Детонация ненависти

Часть I

"Юра плюс Дима" Глава 1

О несчастных и счастливых,
О добре и зле,
О лютой ненависти и святой любви.
 Константин Никольский «Музыкант»
      

Димкина мать всегда мечтала, что у единственного сына будет все, чего не было у нее самой. Она видела его большим человеком, понимая, что для осуществления мечты Димке необходимо выучиться в университете. Людмила никак не могла надышаться на своего любимого сыночка. В школе его хвалили. Но уровень знаний, что давала рядовая средняя образовательная школа, ей казался недостаточным для того, чтобы сын смог поступить на бюджет. А Людмиле очень хотелось обучить свое чадо за государственный счет. Заранее обеспокоенная выпускными экзаменами, она решила нанять Димке репетитора, который бы помог, подтянул до нужного уровня за несколько месяцев, остававшихся до ЕГЭ. Но где найти хорошего преподавателя, да еще и за небольшие деньги, не знала. Все опытные и со стажем ломили такие цены, что с ее копеечной зарплатой не подступиться. Не говоря уже о тех, кто работал в университете. Здесь расценки начинались с месячного заработка Людмилы.
      Она горько вздыхала, делясь своими проблемами с соседкой бабой Нюрой. Пенсионерка была одинокой и жила в доме напротив. Старушка частенько сидела на лавочке возле подъезда Коротковых, потому как около дома бабы Нюры скамейки были неудобные — старые и поломанные, да и соседняя пятнадцатиэтажка загораживала солнечный свет даже в самый погожий летний день.
      — Что, Людмила, грустная такая? — старушка пристально смотрела на присевшую рядом женщину.
      — За сына переживаю. Хочу, чтобы человеком стал, а не как отец — всю жизнь на заводе. Днем — работает, вечером — пьет, — вздыхала Людмила. — Хочу, чтобы в университет поступил. Петя против, говорит, хорошему там не учат. А я, баб Нюр, не верю. Это раньше можно было без образования, а сейчас никуда. Везде на хорошую работу требуют, чтобы с высшим.
      — Да-а, — закивала бабка. — Вон Иринка моя в этом году уже заканчивает. Ох и тяжело учиться, говорит. А как поступала… Конкурс там, Людка, ого-го какой. А моя поступила!
      Гордость за внучку так и распирала Анну Сергеевну. Людмила почувствовала, как ею овладевает зависть к соседской девчонке. Она тяжело вздохнула.
      — Хочу своему Димке репетитора нанять. Да денег маловато, не хватает у меня на хорошего учителя.
      — Чего же, дорого берут нынче? — поинтересовалась пенсионерка.
      Людмила только разочарованно махнула рукой.
      — Слушай, что скажу, — бабка придвинулась к Людмиле. — В нашем подъезде учительница живет. Ну, такая вся из себя. Видала, наверное. Интеллигентка. Сын у нее Юрка, недавно закончил. Сейчас в институте то ли работает, то ли учится. В ахспирантуре мать говорила. Уж не знаю, что за ахспирантуры эти, но вроде ученым быть собирается. С деньгами у них не очень. Парень за любую работу хватается. Летом вон арбузы на рынке разгружал. Может, к ним обратишься? Я за тебя словечко перед соседкой замолвлю. Дорого не возьмут.
      Людмила неуверенно пожала плечами:
      — Ну не знаю, баб Нюр…
      — Да ты не сумневайся… Чай палкой по голове не ударят. Дай-ка вот я тебе на телефон позвоню, чтобы ты мой номер знала. — Баба Нюра хоть и стара была, но в некоторых вещах поражала продвинутостью даже сорокалетнюю Людмилу.
      Достав из кармана стеганого пальто сотовый телефон, старушка попросила Людмилу продиктовать свой номер и, сделав дозвон, удовлетворенно произнесла:
      — Ну все, Людка, теперича мы с тобой на связи. Как узнаю чего, так тренькну на мобилу. — Бабка, кряхтя, засмеялась.
***
      Людмила разговор с соседкой всерьез не восприняла, и посему вскоре забыла за суетой повседневных дел.
      Но баба Нюра женщиной была совковой закалки и слов на ветер не бросала. Тем же вечером пенсионерка поднялась к Стриженовым.
      Услышав звонок в дверь, Елизавета Юрьевна направилась отворять позднему гостю. Появление на пороге бабы Нюры удивления не вызвало. Старушка нередко приходила за солью или луковицей, иногда по-соседски просила купить что-нибудь из продуктов.
      — Вечер добрый, Лизавета!
      — Проходите в квартиру, — та приветливо пригласила бабу Нюру.
      Несмотря на свой возраст, Елизавета Юрьевна выглядела превосходно. Благородная осанка, стройная фигура, аккуратно собранные на затылке в пучок волосы подернуты едва заметной серебристой паутинкой. Красивые голубые глаза с поволокой смотрели мягко, придавая некоторую отрешенность ее облику. Черты лица отличала ровная геометрия, сглаженная мягкими линиями дугообразных бровей и нежным контуром губ. Время словно не затронуло эту утонченную женственную красоту, оставив кожу почти гладкой, и только четкие носогубные складки и чуть приспущенные верхние веки выдавали даму старше среднего возраста.
      — Я так, — отмахнулась баба Нюра. — Чего пришла-то… Ты давеча говорила, что Юрка твой в институте учительствует.
      Елизавета Юрьевна, кивая, улыбнулась.
      — Преподает…
      — Тут соседка из дома напротив ищет своему сыну учителя. Парень в этом году в университет поступать хочет. Так я подумала, может, Юрка с ним позанимается. Ты не думай, Лизавета, не просто так. За деньги, конечно!
      Предложение старушки показалось интересным, но принимать решение за сына женщина не могла.
      — Юрочки сейчас нет дома. Когда он придет, я переговорю с ним.
      — Давай-ка я тебе номер этой женщины оставлю. Авось надумает, так сразу и позвонит. — Баба Нюра достала из кармана фланелевого халата заранее подготовленную записку. — Людмила ее звать. Я там написала.
      Елизавета Юрьевна взяла из рук соседки протянутую бумажку. Распрощавшись, баба Нюра шаркающей походкой направилась к лестнице.
***
      Мать и сын Стриженовы жили вдвоем в большой трехкомнатной квартире, оставленной им отцом Юрия после развода. Нет, скандала не случилось. Однажды Владимир пришел и заявил жене, что любит другую женщину и уходит к ней. У Лизы не было слез, ее будто парализовало, заморозив внутри все чувства. Не хотелось ни плакать, ни кричать. Она стояла и молча смотрела, как муж собирает вещи. Единственным желанием было поскорее избавиться от человека, который предал ее и сына. Словно в тот миг, когда муж объявил о своем решении, рухнуло все, что некогда так крепко связывало их семью, и теперь они стояли по сторонам огромной пропасти. Позже Володя спрашивал у бывшей жены, почему она не сказала тогда ни слова. Но разве же он мог понять, что у Лизы не осталось слов, точно вместе со своим барахлом Владимир забрал ее способность любить, опустошив душу до самого дна. Не было больше ни веры, ни надежды, ни желания заполнить образовавшуюся внезапно пустоту новым чувством. Да и разве ее можно было заполнить? Володя, которого она знала, умер. Елизавета вдруг увидела перед собой какого-то совершенно незнакомого человека, к которому не могла испытывать никаких эмоций. Была ли это ее месть? Вряд ли.
      В отношениях с сыном Володя оказался человеком порядочным и не забывал Юру. Развод родителей мальчик воспринял спокойно, хотя и было чувство обиды на отца. Все подарки от папы, деньги, которые тот давал, Юра принимал без особого желания, стараясь не задеть своим отказом мать, убеждавшую, что в их разводе мальчик не виноват и не должен мучиться, переживая.
      Только благодаря поддержке и настоянию отца, Юрий поступил в аспирантуру, где благополучно учился вот уже второй год.
***
      Когда Юра вернулся, мать рассказала ему о визите соседки.
      — Хм, смотря чем надо позаниматься, — Юра почесал затылок, прикидывая в уме, сколько следует запросить за репетиторство, чтобы и себя не обидеть, и наклевывающегося клиента не спугнуть. Лиха беда начало! Если он понравится, то, может быть, кто-нибудь еще предложит подработать.
      Позвонив по указанному номеру, Юре удалось выяснить, что нужна физика и математика, с чем, собственно, у него проблем никогда не было, стоит лишь освежить свои знания в рамках школьной программы. И, недолго думая, он взялся за репетиторство, тем более что с ценой, предложенной Юрой, Людмила хоть и без особого желания, но согласилась. Договорились, что Дима, так звали будущего ученика, станет приходить на кафедру, чтобы сэкономить стриженовское время и нервы, поскольку строгая обстановка университетских аудиторий не располагает к безделью, как это обычно бывает дома.
***
      Парень пришел на следующий день точно ко времени и, растерянно озираясь по сторонам, стоял по центру лаборатории.
      — Где я могу найти Юрия Владимировича? — увидев за столом мужчину, спросил он.
      — А ты, наверное, Дима? — оторвавшись от монитора, Юра повернулся. Парень кивнул. Окинув беглым взглядом нового ученика, Юра отметил, что он вовсе не дурен собой. — Юрий Владимирович — это я.
      Димка удивленно вскинул брови. Он-то ожидал увидеть солидного дядьку, а тут угловатый молодой человек, который выглядит чуть ли не ровесником самого Димки.
      — Программу экзаменов принес? — деловито поинтересовался Юра.
      — Ага, — Димка протянул тоненькую зеленую книжку.
      Закинув ногу на ногу, Юра стал листать брошюру. Только отчего-то смысла написанного никак не мог уловить, ерзая под пристальным взглядом огромных карих глаз, изучавших его с нескрываемым интересом. Юра почувствовал, как сбилось дыхание, а сердце пустилось отплясывать джигу. Для Стриженова давно было не новостью, что ему нравятся парни, но чтобы вот так сразу сильно разволноваться при виде смазливой мордашки — такого еще не случалось. Он уже мысленно проклял свое желание подзаработать денег, понимая, что такими темпами он скорее заработает нервный срыв или по морде. Но отступать было поздно. Придется как-то обуздать внезапно вспыхнувшие чувства. Стриженов глубоко вздохнул.
      — Ну что же. Все понятно. Давай сделаем так! Я сегодня поищу литературу, подготовлюсь, а с завтрашнего дня начнем.
      — Ладно, — Димка окатил молодого преподавателя таким взглядом, что у Юры внизу живота приятно потеплело.
      Когда Дима вышел из лаборатории, Стриженов тихонько застонал, сползая по стулу и потирая руками лицо, словно желая освободиться от неожиданно овладевшего им наваждения.

Глава 2
      Весь вечер Юра готовился к завтрашнему занятию со своим новым учеником, выискивая нужные темы в оставшихся еще со школьных времен учебниках. Он даже составил план урока, где первая часть предполагала объяснение теоретического материала, а вторая состояла из задач, которые Дима должен был решать. Стриженов еще никогда не относился так ответственно к подготовке. Просто на сей раз физика помогала ему отвлечься от тех мыслей, которые то и дело забредали в голову. В перерывах между прочтением очередного постулата и разбором задач по теме Юра вспоминал Димкины губы. Было в них что-то завораживающе. Верхняя, четко очерченная, с острыми изломами, была чуть больше нижней и несколько выступала вперед, и эта особенность строения Димкиного рта невероятно волновала. Юрий закрывал глаза и представлял, как целует Диму. Как тот приоткрывает губы и тянется к нему. От этого по телу теплой волной разливалось волнительное томление, в брюках становилось горячо и тесно.
      Наступившая ночь успокоения не принесла. В темноте фантазия разыгралась не на шутку. Юра вертелся в кровати, но сон никак не шел. В груди клокотало, в трусах дымило. И только после нескольких актов мастурбации, сопровождаемых яркими, почти осязаемыми фантазиями, парень смог наконец-таки уснуть.
***
      На следующий день Стриженов чувствовал себя полностью вымотанным. Он надеялся, что потраченная сексуальная энергия позволит ему сосредоточиться на предмете занятий, не отвлекаясь лишний раз на смазливую Димкину мордашку. Но стоило только Короткову появиться на пороге лаборатории, где трудился Юрий Владимирович, как все чаяния молодого преподавателя пошли прахом. Юра нервно сглотнул, приглашая ученика занять место за партой.
      Дима уселся за стол, по-деловому достав из рюкзака ручку и тетрадь.
      Первый урок давался Юре нелегко. Его взгляд то и дело соскальзывал с карих внимательных глаз на возмутительно соблазнительные губы. А когда Дима аккуратно выводил ручкой на бумаге формулы, то Юра исподтишка разглядывал его лицо, отмечая каждую черточку, рисунок ушной раковины и маленькие, едва заметные на коже родинки. Как бы ему хотелось не смотреть, но взгляд словно притягивало магнитом.
      Когда Димка встал, чтобы ответить на телефонный звонок, взор Стриженова уперся в ширинку, невольно скользнув по крепким бедрам. От демонстрации при развороте к двери высоких упругих ягодиц дыхание перехватило. В этот момент Юра понял, что если сейчас же не проветрится, то это первое занятие неминуемо обернется скандалом. Стояк был уже нехилый. Стриженов вскочил и опрометью бросился вон из кабинета, кинув ученику хриплым от возбуждения голосом:
      — Я сейчас.
      Быстрая дрочка в туалете и пятиминутный перекур на крыльце под порывами холодного мартовского ветра немного остудили пыл.
      Вернувшись в лабораторию, Юра понял, что дальше продолжать уже не в силах и предложил закончить, оставив нерешенные задачи Димке в качестве домашнего задания. Похоже, что занятия с парнем перерастали для Юрия в серьезную проблему. Сказывалось длительное воздержание и наступавшая на пятки весна, заставляющая кровь бушевать, как бурный поток талой воды.
***
      Шагая к остановке по узенькой тропинке мимо почерневших сугробов и черных от влаги деревьев, растопыривших свои голые узловатые ветви, Дима думал о занятии с репетитором.
      Странный какой-то этот Юрий Владимирович. Боялся пошевелиться лишний раз и совсем не смотрел на Димку. Даже когда объяснял. Уставится глазами в стену и говорит, будто в пустоту. Наверное, считает Димку дурачком, мальчишкой. А сам-то? Щегол щеглом, хоть и в университете преподает. Как его еще студенты слушают? Щуплый — одни кости. Плечи торчат углами и ноги, как у кузнечика, длинные, с острыми коленками. Лицо так вообще девчоночье – вскинутые пшеничного цвета брови, серые немного грустные глаза, плавная линия бледных губ, высокие скулы, подчеркивающие узкий подбородок. Пышная челка светло-русых волос дополняла этот романтический утонченный образ. Дима усмехнулся, вспомнив своего нового учителя. И чего это он вдруг о нем думает? Юрий Владимирович вызывал симпатию. Наверное, Димка был бы не прочь подружиться вот с таким: взрослым, умным, но каким-то странным. Про таких еще говорят — не от мира сего. Одним словом, ботаник.
***
      Этой ночью Димке снились странные сны. Ему снился Юрий Владимирович. Юра. Юрочка. То, что Юра делал с Димой во сне, наутро было стыдно вспоминать. Хуже всего, что проснулся он на мокрой простыне. От этого в груди неприятно заныло. Как он мог? А если кто узнает? Да если Димка сам не расскажет, так никто и не узнает. Но как он сегодня посмотрит в глаза Стриженову? От этой мысли становилось не по себе. А ведь придется тащиться в университет и сидеть там. Интересно, у Юры и вправду такой большой, или это все бред воспаленного Димкиного сознания? О чем только он думает? Какая ему вообще разница, какой у Юрия Владимировича член? Ему должно быть все равно. Но навязчивая мысль о том, что у Стриженова в штанах, никак не желала отставать, свербя несчастную Димкину голову.
      Весь день Коротков чувствовал себя как на иголках, в ожидании предстоящей встречи. Во время занятий в школе он не мог ни на чем сосредоточиться, продолжая обдумывать свой сегодняшний сон. Ведь Димка же не педик? Нет. Точно нет. У него даже с Танькой Васнецовой было в Новый год. Правда, потом Танюха закрутила с Жеребкиным, но это сейчас неважно. Димка же мужик, а эта досадная оплошность, что случилась с ним ночью, так в его возрасте с кем не бывает? А с кем бывает? И бывает ли такое у других? От мыслей, скачущих по кругу, пухла голова.
      На занятия с репетитором Коротков шел как на каторгу. Подойдя к зданию университета, он почувствовал, как в животе неприятно заурчало, ладони стали холодными и влажными.
      «Ну его на фиг, занятия эти! Мамке скажу, что был, а сам срулю! Лучше с Генкой в кино схожу на новый блокбастер!» — думалось Диме. А вдруг этот белобрысый мамке позвонит и скажет, что Дима на занятия не пришел? Ведь мать деньги уже отдала, да и Юрий Владимирович не из тех, что обманывать станет. По нему сразу видно – честный. Поразмыслив так, Коротков тяжело вздохнул и направился к центральному входу.
***
      Герой недавнего Димкиного сна сидел за компьютером и что-то быстро набивал. Увидев, Диму, Стриженов оторвался от монитора:
      — Дим, я не смогу с тобой сегодня позаниматься, срочно надо подготовить статью! Давай отложим до субботы. Ты в субботу учишься?
      — Не-а, у нас пятидневка, — буркнул Димка, стараясь не смотреть на Юрия Владимировича. Оттого что на сегодня занятия отменяются, Коротков почувствовал облегчение.
      «Ну и слава богу! Ну и не надо этих занятий!» — радостно думал про себя Дима. К субботе все забудется, или хотя бы не будет так свежо в памяти, как сейчас, и ему будет намного легче общаться с учителем.
      — Вот и отлично. А маме передай, что в субботу я все пропущенные дни отработаю. Будем заниматься с тобой до победного!
      Взятый тайм-аут и статья должны были привести Стриженова в чувство. Теперь у него есть время, чтобы спокойно разобраться в себе. Внезапно свалившаяся научная работа была как нельзя кстати. Юра всегда относился к своей карьере с особым трепетом, полностью отдаваясь любимому делу. Это дисциплинировало, восстанавливая состояние душевного равновесия, заставляло мозг работать с удвоенной силой, отодвигая эмоциональную сторону жизни на задний план.
***
      Вопреки Димкиным ожиданиям, с каждым днем становилось только хуже. Юра снился ему каждую ночь, что изводило Димку. Коротков уже боялся ложиться в кровать, зная, что неконтролируемое подсознание снова будет рисовать ему содомские картинки со Стриженовым. Дима боролся с этим наваждением всеми доступными методами, хотя из возможного многообразия реально доступен был только один – собственный кулак. Но и тот не сильно помогал.
      Смириться со своей неожиданно вскрывшейся сексуальностью Коротков никак не мог. Он забросил все — и учебу в школе, и задачки, заданные Юрой, и компьютерные стрелялки, беспрестанно шаря по Интернету в поисках ответа на мучивший его вопрос: как избавиться от этого?
      Сайты пестрели различной информацией, сопровождаемой зачастую картинками не самого пристойного содержания, отчего становилось только хуже.
      «Дошел, — думал Димка, — уже по гейским сайтам стал ходить. Осталось только начать смотреть соответствующее порно, а там до секса с мужиком рукой подать!»
      Соглашаться с таким положением вещей Коротков не хотел. Дима даже сделал отчаянную попытку уговорить Татьяну на рандеву в интимной обстановке у него на квартире, пока родители вкалывают на работе. Но Танька только обиженно фыркнула, заявив, что она не бесплатная давалка, а очень даже востребованная дива. И прежде чем подкатывать с такими предложениями, Димочке стоило бы побегать за ней месяц, а может и больше. И еще не факт, что Танька согласилась бы. Ведь Дима ее несчастную тогда бросил. (Танька напрочь забыла, что сама дала отставку парню). А такое к себе пренебрежительное отношение ее оскорбляет, и Коротков грязная скотина и хамло!
      Чем ближе была суббота, тем сильнее становилось отчаяние. Может, ему к доктору сходить, чтобы таблеток выписал или рассказал, как от этого лечиться. Вот только Димка точно не знал, какой специалист занимается этими проблемами и есть ли такой в их районной поликлинике.
***
      Суббота неизбежно наступила. Встреча была назначена на десять. Целых шесть часов в компании Короткова! Юра запасся куревом и бутербродами. Непонятно, как сложится сегодняшний день. За то время, что он не видел своего ученика, бунтующее тело немного успокоилось. Стриженов уже ровнее стал относиться к предстоящему занятию. Однако сигареты положил на видное место.
      Но стоило только увидеть Димку, как в голове все смешалось, а сердце, сладко сжавшись, внезапно взорвалось бешеным ритмом.
      Первые два часа прошли относительно спокойно. Димка отрешенно смотрел в задачник и нехотя отвечал на вопросы. За эти дни с парнем явно что-то случилось. Взгляд потух и сам он, словно устрица, закрылся, спрятавшись в раковину. Но это не должно касаться Юрия, мало ли что случилось у мальчишки? Может, с девушкой поссорился или с родителями поругался. Но так было даже лучше. Такой Димка уже не искрился той сексуальной энергией, которая взволновала Юру в первые дни их знакомства. Теперь Юрий Владимирович видел перед собой не молодого жеребца, а печального тихого юношу, задавленного грузом проблем.
      После двухчасового марафона в погоне за знаниями было решено устроить перерыв с чаепитием. Юра достал чашки, развернул упакованные в целлофан бутерброды и положил их на стол.
      — Что будешь, чай или кофе? – спросил он Димку, недовольно уставившегося на сцепленные в замок руки.
      — Кофе, — буркнул парень.
      Сыпанув в кружку растворимого порошка, Юра залил его кипятком. По комнате поплыл горьковатый дурманящий аромат. Поставив на стол перед Димкой чашку кофе, Юра уселся рядом, пододвигая ближе к Димке бутерброды:
      — Не стесняйся, бери.
      — Спасибо, — Дима взял угощенье, и, откусив от ломтя хлеба с сыром, стал жевать.
      — Ты чего такой смурной? – пытаясь избежать неловкого молчания, начал Юра.
      Димка вдруг перестал двигать челюстями и густо покраснел. От созерцания этой картины Стриженова словно шарахнуло током. Залившийся краской Димка вызывал неоднозначную реакцию. Его хотелось успокоить и приласкать. Мысли о ласках сразу отозвались острым желанием, справиться с которым было не так уж просто.
      Дима застыл, боясь посмотреть на репетитора, будто тот мог увидеть в его глазах все то, что снилось ему накануне ночью.
      Рука сама собой потянулась и легла Димке на запястье:
      — Дим, с тобой все в порядке? — Юра участливо заглядывал в лицо своего неразговорчивого собеседника. От этого прикосновения по телу прокатилась волна мурашек, а внизу живота сладко заныло. Дима сглотнул и посмотрел Юре в глаза. В них читались и нежность, и грусть, и какая-то потерянность. Ему вдруг захотелось, чтобы Юра сделал с ним наяву то, что снилось вот уже несколько ночей подряд. От собственных желаний стало жутко. Коротков резко отдернул руку.
      Сжав ладонь в кулак, Юрий Владимирович отодвинулся. Наверное, Диме было неприятно его прикосновение. Юра ругал себя за несдержанность. Зачем он это сделал? А что если Коротков все понял про него? Настороженный продолжительный взгляд подопечного вызвал у Юры приступ смущения. Почему этот мальчик так действует на него? Юре и раньше нравились парни, но он никогда не испытывал угрызений, если вдруг объект симпатии не отвечал на невинный телесный контакт. Почему ему так необходимо нравиться Димке? Неужели Стриженов влюбился? Да еще так сильно, что едва сдерживает себя. Крепко запасть на натурала было чуть ли не самым страшным для Юрия. Он знал, чем заканчиваются такие истории безответной любви, и не хотел для себя этой участи.
      Продолжать незаладившийся разговор смысла не было. Молча допив свой кофе, помрачневший Юра предложил продолжить.
      Время тянулось бесконечно. Для Димки это была пытка. Тело плавилось от желания, мозг бунтовал. Короткова раздирали на части противоречивые чувства. Его словно подогревали на медленном огне, заставляя изнывать от запретных страстей, полностью овладевших всем его существом. Ни математика, ни физика в голову не лезли. Он только и делал, что по-идиотски кивал, не понимая сути поставленных Юрой вопросов.
      Стремительно прогрессирующая Димкина тупость немного раздражала, но его пылающие уши и щеки заводили так, что Юра прощал ему этот маленький недостаток.
      Напряжение росло, било по нервам, доводило до состояния сексуального бешенства. Стриженов пару раз отлучился из аудитории.
      После посещения кабинки мужского туалета Юра чувствовал себя прыщавым подростком, что оптимизма никак не добавляло. Ему хотелось как можно скорее избавиться от этого неуютного присутствия Короткова в своем личном пространстве.
      Стриженов нервно поглядывал на часы. Когда стрелки показали без пятнадцати три, он с облегчением выдохнул:
      — Все на сегодня. Увидимся на следующей неделе.
      Но если и следующая неделя будет такой, то без успокоительных Юрию не обойтись. Хоть бром принимай!

Глава 3
      Сомнений не оставалось, Димке нравится мужик. Мужик! Он хочет Юру и еще как хочет! Но это еще полбеды. Настоящей катастрофой было то, как именно он его хочет. Несчастный Димкин рассудок истерично не хотел признавать устремлений плоти. Это было настоящим противостоянием разума и тела. От собственного бессилия и тщетных попыток уговорить себя перестроиться, перенаправить собственное либидо хотелось плакать. Да что там плакать. Хотелось рыдать в голос. Разве с этим можно жить? Если можно, то как? Как? Презирая себя за отвратительные мысли, за собственную слабость, за омерзительные желания, за неумение бороться и побеждать. Но можно ли было победить? Это была неравная, жестокая и бессмысленная схватка с самим собой.
      Димке никак не хотелось верить в то, что он гей. Да, именно гей. Пусть у него и ничего не было с мужиками, пусть даже никогда не будет, но этот изъян, эта червоточина навсегда теперь останется с ним. Надо как-то попытаться заставить себя не думать, не представлять. Но стоило лишь закрыть глаза, и он видел Юрия. Такого нескладного и такого желанного. До боли в груди. До скрежета зубов. До дрожи в коленях. Коротков еще никогда так не влюблялся. Ни одна девчонка ни разу в жизни не нравилась Димке так, как нравился Юрий Владимирович. Этот хлипкий блондинчик заполнил собой все Димкино существование. Не проходило и часа, чтобы Коротков не вспоминал о своем репетиторе. И чем сильнее он старался не думать, тем чаще всплывал в памяти белокурый образ.
      Сдерживаться сил не было. Димка ублажал себя при каждом возможном случае, представляя Юру. Руки скользили по бедрам, груди, гладили шею, ключицы, спускались ниже и ласкали, ласкали, ласкали. Димка тихо стонал, зарывшись с головой в подушку. Это было невозможно, невероятно, запретно, и от этого манило еще сильнее, доводя до исступления.
***
      Чем больше Димка сопротивлялся своей природе, тем сильнее увязал в гомосексуальной влюбленности в Юрия Владимировича.
      Время шло. И каждую встречу Коротков ждал с нетерпением и трепетом, боясь обнаружить себя. А что если Стриженов увидит, как у Димки начинают топорщиться джинсы, стоит только нечаянно коснуться под столом коленкой его бедра? Как влажно блестят Димины глаза, когда Юра подсаживается ближе, объясняя материал? Однажды репетитор заметит, и тогда Димке некуда будет деться. Его припрут к стенке и заставят рассказать, какого черта все это значит! А Димка не сможет ничего вразумительного ответить. Ведь он и сам не до конца понимает сути творящихся с ним перемен.
      Стриженов нервничал. Его переживания росли и силились. Он уже был влюблен настолько, что объект сладостных мечтаний стал выводить из себя. Юра раздражался, даже пару раз прикрикнул на Димку, обозвав его тупицей и неспособным к точным наукам. Отчего-то хотелось сделать Димке как можно больнее. Может потому, что Коротков был недосягаем для Юры? Доведенный мечтами о молодом парне до полного отчаяния, Стриженов кинулся во все тяжкие. Позабыв о собственной гордости и обиде, позвонил бывшему и, узнав, что у Костика сейчас нет парня, напросился на свидание. Ночь в объятиях экс-бойфренда, казалось, отвлекла Юру от душевных терзаний. Он даже попытался реанимировать прежние отношения, назначив Косте еще парочку рандеву. Но призрак Короткова преследовал его. Дима мерещился везде – в толпе прохожих на улице, в зале кинотеатра, за соседним столиком в кафе. Юра представлял, как Димка увидит его с другим, и в нем проснется ревность. Но эти мысли были настолько глупыми и недостойными, что Стриженов презирал себя за подобные фантазии.
      Занимаясь с Коротковым, Юрий по-прежнему сильно волновался, нередко теряя логическую нить рассуждений.
      Взаимная пытка продолжалась где-то с месяц, пока Дима сам не разрубил этот гордиев узел. По-мальчишески наивно, без лишней патетики и далеко идущих разговоров.
      Все случилось во время разбора очередного термодинамического закона. Димка просто положил руку Юрию Владимировичу на коленку и осторожно провел по бедру ладонью, устремляясь к паху. Этот жест был красноречивей любых объяснений в любви.
      На такое Стриженов даже не рассчитывал, он был обескуражен внезапной выходкой подопечного. Как Димке только это в голову пришло? И ведь не боялся же, что может получить жесткий отпор!
      В груди заклокотало, дыхание сбилось, голос сорвался на фальцет. Юра на мгновение замер, прислушиваясь к тому, что происходит внутри. По телу будто прокатился электрический разряд, приподнимая каждый волосок на коже. Он повернулся и окатил Димку млеющим от желания взглядом. Дальше Юра помнил только сладостный дурман, завладевший сознанием. Он впился губами в нахальный соблазнительный рот и целовал, до одури сжимая крепкое тело в своих объятиях. Димкина ладонь легла на вздыбившийся член и жадно тискала, причиняя боль и невероятное наслаждение одновременно. Дима расстегнул стриженовские джинсы и, приспустив их вместе с нижним бельем, встал на колени.
      Это было даже лучше, чем Юра себе мог представить. Очевидно, что минет Димка делал впервые в жизни. Движения были неловкими, суетными и неумелыми. Но парень сосал с каким-то нескрываемым удовольствием, отчего весь прошлый опыт Стриженова мерк.
      Реальность отошла на второй план, смазалась, потерялась, застряв где-то на границе безвременья. Мозг отключился. До слуха, будто из-под толщи воды, донесся собственный протяжный стон.
      Юра еще тяжело дышал и смотрел на раскрасневшегося Димку ошалевшими глазами. Нужно было что-то сказать, но что? Юрий еще не до конца пришел в себя, пребывая в состоянии посторгазменного расслабления. Его еще слегка покачивало, а в голове лишь светлая пустота, ни единой мысли.
      Димка опомнился, только когда все свершилось. Внезапно он осознал, что сделал нечто такое, отчего теперь стыдно смотреть Стриженову в глаза. Какие там глаза! Стыдно даже находиться с ним в одной комнате.
      Коротков засуетился. Спешно поправив одежду, одним движением сгреб в рюкзак со стола свои вещи и опрометью кинулся прочь.
      — Дима! — только и успел крикнуть вслед Стриженов.
      Произошедшее в университетской лаборатории явно все усложняло. Что теперь делать? Как себя вести? А вдруг Димка расскажет родителям? Хотя таким вряд ли делятся с родителями. Ясно было одно — Стриженов нравится Димке. И нравится сильно! Если бы не нравился, то парень вряд ли бы на такое решился.
      Юра ухмыльнулся, было приятно, что его чувства взаимны, и те противоречия, что мучили его вот уже месяц с лишним, остались в прошлом. Но как распорядиться внезапно свалившимся счастьем? Очевидно, что Коротков сейчас напуган собственными действиями и толком не понял, что творится с Юрой. Возможно, Димка даже и не подозревает, что Стриженов влюблен в него. Наверняка он сейчас переживает. От этой мысли сердце наполнялось нежностью. Хотелось прижать Димку к себе, приласкать, успокоить. Милый, наивный, глупый мальчик!
      Весь остаток дня Юра обдумывал, что скажет Диме при следующей встрече. Он придирчиво оценивал каждую фразу, каждое слово. Однако сам еще до конца не решил, чего же он все-таки хочет от Димки. Если бы ему было восемнадцать, то, наверное, Юра кинулся бы в новые отношения с головой. Но сейчас он боялся. Гомосексуальная связь со школьником выглядит, мягко говоря, не очень красиво. И если кто-то узнает, жди неприятных сюрпризов. Головой Стриженов понимал, что лучше бы ему не связываться с Димой, но что делать с чувствами? Димка запал Юрию в душу.
      Стриженов ждал прихода ученика, положившись на русский авось. Будет как будет, чего гадать. Коротков не кукла и опять может выкинуть что-нибудь эдакое, чего Юра не ожидает. Минуты ожидания тянулись бесконечно долго.
      Юрий Владимирович начал нервничать. На часах уже была половина шестого, а Димки все не было. В голову лезли тревожные мысли.
***
      Чувство стыда затопило Димку с головой. Он стыдился своего внезапного порыва. Он сделал это, сделал! И хуже всего то, что ему понравилось. Да так, что он кончил, не прикоснувшись к себе.
      «Гей, гей, гей, — пульсировало в голове. — Димка Коротков — гей! Голубой! Педик!»
      Димка всю ночь прорыдал в подушку. Слезы душили его, застревая острой колючкой в горле. Он ненавидел себя за свою уродливую сексуальную природу. Но почему он? Почему именно Димка? Почему не Сережка или Лешка, или какой-нибудь Вадик, а он, Димка?
      О Стриженове Димка думать боялся. Какого мнения сейчас о нем Юрий Владимирович? И что он собирается делать? Конечно, Стриженов не сопротивлялся, но это вовсе не значит, что Юра такой же, как и Дима. Наверное, это стало неожиданностью, даже шоком, что парень вот так запросто отсосал у него. Ведь случается, бывает. А ну как репетитор все расскажет матери, что Димка приставал к преподавателю, сам залез в штаны? Что тогда будет? Страшно даже подумать! А если отец узнает — не жить Димке! Прибьет! Нет. Стриженов же не дурак, наверняка понимает, что за такое по головке не погладят. Значит, будет молчать. Но видеться с ним Димка больше не намерен. Все так запуталось, что лучше им не встречаться. Ни к чему эти занятия. Одни проблемы от них.
***
      Когда Димка не пришел на второй день и на третий, Стриженов не на шутку испугался. Неизвестность томила его, не давая спокойно жить. Позвонить Димкиной матери и выяснить, в чем дело? Если бы не минет, то Юрка так и сделал бы, но эта маленькое пикантное обстоятельство все в корне меняло.
      Через неделю Юрий Владимирович решил поговорить с Димой. Он знал, где живет Димка. Заходил к ним, когда договаривался с Людмилой о занятиях. Знал примерно, во сколько у парня заканчиваются уроки в школе.
      Поэтому в четыре Юра уже стоял возле подъезда, где жили Коротковы.
      Димка не заставил себя долго ждать. Стриженов издалека увидел знакомую фигуру с рюкзаком на плече, одетую в короткую кожаную куртку, темные джинсы и белые кроссовки. Апрельский холодный ветер трепал темно-каштановую шапочку густых волос, то и дело открывая геометрический рисунок на выбритых висках.
      Подходя ближе, Коротков заметил маячившего возле дома Юру. Сердце на мгновение замерло, пропустив удар. Хотелось свернуть куда-нибудь в сторону, чтобы не встречаться со Стриженовым, но тот, кажется, заметил Димку. Что он здесь делает? Дима съежился и, стараясь не смотреть на Юрия Владимировича, бодро зашагал к двери.
      — Дима, погоди! — Юра схватил желающего прошмыгнуть мимо Димку за руку. — Нам надо поговорить.
      — О чем? — буркнул Коротков, не отрывая взгляда от собственных кроссовок.
      — О том, что ты не приходишь на занятия. Ну и о том, что случилось…
      Вот об этом Димке хотелось бы забыть и никогда больше не вспоминать. Он тяжело вздохнул.
      — Давай пройдемся, — предложил Стриженов и, кивнув головой в сторону расположенного между дворами сквера, не спеша зашагал в указанном направлении.
      Димка покорно засеменил следом.
      До сквера они шли молча. Несмотря на начало апреля, погода стояла скверная. Небо затянули мрачные свинцовые тучи. Колючий ветер обдавал ледяным холодом, забирался под одежду, заставлял мерзнуть уши и кончик носа. Огромные грязные лужи, затопившие добрую половину дорожек, затянуло тонкой мутноватой коркой льда. Голые ветви деревьев, окутанные зеленой дымкой, упруго раскачивались под натиском ветра. Серый сумрак заполнил окружающий мир, делая все вокруг унылым и безрадостным.
      В сквере никого не было. В такую погоду мало кому вздумается гулять. Мамаши с колясками и старушки сидели по домам, не решаясь рисковать как своим здоровьем, так и здоровьем малолетних детей.
      Облюбовав свободную скамью, Юра предложил сесть.
      Стриженов чувствовал себя неуютно от напряженного тягостного молчания. С чего-то надо было начать разговор. Юрка выдохнул.
      — Дима, ты почему не приходишь?
      В ответ парень только опустил голову.
      — Это ты из-за того, что случилось? — Юрий заерзал.
      — Я не хотел… я … я… — Димка залился пунцовой краской. — Нам не надо больше с вами заниматься… я не смогу больше… мне не надо…
      Как же было стыдно. Димка не мог поднять глаза, чтобы посмотреть Юре в лицо.
      — Давай просто забудем, что случилось… тебе же надо готовиться к поступлению в университет…
      Какая глупость! Юра понимал, что такое невозможно забыть, продолжая делать вид, что ничего особенного не случилось.
      — Юрий Владимирович, я не смогу, — собрав волю в кулак, перебил репетитора Димка. — Вы мне нравитесь. Но я не хочу быть таким. Поэтому не надо. Я не хочу…
      Тут он посмотрел на Юру прямо и решительно. В карих мальчишеских глазах Юра увидел столько боли, что Стриженов понял, для Димки случившееся было катастрофой, крушением всех надежд его только начавшейся жизни. В груди неприятно заныло. Димка один на один боролся со своей непохожестью. Он никак не мог принять себя, и в этом был колоссально одинок. У парня не было поддержки — человека, который смог бы выслушать, успокоить, примирить с действительностью. Юрию было слишком хорошо знакомо это состояние, когда душа и разум вдруг становятся заложниками тела. Если сейчас Димке не помочь, то он может что-нибудь сделать с собой. Но почему Стриженов медлит? Почему не скажет, что он такой же, как и Димка? Почему не расскажет, как научиться жить с этим? Что это? Трусость? Малодушие?
      В воздухе повисла пауза.
      — Я пойду. До свидания, — Димка поднялся со скамейки и медленно побрел к дому.
      Юра остался сидеть, обдумывая сказанное Коротковым. Димка практически признался ему в любви, а он сидит на скамейке и рефлексирует. Для чего он приходил? Зачем ждал его? Что хотел услышать? Разве его назидания смогли бы вернуть Димку к занятиям? Нет. И это ясно, как божий день. Так зачем же он пришел? Желание поговорить об учебе было лишь поводом встретиться, но для чего?
      Юрия внезапно осенило.
      — Дима, постой! Дима! — Юра вскочил и побежал за Димкой.
      Догнав, он схватил Диму за рукав куртки. Сердце бешено колотилось, Юра тяжело дышал.
      — Дима! — он развернул его к себе. — Дима… Я просто не знал, не мог даже и надеяться… И потом… Я пришел не для того, чтобы вернуть тебя к занятиям… вернее и за этим тоже, но главное… Дима, не знаю, как ты отнесешься к тому, что я сейчас скажу… Но… но… — слова застревали в горле, — мне бы очень хотелось, чтобы у нас были отношения…
      — Так ты… вы… ты… что, тоже?! — Димка вытаращился на репетитора.
      — Да, я тоже! А как ты думал? Если бы не тоже, позволил бы я себя соблазнить? Иди ко мне, — Стриженов притянул Димку к себе и нежно поцеловал.
      Во дворе было пустынно, и только ветер свистел в подворотне, путался в обнаженных ветвях густорастущих кустов сирени. Юра понимал, что их могут увидеть, но желание прикоснуться было сильнее страха.
      То, что сейчас происходило, выбивалось из привычной жизненной канвы. Димка был шокирован признанием Юрия Владимировича. Но как приятно заныло в груди. Юра не осуждает его, не презирает. И главное, он хочет быть с Димкой. А чего хочет он сам? Забыть все, как страшный сон, или кинуться в это непонятное с головой? Такое притягательно-запретное непонятное. Он ведь хочет, хочет именно этого. Но как же страшно решиться. А что если чуть-чуть, совсем недолго? Ведь Димка сможет в любой момент остановить Юру, сказать «нет». Не будет же Юра заставлять его делать что-то против воли? Еще бы он заставил Димку. Димка накачанный, спортивный. Каждый день дома с гантелями, и три раза в неделю качалка. Коротков может уложить этого хлюпика Юру одним движением. Так что на счет этого волноваться не стоит. Большую тревогу вызывало собственное тело, не подчиниться желаниям которого Димке было очень сложно.
      Оторвавшись от Димкиных губ, Стриженов произнес:
      — Не говори ничего сейчас. Подумай над тем, что я тебе сказал. Если ты тоже этого хочешь, то завтра придешь в университет, а если не придешь, то я пойму. С подготовкой что-нибудь придумаю, например, скажу, что сильно занят и верну твоей матери деньги.
      Юра повернулся и спешно зашагал прочь. Не дав Димке опомниться, Стриженов попросту сбежал, боясь получить отказ. Слишком сильными и явными были Димкины сомнения.
***
      На следующий день Юра чувствовал себя как на иголках. Придет ли сегодня Димка?
      Радости не было предела, когда в пять дверь в лабораторию распахнулась, и на пороге возникла фигура Короткова.
      — Дима! — воскликнул Стриженов, не сдерживая восторга.
      На что Димка только ухмыльнулся, лукаво глядя на Юру из-под упавшей на глаза челки.
      — Я тут подумал, почему бы не попробовать. Если вы… ты…
      — Говори мне «ты», конечно «ты»… Дима… — Юра подлетел к парню и обнял его, глядя в большие карие глаза. — Дима…
      Юра не мог остановиться, он целовал и целовал Димку, позабыв напрочь обо всем. Это была какая-то сказка, прекрасный сон, сбывшийся наяву. Юркины ладони гладили упругое молодое тело, ласкали бедра, тискали ягодицы. Стриженов почувствовал, что возбуждение достигло своего апогея и нужно либо срочно остановиться, либо перейти к более решительным действиям. Тем более что Дима вовсю уже млел от этих безудержных Юркиных ласк, хватаясь рукой за собственную нехило выпирающую ширинку.
      — Нет, Дима, нет! Надо остановиться… подожди… — тяжело дыша, Юра отпрянул от любовника. — Я так не хочу… это неправильно… не здесь…
      Стриженову хотелось, очень хотелось, но он понимал, что университетская лаборатория не слишком подходящее место для романтических свиданий. В конце концов их однажды застанут за содомскими развлечениями, и тогда плакала научная карьера Стриженова. Никто не станет держать в университете преподавателя, занимавшегося в аудитории непотребщиной с парнем.
      — Пока предлагаю сходить куда-нибудь отметить начало наших отношений. Согласен? — обхватив Димино лицо руками, Юра посмотрел ему в глаза.
      Отмечали в небольшом кафе неподалеку от университета. Юра заказал пиццу и пиво. Димка дурачился, рассказывал несмешные анекдоты, школьные истории и улыбался открыто, по-мальчишески. Стриженов смотрел на него и не мог наглядеться. Ему до сих пор не верилось, что Димка согласился. Все его существо ликовало. Димка. Димочка. Дима. Ди-ма. Юра повторял про себя его имя, и от этого лицо расплывалось в глупой улыбке. Как же хотелось коснуться, провести ладонью по мягкой еще, совсем детской, щеке, уткнуться в теплые губы. То ли от пива, то ли от счастья голова кружилась, увлекая в теплую обволакивающую тело негу. Стриженова переполняли чувства. Хотелось, чтобы этот вечер не заканчивался никогда.
      Впервые за последний месяц Короткову удалось расслабиться. Он больше не корил себя за свое несовершенство, ему не надо было сдерживаться и притворяться. Димка был самим собой, ощущая прежнюю легкость в отношении к жизни. Теперь он был не один, рядом появился тот, кто понимал и разделял все Димкины чувства и переживания, взрослый, мудрый, внимательный, обладающий так недостающим Димке жизненным опытом. К тому же Димка ему нравился. Только сейчас Коротков обратил внимание, с какой нежностью смотрит на него Юра. И от этого хотелось прижаться всем телом, гладить его, чувствовать, как напрягаются мышцы, видеть, как дрожат ресницы, когда при поцелуе Стриженов прикрывает глаза, слышать его шумное дыхание, частое биение его сердца.
      Возвращались домой вместе, беседуя о разных вещах. На улице уже стемнело, и фонари ярко освещали тротуар золотисто-оранжевым светом, расползавшимся огромными размытыми пятнами по стенам домов с зияющими дырами подъездных арок.
      Подойдя совсем близко к дому, Юра достал сигарету и, чиркнув зажигалкой, закурил.
      — Постоишь со мной? — с прищуром глядя на Димку, спросил он.
      — Угу.
      Вечером было еще холодно, почти как зимой. Димка напыжился, втягивая голову в плечи. Прохладный воздух забирался под одежду, заставлял дрожать все телом.
      — Замерз? — Юра внимательно наблюдал, как тот, поеживаясь, переминается с ноги на ногу.
      — Немного, — Димка расплылся в улыбке, клацая зубами.
      Щелчком отбросив сигарету, Юрий огляделся и, схватив Димку за рукав, потащил в чернеющий между двумя зданиями угол.
      Юра прижал Короткова к стене и с жадностью накрыл ртом его губы. Руки бесстыдно исследовали упругое юношеское тело. Ладонь легла на живот и скользнула за пояс брюк. Димка почувствовал прохладные пальцы на своем, моментально ставшем твердым, члене. Стриженов тяжело дышал, обдавая лицо любовника запахом сигаретного дыма. От этой внезапной стремительной атаки голова закружилась. Димка, словно падал в мягкую обволакивающую со всех сторон темноту. Окружающая действительность утонула в сладостном доводящем до исступления сексуальном безумии. И только шум крови, пульсирующей в барабанных перепонках, и собственные глухие стоны, будто доносящиеся откуда-то издалека, связывали его сейчас с реальностью тоненькой ниточкой-паутинкой.

Глава 4
     К концу недели распогодилось. Солнце слепило, играло яркими бликами в оконных стеклах, дрожало солнечными зайчиками на стенах домов, тротуарах и узеньких дорожках небольшого сквера. Пронзительная ультрамариновая глубина девственно-чистого неба отражалась в лужах и стремительных потоках талой воды, журчащей ручейками в низинах и водостоках. Почки на перегретых солнечными лучами ветках треснули, обнажая сочную зелень молодых листьев. Воздух заполнили дурманящие ароматы сырой земли и пробуждающейся от долгой зимней спячки природы. Мелкие птахи чирикали наперебой свой птичий гимн наступившей весне. Свежий легкий ветерок трепал волосы, распахнутые куртки и пальто, игриво срывал легкие шелковые платки и шарфы с прохожих, ласкал своим прикосновением кожу, взмывал в поднебесье, покачивая на воздушных волнах высоко паривших белых чаек.
      На перемене к стоящему возле открытого окна Димке подошла Таня и, ловко запрыгнув, уселась на подоконник.
      — Скучаешь, Димочка? — девушка оперлась о край руками, заглядывая Короткову в лицо.
      — Не-а. Отдыхаю. — щурясь от яркого солнечного света, ответил Димка.
      — А что ты мне больше не звонишь? Не зовешь никуда? Разлюбил?
      — Ты же сама меня в прошлый раз послала…
      — Так ты же трахаться звал…
      — Что, передумала? — Димка повернулся к Тане.
      — Может, и передумала…
      — О как!
      — Но ты не думай, — игриво произнесла девушка, — я же не какая-нибудь… Ты вначале в кино меня пригласи… В кафе… А там посмотрим…
      — Проехали… — ухмыльнулся Димка.
      — Что, успел замутить с кем-то? — Танька брезгливо сморщилась.
      — Не твое дело! — грубо оборвал ее Коротков.
      — Ну-ну, Димочка, смотри не пожалей потом. Я второй раз предлагать не стану.
      — Не больно и хотелось…
      — Хам ты, Коротков! Хам и скотина! — девушка спрыгнула с подоконника и, обиженно фыркнув, направилась в класс.
      — Подумаешь… Обиделась… — только и смог сказать парень в ответ на Танькино оскорбление.
      Татьяну такое отношение Короткова сильно задело. Еще каких-то три недели назад Димочка буквально умолял ее о свидании. А получив отказ, ходил сам не свой, будто в воду опущенный. Васнецову тронуло, что Димку так задела ее неблагосклонность. Она не сомневалась, что Димочка в нее был влюблен. На Новый год у них случился неплохой секс. Конечно, не так чтобы очень, но семь из десяти поставить Димке можно смело. Витька Жеребкин, безусловно, лучше трахается. И где теперь этот Витька, спрашивается? Увивается за Люськой, а она, между прочим, салага — четырнадцать недавно исполнилось. Посадят Жеребкина за такие сексуальные экзерсисы и правильно сделают! Она-то Димку как запасной вариант всегда в уме держала. Думала, что уж Коротков от нее никуда не денется. Да и страдал он вполне достоверно. А тут вдруг новости! И этот к весне себе девицу нашел. Только вот с кем Коротков мутит? Его пассия явно не из их школы. Если бы Димка встречался с кем-то из местных, Танька бы знала. И где они только баб так быстро находят? Ладно Жеребкин. Жеребкина простить можно — он гопник. Еще год — два, и точно сядет. Если не за совращение малолетки, то за грабеж или драку — это к гадалке не ходи! Но Димочка хороший мальчик, учится прилежно, даже на серебряную медаль идет. В университет поступать собрался. Такого упускать нельзя! Говорила ведь мама: «Смотри, Танюха, пробросаешься, найдет Коротков себе девчонку, да и женится. Останешься с носом. Запомни, хороших кобелей еще щенками разбирают!» Как в воду глядела. Уведут. Из-под носа у Таньки уведут. Уже уводят. Спокойно сидеть и смотреть на то, как Коротков уплывает из ее рук, Васнецова не собиралась. Надо было срочно продумать план возвращения Димки в круг своих поклонников.
***
      Ежедневные встречи с Юрой окрыляли. Димка два часа ерзал на стуле в ожидании конца их очередного занятия. Ему хотелось объятий и поцелуев, но Стриженов строго-настрого запретил делать это в лаборатории, да и вообще на территории университета. И только вечером, в полумраке подворотен и темных закутков можно было рассчитывать на ласку. Но с каждым днем вечера становились все теплее, темнело все позже и позже. На улицах и во дворах становилось все больше людей. Держась за руки, по узеньким дорожкам сквера бродили парочки. Шумные компании молодых людей, внимательные старушки и без устали щебечущие о детских проблемах мамочки с колясками оккупировали скамейки и лавочки.
      Юра и Димка после занятий, возвращаясь из университета домой, подолгу медленно прохаживались мимо знакомых дворов, с завистью смотрели на обнимающихся и целующихся у подъезда влюбленных. И от этого становилось невыносимо тяжело на душе. Им нельзя было прилюдно коснуться друг друга, не говоря уже о поцелуях и объятиях. А им хотелось большего, намного большего. И когда родители объявили Димке, что в связи с установившимся теплом собираются на дачу, сердце бешено заколотилось. Коротков хотел уже позвонить Юре, чтобы пригласить к себе, но страх перед тем, что может случиться, окажись он со Стриженовым один на один в домашней обстановке, был силен. Конечно же, Юра нравился, но можно ли ему было полностью доверять? Не будет ли это приглашение выглядеть так, будто Димка сам напрашивается?
      После долгих и суетных сборов родители уехали, пообещав позвонить сыну, как только доберутся до места. Закрыв за ними дверь, Димка решил никуда сегодня не ходить и посвятить время отдыху. Сгонял в магазин и накупил на оставленные предками деньги всякой вкуснятины — чипсов, воды и пельменей. Нарыл в интернете несколько фильмов, и уже было приготовился к кинопросмотру, устроившись поудобнее, как услышал пиликанье сотового телефона. Это был Юра.
      — Привет! Не занят?
      — Не очень.
      — Не хочешь в кино сходить?
      — Да я уже смотрю…
      — Дима, я соскучился, — голос Стриженова был жалобно просящим.
      От этих слов в голове зашумело. Коротков остро почувствовал, как внизу живота все напряглось. Все его страхи разом улетучились.
      — Если хочешь, приходи ко мне, — в груди заклокотало.
      — А ты один?
      — Да, родители на дачу свинтили на все выходные.
      — Я сейчас, я мигом… — Юра был явно рад этому приглашению.
      Спустя час Юра уже стоял у двери квартиры Коротковых. Димка его даже не узнал. Стриженов был одет как на праздник — белая облегающая фигуру футболка, серые узкие джинсы, короткая черная куртка нараспашку и арафатка, повязанная на манер шарфа. Светлые волосы были аккуратно уложены набок.
      Таким Димка видел своего репетитора впервые. Стриженов был воплощением мужской сексуальности и благоухал дорогим парфюмом на весь коридор.
      Юра протянул пакет:
      — Вот, держи!
      — Что это? — Дима раскрыл пластиковую сумку и стал разглядывать содержимое, пока Юра раздевался в прихожей.
      В пакете лежала бутылка красного сухого вина, коробка недешевых шоколадных конфет, смазка и презервативы. Коротков нервно сглотнул.
      — Презики? — вскинув брови, он уставился на Юру.
      — Ну, я подумал… Но если ты не захочешь, то ничего не будет…— начал оправдываться Стриженов, но потом осекся и замолчал.
      В воздухе повисла напряженная пауза. Димка не знал, как реагировать на принесенный Юрием джентльменский набор.
      — Извини, наверное, я все неправильно понял… — замялся Юра.
      Димка, поджав губы, молча смотрел на гостя. Близость напомаженного Стриженова волновала. Дима почувствовал, как по телу разливается горячая волна. Он поставил пакет на пол и, подойдя ближе к Юре, осторожно коснулся его губ своими. Мир пошатнулся.
      Как добрались до дивана, они не помнили. Вещи летели прочь, ладони с шелестом скользили по разгоряченным телам, желание росло с каждой минутой, в паху приятно потяжелело. Голова закружилась, словно от вина. Коротков толком не понимал, что происходит. Он лишь безропотно повиновался уверенным Юриным рукам. Стриженов был нежным и опытным любовником. Димка почти не ощутил боли, впуская в себя его член. Он слышал только свои хрипловатые стоны и шумное дыхание любовника. Возбуждение нарастало с каждым толчком, с каждым погружением. Плавно сменяющие друг друга ощущения заполненности и освобождения сводили с ума. В глазах потемнело, на лбу выступила испарина. Такого оргазма Димка не испытывал ни разу в жизни. Он громко вскрикнул и упал на ложе, поддаваясь приступу внезапно навалившейся слабости.
***
      В коридоре хлопнула входная дверь. От неожиданности Юра вздрогнул и перевел взгляд на Димку. В глазах любимого, устремленных в сторону входа, читался ужас. Юра взглянул туда, куда, не моргая, смотрел любовник. В дверном проеме стояли Димкины родители.
      — Какого хрена тут творится?! — ошеломленный увиденным, Петр Сергеевич едва мог говорить, жадно хватая ртом воздух. — Это что ж ты, паскуда, делаешь?
      Не снимая верхней одежды, мужчина кинулся к парням, расположившимся на диване. Димка вскочил с места и отпрянул к окну, стараясь заслонить себя руками. Отец замахнулся с намерением ударить сына.
      — Для этого тебя растили?! Для этого?! — Димка ловко отбивал сыплющиеся на него удары. — Чтобы ты пидорасом стал?! Тварь!
      С каждым ударом мужчина все больше зверел.
      — Не трогай его, Петя! — женщина с криком кинулась к мужу, хватая его за руки. — Покалечишь! Петя! Остановись! Не надо!
      Ее надрывистый, переходящий в визг, голос звенел в барабанных перепонках, заполняя собой все пространство небольшой комнаты.
      — А ну, пусти! — пытаясь высвободиться из женских рук, Петр Сергеевич делал стряхивающие движения. — Это ты виновата! Ты! Ты… Полюбуйся! Распустила! Воспитала! Его лупить надо было как Сидорову козу! Теперь смотри!
      Лицо мужчины стало красным, глаза гневно сверкали, он тяжело дышал.
      — Хрен теперь тебе, а не внуки! Будешь до конца дней на это блядство смотреть! Вот тебе твои «не трогай»! Вырастила урода!
      — Петя… Петя… — истерично рыдала мать, хватаясь за отца и сползая на пол. — Виновата… я виновата… Я! Только не трогай его… Не трогай… Сын ведь…
      — Сын?! — взревел муж. — Да какой это на хрен сын! Баба с хуем, а не сын! Лучше бы вообще не было сына, чем такой!
      — Ну что ты говоришь, Петя… Петя… — не унималась она.
      — Говорил я тебе, — громыхал зычный голос, — ничему хорошему в этих университетах не научат! Говорил? А ты все не верила! Лучше пусть в армию идет, чем в эту альмаматру сраную! Из него там мужика сделают!
      Дима и Юра, как завороженные, смотрели на семейную драму, разворачивающуюся на их глазах. Происходящее казалось каким-то нереальным, невозможным, словно это было не с ними.
      Разве мог подумать Дима, что родители так скоро вернутся с дачи, и разразится грандиозный скандал. Уехав утром, они обещали, что приедут не раньше воскресенья. Да и перед тем как ехать обратно, всегда предупреждали по телефону. Что сегодня пошло не так? Почему отец с матерью так рано вернулись, даже не сообщив Диме о своем решении?
      — А ты, гаденыш! — вдруг отец переключился на съежившегося Юрия. — А ну, уебывай из моего дома! Чтобы через секунду духу твоего здесь не было! Откуда вы только беретесь, уроды! Пошел вон, я сказал! Вон!
      Ощерившееся злобное лицо незнакомого мужчины и его сжавшиеся в кулаках руки не на шутку испугали Юру. Пальцы с силой вцепились в ткань пледа, прикрывающего наготу. Он нервно сглотнул, боясь, что его сейчас начнут бить.
      Петр Сергеевич схватился за край одеяла и потащил на себя.
      — А ну, пошел вон! Вон, я сказал! — мужчина попытался рукой зацепить Юру за ногу, чтобы стащить с дивана.
      — Не трогай его! — вступился за любовника Димка.
      — Что? — зашипел отец, вытаращившись на сына. — Что ты сказал? Ах ты щенок!
      Петр Сергеевич с размаху заехал Димке в скулу. Сын пошатнулся и отпрянул.
      — Я вам покажу, пидорасы! Развели тут…
      — Не трожь! — мать снова кинулась на защиту, заслоняя сына от ударов своим телом.
      — Уйди, мать! — свирепел Петр Сергеевич. — Уйди! А то и тебя ненароком зашибу!
      Юра воспользовавшись моментом, схватил со стула вещи и судорожно стал натягивать их на себя. Мужчина обернулся:
      — Ты еще здесь?! А ну, пшел! — заорал он, отвешивая вслед выскакивающему из комнаты молодому человеку пендель.
      Сердце отбивало бешеную дробь, пульсируя где-то на уровне кадыка. Не помня себя, Юра сорвал с вешалки куртку и, спешно засунув ноги в кроссовки, прижался к двери, пытаясь открыть замок. Руки тряслись, пальцы, как назло, соскальзывали с металлической щеколды. В последнюю секунду замок щелкнул, и дверь распахнулась. Юрий только краем глаза успел заметить, как в прихожку из комнаты вывалилась грузная фигура Димкиного отца.
      — Пошел вон, щенок! И чтобы я тебя больше в жизни не видел! Зашибу, пидор! — неслись вслед напуганному Юрию грозные слова разъяренного родителя.
      — Вон! Из моего дома!
      Захлопнув дверь за любовником сына, отец повернулся к жене и, тыча пальцем в сторону комнаты, требовательно произнес:
      — А ты не смей больше мне напоминать о нем! У меня нет больше сына! Пусть манатки свои собирает и уебывает куда хочет! Не желаю его видеть в своей квартире!
      — Но куда же он пойдет?
      — Куда хочет! Пусть пиздует к себе подобным!
      — Да уйду я, уйду! — раздраженно заорал Димка. — Достал ты уже! Ты всю жизнь меня только попрекаешь! То мямлей обзывал, то безруким, то дебилом… Теперь пидорасом! Хватит с меня!
      — А тебя мало обзывать! — пытаясь отодвинуть стоящую в дверном проеме женщину, снова завелся Петр Сергеевич. — Да тебя удавить после такого нужно… Одной тварью на земле меньше будет… Мне люди только спасибо скажут!
      — Сам-то на себя посмотри! — Димку трясло от негодования. Он знал, что вряд ли от отца можно было ожидать какой-то другой реакции, но его слова больно били по самолюбию, не позволяя сдержать нахлынувших разом эмоций. — Что ты сам-то собой представляешь! Всю жизнь только и делал, что бухал, да меня с мамкой лупцевал по пьянке!
      — Что?! — взревел отец. — А ну, Люда, пусти!
      Женщина крепко вцепилась руками в дверные косяки и замотала головой, не давая мужу войти в комнату.
      — Не пущу! Нет! Петенька, не надо! Это он от обиды! Не надо!
      — От обиды! Он еще обижаться смеет! — мужчина мощным движением отодвинул живую преграду в сторону. — Ах ты сучонок!
      Резко замахнувшись, Петр Сергеевич попытался нанести удар, но Димка, поставив блок, отбился и, изловчившись, схватил отца за запястье, выворачивая руку так, что тело нападавшего тут же подалось вниз. Мужчина натужно закряхтел:
      — Руку! Руку вывихнешь!
      — Пообещай, что больше не полезешь драться!
      Отец сделал неловкую попытку подавить физическое превосходство родительским авторитетом:
      — Пидорас…
      — Что? — Димка наклонился к нему. — Не слышу?
      — Дима, отпусти папу! — заверещала мать, понимая, что драка перешла в серьезную стадию противостояния двух поколений.
      — Обещаю… — сдавленно просипел голос отца.
      — И я здесь буду жить, пока не найду куда съехать! Понял?
      — Да понял, понял… пусти уже…
      — Так-то лучше!
      Димка выпрямился, отпуская его руку.
      — Здоровый, гад! — потирая плечо, Петр Сергеевич недовольно зыркнул на сына. — Живи, но учти, что жрать ты с нами за одним столом не будешь! Не дам!
       — А ты, — подойдя к жене, мужчина глянул в ее заплаканное лицо. — Не смей его из нашей посуды кормить! И чтобы я больше не видел, что ты с ним якшаешься! Пусть знает, что отныне рядом с нормальными людьми делать ему нечего!

Глава 5
      После стычки с отцом Димку еще долго потрясывало. За какой-то миг он вдруг оказался совершенно один. Родители отвернулись от него. В это не хотелось верить. Ведь он их единственный сын, и ближе мамы и папы у него никого никогда не было. А Юра? Юру он не так давно знает, чтобы быть уверенным в том, что в скором времени не надоест ему. А что если надоест? Перспектива глухого одиночества пугала.
      День клонился к вечеру. За окном догорали последние лучи заходящего солнца, окрашивая мир в удивительные оттенки розового, окутывая пейзажи знакомых городских улиц флером почти сказочной таинственности. Косой свет скользил по земле, удлиняя тени до нереальных размеров. Через открытую форточку в комнату проникал прохладный весенний воздух с запахом городской пыли и молодой, только что проклюнувшейся в палисадниках травы. Этот тихий апрельский вечер словно был отправной точкой, началом новой непонятной жизни. Яркие алые всполохи заката, играющие искорками в стеклах оконных рам, будто отблески адского пламени, пожирающие его прошлую безмятежную жизнь. Что ждет его там, за горизонтом уходящего дня? Какие еще удары приготовила ему судьба? Димка смотрел на этот весенний закат и не знал, что ему теперь делать? Неужто это конец, и нет пути назад? Дима был уверен, что отец просто так не отстанет. Будет давить, напоминать каждый божий день о Димкиной ущербности, но, может, он все-таки сменит гнев на милость, может, у Димки еще есть шанс заслужить его доверие? Неужели все так плохо и парень безнадежно потерян для своей семьи?
      Почувствовав голод, Димка вышел из комнаты. В кухне мать возилась с приготовлением ужина. Петр Сергеевич, уставившись в телевизор, сидел рядом за столом, накрытым красной скатертью. Казалось, все успокоилось. Атмосфера в доме была вполне привычной. Может все еще образуется?
      — Явился, — отец окатил Димку презрительным взглядом, отхлебывая из кружки. — Чего в глаза не смотришь? Стыдно?
      — Петя, — женщина повернулась к мужу, — мы же договорились.
      — Договорились, — пробубнил недовольно мужчина. И снова обратился к сыну, — сядь! У нас с матерью разговор к тебе серьезный.
      — Не все сказал?!
      — Нет, ты посмотри на него! — Петр Сергеевич почувствовал, как волна гнева снова поднимается изнутри. — Он еще огрызается!
      — Ну что еще? — Димка плюхнулся на табуретку.
      — А то! Ты башкой своей думаешь или теперь только противоположным местом?
      — Если снова начнешь оскорблять, я уйду.
      — Надо же какой гордый! Уйду… Куда? Куда, я тебя спрашиваю, ты пойдешь? К этому своему? Ждет он тебя! Как же!
      — Не твое дело!
      — Как же не мое! Мое! Еще как мое! Ты пока, что в моем доме и на мои деньги живешь! И будешь слушать, что я тебе сейчас скажу. Этот твой дружок, Юрочка — пидорас… Ты ж ему на хрен не сдался! Развлечется с тобой, да и женится на какой-нибудь дуре! А ты будешь потом бегать, не знать, кому еще свою жопу подсунуть!
      — Петя! — одернула распалявшегося мужа Людмила.
      — А что — Петя?! Я что-то не то сказал, а? Люд, ответь. Не то? Думаешь, не так будет?! А? Ладно, его жопа, что хочет пусть с ней и делает! Но в нас же с тобой тыкать пальцами станут! Да и над ним, идиотом, издеваться будут! Что, думаешь, мимо пройдут? Думаешь, никого, кроме Димы, это не касается?! Вот тут ты здорово ошибаешься! Знаешь, как к таким относятся? Думаешь, с пидорасом кто-то дело иметь захочет? Да с ним же никто на одном километре срать не сядет! Будет всю жизнь один мыкаться!
      — Сейчас другое время… — попытался оправдаться Димка.
      — Ха! Время другое, ты ж посмотри, а? Какое, к чертям, время?! Придумали себе отмазку — время другое! — Петр Сергеевич повернулся к сыну. — Пидорас он во все времена пидорас! Красивыми словами прикрылись, как ширмой… геи… гомосексуалисты… как не назови, суть одна — говномесы! Уроды! Собрать всех и за сто первый километр на трудотерапию — лес валить!
      — Петя!
      — Да, хватит меня останавливать! Распустили страну! Как телек не включишь — сплошные рожы гомосячьи. Ладно телек! А тут скотство с доставкой на дом! Ведь он же тебя этому научил, да? Урод этот! Репетитор твой хренов! Матери спасибо скажи! Нашла кого нанять!
      — Так я же не знала…
      — Не знала она. Да у того на лбу написано бегущей строкой — гомосек! Только что не светится! А сын твой — дебил! О! — Петр Сергеевич звонко постучал себя по лысине. — Дупло! Снаружи вроде как у всех, а в ухо крикни — одно сплошное эхо!
      Хлесткие слова отца били точно в цель. У Димки внутри все закипало от злости. Он вскочил с места и хотел уже выйти из кухни, но отец волевым голосом остановил его:
      — А ну сидеть! Сядь, кому сказал! Не договорил еще! — мужчина гневно дышал, лицо его налилось кровью. — Запомни, сынок! Пока ты живешь здесь, чтобы на пушечный выстрел к этому дружку своему не подходил! Увижу рядом — убью! Я не шучу! Понял!
      Димка до скрежета стиснул челюсти.
      — Не слышу?! Ты понял меня?!
      — Да понял я! — зло процедил парень.
      — Вот будешь отдельно от нас с матерью жить, тогда делай как знаешь! Хочешь быть пидорасом, будь! Но запомни, тогда родителей у тебя больше не будет! Втолковываешь?
      — Втолковываю…
      — И мой тебе совет, забудь ты это все! Найди девчонку, начни жить нормально! По-людски! Не позорь ни нас с матерью, ни себя! Сделаешь, как я говорю, сам же потом мне спасибо скажешь!
***
      Когда Юра появился на пороге своей квартиры, его колотило от той нелепой и такой унизительной стычки с Димкиными родителями.
      «Что же теперь будет?» — вертелось в голове. А вдруг Димка больше не захочет его видеть? Ведь неизвестно, что там происходит сейчас. Может, родные смогут Диму убедить, что Юра вовсе не нужен ему. А действительно, зачем Дмитрию нужен Юрий, когда тот может заполучить любую понравившуюся ему девушку? Дима симпатичный, даже очень: выше среднего роста, крепкий, спортивный, с чуть наивным, немного детским лицом, темно-карими глазами и чувственным ртом. Девчонки всегда смотрели на Димку с нескрываемым интересом. От воспоминаний о Димкиных прелестях внутри сладко заныло.
      Наверняка сейчас родители убеждают сына в неправильности тех отношений, что связывают его с Юрой. Но ведь сердцу не прикажешь! Сердцу — да, но уму-то приказать можно. И убедить, и заставить поверить в свои убеждения. Наверное, они считают, что это Юра совратил их сына. Ведь Димка еще салага, школьник. Возможно, что для него это все лишь игра, сексуальный эксперимент. Вполне может случиться, что Димка позже влюбится в какую-нибудь девицу, и разбегутся они с Юрой по разные стороны, только поминай как звали.       В понедельник Дима не пришел на занятия в университет. Не пришел он и на следующий день. Юра заволновался. Неужели родители так сильно запугали Димку? А вдруг с ним что-то случилось?
      Взяв в руки телефон, Юра нашел контакт Короткова и нажал вызов. В трубке послышались длинные гудки. Не прошло и десяти секунд, как связь прервалась. Вероятно, на том конце нажали отбой. Димка не хочет с ним разговаривать? Чем Юра это заслужил? Нет-нет. Наверное, Димка сейчас сидит на уроке, и он просто не может ответить. Он перезвонит позже. Обязательно перезвонит. Юра был почти в этом уверен.
      Но ни через час, ни через два Коротков так и не перезвонил.
      Стриженов еще несколько раз набирал Димку, но результат был все тот же — на том конце сбрасывали его вызов. Юрий запаниковал. Как? Почему? Из-за того, что их застукали, Димка решил больше не общаться, поставить точку? Но почему об этом не сказать? Или хотя бы написать смс? Трус! Какой же трус! А может, отец изъял у Димки телефон, и тот не может связаться с Юрой? Но почему тогда Димка не приходит? Если у него трудности, Стриженов всегда готов помочь. Вместе они справятся.
      Одолеваемый тяжкими мыслями, Юра никак не мог сосредоточиться на работе. Он думал только о Димке и о том, что произошло.
      Промучившись неизвестностью почти целую неделю, Юра подкараулил Димку возле школы.
      — Дима! — окликнул он, едва завидев на школьном крыльце парня.
      — Зачем ты сюда пришел? — процедил сквозь зубы Димка.
      — Ты сбрасываешь мои звонки и не являешься на занятия! Я не знаю, что и думать?
      — А что тут думать? Разве неясно? Мне казалось ты умный, сразу поймешь!
      — Ну почему, Дима? Почему?
      — Ты еще спрашиваешь почему?! Юр, у тебя с головой точно в порядке? Или ты забыл, что произошло?
      — Ты только из-за этого?
      — И из-за этого тоже!
      — Я так и знал! Отец, да?
      — Да, отец. Он прав, ничем хорошим это не закончится. Я не хочу быть таким. Если тебе это нравится, дело твое, но мне оно не нужно!
      — Хорошо ж тебе папка мозги промыл. Ничего не скажешь! Вот только жить не ему, а тебе! Понимаешь, тебе!
      — Я все решил! — отрезал Димка. — Хочу, чтобы как все, чтобы как у всех! Нормально, понял!
      — Ты можешь долго стараться и убеждать себя, что ты нормальный, как все! Но ты не такой!
      — Тебе-то откуда знать, какой я!
      — Думаешь, что если ты скажешь, что нормальный, то резко станешь таким? Нет, Дим, так не бывает. Если бы так было, то я сомневаюсь, что кто-то по доброй воле захотел бы остаться геем. Думаешь, я через это не проходил? Еще как проходил. И убеждал себя, и таблетки искал, и врачей. Вот только быстро понял, что без толку! Надо просто смириться и жить, не насилуя свою природу.
      — То ты, а то я! Мы разные!
      — Нет, черт тебя подери! Ты такой же, как и я, только тупой и упрямый. Одного желания твоего папаши мало, чтобы сделать из тебя натурала. Однажды ты это поймешь, поверь мне. И когда до тебя, наконец, допрет, что ты другой, то успеешь наломать дров! Искалечишь и свою жизнь и жизни тех, кто окажется рядом… и мою… жизнь… я… я… ты мне стал очень дорог… я не хочу вот так потерять тебя…
      Юра посмотрел таким затравленным взглядом, что у Димки внутри все сжалось.
      — Уходи, Юр… и забудь обо мне…
      — Димка, не бросай меня… — в отчаянии выпалил Юра, на его глаза навернулись слезы. Но Коротков только мотнул головой и стремительно направился к выходу со школьного двора.
      Юра понял, что ничего изменить нельзя. Димка все для себя решил и уже не отступит. Лучше бы Стриженов тогда не искал с ним встреч и ничего не предлагал. Ему сейчас не было бы так больно. В эту минуту сердце готово было разорваться на части от той немыслимо жестокой правды, которую он только что услышал. Для Димки действительно их отношения были не так уж и важны, раз он с легкостью отказался от них. Юра ведь знал, что Димка сомневается, и достаточно лишь небольшого толчка, слабого давления, чтобы тот отвернулся от него. Но как долго Димка собирается душить свои природные инстинкты, подавлять желания, бороться с самим собой? Такие методы усмирения собственной плоти ни к чему хорошему не приводят. Впереди Димку ждут сплошные разочарования. Он еще не единожды пожалеет о том, что так поступил с Юрой. Что делать теперь Стриженову, как лечить эту больную рану? Но ведь это всего лишь небольшая интрижка, такая короткая и нелепая. Пройдет время, и Юра все забудет. Ведь нельзя же за два месяца влюбиться так, чтобы это длилось всю жизнь! Нельзя! Точно нельзя? А если… Нет, такого не бывает. Это просто глупо! Но отчего-то горло перехватило, а по щекам поползли слезы, оставляя на коже влажные дорожки.
      «Дошел, разревелся, как баба, из-за какого-то мальчишки!» — Стриженов мысленно отругал себя. Громко шмыгнув, он вытер недостойную сырость ладонью и поплелся в университет.
***
      Людмила ужасно переживала, чувствуя свою вину за то, что произошло с ее сыном. Если бы она не пожалела денег и наняла кого-то посерьезнее, а не этого наглого молодца, то все сложилось бы иначе. Но откуда она могла знать, что этот милый с виду парень может разрушить их семью, сделать из сына голубого. Ее Димочка никогда бы сам до такого не додумался. Это все он этот Стриженов! Убить его за такое мало! Ведь Дима еще совсем мальчик, а тот взрослый дядька. Конечно, наверное, если бы Людмила сообщила в полицию, то Юрия посадили бы за совращение, но муж приказал никому не рассказывать и уж тем более никуда не заявлять. Петр боялся огласки происшествия. Не дай бог, кто узнает, стыда не оберешься! Единственное, что успокаивало Людмилу, обещание сына больше не видеться с репетитором. Но что же делать с занятиями? Женщина уже заплатила деньги. Стриженов ей звонил только однажды, два месяца назад, но она не запомнила его телефон, и как теперь связаться с ним, не знала.
      К счастью, баба Нюра с наступлением теплых дней, как часовой, каждый день сидела у их подъезда. Людмила не стала долго объяснять старушке, зачем ей нужен номер квартиры Стриженовых, да та не сильно интересовалась, беспрестанно жалуясь женщине на свое высокое давление, мучившее ее в последнее время.
      Выбрав день, Димкина мать направилась к Стриженовым. Дверь открыла миловидная женщина.
      — Вам кого? — Елизавета Юрьевна вскинула брови, увидев на пороге незнакомую даму.
      — Мне нужен Юрий Стриженов.
      — Вы к Юрочке! А его нет сейчас дома! Может, я смогу вам чем-нибудь помочь? Что-то передать?
      — Да, — Людмила замялась. — Он занимался с моим сыном, но нам пришлось отказаться от его услуг. Я бы хотела вернуть деньги за те занятия, которые он не провел.
      Елизавета Юрьевна была обескуражена таким заявлением женщины.
      — Вам не понравилось, как Юра преподает, или что-то случилось?
      — Случилось, — Людмила потупила взор.
      — Могу я узнать, что? — Елизавету Юрьевну взволновали последние слова гостьи.
      — Я не могу об этом говорить, спросите его сами. Пусть он отдаст деньги и больше никогда не приближается к моему сыну!
      В карих глазах женщины задрожали слезы. Людмила Ивановна повернулась и быстро направилась к лестнице.
      — Постойте! — только и успела крикнуть ей вслед хозяйка квартиры.
      Что же могло такого произойти, что так расстроило эту женщину? Интуиция подсказывала Елизавете Юрьевне, что визит мамы ученика ее сына не связан с учебой. Здесь было что-то другое, личное. Но что Юра мог сделать такого, что женщина отказалась от его услуг? Да еще и попросила не приближаться к сыну? Неужели Юра ударил мальчика? А может, он его как-то унизил? Ее одолевали разные мысли. Она никак не могла успокоиться, заново прокручивая в голове слова той женщины, которая приходила к ним сегодня. Ведь Лиза давно заметила, что с Юрочкой что-то происходит. В последнее время он был подавлен, почти не разговаривал. Закрывался у себя в комнате и целую ночь работал. Она-то думала, что такие перемены в поведении сына связаны с его научной работой, наивно полагая, что у Юры что-то не получается. Но теперь Елизавета Юрьевна понимала, что эти изменения связаны отнюдь не с наукой.
***
      Вернувшись из университета, Юра заметил, что мать встречает его у двери, хотя обычно он заставал ее в кухне, суетящуюся за приготовлением ужина для любимого сына.
      — Мам, что-то случилось? — настороженно спросил парень с порога.
      — Это ты мне скажи.
      — Я не понимаю, ты говоришь какими-то загадками, — Юра снял верхнюю одежду и по обыкновению направился в кухню.
      Елизавета Юрьевна последовала за ним и, расположившись на небольшом диване возле стола, произнесла:
      — Сегодня приходила женщина, искала тебя.
      — Начало интригующее. И? — Юра накладывал в тарелку картофельное пюре из черной эмалированной кастрюли.
      — Она сказала, что хочет вернуть деньги за занятия, которые ты не будешь проводить с ее сыном.
      — Черт! — ложка выскользнула из рук парня и со звоном упала на пол.
      Юра повернулся к матери, в его глазах читалась тревога.
      — Юра, расскажи мне, что там у вас произошло с этим мальчиком?
      От этих слов внутри все перевернулось, в ушах зазвенело, мир сжался до нереальных размеров, исказился, задрожал, будто готов был вот-вот рухнуть. Перед глазами все поплыло. Юре показалось, что ещё немного, и он потеряет сознание. Это было именно то, чего он боялся. Он знал, что мать однажды узнает о нем правду, но не думал, что это произойдет сегодня и именно так. Юрий замер, глядя на мать обезумевшими от страха глазами.
      — Юрочка, с тобой все в порядке? Ты как-то сильно побледнел. Юра? — Елизавета Юрьевна испуганно смотрела на сына.
      — Мам, — словно издалека услышал Юра свой сдавленный голос. — Что сказала тебе эта женщина?
      — Она сказала, чтобы ты вернул ей деньги… и…
      — И?
      — И чтобы ты не приближался к ее сыну. Юра, я не понимаю, что такого ты сделал? Ты что, избил этого мальчика?
      Надо признаться. Именно сейчас, именно здесь, иначе может быть поздно. Лучше он сам расскажет все матери, чем она узнает о произошедшем от посторонних людей.
      — Мама, я должен кое-что тебе сказать… — Юра отставил тарелку в сторону и сел рядом, стараясь не глядеть в голубые глаза матери. Но отчего-то слова никак не складывались в предложения, смешиваясь в какое-то непонятное, неделимое, невнятное целое. Парень замолчал.
      — Что? Юра, не молчи же ты… ну…
      Напряжение росло, Юра чувствовал его кожей, будто оно было осязаемым и в эту минуту обволакивало его своими липкими руками. В горле разом пересохло.
      — Мама, я… я… я — гей…
      Елизавета Юрьевна только охнула, прикрыв рот рукой.
      — … и родители Димы застали нас, когда мы…
      Юра взглянул на мать. Ее широко распахнутые глаза были полны ужаса.
      — … ты не думай… я не заставлял его ничем таким заниматься, у нас все было по обоюдному согласию! Мама, ты веришь мне?
      — Ой, подожди! — едва слышным голосом выдавила Елизавета Юрьевна, хватаясь за сердце.
      — Что, мама? Плохо?! — Юра был напуган. Он знал, что мать не сможет спокойно воспринять такую новость о своем единственном сыне, поэтому как можно дольше старался уберечь ее от этой отвратительно жестокой правды.
       — Там в аптечке… нитроглицерин…
      — Сейчас! — Юра кинулся к навесному белому шкафчику, где хранились лекарства.
      Достав пластиковый контейнер, парень стал судорожно перебирать коробочки. Пальцы дрожали, блистеры с таблетками то и дело выскальзывали из рук. Найдя, наконец, заветную упаковку, Юра достал таблетку и протянул матери.
      Взяв лекарство из рук сына, Елизавета положила его под язык.
      — Мама, прости меня.
      Она тяжело вздохнула и, чуть прикрыв глаза, спросила тихим, словно уставшим голосом:
      — За что, Юра, я должна тебя прощать?
      — За все прости…
      — Просят прощение, когда в чем-то провинились. Разве же ты в этом виноват? Это я должна просить у тебя прощения за то, что родила тебя таким… — в глазах матери заблестели слезы.
      Она потянула к сыну руки. Юра присел рядом и уткнулся лицом в ее плечо. Мать обняла его за шею, и, опустив подбородок Юре на макушку, стала гладить по волосам. Слезы крупными каплями срывались с ее ресниц, скользили по щекам и беззвучно падали на голову сына.

Глава 6
Димка был подавлен. То нежное трепетное чувство, что едва зародилось в его сердце, было растоптано грубо, вероломно, безжалостно, опущено до уровня неестественного воплощения сексуальных потребностей, сведено до примитивного развратного действия. Его влюбленность в Стриженова есть не что иное, как результат гиперсексуальности и малой доступности женского общения в юношеском возрасте. По крайней мере, так об этом сказал матери профессор, к которому Людмила водила сына втайне от отца. На приеме Димка врал как сивый мерин, рассказывая о своих снах и фантазиях. Не мог же он при матери сказать, что все равно мечтает о Юре. Что при воспоминании о нем так приятно ноет в груди. Что до слез хочется быть со Стриженовым, но он не может нарушить обещание, данное родителям. Выслушав Димку, доктор обещал Людмиле Ивановне благоприятный прогноз дальнейшей сексуальной жизни сына, говоря, что Димкина привязанность — это не чувство, а всего лишь повышенный уровень гормонов в крови, и эта его гомосексуальность — транзиторное явление, которое со временем пройдет, надо только подождать. Но сколько ждать? Когда, наконец, Коротков сможет выкинуть Юру из головы, освободиться от этого наваждения?
      Время шло. Отзвенел капелью ослепительно-солнечный апрель, сменяясь цветущими белыми яблонями мая. Димка старался не оставлять ни секунды свободного времени. Он с особым рвением стал относиться к учебе, еще больше занимался спортом, встречался с друзьями, лишь бы только не вспоминать, не думать о Юре.
      Васнецова вилась возле парня змеей, стараясь обратить на себя внимание. Заметив Димкино подавленное состояние, Танька доставала его расспросами.
      — Что, Димочка, такой невеселый?
      — С чего взяла? Нормально все.
      — Вижу, как нормально. Глаза, словно у побитой собаки. Что прошла любовь, завяли помидоры?
      — Не твое дело, — прошипел Димка, зло зыркнув на одноклассницу.
      — Да тут и так все понятно!
      Димка на это только закатил глаза.
      — Да, не переживай ты так! Дура она, раз такого, как ты, бросила.
      — Может это не она, а я… бросил…
      — Тем более, стоило из-за чего расстраиваться! — фыркнула девушка. — Хочешь, в кино сходим? Фильм новый вышел, говорят, интересный.
      Коротков внимательно посмотрел на Татьяну. А почему бы нет? Наверное, он к Таньке что-то чувствовал, если у них на Новый год было. Почему бы не попробовать с ней?
      — А как же твой Жеребкин? — Димка с недоверием посмотрел на Васнецову.
       — А я ему отставку дала! Скука с ним смертная, — соврала Татьяна. — Надоел.
      — Ну, давай попробуем! — парень окинул девушку оценивающим взглядом. А что, Танька вполне годилась на роль девушки. Высокая, длинноногая, с красивой высокой грудью, светлыми волосами, вздернутым острым носиком и кукольными голубыми глазами. По Таньке многие пацаны в школе убивались. Хотя сам Димка всегда относился к ней как к подруге детства, не испытывая каких-то особых романтических чувств. Но, может, любовь придет, если они начнут встречаться?
***
      Вопреки ожиданиям, завязавшиеся отношения с Татьяной облегчения не приносили. Каждый раз после свидания с девушкой Димка еще сильнее тосковал по Юре. Он все время вспоминал и сравнивал, думал, как было бы, если бы на месте Тани был Стриженов. Как Димка ни старался, но забыть Юру не получалось. Живя в доме по соседству, иногда издалека видел изящную Юркину фигуру, выходящую из подъезда. И тогда сердце больно сжималось и начинало биться о ребра, как сумасшедшее. Желание и страх столкнуться с Юрой лицом к лицу раздирали его на части. Ему до дрожи хотелось снова взглянуть в серые Юркины глаза, но он панически боялся этой встречи. Все Димкины мечты, все фантазии были только о Юре. Это было сродни болезни, навязчивой идеей, от которой Коротков никак не мог избавиться. Он невольно вспоминал тот злополучный день, когда они с Юрой занимались любовью. Вспоминал, как Юра целовал его, как прижимался всем телом, как было сладко в его крепких объятьях, как земля ускользала из-под ног, уводя сознание в состояние мягкого, похожего на полет, кружения. С Таней он не испытывал и десятой доли того, что ощущал с Юрой. Ее поцелуи и прикосновения не вызывали того восхитительного ощущения творящегося волшебства, когда обостряются разом все чувства и хочется бесконечно дарить нежность другому человеку.
      Но Татьяна в своем стремлении завоевать сердце Короткова проявляла завидную настойчивость. Она постоянно названивала Димке, писала эсэмэски, звала прогуляться вечером после школы, даже как-то без предупреждения заявилась к Коротковым в гости.
      Людмила, увидев на пороге Димкину одноклассницу, только заулыбалась.
      — Здравствуйте! А Дима дома?
      — Здравствуй, Таня! Ты проходи, не стесняйся, — приветливо пригласила девушку женщина. — Дима, к тебе Таня! — крикнула мать из коридора.
      Димка выглянул из комнаты.
      — Ты чего пришла?
      — Я тебе тетрадку принесла! Вот! — Таня достала из сумки тетрадь и протянула Диме. — Ты на уроке забыл…
      — Может, чаю? — Людмила ласково смотрела на гостью.
      Девушка кивнула. Татьяна не могла отказаться от такого шанса произвести впечатление на мать Короткова.
      — Дима, проводи Танечку в комнату! Я мигом, в магазин только сбегаю! Куплю чего-нибудь вкусненького!
      Хозяйка накинула плащ и, сунув ноги в туфли, вышла из квартиры.
      — Похоже, я нравлюсь твоей маме, — хмыкнула девушка, как только за Димкиной матерью захлопнулась дверь.
      — Надо думать…
      — А тебе-то я нравлюсь?
      — Нравишься, — холодно отрезал Димка.
      — Так почему ты не пользуешься ситуацией? Ведь кроме нас, в квартире никого, — Таня подошла ближе и обняла Димку за шею. — Ты такой скромный. Знаешь, мне всегда нравились скромные парни.
       Она прикрыла глаза и потянулась к Димке губами.
      — Тань, давай я тебе квартиру покажу, — Димка вывернулся из цепких объятий девушки.
      Коротков провел Татьяну по всем комнатам. Танька не сводила с него своих хищных кошачьих глаз.
      — Дим, может, пока твоей мамы нет, мы с тобой кое-чем займемся? — она, коварно улыбаясь, прижалась сзади к Димкиной спине.
      — Таня, прекрати, она придет с минуты на минуту…
      Дима знал, что даже если мать застанет его с Танькой в недвусмысленной ситуации, то скорее будет только рада. Но желания не было. Постоянные приставания Васнецовой все больше раздражали. Диме хотелось, чтобы уже поскорее пришла мать, и все эти Танькины подкаты прекратились. Он уже успел пожалеть о том, что связался с Татьяной. Лучше бы оставался один. Кому и что он пытался доказать? Может, он еще встретит девушку, с которой ему захочется? Васнецова же, кроме нарастающей с каждым днем неприязни, других чувств не вызывала.
      Время шло, а мать все еще никак не возвращалась из магазина. Обнаглевшая вконец девица стала нахально совращать Димку. Танька расстегнула блузку, демонстрируя упругую девичью грудь, облаченную в роскошное кружевное бра черного цвета.
      — Знаешь, мне через пять минут надо уходить. Так что извини.
      Девушка недовольно наморщила нос.
      — А как же я?
      — Ты можешь остаться, подождать мою маму. Чаю с ней попьете!
      Димка выскочил в коридор, схватил куртку и выбежал на улицу. Все его существо бунтовало против такой агрессивной сексуальной атаки со стороны одноклассницы.
     Наступившее лето принесло много волнений: экзамены, подведение итогов, последний звонок и выпускной, которого ждали все с таким нетерпением и трепетом.
      Банкет проводили в просторном кафе, где было достаточно места для танцев и конкурсов. Веселые, раскрасневшиеся, вчерашние школьники веселились вовсю. Несмотря на бдительность родителей, парни притащили водку, которую втихаря распивали из пластиковых стаканчиков возле служебного входа с обратной стороны здания. К концу мероприятия Димка был уже навеселе и едва держался на ногах. Людмила хотела отвести сына домой, но Татьяна уговорила ее не делать этого, так как молодежь собиралась идти встречать рассвет. Девушка пообещала матери парня, что присмотрит за Димочкой. И Людмила согласилась, отправившись восвояси одна.
      Димка обхватил Татьяну за плечи, наваливаясь все тяжестью тела на хрупкую девушку. Короткова штормило так, что он не до конца понимал, где находится и куда его тащит Васнецова.
      — Ух и здоровый же ты, — говорила Таня, обхватив Димку за талию и вцепившись в его рубашку руками, чтобы тот не свалился на землю.
      — Васнецова! Коротков! Идете?! — крикнул кто-то из толпы ребят, стоящих чуть поодаль.
      — Сейчас! — едва справляясь с нелегкой ношей, ответила Таня. — Что же ты на ногах-то не стоишь?
      В ответ Дима только промычал, силясь открыть слипающиеся веки. Сделав несколько шагов, Татьяна поняла, что далеко они с Димкой так не уйдут. Каждый шаг Короткову давался с трудом. Его заносило. Ноги заплетались, тело не слушалось, подаваясь то вперед, то назад.
      — Идите без нас! — кинула Таня одноклассникам.
      Похоже, встречать рассвет Таньке предстоит в компании пьяного до синевы Короткова. «Может, это и к лучшему?» — мелькнуло в голове девушки. Дома у нее никого. Мать уехала с новым ухажером на все выходные за город. Так что квартира была в полном Танькином распоряжении. Только бы доволочь этого здоровенного детину до своего дома.
      Дорога домой показалась вечностью. Димку постоянно заносило то на газон, то на припаркованные у обочины машины. Добравшись, наконец, до квартиры, девушка открыла дверь и впихнула внутрь Короткова. Парень едва не растянулся в коридоре, но успел схватиться за высокую тумбу возле двери.
      Таня, скинув туфли на шпильке, прошла в комнату и упала в кресло. Ноги гудели, тело ломило после недюжинной физической нагрузки.
      — Чего стоишь у двери? Заходи, — она посмотрела на гостя усталыми глазами.
      — Угу, — Димка кое-как снял ботинки и, зайдя внутрь, упал на диван лицом вниз.
      — Пьянь! — брезгливо поморщилась Татьяна.
      Немного передохнув, Таня встала и подошла к парню.
      — А ну вставай! — она схватила Короткова за руку и стащила на пол. — Дай кровать хоть расправлю.
      Разложив диван, Татьяна застелила его белой простыней и, достав из тумбочки две подушки, небрежно бросила их в изголовье.
      — Давай же, укладывайся! — девушка с усилием затащила обмякшее тело одноклассника на ложе. — Напился, как последняя свинья!
      Она стала стаскивать с Димки одежду, раздевая его, словно куклу, переворачивала с боку на бок. Димка только мычал, послушно позволяя изящным женским рукам обнажать свое тело. Голый накачанный торс и открывшийся взору Димкин член, вдруг налившийся кровью, не дали остаться равнодушной. Татьяна разделась и улеглась рядом, проводя ладонью по оголенному мужскому телу.
      — А ты красивый, — прошептала она, млея от волнующей близости. Ее губы нежно коснулись Димкиных. В ответ Коротков только недовольно засопел. Он почувствовал, как тонкие пальцы осторожно скользнули между бедер, обхватывая его орган плотным кольцом. Это действие заставило вздрогнуть, немного приводя в чувства.
      Димка приоткрыл глаза. Взор застилала мутная пелена, не давая сфокусировать взгляд. Мир вокруг состоял из расплывшихся, будто нарисованных акварелью, цветных пятен. Чьи-то руки настойчиво ласкали его. Он чувствовал прикосновение влажных губ на своей коже, как что-то нежно обволакивает его возбужденный член, затягивая в сладостный морок. От этого по телу горячей волной растекалось желание. Оно нарастало, силилось, искрилось, затопляя собой все Димкино существо.
      — Ю… а-а-а-а… — сорвалось с его пересохших губ, когда возбуждение достигло своего апогея.
      — Никаких Юль... Ты теперь мой... только мой... — Танька, тяжело дыша, склонилась над Коротковым и коротко чмокнула его в губы, обдавая дыханием Димкино лицо.
***
      Из открытого окна с улицы доносились звонкие детские голоса, стук каблуков по асфальту и скрип не смазанных качелей. Просторная комната была залита ярким солнечным светом. Димка с трудом разлепил опухшие веки. Голова жутко болела, во рту было так сухо, что, казалось, язык прилип к небу. Коротков не сразу понял, где находится. Обстановка в комнате была незнакомой. Поняв, что он абсолютно голый, Димка натянул на себя скомканную простыню и повернул голову. Рядом с ним, тихо посапывая, спала обнаженная Танька.
      От удивления Дима уселся в кровати и, разглядывая изящные изгибы тонкого девичьего тела, попытался вспомнить, как он здесь очутился. Но усилия были тщетны, словно кто-то вырезал здоровый кусок из его памяти. Последнее, что он помнил из событий вчерашнего дня, было то, как его одноклассник Витька задорно выкрикнул:
      — Кто со мной сегодня хочет напиться? — и сделал большой глоток, отпив водку прямо из горла.
      Дальше только шум в голове и разноцветных мельтешение.
      Димка встал с кровати и, ступая по разогретым солнцем половицам, вышел из комнаты. Отыскав ванную, парень открыл кран и с жадностью стал пить. Голову повело. Утолив жажду, Дима ополоснул лицо холодной водой. В черепной коробке свербило. Каждый звук отдавался болью, будто стягивая виски металлическим хомутом.
      Между ним и Танькой что-то произошло? Ответ был очевиден. Но разве он не этого хотел? В последний месяц они встречались, и все в классе считали их парой. И эта ночь была логическим продолжением их отношений. Теперь-то Димка должен чувствовать себя настоящим мужиком, но почему так неприятно на душе? Он вдруг невольно вспомнил Юру. В груди досадно заныло. Короткову внезапно захотелось поскорее уйти, чтобы раз и навсегда забыть о прошлой ночи.
      Стараясь не разбудить девушку, Дима подобрал с пола разбросанные вещи, оделся и тихонько вышел из квартиры.
      Затхлая прохлада подъезда сменилась ослепительной знойной духотой, стоило только Димке выйти на улицу. Все вокруг словно звенело, переливаясь в ярких лучах летнего солнца. Сочная листва тополей, росших во дворе, ласково шелестела над головой. В высоком голубом небе мелькали юркие стрижи, издавая веселые пронзительные трели. Мир был залит светом и счастьем, и только на душе у Димки скребли кошки.
      Он не хотел продолжать отношения с Васнецовой. Даже придумал, как скажет ей о том, что им надо расстаться. И что теперь делать? После этой ночи его слова будут выглядеть неубедительно. Чего доброго, Танька подумает, что Дима только этого и ждал, чтобы потом без сожаления бросить ее. Как ей теперь объяснить, что между ними ничего нет и не может быть? Что для Димки она только подруга и не больше? Что он не сможет сделать ее счастливой, как бы ей этого ни хотелось? Может написать эсэмэску? Да, Димка так и сделает. Коротков достал телефон и набрал короткое сообщение: «Извини, Таня, но между нами все кончено. Дима». Отчего-то палец застыл на полпути к кнопке «отправить». Сердце бешено застучало в груди. Дима тяжело вздохнул и сохранил написанное в черновики.
***
      О поступлении Димки в университет никто больше не вспоминал. После получения аттестата отец настаивал на том, чтобы Димка шел работать на завод. Но парень наотрез отказался. Целое лето он бегал по городу в поисках работы, но ничего хорошего не попадалось.
      Васнецова названивала ему каждый день, караулила Короткова у подъезда. Но тот старательно избегал всяких контактов с бывшей одноклассницей.
      Отец дал денег на то, чтобы сын не болтался по улицам без дела, а окончил автошколу и получил права. Ближе к осени Димке удалось устроиться экспедитором в небольшую фирму, торгующую цветами. Обещанная зарплата была невысокой, но Димку вполне устроила, тем более что работа эта, скорее всего, временная, так как осенью его должны были призвать в армию. Коротков знал об этом, морально готовя себя к службе на благо Родины.
      Однако вопреки Димкиным ожиданиям, судьба распорядилась иначе.
      Это случилось дождливым октябрьским вечером.
      Когда вся семья Коротковых собралась за ужином, в дверь позвонили. Людмила поспешила открыть дверь. На пороге квартиры стояла зареванная Татьяна в сопровождении высокой моложавой темноволосой женщины.
      — Здравствуйте! — дама шагнула в коридор. — Как я понимаю, вы мама Димы Короткова!
      — Да, — Людмила неуверенно попятилась назад. — А в чем дело?
      — Я мама Тани. У меня к вам серьезный разговор.
      — Люда, кто там? — из кухни вышел Петр Сергеевич.
      — Вот тут… — женщина растерянно посмотрела на мужа.
      — Я вас слушаю, что вы хотели? — мужчина обратился к матери Татьяны.
      — Может, мы поговорим не в коридоре? — гостья недовольно поморщилась.
      — Проходите, — Петр Сергеевич жестом указал на комнату.
      Димка выглядывал из-за отцовского плеча, бросая короткие тревожные взгляды то на бывшую одноклассницу, то на ее мать. Внутри все сжалось в предчувствии неладного.
      — Так вот! — усаживаясь на диван, начала гостья. — Моя дочь беременна от вашего сына. Уже четвертый месяц пошел. Сами понимаете, что на таком сроке что-то делать бесполезно. А я не хочу для дочери своей участи. Быть матерью-одиночкой - не дай бог никому.
      Димкины родители вытаращили глаза. И когда только Димка успел?
      — Я хочу, чтобы Дмитрий женился на Татьяне! — безапелляционно заявила женщина. — Это будет справедливо. А то как спать с моей дочерью, так он первый, а как ответственность брать за содеянное, так в кусты!
      — Я разве отказывался? — буркнул недовольно Димка, стоявший в дверном проеме.
      — Нет, ты не отказывался! Ты просто все это время старался избегать Таню! — потенциальная теща сверкнула на парня злыми зелеными глазами. Дима виновато опустил голову.
      — Вы не беспокойтесь! — вмещался взволнованный отец. — Он женится! Еще как женится! Пусть попробует только не жениться!
      Мать Татьяны удивленно вскинула брови. Она не ожидала такой реакции от родителей парня, готовясь к агрессивной защите интересов своей дочери и будущего внука.
      — Танечка, я так рада! — Людмила всплеснула руками, растекаясь в счастливой улыбке. — Ой, ну что же это я сижу! Радость-то какая! Отец, выдвигай стол. Я сейчас мигом все соберу. У тебя там коньяк где-то был…
      — Нет-нет! Не надо всего этого, — запротестовала женщина.
      — Как это не надо? — загромыхал голос Петра Сергеевича. — А за знакомство с будущими родственниками? А за молодых?
      Мужчина ухватился за крышку стола и, взглянув на сына, произнес:
      — Чего стоишь?
      Димка взялся за другой конец столешницы, помогая отцу вытащить стол на середину комнаты.
      Людмила, достав из шкафа белую льняную скатерть, накрыла ею стол. Димкины родители кинулись на кухню собирать все, что было у них припасено съестного.
      Дима остался в комнате с Танькой и ее матерью. Коротков тяжело вздохнул, уставившись глазами в пол.
      — Ну если все так пошло, — уже ласково сказала Танькина мать, обращаясь к Диме. — Можешь называть меня Вера Андреевна или мама. Как тебе больше нравиться.
      — Хорошо, Вера Андреевна, — выдохнул парень.
      — Вот и отлично! А ты, дуреха, переживала! — мать улыбнулась, глядя на притихшую дочь.
      — А кто будет, мальчик или девочка? — подал голос Димка.
      Таня робко пожала плечами:
      — Не знаю, рано пока об этом говорить.
      — Жить будете у нас, — перебила дочь Вера Андреевна. — Я перееду к Виталику. Может, в конце концов, тоже замуж выйду. Не такая я уж и старая.
      Женщина кокетливо поправила прическу, разглядывая свое отражение в стеклянных дверцах книжного шкафа.
      — Димка, ты чего тут стоишь? А ну иди матери помоги, — вошедший в комнату Перт Сергеевич, поставил на стол бутылку алкоголя и тарелку с нарезанной бужениной.
      Димка поплелся в кухню. Он чувствовал себя омерзительно и не мог понять почему. Он ведь сам хотел, чтобы как все, чтобы как у всех. Но отчего-то это «как у всех» его не радовало. Мысль о том, что у Димки будет свой ребенок, согревала. Однако совместную жизнь с Танькой он себе никак не мог представить. Может, все образуется, когда родится маленький? Встанет на свои места и будет так, как было в их семье — мама, папа и малыш? Сын или дочка позволит им с Танькой стать ближе друг другу, объединит, склеит в одно целое?

Глава 7
      За окном, искрясь в холодных лучах зимнего солнца, медленно проплывали снежинки. Позавтракав, Юра оделся и вышел на улицу. Белый, еще нетронутый снег приятно поскрипывал под ногами. В воздухе пахло морозом и заиндевевшей древесной корой.
      Сворачивая к дороге, Юра заметил возле дома, где жили Коротковы, оживление. Из подъезда вышли несколько девушек в туфлях не по сезону и накинутых поверх праздничных нарядов пальто. Следом прошествовали мужчины. Затем на крыльце появилась молодая женщина в белом подвенечном платье и фате, прикрывающей лицо. Ее наряд дополняла коротенькая шубка молочно-белого цвета, небрежно наброшенная на плечи. Наряд не скрывал интересного положения невесты, пикантно подчеркивая кругленький животик. Под конец показался жених в темно-сером костюме, белой рубашке и с красной розой в петлице. Толпа что-то радостно завопила, послышался выстрел пробки шампанского.
      Фигура жениха показалась Юре знакомой. Приглядевшись, он обомлел. Димка! Это был его Димка, сомнений не оставалось! Сердце на секунду замерло, больно сжавшись в груди. В глазах потемнело. Юра с силой втянул в себя морозный воздух и, опустив глаза, быстрым шагом прошел мимо ликующей свадебной процессии.
      Юра думал, что он уже переболел Димкой. Но эта случайная встреча так некстати всколыхнула в нем прежние чувства. Отчего-то стало нестерпимо горячо внутри, словно едва запекшаяся рана вновь начала кровоточить. Юра шел, не разбирая дороги, подкативший к горлу ком застрял колючкой где-то на уровне кадыка, глаза заволокло слезной пеленой. Он понимал, что те чувства ревности и обиды, которые он сейчас испытывал, иррациональны и беспочвенны. Ведь они с Димкой давно расстались, да и не было у них толком ничего. Но почему так больно?
      Глотая слезы, Юра остановился и, достав дрожащей рукой из кармана сигареты, закурил. К чему эти все переживания? Разве же он не помнил, что Дима сказал ему, когда они виделись в последний раз. Он хочет быть как все, и у него это получилось. Похоже, Юра ошибся, наивно полагая, что Димка такой же, как и он. Наверное, тот был прав. Они с Юрой разные. Слишком разные, и у Стриженова не было шансов на длительные отношения с ним.
      Юра всхлипнул, капли предательски заскользили по щекам, прочертив на коже холодные дорожки. Настроение было испорчено.
      Целый день Юра старался себя отвлечь, пытаясь погрузиться с головой в работу, но мысли снова возвращали его к свадебной процессии и Димке. Может, оно и к лучшему. Пусть он будет счастлив. Скоро родится Димкин ребенок и все, что у него было со Стриженовым, тот забудет, как страшный сон. Димка - папа. Юра грустно улыбнулся. Его охватило чувство светлой зависти. Ведь Юре вряд ли доведется почувствовать себя отцом. Так хоть Дима узнает, что это такое. Дима… Нахлынувшие вдруг воспоминания затопили по самую макушку. До этого дня Стриженов все еще жил надеждой, не позволяя признаться себе в этом. Но сегодня, ниточка, связывающая с мечтой, натянулась до предела и оборвалась, не оставив даже призрачных иллюзии. Юрий внезапно почувствовал себя ужасно одиноким, ненужным, отвергнутым. Ему казалось, что уже ничто не сможет избавить его от этого болезненного чувства. Конечно, у него есть мама, но мама — это совсем другое. Любовь к матери не сможет заполнить образовавшийся в его душе вакуум.
***
      Дни тянулись монотонной серой чередой. Юра всецело отдавался работе, стараясь перенаправить свою сексуальную энергию в созидательное русло научных исследований. Однако та боль, что жила в его сердце, никуда не исчезала, частенько напоминая о себе. Димку он больше не видел. Вероятно, тот после свадьбы переехал и теперь живет со своей семьей где-то в другом районе.
      Искать новых отношений Юра не хотел. Любовь к Диме выжала из него последние соки. И на новую у него не осталось больше ни сил, ни желания.
      Начало нового года ознаменовалось возвращением из Штатов Алисы, давней подруги Юры. Кажется, они были знакомы еще с тех пор, когда вместе копались в песочнице.
      Алиса уехала в США учиться по обмену. И сейчас, вернувшись на родину, она собиралась попроситься в родной институт на ту же кафедру, на которой работал и Юра.
      В детстве Юра и Алиса были неразлучны. Их даже дразнили во дворе «тили-тили тесто, жених и невеста». Елизавета Юрьевна всегда привечала озорную Алису. А когда они с Юрой решили после школы поступать в один ВУЗ, женщина втайне надеялась, что по окончании обучения молодые люди поженятся. Но этого не случилось.
      После долгого отсутствия девушке не терпелось встретиться с Юрой.
      Раздавшийся телефонный звонок стал неожиданностью.
      — Алло, Юра! Узнаешь? – прозвенел в трубке высокий голос.
      — Кто это? – номер, светившийся на экране, был Юре незнаком.
      — Это я! Помнишь, третий класс… ты еще тогда мне придумал кличку Патиссончик. С тех пор с этим и живу! – девушка на том конце засмеялась.
      — Алиса! Ты? – воскликнул Юра. – Но откуда? Ты же в Америке!
      — Уже нет. Вернулась позавчера!
      — Сто лет тебя не видел!
      — Соскучился?
      — Спрашиваешь! Конечно! Алиса, я так рад тебя слышать!
      — А видеть?
      — О, это было бы просто здорово!
      — Я сегодня в университет собираюсь. Хочу обратно на кафедру попроситься. Ты как, не против такой коллеги, как я?
      — Алиса, как ты только могла подумать, что я могу быть против? Не стыдно? – укорил подругу Стриженов.
      — Ну, мало ли… Может, у тебя там свои дела… Как на личном? Поди женился, дети…
      Вопрос подруги застал врасплох. Алиса не знала о предпочтениях Стриженова. Юра всегда старался скрывать от окружающих подробности своей личной жизни.
      — Ты же знаешь, что я давно и серьезно влюблен…
      — В кого?
      — Все в нее — физику!
      В трубке послышался заразительный звонкий смех.
      — Стриженов, ты как всегда, в своем репертуаре. Когда ты уже закончишь корпеть над своей диссертацией? Защищаться пора!
      — Эх, — вздохнул Юра. – Твои слова да моему научному руководителю в уши. В сотый раз вторую главу переписываю, а ему все не нравится. А… Что мы все обо мне. Ты-то сама как? Дипломированный специалист Массачусетского университета?
      — И не говори. Вот тоже хочу диссертацию начать.
      — Отчего в России, а не там?
      — Там не получилось…
      — А как же муж? Он с тобой прилетел?
      — Нет, с Робом мы расстались, — голос Алисы вдруг стал грустным. – Как оказалось, мы с ним чужие люди.
      — Прости, я не знал, — почувствовав неловкость, Юра сник.
      — Ну, что ты, Юр! Все отлично. Я чего позвонила. Хотела с тобой встретиться, посидеть, поболтать.
      — Отличная идея! А приходи сегодня вечером к нам. Мама будет рада тебя увидеть. Ты же знаешь, она тебя обожает. Адрес помнишь?
      — Конечно, помню. Разве я могу забыть?
      — Сможешь часиков в семь подъехать?
      — Окей! В семь так в семь. Ну, до встречи. Целую.
      — Пока, — Юра нажал отбой. Вдруг он вспомнил свое детство, когда был совсем еще маленьким. Счастливое, светлое, безмятежное время. Все вокруг кажется таким необычным и новым, и не покидает ощущение, что впереди ждет только прекрасная, наполненная ярким солнечным светом, интересная жизнь, в которой нет места ни боли, ни страданиям, ни чувствам одиночества и отчаяния.
***
      Юра позвонил матери и предупредил ее, что вечером у них будут гости.
      К ужину Елизавета Юрьевна успела приготовить пирог с рыбой, сходить в магазин и купить дорогого вина, мясной нарезки и несколько кусков элитных сыров.
      К тому моменту, когда Юра вернулся с работы, стол был уже накрыт.
      Алиса не заставила себя ждать, пришла точно ко времени. За то время, что Юра не видел Алису, она сильно изменилась. Стала более женственной, хотя озорство, присущее ей, никуда не исчезло. Оно стало каким-то мягким, обтекаемым, без той юношеской угловатости и резкости, которую помнил Стриженов. Маленькая, хрупкая, с короткой мальчишеской стрижкой, в объемном белом пуловере и плотно облегающих джинсах, Алиса была больше похожа на подростка, чем на взрослую женщину, что делало весь ее облик трогательным и уязвимым.
      Вечер удался на славу. Алиса болтала без остановки, рассказывая о своей жизни в Штатах, расспрашивала Юрия о судьбе общих знакомых, интересовалась Юриной научной работой и здоровьем Елизаветы Юрьевны. Присутствие в доме Стриженовых Алисы создавало атмосферу необычайного тепла и уюта. Девушка, будто светилась, источая мощную энергию добра и открытости. Мать Юры не могла не заметить, как оживилось лицо сына. Таким счастливым она давно его не видела. В последнее время Юра сильно замкнулся. Кроме работы, никуда не ходил и, кажется, ни с кем не встречался. Появление Алисы будто вдохнуло в него новую жизнь. Елизавета Юрьевна почувствовала, что с каждой минутой в ней растет благодарность к этой девочке за то, что она появилась сегодня в их квартире и растормошила сына, заставила его улыбаться.
      Когда Алиса засобиралась домой, Юра вызвался проводить ее. Они еще долго беседовали, идя от дома до остановки. Алиса заливисто смеялась Юриным шуткам, бросая на него короткие заинтересованные взгляды.
      Дождавшись нужного автобуса, девушка вошла внутрь и, помахав Юре через стекло, исчезла в глубине салона.
      По возвращении сына домой, Елизавет Юрьевна завела разговор.
      — Я так рада, что Алиса вернулась, — говорила женщина, звеня в раковине тарелками. – Она такая вся лучистая. Мне с ней так легко разговаривать. Совсем другой человек, не то что наши. Ты не находишь?
      — Мам, она всегда была такой, и Америка тут вовсе ни при чем.
      — Ну не знаю… мне кажется, там люди более раскованы, легче идут на контакт. Даже ты рядом с ней стал другим.
      — Каким это другим?
      — Жизнерадостным и счастливым.
      — Разве не такой был? – спросил Юра, вытирая насухо протянутую тарелку полотенцем.
      — Честно сказать, не такой. Я в последнее время вообще тебя перестала узнавать. Ты стал таким закрытым, мрачным. Мы же с тобой вот так откровенно давно не разговаривали.
      А ведь и вправду, после случая с Коротковым Юра стал стесняться своей матери. Он чувствовал себя неловко оттого, что теперь мама знает о его сексуальных предпочтениях. Может, именно это чувство вины не давало думать о личной жизни, полностью переключив его внимание на работу.
      — Она похорошела. Заметил? – Елизавета Юрьевна обратилась к сыну, прервав его мысли.
      — Да, похорошела, — кивнул тот.
      — Юр, скажи честно, она ведь тебе когда-то нравилась?
      — Нравилась.
      — И сейчас у вас много общего.
      — К чему ты клонишь?
      — Может, тебе стоит присмотреться к Алисе получше. У вас ведь такое взаимопонимание.
      — Мама, ты о чем?
      — Ну может, у тебя с ней получится…— затаив надежду, предположила Елизавета Юрьевна.
      — Боже, мама! – Юра закрыл лицо руками. – Мы же с тобой об этом говорили. Я же тебе во всем признался.
      — Юрочка, ну всякое бывает…
      — Это не тот случай. Понимаешь?
      — Скажи, у тебя кто-то сейчас есть? – мать напряглась.
      — Нет у меня никого.
      — Ну вот видишь! Почему не попробовать с девушкой? А вдруг тебе понравится? – не унималась женщина.
      — Да пробовал я уже с девушками. Не понравилось…
      — Но это же Алиса. Между прочим, в отношениях важна не только сексуальная сторона…
      — Мама, ты себя слышишь? Мы друзья с Алисой, просто друзья. И между нами быть ничего не может. К тому же…
      — Что? – встрепенулась мать.
      — Ничего… — Юра тяжело вздохнул.
      — Это все из-за того мальчика, да? Ты до сих пор переживаешь?
      — Мам, я не хочу об этом говорить. Давай прекратим!
      Юру начал раздражать этот разговор. Он бросил полотенце на стол и вышел из кухни.
      Как бы он ни старался, как бы ни уговаривал себя, но надо было признать – Юра никак не мог забыть Короткова. Та боль, которую причинил ему Димка, никуда не исчезла, она жила вместе с Юрой, каждый день раня сердце и терзая душу нестерпимой мукой.

Глава 8
      Зима промелькнула незаметно. Затем наступила весна, сменяя тусклые омертвелые пейзажи яркими искрящимися картинами возрождения жизни. Сгорело, как порох, удушливое лето, шелестя сочной листвой и даря бесконечно тепло ласкового солнышка, уступив, наконец, свои права меланхолично чарующей осени с запахами тлеющей травы и опавших кленовых листьев.
      Осенью должно было состояться переломное в жизни Юрия событие - защита его диссертации, над которой он бился вот уже три с лишним года.
      На предзащите ученые мужи мордовали Стриженова со знанием дела и присущим им садизмом, изощренно давя на психику. Под конец экзекуции у Юры появился похожий на старческий тремор - от волнения руки ходили ходуном. Уважаемые члены ученого совета, озлобленные отсутствием на сегодня перспективы банкета, казалось, и не думали прекращать своих издевок. В какой-то момент Стриженову показалось, что его «кирпич» годен только для того, чтобы подпирать шкаф вместо подломившейся ножки, и его трехлетнее корпение над трудом не стоит выеденного яйца. Еще немного, и он, наверное, разрыдался бы на глазах у почтенной публики. Но то ли старичье устало от собственной глупости, то ли желание выпить за счет морально сломленного аспиранта перевесило амбиции достопочтенных коллег, в результате голосования было принято единогласное решение о допуске работы Стриженова к защите.
      Назначенная на конец октября защита прошла гладко, несмотря на Юрины переживания. Если бы не поддержка Алисы, то Стриженов сам едва ли справился бы. Он был близок к нервному срыву, но подруга умела успокоить, внушить веру в себя. По сути, сама защита была не чем иным, как хорошо отрепетированным спектаклем. В отличие от предыдущей экзекуции, здесь никто долго не выступал, вопросы задавали вяло, выслушивая ответ диссертанта без особого интереса. Ученый совет больше интересовала вторая часть этого научного заседания - банкет. Стриженов прилично потратился на закуски, напитки и торжество в ресторане, по обычаю устраиваемое после присвоения соискателю ученой степени. И теперь, после того как нервотрепка была позади, Юра наслаждался тупым ничегонеделаньем. Его научная работа была закончена, а браться за что-то другое сейчас просто не было сил.
***
      Димка перевернулся на бок и, увидев краем глаза, что за окном начало уже светать, вскочил с кровати. Настенные часы показывали половину девятого. Димка рукой нашарил на тумбочке телефон.
      — Черт! – выругался он, поняв, почему будильник не сработал. Батарея аппарата была полностью разряжена.
      Викуша тихонько посапывала в кроватке.
      Димка встал и, выглянув из комнаты, негромко позвал:
      — Таня... Тань.
      Похоже, что Татьяна домой так еще и не возвращалась. Где ее носило, Димка мог только догадываться.
      У молодой семьи поначалу все шло хорошо. Коротков изо всех сил старался заработать, не забывая уделять внимание беременной жене. На последних месяцах Тане приходилось очень нелегко. Живот был просто огромным. Женщина с трудом могла надеть ботинки, да и на отекшие ноги мало что налезало. Хорошо еще, что в Димкином распоряжении был фургон, который ему выделил Эдик, хозяин фирмы, где тот работал. Ходить пешком по нескольку раз за неделю в женскую консультацию Татьяне было бы сложно. Людмила помогала молодым в этот нелегкий период, чем могла. Приносила продукты, готовила, чтобы лишний раз не нагружать Таню, забирала ее к себе на выходные, когда Димка не мог вырваться с работы. Димкина же теща после свадьбы детей вначале перебралась к своему Виталику, а позже насовсем уехала в Нефтеюганск вслед за хахалем, которого туда позвали работать. Так что помощи от нее ждать не приходилось. Несмотря на это Димка был рад, что Вера Андреевна теперь жила за сотни километров от них и не лезла в их семью с нудными советами.
      Но после рождения дочери в молодой семье Коротковых все изменилось. Таню муж стал раздражать, да и к ребенку она особо трепетных чувств не испытывала, обвиняя девочку в том, что из-за нее ей пришлось нелегко, и теперь она, как привязанная, сидит дома, не видя белого света. Людмила предложила Диме отпускать жену погулять вместе с подругами, когда тот мог посидеть с маленькой Викой, да и сама нередко приходила к сыну лишь для того, чтобы дать Тане возможность отдохнуть от семейного быта, понимая, как нелегко приходится молодой женщине с ребенком. Ведь Таня сама еще ребенок, недавно только школу окончила.
      В отличие от своей жены новоиспеченный дед особого желания понянчиться с внучкой не испытывал. В гости к сыну захаживал редко, да и к себе молодых не приглашал, ссылаясь на то, что от детского крика у него поднимается давление и болит голова. После Димкиной женитьбы Петр Сергеевич успокоился и даже, казалось, потерял к Димке всякий интерес, полагая, что теперь у сына все пойдет как надо. Нет, Петр Сергеевич по-своему любил Диму, но считал проявление своих отцовских чувств излишним. Мужчина думал, что самое лучшее выражение отеческой любви это сделать для сына что-то полезное, где надо, помочь советом или деньгами. Можно ли его было за это осуждать, ведь в свое время отец его тоже не баловал лаской, однако всегда поддерживал и подбадривал, помог устроиться на завод, можно сказать, дал путевку в жизнь. Да и жене Петр Сергеевич всегда запрещал сюсюкать с Димкой, постоянно повторяя, что он не девка и все эти муси-пуси только расхолаживают, превращают парня в маменькиного сыночка. После случая с репетитором, женщина даже ни разу даже ласково не заговорила с сыном, боясь гнева своего мужа. Поэтому всю свою нежность она дарила девочкам - Тане и маленькой Вике. Здесь-то Людмила давала волю той нежности, которая так долго копилась в ней, не находя выхода.
      Но в эту пятницу Димкина мать не смогла помочь, так как неожиданно скончалась любимая ею тетушка, и они вместе с мужем уехали в район на похороны. Таня же дождалась прихода Димки с работы и, как только муж переступил порог квартиры, подхватила сумочку и исчезла из дома, бросив коротко:
       — Не жди! Буду поздно!
       Дима не успел ничего сказать и только надеялся на то, что Таня все-таки вернется домой этой ночью. Эдик слезно просил его выйти на работу в субботу. Однако, время близилось к девяти, а Тани все не было. Не поедет же Димка на работу с грудным ребенком? Что делать в сложившейся ситуации, Дима не представлял. Подвести Эдика, с которым они очень сдружились за последний год, он не мог. Единственная надежда была только на то, что родители вернулись с похорон и согласятся посидеть с внучкой.
      «Только бы оказались дома!» — думал Димка, быстро надевая на еще сонную Вику теплый комбинезон и толстую вязаную шапочку . Он метался по квартире, собирая дочкины вещи, игрушки и бутылочки с разведенной смесью в коричневую болоньевую сумку. Когда все было готово, Дима, взяв на руки дочь, направился к выходу.
       Оказавшись на улице, Димка облегченно выдохнул. Свежий воздух помог немного собраться с мыслями. Теперь оставалось только надеяться на то, что родители приехали.
***
      Начало ноября в этом году выдалось морозным и снежным.
      Юра, выйдя из подъезда, сделал глубокий вдох. День был чудесным. Выпавший за ночь снег блестел и искрился на солнце. Высокое голубое небо, отражаясь в каждом хрупком кристаллике, придавало белой пелене, покрывавшей землю, едва голубоватый оттенок. Холодный воздух щекотал ноздри, обдавая запахом морозной свежести. С самого раннего утра Юру не покидало ощущение обновления и радости, словно этот обычный субботний день имел для него какое-то особое значение.
      После защиты у него была уйма свободного времени, но чем занять себя он не знал, поэтому делал всякую мелкую, не особо напрягающую мозг работу: занимался составлением методичек и сборников, переписывал рабочую программу по своим предметам, обновлял приложения на компьютерах в лаборатории. Вот и сегодня, чтобы не просиживать дома, он решил отправиться на кафедру.
      Проходя мимо знакомого двора, Юра заметил мужскую фигуру, сидящую на лавочке. Рядом стояла коляска. По выходным на детскую площадку нередко выходили папаши с детьми, давая своим вторым половинам отдохнуть от обязательного для детского организма моциона. Однако, в такую рань молодые отцы и их чада, как правило, еще сидели по домам. Появление же во дворе мужчины с коляской в столь ранние часы обращало на себя внимание. Подойдя поближе, Стриженов оторопел. В сидящем на лавочке парне он узнал Диму. Коротков тоже заметил его, пристально уставившись на приближающегося человека. Юра замедлил шаг. Сердце вдруг пропустило удар. Подойти или нет? Стриженов засомневался. По всему было видно, что Димка давно сидит тут. Кончик его носа был красным. Время от времени Димка шмыгал носом, поеживаясь и втягивая голову в плечи.
      Юра сделал несколько неуверенных шагов в сторону скамейки.
      — Привет, — слегка приподняв уголки губ, произнес он.
      Димка опустил глаза. В этот момент Юра почувствовал неловкость. Может, зря он подошел к Диме?
      — К родителям приехали?
      — Ага, — кивнул Димка, коротко вскинув на Юру глаза.
      Маленькое существо в коляске заерзало и начало похныкивать. Крошечный носик сморщился, рот приоткрылся, обнажая гладкие десны, где посередине белели по два крошечных зуба.
      — Сын? – кивнул Стриженов на ребенка.
      — Не, дочка, — улыбнулся Дима. – Вика.
      — Ну, здравствуй, Вика, — Стриженов присел возле коляски, разглядывая сидящую в ней малышку.
      Вика перестала корчить рожицы и уставилась на незнакомого дядьку недоверчивым взглядом огромных карих глаз.
      — На тебя похожа, — подмигивая ребенку, весело сказал Юра. – Я гляжу, вы тут уже замерзли. Чего в дом не идете?
      — Так нет никого, — вздохнул Димка. – А я уже на работу опаздываю. И предупредить не могу. Телефон сел, зарядить времени не было.
      Юра встал, внимательно разглядывая нахохлившуюся фигуру друга.
      — Танька ушла еще вчера, а родители в район уехали. Викушку оставить не с кем, — с досадой продолжил молодой папаша.
      В голове тут же созрел план.
      — Слушай, так давай я с ней посижу.
      — Ты? – Дима удивленно вскинул брови.
      — Ну да! Я сегодня абсолютно свободен. Сделаешь свои дела и заберешь ее.
      — А ты сможешь? – парень вопросительно посмотрел на Стриженова.
      — Не переживай, я не один. У меня мама дома. Как-нибудь справимся. Ты только скажи чем ее кормить.
      Глупо было отказываться от такого предложения, тем более что других вариантов у Короткова не было.
      — Ну давай попробуем! Тут все – бутылочки со смесью, памперсы, одежда, игрушки. – Дима протянул Юре коричневую болоньевую сумку.
      — Конфетка, останешься с дядей Юрой? — Стриженов улыбнулся, озорно подмигивая девчушке.
      Детская мордашка расплылась в ответной улыбке.
***
      Только что проводившая сына на работу Елизавета Юрьевна не ожидала, что в дверь снова позвонят.
      — Опять что-то забыл, — посетовала она.
      Каково же было ее удивление, когда она увидела на пороге сына с маленьким ребенком на руках.
      — Юра?! – всплеснув руками, только и смогла сказать женщина.
      — Мам, знакомься это Вика. А это Дима.
      Из-за спины Юрия выглянул молодой человек.
      — Здрасте!
      — Елизавета Юрьевна, — пролепетала женщина.
      Коротков сложил коляску и, поставив ее в угол прихожей, кинул Юре:
      — Ну все, я побежал. Бутылочки в сумке, корми ее через каждые два — три часа.
      — Хорошо. Во сколько ты придешь?
      — Постараюсь не позже четырех! — крикнул Димка, спешно спускаясь по лестнице.
      — Юрочка, но как? Почему? Я ничего не понимаю. Объясни же мне, наконец, что происходит? — Елизавета Юрьевна в удивлении уставилась на сына.
      — Я сам толком ничего не понял. Просто Димке срочно надо идти, а малышку не с кем оставить. Жена непонятно где. Родителей дома не оказалось. Мы случайно столкнулись во дворе, и я предложил помочь. Я что, сделал что-то не так? – снимая с малышки комбинезон, спросил Юра, поднимая на мать глаза.
      — Но кто этот Дима? Откуда?
      Юра смущенно поджал губы. Внезапно Елизавету Юрьевну осенила догадка:
      — Это что, тот самый мальчик?
      Юра молча кивнул, стараясь не встречаться с матерью глазами.
      — Юра! — голос женщины стал взволнованным. – И что, вы давно встречаетесь?
      — Мама! Как ты могла такое подумать? Я же говорю тебе, что увидел их только сегодня. Ты что, мне не веришь?
      — Верю! Но, Юра, я бы не хотела...
      — Мама, между нами все давно закончилось. Думаешь, я не понимаю? Мне просто захотелось ему помочь… - перебил ее сын.
      — Юра, Юра, — мать сокрушенно покачала головой. – Я только надеюсь на твое благоразумие.
      — Посмотри, какая она замечательная! – парень взял малышку на руки, заходя в комнату.
      Девочка не плакала, серьезно поглядывая то на Юрия, то на его мать. В какой-то момент ее взгляд остановился на Юриных волосах. Она протянула пухленькую ручку и крепко ухватилась за прядь.
      — Ай, вот так делать не надо! – засмеялся Юра, пытаясь высвободиться. Малышка оттолкнулась от груди мужчины и внимательно посмотрела ему в глаза. Этот пронзительный взгляд и чуть сдвинутые светлые, едва заметные, брови напомнили Диму. – Ну что? Чем займемся?
      Юра был очарован маленьким теплым комочком. Ее мягкое нежное тельце, которое он держал в руках, вызывало непонятное щемящее чувство, словно в груди что-то сладко сжалось, причиняя приятную боль.
      — Малыш, — он провел рукой по темным мягким, завивающимся в колечки, волосам и осторожно поцеловал макушку. Ее волосики источали сладковатый аромат, напоминающий запах ванильного печенья.
      — И что ты собираешься с ней делать? Как будешь ухаживать? - спросила мать, видя как Юра умиляется, глядя на ребенка.
      — Я надеялся на тебя. Ты же мне поможешь?
      — На меня? – женщина вытаращила глаза.
      — Ты вырастила меня, значит, знаешь, как обращаться с детьми.
      — Когда это было? – всплеснула руками женщина. – Юра, я уже и не помню ничего!
      — Ну, я не думаю, что смотреть за ребенком сложнее, чем защитить диссертацию.
      Елизавета Юрьевна посмотрела на сына недоверчивым взглядом:
      — Нашел с чем сравнивать. Это живой ребенок, а не какая-то бездушная бумажка!
      Тут Вика вдруг заерзала и, натужившись, покраснела. Раздался звук, похожий на треск. В нос резко ударил весьма неприятный запах. Внутри у Юры все похолодело.
      — Она что? – он перевел ошарашеный взгляд с малышки на мать.
      — А то! – Елизавета Юрьевна недовольно сморщилась. – Взялся смотреть, смотри! Я тебе в этом не помощник!
      Женщина повернулась и направилась прочь из комнаты. Схватив малышку в охапку, парень кинулся следом. Это была катастрофа, провал! Что делать с обкаканным ребенком Юра не знал. Он запаниковал.
      — Мама! Ее же надо как-то поменять! Она же не может так весь день!
      Юрино возбуждение, похоже, передалось Викуле. Девочка, набрав побольше воздуха в грудь, разразилась звонким плачем.
      — Юра, тебе напомнить, что ты только говорил про диссертацию? – голубые глаза матери строго смотрели на растерянного сына. – Так что давай, защищай!
      Вика рыдала все громче. Жидкие экскременты, не до конца впитавшиеся в подгузник, растеклись на штанишках желтым пятном. Ванилью уже не пахло.
      — Все, Юрочка, я устала! Мне врач запретил перенапрягаться! Прости, – Елизавета Юрьевна зашла в свою комнату и закрыла за собой дверь.
      Оставшийся наедине с орущим младенцем Юра не знал, что ему теперь делать. Он схватил телефон в надежде дозвониться до Димки, но в трубке послышался приятный женский голос: «Абонент временно недоступен. Перезвоните позже или оставьте сообщение после сигнала»
      Держа на вытянутых руках ребенка, Стриженов бросился в ванную. Пустив воду, Юра потрогал ее рукой и, убедившись, что она не слишком горячая и не холодная, стал раздевать Вику. Он снял с ребенка штанишки. Представший взору подгузник вызвал чувство брезгливости. Он явно был полон зловонной жижи. Юра осторожно дернул за одну липучку, потом за другую. Тяжелый памперс, похожий на огромную белую жабу, плюхнулся к ногам, обнажая нежную попку, перемазанную какашками. Подавив подкативший приступ тошноты, Юра аккуратно подставил детское тельце под струи воды. Девочке понравились водные процедуры. Кричавшая до сих пор, она притихла, доверясь Юркиным рукам. После того как первое испытание было пройдено, Юра вытер малышку и, укутав ее в полотенце, вынес из ванной.
      Выуженный из коричневой сумки свежий подгузник поставил в тупик. Как эта нехитрая конструкция должна крепиться на попе малыша, Юра представлял с трудом, сколько ни старался. Викуля, по-деловому схватив бумажные трусики, тут же потащила их в рот.
      — Эй, так дело не пойдет! – отнимая у малышки добычу, промолвил Стриженов. Девчушка наморщилась и горько заплакала. – Черт! Черт! Черт! – выругался Юра, понимая, что отобрать у Вики подгузник была не самая лучшая идея.
      Не выпуская ребенка из рук, Стриженов отыскал планшет и забил в строке браузера: "как надеть подгузник на ребенка".
      Выпавшие ссылки видеоуроков по надеванию на малышей памперсов вселяли уверенность. Юра, сопротивляясь попыткам Вики выхватить у него из рук планшет, все-таки досмотрел ролик до конца. И, решив, что в этом нет ничего особенного, взялся надевать подгузник на голопопую хулиганку. Но не тут-то было! Викуша вертелась, как уж на сковородке. Липучки клеились не туда, цеплялись за покрывало, норовили приклеиться к Юркиному джемперу, создавали существенный зазор между телом и трусиками и в мгновение ока сползали с попы, стоило Юре только поднять девочку. Юра переделывал работу, наверное, раз десять, пока, наконец, памперс не сел как надо. От усердия на лбу выступила испарина. Он усадил девочку на диван и плюхнулся рядом, вымотанный этим, на первый взгляд, несложным заданием. И как только Димка справляется?
      Неожиданно для Юры девочка встала на четвереньки и быстро поползла к краю. Сердце замерло. Молниеносным движением Стриженов схватил ребенка, который еще немного, и упал бы на пол, спикировав головой вниз.
      Утомленный нелегкий трудом, Стриженов поднял глаза и посмотрел на круглые настенные часы, висевшие над диваном. Прошло по меньшей мере два часа, как Димка ушел, а это значило, что для Викули настало время обедать. Натянув на ребенка штанишки, Юра направился в кухню за бутылочкой с молочной смесью. Разогрев детское питание, Юра принялся кормить младенца. Слава богу, что здесь все оказалось намного проще. Заставлять Вику не пришлось. Девочка ела с удовольствием, видать, малышка проголодалась. Постепенно глазки у девчушки стали соловеть и слипаться. Не прошло и пятнадцати минут, как Вика сладко посапывала на руках у Юры.
      — Мам, — парень тихонько постучался в комнату матери.
      — Да, Юра, — ответила Елизавета Юрьевна, открывая дверь. Увидев на руках сына спящего младенца, женщина расплылась в улыбке. – Чистый ангел! Юра, давай уложим ее в моей комнате, а я пока что-нибудь приготовлю на обед.
      Комната Елизаветы Юрьевны была небольшой, но очень уютной. Сюда вмещался безыскусный двухстворчатый шкаф, несколько закрытых книжных полок были развешаны по стенам, возле окна стоял старый письменный стол, у стены — широкая кровать, застеленная белым пледом.
      Юра осторожно положил малышку на покрывало.
      — Она будет спать час, а то и два, — заметила со знанием дела мать. – Так что ты тоже можешь прилечь.
      И вправду, Юра чувствовал себя полностью обессиленным. Забота о малышке вымотала его. Растянувшись на кровати в своей комнате, он тут же провалился в сон.

Глава 9
      Юру разбудили трели дверного звонка. Он соскочил с кровати, приходя в себя. Заглянув в соседнюю комнату и убедившись, что Вика еще спит, он поспешил к двери. Как и ожидал Юра, на пороге квартиры стоял Дима. Сердце предательски дрогнуло, ударив пару раз сильнее обычного.
      — Как Вика? Все нормально? — по голосу было понятно, что Димка волнуется за дочь.
      — Тихо, не шуми! Она еще спит.
      — Понял. Как у вас тут? Не сильно Вика напрягала?
      — Нет, все отлично, — отмахнулся Юра. Видеть Димку у себя дома было непривычно и отчего-то очень приятно. — Раздевайся, проходи.
      Димка, сняв куртку и скинув кроссовки, прошел вглубь квартиры вслед за Юрием. Увидев на кровати спящего ребенка, Дима уже было ринулся будить девочку, но Юра его остановил.
      — Не буди. Пусть поспит еще.
      В дверях комнаты появилась Елизавета Юрьевна.
      — Вечер добрый! — поздоровалась она с Димой. — Давайте я вас накормлю, пока Вика не проснулась. Вы же, наверное, голодный с работы.
      Димке стало неловко. Он действительно за сегодняшний день только и успел перехватить пару пирожков да кофе из уличного ларька. Из кухни аппетитно тянуло свежеприготовленным борщом. В животе заурчало.
      — Ну что ты стоишь, Юра, проводи гостя в ванную. А потом идите за стол, — с этими словами женщина скрылась в кухне.
      — Не надо, я не пойду! Я дома…
      — Никаких отказов. А то мама обидится, — Юра приобнял Диму за плечи, выпроваживая из комнаты. От непроизвольного телесного контакта голова закружилась. Юра почувствовал, что ему безумно хочется заключить Короткова в объятья, но сдержался.
      Пока Димка жадно уплетал борщ, закусывая его чесночными пампушками, Юра то и дело поглядывал на него. За то время, что они не виделись, Димка сильно изменился, даже, казалось, повзрослел. Во взгляде появилась какая-то излишняя серьезность.
      — А вы, Дима, где работаете? — стараясь заполнить неловкое молчание, спросила Елизавета Юрьевна.
      — Экспедитором в фирме. Цветами торгуем, — ответил парень, проглатывая очередной кусок.
      — Как я понимаю, вы сразу после школы работать пошли?
      — Да.
      — Что, учиться дальше не собираетесь?
      Димка перестал жевать и замолчал. По всему было видно, что этот вопрос смутил парня. Он посмотрел на Юру, потом перевел взгляд на его мать и быстро отвел глаза. Стриженов неловко улыбнулся. Едва схлынувшее напряжение вернулось, достигнув своего апогея. Поняв, что вопрос Димкиного образования вызывает недюжинное смятение, Елизавета Юрьевна ретировалась:
      — Пойду, посмотрю, не проснулась ли Вика, — с этими словами она вышла из-за стола и направилась в комнату.
      Димка осторожно отложил ложку в сторону, стараясь не смотреть на Юру. Стриженов понимал, что надо что-то сказать, но мысли, которые приходили ему в голову, только бы осложнили эту неловкую ситуацию. Сердце заклокотало в груди. Юра понял, что, несмотря на все уверения, он до сих пор неравнодушен к Димке. Более того, его чувства стали сильнее. Но Дима женат, у него семья, и потом, скорее всего, сейчас он с неприязнью вспоминает их отношения.
      — Работа нравится? — прервал молчание Юра.
      — Да, — выдохнул Димка. — Эдик, хозяин фирмы предлагает долю в своем бизнесе. Говорит, что с таким партнером, как я, дело пойдет еще лучше.
      — Здорово. А жена как? Почему ты с ребенком, а не она?
      — Танька, — Димка тяжело вздохнул и потупил взор, — с подругами ушла вчера. Говорит, не может уже взаперти сидеть. Развеяться ей надо.
      — Понятно.
      Они замолчали. В воздухе повисла пауза. До сих пор старавшийся не смотреть на Стриженова, Димка вдруг поднял глаза.
      — Знаешь, не получается у нас. Думаю, завела она себе кого-то. Дома иногда не ночует.
      — А родители знают?
      — Я никому об этом не рассказывал. Если отец узнает… — Димка опустил голову.
      От этого внезапного признания Юра оторопел.
      — А ты что?
      — Не могу я с ней… не спим мы вместе. То есть спать-то спим, а вот насчет всего остального… — парень замолчал, поджав губы.
      — А как же Вика?
      — Вика случайно получилась, — грустно усмехнулся Димка. — По пьянке все вышло. Я даже и не помню ничего.
      Вот это номер! Юра такого не ожидал. Он-то думал, что для Димки все несерьезно, что их небольшое приключение забудется, и Коротков будет стыдливо помалкивать о своем юношеском увлечении, ведя образ жизни добропорядочного семьянина. А тут…
      — И что… ты как? — аккуратно поинтересовался Юра.
      — Никак. Работаю. Устаю как собака. После ничего не хочется… Да оно, может, и к лучшему… Потому что… — Дима помедлил.
      — Что?
      — Прав ты был, — уши и щеки Короткова вдруг вспыхнули, он тяжело вздохнул.
      От этих слов в груди защемило. Рука, будто сама потянулась к Димкиному лицу. Юра провел по щеке друга ладонью, легко касаясь большим пальцем его губ. Внезапно им овладел приступ нежности.
      — Дима, бедный мой мальчик, — он ласково посмотрел в полные грусти Димкины глаза. — Мне жаль.
      — Юра, — Коротков прижал рукой к своей щеке Юркину ладонь. — Когда я увидел тебя сегодня, то понял, как сильно по тебе скучал… Юра…
      Он закрыл глаза и коснулся губами тёплой ладони. В коридоре послышались шаги. Юра спешно одернул руку.
      В дверном проеме появилась Елизавета Юрьевна, держа на руках взъерошенную Вику.
      — Вишенка, ты проснулась. Давай собираться домой, — Дима встал со стула и протянул руки к дочери. Девочка, увидев отца, заулыбалась и, подавшись вперед, ответила ему тем же.
      — Как, вы уже уходите? — мать Юры вскинула брови.
      — Да, нам уже пора. Спасибо за угощение! — Дима направился в комнату, чтобы собрать вещи и одеть Вику.
      — Я вас провожу, — встрепенулся Юра.
      Елизавета Юрьевна бросила недовольный взгляд на сына.
      Быстро собравшись, Юра помог Диме одеть малышку и спустить коляску вниз. На улице было уже темно. Откуда-то из темноты на землю, медленно кружа в воздухе, падали белые снежинки. Они стояли у подъезда и молча смотрели друг на друга. Расставаться не хотелось.
      — Пока, что ли! — выдохнул первым Димка.
      — Погоди. Я хотел сказать…
      — Что?
      — Ты обращайся, если что… я всегда рад помочь… Номер ты мой помнишь?
      — Да, у меня записан…
      — Ну, пока! — Юра протянул руку Димке. Коротков, пожав ладонь, кивнул Юре и, усадив малышку в коляску, направился прочь.
      Юре подумалось, что этот день стал одним из самых замечательных в его жизни. Впервые за долгое время он почувствовал себя счастливым в кругу самых близких и дорогих ему людей. Ему ужасно не хотелось отпускать Диму и Вику. Но что поделать, у них своя семья, и Юра там чужой.
***
      После того как Юра ушел проводить друга с дочерью, Елизавета Юрьевна стала убирать со стола. Из головы никак не шла та картина, которую она случайно увидела. Она все думала о том, как смотрел Юра на прижавшегося губами к его руке Димку. Во взгляде сына было столько тоски и нежности, что материнское сердце дрогнуло. Она помнила, как когда-то давно вот так же на нее смотрели серые глаза Володи. Нет, не того Володи, что предал ее, поменяв на другую женщину, а того юного и влюбленного парня, которого она любила всем сердцем и по которому тосковала до сих пор. Это казалось каким-то безумием. Разве мужчина может так же любить другого мужчину, той чистой и искренней любовью, какую испытывала когда-то она к бывшему мужу? Это же противоестественно, хотя глядя сегодня на Юру и Диму, ей так вовсе не показалось. Но это было неправильно. Почему ее сын такой? Ей очень не хотелось признавать, что Юра гей. Она, конечно же, знала, но откровение сына тогда выглядело какой-то нелепой выдумкой, было чем-то потусторонним, нереальным. Она никак не представляла Юру с мужчиной, и вдруг сегодня впервые увидела. Это стало для нее шоком, неприятным открытием. Знать — это одно, но видеть — совсем другое. В глазах дрожали слезы, застилая собой картины окружающего мира. Как же ей сейчас было больно. Ведь только теперь женщина поняла, что Юра может быть счастливым только рядом с этим темноволосым пареньком. «Совсем ведь еще мальчишка!» — пришло на ум Елизавете Юрьевне при воспоминании о Диме. Она горько вздохнула. Изменить сына она не могла, ей оставалось лишь смириться и поддерживать его во всем, чтобы ни случилось. Как любая мать, она хотела видеть своего ребенка счастливым, несмотря ни на что. «Будет что будет! — подумала она. — Юра и Дима — взрослые люди и сами могут разобраться, как им строить свою жизнь».
***
      Сердце переполняло счастье. Слова, сказанные Димкой, и то, как он прижался к его руке, давали надежду. Неужели Димка тоже любит его? Это казалось невероятным, фантастическим, немыслимым. Дима! Сердце сладко заходилось, стоило Юрию вспомнить о Диме. Как давно он не позволял себе думать о нем. Но сейчас все изменилось. В жизни Стриженова снова появилась любовь. Пусть неявная, едва уловимая, призрачная, готовая растаять, как волшебный сказочный сон с первыми лучами солнца, но она была, была, так сильно тревожа его израненную изболевшуюся душу. Юра ощущал ее присутствие во всем, что его окружало — в морозном узоре на окне, звонком девичьем смехе, доносившемся из коридора, внезапно ярком солнечном свете, проникающем в лабораторию сквозь замерзшее стекло. Она томила его, разливаясь внутри ласковым теплом, даря чувство невероятной нежности. Как же ему хотелось сейчас оказаться рядом с Димкой. Коснуться его губ, почувствовать его тепло, услышать такой знакомый и родной запах. Он снова мог мечтать, паря над серостью бытия, погружаться в сладостные иллюзии. Как же он мог забыть, что желание любить в нем так сильно. Оно сильнее страха, сильнее уныния и стыда. Ведь именно оно всегда давало ему силы жить, двигаться дальше, развиваться, не останавливаясь на достигнутом. И сегодня, как никогда, он почувствовал в себе эту потребность, такую же необходимую, как дышать. Его радужные мысли омрачало только одно: вдруг Димка снова испугается гнева отца и не позвонит ему. Сам Юра навязываться не мог, понимая, что решение было за Димой, ведь на нем теперь лежала ответственность не только за себя, но и за свою семью.
      Телефонный звонок раздался через три дня ранним утром. Однако упавший голос Короткова Юру не обрадовал.
      — Алло! Юр, извини, что я тебя беспокою. Тут такое дело…
      — Что-то случилось? — Юра почувствовал, как им овладевает чувство тревоги.
      — Как тебе сказать… Я звоню по поводу Вики.
      — Вики?! — под ложечкой неприятной засосало. — Что с ней?
      — С ней все в порядке, просто… Ты понимаешь, Танька опять где-то шаталась всю ночь, а под утра заявилась домой пьяная. Мне кровь из носа надо появиться на работе хотя бы часа на три. Родителям оставить не могу, не хочу их впутывать в это!
      — Так нельзя, Дима. Они рано или поздно все равно узнают!
      Дима замолчал.
      — Алло, Дима, ты меня слышишь?
      — Да, — прохрипел Димка. — Так ты поможешь или нет?
      — Ты всегда можешь на меня положиться. — Занятия у Стриженова сегодня начинались в семь, и до этого времени он мог выручить Димку. Тем более что, несмотря на все сложности, общение с Викой доставляло Юре особое удовольствие. Девочка будила в нем доселе неизведанные чувства. Рядом с ней он словно отдыхал душой. Малышка давала ему тот заряд положительной энергии, который был ему так необходим. Юра чувствовал себя нужным, и это окрыляло.
      Коротков появился на пороге спустя полчаса. Передав еще сонного ребенка и сумку с вещами Юре, он спешно удалился, перебросившись со Стриженовым лишь парой дежурных фраз.
      — Юрочка, ты сегодня опять в роли усатого няни? — всплеснула руками Елизавета Юрьевна. — Я понимаю один раз посидеть с ребенком, но второй — это уже перебор! Скажи, а тебе не кажется, что Дима тебя просто использует?
      — Нет. У него сейчас трудности в отношениях с Таней. И я просто не могу не помочь ему, когда он об этом просит.
      — Что опять стряслось? Почему Дима решил оставить дочь нам, совсем чужим ему людям? Не легче ли было попросить родителей приглядеть за девочкой?
      — Как я понял, там все сложно. Прости, мама, но я не хочу тебя в это впутывать. И давай оставим дебаты на потом! — Юрий прошел в комнату и стал раздевать ребенка.
      — А как же твоя работа, Юра? — не унималась мать.
      — Сегодня днем я могу остаться с Викой, занятия у меня только вечером.
      — Ничем хорошим это не закончится, — вздохнула она, — помяни мое слово.
      Этот день в обществе Вики прошел более спокойно. Юра уже со знанием дела менял ей подгузники, кормил жидкой кашей и с удовольствием возился с ней на ковре, наблюдая за тем, как малышка изучает окружающий мир, пытаясь попробовать все на вкус.
      За дочерью Коротков пришел, как и договаривались, не позже шести, чтобы Юра не опоздал на свои занятия. Несмотря на те недовольства, которые Елизавета Юрьевна высказывала сыну, Диму она привечала, стараясь быть как можно более благожелательной. Перед уходом накормила его ужином, а на прощание сказала, что всегда рада видеть их с Викой у себя. Похоже, Димку тронула ее забота, и приглашение Стриженова погостить у них с матерью в субботу было принято Коротковым с нескрываемой радостью.
***
      Три дня Татьяна ходила злая, срываясь то на мужа, то на дочь. Приехав вечером после работы, Дима застал жену на кухне с сигаретой. В комнате Вика надрывалась от плача, сидя в манеже. Увидев отца, девочка зарыдала еще громче.
      — Ну-ну, — Димка взял на руки малышку. Подгузник был явно полный, потому как сильно выпирал из штанишек. Парень переодел девочку и направился в кухню.
      — Тань, ты что, за ней совсем не смотришь?
      Жена только вскинула усталые глаза на мужа, промолчав в ответ. Вика, увидев мать, горько заплакала.
      — Ты ее когда последний раз кормила? — не меняя назидательного тона продолжил Димка.
      — Слушай, отстань! Достал уже… — Таня встала и, зажав между пальцев сигарету, взяла со стола кружку с кофе, направляясь прочь из комнаты.
      — Таня! Ты хоть за дочерью смотри! Я же не могу все один делать! Мне надо деньги зарабатывать!
      — Что?! — остановившись в дверях, Таня повернулась. — Деньги?! Ты это называешь зарабатывать деньги?! Да на твои деньги мы бы уже давно сдохли! Спасибо, что еще мама присылает!
      — Тань, ну я же стараюсь, как могу! А ты даже за Викой нормально присмотреть не можешь! Она у тебя голодная и грязная постоянно! Подгузник бы хоть сменила!
      — Ты мне еще тыкать будешь, что делать! Думаешь, осчастливил меня, сделав ребенка?! Да на хер мне оно все сдалось! Если бы не ты, я бы уже с нормальным мужиком была! А от тебя толку ноль! Ни в постели, ни в деньгах! Коротков, ты нигде не можешь! Угораздило же меня…
      Слова жены задели за живое. Вика разразилась громким плачем.
      — А ты не боишься, что я уйду?! — взвинтился Димка.
      — Ты?! — Таня усмехнулась. — Да кому ты нужен?! Нищеброд и импотент!
      — Что?!
      — Что слышал! Ни одна нормальная баба на тебя не позарится! На фига ты кому сдался?! У тебя только рожа смазливая, на этом твои мужские достоинства заканчиваются! Ты убожество, Коротков! Ни старым теткам ты не нужен, ни тем более молодым! Одна я, дура, с тобой связалась!
      — Заткнись! — Димка почувствовал, что его уже трясет от жены. После сказанных ею слов захотелось все бросить и уйти. Но орущий на руках ребенок немного охладил его пыл. — Не нравлюсь, выметайся!
      — Что?! Это квартира моей мамы, так что сам проваливай! И ребенка своего забирай! Достали вы меня уже оба! Одна орет целыми днями, другой концерты тут мне устраивает! Да провалитесь вы пропадом!
      — Какая ты после этого мать?! — Димка негодовал. — Хочешь избавиться от собственной дочери?!
      — Да если бы ребенок от нормального был, а тут… Если хочешь знать, она меня только бесит! Как вижу ее, сразу тебя, урода, вспоминаю… Думаешь, приятно?
      — Смотри не пожалей о своих словах! — процедил сквозь зубы муж.
      — Не пожалею! Не беспокойся! Я от нормального мужика рожу, а не от такого, как ты!
      — Что уже и кандидаты есть?!
      — Может и есть! Какое твое дело?!
      — Ты что, мне изменяешь?!
      Таня расхохоталась.
      — Изменяю?! Тебе?! Если бы у нас что было! У тебя ж даже не встает! Ты же так… номинальная единица! Муж на бумаге!
      — Стерва! — зло выдавил Димка.
      — Козел! — пафосно выдала жена и, развернувшись, удалилась из кухни, громко хлопнув за собой дверью.
      От резкого звука девочка, сидящая на руках отца, вздрогнула и принялась плакать с удвоенной силой.
      — Ш-ш-ш, — Дима тряс дочку, пытаясь ее успокоить, но ничего не помогало. Достав из тумбочки кашу, парень перелил ее в бутылочку и дал Вике. Малышка впилась в соску, все еще всхлипывая и изредка вздрагивая маленьким тельцем.
      Накормив и успокоив дочь, Дима направился в комнату.
      Побросав свои и Викины вещи в сумку, он сгреб все игрушки, бутылочки и соски в один мешок, не забыв положить жестяную банку со смесью, и стал одевать девочку.
      — Ну-ну, — послышался за спиной голос жены. — К родителям побежишь? Надолго ли? Твой папаша выставит тебя с ней через два дня… Опять ведь ко мне приползешь!
      Дима почувствовал, как новая волна гнева поднимается в нем, внутри все заклокотало. Но он промолчал в ответ на едкие подколки жены, стиснув зубы и глубоко втянув в себя воздух. Коротков понимал, что Татьяна права, и что отец вряд ли сможет долго терпеть в доме присутствие маленького ребенка. Петра Сергеевича сильно раздражал постоянный детский плач, поэтому он предпочитал как можно реже видеться с внучкой. Кроме того, было одно обстоятельство, о котором Татьяна не знала. Оно-то являлось более веской причиной отказать Димке в крыше над головой. И куда теперь идти? Дима больше не в силах терпеть этот ад, что творится в их семье. Постоянные скандалы и ругань, когда жена дома, и ее долгие загулы не давали возможности расслабиться. Упреков и претензий к мужу с каждым днем становились все больше, она все чаще раздражалась и все меньше уделяла внимание дочери. Таня очень сильно жалела о своем замужестве, и присутствие в личном пространстве Димки ее выводило из себя, что, собственно, в последнее время она даже и не пыталась скрыть.
***
      На часах уже было одиннадцать, когда в дверь позвонили. Юра недоумевал, кто мог прийти к ним в столь позднее время? Открыв дверь, он увидел Димку. На Короткове не было лица.
      — Что-то случилось? — спросил Юра, впуская парня в квартиру.
      — Юр, я так больше не могу, она меня достала, — Дима привычным движением передал Вику Юрию, и поставил коляску в угол.
      — Кто? — Стриженов был шокирован поздним визитом друга.
      — Таня. Я больше не могу так жить.
      — Юрочка, кто там? — Елизавета Юрьевна, казалось, была удивлена не меньше сына появлением в их доме Димы. — Дима? Здравствуй… Что случилось?
      — Мама, ты можешь посидеть с Викой, пока мы с Димой поговорим? — сын был серьезен как никогда.
      Елизавета Юрьевна растерянно улыбнулась, пожимая плечами.
      — Давайте же мне девочку. Я все сделаю сама, — она взяла ребенка и направилась в комнату.
      — Пойдем, — кивнул Димке Стриженов, указывая в сторону кухни.
      Усадив друга за стол, Юра достал из шкафа две рюмки и начатую бутылку коньяка.
      — Ну, рассказывай, что стряслось? — промолвил он, разливая по стопкам алкоголь.
      Димка взял рюмку и, одним движением опрокинув содержимое в себя, поморщился.
      — Еще? — Юра внимательно смотрел на Короткова. Дима кивнул. Когда стопка снова была полной, парень так же лихо осушил ее.
      — Ну? — Стриженов смотрел вопросительным взглядом.
      — Все! Я больше туда ни ногой!
      — Что произошло?
      — Она сказала, что ей не нужен ни я, ни мой ребенок.
      — Но это просто смешно! Как это не нужен твой ребенок? Ведь Вика и ее дочь…
      Димка покачал головой.
      — Она сказала, что другого родит, от нормального мужика, а я… я никому не нужен… Денег в дом не приношу, в постели ее не ублажаю… Что такое счастье, как я, никому никуда не уперлось…
      От выпитого на голодный желудок Димку тут же повело. Ему вдруг стало так обидно за себя и за дочку, что на глаза навернулись слезы.
      — Налей еще, — он посмотрел на Юру затуманенным взглядом.
      — Дим, ты давно ел?
      — Налей! Что тебе, жалко?
      — Я налью, но для начала, может, ты закусишь?
      Димка уронил голову на стол и зашмыгал носом. Слезы скатывались по щекам, заползали в нос, стекали по подбородку.
      — У меня ведь ни фига не получается… Юр, что мне делать? — тут он поднял голову и посмотрел на Юрия щенячьими глазами.
      — Дим, успокойся, — Юра сел поближе и, прижав к себе Димкину голову, стал гладить по волосам.
      — Ты не понимаешь. Это конец, конец всему!
      — Почему ты так решил?
      Димка горько усмехнулся и, оторвавшись от груди Юрия, посмотрел в его глаза.
      — Пока Танька не догадывается, почему между нами все так происходит… А родители… Когда отец узнает… это всего лишь вопрос времени… мне конец… Еще тогда он дал понять, что если я не буду таким, как он хочет… то на них могу больше не рассчитывать…
      — Ну, а как же мать?
      — Что мать? Она всегда смотрела отцу в рот, что тот скажет, то и будет делать…
      — Но ты же их единственный сын, в конце концов!
      — Сын, — Димка погрустнел еще больше, — отцу лучше бы не было сына, чем такой, как я… Юра, — он вскинул глаза на парня. — У меня никого, кроме тебя… Никого… Мне неоткуда ждать помощи, понимаешь? Я был дурак, решив, что смогу без тебя… Юра, если ты нас прогонишь, то нам некуда будет идти…
      — Ну что ты, Дим, куда я вас прогоню… Нет, конечно, оставайтесь. Но мне кажется, ты драматизируешь. Я уверен, что все не так страшно. Вы помиритесь с Таней и…
      — Да как ты не поймешь! — оборвал его Дима. — Не может у меня ничего с ней быть. Я гей, гей, и этим все сказано… Если ты меня сейчас оттолкнешь, я даже не знаю, что со мной будет…
      Вдруг вся его фигура осунулась, плечи опустились, голова поникла, и он заплакал, горько вздрагивая всем телом. Юра замер. Все, что Димка сейчас говорил, Стриженову показалось какой-то дикостью. Разве могут родители отказаться от своего единственного ребенка, каким бы он ни был? И все эти Димкины признания в тщетных попытках стать как все. Юра даже и представить себе не мог, какие титанические усилия прилагал Дима, чтобы оправдать ожидания семьи. Но если бы у него хоть как-то получалось это сделать, а то при всех сложностях, которые были с родителями, еще добавились и проблемы с женой. Это был какой-то театр абсурда, где Димке досталась главная роль.

Глава 10
      Не вдаваясь в подробности, Юра сказал матери, что Дима и Вика сегодня переночуют в их квартире. Женщина не стала противиться решению сына, только недовольно взглянув на него, спросила:
      — Скажи мне честно, ты имеешь какое-то отношение к тому, что происходит в семье Димы?
      — Нет, мам, не имею, — заверил ее Юра.
      — Ох, Юрочка, не нравится мне все это! Знай, если он расстанется с женой из-за тебя, то ничем хорошим это не кончится.
      — Прекрати каркать, мама! – возмутился парень.
      — Юра, Юра! На чужом несчастье счастья не построишь!
      — Мама, ты всего не знаешь. Я прошу тебя, я умоляю! Просто поверь, что я здесь ни при чем!
      — Ладно, Юра. Делай, как считаешь нужным, — она тяжело вздохнула. – Я думаю, Дима с Викой могут расположиться в гостиной. Сейчас принесу постельное белье.
      Вика так была вымотана событиями прошедшего дня, что уснула почти сразу, как только Дима переступил порог квартиры Стриженовых. И теперь малышку аккуратно переложили в коляску, превратив в подобие кроватки – опустили спинку и подняли подлокотники, чтобы девочка ночью не скатилась. Пожелав Диме спокойной ночи, Юра вышел из комнаты и направился к себе.
      Только уснуть сегодня в собственной кровати у него не получалось. От одной только мысли, что в соседней комнате спит Димка, по телу разливалось приятное томление, но чувство неловкости перед матерью останавливало. Он крутился в постели, переворачивался с боку на бок, укладывался на живот, но ничего не помогало. Желание не отступало. Поборов стыд, Юра встал и на цыпочках прокрался в комнату, где спали Дима и Вика.
      Сердце бешено билось о ребра, отдаваясь гулкой пульсацией в барабанные перепонки. Юра тяжело дышал, всем своим существом превратившись в слух. Ход настенных часов, слышимый в полуночной тишине, будоражил, заставляя прислушиваться и замирать от каждого щелчка часового механизма. Смесь чувств стыда и страха только подстегивала его желание. Захочет ли Димка вновь оказаться с ним в одной постели? А что, если он сейчас проснется и задаст один-единственный вопрос, которого Юра боится больше всего? И все его мечты, вся радость последних дней полетят в тартарары.
      Добравшись до дивана, на котором спал Димка, Стриженов замер. Он все еще колебался, стоит ли делать то, что он задумал. Немного помедлив, он нырнул под одеяло, тут же почувствовав вожделенное тепло. Все его волнения разом отступили. Это казалось каким-то невероятным сном. Димка был совсем близко. Руки заскользили по нагретому, почти горячему упругому телу, позволяя почувствовать каждый его изгиб, каждую мышцу. В ответ на эти ласки Димка заворочался, его дыхание участилось. Он молча схватил Юру за руку и положил ее на свой твердеющий член. Юра обхватил возбужденный орган кулаком и стал осторожно двигать вдоль ствола. Димка едва слышно застонал и, повернув голову к Юрию, потянулся к нему губами. Внезапно его сильные руки заключили Юру в объятья, крепко прижимая к груди. Димка целовался страстно, глубоко приникая языком в рот и двигая бедрами, терся членом о ладонь.
      — Я хочу тебя, — выдохнул Дима.
      Он скулил под любовником, ловя невероятный кайф от, казалось, давно забытых ощущений, растворяющих поток сознания в этом ярком неистовом испепеляющем желании. Впервые за долгое время Дима был по-настоящему счастлив, отдаваясь Юре без остатка. Его больше не раздирали противоречия. Теперь он был точно уверен, что только так может чувствовать себя полноценным, наконец обретя гармонию с самим собой.
***
      За окном плыло безрадостное ноябрьское утро. Сумрак еще окутывал дома, но четкие контуры прямоугольных крыш уже вырисовывались на фоне свинцово-сиреневого рассветного неба. Проснувшись, Елизавета Юрьевна неспешно оделась и, собрав волосы в пучок, направилась готовить завтрак.
      Находясь в кухне, она услышала бодрую музыку, доносящуюся откуда-то из глубины квартиры. Это была мелодия звонка, стоявшая на телефоне сына. Судя по тому, что играла она уже который раз, Юра не отвечал. Звонивший же обладал завидной настойчивостью.
      «Да что он, совсем оглох?» — раздраженно подумала женщина и, решив разбудить сына, направилась в его комнату. Однако Юры там не оказалось. Экран телефона, лежавшего на тумбочке возле кровати, светился, а сам аппарат вибрировал, скользя по поверхности и подбираясь все ближе к краю. Взглянув мельком, Елизавета Юрьевна увидела, что звонил заведующий кафедры, на которой работал Юра. Видать, дело было срочное, раз уважаемый профессор вот уже который раз набирал Стриженова. От пришедшей в голову мысли, где сейчас мог быть ее сын, Елизавете Юрьевне стало не по себе.
      Собравшись с духом, она взяла в руку неумолкающий телефон и направилась к закрытой двери гостиной. Постучавшись, Елизавета Юрьевна произнесла:
      — Юра, тебе звонит Селиверстов! Юра! Он уже минут пять пытается до тебя дозвониться!
      Отрывая голову от подушки, Стриженов разлепил глаза. Память внезапно вернула картины прошлой ночи.
      — Вот черт! – шепотом выругался Юрка, нашаривая под одеялом свои трусы. Рядом, блаженно посапывая, спал Димка. От воспоминаний о ночных приключениях внизу живота приятно заныло.
      — Я сейчас, мам! – чуть громче прошипел Стриженов, натягивая на себя серые семейки.
      Он бегло окинул комнату взглядом в поисках чего-нибудь, чем можно было прикрыться. Действовать надо было быстро, потому как Селиверстов и не думал прекращать названивать. Не найдя ничего подходящего, парень вышел из комнаты, прикрывая за собой дверь. Мать вскинув короткий взгляд на почти что голого сына, вручила ему пиликающий телефон и, поджав губы, ушла на кухню.
      — Доброе утро, Андрей Петрович! – проводив Елизавету Юрьевну взглядом и поднеся к уху аппарат, проговорил Юра.
      — Привет! – фамильярно поздоровался заведующий кафедрой и сразу перешел к делу. – Слушай, Стриженов, мне сейчас звонил Петрунин. Ты же в курсе, что Иванов у нас теперь на профессорскую должность переходит. Так вот, Петрунин предлагает под профессорскую ставку еще выбить две доцентские ставки. Будем двигать тебя и Аникина. Но тебе придется поднапрячься и к понедельнику оформить все свои работы за последние пять лет. Чего там у тебя есть?
      — Статьи в сборниках конференций, две методички, сборник задач.
      — А монография? Ты же говорил, что собираешься монографию выпускать.
      — Так она еще не готова, Андрей Петрович, — замялся Юра.
      — Что, вообще?! — возмущенно прошипел на том конце профессорский голос.
      — Она есть, но корректор еще не проверил.
      — Давай быстро руки в ноги и лети к своему корректору. Пока не отредактирует, не слезай с него! От этого зависит твоя должность! Я надеюсь, ты не собираешься всю жизнь просидеть на ставке старшего преподавателя?
      — Нет.
      — Так действуй! И чтобы в понедельник твоя книга была уже в печати!
      — Да, Андрей Петрович. Постараюсь сделать!
      — Постарайся! – Селиверстов отключился.
***
      Юра направился в свою комнату и, натянув на себя спортивные штаны и футболку, вышел на кухню. Елизавета Юрьевна возилась у плиты. Казалось, она не обращала внимания на сына.
      — Доброе утро, мам, — произнес виновато Юра. Перед матерью он чувствовал себя нашкодившим мальчишкой.
      — Доброе, — стоя спиной к Юрию, ответила та, переворачивая очередной блин на сковороде.
      В кухне воцарилось неловкое молчание. Юра чувствовал стыд за то, что мать застала его в комнате Димки. Сидя за столом, он проклинал себя за свою несдержанность. Зачем только он поплелся ночью к Димке? Тем более что тот не звал его. Опять Юрка вляпался.
      — Твой друг на работу не опоздает? – нарушил тишину голос Елизаветы Юрьевны.
      — Не знаю, — Юра пожал плечами.
      — Надеюсь, что он не попросит тебя в очередной раз посидеть с ребенком, пока сам работает.
      — Ну а если и попросит, что в этом такого?
      — Юра! – мать повернулась, на ее лице читалось негодование. – Ты совсем голову потерял с этим своим… — она замялась.
      — Договаривай, что хотела сказать, — Стриженов вдруг почувствовал, как в нем поднимается волна гнева и обиды. Неужто мама упрекнет его? Мама, которая всегда старалась понять и поддержать его.
      — Юра, мне неприятно это говорить, но… — она тяжело вздохнула. – Это нехорошо. У Димы есть родители, и если он решил уйти от жены, то не лучше ли было ему вернуться к ним, а не беспокоить тебя? У тебя все-таки своя жизнь, карьера… ты не можешь вот так все бросить, только потому что…
      Она запнулась.
      — …потому что я хочу быть с Димой? – закончил вопросом Юрий речь матери.
      — А ты хочешь? Ты действительно этого хочешь? – голубые глаза смотрели на него с упреком и горечью.
      — Да, хочу, — пробормотал Юра, потупив взгляд.
      — Ты хоть понимаешь, что будет, если вы решите жить вместе?
      — Ты опережаешь события. Об этом пока речи не идет.
      — Юра, ты что, думаешь, я ничего не вижу и не понимаю? Ведь ночью ты… — слова застряли в горле.
      — Да, я был ночью у Димки, но это еще ничего не значит.
      — Юра, я не хочу даже думать о том, что ты делал в комнате Димы… но если это ничего для тебя не значит, то это вдвойне отвратительно.
      — Ты считаешь меня отвратительным? – его серые глаза сузились. Слова матери словно полоснули ножом по сердцу.
      — Юра, ты для меня всегда будешь любимым сыном, но я не могу… просто не могу назвать подобные отношения между двумя мужчинами прекрасными. Увы, Юра, тебе придется с этим мириться. Единственное оправдание, которое я этому нахожу – любовь. И я очень надеюсь, что тобой руководило именно это чувство.
      — Я понял тебя. Для меня все серьезно, очень серьезно, но пойми, я не могу ручаться за Диму. И давить на него я тоже не могу. Я очень бы хотел, чтобы мы жили вместе. Но клянусь тебе, что я сделаю все от меня зависящее, чтобы в первую очередь он наладил контакт со своими родителями. А я… — он погрустнел. — Для меня важно, чтобы он был счастлив…
      — Я рада от тебя это слышать.
      В коридоре послышались шаги. На пороге кухни появился взъерошенный Коротков.
      — Доброе утро, — угрюмо произнес он, стараясь не глядеть на Елизавету Юрьевну.
      Увидев Диму, она заулыбалась.
      — Садитесь завтракать, Дима. Юра, — она обратилась к сыну, – достань Диме тарелку и приборы.
      — Не надо, спасибо! – запротестовал Димка. – Мне уже пора. Эдик звонил. Я хотел попросить… Вика… мне…
      Елизавета Юрьевна, бросив на сына многозначительный взгляд, посмотрела на Диму:
      — Ну что же, — вздохнула она, — в этом вы можете положиться на меня. Я все равно сижу дома. Оставляйте девочку и не беспокойтесь. Я все сделаю.
      — Спасибо! — просиял лучезарной улыбкой Димка. – Ну я побежал!
      — А завтрак? Дима! – пыталась было остановить его женщина, но парень уже нацепил куртку и, всунув ноги в кроссовки, вышел из квартиры.
      Сидевший за столом Юра заулыбался.
      — Спасибо тебе, мам!
      В ответ она только махнула рукой.
      — Я это делаю не для него, а для тебя. И я сделаю все, чтобы ты был счастлив, — мать горько усмехнулась, усаживаясь возле стола на табурет. Подперев рукой голову, она с грустью посмотрела на сына. – За что мне это?
      Юра увидел, как в ее глазах заблестели слезы.
      — Мам, ну ты чего?
      — Разве же такого будущего я для тебя хотела? Думала, ты женишься, будут у меня внуки... А теперь? С чужими нянчиться приходится.
      — Ну не переживай, мам, — Юра встал из-за стола и, подойдя к матери, обнял ее за плечи. – Все будет хорошо! Я это чувствую.
      Он чмокнул Елизавету Юрьевну в щеку и вышел из кухни.
***
      Шел уже двенадцатый час, а у Димки во рту еще и маковой росинки не было. Сейчас он жалел, что отказался от любезного приглашения матери Юрия позавтракать.
      Желудок урчал, неприятно поджимаясь к ребрам.
      — Так, сейчас едем на Армавирскую, затем на Бабушкина… — не отрывая взгляда от бумаг, безапелляционно произнес Эдик.
      — Эдик, — взмолился Димка глядя на тучного смуглого татарина с курчавой шевелюрой, в которой кое-где проглядывали серебристые ниточки седых волос. – Давай остановимся у Макдака, купим чего-нибудь. Я сегодня без завтрака.
      — Дима! Работать надо! Работать! Хочешь жить – умей вертеться! Некогда нам расхолаживаться.
      — Ну Эдик… — канючил Коротков, не выпуская баранки из рук. – Ты же не хочешь, чтобы я с голодухи въехал кому-нибудь в зад?
      — Эх, Дима, что не сделаешь ради тебя! Давай заскочим, – с этими словами, мужчина достал из кармана сотовый и, набрав номер, громко заговорил в трубку. – Але, Шафик! Ты вчера мне розы обещал со скидкой. Ну так что, я подъеду! Хорошо, дорогой, через час у тебя.
      Димка включил поворотник, и, лихо завернув, запарковал фургон возле кафе.
      — Тебе что-нибудь взять? – отстегивая ремень безопасности, спросил Коротков, поворачиваясь к Эдику.
      — Нет, я сам, — прокряхтел Эдик, вываливаясь из машины. — Идем.
      Они зашли внутрь кафе и, заказав еду, встали у стойки в ожидании своих заказов.
      — Как-то у нас с тобой все не получается поговорить, — Эдик шмыгнул носом, оглядываясь по сторонам в поисках свободных мест.
      На табло, висевшем над стойкой, высветились готовые заказы. Димка протянул бумажку с напечатанным на ней номером девушке в красном переднике и, получив свой поднос, направился к свободному столу возле окна. Через несколько минут его догнал Эдик и, плюхнувшись рядом, продолжил:
      — Ты что-нибудь надумал по поводу моего предложения?
      С жадностью откусив от бургера огромный кусок, Димка только и смог, что кивнуть в ответ на вопрос Эдика.
      — Ну, что насчет доли?
      Димка прожевал и, сделав большой глоток колы из цветастого стакана, ответил:
      — Я узнавал в банке. Кредит они не дадут. Говорят, потому что нет мне двадцати одного и исполнится еще нескоро.
      — Эх! — мужчина разочарованно хлопнул себя ладонью по мощной ляжке.
      — Так что я не знаю, Эдик. Если не найду денег, то извини, придется искать на роль соучредителя кого-то другого.
      — Эй, Дима! Какой другой! Ты же знаешь, вокруг одно жулье! Может, родители помогут, а? Двести тысяч не такая огромная сумма, когда у тебя еще такой шанс будет! Подумай сам, Дима!
      — Не, родители не дадут. Тут без вариантов. Попробую в какой-нибудь другой банк сходить.
      — Банки-шманки! Толку от них! Если в одном тебе денег не дали, то в другом тоже не дадут. А если дадут, значит, у них что-то нечисто. Я же не зверь, не хочу, чтобы ты попал на какой-нибудь развод.
      — А, может, я это… в долг? Ты же мне все равно зарплату платишь. Ну, будешь вычитать по десятке каждый месяц.
      — Вот, Дима, сразу видно, что есть в тебе коммерческая жилка! Не ошибся я с тобой! — бодро отозвался Эдик, энергично всплеснув руками. — Только понимаешь, брат. Тут такое дело, не хотел тебе говорить. Но если мы с тобой будем партнеры, то все равно придется рассказать. Эти двести тысяч сейчас нужны, иначе хана бизнесу. Если бы у меня были деньги, стал бы я тебе предлагать долю в своем деле?
      — Ну... нет, наверное… — неуверенно пролепетал Димка.
      — Правильно мыслишь! Молодец, — Эдик цыкнул сквозь зубы и тяжело вздохнул. – Кредит мне уже никак. Я и так весь в долгах – квартира, машина, склад… Ай, что там говорить… Надо где-то денег искать, надо, Дима, надо…
      Мужчина в задумчивости уставился в окно, наблюдая за тем, как по автостраде мчатся машины. Димка не знал, что и сказать, как поддержать начальника в эту трудную минуту. Шанс получить долю в бизнесе Эдика ему казался очень привлекательным. Стать крутым бизнесменом с недавних пор стало его заветной мечтой. Тогда-то он точно не будет зависеть ни от жены, ни от родителей. Деньги дадут ему свободу. И он сможет жить так, как он захочет, не оглядываясь на мнение окружающих, не стараясь оправдать ожидания своего отца.
      — Вот, что, Дима, — Эдик повернулся к парню и, сощурив свои маленькие черные, словно у мыши, глазки, хитро посмотрел на него. – Есть одна идея! Знакомый у меня есть один, он может денег занять. Давай я тебя с ним сведу. Конечно, он не банк, но у него все по понятиям. Взял долг – обязан вернуть. Отдал – к тебе никаких претензий. И потом с нашими доходами, я думаю, ты эти двести тысяч меньше чем за полгода ему вернешь вместе с процентами.
      — А сам чего к нему не обратишься? – насторожился Коротков.
      — Да, я уже говорил тебе. И так всем должен. Банку за квартиру, машину – дай, жене – дай, ментам – дай, пожарным… А! – махнул рукой Эдик, вот станешь партнером, сам все увидишь. Ну что? Как тебе идея?
      — А он, этот твой знакомый, не бандит случаем?
      — Слушай, Дим! Я тебя не заставляю. Не хочешь быть соучредителем – не надо. Ты и как экспедитор меня вполне устраиваешь. Будешь получать свою зарплату, как всегда.
      — Да, погоди… Я же не отказываюсь, — от напряжения в груди часто запульсировало, а в горле образовалась чудовищная сухость. Димка еще раз глотнул из стакана и посмотрел на Эдика. – Эх, была не была, согласен!
      — Согласен он, — хмыкнул Эдик, — тут, брат, одного твоего согласия мало. Надо, чтобы еще Аслан согласился.
      — Аслан?
      — Ну да. Тот мужик, о котором я тебе говорил. Он тоже свои деньги кому попало не даст. Теперь твоя главная задача - втереться к нему в доверие, — мужчина залпом допил остывший кофе. – Ладно, двинули. Сегодня еще дел под завязку!
      Они вышли из кафе и направились к фургону. Усевшись рядом с Димкой, Эдик дал указания:
      — Сейчас давай к Шафику. Заберем у него розы, а потом на Армавирскую. Там меня оставишь. На Бабушкина один поедешь. Вот, держи, — он протянул Димке бумаги, — товарно-транспортные накладные. Пусть у тебя лежат. У меня сегодня в четыре неотложные дела.
      Димка повернул ключ в замке зажигания, выжал сцепление и, включив первую передачу, опустил ручник. Машина плавно тронулась с места.

Глава 11
      Возвращаясь с работы, Юра думал о Димке и Вике. То, что друг с дочерью какое-то время будут жить с ним, приводило Стриженова в особое приподнятое расположение духа. Ему хотелось поскорее оказаться дома, чтобы почувствовать то уютное тепло, которым вдруг наполнилось все пространство огромной квартиры. Словно эти двое согревали своими телами леденящую тишину их с матерью жилища.
      По дороге Юра заглянул в детский магазин. В последний раз он заходил сюда, когда был еще совсем маленьким. Воспоминания о беззаботных днях своего детства, насквозь пронизанных солнечным светом и ожиданием чуда, нахлынули на него. Он стоял между длинных прилавков с яркими игрушками. В груди приятно щемило, как когда-то в далеком прошлом. Юра взял с полки мягкого резинового слона с высоко поднятым хоботом и широко расставленными ногами-столбами и провел по серой сморщенной полиуретановой шкуре кончиками пальцев. Глаза животного были нарисованы темно-коричневой глянцевой краской и выглядели, как живые. Было в этой игрушке что-то невероятно теплое, душевное. Помедлив несколько минут, Юра направился со своей синтетической добычей на кассу.
      Держа под мышкой купленного слона, Юра вошел в квартиру, с порога оглядывая гостиную. Елизавета Юрьевна сидела на диване, а Викуля возилась подле нее на ковре, внимательно перебирая пухлыми ручками разноцветные пластмассовые корзиночки.
      — А вот и Юра! — увидев сына, произнесла женщина, словно стараясь привлечь внимание малышки.
      — Привет, мам! Как вы тут?
      — У нас все хорошо. Боже, а это еще что? — всплеснула она руками, увидав торчащий из подмышки серый резиновый хобот.
      — Не что, а кто! — Юра разделся и вошел в комнату, присаживаясь на корточки возле девочки, сосредоточенно пускающей слюни на ярко-розовую ажурную мисочку. — Смотри, Вика, что я тебе принес.
      Он поставил перед ребенком игрушечного слона. Увидев новую игрушку, Вика выронила из рук корзинку и, в удивлении распахнув глазенки, уставилась на диковинного зверя с громадными ушами. Минуты две она смотрела на чуднОе животное, как завороженная, боясь пошевелиться. Но любопытство взяло вверх, и малышка, молниеносным движением ухватившись за резиновый хобот, потащила игрушку в рот. Юра расхохотался:
      — Ай да Вика, знать она сильна… решила слона слопать!
      Девочка, мусоля полиуретановое животное, подняла на Юру свои огромные карие глаза и расплылась в улыбке, демонстрируя четыре крошечных зуба, гордо возвышающихся над гладкой поверхностью розовых десен.
      — Ты ж конфета! — потянувшись за упаковкой с платками, Юра достал салфетку и вытер Вике подбородок.
      — Юра, ты есть будешь?
      — Ага! Я ужасно голоден!
      — Пойду, разогрею, — Елизавета Юрьевна направилась на кухню.
      То, что она видела, и печалило, и радовало ее одновременно. Из Юры мог бы получиться прекрасный отец. Он возился с Викой с нескрываемым удовольствием, словно это был его собственный ребенок. Сколько тепла и нежности было в его взгляде. А этот слон? Не всякая молодая женщина догадается вот так без повода купить подарок чужому ребенку. А тут мужчина! И ведь наверняка этот серый монстр не из дешевых.
      Ее размышления прервал появившийся на пороге кухни сын, на руках у которого гордо восседала Вика, зажав в маленькой ручонке африканского исполина.
      — А вот и мы! Вика давно кушала?
      — Часа два назад, — растеряно ответила мать, понимая, что еще немного и пропустила бы очередное кормление вверенного ей младенца.
      — Значит, ей тоже необходимо подкрепиться! — придерживая девочку, Юра потянулся свободной рукой к пакету с жидкой кашей.
      Удобно развалившись у Юры на коленях, Вика с удовольствием поглощала вязкую жижу из пластикового рожка. Наблюдая за этой идиллией, Елизавете Юрьевне оставалось только удивляться, как быстро сын освоился в роли няньки.
      Время было позднее, а Короткова все не было. Вика давно посапывала в своей коляске-кроватке, да и мать Юры уже готовилась ко сну. Стриженова охватило волнение. Он не находил себе места, дожидаясь Димку. Но названивать, выставляя себя в роли ревнивой жены, ему не хотелось. Дима пришел ближе к полуночи. На предложение поужинать он ответил отказом и, приняв душ, сразу отправился спать. Разговор о Димкиных родителях откладывался. Однако Юра не собирался отступать, тем более что он обещал матери поговорить с другом.
      Этой ночью Юра опять не спал, размышляя над тем, что происходит. Ему было очевидно, что долго так продолжаться не может. В конце концов, Коротков-старший узнает и о Димкиной ссоре с женой, и о его бегстве к Юре. И что тогда будет, одному богу известно. Отец вряд ли когда-нибудь сможет понять парня, и то, что сделал сын, ему всегда будет казаться предательством тех идеалов, которые он закладывал в Димку с раннего детства. Несомненно, Петр Сергеевич воспримет нынешнее положение дел как личное оскорбление. А решение сына прийти в такой непростой жизненной ситуации не к родителям, а к Юре, только все усугубляет. По уму лучше бы Димка вернулся в отчий дом, не дожидаясь, пока семья узнает, что он с дочерью обитает в квартире Стриженовых. Нет, Юре очень хотелось жить с Димой, но было в его желании что-то неправильное, нечестное по отношению ко всем остальным. Отчего-то Юра чувствовал свою вину перед Таней. Возможно, если бы они с Коротковым тогда не встретились во дворе и не заговорили, то все сложилось бы иначе. Но что теперь гадать. Что сделано, то сделано, назад не вернешь. Остается только надеяться на благоразумие Димы.
      Следующие два дня прошли в повседневной суете и приятных для Юры хлопотах и заботе о маленькой Вике. Елизавета Юрьевна благодушно предлагала посидеть с ребенком, пока Дима работает. Попытки Стриженова поговорить с другом заканчивались ничем. Коротков, словно устрица, закрывался в свою раковину. Стоило только Юре начать разговор, Димка делался угрюмым и неразговорчивым. О чем он думал? Как представлял будущее для себя и своей дочери? И было ли в этом будущем место для Юры? Стриженову было непонятно.
***
      В субботу Димкина мать собралась навестить сына и внучку. Ее материнское сердце почуяло неладное. Последнее время, когда она звонила Диме, сын говорил, что сильно занят, стараясь отделаться от родительницы дежурными фразами. Было в его скользких разговорах и в этом невнимании к матери нечто настораживающее. Дима так себя никогда не вел. Что же случилось?
      Людмила шла к молодым в надежде выяснить, что стало причиной таких внезапных и разительных перемен. На душе было неспокойно. Выйдя из лифта, она поднялась на этаж и нажала на кнопку звонка. Через несколько минут послышались шаги, дверь отворилась. На пороге стояла Татьяна. Вид невестки поверг Людмилу в шок. Жена сына едва держалась на ногах. Волосы были растрепаны, вчерашний макияж выглядел неряшливо, тушь осыпалась под глаза, придавая и без того припухшим векам землисто-серый оттенок. Накинутый наспех синтетический халат нефритового оттенка обнажал выпирающие бледные ключицы и вот-вот грозил съехать с одного плеча. От нее пахло перегаром.
      — А, это вы… — не удосужившись поздороваться, пренебрежительно кинула Татьяна, — зачем пришли?
      — Таня, что с тобой? Где Дима? — беспокойство росло с каждой секундой.
      — Дима? У вас… — заплетающимся языком произнесла Таня и, немного подумав, добавила: — наверное… Где же ему еще быть?
      Свекровь отрицательно покачала головой.
      — Как? Нет?! Странно… Честно говоря, не ожидала я от вашего сыночка такой прыти… — хмыкнула Таня. — Ну надо же… подумать только…
      Она криво ухмыльнулась.
      — Таня, что случилось?! — Людмила была потрясена. В этот момент в ее голове все перемешалось. Ей показалось, что земля уходит из-под ног.
      — А ничего особенного… — невестка смотрела затуманенным взором, слегка покачиваясь и держась за косяк рукой, очевидно, чтобы не упасть, — получается, что бросил меня ваш сынок… собрал вещи… взял ребенка и ушел… Теперь-то я понимаю чего он так… Скотина!
      Таня, будто разговаривавшая пару секунд назад сама с собой, замолчала и вскинув колючий взгляд на гостью, вдруг зло выдавила:
      — Передайте ему, чтобы не думал возвращаться!
      Татьяна захлопнула дверь, оставив стоять остолбеневшую свекровь на лестничной площадке.
      Выйдя на улицу, Людмила достала из сумочки сотовый телефон и набрала номер сына. На душе было мерзко. Длинные гудки в телефонной трубке тянулись бесконечной чередой. Сын не отвечал. Как он мог так поступить? Что же происходит? Немного успокаивало лишь то, что Вика сейчас не с пьяной матерью, а с Димой. А вдруг Дима тоже?! От этих невеселых мыслей Людмила почувствовала слабость, голова сильно закружилась, вызывая приступ панической тошноты. Она села на лавочку возле входной двери. От чувства собственного бессилия женщина готова была расплакаться. И где теперь ей искать сына и внучку? И почему Дима не пришел к ней, а предпочел кого-то другого? Разве у него есть кто-то роднее и ближе матери? Она всегда так беззаветно, так преданно любила свое единственное дитя. И вдруг он променял ее на неизвестного человека. «Где же ты?» — истерично вертелось в воспаленном сознании. А вдруг с ними случилось что-то страшное? Сердце на миг замерло. Она почувствовала, как кровь отхлынула от лица.
      Проходивший мимо пожилой мужчина, скользнув по Людмиле взглядом, остановился.
      — Вам плохо?
      — Нет-нет, — она слабо улыбнулась. — Все в порядке!
      Рассказать мужу о своем последнем визите в дом сына женщина не решалась, отмалчиваясь или отвечая на вопросы стандартными ничего не значащими фразами. Людмила переживала свое несчастье в одиночку, не находя себе места. С того самого злополучного дня Дима как в воду канул. Сколько бы она ни набирала его номер, в ответ слышала только длинные гудки. Ее тревога росла с каждым днем. Она потеряла всякий интерес к жизни, мучительно думая лишь о том, где сейчас может быть ее сын и внучка.
      Спустя три дня Людмила вышла на работу позже обычного. В это утро ей нездоровилось. Отойдя от дома на приличное расстояние, она обратила внимание на женщину с коляской, медленно бредущую по скверу. Приглядевшись, Людмила узнала ее. Это была мать Стриженова. Но взгляд притянула не столько сама женщина, сколько до боли знакомая коляска. Точь-в-точь такая же была у ее внучки. Людмила подошла поближе, стараясь разглядеть ребенка. Даже отсюда она не могла не узнать Вику! Похоже, что женщина тоже заметила Людмилу, потому как она тут же развернулась и спешным шагом направилась к подъездной двери. Людмила припустилась бежать.
      — Постойте! — крикнула она, понимая, что внезапно появившийся в дверях мужчина может нарушить ее планы.
      Но дама успела юркнуть внутрь. Массивная дверь под противный писк домофона захлопнулась перед самым носом Людмилы.
      — Что же это такое?! — раздосадовано выпалила Людмила. От обиды ее подбородок задрожал, слезы едва не хлынули из глаз. Эта женщина! Почему она гуляет с ее внучкой? Кто ей разрешил? Ее переполняло негодование. Внезапно Людмилу осенило, что это тот самый подъезд, в котором живет тетя Нюра. Именно сюда она приходила, чтобы поговорить с Юрой. И теперь эта женщина и Вика! До Людмилы кое-что стало доходить. Чем больше отступали эмоции, тем отчетливее она понимала, что Дима… Она отказывалась верить в то, что сейчас молнией промелькнуло в ее голове. В груди вдруг стало тесно. Темнота обступила, сужая мир до маленькой светящейся точки, на которую она смотрела словно через длинную черную трубу. Все звуки разом провалились, превращаясь в жуткую вибрирующую тишину. Людмила попыталась сделать глубокий вдох, но спазм, сковавший ребра, не давал насытить организм так необходимым сейчас кислородом. Все ее существо панически сжалось. Она вздохнула еще раз. Зимний морозный воздух обжигающим холодом ворвался в легкие. Глухая темнота стала растворяться, сменяясь привычными ощущениями. Тут она явственно представила что будет, когда Петр обо всем узнает. Ведь он же просто убьет Димку! Дима, Дима! Все родительские чаяния, их совместное будущее, он все перечеркнул. Но почему? Неужто все, о чем говорил старенький профессор — полнейшая ерунда, пустой треп? И ее единственный сын, ее Дима… Она поняла, что стремительно теряет связь со своим ребенком. И счет шел не на дни, не на часы, а на доли секунды. Еще до того как захлопнулась тяжелая металлическая дверь, Людмила и Дима были одной семьей, одним целым, а теперь надежда быть рядом ускользает, как песок сквозь тонкое стеклянное горлышко песочных часов, и последняя песчинка вот-вот упадет вниз, оставив после себя прозрачную ледяную пустоту.
      Теперь, когда Людмила знала, ее беспокойство усилилось в несколько раз. Ее волновало не только с кем спит ее сын, но и то, что Вика вынуждена каждый день смотреть на этот нездоровый союз. Но как же быть? Как ей поступить? Ведь речь шла не только о сыне, но и о благополучии маленькой девочки, которую Людмила очень любила. Это уму непостижимо, что Вика растет в такой атмосфере! А эта дама? Мать Юрия? Куда она смотрит? Разве же она не понимает, что это просто недопустимо? Похоже, она им потакает. Никаких моральных принципов и устоев. Ужасная женщина! Да если только Стриженов пришел бы вот так запросто к ним в дом с целью поселиться, разве же Людмила позволила бы? Как можно потворствовать извращенности своего ребенка? У Людмилы не укладывалось в голове. Возможно, она недостаточно сделала для Димы, чтобы уберечь его от этой скверны. Но не исключено, что он еще одумается. Став старше, пожалеет об ошибках своей молодости. А до тех пор Людмила должна позаботиться о маленькой Вике. Если у Димы еще гуляет в голове ветер, то она-то умная взрослая женщина и в полной мере понимает, что для ребенка хорошо, а что плохо. Надо было что-то делать! Что-то предпринять! Но что? Она колебалась.
***
      Петр Сергеевич вошел в кухню, держа в руках сотовый телефон. Он был чернее тучи. Увидев недовольное лицо мужа, сердце Людмилы екнуло.
      — Петя, что-то случилось? — спросила она, виновато улыбаясь.
      — А скажи-ка мне, Люда, и давно ты знаешь, что наш Димка ушел от Татьяны?
      Женщина закусила нижнюю губу и потупила взор.
      — Я не хотела тебе говорить…
      — Значит, давно, — перебил ее он.
      — Может, ты еще знаешь, куда сбежал этот шельмец, прихватив с собой ребенка?
      — Петя, ты только не волнуйся… — не глядя на мужа, он стала поглаживать пальцами бордовую скатерть, покрывающую небольшой квадратный стол.
      — И это знаешь! Ну и где он? — мужчина требовательно смотрел на жену.
      Людмила почувствовала сильное волнение, ее сердце стучало, словно у зайца.
      — Ну и долго мне ждать?! — его голос налился свинцом. — Где он?
      — Ты понимаешь… он… ты не думай, я пыталась до него дозвониться, поговорить… но он…
      — Где, я тебя спрашиваю?! — его бас набрал полную силу и гремел в пространстве маленькой кухоньки, заставляя позвякивать хромированные миски, висевшие на стене.
      — Он у того парня… — выдохнула Людмила, почувствовав, как от сказанного закружилась голова.
      — Что?! — зашипел Петр. — Что ты сказала?! Он что, от Таньки ушел к мужику?!
      Людмила закрыла глаза, чтобы не видеть перекошенное гневом лицо мужа. Мелкая дрожь охватила ее тело. Она вся сжалась, готовясь принять удар.
      — И ты молчала?! Да как ты могла?! Ты! Ты! Живо говори, где живет этот ублюдок!
      — Петя! — вскрикнула она, хватаясь руками за его рубашку. — Петенька, я умоляю тебя! Успокойся, Петя! Не надо тебе сейчас к ним ходить!
      У Людмилы всегда были подозрения, что в порыве гнева муж может сделать что-то ужасное.
      — Ну! Ты скажешь?! Или мне придется выбивать из тебя адрес?! — его глаза гневно сверкали. — Адрес, Люда, адрес?!
      Он схватил ее за плечи и как следует тряханул, пристально глядя в глаза.
      — Отвечай же! Отвечай!
      Внезапный приступ истеричного плача, словно вешняя вода, разом прорвавшая плотину, вырвался из груди. Женщина надрывно зарыдала, чувствуя, как тело наполняет невероятная легкость. Та буря, что бушевала в ее душе вот уже несколько дней, нашла, наконец, выход. И теперь Людмиле нелегко было сдержать поток слез, казалось, затопивших все ее существо.
      — Прекрати выть! Ну?! — взревел муж, больно сжав ее предплечья.
      — Там… там… — захлебываясь слезами, Людмила кивнула в строну прихожей, — в сумочке… красная записная книжка…
***
      После встречи с матерью Димы на улице, Елизавета Юрьевна чувствовала себя глупой напуганной девочкой, наивно полагавшей, что железная дверь с кодовым замком способна избавить от проблем. Но опыт зрелой женщины подсказывал, что Димкино молчание скоро обернется серьезной проблемой. И она не ошиблась.
      Воскресным утром в квартиру позвонили. Открыв дверь, Юра увидел знакомого мужчину. Он тяжело дышал, злобно буравя Стриженова глазами.
      — Я тебя предупреждал… — прошипел гость с порога. — Ну, гад, получай!
      С этими словами Петр Сергеевич врезал Юрке так, что в глазах потемнело. Не удержавшись на ногах, парень ввалился в прихожую. Выглянувшая на шум мать, только и успела, что громко охнуть.
      — Юр, кто там? — Дима выскочил на подмогу любовнику и остолбенел. — Ты?
      В Димкиных глазах читался неподдельный ужас.
      — Ну, здравствуй… Сынок… Что, жопа перевесила здравый смысл? Решил-таки, что пидорасом быть лучше, чем нормальным мужиком… Что ж… Это твой выбор! Но учти… — он подошел к Димке вплотную и уставился на него так, будто хотел испепелить глазами, — с этой минуты у тебя нет отца… Я не собираюсь нести вместе с тобой этот позор… и матери не позволю!
      Димка молча смотрел на него исподлобья. В квартире воцарилось тишина, и только голос Петра Сергеевича зловеще клубился в замкнутом пространстве квартиры.
      — И вот еще что… внучку нашу ты отдашь, потому что не заслуживает она такого папаши! Я забираю ребенка! — мужчина решительно двинулся в комнату.
      — Нет! — Димка встал в дверном проеме. — Она моя дочь! Ты не имеешь права!
      — Ах вот как… Что ж… Не хочешь по-хорошему, значит, будет по-плохому… — гневно сверкнув глазами, Сергей Петрович вышел.
      Все замерли будто в оцепенении, прислушиваясь к доносящимся из подъезда гулким звукам тяжелых шагов, спускающегося по лестнице Димкиного отца.

Глава 12
      Димка подрулил фургон к открытым воротам. Высокий решетчатый забор огораживал несколько строений и небольшую автостоянку. На будке возле самого въезда висела вывеска «Автоцентр Икар».
      — Подожди здесь, — открыв дверь, Эдик вывалился наружу и направился к проходной.
      Вернувшись через пять минут, он забрался в кабину и кивнул Короткову:
      — Поехали!
      Фургон, шурша колесами по мелкому гравию, въехал во внутренний двор. Эдик и Димка вышли из машины и направились к двухэтажному бело-синему зданию с покатой крышей. Гулко ступая по металлической лестнице, они поднялись до двери и вошли внутрь.
      Тусклый дневной свет, падающий из небольших прямоугольных окон, едва освещал просторное помещение. Вдоль стен кожаные диваны и два кресла темно-зеленого цвета, разделяемые небольшими лакированными столиками. Квадратные кадки с вееролистными пальмами по углам. В центре — массивный бильярдный стол из мореного дуба, обтянутый изумрудным сукном, над которым на длинной рейке висели медные плафоны, ярко-освещавшие игровое поле. Возле стола, согнувшись пополам, стоял мужчина средних лет в джинсах цвета индиго и черном джемпере под горло. Пальцы его левой руки лежали на столе, изображая своеобразную подставку, на которой покоился кий. Правой рукой мужчина изящно придерживал другой конец кия, готовясь нанести удар. Его взгляд был устремлен на комбинацию шаров на поверхности стола. Не обращая внимания на вошедших, незнакомец ударил по прицельному шару. Застывшая геометрия разыгранной партии пришла в движение. Соприкоснувшись друг с другом, шары раскатились в стороны, два из которых поочередно упали в лузы. Тонкие губы незнакомца растянулись в довольной ухмылке. Он выпрямился и, уткнув кий одним концом в пол, вскинулся на вошедших. Мужчина был невысокого роста, коренастый, с хорошими пропорциями мужской фигуры и гордым профилем горца. Острый взор его темно-карих, почти черных глаз словно пронзал насквозь. Грубые черты лица были не лишены притягательности — низкие надбровные дуги, массивный подбородок с небольшой ямочкой, напряженные крылья крупного носа, широкие скулы, глубокие лучики морщин, уходящие от внешних уголков глаз, тянулись к вискам.
      Эдик приветливо кивнул, поймав на себе его взгляд.
      — Здравствуй, Аслан Кабулыч!
      — Здравствуй, дорогой! Давно тебя не видел. Как бизнес? — Аслан хитро заулыбался.
      — Биг эйбет!
      — С чем пришел?
      — Вот, знакомься, — Эдик повернулся к Короткову, — Дима. Очень хороший парень!
      Аслан подозрительно сощурился.
      — Помочь надо Диме, Аслан Кабулыч. Деньги нужны. Банк ему не дает. Говорит, молодой слишком.
      Мужчина ухмыльнулся и оценивающе смерил Димку взглядом.
      — Ну так, что займешь Диме денег? — нервно кашлянув, Эдик часто заморгал.
      — Эдик… Ты же меня знаешь, — в глубине темных глазах вспыхнули искорки. Тонкие губы Аслана растянулись в хищной ухмылке. — Не могу отказать хорошим парням.
      Он приблизился и, не отрывая колючего взгляда от Димкиного лица, похлопал его по плечу.
      — Сколько ты хочешь, Дима?
      — Двести тысяч, — прохрипел Коротков, севшим от волнения голосом.
      Левая бровь поползла вверх, придавая лицу горца демоническое выражение.
      — Если я дам тебе денег, когда вернешь?
      — Через полгода… — в горле по-прежнему першило. Димка прокашлялся.
      — Нет, дорогой, так не пойдет. Полгода слишком долго. Давай договоримся, я даю тебе двести тысяч, а ты через три месяца мне их возвращаешь. Согласен?
      Коротков закусил губы. На таких условиях ему придется откладывать все, что он зарабатывает. Денег на жизнь совсем не остается. К тому же Вика требует немалых расходов. Не садиться же на шею Юрке и его матери? Они и так много делают для них с дочерью. Почувствовав, что сделка может сорваться, Эдик поспешил уговорить потенциального партнера:
      — Дима, да ты эти деньги за месяц заработаешь!
      Аслан внимательно наблюдал за мужчинами, переводя взгляд со вспотевшего от напряжения Эдика на озадаченного Димку.
      — Аслан, он согласен, — засуетился толстяк.
      — Эдик, сходи, покури. Это наши с Димой дела. Мы без тебя разберемся.
      Эдик послушно вышел, оставив Короткова наедине с новым знакомым.
      — Ну так что решил?
      Дима нервно сглотнул. Аслан источал благородную силу хищника, ему хотелось верить.
      — А если через три месяца я не смогу вернуть?
      Горец ощерился, обнажая мелкие белые зубы.
      — Тогда твой долг вырастет вдвое. Согласись, это честная сделка.
      От этих слов сердце подскочило и зашлось бешеным ритмом. Димка часто задышал. Его не покидало ощущение судьбоносности решения, которое он сейчас собирался принять. Он облизал пересохшие губы.
      — Ну хорошо. Я согласен.
      Аслан потянулся рукой к заднему карману брюк и, достав портмоне, вынул пачку пятитысячных купюр. Отсчитав необходимую сумму, он протянул деньги Димке.
      — Жду тебя через три месяца.
***
      Алиса, войдя в лабораторию, уселась рядом с Юрой и уставилась на него своими огромными глазами. Ее так и распирало от желания поделиться со Стриженовым последними новостями.
      — Ну, — Юра оторвался от монитора и посмотрел на подругу, — рассказывай уже, а то сейчас взорвешься.
      — Все-то ты про меня знаешь, — по лицу девушки скользнула довольная улыбка. — Только поклянись, что не будешь ревновать!
      — Эх ты… Вот так запросто взяла и разбила мне сердце…
      — Ой ли, Стриженов! У самого уже вторую неделю глаза блестят — не замажешь!
      — Ты пришла обо мне поговорить?
      — Нет, конечно, — она захихикала. — Юрка, я пропала… Влюбилась, как кошка… Он такой! Ты не представляешь! Мне кажется, это судьба!
      — Свежо предание, но верится с трудом. Ты еще та ворона! — усмехнулся Юра.
      — Нет, ну правда! — она обиженно надула губки. — В этот раз все серьезно. Его зовут Артур.
      Вздохнув, она мечтательно закатила глаза.
      — Артур? Ого! Это уже интересно! И где ты его подцепила?
      — Не поверишь, на зебре. Он меня чуть не задавил.
      — О господи, Алиса!
      — Не переживай. Все живы-здоровы, а некоторые даже немножечко счастливы. Он так испугался. Выскочил из машины, спрашивает: «Девушка, с вами все в порядке?» Ну я не будь дурой, сразу смекнула, что парниша ничего так, симпатичный. Слово за слово, короче повез меня в кафе, чтобы загладить свою вину. А потом… Он такой классный, Юрка! И сегодня у нас первое свидание.
      — То-то я гляжу, ты с утра сама не своя.
      — Юрочка, — Алиса состроила жалобное лицо, — я хотела тебя попросить, замени меня, пожалуйста. У меня сегодня вечерники, две пары. Ну, пожалуйста! Пожалуйста! Пожалуйста!
      — Что? Вот ты нахалка! Сама пойдешь на свидание, а я должен до девяти вечера тут пыхтеть?
      — Ну, Юрочка… Ну, пожалуйста… — заканючила Алиса. — А за это обещаю тебе потом все рассказать…
      — Рассказать… Ишь ты! Ладно, — смягчился Юра, — беги на свое свидание.
      — Спасибо, Юрка! Ты чудо!
      Девушка очаровательно улыбнулась и, чмокнув Стриженова в щеку, выпорхнула из лаборатории.
***
      Коротков очень стеснялся Елизавету Юрьевну. Знает ли она, какие отношения связывают Диму с ее сыном? Ему не хотелось давать женщине повода усомниться в их с Юрой дружбе. Когда Стриженов по ночам приходил к Димке, тот очень надеялся, что мать Юрия ни о чем не догадывается. Но Юра вел себя так, что порой Диме становилось неловко перед Елизаветой Юрьевной. Его влюбленные взгляды, нежные прикосновения, чрезмерная забота о друге выдавали их и не могли остаться незамеченными. Диме это очень не нравилось. Он старательно избегал любой возможности попасть в двусмысленную ситуацию, поэтому вечерами возвращался как можно позже, а уходил с первыми петухами. В выходные Дима работал сверхурочно, лишь бы не оказаться под пристальным взглядом внимательных голубых глаз матери Стриженова. Эдику такое рвение новоявленного партнера было только на руку. Но в это воскресенье к нему из деревни должна была нагрянуть родня жены, которую мужчина не жаловал. Димке пришлось уступить, оставшись в выходной день дома вместе с Юрой и его матерью.
      За те несколько недель, что Коротков с дочкой жили у Стриженовых, в доме установился свой распорядок дня, учитывающий потребности маленькой гостьи. Елизавета Юрьевна уже привыкла каждое утро гулять с девочкой на свежем воздухе. И сегодня делать исключение не собиралась. К тому же ей самой такие прогулки доставляли немало удовольствия. Она чувствовала, что этот ежедневный моцион положительно сказывался на здоровье, придавая ей сил и укрепляя сердечную мышцу.
      Проводив мать и маленькую Вику на прогулку, Юра буквально вцепился в Короткова, обхватив его руками за талию.
      — Ну наконец-то мы одни. Я так соскучился, Дима! — с жаром зашептал он, уткнувшись в Димкину шею и осторожно прикусывая тонкую кожу.
      Димка попытался отстраниться.
      — Дим, у меня такое чувство, что ты меня постоянно избегаешь, — в серых глазах читалось разочарование.
      — Как-то это все… знаешь, твоя мама… вдруг она что-то подозревает?
      — Мама? — Юра усмехнулся. — Мама все знает.
      — В смысле? — Димка ошалело уставился на Стриженова. — Что знает?!
      — Все, — Юра виновато закусил губу и сел на диван, — про меня и тебя.
      — Подожди, она знает что ты… спишь со мной?
      — Да, — голос Стриженова был абсолютно спокойным. — Я ей все рассказал еще тогда, год назад.
      Коротков непонимающе смотрел на Юрия.
      — Ну дела… И зачем?
      — Мне пришлось это сделать. Твоя мать… Она пришла к нам, чтобы я вернул деньги за те занятия, что мы с тобой не провели, ну и… Мне пришлось рассказать, как все было. Кажется, мама долго не могла поверить в то, что я гей, пока ты не появился в нашей квартире. Она знает, что я иногда ночую в твоей комнате.
      — Блин, Юрка! — выпалил раздраженно Коротков.
      — Не переживай. Я не думаю, что она когда-нибудь унизит тебя или чем-то попрекнет. Она не такой человек.
      Они замолчали.
      — Знаешь, я тут подумал, — встрепенулся Димка, нарушая повисшую в воздухе тишину. — Мы, наверное, с Викой скоро съедем от вас.
      — Почему? — Юра вскинул глаза на друга.
      — Ну не могу же я с дочкой вечно жить тут. К тому же теперь я соучредитель бизнеса Эдика. Денег должно хватить и на съемную квартиру, и на няню.
      — Тебе не нравится жить со мной? — сердце сжалось.
      — Юр, не в этом дело. Я не хочу стеснять вас с мамой. Мы и так у вас загостились.
      — Ты нас не стесняешь! У нас огромная квартира, места всем хватает. К тому же у мамы сейчас есть о ком заботиться. Она успела привязаться к Вишенке, да и я тоже. Дима, послушай, — Юра взял Димку за руку и внимательно посмотрел в карие глаза друга, — я давно должен был сказать тебе это. Дима, я люблю тебя и очень хочу, чтобы мы жили вместе. Поверь, если ты решишь уехать, то разобьешь мне сердце.
      Это внезапное признание не было для Димы неожиданностью. Он подозревал, что много значит для Стриженова. И сейчас в его глазах было столько нежности и мольбы, что отказать просто не было сил.
      — А Елизавета Юрьевна? — осторожно поинтересовался Дима. — Она не будет возражать?
      — Нет. Так что, остаешься?
      — Да, — кивнул он.
      — Ну раз так, — обрадовался Юра, — то, может, сделаем кое-какую перестановку. Вику можно переселить в мою комнату, а меня к тебе. Купим ей персональную кровать, поставим стеллаж с игрушками. Стены можно оклеить обоями, знаешь, я видел такие с Винни-Пухами. Думаю, ей понравится. Как думаешь?
      Дима смотрел, как засуетился Юра, обсуждая предстоящие перемены. Похоже он действительно был счастлив.
      — Дим, ну чего ты молчишь и глупо улыбаешься? Скажи что-нибудь дельное.
      — Юр, ты такой…
      — Какой? — он насторожился.
      — Даже не знаю… Ты действительно хочешь каждый день слышать, как пищит Вика? Она тебе еще надоест, поверь мне. И ты пожалеешь о своем решении.
      — Нет, Дим. Я никогда не пожалею об этом. Мне она никогда не надоест, потому что она твоя дочь. Я люблю тебя, а значит, и ее. Вы — моя семья. Понимаешь?
      Юра подошел к Диме и, положив, руку ему на затылок, притянул к себе.
      — Я люблю тебя, — тихо выдохнул он в Димкины губы, накрывая их своим ртом.
      Поцелуй прервал звонок в дверь. На пороге стояла Елизавета Юрьевна, ее лицо было мертвенно-бледным. Она вся тряслась.
      — Мама, что случилось?!
      — Где Вика?!
      Подбородок женщины задрожал. Из глаз покатились слезы, оставляя мокрые дорожки на побелевших щеках. Мать прикрыла рот рукой.
      — Юра, — женщина посмотрела на сына. Ее тонкие плечи сотрясались от плача. — Дима… Вика! Ее забрали… тот мужчина… твой отец… Прости меня! — она всхлипывала. — Я не смогла… он сказал, что если я не отдам… девочку, то он заявит в полицию… Он так кричал на меня!.. Так кричал!
      — Ну все, мам, успокойся, — Юра гладил мать по спине, стараясь хоть немного утешить. — Мы во всем разберемся. Все будет хорошо. Вот увидишь.
      Димка помрачнел, стиснув губы до синевы. Его ноздри раздулись, словно у разъяренной лошади. Он тяжело задышал.
      — Дим, ты что собираешься делать? — Стриженов с тревогой смотрел на любовника.
      — Пойду, разберусь с ним!
      — Погоди! Остынь немного! — попытался задержать его Юра.
      — Не мешай! Это мое дело!
      Внутри все кипело. Димка понимал, почему отец вдруг воспылал к внучке чувствами. Это не было любовью, это была всего лишь акция возмездия. Когда отец заявился в квартиру к Стриженовым, Дима подсознательно ожидал от него подлости, но не знал, что предпримет отец. Он знал, что Петр Сергеевич никогда не смирится с гомосексуальностью сына. Этот факт слишком глубоко и сильно ранил его. Оставить все как есть мужчина просто не мог. Димка осознавал, что отец не сдастся, будет мстить за свое оскорбленное самолюбие до конца дней, пока хватит сил. И с этим придется как-то жить. Уступать было нельзя, иначе отец раздавит Димку, превратив его жизнь в ад.
***
      — А, явился? — отец встретил с порога презрительной ухмылкой. — Чего надо?
      — Дочь отдай! — отрезал Дима.
      — Дочь? А ты заслужил ее?
      — Она моя дочь! — сжав кулаки, Коротков-младший нахмурился.
      Из-за спины отца показалась фигура матери.
      — Дима, ну так же нельзя!
      — Собралась дебаты с ним устраивать? — повернулся к Людмиле муж. — Он же дебильный. Ты что не видишь? До него не доходит, что на мерзость ребенку смотреть не надо!
      — Отдай Вику!
      — Во тебе! — состроив дулю, отец сунул ее под нос Димке. — Гомосекам детей воспитывать не положено!
      — Дима, опомнись! Что ты делаешь! — запричитала мать. — Сынок, может, вернешься к Тане. Она совсем без тебя сдала. Пить стала.
      — Она и до этого пила, и по мужикам таскалась! Я на развод подам.
      — Что же это делается?! — всплеснула руками Людмила. — Все этот твой виноват! Это он тебе голову задурил! Говорила я отцу, посадить его надо было! Дима, да разве же ты не понимаешь, как это плохо?!
      — Люда! Он другим местом думает! — встрял мужчина. — Ему, уроду, теперь все хорошо!
      — Дочь верни! — Димка решительно двинулся вглубь квартиры.
      — А ну, стой! — перегородил ему путь отец.
      — Отойди от греха! — угрожающе сверкнул глазами Димка.
      — Ах, ты еще и руку на отца поднимешь! Ну, давай, бей! Давай, чего же ты? — распалялся Петр Сергеевич.
      — Пусти! — Димка попытался отодвинуть раскрасневшегося отца в сторону. Но тот крепко вцепился в дверные косяки. — Вика!
      Девочка, увидев в дверном проеме борющихся мужчин, разрыдалась.
      — Отойди! — Димка мощным движением отшвырнул отца в сторону и, подскочив к девочке, взял ее на руки. Комбинезон и шапочка лежали тут же на кровати, по всему было видно — родители только раздели малышку. Парень стал натягивать на ребенка одежду.
      — Ты что, собираешься ее обратно в этот вертеп вести?! — Петр Сергеевич вцепился руками в детские вещи.
      — Отойди! — выдернул комбинезон из его рук Дима.
      — Ну ты еще пожалеешь! Ты еще в ногах у меня ползать будешь!
      Схватив дочку в охапку, Димка направился к двери. Вика ревела во весь голос, оглушая орущих друг на друга родственников пронзительным плачем.
      — Дима, оставь Вику! Не уродуй ребенка! — кричала Людмила ему вслед, но сын уже не слышал ее, быстро спускаясь по лестнице.

Глава 13
      После того инцидента Димкины родители больше не звонили и не приходили. Казалось, они навсегда вычеркнули сына из своей жизни. Юра видел, что Димку это очень огорчало, но он ничем не мог помочь другу. Зато сам Стриженов просто порхал от счастья. Они сделали в квартире перестановку, как и хотел Юра. Теперь у маленькой Вики была своя комната, а парни поселились вместе, обставив гостиную по своему вкусу. Елизавета Юрьевна помогала им всем, чем только могла. Она по-прежнему сидела с Викой, вот только на прогулки теперь малышку выводил либо Юра, либо Дима. После пережитого женщина очень боялась вновь встретиться с Димкиным отцом.
      Зима промелькнула незаметно. За ней наступил противоречивый март, то согревая землю яркими солнечными лучами, то засыпая все вокруг белой снежной крошкой.
      Вика успела где-то подхватить простуду и затемпературила. Увидев с утра вялое безучастное детское личико, Стриженов разволновался.
      — Димка, она заболела! — он взял девочку на руки и прижался губами ко лбу. — Ну, точно! Температура, наверное, под сорок! Дим, что делать?
      Юрка выглядел таким несчастным и потерянным. Он стоял, прижимая к себе маленькое детское тельце так, словно его объятья могли избавить малышку от навалившегося недуга.
      — Черт! Как не вовремя! — нахмурился Димка. — Сегодня с Эдиком едем договариваться с московским поставщиком. Юр, мне никак с ней остаться. Может, Елизавета Юрьевна как-нибудь одна справится?
      — Мама? Нет, а вдруг Вике станет хуже. Нужен врач, — Юра с тревогой смотрел на Димку. — Его надо обязательно дождаться и за лекарствами сбегать.
      — Юр, может, ты с ней посидишь? — озарила Диму гениальная мысль.
      Стриженов тяжело вздохнул.
      — Но куда звонить? Я же ничего не знаю! А если врач спросит, кто я?
      — Скажешь, что отец. На вот! — Димка достал с полочки паспорт и вынул из него зеленую бумажку. — Это свидетельство о рождении. А в поликлинику я сам позвоню.
      Димка набрал номер, и, дождавшись, когда на том конце снимут трубку, продиктовал адрес.
      — Ну все, Юрка! Я полетел! Если что, звони!
      Коротков ушел, в коридоре хлопнула входная дверь.
      Увидев сына в комнате Вики, Елизавета Юрьевна поинтересовалась:
      — Юра, а ты что на работу сегодня не идешь?
      — Нет, мам. Вика заболела. Буду ждать врача!
      — Юра, а тебе не кажется, что ты слишком много на себя берешь? Она все-таки дочь Димы, а не твоя.
      — У Димы срочные дела. Он не мог остаться.
      — Он не мог, а ты, значит, можешь? — мать покачала головой.
      — Мам, у нее температура высокая! Что делать?
      — Давай-ка разотрем ее водичкой. Когда ты болел, я всегда так делала.
      Елизавета Юрьевна сходила на кухню и принесла оттуда миску с теплой водой. Затем, расстелив пеленку, они раздели и уложили малышку на кровать, обтирая смоченными тряпками ее пылающее тельце. На короткое время девочке полегчало. Юра замерил градусником температуру. Прибор показывал тридцать восемь и две.
      Вика заснула. Юра не отходил ни на шаг от кроватки больной девочки, постоянно прислушиваясь к тяжелому дыханию. Он то и дело трогал ее лоб губами и осторожно поглаживал по мягким темным кудряшкам. Глядя на это маленькое беззащитное существо, которому он сейчас ничем не мог помочь, его сердце сжималось. Во сне она сильно напоминала Диму. Эта оттопыренная верхняя губа и чуть вздернутый нос. Она даже вздыхала совсем как отец. Юра любовался ею, пытаясь представить, каким был в детстве Димка. Наверное, таким же славным ангелочком с нежными пухлыми щеками и темными колечками мягких волос.
      Корпулентная дама-врач, наспех помыв руки в ванной, вошла в детскую.
      — Ну, что у вас случилось? — она вопросительно посмотрела на Юру.
      — Температура высокая и спит все время.
      — Ну-ка, папочка, возьмите ребенка.
      Юра беспрекословно выполнил приказ женщины. Дама, вскрыв упаковку, достала шпатель и бесцеремонно полезла в рот девочке, подсвечивая себе фонариком. Вика недовольно завозилась и захныкала.
      — Так, — дама прищурилась, пристально разглядывая горло ребенка. — Ну что…
      Резко отстранившись, женщина с шумом выдохнула. Стриженов замер в оцепенении.
      — Горло, конечно, красное, миндалины воспалены, налет, — увидев, как побледнел Юра. Она усмехнулась. — Да, не пугайтесь вы так, ничего страшного. Обычный вирус. Сейчас я вам напишу, как лечить, а потом придете ко мне, скажем, в пятницу с пяти до восьми. Думаю, к тому времени все нормализуется. Но учтите, если температура будет держаться больше трех дней, то снова вызываете врача. Все поняли?
      — Да, — кивнул Юра.
      Женщина заполнила какие-то бумаги. Сунула Стриженову бумажку с назначениями, предварительно перечитав ошалевшему Юрию написанное корявым медицинским почерком, и удалилась, оставив после себя повисший в воздухе густой запах терпких духов.
      К пятнице Вике стало намного лучше. Она, как и раньше, возилась на ковре, перебирая игрушки. Вставала, держась одной рукой за диван, и смешно переваливаясь, делала неуверенные короткие перебежки от одной опоры до другой.
      Теперь отступать было нельзя. Если уж Юру приняли за Викиного отца, то исполнять эту роль он должен до конца. По крайней мере, пока малышка окончательно не поправится. Поэтому было решено, что и в больницу с девочкой пойдет Стриженов.
      Юра ужасно переживал, что в поликлинике его разоблачат. Но, похоже, опасения были напрасны. Никто не стал разбираться. Даже наоборот, на него смотрели с каким-то особым уважением и женщины, сидевшие в регистратуре, и мамочки с детьми в очереди, и врачи, пробегавшие мимо по коридору.
      Уже знакомая тучная дама-педиатр дала кучу новых указаний, не забыв добавить об обязательном для годовалых детей обходе всех врачей. Стриженову ничего не оставалось, как молча соглашаться со всем, что говорила доктор.
      Посетовав Димке о своих злоключениях в ЛПУ, Юра получил сильно озадачивший ответ:
      — Ну Юр, похоже, ты вляпался по полной! Не пойду же я теперь в эту чертову поликлинику? Придется тебе бегать с Вишенкой по всем этим врачам!
      Елизавета Юрьевна, услышав это от Димы, ничего не сказала, только глубоко вздохнула, с укоризной глядя на сына.
      — Ну что ты, мам? — заметив недовольство матери, спросил Юра, когда Димка вышел из комнаты.
      — Мне не нравится, что ты так сильно привязался к этой девочке. Что ты будешь делать, если вы с Димой однажды расстанетесь? — мать внимательно посмотрела в серые глаза сына.
      — Не говори так! Мы не расстанемся. Я слишком сильно люблю Диму.
      — А он? Ты уверен, что он тоже тебя любит? — она покачала головой. — Хочешь честно, Юра? Я не чувствую в нем того же.
      — Мама, ты ошибаешься. Он просто все еще стесняется тебя.
      — Юра, Юра! Я очень хочу, чтобы мои подозрения оказались лишь старческой блажью.
      — Ну, мам, прекрати! — его явно раздражали слова, сказанные матерью.
      В глубине души Юра понимал, что мать в чем-то права, но он ничего не мог с собой поделать. Вика завоевала его сердце, как однажды это сделал Димка. И теперь он просто не мыслил себя без этих двоих. Они были его семьей, два человека, составляющих одно большое счастье. И Юра купался в нем, наслаждаясь и благодаря бога за каждый день, прожитый рядом с самыми дорогими ему людьми.
***
      Это случилось внезапно. Юра, как обычно, по субботам читал лекции в университете. Елизавета Юрьевна и Вика занимались на кухне стряпней. Точнее, женщина делала пироги, а малышка сидела рядом в своем стульчике, перебирая кусочки теста и разбрасывая вокруг себя муку, заботливо насыпанную пожилой женщиной в маленькую игрушечную мисочку.
      В дверь позвонили. Дима оторвался от компьютера и прокричал, чтобы его было слышно на кухне:
      — Я открою!
      На пороге квартиры стояли трое — мужчина в форме и две женщины.
      — Мы из комитета по опеке и попечительству, — мужчина быстро козырнул корочкой, решительно ступая в квартиру. — Коротков Дмитрий Петрович?
      Гость пристально уставился на Димку.
      — Да. А в чем дело? — растерянно спросил парень.
      — Ваша дочь Короткова Виктория Дмитриевна проживает с вами?
      — Да, — волнение росло.
      — В органы опеки на вас поступила жалоба. Вот, ознакомьтесь, — мужчина, расстегнув молнию на кожаной папке, извлек оттуда лист бумаги.
      Дима, пробежавшись глазами по представленному документу, возмущенно выдохнул:
      — Бред!
      — Бред не бред, — забирая листок из рук Короткова, представитель комитета спрятал постановление обратно в папку, — а отреагировать обязаны. Вы позволите?
      Гость сделал шаг вглубь квартиры. Дамы, стоявшие за его спиной, двинулись следом.
      Комиссия, делегированная органами опеки, тщательно обшарила каждый угол просторной трешки, не преминув попутно заглянуть во все шкафы и тумбочки, не забыв и про холодильник.
      — Так, и на каком основании вы тут проживаете?
      Дима замялся, он был не готов дать скорый ответ.
      — Он снимает у меня комнаты, — внезапно нашлась Юркина мать.
      — А вы кто, гражданочка, будете? — поинтересовался судебный пристав.
      — Я хозяйка квартиры. Стриженова Елизавета Юрьевна. Дима, то есть гражданин Коротков, через знакомых попросил меня сдать ему комнаты.
      — Так-так! А по нашим сведениям вы здесь проживаете с неким Стриженовым Юрием Владимировичем, с которым состоите в интимной связи, — мужчина вскинул на Короткова лукавый взгляд. — И судя по заявлению, ведете аморальный образ жизни, что ставит под угрозу жизнь и здоровье ребенка. Что скажете на это?
      — Мой сын давно тут не живет, — отрезала Елизавета Юрьевна. — У него есть девушка Алиса Пирогова. Он живет у нее. А Диму я пустила только потому, что у него маленькая дочь. Я пожилая женщина и мне не доставляет удовольствия, когда в моей квартире находятся посторонние. Надеюсь, вы понимаете, о чем я? Так что, товарищ начальник, должна вам доложить, вы ошиблись.
      Димка удивленно смотрел на Елизавету Юрьевну. Она так гладко врала про сына и его девушку, что на мгновение Коротков сам поверил ее словам.
      — Если вы не верите мне, то можете еще раз пройтись и осмотреть мою квартиру. Все-таки я не думаю, что она похожа на притон, — в ее голосе слышались нотки оскорбленного самолюбия.
      Под натиском сказанного интеллигентной дамой пристав стушевался. И вправду квартира была очень ухоженной. На окнах висели белые занавески из тончайшей органзы, на подоконниках аккуратно расставлены горшки с разносортными фиалками. Комната, где стояла детская кровать и стеллаж с игрушками, оклеена новыми розовыми обоями с медвежатами. Круглый стол в кухне, за которым сидела очаровательная малышка, сосредоточенно мявшая пальчиками комочек теста, покрыт кружевной скатертью. Все было так просто, аккуратно и по-домашнему уютно, что у представителя власти закончились всякие аргументы.
      — Извините! Честь имею! — насупившись, произнес мужчина и направился к выходу. Свита из безмолвно хлопающих глазами женщин засеменила за своим полководцем.
      Не возникло даже тени сомнения, кто мог написать заявление в органы опеки. Это был Димкин отец. Больше некому.
***
      — Татьяна, ты хоть понимаешь, что твоя дочь живет с этими…? — Петр Сергеевич никак не мог выбрать самое отвратительное слово из своего словарного запаса, чтобы обозначить сына и его любовника. — И тебе все равно? Какая же ты мать после этого?
      — Вы что, пришли мне нотации читать? — Таня подняла усталый взгляд.
      — Да ты хоть понимаешь, что он тебя из-за мужика бросил? — не унимался свекор.
      — Это вы мне претензии выкатываете? — усмехнувшись, женщина пожала плечами. — Это я должна предъявлять, что вы мне сыночка-пидораса подсунули!
      Ее помятый нетрезвый вид и развязное поведение вызывали у Петра Сергеевича отвращение, но он понимал, что в сложившейся ситуации сноха его лучший союзник, и поэтому сдержался, ничего не ответив на резкий выпад Татьяны.
      — И вообще, выметайтесь из моей квартиры! Ко мне сейчас должны прийти! — Таня резко встала, отчего пустые бутылки, стоявшие под столом, зазвенели и попадали на пол, вкатываясь чуть ли не на середину маленькой кухни.
      — Послушай, Таня, — Коротков-старший схватил ее за рукав. — Ты должна нам помочь. Надо забрать Вику у этих извращенцев. Неужто ты хочешь, чтобы твоя дочь насмотрелась всего этого и выросла такой как они?
      — Интересно, а ваш Димка где всего этого насмотрелся? — Таня плюхнулась обратно на табуретку и, отвратительно похрюкивая, засмеялась.
      Ну о чем можно было разговаривать с пьяной бабой? Петр Сергеевич поморщился, проглотив очередную горькую пилюлю.
      — Таня, я тебя прошу, я тебя умоляю. Прекрати пить, забери Вику. А я вам помогу, чем надо. Деньгами, ремонт в квартире сделаю. А? — Димкин отец и вправду полагал, что общество матери-алкоголички, не просыхающей вот уже который месяц, будет куда более полезным, нежели нездоровая атмосфера «аховой семейки».
      — Да пошли вы все на хер! Вы, ваш сын со своим ребенком! Задолбали! Между прочим, я в разводе! Во! — Таня резво соскочила с места и, заплетающейся походкой, удалилась, сверкая тощими бедрами, виднеющимися сквозь дыру в халате. Через пару минут она вернулась, держа в руках бумагу. — Видели! Теперь я вам никто. У меня новая жизнь с другим мужчиной. И не лезьте больше ко мне со своим Димочкой. Он у вас бракованный, и ребенок его такой же. А я нормального мужика нашла, мы с ним нормального ребеночка родим. Понятно Вам!
      Она угрожающе нависла над столом, стараясь выглядеть как можно более убедительной.
      — Эх, Танька, сопьешься ведь окончательно! А так бы ради дитя… Да что с тобой говорить! Пошел я, — мужчина поднялся с места, оглядывая непрезентабельные виды запущенной квартиры. Ведь даже если по суду, то Вику с такой матерью не оставят. Дома — кошмар, сама постоянно подшофе.
      Петр Сергеевич тяжело вздохнул, выходя из квартиры родственницы.
***
      Юра видел, что с его подругой творится что-то неладное. В последнее время она была вся как на иголках.
      — Алиса, что с тобой? Что-то случилось? — Юра подошел к ней, когда девушка стояла в коридоре у открытого окна. Между изящных пальцев была зажата тонкая сигарета. Свежий мартовский ветер трепал ее отросшие каштановые волосы. Увидев Юру, она вздрогнула.
      — А, это ты, — она виновато улыбнулась.
      — Так ты расскажешь, что произошло? После кадровых перестановок на кафедре ты сама не своя.
      — Юрка, — она опустила голову, делая вид, что стряхивает пепел с сигареты в банку, — мне так жаль…
      — Чего?
      — Ну что вторая ставка досталась не тебе, а этому придурку Кириченко.
      — Да брось ты! Нашла из-за чего расстраиваться, Алиса! — Юра добродушно улыбнулся.
      — Это еще не все, — Алиса закусила губу. — Я даже не знаю, как тебе это сказать… Черт!
      Сделав глубокую затяжку, она медленно выпустила дым через нос. Стриженов насторожился. Видать, случилось что-то такое, что очень сильно ее расстроило.
      — Ты не подумай, что я какая-нибудь там… ты же знаешь, я не люблю всех этих сплетен… Но в последнее время все только об этом и шушукаются…
      Она тяжело вздохнула.
      — Я не понимаю, о чем ты? — отчего-то Юрию стал неприятен этот разговор, но он решил выяснить все до конца.
      — Ты только не обижайся, Юр, ладно? Честно, я так не думаю… Это все вранье, глупый треп… Не принимай близко к сердцу…
      Увещевания подруги только добавляли нервозности.
      — Да ты расскажешь, наконец? — раздраженно выпалил Стриженов.
      — Юр, ходят слухи, что ты… ты… — она запнулась, — гей… В общем, глупость, конечно, но эту байку уже весь университет знает… Декан, увидев приказ о твоем назначении, сморозил: вы чего, говорит, офонарели! Он же пидорас! И предложил вместо тебя сделать доцентом Кириченко…
      Она шумно выдохнула и, затушив сигарету, виновато уставилась на Юру.
      Стриженов был так ошеломлен этой новостью, что замер, казалось, не в состоянии даже моргнуть. В ушах зашумело. Он почувствовал, как к горлу подступает ком. Было обидно и стыдно одновременно. Неужто все знают или просто догадываются? Да какая теперь разница! Все его труды, все старания — все насмарку, лишь потому, что он гей. Это перевесило все его достижения. Для окружающих оказалось не столь важным, что он собой представляет как специалист, как ученый, как человек в конце концов. Важнее оказалось то, с кем он спит. Эта мысль показалась ему чудовищно несправедливой.
      — Юра, — голос Алисы вывел Стриженова из состояния ступора. — Ты что, расстроился? Не бери в голову… идиоты…
      — Есть сигарета? — Юра нервно сглотнул.
      Алиса достала пачку и протянула ее Юрию.
      Стриженов закурил. Сигарета прыгала, норовя выскользнуть из дрожащих пальцев. Юрка затянулся. Голова поплыла, позволив немного расслабиться. Юра повернулся к Алисе:
      — А ты знаешь, это действительно так… — обида тисками обхватила горло, мешая говорить.
      — Что?
      — Плохо, что ты об этом узнала не от меня. Я хотел тебе рассказать, только…
      — Ты? — Алиса испуганно посмотрела на Юру. Зря он ей признался! Наверное, Алиса больше не захочет с ним общаться. Реакция подруги больно кольнула.
      — Да, я, — он опустил голову.
      — Все равно дураки… Два раза дураки… Разве так можно? — она взглянула на него каким-то непривычным взглядом. — И я дура… Ты прости меня…
      — За что?
      — Тебе, наверное, неприятно было узнать, почему Кириченко, а не ты?
      — Забудь. А знаешь, — встрепенулся Юра, — у меня ведь все хорошо. Помнишь, ты тогда сказала, что глаза блестят?
      — Угу, — Алиса грустно усмехнулась.
      — Так вот это из-за Димки, моего парня, — он улыбнулся. Алисе было странно видеть на его лице улыбку, так сильно диссонирующую с дрожащими в глазах капельками слёз.
      — Да?!
      — Ага. У него дочка маленькая есть. Вика. Мы теперь все вместе живем. Приходи как-нибудь к нам, я вас познакомлю.
      — А мама?
      — А мама с нами, куда же она денется.
      — Я обязательно приду, Юр. И знаешь, я никому-никому. А хочешь, мы с тобой им назло любовь изобразим?
      — Авантюристка ты, Алиса. Не хочу никому ничего доказывать. Пусть гадают.
      — Ну и правильно! Дураки они все! — девушка тепло улыбнулась.
      Конечно, то, что произошло, не могло не ранить Юру, но у этого неприятного происшествия были и свои положительные стороны. После того как он признался Алисе, на душе стало легче. С тех пор их отношения ничуть не испортились, скорее наоборот. Теперь Юра мог делиться с подругой своими переживаниями. Это было иначе, чем с мамой. Девушка не сетовала и не причитала. Общение с Алисой на животрепещущую тему добавляло Юрию оптимизма, придавая уверенности. Они настолько сблизились за последние несколько недель, что Артур, ходивший в официальном статусе Алискиного парня, даже стал ревновать. Вскоре слухи о том, что Стриженов — гей, поутихли, забылись за суетой серых будней, и университетская жизнь снова покатила по наезженной колее.