Серафима Шацкая
Кладовой
Аннотация
Освободившись из колонии, Слава оказывается в полном одиночестве - друзья отвернулись, жена предала. Для того, чтобы начать жизнь с чистого листа, он переезжает в другой город, и сам того не подозревая, оказывается втянут в череду драматических событий. За запертой дверью обычной кладовой в квартире, в которой Слава снимает комнату, хозяин скрывает страшную тайну.
Работа по заявке "Дом, в котором...Отец продает за деньги сына-калеку". Автор заявки: Калиопа-сан
Бета-ридер: Дезмус
Освободившись из колонии, Слава оказывается в полном одиночестве - друзья отвернулись, жена предала. Для того, чтобы начать жизнь с чистого листа, он переезжает в другой город, и сам того не подозревая, оказывается втянут в череду драматических событий. За запертой дверью обычной кладовой в квартире, в которой Слава снимает комнату, хозяин скрывает страшную тайну.
Работа по заявке "Дом, в котором...Отец продает за деньги сына-калеку". Автор заявки: Калиопа-сан
Бета-ридер: Дезмус
...не бойтесь греха людей, любите человека и во грехе его, ибо сие уж подобие божеской любви и есть верх любви на земле.
Ф.М. Достоевский
1
Не было ничего необычного в судьбе Славы. Просто стечение обстоятельств, просто чувство ответственности за того, кого приручил. Не думал он, что Алёна его предаст. Подло, вероломно и так обыденно. Разве мог он предположить, что бывшая жена так поступит, когда брал её вину на себя, когда рассказывал сначала следователю, а потом и в суде, что не заметил на зебре пешехода, потому что было темно, а он слишком устал. Нет, не думал. Не думал он об этом и когда вышел за ворота лагеря, и когда ехал домой к любимой женщине, представляя, как она ему обрадуется. А потом дверь открыл незнакомый мужик. Из комнаты вышла Алёна, за ней выбежала Анечка и, не узнав, спряталась за того, другого. Что он мог сделать? Устроить скандал? Вышвырнуть незнакомого мужика вон? Он бы так и поступил, если бы не понимал, что назад уже ничего не вернёшь. Всё, что было, осталось в прошлом.
Он отсидел полтора года, и этого времени оказалось достаточно, чтобы его забыли, вычеркнули из семьи.
Сначала Алёна приезжала на свидания, а потом перестала. Звонила реже и как-то неохотно. Слава переживал, искал жене оправдания, списывал всё на усталость. У Алёны на руках дочь, растить ребёнка одной нелегко. Ближе Алёны и дочки у Славы никого не было. Мама умерла, когда ему исполнилось двадцать. Рак в терминальной стадии — врачи вынесли приговор. Славе оставалось только смириться и смотреть, как умирает мать. Потом долго жил один. Всё никак не мог привыкнуть к окружавшей его тишине. А когда появилась Алёна, радовался семейному счастью, как ребёнок. Но, видно, слишком рано решил, что Алёна та самая — не бросит, не предаст.
Судья сразу поверил, что за рулём был Слава. Дал всё, что причитается, с учётом отягчающих. А что было бы, если бы Слава тогда не солгал? Если бы не взял вину жены на себя? Алёне дали бы условный срок? А если нет? Если бы её отправили в колонию, как его? Что стало бы с ней в лагере? Смогла бы она вынести все тяготы тюремной жизни? А Анечка? Как бы она жила без матери? Слава точно знал: он всё сделал правильно и не жалеет. Алёна бы не смогла. А он сильный, он смог, отмотал срок и вернулся. Вот только оказался больше не нужен со справкой об освобождении и смутными жизненными перспективами.
Сунулся к друзьям, но и там получил от ворот поворот. Некоторые не захотели даже увидеться, ссылаясь на занятость. Те же, кто согласился, предлагали деньги. Слава не брал. Считал, что стыдно ему, здоровому мужику, жить на подачки. Да и осталось у него кое-что с прошлых времён, и на зоне заработок был. Немного, но на первое время хватит.
Когда понял, что в родном городе ничего не держит, собрался и уехал в Питер. Давно мечтал там побывать, и работы, говорят, в северной столице больше, чем в провинции.
Снять квартиру денег не хватило. В интернете увидел объявление: «Сдаётся комната в спальном районе». Цена устроила. Хозяин, мужичок лет шестидесяти, представившийся Сан Санычем, произвёл впечатление человека пьющего, в квартире было неубрано. Но Славу это не остановило. Лучше всё равно не найти, а идти ночевать на вокзал не хотелось. Вот устроится на работу и снимет нормальное жильё, а пока что есть.
Ремонта в комнате давно не делали, но всё, что нужно, имелось: диван, застеленный одеялом, письменный стол и старый полированный шифоньер, сохранившийся здесь ещё с советских времен. Может, он и пригодился бы Славе, если бы ему было что туда класть. Но у Славы ничего не было. Что нажил, оставил жене, не стал делить. Суды, разбирательства, размены — не для него, только сердце бередить. Ушёл, как говорится, с одним чемоданом.
Мужик, сдававший комнату, оказался жадным до денег, даже документы у Славы просить не стал. Трясущимися руками засунул в карман старых треников наличные и вручил ключи.
Комната нужна была, в основном, чтобы в ней ночевать. Жить тут Слава не собирался. С тех пор, как он заехал, хозяин квартиры не просыхал, с утра до ночи торчал на кухне и глушил горькую.
Чтобы не сталкиваться с ним по утрам, Слава вставал рано, быстро умывался и уезжал в город. Уже там завтракал и шёл на собеседования. Расстояния в Питере большие, пока с одного конца города до другого доберёшься, полдня пройдёт. Домой возвращался поздно. Обедал на бегу, питался, главным образом, бутербродами, пирожками и ларёчной шавермой. На нормальную еду ни денег, ни времени не хватало.
В выходные дома тоже не сидел. Шёл гулять по центру. Разглядывал старинные дома со скатными крышами и причудливой лепниной на фасадах. Плутал по узким улочкам, сливался с толпой туристов на Невском. Бродил по бесконечным набережным, любуясь дворцами, театрами и соборами, которых в Питере бесчисленное множество. Отдыхал на скамейках в тени раскидистых деревьев. Пару раз забирался на крышу «Этажей»*, с которой открывались такие виды, что дух захватывало.
На работу его брать не хотели. Не помогало даже то, что Слава хорошо разбирался в компьютерных сетях и знал несколько языков программирования. Наличие судимости перечёркивало все его прошлые заслуги. Он не отчаивался, продолжал искать, надеясь, что когда-то ему должно повезти.
Новое предложение поступило вечером, когда, устав после долгого дня, Слава вернулся в комнату и, наскоро умывшись, собирался уже заснуть.
На встречу ехал, ожидая увидеть очередной ютящийся в арендованных комнатах маленький офис, но, к удивлению, обнаружил по указанному адресу приличный бизнес-центр. Логотип на стене холла и дорогая отделка говорили о том, что у компании водятся деньги.
— Вячеслав? — У вертушки его встретил приятный молодой мужчина в белой рубашке и серых брюках. — Это я вам вчера звонил. Давайте пройдём в переговорную.
Удобно устроившись, мужчина долго расспрашивал Славу о прошлом месте работы, о том, что он умеет и какие проекты вёл. Потом рассказал о должности, на которую его рассматривают, и что компания ждёт от соискателя. Только когда он закончил, Слава признался, что недавно освободился из колонии. Настроение интервьюера резко поменялось.
— Вряд ли у нас что-то есть для вас. — Мужчина окатил Славу таким взглядом, что захотелось провалиться сквозь землю. — До свидания.
Тихо попрощавшись, Слава вышел за дверь. Настроение было хуже некуда.
Погода в этот день не задалась. С утра лил дождь, и, как это бывает в Питере, переставать не собирался. Других встреч на сегодня запланировано не было, и Слава отправился домой. Хотелось зарыться с головой под подушку, полежать в тишине, успокаивая нервы и уговаривая себя, что подобных встреч будет ещё много и ему просто надо привыкнуть, нарастить панцирь, чтобы не расстраиваться по пустякам. Каждому же не объяснишь, что Слава всего лишь хотел защитить свою семью. Много их будет, таких вот самодовольных, напыщенных, судящих о людях со своих колоколен.
Войдя в квартиру, Слава понял, что побыть в тишине ему сегодня не удастся. Как назло, именно в этот день хозяин решил устроить пьянку. В кухне было накурено, на табуретках, точно куры на насесте, сидели порядком подвыпившие забулдыги.
— О, кого я вижу! — заголосил Саныч, увидев на пороге своего жильца. — Иди выпей с нами.
— Нет, спасибо, — вежливо отказался Слава. Он и так чувствовал себя по уши в дерьме, а пить в такой компании — значит совсем опуститься на дно. На сегодня с него достаточно унижений.
— Как знаешь, — пьяно фыркнул Саныч и отвернулся.
Слава прошёл в свою комнату и закрылся на ключ. Так надёжнее. Мало ли что пьяницам придёт на ум. Снял куртку и лёг на топчан, обдумывая всё, что с ним случилось.
Мысли скользили по поверхности, не давая сознанию зацепиться, за дверью монотонно бубнили мужские голоса, и на тело навалилась приятная истома. Слава прикрыл глаза, погружаясь в сон. Но заснуть не удалось. За дверью послышалась приглушённая брань, сдавленные крики и звуки борьбы. Слава встрепенулся. Не хватало, чтобы алкаши порезали друг друга. Разборки с ментами ему ни к чему. Что случись, Славе с его судимостью не поздоровится.
Он встал с кровати и отпер дверь. Звуки доносились не из кухни, как он сначала подумал, а откуда-то из глубины квартиры. Слава прошёл по коридору в ту часть, где никогда не бывал. Здесь ему делать было нечего — хозяйская комната и кладовая, которая наверняка была завалена старым хламом, его не интересовали.
Всегда закрытая дверь кладовки сегодня была приоткрыта. Изнутри лился жидкий электрический свет. Звуки борьбы доносились оттуда.
— А, с-сука… На… На… На…
Голос был не Саныча. Злой, надтреснутый, чем-то напомнивший Славе о днях, проведённых в колонии.
Подойдя ближе, он заглянул внутрь. Сердце ёкнуло, кровь бешено застучала в висках. То, что он увидел, было отвратительно. Здоровый мужик, один из тех, кого Слава недавно видел на кухне, жёстко трахал в рот какого-то парня. Тот дёргал руками, пытался отстраниться, чтобы ослабить давление на глотку, но мужик крепко держал его за волосы, насаживая ртом на свой вздыбившийся член.
— А, с-сука… — Мужик продолжал тяжело сопеть, входя в раж и упиваясь властью над жертвой.
Тот, снизу, уже хрипел, захлёбывался слюнями и часто моргал слипшимися ресницами. Из глаз и носа у него лилось, лицо побагровело, мышцы на шее сильно напряглись. Славе показалось — ещё немного, и парень задохнётся.
Слава распахнул дверь, схватил мужика за шиворот и швырнул на пол. Мужик не сразу понял, что случилось. Сидя на полу со спущенными штанами, он несколько секунд испуганно таращился на Славу, а потом зарычал и бросился в атаку. Одним ударом Слава снова сшиб его с ног. Брызнула кровь, оставив на замызганной стене длинный прерывистый след.
— Ты чё? — Снова оказавшись на полу, но уже с разбитым носом, мужик распластался, словно краб, и попятился назад. — Ты чё делаешь, падла?!
— Пшёл отсюда! — набычившись, зарычал Слава. — Пшёл! — припугнул он мужика пинком в воздух. Мужик вскочил и, шарахаясь от стены к стене, спотыкаясь и испуганно оглядываясь на Славу, бросился бежать.
Слава вернулся в кладовку. Паренёк сидел на низенькой самодельной лежанке. Он откашливался и часто моргал, вытирая лицо рукавом рубашки.
— Вот мразь! — процедил он, ощупывая челюсть. — Чуть рот не порвал, козёл ебучий…
Слава вытаращился на него.
— Что смотришь?! — огрызнулся парень, застёгивая штаны и поправляя рубашку.
— Ты что тут делаешь?
— Угадай с трёх раз!
— Ты как здесь оказался?
— Через окно влетел, как Карлсон! — зло хрюкнул парень.
— Ты, вообще, кто? — Слава не понимал, откуда в квартире взялся этот хмырь. Ведь если того, первого, он приметил ещё на кухне, то этого видел в первый раз. Такого бы Слава точно запомнил. Уж слишком он отличался от Санычевой компании, и к тому же был совершенно трезв.
— Кто, кто! Дед Пихто! Раскудахтался…
— Не хочешь говорить?
— С тобой, что ли? — Он нахально взглянул на Славу и криво ухмыльнулся.
В голове у Славы мелькнула неприятная мысль.
— А ну, вставай! Вставай и чеши отсюда!
— Да пошёл ты… — отмахнулся от него парень.
— За лоха меня держишь? Думаешь, я не понимаю?
— Пошёл ты…
— Что сказал?
— На хуй, говорю, иди.
Слава вскипел, схватил парня за грудки, выволок из кладовки и хотел было дать пинка, как тому забулдыге, но что-то его остановило. В том, как парень безвольно повис в его руках, было что-то неестественное. Он попытался поставить парня на ноги — не получилось.
— Вставай! Ты что? Вставай же, ну?! Вставай, кому говорят!
Слава держал его, крепко сжав в кулаках хлипкую рубашечную ткань, но тот даже не пытался встать, только зло скалился, глядя Славе в лицо.
— Ты что? Т-ты… Т-ты что… не стоишь? Ты не можешь? — Слава растерялся. Висящий у него на руках парень всё шире и шире улыбался и, наконец, запрокинув голову, расхохотался.
Славу прошиб холодный пот. Он разжал кулаки, и парень с грохотом упал ему под ноги. Приподнявшись на руках, зло посмотрел на Славу и хищно улыбнулся.
— Ну? Что же ты передумал? Ты же хотел меня вышвырнуть!
Слава нервно сглотнул, глядя на лежащего у его ног человека. Что это? Как такое возможно? В голову приходили разные мысли, но от них становилось только хуже.
— Ссыкло! — сплюнул парень и точно раненый солдат, волоча за собой ноги, пополз на руках к кладовке.
Слава стоял и ошарашенно смотрел, как тот заползает обратно и, уперев кулаки в собранную из ящиков и деревянной палеты кровать, ловко подтягивается, забрасывая на неё свои бездвижные, похожие на рыбий хвост ноги.
___________________________
* Лофт-проект «Этажи» — многофункциональное арт-пространство на Лиговском проспекте в Санкт-Петербурге
2
Дверь кладовой с грохотом захлопнулась. Слава вздрогнул, выходя из оцепенения. То, что парень, которого трахал мужик, оказался калекой, никак не укладывалось в голове. Кто он такой? Почему Слава раньше его здесь не видел? Судя по тому, что в кладовке стояла накрытая старыми одеялами лежанка, жил он тут давно и, скорее всего, приходился Санычу родственником. А не видел его Слава, потому что редко бывал в квартире, днями напролёт занимаясь поисками работы.
Потоптавшись у закрытой двери, Слава решил вернуться в комнату. Что толку стоять так в пустом коридоре? Ничего нового сегодня он всё равно не узнает. Пьяный Саныч храпит на кухне, а парень из кладовки вряд ли ему что-то расскажет. Он чётко дал понять, что не желает общаться со Славой. В конце концов, у людей своя жизнь, зачем в неё лезть?
Следующее утро оказалось не менее богатым на события, чем предшествующий вечер. На календаре была суббота, и собеседований в этот день не было. Дождь за окнами никак не унимался, создавалось впечатление, что где-то в небесной канцелярии прорвало трубы, и пока всё не починят, так и будет лить с утра до ночи.
Встав с постели, Слава сделал зарядку и вышел в кухню. Вчера по дороге домой он захватил пирожки, печенье и пакетированный чай и сейчас собирался всем этим позавтракать, разжившись на кухне кипятком. Выходить в такой ливень на улицу ему совершенно не хотелось.
В кухне по-прежнему спал Саныч. Повсюду были разбросаны бутылки, на столе валялись окурки, какая-то шелуха, рекламные проспекты, пакетики из-под сушёной рыбы и прочий мелкий хлам, который разглядывать особо и не хотелось. За ночь тело Саныча переместилось, теперь он возлежал на полу, развалившись возле холодной батареи, и громко храпел. Подле копошился уже знакомый парень, пытался перевернуть Саныча на бок и обыскивал карманы.
— Ну же! Пьянь… Куда деньги дел? Деньги где, я тебя спрашиваю?!
Увидев Славу, парень насторожился.
— Чё надо? — процедил он сквозь зубы.
— За кипятком пришёл. Нельзя?
— Можно. Чайник вон. Бери и проваливай!
Услышав голос Славы, Саныч разлепил глаза и попытался встать, невнятно мыча и хватаясь за батарею.
— Не маленький, разберётся! — огрызнулся парень.
Но Саныч не унимался, буксовал пятками по полу и проскальзывал, держась за радиатор и грозя выдрать его из стены к чёртовой матери.
— Да успокойся ты! Батарею сорвёшь, чем платить будем?!
«Значит, всё-таки родственники», — мелькнуло в голове Славы.
— Давай помогу. — Слава подошёл ближе и протянул Санычу руку. — Я отведу его, — кинул он парню через плечо, помогая Санычу встать и закидывая на себя его руку.
Когда, уложив Саныча в комнате на кровать, Слава вернулся, парень уже взобрался на табурет и шарил по столу, заглядывая в пустые склянки и разорванные пакеты с болтающимися на дне крошками. Запустив руку в банку из-под солёных огурцов, он пальцами выловил из мутной жидкости ошмёток лука и с жадностью запихал его в рот.
Слава застыл на месте, наблюдая за неприятной и в тоже время душераздирающей сценой. Заметив, что за ним наблюдают, парень соскочил с табуретки и, не глядя на Славу, быстро пополз в коридор.
— Эй, как тебя там? — окликнул его Слава. — Может, позавтракаем?
— Накормить калеку решил? Добренький? — Парень исподлобья зыркнул на Славу. — Знаю я вас таких добреньких. Сначала кормите, а потом…
— Хозяин — барин, — фыркнул Слава. — Не хочешь, уговаривать не стану…
Парень застыл, испытующе уставившись на Славу огромными серыми глазищами.
— Ну давай позавтракаем, — сказал он так, будто одолжение сделал.
«Гонористый парнишка попался, с характером», — усмехнулся про себя Слава.
— Только не здесь, ладно? У меня в комнате. — Слава поморщился, глядя на царивший в кухне бардак.
— Даня, — обтерев о себя руку, парень протянул её Славе.
— Слава.
— Ну что, идём?
Даня пополз вперёд, оборачиваясь на замешкавшегося Славу. Прихватив с собой электрический чайник и пару кружек, показавшихся ему чистыми, Слава вышел из кухни.
В комнате он вскипятил воду, бросил в кружки заварку и полез за угощением.
— Негусто! — усмехнулся Даня, когда Слава вывалил на стол пачку «Юбилейного» и четыре запаянных в полиэтилен пирожка.
— Чем богаты, — хмыкнул Слава. — Угощайся.
Он открыл пачку печенья и положил её на середину стола.
Пирожки Даня глотал, кажется, не жуя. С печеньем дела обстояли не лучше. Ел будто в последний раз, запихивая целиком в рот и жадно подбирая со стола крошки. Смотреть на него было больно. Похоже, парень жил впроголодь и есть ему случалось не каждый день.
— Саныч тебе кто? — начал издалека Слава.
— Отец.
— И что, давно так пьёт?
— Как бабушка умерла, с тех пор не просыхает.
— А ты?
Даня вскинул на него непонимающий взгляд.
— Ты давно так? — он кивнул на Данины ноги.
— Имеешь в виду — инвалид?
— Да.
— Всю жизнь, с самого рождения. У матери были трудные роды. Меня спасли, её — нет. Даже и не знаю, благодарить за это врачей или как. ДЦП, может, слышал?
— Ну слышал.
— Ну вот. Бабушка пыталась что-то сделать, лечила меня — массажи там всякие, расслабляющая терапия, санатории. Даже на ЛФК меня возила. Благодаря ей я стоять начал, а потом всё… — Он махнул рукой.
— Что — всё? — не понял Слава.
— Всё закончилось. Бабушка умерла, отец запил, ну и… — Даня вздохнул. — Ладно, пора мне. Засиделся я тут у тебя. — Отряхнув с себя крошки, он спрыгнул с дивана и шустро пополз к двери.
— Погоди! — Слава вскочил следом. — А почему ты… Ну, по полу ползаешь? Почему не в коляске? Тебе же должны коляску были выделить?
— Должны, но не обязаны! — хмыкнул Даня. — Была у меня коляска. И пенсия была. Только сам видишь, — он кивнул на дверь, — с ним каши не сваришь, а по инстанциям ходить, пороги обивать я не могу.
— А живёте вы на что?
— Вот комнату тебе сдаём… А так… Как придётся... По мелочи. — Даня нахмурился. — Пора мне. Спасибо за завтрак.
Даня уполз за дверь, а Слава так и остался стоять посреди комнаты, обескураженный этим коротким, но таким болезненным разговором.
После его ещё долго колотило. Если раньше Слава думал, что ему в жизни не повезло, то сейчас понимал: все его проблемы — ерунда. Ныть и жаловаться ему, здоровому мужику, просто смешно. Косо посмотрели, грубо отказали? Так что? Всё это мелочи по сравнению с тем, что происходит в Даниной жизни.
***
На собеседование Слава шёл во всеоружии. Он был готов к тому, что ему откажут.
Когда сказал сидящему напротив парню с косичкой, в байковой клетчатой рубашке и фланелевых брюках, что имеет судимость, тот неожиданно поинтересовался за что. И Слава честно ему всё рассказал, утаив лишь то, что за рулём был не он, а его жена. Молодой человек сочувственно вздохнул, философски заметив, что такое могло случиться с кем угодно, и неожиданно предложил Славе сделать небольшой проект.
Домой Слава летел, будто на крыльях, с ноутбуком под мышкой, который дал ему Алексей буквально под честное слово, и надеждой на получение долгожданной работы. Сейчас Слава покажет, на что он способен, сейчас он докажет Алексею, что тот не зря в него поверил!
Затарившись в магазине сухарями, чипсами и прочей мелочью, чтобы голод не отвлекал его, Слава засел за проект. О Дане не думал, парень отошёл на второй план. Сейчас для Славы главной целью было получение работы. Ведь если Слава справится, то Алексей пообещал взять его в крупный проект, который продлится не один год, и деньги предлагал нешуточные, такие, о каких Слава мог только мечтать.
Слава проковырялся несколько дней, но проект сделал. Удовлетворённый своей работой, он позвонил Алексею.
— Всё готово. Могу подъехать, показать, что получилось.
— Отлично. Жду.
Кажется, Алексей остался доволен сроками, в которые смог уложиться Слава.
Слава решил не тащить с собой тяжеленный ноутбук. К тому же вещь дорогая, в толкучке в метро мало ли что может случиться. Скинув получившийся код на накопитель, Слава отправился на встречу налегке.
Алексею проект понравился. Он даже похвалил Славу и сказал, что готов подписать с ним договор ГПХ*. Пока так. А если Слава и в дальнейшем будет работать так же быстро и качественно, то Алексей похлопочет, чтобы его приняли в штат. Над техзаданием пришлось попотеть. В офисе Слава просидел до позднего вечера, обсуждая с Алексеем детали, а когда очнулся, за окном было уже темно. Ехал домой, предвкушая, как начнёт работать над новым проектом. Руки горели, хотелось начать прямо сейчас, не откладывая на завтра.
Однако дома его ждал неприятный сюрприз.
_______________________________________
* ПХ - договор гражданско-правового характера.
3
У Саныча снова были гости. Слава уже привык к тому, что за дверью постоянно слышались чужие голоса, к счастью, ближе к ночи они стихали. Обычно собутыльники к тому времени либо были уже скотски пьяны, либо разбредались по домам.
Привык Слава и к тому, что в квартире вечно было не убрано. Хозяйским чайником он пользоваться перестал, приобрёл в супермаркете свой — маленький, всего на одну кружку. Даню видел редко. Тот почти никогда не выходил из своей кладовки. Только однажды столкнулся с ним, когда тот сгребал с кухонного стола мусор, аккуратно складывая в пакет пустые бутылки.
Сегодня же, несмотря на позднее время, гулянка была в полном разгаре. Забулдыг собралось в разы больше, чем когда-либо. Сердце Славы неприятно кольнуло. Саныч громко орал на кухне, щедро разливая по стаканам водку, кричал, что угощает. В воздухе висел сизый сигаретный дым, пахло перегаром и чем-то остро-кислым. У самой двери комнаты лежало пьяное тело. Слава толкнул его ногой, отодвигая в сторону. Тело недовольно заворочалось, разлепило набрякшие веки и стало нецензурно выражаться. Не обращая внимания на пьянчугу, Слава вошёл в комнату и включил свет.
Непонятное чувство тревоги овладело им. С утра здесь что-то изменилось. Слава взглянул на стол, на котором оставил ноутбук, и обомлел. Компьютер исчез. Его не было. Дрожащей рукой он вытер со лба проступившие капельки пота и сел на диван. И что теперь делать? Куда бежать? Где искать пропажу?
Мысль тут же зацепилась за Саныча. Ну конечно же, больше некому! Не помня себя, Слава вылетел из комнаты и, ворвавшись в кухню, схватил Саныча за грудки.
— Где?! Где ноутбук, я тебя спрашиваю?
Саныч пьяно таращился на Славу, дыша в лицо перегаром.
— Какой нутубук? Ничё не знаю… Не было никаких нутубуков… Не видел. — Он мотнул головой и, разведя руками, прыснул.
— Скотина! Это ты! Ты! Отвечай, кому продал?!
— Н-ничего… не продавал… — снова мотнул башкой Саныч. — Ничего не знаю…
Поняв, что от Саныча он ничего не добьётся, Слава швырнул его обратно на табурет и кинулся к кладовой.
— Даня! — Он распахнул дверь. Даня со спущенными штанами лежал лицом вниз на своей постели и тихонько скулил. Сверху, навалившись на него, пыхтел незнакомый пьяный мужик. Слава болезненно зажмурился. Смотреть на это было невыносимо. — Ммм…
Даня повернул голову и заорал:
— Дверь закрой! Дверь, я сказал, закрой!
Слава шарахнулся в коридор, послушно закрывая за собой дверь. То, что он видел, было настолько отвратительным, что внезапно его охватила ярость. Захотелось, как в прошлый раз, вернуться в кладовую, стащить с Дани мужика и вышвырнуть его прочь. Но внезапно его осенила страшная догадка: Даня делает это добровольно. Ему это нравится?!
Слава стоял у кладовки, потрясённый своим открытием, и не знал, что делать. Он уже забыл, зачем сюда шёл. Все его мысли были поглощены тем, что происходило сейчас за этой старой, покрытой облупившейся краской дверью.
Что с ним случилось в следующую секунду, он так до конца и не понял. Словно помутившись рассудком, он рывком распахнул дверь, схватил забулдыгу за хлипкую синтетическую олимпийку и, швырнув его на пол, принялся бить ногами. Бил отчаянно, неистово, вкладывая в удары всю кипевшую в крови ненависть.
— На! На! На! — зло приговаривал он, видя сквозь чёрную пелену, как мужик на полу корчится от боли под его ударами. Осознание пришло позже: «Что я делаю? Зачем?» Он отшатнулся и, врезавшись спиной в стену, посмотрел на Даню.
Прикрывшись одеялом, Даня затравленно глядел на него. В серых глазах плескался страх. Слава не выдержал.
— Почему?! — Он схватил Даню за плечи и принялся трясти, теряя самообладание. — Почему?! Почему ты это делаешь?! — цедил он сквозь зубы, чувствуя, как от напряжения дрожат мышцы. — Почему?!
Испуг в Даниных глазах сменился отчаянной решимостью. Он с вызовом посмотрел на Славу и зло выплюнул:
— Нравится!
Слава едва сдержался, чтобы не ударить его.
— Что ты лезешь в мою жизнь?!
— Замолчи! Замолчи немедленно!
— Да, мне нравится! Нравится! Нравится! — заорал Даня, впадая в какое-то странное, похожее на сумасшествие, возбуждение. — Нравится! Нравится!
— Нравится?! — Слава сдавил челюсти и сжал его плечи так, что послышалось, как хрустнули Данины косточки. — Тебе вот это нравится?!.. Это?! — Он схватил его за подбородок и повернул голову к валяющемуся на полу пьянчуге. — Вот это? Нравится?! Нравится быть подстилкой для таких вот?!
— Не твоё дело! — Даня резко дёрнулся, освобождаясь от удерживающей его руки. — Не лезь в мою жизнь?! Что тебе надо?! Что?! Что ты лезешь куда не просят?!
Слава почувствовал, как земля уходит у него из-под ног. Надо поскорее убраться из этой чёртовой кладовки, пока он не наделал глупостей.
— Ну хорошо. Допустим. — Выпрямившись во весь рост, он сделал глубокий вдох. — Я не стану больше лезть в твою жизнь. Только ответь мне на один вопрос — куда вы дели мой ноутбук? Это вы его взяли?
— Мы ничего не брали!
— Не ври! Я знаю, что это вы! Больше некому!
— Сказал же — нет! — Даня оскалился, уставившись на Славу волчьими глазами.
— Почему? Почему вы такие? Вы же… Вы нелюди, вы… Вы… — Слава затряс руками и схватился за голову. — Чёрт побери! Он же стоит целое состояние… Это не мой ноутбук. Мне его дали на время!
В горле застрял ком. Какая чудовищная несправедливость! Почему Слава должен расплачиваться за чужую подлость, за чужую наглость и беспринципность? Почему они имеют право лезть в его жизнь, а ему — запрещают? Почему?
— Ничего, — зло фыркнул Даня. — Дали один раз, дадут и другой!
— Ты не понимаешь! — заорал Слава. — Люди поверили мне! А вы… Вы… Вы всё испортили… Вы!.. Такие, как вы! Вы портите всё, к чему прикасаетесь. Живёте в дерьме и хотите, чтобы другие так жили!
— Не ори! Ты ничего о нас не знаешь!
— Да что тут знать! Твой отец — алкоголик, а ты — шлюха!
Даня почернел, меняясь в лице. Вся его бравада тут же куда-то улетучилась.
— Уходи, — тихо произнёс он.
— Что?
— Уходи, — сдавленно повторил Даня.
Зачем Слава это сказал? Он же совсем не хотел его обидеть. Это вырвалось у него случайно, но сожалеть было поздно. Сказанного уже не вернёшь.
Чувствуя отвращение к себе, Слава побрёл в свою комнату. Что он наделал? Зачем такое сказал? Разве он имеет право судить? Даня прав, Слава ничего о нём не знает. Ведь была же у него когда-то нормальная жизнь. Была. Даня сам ему рассказывал, когда жива была бабушка, всё было по-другому. А теперь что? Что случилось? Почему он стал таким?
***
Рождения сына Саныч ждал с нетерпением. Беременность жены протекала нормально и не вызывала никаких беспокойств. Роды начались в срок, и когда Саныч вёз свою Люсю в больницу, не думал, что видит её в последний раз. В больничном холле распрощались, и она ушла. Даже не обернулась напоследок, не улыбнулась, не помахала. Просто ушла, переваливаясь как утка, держа в руке пакет с вещами. А потом были самые страшные в жизни Саныча двое суток.
«Много крови потеряла. Примите соболезнования», — сказала строгая врач в белом халате. Только потом Саныч узнал, что с новорождённым сыном тоже не всё в порядке. Воды отошли, а он никак не мог родиться, слишком долго пробыл в родовых путях. Диагноз поставили неутешительный, говорили, что вряд ли что-то поможет. Но бабушка, Люсина мать, верила. Уговорила Саныча забрать мальчика. Дома ухаживала за ним сама, да так, как не всякая мать сможет. Саныч не вмешивался. Вырастила, подняла. Даже на ноги своего Данечку поставила. Вот только, видно, если кому что на роду написано, так этого не миновать. В одиннадцать лет отвезла Данечку в санаторий, всё надеялась, что он ходить сможет, с другими ребятами в школе учиться будет. Мечтала. Но не получилось. По нелепой случайности Дане в том санатории вкололи двойную дозу расслабляющего препарата. Неделю в постели провалялся, отец с бабушкой думали, что уже не поднимется. Но Даня оказался сильным, справился. Вот только на ноги встать он больше не смог.
После этого случая бабушка стала болеть. Винила во всём себя. А через шесть лет умерла. Поначалу отец пил в одиночку, со временем появились дружки. Ходили к ним часто. В такие моменты Даня отцу на глаза старался не показываться, закрывался в своей комнате и рисовал: драконы, эльфы, ангелы, причудливые мифические существа. Время шло, с работы отца выгнали. Жили они, в основном, на Данину пенсию и редкие отцовские подработки. Даня мечтал, что после школы поступит в реставрационный колледж, готовился. Учился он хорошо. Бабушка с ним занималась, да и сам он тянулся к знаниям, много читал, увлекался химией и физикой. Экзамены сдавал в школе. Но после бабушкиной смерти стал сомневаться, что сможет доучиться. Не зря, аттестат о среднем образовании он так и не получил. А дальше всё пошло по кривой. Отец продолжал пить, стал вещи из дома продавать. Даня с ним ругался, кричал, говорил, что это он во всём виноват, что бабушку до смерти довел, не помогал ей совсем, что не хочет с ним жить, что уйдёт из дома, как только поступит в колледж. Вот только кому он был нужен без аттестата, да ещё и без ног? Саныч злился, называл Даню дебилом, обузой, говорил, что толку от него ноль.
Год после смерти бабушки пролетел как один миг. Саныч скатывался всё ниже, пил не просыхая. Даня уже и не помнил, когда видел его трезвым. Весёлые дружки сменились на бомжеватого вида забулдыг. В доме стали появляться вульгарные женщины со спитыми лицами и надтреснутыми голосами. Хрипло матерились, громко смеялись, обнажая беззубые дёсны, и неприятно шлёпали губами, когда пытались что-то сказать. Даня старался всего этого не замечать. Переживал, что их некогда уютный дом превратился в притон. Гости отца пили и трахались где попало, особо не скрываясь. К Дане, правда, не лезли.
Но однажды к нему в комнату заглянул пропитого вида мужик и, увидев симпатичного парня в инвалидном кресле, довольно рассмеялся. То, что было потом, Даня вспоминать не любил. Но память обмануть невозможно. Он помнил, как кричал до хрипоты, как беспомощно брыкался, пытаясь освободиться, как от удара вдруг потемнело в глазах, а очнулся он уже раздетый, лёжа на животе. Скулил и плакал точно маленький, просил не трогать его. Не помогло. Тот, кто его насиловал, едва ли знал, что такое жалость.
Когда всё закончилось, Даня ощутил себя невыносимо, отвратительно грязным. Хотелось помыться, содрать с себя кожу, пропахшую чужим потом и испражнениями. К горлу подступил тошнотворный ком, и его вырвало на пол желудочным соком и жёлчью. Спазмы следовали один за другим и никак не прекращались. Воздуха катастрофически не хватало. В голове промелькнула мысль, что он умирает.
Но Даня не умер.
4
Поначалу Даня думал, что произошедшее — нелепая случайность, дурное стечение обстоятельств, о котором ему лучше забыть. Отцу, конечно же, ничего не рассказал, постеснялся. Да и зачем? В полицию всё равно заявлять не станет. Стыдно. Перестрадал, переболел в одиночку. Но с тех пор дружков отца стал побаиваться. Закрывался в комнате, когда они приходили, и сидел там, пока за дверью всё не стихало. Однако спрятаться всё равно не смог. Однажды отец сам привёл к нему в комнату двоих сильно поддатых мужиков. Сказал, что всё знает и нечего тут Даньке ломаться. Люди это хорошие и деньгами их не обидят.
Даня орал и кусался, но рот ему заткнули быстро. Трахали всю ночь, а наутро он не чувствовал не только ног, но и всего тела. То, что Даня пережил, было настоящим кошмаром. Но самым отвратительным стало то, что на этом отец и не думал останавливаться. Приводил к Дане всё новых и новых знакомых и требовал повиновения. Кто его надоумил? Неужели допился до того, что решил продавать собственного сына? А что ещё ему было продавать? Ведь к тому времени всё ценное, что было в доме, он уже пропил.
Денег вечно не хватало. Пока Дане платили пенсию, отец худо-бедно справлялся, а когда перестали*, принялся искать новые источники дохода. И нашёл. Сам он работать не хотел, да и кто его возьмёт, горького пропойцу? Вот и подсказали дружки-собутыльники, что можно легко заработать, с выгодой используя сына-инвалида. Убежать парень всё равно не сможет, а отбиться от здоровых ему, калеке, будет нелегко. Личико-то у мальчишки любой бабе на зависть. Одни глазищи чего стоят — огромные, в пол-лица. Таких, как он, на зоне пачками пользуют. Клиентура наберётся, Саныч об этом может даже не беспокоиться.
В доме всё чаще стали появляться те, кто «деньгами не обидит», и каждый раз повторялось одно и то же. Даня сопротивлялся, его били. Чем сильнее он сопротивлялся, тем больше ему доставалось. Жил как во сне, стараясь сильно не задумываться, но понимая, что долго так продолжаться не может. Перед глазами мелькали незнакомые лица, спитые голоса хрипло смеялись, дыша перегаром, крыли матом, обдавая вонью гниющих зубов и разлагающихся внутренностей. Они вторгались в его жизнь вероломно, нагло, бесстыдно, словно шакалы почуявшие беспомощную жертву. Терзали тело и рвали душу, своим присутствием стирая в памяти всё хорошее, что когда-то было.
Единственной отдушиной для Дани стало его увлечение художественной графикой. И он рисовал. Рисовал много, вдумчиво, по несколько часов, с головой уходя в придуманные им миры, где не было места удручающей мерзости и безнаказанности. Сначала закончились листы ватмана, оставшиеся ещё с прежних времен, потом альбомы для набросков, а потом и старые школьные тетради и бабушкины блокноты, исписанные убористым мелким почерком. У Дани не осталось больше ничего, что могло бы укрыть его от страшной, уродливо искажённой безнадежностью реальности. Он мечтал убежать из дома, скрыться от затягивающего в мрачную пустоту скотского образа жизни, уехать однажды утром и больше никогда не возвращаться сюда, в этот дом, превратившийся в такой простой и обыденный ад. Но что станет с ним на улице? Долго ли Даня там протянет? Сейчас у него была хотя бы крыша над головой и стены, защищающие от холода и ветра. А на улице ему не выжить.
Все деньги, что удавалось выручить, отец пропивал, на продукты не оставалось. Есть в доме было практически нечего, и Даня голодал, иной раз перебиваясь объедками, которые удавалось найти в уличном кафе возле местного продуктового магазина. Ругался, конечно, требовал от отца денег, но тот не давал, предпочитая спускать всё на водку. И Даня стал воровать. Воровал у отца, у тех, кто приходил, кто трахал его за закрытыми дверями.
За покупками Даня ездил сам на коляске, пока она у него была. Иногда помогали сердобольные люди, жалеющие молодого парня-калеку, давали ему денег, некоторые покупали что-то из продуктов.
Тогда-то и пришла Дане в голову мысль просить милостыню. Конечно, профессиональные попрошайки его быстро вычислили и потребовали убраться с их территории. Но он всё равно приезжал на своей коляске и подолгу «дежурил» в оживлённых местах возле станции метро. Однажды Даню чуть не побили, но это его не остановило, дома было гораздо страшнее. Лучше было весь день провести на улице попрошайкой, чем в аду, который устроил ему родной отец. Дома он теперь почти не бывал, уходил рано утром и возвращался только к ночи, когда «гости» упивались в хлам или расползались восвояси. А потом пьянки и вовсе сошли на нет — не на что стало, «хорошие люди» просто так денег не давали. Отец злился, называл Даню неблагодарной тварью, а потом сделал подлость — продал коляску.
Для Дани наступили чёрные времена. В дом снова вернулись те, кто не скупился на забавы с инвалидом, а вместе с ними и пьяные вечеринки.
Даня обслуживал мужиков, которых находил отец, не кричал и не сопротивлялся, знал, что всё бесполезно. Воровал деньги, но сам их тратить уже не мог, не было возможности. Изворачивался, врал, шарил у пьяных по карманам, забирал у отца последнее, пока тот был в отключке, а потом шантажировал, выторговывая себе кусок хлеба в обмен на водку. Но Саныч снова его переиграл: сдал Данину комнату приезжему, выселив сына-калеку в кладовую.
— Толку от тебя ноль! Только и умеешь, что отца обворовывать, — сказал он, глядя мутным взглядом на сына, притихшего в углу на грязной деревянной палете. — Будешь теперь здесь жить.
***
После вчерашнего происшествия Слава чувствовал непонятную тоску. Что-то не давало ему покоя, и виной этому был вовсе не пропавший компьютер. Он поступил с Даней нехорошо, намеренно так сказал, чтобы обидеть. Вот зачем он это сделал? Чего хотел добиться? Выплеснуть скопившуюся злость? Выплеснул, и что? Кому от этого стало легче? Да, компьютер исчез — это неприятно, но ещё не трагедия. Возможно, у Славы получится всё исправить, удастся убедить Алексея в том, что в пропаже компьютера его вины нет. Он постарается возместить стоимость ноутбука, как только начнёт зарабатывать. Но Даня… Обвинять его в таком было жестоко. Сейчас Слава это понимал и не знал, что ему делать. Пойти извиниться? А нужны ли Дане его извинения? Калека и его отец — опустившиеся люди, не имеющие представления ни о совести, ни о чести. Слава только потеряет время, зря унизит себя.
Так Слава искал оправдание своему поступку и не находил. Разговор с Даней не давал ему покоя. Он постоянно прокручивал его в голове, и в конце концов уверился в том, что виноват и просто обязан извиниться. Это нужно не столько Дане, сколько ему самому. Решив не торопиться и всё ещё раз хорошенько обдумать, Слава договорился о встрече с Алексеем, собрался и вышел из комнаты. К своему удивлению, возле двери он обнаружил Даню.
— Привет! — улыбнулся тот как ни в чём не бывало.
— Привет, — опешил Слава.
— В город собрался?
— Да.
— Слушай. — Даня полез в карман. — Купи что-нибудь пожрать, а? Отца после вчерашнего не добудишься. Тебе ж не сложно. Зайди в магазин, возьми бомж-пакетов на все. Вот. — Он протянул Славе две сотенные купюры.
Слава взял деньги и повертел их в руках.
— Только дорогие не бери. Подешевле, ладно?
— Угу, — кивнул Слава.
— И тетрадку.
— Тетрадку? — Слава удивлённо вскинул брови.
— Да, тетрадку. Потолще, но чтобы недорогая.
— Тетрадь-то тебе зачем?
— Нужна. Купишь?
— Ну куплю.
— Спасибо. Хорошего тебе дня, Слав. — Даня улыбнулся.
— Не за что. — Слава насторожённо посмотрел на него и вышел из квартиры.
К рассказу, что ноутбук у Славы украли, Алексей отнёсся с недоверием. Скрывать Слава ничего не стал, рассказал как есть: про грандиозную пьянку, про алкаша-хозяина, про сброд, постоянно толкущийся у них в квартире, про допрос, который учинил Слава, пытаясь выяснить, куда дели ноутбук.
— Полицию вызывал? — нахмурившись, спросил Алексей.
— Нет, — мотнул головой Слава. — А что я им скажу? Ноутбук не мой, я нигде не работаю. А с моей справкой об освобождении кто мне поверит? — Он тяжело вздохнул.
— М-да, — хмыкнул Алексей.
Ситуация была непростая. Однажды он уже поверил сидящему напротив человеку, и что из этого вышло? Где гарантия, что Слава не врёт? Что всё было именно так, как он рассказывает? Может, недавно откинувшийся зэк решил его обмануть, продать дорогое устройство, а весь его рассказ — не более чем хорошо поставленная пьеса?
— Я отработаю. — Слава болезненно поморщился, видя, с каким недоверием смотрит на него Алексей. — Каждый месяц с зарплаты отдавать буду.
— Долго отдавать придется. Такой ноут двести тысяч стоит.
— Я отработаю, — повторил Слава. — Всё до копеечки. Если надо, я бесплатно работать могу.
— А жить ты на что будешь?
Слава пожал плечами.
— Ну вот что. — Алексей с шумом втянул воздух. — Я поговорю с начальством, а пока оставайся в офисе. Будешь работать под моим присмотром. Дело не ждёт, проект сам себя не сделает.
Слава возвращался домой поздно. Вместо ларька у дома он заглянул в большой супермаркет. Взял себе на ужин две шавермы и пачку овсяного печенья. Дешёвые бомж-пакеты брать не стал, положил в корзину те, что подороже, а ещё пряники, копчёную колбасу, сгущёнку и три яблока. Яблоки выбрал самые красивые, такие, что хоть натюрморт рисуй. Тетрадь купил, как и просил Даня, толстую, дешёвую, с желтоватыми рыхлыми листами в мягком картонном переплете. Других попросту не было.
Даня ждал его у порога.
— Принёс?
— Держи. — Слава поставил перед ним пакет. Даня заглянул внутрь и побледнел.
— Что?
— Тут не моё.
— Твоё-твоё, бери. Себе я вот, в отдельный пакет сложил. — Он показал Дане пластиковую «майку», в которой болтались две шавермы и пачка овсяного печенья.
— Я столько денег не давал.
— Ну и что? Бери, я угощаю, — добродушно отозвался Слава.
— Не надо. — Даня нахмурился.
— Почему? — опешил Слава.
— Потому! Я денег тебе на бомж-пакеты дал, а не на это.
— Так я бомж-пакеты и купил, а колбаса, яблоки, пряники… Так это… Не пропадать же добру?
— Забери.
— Но почему?
— Потому. Я не собачка бездомная, хвостиком перед тобой вилять не стану. — Даня зло оскалился.
— Так я думал… — Слава растерялся.
— Индюк тоже думал! Хочешь в добренького поиграть? Так иди вон детдому помоги, а мне не надо.
Даня резко отодвинул от себя шуршащий пакет, тот раскрылся, из него выкатилась банка сгущёнки и следом выпала тетрадка. Даня скосил на неё взгляд, схватил и быстро пополз к кладовке.
Слава стоял в растерянности у порога и не понимал, что сделал не так.
_________________________________
* Для получения пенсии по инвалидности раз в два года необходимо проходить медкомиссию, подтверждающую статус.
3 комментария