Уйти нельзя остаться

Достало. Всё буквально и именно так: дос-та-ло! А! С большой буквы «Д», точно! Вот теперь всё правильно. Кроме одного. Понимания, что бегаешь по замкнутому кругу, чей диаметр с каждым шагом сужается, немного недостаточно для того, чтобы вырваться из него. Желательно раз и навсегда. Хорошо бы окончательно и бесповоротно. Монотонность недолгой жизни довела уже до кризисного осознания одной простейшей вещи. Или двух. Либо пришло время всё менять, либо… Либо недолго такому существованию осталось: рано или поздно, но где-нибудь сорвёт, если не попытаться хотя бы взять неизбежный, грядущий взрыв под контроль и произвести его, направленный, самостоятельно.
Учёба, работа, родители, потерявший стыд и страх родной, старший, наглый брат с короткой памятью, постоянные требования, просьбы, угрозы и полное отсутствие хоть какого-то подобия личной жизни — всё это вместе и каждое в отдельности проникло, кажется, уже даже в спинной мозг, дёргая нервные окончания, управляя словно марионеткой, направляя туда, куда ему самому не особо и нужно было, позволяло пользоваться, словно тряпичной, бессловесной куклой всем, у кого появлялось желание. А оно появлялось! И у многих! Чуть ли не у каждого, с кем сталкивала судьба. Спокойный, неконфликтный, уравновешенный Яр воспринимался большинством людей, как бесхребетная амёба в самом начале процесса деления клетки, что очень скоро позволяло им «по-дружески» его шпынять, по-рабочему гонять везде и всюду и чисто по-семейному совать свои носы куда только можно, попутно рассказывая, что с кем он должен и не должен делать, как себя вести, куда ходить и когда отчитываться перед «желающими добра» родственниками.
От «добра» устойчиво хотелось сменить дом, город, страну, планету, в конце концов!
Поговорив по телефону, точнее, пропустив мимо ушей стенания, жалобы, приказы и ядовитые пожелания мамы, выслушав просьбы коллег, у каждого из которых куча семейных дел, в отличии от «ты же всё равно ничем не занят» Яра, меланхолично посмотрев на объём «желательно, конечно, сегодня, потому что завтра — крайний срок» работы, Ярослав очень чётко увидел события ближайших пятнадцати минут, в которые он швырнёт все, с трудом уместившиеся на краю стола папки с архивными проектами лохматых давних годов в спину своего шефа. Потом въедет локтём в зубы Максу — проектировщику, которому всегда лень работать, но не лень получать зарплату, и, под занавес, гордо пнув со всей немалой дури тяжеленный стол в сторону витражного окна, чтобы оно разлетелось и отправило деревянную махину в полёт с семнадцатого этажа офисного здания, желательно кому-нибудь на голову, ну, на крайний случай — на машину, спокойно отряхнувшись, уйдёт в туман по пожарной лестнице.
«Особо опасен» — издевательски просигналила память, успокаивая стойкое чувство дежавю.
Замерев на секунду и точно осознав, что если ничего не предпринять прямо сейчас, беде быть, и быть ей, может, даже большей, чем ему предвиделось, Ярослав взял два чистых листа бумаги. Через пять минут дело было сделано, осталось донести свою точку зрения до шефа.
Как всегда спокойно, но неожиданно без стука, Яр вошёл в кабинет Николая Андреевича. И так же спокойно положил один из двух листов на стол начальника, явив ему тем самым свою «волю».
Удивившись донельзя, но не подав виду, директор, столь же спокойно прочёл заявление на отпуск, датированное текущим числом.
— Ты же понимаешь, что я не могу тебя отпустить прямо сегодня.
Не меняя выражения лица и не растеряв ни грамма внешнего покоя, Ярослав молча кладёт на стол второй лист бумаги с заявлением об увольнении.
— Хм… — доносится от стола.
Следующими звуками, достигшими слуха парня, становится хруст рвущейся бумаги, щелчок печати и скрип ручки, оставляющей на оставшемся целым заявлении, витиеватую подпись Николая Андреевича.
— В бухгалтерию зайди.
Наконец-то Ярослав отвлекается от окна, в которое упорно смотрел весь процесс раздумий начальства, и переводит глаза на бумагу. Отпуск. Срочный, экстренный отпуск. Подписан. Значит, под нещадными, сильными пальцами начальства погибло заявление на увольнение.
— Спасибо, потом. Мне хватит пока.
— Слав… Объяснишь, что происходит?
— Достало…
— Хм… Доходчиво. Понятно. Свободен.
«Спасибо» звучит уже от дверей, переступив порог которых, Ярослав невольно обрушивает на оставшихся коллег весь привычный праведный гнев требовательного, но не глупого начальника, с первой секунды понявшего, что сверхспокойный и запредельно ответственный инженер, который обычно и тянет работу всего отдела, находится в опасной зоне «срыва клапанов». Только это сейчас меньше всего беспокоит нехарактерно быстро организовавшего план ближайших действий Яра.
Очередной входящий от матери он принимает уже сидя в машине.
— Занят?
— Да.
— Я быстро, выслушай меня…
— Мам! Мама. Мамочка!!! Когда я говорю, что занят — не может быть никаких «быстро»! Я должен объяснять это человеку с двумя высшими?
— Молодой человек! Ты как себе позволяешь разговаривать с матерью?!
Голос отца с включенной опцией «родительский авторитет» звучит чётко и громко. Понятно. Громкая связь, как всегда.
— Стараюсь донести простые истины. Уж прости: как получается!
— Что ты несёшь?
Непривычно, да? Привыкайте, что поделать. Достало!
Снова врывается мама, не забывшая за время паузы подключить опцию «ты меня сильно обидел»:
— Ты на работе?
— Нет.
Любопытство, а точнее святая уверенность, что у них есть все права отслеживать каждый шаг уже не маленького сына, не заставляет себя долго ждать.
— А где?
— В машине.
Снова врывается отец:
— Заедь домой.
— Нет.
— Времени нет домой заехать? — судя по голосу, он не понимает уже абсолютно ничего в поведении всегда спокойного Яра.
— Нету. Я планирую сегодня улететь.
— Командировка?
— Отпуск.
— Как это? — мама снова. Вспомнила, как вопросы задаются.
— Обычно, мам.
— Почему ты ничего не сказал? Когда ты запланировал отпуск? И куда собрался лететь?
— К морю…
— Ты же его боишься?! — это похоже на характерный отцу крик, говорящий о том, что пришло время с ним согласиться, либо… Хотя обычно Яр не выбирал и уступал, дабы быстрее освободиться от повинности под названием «родители», но! Либо! Либо закончить разговор. Что ново для всех.
— Именно поэтому!
Короткие гудки в ухе подтвердили, что послушный владельцу аппарат разорвал связь. Не преминув снова ожить входящим вызовом.
— Достало…
Первый попавшийся по дороге офис турфирмы приобретает очередного клиента. Милая девушка, натасканно улыбаясь, уточняет пожелания решившего потратить сбережения не на то, на что копил, клиента:
— Какой отдых вас интересует?
— Море.
— Отличный выбор! Мы может предложить…
— Без разницы. Море.
Немного запнувшись, но справившись с собой, агент уточняет сроки.
— Три недели точно. Отлично, если прямо сегодня.
Уловив внутренним чутьём состояние клиента, агент больше не задаёт вопросов. Яр спокойно сидит, глядя отсутствующим взглядом на огромную фотографию пирамид в Каире, девушка шустро стучит по клавиатуре и, судя по просветлевшему лицу, находит вариант, способный удовлетворить желания этого странного человека.
— Не совсем сегодня: вылет этой ночью.
— Устроит.
— Вас к группе приписывать?
— Нет.
— Загранпаспорт…
— В порядке.
— Тур в…
— Море там есть?
Девушка автоматически дежурно улыбается.
— Конечно…
— Вот и всё.
Снова немного подзависнув, агент выруливает на финишную прямую:
— Отели…
— Разберусь.
Вздохнув, сотрудница турфирмы, задаёт последний вопрос:
— Оформляем?
— Да.
Спустя несколько часов самолёт набирает высоту. Ярослав, выключив ещё днём телефон и не глядя никуда и ни на кого, устраивается в условно комфортном кресле, закрывает глаза и только сейчас начинает осмысливать свои импульсивные действия за этот странный, уже погасший день. Не позволяя, настойчиво и принципиально, задумываться о ближайшем будущем и, довольно быстро устав от бесполезных попыток анализа прошлого, точно зная, что просто всё достало, пассажир ночного рейса, глубуко вздохнув, засыпает, решив про себя, что если по какой-то причине не найдёт сразу место где остановиться, то просто переночует на чемодане посреди улицы и всё на этом.
По прибытии выяснилось, что ночевка под небом откладывается, судя по всему, на время всего пребывания в неизвестной стране, говорящей на совершенно незнакомом, что невероятно радовало, языке, ввиду высокого, жаркого солнца над головой и очень быстро найденного, отличного, маленького отеля, где Яра оформили в считанные минуты и, отдав ключи от номера, на ломанном английском предложили располагаться и обращаться в случае необходимости на ресепшн.
Приняв приглашение, первым делом «руссо туристо, облико морале» встаёт под душ. Проторчав под ним, судя по ощущениям, не менее получаса, Ярослав, как истинный русский дикарь, попрыгал на отлично пружинящем матраце, походил по номеру, покрутил все имеющиеся ручки, понажимал на все попавшиеся на глаза кнопочки и, поймав внутри совершенно детское ощущение восторга, задумался над тем, куда сходить, а главное — в чём?
Балкон номера нависал над кустами непонятной зелени, открывая линию горизонта и лазурную волну, довольно близко подходящего к строению моря. Белый песок пляжа не манил, но вот люди, в количестве нескольких человек, прогуливающиеся по дорожкам, представляли собой подиум текущей моды данного места, что, впрочем, Яру и было нужно. Скептически оглядев пожилого мужчину, вальяжно шагающего рядом с зелёной стеной кустов, одетого в шорты по колено и шляпу с большими полями, выставившего на обозрение довольно объёмный живот и варикозные узлы вен на ногах, парень решил, что на такое он пока не способен и перевёл взгляд на более молодого представителя сильной половины человечества, довольно целеустремлённо шагающего от пляжа в сторону отеля в столь знакомых и понятных Яру джинсах и обычной футболке поло.
— Ну вот! Куда ближе к правде! — пробурчал себе под нос новоиспечённый турист и подался обратно в номер, разбирать чемодан.
Через четверть часа он уже шагал по непривычно узкой улочке, уводившей его куда-то вверх от осёдлого места дислокации, предварительно тщательно обойдя сам отель со всех сторон и уточнив его название на ресепшене, чтобы в случае сбоя встроенной системы самообнаружения иметь возможность хотя бы сказать, куда же ему надо. Резвым галопом обскакав к полудню приличное расстояние, взмокнув и позавидовав безразличию пожилого мужчины в шортах, Ярослав как-то резко и неожиданно оказался на широкой набережной. Подойдя к расположенным возле лееров скамейкам, Яр опасливо покосился на огромное водное пространство и, убедившись, что чуждая ему стихия довольно далеко и относительно надёжно огорожена скальными насыпями, настороженно присел на самый краешек скамьи. Если уж поехал к морю, надо как-то учиться его не боятся. Можно начать и так, особой разницы нет, отчитываться он ни перед кем ни в чём не собирался. Сегодня это решение казалось не импульсивным, а совершенно выверенным и правильным. Глядя на синий, поблёскивающий под лучами солнца, отдельный огромный мир, Яр задумался и просидел на набережной, ловя своеобразный йодистый аромат катящего где-то внизу свои бесконечные волны моря, достаточно долго. Вернул к реальности задумчивого туриста прохладный ветерок, прибежавший на сушу с водной глади и будто встряхнувший парня, упрямо намекая, что время близится к вечеру.
Набережная понравилась Ярославу. Уходить не хотелось. Море было близко и далеко одновременно и не казалось зловещим, тёмным и опасным, как обычно. К моменту, когда подул ветерок, Яр осмелел уже настолько, что сполз по сиденью скамьи к самой спинке и даже вытянул ноги — это был верх расслабленности для столь близкого соседства с постоянно живой многотонной массой воды. Решив для себя, что завтра он сразу сюда и придёт, парень отправился назад, уже неспешно и расслабленно, отпуская постепенно потребность куда-то бежать и что-то всё время успевать. Надо было почти весь день просидеть под солнцем, чтобы понять одну простую вещь: ему ничего не надо делать. Никому от него в этом месте ничего понадобится не может. Телефон отключен, никто даже не знает где он, вокруг много людей, шумных, чем-то занятых, но он не понимает ни одного произнесённого ими слова, что делает его пребывание здесь просто сказкой.
Следующие несколько дней на набережной стал стабильно появляться один и тот же человек, привлекая поначалу внимание завсегдатаев, постепенно привыкших к нему, статически сидящему на одной и той же лавочке, с которой открывался не самый живописный вид на скалистый обрыв острова, часть неприступной стороны которого перекрывал старый автомобильный мост. Парень сидел и наблюдал, как вдалеке волна ласкает опоры моста, как по нему движутся машины и, казалось, не было ничего, что могло бы его вывести из этого созерцательного состояния.
Очередным утром, отправившись по уже знакомому маршруту, планируя совершить сегодня невозможное и спуститься по постоянно влажным лесенкам к самой кромке непрестанно подвижной воды, Яр невольно морщится, заметив на скамейке, которую уже привык считать своей, какого-то парня, расслабленно положившего локти на колени и смотрящего вдаль характерным взглядом человека, не боящегося моря, что вызвало у Ярослава невольный приступ тихого недовольства. «Посидеть больше негде, что ли? У тебя на лбу написано, что ты зайти в него можешь! Вот и шёл бы… На пляж!».
То, что рядом есть ещё немалое количество посадочной уличной мебели, Яра никак не трогало, и он упрямо зашагал к «своей» скамье. Дойти не успел: нахальный любитель моря поднял на него взгляд раньше и, приветливо улыбнувшись, начал подниматься на ноги, одновременно с этим, неожиданно, произнося:
— Sorry! I'm…
На этом месте, что-то пошло не так. Шагая навстречу Яру, парень споткнулся о ножку скамейки и на идеальном русском, автоматически, выдал:
— Твою дивизию!
Невольно улыбнувшись, Ярослав только сейчас понял, как он успел соскучиться по родной речи.
Выпрямившись и протянув руку, парень попытался продолжить извинения:
— Chaw — bacon! I'm…
— Не напрягайтесь зря. «Твою дивизию» — более понятное словосочетание!
Яр пожимает протянутую руку и начинает посмеиваться, глядя на счастливо-недоверчивое лицо своего малость неуклюжего собеседника.
— Да, ладно? Так просто?
— А чего усложнять? Ярослав.
Яр прекрасно помнит, что рукопожатие ещё не прервано. Парень улыбается шире и тоже начинает сдержанно посмеиваться.
— Что?
— И правда нечего усложнять! Яромир!
— Не Ягр? — почему-то легко на душе и проявляется столь редко поднимающий голову юмор.
Яромир наконец-то отпускает руку Славы и теперь уже хохочет почти что в голос.
— Не поверите!
Ярослав чувствует, как непроизвольно начинает удивлённо вытягивается теперь уже его лицо.
— Серьёзно?!
— Нет! Не Ягр!
Теперь они смеются вместе. Громко и задорно, привлекая внимание и заставляя улыбаться прохожих и продавцов, не понимающих ни слова, но прекрасно читающих мимику и настроение, заражаясь им воздушно-капельным и зрительно-контактным способом.
Не разговориться они не могли. Не было никакой возможности обойти это дело стороной. Яромир, объяснивший, что больше привык к обращению Мир, без проблем уступил Яру его «коронное» место, признавшись, что уже пару дней наблюдает со своих, выходящих прямо на набережную окон, за его прогулками.
Открытый, весёлый человек. Без напускных, выгодно оттеняющих манёвров, он не был похож ни на кого, с кем судьба сталкивала Славу. Ещё более белокожий, чем сам Яр, что однозначно говорило о совсем недавнем приезде, Мир, тем не менее, чувствовал себя в чужой стране ощутимо уверенней и свободней Ярослава. Присев на рядом стоящую лавочку, не задумываясь, скинул футболку и, подставив под вездесущее солнышко не только торс, но и оголённые ниже колен ноги, зажмурился и откровенно рассказал о причинах, сподвигнувших его на знакомство.
— Понять не могу, чем ты меня привлёк. И почему создалось впечатление, что ты приехал на море, но не зайдёшь в него, тоже не могу объяснить. Решил подойти, познакомиться. Вдруг ты согласишься объяснить мне то, чего я сам не допонимаю.
— Вряд ли полностью смогу. В отношении моря ты прав: не войду. Я его боюсь до жути. Здесь вот сижу и почти привыкаю. Сегодня хотел к воде подойти, там лесенка есть, — Яр машет рукой в сторону открытого, без лееров, кусочка набережной.
— Я знаю. А потянуло к тебе почему?
Откинув голову и прикрыв глаза — спасибо яркому светилу! — Слава признаёт, но пока только себе самому, что что-то в этом вопросе есть, и пресловутый гей-радар, о котором он только слышал, но никогда не ощущал, рядом с Миром активировался и заинтересованно начал посылать импульсы поискового запроса, не имея, впрочем, ни малейшего понятия о том, что же именно он хочет найти. Логично, если подумать. Сам хозяин не знает, что искать, откуда радару должно быть об этом известно? Подняв всё же взгляд и спрятав глаза под ладошку-«лодочку», Яр натыкается на столь же прищуренный, внимательный взор Мира. Становится невыносимо жарко. И точно не от солнышка.
— Не надо бояться…
Проходит приличное время молчаливого зрительного контакта, прежде чем Слава понимает, что Яромир говорит сейчас о море, а не о… Не понять о чём!
— Ну… Может, и не надо. Только я как-то с неделю назад перестал делать, как надо.
— А что начал вместо?
— Начал делать, как хочу.
— Давно пора! Пойдём!
Мир легко поднимается и подаёт Яру руку.
— Пошли!
— Куда?
— У тебя есть причины мне не доверять?
Ярослав невольно улыбается безграничной бесшабашности нового знакомого.
— У меня их нет и чтобы верить.
— Значит, придётся узнавать опытным путём, можно или нет! Пошли, говорю!
— К морю, небось, да?
Слава недоверчиво смотрит из-под ладони на довольно красивого, между прочим, парня.
— Не совсем, но… Да! Оно другое там, куда я хочу тебя отвести.
Яр захохотал, скептически глядя на полного желания утащить его в неизвестном направлении собеседника.
— Оно везде одинаковое, Мир!
Устав ждать, когда закончатся метания Славы, всегда быстро принимающий решения и не менее активно идущий к намеченной цели Яромир хватает сомневающегося, уверенного в своём страхе, до сих пор сидящего, развалившись на лавочке парня за руку и настойчиво тянет его за собой.
— Давай! Давай, пошли!
Яр поддаётся неуёмной, заражающей энергии нового знакомого.
— И запомни! Оно не одинаковое! Это мнение тех, кто с ним не знаком.
Они шагают в сторону от отеля, и против воли Слава начинает оглядываться, стараясь расставить «маячки», чтобы иметь возможность вернуться по намеченным ориентирам назад. Мир замечает его действия и, хохотнув, сообщает:
— Успокойся! Я знаю дорогу, верну обратно, где взял, не переживай! Это не похищение!
— Да кто тебя знает! И доверяй ему, значит, и море у него разное! Вода и вода, что там…
— Ты с географией как?
— На уровне среднего образования.
— Достаточно вполне. Вот сам как думаешь: северные моря от южных отличаются?
— Температурой!
— Как факт — да. Фауна.
— Логично. Минералы, плотность воды, всё ясно, только я не об этом.
— А я знаю, о чём ты. Понял. Но и тут ошибка. Помимо всего прочего есть ещё береговая линия, да? Вода ведёт себя по-разному. Смотри! На набережной звук прибоя слышен очень хорошо — волна катит на скалу, шумит и возмущённо брызгает: препятствие, ей воли нет. На пляжах намного тише — свободное пространство. Есть волнорез — будет сопротивление, барашки, пена и шум, нет барьеров — тишина и лишь шорох песка. А взять рабочую зону? Пирсы, нефть, практически отсутствие живых организмов, металл постоянно — это всё меняет море. Запах другой, цвет, даже перекат волны будто тяжелей от всего, что в воду сливается и попадает. Тяжеловоз такой, знаешь, рядом с арабским скакуном пляжных, туристических зон. Оно всегда разное, никогда одинаковым не бывает. А ты? «Вода и вода!»
Передразнив Славу и увернувшись от попытавшейся его достать футболки спутника, Мир, хохоча, сворачивает в какой-то уж совсем узкий и маленький проулок, продолжая, тем не менее, уверенно продвигаться вперёд. Через довольно приличный промежуток времени, успев устать и проголодаться, оставив город позади, они, наконец, доходят туда, куда так хотел попасть Мир, чтобы показать Яру «другое» море.
Продравшись сквозь кустарники, парни оказываются на берегу безлюдной лагуны с огромным пляжем и на самом деле, даже на первый взгляд, совсем другим морем.
— Это зона местных. Мне прошлый раз её девчушка, дочь хозяйки, у которой я живу, показала. Сказала, что по секрету, вроде как не курортная зона. Только, знаешь, что странно? Местных я тут тоже как-то не встречал. Но, в любом случае, показывать это место они не торопятся. Пошли!
Поторопив приостановившегося Яра, Мир уверенно шагает уже босыми ногами по мелкому зернистому песку к кромке далёкой пока ещё воды.
— Мир! Я не…
Обернувшись, Яромир встречает настороженный, направленный в сторону морской глади, взгляд.
— Ты не полезешь в воду. Никто тебя в неё силком не засунет, успокойся. Но на таком расстоянии тоже ничего не разберёшь. Пошли просто ближе.
— А оно не может… — малопонятно помахав руками, попытавшись изобразить что-то объёмное и, видимо, круглое, Слава заканчивает свою мысль крайне неожиданно: — ну там… Цунами?
Желание расхохотаться приходится в себе подавить, потому как Яр и правда выглядит серьёзным и настороженным.
— Не сегодня. Не здесь. Не с тобой.
Голос затихает, опять прямой долгий взгляд, снова жаркая волна по телу. Яр не выдерживает и сглотнув, уточняет:
— Что происходит?
Некоторое время царит тишина нарушаемая шелестом листвы, которая ближе, чем дальняя полоса воды.
— Хороший вопрос. Осталось дождаться, когда кто-нибудь из нас это поймёт.
Близко. Сильно близко и, кажется, что уже всё ясно, но пока ещё не совсем до конца.
— Мммм…. Ясно.
— Ага. Понятно.
Молча они продолжают путь. Мир периодически подстёгивает тормозящего всё сильнее с каждым шагом спутника и таки выводит его к кромке воды, где мелкий песок меняют не менее крохотные камушки гальки, занесённые сюда не за один десяток лет неустанной труженицей — волной.
— Ну и скажи мне сейчас, что оно такое же как на набережной!
Яр смотрит, улыбаясь, но не на море. На восторженное выражение лица Мира.
— Не знаю, как море, но вот ты точно другой!
Мир поворачивается и, невольно улыбнувшись, выдаёт ровно то, что чувствует:
— Я люблю его!
— Правда?! А ведь и не догадаешься!
Нет, беситься с Яром хотя бы на берегу, как это понимается в общепринятом смысле, не получается, но зато успешно получается оставить его сидеть в метре от ласкающей берег неспешной, ленивой, прозрачной воды и отправиться в небольшой заплыв самому, раз уже на месте.
Прогулки пешком надоедают довольно быстро, а потому принимается решение взять на прокат машину, что парни и делают, уматывая с самого утра к лагуне и проводя там практически все дни напролёт, разговаривая, узнавая друг о друге по мелочам, в случайно оброненных словах и фразах, всё, что позволяет собеседник.
Мир, в отличии от Яра довольно давно живёт самостоятельно, уехав от родителей туда, куда так не тянет самого Славу — к морю. Сменив столицу на крайнюю западную точку страны, отучившись на крановщика и открыв все категории водительских прав, трудится в торговом порту, на самом деле постоянно находясь рядом с морем. Никаких глобальных, огромных планов, никакой гонки за лидером в его жизни, в отличии от Славиной, нет, и человека вполне устраивает то течение и образ, которые есть в данный момент.
— Я ни к чему не привязан, меня ничто не держит, понимаешь? Сын из меня не очень, сдаётся родители крестяться каждое утро, чтобы не принесло назад — ребёнок я беспокойный и очень непослушный. Всегда таким был. Звонят, конечно, переживают всё равно, но с ними ещё сестра и брат, так что им есть, чем заняться. А так — я абсолютно свободен! И не только до пятницы. Меня устраивает вполне.
Слава понимает, что жизненная позиция и приоритеты, а точнее, практически их отсутствие нового знакомого привлекают и его самого, по какой-то причине не желавшего до памятного дня ничего менять в своей жизни, позволяя вести её другим людям, постоянно всё за него решающим. Проживать чужую жизнь больше желания не было — это уже кристально ясно, и сейчас, осознавая простоту и лёгкость, с какой принимал себя Мир, Яр всё ближе подходил к мысли, что дальше жить как он жил, нельзя. Видимо, подул ветер перемен. Ещё непонятно, что и как, но уже очевидно — назад, в существование тихой, послушной марионетки больше не хочется. Именно это его и достало. Из-за этого он и оказался здесь. Благодаря границе, до которой дошёл, встретил соотечественника в чужой стране. Встретил кого-то большего. Намного большего. В этом Ярослав уже прекрасно разобрался, но никак не мог найти правильные слова и действия, чтобы поставить Мира в известность о своих чувствах и ощущениях. Перекроить собственный, слишком деликатный и нерешительный характер, оказалось намного сложнее, чем научиться по колено заходить в море.
В тот день Яромир не приехал, как обычно. Пришёл пешком, позже, чем всегда, с выражением крайней таинственности на успевшей зогореть физиономии. Поднялся в номер, подошёл вплотную, взял за руку и, каким-то образом сумев перекрыть звук бешено застучавшего в груди сердца, прошептал, почти коснувшись губами уха:
— Пошли.
— Куда?
— У тебя есть причины не доверять мне?
— Хм. Времени маловато, пока не нашёл.
— Значит, пошли.
Слегка настороженно, но сильно заинтересовано Яр, одевшись, следует за своим загадочным спутником на, как выяснилось, местные гуляния, куда Мира пригласила искренне симпатизирующая ему хозяйка.
До темноты парни осваивали обычаи аборигенов, дегустировали непривычные коктейли и обучались новым движениям сильно ни на что непохожих танцев здешних жителей. Отключившись от всех раздумий, сомнений и переживаний, Яр только сейчас ощутил лёгкость от ушедшего, сдавшего всё же все занятые позиции напряжения. Было просто и свободно, он словно увидел мир таким, каким он должен быть.
Стоило хорошо стемнеть, как Мир предложил вызвать такси и умотать туда, где, кажется, Яр выучил уже каждый камушек. Желания противоречить отсутствовало напрочь, хотелось продолжения, тянуло в неизведанное, не терпелось оказаться наедине, появилась уверенность, что сегодня он сможет всё, чего не мог раньше.
Чернота высокого неба с яркими точками звёзд, лёгкий ветерок, запах моря, приближающийся шелест волны. Первый поцелуй. Уверенный в своём праве на существование, убеждённый в правильности своего присутствия. С привкусом мяты и лимона. С ароматом соли и свежести морского бриза. Бесшабашный и отчаянно честный. Как есть, как хочется шумящей от алкоголя и собственной храбрости голове, как непривычно, незнакомо сбившемуся дыханию.
Слава отрывается от ставших солёными губ и первым импульсивным движением цепляется мёртвой хваткой в плечи Яромира, осознав, что вокруг него вода, дошедшая уже до груди.
— Мир!!!
— Тихо. Не бойся. Цунами не будет, я здесь, держу, я рядом, не бойся. Ты нашёл причины мне не доверять?
— Теперь — да!
— Неправда. Не нашёл. Не доверять ему у тебя тоже причин нет. Почувствуй его. Оно не враг. Дай ему тебя принять и показать свои способности. Оно ласкает, Яр, чувствуешь? Качает, баюкает. Закрой глаза, по ночи многим страшно, не смотри. Ощущай.
Мир крепко прижимает Славу к себе, обнимая и поглаживая по спине, успокаивает, как и неспешная, еле заметная здесь волна.
— Знаешь. В темноте не так страшно. Кстати говоря. Я его почти не слышу, не вижу практически. Любопытно, но… Вроде даже нормально.
— Загадочный ты человек. Есть ещё что-то, что мне надо о тебе знать?
— Ты о чём?
— Ну смотри: ты боишься моря, но не боишься его в темноте, ты не умеешь плавать — это понятно, ты любишь острое и солёное, но совершенно равнодушен к сладкому. Тебе больше нравятся пресмыкающиеся, чем млекопитающие, ты предпочитаешь принимать душ вечером, любишь чёткий порядок механизмов и ненавидишь хаос. Есть что-то о чём я ещё не знаю?
— Меня раздражает стук капель дождя по подоконнику…
Яр не видит, как удивлённо вытягивается лицо Мира, но отлично это чувствует.
— О, Боги!!!
Мир смеётся в полный голос.
— Боже, Боже, Человек! Да как ты живёшь вообще?
— В дождь только в наушниках.
— Как сложно быть тобой, а! Кошмар прямо. Ну, как ты у меня там? Нормально? Не страшно уже?
— Страшно. Но не так как казалось, а вообще — ты меня заманил обманом!
Рука Мира ласкает затылок, не позволяя злиться на самом деле и стабилизируя внутренние метания между въевшимся страхом и попыткой расслабиться, осознать, что на самом деле ничего ужасного не происходит.
— Обманом, да. Усыпил бдительность и заволок в омут морской стихии. Вы мне оба дороги, просто хочется вас примирить.
Откровение услышано.
— Мир…
— Хитростью затянул… Яр. А если мне тебя ещё кое-куда хочется затянуть, надо продолжать разрабатывать обманную стратегию, или…?
— Или.
Лучик просыпающегося солнышка проскальзывает в лазейку между неплотно зашторенными занавесками, медленно ползёт по полу и, пробравшись на кровать, становится невольным свидетелем стриптиза переплетённых между собой ответственно спящих тел. Немного подумав, луч ускользает из комнаты за шторку, оставляя двоих просыпаться без смущения, вызванного возможными наблюдателями.

Шум аэропорта не заполняет гулкую пустоту в мыслях. Хочется думать обо всём и сразу и, как факт, не получается ни за что зацепиться. Хочется найти лазейку, способ, возможность, чтобы избежать неумолимого расставания, хочется сказать что-то важное, нужное, правильное, способное объяснить, показать, передать, всё, невнятным комком лежащее на душе. Ничего не выходит. До посадки считанные минуты, а слов так и нет.
— Я, кстати, умею плавать.
— В ванне научился?
— В лесу у нас.
— А-а-а!
— В озере!
— Размером с большую лужицу?
— Ну, да. Где-то так. Мир…
— Адрес не потеряй. Вдруг… Может быть.
— Я его запомнил.
Объявляется посадка.

Родной город недружелюбно встречает уверенной осенью, холодным ветром и пожелтевшей листвой. Включившийся телефон несмолкаемо бьёт сообщениями, тоскливое восприятие всего вокруг укрепляет позиции, не собираясь сдавать занятые территории.
Вроде как привычная жизнь возвращает давно известные, обыденные действия по кругу, от которых так бежал, уходил, старался отвлечься. Не вышло толком. Всё вернулось назад. В том же объёме и скорости. Ничего не изменилось, не появилось, не пропало. Кроме одного: откуда-то возникло отсутствующее раньше желание как можно больше времени проводить на улице. Особенно, когда светит осеннее, продолжающее, в меру сил, греть воздух и землю, солнышко. Преимущественно в глубине парка, куда особо уже никого не тянет. Исключительно в наушниках. Сидеть, слушать музыку, сбрасывать периодически звонки и ни о чём не думая, чувствовать, как внутри что-то растёт и меняется, окончательно ломая привычные жизненные форматы и настраивая на что-то неизвестное, незнакомое, но почему-то близкое и родное.
Решение созревает само по себе. Проснувшись очередным утром под нудный писк будильника, Яр отчётливо осознаёт, что это предел. Больше он так не хочет. Не хочет, не может, не видит смысла, не будет. К концу рабочего дня приходит спокойствие, легко и просто ответившее на кучу резонных вопросов. «Да что я, работу не найду, что ли? Портовой город — не нужны инженеры, докеры всегда нужны. Отучусь, на крайний случай. Даже если… Да даже если уже не ждёт, терять здесь нечего. Как и искать».
Непростой разговор с Николаем Андреевичем, вместо ожидаемых сомнений, приносит только больше уверенности в собственных действиях.
— Очень не хочется тебя терять, Слав. Но! Раз решил, то решил. Имей в виду: вернёшься — тебе есть, куда идти. Договорились?
Пообещав не забывать об этом, Яр садится в машину и неожиданно чувствует аромат морского бриза. Неповторимую смесь соли, водорослей и йода. С чего неясно, но, тем не менее, запах отчётливый, проникающий в сознание, толкающий на поверхность ощущение волны столь любимого Миром и столь пугающего самого Ярослава моря. Или уже не пугающего? Нет, настораживает оно всё же, но уже не так — это определённо. У страха появилась ассоциация совсем противоположного толка. И Слава готов ехать жить к нему, к плещущему волной, брызгающему, пенному и всё ещё не до конца понятному, но тому, которое для него теперь связано напрямую с человеком, чьи касания и поцелуи он бережно хранит в памяти. Чей голос продолжает звучать в сознании. Чей запах начинает забываться, и очень хочется освежить данные.
— А тебя надо продавать.
Приборная панель машины многозначительно молчит, не признаваясь в своих мыслях, касаемых прозвучавшего заявления.
Выставить машину на продажу, найти агенство, которому можно передать ключи и оставить суету со сдачей квартиры, доработать положенные две недели, перечислить все сбережения на карточку и с каждым действием быть всё уверенней в правильности выбора.
За несколько часов до отлёта приезжает Вадька.
— Даров. Дай машину.
— Привет. Не могу.
Брат, не разуваясь, шагает на кухню и хлопнувшись в куртке за стол, непререкаемо заявляет:
— Не выёживайся! Дай железку.
— Продана железка. Хочешь ездить не на автобусе — купи себе свою.
Вадя упирается локтями в стол.
— Слушай! Ты что-то больно отчаянный последнее время, как я погляжу! Забыл, что я о тебе знаю?
Яр, со ставшим свойственным ему внутренним спокойствием, засовывает руки в карманы, осознавая, что последний, самый тяжёлый и неоднозначный шаг сделать всё-таки придётся. И уже не особо важно когда, по сути, решение принято и нет ни одной причины его менять.
— Нет. Прекрасно помню. И пьянки твои помню не хуже. И то, как ты блевал после них, не просыпаясь. И как дёргался, чтобы родители не узнали. И как в сифбар короткими перебежками пробирался, пока лечился. И как орал на Танюху, хотя сам её заразил, тоже помню. Твой шантаж есть чем перекрыть. А вообще, знаешь. Если есть желание — езжай рассказывай родителям, да кому хочешь — мне всё равно, Вадь. Просто нас-рать! Достали!
Брату нужно некоторое время для осознания того, что малой не шутит сейчас ни в одном глазу.
— Ладно, хватит! Дай машину, говорю!
— Ты, видимо, в маму пошёл. Ещё раз: машина продана.
— Как ты её продал? Кто разрешил?
Хмыкнув, но даже не удивившись прозвучавшим вопросам, Яр спокойно объясняет плохо понимающему с первого раза брату:
— С помощью объявления. Знаешь, такие штуки есть? А кто бы запретил, скажи мне?
— Ты серьёзно сейчас, что ли?
Вадька пытается нависнуть над Яром, что, впрочем, не особо ему удаётся.
— Юморист из меня не очень, сам знаешь.
— И на чём ты мне ездить теперь предлагаешь?
— Купи свою.
— В отличии от тебя у меня жена и ребёнок, я не могу просто от нефиг делать взять и купить машину!
Осознавший, что авто реально продано, Вадька не выдерживает и начинает повышать голос.
— А я тут при чём?
— А ты и ни при чём! Ты дрочишь на мужиков, у тебя проблем нет никаких и бабла свободного достаточно!
— Иди, Вадь. Всё.
— Хана тебе! Я к родителям сейчас, имей в виду! Мне тебя уже почти жалко, сука!
— Не верю. Вали.
Дверь захлопывается. Яр берёт телефон.
— Привет, мам.
— Слушаю тебя, — пытается отомстить за организованное им расстояние.
— Я улетаю.
— Командировка? Или отпуск опять? — ядовитое ехидство капает с динамика и неприятно стекает по уху. Ладно. Это мелочи.
— Ни то, ни это. Совсем улетаю. Жить.
— Куда?
— Не важно.
— Не понимаю! Что тебе там?
— И кто. Там море. И человек, которого я люблю.
Некоторое время в трубке слышна лишь тишина.
— Хорошо, допустим. А она сама прилететь не хочет?
Глубоко вздохнуть и сказать, как есть:
— Это. Не. Она.
И захлопнуть дверь окончательно. На ближайшее будущее, минимум.
— Пока, мам.
Вадька не успеет, как бы не спешил. Новостей у него больше нет.
Выключить телефон, достать сим-ку, убрать её, она не понадобится ещё долго. Вставить другую, увидеть сообщение о прибывшем такси, забрать чемодан, и, не оглядываясь, начать путь куда-то вперёд.
Рейс задерживают, и в неизвестный Калининград Ярослав прибывает глубокой ночью. Заказывает такси, довольно долго ждёт свободную машину. К утру оказывается на месте. Жмёт кнопки домофона, который отбивает положенное количество вызовов и смолкает. Повторное действие не приносит отличных от первого результатов. Или спят глубоким сном, или выключен звук на трубке, или дома никого. Или адрес не тот. Или уже не один. Или…
Внутреннее, встроенное что-то, упорно твердит, что всё нормально и надо просто ждать. Даже не зная, чего именно, но надо терпеливо дожидаться. Яр успевает промёрзнуть в чужом, тёмном, незнакомом городе. К утру ближе появляется активность на улице, где он сидит на чемодане перед подъездом, и в окнах домов, заливая белые сугробы электрическим, тёплым светом. С трудом разогнув пальцы, он ещё раз набирает цифры на домофоне.
— А его нет ещё. У него ночная сегодня.
Обернувшись от неожиданности резче, чем хотелось бы, Яр сталкивается нос к носу с женщиной, минут десять тому назад вышедшей из дома с пушистым комком на руках, оказавшимся, как сейчас выяснилось, собачкой.
— А, да? Понятно.
Женщина уже заходит в тёплое нутро парадного, как Слава решается её окликнуть.
— Простите, а вы не знаете, когда он заканчивает?
— Да где-то так и заканчивает в основном. Сегодня задержался, видимо. Он нас встречает обычно на утренней прогулке.
— Ясно. Спасибо.
Странным образом Мир первым замечает тёмную, сгорбленную фигуру сидящего на чемодане, кажется, уже примёрзшего к нему, человека и недоверчиво понимает, что знает его. Что-то ёкает в груди, ноги сами по себе несут быстрее, чтобы увидеть и убедиться, что не ошибся. За пару метров улыбка намертво приклеивается к обветренным на морозе губам: нет, не ошибка!
— Ты у меня дурень или это временно?
Выйдя из анабиоза, в который и вправду успел впасть, Яр поднимает голову.
— Сам скажи.
— А позвонить?
— Не поверишь: номера нет. Адрес помню, а номер не нашёл.
Хмыкнув, Мир протягивает тёплую после меховой перчатки руку:
— Пошли.
Чисто автоматически и довольно глупо Слава уточняет:
— Куда?
— У тебя есть причины мне не доверять? — и, многозначительно посмотрев на чемодан, Яромир, не прекращая улыбаться, добавляет: — Я рад, что могу предложить тебе время найти их.