я и говорил: сначала надо руки-ноги приковать, затем – х…й.
Кавентол несколько смутился. В прошлой жизни, будучи смертным, он был всего лишь ассистентом хирурга, однако там ни слова не говорили про кандалы и, тем паче, ни разу не произносили это богомерзкое слово х…й. Ученик всегда смущался, когда его «мэтр» начинал разражаться ругательствами, брызжа слюной во все стороны.
- А то, что я так ругаюсь, то есть бранюсь, - смягчился Гхаледанн, оправдываясь, - это уж привычка такая, дружок. Мне жаль, что ты такой умненький, но пойми, Кавен, что стражник – это, прежде всего практика, а уж затем сухая теория. Не на манекенах же я тебя обучать буду ДЕЛУ.
Увы, Кавентол не видел себя на месте накачанного «мэтра». Сами манеры Гхаледанна вызывали у него тихое отвращение, моральные устои – сомнения, да и сама работа казалась уж слишком отвратительной. С другой стороны, если тебя приняли в Нижнем Астрале как невинную жертву убийцы и сразу же, минуя участь пленника, определили в стражу – это ли не чудо?
- В награду за твои труды, - продолжал Гхаледанн, - я могу исполнить ОДНУ твою просьбу, Кавен.
- Позволь мне взглянуть на твоего пленника.
С минуту Гхаледанн не мог и слОва произнести. Ученик, пока ещё не блестяще выполнивший простое задание, желает влезть не в своё дело. «Мэтр» посмотрел на давно затихшего пленника в цепях. Здоровый мужик, в теле, грубый и волосатый. По сообщению патрона, погиб в пьяной драке, когда выяснял отношения насчёт продажи какого-то старья. Увы, таких попадается очень и очень много в связи с упадком морали в обществе… И разве не прав мальчик, который сам еле справился с этим отвратительным здоровяком, что нужно увидеть кого-то менее… гм… страшного?
Гхаледанн провёл ученика через лабиринт стен, и вскоре они уже стояли в камере Валерио.
- Боже, какой ангел! – тихо воскликнул Кавентол, глядя на лежащего юношу.
«Мэтр» до боли сжал его плечо.
- Никогда не произноси слово «боже» и «ангел», - угрожающе прошептал он в самое ухо Кавена. – В Нижнем Астрале они относятся к табулятивной лексике.
- Как дела? – вежливо поинтересовался Кавентол у пленника, мысленно учтя совет Гхала.
Валерио, не вставая, повернул в его сторону голову.
- А тебе чего, добрый человек?
- Я – ученик стража Гхаледанна, Кавентол.
- Ты – его любовник? – в глазах Валерио засверкали озорные искорки.
Гхал без предупреждения потянулся за кнутом, но ученик жестом попросил его не делать этого.
- Кавен, ты – хозяин, он, - указал на пленника, - раб. Неужели ты будешь сносить все наносимые в твой адрес оскорбления?
- Да он и так прикован цепью, - ответил ученик. – Ты, значит, Гхал, считаешь правомерным бить лежачего?
«Мэтр» принялся сматывать кнутовище на рукоять. Слова Кавена задели его до глубины души. В самом деле, сегодня (собственно, во всём Астрале понятие времени отсутствует) пришлось несколько раз стегать Валерио, причём именно в лежачем состоянии.
- Ты отчасти прав, дружок, - Гхаледанн попытался поставить себя на место участливого юноши. – С твоей подачи я несколько изменю вопрос порки узников. Теперь избивать их всех следует только стоящими на коленях.
- А если речь пойдёт о том… человеке, которого я приковывал к стене? – задал встречный вопрос Кавентол. – Он ведь не сможет даже с нашей помощью встать на колени, потому что у него прикован ещё и этот… - культурный уровень не позволял ему назвать предмет бранным словом, - эта самая часть.
Валерио всё так же заинтересованно вслушивался в разговор стражников.
- Выходит, Мерронджада вовсе нельзя пороть, - Гхал снял шлем, чтобы почесать лысину. – Но это уже будут его проблемы. Конечно же, патрон уже доставил мне его с подобием ошейника на х…е, но ведь эту ерундовину просто так не снимешь – этот чёртов х…й оторвётся напрочь.
Похоже, служебно-теоретические разговоры успели быстро надоесть пленнику, поэтому Валерио тихонько попросил Кавентола принести хотя бы одну вишенку.
- Валерио, заруби это себе на любом месте, какое сам знаешь, - процедил сквозь зубы Гхаледанн, грозя кнутом. – Просить что-то ты можешь только у меня – твоего главного стража. В зависимости от просьбы, я могу либо исполнить её, либо отклонить и выпороть тебя сверх того. Кавентол пока ещё ученик, и у него есть свои обязанности. Однако, раз уж ты просишь о такой малости, как вишенка, я её дам тебе.
Он остался на страже, а сам послал Кавена «за пропитанием» для Валерио. Через несколько минут юноша принёс две миски и поставил их прямо перед Милым Созданием.
- Что это за гадость?! – скривился Валерио.
В одной миске лежала тошнотворная субстанция из каких-то красных кишок, в другую была налита мутная вода, где плавали мелкие жучки и звериная шерсть.
- Увы, пленникам полагается только это, - пожал плечами Гхаледанн.
- Я сам выбрал миски с наименее отвратительными вещами, - добавил Кавен, немного волнуясь.
Валерио задумался, рассматривая то кишки, то противную воду. Понюхал – вроде бы, не воняет.
- Приятного аппетита, Валерио! – сверкнул белыми зубами Гхал. – Не забудь поблагодарить нашего и, тем паче, твоего патрона за щедрость и заботу!
Милое Создание едва не уронило миску.
- Какого-такого патрона? Не знаю я его!
- А тебе и не полагается знать, КТО ОН. Просто знай о факте его… наличия и мысленно или вслух благодари за всё!
Валерио, наконец, приступил к поеданию кишок. Одновременно он попытался вспомнить, каким образом оказался в стенах Инферно, но сами образы словно исчезли из его памяти. Помнил только небо и крышу, с которой прыгнул, чтобы умереть. Больше ничего.
Внезапно душераздирающие крики снова нарушили тишину.
- Ох уж мне этот Мерронджад, - пробормотал Гхаледанн. – Кавен, иди и успокой его.
- По-моему, он просто приходит в себя и кричит от ужаса, - ответил Кавентол. – Это вполне вероятно после тех мучений, которые я нанёс ему кандалами.
- Ну, ничего, дружок, пусть любитель экстремального подвешивания ещё чуток помучается.
- Гхал, я бы не стал так самонадеянно утверждать, тем более…
Вопли становились всё громче, поэтому Слова ученика прервались воплем, в котором отчётливо прозвучало имя Гхаледанна.
- О, дело плохо, Кавен, - Гхал сорвался с места и поспешил утихомирить противника, за которым и другие заключённые могли устроить страшный шум из воплей.
Валерио и Кавентол остались одни.

Сначала они с интересом смотрели друг на друга, пока пленник не прошептал:
- Спасибо тебе, Кавентол.
- Можешь называть меня Кавен, - ученик приветливо улыбнулся. – Но, конечно, не в присутствии Гхаледанна.
- Ты, правда, добрый, - Валерио с нежностью посмотрел ему в глаза.
Нежно-зелёное столкнулось с тёмно-зелёным. Милое Создание подползло к ногам Кавена настолько близко, насколько было возможно, при этом боль в области ошейника заставила его застонать.
- Надо будет чем-то смазать твою шею, - сказал Кавентол. – Патрон тебя порядочно покалечил.
- А ты… в смысле, Гхал тебя не бьёт?
- Нет, но загадочный патрон оставил на теле метку – Клеймо Стражника.
Он внимательно прислушался: вопли ещё раздавались, смешанные с гневной бранью Гхаледанна. Задрал рукав на левой руке.
Валерио ахнул: на слегка загоревшей коже Кавена чернело клеймо – череп со скрещённым крестом и чёрным пером. Вокруг рисунка виднелось покраснение на коже.
Кавентол наклонился к Валерио и как можно тише зашептал:
- Патрон сделал его мне, потому что я отказался от занятия сексом с ним. То есть он предложил мне выбор: либо безболезненный секс, либо болезненное клеймо.
- А ты выбрал клеймо, потому что всегда хотел иметь татуировку, - цинично ответил Валерио.
Кавен опустил рукав.
- Я просто не мог поступиться честью, - терпеливо возразил он. – Кстати, имя патрона… слишком уж отчётливо оно мне врезалось в память… Рейзер!
Валерио сделал знак говорить тише.
- Теперь вспоминаю… - задумчиво протянул он. – Это же Бог Нижнего Астрала. А Гхал его, думаю, совсем не помнит, раз говорит «патрон» да «патрон».
- Всё-то он помнит, да только молчит, как велит закон, - вздохнул Кавен. – Я не говорю, что Гхал – злодей, просто у него характер такой… исполнительный.
Пленник взял его за руку своими обеими.
- Кавен, неужели ты хочешь стать таким же, как Гхал? – взгляд его был обращён к самой сути собеседника.
Кавентол покачал головой.
- Не думаю, что у меня это выйдет. Рейзер при встрече со мной намекнул, что у меня есть все шансы попасть в Верхний Астрал, где мне самое место.
- И что тебе мешает?
- То, что я пока не искупил свой грех жертвы, - Кавен еле слышно вздохнул. – Но какой же тут грех, если я – невинная жертва???
Речь его становилась более пафосной, и поэтому пришлось немедленно успокаиваться, дабы кто-то со стороны не мог почуять энергии Кавена.
- А я – не невинная, - не без гордости произнёс Валерио. – Я убил дядю, который меня трахал.
Кавентол сделал вид, будто не расслышал Валерио.
«Хороший ты человек, да только очень испорченный, - вместо ответа сказал он в мыслях. – Пусть так. У нас у каждого своя правда, и я буду уважать твоё мнение, хотя совершенно не разделяю его».
Пленник повернулся на цепи и вполне дружеским жестом пригласил Кавена присесть рядом, но тот вежливо отказался. В идеале, следовало хотя бы отвесить пощёчину за такой наглый жест неуважения, но Кавентол даже в присутствии «мэтра» сделал бы это неправильно.
Они поговорили о каких-то отвлечённых вещах, перебросились парой шуток, как вдруг Валерио заявил, что остаётся в долгу «у своего спасителя», а затем, потянувшись, насколько позволяла цепь, прильнул губами к руке молодого стража.
От неожиданности Кавен даже схватил наглеца за волосы и строго сказал, чтобы тот больше не смел проявлять свои чувства подобным образом. Затем резко разжал кулак и тут же извинился неизвестно за что.
Валерио всё больше нравился этот юный стражник. Он просто жаждал увидеть Кавена хотя бы с распущенными волосами, но это желание, конечно, было вне пределов дозволенного заключённому.
За спиной пронёсся небольшой вихрь, и вскоре перед Валерио и Кавеном стоял Гхаледанн собственной персоной.
- О, и обе миски уже пусты? – округлил он глаза. – Выходит, Валерио, если ХОЧЕТСЯ есть, то ты с благодарностью ешь всё, что дадут.
Милое Создание кивнуло и улыбнулось.
- Спасибо тебе за заботу Гхаледанн, - оно встало на колени перед старшим стражем.
- Кавен впредь будет приносить тебе еду, - кивнул тот в ответ. – Если ты действительно признаёшь себя виновным, то делаешь первый шаг к искуплению собственных грехов.
Валерио смотрел вслед удалявшимся фигурам ученика и «мэтра». Он мило улыбнулся, после чего зевнул и свалился в глубокий, как бездна, астральный сон.


III. «Валерио, мы тебя не забудем»


Всё бы было проще,
Был бы я сейчас живой.
Гр. «Гражданская Оборона» - «Живой»



Со дня кремации Валерио прошло три дня. Александр вместе с Инамото и Ваальвером съездил в крематорий, где забрал урну с прахом. Мужской персонал в чёрной форме до сих пор напоминал впечатлительной Инамото современных нацистов, но на их костюмах отсутствовал всякий намёк на свастику, а сама форма была, ко всему прочему, ещё и полосатой, с белоснежной вышивкой из греческого орнамента.
Александру вновь напомнили о доступности захоронения в колумбарии, но он только поблагодарил и вежливо отказался.
Ваальвер по-прежнему оставался молчаливым. На сей раз на нём был не белоснежный, а светло-серый костюм, который делал его ещё более мрачным. Инамото по такому случаю надела чёрную рубашку с жёлтой полосой на воротнике и маленькой вышивкой.
Ехали они в полном молчании. Прекрасная погода не располагала к печали, однако у кремации, в отличие от простого «закапывания» в землю, было гораздо больше этапов. Таким образом, окончательно попрощаться с покойным можно было только при наличии его пепла.
Ваальвер, крепко прижимавший к себе урну, вдруг сказал:
- Мальчику и после смерти предстоит натерпеться страданий. Мне, как никому из вас, хорошо известно это.
- Ты… ясновидящий, Ваальвер? – спросила с интересом Инамото.
- Нет. Я просто… много изучал проблему посмертного существования. Диссертацию по ней пока ещё не защищал, но мыслей… достаточно, чтобы попытаться однажды это сделать.
Был будний день, и народу на набережной оказалось совсем немного. Инамото решилась сама найти место для развеивания пепла, но так и не могла окончательно определиться. Среди всей этой почти летней красоты она видела только неуместное веселье. Море находилось в стадии прилива, поэтому высокие парапеты оказались очень удобны для проведения последнего ритуала.
- Вот здесь, - кивнул лорд Инамото, остановившись около одного из них.
Ей хорошо помнилось, как тёплым весенним днём она с Валерио остановилась здесь, и он в шутку предложил искупаться. Теперь слова Милого Создания, как ни странно, сбылись.
Ваальвер бережно передал ей в руки урну с прахом. Хотелось торжественности, серьёзности момента, но погода совершенно не располагала к длинным речам и бесконечным потокам скорби. Зачем? Всё свершилось, закончилось, и среди них троих нет виновных. Именно поэтому было решено разделить пепел на три части и втроём развеять его. Только после Ваальвера и Александра Инамото дрожащими руками взяла оставшуюся горсть и бросила его в грязно-зелёные волны Моря.
- Валерио, мы тебя не забудем, - сдавленно проговорила Инамото, глядя, как морские волны играют частицами пепла. – Кстати, кто будет урну хранить у себя?
- Пожалуй, я, - сразу ответил Ваальвер. – Из вас двоих я в вопросах посмертного существования разбираюсь лучше всего, так что никаких вопросов. К тому же, мне в случае опасности будет гораздо проще защитить себя от негативного влияния.
- А это возможно? – спросил Александр, закуривая. Его кудряшки переливались на солнце медно-золотистыми оттенками, и Инамото невольно вспомнила, что в локонах Валерио было гораздо больше золота.
Красноречивей любых слов оказалось молчание, которое продлилось не минуту, а целых десять. Инамото смотрела вдаль, на линию горизонта, затем – на зелёные здания Завода, выделявшиеся сочными пятнами вдалеке. Ваальвер рассматривал простенький зелёный ящичек, похожий на шкатулку. Надпись «Валерио Прейзер» с датами смерти оставалась жутким напоминанием, которое следовало оставить, не сдирая.
К слову сказать, Инамото теперь носила целых два креста на одной цепочке: свой, серебряный, с кельтским орнаментом, и дорогущую рубиновую «безделушку», когда-то принадлежавшую Валерио. Перспектива переманить к себе дух Милого Создания её почти не пугала, потому что она надевала его крест только в особых случаях. По поводу раздела имущества она не имела никаких претензий: раз Александр – племянник покойного Влада, значит он и есть законный владелец. Однако, кроме креста, лорду Кирикидзо достался ещё и ноутбук «Lenovo» (который она чуть ли не каждый день просматривала, пытаясь найти что-то важное, связанное с Валерио), а также не менее интересный «документ» - признание Милого Создания, где излагалась жалоба на изнасилование Владом. Ко всеобщему облегчению, полиция совершенно не обратила никакого внимания на этот огрызок бумаги, исписанный по-женственному детским почерком. Содержание листка было следующим:

«Всё началось с того, что я, как мог, сопротивлялся попытке Влада скормить мне непонятную таблетку. Он уверял, что это помогает расслабиться после трудного дня, и мне всё-таки пришлось глотать эту безвкусную гадость. В следующий же момент – не знаю точно, сколько прошло времени, – я совершенно не узнал самого себя. Наш разговор начался с моего «Влад, я тебя очень люблю», а закончился моим желанием отдаться взрослому дяде. Такое впечатление, что «волшебная» таблетка сделала меня снова девственником (а разве я им не был в тот момент?): по телу прокатилась волна порочного удовольствия, спасением от которого могло быть только одно средство: с*** [секс – примеч. Инамото].
Я видел себя проигравшим и в то же время желал того неизведанного, что приготовил мне Влад. Он поцеловал меня, и я чувствовал себя всё более нервно, словно меня брали вот так первый раз. Разговор с Инамото никак не выходил из моей головы, и я даже стеснялся того, что будет дальше. А дальше… Влад задрал мою футболку и поцеловал мой живот, затем поднял её выше, обнажая грудь. Моё тело легко поддавалось ему навстречу: он целовал мои соски так нежно, что я был готов кончить от одних лишь прикосновений к ним. Далее Влад перешёл к облизыванию мочки моего уха… Боюсь, если бы оно было проколото (пирсинг – просто бе-е-е!), он выдрал бы своими зубами все серёжки до единой.
Если бы только этим и закончилась моя сладкая пытка, я был бы дико благодарен моему мучителю, но он пошёл в наступление слишком уж резво, хотя и не очень грубо. Влад раздевал меня очень бережно, словно я для него был какой-то хрупкой драгоценностью. Но самым странным оказалось то, что «драгоценность», то есть я, вместе со сброшенными одеждами совершенно забыла о стыде. Мне хотелось… [зачёркнуто] как бы это сказать на бумаге… [чёрный прямоугольник из закрашенных каракулей] я, разумеется, прекрасно знал, ЧТО будет дальше… вот оно: мне хотелось более острых ощущений.
Влад гладил мои бёдра, и в какой-то момент мне стало ясно, что он делает именно то, чего мне давно хотелось… «Нет, Вла-ад, - сказал я себе, - это не я твоя игрушка, а ты – мой верный слуга!» И плевать, что «верный слуга» привёл в рабочее состояние мой «инструмент» и с наслаждением наблюдал, как я феерично кончил… Потом мне всё же было дано слизнуть немного моего же любовного сока, и я просто забыл обо всём почувствовав на языке этот незабываемый вкус! Моя роль девственницы на этом ещё не закончилась… далеко не закончилась. Влад приказал мне встать на четвереньки прямо на кровати, спиной к нему… Забыл сказать, что предварительно он использовал мою же сперму, чтобы намазать им свой собственный палец, которым он принялся расширять мой задний проход. Я весь превратился в сплошной крик: боль разрывала не только тело, но и душу… а потом плоть, казалось, устала сопротивляться и, вроде бы, привыкла к этим махинациям.
Некоторое время я остывал, самую малость приходил в себя, судорожно хватая ртом воздух и расслабляя кисти рук, которыми так яростно вцепился в простыню. А потом Влад вошёл в меня резким толчком, и я едва не потерял равновесие, если бы не его руки, так предусмотрительно державшие меня под грудью. Ему хватило соображения сделать мои мучения ещё прекраснее: движения его «копья» заставляли мои внутренности едва ли не выворачиваться наизнанку, но это было чертовски приятно. От таких переживаний, казалось, моя грудь обретает размер, становится из плоской… чертовски огромной. Я чувствовал, как с каждой секундой ослабевает действие той дряни, которой Влад напоил меня ранее… и в то же время всё словно шло к падению…
От всех этих бешеных содроганий устали не только мышцы, но и все мои внутренности. Спасибо, что этот мучитель [зачёркнуто «мудак»] не дал мне грохнуться на кровать, а нежненько подхватил и опустил на простыни (боюсь, в противном случае, кровать испытала бы такую колоссальную перегрузку, что даже мои скромные килограммы заставили бы её ножки разом подломиться).
Я и не смел ожидать ничего весёлого, тем более Влад сам сказал мне, что я теперь не девственник. Значит, мне больше нечего терять??? [Тщательно закрашено какое-то грязное ругательство.] И если бы я вдруг возрадовался «Ва-а, меня наконец-то изнасиловали!» - я мог бы себя считать никем, кроме проститутки… или мазохиста.
И мне не оставалось ничего больше, как излиться любовными соками, а затем провалиться в беспамятный сон. Самое страшное уже свершилось – надо только пустить слезу…
Я, Валерио Прейзер, официально заявляю, что стал жертвой жестокого изнасилования, [далее зачёркнуто в одну линию, поэтому ясно читаемо – примеч. Инамото] и поэтому прошу помочь мне всем, кто неравнодушен к моей беде».


Ваальвер с Александром отказались от копирования документа – таким образом, он существовал только в оригинале и только у Инамото. Девушка иногда перечитывала какие-то отдельные слова, улавливая написание букв и мелких строчек, но ни один графолог, даже самый квалифицированный, не ответил бы на её вопросы о том, КЕМ был Валерио до того, как очутился в Аграгонте. Разумеется, рассказ был очень неровным, но ведь она сама попросила Милое Создание изложить суть дела. Суть, как ни странно, легко просматривалась сквозь смачные подробности, и Валерио, со своей стороны, говорил правду.
Очень часто он являлся ей во снах, но это были не те сказочные сны, которые ушли за горизонт, а мучительно-тягучие кошмары. Среди всего этого нагромождения неуловимых образов Валерио являлся в своём обычном обличье – джинсах и футболке, - чтобы потом так же быстро упорхнуть куда-то. Он даже не говорил ни слова – лишь стоял, повесив голову, и иногда мог казаться не ярче тени. Увы, со смертью этого человека не всё было так просто.
Александр просто гнал из головы всякие воспоминания о Милом Создании, в то время как Ваальвер каждый вечер читал буддийские молитвы над пустой урной. Он посылал в Астрал мысли о вечном покое и свято верил в то, что однажды Валерио возродится, подобно Фениксу. Именно Ваальверу приходилось тяжелее всех: он ЗНАЛ, что Создание выберет смерть, поэтому в своей слепой вере пытался замолить не только свой грех всезнания, но и грехи Александра, Инамото и даже Влада Герца.
Но всякий раз после долгой читки молитв Ваальвер опускался без чувств на подушки, и в его голове звучал неприятно-знакомый голос:
«Зря стараешься, Вейж! [3] Твоя судьба больше не принадлежит миру мертвецов… или ты забыл, что находишься среди смертных?»
_______________
[3] Вейж – китайское мужское имя, которое означает «большой мудрец».


IV. «Сейчас тебе немного полегчает»


Бей и гладь меня, вода, между ударами.
Линда – «Бей и гладь»


В Астрале время не летит незаметно – его там попросту нет. Даже когда в тюрьму Инферно попадает очередной грешник, мало что меняется для несчастного… в лучшую сторону. И тогда становятся совершенно ясны все минусы добровольного ухода из жизни или насильственной смерти: никакого спасения и блаженства для уверовавших в «чудо» суицида.
Бог Рейзер был везде и нигде, в каждой точке земного шара, где происходили катастрофы, убийства, смерти по первой прихоти. Казалось, даже бессмертному такое изобилие человеческих страстей должно было давным-давно наскучить, но Рейзер, напротив, со всё бОльшим азартом принимался брать под свою опеку обречённые души. В редчайшие минуты бездействия он сидел на своём троне и размышлял о судьбах тех, кто больше не принадлежал к Реальному Миру. О да, он помнил их всех: детей, мужчин, женщин! Эта абсолютная власть над воспоминаниями помогала ему управлять дальнейшей судьбой заключённых в Инферно. Но, как ни старался он предугадать хотя бы малейшую эмоцию Валерио, всё было напрасно.
Гхаледанн постоянно посылал мысленные отчёты о состоянии грешников, и Рейзер, ловя в энергетической сети Нижнего Астрала эту информацию, отмечал, что предугадывает заранее всё, кроме связанного со златокудрым юношей. Он не искал объяснения столь странной вещи – просто принимал рапорт с непроницаемым выражением лица.
«И всё-таки этот сучонок мне очень даже нравится», - усмехнулся он себе.
Со дня смерти Валерио в Реальном Мире прошли положенные сорок дней. Так уж вышло, что этот срок совпал с назначенным визитом Посла из Верхнего Астрала – Амадриэля. Этот ангел всегда являлся в какой-то определённый момент, чтобы отозвать в светлый мир очистившиеся души. И Рейзер был просто обязан принять Амадриэля, поскольку тот не принадлежал стороне Тьмы, а значит, не подчинялся Богу Нижнего Астрала.
Складывалось впечатление, будто сторона Света во главе с Богом Альзером диктует свои условия по поводу спасения душ, хотя Рейзер имел полное право возвратить из Верхнего Астрала кого-то, согрешившего против их светлого Божества. И здесь уже не требовалось никаких посредников – Рейзер направлялся туда единолично.
Надо сказать, они с Альзером были родными братьями, насколько подобное понятие вообще уместно у Богов. Полные противоположности друг друга, не лишённые, однако, недостатков, они с трудом сохраняли Баланс Энергий между Тьмой и Светом. Ведь Рейзеру не нравилась постоянная привычка брата пребывать в облике буддийского монаха с выбритой головой.
- Думаешь, твоя ложная скромность поможет тебе завоевать уважение? – смеялся он над Альзером. – Неужели ты стремишься выглядеть равным со своими подопечными душами?
В то же время, Альзер считал, что Рейзер слишком уж запустил свой Нижний Астрал, и тот уже вряд ли очистится от грязи, хотя бы в смысле облика зданий и улиц. Но никакие наставления, даже самые разумные, не достигали Бога Тёмного Астрала, если он заранее не желал их слышать: энергетическая сеть безотказно отбивала рикошетом любые советы из Верхнего Астрала.
«Альзер хочет помочь очередному страждущему, - рассуждал он, - пусть и помогает! Моё дело – захватить душу, а не воспитывать. Даже Гхал со своей плетью ещё никого не воспитал настолько, что эту душу можно хоть канонизировать».
Но больше всего Рейзера интересовало, КОГО брат на этот раз решил взять к себе. Он попытался ощутить, «увидеть» это, однако сила Света оказалась сильнее и не позволила знать больше положенного.

* * *

Валерио, казалось, полностью окунулся в омут мыслей. Он видел всех, кто думал о нём, видел их сны, но не мог ни с кем связаться. Ошейник Послушания стал давно ему привычен, и он совершенно не замечал ничего странного, когда шею вдруг начинало нестерпимо покалывать. Это ощущение совпадало с наиболее сильными переживаниями со стороны живущих в Реальном Мире. Их лица казались рябью на воде, черты вовсе расплывались, оставались лишь тени имён да какие-то слова…
Гхаледанн какое-то время устраивал жёсткую порку, но Милое Создание становилось всё более равнодушным к любым воздействиям. Кавентол, правда, становился всё более заботливым, что-то рассказывал из своей личной жизни, если рядом не было жёсткого Мэтра. Кавен даже уговаривал Валерио «хотя бы выпить воды», правда, мутную жидкость с какой-то бурой взвесью можно было назвать не иначе, как жидкой ржавчиной.
Он привык и к такой воде, и к отвратительного вида кровавому месиву, подаваемому довольно часто, привык настолько, что просто НЕ ХОТЕЛ есть или пить. Это в Реальном Мире у него быстренько наступило бы обезвоживание с голодной смертью – Астрал прощал своим жителям любую диету, потому что всё равно она не убивала тех, кто давно мёртв.
Иногда Валерио проявлял некое подобие интереса к судьбе прикованного за причинное место Мерронджада – Кавен, улыбаясь, отвечал, что тот всё ещё стонет, правда, не так душераздирающе.
- Я тоже слышу его стоны, - слабо улыбнулся Валерио, - но они абсолютно не раздирают мою душу.
Совершенно неожиданно воздух вокруг завибрировал волнами, и перед молодым стражником и прикованным к стене Валерио возникли Гхаледанн с «патроном» - самим Богом Нижнего Астрала.
- Не думал, что ты доведёшь его до такого состояния, Гхал, - покачал головой Рейзер. – Валерио даже не сидит, а лежит на полу.
- Так ведь… это… дело не во мне, - продолжал объяснения страж, словно был наедине с «патроном». – Валерио в какой-то момент сам отказался от сопротивления. Я его уже и порол, и ругал – ничего не изменилось в мою пользу.
Рейзер приказал Кавентолу отойти в сторону, затем опустился на пол рядом с пленником и прикоснулся к его плечу своими прекрасными тонкими пальцами.
- Отпусти, противный, - взмолился Валерио. – Я больше не буду!
«Амадриэлю не придётся долго ждать, - подумал Рейзер. – У меня уже ЕСТЬ для него подходящий кандидат на поселение в этом лживом ангельском мире».
- Валерио, ты больше не раб, - кивнул Рейзер.
Юноша уставился на него совершенно непонимающими глазами.
- Да, это так, - продолжал Бог Нижнего Астрала, - и цепь тебе больше не пригодится.
Одного прикосновения его пальцев к звеньям хватило на то, чтобы угрожающего вида металл буквально растворился в воздухе. Пленник потянулся было к ошейнику, но одного взгляда Рейзера хватило, чтобы остановить попытку Валерио резко сорвать надоевшую полосу кожи.
- Гхал ведь показывал, ИЗ ЧЕГО сделан твой ошейник? – напомнил он Милому Созданию.
В ответ Гхаледанн только торопливо выговорил «Да, господин Рейзер».
Кавен же тихо вздохнул, убирая светло-каштановый хвост волос за спину.
- Вставай, Валерио, - кивнул «патрон».
Милое Создание с огромным трудом заставило свои онемевшие конечности повиноваться. Когда ты жив и здоров, то никогда не думаешь, как ходить и просто ходишь, но стоит только провести в неподвижном состоянии чёртову уйму времени, - ты понимаешь: тело управляет тобой, а не наоборот.
Собственно, встать на ноги Валерио смог, но держался он при этом так слабо, что Рейзеру всё же пришлось взять его под руки.
- Ты славно потрудился, Гхал, - кивнул Бог стражнику. – Теперь можешь продолжать обучение твоего ученика.
Удаляясь вместе с пленником, Рейзер создавал удивительный контраст с астральной наготой Валерио своим чёрным бархатным плащом.
Гхаледанн всё кланялся вслед «патрону», пока видел его, а Кавен тихо стоял, глядя на две удаляющиеся фигуры.
- Совет на будущее, Кавен, - Гхал посмотрел прямо в глаза своему ученику. – Всегда кланяйся, когда удаляется старший по званию, ВСЕГДА. «Патрон» это если не обожает, то принимает как знак преданности.
- Да, Гхал.

* * *

Шли они или летели – Валерио не мог сказать, но, во всяком случае, двигались по тёмным коридорам тюрьмы Инферно. Рейзер сделал так, что Валерио не слышал никаких стонов (энергетическая сеть на это время сделалась звукопоглощающей), дабы не разрушать хрупкое равновесие души слишком резко. Собственно, Бог Нижнего Астрала мог запросто привести в движение зыбкое пространство и стоять на месте, оказавшись в пункте назначения благодаря изменившимся вокруг стенам. Но он рассудил, что пленнику необходимо немного пройтись, пусть даже тот еле передвигается пешком. В итоге Рейзеру пришлось бережно взять на руки заметно ослабевшего Валерио.
Прижавшись к бархатному плащу, отороченному чёрным мехом, тот даже закрыл глаза, но почувствовать смог лишь какое-то возмущение вокруг, похожее, скорее, на давно ставшие привычными многолосные перешёптывания. Поэтому глаза Милое Создание предпочло держать открытыми.
И не зря. В какой-то миг к ним буквально подлетело пятно синего огня - портал, ведущий в покои Бога Тёмного Астрала, как пояснил Рейзер. Он совершенно естественно шагнул в синий огонь – и вскоре они уже стояли в полутёмной комнате, освещаемой множеством маленьких свечей. Впереди виднелось что-то, напомнившее Валерио алтарь, но при ближайшем рассмотрении это нечто оказалось прямоугольной ванной из чёрного гранита.
- Я туда не пойду! – заупрямился было он, но Рейзер пропустил реплику мимо ушей и лишь аккуратно опустил Создание в воду.
Сначала Валерио не почувствовал ничего, кроме неясного движения воды, затем жидкость стала как-то странно огибать контуры его тела, и каждое такое волнение вернуло юноше ощущение успевшей забыться жизни! Да, он впервые за всё время пребывания в Астрале ПОЧУВСТВОВАЛ прикосновение к себе… Неужели это всё сон?
- Быстро пробуждаешься, Валерио, - кивнул Рейзер. – Это займёт некоторое время, но оно того стОит.
Он взмахнул своей изящной рукой – и в комнате возникли двое странного вида манекенов. Совершенно бесполые тела то ли фиолетового, то ли сапфирово-синего цвета, напрочь лишённые черт лица на абсолютно гладких головах. Рейзер немного отступил в сторону – и слуги принялись растирать тело Валерио. Первое время тот старался терпеть, но вскоре уже непритворно вопил во весь голос.
«Ничего, - ухмылялся себе Рейзер, - никого ещё не убил Обряд Очищения. - Хотя он и чувствовал себя превосходно, его пальцы как-то механически теребили черепа ожерелья на шее. - Мда, ещё ни один смертный не был столь прекрасен в своих страданиях».
Крики Валерио стали особенно душераздирающими, едва сине-фиолетовые манекены принялись приводить в порядок его великолепные золотистые локоны. Не вырывая ни единого волоска, они тщательно смазывали их чем-то жгучим, обращались с волосами настолько трепетно, насколько это могли позволить их длиннющие пальцы, состоявшие из множества сегментов.
- Великолепная работа! – сдержанно кивнул Рейзер, и манекены куда-то исчезли. – Похоже, инфернАлы заставили тебя вспомнить о собственном теле? – он подошёл к гранитной ванне поближе.
- Какой дрянью они вымазали мои волосы? – Валерио на ощупь чувствовал, что длинные локоны резко потяжелели, но жжение на коже не исчезало.
- Сейчас тебе немного полегчает, - кивнул Рейзер.
Отозвав прочь инферналов, он приступил к самому важному этапу Обряда. Как уже давно известно, ошейник на Валерио был сделан из его собственной кожи на шее, и под ним не было ничего, кроме позвонков. (Грубо говоря, мышцы и человеческая кожа оказались намеренно превращены в совершенно другую, мёртвую кожу.) Рейзер буквально впился пальцами в чёрный обод на шее Валерио и, несмотря на протесты юноши, резко выдрал длинную толстую полосу кожи, похожую на кусок ремня.
Золотистые локоны и, конечно же, кожу головы перестало так сильно жечь – всё это перечеркнула одним резким взмахом ланцета дикая боль в шее. Это была не простая боль от ранения, укуса или ожога – в ней перемешались все чувства Валерио: страх, безысходность, страдание. Ко всему впридачу возникло жёсткое ощущение того, что голова держится на одних лишь позвонках. Хотелось кричать на весь Астрал, но кусок горла был безжалостно вырван, и Создание могло только беззвучно шевелить губами, искривляя лицо в наипротивнейших гримасах мученика.
- Шея – это не так уж больно, - заметил Рейзер. – Вот если бы я надел тот же ошейник на твой член… ты бы изъявил желание сменить пол и стать девушкой.
«Муда-ак, ты даже не представляешь, как я тебя ненавижу! – так и хотелось сказать Валерио. – Спасибо, что ты всего лишь нацепил этот ошейник, хотя вполне мог мне оторвать и голову с ушами… Можешь теперь хоть пирсингом сосочки украсить – у меня их всё равно нет».
- Валерио, я никакой не садист, - вслух ответил Рейзер на его мысли, и юноша даже вздрогнул. – У меня даже нет желания приносить тебе увечья – я лишь помогаю восстановиться.
Едва Создание что-то сообразило, как пальцы Рейзера вновь обхватили шею, и боль, успевшая немного ослабнуть, казалось, усилилась втрое. Теперь Валерио в точности мог рассказать, как мучителен процесс нарастания плоти на кость. Всё это происходило слишком быстро, и в то же время чётко прослеживался каждый этап восстановления. (Смешно сказать, но жжение в волосах показалось бы при этом не сильнее щекотки.)
Когда шея Валерио стала такой, как прежде, и даже родинки вернулись на прежние места, Рейзер материализовал из воздуха небольшой кубок, а затем, черпая воду из гранитной ванны, начал поливать ей только что возродившуюся кожу. Приятная расслабленность помогла Валерио собраться с мыслями, и вскоре он обрушил на Рейзера поток самых безумных слов, отчаянно ругаясь на своё физическое состояние.
Бог Нижнего Астрала терпеливо выслушал его, заверив, что больше не будет никаких пыток – только одно удовольствие.
- Ага, обольёшь меня кипящим шоколадом, а потом оближешь всего, - съязвил Валерио. – Глядишь, и мясцо заодно успеет пропитаться сладостью.
Собеседник лишь рассмеялся. С Валерио можно было содрать столько же мяса, сколько состричь шерсти с кота-сфинкса. Однако же разыгравшееся воображение юноши рисовало ему весьма странную картину: он, полностью вымоченный в кипящем шоколаде, вывалянный в клубничках и вишенках, лежит на огромном алтаре, к которому подходят какие-то сумасшедшие и начинают его кусать и облизывать; вкус мяса облагораживается сладостью шоколада, освежается кислинкой вишенок и возвышается сладостью клубничек, но Валерио даже не может закричать от боли – рот его, словно кляпом, заткнут огромным куском шоколада. Милому Созданию уже начинает мерещиться, будто шоколад проник в его кровь и потёк по венам, даже остатки пищи в кишечнике стали шоколадом, готовые извергнуться наружу, к радости ненасытных людишек.
- К сожалению, Валерио, это не твой удел, - спокойно ответил Рейзер. – Даже в Нижнем Астрале так поступают только с самыми мерзкими типами. Будь ты серийным маньяком, я бы мог позволить себе такую радость жизни или же смерти. К тому же, ты слишком молод, чтобы твоё тело, пусть даже астральное, можно было подвергнуть подобному уничтожению.
Он снял свой чёрный бархатный плащ и непринуждённо отложил в сторону. Затем попросил Валерио привстать – юноша на очень слабых ногах поднялся, но Рейзер помог ему выпрямиться в полный рост, после чего поднял его руки вверх и, к величайшему изумлению Милого Создания, защёлкнул весьма массивными наручниками, короткая цепь которых была вделана в стену.
«Сейчас польют расплавленным шоколадом или, на худой конец, свинцом», - сказал себе Валерио. Он даже усмехнулся: у него пока ещё не было никакого «конца» по причине астральной кастрации.
Рейзер любовался стоящим почти по колено в воде юношей. Сейчас Валерио был более всего похож на недоделанную греческую статую, которой предстояло ещё обозначить грудь и полностью оформить признак пола. Золотистые локоны давно высохли и казались теперь ещё прекраснее и объёмнее, хотя просто оставались распущенными. Нежные подмышечные впадинки, талия, бёдра – всё это волновало даже самого Бога Нижнего Астрала, хотя в своей бессмертной жизни он видел многих красивых юношей.
Одетый в чёрную рубашку и брюки, Рейзер казался совершенно непроницаемым. Он предпочитал скрывать своё тело одеждой, выставляя напоказ только кисти рук и немного шею, если не был в плаще. По сравнению с ним, Валерио казался почти лилипутом, даже с поднятыми вверх руками. Безо всяких предисловий, Бог Нижнего Астрала склонился над его грудью и коснулся губами того места, где, судя по всему, должен был бы находиться нежно-розовый сосок.
Прикосновение показалось Валерио совершенно нечувствительным, как если бы его погладили по голове, но вскоре ощущение на груди стало влажным, хотя всё ещё оставалось довольно слабым. Рейзер сделал небольшую паузу, усиливая мучительно-сладкие мгновения, а затем его язык принялся всё интенсивнее лизать пока ещё не видимый бутончик. Метаморфозы в юном теле Валерио происходили катастрофически быстро. В какой-то момент он ощутил, будто нечто отслаивается от него, чтобы выпустить на волю ту вожделенную часть тела, без которой он пребывал в тюрьме Инферно.
Едва Рейзер отпрянул в сторону, Милое Создание издало радостный стон: на правой стороне груди на ровном месте появился нежно-розовый кружочек соска с маленькой твёрдой «жемчужинкой».
- Я же обещал, что пыток больше не будет, - кивнул Рейзер, после чего снова прильнул губами к груди Валерио.
Левая сторона, будучи стороной сердца, ныла ещё сильнее. Формирование соска уже начиналось с колющего зуда, перетекающего в тянущую боль и завершившегося сладким освобождением. Приятная дрожь сотрясала тело Валерио, но прочно прикованные руки не давали ему потерять равновесие.
Рейзер ничего не делал понапрасну – напротив, он ещё в незапамятные времена предусмотрел приковывать пленников наручниками во избежание травм. Валерио лишь осталось временно сожалеть о невозможности самому прикоснуться к обновлённому телу.
Но он всё ещё оставался под действием астральной кастрации, поэтому вполне мог считать себя красивым манекеном. Чтобы что-то прикрывать фИговым листочком, следовало сначала иметь это, и Милое Создание прекрасно понимало, что, будучи с окончательно оформившейся грудью, оно пока что пребывало в состоянии божественной бесполости.
Рейзер знал, ЧТО следует делать далее. К величайшему удивлению Валерио, он, полностью одетый и прямо в сапогах, залез в гранитную ванну. Одежда, которая должна была намокнуть и облипать тело, так же свободно сидела на нём, сапоги оставались по-прежнему сухими. Он с настойчивой мягкостью положил руки на бёдра юноши, лаская их медленно и нежно, в то время как прикосновения языка и губ заставили появиться впадинку пупка. Не останавливаясь, Рейзер скользил всё ниже, пока не остановился на совершенно гладком лоне.
Валерио чувствовал, как губы Бога Нижнего Астрала заботливо скользят по его телу, как рисуют неведомые фигуры там, внизу, заставляя набухающую плоть обретать давно утраченный объём. Признак пола Валерио образовывался очень быстро, и вскоре он уже совершенно без стыда стонал от радости и наслаждения.
Нежный, чистый голос мог заставить содрогнуться всю Вселенную, просторы которой благодатным дождём залила бы млечная жидкость, изливавшаяся из естества Валерио. В этот невыносимо-сказочный миг для него стёрлись все границы времени – оставалось только единение с Сердцем Мира. Дикие красно-розовые света плясали перед глазами, возвещая о вселенском экстазе. Тело ощущалось полностью и одновременно каждая его часть чувствовалась сама по себе. Валерио отчаянно старался выгнуть спину, вырваться за пределы, чтобы нырнуть в ярко блиставшую перед ним пучину… но опомнился, едва резкая боль в скованных руках напомнила об истинном положении дел.
С трудом открыв глаза, он удивлённо заметил, что вода в гранитной ванне стала молочно-белой от излившейся в неё млечной жидкости, и она пахла совершенно особенно и даже, вроде бы, как-то знакомо.
- Поздравляю, Валерио, - скупо улыбнулся Рейзер, - ты снова девственник.
Если бы не наручники, Милое Создание пошатнулось бы и свалилось в воду, больно ударившись о гранитное дно ванны.
- Это как?
- Очень просто, - отвечал Рейзер в той же сдержанно-насмешливой манере. – Я вернул тебе невинность, и ты снова стал сладким плодом с манящим ароматом для того, кто вновь полюбит твоё тело… а если ты постараешься стать лучше, то, вполне возможно, что и душу.
Он прекрасно понимал, как напряжённо чувствует себя Валерио, как затекли его длинные руки в жёстких оковах, поэтому, мягко поддерживая, Рейзер разомкнул наручники и подхватил юношу.
- Да уж, тебя мне придётся всё время на руках таскать, - усмехнулся он. – Ты-то, конечно, не тяжёлый, но подумай сам, КАК ты сможешь обходиться без моей поддержки. Советую тебе, Валерио, заставить себя идти, - он приказал жестом молчать и после этого продолжил:
- А то опять скажешь, что у тебя «ножки устали».
- Нет, не устали, - ошеломлённо возразил Валерио.
Рейзер без труда перескочил через бортик ванной и поманил юношу за собой. Но тот побоялся прыгать, чувствуя босыми ногами скользкий от воды и любовных соков гранит.
Бог Нижнего Астрала рассмеялся так, как никогда прежде не позволял себе этого.
- Не устаю тебе удивляться, Валерио. Ты не побоялся прыгнуть с крыши высотки, а теперь трясёшься, не в силах перешагнуть через бортик ванны.
- А вдруг я упаду прямо в ад? – вопросительно задрало Милое Создание бровь. – И мою кожу с костями прожарят на медленном огне.
- Нет ни рая, ни ада, Валерио, - неожиданно сказал Рейзер. – Я не буду тебе сейчас объяснять это, так что просто иди ко мне.
С непонятной для самого себя осторожностью Валерио выкарабкался из ванны. С него всё ещё текла вода, правда, совсем мелкими капельками. Рейзер даже позволил себе вытереть юношу своим бархатным плащом, а затем очень тщательно завернуть в мягкую ткань, закрывая его до подбородка.
У двери в кабинет Рейзера они остановились.
- Очень скоро я дам тебе одежду, - кивнул Бог Нижнего Астрала. – А пока приглашаю к себе…
Едва дверь распахнулась, Валерио, не помня себя от радости, вбежал в залу и закружился в блеске сине-зеленых факелов. В какой-то момент плащ распахнулся, и Валерио остался стоять бледной статуей среди мрачных стен. Его обнажённое тело источало свет, которого во все времена был лишён огромный кабинет. Около главной стены стоял большой трон, а по обе стороны от него протянулись ряды книжных полок. Здесь стояли только добротные, дорого оформленные издания одной-единственной книги – Библии.
- Вот это собрание сочинений! – восхищённо выдохнул Валерио.
- О, наконец-то Ваше Тёмное Величество пожаловало со своим кандидатом! – раздался сзади голос.
Валерио инстинктивно обернулся и сразу же завизжал от стыда, прикрывая руками грудь и новообретённый признак пола.
- Не стоило так пугать мальчика, Амадриэль, - заметил Рейзер.


V. «Я не блондинчик, а Валерио!»


И павлин тебе к лицу, и лохмотьев бахрома.
Группа «Пикник» - «Здесь, под жёлтым
солнцем ламп»


Бесполое существо во все глаза смотрело на стыдливые выкрутасы Валерио. Тот пока ещё не пришёл в себя окончательно, поэтому был не в состоянии видеть странного визитёра из Верхнего Астрала.
Амадриэль мог абсолютно свободно принимать облик и говорить голосом любого смертного, однако он был не способен скрыть пронзительного фиолетового блеска в глазах. Перепробовав бесчисленное количество образов, он остановился на худеньком девичьем теле и чёрных прямых волосах, стриженных под каре. Одежда его всегда была разного цвета, но неизменной оставалась её закрытость, хотя на его горле всегда можно было увидеть татуировку в виде чёрной розы.
Валерио очень медленно повернулся к незнакомцу, и первым вопросом его было:
- А что здесь делает этот ребёнок?
- Я – Посол Нижнего и Верхнего Астралов, Амадриэль, - представился «ребёнок».
Его винно-красные одежды только подчёркивали бледность кожи, а низкий голос заставлял всерьёз задуматься о принадлежности к какому-либо полу.
- Всё это, конечно, хорошо, Рейзер, - продолжал Амадриэль обращаясь к Богу Нижнего Астрала, - но, как мы с тобой и договаривались, я не могу принять товар, пока не увижу его получше.
- Всё в твоей власти, Амадриэль, - он отступил в сторону, давая визитёру полное право распоряжаться Валерио.
Юношу не могло не раздражать столь великое любопытство к собственной персоне. Он вертелся так и этак, отчаянно прикрывая руками грудь и всё, что ниже пояса, пока, наконец, маленькое существо, бывшее на четыре головы ниже его, не прижало Валерио к стенке… в прямом смысле слова.
- Ты что, не видишь, что я голенький? – краснея, спросил он.
Амадриэль громко рассмеялся, и его смех разлился по зале перезвоном хрустальных колокольчиков.
- А ты очень смешной, блондинчик.
- Я не блондинчик, а Валерио! – в ярости выкрикнуло Милое Создание.
- Валерио, - задумчиво повторил Амадриэль. – Значит, можно начать то, что я планировал сделать. Прежде всего, опусти руки.
Приказ какого-то существа с телом ребёнка показался Валерио слишком абсурдным.
- Маленький ты ещё, чтобы неодетых… мальчиков разгляды…
Фразу оборвала непонятная сила, заставившая Валерио окаменеть. Он мог только твёрдо стоять на ногах, дабы Амадриэль не вздумал учудить с ним злую шутку, и онемевшими руками прикрывать свои постыдные места. Но так продолжалось недолго. В какой-то момент руки стали совершенно невесомыми, и маленькое существо мягко помогло их опустить вниз.
Едва обнажённое тело Валерио предстало перед Амадриэлем во всём своём великолепии, тот принялся с бесстыдным интересом рассматривать его.
- Ты что, ангел? – удивилось маленькое существо.
- Да, падший ангел, который добровольно прыгнул с крыши, размазав крылья по асфальту, - с деланной гордостью ответил Валерио.
- Суицидник, ха-ха-ха!
Когда Амадриэль произнёс это слово, а затем рассмеялся, Валерио уловил резкий переход от низкого подросткового голоса до совсем нежного перезвона колокольчиков.
«Если это была шутка, то она не удалась», - сказал он себе, совершенно забыв о том, что целый Астрал слышит все его мысли.
- Нет-нет, я не шучу, - улыбчиво ответил Амадриэль. – А теперь повернись ко мне спиной.
Валерио беспрекословно повиновался. Существо изучало его тело очень внимательно, но внешним созерцанием, как оказалось, дело не закончилось. Едва оно прикоснулось к его плечу, Валерио затаил дыхание, боясь застонать и оттого ещё ниже уронить своё достоинство в глазах насмешливого ребёнка. Тот, конечно, знал БОЛЬШЕ, поэтому сумел заставить Милое Создание издать отчаянный вопль наслаждения, всего лишь легонько ущипнув его за сосок.
- Ты просто великолепен! – улыбнулся Амадриэль. – Но всё-таки скажи мне, Валерио, хочешь ли ты подняться в Верхний Астрал?
- Зачем? – округлил глаза юноша.
- Альзер оказывает великую честь, позволяя одному из грешников расстаться со своими злыми деяниями и присоединиться к Стороне Света.
- Неинтересно, - отрезал Валерио. – Ангелочки, цветочки – я что, прямо-таки должен этому Альзеру?!
- Очень-очень должен, - по-детски наивно ответил Амадриэль.
Терпение Валерио лопнуло.
- Вот когда он САМ ЛИЧНО мне скажет прийти, тогда я и приду!
Однако Амадриэль только рассмеялся в ответ.
«Сейчас у тебя как встанет!» - злорадно подумал он.
Всё произошло, как и хотел Посол-ребёнок: Валерио удивлённо уставился на свой отвердевший жезл. Он даже сглотнул от неожиданности.
- Эт-то ч-что такое?
- Не знаю, - с притворной наивностью в голосе ответил Амадриэль. – И никто не знает.
Маленькое существо издевалось, как только само желало. Амадриэлю был по душе облик невинного ребёнка, который, при более тесном знакомстве казался уж слишком развращённым. И, разумеется, его забавляло то, что он стоит полностью одетый перед совершенно голым Валерио.
- Чего же ты смущаешься? – Амадриэль разрушил неловкую паузу. – Боишься кончить? Тогда веди себя прилично.
«Куда уж приличнее», - отчаянно подумал Валерио, боясь расцветить тьму зала млечными соками, щедро стекающими со стен и коллекции Библий Рейзера.
К его же удивлению, желание кончить здесь и сейчас прошло так же неожиданно, как и возникло. Амадриэль всё ещё смеялся над своим розыгрышем: он подчинил себе не только тело, но и душу блондинчика. Рейзер в это время рассматривал какой-то средневековый французский фолиант и, видимо, делал вид, будто ничего вокруг не происходит.
Но в том-то и была штука, что Бог Нижнего Астрала мог скрывать свои мысли и от Амадриэля, и от Валерио, будучи намного выше по уровню ментального развития. Он прекрасно понимал, КАК обычно действует Посол: внимательно присматриваясь к узнику, оценивает его всего и, если грехи последнего не очень велики или уже давно искуплены, уводит с собой в Верхний Астрал. Но Валерио – случай особый. Убийца и самоубийца в одном лице – это будет похуже, чем взяточник, серийный маньяк и вор… почитай, террорист-смертник. А значит… Амадриэль уж вряд ли возьмёт Милое Создание в ненавистный ему, Рейзеру, край.
- Значит, ты не хочешь признать себя достойным чего-то великого? – неустанно спрашивал Амадриэль у Валерио.
- Да оставь ты меня в покое! – закричал тот в ответ, не выдержав подобного обращения.
- Ты и покоя не заслужил, хи-хи-хи! Глупый маленький мальчик! Ты думал, что путь к счастью лежит через самоубийство?
В ответ Валерио выдал бессмысленный набор ругательств, и собеседник понял, что на этом их разговор можно заканчивать.
«Как я и думал, Валерио не место в Верхнем Астрале, - передал свою мысль Рейзеру Амадриэль. – Пусть либо искупает свои грехи, либо остаётся в Нижнем Астрале».
«Спасибо, Амадриэль, - ответил Рейзер. – Можешь быть свободен».
Посол исчез так неожиданно, что зажмурившийся от стыда и раздражения Валерио даже ничего не почувствовал. Рейзер заставил его открыть глаза, и тот нехотя сделал это.
- Ты остаёшься ЗДЕСЬ, Валерио, - объявил он с лёгким торжеством в голосе. – К счастью для меня, Амадриэль – тот ещё ханжа, поэтому твоя личность показалась ему… неинтересной.
- Ну да, а что во мне интересного? – спросил Валерио. – Со мной всем было скучно.
- Возможно, всё возможно… Да, кстати, надо бы тебя как-нибудь приодеть.
- Зачем? Будешь держать меня в камере с удобствами?
Рейзер громогласно расхохотался.
- Ни в коем случае! Я решил отпустить тебя, Валерио… на просторы Нижнего Астрала.
- А-а, хочешь, чтобы я для тебя шпионил? – в глазах Милого Создания загорелись искорки азарта.
- Я и сам себе шпион, - не без гордости сказал Рейзер, - поэтому нет надобности в посторонней помощи. Просто тебе стОит взглянуть поближе на ту жизнь, которую ты невольно выбрал себе сам. Видишь ли, тюрьма Инферно – это не конечный пункт пребывания грешников, так что можешь радоваться хотя бы своему освобождению.
Ничего не понимая, Валерио удивлённо моргал глазами. Прежде он не задумывался о том, кто такой Рейзер, так хорошо, как сейчас, и, с подачи Кавена, считал «патрона» злобным садистом, однако теперь мнение изменилось прямо-таки кардинально.
Они двинулись в каком-то странном направлении, и пространство вертелось и кривлялось перед ними. В итоге Валерио оказался в маленькой комнатёнке, где не было ничего, кроме вешалки с чем-то тёмным да пары сандалий.
Рейзер услужливо помог ему одеться и обуться, но оказалось, что длинное одеяние Валерио несколько мешковато, а сандалии слегка жмут.
- Все, кто выходит на волю, получает такую одежду, - пояснил Бог Нижнего Астрала.
- А мои волосы? – не понял Валерио. – Я ведь не ношу их распущенными.
Пара пассов – и на ладони Рейзера возник неказистый чёрный шнурочек, довольно длинный и прочный.
- Не мог бы ты разделить его пополам, а то мне слишком длинно?
Рейзер выполнил и эту капризную просьбу, но сразу же предостерёг:
- Завязывать волосы я тебе не буду.
- И не надо, - фыркнул Валерио, - а то ещё захочешь взять себе мой локон на память.
О, если бы он только знал, что горькая шутка попала прямо в сердце Рейзера! Возможно, что у Богов нет и никогда не было сердец, но всё же и они не лишены эмоций, хотя очень тщательно скрывают их. Убирать волосы в хвост на ощупь, без зеркала, Валерио приходилось ещё в смертном мире. Теперь же он безумно радовался хотя бы этой оставшейся способности и, казалось, совсем забыл о неудобном одеянии и смехотворной обуви.
«Кажется, ты принадлежишь к тому редкому типу людей, которым идёт любая одежда, - очень тихо отметил про себя Рейзер. – Хоть шелка, хоть мешковина – это нисколько не убавит твоей красоты, только заставит её сиять ещё ярче. Валерио, что же я делаю с тобой? Зачем даю тебе свободу? Нам было бы так хорошо вдвоём… хотя прежде я никого из смертных не пытался сделать своим любовником».
Рейзер вывел Милое Создание прочь. Пространство всеми силами сопротивлялось выходу Валерио, но он, защищаемый Богом Нижнего Астрала, успешно преодолел этот барьер. Впереди оказалось влажно и шумно, даже стал ощущаться лёгкий холод. Валерио отчаянно попытался взять Рейзера за руку, но вдруг понял, что рядом с ним никого нет, а стоИт он… на улице.


VI. «Музыка по-прежнему тебя занимает»


Не беспокойся о том, что люди тебя не знают,
но беспокойся о том, что ты не знаешь людей.
Конфуций


Июнь был в самом разгаре. Александр давно привык к тому, что часто приходилось курсировать между своим частным домом и дядиной квартирой.
«Маятниковая миграция», - часто про себя смеялся он.
Как бы там ни было, а продавать великолепное жильё или, в лучшем случае, сдавать он не решался. Нет, он вовсе не искал для себя никакой материальной выгоды, просто прекрасно понимал, что всё равно однажды снова поселится в квартире. Частный дом постоянно требовал ремонта, вдобавок недавно пришлось менять окна: старые деревянные рамы рассохлись настолько, что не подлежали покраске. Если бы не Инамото, дома у которой тем же летом меняли стеклопакеты в спальне и на кухне, Александру запросто подсуетили бы каких-то халтурщиков, за которыми пришлось бы выносить огромные мешки мусора, а предварительно с вынужденным спокойствием слушать очередные басни о «прекрасных» пластиковых подоконниках.
В квартире дяди же весь ремонт ограничился выбрасыванием в мусор всего постельного белья и покупкой новых простыней и наволочек. От пушистого ковра – весьма прихотливой в уходе вещи – Александр также избавился, отнеся порядочно запятнанную шкуру к мусорнику. Прочие же вещи остались нетронутыми, особенно коллекция сувенирного оружия, которая вернулась на своё законное место в прихожей. В гостиной висели теперь сапфирово-синие шторы, и только, по прочитанным недавно дневникам из ноутбука Валерио, новый хозяин квартиры узнал, что прежде шторы были красными.
Александру нравилась эта квартира, пусть даже она располагалась на первом этаже, но в ней всё равно было как-то неуютно. Среди всей доставшейся ему в наследство красоты он ощущал себя потерянным, замкнутым. Окна комнат выходили все на одну сторону, причём вид из них открывался на деревянный забор – им был обнесён пустующий участок, оставшийся после разрушенной конторы, - а с весьма тесного балкона можно было с ностальгическим восторгом созерцать старую детскую площадку с заржавленными качелями-каруселями.
Поэтому Александр не заставлял себя задерживаться в квартире дяди: делал в ней каждую неделю влажную уборку, проверял счета на оплату, а затем благополучно возвращался в свой небольшой частный дом. Здесь он ощущал ту самую свободу, которой лишены владельцы квартир: собственный дворик, недурно устроенный сад со статуей ангела, к которому теперь ещё и прибавилась забота о виноградной лозе, верхушка которой виднелась с улицы над листом серого шифера.
«Увы, Валерио, был здесь лишь однажды», - вздохнул Александр, но вскоре одумался: нечего почём зря поминать усопших.
К четырём часам дня пришли Ваальвер и Инамото – эта встреча у них была запланирована, и Александр превратился в радушного хозяина. Ваальвер не уставал восхищаться красотой, сотворённой руками своего лучшего ученика при содействии сил Природы, особенно его порадовала виноградная лоза.
- А-а, если ты об этом, так скоро должна созреть «изабелла», - непринуждённо ответил Александр. – Ну, скоро, значит где-то в сентябре.
Ваальвер улыбнулся.
- Я и не подозревал, что ты окажешься настолько талантлив.
Инамото же рассматривала стоявший во дворе «Ламборджини Диабло». Она прекрасно понимала, что машина эта невероятно красива и весьма раритетна для 2011 года, но всё же её предназначение не включает в себя ежедневные поездки, скажем, по магазинам.
- А где твоя «четвёрка», Сашуля? – поинтересовалась она, не обнаружив на привычном месте машину со скошенным багажником.
- В ремонте, разумеется. Сейчас я сам занимаюсь ей. Тормозные колодки, покраска, обновление сидений – всё это, разумеется, давно надо было сделать толком, но я не мог. А на «Диабло» я езжу и вправду нечасто…
Они вошли в дом. Здесь царил всё тот же порядок и чистота, хотя мебель была довольно старой, но… у стены, на видном месте, стояла арфа с оборванными струнами, и на ней не было видно ни пылинки.
- Музыка по-прежнему тебя занимает, - утвердительно кивнул Ваальвер. – Если бы ты не играл, арфа стояла бы либо под слоем пыли, либо накрытая чехлом. Я ОЖИДАЛ от тебя этого, мой ученик.
- Есть и другой вариант: арфа – это мебель, - открыто сказала Инамото. – Она стоИт на видном месте, и ты вынужден стирать с неё пыль.
Александр сначала испуганно замахал руками, будучи задетым за живое, затем ответил:
- Да, я на ней и вправду играю. Может быть, не каждый день, но уж точно каждую неделю.
- Важна не столько техника, сколько душа, - согласился Ваальвер. – Практику ещё никто не отменял, но одно дело – правильно закрутить винт, и совсем другое – наполнить музыку жизнью.
Александр без долгих предисловий сел за арфу и сыграл что-то тихое и нежное, словно подтверждая свой ответ делом. Ваальвер и Инамото с восхищением слушали его, совершенно отрешившись от обыденной реальности. Казалось, после смерти дяди в племяннике проснулась новая сила, которая помогла его душе наполниться чем-то светлым. Конечно, Александр предпочёл бы видеть Влада, которого он давно простил, живым и здоровым, слышать его порою странные слова… Ни один порочный инстинкт не заслуживает того, чтобы из-за него держать зло на человека, который всё же помог тебе хотя бы расплатиться с дорогущей машиной. А сколько всего потерял Валерио, прыгнув с крыши высотки!
Надо сказать, от высотного здания Александр отказался сразу же. Он понимал, что деньги – это вещь важная, но получать их за продажу «места» самоубийства, чтобы тратить в своё удовольствие… это противоречило его понятию о чести.
Когда Александр закончил играть, повисла благодатная тишина, а через мгновение прозвучали самые искренние и долгожданные аплодисменты. Юноша так же душевно поклонился своим гостям.
- Мне всё-таки надо кое-что рассказать, - неожиданно заговорил Ваальвер. – Есть одна история, которая не даёт до сих пор мне покоя, пусть даже прошло слишком много веков…
- Веков? – насторожилась Инамото. – Значит, ты – долгожитель?
- Вовсе нет, просто… как бы сказать поточнее… мне ясно помнятся мои предыдущие воплощения.
Александр округлил глаза.
- Что ты хочешь этим сказать, Ваальвер?
- То, что надо знать не только своё настоящее и строить будущее, но иногда и задумываться о прошлом, особенно если оно слишком далеко.
Он задумчиво взглянул на «Натюрморт с цветами и плодами» Хруцкого, затем перевёл взгляд на Инамото и Александра.
- Моя история слишком далека от настоящего дня, но всё же предпочитаю рассказать её… одна, одна из множества прошлых жизней, самая поразительная и сложная…

* * *

Совсем недавно меня заставили вспомнить то имя, которое принадлежало мне в эпоху Древнего Китая – Вейж. Оно всплыло из небытия, и я вспомнил себя таким, каким был в ту далёкую эпоху.
В моей семье было трое братьев и одна сестра, поэтому, когда появился на свет я, радости в доме не было предела. Ещё один мальчик – это великое событие, это просто благословение самого Неба! Мой отец по случаю моего рождения (а по происхождению наша семья относилась к провинциальным аристократам) устроил великий праздник, пригласив на него бедняков со всей округи и бесплатно накормив их.
- Родился ещё один наследник семейства Ли Чан! – кричали люди, радостно делясь этой вестью.
Родители мои, надо сказать, всегда были готовы помочь тем, кто нуждался в помощи, никогда не кичась богатствами. Их почитали, к ним обращались за советом, и они всегда выслушивали просителя. Если это был действительно добрый человек, они сердечно помогали ему, если же это был очередной завистник, он тоже не уходил прочь без разумного напутствия, однако же не имел никакого желания впоследствии отомстить.
Итак, с самого рождения я усвоил, что имя моё – Вейж Ли Чан, и я – величайшая надежда моей семьи.
Едва мне исполнилось всего три года, отец нанял учителя, который занялся моим начальным образованием. Меня обучал грамоте не просто образованный человек, а монах из монастыря Шао-Линь, который в то время находился в необходимом для самосовершенствования странствии.
- Способности вашего мальчика просто великолепны, почтенный Ли Чан, - сказал он моему отцу после первого же занятия. – Мальчик проявляет такой живой интерес к иероглифам, как солнце к целому миру. Ему непременно следует получить образование, достойное самого Будды. Однако не путайте глубокие познания с мудростью и общечеловеческой любовью – всему следует развиваться в гармонии.
К величайшему сожалению моего отца, монах приходил в наш дом ещё пару раз, но за это время я непостижимо быстро освоил «Троесловие» [4] и уже приступил к освоению учебника «Сто фамилий». [5]
- Я буду молиться о том, чтобы ваш сын, почтенный Ли Чан, стал величайшим мудрецом в целом мире, - напоследок сказал монах, прежде чем покинуть наш дом.
Я учился грамоте и хорошим манерам достаточно быстро, кроме того, моя душа также тяготела к музыке, что не могло не радовать моих родных. Братья мои были обучены грамоте вполне достойно, однако занимались всего лишь ведением счётных книг в лавках торговцев шёлком, а изредка сочиняли какие-нибудь нехитрые стихи о красоте природы. Сестра была девушкой на выданье, и ей пока запрещалось носить украшения и вышитую одежду, так что она пока помогала матери вести хозяйство.
У меня сменилось несколько учителей, прежде чем мой отец на семейном совете решил, что моё образование останется недостаточно полным, если я не побываю в Столице. (Прежде я слышал это волшебное слово только из разговоров моих старших братьев, однажды обсуждавших поставляемый их хозяевами товар.)
На дорогу мне была дана весьма щедрая сумма денег, дабы я остановился в приличном доме, и несколько наставлений, одно из которых касалось моего дальнейшего жизненного пути.
- Слушай внимательно, Вейж Ли Чан, - говорил мне отец, и в глазах его я заметил ту добрую строгость, какая возникает у величайших мудрецов. – Столица – это величайший мир, но мир этот наполнен не только добрыми, но и худыми делами. Смотри не на яркость красок, а вглядывайся в самую суть того, что поначалу показалось тебе привлекательным. Веди себя достойно среди людей, не кичись своими талантами на каждом углу, но уважай всякого, как самого себя. И если на твоём пути окажется человек достойный и мудрый, не упусти возможности завязать с ним добрую дружбу, дабы научиться тому, чего сам ты пока не знаешь.
Напоследок он присовокупил к словам изречение Конфуция, которое дословно помнится мне и сейчас:
«Благородный муж знает о своем превосходстве, но избегает соперничества. Он ладит со всеми, но ни с кем не вступает в сговор».
…И вот я, 16-летний юноша, через считанные дни оказался в Столице.
Сказать, что я поразился красоте и разнообразию красок – это не сказать ничего. В той провинции, где я родился и получил воспитание, не было всей этой пышности, важности. Никто не кричал «Расступитесь, идёт господин такой-то», когда по улице проносили паланкин важного сановника. И никто не падал на колени в почтительном раболепии, пачкая платье в дорожной пыли. Но я был хорошо знаком с этой традицией и не стал противоречить неписаному правилу, усвоенному ещё в раннем детстве.
Мой отец оказался абсолютно прав, и теперь я с лёгкостью применял выученные мною правила этикета. Поначалу мне даже казалось, будто страницы той величайшей книги оживают в памяти, видятся во всех подробностях, до мельчайшего иероглифа. Это незабываемое чувство знания окрылило меня, заставило забыть о том, из каких неведомых далей я прибыл.
Если выражаться современными словами, моё состояние называлось «культурным шоком». Казалось бы, я не покидал границ Китая, но путешествие в мегаполис (и пусть меня снова простят за не старинный термин) перевернуло моё представление о жизни. Все люди казались мне прекрасными, даже нищие, протягивавшие треснутые чашки и протяжно завывающие о подаче милостыни и благословении Будды. Только из доброты душевной, я подал одному такому бедному человеку несколько серебряных монет; но, стоило мне обернуться вслед, как ловкий попрошайка пел ту же песню уже на другой стороне улицы.
Я побывал во множестве разных лавок, попробовал прежде не ведомые мне блюда – простые, но такие непритязательные. Прежде знавший только о книгах разнообразных поучений и мудростей, с удивлением открыл для себя развлекательные романы о любви и приобрёл несколько дешёвеньких книжек. Однако в лавке, где продавались музыкальные инструменты, я, казалось, был готов поселиться навеки.
Там пахло деревом и лаком, всё блестело и манило к себе. Хозяин, человек средних лет, представившийся как Делун («добродетельный заказ»), сразу увидел во мне не праздно гуляющего юношу, но почитателя музыкального искусства.
- На чём вы учились играть, благородный человек? – с интересом спросил он.
Моё музыкальное образование в ту пору значительно уступало грамоте, но всё же играл я, честно сказать, неплохо на матоуцине. [6]
Делун улыбнулся:
- Тогда вы можете посмотреть один великолепный экземпляр, - сказал он и, выйдя из-за прилавка, любезно снял со стены и взял в руки означенный инструмент.
Его великолепный тёмно-коричневый цвет и голова лошади на грифе произвели на меня впечатление чего-то божественного. Просто тот матоуцинь, который достался мне от одного из братьев (музицировавшего весьма посредственно), несмотря на превосходное состояние, явно сменил множество хозяев: струны из конского волоса были натянуты плохо, иногда отдельные волоски отрывались во время игры; корпус немного поцарапан (и это при том, что инструмент хранился в специальном футляре), а голова лошади, некогда великолепная и изящная, безжалостно сломана наполовину.
Я учтиво спросил, не соблаговолит ли хозяин позволить ему сыграть что-нибудь, и Делун без колебаний дал разрешение.
Та пьеса, которую исполнил я, показалась ему незнакомой, но ведь я был из провинции и не мог знать, какую музыку слушают в Столице. Глубина звука и сила его захватила меня настолько, что я был просто не в силах остановиться, и сделал это только из уважения к Делуну.
- Я не учитель музыки, но ваша игра, благородный человек, показалась мне весьма интересной, - вынес он своё заключение. – Вы хотите стать музыкантом или просто продавать музыкальные инструменты, подобно мне?
Слишком быстро заданный вопрос заставил меня предаться некоторому размышлению.
- Господин Делун, - ответствовал я, - мне бы очень хотелось иметь в собственности этот чудесный матоуцинь, но, не желая обременять вас излишним убытком, я с радостью примусь за работу, и едва размера моего жалованья будет достаточно для покупки инструмента, дайте мне его взамен полагающихся мне денег.
Искренность моя заставила хозяина лавки глубоко задуматься.
- Прежде я не брал себе учеников, - сказал он. – Ты, как я посмотрю, очень учтив и искусен, поэтому можно попробовать сделать тебя моим помощником. Для начала изучи записи в книге заказов – кто, что и в каком количестве желает приобрести…
Одного взгляда мне хватило, чтобы понять, как просто и разумно, а главное благородно, дело владельца лавки. Математику я знал сверх того, что требовалось для торговца, благородному поведению был научен в совершенстве, не говоря уже о почтительном отношении к старшим. В общем, Делун дал мне три дня, в течение которых я должен был проявить себя с лучшей стороны. Он оказался так добросердечен, что выделил мне маленькую комнатку в своём доме, где жил с женой и малолетним сыном, поэтому у меня появилось не только занятие, но и крыша над головой.
Мне ничего не стоило запомнить названия инструментов, особенности ухода за ними, а также рекомендации по перевозке и хранению. В лавку заходило очень немного покупателей, и я всегда молчал, когда меня не спрашивали и когда говорил Делун.
Однажды, стоило хозяину удалиться из лавки из-за какого-то важного дела, я не удержался и осторожно взял в руки тот самый матоуцинь. Мне не пришлось долго раздумывать, и смычок в моей руке принялся сам выводить какую-то непонятную мелодию. Она была прекрасна, просто великолепна! Вот какую возможность открыл для меня новый инструмент! Я позволил себе прикоснуться к великой тайне музыки, на какой-то миг забыть о торговых делах и одном важном заказе, который следовало доставить сегодня (у Делуна, конечно, для этих целей был слуга, но в его обязанности не входило упаковывать товар надлежащим образом)…
Врасплох меня застал вошедший господин в расшитых серебром одеждах. Он держался очень важно, даже надменно, подозрительно осматривая небольшое помещение. Делун же, кланяясь, за что-то принялся извиняться, называя важного человека «господин Кианг». [7]
Позднее я понял, что совершил непростительную ошибку – позволил себе сидеть в присутствии человека, превосходящего меня рангом, а сейчас…
- Я много слышал о вас, Делун, и о вашей лавке, - заговорил господин Кианг. – Вижу, простолюдины сюда не заглядывают, однако вы позволяете себе приглашать на время рабочего дня музыканта, да ещё какого!
- Господин Кианг, это всего лишь мой ученик, - покорно отвечал Делун, - и он умеет играть на матоуцине.
- Умеет! – внезапно разразился громогласным голосом клиент. – Умеют играть только бродячие артисты, а этот молодой человек ИГРАЕТ, потому что ему это нравится!
Впервые в жизни мне довелось наблюдать, как в голосе одного человека смешиваются интонации гнева и восторга. Тогда я не понимал, а сейчас, по прошествии стольких веков, прекрасно знаю: высокопоставленный клиент вёл себя так потому, что у него было очень много слуг – как среди тех, что прислуживали в его доме, так и среди обычных горожан.
Господин Кианг, разумеется, пришёл в лавку не для того, чтобы послушать меня (и я это полностью осознавал), а за давно заказанным янцинем [8], так необходимым для аккомпанирования в домашнем театре (всё это мне стало известно со слов самого клиента).
Взгляд нашего самого главного с Делуном покупателя, острый и точный, как стрела, всегда мог остановиться на каком-нибудь не вполне заметном дефекте товара, и тогда нам оставалось только терпеливо кланяться и уверять, что «этот страшный кусок дерева будет выброшен и заменён на приличный музыкальный инструмент». (На самом деле, Делун просто менял местами не понравившийся господину Киангу товар, едва тому стоило скрыться, и на месте «брака» стояли более достойные вещи, ранее стоявшие в дальних углах лавки.)
Однажды господин Кианг снова посетил лавку, всё так же придирчиво рассматривал музыкальные инструменты и, вероятно, что-то прикидывал в уме. Но между делом он всё поглядывал на меня, подозрительно переводя взгляд на товар, и я, по наивности своей, решил, будто за какие-то двадцать дней натворил ужасные беды, хотя у Делуна со мной не возникало никаких проблем.
- Любезный Делун, - наконец промолвил господин Кианг, - я хотел бы, чтобы этот прекрасный юноша, который прислуживает тебе, увидел хотя бы раз настоящее искусство, - голос его наполнился восхищённой гордостью. – Неужели можно чему-то научиться, только лишь смахивая пыль со всего этого добра да продавая его щедрым клиентам? Вот я и решил пригласить твоего ученика на представление моего домашнего театра, потому что ни один чиновник Столицы не имеет такого театра, как я!
Делун по-отечески добро посмотрел на меня.
- Вейж, господин Кианг оказывает тебе великую честь. Ты должен выполнять то, что он говорит. Не каждый простолюдин может похвастаться тем, что он присутствовал на представлении для аристократов.
Конечно же, душа моя разрывалась между желанием остаться с Делуном и принять приглашение господина Кианга. На самом деле, мне очень хотелось отказаться и сказать своё «нет», но этот поступок был бы слишком обиден для Делуна, который видел во мне будущего наследника своей лавки. Я в который раз вспомнил, что отец советовал подружиться с мудрецом, каковым, возможно, и являлся господин Кианг, так что согласие выводило меня на верный путь.
«Всё хорошо, - успокоил я себя. – Один раз можно посмотреть на жизнь аристократов Столицы, а потом я непременно вернусь к Делуну. Я всё-таки своим трудолюбием и честностью заслужил небольшой отдых…»
Несмотря на нелюбовь аристократов к передвижению пешком, господин Кианг являл собой в этом смысле огромное исключение. Правда, ходил он по Столице в сопровождении пяти телохранителей, но меня это нисколько не удивляло.
- Понимаешь, Вейж, - говорил он мне, когда мы шли по улице, сопровождаемые поклонами освободивших дорогу жителей Столицы, - я никогда не любил передвигаться в носилках. Смотреть на мир вокруг сквозь занавеску, сидеть в неудобной позе – это весьма удручающее дело. Я считаю его достойным лишь почтенных старцев, нуждающихся в заботе, да знатных дам, носящих весьма неудобные башмачки, от которых их ножки приобретают так необходимую форму лотоса.
Вскоре, внимая мудрому человеку, я и сам не заметил, что мы прибыли к воротам необыкновенно красивого дома.
- Вот в этом дворце я и живу, - не без гордости сказал господин Кианг.
_______________
[4] «Троесловие» - трактат, прославляющий мудрецов и отображающий основные принципы конфуцианской морали. Каждая строфа «Троесловия» состояла из трех иероглифов, благодаря чему книга и получила свое название. (Примеч. автора по материалам http://www.chinatrips.ru/guide/overview/education-in-ancient-china.html.)
[5] «Сто фамилий» - рифмованный список китайских фамилий. Широко известен в Китае, так как служил учебным текстом для заучивания иероглифов наизусть. (Примеч. автора по материалам http://ru.wikipedia.org/wiki/Сто_фамилий.)
[6] Матоуцинь (он же моринхур) - струнный смычковый музыкальный инструмент монгольского происхождения, распространён в Монголии, регионально на севере Китая. Головка грифа моринхура традиционно изготавливается в виде головы лошади. Звук инструмента в монгольской поэзии сравнивается с лошадиным ржанием или с дуновением ветра в степи; в некоторых композициях звук инструмента имитирует ржание. (Прим. автора по материалам http://ru.wikipedia.org/wiki/Моринхур.)
[7] Китайское имя Кианг означает «сильный мужчина».
[8] Янцинь - китайский струнный музыкальный инструмент наподобие цимбал.


VII. «Эге-гей, вот это крошка!»


Счастливчик, одно слово! Даже из помойной ямы
он вышел бы благоухающим, как розочка.
Нил Гейман «Американские боги»


Валерио даже не представлял себе, что Нижний Астрал – это не только тюрьма Инферно и покои Рейзера. Стоя на грязной улице, опираясь на закопчённую кирпичную стену, исписанную граффити, он никак не мог вспомнить, ЧТО он там делает.
Обстановка напоминала ему какой-то мерзкий маленький городишко, грязный и противный до невозможности. Свет давала единственная жёлтая лампочка, которую порывы ветра раскачивали вместе со ржавым металлическим абажуром. Неподалёку стояло несколько мусорных баков; их металл успел заметно прогнить и продырявиться, отчего вокруг разливалась непередаваемая вонь, вызвавшая бы у смертного дичайшую рвоту. Валерио же просто морщился и закрывал нос рукавом своего мешковатого «наряда».
Наконец он решился идти вперёд, куда бы ни привела дорога между двух грязных стен. Под ногами чавкали смешанные с грязью нечистоты, один раз даже прошмыгнула толстая серая крыса. Не верилось, что ад (если это он) может выглядеть именно так.
Впереди множество огоньков рассеивало свет. Валерио присмотрелся: компания из шести оборванцев крутила «фаеры», причём между делом они обменивались какими-то непристойными шуточками. Поодаль стояли две девицы в коротких юбках, чем-то похожие на школьниц.
- Мисси, мне этот вертеп порядком надоел, сказала одна, смачно плюнув на землю и затушив каблуком сапога брошенный окурок. – Ты чё, хочешь и дальше ошиваться среди этого дерьма? Да твой мозг давно истлел, моя милая!
У той девицы, которая затоптала окурок, была весьма вызывающая внешность. Резкий, почти орлиный нос, пухлые красные губы, пронзительные серо-голубые глаза и светлые, почти белые волосы до плеч. Чёрная мини-юбка была готова задраться при каждом шаге, а коротенькая голубая блузка, расширявшаяся книзу, нагло обрисовывала очень даже заметную грудь. Вдобавок девица была в сапогах на шнуровке, надетых поверх чёрных сетчатых чулков.
Та, которую она назвала Мисси, была намного ниже её ростом, с огненно-рыжим каре прямых волос. Совсем детская, скромная фигурка, совершенно лишённая каких-либо объёмов. Она была в чёрной блузочке с белыми пуговицами и белой короткой юбке, уже успевшей покрыться чёрными пятнами. Мисси с интересом смотрела на крутивших «фаеры» придурков и, казалось, совершенно не слышала слов подруги.
- Дебби, я остаюсь здесь, - неохотно выдавила из себя она. – Если хочешь, можешь идти к самому Альзеру – мой ответ остаётся прежним.
- Вот же чёрт! – Дебби презрительно посмотрела на Мисси, после чего гордой походкой пошла прочь, прямо к тем стенам, в тени которых затаился Валерио.
Столкнувшись с сидевшим в засаде юношей, блондинка очень громко выругалась, потом обернулась, чтобы полюбоваться предметом своих недовольств. Она сначала заморгала глазами, видя простодушную улыбку на лице Валерио, а затем радостно принялась тискать его.
- О, подружка, ты – моё спасение!
Превосходя Валерио ростом, она слегка подняла его в воздух, и он едва сохранил равновесие, когда настойчивые объятия раскрылись.
- Ты кто такая? – спросил Валерио. – То, что тебя зовут Дебби, мне ни о чём не говорит.
Блондинка рассмеялась.
- Ну, пусть я – бывшая проститутка, которую прикончил сутенёр после того, как она утаила часть своего дохода… Стоп! Сначала он допросил меня с пристрастием – иглы под ногти, плётка, потом – резиновый мячик в рот – и смерть от раскалённого прута, введённого в…
- Фи, какая гадость! – закричал Валерио.
- Ты права, Верзила Бенни был настоящим гадом, - кивнула Дебби. – Кстати, вижу, что ты новенькая, - она схватила Валерио за рукав тёмного одеяния. – А вот я уже невесть сколько скитаюсь по Тёмному Астралу. Моя сестра Мисси тут прямо освоилась, а мне вся эта грязь уже порядком надоела. Думаю, ты будешь не против, если я попрошу тебя отдать мне это одеяние?
Наглость девицы озадачила Валерио, и он вновь вспомнил о своём цинизме.
- Ага, а я тут ни с чем останусь!
- Почему же ни с чем? – удивилась Дебби. – Можешь надеть мою одежду – она у меня почти не грязная.
Валерио вздохнул. Он так хотел сказать этой шлюхе, что он вовсе не девушка, но не нашёл в себе сил.
- Вот и славненько! – обрадовалась Дебби. – Раздевайся!
В темноте Валерио было прекрасно всё видно, и он ответил настойчивыми протестами.
- Я стесняюсь, - пояснил он и для большей убедительности добавил, что у него светобоязнь.
Но Дебби было не так легко остановить, и они всё же разделись во мраке стен, отвернувшись друг от друга, а затем обменялись одеждой. Первым делом Валерио натянул красные шёлковые трусики, дабы не раскрывать свой пол попавшейся на пути девице, а затем очередь дошла до всей остальной одежды и завершилась сапогами на каблуках.
Переодетая в рубище и сандалии, Дебби критически смотрела на Валерио и не могла сдержать смешков.
- Да-а, мои шмотки тебе идут гораздо больше, - сказала она. – Сейчас ты просто принцесса, по сравнению со мной!
Расточая комплименты, она едва скрывала радость от смены одежды. В Нижнем, точнее Тёмном Астрале всякий, кто желал уйти в Верхний Астрал, должен был обменяться своей одеждой с новичком, легко узнававшемся по сандалиям и тёмному рубищу. Таким образом, новоприбывший вливался в общество, в коем ему было суждено провести некоторое время… возможно, очень даже приятное.
Успокаивало Валерио лишь почти полное соответствие размеров одежды и, особенно, сапог. Правда, тут же возникла проблема - каблуки. Валерио даже при жизни не пробовал носить столь неудобную обувь, поэтому ноги его стояли теперь слишком нетвёрдо и криво, слабенько держа равновесие.
- Привыкнешь, подружка! – Дебби послала ему воздушный поцелуй и упорхнула вдаль, облачённая в просторное тёмное рубище и удобные для бега сандалии.
Валерио же очень осторожно принялся выбираться наружу. Компания, всё так же опасно вертя «фаеры» над головами, начала уходить куда-то, а с ними поспешила и восторженная Мисси. Валерио проследил направление их движения, но потерял компанию из виду довольно быстро, пока доковылял на подгибающихся ногах к лабиринту узких улиц.
Здесь стояла такая же вонь, но было гораздо душнее и противнее. Всё те же лампочки – иногда в абажуре, иногда просто ввинченные в патрон – освещали своим неверным светом тесное пространство. В мире маргинально тесного единства смешались жилые дома, бары, магазины и старые склады. Тянущая боль в ногах заставила Валерио остановиться перед одной вывеской с изображением пьяно улыбающейся вишенки над дверью бара-ресторана «Счастливая скотина». Он уже успел немного привыкнуть к каблукам, поэтому, войдя внутрь почти уверенным шагом, заставил всех охать и ахать от восхищения.
Разномастная публика, в том числе и какие-то монстры с человеческим телом, ненасытно уставилась на него. Их пропитанные алкоголем рожи и потемневшие губы алчно предвкушали славный пир, пока вся зловонная масса чудовищ изучала своими глазищами слишком уж чистенькое Создание рода человеческого.
- Эге-гей, вот это крошка! – пихнул один мускулистый гигант второго. – Славная фигурка!
- Не-е, я люблю брюнеток, - скривился его сосед слева, - к тому же полненьких. А тут и потискать-то нечего.
Сосед справа молчал, но из его раскрытого рта уже тёк ручей слюны прямиком в тарелку с грязной похлёбкой, где в жиру плавало нечто, похожее на глаз.
- Арзул, ты чего это весь суп из кишок своей слюной сдобрил? – недовольно спросил его любитель брюнеток. – Между прочим, мою порцию. Я сейчас блевану от твоей слюнявости…
- Ну и блевани, Беркис, - нашёлся с ответом Арзул. – Я на сегодня уже сыт по горло. Так что девочка – моя!
Гигант, сидевший в середине, занёс было свой огромный кулак на Арзула, но нанести удар помешал его же собственный рыг, рокотом прокатившийся по залу.
- Вот тебе желе из селезёнки, Джеролан! – расхохотался Арзул. – Я же говорил, что от него многие смачно рыгают и полдня ходят, словно бочка газировки, булькая при каждом шаге.
- Да пошёл ты, Ар… гр-ры-ы-ык…
Валерио смотрел на «трёх богатырей» удивлёнными глазами. Нельзя сказать, чтобы ему было страшно или смешно, но… он пытался понять, что это за дрянь была у странной троицы в тарелках.
- Иди к нам, милая девушка! – прокричал на всё помещение Арзул. – Мы тебя человечинкой угостим.
Услышав сии слова, юноша теперь уже всерьёз вскрикнул от ужаса, но, благодаря очередному рыгу Джеролана, не был услышан никем. Между тем, сытый по горло, Арзул от всей души осыпал добрыми пожеланиями своих сотоварищей, пожелав им, в частности, «бл…ского аппетита», и медленно поднялся из-за стола.
Колени Валерио задрожали: ростом он едва доставал гиганту до плеча, таким образом, в здоровяке присутствовало, по меньшей мере, двести сантиметров.
- Красавица, я иду к тебе! – приветственно раскинул руки Арзул, но юноша попятился к двери.
Кроме троих монстров, в баре-ресторане присутствовали и прочие мерзкие морды (и некоторые из них были близки к человеческим), однако они не принимали столь живого участия в разыгравшейся сцене. Арзул начал медленно приближаться к «девушке», и Валерио, наконец, понял, что единственным спасением для него станет бегство. Но он только и мог, что быстро идти: сапоги на высоких каблуках заставляли ноги подворачиваться. Будь Валерио смертным, он бы давно подвернул обе ноги, а так неуклюжая походка делала его похожим на подвыпившую проститутку.
Он видел вокруг лабиринты улиц, он выбирал направление абсолютно наугад. Бесконечное зловоние, чьи-то голоса, лампочки, свет и тьма, липкие стены… За спиной всё громче сопел преследователь, и страх попасть в его лапы вконец перепутал все мысли. Валерио даже не заметил, как попал в самый настоящий тупик из трёх стен.
- Не стесняйся, моя милая, я не обижу тебя, - раздался за спиной рокот голоса Арзула. – Девочек обижать нельзя…
- Я… я, я... – испуганный Валерио не мог вымолвить ни слова от страха, еле найдя в себе силы повернуться лицом к противнику.
Только сейчас он пристальнее всмотрелся в Арзула. Любой чемпион по силовому экстриму выглядел, по сравнению со смуглокожим гигантом, просто Дюймовочкой. Эти в десятки раз увеличенные мускулы, эта мерзкая рожа с большим носом, маленькие чёрные глазки – всё в Арзуле было создано, чтобы вызывать бесконечный страх. Смотришь и глазам своим не веришь: вроде, человек, но уж больно грубый и огромный, как древний каменный идол.
- Как тебя зовут, девочка? – неожиданно любезно поинтересовался Арзул.
Юноша, содрогаясь мелкой дрожью, почти по буквам назвал себя.
- Валерина, - рожа оппонента расплылась грязнозубой улыбкой. – Прелестное имя!
Милое Создание горько вздохнуло. Оно почувствовало себя героем, попавшим в лабиринт Минотавра, который стоял и ухмылялся перед ним.
Но алчный Арзул не стал брать тайм-аут и, радостно потерев огромные ладони, двинулся прямиком на юношу, безжалостно приперев его к стене. Осыпав Валерио матерными комплиментами, он сразу приступил к делу и спустил с него коротенькую юбочку до самых щиколоток.
- Хорошенькая сучка, - хищно облизнулся он, разглядывая стройные бёдра юноши и низ живота, пока что прикрытый красным шёлком трусиков. Его огромная ручища коснулась потайного места, но палец никак не мог продвинуться дальше, наткнувшись на что-то твёрдое.
- Проверяешь мою девственность? – криво усмехнулся Валерио. – Я – сама невинность. Правда, Арзул.
Гигант остановился.
- Малышка, ты назвала моё имя? Значит, и я буду к тебе милостив, Валерина. Обещаю, будет совсем не больно…
- Выверни карманы, - потребовал Валерио. – Вдруг ты с собой взял нож или пистолет, а у меня сейчас нет оружия.
Арзул нахмурился, демонстративно вывернул карманы грубых, запятнанных грязью штанов и с улыбкой доложил:
- Ни камушка за пазухой. Если не считать моего верного спутника…
Он расстегнул лямки комбинезона и спустил штаны – Валерио высунул язык от омерзения. Милое Создание не смело даже предполагать, чтобы Арзул обладал такой огромной волосатой «дубиной», толщиной в ствол дерева, и увесистыми яйцами, размером с баскетбольные мячи.
- Ну, что скажешь, Валерина? – довольно проговорил Арзул. – Держу пари, я у тебя буду самым первым и самым большим!
- Не хочу-у-у… - взвыл Валерио, на глаза которого наворачивались слёзы.
Нет, не такую реакцию вызвало у него мужское достоинство, словно он и вправду был девушкой. Но девушка ты или нет, а дырка всё равно где-то есть, и при одной мысли, что туда может влезть этот мерзкий древесный ствол, Валерио дал волю слезам. Теперь он уже плакал навзрыд; только гласные звуки могли выразить его отчаянный страх – страх жертвы, угодившей в капкан.
- Сейчас, моя милая девочка, - увещевал Арзул, слизывая со щёк юноши дорожки слёз шершавым, как наждачная бумага, языком. – О, какая сладость, какая сладость в твоих слезах! Слёзы девственницы не успела испортить горечь блудницы.
Валерио, как мог, сопротивлялся, но это только больше распаляло гиганта. Огромная рука его одним махом сорвала с юноши шёлковые трусики, и тот даже не успел закричать, как…
- А-а, так ты – андр-р-рогин! – громкий рык Арзула едва не вывернул наизнанку весь пейзаж вокруг.
По сравнению с «дубиной» противника, достоинство Валерио, затвердевшее от страха, выглядело скромной «сосиской».
- Ну, хоть не кастрат, - наконец выдал гигант, любуясь и нагло сравнивая «стволы», словно пытаясь их измерить. – Конечно, я могу отличить парня от девушки, но, когда увидел тебя в «Счастливой скотине», совсем потерял голову. Видишь ли, Валерина, под конфетной обёрткой всегда прячется не то, о чём мы думаем.
Закрыв глаза, Валерио попытался отрешиться от всей этой шокирующей грязи, которая так и лезла в его душу сквозь каждую пору на коже. И, чем больше он убеждал себя в нереальности происходящего, тем сильнее чувствовал голым задом липковатую шершавость кирпичной стены.
Пальцы Арзула уже ощупывали грудь…
- Совсем плоская, даже не верится, - восхищённо говорил он. – Терпеть не могу огромные титьки: они так страшно мешают, когда ты трахаешь бабу.
- Пожалуйста, не называй так мои сосочки, - взмолился Валерио. – Они маленькие и… хорошенькие.
- Значит, МОЖНО взглянуть на них? – в глазах Арзула полыхал триумф.
«Наконец-то она сдаётся! – сказал он себе. – Эта очаровательная малышка отдаёт себя мне, большому дяде с большими яйцами».
Валерио высоко задрал шёлковую блузочку, позволяя Арзулу насладиться зрелищем нежно-розовых сосков, которые уже стали маленькими и твёрдыми от возбуждения. В ответ раздался похотливый рык, который мог принадлежать только дикому зверю.
- Валерина, моя милая, - наконец заговорил Арзул по-человечески, - ты прекраснее любой Венеры! Я готов навеки стать твоим рабом!
Юноша, глаза которого ещё оставались влажны, рассмеялся.
- Сразу видно, что ты когда-то был человеком. Ты говоришь о времени, Арзул.
- О да, я БЫЛ человеком, - подтвердил гигант, - кем – не важно, зато ты видишь, в кого я превратился.
Между тем его губы алчно обслюнявили сосок Валерио, а затем он, и так пригибавшийся, чтобы было удобнее проводить свои манипуляции, опустился всё ниже, оставляя на теле юноши липкую дорожку слюней, которые, ко всему впридачу, отдавали зловонием.
- Валерина, у тебя такие красивые сапожки, - страстно дышал Арзул, заставляя Валерио дрожать от порочной страсти.
Тем временем сам Арзул был на пределе своих сил, и вскоре его гигантский ствол, словно пушка, взорвался потоком спермы. Каким-то чудом он сумел повернуть «мачту» так, что на златокудрого юношу не попало ни капельки, хотя, будь тот женщиной, здоровяк окатил бы её с головы до ног своей спермой, дабы эта тварь твёрдо знала своё подчинённое положение.
Пока Арзул застёгивал свои штаны, Валерио в сладких судорогах изнемогал у стены.
- Тебе помочь, Валерина? – спросил здоровяк при виде мучений юноши.
- Н-нет, я как-нибудь са-ам…
- Прощай, Валерина! – не оборачиваясь, махнул рукой Арзул, уходя в хаотическое переплетение улиц.
«Та-ак, как там это делается?» – спросил себя Валерио, силясь вспомнить способ снятия напряжения.
Он никогда не думал, что гигант наподобие Арзула когда-либо сможет его возбудить, но акт изнасилования доказал обратное. Это в мире смертных можно изящно упорхнуть от маньяка, дать ему по голове или сломать нос, потому что он не станет тебя гипнотизировать, а в Нижнем Астрале такие шуточки не пройдут… пока не прошли.
Одной рукой он принялся нежно сжимать сосок, а другая, лихорадочно скользнув по бёдрам, ухватилась за основание члена и принялась приводить его в боевую готовность. Валерио и сам не заметил, как излился горячим млечным потоком на асфальт… Несколько минут он стоял, прижавшись к стене, липкий и потный, улыбаясь своему удовлетворённому эго.
Он всё же нашёл в себе силы, чтобы одёрнуть задранную блузочку, а затем подобрать изрядно помятую и уже не «почти не грязную» юбку и кое-как надеть её. Будь эта женская «обманка» длиннее – никаких проблем, можно совершенно не бояться отсутствия нижнего белья, а так… Приходилось идти весьма размеренными шажками, дабы случайно разоблачённое мужское достоинство не могло возбудить чей-то демонический сексуальный аппетит.
К счастью, ни одно человекоподобное существо не обращало на Валерио никакого внимания. Как и в Реальном Мире, все шли по своим делам, болтали, матерились, но никому не было дела до «блондинки», кое-как бредущей в высоких шнурованных сапогах.
В это время одинокий юноша с тёмно-русыми локонами до плеч, слушая музыку в плеере, столкнулся плечом с Валерио.
- Эй, волосатый, смотри, куда идёшь! – жалостно закричал тот, быстро одёргивая юбку.
Парень вынул из левого уха белоснежный вакуумный наушник.
- Чего тебе? – нелюбезно спросил он. – Ладно, извини, красотка, но ты не в моём вкусе.
Он был совершенно не похож на этих псевдо- и недолюдей, которые составляли основную массу населения Нижнего Астрала. Черты лица его, правильные и даже очень недурные, были одновременно и мягкими, и жёсткими. Нежные, чуть полноватые губы оставались сурово сжатыми, но в тёмно-зелёных глазах сквозила такая меланхолия, что, казалось, парень отвергал действительность вокруг себя и в то же время отчаянно просил помощи. Одетый в чёрные джинсы, розовую рубашку в клеточку и бежевые сандалии, он производил довольно интересное впечатление нерешительного подростка, взирающего на мир сквозь очки в изящной золотистой оправе.
- Как я могу выйти отсюда? – не отставал от него Валерио. – С этой улицы?
- Куда? – спросил парень. – В Верхний Астрал в таком виде тебя не пустят, а здесь слишком запутанные разветвления улиц. Я и сам когда-то долго бродил по кругу, прежде чем вновь сумел выйти к своему обиталищу.
Он сопроводил свой ответ парой небрежных жестов, но от Валерио вовсе не скрылось, какие красивые у этого парня руки. Без сомнений, этот кудрявый незнакомец имел подтянутое и довольно крепкое тело, не худощавое и не бугристое, как у величайших бодибилдеров мира – просто компиляция удивительной гармоничности!
- А мне всё равно, куда идти, - беззаботно сказал Валерио. – Могу пойти с тобой.
- Со мной?! – тёмно-зелёные озёра глаз парня стали совсем широкими от удивления. – Ну, попробуй, девочка.
- Кстати, кудрявый, как тебя зовут?
- Дориан Грей, - улыбнулся незнакомец и, тряхнув шевелюрой, пошёл далеко вперёд, но радостный Валерио всё же сумел догнать его.
Перспектива выдать себя раньше времени померкла перед желанием поскорее с кем-нибудь познакомиться.


VIII. «Ты поистине стал гордостью семьи»


Это чувство единства, а отнюдь не разделения;
порыв слияния и участия, но не исключительности,
частности и одиночества. Выше этого слова исчезают.
Дао Любви



Ваальвер сделал небольшую паузу.
- Да, я не стал упорствовать и отказываться от щедрости господина Кианга, - продолжал он, - потому что моим родным было бы интересно послушать истории о жизни в Столице. О безграничности власти этого человека я узнал, едва мы с ним и несколькими телохранителями вошли на территорию дворца.
Каменная ограда отделяла его от внешнего мира. Суровые стражники несли вечный караул, преданные своему хозяину – господину Киангу. Несколько уровней крыши заставляли величественное здание в красных тонах словно возноситься в самое небо. Сверх того, здесь имелось несколько павильонов и беседок, красивый, выложенный по краям камнями, пруд, в котором плавали утки. А над прудом раскинулся прекрасный мост с резными перилами.
- Видишь, Вейж, каждый житель Столицы знает, что я живу в этом прекрасном доме, - хвалился с хозяйской гордостью господин Кианг. – Но не всякий смертный имеет право переступить его порог, поэтому простолюдины придумывают друг для друга смешные сказки о том, что у меня все полы выложены золотыми плитками. Нет, друг мой, нет у меня на полу золотых плит, как нет и клеток с бриллиантовыми птицами. Я, конечно, живу получше других, но моему жилищу далеко до Дворца Небожителей.
Господин Кианг за этой величественной речью провёл меня практически по всем покоям дворца, исключая женскую половину, на которой, как он кратко сообщил, жили его жена и две дочери, пока ещё незамужние девушки.
Он показал мне комнату, которую отвёл мне как гостю. Красивая кровать, стол, несколько изящных картин с цветами на стенах, изящные решётчатыё окна … Я смотрел на всё это и просто не мог поверить! У меня дома всё было гораздо скромнее и проще, тем более что окна закрывались цельными грубыми ставнями, а на стенах висели скромные листки с изречениями Конфуция. Надо сказать, господин Кианг тоже чтил древних мудрецов, поэтому в своей комнате я заметил довольно длинный лист бумаги, где каллиграфически было выписано:
«Наблюдайте за поведением человека, вникайте в причины его поступков, приглядывайтесь к нему в часы досуга. Останется ли он тогда для вас загадкой?» [9]
На столе я заметил несколько книг. Бегло просмотрев их, я обнаружил там избранные высказывания разных мудрецов, видимо, особенно интересные господину Киангу.
«Интересно, как бы отец воспринял этого человека? – задал я себе вопрос. – Наверное, он считал бы его достойным мужем, у которого есть чему поучиться».
Очень тихо в мою комнату вошли трое слуг и с поклоном положили на кровать красивые одежды.
- Нам велено отвести вас, господин Вейж, в ванную.
Я позволил себя вести в ванную комнату, где меня вымыли от дорожной пыли, а затем облачили в чудесные одежды нежно-зелёного шёлка с вышитыми драконами.
Через некоторое время я вновь оставался в своей комнате один, но недолго, потому что за мной снова послали слугу, и на этот раз он привёл меня в большой зал, где на подушках уже сидели гости. Почётное место занимала жена господина Кианга – судя по внешности, деспотичная и властная; она же была слишком полной и, по тем древним меркам, считалась некрасивой. Дочери тоже не блистали особенной красотой и выглядели скорее как скучающие простушки, облачённые в яркие платья, чем знатные девушки. Они изо всех сил старались изображать из себя благородных красавиц, но их руки, нервно теребившие веера, их скучающие, пустые глаза, показывали их истинное отношение ко всяческим церемониям.
Моё место было рядом с хозяином, и я с благодарственным поклоном занял его. Дочери господина Кианга смотрели на меня так же безучастно, как если бы я не появлялся в зале. Когда, как оказалось, всё было готово, в зал вошли несколько музыкантов. Хозяин кратко представил их всем присутствующим, а затем сам с новеньким матоуцинем подошёл ко мне и объявил с ещё бОльшим пафосом:
- Сегодня мы имеем честь лицезреть на моём вечере музыки этого прекрасного юношу, - он обратил всё внимание зрителей на меня, - которого зовут…
- Вейж Ли Чан, - осторожно подсказал я, а господин Кианг продолжал:
- Если бы не отеческая забота господина Делуна, в лавке которого я приметил это юное дарование, - он протянул руку ко мне, дабы гости оценили красоту его слов, - наш вечер был бы и в сотню раз не так хорош, как сейчас. Так пускай же молодой Вейж Ли Чан покажет нам своё искусство игры на матоуцине.
Я немало удивился, когда меня попросили сыграть для небольшого круга аристократической семьи. Но присутствие нескольких других музыкантов должно было приободрить меня, и я перестал думать о том, что нахожусь в центре внимания – просто стал одним из многих, просто отдался музыке. Не спрашивая, какую пьесу будут исполнять, я играл так, что моя импровизация оказалась воспринята как виртуозное исполнение. Очень хорошо помню, что в этот самый момент единения с высшим миром в моей памяти всплыло ещё одно изречение Конфуция:
«В древности люди учились для того, чтобы совершенствовать себя. Ныне учатся для того, чтобы удивить других».
Я играл и не думал ни о чём, кроме как:
«Боже, зачем я учился и постигал грамоту? Зачем учился музыке? Неужели мой отец не знает, что может мною гордиться? И кто ещё, кроме господина Кианга и Делуна видит во мне талантливого человека?»
Вскоре финальные ноты возвестили о завершении игры. Присутствующие высказывали свои комплименты и благие пожелания в адрес музыкантов, но больше всего их слышалось с упоминанием моего имени. Даже полная жена господина Кианга, казалось, смягчилась и сменила гнев на милость, даже его заурядные дочери глядели на мир более живыми глазами, чем прежде. Впервые в жизни меня хвалили и поздравляли прилюдно, и это было так приятно, что я лишь мог скромно кланяться в ответ с сыновней почтительностью.
Когда все стали расходиться, господин Кианг и я остались одни. Он расспрашивал меня о моей семье, о нашем материальном положении, и я всё честно отвечал ему.
- Ты поистине стал гордостью семьи, Вейж, - улыбнулся он. – Я решил, что пока тебе можно пожить в моём доме на правах почётного гостя. Ты можешь писать неограниченное число писем своей семье и отправлять им приличные суммы денег, необходимые для существования. Я подарю тебе множество красивых одежд, и ты не будешь нуждаться ни в чём. Каждое твоё желание – закон для меня.
- Правда? – спросил я так, словно господин Кианг рассказывал мне какую-то прекрасную сказку.
- Да, Вейж. Но твои желания и нужды будут удовлетворены лишь при двух условиях. Первое: ты должен будешь играть на моих вечерах, когда я сочту это необходимым. И второе: каждую ночь ты будешь проводить на моём ложе.
Немое удивление исказило моё лицо. Я сначала не понял, что имел в виду господин Кианг, поэтому вслух предположил, что это будут беседы о мудрецах прошлого, и мой собеседник ответил: «Да, возможно. Но не только. Всё, необходимое тебе, я расскажу, когда придёт время».
По юношеской наивности, я представил себе нас, читающих те самые книги избранных изречений, истолковывающих их друг для друга, - словом, прекрасную беседу ученика и учителя, как это бывало в моём детстве. Всё мне казалось в доме господина Кианга таким прекрасным и даже идеальным, что я поблагодарил всех почитаемых в Древнем Китае богов, особенно Будду Майтрею [10], за ниспосланную мне удачу.
На следующий день господин Кианг отлучился за чем-то в город, а я в это время оставался в его роскошном доме. Сказать, чтобы скука одолела меня, не могу, поскольку я предпочёл провести время за разучиванием нескольких интересных мне песен, ноты которых я обнаружил среди лежащих в моей комнате книг.

_______________
[9] Данное высказывание принадлежит Конфуцию.
[10] Майтрея — в буддийской мифологии бодхисатва и Будда грядущего, который появится в конце нынешнего буддистского века. В тибетском буддизме Майтрею изображают сидящим на троне, рядом часто располагают колесо дхармы, ступу и вазу.


IX. «Низкий ты всё-таки человек»


Утром познав истину, вечером можно умереть.
Конфуций


Ваальвер позволил себе немного задуматься, хотя историю своей жизни в Древнем Китае помнил очень чётко. Он прекрасно понимал, что Инамото и Александр узнали лишь половину всех событий, поэтому, не дожидаясь вопросов, продолжал:
- Итак, я уже сказал, что занимался разучиванием пьес, ноты которых мне услужливо предложил господин Кианг. Эти небольшие «тетрадки» были изданы, как я понял, ещё до моего рождения, однако их сохранность могла свидетельствовать скорее о бережливости хозяина, нежели о том, что он мог забывать об их существовании на длительное время.
Надо сказать, моя прекрасная память позволяла очень быстро запоминать ноты, поэтому для меня не составило труда освоить технику исполнения; я лишь старался привнести в механическую игру как можно больше технических украшений, сделать интереснее то, что было создано не мной и до меня. В какой-то момент я понял, что надо дать отдых уставшим пальцам и моему разуму, да и одними нотами, судя по толщине стопки книг, господин Кианг явно не ограничивался.
Я осторожно взял книжицу в синем сафьяновом переплёте с золотым тиснением. Судя по заглавию, это и был сборник стихов разных поэтов. Мне прежде доводилось слышать от одного странствующего монаха, бывшего недолгое время моим учителем, о существовании в Японии (на тот момент я и представить себе не мог, ГДЕ находится эта страна) знаменитой книги, поэтического памятника, стихи из которой было обязательно знать любому уважающему себя человеку, - «Сто стихотворений ста поэтов». Дабы подбодрить меня, монах, как помнится мне в моём детском восприятии, процитировал мне стих Оэ-Но Масафусы [11]:

Далеко в горах
Почти у самых вершин
Вишни расцвели.
О туман, не скрывай от
Меня эту красоту!
[12]

«А ведь когда-то я мечтал побывать в Эдо», - вздохнул я, пробегая взглядом по строчкам стихов. Без сомнений, авторы, сочинявшие все эти шедевры, совершили нечто такое для своей древнеяпонской культуры, за что стихи их попали вот в эту прекрасную книжку. Однако, несмотря на красоту слога, от множества стихотворений разило какой-то аристократической скукой, особенно под заголовками «В подражание…». Однако я с каким-то азартом вдруг читал и перечитывал «Лоянскую дорогу», принадлежащую перу Пэя Ди [13]:

Весна – и воздух опьяняет, как нектар!
Лоянская дорога в даль стремится.
Подпав под зов ее волшебных чар,
По ней промчатся юноши, как птицы.


Не будучи безумным поклонником поэзии, я очень быстро пролистал этот сборник. Кроме стихов, там частенько встречались красивые миниатюры с изображением цветов и птиц, выписанные так тонко и с такой любовью к деталям, что у меня не оставалось сомнений: эта книжица не отпечатана, а тщательным образом переписана.
В библиотеке моего отца, конечно, были несколько сборников стихов, но их издание выглядело куда более аскетично, без шикарных миниатюр.
Книг оставалось ещё несколько, поэтому я продолжил свои размышления уже за следующим томиком в сапфирово-синем бархатном переплёте. Он казался мне самым ценным в этой небольшой подборке, однако моё любопытство возросло как минимум десятикратно, когда я разобрал золотые буквы на обложке «Дао любви». [14]
Едва я раскрыл томик, как в мои руки скользнула записка:

«Вейж, изучи эту книгу с особенным старанием.
Любящий тебя, господин Кианг»


Мне хотелось и смеяться, и плакать от нахлынувших чувств, когда я открыл первую после титульного листа страницу. Там в изящной рамочке был отрывок из стиха, который я незамедлительно прочитал:

Замкнем золотую дверь золотым замком,
Зажжем и лампу, чтобы наполнить комнату
Её бриллиантовым светом.
Я сброшу одежды и смою краску и пудру,
Рассмотрю картину, украшающую подушку.
"Чистая дева" будет моей учительницей,
Мы сможем испробовать все разнообразные позы.
Какие и муж обычный имеет, но редко видит.
Как Тхион-лао учила желтого Императора.
[15]

Сначала я потёр глаза, думая, что мне просто привиделось. Затем перечитал стихотворение ещё пару раз, и в моей душе возникли соответствующие подозрения.
«Либо господин Кианг всё-таки хочет женить меня на одной из своих дочерей и поэтому загодя учит меня всему этому, либо…», - думал я, желая и страшась читать книгу дальше.
Но любопытство моё всё-таки пересилило страх. Я решил, что Неведомое должно быть познано, вопреки словам Конфуция:
«Блажен тот, кто ничего не знает: он не рискует быть непонятым».
Я читал, краснея от стыда, поскольку прежде мне были не известны те вещи, что описывались в книге. Тело моё казалось теперь мне чем-то непривычным и пугающим; посмотрев на свои руки, я решил, что никогда прежде не знал самого себя, а те знания, что я с лёгкостью получал, оказались не более чем длинным вступлением к тому сладостно-постыдному уроку, который мне предстояло выучить.
«Великий Будда, ЗАЧЕМ ты оставил меня в этот час? – вопрошал я и не находил ответа. – Неужели я должен постигать такие ужасные вещи только для того, чтобы быть счастливым? Разве одного знания и мудрости недостаточно для этого? Разве нужно познать что-то ещё, чтобы быть уверенным в себе?»
Я всегда старался поддерживать в себе некое внутреннее равновесие, запирая всяческие выплески эмоций внутри себя. Вместо гнева я обижался, вместо слёз тихо грустил, а радость мою заменяла тихая улыбка. Каждый раз я повторял себе любимое изречение из Конфуция:
«Благородный муж в душе безмятежен. Низкий человек всегда озабочен».
Мне ничего не стоило сохранять самообладание и почтение к старшим, но, великие боги, ЧТО случилось во мне теперь? Это новое ощущение можно было сравнить с неким прозрением, нахлынувшим так внезапно, словно меня подменили в одну секунду. Моё тело было готово на всё, на любые эксперименты, и я был даже не прочь гореть адским пламенем, если бы оно хоть немного остудило мою страсть.
Отложив книгу в сторону, я лёг на кровать и закрыл глаза. Прощай, неведение невинности, прощай прошлый Вейж! Здравствуй, сладость недостойности и порока…
С этими мыслями я уснул…
…а проснулся лишь тогда, когда знакомый голос звал меня по имени и просил встать.
Казалось, даже открыть глаза я не смогу при всём своём желании. Пересилив себя, я сделал это и поздоровался с господином Киангом.
- Очень приятно видеть тебя в добром здравии, Вейж, - улыбнулся он, как-то уж вольно потрепав меня по щеке. – Рад видеть, что ты не оставил без внимания мои самые лучшие книги. Конечно, к своей личной библиотеке я никого не допускаю, даже мою жену, но, в первый раз увидев тебя, решил, что уж тебе доверять – одно удовольствие!
- Господин Кианг, зачем вы подсунули мне «Дао любви»? – сразу же перешёл я к сути дела. – Я, честно признаться, занимаюсь изучением мудрости, читаю философские книги, а тут… такое.
Мой собеседник рассмеялся, слушая это неуверенное признание.
- Ты просто слишком мало знаешь жизнь, Вейж! – ответил он. – Одна мудрость Конфуция весьма ценна, однако что толку в прочитанной книге, которую можно просто цитировать? Вот я и решил дать тебе то, чего ты, наверное, не успел познать, а затем…
- Нет, господин Кианг, вы меня не так поняли, - разгорячился я. – Моё желание заниматься изучением древней мудрости, размышлять о вечном гораздо больше, чем ваше стремление меня совратить. Эта книга в синем переплёте является не чем иным, как руководством к действию… весьма грязному и ужасному…
В ответ господин Кианг попросил меня продолжать рассуждать и далее, ибо «твои слова глубоко тронули меня».
- Милый мой Вейж, разве ты не хочешь стать одним из приближённых императора, как например, я? – задал он коварный вопрос.
- Господин Кианг, вы хотите направить меня на путь подражания, лишив возможности идти сначала путём размышления, а уж затем, если смогу, выбрать путь личного опыта? [16]
Мой собеседник принялся всё отрицать, выразительно замахав руками, но его подлость нельзя было скрыть в том странном блеске бегающих глаз, какой бывает у одержимых похотью людей. (Это сейчас я так свободно даю оценку произошедшим событиям, а ведь тогда, будучи совсем невинным юношей, я всеми силами заставлял себя не трястись от страха.)
- Но ведь однажды тебе придётся жениться, и в первую же брачную ночь твоя молодая жена должна будет получить наслаждение… которое ты ей не сумеешь доставить, потому что не будешь знать об этом ничего. Правда, Вейж?
И с этими словами господин Кианг схватил меня и, повернув к себе спиной, поставил на колени. Затем он быстро стащил с меня одежды и приказал мне оставаться в таком положении. Он куда-то ушёл и сразу же вернулся, держа в руках маленькую золотую коробочку, разделённую внутри на две неравные половины: в большей находилась какая-то пахучая мазь, а в меньшей лежали маленькие чёрные шарики.
Он сначала дал мне проглотить шарик, затем велел не смотреть, но я всё равно почувствовал, как его пальцы сначала проскальзывают внутрь меня сзади, что-то нащупывая, а затем на миг оставляют моё тело в покое. Но…
…я никогда не забуду момент, когда господин Кианг, поглаживая мою поясницу одной рукой, вводил палец, смазанный мазью, пальцами другой руки.
- В первый раз всегда бывает больно, мой милый Вейж, - увещевал он меня. – Ты пока ещё не лишился невинности, поэтому я делаю всё, чтобы облегчить твои страдания...
Затем он спустил свои штаны и велел мне повернуться к нему лицом, не вставая с колен. Я едва не упал в обморок при виде его здоровенного ствола, а он только рассмеялся:
- И твой станет точно таким же!
Он хищно улыбнулся, приказывая мне подтягиваться ближе, затем быстро объяснил, что мой рот должен заглотить его ствол…

Ваальвер сделал небольшую паузу. В заинтересованном лице Инамото читалось самое настоящее недоумение, но она совершенно не подавала виду, будто рассказ ей слишком скучен.
- Ладно, буду краток, - вздохнул Ваальвер. – Я испытал ни с чем не сравнимое наслаждение, едва мне в горло хлынул поток горячей жидкости. Господин Кианг попросил меня проглотить её всю, не выплёвывая, и я безмолвно подчинился его приказу.
Вскоре он, когда я стоял к нему спиной на четвереньках, врывался мощными толчками в глубины моего тела. Как я понял, мазь оказывала расслабляющее действие, позволяя быстро добиться нужного результата. Моё тело содрогалось от не знакомых прежде ощущений, я превратился в зверя, с криком выплёскивающего своё наслаждение. Господин Кианг позволял себе выкрикивать самые непристойные слова (повторять которые я не буду), он распалялся до безумия.
Вскоре мы с ним одновременно кончили, а я, будучи голодным целый день, свалился на пол от усталости.
Утром я проснулся на своей кровати, совершенно разбитый и липкий от любовных соков. Я понимал, что господин Кианг намеренно не привёл меня в более пристойный вид, намекая на характер наших с ним отношений впоследствии, поэтому даже не удивился, а только загрустил.
«Знал бы мой отец, какую «дружбу» я себе завёл, - горько вздохнул я, набрасывая на себя халат и идя в ванную. – Либо Конфуций оказался очередным сказочником, либо я действительно являю собой образец сыновней непочтительности».
Вода в ванне была достаточно тёплой, чтобы я несколько оживился; однако в тот момент я бы предпочёл, чтобы она была ледяной, такой, какая смывает не только следы постыдных отношений, но и все грязные воспоминания, укоренившиеся внутри меня.
Сами понимаете, завтрак дался мне очень трудно и больно; я буквально заставлял себя есть, так как не ел ничего с прошлого дня. Едва я поставил пустой поднос с чашкой и палочками на столик, в мою комнату влетел радостный господин Кианг.
- Мой милый Вейж, - улыбаясь, сказал он, заключая меня в объятия, - можешь радоваться относительно своего будущего, поскольку я готовлю себе достойного преемника.
- Господин Кианг, я слишком неблагороден для того…
Но возражения мои были сразу же прерваны.
- Вейж, я – один из приближённых императора, один из тех немногих людей, кто не только носит титул, но также обладает властью над простыми людьми. Подумай хотя бы пару минут о том, приятно ли тебе было находиться в моём доме? Понравилось ли тебе обращение слуг, еда и всё вокруг? – он обвёл рукой комнату.
Эта радость господина Кианга отражалась только на губах, непривычно изогнутых в улыбке, но глаза его так и светились неутолимой страстью. Он-то прекрасно ЗНАЛ, а главное понимал, что его грязные замыслы давно разгаданы мной, однако же считал делом чести предложить мне от себя что-то заманчиво-необходимое.
Соглашаться сразу означало бы сделать из себя вечного должника этого отвратительного по своей сути человека, однако и возражать открыто казалось мне очень опасным. Поэтому я решил осторожно выразить моё несогласие словами Конфуция.
- Как сказал Учитель, «тот, кто, дожив до сорока лет, вызывает лишь неприязнь, конченый человек».
При этих словах господин Кианг только рассмеялся, но, желая ещё больше уязвить меня, ответил другой цитатой из Конфуция:
- «Нелегко встретить человека, который, отдав учению три года жизни, не мечтал бы занять высокий пост». А ты, как я посмотрю, умён не по годам. Сколько же лет жизни ты отдал учению, дорогой Вейж?
Я сделался ещё серьёзнее прежнего от переполняющего мою душу мрачного предчувствия. Желая казаться достойным собеседником в глазах господина Кианга, я ответил ему, что посвящаю учению всю свою жизнь.
- Это похвально, это весьма похвально! – захлопал он в ладоши. – Но ты так и недослушал меня. Если твои познания столь глубоки, как ты сам считаешь, если ты сможешь пройти экзамен на пост чиновника, то я с радостью передам тебе свою должность. У тебя будет отдельный дом, даже прекраснее моего, я найду тебе подходящую невесту, знатную и достойную…
Мой оппонент всё-таки продолжал, как говорите вы сейчас, гнуть своё. Он не думал отступать, просто выбирал для штурма разные участки крепости моей души, где, как ему казалось, находились бреши. Но я, к прискорбию господина Кианга, вообще не собирался соглашаться с его любезными предложениями. Определённо, все эти красивые речи были свойственны скорее торговцу, который так и этак нахваливает свой товар в лавке, склоняя незадачливого покупателя приобрести мешочек с золой, которая будто бы способна избавить его от всех жизненных неурядиц. [17]
Конечно же, господин Кианг собирался женить меня на одной из своих некрасивых дочерей, я был бы таким же знатным сластолюбцем, как и он, - словом, мне предлагалось пойти самым простым путём – путём подражания.
- Если говорить начистоту, господин Кианг, то моя душа больше всего склоняется к философии и музыке, нежели к интригам и грязным делам, - признался я.
- И что же грязного сделал я? – спросил мой собеседник, заранее зная ответ.
- Вы совратили меня, - прямо ответил я. – Воспользовавшись моей доверчивостью и добротой, вы сделали вид, будто заботились обо мне, но, на самом деле, решили меня погубить.
И тут господин Кианг и выложил передо мной, как говорят современные люди, свою козырную карту.
- Вейж, мой любезный, ты думаешь, что знаешь о жизни ВСЁ? Нет, это далеко не так. Твои наивные представления о всеобщей доброте и справедливости (тут он побагровел от напряжения)… Да это ничто, это всё пустая бессмыслица, которую знай себе рассказывают странствующие монахи! Да, эти святоши хороши тем, что не грабят и не убивают невинных людей, несут в народ мудрость и веру, но их познания – красиво завуалированная дикость и высокопарное невежество! Я не спорю, что жить по уставу монастыря, беспрекословно подчиняться настоятелю есть добродетель, но её недостаточно для того, чтобы управлять страной. А ведь государство должно находиться в сильных и надёжных руках, которые будут не только щедро раздавать дары и награды, но и, в случае необходимости, карать провинившихся самым строгим образом.
Я сделал вид, будто внимательно слушаю, но, на самом деле, мысли мои поглощены были моей семьёй. Трое старших братьев и сестра, которую вскоре нужно выдать замуж… И я, радость всей семьи, которая обратилась горем!
- Господин Кианг, я хочу вернуться в лавку к господину Делуну, - сказал я с нескрываемым отчаянием. – Мне гораздо интереснее и приятнее помогать с продажей музыкальных инструментов, чем…
Но тут мой собеседник разразился жуткими ругательствами, что было бы больше свойственно человеку из нищенских кругов, чем богатейшему сановнику. Однако мир полон противоречий, вот я и услышал от столь высокопоставленного человека немало неприятных моему слуху вещей, суть которых сводилась к следующему: я, неблагодарный дурак, отказываюсь от своего счастья в жизни. А на мой вопрос «Почему?» господин Кианг незамедлительно ответил:
- Ты хочешь стать слугой моего слуги? Это недостойно благородного мужа, Вейж.
- Простите, но Делун…
- Делун не более чем торговец, причём знаменитый только в пределах Столицы. Так или иначе, он вынужден подчиняться мне. Да, и ты не первый и не последний юноша, который попадает в мой дом прямо из лавки Делуна. Дело в том, что этот торговец давно заключил со мною сделку о поставке в мой дом красивых мальчиков, за что я ему щедро плачУ.
- Вы – мерзкий, грязный и бесполезный человек! – в сердцах выкрикнул я прямо в лицо господину Киангу. – Любая собака, в сравнении с вами, покажет гораздо больше благородности и честности…
- Достаточно, Вейж! – прервал он меня гневным голосом. – Ты ещё не достиг тех вершин, каких достиг я, даже не сравнялся со мной по положению, поэтому не тебе судить о том, дурно или хорошо я поступаю!
Хлопнув дверью, он удалился, а я сразу же принялся одеваться и собираться в дорогу. Разумеется, и речи быть не могло о том, чтобы надевать красивые одежды после всего, что случилось, поэтому я облачился в те вещи, какие были на мне в день прибытия в Столицу.
Мой мешок так и оставался наполовину пуст или наполовину полон – всё одно. Я настолько быстро сумел выбежать из открытых ворот в час смены караула, что обо мне, наверное, никто и не вспомнил. Не сбавляя скорости, я бежал, а затем быстро шёл, пока не преодолел границу города.
Если бы я в этот момент повстречал на своём пути саму Смерть, то стал бы не покорно вымаливать пощаду, а целовал бы подол её одеяния, с нечеловеческими криками прося меня убить. Так уж было заведено в моей семье, что ни один из предков никогда в жизни ещё не потерял свою репутацию. Они расставались с жизнью до срока, некоторые даже вешались, лишь бы не продолжать жить с нимбом позора (если выражаться проще и понятнее для вас) над всей оставшейся жизнью.
Остановившись перевести дух под раскидистым деревом, я с удивлением обнаружил, что в моём дорожном мешке лежит красивый свиток и довольно пухлый мешочек. Развязав свиток, я начал читать, и гневу моему не было предела: это оказалось благодарственное письмо господина Кианга, обращённое к моему отцу; в данном письме всячески расхваливались мои таланты, порой излишне приукрашенно, а в конце указывалась сумма денег серебром, выплаченная мне как первая награда.
Всё ещё злой на господина Кианга, я не преминул воспользоваться случаем сжечь это письмо, чтобы попытаться стереть имя подлеца из моей жизни. К моему величайшему удовольствию, бумага занялась огнём от кремня достаточно быстро, сама того желая, и вскоре обратилась в пепел. Я разбросал по ветру этот чёрный прах и только после совершения сего важного действа продолжил свой нелёгкий путь домой.
Одежда моя, хоть и скромная, но приличествующая юноше, вступающему на путь учения, настолько запылилась и обтрепалась, что я мог вполне сойти за грубого простолюдина. Конечно, порой я даже жалел, что мой внешний вид не позволяет мне останавливаться на более приличных постоялых дворах, но, с другой стороны, разбойникам вряд ли пришло бы в голову, что в моём дорожном мешке скрываются деньги, и хоть в этом-то я мог оставаться уверенным.
Впрочем, мои музыкальные способности можно было употребить и в сфере торговли, но несколько иным образом. Я бы с удовольствием играл и пел, помогая какому-нибудь купцу продавать в лавке свой товар.
И надо же было тому случиться, что в одной из «гостиниц» для бедняков остановился богатый и знатный купец из Хуэйчжоу [18], инкогнито разъезжавший по стране с целью узнать, насколько хорошо продаются его ткани в лавках. Вы спросите, откуда я узнал об этом, и я скажу, что, волею случая, наши комнаты оказались соседними. Через тонкие, ненадёжные стены я великолепно слышал разговор купца с каким-то человеком, видимо, его главным доверенным лицом.
В общем, я в тот же вечер решил попытать своё счастье и предложить свои услуги в области «рекламы» товара. Однако усталость взяла своё, и я уснул, не ведая о том, что богатый и знатный купец рвёт и мечет ввиду пропажи из своего сундука некоей суммы денег.
Как оказалось, кражу совершил какой-то бродяга на другом постоялом дворе, когда сундук с деньгами всего на минуту остался в комнате без присмотра. Ранее купцу стало известно, что на дорогах орудует целая шайка таких вот разбойничающих бродяг, поэтому он был одержим жаждой отомстить хотя бы одному из них.
Я уже говорил, что всем своим видом стал совершенно схож с незнатным человеком, а в те несчастные дни я ещё больше стал похож на разбойника. Так вот, купец из Хуэйчжоу довольно быстро прознал о том, что в соседней комнате остановился какой-то оборванец, поэтому его охранники вскоре приволокли меня к нему.
- Так это ты украл деньги, низкий человек! – ткнул в меня пальцем купец. – Разве воровство есть путь к самосовершенствованию?
- Господин, - как можно почтительнее обратился я к нему, - моё воспитание таково, что я никогда не крал ничего и даже мысли об этом не мог допустить.
В то же время охранники купца задумчиво смотрели на вынутые из моего дорожного мешка вещи: мой драгоценный матоуцинь и мешочек денег от господина Кианга.
- Хозяин, да у этого малого с собой и серебро имеется! – воскликнул один из стражников. – Видимо, ограбил кого-то… возможно даже, вас.
Купец приказал пересчитать деньги и, на мою беду, случилось так, что пропавшая из сундука сумма в точности совпадала с суммой вознаграждения, полученного мною.
- Низкий ты всё-таки человек, - осуждающе произнёс купец и немедля приказал «отрубить голову этому бессовестному вору».
Я хотел было объяснить всё, рассказать, что деньги пришли ко мне абсолютно честным путём, но, увы, единственное доказательство – письмо господина Кианга к моему отцу – было невозможно вернуть из пепла.
Надо отдать должное купцу: смерть моя оказалась лёгкой и быстрой. Ведь, собственно говоря, купец из Хуэйчжоу был вовсе не плохим человеком; он отдавал себя всего ведению торговых дел, поэтому у него просто не могло возникнуть ни единой мысли относительно того, КАК сделать мучения противника невыносимыми. Смерть – и всё.
Меч стражника прочертил у основания моей шеи – быстро и внезапно – линию, ставшую для меня границей между жизнью и смертью. Я не слышал ни проклятий, ни гневных выкриков, хотя прекрасно видел сожаление в глазах знатного купца: он словно раскаивался в том, что был вынужден лишить жизни незнакомого человека просто из-за досадного совпадения.
…Время для меня словно замедлилось, едва я переступил грань жизни и смерти. Острый меч режет совершенно не больно, просто надо успеть понять произошедшее, чтобы хоть на каплю приблизиться к понятию Вечности.
Я, без сомнений, хотел было поблагодарить от всей души купца за преподнесённый мне урок, но… в комнате его уже давно не было. Зато я увидел перед собой высокого стройного юношу в чёрном бархатном плаще.
- Это была совершенно не твоя жизнь, Вейж, - покачал он головой, как-то неприятно усмехаясь. – Ты стал жертвой собственной мудрости, как многие до тебя становились и станут жертвами своей глупости. Однако тебе незачем сейчас думать обо всех тех мучениях, что таит в себе Тюрьма Инферно, ибо ты – невинная жертва. Всё-таки в смерти о чужой руки есть большое преимущество: тебе нет нужды нести наказание за самого себя.
Дабы развеять мои сомнения, черноволосый незнакомец представился Рейзером. Его длинные чёрные волосы плащом спускались до щиколоток, а глаза его были совершенно черны, словно их и не было вовсе.
- Твою отрубленную голову – голову названного вором - выставят на всеобщее обозрение, поэтому я не вижу смысла более задерживаться с тобой в мире смертных, - кивнул Рейзер. – Чем бы ни казалась тебе раньше смерть, это просто переход в новую реальность. Ведь никто, кроме меня, не знает, ЧТО творится там, за гранью, куда постоянно пытаются пройти многие отчаявшиеся души.
На полу комнаты, которую в тот же день покинул купец из Хуэйчжоу, остывало моё смертное тело. В той самой позе, в которую заставили встать стражники: почти коленопреклонённый, если не считать того, что туловище, опав вперёд, потянуло за собой всё тело, с вытянутыми руками, а колени так и остались согнутыми.
- Печальное зрелище, - покачал головой я. – Хозяин, наверное, к утру уберёт всё это… - мне так и хотелось сказать «мясо», но даже моя бывшая плоть не заслуживала столь грубого определения. – Уберёт весь этот факт казни.
- Купец щедро заплатил хозяину, хотя пробыл тут всего пару ночей, - улыбнулся Рейзер, желая хоть как-то меня развеселить.
Я больше не мог грустить о том, что семья отречётся от меня, а жизнь не даст возможности посвятить себя музыке. Моё лёгкое и совершенно здоровое тело вселяло гораздо больше уверенности, чем доводилось мне испытывать при жизни.
Мой спаситель протянул руку – и я взялся за неё. Он даже заботливо прижал меня к себе, укутав бархатным плащом и любезно спросив, хорошо ли мне. Я кивнул, потому что и вправду было хорошо, а стало ещё лучше. Мир в одночасье вдруг превратился в сплошную черноту, светом в которой стали мы оба.
- Я позабочусь о тебе, Вейж Ли Чан, - назвал Рейзер моё полное имя.
Он немного рассказал о себе – достаточно, чтобы я не сомневался в его могуществе и власти, и слишком мало, чтобы я смог разгадать его тайные намерения. В отличие от господина Кианга, Рейзер не загорался низким желанием по отношению ко мне, не цитировал ворох бессмысленных мудростей – он просто помогал мне постигать Нижний Астрал. Моё желание быть музыкантом даже в следующем рождении, только более удачном, он однозначно одобрил.
Я понял одно: мои предки, ушедшие не своей смертью, исполняли своё предназначение после её наступления, потому что мир смертных просто не годился для того, чтобы воплощать излишне высокие устремления.
Итак, я безоговорочно поверил в чудо, прилагая все силы для самореализации, если бы не порочный круг провалов, в которых я оказывался жизнь за жизнью.
Да, Рейзер оказался тем самым добрым другом, который помог мне найти себя, однако же, с его точки зрения, было бы слишком наивным делать каждое моё воплощение в теле успешного музыканта. Нет, Рейзер словно насмехался надо мной, когда в каждой из жизней музыканта я терпел неудачи, однако они только расширили мои знания в области музыки. Так, я рождался в разных странах мира, умея играть на определённом музыкальном инструменте. В Германии я был Вальтером, в Англии – Вильямом, в Японии – Ватару, в Индии – Вазу. Неизменной оставалась только первая буква моего имени для того, чтобы напоминать мне о моём предназначении.

* * *

Инамото и Александр как-то восторженно притихли. Девушка, как видно, представила историю Вейжа в таких красках, какие пока были недоступны современной технике, а парню было просто нечего сказать в ответ учителю музыки.
- Понимаю, что не слишком весело удалась ТА моя жизнь, - сентиментальная улыбка Ваальвера слегка разогнала невидимые тучи. – Но начало любого пути всегда слишком смутно. Кажется, выбрал отправную точку, собрал всё необходимое… Но, едва ты двинулся в путь, неизбежно сделаешь что-то не так, даже при том условии, что все мелочи были учтены. Потому что рано или поздно найдётся тот самый фактор, который заставит тебя повернуться в другом направлении – и твой прямой путь уже станет кривым.
Напоследок он прочитал стихотворение «Тени» [19], которое помнилось ему ещё при жизни Вейжем:

Ползут, надвигаясь на Яшмовый храм,
Тени волна за волной.
И старый приказ вновь слуге я отдам:
Смести их немедля метлой.
Ведь солнце, поднявшись и мир осветив,
Тоже их гонит вон…
Но лишь кончен день, как они, всё забыв,
Лезут со всех сторон.

__________________
[11] Оэ-Но Масафуса (1041-1111) – государственный чиновник, занимавшийся изучением японской литературы и словесности.
[12] Цитируется по изд. Лирика/М. Басё. : Пер. М. В. Адамчика.-Москва.: АСТ, Минск : Харвест, 2007.-624 с. – стр.562.
[13] Пэй Ди (годы жизни неизв.) – друг великого поэта Ван Вэя. В Китае был рыбаком.
[14] Имеется в виду древнекитайский трактат о любви и сексе.
[15] Отрывок из поэмы авторства Чан Жень.
[16] Вейж ссылается на высказывание Конфуция: «Перед человеком к разуму три пути: путь размышления — это самый благородный; путь подражания — это самый легкий; путь личного опыта — самый тяжелый путь».
[17] В Древнем Китае ещё не знали о том, что из праха покойного можно делать драгоценные камни, поэтому вполне логично, что Вейж рассуждает подобным образом.
[18] Купцы из Хуэйчжоу или купцы-конфуцианцы были одними из десяти торговых братств (купеческих гильдий) в Древнем Китае. (По материалам http://azialand.ru/ekonomika-drevnego-kitaya/.)
[19] Су Ши (1037-1101) – китайский поэт, эссеист, художник, каллиграф и государственный деятель эпохи династии Сун.


X. «Да, я маленький барашек»


Когда кто-нибудь умирает, кто-то, кого ты любишь, -
мир меняется. Из него исчезает некий особенный свет.
И ничто не способно сделать этот мир прежним.
Грэм Джойс «Как подружиться с демонами»


Не все проблемы удобно обсуждать с друзьями, даже с самыми близкими. Вот и Инамото старалась поменьше говорить о Валерио с Ваальвером и Александром, хотя едва не проболталась после долгой истории жизни и смерти Вейжа Ли Чана. Она слушала Ваальвера с интересом, точно он рассказывал сказку, прежде не известную ей, но мысли её строго концентрировались вокруг Милого Создания. Инамото невольно вплетала образ Валерио в ткань повествования о Древнем Китае, однако златокудрый юноша выглядел и в той эпохе истинным чужеземцем, путешественником, затерявшимся во времени.
Вспоминались ей и похороны Влада Герца, состоявшиеся после кремации тела Валерио. Конечно, теперь уже было сложно испытывать то щемящее чувство потери, поскольку Влад давно перешагнул 50-летний рубеж, да и вся обстановка оказалась слишком официальной. Немногочисленных людей, пришедших почтить память дорогого для них человека, можно было буквально пересчитать по пальцам обеих рук: Инамото и её отец, Александр (не в первую и не в последнюю очередь), Серж Блэкфорт и ещё человек пять, для которых имя Влада Герца было не только на слуху. Несколько искренних фраз сострадания, сказанных не по бумажке, а от души, потому и с запинкой (каждый говорил то, что считал нужным, и в то же время те вещи, которые помогали сблизиться всем собравшимся, легче принять тот факт, имя которому Смерть).
Погода была уже далеко не весенняя – маленький городишко Аграгонт бился в летних припадках эпилепсии, нагоняя жаркие дни без дождей. А в тот день, как помнила Инамото, было уж совсем невыносимо душно, хотя по временам налетал лёгкий ветерок. И она беспокоилась не о том, что ей сложно переносить жару, что чёрная рубашка прилипла к спине от пота – она смотрела на красную, ещё не распустившуюся розу, с которой ветер так и норовил сбить несколько лепестков. Инамото всеми силами защищала цветок от ветра, держа его в правой руке и заслоняя левой.
«Пусть хотя бы у меня с розы не упадёт ни одного лепестка», - сосредоточенно думала она, пока прощальные речи проплывали мимо, поглощаемые жаркими волнами воздуха.
И её цветок, под надёжной защитой, не потерял ни одного лепестка!
Когда на свежий могильный холмик все по очереди возлагали цветы, Александр и Инамото были последними. В их действиях была какая-то абсурдная синхронность, словно это были не похороны, а театральное представление; их взгляды (Инамото – слева, Грэйверс – справа) на мгновение пересеклись, но на вопрос, застывший в глазах Александра, девушка не пожелала отвечать еле заметным покачиванием головы.
Свежая могила с новым чёрным крестом смотрела на собравшихся ярким финальным кадром грустного фильма. С одной стороны, обитый чёрным бархатом гроб навеки ушёл в землю, с другой стороны, могильный холмик пестрел яркими красками нескольких венков и живых цветов. Большие, ещё не распустившиеся розы Инамото и её отца, две ярко-красные гвоздики Сержа Блэкфорта, жёлто-оранжево-розовые, мелкие и скромные цветы от остальных людей и, наконец, две бледно-жёлтых лилии Александра. Он не пожалел бы и пары веточек своих чудесных, нежно-розовых китайских роз, но они к этому времени успели отцвести. Поэтому он отправился в ближайший цветочный магазин, возле трамвайной остановки, где и купил лилии.
Почему именно лилии, которым самое место в свадебном букете невесты, а не на печальной могильной земле? Здесь Александр рассуждал логически, приняв во внимание, что такие популярные цветы, как розы и гвоздики, без сомнения, будут. Он-то был хоть и племянником, но всё же ближайшим родственником Влада из оставшихся в Аграгонте или даже в самой жизни Герца. Чувство признательности к благодеяниям дяди, понимания их важности для Александра могли выразить только светлые цветы, только те, которые в давние времена становились частью родовых гербов, - лилии. И пусть в тот день они оказались самыми дорогими из всех товаров в магазинчике – главное, что они точнее всего выражали настроение Александра Грэйверса.

* * *

Даже после похорон ей не хотелось раскрывать перед Александром душу, рассказывая ему о тех вещах, которые недавно вошли в её жизнь и прочно укоренились там. Нет, Инамото не любила жаловаться, разве что сказала пару вещей о Валерио своему таксу Ромусику, но тот довольно стоически воспринял подобные заявления.
Мало того, что Инамото всё чаще смотрела какие-нибудь жестокие фильмы, наподобие триллера «Всё о зле» [20], так ещё и видела невероятно реалистичные сны с участием себя и… Милого Создания. Каждую неделю, в совершенно любой день, они с Валерио встречались во сне и вели самые разные беседы. Инамото рассказывала ему о себе, а он… в ответ делился пережитым в Астрале опытом.
В самом позднем, в самом «новом» сне Инамото и Валерио сидели на крыше дома. Начиналось ясное, тёплое утро. На противоположной стороне улицы, на балконе верхнего этажа, две девушки в белоснежных махровых халатах молчаливо завтракали. Они не столько наслаждались итальянской кулинарией, сколько пытались оттянуть неизбежный момент расставания. Длинноволосая блондинка, брюнетка с короткой стрижкой и… белая простыня с кровати на древке для флага – символ любви длиною в одну ночь. [21]
Разумеется, девушкам было совершенно невдомёк, что через одну улицу от них, гораздо выше, сидят двое блондинов. А блондинам, собственно, не было дела до того, что творится где-то там, впереди.
- Я спрашиваю тебя не в первый раз и, конечно, повторяюсь, - начинает Инамото издалека, глядя в светло-зелёные глаза Валерио, - но не жалеешь ли ты о том, что собственными руками перерЕзал нить своей жизни?
Она обеими руками держит левую руку Валерио, с терпеливостью охотника в засаде, ожидая от него ответа… хоть какого-то… хотя бы того, который слышала уже несколько раз.
Юноша опускает глаза вниз, на тёмно-серую брусчатку улицы, по которой в обе стороны проходят несколько туристов с сумками и чемоданами, затем медленно переводит взгляд на ясно-голубое небо и, наконец, обращается к собеседнику.
- Да я бы что угодно отдал, лишь бы опять вернуться в 2011 год! – в его голосе сквозит детская обида и недовольство, как если бы Создание намеренно оскорбили провокационным высказыванием.
- Пришлось бы и Влада тогда воскрешать, - заметила Инамото.
- Ну да, и память нам обоим стереть, чтобы опять не повторилось то ужасное событие…
У него хватает смелости завершить фразу так, чтобы ненароком не выдать смущения, но краска заливает щёки, что сразу же вызывает смех у Инамото.
«Ты всё так же краснеешь, как девица», - мысленно говорит она. Но во сне все мысли всплывают на поверхность, и Валерио всё так же обиженно выдаёт:
- Инамото, неужели ты до сих пор считаешь меня девушкой? Ну да, пусть у меня память девичья, но я всё-таки мальчик!
Девушка вынимает из кармана чёрных джинсов до боли знакомую вещь – крестик из рубинов, - чтобы в тот же миг повесить его на шею Создания. Тонюсенькая ниточка, мгновенно увеличиваясь в толщине, превращается в изящную серебряную цепочку, не очень толстую, скорее женскую, чем мужскую.
- Возвращаю тебе твою вещь! – гордо объявляет Лорд Инамото.
- Зачем?! – округляет глаза Валерио.
Ему и смешно, и грустно оттого, что пафосный подарок Влада, преподнесённый ему повторно, ну никак не сочетается с белой футболкой и голубыми джинсами. Без очков выражение лица блондинчика становится похожим на недописанную картину, где не хватает всего одной, но такой значимой мелочи.
Вместо ответа Инамото нащупывает у бортика крыши словно забытый стакан, наполовину полный мятно-клубничным напитком, а затем делает небольшой глоток. Приторная сладость с кислинкой лайма…
- Это изначально было не моей вещью, Валерио, - признаётся она. – Пусть ты и дал мне этот крест – какой от него толк?
- Его можно было заложить, - с едва заметной улыбочкой отвечает Валерио, - и у тебя появились бы дополнительные деньги на книжки.
Невидимая усмешка в конце фразы заставляет Инамото ответить зверским оскалом.
- Этот крест слишком тяготит меня, а деньги за него я бы выручила совершенно пустячные, - со знанием дела отвечает она. – Можно, конечно, и выбросить было его… но рука не поднялась.
- Так передарила бы своему… гм… любимому человеку.
«Ты ведь его знаешь», - без слов намекнула девушка.
Валерио смущается ещё больше от осознания абсурдности ситуации.
- Ах да, это же я.
Он берёт свой стакан, наполовину полный молока, и делает жадный глоток. Обычный вкус, самую малость сладкий.
Разговор резко перетекает в сторону содержимого одинаковых стаканов из ярко-синего стекла. Валерио дразнит Инамото аристократом и, притворно обижаясь, делает губки бантиком; Инамото совершенно ассоциативно называет Валерио молочным барашком – в итоге, юноша побеждённо признаёт:
- Да, я маленький барашек. Который пьёт молоко и щиплет травку.
В отместку он сталкивает с крыши на треть полный стакан Инамото, а та почти одновременно делает то же самое с его стаканом молока. Ярко-синее стекло бьётся вдребезги, молоко смешивается на брусчатке с клубничками, мятой и кусочками лайма. Рейзер его знает, что за вкус, но пробовать это с земли… даже во сне… было бы странно.
- Кажется, теперь всё стало ещё вкуснее, - констатирует Валерио, видя, как из-за «брусчаточного» коктейля устраивают драку пёс, кот и ворона. Одному любопытно, что же там такое красное, другому хочется слизать последние молочные капельки и закусить их мятой, а третий активно мешает обоим, пытаясь решить, какой из осколков самый крупный и потому подходящий для высотной вороньей коллекции.
Инамото внезапно вспоминает то главное, что она так боится забыть.
- Валерио, я хочу убить кого-то живого, - честно выдаёт она. – Уже очень давно думаю об этом и никак не могу решиться…
- Вынужден тебя огорчить, но это меня не воскресит, - отвечает Создание, с азартом наблюдающееся за развитием действий внизу. – Конечно, если ты так хочешь, я могу тебе помочь… ну, в смысле, испугать кого-нибудь…
- Нет, мне нужна смерть. Одна-единственная. А я знаю, что ты МОЖЕШЬ заодно получить солидную порцию энергии живого человека.
Заинтересованное в предложении, Создание задумчиво рассматривает рекламную вышивку какого-то ирландского сидра на рубашке Инамото.
- Ты принесёшь его, связанным по рукам и ногам розовыми ленточками? – усмехается Валерио. В его распущенных локонах сияет в солнечном свете золото самых разных оттенков.
- Пока что это сюрприз, а завтра… я иду на рок-концерт!
И они молча наблюдают за тем, как разочарованные кот и пёс с жестокостью гризли разрывают на кусочки сорвавшую их трапезу ворону.
__________________
[20] «Всё о зле» (2010) – американская комедия ужасов (режиссёр Джошуа Граннелл), главная героиня которой снимает и показывает в своём кинотеатре фильмы с реальными смертями.
[21] Очевидно, накануне Инамото смотрела фильм Хулио Медема «Комната в Риме» (2010).


XI. «Не хочу трогать грязь»


Всё в его жизни было мрачным, горьким,
всё причиняло боль и обиду; словно из какой-то
незаживающей раны текла чёрная кровь и заливала
весь мир, окрашивая его в чёрный цвет.
Жан Жубер «Незадолго до наступления ночи»


Валерио не уставал восхищаться умением Дориана Грея ориентироваться в пространстве, да ещё с наушниками в ушах. Милое Создание теперь удивлённо понимало, что в Нижнем Астрале есть не только грязь и порок, но и что-то, подобное свету, задушенному тьмой и злобой. Дома встречались как грязные и расписанные непристойными граффити, так и просто старые, однако же вполне крепкие и пристойные.
Около одного из таких домов, который когда-то был тёмно-голубой, а теперь обнаруживал на себе «камуфляж» в виде ярко-мятных пятен, и остановился Дориан Грей.
- Вот здесь я и живу.
Он достал из кармана пачку сигарет, открыл её и первым делом предложил Валерио. Тот молча замотал головой.
- Как хочешь, - флегматично пожал плечами юноша в розовой рубашке. Он закурил, выдыхая какими-то размеренно-изящными затяжками дым тонких сигарет. Валерио лишь любовался красотой его лица, которому табачный дым придавал столько загадочного очарования, что, казалось, Милое Создание влюбилось в этого молчаливого юношу.
- Я могу курить в этом мире сколько угодно и когда угодно, - нарушил он странное молчание. – У меня всегда полная пачка сигарет и всегда заправлена зажигалка. Здесь есть время подумать о вечном, не надо никуда торопиться.
Стоя так, чтобы короткая юбочка не задиралась, Валерио лишь думал о том, что и у смерти есть свои преимущества… правда, даже этот факт не мог заставить его выкурить хоть одну сигарету, пользуясь своим сомнительным бессмертием.
- Как ты здесь оказался? – спросил Валерио, стараясь смотреть в глаза Дориану Грею.
- А тебе есть разница, как? – с прежней флегматичностью выдал тот. – Ну, скажем, умер не своей смертью, раньше срока.
- У меня случилось то же самое. Примерно в середине июня. Мне стало тяжело жить, хотелось куда-то бежать от себя – вот и получился полёт с крыши.
- Депрессия, красавица? – озорно прищурился Дориан Грей. – У меня всё случилось иначе. Меня свела в могилу табачная зависимость.
Валерио был готов смеяться на всю Вселенную, пробуждая даже потухшие вулканы во всём мире: проблема Дориана Грея выглядела столь нелепой, по сравнению с муками Милого Создания…
- Ты очень забавный, - только и сказал Валерио. – Я прежде думал, что в этом мире, где мы сейчас, водятся только монстры и маргиналы, а ты оказался очень даже приятным человеком.
Дориан Грей с каким-то сожалением бросил на землю окурок, где и так было много битых стёкол и рваной бумаги.
- Эй, а почему это ты так стоишь, будто замерзаешь? – наконец полюбопытствовал он, и на лице его появилось какое-то неясное подобие улыбки.
- А что тебе, Дорианчик? – кокетливо отбросил Валерио выбившийся из хвоста локон.
Юноша в розовой рубашке вдруг разразился смехом. Казалось, маска пофигистичного флегматика окончательно растрескалась и упала с его лица. Более того, он словно наполнился красотой, которую сдерживала внутри повседневная угрюмость.
- Меня так ещё… никто… никогда… не называл, - выдавил Дориан Грей сквозь смех, а потом словно опомнился и так же быстро вернул себе прежнее спокойствие. – Кстати, какого цвета на тебе трусики?
Валерио весь раскраснелся, одёрнул и без того коротковатую блузочку и совершенно беззлобно сказал:
- Дорианчик, пойдём к тебе.
- Но всё-таки, скажи, какого они цвета? – настаивал собеседник.
Небо над их головами даже посветлело настолько, насколько это было возможно, и теперь оно было тёмно-голубым. Огромный монолит блочного дома слепо таращился многоглазьем окон, большинство из которых скалилось остриями стекольных осколков. Время словно замедлилось, пока Валерио искал изящный ответ на столь неожиданный вопрос.
- Хорошо, - сдался Дориан Грей, - задам тебе другой вопрос. На тебе вообще есть трусики?
- А ты угада-ай, - лукаво подмигнул Валерио.
За столь краткий период пребывания в Нижнем Астрале он в совершенстве овладел женской манерой поведения, хотя ноги на каблуках всё ещё незаметно подкашивались.
И вот Дориан Грей протягивает свою красивую, сильную руку, в которой с минуту назад держал сигарету, к короткой чёрной юбке, но Валерио вовремя успевает её перехватить своими обеими изящными руками с длинными пальцами.
- Я же просил угадать, а не подглядывать, - с деланной капризностью предупредил он.
- Значит, опять какие-нибудь розовые стринги с зайчиками, - ослабил напор Дориан Грей. – Если я не угадал, юбку задираешь ты.
В это время где-то в стороне две вороны выясняли, кому достанется кусок рваной серебристой бумаги от подарка.
«О, лучше бы он этого не спрашивал! – взмолился Валерио. – Я же не девушка…»
- Зачем, интересно, я должен задирать перед тобой юбку? – нашёлся он с ответом. – Ты же всё равно не угадал, так что я тебе ничего не должен.
Дориан Грей небрежно махнул рукой.
- Ладно, красотка, идём ко мне.
Они поднялись по выщербленным ступеням на крыльцо. Дверь подъезда открывалась совершенно свободно, словно замок здесь никогда и не ставили. Тьма, куда она вела, пахла сыростью и какой-то тухлятиной, так что о великолепии дворца Валерио пришлось насовсем позабыть. Под ногами то и дело пробегало что-то мелкое, но толстое – крысы. Лестница, по которой шли Дориан Грей и Милое Создание, порой была полна разных провалов, куда можно было упасть запросто. Перила напрочь отсутствовали, хотя иногда штыри от них опасно торчали, словно ржавые пальцы, тянущиеся ко всякому, идущему по этим ступенькам.
Неровности бетона, камешки под ногами – это было не так мерзко, как там, в Аграгонте. Старый плюшевый медведь с распоротым брюхом и воткнутыми в низ живота шприцами ворвался резким воспоминанием в мысли Валерио, и он едва не забыл перешагнуть через ступеньку, чудом удержав равновесие.
В совершенно обычном волнении Дориан Грей подошёл к обитой чёрным дерматином двери. Гвоздики-цветочки образовывали на ней незатейливый узор: солнце из угла светит на плывущий по волнам кораблик. Словно детский рисунок, привет из того времени, которого не вернуть.
Это была какая-то полузаброшенная квартира, в которой имелись вялые признаки жизни в виде старого, выцветшего ковра на бетонном полу. Там же лежало несколько довольно жёстких подушек с кучей заплат. У окна примостилась старая двуспальная кровать с металлическим каркасом; она практически лежала на полу из-за подпиленных ножек. Потрескавшаяся штукатурка в рубиновых тонах создавала атмосферу мрачной, умирающей романтики.
В другой комнате ощущался тот же гнетущий простор, только там было куда грязнее. У стены стояло то, что осталось от дивана – почерневшая спинка с выдранным напрочь сидением (несомненно, он когда-то был золотисто-бежевым, если судить по обивке), а слева от неё, почти у самого окна, - мрачная чёрная громада инвалидного кресла, у которого было проломлено сиденье. Здесь также присутствовали пара больших, потрескавшихся от времени чемоданов с ржавыми защёлками; эти грязные параллелепипеды дополняли и без того убогую обстановку квартиры, кроме того, из стены, за остатком дивана, лезли изумрудно-зелёные ветки дерева, въевшиеся в бетон блоков.
- Я этой комнатой почти не пользуюсь, - признался Дориан Грей. – Она большая, но страшно неуютная. К тому же, это кресло… Не хочу постоянно видеть перед собой напоминание о мире смертных.
- А выкинуть весь этот хлам, - Валерио обвёл руками всю комнату, - не вариант?
- Не хочу трогать грязь, - сознался Дориан Грей и вдруг словно что-то вспомнил.
Он открыл один из уродливых старых чемоданов – и Милое Создание едва не подкосило от удивления: там лежало несколько пирожных с кремом.
- Угощайся, красавица, - улыбнулся Дориан Грей.
Валерио, отставив прочь все сомнения, взял себе корзиночку с розовым цветочком на верхушке. Едва он откусил крема столько, сколько мог съесть за один укус, как во рту разлилась горечь, никак не вязавшаяся с аппетитным видом пирожного.
- Что это за дрянь? – полюбопытствовал Валерио.
- Пирожное, - ответил Дориан Грей. – Когда я был смертным, учился на кондитера, но у меня ни одно моё изделие не получилось вкусным. Я делал всё, как требовалось, - выходила только отрава. Вдобавок меня уволили с работы из-за курения.
Судя по гордому тону рассказа, Дориан Грей гордился своим прошлым, каким бы ничтожным и недостойным оно ни было. За время нахождения в Нижнем Астрале он свыкся с мыслью о том, что судьба его уникальна и надо просто принять её как множество фактов. Идеальных людей не бывает – вот чем оправдывал перед собой Дориан Грей все свои самые страшные поступки, которых у него накопилось великое множество.
- Мне, конечно, всё равно, - продолжал он в своей флегматичной манере, - но скажи, как тебя зовут, прекрасная незнакомка?
Милое Создание, совершенно позабыв об отсутствии трусиков, кокетливо взяло короткий подол двумя пальчиками и сделало реверанс:
- Валерио Прейзер!
К счастью, сигарету Дориан Грей выкурил заранее, поскольку она бы просто выпала у него изо рта при виде того, что скрывала ревностно обдёргиваемая юбочка.
- Ты… пед… то есть парень? – не поверил он своим глазам. – И давно ты разгуливаешь по Нижнему Астралу в этих шутовских тряпках?
- Совсем недавно, - честно ответил Валерио. – Так уж вышло, что своё серое рубище я выменял на них. Но это всё же лучше, чем бикини.
- Значит, ты с самого рождения не был девушкой, - неуверенно заключил Дориан Грей.
- Верно.
Кудрявый курильщик рассмеялся снова – так искренне, чисто и весело, как, наверное, не смеялся в своей смертной жизни. Или смеялся, но фальшиво…

* * *

Рейзер открыл глаза. Он только что закончил очередной этап телепатической слежки за Валерио, поэтому богу Тёмного Астрала были известны все пройденные пленником траектории, все встреченные существа. Безграничные способности позволяли Рейзеру черпать энергию из своих видений, частично забирая её у виденных им героев, но почему-то именно с Валерио этот «трюк» работал не так эффективно, словно само Милое Создание было катушкой индуктивности, которая забирала себе часть ресурса на перемагничивание.
Хотелось помочь этому мальчику с лицом невинного ангела найти путь в Верхний Астрал, но вечная борьба Рейзера и Альзера заставляла буквально разыгрывать пленённые души. Рейзер точно помнил, что он чаще искушал едва пришедших в Верхний Астрал, но никогда не навязывал злых мыслей обитателям своей части мира. Но почему именно с Валерио ему хотелось сотворить что-то этакое, чтобы всеми силами удержать златокудрого юношу в своих силках?
Через какое-то условное время появился посланник Амадриэль. На сей раз он был облачён в чёрно-фиолетовые одежды из тяжёлого бархата.
- Как поживает Валерио? – осведомился он. – Уже готов к переходу в Светлый Астрал?
- Пока что нет, - учтиво ответил Рейзер. – Самоубийца – это не жертва маньяка. Сложно сказать, сколько времени может потребоваться для очищения его души.
- И всё же есть ли какие-то сдвиги в сторону добра? – не унимался Амадриэль.
- Он познакомился с Арзулом. Жаль, тебя не было там, Посол. Когда-то ты любил смотреть на изнасилование прекрасных смертных.
Амадриэль глубоко задышал в раздумьи. Чёрная роза на его горле, казалось, пульсировала в замедленном темпе.
- Арзул меня давно не интересует, - он с подозрением посмотрел на Рейзера. – ГДЕ сейчас Валерио?
- Увы, я не смог проследить его путь, - солгал бог Тёмного Астрала. – Разве что почувствовал рядом с ним ещё одного юношу, который зовёт себя Дорианом Греем, хотя его настоящее имя…
В самый неподходящий момент Амадриэль растворился в воздухе. Так бывало прежде и всегда: Посол являлся, но лишь для того, чтобы исчезнуть на полуслове. Что ж, у Амадриэля было гораздо больше обязанностей, чем у обоих богов, вместе взятых. Рейзер и Альзер не желали наносить друг другу даже визиты вежливости, так что в этом смысле третья сторона в виде могущественного Посла очень выручала обоих.
Беркис, Джеролан и Арзул когда-то были тремя качками-гопниками, терроризировавшими огромный город, но неумение делить награбленное добро привело их к поножовщине. Не успели их тела окончательно остыть в душно-жаркой подворотне, а черноволосый незнакомец в бархатном плаще уже взял себе их злые души. В тот день он так и остался разочарован: даже в посмертьи от всех троих не было никакого особого толка. Так же пили, жрали и рыгали, так же насиловали женщин – словом, этим трём «богатырям» просто не следовало появляться на свет.
О них Рейзер вспомнил, сравнивая многообещающего Валерио и эту бестолковую троицу.
«Конечно, мальчик думал, будто он сам пришёл в «Счастливую скотину», - не без гордости рассуждал Рейзер, - но ведь это я позаботился о том, чтобы кривая дорожка привела его именно туда и никуда более. Правда, даже Арзул не смог сделать с милым мальчиком ничего, кроме как напугать. С заданием он не справился, учитывая, что Валерио по-прежнему остался девственником. Однако возвращённая невинность – это билет для очередного приключения… осталось только оборвать тонкую полоску с надписью «КОНТРОЛЬ».
* * *

- Так. Всё. Мне понятно… - лихорадочно бросался фразами Дориан Грей.
Он прекрасно понял, что Валерио просто необходимо как-то привести себя в порядок и надеть что-то более пристойное, чем нарядец школьницы. В старых чемоданах теперь хранилась вся одежда Дориана Грея, и он торопливо перебрал её, не преминув показать Милому Созданию всё, что было. При виде облегающих плавательных шорт оно просто запрыгало на каблуках от восторга.
Голубую блузочку с чёрным воротником было отстирывать уже бесполезно: сперма и грязь стали её неотъемлемыми частями, так что оставалось только полагаться на поистине волшебные недра чемоданов. Надо сказать, Дориан Грей одевался довольно аккуратно и несколько стильно, но Валерио почему-то ни одну из его рубашек не мог прикинуть на себя.
«Ну, давай, выбери себе хоть что-то, - говорило подсознание. – Вот, хотя бы эту серенькую рубашку в клеточку».
Валерио сделал свой выбор, после чего сразу поинтересовался, где в квартире Дориана Грея находится ванная.
- Я сейчас тебя провожу, - ответил он.
Сграбастав в охапку щедрые одёжные подарки, Валерио последовал за ним. Удивительно, но в ванную надо было почему-то идти вверх, на следующий этаж. Здесь ступеньки сохранились гораздо лучше, однако двери в нужную квартиру попросту не было: от неё остались лишь жалкие обломки косяка.
- Неужели здесь кто-то ещё живёт, кроме тебя? – спросил Валерио.
- Я никого почти тут не видел, - Дориан Грей осматривал ванную на предмет наличия непрошеных гостей. – Иногда здесь бывает немного страшно, но ты быстро привыкнешь, если будешь думать об этом доме как об одном огромном убежище. Да, пару дней назад (дней – это грубо-условное определение) на этом самом этаже жили две девушки. Одна из них была одета совершенно так же, как и ты.
- А, да мы с ней в тёмном переулочке и поменялись одеждой, - вспомнил Валерио.
Он удивлённо рассматривал довольно большую ванную комнату, которая, если судить по квартире ниже, где обитал Дориан Грей, занимала площадь тех двух жилых комнат. Чёрный кафель на стенах, винно-красный – на полу, отчего казалось, что для его покраски использовали пролитую кем-то кровь. Напротив ванны, однако, сохранилось зеркало с трещиной в углу, обрамлённое в мраморную раму с плоскими дорическими колоннами.
- Полотенце – здесь, - указал Дориан Грей на вделанный в стену грубый железный крюк, на котором, казалось, можно было повеситься.
Нет, свисало с него не что-то пушистое и махровое, а посеревшая от времени тряпица с рваными краями, возможно, большой кусок старой простыни.
Стараясь думать только о настоящем, Валерио залюбовался просторным квадратом грязно-розовой ванны-джакузи. При желании сюда бы поместились не только Дориан Грей вместе с ним, но и те трое верзил из «Счастливой скотины» - хоть целую оргию закатывай.
- Я буду охранять вход, - распорядился Дориан Грей. – Здесь, конечно, нет никого, но всё же я не хочу подвергать тебя опасности. Мойся на здоровье, Валерио.
Милое Создание сначала внимательно проследило за удаляющимся хозяином и только после этого принялось раздеваться, безжалостно бросая на пол то немногое из одежды, что было на нём – блузку и юбочку. Высокие сапоги на каблуках он медленно и тщательно расшнуровывал – как-никак, с обувью всегда могут быть проблемы, поэтому её надо беречь. Медленно и осторожно, Валерио на нетвёрдых ногах вошёл в ванну, перешагнув её не особенно высокий бортик.
Вдруг перед глазами его встала какая-то пелена, словно здесь кто-то невидимый повесил целлофановую штору. Он посмотрел в зеркало и встретился лицом к лицу с собственным отражением, которое начало меняться. На том, зеркальном лице появилась сначала гримаса деланой гордости, затем она резко сменилась выражениями самого страшного ужаса, а вскоре лицо превратилось в кровавую массу, сдобренную вытекшим из пробитого черепа мозгом.
Ему хотелось кричать, но из горла вырвался только свист ветра.
- Вот что ты со мной сделал, - осуждающе сказало отражение. – Мерзкий, гадкий, проклятый суицидник!
Валерио нашёл в себе силы, чтобы посмотреть вниз: он не мог видеть кончиков пальцев ног из-за наползающего откуда-то чёрного тумана, готового вот-вот дойти до бёдер. Из зеркала раздавался леденящий душу хохот. Этот двойник, так похожий на юношу, теперь словно переместился и самым бесстыжим образом демонстрировал свой расшибленный зад.
- Поцелуй мою попочку, Валерио, - с мрачной слащавостью передразнило отражение угрюмый тон своего хозяина.
В ужасе юноша закрыл глаза. Он уже начал задыхаться от подступающего к горлу тумана, который, как ни странно, не мог его задушить, но превратился в кандалы на запястьях и лодыжках. Куда крепились цепи – не имело никакого значения. Стоя в распростёртой позе, Валерио не мог даже повернуть голову, но шея чувствовала острую боль причудливого украшения из колючей проволоки, концы которого, захлестнувшись на ней, уходили на грудь, переходили на спину и спускались по правому бедру, а там уже соединялись под коленом.
- Отпустите, су-уки! – закричал Валерио, отчаянно преодолевая силу натяжения проволоки, с каждым словом всё жёстче врезАвшейся в шею.
Со звоном битого стекла оковы осЫпались. Неясная музыка колокольным звоном мягко ласкала слух, то возникая в пространстве, то так же стремительно затихая. Валерио перестал отдавать отчёт себе и в действиях и в мыслях – просто отдался во власть радости освобождения. Руки его изящными движениями потянулись к бёдрам и сразу схватились за напрягшийся член, после чего тело юноши стало исполнять невероятный танец, который соблазнил бы любого султана, увлекающегося мальчиками, если бы такой и впрямь существовал.
Перед закрытыми глазами мелькали совершенно иные видения – воспоминания из прошлого: вулканы Северных Краёв, голубое небо, лес, первый подстреленный на завтрак заяц. С губ Валерио срывалась молитва на каком-то причудливом, словно им самим изобретённом, языке. Он смеялся и плакал одновременно, стервозно мастурбируя в ванне.
Он, наконец, на миг позволил видениям отпустить себя и без страха посмотрел в зеркало: там уже колыхался винно-красный занавес. Через какое-то мгновение он распался на миллиарды частиц и потёк кровавым водопадом в сторону Валерио. Юноша исхитрился поймать губами глоток жидкости – по вкусу она напоминала ему вишнёвый сок. Винно-красная вода не признавала границ ванны, выбиваясь из неё энергичным потоком, сливаясь по цвету с кафелем пола и, казалось, устремляясь на нижние этажи дома.
И вдруг невидимый источник прекратил бить из стены. Всё остановилось слишком стремительно, но Валерио, сохраняя равновесие, всё ещё продолжал стоять в ванне по колено в тёмно-красной жидкости, на поверхности которой колыхалось невинно-белоснежное пятно спермы.
Он абсолютно уверенными шагами подошёл к бортику ванны и перелез на плитки пола. Осторожно выкрутил влажные волосы и вытер тело грязным куском простыни. А потом совершенно спокойно натянул плавательные шорты и принялся шнуровать высокие сапоги. Волосы пока оставались распущенными и влажными, поэтому рубашку в клеточку Валерио просто взял с собой.
Выходя из ванной, он оглянулся: никакого вишнёвого сока на полу уже не было, а ванна-джакузи по-прежнему казалась пустой.
Дориан Грей бросил вниз наполовину выкуренную сигарету и затушил её обутой в сандалию ногой.
- Ого, а ты, кажется, уже пришёл в себя, - сказал он, вынимая из уха белоснежный вакуумный наушник. – В моей одежде ты мне нравишься гораздо больше.
Валерио не стал рассказывать ему о своих видениях, просто мило улыбнулся в ответ, отбрасывая за спину влажные локоны.

* * *

Отложив в сторону Библию в синем сафьяновом переплёте, довольный Рейзер закружился по своей библиотеке. Чёрный бархатный плащ причудливо извивался вслед за ним, задевая пламя факелов, но не сгорая от него.
Бог Тёмного Астрала сам придумал эту забавную шутку с зеркалом и теперь радовался своей изобретательности так неистово, словно его проделка получила мировую огласку. Это была всего лишь импровизация, которая возникла в его воображении при виде гравюры, на которой анонимный средневековый мастер изобразил бичевание Христа.
Каким ни оказалось это странное испытание, Рейзер с улыбкой отметил, что оно лишь придало сил Валерио, а значит… Амадриэль напрасно надеется получить в Светлый Астрал ещё одну душу.
«Вот если бы ты, Милое Создание, начало молиться Богу или выбежало прочь из ванной – в чём я сильно сомневаюсь, поскольку ты стеснялся перед Дорианом Греем, - я был бы вынужден назвать свой план провальным. Но ты постоянно думаешь, что идёшь по своей собственной дорожке, тогда как она давным-давно проложена мной. Иди же, не бойся, мой златокудрый мальчик, я помогу тебе создать твоё новое будущее».


XII. «Если я надену впервые вот эти чёрные чулочки…»


You don't have to put on that red light,
Walk the streets for money,
You don't care if it's wrong or if it is right.
«El tango de Roxanne» (Moulin Rouge)
[23]


«И приснится же такое!»
Кавен Шейдер резко открыл глаза.
Солнце заливало своим светом всю комнату общежития, в том числе и весёленькие жёлтые обои в коричневый цветочек. Всё выглядело таким буднично-безмятежным, что просто не верилось, будто каждую ночь можно работать помощником стража в некоей тюрьме Инферно. Сюжеты снов Кавена никогда не повторялись, но неизменно крутились вокруг пленников и цепей.
Он мог бы списать это на излишнюю впечатлительность, но и здесь не было причины: на полке, среди нескольких научных книг с тучами формул, не лежало ни одного детектива или романа ужасов. Вдобавок это имя… в паспорте уже почти 16-й год [24] значилось Кавен, и никакого Кавентола. Что это за нелепая мистификация?
Странные сны начали ему сниться совсем недавно и как-то ненавязчиво, постепенно погружая в свой фантастический мир. Сюжеты-то были разные, но почему-то все без исключения связывала друг с другом тюрьма Инферно и «должность» помощника некоего Гхаледанна. Удивительнее всего был тот факт, что Кавен почти не читал фэнтази, и его воображение в реальности не занимал никакой странный, выдуманный мир, в который так приятно погрузиться в моменты скуки. Но сны диктовали своё, расписывая все ходы наперёд. В итоге, каждое пробуждение Кавена заставляло его удивляться тому, что мир вокруг него очень даже хорош, по сравнению со всеми этими стонущими стенами тюрьмы.
Мистика мистикой, но почему в последнее время Кавен думал о некоем юноше по имени Валерио? Да-да, то самое несчастное существо, которому так не хватало простого человеческого понимания. И, словно какой-то анекдот, Кавен постоянно вспоминал отрывок диалога с Гхалом:
- Гхал, это не слишком ли жёстко?
- Нет, Кавен, это ОЧЕНЬ ПРАВИЛЬНО!!!
Словно реплики героев одного фильма, где женщина убеждает священника вызвать полицию, так это «очень по-христиански». [25] Смешно и одновременно очень подозрительно… Одним людям нужно читать фантастику, чтобы скрасить свои серые будни (ох уж эти вездесущие штампы!), а другие запросто, безо всяких усилий в часы сна сами становятся героями. При этом самым странным был тот факт, что Кавен никогда не учился технике осознанного сна. Он просто жил, работал в одной строительной фирме и, за своим усердным трудом, приучил себя думать только о реальности, которая ему, по большей части, очень даже нравилась.
«А так ли уж запросто я оказываюсь в мире снов с сюжетом? - порой спрашивал он себя. – Наверное, моя излишняя погруженность в работу заставляет некие скрытые ресурсы проявляться для того, чтобы защитить меня от стресса».
И Кавен Шейдер с благодарным интересом принял свои сны, в которых он видел себя если не вершителем человеческих судеб, то его добрым ассистентом – действительно добрым, поскольку любые пытки Гхала вызывали у него крайне неприятное чувство где-то внутри. Это во сне ты можешь вогнать наказуемому в горло железный штырь и действовать столь же легально, сколь и безнаказанно, а вот Реальный Мир порой останавливает, вынуждает отказаться от вредоносных действий в пользу соблюдения библейской заповеди «Не убий», разъяснение которой содержится в статье 105 Уголовного Кодекса. К сожалению, в «единственном источнике уголовного права» (как пишет доблестная Википедия [26]) отсутствуют объяснения причин, и ответ на вопрос «Почему убивать – это плохо?» приходится искать во время просмотра боевиков.
Но даже необычные сны со временем несколько наскучили. Загадочный Валерио вдруг куда-то ушёл, исчез, безо всякой вести. Новые «пленники», к которым Кавентол проявлял такой же добросердечный интерес, оказывались в сотни раз скучнее, а истории их смертных жизней могли представить интерес разве что для медиума-социолога, внезапно решившего провести опрос среди неупокоенных душ на тему причины смерти.
Было 30 мая, будний день. Кавен Шейдер, студент пятого курса, отправился в ИТА [27] сдавать оставшийся экзамен по метрологии. Он, конечно, не знал, что именно в этот день, который можно было назвать СЕГОДНЯ, ему будет суждено встретить самого лорда Инамото Кирикидзо.

* * *

В тот же самый день Инамото Кирикидзо окончательно поняла, что скорбеть по ушедшему из её жизни Валерио – самое распоследнее дело. Ну, не смешно ли было всё время напускать на себя трагический вид, уходить в себя, чтобы грустить ещё больше? Никто не знал, что ей больнее всех, что мир вокруг она видит в чёрно-белых тонах затёртых фотографий – никто ничего не знал и просто не хотел знать, а она и не сообщала об этом. Злилась на Валерио, ругала себя за то, что позволила написать ему всю правду, содействовавшую самоубийству… И всё равно это ничего никому не докажет. Официальная, ИСТИННАЯ версия смерти Валерио – падение с крыши высотки. Всё, финал!
У бабушки недавно начался ремонт, так что теперь Ромусик на какое-то время поселился в квартире Инамото и её родителей. Каждый день – прогулки по три раза, чёткий контроль за тем, чтобы такс не вынюхивал и не подбирал всякую гадость, общение только с мелкими собачками или таксами – всё это, разумеется, помогало отвлечься от ненужных мыслей, груз которых был готов в любой момент утащить тебя на дно. Однажды Инамото даже пожаловалась Ромусику на то, что любила глупого маленького мальчика по имени Валерио, и пёс в это время смотрел на неё ТАКИМИ глазами, ошарашенно понимая, насколько это больно.
…Инамото ехала в маршрутке в институт, чтобы проставить пару экзаменов «автоматом». Был ясный солнечный день, всё казалось таким красивым и ярким, что грустные мысли ушли прочь. Внезапно бежевый «Хёндай» попал в пробку на железнодорожном переезде, однако девушку это совершенно не огорчило: она вышла из дому гораздо раньше, чем начинался экзамен.
«А кто не верит страстно, тот умрёт напрасно, кто не верит в сказки, кто не верит в сказки», - звучала в наушниках весёлая песня группы «Обе-рек». В какой-то момент Инамото посмотрела в окно и увидела слева… взрослого мужчину, скачущего по проезжей части на белом коне.
Чего только не бывает в Аграгонте!
Всю дорогу она чувствовала себя как-то иначе, чем раньше. В этом мире красок и солнца не было места смерти; больше не существовало того пепла, который разлетелся над морем – всё ушло в Прошлое, безвозвратно и быстро.
И вот, наконец, он, знакомый вестибюль с серыми плитами и высокими потолками. Даже здесь светло, несмотря на то, что обслуживающий персонал включает далеко не все лампочки – свет всё равно льётся из окон наверху, побеждая тьму.
Она смутно помнила, как вошла в аудиторию, что-то ответила, что-то рассказала – и вот он, законченный на «отлично» восьмой семестр! Четвёртый год обучения, после которого группа поделится на магистрантов и пятикурсников… (Инамото, конечно, собиралась в магистратуру.)
Радостная, она, преодолевая соблазн спрыгивать в конце каждого лестничного пролёта, спустилась вниз. В поле её зрения тут же возник парень с каштановыми волосами до плеч, убранными в хвост. Инамото как-то удивлённо посмотрела на него; одновременно в её мыслях наступило какое-то непонятное просветление, и она даже ощутила, как лёд, которым она же сама и сковала собственное сердце, начал резко таять, заставляя возвращаться все самые светлые чувства.
- Ты на какой специальности учишься? – безо всяких предисловий спросила она незнакомца.
Тот назвал что-то, связанное с кадастром.
Инамото начала рассказывать как-то уж издалека о своей учёбе; в то же время она старалась показать себя уверенной личностью, жестикулируя, дабы расположить к себе собеседника. Когда она что-то рассказывала ему, стоящему с убранными за спину руками, тот внимательно слушал, и бледно-жёлтые стены вокруг, казалось, перестали существовать.
По сравнению с Валерио, парень производил совершенно другое впечатление; в чертах его лица не было этой ангельской отстранённой красоты, неизбежно сопровождаемой зашкаливающим нарциссизмом. Он был просто симпатичным, интересным и более взрослым в своих взглядах на жизнь.
- Кстати, меня зовут Инамото, - представилась она и первая пожала руку несколько удивлённому парню.
- А я – Кавен.
Едва она услышала имя своего нового друга, сказанное таким мягким и совершенно спокойным голосом, мир перед её глазами, казалось, сменил декорацию. Всё, больше никаких Милых Созданий с их сияющими в солнечном свете золотистыми локонами, никаких их тайных слёз, доверяемых только ей, Инамото, которой приходилось изображать злодейское хладнокровие, чтобы ни одно из Милых Созданий – чёрт, сколько же их было на самом деле, если не одно? – не догадалось о том, что эта брутальная девушка позволяет себе плакаться за них в подушку. Доказательства отсутствуют!
Инамото старалась не терять чувство реальности, как ни была ей приятна эта неожиданная встреча. Она рассказывала Кавену о достопримечательностях Аграгонта, о жизни в городе в целом… и впервые после смерти Валерио улыбалась по-настоящему!
- Кстати, завтра в студенческом клубе будет рок-концерт, - сказала она, заставляя себя смотреть в самую глубину карих глаз Кавена.
- Значит, сходим, - кивнул он. – А кто будет выступать?
- Местные группы. Ну, конечно, ещё несколько приезжих…
Они вышли на ступеньки и без лишней суеты спустились вниз, покинув учебный корпус. Инамото краем глаза заметила, как в небе пролетели – так красиво! – три белоснежные чайки, а солнце расцветилось радужным ореолом.
Так они и стояли, ожидая маршрутку: Инамото, во всём чёрном, и Кавен, в белой рубашке и бежевых брюках. Когда Инамото уехала, она даже радостно помахала на прощание.
«Ну всё, реквием по Валерио закончился», - сказала она себе.

* * *

Альфред Смайл, гитарист группы «Semens», корчил перед зеркалом рожи, фотографируя себя милого смартфоном, чтобы потом выложить всё это лицетворчество на своей страничке в соцсети «ПровокActor». Одновременно он мысленно посчитал, сколько бутылок вискаря «Джек Дэниэлс» оставалось в его мини-баре.
- Кажется, десять, - сказал он себе. – Было двенадцать, но вчера одну выпили, а одну отдали победителю конкурса «Лучшие проколотые соски».
Вернее, победительнице, ибо фанаток – этих малолетних дурочек, готовых на всё ради своего кумира, - у Альфреда Смайла было предостаточно.
Он принялся внимательно изучать своё отражение в зеркале, расчёсывая прямые светло-русые волосы, и в то же время прикидывал, какой бы сюрприз для безбашенных девчонок ещё преподнести.
В его ушах, которые, надо сказать, были несколько закруглённой формы, сверкали аккуратные серёжки-гвоздики – по одному в каждом ухе; в середине нижней губы стоял маленький циркуляр из чернёной медстали, оканчивающийся небольшими конусиками, в правой брови – тоже чёрный, но микробанан. Для чего он делал пирсинг брови и губы, Альфред помнил крайне смутно… кажется, тогда он находился в состоянии лёгкого опьянения, с кем-то поспорил – и результат на лицо! В прямом смысле слова.
С самого детства он любил, когда им восхищаются, осыпают похвалами и без устали боготворят. Он считал себя человеком без комплексов, старался быть для всех тем, кого анимешники называют «няшечка» - словом, недостатка нарциссизма Альфред никогда не испытывал. На его тонкие черты лица, немного резкие и в то же время несколько женственные, велись и ведутся множество девчонок. Кто-то из них обязательно присылает фотографию своей груди (не обязательно в лифчике), на теле непременно наличествует имя обожаемого няшечки – Alfred Smile.
Он перебрал свою небольшую коллекцию побрякушек, бриллиантом которой являлся не слишком аккуратно вырезанный из бирюзы кулончик-череп. В металлической коробке от бутылки «Джек Дэниэлс» лежали также несколько браслетов из деревянных бусин, цвет которых уже был едва различим по остаткам краски, чёрный трикотажный напульсник, никогда не подвергаемый стирке, тоненькая двойная цепочка для джинсов и, конечно, кольцо, одно-единственное. Альфред мог в любой момент выбросить этот тоненький кусочек металла в мусор, так как он уже давно успел облезть и поцарапаться, но не собирался пока совершать столь решительный шаг: кольцо ему подарила его нынешняя девушка по кличке Эльф-Рэт.
Альфред и Эльф-Рэт… Едва поклонницы группы «Semens» узнали о том, что их обожаемый няшечка нашёл себе пассию, как весь его «ПровокActor» заполнился фотографиями крыс – и живых, и мёртвых. Конечно, некоторые поклонницы ставили «звёздочки» к фото, где Альфред держался за руки или целовался с Эльф-Рэт, избегая высказывать в лицо гневные комментарии, но большинство просто ненавидело Альфреда за такой «странный» выбор.
В самом деле, ЧТО он нашёл в этой мелкорослой лахудре с почти что крысиным лицом, едва ли не анорексичным телом и плоской грудью? Вокруг него было столько красивых девушек, спортивных, умных, интересных, а он просто выбрал себе эту жалкую пародию на топ-модель… Ответ на этот вопрос не представлялось возможным найти никому, даже самому Альфреду. Помнилось ему, как в 2010 г., на концерте, к нему подошла эта самая Эльф-Рэт, представилась (упорно отрицая своё паспортное имя), предложила сделать фотосессию, а дальше… Альфреда просто стали часто видеть с ней вместе.
Каждый концерт «Semens» стал для неё шансом пропиарить себя, пусть даже в тени славы Альфреда Смайла. И она, действительно, выполнила своё обещание, устроив своему бой-френду такую фотосессию, что тот вернулся домой настолько усталым, что сил у него едва оставалось на снятие кроссовок. До спальни в тот день гитарист так и не дошёл: сон сморил его прямо на коврике, в прихожей.
Но это случилось через несколько дней после дебютного концерта, а пока Альфред напряжённо думал, во что бы такое нарядиться, чтобы и выглядеть достойно, и удивить публику. Он вернулся в спальню, где из шкафов была буквально выброшена на пол вся одежда, стал рыться в дикой мешанине вещей, а потом вдруг его осенило.
«Если я надену впервые вот эти чёрные чулочки, моя Крыска меня простит», - сказал он себе, вытаскивая из самого нижнего отделения шкафа-купе неизвестно как оказавшиеся там чёрные кружевные чулки с подвязками. Собственно, воспоминание не заставило себя ждать: ах да, это же подарок, купленный им на Восьмое марта для Эльф-Рэт, который так и остался пылиться в шкафу, поскольку в последний момент Альфред передумал и купил любимой дорогущую футболку с логотипом группы «Slayer» в Интернет-магазине.
Удивлять, так по полной программе! И это будет гораздо эффектнее, чем тот видеоклип, заботливо снятый на смартфон Эльф-Рэт, где Альфред, совершенно голый, не считая гитары, танцует на подоконнике. (Правда, хитрая девица запечатлела это действо зимой, когда на улице было минус пятнадцать по Цельсию, причём заставила Смайла делать целых четыре дубля: то ей не понравилась его кислая мина, то его отвлёк какой-то звонок, а то и вообще гитара сдвинулась, являя всеобщему взору – как жаль, что зрители в тот день грелись себе в тёплых квартирках! – тот факт, что Альфред снял с себя абсолютно всё, кроме пирсинга.)

* * *

Летом солнце в Аграгонте не пригревало – оно безжалостно жарило. Лорд Инамото, в чёрной рубашке, джинсах, кроссовках, с кучей серебряных колец и браслетом с заклёпками, наконец-то приехал к студенческому клубу, у дверей которого его уже ждал пунктуальный Кавен. Они радостно пожали друг другу руки, затем купили себе по билету, на которых значилось «Большой концерт группы «Semens»!!! Море крутой музыки и безумного веселья!!!»
- Жаль, не опен-эйр, - сказал Кавен. – А то я прошлым летом на «НАШЕствии» был – очень понравилось. [28]
- Я здесь была года три назад, - вспомнила Инамото, - с одногруппницей. Было шумно, все толкались, музыка скучная какая-то… Говорят, сейчас стало гораздо веселее.
- Будем надеяться.
Инамото задумалась о своём, вернее, об Александре. Он, конечно, человек неплохой, но она не стала приглашать его на концерт, уже договорившись с Кавеном. К тому же, у кудрявого автомеханика именно в этот самый день был полный аврал в мастерской: много заказов, сложные поломки, никто не знает, за что браться – всё свалилось на голову снежной лавиной.
Входная дверь открылась, и из неё вышел на крыльцо очень стройный юноша, с длинными светло-русыми волосами ниже лопаток, которого держали под руки две сомнительные девицы: у одной был в брови и в губе пирсинг, у второй самой примечательной деталью внешности являлись ярко-сиреневые волосы. Если бы это только был он, Валерио Прейзер!
Инамото, на самом деле, было просто смешно, поскольку она не верила в воскресение самоубийцы. Тем более что у Валерио были длинные локоны самого настоящего золотистого цвета и начисто отсутствовал пирсинг на всём теле. Да и черты лица Милого Создания казались ей гораздо мягче, чем у Альфреда Смайла.
- Подайте мне закурить, суки-и-и! – с радостной улыбкой возвестил он.
- И зачем же так ругаться? – тихонько спросил у Инамото Кавен. – Как будто, в этом есть какая-то необходимость.
- Понтуется, - кивнула девушка, глядя, как Смайл берёт у парня в клетчатой рубашке коричневую сигарету, сминает в кулаке и бросает на землю.
- Это же «Capitan Black»!!! – заорал в лицо парню Альфред, будучи сам на полторы головы ниже ростом. – Я же после них весь сортир дома заблюю! У вас тут случайно кальянчик не завалялся?
Глядя на почти двойника Милого Создания, Инамото с Кавеном только смеялись. Да уж, если бы Валерио Прейзер не превратился в жалкого неудачника, не покинул Реальный Мир, они бы однажды, возможно, и встретили друг друга: отвязный рокер, не знающий слова «стыд», и нежное, невинное Создание, боящееся общества людей провинциального южного городишки.
К счастью, какая-то готесса протянула Альфреду пачку вишнёвых сигарилл «Vogue», тот с улыбкой взял одну себе, закурил от услужливо поднесённой зажигалки с розами и громко, дабы слышали все присутствующие, возвестил:
- А тот, кто не дал мне закурить, пусть отсосёт у меня!
Парочка брутальных дядек, грозно сжав кулаки, злобно посмотрела на тощего блондинчика-выскочку. В тот же миг раздался хор энтузиастов, которые от своего кумира жаждали только одного: «Покажи сиськи!»
В этом случае Альфред никогда не заставлял себя ждать. Вставши на ступеньки, словно на пьедестал, он без промедления задрал чёрную рубашку – при виде маленьких тёмно-розовых сосочков публика радостно закричала, засвистела и всячески принялась показывать свою радость. На груди их кумира, со стороны сердца, сияла недавно сделанная цветная татуировка – точная копия эмблемы «Ламборджини» с красным буйволом [29]. Сверху и снизу этого герба сиял давно знакомый всем рекламный слоган «Red Bull окрыляет!»
В своём блоге в соцсети «ПровокActor» Альфред во всех подробностях рассказал о том, как ему было больно делать татуировку, как он едва не потерял сознание, чувствуя первые безжалостные уколы иглы, как он всю ночь после этого плакал в подушку (про слёзы он, разумеется, сделал закрытую запись, но вездесущие поклонницы превратили эту весть в достояние общества, мол, «пожалейте нашего бедного Смайлика»).
Наконец, Альфред и его «телохранительницы» скрылись за массивными лакированными дверями, и тем, кто не входил в его ближний круг, только оставалось считать минуты до начала концерта.
- Какой-то ярмарочный клоун, - усмехнулся высокий парень в белой футболке. – Подумаешь, Альфред Смайл! Если это – будущее российской рок-музыки, то я смеюсь от стыда за такое будущее!
- Я всё понимаю, но курение и питьё виски… - задумчиво протянул Лорд Инамото. – Если это, по мнению Смайла, нормально, то нам с ним не по пути.
- Были у меня два друга-рокера, - вспомнил Кавен. – Не скажу, чтобы плохие ребята, но их образ жизни мало чем отличался от этого Смайла. Я с ними общался, терпимо воспринимал их неумные шуточки, но никогда не приходил, когда меня приглашали на всякие «вечеринки ближнего круга». Они оба очень крепко выпивали.
- И что с твоими друзьями стало сейчас? – Инамото посмотрела на часы: до концерта оставалось 15 минут.
- Я с ними больше не общаюсь, - ответил Кавен. – Они-то ребята хорошие, но всякого нового знакомого норовят напоить в хлам. Это у них что-то вроде ритуала…
- Ну, типа «трубки мира», только вместо трубки используется бутыль.
Вскоре Инамото и Кавен вошли в вестибюль. Здесь было и просторно, и тесно среди голубых стен и колонн с зеркалами. Двери в зал, к сцене, пока оставались приоткрытыми, и свет ещё не был погашен – всё вокруг сцены казалось неестественно ярким, даже абстрактные росписи на стенах. Начало концерта, естественно затянулась: настройка аппаратуры проходила довольно долго.

* * *

Эльф-Рэт вызвалась быстро покрасить ногти чёрным лаком своему возлюбленному. Конечно, он очень хотел это сделать, он это даже ПЛАНИРОВАЛ, но, увы, поиск подходящего костюма дома отнял дикую кучу времени. Каприз Альфреда вывел из себя уже настроенных на музыкальный лад брюнетов Крикси Пэйна и Слипи Мермэйда. Те уже давно настроили свои гитары и взялись за винно-красную гитару Смайла, дабы не терять время попусту из-за того, кого семеро не ждут. Разве только Тобби Джамп, ударник «Semens», молчаливо прикладывался к стеклянной бутылке лимонада, заботливо разбавленного коньяком, и закусывал сей нехитрый напиток жевательными мармеладками.
Ярковолосая подружка Крыски даже пару раз держала около уха Альфреда его белоснежный смартфон «Apple», пока тот на чистом матерном языке отвечал какому-то Загадочному Собеседнику, что «сегодня я, б…ь, занят и нечего, чёрт тебя дери, звонить в день концерта. Я же, б…ь, не виноват, что вы именно сегодня решили пожениться». Ох уж эти заказчики свадебных фотографий и видео! Подработка в свободное время, будь она с ежами…
Он держал руки в опасной близости от вентилятора, поворачивая их так и этак, чтобы лак поскорее высыхал. После таких вот «радостных» звоночков хотелось послать к чертям ещё и собравшихся на концерт поклонников, и участников группы, и самого себя: настроение падало в глубокий минус. Но в то же время Альфред вспомнил, что именно ради сюрприза наконец-таки надел не дорогущие рваные джинсы, а вполне себе пристойные, целые, чтобы никто ни о чём не догадался.
«Именно ради сюрприза я сегодня и выступаю», - сказал он себе, с удивлением отметив, что лак на ногтях уже давно высох.

* * *

Кавен и Инамото ещё достаточно долго беседовали о рок-музыке, пока, наконец, около дверей зала не появился директор клуба, одетый, точно телохранитель, в фирменную чёрную футболку, и неприметного вида девушка с каштановым каре. Каждому входящему ставили на билете и на левой руке штамп в виде звезды.
- Я пойду завтра делать татуировку в виде этого штампа! – закричал сзади какой-то сопляк с «тоннелем» в левом ухе.
- Он бы ещё сказал, что «Ранетки» - это рок, - рассмеялся Кавен.
В зале собралось совсем немного народу. Инамото прекрасно понимала, что буквально год назад тут мог быть полный аншлаг, было негде упасть вишенке, не то что райскому яблочку. Она непринуждённым взглядом окидывала гостей, но ни одного знакомого лица так и не заметила. Разве что на какой-то краткий миг ей показалось, будто на лавочке, у правой стены, сидит Милое Создание.
«Всего лишь жалкое видение, как послевкусие, - сказала она себе. – Ты только посмотри, КАКОЙ парень с тобой рядом, не то что этот…блондинчик?»
Даже мысли, казалось, могли запинаться, хотя мелькали с невообразимой скоростью, потому что девушка столкнулась взглядами с самим Альфредом Смайлом. Тот просто улыбнулся, но эта улыбка почему-то засветилась всеми красками порока. Валерио же улыбался всегда как-то хитренько, но в то же время по-ангельски невинно. Да и не уродовал своё тело и лицо этими ужасными серёжками.
Инамото усмехнулась себе, поскольку совсем недавно поменяла в ухе неказистое золотое колечко на чернёное кольцо из медстали, которое было больше и по диаметру, и по толщине. Эх, видел бы её теперь Валерио, её, Лорда, сумевшего справиться с депрессией!.. - но его тело и душа больше не принадлежат Реальному Миру.
Они с Кавеном стояли у самой сцены, во все глаза смотрели на то, как «Semens» суетливо завершают настройку аппаратуры. Тобби Джамп оставался самым спокойным из всех. Он был уже полностью готов исполнять свои ударные партии, но Крикси визуально доказывал своё имя, громко ругая Альфреда: «В отличие от тебя, я – главный вокалист!» Последний же буквально порхал по сцене туда-сюда, для виду произнося в микрофон всякие пошлые шуточки.
- Парни, кто пришёл сюда в красных труселях? – на весь зал прокричал Альфред в микрофон. – Ты? – он заметил одиноко поднявшуюся руку, потом заметил вторую. – Ну, вот и прекрасно! Идите сюда, покажите свои труселя… Приз за это будет очень ценный, гарантирую.
По просьбе ведущего два здоровяка, один из которых был в рваной футболке, спустили джинсы, дабы показать, что «играют» честно. Один из них и вправду оказался в красных шортах, а второй – в красно-синих. Впрочем, приз в виде бутылки «Джек Дэниэлс» (как сказал Альфред, «А вы сами решите, кому она достанется») достался обоим на двоих.
- А теперь, девчонки, настала ваша очередь показывать сиськи! – заговорил Смайл о своём извечном фетише.
Инамото в это время стояла с видом почти спокойного бульдога, гордо скрестив руки на груди.
- Как жалко, что это сделала только самая красивая девушка, - обратил Альфред взоры публики на стоявшую в первом девичьем ряду Эльф-Рэт, которая задрала белую майку и показала ему чёрный топ с принтом «One Love – One Smile!» [30]
Инамото бы и в жизни не подумала, что эта мелкая костлявая уродина с проколотой губой и бровью может быть чьей-то девушкой! Да ещё с какой-то отвратительной зеленью на крашенных в чёрный цвет волосах.
Тем временем группа «Semens» начала своё выступление. Тобби Джамп стал совсем незаметным за своей барабанной установкой, хотя, чтобы достичь его габаритов, Альфреду требовалось поправиться, как минимум в два с половиной раза. Крикси и Альфред, что называется, зажигали. Малолетние фанатки дико пищали, кричали слова любви… Инамото тоже изображала непринуждённое веселье, иногда оглядываясь на Кавена, стоявшего рядом с ней.
Она и сама не заметила, как маленькая сцена прямо перед ней вдруг потеряла границы и стала просто огромной. Гром музыки затих до полушёпота, а на сцене, куда теперь падали лучи закатного солнца, невероятным образом очутился Валерио Прейзер. Он изящно передвигался по её закруглённому краю, правда, не «порхал» так легко, как Альфред Смайл. И лицо его не казалось фальшивой маской – оно хранило знакомое отрешённое выражение, с некоторой хитринкой, придававшей Валерио особое очарование. Его руки оставались без колец, а нежно-зелёные, женственные глаза искали взгляд только одного человека, который находился здесь. И она тоже смотрела на него.
- Инамото, помнишь ли ты, как я тогда прыгнул? – мило улыбнувшись, спросил он.
- Да, - кивнула девушка, и выражение её лица ему чем-то напомнило оскалившегося бульдога. – А почему ты одет так же, как Альфред Смайл?
- Могу совсем раздеться, - несколько пафосно выдал Валерио. – Или ты хочешь, чтобы на мне что-нибудь осталось?
- Я прекрасно понимаю, что ты – это не ты, а твой призрак…
- Если б не твои воспоминания, я бы здесь не появился. Правда, что-то в последнее время ты частенько думаешь обо мне.
- Ну, не только о тебе… и о себе часто думаю. Все говорят про какой-то Апокалипсис в 2012 году [31], а мне лично всё равно: оптимисты будут встречать Новый год.
Валерио вздохнул.
- Я, конечно, не джинн, но, ради тебя, сейчас готов на всё!
Инамото картинно развела руками.
- Тебе ведь не воскреснуть в Новом году, это и так известно… Кстати, не нравится мне этот Альфред и его девчонка тоже. Музыка у группы, в принципе, неплохая, но тексты песен на английском меня как-то напрягают…

* * *

Ни одна поклонница Альфреда Смайла или даже его девушка не знали, как непросто даётся ему этот концерт. Будучи человеком творческим, он частенько впадал в трансовое состояние, выйдя из которого, понимал, что его поступками и словами руководит какой-то более сильный манипулятор. Вот и сейчас, исполняя песни на сцене, Альфред в безумном угаре сначала снял рубашку, а затем – джинсы. Малолетние фанатки визжали от восторга и удивления: их кумир всё так же «зажигал» на сцене, только в чёрных кедах, жёлтых трусах-шортиках в красные сердечки и… чёрных чулках с подвязками.
- Педик! – закричали брутальные дядьки-байкеры со стажем.
К счастью, ни до толкучки под музыку у самой сцены, ни до бросания в артистов разного рода метательных зарядов дело не дошло. Только смех, писк, вопли, непонятные крики – всё, как и хотел Альфред, всё, о чём он мечтал в своих отчаянных мыслях. Зачем думать о том, что БУДЕТ? Надо видеть то, что ЕСТЬ.
Стриженая девушка в чёрной мужской рубашке смеялась, как в цирке. Альфреду было не дано знать, что она не восхищается, а смеётся над ним, точно над клоуном на арене; и она вовсе не подпевает текстам его песен, а разговаривает с кем-то незримым.
«Народ требует хлеба и зрелищ, - прокручивал отчаянные мысли Альфред. – Хорошо, что я надел эти чулочки, а не подарил их Крыске… Неужели моя мечта о славе…»
В груди неприятно закололо. Альфред играл и безумствовал с гитарой, изо всех сил скрывая своё желание остановиться и лечь передохнуть. В глазах всё ходило ходуном, переливалось смертельно-прекрасными радугами, корчилось-кривлялось и волновалось, подобно морю. Только одно-единственное лицо оставалось неискажённым: та самая девушка в рубашке смотрела своими тёмно-карими глазами прямо в душу экстравагантного глэм-рокера.

* * *

- Кажется, кумир девчонок танцует свой коронный танец, - сказала Инамото, обращаясь к Валерио. – Я теперь вижу вас обоих одновременно… Даже не знаю, КАК это получается.
- И у кого из нас красивее ушки? – лукаво спросило Милое Создание.
- У тебя, конечно. Ни одному блондинчику в мире не превзойти тебя… даже через сто тысяч лет.
Валерио рассмеялся, и этот немного холодноватый смех взрослого ребёнка показался девушке благозвучнее ню-металлических мелодий Альфреда и его команды.
- И тебе нисколько не жалко этого ничтожного двойника меня? – спросил вдруг Валерио.
- Нет. Может быть, его смерть и поможет мне не думать о том, что тебя нет, но не избавит от воспоминаний.
Фантомный Валерио закрыл руками лицо, а когда отнял свои ладони, в глазах его стояли бриллианты слёз.
- Ты даже не представляешь себе, что значит не быть живым, - горестно выдавил он из себя. – Я бы сейчас сделал что угодно, лишь бы снова попасть в Реальный Мир, из которого совершил слишком ранний побег. Мне даже в моём призрачном теле находиться страшно!

* * *

Волна паники накрыла зал студенческого клуба: в кратчайший миг едва только начавшая свой творческий путь группа «Semens», потеряла своего участника – гитариста Альфреда Смайла, который лежал на сцене раздетым, а изо рта его текла какая-то аномально чёрная кровь.
Он уже ничего не различал – всё смешалось, всё шумело, и больше не оставалось в его теле и сознании сил, чтобы как-то подняться, улыбнуться зрителям и объявить об удачно свершившемся розыгрыше. Увы, Альфред не мог даже пошевелить рукой или поднять голову. Правда, он всё отчётливее различал силуэт склонившегося над ним юноши. Нет, это был не милосердный зритель, самоотверженно поднявшийся на сцену, дабы помочь кумиру выжить, а какой-то прямо ангел смерти… чем-то очень похожий на него, Альфреда, и всё же совершенно другой.
- Инамото Кирикидзо просила меня передать тебе большой привет, - насмешливо сказал Валерио.
Альфред бессильно молчал. Златокудрый фантом лишь невинно улыбнулся и растаял в хаотическом воздухе, оставляя душу Смайла парить над бездыханным телом.

* * *

Кавен осторожно тронул её за руку.
- Пойдём, Инамото, а то сейчас начнётся такое столпотворение…
Девушка кивнула.
- Да, это было просто ужасно! Он пел, танцевал… и умер. Я даже ничего понять не успела, как всё свершилось.
О разговоре с Валерио она так не произнесла ни слова, избегая всякой мистификации событий.
Они вышли из студенческого клуба. Солнце уже садилось, раскрашивая всё тусклое и тёмное, скучное и яркое своим радостно-кровавым светом. На улице пока что царило торжественное спокойствие: печальная новость ещё не успела обзавестись крыльями, чтобы разлететься по всему Аграгонту, обрушиться тоннами стенаний и слёз. Душа Инамото пела что-то невыразимое, однако в глазах её читалось злодейское ликование.
«Самоубийце можно отомстить, если заставить его душу уничтожить кого-то, кто находится ближе всего к смерти», - подумала она.
Кавен даже вызвался проводить её на трамвай, а потом вдруг решил поехать вместе с ней до конечной остановки, чтобы посмотреть город. Впереди у них было как минимум двадцать минут – от конечной до конечной остановок – для того, чтобы получше узнать друг друга.

* * *

Эльф-Рэт вопила от ужаса, отталкивая всех, кто пытался подойти к телу её любимого Альфреда Смайла, которого, если верить паспорту, звали Сэмюэль Вэлком. Она смотрела в его глаза, серо-голубые и неподвижные, но так и не заметила даже простого моргания. Шоковое состояние даже притупили в ней чувство отвращения, и она заботливо стирала потёки крови с худощавой груди возлюбленного.
Тобби Джамп, пока никто не видел, взял тёмно-зелёный рюкзак Альфреда и спрятал туда стоявшие около барабанов бутылки с виски: если и пить за что-то, то потом, много позже. Крикси участливо смотрел на Эльф-Рэт: факт смерти младшего брата он принял неожиданно стойко, хотя втайне молился о том, чтобы Сэмюэль выжил, ведь без него группа «Semens» никогда не станет прежней.
Слипи Мермэйд между тем вызывал «Скорую», пользуясь своим мобильником. Его тревожные глаза дополнились удивлённо раскрытым ртом, когда на другом конце сообщили, что машина приедет… через 20 минут. О возможных пробках на дороге, мелких авариях и прочих задерживающих факторах ему, разумеется, не нашли нужным сообщать.
Последние зрители уже покинули зал, и только группа «Semens» и девушки музыкантов сидели вокруг безжизненного тела. Директор студенческого клуба, выключивший всю аппаратуру, вышел на крыльцо, чтобы указать дорогу врачам «Скорой». Но те неожиданно быстро вбежали с носилками в маленький зал, который вдруг показался участникам группы – вернее, бывшим участникам – целым стадионом.
Зрачки Сэмюэля-Альфреда не реагировали на свет точечного фонарика, пульс не прощупывался, дыхание отсутствовало - смерть констатировали на месте.
Его тело унесли на носилках, укрыв белоснежной простынёй. Эльф-Рэт хотела было сорваться с места, чтобы догнать ускользающее от неё счастье (которому так и не суждено оказалось сбыться), но белая «Газель» стремительно двинулась с места и понеслась со включёнными мигалками… в морг.

______________
[23] Перевод с англ. (взят из Интернета):
Тебе не нужно вывешивать красный фонарь,
Бродить по улицам в поисках денег,
Тебе всё равно, что правильно, а что нет.
[24] То есть Кавену Шейдеру было почти 30 лет.
[25] Отсылка к фильму «Пришельцы» (1993, режиссёр Жан-Мари Пуаре) о приключениях рыцаря Годфруа Отважного и его слуги Жакуя.
[26] Свободная Интернет-энциклопедия, где каждый пользователь может вносить свой вклад в создание и правку статей.
[27] ИТА – Институт Технологий Аграгонта.
[28] Если кто не знает, опен-эйр (open-air) – это концерт на открытом воздухе.
[29] Разумеется, на эмблеме «Ламборджини» буйвол не красного, а золотого цвета. Татуировка Альфреда представляет собой микс из знаменитого автомобильного бренда и рекламы не менее популярного энергетика.
«НАШЕствие» - известнейший фестиваль русского рока, который проводится летом.
[30] Пародия на девиз фанатов футбольной команды «Manchester United»: «One Love – One United».
[31] Действие романа происходит в 2011 г.


XIII. «Ты достоин канонизирования!»


Я прожил достаточно долго, чтобы знать,
что некоторые вещи ты просто обязан делать,
и ты делаешь их, с достоинством и не суетясь,
насколько это в твоих силах.
Майк Кимера «Ручная работа»


Общение Валерио с Дорианом Греем пока сводилось к рассказыванию разных шуточек и анекдотов. Они, словно сговорившись, обходили тему своей личной жизни, считая события смертных дней не достойными упоминания. В душе Милого Создания появилось какое-то подобие радости, пока такой же тёмно-серой, как и когда-то бывшее на нём рубище. Оно с интересом для себя отметило, что после смерти стало так интересно играть с кем-то в «Маджонг».
Полный комплект костяшек для игры, абсолютно новый, в целой упаковке, Дориан Грей приобрёл в Нижнем Астрале у грязного здоровяка по имени Джеролан.

* * *

Всё случилось банально и быстро: видя идущего среди тесных улочек юношу с сигаретой в зубах, Джеролан, не мешкая, поинтересовался насчёт марки сего табачного изделия.
- «Сенатор», - лаконично ответил Дориан, продемонстрировав чёрную жестяную коробочку, на которой белоснежно-изящным гербом красовалась крылатая литера «S».
- Сена-атор, - протянул в задумчивости здоровяк, пытаясь своими скудными вообразительными способностями оценить название. Ассоциация почему-то возникала с большой, остро наточенной алебардой.
Дориан, видя замешательство собеседника, участливо протянул ему раскрытую пачку, и тот, весьма медленно и тяжко, вынул одну сигарету, прикурил от зажигалки юноши и…
…В ушах Джеролана зазвучали настойчивые крики чаек, низко парящих над кристально-голубыми, прозрачными волнами моря. Вокруг царил полдень, жаркое солнце палило над головой. Он сидел в шезлонге, на палубе яхты, а по обе стороны от него мило смеялись огненно-рыжие бестии – близняшки Уолл.
- Сегодня такой прекрасный день, Эльза, - сказала девушка в розовом бикини. – Штиль на море, ясное небо – разве мы не мечтали об этой погоде?
Она отбросила за спину волны переливающихся на солнце волос.
«Настоящая ундина», - отметил про себя Джеролан. Сейчас у него была чисто выбрита голова, а тело бодибилдера украшали разве что цветастые гавайские шорты.
- Спасибо тебе за то, что пригласил нас, - сладким контральто пропела младшая сестра Эльзы, Реджина. Она не могла похвастаться шикарными волосами, но её рыжий «ёжик» на голове шёл ей определённо больше, чем замысловатое нагромождение типа «ракушки».
Это были никакие не проститутки, не чьи-то знаменитые дочки или, тем более, актрисы. Эльза и Реджина – девушки-лесбиянки, бывшие одноклассницы Джеролана, с которыми он всегда поддерживал дружеские отношения.
- Итак, давайте сейчас выпьем за…
Он потянулся к столику, чтобы разлить по бокалам кокосовый ликёр, но видение в краткий миг рассыпалось сигаретным пеплом.

Дориан удивлённо и в то же время флегматично смотрел, как меняются черты лица Джеролана, когда сигарета тает на глазах.
- Это было просто чудесно! – восхищённо выдохнул покорённый вкусом какой-то сигаретки здоровяк. – Как Вас зовут, красавчик?
- Дориан Грей.
- Нет-нет, мальчик, это не твоё имя, - голосом бывалого человека ответил грязный монстр, вытирая руки о бурый, замызганный комбинезон. – Я знаю, что Дориан Грей – главный персонаж романа Оскара Уайльда.
Юноша, усмехнувшись, пожал плечами.
- Хорошо, что знаешь.
- Но ведь у тебя есть ДРУГОЕ имя?
- Никнейм в Интернете? – не понял Дориан.
- Нет-нет, - Джеролан уже готов был пустить в ход угрозы, а потом и кулаки, но сдерживал себя, понимая, что, прогнав юношу, потеряет своё прошлое. – Имя, которое написано в твоём паспорте.
- У меня больше нет паспорта, - Дориан развёл руками. – Моё тело давно лежит на кладбище, а паспорт уничтожен архивариусом.
Сунув руку в карман комбинезона, Джеролан нащупал какую-то красивую твёрдую коробку.
- Если ты просто назовёшь мне своё имя, я тебе подарю одну вещь, - умоляюще проговорил он. – Одну, но очень ценную.
- Не-а, - замотал головой юноша.
- Ты ведь даже не знаешь, ЧТО ЭТО!
Не дожидаясь ответа, Джеролан вынул из кармана большую чёрную коробку, расписанную золотыми драконами.
- Шкатулочка, - кивнул Дориан. – Всё равно с ней никуда не пойдёшь.
- Ты даже не знаешь ничего о её содержимом! Это набор для игры в Маджонг, совершенно новый!
На несколько минут Джеролан превратился в радушного торговца, сердечно хвалящего свой уникальный товар. Его мутные глаза вновь обрели какой-то блеск, совершенно не опасный, но такой живой, человечный. Дориан отбросил с лица непослушную кудрявую прядь, затем снял очки и любовно протёр стёкла подолом клетчатой рубашки, одновременно слушая самые невероятные в своей жизни слова.
Поначалу «ящик», где могло лежать что угодно – от золотых монет до отрубленной головы (а почему бы и нет?), - вызвал у него бурю сомнений и негодований, но он тут же вспомнил, как ещё в далёком детстве просил отца подарить на Новый год или День рожденья (тогда он был ещё с Большой буквы) набор для Маджонга. Но папа сказал: «Сынок, эта покупка нам не по карману». И вместо вожделенных костяшек с иероглифами и картинками мальчика ждал под ёлкой дешёвенький набор домино с примитивными мультяшными персонажами. Эту коробку, не распаковывая, он положил на самый верх шифоньера и никогда больше не притрагивался к ней.
- Спасибо тебе Джеролан, - кивнул парень после раздумий. – Я назову тебе моё ненавистное имя. Когда-то меня действительно звали Найт Пич.
Здоровяк едва не упал от удивления.
- Н-ночной п-п-персик? – перевёл он молниеносно с английского. – А мне нравится! Легко запомнить.
- По-моему, хуже не бывает, - удручённо сказал Дориан.
- Тебя же не Кетцалькоатлем назвали, - успокоил его Джеролан.
- Ещё не хватало! – отмахнулся Дориан Грей.
Он был готов провалиться со стыда, лишь бы не сообщать и другую интересную подробность из своей жизни: после свадьбы отец, фамилия которого была Смит, взял себе фамилию своей жены и стал Пичем.
- А мне родители дали имя сообща. Отец хотел назвать Джеромом, мать – Ланкастером.
И он коротко рассказал, как они составили нелепый список всевозможных вариантов имени, среди которых особенно выделялись Джекастер, Ланром, Джеромастер и окончательный, самый оптимальный – Джеролан.
Найт Пич улыбнулся.
- Большое тебе спасибо! – и он побрёл по улицам Нижнего Астрала, прижимая к груди драгоценную коробку, обретённую в посмертьи, и дымя сигаретой «Сенатор» (вторая, нераспакованная пачка досталась Джеролану в обмен на Маджонг).

Именно эту историю Дориан Грей и поведал Милому Созданию, когда они сыграли уже сотую партию в Маджонг.
- А я люблю персики, просто обожа-аю, - манерно проговорил Валерио, грациозно потягиваясь.
Он и сам не заметил, как проникся неким уважением к этому милому человеку с красивыми именами: что Дориан, что Найт звучали для Милого Создания экстатической музыкой.
- Что-то жарковато стало, - несколько раскрасневшийся, Дориан-Найт начал расстёгивать пуговицы рубашки.
- А я говорил тебе: надо было её снять, - артистично кивнул Валерио, спуская с плеч свою рубашку в серую клеточку.
Пальцы Дориана Грея остановились на середине планки.
- Когда это ты мне говорил? – поинтересовался он. – Что-то не припомню я таких слов от тебя…
- Ну, ладно, Дорианчик, говорил я… минуту назад, - нашёлся с ответом Валерио.
Найт продолжал расстёгивать пуговицы, а затем одним лёгким движением скинул рубашку.
- О, треклятые боги! – совершенно не своим и каким-то визгливым голосом воскликнул Валерио.
Именно сейчас он увидел грудь Дориана Грея, худощавую, но сильную, однако радостный вопль вызвало видЕние вовсе не её, а тёмно-розовых сосков, по бокам которых аккуратно и стильно поблёскивали серебряные шарики.
- Валерио, ты в своём уме? – беззлобно посмотрел на него Найт, положив руку на плечо.
В ответ златокудрый юноша только прикоснулся к соску собеседника.
- Ой, - поморщился тот не без удовольствия. – Ты что, никогда пирсинга сосков не видел?
«Не произноси слова «сосков», милый», - едва не сболтнул Валерио.
- Когда это ты их успел проколоть? – спросил он вместо этого.
- Не так давно, - Дориан вытащил из пачки сигарету и закурил. – Меня в одном из переулков нагнал Арзул и просто спросил: «Чего ты хочешь больше: чтобы я тебя отымел или сделал пирсинг сосков?» В ответ я просто послал его куда подальше, но он всё не унимался, прижав меня к стене. Я выбрал второе, понимая, что силы слишком неравны и удрать невозможно. Он вытащил из кармана штанов коробочку, раскрыл её и предложил мне самому выбрать украшения. Я почему-то остановился на маленьких серебристых стерженьках; он улыбнулся: «Хорошо», заботливо расстегнул на мне рубашку… Далее я просто закрыл глаза, думал только о Маджонге и представлял себе сеанс прокола просто как иглоукалывание, хотя он и близко не похож на терапевтическую процедуру.
- Тебе было больно? – Валерио сделал акцент на последнем слове.
Дориан сделал очередную затяжку, выпустив изящную струйку дыма.
- Да, очень. По меркам смертного мира, боль моя продолжалась недели три. Я только лежал на этой кровати, - он похлопал матрас ладонью, - и заставлял себя бороться с невидимым врагом… Тебе, непроколотому и такому чистому, не понять, каково мне пришлось тогда…
Валерио по инерции взял в обе руки свободную ладонь Найта-Дориана.
- Ты страдал ЗА МЕНЯ? – удивился он. – За всех нас? За тех, кого когда-то мы любили?
Ответом на каждый вопрос служил осторожный кивок.
- Ты достоин канонизирования! – восторженно заключило Милое Создание. – Что – моё бичевание в тюрьме Инферно! Что – моя лёгкая смерть при падении с высотки! Найт-Дориан Пич, ты – мой истинный бог!
Валерио разразился бурными рыданиями. Он плакал, не в силах остановиться. Дориан прижал его к своей груди и шептал что-то нежно-успокаивающее, словно Валерио был ребёнком.
И тот увидел краткий хронометраж последних лет жизни Найта Пича: работа в пекарне – провал на конкурсе кондитеров – неудачи в Институте… В том самом, в ИТА, где когда-то тоже учился Валерио, но был отчислен. Чёрной тенью в кожаной куртке промелькнул Лорд Инамото Кирикидзо, сверкая чёрным лаком накрашенных ногтей…
- Ты тоже знал… знал Инамото? – через силу выдавил из себя златокудрый ангел. – МЫ, МЫ её знали!
- Или его, что одно и то же, - Дориан погладил Милое Создание по волосам.
Руки Валерио мягко обвивались вокруг его шеи, гладя и лаская.
- Дориан, я слышал, КАК бьётся в груди твоё сердце, - говорил Валерио и тёрся носом о мочку уха собеседника, такую же непроколотую и нежную, как у него. – Ты такой ЖИВОЙ, настоящий, любимый…
Дориан при слове «любимый» сглотнул.
- Ты тоже хочешь проколоть соски? Оба сразу?
- Да-да-да! – торопливо закивал Валерио. – Я хочу, чтобы это сделал мне ты.
- Ну, хорошо, - поднялся с кровати Найт.
Он не стал надевать рубашку, и Валерио, которого переполняли эмоции, был готов кричать от восторга на весь мир «Я ЛЮБЛЮ ДОРИАНА ГРЕЯ, КОТОРЫЙ НАЙТ ПИЧ!!!»

* * *

Найт покинул квартиру, которую занимал, и отправился по этажам в поисках необходимых для пирсинга вещей. Интуиция верно направляла его, и через довольно быстрое время он обнаружил пустую коробку из-под обуви, куда в ходе поисков были положены ржавое шило, грязный, кем-то использованный бинт, цепочка с наручниками и полупустая, облепленная паутиной бутыль дешёвого коньяка.
Тем временем, лёжа в сладких грёзах, Валерио ласкал свои соски, но они почему-то не желали твердеть.
«Ничего, - успокаивал он себя, - ещё немного, и эти розовые «прыщики» станут прекрасным произведением искусства».
Он услышал, как Дориан вошёл, и приподнялся, разминая затёкшую руку.
- Всё, оборудование готово! – радостно возвестил Дориан-Найт.
- А серёжки?
Дориан красивым жестом попросил Валерио встать с кровати, и тот безмолвно повиновался; затем поднял простыню, сунул руку в прореху полосатого матраса и вынул зелёную поржавевшую коробочку, небрежно раскрашенную под малахит.
Валерио принял «шкатулочку» из рук, аккуратно снял крышку… и, казалось, мрачноватую комнату озарил свет какого-то фантастического солнца.
- Откуда они у тебя? – кивнул он на бесчисленные серёжки всех форм и размеров.
- Я забыл тебе сказать, - хитро подмигнул Найт-Дориан, - когда Арзул вдел мне второй стержень и закрутил шарик, кто-то из его дружков… по-моему, Беркис… в общем, позвал с другого конца улицы. И мой мучитель убежал, позабыв в спешке про коробку, которую я и забрал себе.
Валерио перебирал украшения так, словно они сделаны были из самого драгоценного в мире металла, самого благородного и прекрасного. Разумеется, ВСЕ БЕЗ ИСКЛЮЧЕНИЯ серёжки были металлические, точнее, из медицинской стали.
- Ой, какая красота! – Валерио так и этак рассматривал небольшое колечко с шариком радужного цвета.
- К сожалению, оно одно, - пожал плечами Дориан-Найт, - словно извиняясь за оскорбление.
- Радужное… одно?
- Ага.
Осторожно перебрав весь богатый ассортимент, Милое Создание, в конце концов, решилось ещё и на чёрное, точно такого же размера.
- Идём в ванную, - скомандовал Дориан, и в его голосе вновь проскользнули грубоватые интонации.
Валерио радостно подчинился. Он шёл в высоких сапогах на шнуровке, и в ногах не ощущалось никакой боли или усталости. Только сапоги и плавательные шорты – вот и всё, что оставалось на нём из одежды. Дориан же теперь был в джинсах и бежевых сандалиях.
Ванная встретила их прежней пустотой и зловещей ржавчиной крюка в стене, но Валерио словно перестал видеть этот грозный мрак, который недавно пытался его здесь сковать, опутать, уничтожить.
«Только бы скорее всё началось и закончилось, - радостно молился он. – Только бы всё прошло прекрасно!»
Дориан попросил его встать к стене. Картонная коробка из-под обуви была поставлена на пол, и Валерио только теперь увидел, какие страшные вещи искал по всем этажам подъезда его новый друг.
- А наручники… это для кого? – робко спросил он.
- Для тебя, милый, - флегматично ответил Найт-Дориан. – Меня-то прижимал к стене здоровенный качок, я и вздохнуть не мог по-настоящему. А тебя будет прокалывать совсем худенький мальчик, так что надо подстраховаться.
- Не прокалывай МЕНЯ – проколи мои сосочки, - мягко возразил Валерио. – Ты ведь МОЖЕШЬ это, Дорианчик.
Не говоря ни слова, Найт вытащил из коробки наручники и быстро зафиксировал их на руках Валерио, потом подвёл его к крюку, несколько раз перебросил цепь через него и укрепил так, что златокудрое создание могло только стоять с поднятыми вверх руками.
Напряжение сразу же передалось всему телу Валерио. Он сравнил себя если не с бабочкой в сетях паука, то уж точно с рыбой на крючке… которую поймали на два колечка с шариками. Нет, пока не поймали – просто приготовили к маркировке.
- Закрой глаза, - спокойно и твёрдо приказал Дориан. – И расслабься.
Валерио напряжённо зажмурился: расслабиться в полуподвешенном состоянии у него просто физически не получалось. Однако соски на его груди пока так и оставались плоскими кругами.
- У тебя они от чего «встают»? – поинтересовался Дориан. – Извини, в спешке забыл найти зажимы.
Валерио деланно рассмеялся, предчувствуя неладное, но тут же ответил:
- От нежного язычка, Дорианчик.
Найт понял: с Валерио всё не так просто. Однако он не стал возражать и приступил к делу. Губы его как-то медленно и неловко ласкали левый сосок Валерио, а когда он всё же решился обвести языком нежно-розовую ареолу, Милое Создание застонало от удовольствия. Найт никогда ещё в жизни никому не ласкал соски – его сексуальный опыт ограничивался только поцелуями. Но с Валерио он как-то не замечал этого, словно общался с самим собой, да и флегматичность его перестала быть второй натурой.
Видя, что сосок стал выпуклым, он сжал его пальцами левой руки, а в правую взял ржавое шило. В самый неподходящий момент Валерио вздумалось открыть глаза – и светло-зелёная радужка сузилась в немом ужасе, когда грубое остриё, воткнутое в кожу, прошло сквозь один край соска и вышло из другого. Дориан немного подержал шило в ране, затем вынул, и Валерио охватила тягучая, длинная боль. Он снова стоял с закрытыми глазами, однако ноги отчаянно подрагивали.
- Тебе какую серёжку в левый сосок: радужную или чёрную? – вежливо поинтересовался Дориан.
- Только не ч-ч-чёр… - едва слышно простонал Валерио.
- Значит, радужную? – переспросил Найт, и слабый кивок Милого Создания показал, что он правильно всё понял.
Дориан осторожно вытолкнул шарик из дужек кольца, которое полил старым коньяком, а затем медленно вкрутил в рану и закрепил шарик на место.
- Больно, Валерио?
- Ты… ты муда-ак, - простонало Милое Создание.
- Почему? Ты меня сам попросил сделать тебе прокол.
- Да, но разве шилом такие вещи делают?
Несмотря на свою позицию пленника, Валерио чувствовал, как сосок кровоточит. Однако Дориан сразу заметил это и осторожно слизал кровь с груди.
И тут Валерио словно протрезвел: голова перестала кружиться, мысли стали гораздо яснее.
- Не надо прокалывать второй сосок, Дорианчик, - взмолился он. – Я не выдержу, я… я умру ведь.
- Мы оба давно мёртвые, - рассмеялся Дориан. – Ты как будто перестал считать меня своим богом, да?
- Нет, Дорианчик, ты для меня по-прежнему прекрасен, только… я не хочу крови.
- Если не проколоть и правый сосок, у тебя он будет меньше левого, - предупредил Найт, вытирая шило об руку. – Всё, осталось совсем немного, Валерио. Можешь потерпеть…
Милое Создание глубоко вздохнуло.
- Да, - сказало оно, хотя последняя реплика Найта была утвердительной.
Чтобы правый сосок стал твёрдым, потребовалось лишь одно прикосновение Дориана, но он всё равно позволил себе облизать этот небольшой кружочек, чтобы потом грубо стиснуть его пальцами. Шило вошло мягко и плавно – струйка крови потекла по груди Валерио, который, стиснув зубы, старался твёрдо стоять на ногах. Он пытался представить себя бесчувственной куклой, терпящей все капризы своего хозяина, но боль вампирически поглощала даже те силы, что дало ему посмертное существование.
- Всё, сейчас я тебя развяжу, - заботливо проговорил Дориан Грей.
Затёкшие руки Валерио быстро освобождались от цепи и наручников грубоватыми, но такими уверенными пальцами юноши с тёмно-русыми кудрями до плеч. Он даже подхватил Валерио, чтобы тот не упал, и Милое Создание улыбнулось в ответ сладко-вымученной улыбкой.
- Поцелуй меня, Найт-Дориан Пич, - попросило оно, присаживаясь на бортик ванны.
Дориан присел рядом и, робко положив руки на его талию, позволил их губам соединиться. Валерио казалось, что всё это просто сон: он гладит спину красавчика Найта, а через минуту или две проснётся в кровати Влада. Тот протянет ему коробку с засахаренными вишенками, пожалеет и что-нибудь расскажет… но сейчас это невозможно.
Валерио покраснел, как девушка, глядя в глаза самому прекрасному в Нижнем Астрале человеку, с которым его свела судьба. Он осторожно коснулся проколотого соска Дориана, зажатого между двумя шариками стержней.
- Теперь я точно ЗНАЮ, как тебе тогда было больно, - добросердечно произнёс Валерио, а затем перевёл взгляд на свои недавно проколотые соски.
- Спасибо тебе, они такие красивые, эти колечки. Даже хорошо, что оба разного цвета, а то иначе было бы не интересно.
Валерио облизал губы, чувствуя, как в низ живота устремляется когда-то знакомый жар. Он сделал жалкую попытку спустить с себя синтетические шорты и зачарованный Дориан Грей даже помог ему в этом. Оставшись в одних шнурованных сапогах, Валерио ловко перелез через бортик и вскоре уже стоял в ванной.
- Ты это… чего? – не понял Найт.
- Снимай с себя всё и иди ко мне, - Милое Создание повелительно протянуло руку.
Дориан нарочито долго стал возиться с ремешками сандалий, затем постарался как можно дольше расстёгивать джинсы и остался в одних трусах.
- Ты меня стесняешься? – заигрывал с ним Валерио, руки которого соблазняющее заскользили по бёдрам.
- Нет. Просто не хочу этого делать, - сознался Дориан. – Мне ведь ещё только 17 лет.
- А я всего на год тебя старше, - рассмеялся Валерио. – Ну давай, иди ко мне, Дорианчик. Мы ведь всё равно в Нижнем Астрале! Или ты всё-таки меня стесняешься?
И он намеренно прикрыл ладонями свой член, начинающий всё больше напрягаться.
- А может ты сам – девушка? – продолжал свои издёвки Валерио. – Ну же, Дориан, покажи мне, что это не так!
Золотистые локоны его оставались распущенными с первого посещения этой страшной ванной комнаты. Соски на груди стали ярко-розовыми после пирсинга, а на животе застыли тёкшие из проколов струйки крови. Словно неведомая богиня, Валерио звал Найта всем своим телом, готовый брать и отдаваться.
Очень нерешительным и намеренно быстрым движением Дориан снял трусы, а затем очки. Милое Создание восторженно зааплодировало.
- Это было не так сложно, как казалось вначале, правда?
- Сейчас я тебя ударю за это! – разозлился Дориан, но его угроза выглядела уж слишком пустячно.
Никогда, никогда в мире смертных ему ещё не приходилось заниматься сексом с парнями. Он и не отрицал, что любил одного человека, но их любовь носила слишком уж возвышенный характер. Написание откровенных стихов друг для друга было сродни обмену шутками, а не серьёзным отношениям.
- А теперь ударь, - открыто и честно сказал Валерио, глядя в светло-карие глаза Дориана.
Тот занёс кулак, но златокудрое создание перехватило руку и поцеловало её. Кулак Дориана разжался в один момент.
- Я даже не могу больше на тебя злиться, - удивлённо проговорил он. – Ты такой… красивый, Валерио.
Стены ванной перестали быть стенами и за какие-то секунды начали покрываться причудливо сплетающимися виноградными лозами и шиповником. В глазах Дориана стоял туман, в котором он мог видеть только себя и Валерио, но очень смутно.
- Я тебе нравлюсь? – спросил Валерио, раскинув руки в стороны.
- Да, очень, - просто ответил Найт.
Они сделали несколько шагов навстречу друг другу, а затем соединились в тесных обнажённых объятиях. Ближе, чем казалось, ближе, чем весь этот прогнивший насквозь Нижний Астрал. Они были почти одного роста, разве что Валерио оказался чуточку выше и стройнее.
Дориан взглянул на его проколотые соски и облегчённо выдал:
- Как хорошо, что они перестали кровоточить.
- А у тебя-то как прошло? – спросил Валерио с участливым интересом.
- Было много крови. Арзул слишком торопился с проколами. У него так сильно дрожали руки, будто он впервые делал пирсинг. Но теперь давно всё прошло, хотя воспоминания о страшной боли никуда не делись. Только представь: ты, вроде бы, бессмертен, но испытываешь адские муки, и ничего не можешь сделать, только лежишь в пустоте и смотришь чужие видЕния… Это было похоже на бесконечный сериал без сюжета.
Валерио кивнул.
- Я тоже видел всякую муть, когда сидел в Инферно. Спасибо Кавену – он меня спасал от сумасшествия.
- Кстати, Найт, КАК ТЫ УМЕР? – молниеносно перевёл разговор в другое русло Валерио.
- Меня убили, - ответил он. – Да, убили. На самом деле. А нахожусь я здесь долго потому, что Рейзеру моя душа показалась излишне подходящей для Нижнего Астрала. Я ведь так и не распрощался с курением, хотя в посмертьи это сделать гораздо проще. Но мне кажется, если я брошу курить, то потеряю себя…
Милое Создание сочувственно погладило его по щеке.
- И всё-таки ты такой невинный, Дориан, и в то же время взрослый…
- Ага, особенно после того, как толпа гомофобов растерзала меня на глазах множества свидетелей. И все хлопали им в ладоши, подбадривали, просили крови, как ненасытные твари… Кстати, только один человек горестно скривился при виде этих безумцев.
- Твоя девушка? – живо перебил его Валерио.
- Нет, хотя в моей группе и учились девушки, и много их было. Я великолепно притворялся, что заигрываю с ними, когда они просили «стрельнуть сигаретку», но не более. Это была Инамото Кирикидзо.
Они почти одновременно вздохнули.
- Почему, скажи мне, меня полюбила эта мужеподобная девушка? – взмолился Дориан. – Я в первый же день нашего знакомства с ней прислал ей СМС «Извени, я сегодня по запарке случайно дал тебе свои номер, удали его. У меня нет к тебе симпатии, я не хочу общаться. Прости если чемто обидел».
В глазах Валерио засверкали бриллианты слёз.
- Ты просил у неё прощение… з-за м-меня?
- Нет, но можешь принимать это теперь на наш счёт.
Милое Создание позволило Дориану-Найту прижаться к своему плечу, хотя тот не проронил ни слезинки за время их общения.
- Инамото меня очень любила, - сказал Валерио. – А я слишком поздно понял это…
Найт пребывал в области своих желаний, поэтому ничего не мог ответить Валерио, кроме:
- Я хочу потерять с тобой невинность. Я хочу хотя бы здесь узнать, каково заниматься любовью с парнем.
- Нет, Дорианчик, я не хочу, - покачал головой Валерио, не переставая плакать. – Я и сам потерял её не по своей воле, без желания, только от мерзкой жажды одного мужика по имени Влад Герц. А потом я его убил.
- Убил?
- Ты всё верно понял. И поэтому я не хочу, чтобы мы с тобой уничтожили друг друга.
Оживлённый азарт наполнил мысли Дориана.
- А сейчас ты, значит, уже не девственник? – он рассчитывал на удачу, на то, что Валерио поможет осуществить постыдно-тайное желание, но надежда его оказалась пустой.
- Рейзер возвратил мне то, чего я лишился в смертной жизни, - кивнуло Милое Создание, - но память о том, КАК ЭТО ДЕЛАЕТСЯ, у меня осталась слишком яркая. Я не отдал себя на растерзание Арзулу, не позволил ему вогнать в себя толстенный «ствол», хотя в посмертьи мне бы ничего не сделалось… Видишь ли, я и раньше берёг себя для любимого человека… девушки, но это уже перестало иметь для меня весомое значение, так что поберегу свою честь для себя.
Пустая ванна наполнялась прохладной водой и одновременно покрывалась ярко-розовыми лотосами. Становилось так светло, словно Найт и Валерио переносились в райские кущи из самого сердца индустриальной рутины.
- Ты оказался сильнее меня, - возразил Найт-Дориан. – Я всего лишь отдался Арзулу, боясь насилия… а ты сделал вид, будто принимаешь на себя это унижение, но не сломался и не отдался до конца.
- Мне было в тот момент очень страшно, - сознался Валерио.
Они вновь посмотрели друг другу в глаза, но теперь уже с гораздо бОльшей нежностью.
- Валерио, ты ведь сам позвал меня к себе, - напомнил Найт. – Я больше не буду пытаться склонить тебя к…
- К сексу? – хитренько подмигнуло Милое Создание, изящно вильнув бёдрами.
Между ними, определённо, налаживались более чем дружеские отношения. Валерио и Найт походили на двух школьников, один из которых желал вкусить запретного плода в первый раз в жизни, а второй соблазнял и дразнился, так умело, что правда и ложь были крепко сплавлены в его словах друг с другом.
Однако Валерио, поразмыслив, решил не разочаровывать Дориана-Найта. Откинув золотистые локоны за спину, он нагнулся к юноше и поцеловал его в губы. Затем дорожка поцелуев двинулась по шее, опускаясь всё ниже, и вскоре Валерио с заботливой осторожностью лизал языком соски, украшенные серебристыми бусинками. В ответ раздавались только еле сдерживаемые стоны блаженства.
Никогда ещё в жизни Дориану не было так спокойно и в то же время радостно. Он принимал на себя всё, чего не мог отдать в смертной жизни, о чём даже не смел мечтать. Когда он был ещё жив, родители его любили, но относились как-то странно, словно их сын совершенно не оправдывал их надежд. Конечно, им страстно хотелось иметь дочку, однако в последний момент, когда пол ребёнка был уже сформирован, оба Пича – и Николас, и Мадлен – тяжело вздохнули. А Найт-Дориан так никогда и не сказал им, что хочет стать девушкой, однако неведомым образом показывал, как неуютно ему в теле мальчика.
Нарастающее напряжение вынесло волю Дориана на какой-то неведомый уровень. Он видел, как расцветают зелёной листвой деревья, слышал многоголосый хор птиц, летел сквозь облака навстречу солнцу и, наконец, пролился дождём. Вода в ванне становилась молочно-белой, густела и приобретала какой-то сладкий аромат.
Открыв глаза, он не поверил тому, что увидел: они с Валерио стояли, облепленные до пояса белоснежной мягкой массой, благоухая, словно… два прекрасных пирожных.
- Да, Дорианчик, ты кончил, - радостно сообщил ему Валерио, глаза которого были всё ещё влажны от слёз.
При мысли о том, что из собственной спермы можно сделать белоснежный крем для торта, юноша смущённо расхохотался.
- Теперь попробуй, что вышло, - продолжало Милое Создание. – На вкус, конечно.
Найт робко погрузил ладонь в белый крем, затем слизнул его и удивлённо выругался.
- Правда, вкусно, - кивнул он.
Валерио, желая показать «пример», снял самую малость крема с бёдер Дориана, тоже попробовал и даже облизнулся от восторга. Крем был по вкусу похож на обычный масляный, однако в нём проявлялась неуловимая кислинка, переходящая в нежную сладость, которую сменяла почти не заметная горчинка. Смесь всех лучших вкусов получилась только лишь из самой обыкновенной спермы!
Через некоторое время Дориан, окончательно осмелев, слизывал крем с Валерио, а потом они поменялись ролями, и Милое Создание извивалось в экстатическом наслаждении, отчаянно хватаясь за колечки в собственных сосках.
А затем густая масса пены куда-то исчезла, но со стороны зеркала полилась кристально чистая вода. На головах Валерио и Дориана-Найта появились одинаковые веночки из розовых цветов шиповника с виноградными листьями и чёрными ягодами. Юноши резвились среди волн, которые, казалось, заполнили собой всё пространство; их совершенно безыскусный танец среди потоков воды был наполнен такой жизнью, какую Нижний Астрал не видел в прежние времена.
Перед тем, как выходить из ванной, Дориан-Найт и Валерио страстно поцеловались, а затем, схватив в охапку оставленную на полу одежду (Найт ещё успел обуть свои бежевые сандалии), понеслись, обнажённые, вниз, в квартиру Дориана.
Они остановились, переводя дух, благоухающие, нежные и, может быть, по-прежнему невинные. Валерио так и остался в сапогах, а Дориан снял сандалии. Они легли на кровать, положив под голову жёсткие подушки. Дориан прижимался к Валерио, ничуть не стыдясь; они лежали на кровати с закрытыми глазами, окунаясь в туманное подобие сна.
- Валерио, мой сладкий, - сонно выдохнул Дориан.
Страницы:
1 2
Вам понравилось? 23

Не проходите мимо, ваш комментарий важен

нам интересно узнать ваше мнение

    • bowtiesmilelaughingblushsmileyrelaxedsmirk
      heart_eyeskissing_heartkissing_closed_eyesflushedrelievedsatisfiedgrin
      winkstuck_out_tongue_winking_eyestuck_out_tongue_closed_eyesgrinningkissingstuck_out_tonguesleeping
      worriedfrowninganguishedopen_mouthgrimacingconfusedhushed
      expressionlessunamusedsweat_smilesweatdisappointed_relievedwearypensive
      disappointedconfoundedfearfulcold_sweatperseverecrysob
      joyastonishedscreamtired_faceangryragetriumph
      sleepyyummasksunglassesdizzy_faceimpsmiling_imp
      neutral_faceno_mouthinnocent
Кликните на изображение чтобы обновить код, если он неразборчив

Наверх