Эвенир
Вороны Тимбиша
Аннотация
Молодой адвокат из Сан-Франциско попадает в сердце Калифорнийской пустыни. Там, вдали от цивилизации, ему предстоит разгадать тайну католической миссии и индейских мифов, разоблачить убийцу и спасти любимого. И, может быть, обрести самого себя.
Молодой адвокат из Сан-Франциско попадает в сердце Калифорнийской пустыни. Там, вдали от цивилизации, ему предстоит разгадать тайну католической миссии и индейских мифов, разоблачить убийцу и спасти любимого. И, может быть, обрести самого себя.
Глава 1Конечно, он не ребёнок. Ему тридцать два, и он без пяти минут партнёр в «Клеменс, Клеменс и Хоровитц», приличной адвокатской конторе в финансовом центре Сан-Франциско. Угол Второй и Ховард, тридцать шестой этаж. Детей туда не берут.
И всё же, всё же… Хороший виски продирает горло, слегка шумит в ушах. Санни прав: в чём-то он ребёнок. Ведь только дети верят в любовь до гроба. В то, что если человек для тебя самый лучший и самый желанный, избранный, выстраданный, долгожданный, любимый, то можно надеяться, что и ты ему не чужой. Что ваши отношения что-нибудь да значат. Оказывается, нет. Оказывается, последние четыре года ты жил, а он всего лишь терпел. Ты строил планы на будущее, совместное будущее, а он подыскивал варианты. И ещё оказывается, что это нормально. А если ты думаешь иначе, то ты ребёнок. И тебе пора взрослеть.
Квартира опустела. Как много там было его, Санни, вещей. Причём самых тёплых и домашних вещей. Персидские диванные подушки, японские гравюры, цветы на подоконниках. Ушло из квартиры всё живое. А что осталось? Стекло, бетон, дубовый паркет, гранит, и мрамор, и вид из окна на серое полотно залива, холодное даже на расстоянии.
О да, он повзрослеет. Резко и сразу. Он уже позвонил на работу и взял отпуск за свой счёт. Это первый шаг. Второй — покупка крутой спортивной тачки взамен старенькой «Хонды CR-V». Он ещё не выбрал, каким именно дорогим и супермощным монстром ему хотелось бы потрясти друзей и знакомых, а также кругложопых мальчиков в ночных клубах, потенциальных партнёров на ночь. Странно, но он всегда был равнодушен к этим внешним проявлениям благополучия. Третий шаг к спасению — это начать уже, наконец, посещать тот крутой тренажёрный зал, в котором он записан без малого два года. От природы худощавый, он не успел обзавестись брюшком, но рельефность мышц уже не та. Однако, чтобы приступить к этой простой программе, нужно остановиться. Выключить свою теперешнюю жизнь и уйти в режим перезагрузки.
«Ты уже не ребёнок, Райан».
Он поедет в Вегас, куда едут все, кто перестали быть детьми. Когда ему стукнуло двадцать один, его взяли туда родители. Отец отвёл его в одно место, где он потерял девственность. Мать повела в казино, где они проиграли по триста долларов в блек-джек. Второе ему понравилось больше, чем первое. Он сможет прожить без Санни. Просто для этого надо перестать быть собой, перекроить себя, стать другим.
Он побросал в сумку вещи, всё равно какие. Если что понадобится — купит. Остановился на заправке, разжился пакетом орешков, чипсами, бутылкой воды. Прокатилось под колёсами гулкое покрытие моста, блеснуло где-то внизу быстрое серебро воды. Дорога лечит, не так ли? Не так, не так. Дорога даёт слишком много времени для раздумий. Слишком много свободного времени.
Они познакомились на одной тусовке в Пало-Альто. Праздновали Ай-Пи-О* какой-то технологической компании. Было много дорогого бухла и изысканных закусок. И ещё был он, Санни. Вычурно выстриженный затылок, длинная мелированная чёлка, чёрные скинни джинсы. «Дешёвка», — подумал Райан. И ошибся. А может быть, как раз был прав. Только ему именно этого и надо было: дешёвого секса в дополнение к дорогому виски, простого мальчика для сложного образа жизни. Когда же он стал для него большим, чем круглая попка и пухлые губы? Улётный секс и мастерский минет. Пышные блинчики с черничным вареньем. Долгие прогулки через Голден Гейт **, медленные завтраки в Саусалито с видом на залив, с пино гриджио и сыром бри, запечённым с грушами?..
Райан смахнул ладонью слёзы. «Ты не ребёнок». Ему было хорошо с Санни. Да нет, блядь! Ему с Санни было просто правильно. Радостно и спокойно. Жизнь его была полна. А теперь… «Пора взрослеть».
«Пятёрка» прямой стрелой устремилась к горизонту, а по обе стороны раскинулись поля, сады, пастбища. Вот она — настоящая Калифорния: выжженные солнцем холмы, ровные ряды деревьев, ирригационные каналы, ржавый трактор, вросший в землю у стены полуразвалившегося амбара. Плакаты вдоль дороги: «Разве выращивать еду — это зря расходовать воду?»
Хотелось есть, но Райан решил нигде не останавливаться. Он зарезервировал в «Белладжио» прекрасный номер с видом на фонтаны. Он поужинает в отеле, а потом пойдёт играть. Как тогда, с мамой, в блек-джек. Только в номер он вернётся не один. Он обязательно найдёт себе мальчика на ночь, совсем не похожего на Санни. А о нём он не станет вспоминать. Он и сейчас о нём не думает. Это просто инерция. Просто четыре года жизни. Просто…
Зазмеился витками спирали Грейпвайн***, далеко впереди в сизой дымке дышал Лос-Анджелес. Справа, натужно кряхтя, медленно ползли тяжёлые фуры. Им здесь трудно. Слишком мало воздуха. И ему тоже мало воздуха, мало радости, мало жизни. Критически мало. До смерти. «Пора взрослеть».
В Лос-Анджелесе, конечно, застрял в бесконечной пробке. Нашёл в телефоне спокойную музычку, «...всё путём, приятель, жизнь течёт, и солнце завтра встанет». А потом Гугл предложил ему другой маршрут, позволяющий сэкономить сорок две минуты. Да, конечно, валяй, Гугл! С удовольствием съехал с пыхтящей выхлопом магистрали, пересёк скучные пригороды и оказался вдруг на дне неглубокого каньона. Набрал скорость. Ехать стало легко. Вновь пришли воспоминания. Рождественский корпоратив в адвокатской компании, куда он привёл Санни. Старший партнёр Клеменс сказал ему: «Простите, я не знал, что вы являетесь, так сказать, представителем…» И замялся. Райан сразу перешёл в наступление: «Это проблема?» Клеменс-старший вскинул руки: «Что вы, напротив! Это открывает определённые перспективы». «Рад слышать», — холодно ответил Райан и покривил при этом душой. Ему не хотелось ни страдать за свой выбор, ни получать с него дивиденды. Ему просто хотелось любить Санни.
Ему хватило ума остановиться у заправки и залить полный бак. Купить ещё бутылку воды. А потом мир вокруг снова переменился. Пригороды остались позади, исчезли дома, деревья, плакаты. По обе стороны дороги потянулись унылые песчаные проплешины с низкими чахлыми кустарниками. В салоне стало душно. Райан включил кондиционер на полную катушку. Проверил температуру за бортом и присвистнул: 105! Впрочем, ничего неожиданного. Лас-Вегас — оазис в пустыне, созданный гением, человеческим упорством, жадностью и азартом. Он будет ужинать в «Белладжио». Он будет трахать самого красивого и дорогого хастлера, которого только не лень будет найти.
Сначала он почувствовал запах. Неприятный, химический, будто горел пластик. Только потом он заметил на приборной доске тусклую красную лампочку. И в последнюю очередь увидел индикатор температуры двигателя, уверенно переползший в красную зону. Райан заревел. Свернул на обочину, вышел в душное пекло, открыл капот. Из утробы автомобиля, где по идее располагался двигатель, аккумулятор и другие полезные штуки, на него дохнуло едким жаром. Он не разбирался в двигателе, да и вообще ни в чём особенно не разбирался, однако смекнул: если двигатель перегревается, то надо залить в радиатор воды. Простой холодной воды, которой море вокруг, правда? А ещё лучше просто позвонить в сервис. За ним приедут и разберутся. Он оживил телефон. Связи не было.
Райан присел на обочину. Можно было дождаться любой попутной машины и попросить подбросить его до ближайшей точки, где есть связь. Можно было рискнуть и потихоньку покатиться вперёд, авось дотянет до ближайшей заправки. Всё-таки он не в джунглях Амазонки и не в Сибири. Можно развернуться и поехать назад, к сизым от выхлопа фривеям Лос-Анджелеса, которые внезапно стали вовсе не такими уж отвратными. Райан решил ехать вперёд. Кто-то когда-то говорил, что чтобы остудить двигатель, нужно включить печку в салон. Он так и сделал. Из щелей кондиционера его обдало сухим и вонючим жаром. Райан сбросил рубашку, остался в одной майке-алкоголичке, насквозь мокрой от пота. Потихоньку пополз вперёд, держа скорость на отметке 25 и не сводя глаз с индикатора температуры двигателя. Стрелка подрагивала в красной зоне, но дальше не двигалась. Рано или поздно ему встретится жильё. Рано или поздно будет у дороги ферма, заправка, магазин — да что угодно.
Встретился ему указатель: «Следующий пункт заправки: 45 миль». Внезапно он понял: это очень и очень далеко. Стрелка индикатора понемногу двигалась вправо, к концу шкалы, жара усиливалась, запах жжёной резины забивал ноздри. Его чёртова колымага умрёт прямо здесь, а связи по-прежнему нет, и помощи ждать неоткуда.
Справа вдруг появился указатель: «Талавера Спрингс». Хуже не будет, решил Райан и свернул с шоссе на дорожку поуже, но вполне себе ухоженную. Плохо было то, что дорога шла в гору. Движок утробно рычал, заветная стрелка достигла крайней отметки. Час спустя Райан снова остановился, поднял капот. Оттуда, из неведомых недр, уже выплывали клубы вонючего дыма. Связи всё ещё не было. Зато яростное белёсое солнце уже коснулось вершин гор, синеющих на горизонте. Райан вдруг почувствовал себя бесконечно, немыслимо уставшим. Он забрался в машину, оставив дверь открытой и погасив свет в салоне. Белое солнце в зеркале заднего вида теряло ярость, становилось жёлтым, оранжевым, красным. Жара стремительно спадала, и Райан вздохнул полной грудью. Было в этом что-то простое и достоверное, настоящее, противоположное искусственному комфорту «Белладжио» и рукотворному оазису Лас-Вегаса. Это просто дорога в пустыне, над которой летнее солнце катится к невидимому океану. Как только багровый диск исчез за горизонтом, жара спала. Райан закрыл дверцу и опустил сиденье. Завтра он продолжит путь. Завтра он подумает обо всём. А сейчас он слишком устал от жары, от дороги, от Санни.
Он проснулся перед рассветом от холода. Страшно хотелось пить. Райан опрокинул в рот остатки воды из бутылки и только потом понял: это его последняя вода. Тогда он проснулся окончательно. Распотрошил сумку, надел рубашку и пиджак. Повернул ключ зажигания. Мотор ответил серией сухих щелчков. Он пробовал снова и снова, пока не осознал: его машина мертва. Она не отдохнула в ночной прохладе, она умерла, не дождавшись рассвета.
«Тихо, тихо, тихо, — приказал он себе. — Сейчас не время для паники. Я застрял без связи, без еды и воды на дороге через пустыню. Есть три выхода: остаться на месте, идти назад или идти вперёд. Я свернул к этим блядостным Спрингс и проехал как минимум час. Как минимум двадцать пять миль. У меня нет воды. Я не дойду. Значит, единственный путь — вперёд».
Он не знал, как далеко эти самые Спрингс. Он не знал, есть ли там кто живой, или, может быть, это место давно обезлюдело. Он знал только одно: вернуться он не сможет. Вариант остаться на месте даже не пришёл ему на ум.
Райан положил в карман пиджака пакет с орешками, рассовал по карманам мёртвый телефон, бумажник, ключи от машины, тоже мёртвой. Пошагал по дороге, ведущей неведомо куда, к синим отрогам гор, через серую предрассветную пустыню. Было холодно, но Райан знал: это ненадолго. А потом над синим горным хребтом, над продрогшей за ночь пустыней встало солнце.
Сначала он считал шаги, но вскоре сбился со счёта. Потом снял пиджак, некоторое время ещё нёс его на плече, всё же дорогая вещь, клубный Барселини, но потом просто уронил на дорогу. Рубашку свернул наподобие куфии, накрыл ею голову и плечи. И вскоре понял, что умрёт. Вот так и умирают люди в пустыне, не в Сахаре, не в какой-нибудь Кара-блядь-неизвестно-где, а здесь, в Калифорнии. Каждый год люди замерзают на горных дорогах. Каждый год теряются туристы в пустынях, на опасных прибрежных тропах. То же случится и с ним. Он никуда не дойдёт. В мире Гугла, Айфона и Фейсбука он умрет от жары в пустыне в пятидесяти милях от спасения.
В полдень жар стал нестерпимым. Райан уже знал: он совершил ошибку. Что ему стоило купить билет на самолёт? Остаться на забитом машинами фривее? Вернуться назад? Он ошибся и заплатит за это жизнью. Дорога впереди переливалась неясным маревом, багровый туман наплывал с обеих сторон. Вскоре осталась только узкая тропинка света, по краям клубилась тьма цвета запекшейся крови. Как это глупо, в век высоких технологий умереть в пустыне! Был у него один друг, он шёл Пи-Си-Ти****. Чтобы успеть преодолеть расстояние от мексиканской границы до канадской, ему приходилось проходить по тридцать миль в день. Райан не сможет. Без воды он умрет.
Очень хотелось сесть, упасть на горячий песок, закрыть глаза. Но что-то непонятное держало его на ногах и гнало вперёд. Может быть, тот блек-джек с мамой. Может быть, первая ночь с Санни. А может быть, тот кубок за первое место по гребле, который он, капитан сборной Йеля, с такой гордостью поднял над головой… Это было сто лет назад. Это было.
Смутные видения сменяли друг друга, проплывали в плавящемся от жара воздухе. Женщина с горящими волосами. Человек с головой ворона и чёрными крыльями. Койот, летящий над землёй. Райан не замечал сбитых в кровь ног. В сравнении с жаждой боль была такой мелочью. Он просто сказал себе: «Туфли от Сантони не лучшая обувь для пеших прогулок по пустыне». Это было даже немного смешно. За те деньги, что он заплатил за эти туфли, можно было дважды слетать в Лас-Вегас первым классом. Это было смешно, и Райан смеялся. Потом он плакал, потом пел. Потом просто шёл вперёд. А потом сел на обочину дороги и стал смотреть, как удлиняются тени и вечер спускается с горных вершин, всё таких же далёких. Ему не было ни холодно, ни жарко, ни больно, ни грустно. Было только немножко любопытно: что же там светится впереди, будто два жёлтых глаза ползут через пустыню? Впрочем, и это было таким пустяком.
* IPO — innitial public offering — первая публичная продажа акций компании.
** Golden Gate — мост Золотые ворота. Ведёт из Сан-Франциско на север, в графство Марин.
Глава 2
Открыть глаза удалось не сразу. Веки будто слиплись, ресницы склеились намертво. Потом в узкую щель просочился яркий свет. Райану стало любопытно. Он увидел над собой белый потолок, скучный, ни одной щели, а на нём — жёлтый круг света. Он понял, что лежит на чём-то мягком, что под головой у него подушка, а ноги укрыты пледом. Собрался с силами, повернул голову и увидел мужчину, а вернее, довольно молодого парня, сидевшего рядом на стуле. Парень дремал, что позволяло рассмотреть его как следует. Райан решил, что парень походит на латиноса: ровная смуглая кожа, чёрные волнистые волосы, собранные в небрежный хвост, тонкий нос с чуть заметной горбинкой. Длинные и пушистые ресницы подрагивали, резко очерченные губы были чуть приоткрыты. Этот парень, дремлющий у его кровати, показался Райану удивительно красивым. Так может быть красив только ангел, спасший тебя от верной смерти. Он поднял руку, чтобы протереть горящие глаза, и вдруг заметил иглу, торчащую из сгиба локтя, приклеенную к коже прозрачной лентой. Как любой совершенно здоровый человек, никогда не имевший дела с госпиталями, он побаивался этих всех шприцев, игл и прочих медицинских орудий пыток. Но стоило только попытаться вытянуть иглу, как осторожная рука легла ему на предплечье и хрипловатый голос проговорил:
— Не надо. Оставь.
Райан встретился взглядом с яркими зелёными глазами, странно светлыми на смуглом лице. Парень улыбнулся, ободряюще кивнул и продолжил:
— Ты обезвожен. Я поставил тебе капельницу с физиологическим раствором. Пусть всё выльется, тогда и достанем.
Райан хотел что-то сказать, но язык ещё не слушался его, будто присох к гортани. Он облизал обожженные губы. Их тотчас же коснулась соломинка. Он присосался к ней жадно и огорчённо застонал, когда она исчезла. Голос зазвучал снова:
— Много пока не надо, стошнит. Значит, так. Я — Андрес Талавера. А это моё ранчо Талавера Спрингс. Я нашёл тебя в восьми милях отсюда, и было это примерно четыре часа назад. Хотел отвезти в госпиталь в Форт Ирвин, но побоялся, что не довезу. Ты был без сознания. Посмотрим. Если к утру тебе не станет лучше, придётся всё же везти.
— Мне уже лучше… — прохрипел Райан.
— Отлично! — раздался довольный ответ. — Мне нужно ещё что-то знать? Может быть, ты был не один? Кому-то ещё нужна помощь?
— Нет, один, — каждое следующее слово давалось чуть легче, хоть горло всё ещё казалось засыпанным песком. Как и глаза. — Я послушался Гугла, поехал по какой-то дурацкой дороге, хер её знает…
— Голдстоун, какая же ещё…
— Ну вот. А тут у меня мотор перегрелся. Я и решил свернуть к тебе, поворот увидел. Сколько от дороги до тебя?
— Пятьдесят две мили… — извиняющимся тоном проговорил парень.
— И тебе не приходило в голову написать это на твоём указателе? — Райан даже приподнялся на локте, поражённый таким известием.
— Да, ты прав, конечно! Надо было написать. Завтра же поеду напишу от руки. А потом закажу себе другой указатель, с цифрами. Так что, твоя машина сдохла?
— Стала колом вчера вечером, — кивнул Райан. — И тут я ошибся. Надо было идти ночью. Тогда я бы дошёл.
— Нет, это хорошо, что ты ночью не пошёл, — заспорил латинос. — Ночью здесь койоты да и всякая другая нечисть.
— Как бы то ни было, я всё равно не дошёл. Если бы не ты…
Голос вдруг снова отказал. Защипало глаза, перехватило горло. Но парень сделал вид, что ничего не заметил.
— Да, нам обоим повезло, — заметил он серьёзно. — Я и сам редко выхожу из дома под вечер. А вчера у меня лошадка пропала, вот я и прыгнул в АТВ*, поискать, пока ночь не наступила.
— Нашёл?
— Нет, — вздохнул парень. — Зато тебя нашёл. Вот смотри, всё. Снимаю капельницу.
Он ловко вынул иглу из руки, зажал крохотную ранку кусочком марли. Райан сел, справился с головокружением. Признался:
— Мне нужно воспользоваться твоими удобствами. Надеюсь, они не на улице?
— Я помогу, — кивнул хозяин, на провокацию не поддаваясь.
И действительно помог, крепко взял под локоть, подставил плечо, обхватил за талию. Он оказался не слишком высоким, почти на голову ниже Райана, но зато крепким, жилистым и сильным. Способным вытащить его тушу из АТВ и донести до дивана.
У заветной двери предупредил:
— Не запирайся на всякий случай.
В маленькой и чистой ванной комнате пахло травами. Райан поглядел на себя в зеркало. Лицо, конечно, покраснело от солнечного ожога, губы потрескались, глаза будто у алкоголика, красные и опухшие. Лицо и руки были чистыми, а вот остальное тело будто извалялось в пыли. Впрочем, так оно и было.
— Я приму душ, хорошо? — крикнул в приоткрытую дверь.
— Помощь не нужна? Ладно, только будь осторожен…
После душа полегчало. Вышел, держась за стенку, огляделся. Гостиная ему, пожалуй, понравилась. Сочетание бежевого с терракотовым, мебель тёмного дерева, пол выложен каменной плиткой, на ней — яркий плетёный коврик, явно индейской работы. На стенах гравюры на дереве, сценки из жизни индейцев. Понравился и хозяин, накрывающий на стол. Чай, какие-то лепёшки, ветчина, сыр. Райан сел за стол и наконец-то выдохнул:
— Карлос, спасибо тебе большое. Ты меня…
— Андрес, — он ответил быстрой улыбкой. — Меня зовут Андрес.
Райан закрыл лицо ладонью. Вот это плохо. Мало того что не запомнил имени, так ещё и ткнул в то, что парень — латинос. Но тот не обиделся, заговорил, как гостеприимный хозяин:
— Попробуй что-нибудь съесть. Вот смотри, я сам делал гуакамоле. Не слишком остро? Или просто возьми батона с вареньем.
Райан попробовал всего понемногу. Выпил чашку травяного чая. Принял две таблетки обезболивающего. Стараясь не заснуть прямо за столом, спросил:
— Андрес, мне нужно звонить в сервис, выручать машину. Где здесь есть связь?
— Можно поехать к моему дяде, на ранчо Моралес, у него есть связь. Это двадцать две мили. За час на АТВ доедем. В Хеленсвилл чуть дальше, но зато дорога лучше, можно на машине доехать тоже за час. Но можно сделать иначе. Я завтра поеду на грузовике и отбуксирую твою машину сюда. По пути заеду за Пако, есть у нас такой мастер на все руки. Он посмотрит, может, и починит. Если доверишь, конечно. Или у тебя какой-нибудь крутой аппарат?
— Да нет, сиарвишка старая. Доверю, конечно!
— Вот и отлично. Пойдём, покажу тебе вторую спальню. Я сам там спал, когда маленький был. Теперь-то, конечно, в отцовской.
— А где отец? — спросил Райан, шагая вслед за хозяином по коридору.
— Нет отца…
Кровать была узкой, матрас жёстким. Райан вытянулся со стоном, всем телом, каждым волоском ощущая прикосновение чистой простыни, запах дерева и горьких трав. Он был жив, и спас его этот парень, который ведёт себя так, словно ничего не произошло. Как будто он просто выпил с друзьями и теперь не хочет садиться за руль…
Утро разбудило его поцелуем, очень влажным и горячим. Райан открыл один глаз и увидел улыбающуюся пасть, влажный розовый язык, чёрный блестящий нос.
— Коко, придурок, ты что здесь делаешь? — послышался шёпот за дверью.
— Андрес, доброе утро, — зевнул Райан.
— Доброе, — дверь открылась, и на пороге появился хозяин.
Подняв руки, он завязывал хвост. Райан глядел на его обнажённые плечи, на кубики пресса под короткой задравшейся майкой, на белозубую улыбку на смуглом лице и думал, что в любом клубе Сан-Франциско такого мальчика облизали бы с ног до головы. А он сидит здесь, в пятидесяти милях от ближайшей захудалой дороги, на пыльных, раскалённых солнцем камнях.
— Поспи, ещё рано. Мне нужно смотаться на посадку, буду где-то через час. Придурка этого с собой возьму, чтоб не лез к тебе.
Скрылся за дверью и снова заглянул, усмехнулся хитро:
— А моя пижама на тебе ничего так, миленько.
Ночью Райан даже не обратил внимания на то, что досталось ему вместо пыльной и потрёпанной одежды. Оказалось, действительно пижама. Весёленькой расцветки: на голубом фоне чёрные барашки. Просторные штаны до колена, куртка едва достаёт до пупка. Он погладил себя ладонью по животу, тихо засмеялся. Неужели в этом мире есть где-то «Белладжио», партнёры Клеменс и Хоровитц, квартира в Сан-Франциско?
Зачем ему ехать в Вегас? Разве это не самая лучшая перезагрузка? Абсолютно точно: прежняя жизнь закончилась, а новая ещё не началась.
До возвращения хозяина он успел принять душ, сварить кофе и поджарить тосты. А потом услышал грохот АТВ во дворе и вышел на крыльцо. Андрес вернулся не один. С пассажирского сиденья спрыгнул странный тип в широкополой ковбойской шляпе и, ковыляя на страшно кривых ногах, направился к дому. Андрес подошёл следом, сдёрнул бандану, закрывающую нижнюю часть лица, и представил своего спутника:
— Это Пако, он посмотрит твою машину. Пако, это Райан, мой гость, я тебе про него говорил. Позавтракаем и двинемся!
Райан сменил пижаму на баскетбольные шорты и футболку с надписью «Рэйдерс», и то и другое не новое, но чистое и вполне подходящее по размеру. Поехали так: Райан с Андресом в кабине небольшого грузовика, следом Пако на АТВ. Андрес пояснил:
— По пустыне в одиночку лучше не шляться, да и запасной транспорт желательно иметь. Вон за сиденьем видишь канистру? Два галлона воды. Без неё никуда.
— Разумно, — согласился Райан. — А ты что, на ранчо один живёшь?
— Нет, ещё Мануэль и Фелиситас, муж и жена. Были ещё двое, но они… переехали. Мануэль следит за водой и посадками, Фелиситас за домом и огородом. Да и Пако живёт недалеко, всего в трёх милях. Хотя он редко бывает дома, вечно бродит где-то. Но за него можно не волноваться, он ведь индеец, тимбиша. Каждую тропку здесь знает. А в резервации жить не хочет, говорит, слишком много индейцев, ха-ха. Резервация, если ехать от нас к базе Мохаве, то в двенадцати милях, но дорога плохая, лучше ехать до Хеленсвилла, а потом по тридцать пятой…
Райан слушал бойкую болтовню вполуха. Он всё ещё не мог забыть, что только вчера шёл по этой выжженной земле, шёл навстречу смерти… Сейчас он был бы уже мёртв. Его тело растерзали бы койоты, и он никогда не увидел бы вот этого пересохшего ручья, этого камня, похожего на выброшенную на берег лодку, этого удивительного парня. Андрес будто прочёл его мысли, сказал негромко:
— Вот здесь я тебя нашёл. Видишь, где белые камни? Может быть, остановимся, посмотрим, не уронил ли ты чего? А то вчера в темноте…
— Не надо, — перебил его Райан. — Давай лучше засечём расстояние. Мне интересно, сколько я прошёл вчера.
Они замолчали, и тишина показалась Райану гнетущей. Как будто призрак того, кто умер на белых камнях, брёл за ними по мёртвой пустыне. Он спросил:
— А что здесь ещё есть? Ну, я помню, ты говорил: ранчо Моралес, Хеленсвилл, Форт Ирвин, Мохаве.
— На моей земле есть миссия! — гордо заявил ранчеро.
— Есть что? — не понял Райан.
— Миссия! Ну, помнишь, в школе проходили: отец Хун<b>и</b>перо Серра построил миссии от Сан-Франциско до Лос-Анджелеса? Ну, Кармел, Сан-Луис-Обиспо, Святого Антонио Падуанского? Вот, а здесь — миссия Пресвятой Богородицы Пиларской. Руины, конечно, но многое осталось, фрески над царскими вратами сохранились. Хочешь, поедем посмотрим?
— Конечно, это поразительно! — охотно согласился Райан.
— Вот, это на моей земле, недалеко! — обрадовался Андрес. — А ещё рыбу можно ловить в пруду, тоже близко, прямо за садом. И чуть дальше на север, ближе к Орлиному Кряжу есть горячие источники. Тоже можем поехать. Туда лучше верхом. Ты ездишь верхом?
Говорили о лошадях, о которых Райан знал в основном по книге «Мустанг-иноходец» и по фильму «Сибискит», потом об АТВ, о которых ему было известно немного больше, он даже катался на них однажды в Писмо-Бич, о горячих источниках и о рыбалке. Говорили так, будто знали друг друга всю жизнь, а Райан с неясной и всё ещё платонической жадностью разглядывал руку Андреса, переключающую передачи, тонкие мышцы под смуглой кожей, тёмный пушок на предплечье, на вид такой мягкий. Выбившуюся из хвоста прядь, упавшую на плечо. Аккуратное, будто детское ухо с дыркой для серьги.
А потом за поворотом серым холмом показалась машина, странно неуместная среди выжженных камней и почти родная. Райан подбежал к ней, нырнул в пекло салона, снова попробовал завести: ну а вдруг? Не тут-то было… Взял с заднего сиденья сумку с вещами, забрал из бардачка регистрацию и солнечные очки. А там и Пако подоспел. По-хозяйски поднял капот, заглянул в пыльное нутро мёртвой сиарвишки и заговорил по-испански. Андрес оборвал его твердым: «Ingles!»
К удивлению Райана, опять заговорили о лошадях, в частности, о пропавшей лошадке по имени Мокка. Из разговора он узнал много интересного. Что объезжать лошадей — это дело молодёжи, а человеку преклонных лет вроде Андреса лучше заплатить кому-нибудь пару сотен, чем потом ходить с сотрясом и трещиной в рёбрах. Что Мокке никогда не стать хорошей ездовой лошадью, но зато её можно использовать как племенную кобылу, хотя вообще-то разводить паломино — работа для дураков или богатых бездельников. Что лошади такой масти все как одна отличаются весёлым и добрым нравом и беспримерной глупостью, что бы там ни плёл Рой Роджерс**, а стало быть, ездить на них прикольно, но не более того.
Неожиданно прервав лошадиный разговор, Пако обернулся к Райану:
— Первое и самое простое — полетел вентилятор. Радиатор тоже нужно прочистить, но это ладно. Я бы заменил и термостат. Тоже мелочи жизни. Главное — головка блока. Видишь, прокладка прогорела? Надо менять и головку, и прокладку.
Райан поморгал. Глаза всё ещё резало. Надел тёмные очки. Вроде бы от него ждали реакции. Плохо, что об устройстве двигателя он теперь знал намного меньше, чем об особенностях лошадей паломино. Выручил Андрес:
— Ты мог бы починить? Возьмёшься? Мы заплатим, конечно.
— Надо заказывать детали. Ехать в Хеленсвилл к Чаку, там проставить ему и парням…
— Пако, берёшься или нет? Я дам тебе грузовик сгонять в Хеленсвилл.
— Сегодня не получится всё равно. Уже поздно, к тому же у меня дела…
— Завтра сможешь? — не отставал Андрес.
— Ладно, — решил Пако, — давай её отбуксируем к тебе, а завтра я смотаюсь в город, перетру с Чаком, там видно будет…
— Замётано, — кивнул Андрес.
Райан даже удивиться не успел, как всё решилось без его участия. Впрочем, он всё равно ведь решил менять машину. Пусть Пако и Чак с его парнями хоть соплями её склеят. Главное, чтобы она дотянула до Сан-Франциско и своим ходом въехала в ворота дилершипа «Ламборгини»…
Андрес ловко развернул грузовик, достал из кузова трос. В процессе связки двух машин Райан тоже не участвовал, но потом Андрес обратился к нему:
— Тебе придётся сесть за руль твоей машины. Ехать на буксире потруднее, чем своим ходом, но ты справишься лучше, чем Пако, ведь это же твоя машина. Да ладно, не волнуйся! Не позволяй машине съехать с дороги и, самое главное, не заедь мне в зад!
Хлопнул его по плечу и прыгнул в кабину грузовика. Райан послушно залез в мёртвый салон своей машины. Поставил передачу на нейтраль. Машина тотчас же двинулась вниз. Нажал на тормоз, остановился. Ничего, справится. Поехали довольно медленно, целым кортежем: грузовик, хонда, АТВ. Райан понемногу приспособился. Если бы они ехали по нормальной городской улице, а то ведь верблюжья тропа какая-то! Но ничего, приноровился. Стал думать об Андресе. Вот ведь молодой парень, моложе его. Лет двадцать пять-двадцать семь. А насколько же лучше он приспособлен к жизни! У него своя земля. Он так и говорит: «Моя земля». Он ездит верхом и водит любые колымаги по этим немыслимым дорогам. Он даже умеет ставить капельницы. По всем критериям реальной оценки личности, не по тем искусственным параметрам, которыми любит оперировать современное общество: образование, финансовое благополучие, связи, — а по независимым характеристикам, позволяющим выжить в любой среде, Андрес — исключительная личность. И ценность такой личности несоизмерима с ценностью его, Райана, особы, насквозь пропитанной именно этими фальшивыми, наносными атрибутами современного человека… И это совсем не важно, что у Андреса неухоженные руки и небритые подмышки, что он никогда не бывал в солярии и наверняка не знает, что такое эпиляция. И как непосредственно, как просто он сказал: «Не заедь мне в зад». Вот он, чистый, не испорченный цивилизацией, настоящий мужчина! Впрочем, о чём только не подумаешь, когда тебя буксируют по дороге через пустыню…
Когда они подъехали к дому, солнце уже стояло в зените. Пако сразу объявил, что сиеста — это святое. С ним никто не спорил. На пороге дома стояла женщина средних лет и уютной комплекции. Андрес тепло обнял её за плечи и представил:
— Фелиситас, это наш гость Райан. Райан, Фелиситас — единственная дама на двадцать миль в округе. Наша хозяйка и королева.
Женщина довольно рассмеялась, проговорила красивым грудным голосом с заметным испанским акцентом:
— Добро пожаловать в Талавера Спрингс, Райан. Мальчики, мойте руки и садитесь за стол.
Обед был такой, что после него надо было действительно отдохнуть, серьёзно и вдумчиво. Лёжа на узкой мальчишечьей кровати, Райан какое-то время и вправду думал. Что острая пища характерна для южных регионов, ведь она заставляет потеть, а следовательно, охлаждаться. Что так, простите за выражение, жрать могут только люди, занимающиеся физическим трудом, расходующие за день больше калорий, чем самый фанатичный качок в спортклубе. Что когда Андрес улыбается, у него на правой щеке появляется ямочка. Причём только на правой. А потом он заснул, и это был самый сладкий сон с того самого дня, когда Санни собрал вещи.
Глава 3
Разбудил его Андрес, а вернее — стакан воды, который парень протянул ему, полусонному. Вода была прохладной и восхитительной на вкус.
— Тебе надо много пить, Райан, — сказал Андрес негромко, но тотчас же встрепенулся. — Не передумал ехать в миссию? Или, если хочешь, завтра? Мañana* — девиз всех ранчеро пустыни Мохаве.
— Нет, поедем, — ответил Райан, просыпаясь. Странно, но когда он смотрел на Андреса, хотелось всё время улыбаться. Он и улыбался. — Верхом?
— Нет, на АТВ. Так быстрее. Верхом на горячие источники поедем.
И Райан, одеваясь в просторные льняные брюки и лёгкую белую рубашку навыпуск, с удовольствием думал, что они поедут на источники. Может быть, завтра или через неделю, но поедут. И это будет замечательно.
Солнце всё ещё палило нещадно. Андрес выдал ему широкополую соломенную шляпу, бандану, чтобы закрыть лицо, и, словно извиняясь, сказал:
— Если мы хотим вернуться засветло, нужно ехать сейчас. Здесь очень быстро темнеет.
Ехать на АТВ Райану понравилось. Не слишком быстро, но ветер обдувает, к тому же создаётся такая иллюзия слияния с ландшафтом, которая в салоне автомобиля просто недоступна. А пустыня понемногу поднимала пыльную вуаль, позволяя разглядеть свою особую, ни на что не похожую красоту. Острую, как обломки молодых гор, темнеющие вдали. Жёсткую, как листья синеватой травы, выросшей у пересохшей лужи.
Миссия была видна издали. Построенная из такого же жёлто-белого камня, из которого состояла вся видимая реальность до самого горизонта, она тем не менее показалась Райану очень инородным предметом. От некогда большой церкви остался угол, составленный двумя высокими стенами. Сохранился и фундамент церкви, можно было угадать и очертания внешних стен. За церковью под осыпающимся откосом стояли коробки приземистых зданий, видимо, жилых или складских помещений. Они сохранились лучше всего. Странным холодом веяло от раскалённых на солнце камней, холодом не внешним, внутренним. Они перешагнули невысокий остов стены, чёрной у основания.
— Здесь был пожар? — негромко спросил Райан.
— Да, — так же тихо ответил Андрес.
Обогнули каменное крошево давно разрушенной стены и вышли на сравнительно ровное пространство, которое, видимо, было когда-то центральным нефом храма. Райан понял, что ошибся, посчитав церковь полностью разрушенной. Глубокая ниша апсиды, или алтарного выступа, темнела в стене, справа угадывались очертания колонн бокового нефа. Для своего времени эта церковь была огромной. Даже такая, полустёртая огнём, она казалась здесь поразительно чужой.
— Профессор Нортон! — вдруг крикнул Андрес и помахал рукой.
И только тогда Райан увидел в тени апсиды невысокую фигуру, тоже бело-жёлтую, полностью сливающуюся с камнем, любому хамелеону на зависть.
Вблизи человек, названный профессором, оказался типичным старым хиппи, такого можно увидеть на улицах Беркли в любое время суток. Райан давно составил мнение о подобных людях, считая их наглядным доказательством того, что не следует курить ганджу целыми днями и смешивать кислоту с грибами тоже не стоит. Но Андрес отнёсся к типу с мышиным хвостиком седых волос тепло и уважительно, представил его профессором истории, и Райану ничего не оставалось, как только пожать сухую и крепкую птичью лапку старика. В его очках а-ля Джон Леннон отражалась ниша апсиды. Райан тихо ахнул:
— Смотрите, там же фреска!
— А я тебе что говорил! — воскликнул Андрес, такой гордый, будто он эту фреску сам же и нарисовал.
Райан ничего не понимал в живописи, тем более во фресках восемнадцатого века. Но изображение Мадонны показалось ему странным. Обычно кроткий и светлый образ виделся грозным и величественным, в красках, даже поблекших и полустёртых, угадывалась насыщенная и тёмная гамма. Младенец на руках Богородицы — грязное пятно обвалившейся штукатурки. В этом было что-то кощунственное: Мадонна без ребенка. А ещё на её плече сидел ворон. Это изображение как раз сохранилось хорошо. Даже слишком хорошо.
— Профессор, а насколько типично такое изображение Пречистой Девы?
— Совершенно нетипично! — обрадовался профессор. — И вообще, эта миссия совершенно уникальна! Вот посмотрите, как расположены другие Калифорнийские миссии, практически все вдоль побережья, разве что Сан-Хуан-Батиста чуть восточнее. И это почему? Да потому что там жили олоне, развитая культура, большие племена, многочисленные. Вот это я понимаю, паства, добыча для миссионера! Но для чего же строить миссию здесь, вдалеке от дорог, в сердце пустыни? Здесь, где на огромных пространствах живут тимбиша, немногочисленные, разрозненные, не имеющие влияния племена. Это самая большая странность, но не единственная. Посмотрите на эти пропорции. Фигура Богородицы возвышается, подавляет… эта краска — индиго, а ведь во фресках той поры использовался в основном кобальт…
— А ворон — это разве типично? — перебил Райан. — Я не встречал этого образа в иконописи.
— Нет, конечно, нет! Ворон никак не связывался с образом Пречистой Девы! Более того, эта птица всегда считалась дурным вестником, спутником смерти… В крайнем случае — инструментом мести. Помните, Притчи 30:17 «Глаз, насмехающийся над отцом и пренебрегающий покорностью к матери, выклюют вороны дольные и сожрут птенцы орлиные!»
— Нам пора, — вдруг заявил Андрес. — Нам нужно возвращаться, если мы хотим добраться засветло. Профессор, вас подвезти?
— Нет, нет, не стоит, мальчики! За мной приедут из форта Ирвин, я теперь там базируюсь, так сказать. Гостеприимство ранчо Моралес себя изжило, увы…
— Интересно, почему дядя выгнал профессора?.. — задумчиво проговорил Андрес, когда они возвращались к машинам. — Они вроде бы так хорошо дружили, прямо душа в душу.
Но Райана беспокоило другое. Миссия в центре пустыни, странное и даже зловещее изображение Мадонны, ворон на её плече — во всём этом было что-то жуткое, тёмное и таинственное. То, что одновременно пугает и манит.
К дому подъехали ещё засветло, но длинные тени уже протянулись через двор от крыльца до гаража, от огромного сухого дерева до конюшни. Из дома им навстречу выскочил Коко, здоровый коричневый лабрадор, принялся прыгать вокруг, повизгивая от радости и вываливая розовый язык. Андрес с тихим смешком оглядел белую рубашку и светлые брюки Райана, покрывшиеся слоем жёлто-серой пыли. Заметил:
— Да, здесь совершенно точно не Вегас. Иди в душ первым, я пока АТВ в гараж загоню.
Принял прохладный душ, надел те же баскетбольные шорты, прошёл в гостиную, оставляя на полу влажные отпечатки. На плите стояло что-то, накрытое плотным полотенцем. Пахло оно изумительно. Коко вернулся в дом, с тяжёлым вздохом рухнул на коврик у камина. Устал бедолага. Райан немного подумал и решил накрывать на стол.
Ужинали вдвоём, запивая карне асада светлым мексиканским пивом. Райан подумал, что ему странно легко и уютно рядом с этим малознакомым парнем. Не возникало неловкости при паузах. Не вызывало дискомфорта даже то, что свалился ему как снег на голову, нарушил все планы, переложил на его плечи все свои хлопоты и проблемы, а теперь сидит и жрёт чужую еду. Как будто между спасителем и спасённым и вправду возникает какая-то почти кровная связь, как будто теперь они — побратимы. А может быть, предложить Андресу переехать в город? Что ему сидеть на этих раскалённых камнях? Райан мог бы ему помочь найти квартиру, работу…
— Андрес, ты здесь всю жизнь прожил? — начал он издалека.
— Нет, — охотно поддержал разговор ранчеро. — Мама с отцом развелись, когда я был совсем маленьким. А может, и не развелись официально, но мама переехала в Эл-Ай и меня забрала с собой. Когда она умерла, мне было двенадцать. Тогда я вернулся к отцу, сюда. Можешь себе представить, какой это был шок для городского пацана. Но ничего, привык быстро. Лошади, рыбалка, гремучие змеи, АТВ, мотоцикл. Правда, и это скоро кончилось. Здесь ведь нет высшей школы, а отец меня учить не мог. Поэтому отдал в интернат в Барстоу. Это были не лучшие годы моей жизни. Видишь ли, я хорошо учился. Что на фоне остальных в том заведении было нетрудно. А хорошие оценки не добавляли популярности. К тому же я был мелким, это потом уже вытянулся.
«Не особенно вытянулся», — подумал Райан, с явным удовольствием рассматривая собеседника.
— Правда, потом я поступил в Беркли, закончил, работал в Долине. А год назад отец умер. Мне пришлось вернуться.
— Да ну? — не поверил Райан. — Ты закончил Беркли? А где ты жил в Долине, где работал?
Но Андрес уже не слушал его. Чуть приоткрыв рот, он обернулся к окну и застыл, прислушиваясь к чему-то за тёмным стеклом. Насторожился и Коко, низко заворчал, подошёл к двери, поскрёб её лапой. Потом и Райан услышал неясный звук, похожий на шум ветра, но какой-то странный, рваный. Шум приближался, и другой звук послышался в нём: стук копыт по камню. Лицо Андреса утратило все краски, превратившись в маску цвета старой слоновой кости. Он вскрикнул коротко и гневно, вскочил, перевернув стул, и бросился в прихожую, где что-то загрохотало, опрокинувшись. Райан поспешил следом. Едва ступив за дверь, он услышал выстрел, за ним другой. Он замер на пороге. Мир утратил реальность, превратившись в болезненно-яркую галлюцинацию. Андрес стоял в центре залитого ярким светом двора. Вскинув ружьё, он дважды выстрелил куда-то вверх, перезарядил, выстрелил снова. Райан проследил взглядом за направлением выстрелов и задохнулся. Десятки, сотни воронов кружили над мёртвым деревом, садились на его ветви, испуганные выстрелами снова взмывали в ночное небо, растворяясь в темноте. Но тут же другие птицы попадали в лучи света, орали хрипло и страшно, садились на ветви, падали под выстрелами и бились на камнях двора. Коко с рычанием рвал подранков, летели в стороны чёрные перья. А по двору, бросаясь из стороны в сторону, налетая на стены, металась обезумевшая от ужаса лошадь. Её светлую спину пересекали чёрные полосы. «Сейчас она затопчет его!» — в ужасе подумал Райан и не раздумывая бросился вперёд. В два прыжка пресёк двор, схватил Андреса за плечи. Тот с криком обернулся и, кажется, его не узнал.
— На крыльцо! — заорал Райан. — Лошадь! Затопчет!
И вдруг всё стихло. Вороны исчезли. Замерло вдали хлопанье крыльев и хриплое карканье. Выбежал во двор круглый низкорослый человек, принялся ловить лошадь. Андрес молча сунул ружьё в руки Райану.
Вдвоём они сумели остановить лошадь и накинуть ей на шею верёвку. Подошёл и Райан. Видимо, это и была пропавшая Мокка, паломино лошадка, которой не суждено было стать хорошей верховой. Кровь, запекшаяся на золотистой шкуре, казалась чёрной. Лошадка дёрнула головой, и Райан с трудом сдержал крик. Вместо глаз на её морде чернели кровавые провалы.
Глава 4
Работник, кажется, его звали Мануэлем, увёл лошадку на конюшню. Андрес и Райан молча подобрали вороньи тушки, сбросили их в силосную яму. Райан видел, как Андрес быстрым жестом свернул шею ещё живому ворону.
Вернулись в дом, долго мыли руки на кухне. Потом хозяин достал из шкафчика початую бутылку виски, щедро плеснул в два стакана. Устроились там же, на кухне. К прерванному ужину возвращаться не хотелось.
— Это Мокка? — прервал молчание Райан.
— Да, — тихо ответил Андрес. — Мануэль вколет ей снотворное. Завтра отвезу её в каньон. Там пристрелю.
— А может быть… — начал Райан, но ранчеро прервал его резким:
— Не может! Слепая лошадь здесь не выживет. Измучается и всё равно погибнет.
Снова замолчали, теперь надолго. Слышно было, как бегает по двору Коко, порыкивает на невидимых врагов. Хлопнула дверь конюшни — это прошёл Мануэль, возвращаясь к себе. Заговорил Андрес:
— Вот как мы поступим. Отбуксируем твою машину в Хеленсвилл. Оттуда ты позвонишь на «Хонду», спросишь, где ближайшая мастерская. Если недалеко, я тебя туда оттащу, в противном случае закажешь перевозку. Там есть гостиница, в Хеленсвилле, дерьмовая, но есть.
Вот и закончилось его приключение. Закончилось плохо, страхом и кровью. Но как же жаль, что закончилось.
— Андрес, — заговорил Райан так, как обычно говорил с судьями и адвокатами противоположной стороны, — я знаю, что свалился тебе на голову, заставил тебя потратить кучу времени и всё ещё продолжаю доставлять тебе неудобства. Но не можем ли мы вернуться к первоначальному плану? Не потерпишь ли ты моё присутствие в твоём доме, пока Пако не починит мою машину? Или пока не убедится, что не сможет этого сделать. Мне, право, неудобно тебя просить, я и без того в долгу у тебя неоплатном…
— Как ты не понимаешь? — Андрес стукнул о столешницу опустевшим стаканом. — При чём здесь долг? Разве ты не видишь? Здесь опасно, Райан. Опасно. Здесь творится всякое… нечисть всякая. Ты же видел их!
Райан заглянул в лицо Андреса. В его глазах метался яростный, с трудом сдерживаемый ужас.
— Я видел стаю ворон. Они выклевали глаза твоей лошади и поцарапали её шкуру. Очевидно, я не обладаю достаточно полной информацией или же не способен сделать из неё правильные выводы. Помоги мне, пожалуйста. Расскажи мне, что ты знаешь об этих воронах.
Андрес кусал губы. Райан видел, как остаются от зубов бледные отметины, как нервно дёргается кадык. Наконец, ранчеро заговорил:
— Всё началось с миссии. Наверное, с неё. Её построил отец Доминик Эрнандес, компаньон и ученик отца Серры. Он унаследовал от своего учителя твёрдость веры и превзошёл его в жестокости. Миссии вообще были жестокими заведениями, по сути дела, тюрьмами. Индейцев заставляли работать, молиться, наказывали за провинности и, главное — не позволяли им уйти. Во дворе нашей миссии был вкопан крест для наказаний. Провинившегося привязывали к кресту, секли кнутом до крови и потом оставляли на солнцепеке и на всю ночь до следующего утра. Многие умирали. Фундамент этого креста виден до сих пор, как и его сгоревшие остатки. А потом случилось то, что случалось в каждой миссии. Эпидемия. То ли оспа, то ли корь, кто теперь знает. Монахи пытались лечить свою паству, ну как лечить — ухаживать. Лечения не было тогда от этих болезней. Те, кто ещё не успел заразиться, пытались бежать. Их ловили и возвращали, возвращали на верную смерть.
Андрес встал, принёс бутылку, разлил остатки виски. Виски был торфяной, Райан такого не любил. Но отказаться было невозможно. Виски стал единственным проводником из мира мифов в реальность. Рассказ продолжился.
— При каждой миссии имелся небольшой отряд солдат. Капитаном отряда Пресвятой Богородицы Пиларской был мой предок дон Алонсо Талавера де ла Рейна. Он полюбил одну женщину, индианку. Он вывел её из заражённой миссии и помог ей бежать. Она была единственной, кто спасся из этой ловушки.
— Единственной? — не поверил Райан.
— Да, — твёрдо ответил Андрес. — Из индейцев не выжил никто. Умерли и многие монахи, и солдаты. Выжили, видимо, только те, кто раньше переболел лёгкой формой этой заразы. Таких осталось немного. Я не знаю, был ли дон Алонсо в их числе. И вот, когда последний индеец был предан земле, на миссию напало племя. Они не оставили в живых никого: ни монахов, ни солдат, — а миссию сожгли. Это было странное племя, не похожее на местных тимбиша. Их лица были выкрашены сажей, а в волосах они носили вороньи перья. Их вождь не был человеком. Им был тотемный дух по имени Макунго. Человек с головой ворона.
Андрес хлебнул виски, с трудом проглотил, на мгновение зажал рот ладонью, будто боясь то ли заплакать, то ли выплеснуть весь тёмный ужас этой бесконечной ночи. Райан видел, как он справился с паникой и заставил себя снова заговорить.
— Но это ещё не конец. Это только начало. Макунго поклялся отомстить всем потомкам тех, кто погубил его племя. Я уверен: он убил моего отца. Теперь моя очередь. Я — последний Талавера. Потомок дона Алонсо и той индейской женщины, которую он спас.
Андрес поднял голову и взглянул Райану в лицо. В его глазах больше не было ни боли, ни страха. Только спокойная и горькая обреченность.
Андрес опьянел в одно мгновение. А вернее, не опьянел, а обессилел. Уронил голову на руки, тяжело вздохнул и затих. Райан отнёс своего спасителя в хозяйскую спальню, уложил на кровать, застеленную ярким индейским покрывалом. Разул, осторожно повернул на бок и накрыл краем того же покрывала. Страшно не хотелось оставлять его одного. Райан включил маленький ночник с рисунком воющего койота на абажуре и прилёг рядом с Андресом, не касаясь его, оставляя между ними пустое пространство. Несколько минут ещё глядел на фотографии на стенах, в основном пейзажи пустыни, но встречались и портреты, на книжную полку, на стол с ноутбуком и монитором, на большой, с локоть, кактус в керамическом горшке. На затылок с растрёпанным хвостом. Подумал, что после таких ужасов не заснёт ни за что и закрыл глаза.
А открыл их уже поздним утром, когда луч солнца заглянул в щель между неплотно задвинутыми шторами, перевалил за подоконник и забрался на подушку. Кто-то заботливо накрыл его одеялом. Впрочем, понятно кто.
Райан встал, пошатался по дому, сварил кофе. Нашёл среди своих вещей шорты, сланцы и рубашку-поло — наряд, в котором ему предстояло покорять бассейн «Белладжио», и вышел во двор. Там ему попался довольный жизнью Коко, который сразу же в качестве приветствия поставил ему на рубашку отпечатки лап, потом принёс кость, не в подарок, а чтобы похвастаться, а потом забыл о нём и принялся гоняться за курами, впрочем, без особого рвения.
Райан обогнул дом и увидел ровные рядки чего-то зелёного, проволочные вигвамы с привязанными к ним плетьми помидоров, кустики с огненно-красными стручками острого перца. В дальнем конце огорода у невысокой стены, отделяющей оазис от мёртвой пустыни, работала Фелиситас. Райан подошёл к женщине, вежливо поздоровался. Она сощурилась, закрываясь от солнца рукой, узнала гостя, улыбнулась дружелюбно и сдержанно.
— Доброго утра и вам. Хотите завтракать? Могу предложить яичницу с овощами и с острым соусом. Соус сама делала из перцев хабанеро.
— Спасибо большое, не хочу вас отвлекать. Могу я чем-нибудь помочь? Что-нибудь принести или, наоборот, отнести?
— Да я ничего особенного не делаю. Вот цуккини пропалываю да подрыхляю.
Райан всё же набился в помощники. Сначала отнёс в силосную яму сложенные в дерюгу сорняки, при этом убедившись, что ночные события ему не приснились: в яме чернели перья убитых ночью ворон. Потом принёс Фелиситас воды. Потом принялся осторожно выспрашивать:
— А как давно вы здесь живёте?
— Почти двадцать лет, — охотно отозвалась женщина. — Как Манни меня из Коппера привёз, так и живу.
— Значит, вы и отца Андреса знали?
— Конечно, — в голосе Фелиситас послышалась настороженность. — И деда его знала, отца Алехандро, его тоже звали Андрес.
— Понимаете, я в связи со вчерашними событиями интересуюсь. Часто у вас такое бывает?
— Я видела этих воронов и раньше. Огромная стая. Прилетят, на дереве посидят и улетают. Жуть берёт на такое глядеть. Но чтобы нападать, такого не было. Хотя люди, конечно, разное болтают.
— Но вот на Мокку же напали… — осторожно заметил Райан.
Глаза Фелиситас увлажнились, она шмыгнула носом:
— Так жалко лошадку, такая ласковая была. Андрес её ещё год назад совсем жеребёнком привёз, за цвет, говорит, купил. И правда, цвет — чистое золото, редко таких встретишь. И грива не кремовая, как обычно, а белая-белая, просто как снег. Она за мной бегала, как собачка, но я ей и вправду — то морковку, то яблочко. А потом в огород повадилась, ну тут уж её на конюшню определили. Такая лошадка была. Андрес её на следующий год хотел уже объезжать. Вот бы красота была, просто хоть сразу в Барстоу на осенний парад…
— Андрес очень расстроился, — кивнул Райан. — И испугался. Он считает, что эти вороны и отца его убили. Вы тоже так думаете?
Фелиситас строго вскинула на него глаза, зелёные, как у Андреса. Спросила настороженно:
— А вы, Райан, случайно, не из полиции? Потому что ведь про всё это спрашивали уже…
— Ну что вы, конечно, нет! Просто я хочу разобраться, что тут реально, а что миф.
— Это Мохаве, друг, — заметила она с какой-то грустной улыбкой. — Здесь в этом трудно разобраться. Здесь вообще люди не должны жить. Только духи. Это земля мёртвых. Живые тут гости, иногда желанные, иногда не очень.
Помолчали. Как-то незаметно наметилось разделение труда: Фелиситас взрыхляла землю тяпкой, Райан выбирал из земли сорняки и складывал их на дерюгу. Он не торопил Фелиситас, и она заговорила сама:
— Алехандро, это отец Андреса, умер от разрыва сердца. Так сказали полицейские врачи. И ещё сказали, что он ждал кого-то на пруду за посадками. Потому что там окурки нашли, понимаете? Он сидел на пруду и курил. А дело под вечер было. И что странно, это я уже сама подумала, он ведь тоже к вечеру не любил из дома выходить. А тут поехал на пруд и там сидел и ждал кого-то. Значит, этот кто-то ему там свидание назначил? Так получается? Вот Алехандро сидел и курил. Манни тоже курит, дурак. Сколько я ему говорю, что это и грех, и вонь, и для здоровья плохо, так разве же он послушает?
— Фелиситас, а когда нашли тело Алехандро, на нем были следы? Ну, вы понимаете? Ворон…
Женщина молчала так долго, что Райан решил, будто разговор их закончен. К тому времени они дошли до конца огорода и присели на невысокую стену, спиной к палящему солнцу. Но она всё же заговорила.
— Вы бы, Райан, с голой головой не ходили, напечёт. А насчёт Алехандро… его не сразу нашли. Понимаете, так получилось, что мы в Коппере были у моих. Крестили дочку моей племянницы. Вернулись, когда уже полиция приехала. И сразу стали у нас выспрашивать: «Где были? Кто видел?» — как будто это мы убили. А сами говорят: «Разрыв сердца». Только сердце-то может разорваться от разного, да? Так я о чём. Он там пролежал ночь, день и ночь, и только на другой день его Пако нашёл. Там и койоты, и стервятники, но и вороны, да. Смотреть там особенно было уже не на что. Полицейские врачи сказали, что это всё после смерти. Но Пако говорил, что у него в кулаке были вороньи перья зажаты. Как это после смерти может быть, вы мне скажите? Он уже мёртвый ворона поймал?
— А Пако можно верить? — спросил Райан. Холодный ручеёк пробежал вдоль хребта.
Фелиситас не разочаровала:
— Кому, Пако? Он же тимбиша! Они все как один вруны, воры и пьяницы, а бездельники какие, это ещё поискать.
— Он мне машину чинить взялся… — разочарованно вздохнул Райан.
— Починит, — убеждённо кивнула женщина. — Только ты тут состариться успеешь, пока это большое событие произойдёт.
Они услышали шум мотора: во двор въехала машина.
— Иди встречать! — всплеснула руками Фелиситас и бодро спрыгнула со стены. — А я обед пока разогрею.
Во дворе стоял грузовик с прицепом. Андрес, раздевшись до трусов, обливал себя из шланга у конюшни. Райан принёс ему полотенце, тот поблагодарил его кивком, ожесточённо потёр волосы и, обмотав бёдра полотенцем, направился к дому. Райан подобрал валявшуюся в пыли одежду, побрёл следом. Он не знал, как вести себя с таким Андресом, злым, молчаливым, чужим. Может, и вправду ему лучше уехать. Что он делает здесь, в этой параллельной вселенной, среди индейских мифов и выжженных солнцем камней? Ему подарили жизнь не для того же, чтобы он просрал её здесь? Его место в Сан-Франциско, в нормальном, комфортном и цивилизованном мире с НВО, ресторанами на Ноб-Хилл и японской сауной «Кабуки»…
Для привыкших к солнечному свету глаз кухня оказалась тёмной. Райан не сразу увидел Андреса, стоящего у плиты, низко опустившего голову. С замирающим сердцем подошёл, для чего-то снял полотенце с его бёдер и набросил на поднятые плечи, на острые лопатки. Провёл ладонью по махровому полотну, каждую секунду ожидая: вот сейчас он сбросит руку, оттолкнёт. А Андрес вдруг всхлипнул, обернувшись, ткнулся лбом ему в плечо и крепко обхватил за талию. Тогда и Райан обнял его за плечи, запустил пальцы в спутанные мокрые пряди, коснулся щекой виска. Андрес прерывисто вздохнул и прошептал:
— Я не попал с первого раза… В шею попал, представляешь? Добивать пришлось, господи, за что?
— Не надо, Андрес, ты хороший, добрый, ты самый лучший, — зашептал и Райан, касаясь губами тонкой кожи на виске. — Ты самый смелый, ты всё можешь, со всем справишься…
Они постояли ещё с минуту, потом Андрес отстранился, смущённо вытер ладонью глаза и, глядя в сторону, попросил:
— Не уезжай пока, ладно? Побудь хоть пару дней.
— Куда я уеду? — с облегчением вздохнул Райан. — И на чём?
— Вариантов масса, — несмело улыбнулся Андрес. — Можешь угнать у меня АТВ и поехать на ранчо Моралес. Или угнать грузовик и поехать в Хеленсвилл, я рекомендую этот вариант как более безопасный. Или…
— Ну как же, доеду я до этого вашего Плезантвилля, — перебил Райан. — Помнишь, я из Эл-Эя до Лас-Вегаса не доехал?
Они оба рассмеялись, как будто свалилась с плеч огромная тяжесть.
За обедом Райан спросил:
— Ты, наверное, устал? Хочешь поспать? Сиеста же — это святое для ранчеро Мохаве?
— Да нет, поздно уже для сиесты. И я не усну, — покачал головой Андрес. — Поеду на пруд, посижу с удочкой. Не хочешь со мной?
Ответа не потребовалось.
Ехать действительно пришлось недолго. Сразу за стеной двора начиналась неширокая канава, по обе стороны которой тянулись ровные ряды деревьев. Вскоре деревья расступились, и показалось круглое озерцо метров двадцать в диаметре. Расположились на плоском камне, будто нарочно приспособленном для рыбалки. Андрес снарядил два спиннинга, показал, как забрасывать. У Райана получилось с первого раза, крючок с тихим всплеском ушёл в воду на середине пруда, поплавок покачивался на воде.
— Отлично, — похвалил Андрес. — Теперь трави понемногу.
Райан принялся крутить катушку спиннинга. Он старался не смотреть на приятеля. Он уже знал, что попался, подцепил смертельную болезнь, как те несчастные тимбиша в миссии. Куда там Санни с его насквозь фальшивыми приманками! Он любовался Андресом и раньше, замечая тонкие черты лица, изящное и сильное тело, даже по-детски маленькие ушки, но в этом любовании не было сексуального подтекста. Так глядят на произведение искусства: с пониманием его ценности, но без желания обладать. Пока он не коснулся его кожи. Пока не почувствовал запах его волос на своих руках. Одно короткое объятие изменило всё. И теперь он останется на этом ранчо, в этом мире, затерянном между мифами и реальностью, с этим парнем, спасшим его жизнь и погубившим его.
— Клюёт! — громко прошептал Андрес. — Подсекай!
С первого раза подсечь не удалось, улов сорвался. Зато через пять минут ему повезло больше, и он вытянул красивую блестящую рыбку в жёлтую и голубую полоску. Вполне себе большую, насколько он мог судить. В китайском магазине на Гири продавали и помельче.
— Тут такое дело, — смущённо почесал нос Андрес. — Правило такое: если рыба меньше, чем две ладони, мы её отпускаем. Мы этот пруд зарыбляем, ну, выпускаем сюда мальков.
Райан охотно отдал улов. Да и жалко есть такую красавицу. Андрес ловко вытащил крючок из губы рыбки и, склонившись к воде, позволил ей соскользнуть с ладони.
— Откуда вообще эта вода? — снова забросив удочку, спросил Райан. — Пустыня же.
— Так это же наша артезианская скважина! — гордо заявил Андрес. — Ещё при деде пробурили. А при отце поставили насос, провели водопровод в дом и сделали вот этот канал и пруд. А там, дальше, посадки. Без воды ведь здесь ничего не растёт, сам видишь.
— Я даже не спросил, что ты выращиваешь.
— Авокадо в основном. Но есть и фруктовые деревья: яблони, вишни, несколько лимонов и апельсинов. Это для себя, для собственного хозяйства. Авокадо на продажу. А новая посадка — тоже авокадо, но это будет на биологическое топливо. К сожалению, эта посадка маленькая, на большую площадь не хватает воды. Отец хотел заказать геологоразведку, чтобы посмотреть, нельзя ли пробурить ещё одну скважину поближе сюда, к посадке. Не знаю, успел ли. Надо, конечно, самому заказать, да всё руки не доходят.
Андрес поймал три большие рыбины, и Райан одну, но зато самую большую и красивую. Жара спала. Пора было возвращаться. А потом Андрес поглядел куда-то за плечо Райана, и лицо его вытянулось. Райан обернулся. На другой стороне пруда за низкими деревьями посадки на невысокой каменной гряде стоял человек.
Глава 5
— Это мой дядя Том Моралес. Двоюродный брат матери, — пояснил Андрес, приветственно помахав неожиданному гостю рукой. — Нормальный мужик. Будет к себе в гости звать.
— Не хочу, — неожиданно для самого себя отозвался Райан. — Может быть, в другой раз.
— Ладно, нет так нет, — легко согласился Андрес. — Я тоже не хочу. Завтра с утра надо отлавливать Пако и забрасывать его в город. Пока он не удрал куда-нибудь.
Райан загрустил. Когда его машину починят, он уедет. Причин задерживаться на ранчо у него не останется.
Чужой мужик между тем спустился с кручи и не торопясь обошёл пруд, будто давая себя как следует разглядеть. Он походил на ковбоя из старых вестернов: широкополая фетровая шляпа, клетчатая рубашка, джинсы и ремень с большой пряжкой, ковбойские сапоги. Точно соответствовало образу и лицо: коричневое от загара, с крепкой челюстью и седеющими усами над тонкими губами. Но при всей стереотипности этот человек не казался персонажем комичным. Более того, его ковбойские шляпа и сапоги, неторопливая и уверенная походка, спокойный и твёрдый взгляд тёмных глаз — весь его образ идеально соответствовал времени и месту, где он появился, где был хозяином, а не гостем.
— Привет, парни! — он обменялся рукопожатием с Андресом, обернулся к Райану. — Рыбачите?
— Привет, Том, — улыбнулся Андрес, — знакомься, это мой друг Райан. Райан, это Том, владелец ранчо Моралес и мой дядя.
Рукопожатие у Тома было крепкое, но без вызова, без попытки помериться силами. Однако возникло впечатление, что цепкий взгляд ранчеро уже успел отметить шорты и рубашку поло с отпечатками собачьих лап, модельную стрижку, полированные ногти и лишенные растительности ноги, что и позволило дяде Тому оценить Райана как самого отъявленного чужака.
— Добро пожаловать в Мохаве, Райан. Надолго к нам?
— Спасибо, Том. Как получится, — уклончиво отозвался Райан.
— У Райана машина сломалась, — пояснил Андрес, складывая снасти в ящик для инструментов.
Том заглянул в ведёрко с уловом, одобрительно покивал. Заметил:
— Чего же проще? Поехали ко мне. От меня позвонишь в страховку, они должны что-то посоветовать. У меня спутниковая антенна, интернет — всё что надо. Все девять ярдов. Это у друга твоего каменный век какой-то.
— Спасибо, вы очень любезны. Я уже договорился с Пако.
— А, с Пако! — усмехнулся Том. — Проблема с ним одна: он очень занятой человек. Ему с самого утра надо прокатиться от Коппер-Сити до Барстоу и собрать все сплетни, потом обратно по всем ранчо их разнести. И расписание у него такое напряжённое: завтрак, полдник, обед, с часу до пяти сиеста, потом второй полдник, ужин, а ложиться надо рано, потому что опять же завтра вставать чуть свет и — в Коппер… А ещё же надо заехать в резервацию, всех там достать, объяснить, какие они там все в резервации мудаки, получить за это по морде, потом поехать к шерифу и накатать жалобу. Сам посуди, когда ему машины чинить? Так что если до Рождества твоя машина ещё не на ходу, милости просим, Андрес мой адрес знает.
— Спасибо, это и в самом деле замечательно — знать, что у меня есть и такой выход из положения.
— Ну что, парни, ко мне или к вам? — спросил Том.
— Давай к нам, — проговорил Андрес, подхватив удочки. Райан отобрал у него ящик со снастями, и они направились к тропинке, на которой их дожидались пыльные, немного передохнувшие АТВ. — К нам ближе, да и темнеет уже.
Том сел к Андресу пассажиром. Райан глядел им в спины, но вскоре отвлёкся. Вечер медленно накрывал пустыню сиреневым покрывалом, и она покорно меняла цвет и запах, темнела синими щелями оврагов, бросала на песок лиловые тени. Впереди и немного справа ещё горела малиновая полоска заката. Где-то там поднимал холодные волны Тихий океан. Где-то там горели огни Лос-Анджелеса с его ресторанами и клубами, зелёными газонами пригородов, с его полуторамиллионным муравейником. И всё это было так безумно далеко, будто на другой планете. Будто не взаправду.
Дома их встретил Коко, сначала весело облаял, потом полез целоваться. От полноты чувств принялся носиться по двору, поднимая пыль и с разбегу наскакивая на крыльцо, на коновязь, на сруб старого колодца.
— Молодой ещё, дурачок, — тепло усмехнулся Том. — Ничего, подрастёт — станет хорошим сторожем.
— Он уже и так хорош, — заступился за любимца Андрес. Пёс будто понял, подбежал к хозяину, подставил под ладонь лобастую голову. — Койотов гоняет, гремучек не боится. Спасибо тебе за него.
Фелиситас подхватила их улов, понесла на кухню, а мужчины расположились на веранде. С видом на почти угасший закат пили пиво, потом Том спросил:
— Говорят, у тебя лошадь погибла…
— Да, — нехотя отозвался Андрес. — Двухлетка паломино. Помнишь её?
— Помню. Красавица была. И как это произошло?
— Неужели Пако тебе не сказал? — криво усмехнулся Андрес.
— Я хочу услышать это от тебя, — последовал спокойный ответ.
— Её заклевали вороны. Выклевали ей глаза. Мне пришлось её застрелить.
— А на племя не думал оставить?
— Нет.
«Вот как всё просто», — удивился Райан. Будто не было этого ночного кошмара, слёз Андреса, ужаса в его глазах. После минутной паузы заговорил Том:
— Это звучит дико, но я тебе верю. Я видел эту стаю на каньоне. Их там сотни. Это странно. Чем-то же они должны питаться? Я так скажу: надо их выследить и перестрелять. Смотри: ты, я, мои Хуан и Коллин, твой Манни, Пако, Бен с Белых Прудов, а у него сейчас ещё парни работают. Если надо, я позвоню в Коппер, оттуда человек десять может приехать. Возьмём каждый по несколько ружей, патронов побольше. Перебьём!
— Ты думаешь, их можно убить? — спросил Андрес. Голос его прозвучал как-то бесцветно. — Хотя я вчера с дюжину застрелил.
— Вот видишь, — хмыкнул Том, — а если нас будет двадцать человек, да каждый убьёт по дюжине, тут и стае конец. Даже если останется сколько-то, разлетятся кто куда. Ну что, делаем?
Райан готов был расцеловать ранчеро. Тому удалось внести долю здравого смысла в этот мифический абсурд, в дебри тупых, тёмных суеверий. Это просто вороны. Их можно и нужно убить. Как убивают койотов, волков и гиен. Как наши предки убивали саблезубых тигров, чтобы навсегда, до скончания века завоевать себе славу самых страшных хищников планеты. И никаких тебе индейских страшилок, никакого проклятия рода Талавера. Никаких индейцев, обречённых, умирающих от страшной болезни, их ненависти, гнева и отчаяния, замешенного на крови. Кто знает, что может прорасти из этой дикой смеси, из корней, уходящих глубоко в сердце пустыни, из сотен проклятий, с кровью выплеснувшихся из судорожно сжатых глоток?.. Но нет, нет. Это просто вороны. Их можно убить. На них можно и нужно устроить облаву.
Фелиситас позвала за стол.
Никогда и нигде, даже в самых фешенебельных ресторанах Сан-Франциско Райан не ел такой вкусной рыбы. Запечённая с травами, овощами и какими-то особыми специями, белая сочная плоть таяла во рту. Они ели молча. Лёгкое вино, поданное к ужину, оказалось неожиданно хорошим. Даже непонятно, как такое недешёвое пино гриджио могло очутиться в этом заброшенном краю по ту сторону цивилизации. Но Райан уже устал удивляться. Андрес обращался со столовыми приборами, как принц крови, и это тоже было невероятно, невозможно и непонятно.
Потом снова пили виски на веранде. Том курил, правда, не сигару, как было положено по образу, а простые сигареты «Кэмел». Ночь лежала на камнях пустыни, бархатная и холодная.
— Ладно, ребята, — вздохнул Том. — Я на боковую. Диван мой?
— Нет, ложись в отцовской спальне, — отозвался Андрес. — Я там спал. Бельё поменять?
— Мне кажется, я должен спать на диване, — немедленно встрял в разговор Райан. — Всё-таки я…
— И слушать ничего не желаю! — вдруг вспылил Андрес. — Мой дом — мои правила! Том спит в отцовской, Райан — в детской! Я — на диване. Ещё одно слово — и я иду спать на конюшне, а вы можете хоть вообще не спать, дело ваше.
Райан подумал, что Андрес страшно нравится ему таким: решительным и твёрдым, хозяином, землевладельцем.
— Кто я такой, чтобы спорить с ранчеро, — усмехнулся Том, поднимаясь на ноги. — Доброй ночи, парни.
— Подбросить тебя завтра к твоему АТВ? — спросил Андрес, тоже вставая.
— Да нет, не надо. Пешком пойду. Может, тоже удочку в твой пруд закину, уж больно караси у тебя жирные. Позволишь?
— Серьёзно? Тебе нужно об этом спрашивать?
— Ну, я не знаю теперь, — пробормотал Том уже из гостиной. — Застращал меня: мой дом — мои правила… Может, уже и рыбачить нельзя или ещё что.
Они остались на веранде одни. Стояли так близко друг к другу, что ещё немного — и пробьёт между ними искра. И Андрес тогда отшатнётся, а Райану уже всё равно. Он уже погиб, а мёртвым искра не страшна.
— Пора спать, — проговорил Андрес, глядя туда, где над далёким Лос-Анджелесом умерло солнце этого дня. — Завтра надо встать рано, чтобы поймать Пако, пока он и вправду не сбежал.
— Андрес, ты столько времени тратишь на меня, мне, право, неудобно, — заметил Райан. — Наверняка у тебя есть работа, дела, обязанности…
— Ты что, ещё не понял? — улыбнулся ранчеро. Он глядел вроде бы на Райана, но всё же немного в сторону, будто по касательной задевая его тихим зелёным сиянием. — Я — фермер-джентльмен. Мне вообще работать не положено. Самое большее — объезжать поля на андалузском жеребце и наблюдать, как трудятся мои миньоны.
— Я могу легко представить тебя в этом амплуа, — усмехнулся в ответ Райан.
Летучая мышь промелькнула в свете фонаря над конюшней, за ней — другая. Райан вдруг подумал, что если сейчас услышит хлопанье вороньих крыльев — умрёт от страха.
— Андрес, послушай, — начал он, ещё не зная, что точно скажет своему спасителю, надеясь, что нужные слова не подведут, подоспеют к своему часу. — Я так многим тебе обязан, что, вероятно, никогда не смогу погасить долг. Но знай: всё, что в моих силах, в любой момент — всегда твоё. Ты можешь рассчитывать на самое искреннее и полное…
— Да ладно, Райан! — пренебрежительно фыркнул Андрес. — Что я такого сделал? Мне просто повезло оказаться в нужном месте в нужное время. Любой на моём месте поступил бы точно так же.
— Очень сильно в этом сомневаюсь…
— Давай не будем больше об этом, ладно? Я серьёзно не хочу думать, что ты здесь торчишь только из-за какого-то воображаемого долга.
Какая-то скрытая боль почудилась в голосе Андреса, и Райан поспешил с ответом:
— Нет, не только. Мне кажется, что именно сейчас для меня нет более подходящего места на всём земном шаре.
— Правда? — удивился Андрес, и в его голосе послышалась улыбка. — Ну тогда оставайся! Пока не соскучишься.
— Спасибо, — ответ дался ему легко. — Тогда и ты должен приехать ко мне в гости в Сан-Франциско. В любое время. Когда фермер-джентльмен не должен наблюдать за миньонами.
Они оба тихонько засмеялись, тёплый и мягкий звук в холоде ночи, острой, как осколки чёрного стекла. И Райан вдруг подумал, что не выдержит. Что прижмёт к груди это гибкое тело, накроет поцелуем яркие губы, погибнет сам и всё испортит, что только можно испортить в этом хрупком стеклянном мире.
— Спокойной ночи, — пробормотал он, отворачиваясь от Андреса.
И услышал сказанное в спину, немного удивлённое:
— Спокойной ночи…
Глава 6
Хеленсвилл оказался захолустным посёлком, каких немало выросло вдоль скоростных магистралей. Райан останавливался в таких с простыми целями: заправить машину по пути из пункта А в пункт Б, отлить и, если повезёт, купить стаканчик кофе в «Старбаксе». Этого заведения в Хеленсвилле не оказалось, о чём Райана проинформировал вернувшийся к жизни телефон. Зато на улице, по виду не тронутой человеческой рукой с пятидесятых годов прошлого столетия, открыл гостеприимные двери «Деннис», жуткая забегаловка, в которой Райан не бывал никогда. А тут пришлось. Они пили дрянной, но крепкий кофе и строили планы на день. Пако расправился с огромным омлетом и принялся за горку золотистых блинов, щедро политых кленовым сиропом. Он был полон энергии и энтузиазма:
— Значит, я сейчас иду к Чаку и обо всём добазариваюсь. Кстати, может быть, придётся проставиться, ну, для качества обслуживания. За срочность тоже.
Андрес выложил на стол две двадцатидолларовые бумажки, которые мгновенно исчезли в нагрудном кармане Пако. Райан только и успел моргнуть да открыть-закрыть рот. Пако покончил с блинами и вдруг заспешил, деловито собираясь:
— Так, я побежал, короче, а то они ещё свалят куда или заказ какой возьмут. В пять здесь же? Всё, парни, до встречи!
И исчез за стеклянными дверями.
Андрес засмеялся, покачивая головой. Засмеялся и Райан, разгадав простой замысел Пако: смотаться, не заплатив за завтрак. Смеяться с Андресом было так здорово, так легко, как пить холодную воду после хорошей тренировки.
К их столику подошёл высокий и плотный мужчина с красной веснушчатой физиономией ирландца и ёжиком седых волос. Несмотря на внушительное брюшко, человек этот имел начальственный вид и на них тоже взглянул по-хозяйски пристально и цепко.
— День добрый, джентльмены. Андрес, рад тебя видеть.
— Здравствуйте, шериф Хендерсон, — ответил Андрес, пожимая руку копу. — Присядьте к нам. Позвольте представить вам моего друга Райана. Он гостит у меня на ранчо.
Райан тоже пожал руку шерифу, не дожидаясь вопроса, выложил на стол свои водительские права.
— Не стоит, Райан, — махнул рукой шериф, — друг Андреса — это хорошая рекомендация. Мы с его отцом были приятелями. Вместе в интернате учились, вместе ездили на дискотеки в Барстоу. Мальчишками по чужим садам лазили, да… На свадьбе его был, да.
Несмотря на то, что шериф не взял в руки его права и только скользнул по ним взглядом, Райан готов был поспорить, что тот запомнил всё: имя, фамилию, год рождения, а может, и сам номер удостоверения.
— Что там с твоей лошадью произошло? — вдруг обратился шериф к Андресу.
Пришлось рассказывать историю и ему. Райан удивился, как быстро распространяются новости в таком одиноком и пустынном месте.
— Ну, раз так, то криминала нет, — подвёл итог шериф. И добавил, вставая: — Ладно, джентльмены, приятного вам дня у нас в Хеленсвилле.
Друзья проводили взглядом внушительную фигуру шерифа Хендерсона, который неторопливой походкой пересекал зал ресторана, с кем-то здоровался, кому-то пожимал руки.
— Он — главная власть от Коппер-Сити до Хеленсвилля, — тихонько проговорил Андрес, как показалось Райану — с некоторой долей неприязни. — Только резервация ему не подчиняется. Но ладно, слушай. Мне нужно купить гору всего. Стройматериалы на крышу, кормовые добавки для лошадей, да и Фелиситас целый список накатала. Плюс ещё в банк зайти. Тебе будет скучно.
— Мне было бы интересно, — честно ответил Райан, — но мне нужно посидеть в сети. Проверить сообщения, сделать пару звонков.
— Ты можешь остаться здесь или пойти в библиотеку. На станции полиции есть интернет, в городской управе тоже. Да во многих местах есть.
— Хорошо, я, пожалуй, пойду в библиотеку. Значит, в пять здесь?
— Нет, давай в четыре. Хорошо? Ещё поужинаем перед дорогой.
Райан проводил взглядом лёгкую фигуру Андреса, а тот остановился у двери и махнул ему рукой. Райан ответил тем же жестом, чувствуя себя абсурдно, нелепо счастливым. Взял ещё кофе, позвонил родителям, на работу. Обнаружил несколько пропущенных звонков от Санни, но перезванивать ему не стал, только удивился, как мало он думал о своём бывшем в последние дни, как легко и прочно забыл его.
В библиотеке было немноголюдно, что Райана не удивило. Строгая дама в тай-дай футболке и серёжках с пёрышками сделала копию его водительских прав, выдала логин и пароль и допустила в читальный зал. Райан сел за стол, оживил терминал допотопного агрегата и положил рядом свой телефон. Подключился к Wi-Fi библиотеки. И ввёл в поисковик запрос: «Мифы племени тимбиша Макунго».
Результатов было на удивление мало. Работа какого-то этнографа, датируемая сороковыми годами прошлого столетия, сетевые байки, форумы любителей оккультизма, откровенная муть. В определённой мере достоверным представлялся лишь миф тимбиша о мироздании, довольно мрачный. Он звучал так: «В эпоху первых людей случилось большое наводнение. Первые люди утонули, и в тех местах, где они уходили под слой воды и грязи, образовывались воронки. И на каждую из этих воронок садился ворон. Так появились вторые люди на земле». Вот так-то. И ни слова о том, какими были эти вторые люди. Вдоль позвоночника пробежала холодная струйка. Были и статьи о странной миссии в пустыне, но они ограничивались общеизвестными фактами: построена в 1779 году отцом Домиником, покинута в 1802 году по неизвестным причинам. В данное время находится в частной собственности. Представляет собой культурную и историческую ценность.
Собственно, Макунго появился на других ресурсах. И мифы о нём были странно похожими. Да что там! Они были одинаковыми. Человек с головой ворона, демон мести и разрушения. Белый человек, присвоивший землю племени, белый человек, изнасиловавший женщину племени тимбиша, белый человек и все его потомки попадали под один приговор — смерть. Выносил этот приговор демон Макунго, и он же приводил его в исполнение. Был и рассказ, якобы свидетельство монаха миссии Богородицы:
«Яко саранча с гор Арамейских, явилось полчище дикарей, и лица их были вымазаны чёрной кровью, и чёрные перья несли они в чёрных своих волосах. В руках несли они дубинки, и топорики, и прочее оружие дикарское, а в сердце несли они смерть и гнев, и не было им числа. А вёл эти полчища демон, исчадие ада с телом человека и головой ворона. Чёрные крылья раскрывал он за плечами, и не руки были у него, а птичьи лапы с когтями длинными и острыми, будто ножи. И этими ножами разорвал он отца Маурисио, разделив плоть его и в крови его умывшись».
Надо сказать, что «Клеменс, Клеменс и Хоровитц» ценили Райана именно за аналитический склад ума. И он заметил одну интересную особенность. Страницы, на которых появилась информация о Макунго, были странно односторонними. Они повторяли мифы тимбиша, известные по публикациям сороковых, пересказывали историю миссии Пресвятой Богородицы Пиларской и рассказывали сказки о Макунго. Все они были простыми, сделанными по шаблону страницами компаний, которые не имели другого присутствия в сети. Как будто эти страницы были созданы с единственной целью — рассказать о Макунго. Все они были изолированными и целенаправленными. Только Макунго, мифы тимбиша и миссия Богородицы. Рассказ монаха выглядел явной фальшивкой. Если и вправду никто из монахов не спасся, то кто же составил это повествование? Рассказ о том, что действительно произошло в миссии, мог появиться только из уст самих тимбиша.
Райан скачал себе всё, что смог найти о Макунго. Не так уж много, если честно.
Он прошёлся по городу: мимо «Севен-Элевен», мимо «Макдоналдса», мимо заправки и китайского ресторана, гнусной забегаловки, если судить по внешнему виду. Дальше улица упиралась в железнодорожные пути, а за ними подрагивало в жарком мареве бесконечное полотно пустыни. На мгновение возникло искушение, острое и холодное. Он может действительно позвонить в страховку или даже просто купить здесь за бесценок какую-нибудь колымагу, способную дотянуть до Сан-Франциско. Он вернётся к своей нормальной жизни, в которой не будет ни Макунго, ни пустыни Мохаве, ни вороньей стаи. В которой не будет Андреса. Старинная тайна останется нераскрытой. Андрес будет жить в памяти как удивительная мечта, сбывшаяся для кого-то другого. Вернее, для другой, для юной латиноамериканки с оленьими глазами, тонкой талией и горячей кровью. И кто он такой, чтобы спорить с этим простым и естественным ходом вещей?
Он заметил Андреса издали, а тот заметил его. Помахал рукой, с улыбкой, по-детски яркой, перебежал улицу и оказался рядом, лицо в лицо, глаза в глаза.
— Пойдём, мы должны купить тебе шмотки.
— Что? — с дурацкой улыбкой переспросил Райан.
— Ну, твои вещи хороши для Лас-Вегаса, но для Мохаве не слишком. И я хочу мою пижаму назад.
У входа в магазин стояла деревянная фигура индейца, рядом с которой топорщился дюймовыми иголками пластмассовый кактус. Внутри было не лучше: горсти поделочных камней, ремни и пряжки, шляпы и сапоги, бирюза в серебре, ловцы снов, фигурки волков и койотов, шапки из енота, яркие индейские одеяла и половики. Райан вскинул руки, сдаваясь, и Андрес выбрал ему всё: джинсы «Левайс», ковбойские сапоги, тёплую куртку из овчины, колючий шерстяной свитер, две клетчатые рубашки. Пижаму — тоже в клетку.
Расплачиваясь, Райан вдруг сообразил:
— Позволь мне оплатить и твои покупки. У меня есть деньги.
— У меня тоже, — удивлённо вскинул на него глаза Андрес.
Возвращались домой вдвоём. Пако остался в городе улаживать какие-то жутко важные дела. Райан вспомнил свои исследования и приступил к расспросам:
— А как ты узнал о Макунго?
— Из отцовского компьютера, — ответил Андрес. — Понимаешь, мы с отцом не ладили. Нет, не так. Когда мне было лет шестнадцать, я в интернате тогда учился, у нас с ним обозначились противоречия. Неразрешимые. И мы перестали общаться. Я, может быть, потому так хорошо и учился, что знал: возвращаться мне некуда. Потом поступил в Беркли, а там совсем другая жизнь. Мне выплачивали стипендию, а я ещё и подрабатывал, в отцовской поддержке не нуждался. Закончил универ, пошёл работать. И вдруг эсэмэска от отца: «Срочно приезжай, нужно поговорить». Или что-то в этом роде, я не помню точно. А я ещё и не сразу приехал. Мы же несколько лет не общались, понимаешь? Надо же было фасон выдержать, да и по работе что-то там не получалось. А когда приехал, попал как раз на похороны. Потом стал разбирать его бумаги, залез в комп. Знаешь, какой там был пароль? «Андрес». Я со второй попытки угадал. Сначала попробовал «Габриэлла», так мою мать звали. Вот. Там и было это всё: про Макунго, про миссию Пресвятой Богородицы, про воронов. Он хотел поговорить со мной, а я опоздал. Понимаешь?
— Ты не виноват, Андрес, — только и сказал Райан. — Как ты мог знать? Ты ни в чём не виноват.
— Теперь уж не исправишь. И не узнаешь, что именно он хотел мне сказать.
На памятном повороте Андрес остановил грузовик, спрыгнул на землю, полез за чем-то в кузов. Райан вышел следом и увидел, как ранчеро, вооружённый кисточкой, старательно выводит на указателе: 52 ml. Не забыл, значит.
— Я заказал новый указатель, — пояснил Андрес, снова садясь за руль. — Даже два: «Ранчо Талавера Спрингс: 52 мили» и «Ближайшая заправка и жильё: 48 миль». Этот я поставлю вон там, видишь? Там ещё можно развернуться.
— Я забыл у тебя спросить: сколько я прошёл тогда? От машины и до того места… Ну, ты знаешь.
— Четырнадцать миль. Почти пятнадцать.
— Так мало? — удивился Райан.
— Ты что, — возмутился Андрес. — Пятнадцать миль летом по пустыне, без воды — это очень много. Это невероятно. Теперь ты будешь жить до ста. Знаешь эту примету? Тот, кто избежал близкой смерти, будет жить долго.
— Да уж, — усмехнулся Райан.
По пути в Хеленсвилл он не замечал дороги, теперь же память возвращалась к нему, оживляя пыльные долгие мили, слепящее солнце, тупое отчаяние. Он узнал пятачок с плоскими камнями, где остановилась несчастная «хонда». Следы её колёс на песке виднелись до сих пор. Стало вдруг трудно дышать. Райан понял, что эта тяжесть в груди, тугой ком в горле, который не даёт ему сделать глубокий вдох, рождены не прошлым, не тем днём и часом, когда он из последних сил вскарабкался вон на тот невысокий холм и упал на его вершине, чтобы никогда уже не встать. Этот ужас устремлён в будущее. Если бы он верил в такие вещи, он назвал бы это предчувствием. А ещё ему показалось, что тогда, три дня назад, он умер на этом холме. И сейчас, когда они поравняются с его вершиной, там, на белых камнях, всё ещё будет лежать раздутое от жары тело, потрёпанное хищниками, и лишь по дорогим туфлям ручной работы можно будет опознать Райана Симмонса, адвоката из Сан-Франциско. А всё, что произошло с ним после, — это только мираж, навеянный пустыней, конвульсии умирающего рассудка…
6 комментариев