Следуй за белым кроликом

- Здравствуй, дорогая, - говорит Алиса, невесомо касаясь губами чуть подрумяненной щеки. Задержавшись на миллисекунду дольше, чем позволяют приличия, вдыхает пеструю смесь ароматов.  Духи, мягкие и женственные, запахи домашней еды, и что-то еще, незнакомое… хвоя?

Каждый раз, приходя сюда после долгого перерыва, она втайне ждет и одновременно боится увидеть эту женщину иной – опустившейся, постаревшей, расплывшейся в бесформенную безликую «бабу», сломленную однообразным бытом... Она ждет и заранее копит в сердце гнев и яд разочарования, за которым, возможно, последует долгожданное облегчение – однако ничего подобного не происходит. Хрупкая светлокожая девочка-Людочка словно застыла во времени, и никак не желает меняться, хоть ей уже и далеко за тридцать, еще немного - и она окажется за той чертой, где возраст женщины становится одной из самых страшных тайн. А у нее – вы только посмотрите – все те же тонкие запястья и по-детски невинное лицо, разве только усталость робко спряталась в уголках губ и глаз, а может, так легли тени, только и всего.

Платье с широкой плиссированной юбкой перехвачено тонким поясом. Кто ж такое носит сейчас, с умилением думает Алиса. Девочка моя, ты словно и вправду стремишься навсегда остаться в счастливом советском прошлом, где все так просто и понятно… 

Мы могли бы уснуть в обнимку в криогенной камере, думает Алиса, рассеянно окидывая взглядом стол с традиционными новогодними салатами. Чтобы нас разбудили через сотню лет, не раньше. Вот только где гарантии, что там будет лучше?

Людочка порхает вокруг стола, рассаживая гостей. Она так отчаянно старается сделать все по правилам, как полагается у нормальных людей – видимо, нечасто ей выпадает такой шанс. Алиса перехватывает взгляд Игоря и усмехается незаметно. Вот уж кто в гробу видал подобные застолья. Но он, конечно, будет улыбаться и шутить, говорить тосты и подхватывать речи в нужный момент. Чему-то же их там учат, в разведке. 

Радушный хозяин и надежный глава семьи. Мужчина, которого не стыдно демонстрировать родителям и подругам с работы. Наверняка все в больнице завидуют Людмиле черной завистью. Счастью ее завидуют, дурные. 

Мужчина чьей-то несбывшейся мечты рассеянно отвечает на ничего не значащие реплики, гипнотизируя взглядом стоящий в углу телефон.

Ну конечно, с чего бы ему тебе звонить, насмешливо думает Алиса, но сама завидует немного – ему, по крайней мере, есть чего ждать.

Непринужденная застольная болтовня звучит бессвязным монотонным фоном. Недосказанность незримо делит присутствующих на агентов и объекты наблюдения. Феликс щурится ехидно, ковыряя лежащий на тарелке холодец. Кажется, Люда втайне от самой себя недолюбливает пожилого «чекиста» - но тем приветливей она склоняется к нему, уговаривая попробовать «вон тот салатик». Ей так хочется верить, что все люди достойны любви, что собственная неприязнь убирается далеко в подвалы бессознательного.

Рыжая полногрудая девица - приглашенная Людмилой подруга с работы - безуспешно стреляет глазками в сторону Аркадия. Ей, очевидно, пообещали, что за столом будет как минимум один пригодный к употреблению холостяк. До спецназовца еще не дошло, что его подло подставили… интересно, что изменится в его каменной физиономии, когда он, наконец, поймет расклад? Кажется, рыжая для верности пытается его напоить… Алиса беззвучно смеется про себя. Она-то знает, что после определенной дозы алкоголя верный боевой товарищ Игоря просто уползет в какой-нибудь дальний угол и мирно вырубится. Очень удобный человек, на пьянках никогда в жизни дебошей не устраивал. Вот трезвый он страшен, это да. 

Телевизор в углу беззвучно мерцает, изливая в мир концентрированную серную кислоту убогого постсоветского гламура, с мишурой и конфетти, со стразами на жировых складках «примадонны» и безумным огоньком в глазах безликого ведущего. Может, их убивают после съемок, этих ведущих, думает рассеянно Алиса. Поэтому они и пыжатся, словно в последний раз на камеру работают. Такой вот сюжет, продать его Пелевину, а лучше предложить натуральный обмен – на связку сушеных мухоморов, например.

Она выходит на балкон покурить. В одиночестве, конечно - кроме нее эту нездоровую привычку здесь никто не поддерживает, вон, даже Феликс бросил… не хочет отвлекать организм от переработки алкоголя иными посторонними субстанциями, что ли? 

Белый пушистый шарф на синем платье смотрится сногсшибательно, но от холода не спасает. Как раз в тот момент, когда Алисе кажется, что она останется на этом балконе до весны, застынет гротескной обледеневшей статуей - на плечи ее опускается теплая куртка.

 - Неужели так сложно было пройти два метра до прихожей и одеться? – ворчливо спрашивает Игорь. Алиса улыбается, кутаясь в предложенную куртку, явно не по размеру. 

 - А сложно было принести мою шубку, а не это барахло? – отвечает она наигранно-капризным тоном. Мужчина некоторое время думает над ответом, подбирая реплику поостроумнее, но в итоге капитулирует, ограничивается банальностью:

 - Ты и в этом красивая.

 - Правда, что ли? – смеется Алиса. Она видит своего собеседника насквозь, он сейчас мыслями где угодно, только не здесь, он даже не осознает, что несет, он как лунатик, меланхолично идущий к краю пропасти.

Кто-то должен его разбудить, думает Алиса. Их обоих, иначе это будет катастрофа.

 - Правда, - серьезно отвечает Игорь. – Ты в этом шарфике как… снежная королева, что ли. Хотите, Ваше величество, я соберу для Вас из осколков льда слово «пиздец»? 

 - Я и сама неплохо справляюсь, - тихо шепчет Алиса, поднося к замерзшим губам едва тлеющую сигарету.

Снежная королева, ха. А могла бы стать Снегурочкой, только ни один дедушка не согласился взять ее в свои сани, ни русский Мороз, ни американский Санта, ни даже финский аналог с неприличным каким-то именем.

А могла бы оставаться просто девочкой по имени Алиса, что однажды провалилась в кроличью нору, да и осталась жить среди людей-антиподов,  которые ходят на голове и притворяются, что так и надо…

Игорь возвращается к компании, а она остается снаружи, глядя сквозь чуть заиндевевшее стекло на смеющуюся Людочку. 

За одно вот за это можно тебя полюбить, думает она с тихой нежностью. За слепоту твою благословенную, за то, что не видишь ты наших лиц, не замечаешь в упор, что обнимающие тебя руки – в крови по локоть, по плечи, по самые кисточки на ушах, мать их так. Словно девочка в заколдованном доме из страшной сказки, мирно делишь трапезу с чудовищами, не зная, что перед тобой – лишь наспех скроенные маски, в полумраке похожие на людей.

А разве мы чудовища? – думает Алиса, глядя, как Игорь целует жену в висок, как Аркадий заинтересованно склоняется к рыжей девице, слушая ее лепет. 

Просто мы не слишком-то люди, только и всего. Я вот, например, снежная королева. А Игорек у нас кто? Он, наверное… ветер. Но не тот, что вращает флюгеры на остроконечных крышах западноевропейских деревень, и не тот, что играет с юбками хохочущих девушек на плодородных равнинах. Он – стремительный северный ветер, тот самый, который призывали в свои паруса викинги, окропляя жертвенной кровью холодные скалы. Тот самый, что уносит вдаль от дома и тот самый, что, заигравшись, швырнет твой драккар на отроги скалистого фьорда, и не спасут никакие обережные руны. Бедная моя девочка, неужели ты и впрямь поверила, что можешь поймать его в свои ненадежные сети? Сотни других мужчин упали бы к твоим ногам, к твоим яблочным пирогам и плиссированным юбкам и ватным раскрашенным зайчикам на новогодней елке, а у него – посмотри – глаза пойманной в клетку хищной птицы. Северный ветер полюбит лишь того, кто отречется от собственного имени, сожжет свой дом и, объявив себя мертвым на всякий случай, бесстрашно станет у руля, позволив этому безумцу унести себя к самым облакам…

Людмила машет ей рукой, приглашая вернуться, и Алиса швыряет недокуренную сигарету куда-то далеко, в снег. На столе появились свечи, крохотные огоньки бликуют в заранее приготовленных бокалах. Будем пить шампанское под бой курантов – так, говорят, делают люди.

… Телефон звонит за пару минут до полуночи, на экране уже беззвучно шевелит губами президент – никто так и не включил динамики, на кой все это слушать?

Игорь не срывается с места, он внешне спокоен, он медленно подходит к трезвонящему аппарату, но Алиса видит то, чего не видит ее наивная подруга. Он идет точно по минному полю, он неосознанно сканирует пространство на предмет опасности… и он точно знает, кто звонит. Все это знают, тут не нужно быть экстрасенсом.

 - Серьезно? Ты звонишь мне в новогоднюю ночь, чтобы сказать это? – спрашивает он ядовито, едва дослушав реплику собеседника.

 - Игорь! – беспомощно зовет Людмила. Мужчина не замечает ее, слушает напряженно голос на том конце провода.

Плохи дела, моя девочка, думает Алиса. Вот так вот стараешься, готовишь салаты и запекаешь мясо, гладишь складочки на платье и рюшечки на занавесках, а у мужа тем временем роман с телефонной трубкой. Ты посмотри, как он сжимает пожелтевший кусок пластика… держал ли он когда-нибудь тебя в объятьях с такой же яростью и страстью?

Прикусив губу в отчаянии, Людмила решительным движением включает звук в телевизоре, сразу на полную громкость. Комнату заполняет перезвон курантов.

 - Сейчас, - бормочет Игорь, заметив ее недовольство, - сейчас… 

И выскакивает с трубкой на балкон, словно не желая мешать собравшимся наслаждаться праздником. Длинный шнур тянется за ним, аппарат на тумбочке подскакивает, но не падает – удивительное дело. Дверь из-за шнура захлопывается неплотно, и в комнату врывается холодный воздух.

Когда ветер в ярости, он срывает крыши с домов и разносит в щепки хлипкие заборы. Если попытаться удержать его, он превратится в ураган…

Феликс поспешно разливает шампанское в бокалы. Пена льется на скатерть, льется на салаты. Ничего. Так положено, говорят, у людей.

 - Это чертовски хреновый аргумент, Руслан, - зло говорит Игорь за дверью. Громкий треск, и небо вспыхивает багровыми цветами фейерверков. Алиса замечает, как едва заметно напрягся Аркадий. Он не любит салютов… они все не любят. Кто сможет наслаждаться звуками рукотворных взрывов? Точно не те, кто побывал в «горячих точках». 

 - С новым годом, родная, - шепчет Алиса, обнимая подругу за плечи, и подает ей бокал. – Ты все правильно сделала, ты такая у нас молодец…

Слезы дрожат на все еще по-девичьи густых ресницах Людмилы, в них отражаются крохотные огоньки свечей.

Через полчаса Аркадий уже спит в кресле, а рыжая растерянно топчется вокруг него. Алиса уводит ее на диван, берет за руку, поглаживает пальцы, притворяясь, что рассматривает ногти.

 - Обалденный маникюр, где ногти делала, расскажи, - говорит она. Рыжая расцветает и начинает щебетать на вечные темы маникюра и макияжа. Алиса кивает и массирует пальцем одной ей известные точки на ладони собеседницы, следя, как сбивается раз за разом ее дыхание и розовеют щеки.

С кухни доносятся приглушенные голоса. Никаких скандалов, вы что! Это не в характере Людочки. Тихо, беспомощно плакать, проклиная себя за несовершенство и обещая назавтра стать еще более идеальной женой – вот это ее стиль. С ней и святой заполучил бы комплекс неполноценности… но только не Алиса.

Я бы тебе не позволила плакать, думает она, механическим жестом запуская пальцы в волосы разомлевшей рыжей девицы. 

Феликс в одиночестве допивает шампанское. Вот уж кто воистину нечеловек – никакие глупые человеческие суеверия, вроде «не пить на понижение градуса», его не затрагивают.

 - Комедия абсурда, - констатирует он, встретившись взглядом с Алисой.

…Провожая подругу в розовые утренние сумерки, Людмила спускается с ней на площадку, выходит из подъезда, звонко стуча каблучками легких туфель – шубку накинула, а переобуться и в голову не пришло.

 - Я уйду от него, - роняет она вдруг с напускной безразличностью, и Алиса на мгновение забывает, как дышать.

 - Если что, приезжай ко мне, - говорит она наконец. – У меня места много, ты же знаешь.

Седьмое января – священный праздник для еще недавно насквозь атеистической страны. Алиса не верит в рождественские чудеса, но ее персональный ангел стоит на пороге с чемоданом, и сверкает вдохновенными очами. Женщина, внезапно обретающая свободу, выглядит сногсшибательно, думает Алиса. У нее словно крылья вырастают. Ненадолго, а все же.

Могут две свободные женщины выпить всего лишь по бокалу вина? Ей много не надо, и без того зрачки, как у наркомана - бездонные омуты, радужка едва просвечивает.

…даже гладить ее следует осторожно, как самую хрупкую статуэтку. Алиса знает, как уязвимо человеческое тело, знает не понаслышке, она умеет останавливать сердца и забирать чужое дыхание, но сегодня она – скульптор, свихнувшийся на радостях Пигмалион, что заново открывает свое творение, повторяя пальцами каждый изгиб ее тела, целуя каждую пульсирующую под тонкой кожей жилку, пробуя на вкус и пробуждая…

Людочка не сбегает стыдливо утром, не дождавшись, пока Алиса проснется, нет. Она честно остается и даже готовит завтрак, и только после завтрака, глядя в пол, говорит, что лучше поживет у мамы.

 - Я была… не в себе, прости меня, - шепчет она беспомощно.

Алиса не знает, что отвечать на это. Не знает, как принимать извинения от невиновного. Ты была не в себе, я была в тебе, что с того? На дворе двадцать первый век, доброе утро! 

Чертов Фрейд, утверждавший, что все люди бисексуальны! А ты сам проверял лично, старый ты пень?

Алиса лежит на полу и слушает эхо захлопнувшейся двери. Звук давно растаял в воздухе, ну а память на что, ежели не для самоистязания?

 - Твоя жена ушла от меня, - говорит она в телефонную трубку. – Ну и что ты смешного нашел в этой фразе, можешь объяснить?

 - Не обращай внимания, это нервное, - говорит Игорь. – Мне приехать? Водка или портвейн?

 - Мерзостное ты быдло, - со вздохом говорит Алиса. – А еще на Феликса наезжаешь. Коньяк, конечно.

 … После третьей рюмки Игорь смотрит на нее странно.

 - А тебя совсем-совсем на мужиков не тянет, да? – уточняет он зачем-то.

 - Всего неделя без жены, а крышняк уже поехал потихоньку, - понимающе вздыхает Алиса. – Почему же? Смотря какие мужики. И смотря сколько выпить. Иди сюда, что ли.

У него сильные руки, сильные и теплые, но тепло обманчиво – Алиса все равно мерзнет. Осколок льда застрял в сердце Снежной королевы, второй осколок засел в глазу, ну а третий, видимо, проскользнул туда, куда медленно, но верно подбираются руки этого идиота. Прикосновения слишком похожи на ее собственные… они вообще слишком похожи, где-то глубоко внутри, где у обоих прячется стянутая хирургическими скобками душевная трещина. Они могли бы родиться близнецами и щурить одинаковые злобные глазенки на взрослых дядек за стеклом, проводящих очередной эксперимент. Может, тогда на четвертом десятке лет им было бы не так холодно.

- Хреновая идея, - вздыхает наконец Игорь, уткнувшись в ее полуобнаженную грудь. 

 - Самая извращенная из всех, что приходили нам в голову, - торжественно подтверждает Алиса.

Он снова садится, прислонившись к спинке дивана. Она сворачивается калачиком, кладет голову ему на колени и смотрит в метель за окном.

 - Однажды Снежная королева позвала в гости северный ветер… - шепчет она еле слышно. – Они хотели согреться… но только сильнее замерзли…

 - Перестань, - говорит Игорь уверенно. – Скоро весна.

 А до весны еще – два долгих, тоскливых и холодных месяца. Просто его так учили, думает Алиса. Психологические основы подготовки спецназа. Не бывает безвыходных положений. Если заперт в четырех стенах – пробей стену. Если связаны руки – пробивай головой. Он пробьет, ему-то что. А я?.. Чучело Снежной королевы с наступлением весны сожгут на Масленицу, вот и все дела.