Не одни на всей планете

- Сереж, у меня написано, что ты в отпуск идешь в ноябре. Не ошибка?
- Не, теть-Свет, не ошибка. Повезу Настьку с пацанами в Египет. Там в ноябре - самый сезон: не жарко, дешево, народу мало.
- Молодец! – авторитетно оценила тетя Света. – Раньше-то мы только про Черное море мечтали. Если цех переходящее красное знамя получал – местком давал путевки передовикам. Я четыре раза ездила!
Арни хохотнул:
- Раньше за красное знамя – Черное море. Теперь за черное знамя – Красное!
- Ну тебя! – отшатнулась тетя Света. – Какое «черное знамя»? Типун тебе на язык, - и отошла, качая головой.
По паспорту Арни был Сергеем Глазовым. Но из друзей никто его так уже давно не называл. Детство Сереги пришлось на девяностые. Трое его старших братьев тогда два района под собой держали: ларьки крышевали, кооператоров «строили». Для поддержания формы ходили в качалку. И Сережку, младшего, брали с собой. Сначала ставили ему самый малый вес, следили, чтоб пацан не надорвался. Потом и сам он разобрался, что к чему. В двухтысячных жизнь стала спокойней. Братва, кого не подстрелили, да кто не сел, влилась в простую жизнь. А куда деваться? Жрать-то каждый день охота. Серегины братья пришли на завод: все-таки Глазовы – рабочая династия! Сережка закончил ПТУ на фрезеровщика и тоже встал за станок. Но качаться не бросил, втянулся в это дело. Гены плюс старания, и тело себе Серега сделал – чудо! 120 килограмм без жира, без ненужной требухи, одна мышцА – литая, ладная, красивая. Как у Шварценеггера в молодые годы. Отсюда и кликуха появилась: сначала - «Арнольд», потом просто «Арни».
К 29 годам Арни две полки в серванте заставил призами и кубками с Новгородских соревнований по бодибилдингу. Звали его в Москву, в тренеры по фитнесу. Но здесь, в Новгороде – семья, братьЯ, рыбалка, банька, мужики заводские закадычные, с которыми так в охотку расчехлить после работы пару кило воблы под пивко…. А там, в Москве, кем быть? «Лимитой понаехавшей»? Отказался он, короче, от Москвы, не соблазнился.

Едва ушла учетчица, как у Арни запиликал телефон. Звонил жизнерадостный по поводу пятницы Нечаев:
- Глазов, ну, ты где?
- Лечу! На меня две порции креветок закажите. Только крупных, не таких, как в прошлый раз! – отозвался Арни в трубку, выбирая из карманов спецухи сигареты, мобильник, мелочь и ключи.

В стекляшке возле проходной собрались все свои. Кроме Глазова - Леха, Андреич, Нечаев и Пал Палыч из дирекции. Официантка Людочка носила по четыре кружки разом, меняла пепельницы, сметала шелуху и скорлупу орехов со столов. Настроение у народа было доброе. Говорили о поездке в Питер в воскресенье – на футбол, болеть за «Зенит». Выясняли: кто едет? Желающих получалось человек двенадцать.
- А этих-то зовем? …Молодоженов? – спохватился Андреич.
Арни покивал:
- Ага, звони! Алинка тоже в Питер просится, типа «по магазинам». Небось, из-за Самсонова, дуреха! Сказать ей надо,… чтобы губы не раскатывала.
«Молодоженами» в шутку звали двух парней – наладчика Мишку Самсонова и его приятеля Олега. Возник Самсонов на заводе этой весной. Сначала странным показался: дерганный какой-то, настороженный. В первую неделю выяснял у народа: как позвонить в «Скорую», где брать медицинский полис, где дают страховку тем, кто не работает. А потом оказалось – нормальный парень. Влился в коллектив, за руку здоровался, сменами меняться соглашался, если просили. Со станками – знаком хорошо. Руки – на месте. Через месяц вдруг появился у него жигуленок. Спросили: «Папин?» Говорит: «Нет, друг помог деньгами». А потом, в один июньский день, Самсонова словно подменили. Пришел на работу – глаза сияют, улыбается от уха до уха. Андреич у него спросил:
- Ты, Миш, женился, что ль, вчера?
Он краской залился, но головой мотает:
- Нет!
Ребята заржали. В обед кто-то позвонил ему. Он в сторону отошел, воркует в трубку, улыбается. С вопросами больше не полезли, но поняли: «лямур» здесь замешан.
Мужики – не девчонки, чтоб друг другу кости мыть. Посмеялись - забыли. Но как-то раз в курилке Леха выдал:
- Слышьте, а Мишка-то Самсонов - голубой!
- С чего ты взял?
- Вчера курю у проходной. Вижу, парень незнакомый ждет кого-то. Выражение лица - словно невесту у ЗАГСа встречает. Я еще подумал: «интересно, кому такое счастье подвалило?» А потом выходит наш Самсонов и – к нему. В машину сели и уехали.
- Ну и чего? – насмешливо спросил Арни.
- Я думаю, пидоры они. Слишком видно было. Хочешь, посмотри сегодня вечером.
Оказалось – правда: после смены встречал Мишку парень. Постарше него, ростом - чуть ниже, а улыбка – такая же, солнечная.
- Может, наркоманы? Дозу достали – и едут ширяться? – предположил Арни.
- Да ну тебя, взял и всё опошлил! – обиделся Леха. - Такая версия красивая была! С трепетной, но голубой любовью!
А когда Мишку на футбол позвали, он друга с собой взял. И с первого же раза стало всё про них понятно. Как в электричке плечами сдвинутся, словно ненароком, и сидят. Как перед стадионом, где флаги, трещотки и всякую фанатскую фигню продают, Олег два шарфа купил, расплатился, а Мишка – ни слова, что мол «сколько с меня»? Сказал «спасибо» и на шею нацепил. Когда «Зенит» забил, все заорали. А Олег Мишку обхватил, приподнял, еще немного – целоваться бы полез! После этого объятия Арни уже не сомневался. Так привычно это получилось у парней, словно дома в обнимку ходят, не разлипаясь. Арни даже неприятно чутку стало. Он Мишку под бок толканул:
- Эй, давайте здесь без фанатизма!
Парни смутились, больше старались не тискаться. Но кличка к ним так и прилипла: «молодожены». Правда, за спиной так называли, не в лицо.

В это воскресенье всё не задалось. Сначала их на «рамках»* грубо обшмонали: файеры искали, щупали везде, только что в очко не заглянули. Потом «Зенит» продул: «два-три». Да еще Алинку Глазову с ее подружкой Викой сорок минут прождали, опоздали из-за них на поезд. Если бы Алина была племянницей не Арни, а кого другого, то вклеили бы ей по первое число. Но против Глазова никто не залупнулся. Смолчали, купили билеты на электричку и уселись ждать на лавочках перрона.
Алинка для порядка виновато пошмыгала носом. Потом поняла, что разборок не будет, стребовала с Арни мороженое и начала хвастаться покупками. Вместе с мороженым Арни принес два ящика пива. Мужики повеселели. Ну, подумаешь: поезд ушел. Не последний же! Жизнь продолжается. Алинка переобулась из балеток в щегольские туфельки и модельной походкой проплыла по перрону. Леха одобрительно пощелкал языком. Но представление предназначалось не ему. Алина процокала к скамейке, на которой сидели «молодожены». Посмотрела на Самсонова прямым дразнящим взглядом и спросила:
- Миш, мне идет? – и бойко крутанулась на высоких каблуках.
- Очень! – добродушно откликнулся Самсонов, доставая фисташки из подставленного Олегом пакетика.
Арни злился на «Зенит», на судью, на «левое» пенальти. И племяшкино кокетство выбесило его по полной. Он не сдержался:
- Алин, Миша – пидор. Ему – всё равно!
Алина от неожиданности ахнула. Мишка вздрогнул, словно от удара, вскочил и быстрыми шагами пошел прочь. Олег ринулся за ним. Но Мишка в толпе растворился – как не было! Четыре раза оббежал Олег вокзал, туалеты, остановки автобусов. И только выскочив в маленький скверик за привокзальной площадью, увидел Мишку, съежившегося на скамейке. Присел рядом. Долго молчали. Потом Олег несильно подтолкнул любимого плечом:
- Ну, ты чего?
Миша поднял обреченный взгляд:
- Что нам теперь делать, Лёль?
- Дальше жить. А как еще-то?
- …Я хотел, чтобы не знали! Чтобы никто никогда не думал на меня так, как на студии….
- Они же не про студию. Они - про нас, это – другое, - сказал Олег негромко. Ему досадно стало, что Мишка так его стесняется. – Все равно кто-нибудь когда-нибудь узнает. Мы же не одни на всей планете.
– Давай пропустим поезд. Не поедем с ними, а?
- А на работу ты завтра как пойдешь?
- Не знаю….
Любовь Олега одержала победу над обидой.
- Ладно, не кисни! Идем! Я все решу!
Заводская компания так и тусовалась на платформе. Мужики пили пиво. Девчонки о чем-то щебетали в стороне. Олег подошел и резким движением развернул Глазова к себе:
- Извинись перед Мишкой!
- Чегооо? – насмешливо протянул Арни.
- Ты над ним свечку держал? Нет? Тогда – извинись! Он – не пидор! – и забрал в кулак борта его рубашки.
На Арни лет десять уже никто не лез вот так вот, один на один.
- Руку убери! – сказал он снисходительно. – Буду я еще извиняться перед каждым петухом!
Олег ударил первым: взял и саданул со всей дури. Арни не ожидал удара. Не верил, что на него поднимет руку какой-нибудь хлипкий таможенник. Хук прошел в ухо, заставил Глазова качнуться и сделать два шага назад. От звона в голове и нервных усмешек приятелей Арни озверел:
- Ну, всё! Ты - труп! – и без замаха двинул кулачищем Олегу в челюсть.
Падая, Олег уцепил противника за руку. Оба грохнулись наземь. Завизжала какая-то женщина. Заводские мужики засуетились:
- Арни, Серега! Олег!
Растащили их быстро. А поскольку лезть добровольно на 120 килограммов тренированных мышц дураков не было, все трое разнимавших повисли на плечах Олега. И даже Мишка, стоявший позади и из-за этого подскочивший последним, схватил за руку друга. Олег не унимался:
- Чего слился? Иди сюда, горилла африканская!
- Олег, заткнись! – Мишка одной рукой вцепился в его локоть, а второй пытался утереть кровь, текущую из уголка рта.
Арни взвился:
- Чтоооо? Ты вякаешь еще? - подскочил к противнику и прошелся отточенной серией: в солнечное сплетение, в челюсть, в подреберье.
На плечах Олега висели четверо. Он был, по сути, запеленат в тесные объятия. Что дальше получилось, никто из заводских не понял. Олег вдруг замер и обмяк, обвел людную платформу залитыми ужасом глазами, кажется, не понимая, где находится. Мишка первым осознал, что с Олегом - беда, отпустил его руку и отшатнулся. Следом Арни почувствовал, что противник подается от ударов безвольно, словно боксерская груша. Все остальные какое-то время еще держали Олега за плечи. Потом отступили.
- Лелька? – жалобно прошептал побледневший Самсонов и сделал полшага вперед.
Но Олег злобно зашипел ему:
- Уйди!
И Мишка отскочил, словно вместо близкого друга увидел дикое и страшное чудовище.

- Храбрец, едрёнать! – с уважительным смешком проговорил Арни, отряхиваясь, и оглянулся на Олега. Тот стоял, облокотившись на перила, отвернувшись ото всех. С подбородка его капала кровь, но он не вытирал ее, словно не чувствовал.
- Иди, помоги ему! Чего стоишь?! – подтолкнул Мишку Андреич.
Но Самсонов с непонятным выражением лица решительно замотал головой:
- Не трогайте его! Не подходите! Всё пройдет!
- Что пройдет, дурила? Кровь надо унять. Спроси его: башка не кружится?
Мишка робко приблизился к другу, издали что-то спросил. Олег помотал головой. Мишка остался стоять – не около мужиков, не около Олега. Ушло несколько местных электричек, потом подали новгородскую. Все сели, а «молодожены» так и стояли на перроне, замерев в десяти шагах друг от друга.
- Да что же за х*йня такая, а?! – не выдержал Арни, снова вышел из вагона и решительно взял Олега за руку: - Пойдем!
Олег посмотрел на него, словно не узнавая:
- Куда?
Арни вздрогнул:
- Что с тобой? Пойдем на поезд. Пять минут до отхода, - потом покосился на Самсонова, сдвинул брови: - Иди, воды купи! Что рот раззявил? Быстро!
Через пару минут Мишка вернулся с двумя бутылками «Святого источника». В тамбуре Арни загораживал от всех Олега, забрал у Мишки воду:
- Всё, иди в вагон, я – сам, - и встряхнул своего недавнего противника за плечо: - Что, зуб я тебе выбил? Голова не кружится? Давай, умойся. Руки подставляй! - и сам потянул на себя окровавленные ладони Олега.
Он помог Олегу умыться и, пока тот вытирался своим фанатским шарфом, закурил и произнес примиряющим тоном:
– Мы давно про вас поняли. Хреновые вы конспираторы.
Олег поднял на Арни опустошенный взгляд и прошептал:
- Не троньте Мишку! Он – не пассив!
Гонора в его речи уже не было. Была жалкая, униженная просьба.
У Арни аж дыхание сперло. Все-таки это было признание. Что там они с мужиками надумали – это одно. Что он сам сейчас сказал – тоже можно было шуткой обернуть. Но это «не пассив» сразу ставило всё на места. Получалось: правда была тут «голубая любовь». А ведь они перешучивались, но до конца в это все же не верили. Железный Арни смутился. Закашлялся, потом ответил с неловким смешком:
- Никто не лезет к нему, ты расслабься. Ну что, идем к народу?
Олег качнул головой:
- Я – потом, - и в вагоне сел у самой двери, на одиночной короткой скамейке.
Мишка оборачивался тревожно каждые пару минут, но так к приятелю и не пошел. Почему – никто из мужиков не понял. Но ясно было, что что-то случилось хреновое.

Может, из-за футбола, может, из-за драки, настроение у всех было дурацкое. Леха сунул в уши плеер и уставился в окно. Алинка с Викой «втыкали» в свои телефоны. Андреич кимарил. На соседней лавке мужики из девятого цеха что-то вяло обсуждали, потом, когда пиво закончилось, тоже умолкли.
После Рогавки* вагон опустел. Мишка ушел ближе к Олегу, но сел не рядом, а через проход. Приехали в Новгород к полуночи. На вокзальной площади стояла всего одна машина с шашечками на боку. Арни усадил в нее девчонок, показал таксисту огромный кулак и сказал:
- Я твой номер запомнил. Если плохо довезешь, пожалеешь, что родился.
Водила кивнул и осторожно поехал, стараясь не коситься на пассажирок, чтобы его поведение не попало в категорию «плохо довезешь». Андреич, тыча пальцем в кнопки телефона, оглядел всю компанию:
- Сколько такси вызывать? Нечаев, ты Валерку захватишь? Миш, вы едете?
Мишка отрицательно покачал головой:
- Нет, нам близко, мы - пешком.
Олег так и не подошел к народу, издали кивнул:
- До свидания, - и пошел по Воскресенскому бульвару, ссутулив плечи и глядя себе под ноги, словно замерз или смертельно устал.
- Миш, чего с Олегом-то? – не выдержал Арни. – Заболел он? Ушиб я его?
Но Самсонов пробормотал:
- Всё в порядке. Пройдет!
Торопливо попрощался со всеми за руку и побежал за другом. Но по этой торопливости было ясно, что ничего с Олегом не в порядке. Что Мишка знает, ЧТО случилось, но не признается. Через тридцать метров он поравнялся с другом, окликнул его, но тот отшатнулся и перешел на аллею. А Мишка так и остался на тротуаре. Под кружком фонаря было видно, как он мгновенно сник, словно постарел на тридцать лет.
Арни изумленно пожал плечами:
- Кто-нибудь что-нибудь понял?
- Может, у пидоров такой обычай: если верхний своего нижнего в честной драке защитить не смог, то они должны расстаться?
- Что за хрень?! – отмахнулся Арни. – Ты такое раньше слышал?
- Нет, - признался Леха.
- Ну и не неси х*йню!
- Может, у Олега срок условный? – предположил Нечаев. – Драться нельзя: один привод в ментовку – и нары. Помните, Митрохин два года даже мимо урны не плевал!
- Не! Олег – таможенник. Туда со сроком не берут.
- Били их когда-то очень сильно. За ЭТО САМОЕ, - сказал мудрый Андреич. – Еще, видно, в Москве. Помните, Мишка поначалу выяснял: как в «скорую» звонить, да что делать, если медполиса нет. Олег, наверно, у него тогда болел.
- Ну, и чё он тогда сегодня первый на Арни полез? Дурак, что ль, совсем?
- Пидоры, что с них возьмешь? Все у них через жопу! – подвел итог всем рассуждениям Леха.
Подъехало такси. Арни втиснулся на переднее пассажирское место. Трое, кому тоже нужно было в Западный район, сели сзади. Через пару минут машина обогнала «молодоженов» - они так и шли по разным сторонам дороги и словно несли на плечах неподъемное горькое горе.



***

Дежавю настигло Мишку на минуту раньше, чем плечи Олега поникли под его руками. Нелепо и по-глупому совпала сцена на перроне с тем, что снимали когда-то на студии.
Александр Аркадьич, сопродюсер порно-студии, любил порою лично подбирать и утверждать сюжеты. А в садо-мазо обожал он вот такой расклад:
- Ты - стоишь. Вы, трое, держите его за плечи. Руку ему выверни. Сильнее. Ты – кричи. Злое что-нибудь: «сука», «ублюдок». А ты, - оборачивался он к «счастливчику», играющему садиста, - бьешь его. Со злостью, с разворота. В зубы, под дых и по яйцам. Камера – крупнее глаза. Ты – сгибаешься. Тебе больно, ты понял?...
В марте, всего за несколько дней до Мишкиного ухода к Эдуарду Вадимычу, Олег снимался в подобной сцене. Трое ребят сжимали его плечи. Клей – «бил»: «с разворота, под дых и по яйцам». И в эту минуту Олега «накрыло». Паника овладела им так властно, что он бешено рванулся из держащих его рук и в голос закричал:
- Пустите!
Его отпустили. Он упал и бился на полу, не в силах справиться с собою. Помреж Катя принесла воды. Но приступ не проходил. Олега трясло крупной дрожью. Он закрывал голову руками, вжимался в пол лицом и просил:
- Уйдите от меня. Уйдите!
Все вышли. Остался только Мишка: стоял у двери и со страхом смотрел на друга, понимая, что если кто-нибудь сейчас вызовет «скорую», то Олега заберут в психушку и, может быть, не выпустят больше никогда.
А сегодня все вернулось. Плотное кольцо чужих рук, огромный человек, бьющий зло, с разворота. Да еще тревога за Мишку, страх за их будущее, драка. И в голове Олега вдруг словно щелкнул тумблер, откинув его в прошлое, сделав его тем затравленным, несчастным, нездоровым человеком, каким он был на студии в Москве….

Мишка шел по пустынной ночной улице, не выпуская Олега из вида и не приближаясь. Около подъезда отстал, дал другу одному подняться по лестнице. А когда через три минуты зашел в квартиру, то понял: случилось то, чего он боялся. Олег ушел в свою комнату и лег там - один. Как РАНЬШЕ, как весной, когда долгими неделями он не выходил из комнаты. Мишка пошел было в спальню, но потом вернулся и сел на пол в коридоре, у Олеговой двери. Прислушивался к мертвой тишине квартиры, пока не уснул, прислонясь к дверному косяку. Часа в два ночи Олег встал и, проходя мимо Мишки в ванную, затормошил его, взлохматил шевелюру:
- Эй, ты что? Вставай, замерзнешь. Холодно сидеть!
Мишка спросонку не врубился: почему он здесь? Потом всё вспомнил, помрачнел, зябко передернул плечами и пошел ложиться. Стянул покрывало с дивана и лег, в отчаянии закрыв ладонями лицо. И вдруг услышал шаги. Здесь, в их общей спальне! Он замер, боясь перевести дыхание. Но Олег решительно подошел к дивану, растянулся рядом во весь рост и придвинулся к нему сразу и всем телом, обвив его руками.
- Лелька! – всхлипнул Миша. – Можно? - порывисто обернулся к другу и прижался лицом к его щеке.
- Можно, конечно! – тепло ответил Олег.
- Я думал, что с тобой опять… случилось! – выдохнул Мишка.
- Оно и было, Миш. Но, кажется, прошло. Мне сейчас приснился Арни. Что мы с ним деремся. И я еще во сне вдруг понял, что я – не на студии. Что здесь всё всерьез: любовь – так любовь, а по морде – так по морде. И никаких «вроде бы», никакого липкого обмана. Я больше не боюсь людей. Я – такой же, как все!.. Спасибо Арни за нокаут!
Мишка стиснул Олега в объятиях, как после долгой разлуки, получая обратно своё счастье, с которым успел попрощаться несколько часов назад.
- Там пол такой холодный, - прошептал он, оправдываясь за дрожащие плечи.
- Зайчонок мой! Замерз! – Олег обнимал его теплыми руками. – Ну, разве можно так студиться? - он дотянулся и ладонью шлепнул продрогшего мальчишку чуть ниже поясницы: - Только попробуй еще раз так заморозиться! Честное слово, схлопочешь!
- Я так боялся, что этого больше не будет! Господи, Лёлька, ты – мой! Самый лучший на свете!
Олег усмехнулся иронично:
- «Лу-у-учший»! Вон как облажался: полез драться, и получил по морде. Тебе, наверно, стыдно за меня?
Мишка замотал головой:
- Нет. Ты что, с ума сошел?
- Ладно, спим! – сказал Олег. И через пару минут, когда уже они устроились в своей привычной позе, негромко добавил. – Мне всё равно качаться надо. Гантели с тобой купим, ок?
- Тренажер! – улыбнулся Мишка в темноту.
- Не, тренажер - дорого. Зима скоро, тебе новая куртка нужна. Кожаную, может, купим, как думаешь?
Мишка вдруг всхлипнул и прижался глазами к широкому, надежному плечу своего мужа.
- Эй, ты чего? – ласково спросил тот.
- Олег…. Обо мне так никто… много лет уже… даже мама!

В понедельник утром Арни топтался в курилке, смолил третью сигарету и думал: вот стоило ли двадцать лет отдать качалке, чтобы потом бить гомика, которого, к тому же, специально для тебя держат по рукам и ногам четыре человека!? Позор для настоящего бойца! И чего он тогда не остановился? И ребята-то – нормальные, никому ничего не сделали плохого. Ну, долбятся они там под одеялом – кому до этого забота? Он вспомнил, как Олег защищал Мишку и усмехнулся. То, что Олег у них главный – видно без лупы. А когда он против Арни не потянул, то, видно, забоялся, что теперь обидят его ляльку, пытался прикрыть его, вот и сказал: «не пассив»….
Подошел Андреич.
- ЗдорОво. Ждешь кого?
- Привет, - Арни пожал протянутую руку и покосился на стеклянную «вертушку». – Молодожена жду. Обещал сыну билет со стадиона привезти, да выкинул нечаянно. Спрошу у Мишки: может, у него остался?
- У меня тоже вчерашнее из головы не идет. Хреново получилось, - Андреич не стал делать вид, что поверил в объяснение про билет. – Я думаю, уволится Мишка. Уедут они – куда-нибудь подальше, где ничего про них не знают.
Стрелка на часах уже легла на восьмерку, когда крутанулась стеклянная дверь, и вошел Самсонов. И словно сто пудов упало у Арни с души. Мишка был прежним. «Мишка-молодожен» - сегодня, как никогда, подходило ему это прозвище. Улыбка его, кажется, осветила небольшой и тесный коридорчик. Увидев Глазова, Мишка замедлил шаг и напряженно сдвинул брови. Но Арни решительно шагнул ему навстречу и протянул руку первым:
- Привет! Жду спросить: как Олег? Я его не покалечил?
- Здравствуй! Не, не покалечил. Так, зуб один сломался. Но у него зубная страховка от работы есть, так что – всё нормально.
Арни, как многие очень сильные и успешные люди, мог себе позволить быть добрым и говорить то, что думает. Он прямо посмотрел Мишке в лицо и улыбнулся:
- Ты прости меня, Миш. А если тебя кто вдруг станет обижать, сразу говори, что за тебя Арни Глазов на британский флаг порвет. И все отвалят, вот увидишь! И Олегу передай: его тоже не дадим в обиду.
Мишка опустил глаза и улыбнулся благодарно и неловко. И глядя на его зардевшиеся щеки и по-девчачьи длинные ресницы, Арни неожиданно для себя вдруг понял, что зацепило в нем Олега. Колыхнулось у него что-то теплое в душЕ. В душЕ, а не в штанах. Но все равно ему стало не по себе. Он бросил сигарету и сказал:
- Ладно, я пошел! Пока-пока!
И через пять шагов достал телефон и стал звонить своей Настюхе:
- Привет, жена! Слышь, мальчишек матери на вечер отведи. Давай мотнемся на дачу, в баньке я тебя попарю, а? Ну и что, что понедельник? Кто нам указ-то? Когда в последний раз мы парились вдвоем?
Улыбаясь, выслушал ответ. Положил трубку и пошел к своему станку. Хорошо, когда у человека есть надежные тылы, на которые можно опереться в неожиданные сложные минуты.

Слух о драке и ее причине прошел, конечно, по заводу. Но Мишке, которого часто видели в компании с Арни и его друзьями, в лицо никто ни слова не сказал. …Хотя, впрочем, про «никто» - неправда. Однажды вечером на проходной поравнялся с ним КаБэшный* чертежник Денис. Подстроился шагом, пошел рядом, потом с неловкой ухмылкой заглянул в лицо:
- Миш, правду говорят-то про тебя?
- Что говорят?
- Что твой… парень… в морду дал Глазову?
Мишка ответил прямым взглядом:
- Правду.
Денис смущенно захихикал, как-то поежился.
- А чего вы в клуб не ходите? У нас клуб хороший есть, называется «Привал на охоте». Могу показать.
Миша удивленно посмотрел на Дениса. Не ожидал. Потом спохватился и ответил:
- Мы не ищем больше никого. Поэтому по клубам и не ходим.
- Ну, твой парень не ищет. Ты можешь без него пойти.
Мишке стало смешно, он сказал снисходительно:
- Денис, ты головой подумай: если мой парень дал в морду Глазову, буду я за его спиной ходить по клубам, а?
Денис сразу сник, запожимал плечами:
- Да я – ничего. Просто рассказал, думал: вы не знаете. Вы ж не местные.
- Ладно, не парься. Всё ок! - ответил Мишка, по-дружески хлопнул его по плечу и свернул в сторону стоянки, где парковал на день своего жигуленка.

***


Мать позвонила в конце августа – в слезах. Расспросила о делах, о работе. Про машину послушала. Потом сказала главное: у отца был приступ, его возили в больницу на «скорой». Врач объяснил, что это – грыжа, велел тяжелого не носить и готовиться к операции. А ведь – осень, картошку надо копать. И без отца матери с бабкой не справиться…. Мишка разговору расстроился. Рассказал всё Олегу.
Тот среагировал решительно:
- Денег отправим. А хочешь, поедем, поможем?! Ты два дня сумеешь освободить – пятницу и понедельник?
Через неделю Мишка снова позвонил домой, сказал, что приедет копать картошку, и что с ним приедет помогать Олег – «мой друг и брат моей невесты».
Мишка поменялся с напарником сменами. Подарки купил: отцу – сигареты, матери –крышки на банки и для бабки Зои – расшитые пимы из оленьей шкуры, какие продают на новгородском рынке кировские мужики. Олегу хвастался:
- Знаешь, как обрадуется?! У нее ноги всегда мерзнут, даже летом.
В начале сентября в Новгороде уже тянуло холодом.
- А у нас в Сатарках еще лето! Я тебе покажу свои места: где рыбачил, где грибы. У нас тарзанка высоченная, чтоб прыгать в пруд….
Олег слушал эти мальчишеские рассказы и улыбался.

В день отъезда, в четверг, они завалились трахаться после работы. Поезд был ночной, уходить нужно было в десять. Так что можно было урвать часок того, чем нельзя будет заниматься у Мишкиных родителей дОма. После всего Мишка лежал щекой на груди Олега, и его рука скользила по нежным интимным местам любимого: врывалась пятерней в курчавые жесткие волосы, брала в ладонь тяжелую мошонку, кралась пальцами по сморщенному кожаному шовчику вниз, к плотно сжатой дырочке. Еще было в запасе несколько минут, еще можно было не спешить. Олег, расслабленно раскинувшись на подушках, ворошил Мишкины волосы. Потом его рука застыла, и он негромко спросил:
- А вдруг ты захочешь остаться?
- Где?
- …Дома…
- Нет, не захочу! – ответил Мишка. – Мой дом теперь здесь.
Но Олегу было тревожно. Через минуту он снова спросил:
- Миш, у меня …маленький?
Мишка провел рукою по его плоскому животу и, сомкнув кольцо из большого и указательного пальцев, сделал пару движений вокруг отдыхающего члена. Потом помотал головой:
- Не, ты что!? Отличный!
- Может, тебе… не хватает?
- Мне, знаешь, чего не хватает? – Мишка сделал несколько движений тазом, а ладонью скользнул Олегу под ягодицы.
- Тебе девчонку хочется? – по-своему понял его движение Олег.
- Мне тебя хочется! А ты даешь мне раз в неделю.
- Ну, чаще же!
- Ну, реже же, Лёль! – Мишка привстал на локте и заглянул другу в глаза.
Олег положил ладонь Мишке на висок, притянул его ухом к своему лицу и еле слышно прошептал:
- Я боюсь, что после Клея,… после съемок… тебе со мной – «никак». Я хочу их всех забыть. Чтобы тело забыло, понимаешь?! Чтобы узким быть, только для тебя!
- Ты? …Боишься? - Мишку окатило жаром. Хотелось стиснуть друга крепко-крепко и шептать бесконечно и ласково, что больше никого ему не нужно. Только - Лёльку: родного, обалденного! – Лёля!... – начал он.
Но Олег, легким движением столкнув любовника со своего плеча, уже поднялся и начал одеваться. И, не оборачиваясь, независимым, небрежным тоном, словно и не признавался только что в своих страхах и слабости, сказал:
- Иди побрейся, Миш. В поезде же негде будет. А до послезавтра щетиной обрастешь. И некузяво выйдет: почти год не был дома, а приедешь не при параде. Давай, через двадцать минут уходим.
Мишка проглотил так и не озвученные нежности и покорно пошел в ванную. Всё про них правильно понял Арни: Олег был главным, спорить Мишка даже не пытался.

Дорога вышла суетной. Приехали в Москву глубокой ночью. Пересадка была простая: от Ленинградского вокзала до Казанского – пять минут пешком. Но они спросонку заблудились в переходах. Спрашивали дорогу у бомжей. Потом бегом бежали по перрону к своему вагону. Вторым поездом ехали полсуток. И в четыре часа дня сошли на небольшом вокзале Мишкиного городка. Мишка поставил у ног сумку и огляделся, как оглядывается человек, приехавший домой после долгих скитаний. Олег кивнул головой на надпись над вокзальной дверью:
- Чудное название «Сатарки». От какого это слова?
- Это не от русского. Мы по краеведению учили, что Поволжье – «котел народов»: здесь русские живут, татары, мордва, чуваши. И в тюркском языке есть слово «сатар» - «торговец». И еще «саттар» - «прощающий». А от какого из них точно – неизвестно.
Олег хотел что-то еще спросить, но Мишка уже вытянул шею и замахал рукой худощавому темноволосому мужчине в клетчатой рубашке:
- Пап! Пап! Мы здесь!

Дома Мишке были рады. Мать накрыла стол. Собрались соседи, тетка Лена из деревни, мужики из малярки, Валерка Головлев подскочил. Мишка и Олег сидели во главе стола, как именинники. Показывали привезенные фотки: Мишка на заводе, Мишка на машине, Мишка на футболе рядом с Алинкой Глазовой. Мать разглядывала фотографии в очки, качала головой на Алину:
- Красивая какая! Молодая только очень. Что ж вы ее с собой не взяли?
- У нее учеба началась, – ответил за друга Олег. – Нехорошо прямо в сентябре – и прогуливать.
Мать и тетка Лена уважительно переглянулись. После первых тостов «за встречу» и недлинного перечисления местных новостей разговор за столом как-то разладился. Отец, хоть и не собирался сначала, все-таки пошел за крепким. Валерка, подождав, когда он и следом за ним заводские мужики выйдут из «залы», подмигнул другу:
- Что, Самсон, проставишься? Соберемся за почтой?
Мишка вытащил две тысячных бумажки:
- На, купи, что надо. А картошку мы сейчас с Олегом принесем. Дашь нам полкастрюли, мам?
Мать проводила купюры обиженным взглядом. Но при людях ничего не сказала, поджала губы и ушла на кухню.

- Тебя здесь так зовут, «Самсон»? – улыбнулся Олег, когда они несли картошку и большую банку огурцов в почтовый дворик.
- Ага! И в армии так звали.
- А что ж на студии не сказал?
Мишка пожал плечами:
- Не знаю. Не захотел. Новая жизнь – новое имя.
Во дворе почты были сколочены деревянные столы, за которыми любила собираться сатарковская молодежь. Мишкиными деньгами и Валеркиными стараниями столы уже были накрыты: одноразовые клеенки, пластиковые стаканчики, семь бутылок водки, ящик пива, дешевая колбаса и килька в банках. Мишка представлял Олега друзьям. Ему жали руки. Водка быстро полилась рекой. Мишка разом освоился в привычном мирке, охотно откликался на «Самсона» и только теперь почувствовал, как по всем соскучился.
Подошла поздороваться одноклассница Валька, он обвил ее рукой за талию:
- Валюх, садись, расскажи, как жизнь? Я так по всем скучал, по нашим!
Валька плюхнулась рядом, чокнулась с Самсоном водкой и стала рассказывать. Про девчонок: кто вышел замуж, кто родил. Про пацанов: кто уехал на заработки, кто – сел в тюрьму, кто - пьет. Самсону вдруг вспомнилось, как он провожал ее в школе с новогодней дискотеки. Валька была пьяная и всё твердила:
- Ой, Самсон, сейчас сблюю!
А ему приспичило. И он пытался зажать ее: сначала - в школе, потом – во дворе. И, наконец, все-таки прижал ее у котельной, возле груды угля. Она отталкивала его руки и повторяла:
- Сблюю.
А он, тоже сильно пьяный, задрав ее пальто, пытался развернуть ее к себе спиной и шептал:
- Валечка, Валюшка!
В конце концов, ему все же удалось ей присунуть. А она только бормотала:
- Бл*, пусти!
И когда он кончил, отшатнулась и долго блевала, опираясь руками на уголь. Самсон потом помогал ей оттирать руки снегом. А наутро им не было стыдно – ни ей, ни ему. Они рассказывали друзьям эту дурацкую историю и ржали. Мишка вспомнил это всё сейчас, и неприятное чувство кольнуло его. «На фиг я ее остановил?» - думал он, глядя на нее и кивая ее рассказам.
Олег зацепился языками с Тёмкой Федосеевым насчет рыбалки. Оба – рыбаки, они накатили по паре стаканов и втирали друг другу про «телевизоры» и динамит, показывали размер улова, раздвигая руки все шире и шире. А около Самсона толпились все по очереди: Петька, Валерка, братья Рощины, Машка с Кирпичного, Машка из продмага, рыжий Антон. И только Валька, один раз отвоевав себе место около городского гостя, больше его не уступила. Подвигалась к нему все ближе. Тянулась с поцелуями. И когда Машка-продавщица попыталась оттереть ее своим могучим бедром, не по-детски двинула ее локтем в грудь:
- Отвянь, коза! Самсон по мне скучал. Правда ведь, Самсоша?
- Не ссорьтесь из-за «папки», девочки! – хохотнул Валерка. – У него дома невеста-красавица, - потом дотянулся до Самсонова стакана горлышком бутылки: - Давай, друг, вздрогнем! Как же ты, сволочь, так поднялся? Конечно, ты за магазин-то не платил, за тебя родители отдали! А я - сам пять штук, как одну копейку, выложил!
Самсон помрачнел. Новость эта бередила совесть: родители, оказывается, заплатили в ноябре за него пять тысяч рублей. Хозяин коопторга Гаев пообещал забрать заявление о взломе магазина за десятку. Валерка свою половину назанимал по родным. Мишкины родители взяли кредит на год и до сих пор еще его не погасили. Сыну не сказали: сначала он не звонил, потом звонил и говорил, что денег нет. А потом – забылось, мать не захотела ворошить. Так бы Самсон и не узнал всё это, если б не приехал.
Народ быстро «нагрузился». Самсон всё ленивее отбивался от настырной захмелевшей Вальки:
- Отвяжись ты! Говорю ж, здесь брат моей невесты.
Но Валька липла своими пухлыми губами то к его щеке, то к шее. И рука ее уже уверенно щупала под столом его ширинку. Вовка Рощин ощерился:
- Расслабься, Самсон! От сатарковских девок не**аным еще никто не уходил. Брата невесты тоже оприходуют - мало не покажется.
- Ёлы-палы! Мы, городские, тоже не пальцем деланы! – весело огрызнулся Самсон. – Нас не сразу заарканишь. Правда, Олег?
- Да е*ись ты! Кто тебе не дает!? – ответил вдруг Олег. – Пусти-ка, Тёма! - и встал из-за стола. Вокруг примолкли. Олег небрежно бросил: - Не ссы, Алинке не скажу! – и пошел в сторону дома.
Самсона окатила обида. Зачем он так? Все равно ему, что ли? Пьяными мозгами, заведенный намеками друзей, он никак не мог сообразить: что ему теперь сделать? Придумалось, что нужно трахнуть Вальку – назло, чтобы потом Олег пожалел о глупых, обидных словах. Самсон перегнулся через стол:
- Валер, резинка есть?
С трех сторон к нему протянулись руки с квадратиками презервативов. Самсон взял первый попавшийся и, вставая, обвил рукой Валькину шею:
- Пойдем, покажу, как в городе е*утся.