Я БЫЛ... Дневник Александра В.

Аннотация
Это подлинный дневник Александра В. 
Его нет не свете, и всё, что осталось, – эти записи, в которых он с поразительной честностью и откровенностью рассказывает о своей жизни, о мучивших его вечных вопросах – Любовь, Секс, Смерть. 
В дневнике есть запись: «В большом смысле я убежден, что только тогда получается настоящая литература, когда автор выворачивает себя наизнанку, только такой дорогой ценой». И еще: «Моя история не принадлежит только мне».
В этом смысле этот пронзительный человеческий документ обрел высоту подлинной, настоящей литературы.
                                                                                                                                            Валентин А. (Sirius
)


2003
 
19 марта 3-его года, около полуночи
Я вернулся в пустую (!) комнату после длительной прогулки по Москве сегодня. Я жадно бродил по ее старым, но красивым улицам, любовался падающим в лицо снегом, наблюдал, созерцал, слушал… Кажется, с первыми записями в этом новопроставленном дневнике начинается и новый период в моих отношениях с Москвой. Этот период я назову познавательно-созерцательным…  
Ой, ведь он уже наступил (нет, не Новый год, а этот период…). Сегодня. Выйдя на станции Лубянка, я побрел по Никольской к самой что ни на есть Красной площади в надежде попасть в церковушку… Не помню ее названия. Я был давно в ней. И был удивлен: иконостас такой же, как в S. Я хотел поставить свечу за мою умершую маму и еще одну свечу… Храм был закрыт (я так думаю… ручку двери дернуть не решился). Относительно быстрым шагом я преодолел Красную площадь (там действительно особая атмосфера, особенно под ночь, когда ты практически один, когда не можешь схорониться за кустик от взглядов этих громадин…) и пошел по Варварке к Китай-городу, стараясь не обращать особо внимания… Я порассматривал подземные витрины, прошелся по парку, где при входе встречаются Кирилл и Мефодий, которым благодарна Россия. 
Где-то боковым зрением видел… не ново! Но легкая дрожь все же бежала по телу (то ли от принятого «Адреналина» за 40 руб. с тоником…). Все, как должно быть… Конвейер… Ни капли живого…
Потом были Чистые пруды. Настолько ли они чисты? Я перепутал их с Патриаршими, искал 302-бис – булгаковскую «странную квартиру»… Думал Пушкинская – оказывается Третьяковская… Звонил Диме. Без дум и планов. Просто смелость хотел проявить, про жизнь спросить. Занято.
 
Первые исписанные страницы… Первые минуты, часы нового периода в жизни моей. «Нового» – здесь ничего не значит… Ибо всё старое, и имя его одиночество. Эта пора поглощает меня. Я уйду в себя, в свою скорлупу, заброшу учебу, стану пить, сойду с ума в самом себе и, да храни Господи, наложу руки… Только такие планы могут рождаться у меня теперешнего… Я в безысходности… Любой выбор (а у меня их 2, по-прежнему не терплю середину) – безысходность и сожаление, страдание и ненависть к себе, вечная боль во всем теле… 
 
21.03.03
Вчера снова прикасался к Москве… Единственная помеха – холод, пробирающий до мозга костей, да пурга, слепящая глаза… И понял важное: Москва может понравиться, очаровать, может вылечить… Главное – закрыть глаза на… и искать в себе общие точки с Москвой. «Москва», «москвичи» – разное, Москва – это больше… Это любимый город Цветаевой, Окуджавы… А они не могли ошибаться. Москва лечит. Так, вчера и позавчера я нашел силы, ответы… а приятная усталость от прогулки рассосала все приступы депрессии. Москва невольно заставляет смотреть шире, полнее (не, не глубже: глубина возможна лишь в глубинке), а то, что сидело в тебе раньше, растет здесь в какой-то степени: и хорошее, и плохое…
Теперь мне не сидится в общаге, я ищу момента прикоснуться… созерцать и познавать (в этом смысле курьерство очень мне симпатично) Москву. 
Универ – не безысходно плох, есть светлое, но больно много здесь каких-то совсем чужих по духу лишних людей. Моя группа – одна из лучших, бесспорно… Но и в группе, в универе вообще, я одинок. Учеба началась без надрыва, вяло и не с прежним азартом. Но сегодняшний день был не потерян в этом смысле. 
 
Звонил в B. себе домой. Оказывется, W отошел, живет у себя. Думает, что все пройдет.
 
Так, перейду к самому важному (все времени нет… но мысли оформились).
… Он сказал это, как шутку, за столом, поле 3-х рюмок крепленого вина «Душа шамана», как обычный прикол, не имеющий ценности. Он кричал это безумно и бесчувственно:
– А ты знаешь, как я впервые…? Как я стал…? 
– Да уж, помню… рассказывал, – не желая продолжать тему я ответил, сделав гримасу.
– Меня изнасиловали… В машине … Мне 14 было… Но я же не виноват!? 
Эти слова звучали как приговор нашим отношениям… Меня всего перекоробило, передернуло.
 
Весь вечер мои мысли текли только в этом русле, сбивались, рождались образы, представления. Единственное, о чем я спрашивал его, были подробности: «Я всё хочу знать! Всё!» … Нет, я не хочу тревожить раны… Не буду! Теперь. Но кричать за столом при девчонках…
 
– Ты не поймешь меня. Я был не такой серьезный, как ты… Если я все расскажу, ты не простишь меня…
– Ты после одного года совместной жизни говоришь, что я слишком серьезен для тебя? Почему ты сел в машину?
– Дорогая и красивая
– Покататься хотел? Еще чего?
– Я не «снимался»… 
– За каждый шаг придется дать ответ перед… (показал на небо).
– Знаешь, что значит ненавидеть себя? После этого я стал колоться, пить «всё, что горит»…
 
Мы почти не общались, пройдя от вокзала до его дома, до остановки… Мой голос был предельно взволнован, доносился из глубины. Он тоже был на нервах, но как-то быстро отходил. 
 
В лифте он совсем обезглавил меня.
– Потом я переспал с 6 или больше (не помню) деревенскими парнями.
 
Я закрыл глаза… Я представлял… Не нужно говорить… Не могу тревожить ран…
 
Ночью я читал Окуджаву, Цветаеву, Блока… Я хотел возвышенного. Вслух даже… А.
 
– Ты должен понять его… Мы очень с этим боролись…
– Я самый обманутый и обкраденный человек.
 
Днем, как только я проснулся, приехал Веня. Я все сказал.
 
– Я же говорил, что ты меня бросишь. 
 
Я попросил проводить меня лишь до остановки. Я старался говорить успокаивающе и обнадеживающе. А напоследок: «Я позвоню… напишу. Приеду нескоро – учеба. Целую…»
 
Но ехать мне не хочется. 
 
Эти образы, жуткие представления (будто мне всё передалось)… Мой маленький, беззащитный мальчик… Эти мерзавцы… Дайте мне их – я задушу. Я должен быть рядом. Я должен был помочь преодолеть. Нет! Не допустить… это несчастье… Ведь у него с психикой… с тех пор… А я сердился на его неуравновешенность и несдержанность… Самый несчастный человек… Как он выжил? Как нашел силы? Он искал идеал (не верил, наверное)… Он нашел его (меня). Он превозносил меня. Он нашел смысл в жизни. Он говорил возвышенно о любви. Он поверил в жизнь, любовь, человека… Бедный, несчастный человечек. Почему ты не дал пережить все это мне тогда? Ты не имел права обманывать меня, когда мы сближались… Я должен был знать все! Раны? Но почему ты кричал за столом? Почему сел в машину? 6 деревенских парней… Грязная сперма… Грязь! Мразь! Какие чувства? Ты не можешь говорить о высоком! Это прошлое? Прошлое живет в настоящем! Откуда такая любовь к анальному (ты пассивный)??? Это привычка, когда тебя имеют! Глубже! Глубже! Это на подкорке! Это часть тебя! Жалость и уважение переплелись с презреньем к этому человеку, который любит меня вот уже год… Я ничтожество? Я не могу прикасаться к его телу… Он обманул меня! Он лгал! Он говорил много о своем грязном отрочестве, но и это не всё оказалось… Я в безысходности… Любой мой выбор – последующее сожаление… Сердцем выбирать? Но сердце плачет, когда встают образы членов в сперме… машины… 6 парней… соседа в старом его доме… Кого там только… Неразборчивый, неосторожный, с душой нараспашку, наивностью! Этот человек, который любит меня, который души не чает во мне, предан и желает только добра, он должен быть счастлив… Я сделаю всё… Но не со мной…
 
Я сделал один важный вывод. Гомосексуализм приобретается, а не врожден. И приобретается не лучшим образом. Изнасилование мужчины гораздо страшней и ужасней изнасилования женщины. В первом – ко всему еще и убивается естественная природа – природа мужчины (это он «должен», а не его…). Все мои прежние высокие представления о гомосексуалах как об избранных, отмеченных Богом, талантливых и во всех отношениях особенных оказались иллюзией.
 
Я разочаровался в гомосексуализме – порождение сатаны! Раз вкусившие грешный плод, еще, ой, как хочется… Разнообразно! Необычно! Захватывающе! 
Влекуще! 
 
Я всегда удивлялся, почему так нравится мне смотреть на целующихся ребят… Их утонченность, чувственность, робость, ложную скромность, вкус, талант…
Единственно возможные отношения, где возможна божественная любовь, – между мужчиной и женщиной…
 
Я не хочу ничего общего с этой субкультурой… Порву нить! Или я в клубке?
 
[Выписки из книги А. Булкина «Записки голубого»]
 
23.03.03
Не сидится. Помчался к американскому посольству (М. «Улица 1905 года»), а попал на Ваганьковское кладбище… Купил цветочки, искусственных цветов. Кладбище чувствовал только глазами… Видел, какое оно бесконечное. Сколько здесь людей? И все впритирочку, каждому – десятинку (да, ну метра 2–3–4 квадратных). Спрашиваю: «А где могила Окуджавы?» А мне женщина и показывает чуть ли не на ноги, мол, стоишь почти на ней. 
Удивительная (удивляющая) скромность… Как и при жизни… Большой камень неправильной формы (креста нет) с надписью, видно, его почерком: Булат Окуджава… Подумать только… А все бегают, спешат, водку хлещут, ругаются (на кладбище-то), денег выклянчивают…
После по Суриковской аллее… Могила Сурикова, братские могилы…
Могила Высоцкого при входе. Памятник – Высоцкий окутан тканью, вверху гитара возвышается (оказывается, религиозный смысл несет)… кажется, прикован к столбу… – отдает себя в жертву… А рядом иконка с лампадкой, свечи…
 
В метро напротив меня сидела мама с девочкой (лет 12). Девочка смотрела на меня, заглядывала в глаза… Уж не знаю, почему. Смешной что ли со стороны? Или мечтательность и «цельность» во взгляде? Она улыбнулась… Я не смог сдержаться. Кажется, она постоянно смотрела на меня и хихикала… А я еще сделал женственную ухмылочку («Так, да?») и тоже изредка посматривая ей в глаза… Мама стала обращать внимание, проявляла обеспокоенность. Что с ребенком? «Он даже ничего мне не показал», – защищалась девочка. Напоследок я подмигнул ей – она засмущалась – и шмыгнул в дверь… Мне кажется, я могу влиять на людей… как-то, не знаю сам. 
Записями 21.03, кажется, я хочу обмануть самого себя, свою природу… Проверить… А оставить всё как есть – спустить планку, опять спустить… – что останется (?) Одно знаю, по-прежнему относиться к W. я уже не смогу.
 
24.03.03
Так хочется весны… больше весны. Внутренне я готов ее встретить, а она все никак не справится с зимою… Это чувство пробуждения!
Как он мог смотреть «Мандрагору» и «Парни не плачут»? (Темы издевания, насилия сексуального над человеком?)
Война… Никак не могу поверить, что в XXI возможны такие отношения. Человечество не так быстро развивается… и до «человека духовного» еще далеко.
Относиться к Нему по-прежнему я уже не могу, даже если прощу разумом (пойму), эти образы, представления будут в самое неподходящее время вставать передо мной.
Что-то азарта к учебе не много… – всё говорит – весна.
 
25.03.03
Я чувствую перемены… это от глубины к, простите, – широте.
И еще, если между нами всё кончится, случится… Но относиться по-прежнему я не могу.
Случившиеся тогда с W., словно передалось мне: я постоянно возбужден и меня одолевает боль при воспоминании образов… изнасилования… Поеду к Большому театру, боюсь, я готов не всё…
 
26.03.03
Поиск приключений, жажда перемен, чувство неправильности существующего порядка жизни, безысходность, с трудом забиваемая усилиями самосохранения, одинокость и отдаленность от суетного мира сего, растерянность перед безразличием и простотой, подозрение окружающих, потери, непоправимость от потерь (W.), танатос, рассматривание нравов, копрофилия и копрософия, nigredo [полное разложение], желание изнасилования (может, это ново?) и брезгливость с психологическим комплексом перед сексом (чувство грязи и зла в сексе), особые состояния (без вмешательства…) сознания. Потеря чего-то важного и еще близкого (может, вернуть?).
… Случайная прогулка не заставила ждать… Проходя мимо театра (молодежного, на Театральной площади где-то), я остановился полюбопытствовать…
Слышу:
– Какой сегодня спектакль, не знаете?
… Неожиданный… Да и какой в 9 вечера спектакль?
– Не знаю… – Поэтому остановился.
– Любите театр?
– Да.
– А сколько вам лет? Я вижу – совсем молоденький… А что именно нравится?
– Серьезное что-то… А почему это вас интересует?
– Вот сразу… Почему у нас? В Париже, в Лондоне… запросто можно подойти… Рональдо согласился сфотографироваться со мной. Студентам показываю – не верят… Как, Рональдо… Я могу много рассказать про Париж. 
– Париж? Сравнивая с Москвой?
– Не знаю… Это разные ментальности.
Перед этим он протянул руку и пожал мою.
– Вы чувственный, тонкий… Вы один из ста… Я психоаналитик. Хотите встретиться… Я могу многое показать: Париж, Лондон…
– Мне кажется, это невозможно…
– Почему?
– Я живу другой жизнью…
– Вы делаете ошибку.
Он еще говорил что-то, обещал чего-то, предложил встречу, спросил, где живу я и т.д. В конце, когда я намекнул на отсутствие у меня времени и начал прощаться, он (Николай, если не ошибаюсь) сказал:
– Вы делаете ошибку…Значит, не хотите (держа какой-то миг мою руку в своей)?
– Я делаю много ошибок и радуюсь им… Всего доброго…. До свидания.
Вот так меня хотели снять… (любимое слово W.). Но я почувствовал в себе гордость (иначе события и не могли развиваться). Чего хотел этот за 50 мужчина, видно, профессор. «Хотели, – значит, на что-то гожусь» – первое, что приходит на ум из фольклора. Непредставительно и как-то простецки одетый мужчина хотел «не секса – я могу и…– а духовного общения» с «молоденьким» человеком, обещал хорошую жизнь… Сразу дал цену: «Один из ста» и говорил, кажется, не новое для него, как будто говорит это частенько… 
Интересная ситуация, согласись? Неожиданная (не так уж…). Может, он хотел не для себя… Может, это был конвейер… когда мальчиков передают потом…
Интересно было следить за глазами этого человека… Я не увидел их, не заметил что ли, кажется, их не было… Захотелось к высокому прикоснуться? Была сделка… Все по плану… Прежние слова… обычная ситуация (для клиента)… Не было бесцеремонности, но церемонились со мной равно так много, какова моя стоимость… И это: «Думаете, мне секс от вас нужен… Я могу… я хочу духовной близости». Я сразу вспомнил Женю… Да, он «варился» (как он говори) в этих кругах, но душа его искала большего… Для него жизнь (деньги) были для большего… Наверно, он полюбил меня. Я иногда представляю, что могло быть, если бы я согласился… Но я не согласился… Но я не выбираю этого! У Жени были глаза, которыми он проникал сквозь и внутрь… Здесь не было глаз… Наверное, человек созревает и простой разнообразно извращенный секс переходит в какое-то другое извращение – извращенную духовность… «Из песни слов не выкинешь», прошлое человека сидит в нем и замазать масляной краской его невозможно, можно лишь отвлечь свет…
Я убедился, что «достойно и хорошо» жить можно и легкими путями добившись. И чем «легче» и «проще» путь, тем «достойней». Я не выбираю этих путей! А Веня выбрал бы? Я не уверен в нем, будь он моложе и не встретив меня… Нет, я не набиваю цену себе, но повлиял я на него. Он стал другим, больше таким, каким я хочу его видеть… Я могу влиять на людей (сокурсники становятся другими при мне, читают, думают…)
Этот мужчина прогадал в цене… Он безобиден… Я был чувственно-холоден и задумчиво-мечтателен, смотрел, кажется, самыми большими глазами в мире, полными тоски и соболезнования… Люди живут проще, не задумываясь… или… редко…но сразу находя ответы… Может, это правильно. Чтобы узнать, нужно пройти черту эту. А как же понять? Прошлое, которое на век с тобой? 
 
Чувствую в себе противоречие тела и духа: телесно я хочу жесткости и изобретательности, а духовно всё это вызывает отвращение и боль (как «в первый раз»). После оргазма первая мысль: «И всё? Стоило ли?»
Сегодня в спортзале в зеркале я увидел, что весьма привлекателен и годен, как товар (последнее – шутка, но не так всё плохо)… То-то вчера у Большого одиноко ходящий и высматривающий иностранец кружил вокруг меня… Глаза – застывшие, безразличные, глаза экономиста или юриста. Богат, за 70… Один раз я взглянул ему в глаза – сделка… Просто потому, что здесь по-другому не бывает. Всё имеет цену и клиентов… Лишь мои поглядывания якобы на часы отвлекли его. Нашел он тогда или нет другого? Это не сложно: не этот, так другой…
Вот так я и сталкиваюсь с тем, что когда-то читал в книжках, что было так далеко.
 
29.03.03
Утренний субботний свет вовсю занимал всё новые и новые уголки нашей общежитской комнаты… 
 
Я вспомнил о том, что сегодня поеду на консультацию (работать хочу официантом… после А. Булкина… играет кровь… развлечет… и платят много, пугающе много)… Затем мелькнула мысль о сновидении, очень даже эротическом… Помню, в нем окончательно разорвалось между мной и W., а он даже не придавал этому значения… Он просто любил.
Сегодняшний день для меня только начался, поэтому не могу про него что-либо говорить, а замолвлю слово про вчерашний, когда меня чуть не избили, а, может быть, и убили бы.
Вышел на Китай-городе… Пострелял глазами… Направился по Варварке к Кремлю… Гулял по Красной площади… Прохожу под аркой к Манежной площади… Вдруг парень ко мне сзади – сбоку – подходит, небольшого роста, небритый, нервный весь, издерганный.
– Тебе лучше поехать домой… Пойдем, я отвезу тебя домой… Ты два раза нам помешал…
– Не понимаю ничего… Вы ошиблись, обознались.
– Нет! (весь на нервах). Я не ошибаюсь… Говорю, два раза прикрыл человека.
Я ничего не понял в тот миг, этот человек показался мне сумасшедшим… «Прикрыл дважды?» – в финансовом плане что ли? А в голове мелькнула мысль – случай из Булкина про мальчика-отличника, которого прищучили и изнасиловали… Я даже не успел испугаться, легкое волнение от непонимания происходящего. Мы стояли у памятника Жукову. 
– Я закурю.
– Покури–покури.
– Что, разрешаешь?! Следи за своей речью, да…!
– Извини…
– Говорю, что никогда не ошибаюсь… Ты должен уже валяться с перебитыми ребрами в луже крови… Но я против этого физического… можно всё словами… Ты прикрыл одного человека два раза…
Я стал вмешиваться, пытаясь вспомнить, на что он стал психовать, угрожать… Лишь потом до меня стало доходить, что значит «прикрыл» (прикрыть телом случайно, когда киллер метится).
– Я всё теперь понял, что прикрыл человека, случайно…
– Тебе приказывали «отойди», а ты же засматриваешься… Что ты тут делаешь? – Он хотел выяснить, случайно ли я попал или специально находился там.
– Ну как, Москву осваиваю… 
– Москву осваиваешь…
– Да, я учусь здесь, а живу в другом городе…
– А живешь?
– В общежитии.
– Откуда сам?
– Из другого города, из B.
– Вон ты откуда… А что у вас там нет, где учиться?
– По моей специальности нет.
– Значит так, я задам тебе два вопроса на честность… Как тебя зовут?
– Александр.
– Так вот… Повернись ко мне! (Я в этот момент посмотрел в сторону метро… Много людей возле меня, я так не защищен…). Сколько денег у тебя сейчас? Если правду скажешь – все твои (мне послышалось «сколько лет»).
– 17.
– Нет! Денег!
– 200 рублей.
– Сколько… да… в глаза смотри… Я должен… психологию… Сейчас правду говоришь.
– Я копейки не учитываю… В среднем… Я и сам с мелочью не знаю сколько…
Потом спросил что-то про тарифную карту, но я сказал, что мобильника у меня нет.
– А вот сейчас врешь.
– Ну ты же не будешь обыскивать меня.
– Буду! – очень твердо держась, сказал он.
Я протянул сумку.
– А сейчас верю, раз ты сам даешь. А теперь ты пойдешь в метро и поедешь домой! Обещай! Если подойдут мои архаровцы, то скажешь, что Веня сказал не трогать.
– Обещаю. Пока.
– Счастливо!
Я направился в метро, зашел в него, оглядываясь… Не торопясь, продвигался в самом метро… Оглядывался, посматривал, пытаясь угадать, кто из этих людей «архаровцы». Прокатился по Таганско-Краснопресненской ветке туда–обратно… Никто не подошел ко мне… Я остался в живых. Сейчас хочу позвонить моей знакомой поэтессе и всё рассказать… 
 
Вчера сразу после занятий позвонил в B. на мобильник А. и просил передать Вене, что приехать не могу – нет денег. Веская причина? Я действительно не хочу… Надежда должна умирать постепенно, а если сразу – умрет и всё остальное. Он, говорит А., прекрасно себя чувствует… 
 
Творческая среда… Как глоток свежести… Сколько разных и интересных людей на факе у нас… Спектакль. Я стулья ношу, ткань… Вторичная роль, но с этого начинают… О каждом из них хочу сказать… Когда много людей и все они разные – это и смешно и захватывающе-понимающе… Здорово! 
Даниэль – полурусский-полунегр, состоит в Церкви Христа, говорит о религии, улыбаясь всем, приветлив и вежлив. Худощавый, быстро говорящий и любящий химию, очень похожий повадками на одного моего одноклассника (также интересующийся политикой и биологией, пишущий стихи что ли…), вечно хмельной и непричесанный.
Девушка Даша – умна и хитра. Выставляет те стороны свои, какие желает. Сказала, что я показался ей голубым. Я ответил на это шуткой. 
Писатель-рифмоплет, крупный наружно, говорящий вечно приколы и блеюще смеющийся. Видно смеющееся к нему отношение девушки. Хороша собой, склонна к писательскому делу. 
Девушки из деканата – боевые девчонки.
 
До какого-то времени человек живет с лицом, данным ему небесами и родителями, а потом – с тем, какое сам заслужил.
Как-то у Большого ко мне подсел тот самый «юрист» со стеклянными глазами… Моральный урод! Больной человек! Жалеть таких надо... Медиком оказался…. Не он виноват – его творец…
 
Петя – сомнамбул. Ночью он такое отбрасывает! Даже вставал и показывал пальцем в несуществующего человека, кричал:
– Пойдем отсюда.
 
Утро 8числа апреля началось для меня странным образом. Не может начаться последующее, если предыдущее не закончилось. Вчерашний вечер и новое утро – не было между ними бездны неопределенности – ночи. Ночь была вполне определенна. Ночь Internet’a. Темный подвал на м. Рязанский проспект. Узнав о такой возможности, дух мой поднялся и парил момент-другой. За это время можно было сделать всё… Всё… Лишь посторонние взгляды (кстати, мнимые) смущали меня. 
 
Нашел несколько симпатичных вакансий курьера, но главное – гей-чаты, на которых я безвылазно сидел до полвосьмого.
 
Моё тело охвачено… Оно легко возбудимо. Мне даже неловко на улице. Я часто мастурбирую. Нет чувства целостности и единства: тело вышло из повиновения и само по себе, живет своими желаниями… 
Просто живи – говорят мне вокруг многие… Я не выбираю простых и легких путей в жизни (уже не могу – много сидит внутри). Внутренне я готов к измене W. Я представляю… что уже дурной знак этот Internet. 
Я понимаю, как люди теряют всё святое в жизни.
W. приехал ко мне в общагу утром в среду. Я предчувствовал (особенно, когда сквозь сон услышал стук), хотя просил А. передать, что не жду и не хочу, чтоб приезжал. Но он приехал. Я встретил холодно, сославшись на сон (я действительно хотел спать, но раньше я вскочил бы и бросился, обнимая и лобзая). Я не хотел ни видеть, ни общаться с ним, чужим мне человеком, который любит меня… (Внутри всё же стремился увидеться с ним). Мне жаль его и только. Я был ласков, но далек. 
– Ты специально меня не замечаешь? 
– …
Слезы.
– Я поеду домой… – он направился ко мне, чтобы поцеловать (прощальный жест). Я уклонился
– Поехали… по Москве побродим… Я хочу показать тебе много красивых мест (хотел помочь, успокоить).
Он отнекивался, но я уговорил…
Большой театр, Воробьевы горы, смотровая площадка, Китай-город, Тверская, МГУ… 
Он отвлекся от меня… Я этого и желал. От МГУ мы направились к Киевскому…
Стояли (я спиной) у кассы: он – с поникшим взглядом, я – в тревоге. Я не мог его отпустить одного…
Кассирша заметила:
– Нужно раньше отношения выяснять… За 10 минут покупаете билет («выяснять отношения» носило семейный характер). 
 
[В городе В.]
W. хотел всё наладить… У него нет больше других ценностей, смысла, кроме меня (это его слова). 
Потерять – значит, потерять и жизнь.
После нашей ванны он долго сидел на унитазе и смотрел на меня… Потом сорвался (я не заметил)…
Лежит на диване и дергает его… 
В лежащей на столе записке я успел лишь разглядеть: «Прости меня»
Он быстро вскочил, смял записку и побежал пить воду… Я опасался, боялся больше всего… Он принял 20 штук дуо-септола.
Всё обошлось. Здесь медицинское: вовремя успел очистить желудок.
– Ты хотел, чтоб всю жизнь на мне сидел отпечаток этой трагедии? Это не выход, не освобождение. Я должен был за тобой последовать? Дурачок! Безумец! Что ты делаешь?
А потом был сюрпиз другой, без таблеток дуо-септола…
– Тебя ждет сюрприз… Помнишь ту кофейню? Я рассказывал…
– Хватит сюрпризов… 
Кофейня по улице, от которой веет умудренной городской стариной… 
Пальчики оближешь… Десерт, жидкий шоколад с коньяком, мороженое с абрикосами (я выкармливался из ложечки) и черносливом, набитое орехами, коктейль с киви и апельсином…
Мы мило общались, улыбаясь друг другу. Барменши косяка взглядами давали, да и посетители… Это придавало исключительность нашим отношениям. Вене необходимо помочь преодолеть этот комплекс – он обращает внимание на посторонние, часто злые, взгляды…
Роза… мне… Я не могу лишать этого человечка радости в жизни, надежды, смысла…
Я остался еще на ночь и на день, а потом вместе мы поехали в Москву. В воскресенье он отправился домой. 
У него снова есть Жизнь. Мой маленький человечек, нежный и беззащитный, заботливый, наивный… Я люблю тебя – иначе не может быть…
 
Многие и в общаге, и в универе, наверное, разное думают о моей sex-ориентации. Пусть! Я оставляю такое право людям – сомневаться, придумывать, догадываться, сплетничать… 
 
9.04.03
«Я не выбираю легких путей»… Ведь тогда мне следует жить в деревне или заточить себя в монастырь – там не легко… Меня всё ж к теплому и готовому тянет… Как понимать? Я подумывал мозгами московского жителя, принимая их ценности и средства (не только финансовые) жизни… Их можно принять… Вполне! Сам удивился, когда всё связалось, и случайные половые связи и алчность стали обоснованы… Опасно такое перевоплощение! Гармонии с самим собой они тоже не несут… 
 
Я использую матерные слова, особенно на письме… Обогащает и делает выразительней речь? Но как-то запрет – табу сломлен, свободней что ли…
 
На нуле – ни копеечки… Всё профукал… 
Хочется Internet’а.
 
Когда я задевал тему насилия и прошлого, говоря, что прошлое не выбросишь, W. выдал: «Жить захочешь – забудешь!». Он сильный человек.
 
Скоро Пасха, вернется отчим, тетя Лена с дядей приедут… Давно не звонил бабушкам в Казахстан, добрейшим людям на Земле… Очень благодарен им! Люблю их!
Маму часто вспоминал, особенно неделю назад.
 
25 апреля, пятница.
… Думаю, около часа-двух ночи. Комната в полутьме, два тела лежат рядом, и я могу их осматривать как вздумается, представлять и мыслить о них любое – спят.
Правда, насыщенная жизнь не требует дневников и мемуаров (она и без них полноценна), лишь после, в минуты, когда можешь посмотреть на эту жизнь извне, нежно и трепетно берешь в руки, казалось бы, просто блокнот, чтобы излить на его бело-невинные листы всего себя, обнажиться… Бумага всё стерпит (люди, правда, тоже).
Неделю назад я попал в зависимость от Internet’а, благо лимитируют средства и закономерное чувство разочарования во всем, что совсем недавно заставляло чаще стучать сердце… Около 6 ночей с 10 вечера до 8 утра я провел в интернет-клубе. Я почувствовал огромную власть виртуального пространства (возвращаясь домой, ловил себя на мысли: «Там лучше, там есть всё… как смешна реальная встреча и беседа, там это всё гораздо сильнее»). И совершенно понимал этих подростков, готовых не покидать виртуал, живущих рядом с тобой из просто физической необходимости.
Деньги? Пособия, которого уже нет… И я повидался с тетей и дядей (родственники отца) – они как бы принудили взять 1000 рублей. Но я не жалею – много приобрел, главное– собрать всё это в слова и создать связь меж ними, придать окраску.
После того виртуального секса я был вынужден заставить излить Его, дабы прекратилось это… основной инстинкт. В целом, я делаю это редко, очень…
День сплю, ночь – живу в Internet’е…
 
Этот период… недавний, я назову «проститутским» и «собачьим». Я хотел бесстрастного секса… Хотел, чтобы меня выебали и сам ебать (от этих слов «встает»… всё-таки лишать себя их нельзя: термины не вызывают ничего). И никакие обязательства перед Веней не смогли бы этому помочь – я сразу припоминаю прошлое его … и это сразу развязывает мне руки и наполняет пещеристые тела. Не знаю, радоваться этому или огорчаться, но пришелся этот период на Internet, там и завершился… Вскоре мне стало противно всё то, что недавно заставляло истомно и глубоко дышать… Гей-чаты стали моим вторым миром… Я добился в этом немалого мастерства (другие говорят) – общаться в чатах. Я мог говорить обо всем и принимать любые образы, но самый верный – свой собственный… Он приносит больше радости, когда оправдывает своё существование.
 
Сразу задел мой взгляд некий Писарев… Мудрые вещи говорил… Этология звучала… Он аспирант МГУ, физик-теоретик… Мы познакомились. Общались в чате долго… Тогда я вернулся довольный: оценили мой интеллект. Как бы ниша моя в гей-чате стала заслуженно житной. Я предстал 17-летним думающем интеллектуалом, геем, с которым интересно перебрасываться словами, а не только закрутить что-либо. Ast – из мехмата МГУ – в ту ночь заинтересовался мной, предлагал приехать на машине за мной (я сослался на стеснительность и неготовность). А Писарев напоследок: «Вы вселили в меня надежду и подняли настроение. Как вы – здесь большая редкость». Моя любовь к себе обрела тогда основательные одежды – меня одели отменно…  Писарев пишет статейки, часто носящие биологизированный оттенок и содержание. Он написал мне сразу на ящик на English, я ответил стихами… Снова чат. Писарев задавал много вопросов, вплоть до «пассив вы?» и т.д. Тяжело расстался, потом снова вернулся… 
– Зачем я вам? – я.
– … Я сирота – мне.
– Нужна дружба? – я.
– Одинок – он.
Он тоже жил в общаге, был стеснен в деньгах, а недавно попрощался навсегда с матерью… Он написал большое письмо. Мы увиделись… Как и на фото немного отталкивающая оригинальная внешность, за тридцать… Мы спустились к реке… Он показался мне скользким, хитрым человеком, живущий только своими мыслями и идеями.
Само собой случилось – мы дома у него. Не знаю точно, но я не опасался… и не делал планов, просто хотел общения… Так и случилось… Хотя могло… Он был готов… Я рассказал ему, кажется, много, особенно свои мысли про жизнь эротическую… Так случилось… Я не чувствовал опасности, он – незнакомец – пусть знает. Он тоже открылся… Он гениален (сам говорит это)… Не всё, что он говорил, было понятно… Откуда в вас столько помещается? Что-то пугает в нем, отталкивает… Он любит личности, но сам хочет потерять всё личностное. В основе мира у него разлад, трагизм. В биологическом человеке видит главные ответы на волнующие вопросы, чисто эротические, любит оральный, называет анальный механическим и рутинным. Разлад в нем самом какой-то, безумие что ли, которое обрело сознательные рамки. Он логичен и последователен в мыслях. Но часто противоречив. Ему нравится ухаживать за мной и когда я слушаю его. «Глаза, вопросы ваши помогают мыслить мне»; «Нравится флиртовать с вами»; «Вы заставляете думать, вы требовательный собеседник». Он сложившийся человек (хотя половых партнеров было немного… по любви… и натуралов). Вряд ли я смог бы удивить его чем-то, но со мной ему было интересно. Хотя я чувствовал, что прежде всего я был эротическим объектом, который управляет ситуацией и им самим. Я своим телом управлял, был властелином… Величайший ум был сломлен флюидами тела. Вау! Власть! Фу! Так нельзя… Мне жаль его немного. Он «отшельник», у которого нет единомышленников, могущих выслушать его… В нем сидит невиданное. И еще у него какие-то комплексы. Гейство – это и боль, проблема  и неотъемлемость. Я пробыл у него двое суток. Время пролетело. 
 
Я – для смысла. Смысл – капризная штука. Все его ищут, но быть чьим-то смыслом ответственно, а я боюсь этого… Он предлагал деньги, бескорыстно…
Я буду общаться с этим человеком, «дружить» что ли. Я что-то приобрел и что-то потерял от нашей встречи…
 
Всё, спать! Завтра меня ждет W.
 
18.05.03
В комнате в общаге (чтоб её!) у нас пополнение – Петя, много читает, журналист, ждет жильё, пока живя здесь. Он рекомендует покинуть этот универ, т.к. у меня есть таланты для другого. Еще говорит, что я замкнут в себе и ограждаюсь от других людей, что может привести к неправильной оценке людей, отчужденности и снобизму.
Я отвечал, что одиночество это по мне, еще хорошо, когда 2 человека (я и кто-то), максимум 3–4. Вообще он наблюдает за мной, даже следит пристально. Мне от этого неловко… С ним интересно, но он, видя во мне неординарного собеседника, всегда на изыски падок, не всегда мне понятные. Пусть… Посмотрим… Это не дает мне расслабиться.
 
Второй раз виделся с Писаревым… Выцепил его из Internet’а… «Я держу психологическую дистанцию»; «Добряков нет, чтобы жить с кем-то ты должен заниматься сексом»; «У тебя детское лицо и нужно стать более мужественным». Мне было неловко с ним, он рассказывал мне про жизнь (какая она всерьёз), давал невыносимые советы, 1500 рублей (я сказал, что в долг, а он решил, что я сам же забуду про них, да они и не нужны ему). Сказал, что я не так уж понравился ему, что он мне помогает. Просто это без эмоций, без усилий и затрат. Прямой такой был… Наверно, я действительно не несу пользы, а сексуальную не даю. Его монолог действовал болезненно, мне приходилось врать… Мы не можем быть друзьями. Я не могу закрывать глаза на многое в его жизни… И еще… он несет такое разрушение, он деструктор (когда смотришь на него и его слова). Он разбивал мой «романтизм», учил жизни, а по сути навязывал свою убежденность. Мне неловко до сих пор от мысли… Я почувствовал себя никчемным человеком, неспособным, инфантильным глупцом… хоть не хотел он мне ничего плохого. Я не хочу встречаться с этим человеком, а деньги верну… Нельзя так опускать человека на землю!!!
 
Тешу себя мыслью, что скоро мы будем вместе жить с Веней в отдельной комнате или квартире (?). Эти две недели мы жили взлетами и падениями. Он не видит жизни без меня, ревнует к новым Internet-знакомым. Как-то он в порыве назвал меня психом и ненормальным… Он импульсивен и не сдержан, полон недоверия ко всем. Я расколол его: он был увлечен Димой, этим юнцом с богатым кошельком… Я мало ухаживаю за ним, но слежу за его режимом, ласкаю его – это он говорит, да и я осознаю… 
– Хочешь, я разрешу тебе погулять, если ты еще не отгулял (он).
– А как ты будешь жить с этой мыслю? (я).
– Не знаю, но назад я могу и не вернуться…
К И. он ревнует меня по-страшному, мы просто не можем быть втроем. 
 
Веня спрашивал меня о моих скрытых желаниях в сексуальном плане. Мы экспериментировали, но схема общая тосклива… и очевидна.
Тетя Лена сказала, что Веня глубокий человек и хороший бы муж с него вышел (мол, пропадает зря). Тетя Лена сказала, что слышала от психотерапевта, что это лечится… 
Веня боится, что я полюблю девушку и заведу семью.
– Мой сладкий, прошу тебя, прости меня за все свои боязни и мысли! (он).
С тетей Леной был длинный ночной разговор – она любит меня, но не мой союзник (как я хотел бы и ждал) в этом вопросе. Совсем нелепые вещи мне говорила… Отсталость какая-то… 
Мой двоюродный братик от меня не отставал… Люблю его. Помогай ему Бог!
 
Дед полечил глаз себе… теперь видит еще больше пороков человеческих.
 
Веня сказал, что наши отношения изменились, что я стал его «меньше любить» и делает всё, что в его силах, чтоб сохранить тепло отношений. 
«Люблю» (я ему на пейджер).
Он считает, что я стал «несерьезен» и «безответственен» по отношению к нему. 
 
Памятник маме установлен без моего участия. От этого было много тяжелых разговоров, особенно с дядей, он расстроен, что я «не так сильно люблю свою маму». Тут родственники присоединились…
Нет! Я не сторонник родовых культов! Нет ничего хуже! Я и памятник не такой хотел бы! И всё по-другому хотел! И главное – не стану объяснять и оправдываться перед этим маскарадом кладбищенским. Устроили. Машин было до шляху…Мои отношения с мамой – только мои. Мои слезы – только мои. Они сцеплены с памятью и любовью, а не словами.
 
18.05.03, день
Свое тело возбуждает (нарцистизм). Веня ревнует меня ко мне же: «От своего тела у тебя сильней оргазм, чем от моего». Он возится со мной как с девочкой, боясь сделать больно. Он, наверное, более активен, чем я. У меня дело случая и настроения: бывает, не узнаю себя. Всё это какое-то разрушительное (секс), как и влияние Москвы. Здесь все уставшие от жизни и озлобившиеся на тех, кто еще с радостью является ее носителем. Они все жалко несут бремя существования. У них всё есть, но они беднее даже нищих. У них взгляд задыхающегося от духоты человека. Сложно удержаться, чтобы не поверить в их тухлую философию, ведь в своих глазах у них всё чики-чики, труба зовет. Что-то подменили им, скармливают не лучшее, а те жадно чавкают, не разобравшись, что к чему, отбирают друг у друга. И если бы не приток извне (так называемой России), это государство внутри государства давно бы уже сдохло бы, отравилось бы собственными нечистотами. Это применимо ко всему человечеству.
Я бы хотел жить (если в России) в городе вроде Ростова-на-Дону, Челябинске… может быть Ленинграде? Думаю о загранице… Но что-то связывает меня с Россией, держит, будто шепчет: «Ты нужен ей, пригодишься, посмотри на себя в зеркало – ты ее сын».
Человек обязательно должен покинуть свой дом, малую родину, чтобы выйти к себе. В России с ее кумовством это просто неотъемлемо: если добряк, сядут на шею, если «в себя смотришь», плохим прослывешь.
 
Мой «романтизм» – моя радость и моё богатство. Пусть Писарев даже не пробует разрушить его. В этом мое своеобразие и защита от сумасшествия (Я тогда не нашел этих слов, чтоб защититься). 
Писарев очень противоречив, от него не знаешь, что ждать, своей универсальной логикой он приходит как к одному, так и к противоположному. Писарев говорит, чем больше человек вмещает в себя, тем больше растворяет свою личность, его личное теряет смысл. И он к этому стремится, читает немецких философов, общается в чате с Сорокиным.
Записавши на бумагу всё, что сидело во мне, я снова обрел цельность и смысл.
 
20.05.03
Только пробудился… Что-то во сне очень сильно беспокоило моё бессознательное… Моя мама… Я видел ее очень больной, но она еле передвигалась… Я помню ее перед смертью такой, но во сне она воскресла после кончины… Это должно было вызвать радость у меня, но внутренне я не был рад, ибо жил вместе с Веней в нашей квартире… Еще у нас были гости странные, которых я хотел выгнать, чтоб не мешать маме… Про В. я говорил, что друг, но она догадалась. 
Говорила больные, но правдивые слова, что оставлена мной… Я хочу сходить в церковь. Прости меня, моя дорогая мамочка. Ты в моей памяти, и я люблю тебя.
 
У меня «детское лицо» (Писарев) и много феминистического и ребяческого. Но я старше своего возраста… Во мне некое болезненное противоречие (разный возраст психологический, физический и анатомический), на который я часто просто не обращаю внимания и от которого незнакомец в недоумении. 
 
21.05.03
Учиться – радость и отвлечение от тянущей на дно скуки и бренности, и ничтожности жизни. Но жить для роста мозгов – нет ничего глупее… Жить можно для чувств… Оттого и несет разрушительное Писарев. Мозги у него – ого-го! Он гениален! Но не хватает ему что-то, оттого и говорит, что жить трудно…
 
Еще чуть-чуть… и скоро наступит другая жизнь. Мы соединимся с W. географически, да еще в Москве! 
 
24.05.03
Сбросил любимому В. на пейджер ветку сирени. На дворе лето в разгаре! Я упиваюсь!
 
Зоомузей МГУ. Много всего…Устал фильтровать информацию… Чувственного восхищения не было. Люди (ученые) свою жизнь посвящают этому. И что в итоге? Бумага, камень, плавники рыб… Это вся их жизнь («ботанами» – слывут). Наполнена ли жизнь учением? Смысл? Красота? У обывателя все краски скрыты за суетой и злобой дня. 
 
Я хочу получить естественно-научное медицинское образование вначале, а второе – гуманитарное (вместе с В. получать будем! Вместе за партой сидеть!). Скучаю по нему…
 
29.05.03
Позавчера разговаривал с однокурсницей про минусы нашей учебы, а она вдруг возьми да и скажи про Российский Государственный Гуманитарный Университет, про психфак, что, мол, там биология профессиональная (!)
 
Психология (из представленных мне интересна клиническая и личности) – это профессия, которую нельзя потрогать руками, признаюсь, сложно представить конкретное будущее после. Я хотел естественно-научное медицинское образование, а потом уже… Профессия должна быть с руками! Гуманитарное могу применить для себя как для личности… Хотя, черт возьми, люблю ведь уходить в себя и копаться, анализировать других, хочу быть полезным. Психолог может быть полезен? А в России, где психологом является друг, родственник? А диплом РГГУ за границей катит? А наукой там заниматься можно? А как В. отнесется в этому? И что тогда я с ним буду делать? Мне даже снится какой-то вуз, кажется, МГУ… Я могу поступать на биофак, но куда потом? С фундаментальным биологическим образованием? И потом психологом я могу быть и без РГГУ или после (вместе с В. окончить второй вуз). Передо мной проблема: оставаться здесь или спешно покинуть, поступить в МГУ – биофак, или РГГУ – психфак…  
 
30.05.03
Одна мысль явно доминирует: оставаться и учиться дальше здесь или уходить (тогда куда?)
 
Когда эмоции одолевают тебя (обида, злоба и др.) важно прочувствовать всё, что вызвало это; всё очень детально и последовательно пропустить через фильтр – легче становится, кажется, будто чуть больше вместил в себя жизни, понятны стали и другие ее стороны.
 
Жду не дождусь встречи с В. В голове складываются события и образы совместной жизни.
 
31.06.03
Утро началось в 4 вечера. Пробыл ночь (впервые!) в московском клубе «16 тонн». Живьем видел «Пикник»! Не смог преодолеть… Под музыку, которая так и влекла, я сидел на одном месте и смотрел в одну точку. Этот комплекс не дает мне покоя вот уже больше полугода. Я оправдываюсь в своих глазах неподходящей ситуацией, плохим настроением, неудачным клубом, но движения телом сделать не могу. Чужие взгляды… будто танцую и одеваюсь для других… И от этой мысли еще сложней. Я знаю: важно просто плюнуть на всё и сделать первое движение… Я собираюсь это сделать в гей-клубе (может, вместе с В.). В этом смысле мне предпочтительны большие клубы с огромным танцполом и массой народа, где личностное растворяется. Ты растворяешься в музыке и массе, а вместе с этим и лишаешься всего лишнего – надстройки (подростковая мысль).
 
Я смотрел на этих людей нового времени, новой жизни [в клубе «16 тонн»] и думал о будущем, о том по мне оно или нет, о людях в скафандрах и сложнейших сообщениях по вертикали… А еще думал о том, что всё унифицировано… глобализм в культуре, создание общих эталонов, стереотипов, норм… Например, что красиво и подобает (какое мужское тело), а что нет… Может оттого я не люблю английский язык и жду любых, только не американских, фильмов?
Они меняют одежду каждый выход, их тела – «каждая мышца на своем месте» – это совсем другая жизнь, другие мысли, другие проблемы. 
Мне кажется иногда, что эта лучшая жизнь неразрывно связана с вытаскиванием всего простого, человеческого, будто жир удалили. Эта болезненность всегда с этими людьми. Они поддерживают свой организм на физиологическом растворе, постоянно проглатывая эту горькую дрянь, что дает им очередную минуту жизни…
Обозленность, усталость и болезненность – три кита состава москвича.
И главное, что они не собираются ничего менять, считают, что это необходимо, неизбежно и продвинуто! Конечно, мой романтизм здесь просто смешон… Но знаю, что нельзя изменять самому себе. Сначала будет тяжело (нам вместе с Веней, а ему еще сложней), и какое счастье, что он есть у меня, любит и ждет меня! 
 
5.06.03
Играет «Русский романс»… Я много думал о России и русскости. Три составляющие: несчастье, хаос и страх перед будущим – только они ассоциируются с «Россией» (а может, так хотят). На политологии фильм показывали… Раскрыли глаза дремлющим обывателям (наплевателям). Нет! Немногих он задел, а меня – да, до глубины души… У нас нет голубого неба, а границы прозрачны, нет государственных секретов, всё продано и работает на кого-то еще. Ненависть какая-то просыпается ко всем этим глупцам, к этой аморфной толпе, которая представляет большинство студентов. Слепы! Глупы! Наглы! 
Их не задел этот фильм. Чем они живут? А может мне нужно к старикам? Всё идет к тому, чтобы убить русскую культуру, забыть свою историю, превратиться в манипулируемую толпу, в которой каждый смотрит на другого искоса, со злобой, с поиском выгоды, даже готовый оторвать кусок мяса… Всё нечеловеческое! Какое тут будущее? Посмотри на этих людей! Не хочу быть частью их… Не хочу рядом проходить и разговаривать… Вот такое отношение к среде в универе.
И скоро… совсем скоро… завтра я увижу его (скучаю) и перевалю через 18-летний предел… Тогда будет мне всё можно.
 
1.07.03
Одиночество в общаге дает повод взять ручку и свой драгоценный дневник.
 
В универе прежняя хрень… но покидать не стану: жил бы одним днем – покинул…
Дядя с сыном приезжали… У дяди слеза прокатилась, когда я говорил о втором высшем образовании. Братика люблю! Родненький мой! И он меня!
 
В Москве был в Мавзолее и зоопарке. Русская культура – это ниже некуда (в Мавзолее только и кричит охрана – Тишина! А в зоопарке только и говорили, как бы то или иное zoo на мясо и что будет, если с ним встретиться один на один.).
 
9.07.03
Я – вечное противостояние хаоса и порядка. Порядок – это когда играет Артемьев, когда моросит дождь и когда с восторгом разбирают тонкости биологии… Хаос – это секс, оргазм, это против естественного хода, это когда хочется умереть. Я думаю, экстаз – это слишком сильное, когда ты на краю смерти, бездны, пучины, в которую прыгают – вот-вот разобьешься. 
 
8.07.03
Россия – не лучшая страна, а B. – не лучший город в ней. Россия – для воров, ублюдков и негодяев. Они здесь во главе, они уживаются, будто создали сами ее. Моя мечта о загранице всё больше обретает уверенность и форму.
 
В России всё не для людей! А для кого тогда? Человек, выросший в малом местечке и не видевший ничего, кроме него, согласится продолжать коротать свои дни, годы. Я говорю об этом Вене, а он не понимает меня, он не готов к этой моей мечте. Он считает, что это всё – мои слова, что я ничего не делаю для лучшей жизни, что всё падет на его плечи (он похож в словах, даже фразах, на мою маму… Может, это от Бога?).
 
W. устроился на работу в P… Первое впечатление от города: как там живут люди? Деревня! Хуже B. (хоть и под Москвой)!.. Но у нас будет пристанище!.. W. говорит, что я подавляю его, что он ведет неестественно со мной («тюкаю»).
 
11.07.03
С W. черная полоса. Он постоянно требует внимания, а я занят, хочет близости, которая меня пугает (он чуть ли не насильно это делает), говорит, что я «жестокий тип», «ненавижу его», что устал от моего невнимания к нему, что в Сочи не хочу, просто согласился…
Очень странный был день. Он дурью маялся, не мог найти себя, унывал, рассуждал о невозможности совместной жизни, о моей ненависти или безразличии к нему. Он любит меня безумно… Он только этим и живет…. Это пугает меня даже… Эта несдержанность и страстность немного разрушительна и диковата… Кроме того, его больше ничего не интересует, он влачит бремя, бездельничает. Он ничего не читает, лишь газеты, слушает радио с попсой, вздернут, не сдержан, иногда хамит (и мне тоже), грубит, смеется, впадает в депрессию – всё чередуется, порой невозможным образом… Это меня вводит в замешательство… Не всё в порядке не только со мной… Может, это сахарный диабет виной? Иногда мне его жаль, порой я задаюсь вопросом: с кем я живу, Господи? Бывает, я не мыслю жизнь без него… На уровне мозгов мне неинтересно с W., он не мой единственный, но что нас связывает тогда? А связь есть! Может, другой уровень связи?
 
3.07.03
Веня в предвкушении отъезда… Осталось 3 часа… Вчера настроение такое было, когда всё тебя радует: каждый предмет, его положение, любое действие, движение…к вечеру – ночи… Много думалось, жилось радостно… Вечер – ночь…
 
6.07.03
Религия – категория выше умственных порядков. Нужно прожить, нужен опыт. Сложно говорить о религии в 18-летнем возрасте. Знаю, что ее простые истины (детские, как у Экзюпери) – настоятельны…
[Случайная собеседница]: «С Богом жить легче, объяснять поступки людей и природу». Боюсь, «легче» здесь сродни «удобнее», а мой пытливый, ищущий правду и истину ум не приемлет этого…
 
Москва по-прежнему безразлично-недружественна, прежняя пыль в метро, толпы люда, неприличные взгляды и крик болезненности и усталости. Хочется иметь маленькое, уютное местечко, где можно укрыться, прильнуть к любимому. К его телу. 
Я не люблю шумные компании, больше 4 – уже много. Кажется, меня не хватает на всех, никто никого не слышит.
 
9.07
Вчера во сне я почувствовал страх смерти; видимо, во сне я готовился к смерти, перед этим осознавая, что там. Я почувствовал пустоту, просто «ничего»… Наступило отчаяние, сродни крику, и я проснулся.
 
Во мне много от прошлых культур, я больше живу мечтаньями внутри себя и боюсь реальной жизни, увлекаюсь периодически чем-либо… 
 
14.08.03
В универе тишь и блажь, будто вымер… По-прежнему я там вижу людей, которым не место здесь. И я не преувеличиваю!.. Здесь (как и в России) всё не для людей! Тогда для кого? 70 лет для идеи жили, до этого для причуд верхушки… И ведь так и будем рычать и кукарекать, говоря, что «Левшу» написал Лермонтов. И, главное, России не нужны высококлассные специалисты и честные граждане, в ней живет другой народ… Только поля и луга можно любить в ней, да избы… 
 
Мне интересно копаться в человеческой психике. Нынешнее образование – не последнее в моей копилке. А второе будет: либо психологическим, либо культурно-антропологическим, либо связано с архитектурой или другим искусством. 
 
Я очень молодо выгляжу. Один сокурсник, сказал, что дал бы мне 12 лет по лицу. Это несоответствие вызывает социально-психологические неудобства у меня и недоумение у других. На меня клюют молоденькие девочки – девушки, а интересно со мной барышням за 30. 
 
Всё, что связано с сексуальностью, – это разрушительное, агрессивно-болезненное. Тонкая же эротика ближе к эстетическому.
 
Две последние ночи перед отъездом W. Я был счастлив. Это не было маньячески-болезненно, с брезгливостью и моим эгоизмом в постели. Это было прекрасно, цельно, живо, гармонично. Мы были всячески и всецело близки с Ним. Я хотел, я жаждал, я был активен, я был готов поглотить его гениталии. И не было преград. Мощь желания. И я даже не в силах был подумать после этого: «А стоило ли?» Я не был исследователем, наблюдателем. Я жил этим… 
 
15.08.03
Предстоящая встреча одноклассников и желаема и нет. Тряхнуть стариной? Но мы все изменились, у нас раздельная жизнь, привычки, нравы… Может, я боюсь показать всё новое в себе?.. Порой, я чувствую себя в тисках, я выбираю слова, мои движения скованны, взгляд напряжен и речь скупа – этакое средство обороны.
 
Я часто разговариваю с собой вслух. Мне следует опасаться чего? Когда это делаю, чувствую в себе несколько личностей, у каждой из которых свое мнение.
 
В конце концов, мне нечего бояться, а стесняться лишь какую-то малость, ведь моя жизнь принадлежит мне, а у меня есть выбор…
 
Дневник – предмет для одиноких, для общительных – это роскошь. Я выговорился Тебе сегодня на славу. Спасибо!
Спокойной ночи, Саша!
 
Мастурбируя, я почувствовал не один, а два энергетических центра: головка члена и анус. При возбуждении первого возбуждается второй, и я чувствую это. Это присуще только тем, кто занимается анально? А потом был экстаз… Я стонал и не сдерживался… Моё тело непроизвольно двигалось, позвоночник сгибался, по мышцам бежала приятная боль (это похоже на озноб, когда в мышцах томление и хочется двигаться). Это сильно, это очень сильно. В тот момент не удивлюсь, если экстаз правит миром… 
 
 
19.08.03
Есть качества и свойства, которые создают иллюзию видимости, гармоничности, правильности и прочности того загнанного далеко внутрь хаоса. Он дает знать о себе. И тогда всё рушится. И этот период – перепутье. Это маньячески-творческий отрезок на ленте твоего времени.
Когда моя мама умерла, я не осознал этого сразу, это и не пришло по сейчас. 
Меня немного раздражает сама мысль, что я должен жить (стать тем-то, работать так-то, любить через то-то), как желала (или желает) моя любимая мама. Сегодня я сказал ей и хотел, чтобы она услышала: «У меня своя, моя, жизнь. Моя любовь к тебе не означает моих поступков в достижении твоего предсмертного (даже всей жизни твоей) идеала». Это неблагодарность? Несправедливость? 
Лицо моей мамы в гробу казалось удивительно похожим на таковое бабушки, особенно в последнее для нее время. Это сходство – связь поколений, а с ними и времен. Это доказательство непреложности, непреодолимости и закономерности происходящего тогда.
 
Наступает момент, когда твоя жизнь в бытовом и мечтательном смысле требует подтверждения в правильности своего течения – начинаешь думать над этим. А бывает, когда эта жизнь требует от тебя крыльев, чтобы подтвердить свою прелесть и очарованье. Тогда я читаю. И это даже не взлет вверх, а приближение к зову внутреннего голоса, так небрежно и бесчестно заглушаемого окружающим: машинами, движениями, звуками и т.д.
 
То, что написано на надгробии – «любим, помним, скорбим» – каждое ли слово здесь уместно, каждая ли буква, тот ли стиль, может, чего-то не хватает?? Нет, всё должно быть не так, не те буквы, не те слова, всё не то…
 
Растительность вокруг могил – это признак продолжения жизни, признак ее бесконечности и вневременности. Сколько там жизни! Там всё дышит, живет! Может это снова иллюзия, подстава, подмена?..
 
Закончил «Похороны кузнечика» Кононова… Я хочу еще раз прочесть. Но потом, когда всё немного поменяется, станет другим чуть-чуть… Я не уловил чего-то важного. Моё сознание, привычки к опытному, проверенному, даже обученному (как, например, изучение латыни), ставило преграды к пониманию. Может, это защита от сумасшествия. Я хочу еще и еще читать ее, и совсем не важно, откуда начинать. Такое состояние часто посещает меня. И я обязательно прочту еще и еще. Это как Библия от психологического разлада, разрыва, раздрая, настольная книга краха и перерождения, тонкая, с вниманием к деталям, попытка приоткрыть завесу тайны жизни и перехода: жизнь – нежизнь. Испытанное автором – его бесценное богатство, слава Богу, оно на бумаге, слава Богу, я мог попытаться узреть, приблизиться к этому, найти подобия из своей жизни. После прочтения чувствую себя больше, могу больше вместить (я расширился, подобно нагретому газу), я более свободен в слове, взглядах, мыслях, нет одежд (или они прозрачны), которые стягивали грудь, мешая вымолвить слово. Стало легче и цельнее внутри. Отсутствие пустоты, но она, эта заполненность, не тяготит – она подобна мечтательности и свободной мысли. Что удивило – так это тема гомосексуализма – пробило слезу. Не ожидал… Я снова посмотрел на фото автора и воспринял его опять другим. 
 
Непонятно, чем живут старики… со своей старостью, дряхлостью, сыпучестью. Я долго смотрю на стариков в троллейбусе и задаюсь этим вопросом. У них всё позади, а они дышат, порой так жадно хватаясь за жизнь. Чем они живут?
 
Русский язык себя не уважает. Открываю словарь и смотрю, откуда слово: голландское, латинское, тюркское, греческое, португальское, английское. Слава Богу, «водка» – исконное… Столько заимствований! Русский язык – синтез (на свой манер) всего-всего отовсюду. Причина в промежуточности русской культуры (Запад и Восток)? Синтетичность, всё вобрал – красочность, богатство. Но нельзя на заимствованиях разбогатеть – где исконность, свой собственный словоделательный механизм. Заимствование = плагиат. 
Играя со словами, русскими и не только, я чувствую лингвистическую связь между ними с латынью. Всё как-то незримо связано и берет от простых истоков начало.
 
Я редко обращаюсь к Богу, недавно просил уберечь от несчастья Веню, когда он долго не возвращался.
«Утопи своё горе в бездонном море слез».
«Понимание и любовь – две разные вещи – они трудно совместимы».
Почему люди целуются? Целующиеся парни, похожие друг на друга, – ангелы. 
 
Эти стены стесняют рвущееся внутри на волю.
 
9.09.03
Не оттого, что символическая комбинация цифр, я прикоснулся к перу. Прости меня, мой близкий Дневник, но такова реальность: я беру тебя в руки, когда нет такого человека, которому я могу вверить свои мысли, свою боль и радость, который смог бы понять меня и глубину моей трагедии… Я болен…. Всюду грязь, пыль и мусор… Особенно страшно, когда она на постели, в которой я 1/3 жизни… Постель должна быть идеальна. Я хотел убежать от нее из общаги, но и здесь она (пыль)… Веня кричит на меня за это и говорит, что я издеваюсь над ним. Но это не так. Он не понимает… Кстати, я так и не придумал, как его особенно называть… просто Веня…
 
Веня говорит, что представляю лишь свои интересы, а он всё делает для меня. Это так – он всё делает, как лучше. Но он не понимает. Я одинок по-прежнему, я со своими бедами проблемами наедине…
 
Я плохо одеваюсь. Сегодня посмотрел в зеркало во весь рост: я думал, что выгляжу лучше, моя прическа, лицо, дерматит на лице – всё это ужасно. 
 
17.09.03
Дни летят, а я даже не сказал важное – всё откладываю…
Провожал W. в Питер. Провожание не завершилось полностью – неполноценное – он психанул (пользуюсь обывательским языком – самому не нравится) на мой ответ, я вернулся домой. «Всё равно ты не можешь общаться» – его слова. Он постоянно спрашивает, почему я «ненавижу» его, ведь он всё делает для того, чтобы мне было хорошо. Наши отношения не нравятся нам обоим. Всё не так. Я не откровенен в эротическом отношении, порой у меня нет сил, мы не целуемся, мне хочется жесткого секса… Я плохо отношусь к нему, «безответственно» (его слова). Он много говорит об этических вещах, например, что наши отношения – ответственность, что наш новоявленный песик Пуэр – это ответственность. Мой ответ: я против этики, я за эстетику. Поэтому я «поверхностен» (его слова): упрекаю в неопрятности, неаккуратности, плохом внешнем виде. А он упрекает в неблагодарном отношении с моей стороны на все его старания принести мне добро, сделать отношения лучше. Возможно, я не вырос до них. Веня назвал меня «малолеткой». Я на стадии эстетики, он этики. Я сам чувствую, что не готов… Я посматриваю на симпатичных мальчиков (а их много!), обуреваем фантазиями (во сне эротическая доминанта: я хочу, чтобы меня активно… без любви и ласки…). Кажется, за «безбородые щеки» я готов отдать свои знания… (бывает такое… безудержное). Это нервозный период для нас с W…
 
Вторая проблема – деньги: я много трачу (по W.). Третья – быт. Он всё взвалил на свои плечи: я против этого… Против его жертвенности и огромной любви? Он готов на всё. А я готов? Беспросветная тоска и самокопание с мгновениями просветления (когда ты строил с ним планы, когда интерес к науке, когда согласие с самим собой). 
Я постоянно внутри себя. От этого анализа жизни вокруг и самоанализа может «поехать крыша» (его термин). У меня действует какой-то глубинный механизм самосохранения: когда уныние и копание, ими вызванные, переходят допустимые границы, я начинаю видеть окружающее в радужных красках, обретаю защитный механизм против деструктивности смертного исхода и бренности всего. Вся культура человечества – от боязни смерти, в том числе поп-культура, где в отношении смерти создается иллюзия, что ее нет, она выбрасывается из проблем текущих, они именно так живут. И им легче… Я не могу так жить, даже если захочу. Тогда что у меня впереди – лучше не думать…
 
«Я бы мог учиться в лучшем вузе» – эта мысль не покидает меня. Но успокаивает другое:
– это обещает финансовую обеспеченность (мне не нужно много денег для счастья – я готов на счастье в шалаше – оно нематериально)
– это образование не последнее, которое я получу (второе – психологическое, или культуролого-антропологическое, или художественное, или медицинское)
– в моей профессии есть смысл – он в созидании. Это божественное.
 
Как-то А. зашла, а в руках у нее что-то прямо мне в лицо своими красками. Это был букет цветов. Без преувеличения, я не мог оторвать взгляд, когда она поставила в воду. Я был готов смотреть часами, хотел специально купить пленку, чтобы запечатлеть навсегда. Невыносимая красота.
 
18.09.03
Я возвращаюсь из универа и долго прихожу в себя. Не тот вуз, который мне грезился в мечтах. Там всё не так: не те люди там работают, не те законы, не те нравы, нижайший уровень культуры, о духе творчества и интеллекта и речи быть не может. Утомляет дорога: звуки и люди, которых не хочется видеть (этих плюющихся семечками и матом-перематом – неприятно просто при безмерном человеколюбии даже). 
 
19.09.03
[Колебания: стоит ли уйти из универа?]. Терять два года? Я ничего не теряю… Никогда не поздно. Тем более, я не спешу жить… Мне свойственно ошибаться и сомневаться. 
Поиск другого вуза – оттого, что я не реализуюсь, я всегда в себе, я знаю, что всё не так должно быть. Я не могу сказать о своей ориентации… Я всегда одинок и разговариваю сам с собой, не схожусь с людьми, вернее, я могу сделать так, чтобы познакомиться, оставить хорошее впечатление, подружиться… Но мне этого не надо…. Я обхожусь формальными отношениями – «привет», «как дела», «удачи». Моя голова всегда загружена, а когда нет, я чувствую пустоту, я умираю от ничегонеделанья. Я не могу расслабляться. Я полон комплексов. А вместе с Веней их не преодолеть, только усугубить. Я строго себя сдерживаю, гружусь… Я устал… С В. темная полоса, мы не счастливы… Я смотрю на людей и многое могу сказать про них, могу интеллигентно поговорить на любые темы, могу очаровать девушку и парня, могу трахнуться с мальчиком, могу удивить профессора знанием, а светскую даму манерами. Раньше я мог оторваться еще на диско… Ну и что???
 
17.10.03
«Дано мне тело – что мне делать с ним, таким единственным, таким моим» [О. Мандельштам]. В одних трусиках я стою перед большим зеркалом… во весь рост. Я вижу, что всё на своем месте, каждая мышца, каждая выпирающая жила. Я думаю: «Это моё… моя радость, богатство. Что мне делать с этим? Я чувствую, что созерцания мне мало… И начинаю мастурбировать перед зеркалом… Моя мимика (её вид) усиливает ощущения, заводит больше… Мне не хочется останавливаться. Мне хорошо. Я прилег… И продолжаю… А в голове одна мысль: «Ведь это всё пройдет… Я потеряю свое красивое эротичное тело. Всё пройдет. И я буду лишь вспоминать… Пройдет. Как экстаз, после которого я спрашиваю себя – ”и всё?”». Я боюсь подумать о старости. Я смотрю на стариков и задаю вопрос – чем они живут? Как они могут это делать, ведь впереди лишь одно? Оргазм был не сильный. Тогда зачем всё? Я посматривал на своё извивающееся тело и крепко, двигая руками, держал свой член. Когда мало эроса, я чувствую, что моё тело прозябает, теряет время, а потом придут сожаления о молодой сознательной жизни… В. говорит, что я более поверхностен, чем он. Эта «поверхностность» – вынужденная мера при отсутствии сил и смысла. Она борьба с депрессией. Она выход из бессмыслицы жизни.
Вчера W. «с пьяну» (как он выразился потом) сказал очень важное мне: «Ты плохой. И я не знаю, за что тебя любить… Не за что тебя любить… Просто люблю и всё.» Даже поняв, что я «плохой» человек, он выбирает любовь ко мне… Хорошо это или плохо? То, что он испытывает ко мне, я могу назвать – «любовь». Он способен на это высокое чувство. Очень немногие люди могут любить. Иногда я хочу просто секса, причем грязного… разного… Чувство только препятствует этому. В моей голове (и снах) групповушка, где делают такое… Как это может уживаться с чувствами и гармоническим отношением к миру… Во мне много разрушительного… Я очень противоречив…. В. говорит, что я никогда не найду себя… Ещё говорит, что я ребенок…
Я постригся (впервые в P.). Этим много изменил… Я очень нравлюсь себе. Открытый лоб – это лучше. Я без ума от себя. Я себя люблю: своё тело, прическу, мышление, творчество.
 
В. комплексует, когда общается со мной. Я его «затюкал». Я больше не буду! Простите меня, небеса! Я не могу с собой ничего поделать.
P. – обочина Москвы, сеть подсобных зданий и служащих, работающих на Москву. Страшный город. Не для людей здесь всё.
Отложу свой дневник до завтра. Спокойной ночи!
 
18.10.03
Если бы мне предложили написать на патриотическую тему, я назвал бы его «Россия – зона».
– в обществе много слов и выражений из зоны: «пахан», «петух», «вафлёр», «век вам не видать», «ботаешь», «блатной», «по понятиям» и жестов…
– в обществе много мнений и нравов, схожих с зоновскими, видимо, пришедших оттуда (так, отношение к гомосексуализму, особенно к пассивным партнерам как низшим социальным слоям, которые подвержены насилию; активный же – хоть идиот, но герой (!) Быть геем и жить в России – это унизительно.
– двор в жизни мальчика занимает важное место, воспитывает, а там ведь тоже иерархия, игры, нравы, идеалы, что и в зоне, только в миниатюре; воспитание двора очень сильное, оно влияет на дальнейший образ мыслей и систему ценностей молодого человека.
– во многом сформированные объединения людей имеют особенности зоны; даже за столом звучит чисто русское «ты меня уважаешь» – это пахнет зоной; русская соборность и всечеловечность в извращенной форме предполагает заинтересованность каждым индивидуумом в судьбе и жизни социума, где все «свои» противопоставлены «чужим»; личность растворяется в бедах и радостях социума; каждый оспаривает тебя (имеет право?), желая философски осмыслить, заглянуть в душу, а если не понравишься, то и поколотить, будучи недалёким отморозком. 
– российская армия и российская зона – найдите 10 отличий: деды, иерархия неформальная, насилие, культурный уровень…
– 90% процентов предприятий контролируется мафией в России; это сложившаяся система, затвердевшая и прогнившая: зона управляет свободной территорией через ментов и «своих людей» на свободе.
– через зону в России прошло больше людей, чем в других странах. Советской зоне вообще надо петь «оды»; у каждого человека есть родственники, которые прошли через зону (у меня это прадед).
– зона занимает видное место в культуре и обществе России (в разговорах простых людей, кино, сравнения и ссылки…)
На этом и стоим! 
 
Записи 2-х недельной давности [посещая родной город В.]
 
На чем только стоит мир? Я какой-то отравленный после вчерашней встречи с К. У него рак крови.
До того, как К. открылся мне, я не заметил изменений в нем: такой же вездесущий… неумолкаемый.
Оказывается, он недолюбливал меня сначала… Он был не прочь провести со мной ночь. Как-то ждал моего положительного намека… Говорил, что В. у меня – деспот… Он был очень откровенен… Лет в 12–14 он отдавал свое тело для пользования, варился в этой каше… Сутенеры заставляли делать такое, чего не хотелось… Там и натуралы были. Говорит, что хотел вырваться оттуда, но пугали судьбой таких же активистов (убийства). Я слушал, не веря сначала своим ушам… Какое-то отчаянье подступало, которое перешло в отравленность… Я вспомнил «Мандрагору» и мне стало больно… Боль за всё и всех… за мир, за то, что бывает… что это закоренелая особенность… Мне больно, когда я вспоминаю того толстого богатого мужчину (урода), трахавшего главного героя фильма – симпатичного мальчика! «Куда? Куда? Я кончаю уже!» Насилие над мужчиной… вернее парнем, мальчиком… Как это уложить, кроме как вытеснить? Почему я чувствую больше где-то внутри, потом дрожь и задержка дыхания (когда я маленький плакал навзрыд – такое примерно). Боль, когда мучают животных, другая; когда вижу болезнь – уродство – старость – тоже другая (сродни жалости). Как потом человек живет? Чем?
 
19.10.03
Мой дневник превратился из кладезя сокровенных выстраданных мыслей в сборник отрывков и фактов моей жизни… Так попсовеет культура…. Так упрощаются и грубеют отношения между W. и мной.
 
Я сдерживаю себя, чтобы импульсивно ни сказать, что не нужны мне семейные отношения, что тяготят они меня! Не созрел я для них! Не хочу! Оставьте меня в покое! Дайте свободы!
А В. ответил на мои мягкие попытки… «Я убью тебя и себя.» 
– Ты убьешь двух людей? Из них любимого человека и себя? Что ты говоришь такое?
– Я не смогу жить…
 
20.10.03
Я никогда не смогу соединить секс и любовь… Когда мы занимаемся сексом с W., я не целуюсь (и он привык, хотя и желал этого). Ж., наоборот, говорил, что я люблю целоваться. Секс в чистом виде – трах – физиологичен. После оргазма, траха спрашиваю себя: «И это всё? И стоило ли?» И я переживал (а некоторые помню) экстазы, после которых тело насыщается чем-то, обретается гармония, это не разрушает тебя, а дает сил, наступает понимание глубины… Есть моменты, когда мне хочется лишь траха и очень грязного (слово «грязный» в смысле приобретаемый у нравственного человека). Они сопровождаются фантазиями (куда деваются фантазии о голубом парке и белом коне?), затем я мастурбирую, затем оргазм… Мне не хватает его. Он часто заканчивается, где начался – между ног, в паху… Я добиваюсь строго третьего. Он физиологически сильнее и заставляет сокращаться мышцы, заставляет стонать…Мгновения инертности… Взгляд на порно-картинки. Мысль: это обеднённо, это не стоит того, это просто, это для всех. Я хочу подчеркнуть физиологичность, которая не достигает сознания и сродни боли. 
 
Творчество связано с эротикой. Оно замещает её, приходит на смену, оно порождается ею. Результат трансформации эротики – творчество, наука, деятельность. После экстаза возникают особые состояния, которые можно назвать «творческими порывами». Я часто переношу творческое в сферу эротического.
 
Стенка газет для поиска работы. Работа даст мне новые силы и стимул, она займет время пустоты. Я хочу независимости от W. Тогда чувства будут выглядеть честнее.
 
Это не разврат, это нежный возраст – время приключений и поисков.
 
1 ноября 2003 года
Совсем недавно стрелки часов преодолели этот рубеж между двумя месяцами…. Но я узнал об этом позже… Так можно всё пропустить в жизни, даже наступление Нового года, Дня рождения. 
Первый снег был где-то неделю назад, и я поздравил с ним любимого (а вот умыться им забыл). Ходил тогда какой-то восторженный… всем восхищался, отбросил все лишние условности и радовался буквально всему… И с тех пор я чувствую себя лучше и знаю, что депрессии – мои домашние животные – не единственное, чем следует жить.
«Одиннадцать минут» Пауло Коэльо сподвигли меня отправиться в Москву. Мне захотелось смены обстановки, увидеть много людей, стройные и красивые здания. Когда идешь в толпе и мелькают лица, мысль ускоряется, и в каждом лице человека подчеркивается что-то свое, что продлевает мысль, связывает с ней подобной, превращаясь в гармоничное повествование-рассуждение в голове (иногда я даже шепчу или разговариваю сам с собой – наедине когда…). Я вышел на Театральной (если и возникает маршрут, то тянет туда… как и Веню, впрочем…). Я обогнул ЦУМ, постоянно комплексуя за свои грязные полутуфли-полукроссовки (этакая практичная универсальность)… Много молодежи. Один парниша был вампиром… с потёками изо рта крови, мутными глазами и гомоэротической внешностью. Ах, вампира! Как я восхищался вами, когда читал Кинга или смотрел «Интервью с вампиром»! Как влекло меня к вам. К вам в объятья. Как непреодолимо хотелось вашего самого страстного поцелуя-укуса, влекущего за собой вечность… Я тоже любил этот наряд и красил глаза (вокруг) фиолетовыми тенями, а губы бледно-мертвыми со страстными потёками… Эта страсть граничила со смертью. Если она столь сильна, что и смерть кажется несерьёзной шуткой…
Я вышел на Красную… Прислушался к звукам из далекой глубины истории… представил всё, что здесь могло случиться. А после, уже замёрший, вернулся на Театральную и присел, поглядев перед этим на часы (мол, я мальчик хороший… клиентов не выжидаю, а стрелка здесь у меня…Как я связан с другими людьми!) Так и сидел, лишь изрядно боязно и стеснительно осматриваясь… 
Посмотри на себя, Саша, в зеркало… Что ты видишь? Кому может приглянуться твой вид? Кто готов трахаться с тобой? Бедняга! Тебе нужно менять внешность. Ты вырос из нее, как из школьной формы, она жмет тебе в плечах… Твоя смазливость, чистота и задумчивость глаз, несформированность фигуры, рыхлость прически – какие мысли может всё это вызывать у окружающих? Я могу понравиться лишь пожилым и старым мужчинам. И сегодня я не остался без внимания…
Невысокого роста, творчески одетый (как человек творческой профессии) подошел ко мне, как бы проходя мимо, и спросил время. Заодно поинтересовался, не студент ли я… Я кивнул. А вопрос со временем застопорил меня… часов… у меня встали часы… не могу сказать… (это была откровенная ложь).
– Гуманитарный или технарь?
– А как вы думаете?
– … гуманитарный? (осматривая)
– А почему вам это интересно (мой неожиданный собеседник был малость глух, поэтому мне приходилось повторять громче)?
– … Просто интересуюсь жизнью молодых… Если не хотите, я не буду настаивать.
– Если так – присаживайтесь.
И он сел совсем близко. Я не был активен в движениях. Мне казалось, я был как прикованный и оледеневший (второе– точно!)
Я:
– Профессия моя биологическая, но в душе гуманитарий. 
Он не расслышал и после молчания спросил:
– Бывали здесь (показал на Большой театр)?
– Нет, здесь – нет. За эти два месяца, что я в Москве, я побывал в трёх театрах: им. Ермоловой, Моссовета и Малом театре (показал направо).
– Ну, а балет нравится?
– Не знаю… Я не видел в живую, к сожалению.
«За два месяца 3 театра – это много – его ничем не удивишь, видно, есть деньги». Мой ответ про балет его как-то разочаровал что ли… Он сверкнул глазами и дотронулся до моей ляжки:
– А друзей смогли найти уже в Москве?
– Я плохо схожусь с людьми. Я человек скрытный и застенчивый.
Это как-то тоже его расстроило или заставило задуматься.
– А что мешает именно?
– У меня много подруг.
– А с ребятами?
– Мне мало одной дружбы.
(Молчание)
– А что хотелось бы?
– Чувства.
Он спросил мое имя и протянул руку.
– Что вы, как балерина этого театра, протягиваете…
(Я хотел ответить: «Устыдить хотите?»)
– Мне холодно. Я замерз. Думал, погода будет теплая… Мне пора… 
– Тогда пойдем в метро… Вам в метро нужно?
И он поднялся и было направился…
– А вы уверены, что вам тоже в метро?
– Да.
– Как-то всё очень странно-странно…
– Может, сегодня день, чтобы нам познакомиться…
– Но мне это не нужно…
Он попрощался… Я краем глаза видел других людей на скамейках. Они наблюдали сцену, как снимают мальчика. Но я был непоколебим и высоко поднялся в их глазах. Чтобы совсем всё развеять, я спросил время у прохожего, сравнил якобы со своим и направился к метро… Я помню взгляд этого человека, его глаза… Они были полны сладострастия и игрой, словно он фокусник – клоун. Мягкие. Светлые, непоседливые глаза. Они скользнули по мне, когда мы сидели, и больше остановились на самом интересном в моем теле… И появилось любопытство в них. Захотелось приоткрыть пелену и заглянуть… смачно причмокивая и облизываясь… 
 
Почему снова пожилой? Что во мне заставляет их действовать? Вид моей неопытности, романтичности и беспомощности?.. Моя инфантильность… Я хотел сразу поставить точки над i: «Быть может, мой вопрос покажется вам дерзким и неуместным… Просто я убежден, что праздное любопытство или скука не могут заставить человека начать знакомиться. Ему что-то нужно от другого человека. Вам нужно от меня секса?» Наверняка, этим я поверг бы моего собеседника… 
 
Много скопилось всего. Многое забылось… Но даже оставшееся потребует часть ночи…Сейчас я могу позволить. Я один. Моя половина в Питере…
Сегодня я много проспал – с 8 вечера до 12 дня… Пожалел себя… отдался неге… Читал Пауло Коэльо. Закончил. Простым языком и сюжетом он попытался ответить на важные вопросы любви, секса, жизни. Но своими ответами пробудил вопросы во мне. Я не в восторге, но Вене прочитать предложу. Там очень откровенно обсуждается тема. Я не все могу сказать ему о своих желаниях. Он через книгу должен понять. В ней любовь, хоть и основа и двигатель всего, но неотделима от секса (для меня это редкость). А секс непорочен, не опошлен и рассматривается как те 11 минут, ради которых люди готовы на всё. Он заставил проникнуться, чувствовать себя сопричастным, я немного приоткрыл себя честнее и ответил на вопрос «почему так?» Вопрос о мазохизме и боли, о мастурбации. Много хорошего принесла эта книга моей душе. Заставила преодолеть рамки…
 
11.11.03
Пробуждение тяжкое… Я проснулся от будильника (будь он более настойчив, я расколотил бы его вдребезги), и первая мысль – не такие уж важные сегодня уроки, чтоб так жертвовать собой… Но мысли граничили со снами, переходили в них, поэтому рационально нельзя их передать (мысль и слово рациональны, а чувства, ощущения иррациональны). И еще одна мысль не давала мне спать… Я просыпался и вспоминал, что произошло. Сон сладок, а явь вызывала какое-то отчаянье.
Воля поборола желание (что редко для меня нынешнего). На столе меня встретил кефир и вафли (несмотря ни на что, он готов заботиться и любить меня… несмотря на вчерашние мои оскорбления). Это огорчило меня, заставив еще больше сомневаться. Я выпил кефир и съел вафли… А что с нашими отношениями? Они прогнили или виноват гей-клуб?
 
[На пути в клуб] я восторженно пребывал в своих мыслях (не знаю, почему), особенно ловя взглядом оттенки людского поведения, мыслей, страстей. Всё вокруг и гармонично и весело-хаосно. На меня смотрели, особенно в глаза. Страсть в глазах, стильность прически, смазливость лица – вот он я.
 
[Общаясь с подругой Варей].
– [Варя]. Я не переношу слабовольных…
– А я слабовольный?
– Нет, ты сумасшедший…
– Я знаю очень много таких…
– Это здорово!
 
[Варя]: Такие люди – философы, как ты… Они не живут, они только рассуждают о жизни. Живи здесь и сейчас!
 
W. называет меня алкоголиком. Я действительно пристрастился к этим дешевым коктейлям, каждый день пью.
 
Гей-клуб «Три обезьяны». Мои комплексы: мы выглядим, как оборванцы….
Там здорово! Милые, приветливые, доброжелательные парни. Атмосфера тепла и уюта. Все свои (хотя б чуть-чуть). Там и драк-то не бывает… Столько геев вокруг! И все такие-такие из себя! Многие хотели бы познакомиться со мной… Но я был в объятиях у БФ. Целующиеся парни – ангелы! Их танец – танец двух тел, стремящихся друг к другу, но оттягивающих этот момент… А шоу, которое там забацали! Вид, колкости, шуточки ведущего… Я был счастлив… вернее я расслабился и мне было хорошо. Я поборол комплекс и танцевал. А В. не столь вынослив. Когда он выкидывал свои танцевальные штучки, все смотрели на него… Мужской стриптиз: худощавые, красивые тела… Особенно мне понравился, который неловко двигался и размахивал руками (в нем было что-то естественное; он смотрел на меня, но, увидев, что я не один…). Когда я неумеючи пил водку, видел, как парни смотрели на это с легким ужасом и интересом. Я хочу еще туда! Но сначала одеться (это не главное, но хорошо, когда ты в своей тарелке, выглядишь, как тебе хочется). 
 
Я вернулся из клуба с чувством незавершенности, будто трах без оргазма… А после мы поссорились… Позавчера я хотел было уехать в общагу. Он не пускал меня, закрыв с внешней стороны замок, мол, завтра уедешь в общагу. Я вышел с вещами – самым необходимым и, не попрощавшись, хлопнул дверью… Долго стоял за калиткой, глядя в окна. Но ничего не изменилось. Я побрел к электричке. Холодно. А в мыслях – план действий. Это происходило ужасно расчетливо и трезво. Я думал, что буду делать, что меня ждет. И вовсе не обратил внимания на перспективу Его. Вернулся. Тихо крадучись, вошел. Дверь на кухне была закрыта. Он спешно открыл. На нем не было слез. Ему всё равно. Или он понял, что я не гожусь для него в силу того, что не готов жить в семье, поверхностен и легкомыслен. Он читал гей-журнал. Или смирился со всем, не боится ничего. Я убил любовь в нем? Потом я откровенно издевался над ним… Слова больные, интонации… Он говорит, что я ничем не могу уже его обидеть, что я только учусь, а по сути поверхностный и глупый. Он сравнивал меня с теми, кто был в клубе и пророчил такую же судьбу: напиться и потрахаться. Я боюсь правды? Я стремлюсь к ней. Я также сказал, что мне не по пути с ним, что начинать с ним, что начинать нужно ему с русского языка (безграмотен). Мне нужен человек, с которым мне будет интересно и хорошо… Неужели он правда напишет заявление об увольнении и уедет в B.?.. Я теряю его, а он потерял меня давно. И я не буду сожалеть и страдать, а он еще больше. 
 
W. пришел радостный, на подъеме, но я испортил ему настроение, когда вновь повторил, что не будем вместе. Заявление он не писал. Как только он забывает о моих словах, у него поднимается настроение, он начинает строить планы на счет нашего будущего. Но я их рушу. Он собирается покупать телевизор в рассрочку, а затем DVD… Я хочу ему только добра, и он дорог мне, но оставаться – предавать/обманывать его и себя. Любовь? А что это такое? Я помог приготовить картошку, сделал два укола, массаж ему. Я согласен продолжать это делать – делать Вене добро… Бедный мой, несчастный, прости меня… Но ты – деспот!
 
21.11.03
Я слишком нежен для молодого человека. Мне нравится мужская нежность, сродни женскому материнству. Мужская нежность: отец, баюкающий своё чадо (чудо), нежно прижимающий к волосатой груди своими большими руками; целующиеся парни – ангелы… они похожи друг на друга (что же их сдерживает слиться в одно? – они не знают об этом и влекомы лишь одним…), их влажные, скользкие языки играют в змей (это сражение: каждый держит оборону и всё же желает проникнуть глубже, достать до дна), а руки неудержимо и непреклонно ласкают красивые тела; мужские слёзы – это не дань традиции или просто плаксивость – они брызнут из глубин и копились очень долго, чтобы в один момент орошить, тем изменить всё вокруг, поэтому они очень концентрированы. Мужская нежность неочевидна, скрыта (в противовес геевской вычурности)… Она какая-то неловкая, необученная, так сказать.
 
22.11.03
Нежность бывает теплой и холодной. Моя – холодная, зимняя, с хлопьями белого снега и сверкающей морозной чистотой. Зима. Вокруг такая нежность!
 
26.12.03
Я живу (уже нет!) с человеком, которого не понимаю (это взаимно), которому говорю гадости (это взаимно). Но я поставил бы ему памятник. Он еще раз пытался покончить с собой, наколовшись инсулина. Я обругал его. «Хотя бы о матери подумал, сразу нескольких смертей хочешь?»… «Мы не вместе», – постоянно говорим друг другу. Но он испытывает ко мне чувство. А я – нет, только жалость… Мне его жалко, а в России это слово сродни любви.
 
После сегодняшнего успеха в универе рванул на Красную, Театральную… Красота! Какая красивая предновогодняя Москва! На Китай-городе по-прежнему стоят… несут службу на боевой вахте. Красивые люди, здания, реклама! Елка! Я разбавил будничность. После электричка, тоскливые взгляды обывателей. В P. слышу прекрасный голос, песня явно восточного толка. И люди. Девушка, которая поет подошедшему пьяному мужику. «Хиппи», – подумал я. Они счастливы. Их глаза светлы.
 
Мой милый дневник! Прости своего писца-рукописца, творца судьбы своей и твоей за несвоевременность и непостоянное обращение к тебе. Это было насыщенное время…
 
31.12.03
Сегодня Новый будет, а я в электричке вместо того, чтобы печь пироги и наряжать ёлку. Этот Новый год предстоит необычным, ибо встречать его буду в одиночестве. Гордом одиночестве. Веня у себя с родителями. Девчушки в кафешку пойдут. И. не отпустят, праздник ведь семейный. С соседями не хочу… В общем, праздник планируется хоть куда!..
 
2004
4.01.04
Я ловил себя на мысли, что экстаз и боль похожи. Экстаз – один из видов боли. Боль Вселенская. Это субъективно.
Физиология. Те же структуры мозга ответственны за чувство боли, что и оргазменные центры (ретикулярная формация, гипоталамус и т.д.). Через боль человек познает себя и мир. Как через другие чувства. Только глубже.
Боль тоже недифференцированное чувство, как и оргазм. Эволюционно она стоит ниже. Она началась с развития сигнала об опасности… Боль – рефлекс, приходящий с ЦНС. Испытывая боль, спускаешься в низшие слои психики, нивелируется все социальные и культурные надстройки.
Боль – чувство животное, первобытное. 
Боль и страсть. Они неразрывные. Переходят друг в друга. Когда самец совокупляется с самкой, он покусывает (нежно?) ее уши, соски, он хочет разорвать ее на две половинки.
Боль и эстетика. Иной раз видишь совершенный предмет по своей красоте. (Это может быть и человек). Он настолько завершен, достроен, совершенен, что к нему неловко прикоснуться (боязнь всё испортить). Это с одной стороны. С другой – желание отколоть кусочек, разгрысть, разломать. Так или иначе нарушить эту невозможную красоту (букет А.). Боль и деструкция. 
Боль и сострадание. Сострадать – испытывать то же (или хотеть этого), что и страдающий человек, другое существо. То есть вместе с ним страдать. Разделить его страдание. Дабы ему меньше досталось? Скрасить его скорбь, боль этим.
Люди боятся признать и открыть себя. Они боятся самого поиска. Через боль лучше себя понимаешь. 
Боль и религия. Аскетизм, самобичевание и т.д. Когда Европу сокрушала чума, был создан орден (добровольный). Эти люди ходили по улицам городов и сел и били себя до изнеможения. До крови.
Боль и извращения. Определение секса по Берну (без повреждения).
Я мечтаю… Но никогда… 
Боль и мораль. За нарушение моральных устоев или законов (позднее) во всех культурах и странах следовало наказание. Раньше физическое. Теперь непонятно какое.
 
Чем человек больше сложился как личность, тем сложнее ему сближаться с другим человеком, тем больше требования к себе и к нему.
 
Я смотрю на своё отражение в стекле автобуса. Я очень красивый. Строгость и правильность форм. Я влюблён в себя. Почему так многие прохожие обращают внимание? Дайте мне этого юнца, а я прижму в страстном поцелуе, и потом я «сделаю» его. Вот снова через проход девушка часто смотрит в мою сторону. Я поймал ее милый взгляд. 
Сочное наивное яблоко. Любоваться. Просятся зубы, дабы не оставить (или хотя б повредить) эту невыносимую красоту. Я вспоминал тот букет, принесенный А. Боязнь дотронуться и желание покромсать и даже проглотить – шаг один (это очень эротический шаг). 
 
9.01.04
Веня такой человек, который не может жить без любви. Он любит. Любит сильно. И не важен объект его любви: будь то взращиваемый им цветок, облачко, которое он видит из окна дома, или человек. Этим человеком оказался я. Тогда – 2 года назад… Говорит, что так никого никогда не любил. Сейчас он видит во мне «всё-таки родного человека», который поддержит его в чужом городе… Попробуем жить… сосуществовать вместе… Хотя мне сложно это представить.
 
Боже! Всё тело пронизывает дрожь. Я ожидаю завтрашнего сексуального события… Я качусь в пропасть. Боже, на кого я становлюсь похож.
Завтра! Завтра!
 
11.01.04
Завтра наступило. И прошло уже. Сценарное развитие событий. Только последствия подозреваемы были, конечно, но не так явно, чтобы можно было предусмотреть… Да и нужно ли, когда ныряешь с головой в омут.
Я спустил в инете уйму денег. И познакомился. Он представился красивым блондином 23-х лет. Спросил, могу ли я его «поебать». Размышляли о вариантах втроем (для него это было бы тоже ново!). Трезво договорились о том, что я приеду к нему на квартиру. По поводу фото сказал, что я «симпатичный».
В метро я думал: 
«Еще год назад я не понимал, чего хотят эти люди, вот так запросто спрашивая размер члена, а теперь я сам трезвым образом и вовсе без чувств договорился о сексе.»
Я позвонил. Ожидая, замерз. Он спустился. Передо мной был симпатичный, утонченный (по-геевски) блондин, выше меня сантиметров на 10, с бегающими глазами. В нем была непоседливость. Мальчишеское поведение. Он был нежен, но не жеманен и не женственен. Говорил отрывисто.
«Ты симпатичней, чем на фото.»
«Ты кокетлив, но не хабалист… Всё в меру.»
«В тебе не мужское и не женское, а детское начало.»
«Выглядишь моложе своих лет.»
«Интеллигентный молодой человек… Мне даже больше с одной извилиной нравятся… Но это не к тебе… Мне разные парни нравятся…»
« Я хочу с тобой еще встретиться.»
«У тебя красивые руки… Мне нравится этот изгиб. По твоим рукам можно сказать, что у тебя большой член…»
«Таинственный ты.»
 
В его комнате были книги по экономике, русско-французский словарь и огромная кровать-сексодром… Да, еще комп. Я решил, что он снимает эту квартиру. Мы выпили вино, потом водку с колой. Задачей было лишь опьянеть. «Чтоб не больно было», как он сказал. 
Я всё помню, каждое движение, прикосновение…
 
Ему нужно было идти на встречу (деловую). Мои планы на счет ночи рухнули. Пьяному, еле стоящему на ногах, мне предстояло добираться… 
 
Такси… Тверская сияла и переливалась в огнях рекламы.
– Мой телефон есть у тебя… (нежно взял мою руку, заглядывая в глаза).
– Пока! (Мои же глаза не видели ничего оттого, что были полны слёз).
 
Я не знаю, как я добрался. Менты. Метро. Электричка. Мочевой пузырь. 
Мне хотелось одного – уйти подальше и плакать, плакать… Уснул. Мне снилось что-то.
Утром меня разбудил приехавший с тяжелой сумкой Веня.
– Дурак ты! Они ищут свежее мясо!
– Не твое дело!
 
Он заболел. Снова. Слабый стал. Говорил что-то… Мне жаль его. Я благодарен ему. Вчера это понимание стало явней. Оно возникло сквозь слёзы. Я чувствовал себя девочкой-пацанкой, которой попользовались и выкинули… Грубо… Но вместе нам всё равно не быть (как пара счастливых влюблённых, построивших семью). Меня затянуло. Я не могу без этого гнусного чата, без клавиатуры… 
Сегодня мы купили мне «обновку» (как скажет Веня), подчеркивающую мою гомосексуальность (скорей ювенильность). А после я пошел в Inet-клуб. Ждал писем…
 
В чате на моё фото отвечали, что я симпатичен. Это правда! Это объясняет взгляды прохожих девушек и некоторых парней. Я занимаюсь самолюбованием. В этом нет ничего плохого.
 
Спокойной ночи, дневник! Спок, Саша! Мне нужно еще многое написать о поездке в В. Есть что…
 
15.01.04
Читаю Милана Кундеру.
 
В России кладбища дикие…. Первородное, дикарское что-то… Буйство деревьев, травы… Растущих сами по себе, как им удобно, как хочется им, а не их творцу, бросившему (случайно часто) семя в землю. Неупорядоченное, неорганизованное… Как и вся русская культура… Буйство эмоций… Эти деревья, растущие сами по себе, их обильная, неограниченная зелень листвы, их шелест, их прикосновения, их мощь – всё это не дает унынию вырасти в абсолютную тупиковую безысходность… Они напоминают жизнь, движение… Думаю: «Не может быть, что их больше нет… моих близких, родных людей». Они живы… Они все вовлечены в обязательный круговорот, где всё целесообразно и гармонично, имеет смысл, – значит, так и должно быть. Они живут в этой зелени, говорят со мной этим шелестом, ласкают и поучают этими прикосновениями… Я хочу, чтобы на моей могиле было много зелени (дикой), много деревьев… Моя мечта – заросшая могила (и голубой гроб).
 
Я вынужден жить не по правде. Я постоянно лгу, утаиваю, обхожу…. С тех пор, как я почувствовал себя голубым, я вечно лгу…
 
Моё объявление:
«Юный паренек (18 лет), среднего роста, гей (это только часть меня). Симпатичен (мнение других). Миловиден. Сентиментален. С противоречием: между паспортом и возрастом, физиологией и психологией… С русской ментальностью, но не понимающей нынешней России… Увлеченный, ищущий во всём гармонию и красоту (зачастую видящий это), глубину (подтекст). Ценю думающих и чувствующих людей, их красоту, ум. Понял, что промискуитет и полигамия – это слишком мало и просто для меня. Могу долго слушать тишину природы».
 
Не понимаю нынешнюю Россию. Кажется, только в этой стране обращаются по половому признаку: женщина и мужчина. А слышу в этом: самец и самка. «Ей, самец, закурить не будет?» Вот, как обращаться к людям на улице вы знаете? Я – нет.
«Господин» и «госпожа» – это не принято. Слишком пафосно, официально. Только для очень богатых людей. То есть нельзя поставить равно между ними и «сеньором / сеньоритой» в Испании, «мистером / миссис» в Англии, «пан / пани» в Польше… Я пробовал на улице спрашивать: «господин», «госпожа» – который час? Это было в центре Москвы… Про провинцию я даже не говорю… Я экспериментировал… Реакция непонимания, меня осматривали сверху донизу, снизу вверх, словно я какое-то инопланетное существо…
«Девушка», «молодой человек»… Вроде ничего… Но эти слова вообще-то несут возрастной подтекст… Когда в метро бабушку называют девушкой, это смешно как-то… Пусть даже, если это польстит ей, будет комплиментом… 
Вот как обращаться меня всегда это волнует… Поэтому я избираю такую унифицированную форму: я спрашиваю беспредметно: «Извините, не подскажете час?»…
 
При всей своей любви к России, при своей русской ментальности…Хотя любовь и Россия – в идеальном понятии. Я люблю просторы русской равнины, леса, степи (особенно где Воронеж, Курская область), люблю читать русскую литературу, слушать Чайковского, заниматься самолечением русской поэзией. Но мне не понятно и не приемлемо всё, что связано с людьми в ней. Я совсем не хочу жить в том обществе, которое сложилось в России, переваривать ту культуру, которая имеет место быть в этой стране… Я стремлюсь уехать из этой страны и любить ее издалека. Как видите, я не патриот… Но я достаточно сказал пламенных и пафосных слов в адрес России в сочинениях по литературе. Ох, сколь много их было… Да, я и писал в общем-то на патриотическую или любовную темы…
 
Великая история великой страны. Не спорю… Особенно 19 – начала 20 века… Грандиозно! Планетное значение!
 
Я не понимаю, как в космической супердержаве могут так жить люди, в таких условиях, так общаться друг с другом… Мы, бороздя просторы вселенной, забыли о чем-то изначальном, домашнем.
 
Русский язык не уважает себя, насыщаясь кучей заимствований… Если задачей говорящего служит лишь быстрая передача информации… Мне же вовсе не интересна сама информация, которая поступает от другого человека… Я могу ее получить из Internet, из вывесок, из книг…. Я всегда ищу подтекст в словах другого человека, я обращаю внимание на то, как он говорит, как строит, а не что…невербальное, эмоциональное. Это же неотъемлемо в русской культуре. 
 
Вчера во время секса с … я наблюдал за своим телом со стороны. Это тело отделилось от меня. Это постыдное, грязное тело. Оно предало меня. Оно также было выставлено моей душой, чтобы проэкспериментировать, пол, что нужно последней…
 
21. 01.04
[Видимо, записан черновик письма к кому-то]
Любовь – явление скромное, она не кричит! Она не любит сцены, лишние глаза, игру, шантаж… Она интимна… Вы готовы к интимности с другим человеком? (Откуда знаете?) Она даже не любит лишние слова, вовсе не любит слова, ибо они рациональны и предметны… Говорить о любви и любить – разные вещи (вот я говорю о ней, вы тоже…)… Вы – теоретик любви… Словно школьное сочинение… Я в 16 лет… слепой котёнок, невинный, безгрешный, tabula rasa (хотите, я дам почитать свои сочинения о любви?). И снова – противоречие… Когда любишь, хочется поделиться этим со всем миром… Кричишь! От восторга, от своего счастья… Все должны знать об этом! Каждый булыжник на дороге… Все должны любить…
Любовь – Вселенная!
И еще… Ваш апофеоз под левой грудью… Ведь сердце может расколоться… не выдержать. Как биолог: «Пожалейте свой организм».
Стихи – «только слезам они сродни» вы писали… Переходя от любви идеальной к любви предметной… Вы любили кого-то (подчеркиваю, был человек?)… Я всё понял – безответно. Почему? Почему вам не ответили тем же (пусть и не той силы, что у вас)?
Был испуг перед твоим чувством? Оно показалось фанатическим, безумным? Испугались? Ваш возлюбленный не способен был ответить тем же? Для этого нужно вырасти? За жизнь успеете? Этому человеку нужно было другое? Меньшее? Вы – с распахнутой грудью, из которой рвалось наружу сердце, а он…
Но почему не она? Мне очень интересно, как вы это объясняете… Ведь любовь беспредметна, беспола… Можно любить всё… Почему вы указали, что гей?
Подкрадывается сексуальный аспект…
Ваш ответ:
– Мне интересно мужское начало, поэтому влечет мужское тело (Или влечет мужская душа?.. Что вы! Все геи женственны не только внешне… )
О себе апостериори… Сколь себя помню, всё влекло к парням… С детского сада… Там всё и случилось. Потом (14 лет) я узнал, как всё это называется (оказалось «гомосексуализм») и ушел в себя (аутизм)… Надолго… Вернулся оттуда недавно… Я писал, подобно вашим, письма… (они все сохранены). Я перечитываю… Этакий взгляд через века (всего 2 года)… Тогда я был глубже и мудрее – делаю вывод. Теперь я меньше понимаю феномены любви. Но… Тогда я был теоретиком любви, а теперь…
С уважение Саша
 
28.03.04
Наконец, я созрел. Во-первых, чтобы начать дневник (новый – новый этап жизни). Во-вторых, до понимания ненужности дневника (по крайней мере, до вчерашнего дня). Но сегодня мне грустно. Мне плохо, мне очень плохо. Мысль: «Поехать в В. домой?..» Куда? В В. А там куда? Тебе некуда бежать… А именно это ты и собираешься делать – бежать куда угодно, прочь, подальше куда-нибудь…
 
Новая жизнь связана только с V. 
… Сладенький мой. Знакомство в гей-чате и его «хочу всерьёз и надолго»… «Почему, если люди симпатичны друг другу, не могут быть вместе?» – сетовал он на жизнь. На фото показался «симпатичным» кавказцем с покрашенными волосами… Всё это так неожиданно произошло… И чат, и моё письмо на мейл, и встреча на м. Театральная (моя мотивация – секс и только). И вот мы уже 3 месяца вместе. Почему же тогда я грущу?
С ним я очень изменился за это время. Изменился даже взгляд. Я стал более трезв, практичен? Да, я стал больше думать о деньгах, о благосостоянии, о том, как заработать, об успехе… И эти мысли дальше от грёз и ближе к реальным понятиям грешной земли. Я не брожу по улицам Москвы, вглядываясь в лица ее обитателей и строения…Я не чувствую, не слышу дыхания дерев…
V. спросил меня, когда мы ехали на электричке из Троицы-Сергиевой Лавры:
– Ты романтик?
– Да, я, конечно, романтик. Я не могу без этого.
(Глупый вопрос) 
– Я тоже… Бежать по воде по берегу, лежать – смотреть на деревья… Это у нас впереди.
Мы прощались (он вышел на ст. Пушкино, а мне нужно было до Ярославки).
– Пока. Я люблю тебя.
– Я тоже (боязно выговорил я как-то, я вообще боюсь слова «люблю»).
 
Могу я любить? Веня говорил мне, что нет… И я поверил ему. «Я не могу любить». Значит, я сказал «тоже» потому, что того требовала ситуация (я должен был сказать)? А что еще я мог сказать человеку, который признался в любви мне, повторяет это постоянно.
Но он не понимает меня… Можно любить, не понимая человека?
 
– Почему ты такой?
– Какой? 
– Ты не понимаешь меня?
– Когда ты такой смурной – нет.
 
Еще бы… Он зовет меня самкой (сколько озорства в этом слове) и развратником. Ему нравится, когда я хулиганю. Он млеет, когда из моих уст звучит (неожиданно) «хуй» и «пизда».
А еще он любит эффектных (внешне) людей. Меня он назвал «красивым» (пока), а в будущем я именно таким, эффектным, и буду.
У меня всегда такое чувство, что я не могу сказать ему всего, полностью… Я недоговариваю, сглаживаю. Какая это честность?
Мои первые заработанные деньги – это тоже он. 
V. малыш, его хочется взять на руки. Он тинейджер. Я старше его, хоть и родились почти в один месяц. 
Я помню ту ночь (нашу первую), когда мы просто были рядом, и время пролетело. А секса так и не было… 
– Это хорошо, что у нас в первую ночь не было секса.
– Почему?
– Это придает исключительности.
Он умен… Это, возможно, его национальная черта. 
Вместе мы очень смотримся – разные, оба эффектны.
(Мы могли бы сниматься).
Дедушка – ученый, бабушка – юрист МГУ, мама – Бауманка, а он – колледж (который хронически называет ПТУ). Я буду (если…) подталкивать его поступать в вуз.
Мне часто с ним неуютно, я не в своей тарелке, я вынужден молчать или говорить мало, я не могу раскрыться перед ним на 100%. Нет, речь не идет о сексе. Нам очень хорошо вместе. У нас чувственный союз. Он очень желанен как эротический партнер.
Когда я говорю «тоже», что я говорю? Это любовь? Да, не грузись, Жизнь… Какая любовь? Ты ведь взрослый уже… 
Почему я не пишу стихов?
 
29.03.04
«Когда ты со мной, мне ничего больше не нужно. Но стоит только нам попрощаться, как я думаю о плохом. Ты нужен мне как кислород, поддерживающий дыхание» (моя запись месяц назад). Союз чувственности, но не разума с V.
Я отдаю предпочтение эстетике, а не этике. Я ищу всё время красоту. А эти поиски будут не полны без абсолютной свободы, которую ограничивает этика, мораль и другие установки. 
 
С Веней какие-то родственные отношения: неудобства, как с братом, поучаем друг друга. И мне становится легче, когда я думаю о нем, что у меня есть поддержка, что я не один, а с Веней, своим псевдобратом (хоть и наговорил он всяких гадостей). Приезжал он на днях… Стильно одет – молодец. Но с большими комплексами…
Как мне его жаль! У него осталась только работа. Хочется его поддержать, помочь (позвоню завтра).
 
V. на моё «Грустный я» прислал ссылку на «психологическое руководство к действию».
Там хорошие слова – помогут временно. Но они для всех. Моя же трагедия индивидуальна, глубока, и этим мне не помочь…
 
2.04.04
Вот уже два дня мы не пишем на E-mail друг другу ни строчки. Мы или испытываем друг друга, или между нами уже ничего нет. Мы не будем вместе. Вот итог: 4 месяца. А скоро у него будет День рождения. У меня плохое чувство, очень плохое чувство. Завтра я всё ему напишу (он не любит сюрпризы). Отчаянная злость какая-то…
Ребята здесь (в новой комнате) – супер; и о биологии поговорить, и марихуану покурить, а Ваня знает про меня. Он познакомит с нашими голубыми в универе.
 
3.04.04
Солнечное утро. День раскрыл свои объятья. Его тепла очень не хватает. Вчера был снег.
 
Такое состояние, что еще немного – и я заплачу. Слезы надрываются. Недавно резал лук – и заплакал. Этого там мне было необходимо, чтобы слезы орошали мои глаза. А с ними вылилось всё тяжелое, больное, ноющее.
 
Все самые главные события, происшедшие со мной в жизни, не были восприняты сознательно: они пронеслись мимо меня, не спросив моего согласия. Я до сих пор не мог их целостно осмыслить, как-то уложить в голове, так громадны они. К этим событиям относится смерть бабушки и мамы, разрыв с Веней, первый сексуальный опыт, победа на олимпиаде.
 
[Из письма. 9 мая
Дорогая, привет! Так уж повелось, пишу я тебе только когда у самого на душе боль и отчаянье. Вот и сейчас… И всё то же. Слова не строятся в предложения, куча ошибок, дрожащие движения пальцев. Мне не по себе. В горле стоит какой-то комок. А в груди я чувствую ноющую боль. При звуке каждой проезжающей машины я подбегаю к окну…
Не он… Только барабанит дождь. Я еще с полминуты смотрел в окно – провожаю чужую машину. Я достиг немалых успехов: различаю звук иномарки и «нашей», запросто определяю скорость.
Вообще погода для Дня Победы оставляет желать… Тоска. Она с утра такая… Зачем, спрашивается?
Еще утром, в 11 часов, я проснулся оттого, что замерз. С закрытыми глазами нащупал на полу одеяло, укрылся, дрых ровно до полвторого, то есть ровно всё празднование великой победы. Вот так всегда. Всё, всё, да не всё…
На Поклонной горе я застал славные песни тех военных лет, и самый разгар был на Охотном ряду. В одиночестве я прошелся до Лубянки, а потом до пл. Революции… Один… Это одиночество рукотворное… Я заглядывал в лица прохожих, оценивал их наряды, всё порывался подойти к ветерану, пожать ему руку и подарить цветок. Но не смог – комок в груди не дал.
С первого мая я живу в квартире родственников.
И всё время я живу какими-то приступами (во время приступа комок становится больше, захватывает дыхание). Я мучаю себя. Откуда это разрушительное во мне? Я сам себя загоняю в гроб. Как будто есть какой-то механизм апоптоза… Вот он включился. И я постепенно, по кирпичикам, рушусь…
Нельзя так! Как так можно? Уже двенадцатый час ночи. А было семь часов…Я не возьму трубку первым, не возьму. Гордость? Достоинство? Выкини из головы, Саша! Выкини! Выкини! Выкини! Боже, что остается??? Когда уходит главное. Выкини! Выкини! Как? Прикажи! Заставь! Отрежь! Я разобью эти часы! 
Жду… Но он не из тех людей, которые в такой дождь в полночь приедет к своему любимому без приглашения (вдобавок). Завтра пойду на кладбище. Один раз оно уже спасло меня. Спасло… Я прикоснусь к земле его… Мистично. Я встану посреди Ваганьковского кладбища и закричу: «Я сумасшедший!»
Главное: будь счастлива, не унывай! Я с тобой.
Сумасшедший Саша
 
Это уже было… Тогда он написал мне письмо, от которого меня защемило. В конце он подписал Valera.
Его идеалы мне непонятны. Машина, квартира в «Алых парусах»… Что дальше?.. Дальше? Дальше, черт возьми?
Я обещал не мучить его в тот раз.
Он приносит мне страдание. Сегодня я рыдал и чуть не сошел ума.
Он не из тех людей, которые в такой дождь в полночь без приглашения приедет к любимому, не из тех, кто просто взяв за руку пробежится босиком по росе или под ливнем.
Чего обманываться, я не могу принять его полностью на 100%. А любовь именно это и подразумевает.
Я чувствую себя мозолем у него: вот он, мозоль, есть и с этим надо считаться, то есть гладить его, срезать, смазывать кремом, чтобы не очень зудел.
 
Мне не нужны одолжения, и я не иду на компромиссы. Я хочу всего (любви) или ничего. 
 
Я замечаю, что ненавижу большинство людей. Особенно, когда они начинают говорить. Я сразу понимаю, что ближе мне, а от чего я готов бежать. Симпатичных мне людей вокруг меня мало. Очень мало.
 
Мне 39 или 33 года. Так показал психологический тест.
 
Смотрю на фото Кафки. Его глаза, полные боли и страдания, одиночество и трагедия. Они даже разные – дисгармония мира, сам он абсурден, как и его внутренний мир. Он странный. В своих мыслях он пришел к бессмысленности. А задача, наоборот, искать смысл. Потому что смысл и есть истина.
Мы берем от всех и всего понемногу.
Смотрю в зеркало на свои безумные глаза. 
 
Сволочность? Отставить!
Есть всему черед.
Можем всё исправить –
Раз и наперед.
 
Время ставит драмы –
Прямиком в музей!
[Нерзб.] и фимиамы – 
Обретешь друзей!
 
«Ржавый» цвет моих волос.
 
Главное – это задаваться вопросами. И ответ неважен, ибо ответ – это результат, исход, конец. Есть ответ жизни – это смерть. Смерть – это деструкция? Но смерть естественна. А естественное и не безобразно и не разрушительно. Естественный ход: всё имеет конец, всё рождается и умирает.
 
Мне постоянно нужны доказательства любви?? Это женское качество?
 
Всё кончено. Я написал ему последнее письмо.
 
4.06.04
Да, стало легче дышать. Приступы отдышки возникают только при подступающей мысли о возвращении всего.
«Прости» – это просьба или факт?
Нет, всё кончено.
Ты не сволочь. Ты был бы сволочью, если бы сознательно желал бы делать мне зло. А ты просто разлюбил. Вот что произошло. И знаешь почему ты считаешь себя сволочью? Потому что разлюбил и чувствуешь за это свою вину передо мной. То есть ты разлюбил, а я ведь люблю и всячески проявляю это. А ты будучи человеком с зачатками этики чувствуешь свою вину, будто ты тоже должен отвечать мне тем же. Но в том и прелесть любви, что в ней никто ничего не должен, что в ней нет ролей… Ты не виноват. Это чувство вспыхнуло и кануло. Ты виноват, что разлюбил и не сказал мне об этом. А я в самом начале просил быть честным.
Прощай!
Сашка-дурашка (слезы). 
В этой истории разлюбили меня…
Эта история рушит моё мировосприятие: оказалось, что внешнее сходство («мы хорошо смотримся», ровесники) – это простой звук. А дисгармоничные пары с одним старше, другим младше более прочные и зрелые. В них же только роли психологические, сексуальные, социальные… Где там чувство?
 
Завтра День рождения. Встречаю его в одиночестве и в деревне. Это день также моей мамы. Прости меня, моя хорошая, что остался меж людей, что не часто вспоминаю тебя… После пойду на природу – побуду в одиночестве на свежем воздухе. Вот такой будет День рождения.
 
Привет, Валера!
Как ты относишься к тому, что я буду заниматься сексом без чувств, но продолжать тебя любить? Но это будет немного не то, трах не виртуально, а реально. И я буду рассуждать по-твоему… Секс и любовь – вещи разные. Я даже не могу их совместить: чтобы получить сильное сексуальное наслаждение, надо отбросить все чувства! Я предпочитал бы группы, причем с ровесниками, похожими на тебя и меня. 
 
Мой девиз
Соком живым брызнем,
В солнечный диск метя, 
Да – половой жизни!
Нет – половой смерти!
Игорь Иртеньев
 
На форуме я выяснил, что я не от мира сего. Да, я не могу без этого. Я погибну. 
 
15.06.4
Саша, ты катишься по наклонной! Сегодня я был в церкви. Я поставил две свечи: одну – маме, напротив Божьей Матери с Иисусом – вторую. Я долго смотрел на горящую свечу. Порывы ветра из открытой двери пытались потушить ее. Она же продолжала одиноко гореть. В церкви пустота, лишь бабули копошатся: чистят что-то, скребут, со свечами возятся – по быту, значит. Я стоял и думал о том, что случилось ночью, о том, что Егор сказал «грешники», о том, что происходило в моей жизни. Я разрушаю себя. 
 
Чат. Встреча. Два брюнета. Жене 20, Никите 21. Копилка пополняется. Но это особый случай – была долгожданная «группа». Случай и другим примечателен. Они ждали тело («Я думал, что в чате тусуются только уроды, – сделал мне комплимент Женя.– С такой мордочкой ты легко, я думаю, найдешь…»). Ждали тело, а встретили личность. Личность с кучей проблем и заморочек, с рвущейся и еще не мертвой душой.
Было немного смешно как развивались события: они оба бы хотели начать со мной отношения. Женя делал мне знаки внимания.
«Решай сам, мы можем разъехаться по домам, можем поехать пообщаться. Решать только тебе». Я много курил, выпил пива – и мне стало легче говорить. 
Собственнический инстинкт у обоих бисексуалов, ревность. Я сказал, что не хочу серьёзных отношений, что не могу забыть своего парня.
– Забудешь.
Я подумал, что это мне сейчас очень подходит: нежные эротические отношения с двумя парнями, с которыми мы будем втроем заниматься сексом, обязательно гулять, решать проблемы. Это казалось мне хорошей перспективой, тем более я обоим симпатизировал (и я думал, каждый хотел не только расправиться с моей попой). Гостиница. Телек. Вырубили свет. Я лег между. Они начали. Ласкать мою грудь с двух сторон… Секс – без чувств – втроём? Так это называется? Вот и воплотились в жизнь мои сексуальные фантазии… Вот и воплотились… Но оказалось, что это ни на 1% не заслуживало тех ощущений, которые возникают tet-a-tet с любимым человеком.
Только вдвоем!
Только tet-a-tet!
Только с любимым человеком и обожаемым его телом!
Это выводы. Я пришел к ним в результате опыта. Плохого опыта. На миг я чувствовал себя проституткой, которой пользовались два парня. Нет, они не хотели мне зла. Они подарили мне много физической ласки и удовольствия. Но голый секс подразумевает отсутствие многого… Я тщательно вымыл тело в холодной воде.
 
Женя психанул и уехал ночью. Я не дал? Ревность к Никите? Ему дала, а мне нет? Снял, а я не дал? Но поступил он подло по отношению к Никите, хоть и сказал мне нежно и улыбчиво: «Пока, Саша». Думаю, ревность. Я оказался виноватым в том, что между ними – друзьями, всё изменилось. Друзья проверяются?
– Ты не испорченный такой, хороший…
Капля за каплей… Нет. Стоп. Хватит. Что будет дальше, Саша? Судьба проститутки? Нет! Стоп!
 
Хотел убить чувство к V., а вышло наоборот – разочарование во всех видах сексуальных отношений, кроме tet-a-tet с любимым человеком. Всё не то.
 
22.06.04.
Сны про Валеру. Грустные сны. Я три ночи подряд вижу его во сне. Мы выясняли с ним отношения. Причем, как в последний месяц я требовал, я спрашивал, я настаивал и плакал. Он же твердил, что не может… но продолжал относиться ко мне по-прежнему. Во сне я хочу обнять его, целовать…
Почему, Саша, ты не писал? Это когда обнимал его. Тогда не нужен был дневник? Да, дневник – это удел одиноких людей.
А Валера сейчас в Питере. Развлекается, небось… Кушает мороженое, гуляет по Невскому. Веселится с подружкам, стебается над прохожими. И совсем не вспоминает обо мне… Я думаю, нет. Так не ценить и безразлично относиться ко мне, как он проявлял последнее время, и сейчас еще больше забыл… Так тому и быть…
 
Арифметика 
Мне было 16, а у меня был мужчина 24 лет. Мне было 17, а у меня был парень 22 лет. Мне было 18, тогда у меня был ровесник Валера. Сейчас мне 19, я познакомился с 14-летним Данилой из Самары, 16-летним Сашей и 16-летним Орли.
Я старею?
 
А. планирует на следующее лето. Я сказал, что до него надо дожить… Мы прогулялись до МГУ, до биофака… 
Я: «Что только происходит за этими стенами, что только свершается… Этот клочок земли мне кажется равноценным безграничным просторам, возможно даже равноценным площади всей России».  
 
Я чувствую себя незащищенным, уязвленным в Москве. Это чужой, враждебный город. В В. я в своей тарелке. Я провинциал.
 
15.07.04 
Турбаза «Верхневолжская». Я очень доволен. В 30 минутах езды от Твери, близ трассы Москва–Питер, в сосновом лесу, рядом Волга (вчера я любовался закатом на ней). Условия очень хорошие, кормят довольно. Такой отдых очень кстати моему нынешнему полуздоровому, ослабленному образом жизни организму. Предстоит пройти процедуры физиотерапии. Думаю, как устроить, чтобы А. отдохнул со мной. Поездка в В. ему запомнится (уже запомнилась…). 
Провел часа 4 в Твери. Бродил по набережной, снимал старинный тверской центр, Волгу, много впечатлений.
 
МГУ! Я влюблен в тебя! Я не переживу, если меня не переведут.
 
13.09.04
За это время моего невнимания к дневнику произошло 2 важных события в моей жизни: я теперь студент МГУ и встреча с Андрюшей. В насыщенные и счастливые дни не остается времени для моего дорогого дневничушки. И он, верно, обижается на меня: сейчас слова не строятся в предложения, мне тяжело писать…
 
Самое жуткое было видеть Андрюшу целующимся с другим парнем… Это слияние, соединение губами… Это обезоружило меня, я стал тогда уязвим и решил нагадить себе в душу, чтобы презирать не только Его, но и себя. Когда я смотрел на их поцелуй, Андрей «ушел» от меня, он стал уже не моим, а чьим-то еще. Я видел это сильное, страстное слияние губами. Он был с ним не менее нежен, чем был со мной. Он смог и хотел этого. Тогда я был наблюдателем их соединения – только вид со стороны. Я не знал, что может вызвать у меня вид Андрея в объятиях другого человека. Я не знал, что я почувствую, не знал, как буду относиться к нему после этого… Это был эксперимент для меня и желание для Андрея. Я почувствовал, что у меня отобрали что-то главное, близкое или изменили всё так, что это перестало быть близким, моим, родным. 
Лаская Лёшу, припадая к его соскам, я вышел из своего тела, вышел за пределы действа – я наблюдал и чувствовал это жутко, будто меня раздели, ещё и содрав кожу, поэтому любое прикосновение к ней вызывало приступ боли. Эти прикосновения – воспоминания – остались в памяти… Образы – вспышки, обрывки слов, движений. Всё происходило как в бреду, будто по велению каких-то сумасшедших сил, которые взяли на время нас в свои руки.
Тогда я почувствовал, что Андрей не мой человек, что он универсальный (то есть для всех пригоден  – нежен и ласков). Вместе с этим возникло отвращение: он был «грязным» – и эту грязь не смыть! Когда мы встретились в первый раз, гуляли по парку, целовали друг друга, я видел красоту в нем и в наших зарождающихся отношениях. Теперь я вижу грязь, вонючую и пошлую (грязь не этического, а эстетического рода): его грязные руки, которые когда-то трогали меня, его грязные губы, которые я целовал, испачканную душу. Наверное, это должно было случиться. 
 
Эротические поиски за пределами союза двух людей (измена), когда границы ячеечки становятся прозрачными (секс втроем) приводят к разрушению интимной связи между ними. Так я потерял моего дорого Андрюшу… У нас не было любви – был интеллект – эротический союз двух парней. Нам было хорошо вместе, хорошо и светло – без терзаний, переживаний, ревности и прочего (мы даже не ссорились).
Эта точка вызрела. Я начал замечать, что он не тот человек, когда побольше узнал. Лишь привычка держала нас вместе? Он добрый, нежный, хороший. Но чужой мне и доступный всем в равной мере. Я не был ему достаточен, он хотел чего-то еще. Всегда. И этот секс – без чувств – втроем – это закономерное развитие отношений. Почему? Зачем это было нужно? 
 
Я такой же грязный, как и Андрей, и я презираю себя тоже.
 
У меня закрадывается мысль, что мне нужно встретить девушку – только там может быть глубокое чувство, а не гей-отношениях.
 
5.09.04 
В МГУ я в своей стезе. Нет лучше места для учебы, развития человека.
 
Разительное отличие учебного процесса, уровня общения, насыщенности жизни в МГУ и в моем универе. Настоящий Университет! Каким я и представлял! Громадина!
 
17.09. 04
ДАС., моя постель, около 10 часов утра. Я пропускаю занятия. Играет угнетающий Бах (может он расставит всё по местам внутри?).
В чем я хотел убедиться, в том я разочаровался. Меня обезоружила Правда. Это же издевательство над собой! Зачем всё это? В чем я хотел убедиться? Что уход А. смогу пережить, запросто найдя замену? Или искал утешения? Вот когда боль подступает. А еще, когда вспоминаю Его… Слёзы. Когда его не стало, он стал вспоминаться более трепетно. Злой закон жизни и отношений.
 
Уходит в прошлое и город В., и Веня, и Илья, и наше время, и наши поиски, и наше маленькое счастье.
 
18.09.04
Нравится ли вам всё натуральное? Компот из сухофруктов и лицо без тонального крема? Наша психика давно уже покинула зону натуральности, она сложна и многослойна, в ней лишь намёки на когда-то привычно природное. Нет, мы не любим натуральное. Дайте нам изменённо-модифицированное, а лучше изощренно-извращенное, иначе наша мода просто сдохнет со скуки.
 
Без меня ты сможешь, потому что ты универсален: любишь не «индивидуальную дурость», а какое-то теоретически сводимое к идеалу (твоему) мужское тело и добрую душу. Любить же можно лишь особенное, загадку, выраженную непохожесть, индивидуальность… 
 
Перспектива возможности, вариативности дальнейшей судьбы будоражит грудь (мысль о новом счастье). Боль – она ноющая, а это другое, то, что будоражит, частое сокращение, приток крови… Надо научиться не ждать и не искать… терпеть и сносить…
 
Я живу двумя жизнями: внешней и внутренней. Они гармонично дополняют друг друга, меняясь периодически. Но всё же внутренней жизнью я живу чаще и больше. А внешняя зачастую – отголоски внутренней, получившие выход наружу. Иногда они очень бурны и отчаянны. Мой человечек должен знать о моих жизнях, о том, что внутренней больше. Этому человечку я вверю свои дневники после моей смерти. 
 
Я со своими заморочками принес много страданий Андрею. Он не готов к этой сложности. Леша прост, незадачлив и добр. Наверное, именно этого искал Андрей. Ему было сложно со мной… 
 
Какая нелепая история! Какая непредсказуемая жизнь, и как ты безоружен перед ней. …
 
20.09.04 
Наверное, оттого, что мы не познали чувств, близких к сердцу, нам было так классно в постели. Мы познали друг друга, лучше показали себя… Мы были первопроходцы, экспериментаторы, мы активно изучали друг друга и себя. Через секс мы познаем скрытые смыслы и стороны жизни, открывая ее Правду и Красоту.
Но в чем-то, как и все первопроходцы, мы будущее выбирать вольны, когда от поцелуя остается вкус смерти и ниточка слюны.
 
10.10.04
Я дома, в В.
Я много говорил о своей новой насыщенной и разнообразной жизни, об Университете, его уровне. Я восторгался!
Тетя Тоня, добрейшая женщина:
«Конечно, там другой совсем уровень. Мы рады за тебя. У тебя совсем другая жизнь».
Отчим:
«Как же ты перевелся?»
Пусть у его детей будут хорошие ориентиры, пусть они стремятся, растут, глядя на меня. Пусть и «старики» порадуются, вспомнив! Пусть будет всё хорошо! Так должно быть!
Жизнь тяжелая сама по себе, жить сложно. Я хотел, чтобы они отвлеклись от этого, хотел сделать маленький праздник, чтобы смотря на меня, у них засветились глаза. Я хотел быть праздником!
 
12.10.04
Я привыкаю к отсутствию рядом со мной близкого человека, принимаю это как должное – с одной стороны, принимаю с другой – заполненность и насыщенность моей жизни, которая не оставляет на это времени. Когда же я нахожу время для раздумий и внутренних поисков, я ищу глазами этого человека, подозреваю каждого прохожего, представляю на миг себя с ним – и мгновенно выбрасываю из своего сознания.
Вот она – «невыносимая легкость бытия»!
Но когда я вижу влюбленных и целующихся даже парней, какой приступ несбыточности и лишенности чего-то важного, не разделяемого с самой жизнью сдавливает моё сердце.
 
28.10.04 
Я больше внутри, чем снаружи. Я живу больше внутренней жизнью и лишь иногда появляюсь на поверхность. Обычно это появление – рождение чего-то творческого.
 
Животное живет по законам биологии. И его жизнь биологически целесообразна. Она не задает вопросов о жизни и смерти, о смысле их, она не рефлексирует, просто живет, а не обращает свою мысль к самой жизни (Как живу? Почему? Зачем? Откуда я?). 
Человек же задается вопросом о смысле жизни. Зачем это ему надо, человеку? В чем здесь целесообразность? Целесообразность этой новой в эволюции – человеческой жизни, когда, живя, думаешь о том, как, почему и зачем живешь? Я не вижу в этом целесообразности. Значит, или – или:
  1. целесообразность теряет свой смысл, когда говорим о человеке и стоит искать другие законы.
  2.  Жизнь человека (и он сам) нецелесообразен.
Читал Дарвина, его теорию. Словно, пережиток какой-то… Всё одно и то же. Тоска… Одна тоска. Если всё так, как у него, я отказываюсь жить!
 
Я ищу во всем красоту. А этот поиск будет не полон без абсолютной свободы, которую ограничивает этика, мораль и другие установки. 
 
Старость может быть оправдана только мудростью. Иначе она – дряхлая морщинистость кожи и страшный маразм. Мудрость подготовить правильно принять смерть, вступить в мир иной. 
Боже, зачем я думаю об этом. Где еще эта старость? Мне только 18.
 
2005
 
9 января [2005]. «Шанс», Марк
Марк: 
«Мальчик в белой рубашке»
«Ты ласков и страстен одновременно!»
«Откуда ты такой ласковый взялся?»
Я:
«Где ты был раньше?»
«Мне с тобой хорошо».
М.:
«Мне тоже…»
 
23.01.05
Приближается день смерти мамы и опять мне снится гроб, похороны, черные платки и плач…
 
26.01.05
Ура! Пятёрка!
 
27.01.05
Люблю экзаменационный период! В это время ты выходишь из спячки, ты максимально активизируешься, видимо, пробуждён твой мозг, он ищет решений, а тебе интересно и ты возбужден.
 
9.02.05
Неизвестно, сколько не брался за перо! Это время меж дней некоего перепутья прошло с приматом мыслей и переживаний (порой звучащих вслух в беседе или одиночестве), которые так и останутся незаписанными, незафиксированными… Я объяснял это по-толстовски: это и есть жизнь… Зачем эти лишние усилия – записи, отображение её на бумаге. Она (жизнь) ценна и самодостаточна сама по себе и поэтому не требует постоянного «отчета». Всегда же мне казалось, что записывая, я наполняю жизнь каким-то особым смыслом, вернее, завершенностью. Записал, заснял – это навсегда останется, никогда не будет забыто. Конечно, это относительно, но успокаивало меня – ведь я мерил с человеческих позиций, в рамках человеческой жизни, а не метафизического бытия.
Главное – начать. Видишь, как льются слова, как мне легко и охотно пишется. 
 
Это совпадение? Сегодня ровно месяц с тех пор, как мы встретились с Марком. Отмечаем юбилей вот как: в 450 км друг от друга. Подозреваю, что М. даже не оценил важность этого дня, а виной – память, другие важные дела, наша разлука и что-то еще… Что? Не это ли так беспокоило меня сегодня? Моё сердце было не на месте… Всё наше общение во время каникул ограничивалось скупыми отписками – SMS-ками, причем я максимально использовал отведенное количество знаков, от него же получал именно отписка… Хорошо живем! Даже больно от этого «хорошо»… Он невнимателен ко мне, не заботлив. Он не из тех, кто приедет-прилетит в ненастную погоду к больному или грустному мне. И мне больно это периодически чувствовать. Он не открыт со мной полностью в нашем общении (на всех уровнях: головы, сердца, языка и тела), постоянно недосказанность и игра. Дело во мне или в нем? Он боится, что я «поиграю и брошу» (это он роняет в виде отговорок и шуток) и называет меня «более опытным и умным мальчиком». Он и правда часто схематичен, поверхностен… Со мной наедине он принимает образ маленького мальчика. И лучше уж этот лик, чем другой – серьёзного, уверенного и низко говорящего. На лице с какой-то математической выкладкой или идеей, не находящего места и тяжело вздыхающего… «Ох, Саша…». «Что значит этот вздох», – спрашиваю я. Это что, сомнения, нужен ли я ему или нет? Он всё сомневается, хоть и говорит мне: «Да давно уже женился!» Нет, он не готов к отношениям. Это мой приговор. И я сказал это как-то. После этого он был строг и дерзок со мной (это было в В.). Значит, мои слова нашли отклик у него внутри, значит, что-то есть… 
 
[О знакомстве с Марком в «Шансе»]. Треугольник: я, М. и еще один парень… 
Так получилось, что мы обратили друг на друга внимание: я, М. и тот парень…
 
Потом мне стало жарко и я расстегнул белую рубашку… У меня хорошая фигурка! Все клюют! Стоит надеть обтягивающее, как… Я ловил его взгляд на себе. Он смотрел на мой голый мускулистый живот, на моё тело, ведомое ритмом. Он был очень красив: нежные, тонкие формы, его глаза, не сходящая улыбка. Он улыбался и смотре на меня, мне в глаза… 
М. бы подошел и сам (так он говорил потом), если бы «более опытный» я не опередил его.
– Как тебя зовут?
– Марк.
– Меня Саша, – шепнул ему.
Его приятель, с которым он пришел в клуб, в этот момент как-то оставил его (сообразительный парень!). И мы танцевали «медляк» до конца, самого конца. Я прикасался к нему и чувствовал бесконечную нежность. Я захотел положить ему голову на плечо. Я жадно трогал его в танце. Мне уже тогда было хорошо с ним. Конечно, нас сблизил и факт учебы в одном вузе – МГУ.
– Подозреваю, ты также, как и я, студент…
– Да, правильно.
– Где же учишься?
– МГУ.
Я не расслышал и переспросил:
– МГУ?
– Я тоже!! И, думаю, у тебя парень.
– Ты не всегда оказываешься прав…
– Как здорово, что я так ошибаюсь, ошибаюсь в этом!
Потом мы говорили про МГУ, его сессию (которая до сих пор не сдана!) и т.д.
Мы поехали втроем, его приятель, оказалось, закончил психфак МГУ… Мы шли к метро, шокируя прохожих поведением и интеллектуально – отвязными шутками. Мне было с ними интересно. Поехали на метро черт знает куда, сонные, всё шутки травили… Потом мы оставили приятеля и отправились в ДАС, ко мне. Он спал в моей постели, а я устроился в одежде на Ваниной койке…
 
[Продолжение знакомства с Марком 10 января]
… Мы поехали к Валентину. Он показался Марку умеющим замечательно вести и поддерживать беседу, с «аристократическими манерами», «дядечкой» (пидовское слово). Он сказал, что найти паренька до 25 лет, который будет с ним спать, ему будет не просто. Мне пришлось объяснить, что для меня это неважно, что я подружился с ним, что у меня с ним теплые отношения… А может, он в каком-то смысле заменяет несуществующих моих родителей (нет, у меня есть же папа! А он тогда кто?).
 
Я так понял, Марку сложно было понять это, потому что все его «приятели» (по его рассказам и моим выводам) были и есть откровенно плохие люди.
– Ну что ж тебе всё такие попадаются? Где в них человеческое, – вырвалось у меня.
 
Мы наедине… Наша ночь, наша первая ночь. Ночь, когда мы познаем друг друга…
Я прильнул к нему так неистово и жадно. Я чувствовал исходящую от него нежность, много нежности. Сначала он был немного робок, но мой язык уже давно поселился у него во рту (еще там на диване в зале, когда мы на минутку оставались одни… или даже в клубе) и рука пробегала вдоль и обратно по его телу, источающему нежность. Я начинаю как-то слабеть и даже таять, когда чувствую мощный и необоримый прилив нежности к себе и в себя. И он был этим источником, неиссякаемым ключом, из которого в эту ночь, нашу первую, напился, утолив жажду. Я хотел, я желал еще, мне было всё мало.
Мне не удается передать каждое движение, ощущения, звук и запах, их последовательность (это очень хотелось бы, пережив теперь уже на бумаге, вторично). Всё было похоже на сплошное, цельное, одно большое движение, звук, вздох, прикосновение, действие, аромат, которое состояло из более мелких и было запущено, как только мы легли в постель…
Мы были похожи на двух маленьких активных зверьков, спрятавшихся под пелёнкой, играющих в странную, только нам известную и понятную игру.
Мне было хорошо – нет, это слабое слово. В этот миг я думал, что если бы можно было наглядно почувствовать счастье, то это был бы именно тот миг. Я был счастлив, каждая клетка моего тела источала невидимую энергию – крупицу счастья. 
– Я хочу, чтобы ты кончил. Я хочу всё видеть, чувствовать
– Да? – соблазняюще тонким голоском ответил он.
Я хотел не только быть счастливым, а хотел осчастливить его, чтобы вместе, на этом пике максимального нашего напряжения слиться с ним в одно целое (Боже, эта идея меня преследует, становясь навязчивой). 
Он кончил первый… А потом кончил сам. Я довел его и себя до изнеможения. Мы уснули… Мы лежали обнявшись. Я боялся сделать лишнее движение, дабы не нарушить его покой и общую гармонию. 
Я, цепенея от нежности, жалости, трепета тихо коснулся его закрытых глаз, губ, щёк самым нежным, самым влюблённым и трепетным поцелуем.
 
Утро началось с предчувствия, что нужно вставать, ведь хозяин будет занят. Это предчувствие нас не обмануло. Утром я чувствовал какое-то просветление, да, от меня исходил свет, мне было просто и легко…
 
24.02.05. Воспоминание
Наша с ним поездка в В. – это самое насыщенное и близкое наше совместное время. «Домовые» (мои девушки) удивлялись: «И чем вы там только питаетесь?» Наше утро начиналось где-то в 3–4 дня, причем, он вставал еще позже (!) меня. Тогда я вспомнил, как расстраивал W., когда он по сто раз звал меня завтракать, а я не мог открыть глаз. Я приготовил завтрак, жду его, а он… Важность совпадения ритмов двух людей! М. нужно еще больше для сна, чем мне. Он, как суслик… Всю неделю мы провели взаперти, дома.
 
(М. боялся агрессии местных отморозков… 
– Ну, я думаю, тебе не стоит опасаться. Неужели ты считаешь, что я не защищу тебя?
– Нет, в тебе я не сомневаюсь. Но кто защитит тебя?
Эта шутка мне очень понравилась.) 
 
Взаперти… И не вставая с постели… Мы могли нежиться и ласкать друг друга часами… Сексуальная находчивость, изобретательность и игра!.. 
 
Наверное, любовь – это сильнейшее сближение и немысленность сущетвования, жизни друг без друга на всех уровнях… Уровней много, наверное, бесконечно… Но предельно основных 3. Я их называю:
Головы (интеллектуальный), сердца (душевный) и члена (эротический). Это моя теория, и я убеждаюсь в ее состоятельности на практике. Кто только подпишет мой патент?
 
Приехав в Москву, я направился к Вале. Я рассказал ему, что моё сердце неспокойно…
Валя – мой друг. Действительно, он соответствует «другу» в моем представлении… Именно такие отношения я и могу назвать дружескими. Я много и часто рассказываю ему, что копится во мне, принося радость и печаль. И от него есть отклик.
 
Строгий разговор с М. На следующий день меня ждал сюрприз… Он очаровательно выглядел. На столе стояли свечи, два бокала и мартини… Это был День святого Валентина. Моё сердце растаяло, а вместе с этим и прошли все обиды…
 
Читаю дома в В. свои старые дневники… Что со мной стало? Я неспособен на это. Я будто израсходовался. Я больше не могу быть таким, этих слов, стихов…. Т. е. этого никогда не будет… Я могу лишь листать свой дневник, вороша свое прошлое.
 
В своих дневниках я спустился от небесной юношеской мечтательности к земной описательности и их анализу. Больше занимает философско-психологический их анализ. 
На страницах своего дневника я снова переживаю те сладостные минуты, проведенные с тобой, когда тебя нет.
Почему счастливые минуты не рождают ничего, кроме счастья проживания, а минуты страдания так и тянут меня к дневнику, чтобы поделиться с ним своими грустными мыслями? Потому что в счастливые моменты мы проживаем жизнь, а в грустные рефлексируем над жизнью. И потом «о счастье мы лишь только вспоминаем», живя поисками утраченного… рождая, творя…
В Марке мне не хватает заботы, сердечности, чуткости ко мне. Он не видит элементарного. Он слеп… От равнодушия ли, от нечуткости? Без этой сердечной разбуженности наши отношения – не любовь, а интеллектуально-эротический союз: нам интересно общаться, и мы хорошо подходим друг другу в постели. 
Ему ни к чему моя излишняя сложность, противоречивость, рефлексия. Это утомляет его и вызывает недоумение и непонимание. Не знаю, будет ли кто вот так анализировать его и отношения, как это делаю я, будет ли кто так «заморачиваться», задаваясь вопросами? Будет ли кто так относиться к нему?.. А Марк думает обо мне? Нас? 
 
Меня тошнит от всего гей-пидовского, от этого пошлого, легкого, примитивного, и гадко-нарядного, размазанного и обезличенного…
 
1 марта
С Дневником я получаю больше эмоций от прошлого, прожитого, чем от переживаемого в этот момент. Это не есть хорошо. Вчера Коля сказал, что ведущие дневник люди больше подвержены неврозам. Он вел раньше, а потом оставил затею… Еще он подтвердил мою склонность к пафосу, но назвал ее «выразительным средством»…
Я веду затворнический образ жизни, я мало общаюсь. Я больше живу внутренней жизнью.
 
3 марта
Я приехал в общежитие к Марку. Его не было. Я позвонил. Он оказался у приятеля. В коридоре я дождался его. Он улыбался мне, был почти таким, как раньше. О, его очаровательная улыбка!
Я сказал о своих проблемах в университете. Он, было видно, близко принял их к сердцу, нервничал, стал усиленно думать. Значит, он… 
Мы много и долго говорили. И хорошо, что были оба на одной волне напряжения и активности.
Видно, он много думал о своём несоответствии моим представлениям о человеке, который мне нужен. И теперь логически и конструктивно «опровергал» мои теории. Он находил в них несоответствия и противоречия. Он буквально требовал от меня ответов на свои каверзные вопросы! Он требовал! И сначала я даже не ожидал такого напора, но потом разошелся. Мысль текла, образы рождались… Я говорил, словно пел. Ему было интересно слушать, и он сказал, что я лучше умею говорить, что у меня всё глубоко и образно.
Мы спорили о методологии и научном познании. Я сказал, что у нас разный способ мыслей: у него отвлеченно-логический, у меня отвлеченно-образный. Я говорил о его определенной их статичности, а он о моей нечеткости и размытости мысли. Это было здорово! Я облизывал пальчики! 
– Ты хотел меня изменить (М.).
– Нет, я не хочу и не имею такого права. Потому что воспринимаю тебя, какой ты есть. А права не имею, потому что ты свободный человек (Я).
– Я бы хотел изменить человека… Это ведь так (М.).
– Да, люди меняются, когда общаются, а тем более любят друг друга и живут вместе. Но это естественные изменения. Я не хотел тебя изменять, я хотел пробудить тебя. 
– Ведь точно… (и он поцеловал меня при этом).
Как мне не хватало этого! Столько нежности! Мой мальчик! Моё солнышко! Твоя улыбка, ямочки, в которые я целовал! Твоё личико!..
Он сильно похудел. Даже тревожно за него, экзамены его истощили, ему нужен покой и набирание сил… (Я подражаю Андре Жиду. Его читать – удовольствие!)
Мы много проговорили, а потом нырнули в постель…
 
6 марта ‘05
В электричке. Еду в В. Я на волоске от отчисления [не сдана вовремя математика, требуемая при переводе]. Жизнь очень нестабильна. И уже складывается не так, как она планировалась, уже в ней появилась неопределенность и необходимость лжи. Меня отчисляют из университета, того места, той среды своей жизни, которую я боготворил и превозносил, которой порой даже восхищался и всегда, проходя мимо Главного здания, думал про себя, что мечты сбываются. Университет был моим эталоном – уровень, качество, совершенство. 
Всё можно будет вернуть. Предлагают либо вернуться в мой универ, либо отчислиться и восстановиться… И сомнительный вариант с психфаком (перевод).
 
Сегодня ночью был в клубе. Снова убеждался в спросе на свою внешность . Я пел в караоке. «Я спросил у ясеня..» – юношеский тенор, вытягивающий гласные… «где моя любимая?». 
Многие смотрели на меня, многие хотели познакомиться. И много там хорошеньких, грустных и стильных мальчиков. Я ловил себя на мысли, что хочу и сам знакомиться. А Марк? А Марк уже третий день не пишет, не звонит…
 
7 марта ‘05
Я представляю, хочу…
Прихожу домой с конференции, из лаборатории, учебы… и дома Он… Мы голодны и готовы на ужин съесть друг друга… Я зажигаю огонь, ставлю воду, он занят программой. Он очень занят, мне не достучаться (и я этого не делаю…), а беру книгу… читаю. Меня озаряет одна лишь мысль… Я бегу к нему… и он видит, улавливает эту мысль на моём лице, в моем выражении губ, мускулов… Мы смотрим в глаза друг другу:
– Да, это…
– Правда?
– Да…
Восторг по всему моему телу…
Я бегу и записываю эту сокровенную мысль в дневник. Он участливо и всё понимая наблюдает за мной, за моим творческим экстазом и сам заражается им…
А вся вода так и выкипела… Нам снова пожирать друг друга!..
 
Илья предложил мне фотосессию. Завтра увидим фотографические шедевры?.. Я чувствую, что мне нужно сниматься… Многие (и Илья) говорят о красоте моего лица, фигуры… Это моё, это юность… Мне нужно это оставить с собой, навеки в виде фото, воспоминаний… Это красиво.
 
Человек, ставший на путь усложнения и углубления уже не может довольствоваться простотой и поверхностностью, его влечет и тянет дальше по этому пути. Он пробужден!
 
11 марта
М. не пишет мне в В. И не напишет какое-то время. Это словно спортивное соревнование одного спортсмена – меня – с другим. Я тоже не напишу первым. Вчера, видите ли, моё письмо вызвало у него грусть. Знал бы ты, сколько я грущу и страдаю от твоей прохладности и невнимательности, от естественного для тебя – не писать по 5 дней…
Моя меланхолия ему в тягость. Скоро скажет: «Всё. Ты был прав тогда… Мы не созданы быть вместе, нам лучше расстаться…». А я оставлю ему на память эти замечательные мои фото, «глаза»… а потом пришлю дневник…
 
13 марта. Почти 2 часа ночи
Как мне плохо. Напиться таблеток для сна, водки… Я должен забыться. Я нырну в помойную яму инстинктов. Моё тело будет принадлежать всем. Я не хочу, я не могу, я задыхаюсь! Он давно уже не мой, а для меня очередной. Ошибка ли, привычка ли. Я тоже чей-то очередной, его очередной бой-френд. Ненавижу это слово! Ненавижу! Это значит постоянный партнер, с которым теплые отношения. Найди себе лучше другого… Мне этого мало. И мы не будем вместе. Я не могу быть ни с кем дольше одного месяца. Я исчерпываюсь, исчерпываю его. Я схожу на нет. Я сильно люблю. Я жутко ревную. Я боюсь потерять. Я боюсь своего отчаянья. Я сразу бегу. Я сразу иду на попятную. Я ухожу. Мне этого не нужно. Оставьте меня, я хочу только пить и пить и ждать от него по 5 дней SMS-сок. Оставь меня в покое, если не можешь мне дать всего. Оставь меня в покое, это не твой БФ и ничей. Не хочу, не буду. Я обречен на вечное похмелье и одиночество. Это моя миссия. С этим я пришел в этот мир. Я не могу быть счастливым и осчастливить другого. Как же тяжело мне прощаться, как же сильно я привязываюсь. Боже, почему ты меня создал? На что? Почему я всё это чувствую, испытываю, страдаю?
 
12.00. Еду в Москву в электричке
Мещанство… Какое удобное положение, выбор среднего, нормального. Вспомни, как тухло несет от большинства людей… Мещанское их непонимание, например, поэта, который вспарывает себе вены из-за несчастной любви. Как они посмеиваются своим характерным эхе-хе смехом, какие глупые объяснения для этого находят… А потом смотрят на тебя глазами недоумения (если это проявление для них вообще досягаемо), в общем, вылупленными глазами. 
Зато они «знают жизнь», приспособлены к ней самым наилучшим образом, у них на всё готов ответ (штампованный, клишированный), где-то когда-то услышанный от себе подобных или на TV. Они любят поучать, но по сути это резонёрство. Среди них много скряг, скопидомов. Спросишь – в Бога верите? Скажут – верим, но в церковь не ходим… дела. Они выбирают всегда среднее, нормальное, потому что это лучшее для жизни. 
А кто я? В этом есть какое-то противоречие. С одной стороны, я хочу безудержной, бесконечной и абсолютной любви, хочу в ней «всего или ничего», а в некоторые моменты подъема моего настроения, духа, я парю над грешной землёй и к подобным людям (мещанам) у меня возникает обостренная неприязнь. С другой же стороны я могу их понять. И мне порой жаль их. А потом среди них мои многие родственники, знакомые. Веня стал таким (сегодня я назвал его резонёром и люмпеном и сказал, что ему больше ничего не надо в жизни, кроме поругаться и посплетничать), хотя он был со мною, и я всегда пытался вытащить его из этой уютной и тёплой скорлупы мещанства… Могу понять и некоторое даже принять (в объятьях этого мой дух хиреет и чахнет). Например, я хочу жить безбедно, в достатке, я не могу без людей, мне необходимо общаться (порою даже самое незамысловатое и даже болтливо-ругательное). И мои мысли и выводы порой очень похожи на их (я часто говорю – такова жизнь). Наверно, я человек сильный, но у меня много слабых мест (например, я сильно привязываюсь к людям или, например, я сомневаюсь). Таким образом, я живу среди мещанства, тоже варюсь, набираюсь, я их порождение. И, бунтуя против них, я бунтую против себя. 
 
[Большая выписка из «Степного волка» Германа Гессе о мещанстве].
 
Марк, а «хорошо» тебе может быть (и будет, я уверен!) не только со мной, но и с другими хорошими мальчиками бой-френдами. А со мной и хорошо и плохо… Всегда напряженно, остро и глубоко… Только в этом – жизнь! Так ты со мной или как? Ха-ха-ха…
 
Через понимание глубинных причин приходит равнодушие, вянет чувство… Только бы не дать ему захватить!
 
14 марта
День – начало нового этапа наших отношений (я вынужден использовать это слово).
Сегодня получилось (но не до конца, конечно) переосмысление того, что нас объединяло, переоценка Его и ломка моих убежденностей и иллюзий о себе. Меня ждала жуткая депрессия, ведь рушилось у меня на глазах моё стройное, тщательно отстроенное мной здание. Но мы вместе. Это спасло. И поэтому депрессию заменила просто погруженность в себя…
 
18 марта
Валя говорит, что мне нужно писать, что это определенно. 
 
19 марта
Мы носим маски. Мы вынуждены. В постели же (при достаточном уровне сближения и чувств) мы становимся самими собой, сбрасывая маски и обнажая свою самость. Это особый, почти экзистенциальный момент. Возможно, конечно, что не совсем и не всегда.
 
В какой-то момент (это было 3–4 недели назад) я понял, что я слишком мало уделяю внимания прошлому, не запоминаю важного и яркого, – оно уходит как песок сквозь пальцы, обесценивая тем мою жизнь. Так возникла идея дневника…
 
Встреча с V.
Ехал на встречу с ним без волнения. Он заставил ждать. Я же при этом обдумывал, как он появится, как изменился, как будет вести себя со мной. Я позвонил и услышал его мягкий юношеский голос (я узнал его, он был только простужен). Он появился из-за угла, видно было, что в голове прокручивались решения проблем. Увидев меня, лицо его чуть-чуть изменилось (Что оно изобразило? Улыбку ли? Отсутствие удивления? Или сосредоточенность? При этом он пробежал по мне взглядом). Всё было будто мы и не расставались на год и вовсе у нас ничего не было. Мы просто вместе решали дела.
– Ну привет, Валера…
– Здравствуй. Тебе не холодно так?
– Нет.
Он ничуть не изменился. Не увидел я только мелирования. Глаза казались немного усталыми, болезненными, но выразительными. И он редко смотрел ими в мои. Та же зеленая куртка и шапка. Всё то же… Это было так странно… Будто ничего не произошло, мы старые друзья. А он живет так, а я приехал к нему по делам и всё такое… Так странно…
Он вёл себя точно также… был озадачен делами, проблемами, вечно бежал куда-то, а в промежутках между рейдами или какими-то важными моментами говорил со мной по делу. 
Я начал вспоминать вслух, но он был на другой волне – он говорил о настоящей своей жизни, о текущих и буквально сегодняшних событиях. Впечатления человека счастливого и довольного своей жизнью он не производил. Он был измотан, но вновь рвался покорять новые вершины, и, казалось, этот образ жизни и есть единственно правильный для него. Он хорошо чувствует себя в этой шкуре, хоть и радости и счастья это не приносит. Он живет, трудится, решает проблемы, копит деньги…
Вот так выглядит внешняя сторона его жизни… Что у него внутри? Я не мог даже предположить. Он совсем закрыт. Это меня раздражало и подстрекало его изучать. И я часто и интенсивно смотрел на него со стороны, как он ведет себя, как общается с людьми, со мной и т.д. Но, казалось, его внутренняя жизнь совсем потеряла связь с внешней: она так далеко ушла внутрь и стала сокровенной, что вовне никак не дает о себе знать… Он не мог оскудеть духовно, не мог! Я уверен! Он и тогда прятался… Но открывался порой мне. А сейчас?
– Ты совсем не изменился… такой же… 
– Да? (улыбаясь). А это должно было произойти?
– Ну постареть… (его смех).
Всего несколько раз я ловил его особый взгляд, обронённый на меня… В этом взгляде был намёк на ностальгию, память, прошлое… Да, это было. Но как умело он это прячет! Или как далеко это ушло…
 
Он вёз меня на своей машине к вокзалу. И сейчас он тоже торопился.
– Мы, конечно, еще пересечемся, и, я думаю, не один раз… На выходных даже этих… В 911…
– А что это?
– Это пидовский бар на Тверской.
– Я в «Шанс» зачастил, но и то давно было – месяца 2 назад.
– Я в этом баре бываю редко… А клубы – это не для меня. Я давно не вращаюсь в этой среде….
– Как там цены?
– Ну, ты же не будешь наедаться и напиваться там… Я себе что-нибудь беру и хватает… Идти туда отдыхать на полную за чей-то счет – это безнравственно…
– А публика?
– Разная
– Ну молодежь. Если считать до 25 – молодежь… Так, посторонние…
– Ты совсем потерял связь с таким обществом? 
– Да, это не моё. Что-то искать там…
– Наверно, мне не стоит спрашивать об этом… У тебя был кто-то после меня?
– Зачем это? Это же не решает ничего сейчас…
– Да, ты прав…
– Пока. Давай свою лапу! 
– Будем писать, звонить.
Вот тогда на его лице засветилась улыбка. Это не было нежностью или чуткостью, просто он как-то был выбит из своего обычного состояния. Я вышел из машины и ушел. 
А потом я получил от него SMS:
– Ты доехал?
 
В электричке я думал над своими странными ощущениями, над тем, как всё странно, как будто так и должно быть… Всё прошло… Почему ты всё-таки написал мне через год? Я сравнивал, сопоставлял… Конечно, у него был кто-то (неужели не было? Боже! А если так?) Что это дало? Месяц-два они встречались… И теперь он один… он чаще стал вспоминать меня… Он понимает, что «всерьёз и надолго» – это почти невозможно с кем-либо, что это сложно… И что готовых к этому мальчиков не много, мягко говоря. И он знает причины расставания. И поэтому он пишет мне. Но, боюсь, что это было бы слишком простой ответ для его натуры. Боюсь, что всё это время у него никого не было, да и были ли попытки?.. С одной стороны, его жизнь загружена, в ней почти нету места для личного, а с другой, Валера– безнадежный романтик и преданный навек себе и тому, кого избрал… Он плакал от прочитанного рассказа о жизни двух мальчиков, он хранил чувства как самое сокровенное… Как он изменялся, когда раскрывался мне. Он просто светился. 
И вот он встретил меня (а это без последствий не заканчивается, мальчик уже не мог жить по-старому). Мы влюбляемся, говорим друг другу – люблю. Но потом расстаемся. Он предлагал мне подождать немного (месяц? два? год?), когда ему станет легче. Но я-то знал, что он всегда будет таким. А еще я знал, что влюблённость прошла. Нам нужно было или прощаться, или перепрыгивать с ним на другой этап, уровень… Второго не произошло…
 
22 марта
Моё первое собеседование на работу. Могу сказать, что это отдельный мир, свой менталитет, другой тип человека. Меня приветливо встретили, вежливо общались, что показывает знание основ деловой психологии. Я вел себя не слишком играя (т.е. мало улыбался), но говорил вежливо и обстоятельно. 
Т. о. всё относящееся к сфере работ – другой мир, другие люди. От меня требуется быть чуть иным (уже началось с оценки внешнего вида, опрятности, который она сочла подходящим им).
Я выбираю курьерство.
  1. буду лучше знать Москву;
  2. работа не на месте, вечно в бегах (будто в поисках), движении. Это придаст оживления моей томно-мечтательной жизни и живость моему течению мысли, а также удовлетворит моё желание новизны. Я ведь не могу сидеть на одном месте…
  3. работа не занимает голову, оставляя её свободной для своих мыслей. Это интеллектуальная и творческая незагруженность и свобода. Выполняя эти текущие технические задания, я буду по-прежнему принадлежать себе, например, читать в метро или наблюдать за всё новыми и новыми людьми, делать записи и мечтать.
 
Это хорошо, что жизнь так даёт о себе знать, требует от меня решений и действий. А то я даже стал зацикливаться на самом себе, своих мыслях и дневнике. Но жизнь вытаскивает меня из этого мирка.
 
22.03.05
… Значит, я не умею любить… А что я тогда делаю? Ищу преданного парня, с которым смогу реализовать себя во всём, самоактуализироваться? Для этого-то и нужно сближение с ним? Поэтому-то я и преследую только свой интерес? Моя сложная психика уже не хочет довольствоваться простыми и поверхностными формами получения удовольствия – ей подавай другое, только через сильное сближение… Я хочу контролировать и манипулировать? Вот и всё. А прячу я это под красивые слова и единение сердец. 
Если Марк так действительно думает – нам не быть вместе. Если не изменит мнения, – скоро расстанемся. А если это правда, то меня ждет ломка, большая депрессия, переоценка, поиск ответов в книгах и людях… и тоже расставание с ним.
 
Не войти в одну реку дважды. С Валерой ничего не может быть. Я не испытываю к нему былого, кажется, совсем ничего не испытываю. Я также не верю в наше сближение с М. Больше, чем у нас есть, уже не будет. И дело здесь не в малом времени, а во мне и больше – в нем. Я знаю теперь свои ошибки. Они эгоистического характера (но в любви все эгоистичны, по крайней мере, в страстной и в начале). Да, эти ошибки. Другой бы не обратил внимания, – он счел поводом осторожничать с доверием. Да, я признаю, да, я делал ошибки. Но дело не во мне – в нем. Оставить всё как есть – это нечестно по отношению к нему. Я не могу даже поцеловаться с кем-то – совесть. Я почувствую ее давление . Единственный выход – положиться на Время, которое нашим отношениям вынесет приговор. Это должно случиться само собой, незаметно и безболезненно для нас. 
 
Я слишком пьян…
Еду к Вале.
Валя хотел увидеть меня пьяным и увидел – я оказался нежен и не буйный.
 
23 марта
Марк согласился, что в наших отношениях вся нежность, забота, тепло исходит от меня, даже слова, просто теплые, – и они от меня. Я просил его подумать, почему это так… Он, видно, переживает, но объяснений от него не дождаться.  
 
– Скажи что-нибудь хорошее, теплое…
– А почему хорошее говорю только я? – А ведь правда…
– Ты моё утешение.
 
Видимо, я вывожу его из равновесия, его приятного спокойного состояния…
После меня ему ведь еще сложнее будет найти. К его серьёзному, требовательному отношению прибавится и определенный вариант сравнения: теперь возникающие отношения будут так или иначе сравниваться с тем, что было яркого до этого, и всегда будет эта планка – то, что было между нами. Перепрыгнет он? Думаю, да… Но не завтра, не через месяц и не через год….
 
У меня ведь тоже похожее: знакомлюсь с мальчиком и понимаю, что не получу с ним того, что было и есть с Марком… Мне скучно с ними, и я говорю им банальные вещи!.. Слишком прочна уже связь с М.
 
В чем я уверен: никто не будет так внимательно относиться к М., не будет так тщательно анализировать его и отношения, не исписывать целый дневник его именем. Не исключено, что у меня это уже легкая патология. Возможно, это слишком и Ему это уже в тягость.
 
24 марта
Сколько мы будем вместе? Не знаю. Больше, чем у нас есть, не будет. Это так. Я понимаю это умом. Это раз. И страдаю. Это два. Мои глаза уже неудержимо ищут в толпе Его… Я стремлюсь к этому Ему всем сердцем… Мысли про анкеты, чаты, форумы… Лёд тронулся… Мне тебя мало, М.! Мы же любим друг друга! Хорошо нам – давай будем вместе. Научи меня своей прохладности, научи меня относиться без одержимости. Научи. Я буду учиться. Но сердце мое уже не будет принадлежать тебе – ему мало того, что оно получает отмеренные сгустки внимания, оно требует нескончаемого, пульсирующего, безудержного и сильного тока любви…
Хотел быть единственным ему, а стану очередным, вернее, особенным очередным, отмеченным красной звёздочкой. А он?
Веня, Валера, Эндрю, Марк…
Вот так и живем!..
Хотел поверить, что М. – это всё, это предел, это до конца дней. Что мы нашли друг друга, что подходим друг другу, что полюбили и пойдем в жизни вместе… рука за руку, сильно держась, что ничто не сможет разорвать наших рук.
Хотел – и обманулся. Присмотрелся – да он же не любит вовсе. В себя залез: тоже не люблю… А чего вместе-то? А хорошо – вот и вместе. А до каких пор? А как пойдет! Хотел пробудить его – дохлый номер!.. 
Философия проста: смирись с законами жизни и не выпендривайся Саш! Понял! Не буду выпендриваться!
Почесал затылок Саша и решил: тогда промискуитет – это то, что из всех этих законов жизни мне ближе. Его и выберу. 
А Марк?
Марк… пока вместе…
 
25 марта
Классный секс и любовь несовместимы.
Любить могут (в полном и точном смысле этого слова) лишь малые единицы. Эти люди должны быть немного сумасшедшими, готовыми пожертвовать собой (а любовь это жертва, отречение от своего я). Лишь одержимые, не от мира сего люди идут на это…
 
Вспомнил другое.
Веня… Теперь ты как никогда понимаешь смысл его слов: «Саша, потом ты поймешь, что так, как я тебя любил, никто не полюбит…». Это были простые, банально-прощальные, предубеждённо-глупые слова. Но, Боже, это правда. Веня видел во мне смысл жизни. Нелегко мне было быть чьим-то смыслом жизни: это отягощало меня, давило, требовало ответов. Глупо, но его излишняя забота обернулась против него же. Он хотел всегда видеть меня рядом, чувствовать, любоваться мной, делать всё для меня. Я же хотел свободы. Мой дух вырывался из его объятий – он чувствовал нашу непохожесть. Я хотел в клуб, он нет. Я хотел секса еще с кем-то, он никого не представлял в постели, кроме меня. Он ревновал меня ко всему, даже обложкам журнала… Он был всегда страстен, горяч. Мы много анализировали себя и отношения, но он не был так возвышенно-рассудителен, как Марк. В нем всегда теплилось и рвалось наружу чувство. Он не был адекватен, а я – да. Я кричал: успокойся, всё хорошо, логически доказывал ему (словно теперь Марк мне) неадекватность его поведения. Я позволял ему любить, а ему этого было достаточно – он любил, значит, жил.
Любил ли я его? 
По-своему, как слепой котёнок или непокорный волчонок, как-то наощупь, сыро, не понимая себя и не отдавая отчета, что между нами. Но уж точно не так, как он, той же сумасшедшей любовью… Любопытно, что произошла рокировка (я занял место Вени в отношениях с М.).
Допустим, у меня шизофрения. Два человека, общаются, спорят, пытаются понять меня:
– Саш, а что тебе нужно конкретно? Говоришь, любовь… Но опусти это детское слово. Скажи, чего конкретней.
– Скажу. Кажется, я уже много о себе знаю.
  1. Я хочу преданности от человека. Я хочу, чтобы он был только моим. Хочу, чтобы он мог ответить отказом другому, сказать, что у него есть я и никто не нужен.
  2. Я хочу быть уверенным с ним в завтрашнем дне. Я хочу быть уверенным, что завтра только наша гибель разорвет наши руки.
  3. Я хочу его понимания. Прийти в любое время и высказать наболевшее, обнять его – и мне станет легче.
  4. Я хочу общения на одном уровне, как достойные собеседники. Хочу близости.
  5. Хочу понимать, что мы немыслимы друг без друга, что мы теперь не можем быть друг без друга.
  6. Хочу от него чувства, страсти, пламенных поцелуев и изъявления таких чувств.
  7. Хочу доверять ему всё и себя самого.
  8. Хочу с ним крутого, изнуряющего и всепоглощающего секса. Хотя здесь этим придется поступиться. Секс хорош с парнем, к которому не испытываешь чувства.
  9. Хочу ему отдать всего себя, потому что себе я не нужен.
  10. Это должен быть мой ровесник, похожий на меня. Только к нему я могу испытать нежность. Большой разрыв – это уже не на равных, это выполнение каких-то ролей (социальных, сексуальных). Хочу общего морозного утра и багрового заката. 
Это как называется? Может и не любовь?..
 
27 марта
Валя сказал, что я вырос на традициях классической литературы, что мой стиль, образ мысли и интерпретация проблем – из XIX века. Это, говорит, такая редкость.
Я отстал от своего времени?
Он уезжает в Бельгию и оставляет мне ключи от квартиры до 9 апреля. 
Вчера обнял меня, а в глазах – слезинки показывались. 
Я, кажется, мог положиться на него больше, чем на М. Я всегда мог доверять ему, всегда мог приехать, чтобы он выслушал мои неприятности, переживания или вместе со мной порадоваться. Я никогда не чувствовал, что он чужой. Я не мог приехать так запросто к Марку – он не готов и не хотел видеть меня в дурном или меланхолическом настроении (ему, видите ли, подавай меня радостного или нежного только! Душевный подлец!), а к Вале мог всегда и был уверен, что он не откажет – выслушает и поможет.
Он сказал как-то после приезда нас к нему, что Марк ему очень чужд, как-то внутренне чужой… Вот и я часто испытываю подобное.
Валя любит меня. Не знаю, как (как сына, как юношу, как друга – не знаю), но любит. Мне он так дорог.
 
Чем больше открывается человек, тем непреодолимей страсть изучать его еще больше. Но с каждым новым открытием меркнет чувство. Моя идиллия – непостижимый человек-загадка: всю жизнь изучать и ничего не узнать. Не узнать, но любить.
 
31 марта 
Весеннее настроение. Алчущее состояние души. Лишь… – и я убегу, умчусь, улечу, я буду быстро, рыча и щетинясь, мчаться прочь, прочь… Безжалостно к себе содрав защитные шкуры, обнажив тем своё сокровенное нутро – моё внутреннее солёное [?] устройство. 
Кружащийся снег – последнее и робкое напоминание зимы о своем существовании. 
Провожая зиму, я прощаюсь с нежностью. Уже не будет скрыто от глаз всё вопиюще лишнее, корявое, серое и глухое, что так надежно прячет чисто-белый, холодящий ладони, снег. Уже не будет дыхания от вздоха в полную грудь морозным утром, и я не увижу зимней стихии, бросающей вызов самому человеку, его уютному техническому мирку. Больше не захватит дыхания от ощущения кожей и всеми своими чувствами всепоглощающей и обволакивающей зимней нежности – результат незримого соития. Я больше не оставлю, словно потерявший дар речи, незаметно на лице солёные слезинки радости и умиления. Провожая зиму, я шепчу ей вслед – прощай, до встречи, мне будет тебя не хватать…И она улавливает едва звучащие где-то на границе шепота и невнятности звуки – и отвечает сегодняшним крутящимся снегом – он последнее и робкое напоминание зимы о своем существовании и утешение моих больных и ноющих струн. 
Прощай, зима!
Прощай, нежность!
Прощай, нежный мой…
 
Я в комнате один, и одиночество моё рукотворно. Смурной вечер всё больше ложится на простор, принимая в объятия все его предметы, наделяя их мрачным смыслом. Я смотрю в окно на кружащийся снег. Не сдерживаюсь – выставляю ладони из форточки – и он остужает их… 
Пора принимать другие правила игр, терпеливо изображать пробуждающееся после драмы радостное обновление надежд. Но это правила лукавой весны-игруньи, и она, вселяя надежду, украсит сыру землю новыми красками, тонкими оттенками, терпкими ароматами, новыми эмоциями и смыслами…
Только ложь всё это. И я буду по-прежнему искать забвения, понимая, что память не пожелает смириться и начнет упрямо и верно искать путь в прошлом – в снах и мыслях. И даже сто тысяч красок, звуков, улыбок весны не помешают ей.
Одиночество.
Рукотворное одиночество.
Слёзы.
Слёзы, долго ждавшие своего часа, жившие во мне даже в минуты невероятной радости и небывалого восторга, беззвучно покидают меня, не оставляя маленькой надежды на покой и делают меня лишь пленником скорби и отчаянья. Я ищу утешения, а нахожу похмелье…
 
3 апреля
Кажется, я только сейчас понимаю, что значит жить в Москве! Как здорово! Как насыщенно! Сколько всего!
Проехал на велике от ВДНХ к Красной площади и назад! Море эмоций! Вот она жизнь!
 
12 апреля
Я хотел жить с тобой, только с тобой. Каждый вечер приходить к тебе и быть с тобой. Но я лишен такого права. Этого права лишил ты. Я не уверен в тебе, я не могу доверять. Ты лишил меня этого. Я не уверен, что ты захочешь видеть меня каждый день (а я бываю не только веселым и нежным). Я не уверен. Ты не готов. Ты не хочешь. Ты боишься. Ты не можешь.
Когда я смотрю «классное» порно и довожу оргазмами себя до истощения, где-то внутри я вспоминаю (как о надежде или альтернативе) о музыке Бетховена или Третьяковке. Странно, но после истощения всех своих эмоциональных, животно-порнографических и душевных пластов я волочу ноги в Третьяковку или Ваганьковское кладбище. В тишине его дерев и храмов припадаю земле и громко, громко кричу.
 
18 апреля
Первый день работы.
Я лучше узнАю Москву. Я вижу ее изнутри и ее больше узнаЮ. Я столкнулся совсем с незнакомой мне стороной жизни…
Я что-то получаю, я что-то открываю. И я доволен работой. Только очень устаю. Это сколько-то продлится – месяц, два…
 
Образ делового человека мне не был знаком. Теперь я сталкиваюсь с ним на каждом углу и понимаю, что он мне чужд и не симпатичен: 
– деловой пафос самодостаточности и независимости, вызванный какой-то однобокостью и однозначностью – успехом в «делах», финансовыми возможностями.
– схематичность человека. Мне легко ставить их в тупик неожиданными вопросами.
Готовность мыслить лишь привычным образом, нет широты и глубины.
– деланная вежливость и искусственная приветливость.
– верность своей фирме и отстаивание ее интересов (пока платят).
– обложечная внешность, штампованный вид: нет лишних деталей (как и слов), строгость и серьёзность с деланной этикетной улыбкой на лице.
– отсутствие самобытности, самородности. Полная тотальная шаблонная унифицированность.
 
Нравится:
если не вариться в этом и иногда (в противном случае – тоска!) – сила воли, верность своему делу, работа на успех, активность, деятельность.
 
NB. [Из Камю]: единственно, что для меня ценно, – это умереть или жить тем, что любишь.
 
21 апреля
NB. Чего я боюсь в жизни?
 
Я боюсь исчерпать и исчерпаться.
Я боюсь разучиться любить.
Я боюсь перестать думать.
Я боюсь ослепнуть.
Я боюсь стать черствым и циничным.
Я боюсь похожести на большинство других.
Я боюсь устать от жизни, дряблой кожи, жить, поддерживая свой организм.
Я боюсь тотальной тоски по смерти, одру.
Я боюсь потерять веру в человека, потерять людей.
Я боюсь стать скучным и обремененным, неспособным и никчемным.
Я боюсь перестать искать или ничего не находить и неестественной зависимости.
Я боюсь ненужной свободы.
 
Я не боюсь избы, сомнения, меня не страшат невзгоды и ненастья, я готов встретить горе лицом.
Я не боюсь принимать ответственность, сердечных травм и ломки стереотипов.
Я не боюсь перманентной депрессии.
Я не боюсь попрать моральную норму.
Я не боюсь непонимания. 
Я не боюсь сумасшествия, безумных глаз и неуверенного дыхания.
 
Я хочу большой любви, нежности, красоты и прелести; смысла и наполненности, естественно-гармоничной насыщенности и многообразия осуществленной мечты и достижения желаемого.
Я хочу любить и хочу обоюдности, хочу наслаждаться и страдать, а также страдать в наслаждении и наслаждаться в страдании. Только не тлеть, не спать!
Я хочу нетерпеливо ждать и безудержно искать.
 
Да, конечно же: хочу жить, жить тем, что любишь, и умереть с тем, что любишь.
 
Два гей-обстоятельства вызывают у меня приступ тошноты и комок в горле:
  1. Когда я сталкиваюсь с этой гей-сеткой, где каждый был с каждым.
  2. Когда чувственного мальчика трахает беззастенчиво и цинично уродливый мужик.
Мне плохо, когда человек становится вещью, мясом, предметом удовлетворения и когда стирается его самость, индивидуальность, когда его поглощает липкая паутина обезличивания, уравнительства…
Причем, эти два гей-обстоятельства эмоциональный отклик находят именно во мне. Умом я могу понять, однако как только сталкиваюсь с этим (а ведь случаи искать не надо – везде и всюду они), мне становится как-то плохо изнутри, вернее, меня словно выворачивает наизнанку, при этом я чувствую колотьё слева, затруднённое дыхание из-за сухости в горле и жар на лице. Не знаю, почему это так глубоко эмоционально меня цепляет, куда уходит ниточка этой необъяснимой эмоции, этой непреодолимости. 
Казалось бы, каждое новое столкновение должно воспитывать во мне глухую привычку, снижения остроты этой эмоции, однако ничего подобного не происходит. И я объясняю это архаичностью эмоций, глубоким их «залеганием».
 
28 апреля
Принятие правил, игры мира.
  1. Сексоцентризм, примат секса. Секс – настоящий повод для отношений, сексуальная основа их. Постоянный, полноценный секс с постоянным партнёром. Всё вращается вокруг секса и сексуальности… Природа берет своё. Ты же любишь секс? Не ври… И порно тебя возбуждает (а кого нет?), и всё такое…Одежда – сексуальная, поведение – сексуальное, в метро ловим сексуальные импульсы. Ты что ли урод? Или замороченный? Секс – как удовлетворение желаний. Секс как признак и поддержание жизни. Секс как самореализация.
  2. Стильный, лощеный вид и самоуверенный, непоколебимый, циничный взгляд.
  3. Подлое – это смешно, потому что не модно. То ли дело – ирония, сарказм и скепсис.
  4. Мода определяет ваш вид, поведение и образ мысли. Я знаю, о чем он будет говорить, как держаться, как реагировать на меня. Он предсказуем.
  5. Адекватность и позитив – главные слова, они чаще всех других звучат. «Я адекватный молодой человек, только позитив».
  6. И еще раз – позитив, позитив. Контроль за эмоциями. Избегание тем, что может вызвать грусть или разочарование… Позитив, позитив…
  7. Самовыражение и самоуверенность в наглядных (пошло-наглядных) формах – гребень на голове, джинсы в сапогах, лицо из солярия.
  8. Маска самодостаточности. Я могу один, а ты не нужен.
  9. Нужен не человек, нужно то, что от него исходит (нега, секс, можно общение, совместное что-то иногда). Уходит человек – переживали из-за него; расстаться с привычкой.
  10. У парней немыслимое сырое бахвальство, в подростковых формах.
  11. Если парень интеллектуален, то это выхолощенность, в нем нет места глубине, духовной (целостной) развитости.
  12. Ищу любовь, но от приятного секса не откажусь. Где последовательность? Здесь нет пуристов. 
  13. Недоверчивость, оценивающий взгляд, прикидка, что можно извлечь, например, с ним можно потрахаться.
  14. По сути дела, нет интимности, загадки и исключительности… Всё опровергнем и упраздним.
 
  1. Путь аскетический: ждать, искать его…
  2. Путь гедонистский: прямо сейчас найти в инете кого-то для траха, приключений.
  3. Путь средний. Оставаться верным себе, иметь друзей, знакомых, посвятить себя работе, успеху, читать, но и искать ситуативно знакомства и приятного времяпрепровождения, не отказываться, не нырять в яму. Не стать одержимым идеей любви, жить реальным, в реальном времени и реальными идеями.
 
29 апреля
Первая зарплата. 4 035 руб. 15 коп.
 
2 мая
Мужская опытность, мальчишеская скученность, юношеские тела, мужской запах, мужская атмосфера, парни, парни…везде, во всём… Это стало моим образом жизни. Те небольшие конкретности женского начала как-то разбавляют юношески-мужскую тотальность.
Такой клуб.
И я скоро не буду воспринимать девушек или смотреть на них как на заморских нежеланных гостей – подержать за сиську и ухмыльнуться: а что это такое?
Юношеская хабальность, юношеская достаточность, юношеская атмосфера мысли, пота.
Признаки: свойства джинс, прямой живот, непосредственность, прядь волос сзади и побритость с боков. Всё бойко, смело, дерзко и безудержно. Приспущенные джинсы, закатанные джинсы – вид голеней в носках. Потертые джинсы – смелый вызов, незамысловатость и дерзость. Интеллект, резкость, эксперимент, пробы себя и испытания другим; цинизм, активность, сексуальность, завершенность, оформленность, отсутствие мишуры – это всё мужское, верней, юношески-мужское.
 
13 мая
Моему романтизму скоро конец, ей-богу. Но что тогда мне останется, что   в запасе?
Цинизм есть?
Твердость?
Адекватность?
Самодостаточность?
Реализм?
Что?
 
Ездил в В… 
Кладбище в S.
Все потерянные, потрёпанные, с уставшими, нездоровыми и удрученными взглядами. Или раньше я не видел этого, или стало хуже? Казалось, я там один имел силы, бодрость и задор. И потом… это не время для интимного общения с мамой… когда все вокруг.
Мрут люди, мрут… Другие страдают, теряют силы страдать и наступает перманентная тоска – мировая скорбь.
Вот он мир… Он такой… Остальное – обман, иллюзия, которую мы создаем для себя. Насколько иллюзия стойка? Бывает, она заменяет жизнь. 
 
Прошло 2 месяца как вы расстались, а ты уже хочешь встретить, тем более такое почти нереально… Успокойся, для этого нужно время. И не мало, возможно, все попытки – поиски – это суета и тщета, потому что рукотворного счастья не бывает. 
 
Марк не дотягивал до моих требований, до того, что я ждал от него. И оправдывался, нашел-таки причину во мне, – мол, я хочу изменить его, сделать рабом. А мне просто скучно и больно с тобой. Вот и всё. Поэтому я не могу быть с тобой. Мне с тобой плохо. Мне тебя мало.
У человека есть приоритеты. У меня это творческая реализация и совместная жизнь с другим человеком, у тебя что-то другое, может, болезненное ощущение свободы, может, успех. Не знаю, но что здесь было противоречие у нас – это точно.
 
Принять себя человеком со слабым импульсом к жизни, никчемным и негодным к отношениям ты не можешь в силу гордости и чувства собственного достоинства, поэтому ты оправдываешься перед собой, но так, как диктует тебе твоя параноидная картина мира, в которую я вписался как закономерно опасный элемент.
 
Ну как так можно не понимать и заблуждаться? Всё уложил в доступную ему систему. И мне больно оттого, что это сделал человек, с кем я хотел строить жизнь.
(Я приспособлен к жизни? Да все хватались за голову на мою неприспособленность, что я далек от жизни. И тетя Лена, и Веня, и Валера, и мама…)
Его надо жалеть, маленький, недоверчивый параноик. Весь мир для него населен опасными элементами, которые могут причинить зло, укусить, побить, ограничить свободу… Бедный, всё держит ухо востро… везде опасность. Даже, если близкий, который желает только добра, он тоже опасен. Он несчастный человек, и мне его жаль. 
 
  1. Мой дед был тираном? Я не в него, кровопийцу?
  2. И почему я таки не могу ничего создать? Всё по сценарию. 3 месяца. Всё похоже.
  3. Моя не самодостаточность и желание соединиться с человеком. Я устал. Я зациклен. Мне нужно прекратить искать, просто жить. Мне надо подчиниться, жить.
  4. Я не знал, что делать, когда Саша сказал, что любит – я не способен ответить. Мои психологические издевательства над ним.
  5. Я не могу прорваться к любви…
 
15 мая (воскр.)
Старомодность и другие странности объясняются просто какой-то 
ненормальностью, какими-то сложными и нездоровыми внутренними тенденциями. Вот и Марк объяснил мою нетипичность и нежелание мириться с существующим порядком моей гнусной природой – моей несамодостаточнстью и как следствие – поиском, чего мне не хватает, у другого и забиранием этого путем подчинения и порабощения. 
 
Наша жизнь, как искусство и культура, ее развитие. Простота средневековая и усложнение к 20 веку. Всё сложней становится мне жить. Настоящие, искренние, истинные вещи просты – как улыбка. Такова и любовь. Когда появляется сложность – это что-то другое. Он сразу подметил.
 
В эти годы я только и узнавал характеры людей. И убедился, что новые тела тех эмоций не приносят. Что я хочу одного человека. «Один цветок лучше, чем сотня, передает великолепие цветка» (Кавабата).
 
Я словно критик-аналитик, который правит текст и никогда не сможет прочувствовать всего того, что испытывает автор. Я не могу любить, потому что я хорошо могу анализировать человека, делать его доступным, манипулировать. Валя всё это отрицает. Он уверен, что дело в Марке, не во мне. И говорит, что лучше меня понимает. 
 
Старуха-беженка кормит с рук бродячих собак. Сидит с газетой, а вокруг целая свора грязных, плешивых и отчаянных зверей. Улыбка радости у нее на лице. Что ее заставляет улыбаться? Что их сближает? Общая жизнь их – бродяжничество и отверженность. «Ты такой же, как я, пропащий» (Есенин).
 
20.05
Илюша… волчонок… степной лисенок нашел своего степного волчонка… У него темные короткие волосы и что-то во взгляде… да, я заметил… некую… Валя назвал это жесткостью – я бы сказал – твердость и устремленность, да, что-то от взгляда молодого волчонка. Во-вторых, линия и манеры его поведения. Он сам мне сказал, что привычно ему быть прямолинейным и откровенным. В общем, он волчонок, а я лисенок. Я рыжеватый, более мягок и покладист, даже хитер, получается. Я наблюдал за ним в зеркало и видел замечательное фото, где у каждого свой образ, и мы вместе.
… Он, как всегда, позвонил мне неожиданно и предложил увидеться, наконец. (До этого звонил мне дважды: первый раз показался мне непоседой, целеустремленным, с чувством юмора и знанием практической стороны жизни и, главное, – всё же более легкомысленным, чем оказался на самом деле; а второй – застал меня в автобусе, едущим в В., мы проговорили с ним минут 15, и он закончил тогда: «Ты слишком умен для своих лет. Я в твои годы таким не был». Посмеялись.)
[Когда впервые встретились], было заметно, что он не обделен вниманием, не хватается за каждого, как за надежду… Он начал шустро и бойко говорить… «Да, язычок у тебя подвязан». Он говорил много, больше шутя, я не часто успевал что-то вставить, а если и говорил, то тоже шуткой, как бы вторя ему, или какие-то серьёзные вещи, как я их действительно понимаю.
Главное – мне было поразительно легко с ним, словно мы были давно знакомы. Мы сразу нашли общий язык. В какой-то момент нашей прогулки он сказал мне, что со мной можно говорить на любые темы, что знаю жизнь и что он впервые встречает 19-летнего юношу с таким человеческим и интеллектуальным багажом. 
Да, мне было с ним легко: мы поддерживали юмор друг друга, и он в то же время понимал то, что я говорил.
– Ты понимаешь меня?
– Да, Саш, я тебя понимаю.
– Всё?
– Мне кажется да.
Но что-то особое я почувствовал в то время, когда мы стояли у метро. Мы смотрели в глаза друг другу и между нами было каких-то 20–25 сантиметров. Прохожие порой озирались молчаливо на нас, я иногда даже ловил двусмысленные улыбки. Они смотрели на нас, словно у нас с ним уже был секрет от всех. Я почувствовал, что мы тогда уже отстранились от других и были заняты собой. Это была трепетная минута сближения. Он зажёг во мне что-то… Чем? Своим обаянием, своей позицией или своей некоторой необычностью? 
Что-то он зажег во мне, какую-то искорку…
Он обозначил свою позицию: постоянство, семья, близкий, любимый человек. 
Да что я говорю! Тогда я не анализировал… Он зажёг меня просто… Своей живостью, своим обаянием, своим настроем… Я поехал какой-то светящийся внутри… Что-то случилось. Но я боялся признать и поощрять это… А потом думаю: «Нельзя так. Я не должен мешать и корректировать чувства, переживания… Пусть он даже обманет меня и мне будет плохо и горько, но я не буду осторожничать…». Я хотел убрать всю мишуру, всё то, что давило на меня, мешало мне и болело… Это был свет!
(Он): «Мне так жалко тебя! Ты добрый, искренний, а один… Я желаю тебе найти   его, своего единственного», – сказал он с каким-то чувством, так откровенно…
– Почему так говоришь?
– Потому, что мне почему-то жалко людей… Я всех жалею… (как редко и как хорошо – подумал я – что человек способен сострадать, сопереживать).
 
Дача. Иволга. Ночная прогулка. Кваканье лягушек… Вид сирени ночью при освещении с одной стороны. Тонко! Красиво!
(Мама Ильи): «Ты замечаешь такие вещи, мимо которых большинство людей проходят.»
Мне показалось, мама его недовольна своей жизнью, своей судьбой. Всё, что у неё есть, кажется, – Илья, она его любит и от себя не отпускает. И. сказал, что маме не везло с мужчинами, и она не закончила Плехановку – теперь жалеет.
Добрая, милая женщина. Хорошая мать. Но как-то зажата и не уверена в себе. А то, что делает, думаю, пускает на самотёк и не развивает себя, и отсюда пассивное следование привычным стереотипам. Так нельзя!
Я развернулся на даче, планировал, сажал деревца, кусты (мне было позволено). Там строится домик. В нем пахнет деревом! И самая лучшая комната на 2-м этаже. Там есть где уединиться или спрятаться. Я спал, как ребенок. Под ночную свежесть. 
 
Вообще о сексе он говорит очень (даже слишком) физиологично и конкретно… И эта физиологическая конкретика уживаются с другой его стороной – религиозной. Всё это в сексе:
– Ты испытал благодать? 
 
Я вижу их, моих мальчиков, мои влюбленности уже в последовательности времени, словно, через запятую… Я (о, странно!) уже ищу различия и сходства, выявляю общее… тиражность… Как это странно! Я словно принимаю уже некий попсовый и невыносимый закон и вовсе не борюсь… Да, их было несколько разных и что-то содержащее внешнее – наверно юность или определенные задатки ума и проявления чувственности. Но мои… мои этапы… мои мальчики… Ведь это не имеет ничего общего с моей идеей единственного и неповторимого. 
И как в этих мыслях замешан мой Волчонок…
 
30 мая
Слово расходится с делом. Он говорит одно, но поведением не подтверждает слово. Нужно осторожней со словом, не торопиться!
 
31 мая
Марку. Обрати внимание: камень преткновения в нашей дискуссии о причинах нашего разрыва – это вопрос свободы.
 
Как можно проиллюстрировать две важные вещи, о которых я всегда тебе говорил:
  1. Отношения, близость, любовь предполагают ограничения себя, своей свободы (ты не любишь пафосных слов, но на самом деле речь идет о самоотверженности, самоограничении и самопожертвовании).
  2. Если любишь, эти вещи добровольны и желанны и не кажутся раболепством.
  3. Эти вещи позволяют достичь тех глубинных выгод, которых мы всегда ищем и которые называем счастьем. Только самоотверженно отдавая себя ему, любимому, мы можем достичь счастья.
 
4.06.05
Намылился в клуб. Дебют в «Обезьянах» [московский гей-клуб «Три обезьяны»]. У Вали взял его ветровку, издания 80-х, нацепил кепи, рубаху бежевую, поднял ворот, светлый ремень, сумка грязно-серого цвета, белые носочки выглядывают из-под закатанных брюк, светло-коричневые туфли. Вот так мальчик! Сам доволен собой! Вид, конечно, выдает, что я… В этом есть элегантное и газетное одновременно, есть вкус. Да, и Андре Жид в руках. 
Обращаю на себя внимание.
 
Андре Жид. «Царь Кандавл», «Саул», «Эдип», «Достоевский».
 
25.07
Мои приступы несбыточности.
 
27.07
Тот мужчина из Тольятти спросил: «Ты что, из прошлого?» Я сказал, что я из XIX века. Мои музыкальные пристрастия в выборе песен для караоке… 
Д.: «Откуда ты знаешь старые песни Пугачевой? И имя Кристалинской? Тебе только 20…». Я не знал, что ответить. Потом он добавил: «В тебе всегда чувствуется какая-то обреченность»…
Валя: «Странно, тебя так по-разному все видят. Ты кажешься мне в чем-то инфантильным, а в чем-то твои суждения очень зрелы, но всегда ты – нормальный, понимаешь?» Я подумал, что имеется в виду мещанская среднесть. Но речь шла о психиатрических представлениях Вали, что психиатрически я нормальный… (Валя как-то по телефону мне: «С тобой я говорю на равных, не снижая планку…»). 
 
Малер. Адажио и др. Да! Очень! Мой композитор!
 
Читаю «Братьев Карамазовых». Хочу читать! Сложно, медленно, но тянет, это большая литература, очень! Там всё! Вся человеческая психология в ее глубине и масштабе! 
 
10.08.05
[Возвращался из В., разговорился с попутчицами о театрах, Виктюке, «Мастере и Маргарите», Достоевском]. Я ловил себя постоянно: самоутверждаюсь, хвалюсь, бравирую… Скромней, потому что это видно… Это мелкое страстишко показать себя и не преминуть заговорить про МГУ…
МГУ – а в рваных носках, геевской футболочке по пояс, с нелепым браслетиком… но, видно, мысли не чуждый…
Я потерял привычку записывать каждый день… Так нельзя! Ведь жизнь проходит сквозь пальцы, а я за это время многое накопил, приобрел, изменился. Это всё надо кратко записать. О всех событиях, которые произошли со мной и в В., и до… (я ведь оставил дневник с конца весны…)…
 
 
Мой город В. Приехал утром, часов в 8. С корабля на бал. С семьей отца поехал на свадьбу в P. 
– Ну как экзамены сдал?
– Да, сдал, всё хорошо, – и больше о работе.
Эта необходимость лжи меня убивает. Самое большее, что я могу поделать, – уходить от темы.
Ложь тотальная, вынужденная и мучительная…
 
С ними я всегда выбит, как бы они ни старались. И с этим ничего не поделать. Кроме того, мне чуждо всякое накопительство, предприимчивость (рвачество), сплоченность и т.д. Они хорошие, милые, добрые ко мне… Но к сближению всегда есть помеха… 
 
А свадьба немного сблизила. Много было по традиции… Я ведь в сознательном возрасте не был на свадьбе. Для такого городка свадьба была огромнейшая и широченнейшая. 15 машин, 5 видеокамер, 130 гостей! Бабуля у ЗАГСа (я подслушал):
– Вот это свадьба! Богатые…
Я больше наблюдал за людьми (много было приезжих) и разглядывал здание. Из советских времен убранство осталось: сам ЗАГС обит красной тканью, выделка тоже делалась, видно, на торжественный случай… А при входи чуть куры не нагадили… потёрто, не убрано… Вот такие контрасты! Как и вся Россия…
Московские гости выделялись. Я? Я был одет светло, свадебно, казалось, элегантно… Какие-то мальчуганы приняли даже за фотокорреспондента из газеты…
 
[Все гости отправились отмечать событие в сохранившуюся усадьбу местного музея]. Экзотика, чувствую! Роща березовая… Подженишник полез ленточку вешать на самую макушку… С претензиями… Если во всем, так уж во всем… Нет, в больших городах играют скромней и с меньшим размахом… В этом много сельского… 
 
Я всё думаю, что отличает этих людей от меня? От тех, кто в Москве? Что в них русского? Достигли ли они чего, оставшись здесь? Как здесь можно жить? Чем заниматься? И понимал:
  1. Что они тоже живут… По-своему… В чем-то честней, чем в большом мире, в чем-то зажатей по привычке… со своими стереотипами, виденьем, привычками, чаяниями и стремлениями… Некоторые такие слова «литературные» знают… Да, именно книжные, высокого стиля, редкие слова… (так странно было слышать из их уст!). 
  2. Что я не хотел бы и не мог там жить. Такие городки меня душат, мне там неловко, тесно, душно…
 
Я много ел… Стол ломился… Кричал «Горько!»…
Меня тащили на танцы, пытались развеселить, а я чувствовал отчужденность… Не мог я… Пошел гулять по аллеям усадьбы… Как вор, как отшельник, как с нечистой душой человек, скрываться… А потом я стал играть, выпил… и двигаться под музыку стал вопреки смущению и неловкости… Со стороны как? «Может, слишком выдает?» Я ведь привык в «Шансе». А здесь надо чувствовать меру… А как ее чувствовать, когда выпил? А не выпил – не идет танец вообще… Вот так я мучился…
– А ты жениться думаешь?
– Рано. Да и зачем еще одна бедствующая российская семья (это я вспомнил «отмазку» у информатика, когда задал аналогичный вопрос). Хотя после такой свадьбы, боюсь, все поженятся, – сделал я комплимент.
Я говорил привычно, но невольно получалось, что какие-то народные формы ложились на язык…
Под конец я разошелся. Стал танцевать «медляки» с кузиной, украдкой наворачивая хорошее вино… Уже не боялся, что покажусь странным, чужим, что меня не поймут. Главное – пел русские задушевные песни под гармошку… «Старый клен»… Женщины смотрели на меня (что слова знаю и тяну под музыку) с удивлением и умилением (мол, откуда такое?), подсесть звали…
 
Второй день свадьбы – венчание. Я думал о том, в чем сила венчания, придает ли она прочность, думал о Боге, о красоте убранства церкви, сделал фото… Я себя чувствую или равнодушно, или плохо в храме… Я всегда думаю о грехе своем, чувствую, что нельзя мне туда, что отлучен я… А там красиво, очень красиво… «От красоты имеете свет». 
На продолжение банкета я не остался, я хотел поскорей уехать, побыть дома – походить по В. 
 
20.08.05
Я подумал, что самое время предаться воспоминаниям и записать свои мемории о В.
 
Когда приезжаешь из области в В., то еще ощущаешь на себе пленку той менее окультуренной, более дикой атмосферы. Эти же ощущения возникают и когда из В. приезжаешь в Москву. Это требует адаптации. Потому что из простого попадаешь в более сложное, с четкими рамками и ограничениями, с бОльшим числом элементов и отделений на твоем пути, со сложившейся системой вокруг. 
 
Сажусь в маршрутку – и ощущение своей деревенскости, с немытыми руками и прыщавым лицом. И на ты все обращаются. Я не обращаю внимания, не смотрю ни на кого, как «парень от сохи», но говорю, напротив, поставленной, четкой речью и излишне вежлив… А в ногах сумки, которыми нагрузила бабушка. И мысль: что отличает этих, городских, людей от тех, сельских? Как происходит превращение одних в других? Я был «подсобным кроликом» в руках своего же эксперимента. На себе я ощущал, как голова перестраивается на другой лад. И не скажу, что между селом и городом пропасть, да и мысль о том, что я человек прежде, человек, который может и хочет везде, который ищет, и его не пугают ни дорогие рестораны в компании друга-американца, ни пропахшие бомжами, с их мочой и жратвой, вокзалы, попойки и т.д. 
 
Приехал. Воды горячей нет… Холодный душ? Сколько ощущений в простых вещах! Умение жить тем, что в тебе, что вокруг, что доступно и рядом, что просто и незамысловато, умение глубоко и тонко всё это видеть и соотносить с собой – вот и смысл и полнота жизни сразу…
Простота быта и тепло своей комнаты (Да, кстати, пыли там немеряно! Даже дышать нелегко, я иногда чихал, однако взять тряпку и протереть – нет. А почему? Тщетные усилия. Там нужна большая уборка…).
 
9 сентября 2005 года. 2:20. Люблино, в комнате
 
Веселись, душа, пей и ешь!
А настанет срок –
Положите меня промеж
Четырех дорог…
……………….
[Полностью переписано стих. Марины Цветаевой]
 
Воспоминания. Поездка в В. (мой отпуск, когда я работал курьером).
 
[Пришел к тете Тоне – подруге мамы]. 
Тетя Тоня, видно было, обрадовалась мне…
Сразу в кухню. Она готовила. Хотела, как всегда, сытно и вкусно меня накормить.
– Ну, рассказывай, как ты там…
Я начал монолог. Я всегда хочу быть вестником чего-то нового, свежего, хочу привнести что-то в их застоявшуюся, стесненную бытом и городом жизнь. Я хочу, чтобы со мной у них ассоциировалось появление радуги. Я не хочу рушить их наивных иллюзий, кои возникли, сложились и стали их представлениями обо мне. Хотя какие иллюзии? Всё так… Почти…
 
С каждым новым приездом ее взгляды, словно упаковываются, становясь всё больше убеждениями… В их основе – разновидность морали, опирающейся на случаи из жизни. Словно было так: проходя через какие-то обстоятельства, превозмогая трудности, принимая решения и т.д. строилась по кирпичикам некая система. Житейско-нравственная система. Не скажу, что она сложна, – нет, напротив, проста и обыденна, а всё потому, что опирается не на оторванные от жизни умствования и заключения, а только на прожитое и осмысленное. Эта система ценностей типична для женщины ее поколения…
Тетя Тоня много вспоминала, порой незаметно перескакивала с одного сюжета на другой, а я говорил в ответ свои мысли, похожие на сырой анализ и плоды почти метафизического осмысления.
Она почти не стала другой, какой я знал ее в детстве, я с тех пор изменился. Когда я говорю с ней, постоянно рефлексирую («Не сказал ли чего лишнего?»), оцениваю ее отношение и продолжаю дальше.
Я восторгаюсь возможностями, которые есть в Москве, размахом происходящего, отсутствием пределов и границ, причастностью к этой громадной, сложной системе, насыщенной жизнью, рассказываю какие-то примеры, случаи (как зашел в гости к парню-художнику и какой там был творческий погром, как был в Кусково на Дне независимости США и пр., и пр.). Я многое опускаю, но стараюсь говорить взахлеб, много, насыщенно, без пауз, на московский (столичный!) манер и по-молодежному. Две вещи: столичность и молодость горят огоньками во мне для тети Тони. Этим огонькам нельзя давать тухнуть.
 
Говорю, что нигде уже не смог бы учиться после МГУ… Но об университете стараюсь воздерживаться от слов…
 
NB. Эта гадкая необходимость постоянно всем лгать меня душит… Создаю видимость благополучия и продолжения нормального хода моей жизни как и прежде. Они не знают, что я вишу на волоске, не знают, насколько нестабильна моя жизнь. И не нужно… Признания тогда лишь позитивны, когда нацелены облегчить человеку жизнь. 
 
Тетя Тоня прямо светилась, когда смотрела на меня, уплетающего ее котлетки. Но и этого ей показалось мало: она не переставала подкладывать и подкладывать, а потом еще с собой настояла взять.
Добрая тетя Тоня…
 
Я плевался на фортуну (на ночной клуб, который считают лучшим в городе) всяко, но провел там всё-таки ночи три, точно. Последней ночью я был в своей замечательной тельняшке. На входе быковистый охранник так увлеченно-азартно спрашивал меня, не давал идти, мол, не из ВДВ ли я. Я помотал отрицательно головой. Потом в туалете он агрессивно ответил мне на мой вопрос:
– Неужели в В. в тельняшках не ходят, мода не пришла?
–Кто-то своей кровью тельняшку отстаивал, а ты нацепил… Твое счастье, что такое заведенье здесь… 
Вот такая охрана тут. «Мол, милиция меня бережет.»…
 
Мне было интересно диагносцировать гея. Это была психологическая игра – диагностика принадлежности к «голубому» обществу. (А как же это в В.? Какие здесь геи?) Мое лицо, наверно, изображало озадаченность и серьезность, строгость, а тельняшка в ультрафиолетом свете светящаяся полосами привлекала посторонние взгляды, словно фонарь мотыльков…. Вёл же я себя степенно и сдержанно, устроился, почти как бедный родственник, с краю барной стойки и заказал разливного пива и стакан виноградного сока… 
Может быть, в этот раз было больше народу (на календаре суббота)… Я стоял в сторонке и поцеживал пиво. Мимо проходил типичный посетитель – хамовито-быковитый обольститель низкого роста, с зачесанной назад лысиной и глазами, несущими либо абсолютное nihil, либо ощущение местного князька с немалого объема бумажником, а потому определенным успехом у населявших это злачное заведение девиц. Он слегка задел меня и не извинился даже «по-свойски», по-мужски по плечу, как пацан пацану типа, – в общем, никак, и пошел дальше. Здесь это в порядке вещей.
Я сдерживал свои эмоции (ведь я здесь из вне, я сторонний наблюдатель, я неприметно и сдержанно вел себя в незнакомой мне среде…). Но какое-то неприятное чувство всё же посетило меня и хотело испортить мне вечер: наверно, задето было обыкновенное достоинство, а может, я привык к манерам гей-клуба, где задеть могут только в танце и только пьяные. Здесь всё было неприятно…
 
Я думал о контрасте между внешностью человека и его содержанием. Я думал о том, что «цепляются» (в том числе и я) за это внешнее, а потому налицо не красота, а красивость, не любовь, а симпатия. Я думал о том, возможен ли для меня этот всеобщий принцип поиска и ориентации: просмотрел мордашки на гей-сайте, нашел симпатичные и написал «привет». Я думал, хочу ли я избавить себя от этой опасной чертовщины в себе, которая мешает мне просто хорошо и приятно жить? Возможно ли? Нет. Я слишком отдалился от этого. Я большой. Я смотрю уже на всё это сверху. Я стар. Я тоже цепляюсь за эти мордашки и нежную кожу, я тоже сладострастен, я тоже хочу этих «нежностей» и «энергичностей». Я тоже хочу избавиться от тяготящих надстроек и быть гей-мальчиком. Но могу ли? Нет. Что со мной стало? Почему я так стар? Почему я шокирую тех, кто находит сразу контрастным мои слова моей же внешности?
 
И еще я понял в В., что я уже не житель этого города. Но и не москвич. Ведь меня тянуло в Москву, в эту суматоху и атмосферу потерянности, поиска и безотрадности. 
 
Я хотел нырнуть в метро, бежать по эскалатору, обгоняя уставших работников или стильных недоступных молодых людей – всё равно!
Я хотел быть ничей, хотел затеряться среди них, раствориться, хотел быть податливым, хотел не сопротивляться влекущей стихии масс. Это был и «Шанс» и было метро.
Я хотел наблюдать за людьми, хотел видеть в них различие, хотел, чтобы они занимались не только бытом. 
Я хотел бунтарей, убийц, сексуальных извращенцев, хотел интеллектуалов, актеров, поэтов. Только не мещан… И это было возможно только в Москве…
 
Это настроение я мог заполучить только на улицах Москвы. Когда я потом приехал в Москву, невероятный восторг, дрожь пробежали по телу (особенно по телу). Здравствуй, ненавистная…
Хочу только здесь жить.
 
17.09.05. Воспоминания о городе В.
Как-то приходит Генка [новый друг Вени] домой с лицом, выражающим какой-то ажиотаж – такое бывает, когда предвкушаешь выходной или найдешь случайно кем-то потерянную ценную вещь. Купил новую игровую приставку. Вместо Dendi теперь Sega. И впопыхах, чуть только вымыв руки, стал опробовать… Очень хотел и купил… У них с Веней уже много приобретений: музыкальный центр, DVD-плейер, телевизор, печка… Каждый раз, как приезжаю, они что-то купили, и я думаю: «А у меня нет ничего… Я один… У меня шаткое, неуверенное положение. Смог ли я так жить? Смотрю на их периодические ссоры, порой беспросветные, угрожающие стать одной большой бедой или вовсе разрывом. Смотрю и хочу выявить причины, хочу помочь. Это даже задевает меня. Эта бесполезность моя: как так, я не могу ничем помочь – и я часто, особенно весомо на прощанье говорю: «Не огорчайте друг друга!.. Не ссорьтесь…». Но они ссорятся постоянно, часто попусту. Кто-то у кого-то нашел двусмысленную SMS, кто-то посмотрел на кого-то постороннего не так, как постороннего… и ревность!! Она вспыхивает у Вени огнем и безудержна. Гена ревнует, но по-другому, как-то более мягко, по-женски, переживая и обращаясь ко мне: «Ну вот… я ему не нужен»… Веня смотрит на всё, отведя взгляд, с философским пониманием происходящего. А, бывает, так вспыхивает… Они уже сотню раз расставались… по очереди собирая свои вещи… Но живут вместе…
 
Спросят меня, мол, как Веня с Геной, я скажу:
–Всё-таки вместе…
 
Мне неприятно было, что они ругаются. Это вызывало у меня мысль о несбыточности, невозможности… Они вместе, но как плохо… Я один… И мне тогда, когда был с Веней, казался «холостяцкий» образ жизни более приемлемым для меня. Я смотрел на эти сцены и не хотел ничего подобного. Я уже почти не верил в счастливую длительную совместную жизнь. Эти сцены были плохим примером, демонстрирующим несбыточность и иллюзорность моих стремлений и идеалов. Не ссорьтесь, будьте вместе! – так просто со стороны…
 
Они живут какой-то рутиной: бытом, доходами, успехом по работе и сплетнями о других, известных и местных геях – скучно! Они только и говорят об этой злополучной работе, которая лимитирует, утомляет, вытесняет всё другое и приносит чаще неприятности… Новые экономические отношения. Гена знает цену деньгам, Веня тоже. Они планируют, экономят. Это отрадно видеть. Но эта рутина, которая поглотила их и не дает открыть новые горизонты и стороны их отношений… Пассивное лежание на диване, пяленье в телек и ругань… Ругать – становится единственным источником эмоций, которые необходимы как одному, так и другому. 
Я хотел сказать им об этом.
Самые прекрасные моменты – мой приезд и мой уезд. В первом – мне начинают много рассказывать (я тоже что-то говорю, и для них в этот момент как глоток свежего воздуха, я стараюсь, я должен им быть!). И в отъезд… Милая картинная пора прощания – с атрибутом, что всё будет хорошо (ведь уход – это перемена).
А в середине рухляд и трухлядь. Будьте вместе, живите… Ведь я говорю о вас всегда почти как о каком-то примере успеха моих друзей в совместных отношениях, ставлю вас в противовес одинокому себе…
 
Москва – не только бескрайние возможности, здесь всем всё равно. Я понимаю, что именно это меня влечет: в В. говорят о том, что как я выглядел 3 года назад, так и продолжаю сейчас – на 17 лет. Они без задней мысли мне удивляются и словно огорчаются этому, тем самым провоцируют возобновление новой несовершенности, запоздалости и безысходности у меня самого. Приезжая в Москву, я одинок совсем. Но это честное одиночество, опирающееся на свободу. Я один. И я никому не известен. Я никому и не нужен. Я такой: выглядящий на 17 лет 20-летний парень – неудачник, которого отчислили из МГУ, который не умеет жить. Это так. И с этим в Москве я могу жить, теряясь среди толпы, где теряют «плохие» мысли. Валя бы увидел в этом проявление моего инфантилизма: по-детски прячусь от проблем.
 
Москва – это еще насыщенное событийно и сюжетно место. Глаз, привычный к частой смене картин, учится быть шустрым, улавливать всё вокруг. И когда лишаешься этого, становится скучно.
 
Я уже не абориген города В. Я брожу по нему уже с воспоминаниями, словно старый человек, которого закинуло невесть куда. Приехал на свою малую родину и предался воспоминаниям о своем босоногом и повседневном детстве. И начинают появляться картины того, что происходило здесь, например, полвека назад. В этом, правда, есть и наживной момент, подстрекаемый эмоциями не ностальгии, а отчужденности: это уже не моё и не надо мне такого, я уехал и теперь хочу только вспоминать… Я даже эмоции выдавливал насильно: дОлжно же быть им, когда я приехал в родные края…
Не житель В. я, но и не москвич.
 
[В разговоре с попутчицами в поезде в Москву говорил, что он студент МГУ].
По-большому, это была ложь. Еще раз опять. Снова я соврал. Я не уточнял подробности и по-прежнему был студентом МГУ. Но той гордости я уже не испытывал в себе – уже давно подступила и засела в меня какая-то неуверенность мелкого лгунишки… Ну да, да! Черт побери, хорошо в МГУ студентом быть тоже! Да, только отстаньте от меня! Прошу вас, не заставляйте меня врать снова и снова, не провоцируйте ложь! И не будем об этом больше…
А потом начинает стучать мысль о нерешенности моих дел в университете, что я тяну, что мне надо идти и просить, и выяснять… Но как же это делать, с какими глазами, какими словами? Это всё и плюс та обычность и естественность, с которой относились к моим словам (вранью!) об МГУ, вызывало внутри меня плохое настроение. Это был как бы тупик…
 
Мы приехали вечером, часов в 9–10… Я следил за своими ощущениями. Приезжая в Москву, я чувствую себя не очень хорошо. Это нужно преодолеть. Я сталкиваюсь с более сложным, концентрированным разнообразием. И чтобы перейти к этому уровню, то есть организации, нужно время и некоторое преодоление… Я сталкиваюсь с новым миром в данный момент, и для того, чтобы вспомнить и превратить его в привычный, нужна адаптация… Она состоит в том, что я ухожу в собственную скорлупу и напряженно думаю. В этот момент я могу думать о чем угодно, даже мысль может быть лишена структуры, последовательности и смысла, а представлять собой просто некую облегченную терапию. Но чаще мысль связана с Москвой.
Когда я сел в метро, то оказался в атмосфере мне знакомой, и словно по кирпичикам возводя здание уверенности нахождения в своей среде, находил знакомые элементы, увязывал их с другими, рисовал картину. Я цеплялся за какие-то элементы в метро – будь то старуха с авоськой, подранные (стильно) джинсы на парне, засунутые как бы небрежно в кроссовки, взгляд того-то и того-то, то, как все не могут не наблюдать друг за другом (потому что взгляду некуда деваться в монотонной обстановке – ведь не все могут уткнуться в книгу и читать или найти глазами точку и углубиться в себя). Я привыкал, я вспоминал… Потом, помню, появилась какая-то тревожная мысль. Она иногда так сильно охватывает меня и не дает покоя. Это мысль о моем положении, о моей ситуации, о той неуверенности и неопределенности, в которой нахожусь я, об опасности со стороны всех – комната и университет, о том, что мне нужно что-то делать и надо найти сил и быть сильным, бороться. О том, что я не борец, я вновь подумал, что не создан для ЭТОГО мира, что не могу в нем жить и жить хорошо, что я выбит и выброшен (это даже видно со стороны, когда на меня смотрят). А еще мне казалось, что меня что-то выдавало за приезжего и слабого. Это ложное чувство. Но такое бывает. Ты привыкаешь к атмосфере и автоматически думаешь, что и она к тебе – воспринимает своим и, наоборот, когда отвыкаешь, люди смотрят на тебя, как чужака. Это испытываешь кожей и ловишь себя на неловкостях: ногу не так поставил, неуверенно сел, не туда посмотрел, прыщи…
 
[Забыл поздравить приятеля Сашулю с днем рождения].
Сашуля… Заботливый, внимательный, аккуратный, вежливый и отзывчивый (по-мещански, правда). Он ведь всегда помнит день рождения, всегда делает маленькие подарки, предлагает навести порядок или что-нибудь приготовить…
Не в пример мне… Тогда у меня был приступ самобичевания… Я подумал о своей эгоистичности и некоторой прагматичности… При всем добром ко мне отношении Вали и Сашули, по большому счету, я ничего доброго им не сделал… Я просто провожу с ними вечера, мы о чем-то общаемся, шутим, говорим о насущном… Мне стало неловко от этой мысли…. Я чувствовал себя в каком-то роде бесполезным нахлебником доброго ко мне отношения, который злоупотребляет этим и ничего не дает взамен. И тогда я понял, что меня разоблачили… Мнение копилось, росло, а этот случай с моим беспамятством поставил окончательную точку. Сашуля по-детски обиделся на меня, а Валя убедился в моей подлинной негативной природе. Я вспоминаю это отрицательное в себе, которое проявлялось с мамой, тетей Леной, Веней… Эта эгоистичность, граничащая с безразличием, в конечном счете (когда я ловил себя на жуткой мысли: ведь мне никто не нужен, я никого не люблю, мне безразлично, как им… Лишь только смех…). Смех вора, преступника, смех против моей воли и против моих устоявшихся взглядов… Он мог проявиться, когда мама была больна… Жутко! Я видел эти картины и внутри была не жалость и сострадание, не поиски решений, как помочь, что делать, как утешить, а этот жуткий порыв смеха… Он был словно неадекватной эмоцией, когда нет никаких других… Я думаю, это истерический смех, который бывает у людей от психологического напряжения, имеет те же причины и то же значение – облегчить, убрать ступор, расслабить мозг… Поэтому этот смех, который я сдерживал, казался таким вопиюще неуместным и чем дальше, тем неадекватно-болезненным…
Здесь смеха не было, но был приступ, когда я весь физически напрягся. Это было испытание, какая-то самопытка. Вдруг почему-то возникли моральные терзания, которых так давно не было. Я даже подумал: так странно… Моральное вдруг заговорило во мне. Ведь не было его тогда, когда я шутил над Сашулей, говорил Вале о том, что я думаю насчет него… Тогда не было. И никогда, казалось, не было. А сейчас вдруг заявило о себе… Почему? Неужели я задел то, что было в центре этого сложного явления – морали… Или, может быть, я позабыл о ней, живя удобно, комфортно, руководствуясь другим… только разумным и приятным… 
 
Я подумал о несоответствии: ведь я задумываюсь об общих вопросах нравственности (и Валя относит меня к человеку социальному, которому свойственна мораль, – оттого я из XIX века).  
 
Воспоминания (продолжение)
… А когда я сталкиваюсь с сиюминутным случаем в жизни, который требует морального решения, выбора или иного проявления своего морального статуса, своих убеждений, я становлюсь неспособным даже на самое малое… Я теоретик… Я не могу жить достойно…
 
… Потом я почувствовал прежнее всё же ко мне отношение и больше игру Сашули и деланную строгость Вали и успокоился. Такие мгновения напряженности необходимы – они возвышают над текущей рутиной и лишают сытой убежденности. 
День рождения Сашуля решил справить на гей-пляже, который они называют ласково Лебяжьим. Это место не только не для меня (то есть я чувствую себя не в своей тарелке), но даже оно мне противно. Там я бывал раза два, видел эти туши с болтающимися письками, эти высматривания и подозрения, эти плоские (по-гейски) шутки и вообще всю эту атмосферу ложной дружбы. Как мы едины в одном порыве! Тем удивительнее их инфантильность – они запросто выдают зависимость за привязанность, пошлость за свободу слова, раздевание за отсутствие предрассудков, гедонизм за наслаждение, а стадничество за дружбу. Мне всегда это было противно. Поэтому у меня нет друзей, а когда я попадаю в такие компании, мне неловко оттого, что я в них чужой, особняк (со стороны это производит впечатление «короны» и мне приходится объяснять, что дело не в ней, а в том, что я не люблю таких гей-посиделок, что стесняюсь (если хотите), что мне не по себе). 
Но в этот раз там должны были быть Валя и А. Это облегчало. 
 
Вечер моего приезда пришелся на четверг, а день рождения Сашуля планировал на субботу. Я пошел в клуб. В четверг в клубе я оказался во второй раз. Я не знал, что делать. Пришел туда выпивший. По дороге к клубу от метро находился в том же привычном состоянии опьянения, предвкушения и активной (хоть часто бессвязной) мозговой активности. Когда я иду до «Шанса» от метро, я пью пиво или какой-нибудь «Ягуар». При этом ощущаю динамику изменений моего состояния. Опьянение дает простой взгляд, предощутимость, увеличивает активность моего замшелого и уставшего мозга, позволяет смотреть в корень, подмечать детали, нюансы, видеть всё вокруг картинно, удовлетворительно, беспристрастно и точно. С опьянением приходит освобождение от мусора в голове. Алкоголь наделяет готовностью и желанием неожиданностей, он освобождает от запретов, сковывающих трезвого по рукам и ногам, сколько бы он ни был свободен. В таком блаженном и желанном (хотя бы раз в неделю) состоянии я шел к «Шансу». Я не верю, что там меня ждет шанс, но это становится уже не важно, не самой целью. Просто невозможно лишить человека этой надежды (иллюзии?) – она проступает в каких-то деталях, словно из глубины, как неотъемлемая поддержка, как последний шанс, как та выдумка, в которой ты убедил себя. И вот она обнадеживает тебя или просто дает повод расслабиться этой ночью.
Той ночью я скучал. Я был один. Кажется, никого знакомого не встретил…
Я ходил из зала в зал… Я стал невзыскателен. Я не высматривал одного-единственного из всего клуба. Я определял (будучи пьяным) только тех и только то, что могло быть достаточным для секса: лицо, которое не отталкивает, тело, которое примерно моего формата (модное слово! В магазин меня брали по формату, выбирают БФ тоже по формату) и без избалованно манерных склонностей.
Не знаю, в этой ночи не было ничего примечательного и запоминающегося. Я лишь понял, что здесь уже не чужой. Это меня встревожило. Я видел (и часто) знакомые лица (они, думаю, видели меня – и уже не как новичка), я относился ко всему происходящему уже без прежнего любопытства – всё было привычно, уже не интересно, но лишь иногда смешно.
 
[Познакомившись с парнем, они уже на утре едут к нему домой].
Яблоня, раскинувшая свои ветви прямо на балкон… И яблочки на ней…
Я вошел в квартиру. Мне было любопытно, как, в какой обстановке и атмосфере может жить семья этого коренного москвича (всё-таки в Москве такая находка, редкость). Дима сказал мне, что еще бабушка его жила где-то в этом районе. Вошел, и что я вижу. Я пытаюсь восстановить в памяти детали, воскресить все впечатления и эмоции, которые я испытал у него в квартире.
[Нарисован план квартиры с обозначением всех помещений].
Валя спрашивает всегда: ты заходишь и что ты видишь?
… В прихожей было не убрано, на полу сор, верхняя одежда наспех повешенная. Верно, уборки не было давно. В квартире не евроремонт, интерьер выглядел каким-то устаревшим, но не поношенным при том. Кухня новая, узкая, гарнитур современный…
Было вздёрнутое утро. После бессонной ночи, казалось бы, хотелось спать, но не это определяло сознание – а странная легкость мозгов, когда тебя несет, говоришь много и отчаянно-интересно, легко пишется, рисуется и вообще легко – и легкость, свежесть из окна. Он в одних шортах, с голым торсом, с вычерченностью каждой мышцы сидит напротив. Смотрит. Странное ощущение. Не напряженность, не натянутость, но молчим. Я наблюдаю. И чувствую полноту картины. Не ускользнет ничто от глаза, уха… Полнота. Всё могу понять и объяснить, потому что – полнота… Он садится на колени. Я обнимаю. Но не спешу. Усталость. И еще, я не хочу мешать этой полноте. Мне хочется говорить, говорить веско и точно, без стеснений и замызганных стереотипов, я хочу, чтобы меня несло. Это жизнь. Это творчество. Это полнота жизни…
 
[В глубоком опьянении]
Я позволяю себя расходовать – позволяю скорбеть по моим останкам. Я умер. Я остался в памяти немногих: тети Лены, Вени, тети Тони, деревенской родни… Всех целую. Особенно Валю. Милый добрый умный мой Валя. Спаси тех, кто еще спасаем. Помогай тебе Бог (он есть, не криви душой). Целую. Всех целую
 
Я не заинтересован в том, чтобы жить долго, я хотел бы только оставаться наивным до самого момента моей смерти.
 
Воспоминание [продолжение о визите к Диме]
После душа постель. Он спросил, как бы невзначай, как будем спать, предложил варианты. Я давно уже отвечаю на такие вопросы без ложной стеснительности и деланной осторожности – и в этом есть, безусловно, мужское: прямота и понимание своих желаний и целей. Я понимаю, что хочу завершенности (я часто, бывало, хотел оставить всё подвешенным, напустив таинственность и определенную непредсказуемость ситуации, – но здесь я хотел именно этого)… 
Мы легли в мягкую и теплую постель в комнате, где балкон с распростертыми яблоневыми ветвями. Я ждал этого. Я хотел этой мягкой постели с толстым одеялом и выстиранным бельем. Я уже не хотел ничего – лишь спать. И только интерес, а что же дальше (отсрочим или сейчас?,,).
Я рассматривал его мышцы, особенно «кубики» живота, мне было интересно, что в трусах (геи ужасно любопытный народ; это их отличает и является причиной их «любвеобильности»)…
Для каждого парня, каждого человека я определяю уровень его нескромности (лучше найти другое слово), то есть традиционности и церемонности… 
В этом случае с Димой было понятно, что он избалован и Москвой, и возрастом, и временем, в котором мы живем, поэтому это должно было, конечно, произойти, но как, как скоро, как он будет вести себя – это было интересно. Буду ли я инициировать и провоцировать или он, ощущая себя хозяином положения (и дома) и более старшим (я ведь в зеркале – дитя!)…
 
Я говорил хорошо, со мной было интересно. Он был не пустой и не без морального статуса. Я был похож на того, с кем можно строить отношения и считать БФ месяца два–три: водить по кафе и тусить с друзьями. 
И он уже было отвел мне эту роль, выражал мне надежду. Он даже сожалел, что мы сразу приехали к нему (должно было пройти время – день, два, сколько?), что мы обязательно сегодня будем трахаться.
Церемония. Приятно… Во мне копошились разные мысли: они, словно насекомые, летали, ближе – дальше, жужжали, мельтешили, пожирали друг друга. И было хорошо пребывать в таком состоянии.
 
… Теперь можно было спокойно спать…Я спал, как и всегда, после бессонной ночи сладко.
 
После оргазма я всегда ощущаю какое-то безразличие ко всему вокруг: режьте меня, катись судьба в тартарары, а мне безразлично. Безразлично всё. После этого возникает неудовлетворенность, но уже не сексуального порядка. Я хочу, я чувствую голод где-то внутри… Это предельно творческий момент, когда ты голодный до всего вокруг. И это вызывает в определенном смысле разочарование в плотском… Ну и что? И это всё? Просмотр хорошего кино, послушать Баха или почитать вслух поэзию – самая хорошая пища тогда…
 
18.11.2005
… Вот тогда понимаешь, что секс – это, равно как и смерть, самые мощные силы, которые ты не в силах остановить. Ты вынужден принимать правила игры: получать свои 5–10 сек. экстаза и платить за них горькой ценой, не принадлежать самому себе... 
 
У меня нет девушки, о которой я говорю, что люблю. Её нет физически. Я представляю, что при вынужденной ломке самого себя, она появится и да, да... Но мы тем и отличаемся, что у меня её нет, более того, я в тупике: её никогда не будет, я знаю... То есть и парня не будет, потому что у геев все по-другому, и я почти уверен, что ничего кроме короткого совместного времени, или бойфрендства, или «без обязательств» обоюдно приятных регулярных встреч, не более... Так устроен мужчина. С девушкой, созданием более эмоциональным, склонным к привязанности, нуждающейся в защите, нежности, казалось бы, было возможно... Но невозможно для меня... Или возможно? Я всё-таки поломаю себя и слеплю заново, каким хочу и каким мне легче жить…
 
Ищу очередного (надо смириться!) и случайного (а разве нет?) попутчика по бегству, такого же заложника невыносимости затяжного одиночества, с которым, правда, быть вместе значит быть в удвоенном одиночестве. Ищу, с кем недолго (но ярко) и чтоб с горьким осадком. Вообще как всегда – ищу очередного заблуждения, очередной ошибки и очередного разочарования, чтобы после не понимал себя и не знал, кого винить. А потом, успокоившись, совсем его не узнать, а если узнать, то без боли, лишь спокойно констатировать: нет незаменимых людей и все случайны и не выносят проверку временем… Вот и я не нашел, скажем. А потом и вовсе не замечать в толпе беснующихся и прячущихся от самих себя и таких же, как ты… Не замечать и ничего не помнить. Такого ищу: а кого еще искать? 
 
 
2006
16.08.06
[Новые покупки из одежды]
Но что мне нравится из покупок – джинсы. Я хочу их сфотографировать. А мои потертые, с рваностью стали такими рваными, что будут видны трусы. Они всем стильным моим знакомым нравились, особенно московским. А теперь я хочу их заменить, но так нарочито, чтобы шов моей небрежной нитки был подчеркнуто виден (мол, это намеренно так. Сегодня я был одет, как мне очень нравится на парнях, и мне было тоже классно! Загорелое тело, голубая, нежная и простая футболочка с воротником и эти ново купленные джинсы, которые классные.). На меня многие обращали внимание. Это было не броско, но стильно и просто, со вкусом. Я был таким парнем! Этот стиль и предполагает серьёзность и юношество. Девушки в салоне мне улыбались (а я еще был вежлив, но не нарочито и старомодно, а как-то легко и по-молодежному, ну как мои московские стильные знакомые). Уходя, я тоже улыбнулся им.
Осталось только купить обувь… Всё не то… Нет того, чтоб я загорелся… И я представляю, как должен выглядеть… Это тоже часть моего стиля (раз уж так моложаво и мило выгляжу, не буду портить природную данность, буду использовать это, а не исправлять).
 
Мысль о предстоящей учебе будоражит меня внутри, причем, хорошо, творчески. Я хочу учиться, ибо мой ум истощился от недостатка и нереализованности. И я предвкушаю предметы, Москву…
 
Я перечитываю Р. Музиля «Душевные смуты Тёрлеса» с карандашом и открываю вновь и вновь. Мне сильно нравится. И читая, я словно отчуждаюсь от своей среды, в которой я вырос, где это имя будет неизвестно – да и меня не оценят. Я один… читаю и как бы возношусь над обывательско-бытовым, что меня окружает сейчас и здесь. 
 
Вау! Достал из сумки те джинсы, которые порвались. Они стали еще лучше! Я заштопал слишком откровенные прорехи, в которые чуть ли не высовывались мои «стыдобы» – и супер! Надену и пойду пить пиво! Вот это стиль!
 
17.08.06
Моя дистанция между паспортом, внешностью и психологией… Возраст застыл между 17 и 18, документы скажут, что мне третий десяток и в этом возрасте становятся отцом семейства, а если я заговорю – мою речь относят к зрелости. Мне интересно с людьми культурно обогащенными, психологически сложными, непредсказуемыми – «сложными по сути, простыми по форме». Это вызывает неудобство, особенно в обществе с его кондовыми стереотипами и неразвитостью (например, я смущаюсь в гос. учреждениях, где смотрят на мой паспорт, а потом снова на лицо). Но иногда мне глубоко нравится моя эта изюминка, вызывающая недоумение или удивление у людей… 
Важно здесь избежать комплекса, а включить это в образ жизни (что я делаю – с одеждой, например)… 
 
19.08.06
Еду в Москву. Итак, с Богом!
 
… Заброшенное всё такое. Вот она глубинная провинция! Много товарных поездов с цементом или еще с чем-то. Торчат бетонные высокие трубы, дома с потрескавшимися стенами и крышами – и лесные просторы открываются, река… Всё сильно заросло, в дикой зелени не видно зданий, только неожиданно выезжающие по разбитой дороге «жигули» или кто-то на велосипеде говорит о том, что здесь кто-то живет…
Красивые, живописные здесь места… Но заброшено всё… даже убито… словно здесь война и вот эта прореха в крыше дома, и развешенное бельё, и загорелый босоногий мальчик – словно в этот дом упал снаряд и был взрыв… А у этого с выбитым стеклом есть коробка – тоже разруха, вызванная войной, война властей против своего населения… Это Россия, современная Россия… Смотрю я на этих людей, а сердце скукоживается. Затеряться в Москве, укрыться в В. и не видеть этого! Но сажусь в электричку и еду…
Хорошо здесь как-то природой всё устроено… Всё с такой приятцей, в своей милой миниатюре… Приезжать бы сюда отдыхать и думать…
Лес стал густеть и темнеть. Я не видел тайги, но наверно это почти так же! Повеяло в окна хвоей… Поезд, кажется, едет впритирку с деревьями, как бы прокладывая себе путь подобно ледоколу во льдах…
И снова убогие картины разрухи и запустения. Люди оставили эти места, они им не нужны. Если и видишь человека на фоне этого леса, то он сильно выделяется. Вот кто забросил эту женщину сюда?
 
Самое сильное впечатление у меня было на ст. Ф. Я уснул и проснулся только на конечной… Вокзал я ожидал увидеть скудный… Нет, изобилия там не было, но был порядок и размеры для районного города немалые, даже зал ожидания. Но дело не в этом. А в окружении, что ли. Парк не нормально заброшен, дома какие-то… И вроде заброшено, и вроде люди есть… живут здесь, привыкли к этому… И в магазине меня вежливо, типичным для таких городков образом, обслужили…
 
И вроде люди, и вроде уазики, автобусы… И хмурая погода, и эти деревья, и непонятное присутствие жизни и какой-то цивилизации – всё это создавало настроение моей глубокой задумчивости. Или окружающее было так близко мне внутри, моему сонливому, отрешенно-задумчивому состоянию, или оно дергало за ниточку какую-то всегда готовую выбраться и тяготить мою душу тоску с оттенком задумчивой лермонтовско-бунинской отрешенности. На ст. Ф. такое состояние держало меня, а я слабо допускал его до себя…
 
Люди здесь другие, чем у нас. Например, я не слышу выраженного говора, они говорят медленно и рассудительно. Уже у пяти или шести человек я слышу их медленную, взволнованную речь… И взгляд у них тоже другой… Человек, каждый день видящий перед собой лес, живущий в нем, будет втягивать в себя его влияние, будет набираться и наполняться совсем другим, чем степняк, которого окружают просторы. Простор – свобода. Лес – красота. Лес, березы, ели, ощущение заполненности, чувство присутствия… Ты не взлетаешь, как в степи, ты здесь сидишь, смотришь, думаешь… 
 
Напротив меня сидит мальчонка с дедушкой (в чертах лица есть похожесть)… И он пример, причем, очаровательный пример, моей теории… У него зелено-серые глаза, он рассматривает за окном лес и едет с дедушкой. Он часто бросает взгляды на меня – то ли интересно мое лицо, то ли глаза… Он любопытен и непоседлив, и при этом его глаза… Его лицо нежно-мальчишечье… Я хочу его поцеловать; я хочу только поцеловать… Он понравился мне…
 
Подсаживается ко мне выпивший мужчина, от которого несет перегаром:
– У тебя сотка есть?
– Я по грибы без сотового езжу.
Разговорись. Я стал читать ему свои записи, говорить мысли… Он, оказалось, едет домой в Воркуту, а сюда приезжал к «подруге», с которой что-то не сложилось…
Он звал меня посмотреть полярное сияние, рассказывал о том, как это красиво… И время бежало…
 
Подсела старуха, которой я помогал затаскивать сумки. У нее один зуб, но здоровый ум, причем, очень складно и толково она говорила, интеллигентно… Она живет в коммуналке с братом… Она сразу стала рассказывать о своей тяжелой жизни, но не жалуясь, а как бы делясь… Её замечания по поводу власти:
– У нас не было жизни. Родителей моих раскулачили… потом война… мы дети войны…Только стали оперяться… Такое сотворили с нами… Еще летом можно было собрать банки, бутылки… а зимой две сосиски взвесят… двадцать рублей заплати… 
Она держала моё внимание своей завершенной, выдержанной речью – и при этом ее старенькие, потертые башмаки…
 
Мы сидели втроём: я, представитель молодого поколения, старуха и мужчина с севера… Россия… 
 
Я вспомнил сегодняшнюю ночь в В., как мы ездили на этом ярком шевроле, это клуб с большими деньгами… и эта старушка, брату которой негде жить…
 
Солнце было уже низко. На станции ходили куры во главе с петухом… 
 
 
Вчера был прекрасный день! Ко мне приехали орловчане посмотреть город… 
Мы поехали по В. на модном шевроле с орловскими номерами… Местная тусовка смотрит на машину – для них же это значение – такая тачка… А я выглядываю, загорелый такой, рубашка завязана на узел…
Идем гулять… Я был уже выпивший и настроение было восторженное! Меня несло!..
Какое прекрасное вчера было время! Какое подходящее настроение! Мы гуляли, я рассказывал о каждом здании, каждой деревянной скульптуре… Я читал вслух Цветаеву, Есенина… Они меня слушали, заглядывая в рот… А я говорил, говорил…
Мы прощались, на их лицах я видел откровенную благодарность и моей творческой натуре…
– Особенно понравились стихи…
Я уснул мертвым сном, утром надо было вставать и ехать в Москву.
 
25.08.2006 [Из переписки с Арсением]
… Замечу, что я написал это как бы отстраняясь от самого себя, не беря в расчет свою личность. То есть я написал, как вижу понимаю людей, нашедших смысл своей жизни и смысл своей смерти – в Боге. Однако сам я не из тех... Мне всегда тяжело и невыносимо отвечать на этот простой, часто задаваемый и такой сложный, не имеющий ответа вопрос, я всегда предпочитаю его избегать (а сейчас почему-то разгорячился в письме, хоть ты меня и не спрашивал...) Я сомневаюсь. Да, я сомневаюсь... И в моем сомнение я вижу толику смысла. В этой связи, смысл – в поиске, смысл – в беспрестанном движении твоей души, росте твоего духа, смысл– в творчестве, дающем свободу и благость твоей душе, смысл –в свободе как высшей возможности, смысл – в самой жизни. Это очень важно! Это принципиально важно! Это сложно сразу остро ощутить и явно представить, это не подвластно образам и словам и лишь слабо, вскользь, исподволь, тонкой лазейкой улавливается, как потаённое, скрытое днем... Но все же в своих самых глубоких погружениях, связанных с тонким движением ли мысли, с особым состоянием сознания, с творческим, религиозным или другим поиском внутри и снаружи, самое убедительное и самое единственно истинное, что мне представлялось, так это то, что смысл жизни – в самой жизни, как смысл смерти – в самой смерти. 
 
Интересно, Арс, интересно... Интерес – это и источник и движущая сила течения жизни Человека, многоводного потока, несущего свои горько-соленые и бурляще-глумливые воды в всепоглощающий океан умиротворенной вечности. Интерес лежит в основе Поиска. Поиска во всём смысла (или бессмыслия), и в конечном счете – экзистенциального поиска себя, своей сущности, своего места в мире, поиск самого мира, сути и назначения вещей и сущности мира... Это предельное, к чему движется человек, разбуженный внутренне... Этот человек страдает от мизерности своей неотчужденной доли, от несостоятельности и бессмысленности мира, от несбыточности своих чаяний... Этот человек бесконечно свободен и бесконечно несчастлив в своей свободе, божественно красив и отягощен самодостаточной ненужностью жертвы своей красоты. Человек – событие всегда большее, чем то, что вмещает любой вымысел о нем... Мой Поиск – явление витальное, явление духовное, отсутствие его – смерть. Он проистекает от внутренней голодной необходимости... Ищу я не сверхъественного, а естественного, простого, в себе ищу... Интерес будоражит, пробуждает, влечет, наполняет движением, жизнью (это может не иметь внешних, зримых форм), однако я всегда оставляю крохотную долю яда, необходимую, чтобы лишить душу её слишком уверенного и спокойного здоровья и дать ей взамен здоровье более утонченное, обостренное, понимающее... путем мучений, путем жертвы, путем поиска... Он заключается в мучительном чувстве, когда в тебе сомневаются, кажется, что связано чем-то, чего вообще не существует, как будто мост, с одними только остовом, а мы по нему ходим так уверенно, словно он всегда стоял целиком...Я не могу так ходить... Интерес capitis [голова], интерес cordis [сердце], интерес animae [душа]... 
 
1.09.06
Я ехал [из Москвы] в В. на электричке. Много спал, как бомж, натянув на голову…
 
Я позвонил Арсению и попросил перезвонить после полуночи. По телефону у него оказался приятный юношеский голос, очень возбудительный. Я пришел домой и набросился на пожаренную днем картошку. 
Звонок.
– Я, наверно, поздно, Саша?
Это был он. Он учится на психолога… 
Мы быстро заговорили о религии. Он верит, но не исповедует религию.
– Ведь вера и религия это разное. В своем долгом, полубессвязном монологе он говорит о религии, магии, психологии и т.д., перескакивая с одного на другое. Трудно было уловить за его словами мысль, имеющую цель и направленность. Он и сам признался, что в его голове хаос, что он сам «ничего не понимает сейчас».
В его монологе попадались и обрывки мыслей, которые были интересны…
Мы перескочили к теме любви, секса (прошло минут 40).
– Ты считаешь себя бисексуалом? (я)
– По тому, что я делал, я бисексуал, но своим эмоциям я абсолютно гей. Я не испытываю к девушкам ничего… 
– Зачем же ты занимаешься с ними сексом? (в моей душе всё больше закрадывалось холода).
– Если ей приятно, то и мне…
Мне всегда казалось, что секс эгоистичен… Секс это «взять», а не «дать». Я вывел к тому, что любовь и секс вещи разные. Он сначала сказал, что у нас разное понимание любви, но потом всё больше стал соглашаться, вспомнив пример, как хотел припасть на колено перед парнем, прижаться и не мог и подумать о сексе с ним. Сколько в его словах было сказки? А сколько волнующего меня?
Он:
– Как ты думаешь, что с тобой будет после смерти?
– Думаю, что ничего, – ответил я.
Прошел час, два…
Ему было интересно меня слушать, он сказал, что у меня приятный голос и что он не встречал еще таких людей, как я. Я же не придавал этому значительности, упомянув о частых открытиях человека, что ему еще много людей повстречается…
Я читал ему стихи в трубку.
[После откровений Арсения о своей связи с парнем]: Во мне всё больше рос холод и отчаянное холодное волнение. Мне была неприятна эта история, она казалась мне пошло-тривиальной. Он сразу становился в моих глазах таким же, как тот парень. Хоть его и тянуло ко мне.
Потом он сказал, что ему очень хорошо сейчас. Но мне было холодно и даже неприятно от того, что он говорит, поэтому я старался говорить сам, причем, общие вещи – я не хотел откровенности.
[Рассказ Арсения о тусовке]: Мне было всё более невыносимо слушать это, вызывающее во мне нестерпимый крик души, и я намекнул на часы…
– Надо подвести черту, как в любом разговоре (он).
– Резюме, то есть (я).
Я сказал пространно, но одна мысль отражала то, что я испытывал в тот момент:
– Мы с тобой никогда не любили и не полюбим, поэтому не будем искать смысла в большом… Смысл в том малом, как ты сидишь по ночам за музыкой с сигаретой во рту…
– Я не ожидал, что ты непринужденно так об этом скажешь. А когда мы увидимся?
– Пожалеешь, это нужно? Я скоро уеду ведь…
–Ладно, проехали…
Вывод. Идеалов нет… Да и что я хотел? Он искал жизни, где угодно, но с одним человеком… Он не определен, он не знает, чего хочет… Как он мог быть с этим «светлым и легким мужчиной»? Его таинственные откровения, которые я уже выслушивал как пошло-тривиальные (а он с таким воодушевлением!). Мне было как-то отвратно на душе: и он тоже, даже этот парень, писавший такие тексты – и он тоже… Все – всё одно… Я схватился за подушку и стал плакать… Почему он это вызвал? Зачем мне было его приоткрывать? Зачем к нему приближаться? Это всё типичный случай… Мне было плохо, и я решил написать об этом…
Долой из В.!
 
Я не ищу. Ничего нет. Нет любви и счастья нет. Есть покой и воля…
А эти эмоции – откуда им взяться? Почему я так взволнован? Не на пустом же месте. Я вспомнил словно что-то… Это не было бесстрастным. Словно это ревность через время (я Веню так ревновал к прожитому им, когда он трахался со всеми). Так и здесь. Я только приоткрыл. Конечно, у нас не должно быть секса перед моим отъездом. Это будет исключено. Это будет против пошлости…
 
[Из переписки с Арсением]
Я давно убежден: «любовь» и «секс» вещи, не имеющие общего (случай с Прекрасной дамой Блока).
 
– Как ты думаешь, что будет с тобой после смерти?
– Думаю, что ничего, – спокойно отвечал я, как на экзамене, предмет которого знал на «5»
 
2.09.06
[Получил билет на «Реквием» Моцарта]. Я был с И., которую встретил с бутылкой пива (уже четвертой за день!). Я предлагаю ей выпить из горла, потому что слушать музыку надо не на трезвую голову, а «окультурившись»… Я был эмоционален, импульсивен, энергичен… Увидел лицо мальчика в зале, понравился мне. 
Как зазвучала музыка, у меня потекли слезы. Слушал с удовольствием, рассматривая лица… 
Мне нравилась музыка, нравилось пение, нравилось смотреть на лица поющих: есть лица, искаженные интеллектом, а есть искаженные пением. Мальчики были в дефиците. Я один раз не мог сдержать улыбку. И потом… от выпитого пива мне очень хотелось, стесняюсь сказать, пописать. И. шепчу:
– Вот, думаю, на «Санктусе» или «Бенедиктусе» лопнет мой мочевой пузырь…
И хор акцентирует громовым голосом: «Бенедиктус» – «Блаженный» то есть…
После мы двинулись в подсобку. По пути я повторял, как Маргарита на балу у Сатаны:
– Прекрасно! Восхитительно! Великолепно!
Мы пошли гулять по городу. Я еще выпил, потом еще… И меня несло. Да, это была жизнь!..
В троллейбусе мы вели себя шумно, я пил пиво, И. читала увлеченно мой текст [«Никита»]… Встретили Мишу, но я его не узнал, я читал стихи, говорил всякую всячину…
 
[Отправился в клуб]. Наверху за барной стойкой я непосредственно заговорил с какой-то женщиной с грубыми чертами лица из персонала клуба… Нес чушь про Мадонну и про концерт… Я был пьян и едва держался на ногах… Я танцевал, еле стоя на ногах, под звучащий транс… Девушки смотрели на меня… А я никого не видел от алкоголя…
 
[Приехав домой], мылся в ванне и думал, как бы не утонуть… Уснул мертвецким сном… Проснулся, увидел три скомканных купюры в прихожей: две по 50 и одну по 100 и очень обрадовался столь большому капиталу… Хотелось пить – и я осушил банку с рассолом от помидор… Пожарил яичницу и снова стал думать о Никите, править текст. Захотел смягчить и послать ему…
 
3.09.06
Нет ответа. Я написал ему на сайт:
Ничего не могу с собой поделать, кажется, я только и думаю о тебе, только о тебе… Что делать? Нам нужно встретиться? Позвони мне пожалуйста…
 
«Что есть ад? <…> Страдание о том, что уже нельзя более любить» (Достоевский)
 
Поездка в Москву в конце августа. Знакомство с Глебом. Месяц (сентябрь) жизни с ним в В. Пьянки и веселье…
 
[В Москве, выйдя вечером от полузнакомого мужчины], я пошел в «Шанс», пьяный, шатаясь. Но было классно! Там еще покупал пиво. Увидел Марка (МГУ). Он тоже меня узнал, часто смотрел в мою сторону. А я раздевался, с голым торсом танцевал с Андреем, переодетым в вульгарную стерву. Мы с этим Андреем весь вечер провели, дразня Марка и всех своими выкрутасами. Я голым торсом прижимался к его искусственным грудям… Все смотрели, все хотели меня. Один гнусный неприятный тип (каких много!) лет за 30 стал ко мне приставать. Я отшил его, но он не унимался:
– Почему?
– Мужчина, пожалуйста не будьте навязчивы!
– А я не считаю себя навязчивым, с моим европейским образованием…
У меня приступ смеха.
Андрей сказал, что я самый хороший и умиленно смотрел на меня, сдерживая мои попытки еще взять спиртного, то есть заботился. 
Поехали с ним в метро, попрощались. Я в Москве в своей тарелке был, пьяный…
А Марк, прямо как и тогда, такой же, в той же одежде, казалось…
Я был очень доволен вечером, так много энергии высвободил! Приехал к Вале и, как всегда, подробно всё рассказал…
 
Так я приехал в В., где меня уже ждал Никита.
Хотел, чтобы об этом нашем месяце сентябре он написал сам, свои воспоминания как бы по горячим следам. Но вряд ли он это будет делать, хоть в порыве воскликнул от этой идее.
 
После этого текста, который я написал ему, прошло два дня. Он не звонил и не писал. Я не мог. Я хотел встретится и написал ему об этом. Он сразу позвонил и около одиннадцати мы встретились. Меня встретил приятной внешности мальчик, выше меня ростом, в черной куртке, немного сутулился, говорил потоком и не банальные вещи (видно было, что это его образ, что он играет в такого человека). Видно было, что я ему понравился. Потом он сказал, что моё лицо ему очень знакомо. (А, вспомнил он, что познакомились мы в кафе еще весной. Он вспомнил, как произошло знакомство… Я полз по выступу у стены, изгибаясь и манерничая, с лицом умиленного пьяного человека. Подполз к их столику и процедил с интонацией: «Здравствуйте!» Я показался ему интересным человеком, он очень хотел со мной поговорить. Он видел, что моё тогда поведение – это игра и моё несчастье.)
 
Еду в электричке на Москву и думаю о нем и об универе, куда я вернулся. Я хочу учиться и еду с удовольствием. Но удовольствие это портилось непреодолимым желанием быть с ним, то есть быть в В. Я сижу и вспоминаю эти выходные, которые мы были вместе, нашу сегодняшнюю ночь, вспоминаю весь месяц сентябрь… А за окном осень в своих багровых красках… [Этот месяц] я жил только настоящим, я не думал, что с нами будет потом.
 
[Вспоминаю], как мы шли по В., пили из горла водку. Я с банкой огурцов в руке. Как шокировали троллейбус и девушек на задней площадке.
 
Как возвращались домой в маршрутке (я читал Есенина, и в магазине, и на улице…везде и всем). Ластился к нему и не скрывал своих чувств. Пассажиры улыбались и умилялись. Напротив сидели парень с девушкой и смотрели на меня как на нонсенс. Я лез целоваться, при этом не манерничал, а был симпатичным поэтом…
Никита говорил, что еще не встречал такого человека и что такого у него никогда не будет.
 
Как мы ругались. Он ушел домой пешком, к утру пришел…
 
Как я был в подвале… шел по чьим-то дворам, лез через забор…Там встретил доктора П., который «как мама» присматривал за мной. Я ничего не помнил, что было. И потом мне он рассказывал, что я творил… Я вис на всех, как шлюха, целовался. Я хотел раздеться, но П. останавливал, и в итоге я был только с голым торсом. 
На сцене шоу: Алекса стегает Анюту. А я выбежал к ним, лег на стол и громко кричал:
– И меня стеганите! И меня!
П. на себе отнес меня к столу. Я пил и потом снова выбежал и ухватился за шест, причем, так, что П. не мог оторвать. Я совершал на нем движения, каких не сделаю трезвым. Отрывали мои пальцы, а П. оттаскивал.
Если бы не доктор П. могло бы плохо кончиться, так как меня хотел забрать и воспользоваться какой-то старпёр. 
Меня посадили в такси…
 
Как я устроил драку… стал бить Никиту, а он меня.
– Я ненавижу твое прошлое!
Это эмоции, это жизнь.
 
Как квасили с П. и компанией у меня дома, потом ездили к нему.
 
Как наелись оленины, которая не переваривалась.
 
Как я ездил к Никите и как ссорились и мирились с ним.
 
Как я ждал Никиту, и он пришел с И. ко мне (у нее белый цветок, а мне Никита принес красный), а перед этим пил с ней, спуская папины деньги за квартиру… Она звала его уйти, но он остался. Я подарил цветок этот ей (у нее их стало два – намек на ритуальные услуги). Она сцену ломала, но взяла. Потом Никита вернулся с этим цветком. В этот вечер я набрасывался на него, то любя, то ненавидя… 
 
Как я пил, как я плакал под Страсти по Матфею, когда пришел от Никиты…
 
Как Никита нюхал кокс с одним неприятным парнем в туалете. Всё же было хорошо у нас, зачем он пошел нюхать кокс?
 
Как я побил его, вытолкал домой за это.
 
Как он резал вены у меня в ванной. Приходит и кровь капает…
 
О, живая жизнь!
Этот месяц был таким живым, таким насыщенным, первый осенний месяц!
 
Как мы ехали в автобусе, и мы пели песни, я читал стихи, играли в города, где я проявлял энциклопедические знания. 
 
Как я шокировал этим. Я не стеснялся, я был сама непосредственность! Я никого не обижал тем, что все либо думали, либо удивлялись, либо улыбались. 
 
28.09.2006 [Из письма к А., подруги Никиты]
… В каждом индивидууме есть заключенный в нем механизм апоптоза, механизм запрограммированной смерти. Он существует наряду и параллельно с противоположным ему (как существуют и другие противоположные вещи, например, добро и зло или мужчина и женщина), – механизмом самозащиты и самосохранения. Мы все так или иначе поднимаемся в гору и, достигая вершины (лет в 20), начинаем неминуемо идти вниз, к неотвратимому концу, к забвению, к безвестности, к могиле... Так все. Упомянутый же человек [Никита] не идет вниз по естественному обыкновению живой природы, а стремительно мчится. В нем слишком сильна та разрушительная часть его натуры, в нем слишком выражен тот самоуничтожающий механизм, влекущий «запахом заманчивого тленья». Он робко хватается за людей и события как за последнюю надежду, ища хоть в этом смысл,– смысл, который поставит его на ноги, даст состояние любви, божественное или иное откровение, даст ему интерес жить и творить, интерес быть в этом мире, не убивать себя... Казалось бы, да!.. Но лишь малая прореха – и он снова себя уничтожает... Оттого, какое вокруг этого человека окружение, какая среда – усиливающая это темное рвение или ослабляющее, зависит скорость, с которой он спускается вниз... Скорость, с которой спускаемся мы все... 
 
12.10.2006 [Из письма к А.]
… Горько… Я все могу понять своим разумом (он широк, он вмещает и оправдывает всех людей этого мира!), но не могу как-то по-другому, не могу принять всего этого. Да, люди… да, мы все разные… да, слаб человек… да, не идеален человек, – я все могу понять, я прислушиваюсь к жизни, к людям, я не замкнут на себе, на своем мире… Но моё несчастье состоит в том, что я стремлюсь к идеалам, я не согласен на меньшее. Меньшее не приносит мне ничего, кроме пустоты. Я хотел, чтоб никого не нужно было нам, кроме нас двоих. Я говорил ему о нашем, только нашем мире, устроенном по нашим законам – любви и света. Я неизлечимый идеалист и непримиримый максималист: либо всё, либо ничего. Я чувствую, что начинается этот мой внутренний выбор не сразу: он начинается, как только я испытываю сильное чувство. Я ведь могу просто наслаждаться жизнью, – тогда я не ставлю высоких планок, я ни к чему не стремлюсь, но душа моя при этом голодает и медленно умирает без пищи, столь необходимой ей. Эта пища – любовь, в том бесконечном, бездонном, безусловном единственном виде. Я искал её везде и всегда, еще с отрочества – в книгах, в людях, в событиях. Я понимаю, что с 15- летнего возраста я нисколько не изменился – в главном. Я и погибну таким, не своей смертью: я не стану как все никогда, я буду вечно набивать себе шишки. Я не смогу жить наполовину, не до конца, я не смогу довольствоваться жалкими подачками жизни. Мне нужна она целиком, как дыхание в полную грудь. Как любовь. Как счастье. За свою еще небольшую жизнь я приобрел только лишь маски, которых становится все больше и больше. Любовь – это когда без масок. Это из самого сокровенного содержания человека. И эта любовь связана с таким же парнем, как я. Она осталась во мне как последняя истина, как последняя надежда, как последний смысл. 
 
А., я могу писать об этом долго. Но я уже как-то написал… Лучше прочитай мой текст, который я пришлю тебе сразу. Я уже чувствую себя голым перед тобой… Ну и что, сколько бы не обнажался человек, он открывает себя лишь еще немного. Весь айсберг под водой. Оттого я стремлюсь к открытости, к облегчающей прозрачности – столь сложно все сплетено, соткано во мне, – пусть даже с первым встречным… Этот текст написан весной. Не воспринимай его буквально, сюжетно, как основанный на реальности. Литература – это вторая жизнь. Его читал только один человек, мой друг (в том смысле, какой я вкладываю именно в дружбу), а теперь вот ты… 
 
Мой алкоголь. Моё безумие. Моё сумасшествие. Отчего они? Я нисколько не оправдываю всего плохого, жалкого, больного, что было мной сделано. Я не пригвожден «к позорному столбу славянской совести старинной»! Нет! Так было. Так случилось. Так было нужно. По-настоящему, я не считаю нужным даже извиняться, как на светском балу. Я вижу в этом большее – только живую жизнь, настоящую жизнь. Я также убежден, что спокойное мещанское благополучие и слепое благоразумие – это не только не мой удел (мне в тягость это гнильё!), но и не Его тоже: со мной другим Он не пробыл бы и дня. Его пища – это эмоции, ощущения, неожиданность, нестабильность, раздрай, ломка, игра, раны и т. д. («Не церемоньтесь! Вам безумство – самый смак!») 
 
Но главное…  «Я хочу чего-то такого, чего нет на этой земле». Я хочу убить оттого эту землю, самого себя, Его… Моё отчаянное заливание души спиртным, мои драки, мои безумства – они от несбыточности… от несоответствия моего идеального – тому, что в реальности. Я знаю эту реальность, я вижу её насквозь, я привык к ней, я знаю, что нет идеалов, что я сам не идеал. Но… это, вот беда, «головное» знание. Душой я бешено непримирим… 
 
Как мне сейчас жить? Чем заполнять пустоту, разрушающую меня изнутри? Я готов с головой нырнуть в помойную яму бес-человеческих отношений: рушатся надежды – тогда место грязи, отчаянию, безумью, цинизму, разврату… Это вторая моя часть, это другая сторона медали. Это сидит в нас всегда, и… лишь прореха – мы уже в её власти. Ненавижу её! Ненавижу в её неизбежности, неотвратимости! Ненавижу самого себя! Много читать, много думать! Много людей пронести через себя, много слов и смыслов, много телесного и безобразного!.. Нет настоящего счастья – его заместит счастье бутафорное, счастье-забытье, счастье-призрак…
 
15.10.06 [После чтения «Комнаты Джованни» Д. Болдуина и очередного посещения гей-клуба. Из письма к А.]
Я хочу написать повесть… Пусть не повесть, пусть внежанрово – в современном формате – но непременно написать… А сказать мне есть что. Все мои отчаянные погружения в эту жизнь никогда не были буквальными (такими, как, скажем, для других завсегдатаев [клубов]), а всегда сопровождались тонкими наблюдениями и их анализом и записями потом. Я никогда не ощущал себя сопричастным этому миру…
В большом смысле я убежден, что только тогда получается настоящая литература, когда автор выворачивает себя наизнанку, только такой дорогой ценой…
 
Мое настроение скакало, как показания какого-то шалого датчика, – от сильной эйфории с безудержным смехом до грусти отчаяния. Я понимал, что встретить здесь, в этом месте моего человека нельзя, лишь только по воле почти невозможного случая. Знаешь, я не видел здесь глаз, – а что?.. Симпатичные лица, стройные тела, типажи, деланные образы, сексуальные движения. Также я понимал, что и даже мое неожиданное веселье, моя страсть в танце, наблюдение за публикой и вообще мое присутствие в этом месте – это только подмена чего-то настоящего, что было или могло было быть. Я явно понимал, что только хочу верить в то, что мне хорошо здесь, что мне более ничего не надо. На самом деле, я был одинок… И даже присутствие моих московских приятелей, воркующих друг у друга на коленях (я перезнакомил их всех), не спасло меня от желания уединиться и рыдать. Таким я буду долго. Или всегда…
 
Я объект вожделения, которого хотят «снять». А видели ли они, что внутри у меня? Что там такое? Знают они, из чего я сделан? Получайте своё! Идите на х..! В любом случае это льстило моему низкому самолюбию и делало пикантной ночь, ведь я был хозяином положения, который откровенно издевался над всем там… 
 
Из знакомств вспоминается маленький (на вид) мальчик, рядом танцующий со мной (судя по всему, умалишенный, отсталый в развитии, но с такими прозрачными и наивными глазами, влюблено смотрящими в мою сторону, что я сразу вспомнил «Идиота», это был человек того же плана, только маленький еще, юный, и гей. И еще одна стерва… Она попросила у меня сигарету, взглянула в лицо, найдя его, видно, еще неоперившимся и приятным, и завела разговор… Она говорила в каком-то унизительном тоне опытной стервы. На вид ей было за 25. 
– Тебе бы надо получше танцевать...
– Да, но сделайте скидку на мое состояние… – парировал я.
Потом она неожиданно прильнула ко мне, стала тереться, водить руками по мне и …прильнула губами к моим… В тот момент меня обуревала одна только эмоция: ах ты стерва, но не на того напала! (В клубе много девушек с идеей фикс, которые мечтают переспать с геем, соблазнив его, и таким образом самоутвердиться, а лучше сделать марионеткой в своих руках… А часто из любопытства – думают, что это как-то особенно, заботливо и нежно…).
 
25.10.06
Перечитал одну из его записок. Просто быть, быть с ним. Я просто буду. Как странно звучат эти слова, как будто они не родные. Как будто не я их придумал, а смотрю на мир как на что-то новое. Углами сознания, понимания, что такое может быть, хотя и странно для меня. Но интересно – расширяет.
 
Как быть? Я могу быть духовным. Я могу отдать свое сердце… Да, я хочу, чтоб это было исключительно. Надо попробовать – бестелесное. Надо быть на расстоянии или близко – смотря друг другу в глаза, на уста, следя, волнуясь, любя. Так, только так.
 
Вчера опять во мне завелся мучающий зверек. Он был в разговоре. Он говорил, что плохо и мне, и ему. А потом я сказал, что не могу без него. То ли от его проникновенных слов (он был такой больной), то ли от меня самого, то ли от третьего – когда я и сам не верил в то, что говорю, но это нужно было – и ему, и мне. Зачем мучить друг друга? Зачем мучить? Ведь мы не можем порознь, ведь что-то произошло, ведь что-то случилось. Он отнес это к судьбе. Зачем терять смысл, чтоб падало всё из рук и мир уходил из-под ног? Зачем?
 
«Сашенька, милый мой, я же люблю тебя – что может быть больше…». Как огнем во мне – меня всего и бьёт, и бьётся… Солёную влагу каплями источает… И влагой этой умиротворяет, растворяет боль внутри…
 
10.11.06. Москва 
Был поздний вечер. Я шагнул из своего подъезда и оказался снаружи. Боже, с чем это сравнить! На что похож был этот эмоциональный момент смешанных чувств и ощущений, словно брызнувший мне в лицо, а не рожденных в сердце? Я в миг оказался в объятиях зимней нежности, сладости – холодной, любимой моей. Всюду было белым-бело. Снег падал мне в лицо, он мягко покоился под моими ногами, кружил, обвораживал, умиротворял. Я поддался его колдовству, завороженно смотрел ввысь на стройные ряды высоток, составлявших спальные районы Москвы. Чисто-белый, нежно-голубой он начинался где-то там, высоко, и непреклонно устремлялся вниз, сюда, где был я. Меня посетил восторг. Просто стало внутри, словно из сердца упал тяготеющий ком. Нужно было идти – не зря ведь мою руку холодила банка пива… Идти, идти… бежать! По белым тротуарам, между белых домов, возле белых прохожих… Снег! Я восторженно относился ко всему вокруг. Я любил мир, а он принимал меня. Я соглашался со всем! Казалось, даже если сейчас замерзну и завтра бездыханное тело мое найдет дворник – я согласился бы и с этим. Я расстегнулся настежь. Холод проник ко мне за пазуху, пробежала приятная холодная дрожь. Я пропустил маршрутку до метро, я не хотел мешать тому состоянию и побрел, хрустя, к автобусной остановке. Холод всё больше покорял меня, делая пленником дрожи и желания поскорей нырнуть в теплое метро. Автобус не заставил ждать. И вот я уже согрет. Я уже вспоминаю о том, что было пять минут назад. Оно стало прошлым, а меня ждало будущее. Я писал это для живой жизни, то есть воспевал настоящий момент времени, настоящее своей жизни…
 
Как тонка моя грань… Я хожу по тонкому льду. Единый миг – и нет ничего. Я бескровный, беспринципный, беспамятный. Я не знаю, что движет мной в такие минуты. И то ли, что и Им? 
Электричка мчит меня в подземелье, сидят разные люди. Я внимательный наблюдатель. А зачем всё это? И почему так неумолимо мчит поезд метро? Куда? Мозг мой осыпает легкий алкоголь, которого оказалось достаточно… Я приводил свое тело, лицо, одежду в благопристойный вид, и вот мне уже всё равно… Я еду в безызвестность… А могу свернуть на огонек… И главное – что произошло, что случилось? А ведь всё хорошо – внутри, вокруг, в будущем. Ведь он любит меня! А я – его. Мы ждем награды, торопим время. 
Я в Москве. Это моя жизнь. Ноябрь, снег, нежность. Это моя душа? Что сталкивает тебя с эскалатора счастья, что всегда, как заноза, на райском теле? Счастье недостижимо. Люди создали эту мечту для того, чтобы к ней стремиться – тем самым наделяя жизнь смыслами… Но… Но… Ведь когда я увидел его , когда прижал близко, близко… Мой, мой… И глаза его, полные какой-то осмысленности, философского понимания своей любви ко мне, юной любви… И что потом… Я понимал тогда, что счастье такое… Счастье – его глаза, его руки, его слова… Это было так просто. Я ничего не надумывал, не сочинял, не восторгался. Это было просто. И очаровательно в своей простоте. Меня не покидала одна мысль: «Если счастье есть, оно такое. Я не выдержал, хотел поделиться этим со всем миром. Я написал Вале, А. Было просто и глубоко… А сейчас? Меня мчит поезд и теребит душу алкоголь. Я спокоен, и я взволнован. Мне ловко, и я погружен. Они смотрят на меня, но им нет до меня дела. Они видят лицо. Многим оно нравится. Я играю. Я думаю. Я хочу ходить меж людей, пока он не приедет. Я хочу узнавать их изнанку. Я мчусь на спиртном горючем, обостряющем мою душу…
 
Ты единственный на свете. Мой единственный, милый, любимый Ник… Таких больше нет.
 
11.11.06
Открыл для себя Артюра Рембо. Читаю уже около месяца. «Ворон» Эдгара По. Хочу прочитать сейчас «Жизнь Арсеньева» Бунина, дневники Толстого. Валя дал «Характерологию» (автор – милейшая женщина со сложной судьбой, которую Валя знал). Никита много пишет стихов мне, часть хороших, чувствует слово, образы у него неожиданные, странные. 
 
Слушаю классику, французский шансон, Йохансон.
 
[Хочу выучить наизусть стихи Рембо, в том числе «Пьяный корабль в пер. Антокольского и много других].
 
Фильмы:
«Фрида»
«Парфюмер»
«Нервы на пределе»
«Закон желания» (реж. Педро Альмадовар»
«Пока не наступит ночь» (о судьбе кубинского поэта Рейнальдо Ареноса)
 
16.11.06
Постоянно напоминает о себе берцовый сустав. После того, как я прыгал (мания преследования) с высоты двухэтажного дома на асфальт (это было в В.). Мне нельзя пить. Так все говорят. А я пью. И В. на меня плохо действует.
 
[Перед приездом Никиты в Москву]. Я испытываю невыносимость крайнего одиночества. Я проводил Его, еще не встретив.
 
17.11.06
Я слушаю Густава Малера, смотрю «Культуру» и пью коктейль: 4 части молока (хорошего) и 1 часть сока…
 
Победа России в женском волейболе для меня не спорт, это для меня Россия, это гимн на весь мир и флаг на весь свет. Неизжитая и неутолимая любовь к России во мне живет…
 
17.11.06. 22:48
Собрался в «Шанс» и оттуда в 6 часов поеду домой к Никите. Надел пеструю (нежно) рубашечку, которую он порвал, джинсики с лампасами… Детский сад! Ну, больше 18 не дать (посмотрел в зеркало)! Но хорошенький!.. 
Валя написал мне, что у него давно подозрение относительно каких-то моих мощных подсознательных сил против этих отношений. Мы же себя не знаем, и это долгий разговор – сказал Валя.
 
23.11.06
Никита уже открыл мою комнату. «Пьёт апельсиновый сок и слушает музыку». Я ответил ему, чтоб он не забывал о Большом Деле, мечте, о звездочке – когда теперь решилось с жильем и работой. Я рад, что он может жить у меня дома, рад, что ему будет лучше. Но там мои дневники, прямо на виду. Сдержится ли он, чтоб не посмотреть в них? Думаю, нет. Но я даже вижу в этом смысл. Не только для себя, но и для него. Мои записи не будут пылится. Они будут прочитаны! «Моя история не принадлежит только мне». И для него – он больше не мой, будет ближе мой родной человечек…
 
У меня много денег. Я залез в банкомат, чтобы снять несчастные 500 рублей и думал, что останется меньше тысячи… а было 13 150 руб. Я не придал значения и воспринял как 1 300 руб. Но нет! Это 13 тысяч! Я снял сразу 5 тысяч и купил книжки. Тут бабушка еще передала 1 200 руб. Я купил красную рыбу (форель), помидоров, йогуртов… Я не знал, чем себя порадовать… А потом подумал, что надо в таких ситуациях изобилия не терять голову. Деньги, правда, портят человека. Лучше держать их на расстоянии. Хочу отдать 2 000 долга… А Валя хочет купить мне дорогую книгу по специальности. Я скажу ему, что у меня есть деньги. Хочу купить на них литературу и не тратить… Такое странное ощущение, когда можешь себе позволить, не считать так уж. А они все как сговорились и разом обрушились… А 13 тысяч – это наверно сиротские, на одежду…
 
Я в В. Воскресенье 3 декабря
Никита на работе. Я один. Вчера у нас были тупики и два раза мы были близки. Он:
– Вот моду взяли: после секса ругаться!
Он говорил, что я подавляю его и леплю на своё желание.
Он хотел пожертвовать всем, что у него было, собой для нашей любви, но видит, что я совсем не обращаю внимания на его настоящего, вселяю в него мысль о своей ничтожности. И особенно это было в Москве. Он чувствовал себя униженным и раздавленным. Еще никому не позволял поступать с собой так… И вот он бунтовал вчера. Он матерился, был резок и убедителен. И это походило на правду… Мне было неприятно, больно – за себя, за то, что я не люблю его. Я хотел убежать и пойти в Inet, написать Вале, но он остановил меня, прижавшись ко мне, как ребенок. Он готов тысячу раз повторить, что любит меня… 
 
9 декабря 2006, суббота
Вчера был разговор с Валей об учебе Никиты в Москве. Валя спрашивал меня, можно ли поручиться за Никиту, что он не подведет, не сорвется, не бросит университет (а сквозь слова слышу: вы с ним надолго? Конечно, это был вопрос ко мне). Я обрадовался. Я написал Никите вчера, и он еще не может оценить и представить, что его ждет совсем другой мир, московское хорошее образование. Я хочу ему помочь. Мы будем здесь вместе. Я ориентируюсь на его серьёзную подготовку к экзаменам… Я представлял, как вместе будем ходить на лекции.
 
Вчера по телефону Никита мне рассказал про свои «галлюцинации» в моей квартире. И он уже далеко не первый человек. Всё развивается по стандартному сценарию, когда в квартире остается человек один. Началось в первом часу ночи. Он слышал шаги в прихожей, причем, такие явные, что он подумал, что кто-то пришел (ведь ключи сейчас непонятно у кого остались). Но в прихожей никого не оказалось. Потом включалась и выключалась вода в кухне. Никита взял фотопортрет моей мамы и долго смотрел на него, говорит, что молча думал. Всё перестало. Подобное видели и слышали А. с подругой, Веня с Геной и другие, кто оказывался ночью в квартире. Слышали разное. Кто – удар в дверь, толчки, всегда – голос, причем, старого (или больного) человека. Видели на окне удушение человека, ощущали, что кто-то смотрит на них. Когда я оставался один, я не помню ничего столь явного. Но было какое-то ощущение присутствия чего-то, бессонница и страх. Я давно не был на могиле мамы.
 
 
Данила позвал меня на Песню года. Более массового концерта, который собирает всех звезд и тьму зрителей в России нет…
 
Концертный зал Олимпийский… Мы зашли со служебного входа, куда приезжают «звезды» на своих тачках и идут по дорожке к гримерным, где их окружают журналисты и фотографы…
 
Я стою в джинсах с ромбами, красной рубашке поверх красной маечки. Джинсы с грязным пятном от прошлого похода в клуб, и меня смущают мои старые туфли…
Проходит мальчик с журнальной обложки: в нем – самолюбование, вызов, позерство и – деньги… Он идет, выбрасывая как бы небрежно ноги – получается вихлянье бедрами… 
 
Мы стоим, и мне эта ситуация неловка и необычна. Я вижу эту мишурность, глянцевость, гламур… Я зашел в туалет посмотреть на себя и удостовериться, что всё достойно… Единственно яркое – красная рубашка (но она подстать этому месту!). Мои волосы лежат естественно, во мне нет ни грана показного. Я очень прост, но при том на меня бросают взгляды… А поскольку место напоминает гей-клуб, то взгляды отовсюду. Наверно, я казался им мальчиком кого-то из тех мужчин, с которыми мы стояли. И это усиливало мою неловкость. Тут все друг друга знают… 
 
Артисты собирались, проходили мимо… Меня ждало еще больше – изнутри посмотреть индустрию развлечений, – причем, и в техническом смысле. Мы прошли вперед. Я ловил на себе взгляды (я тут котируюсь, сука!).
 
Пройдя смело с табличкой артист за группу охранников, коих на каждом шагу, к проему, через который видна на другой стороне сцена – то есть мы оказались внизу, а над нами сидели тысячи зрителей. Сцена оформлялась рядом бутафорских зданий, мягко освещенных, и сияла, сверкала, был слышен голос Аллы Борисовны.
 
М. провел нас дальше, запросто ориентируясь в этих лабиринтах. Нам постоянно встречались охранники, которые не пропускали других, но моя табличка, оказывается, была пропуском к сцене, где в нескольких метрах от меня на стульчике сидела маленькая объемная женщина с расфуфыренной шевелюрой. Это была Пугачева.
 
Внизу, по пути к сцене, мельтешение, люди. Всё понятно, работа кипит, ходят Деды Морозы, стоят (уже!) елки (снимают ведь как новогоднюю программу и потом миллионы зрителей будут глядеть на это). Но М. стремительно вел нас к сцене. Через проем я заглянул во внутрь стадиона. Кажется, миллионы мелких точек окружали полукругом, как на небе…
 
Весь Олимпийский был заполнен! (И Россия – нищая страна?). Это зрелище потрясает всякого объемом и размахом…Вокруг бегала детвора в костюмах (наверное, детский танцевальный коллектив). Поднялись – я делал это машинально. Здесь людей было меньше, стояли ряды здоровенных и высоченных штор – кулисы… Кто-то танцевал, пел, гвалт, аплодисменты и снова голос Пугачевой… Она выходила и-за кулис на сцене. Я всё это вижу… Идет «Песня-2006»…
 
Мы возвращались, проходя через каких-то людей, над нами высоко возвышались трибуны… Это всё потрясает своим техническим размахом…Мы долго сидели в машине. И я слушал отдельные реплики С., пытаясь представить изнутри нашу эстраду. Это были не газетные нарезки.
 
Я там был, мёд, пиво пил…
 
Там всё работа и деньги… Там самолюбие, влияние, иерархичность. Там много пошлости, лжи, мишуры. Там вылезают наружу все мелкие пороки, становясь большими. Там говорят за глаза. Там все про всех знают. Там одни бисексуалы. Там – главное, что обезоруживает – циничное отсутствие загадки.
 
Дома сидеть на печке уютнее, чем там.
 
15. 12. 06
Завтра в 12.00 впервые побываю в Большом театре! Причем, в новом здании, в котором были немногие… 
 
Впечатления от Большого театра и балета. 
Я люблю балет! Это был Чайковский, «Щелкунчик»… Да, я полюбил с тех пор балет – буду говорить теперь.
 
25 декабря 06
Эти выходные – невыносимые для Никиты и меня. Он маленький, он предсказуемый, у него комплексы. Я нервничал, был не сдержан, уличал его, колол… Всё это вызвало в нем еще бОльший комплекс… Я больше не мог, меня не хватало…Он отстранился от нашей компании, ему неинтересно, противно, ему неловко. Но причина – в его комплексах. Я сомневался, я нервничал. Сегодня ночью он сказал, что чувствует себя женщиной. Он хочет, чтобы я был мужчиной его, заботился о нем, как о женщине. Все его комплексы, от которых он ведет себя просто неестественно – это оттого, что он вынужден быть не тем, кем он есть.  Он, наверно, хотел бы сменить пол. От этой неестественности все его трудности, ему всегда плохо, он всегда мне это говорит…
 
А еще этот уникальный шанс получить образование в хорошем московском вузе. Готов ли? Нет. Смогу ли я? Хватит ли мне сил? Как жить? С ним? Он любит меня. А я?
 
У меня смятение чувств. Я закрылся. Я в ловушке. Я не могу его бросить, такого милого, несчастного. Но и я не могу быть счастлив с ним. В В. ему нельзя. Ему нужно в столицу.
Он и я сходим с ума…
 
26.12.06
Кругом новогоднее. А я не чувствую. Никита сказал мне грубо, матерно. Я снова обиделся, снова был скандальчик. Он оставил ключи от моей квартиры и хотел рвануть в обратно в В.
 
Я: « Ну всё?»
 
Я пришел к Вале. Я вспоминал. В голове вспышками – его лицо, слова, манера… И я не мог. Я позвонил. Он вернулся, обиженный и провинившийся. Мы пили вермут втроем. А ночью мы разговаривали с ним до половины четвертого. 
 
Мне были смешны его высказывания и его наивная картина представлений о нас и обо мне. 
А потом я захотел его погладить, и он, как котенок, забавен и ластился мне под стать.
– Разве нам плохо?
– А тебе?
– Мне нет.
Он попросил не забывать мне сегодняшнего ночного разговора, потому что это было хорошо.
 
27.12.06
Отправил Никиту в В. Купил ему хороший джемпер. Он доволен.
Сидели с ним в «Макдональдсе». Была сцена с ним. Он сказал, что я играю с ним в детский сад, но я при этом не воспитатель. Не родитель. Да, я неправ, что воспитываю в лоб. 
Он так хотел остаться до Нового года, встретить его здесь…
Мы простились на хорошей ноте… Нежно, мило, с мыслью о будущем, вот только не сказали – люблю… 
 
Ехать на Новый год в В. или остаться?
 
2007
 
Новый 2007 год
Накануне я находился в сомнениях, гложащих меня: ехать в В. или остаться в Москве. Иногда, когда я выпивал, мне хотелось сейчас же, очертя голову, рвануть в Петербург. Оставаться в Москве – значит, выбирать: быть с Данилой и его семьей, быть с Валей… 
Первое не хотелось, но было нужно практически: мне было бы крайне неловко, но, наверно, лучше бы сказалось на моем сомнительном положении в квартире. Недавно я убедился, что ребята в отношении ко мне с двойным дном – как сказал Данила «мягко стелют, да жестко спать». Я не хотел оставаться с ними («объедать» их и мешать), не хотел у Д. дома. 
Оставшись в Москве и поехав к Вале, я обидел бы Данилу. Решить мог только отъезд из Москвы. Я хотел 2007 год встретить с Никитой и по традиции в В., у себя дома.
 
У меня в последней момент на карте оставалась 1000, на которую я надеялся, но вечером 30-го банкомат мне ответил, что нет связи с моим банком. Утром 31-го я хотел заехать к Вале, взять 500 рублей и успеть на первую электричку… Конечно, я тяжело вставал в 7 часов, всё из рук валилось, всё не складывалось. Не было долго маршрутки, я забыл, как завязывать шнурки новым способом и промучился минут 10. 
 
Еще в маршрутке, а потом в метро, в моей голове шел напряженный мыслительный процесс: как поступить? Денег нет, лишь 100 рублей. Ехать на них? Встречать Новый год с Валей и потом поехать 1-го или 2-го числа в В.? Вдруг возникла мысль проверить карту: если есть деньги, то ехать прямо на вокзал, если нет, то буду встречать Новый год в Москве. И лучше бы денег не оказалось… 
Я поднялся на «Китай-городе» и обнаружил связь с банком, снял 500 рублей.
В электричке я ехал, засыпая и иногда посапывая, напугав стильного и волоокого парня, всего в коже и металле. Я был в своем новом купленном: куртке цвета хаки, с мехом на капюшоне, джинсах, заправленных в новые черные ботинки. 
 
Я написал А. SMS, что поздравляю, что еду в В., что хочу обнаружить их у себя дома уже празднующими…
 
Так далеко ехать…
 
В дороге я не читал, но мне доставляло удовольствие много думать…
 
[Добирался на электричках с пересадками. В ожидании очередной захотел перекусить.] Толстая женщина [на просьбу дать нож]: «В первый раз слышу, чтобы в столовых были ножи, вы и дома пользуетесь ими?». Я ничего не ответил. Хорошо, что было первое, горячее. Я быстро всё умял. 
 
На час я окунулся в другой город, его людей и вновь зазвенел во мне колокольчик путешественника по другим городам. Провинция ощущалась и здесь, в 3-х часах от Москвы. Эта угнетающая провинция… Я снова стал думать о Москве, о том, что у меня нет больше выхода, только делать всё, чтобы зацепиться там.
 
 
[Прибыв], я пошел на троллейбус, чтобы медленно ехать по городу, потягивая пиво. В. был мрачный, грязный, убойный… Я ехал и смотрел в окно, на меня обращали внимание. Я был чужаком, я не попадал в стереотипы своим внешнем видом, поведением… Народу почти не было, вышел на площади, чтобы заглянуть к Илье (меня уже несло) и по пути встретил свою географиню и обж-ешника (муж с женой и ребенком)… А я с пивом в руке и только что из Москвы.
–Здравствуйте! С Новым годом вас!
Она мне улыбнулась и радостно тоже поздравила… А я хотел еще и пожать руку…
 
Ильи не оказалось дома, и я пошел вниз на проспект Ленина, чтобы поехать домой. Подходя к дому, я увидел, что света в моих окнах нет. Неужели не ждут? Неужели он сделал так, как хотел?? 
 
Дома действительно было темно и пусто, ключи оставлены на тумбочке…
Было обидно, я был уже подвыпившим. В голове пронеслось: «Я не прощу ему этого». Я ехал для него. И вот что, куда я приехал, где не ждут! 
 
Я зашел к тете Тоне с бутылкой шампанского и коробкой конфет. Тетя Тоня обрадовалась мне, подарила 2 комплекта постельного белья…
 
Я позвонил от нее А. Они у Никиты. Я сказал, что никогда не прощу ему этого.
– Не будь таким категоричным…
– Я ехал только для него… И что ж? Впрочем, всё что нужно, он от меня получил… Ну и пусть катится к черту…
Я поздравил А. и попрощался.
 
Обида от того, что дома меня встретила пустота и темнота толкала меня к рюмке и была обострена ей же. Я был даже обижен на А., которая была на Новый год с Никитой. Словно ей выпал подарок встретить Новый год, а мне нет. С кем встретишь, с тем и проведешь. Ну и пусть. Я не встретился с А. за время в В. ни разу. Я хочу написать ей SMS. Вместе у них больше духовной близости, чем между мной и Никитой. Никита хотел отомстить мне, наказать меня, проучить за те слова… Но уж очень жестоко это. Я ехал долго, из Москвы. Я ехал к нему, с ним встретить Новый год. Когда я понял, как жестоко со мной поступили, я сразу подумал в этот же миг возвращаться назад.
Этой ночью я помню почти всё: единственное – не помню, как пришел домой, разделся, рвал на себе замок и оказался в постели.
 
[Сильно выпив, бродит по городу]. Приключений мне! 
В маршрутке я прикинулся московским мальчиком, который приехал в В. встречать Новый год и поссорился со всеми и теперь вот уехал смотреть город… Я начал:
– Что за город? Едешь, едешь, никак приехать не можешь… Вроде бы и зданий нет, и куда-то едешь… 
Все рядом, вместе с водителем, покосились… Я приставал с вопросами путешественниками, и не унимался…
Внутри я весь горел, я почти писал кипятком от плодов моего обманчивого замысла. Меня несло, и я был сама непосредственность!..
Речь зашла про Тютчева, и я читал стихи:
«Еще в полях белеет снег,
А воды уж весной шумят…»
– Молодец вы, – оценила попутчица. Давайте я покажу вам город.
И я вышел вместе с ней под смешки граждан. Все осматривали меня, как диво. Она рассказывала мне с восторгом о том месте, какое я исходил вдоль и поперек… А я слушал внимательно, делая вид… 
– Ой, как красиво… Это и есть тот самый курган? Знаете, почему я приехал в В.? Я тут свои корни ищу… Да… Мой прадедушка со стороны матери был крепостным у графа Разумовского, гетмана Украины… Я все справки навел… И вообще мне судьба России не безразлична…
На этих словах мы распрощались…
 
Я отправился дальше на троллейбусе. Я вышел на Ленина у станции скорой помощи, где очень давно работал доктор П. Я нападал на отъезжающие машины скорой помощи… Водители матерились, фельдшера возмущались…А я открывал двери и спрашивал, где доктор П. Где он? Один сторож с пониманием на меня смотрел, как на сумасшедшего. Он по-видимому и отдал меня в руки милиции. Я оказался в милицейской будке на улице Ленина. Я кричал, что мой папа – начальник отделения милиции… Я сидел за решеткой и кричал: 
– Выпустите меня! Я приехал встречать Новый год!
– Помолчи!
Ко мне подбегали разъяренные ублюдки и хотели побить, но решетка мешала это сделать. А я и не думал, что приключение будет в этот раз таким незабываемым…
Я помню, как меня грубо заталкивали, как преступника, в милицейский УАЗик, и я сквозь хмель чувствовал бессилие и конец. Вёз сорви-голова, который ухмылялся на меня… Что меня ждало? Побьют? Изнасилуют? Убьют?
Я попытался было ухватиться за ручку, чтобы выпрыгнуть, как в боевиках, но ручки не оказалось. Я успокоился и смирился… 
Память обрывается…
 
Темная комната с койками и грязным бельем… Я не один. Спит какой-то парень… Очень холодно под тонким одеялом. Я в одних только трусах…Я подбегаю к двери, стучу… Открывает какая-то молодая баба и, видя моё юное лицо, понимающе спрашивает:
– В туалет хочешь?
– Выпустите меня.
Дверь с силой захлопывается, потом открывается, и в дверь входит тот самый кабан с садистским лицом:
– Чё надо?
– Выпустите меня. У меня папа сотрудник РОВД.
Он наотмашь бьет мне в лицо. Я падаю. Дверь захлопывается. Я перехожу на соседнюю с парнем кровать.
– Что также взяли?
У парня разбито лицо… Я засыпаю…
Вдруг дверь открывается и заталкивают мужика лет пятидесяти, высокого и важного. Всю ночь он возмущается, поет песни о своей покойной жене… Так мы все засыпаем…
Утром дверь открывается:
– Подъем, господа!
Мужик во сне зовет своего сына Колю принести воды. Я встаю. Это как гостиница для пьяных. Получите вещи, распишитесь. Только деньги, конечно, как ветром сдуло. 
Я оделся.
– Претензий по работе советского вытрезвителя нет?
– Нет, ну какие претензии. Только деньги были… Я не буду ничего подписывать…
– Слушай, сынок, я тебе даю 1 минуту подумать… – и взял демонстративно книжку.
– Давайте, – я согласился быстро.
 
Пока ждали начальника, мужчина выступил с добротным монологом о своей жизни, о жизни в Португалии, о покойной жене…
–  Ну это приключение… Только помыться хорошо надо – и плюнул смачно в сторону постели.
Я его слушал, хотелось пить, но голова была светлая.
Мужчина жил в центре и был большим философом… Он вышел с друзьями после встречи Нового года поговорить под елкой… Вот и пообщались…
 
Держали нас долго. Думали, что ждем машину, на которой нас отвезут домой. Но ждали их начальника. Лощеный, прилизанный, молодой – он сидел и рассматривал протоколы, вызывая нас по одному.
– Возраст? Какой молодой и уже здесь.
– Да он студент, но не в В., в Москве учится…
Начальник вытрезвителя был самым вежливым с нами, обращался на Вы.
– Претензий не имеете?
– Нет.
Он внимательно меня рассматривал в присутствии других ментов, а те следили, то ли я говорю…
Я не говорил, что били, не сказал про деньги.
Потом грозили, что напишут письмо в универ. Но, думаю, это тщетно, потому что не складно у них получалось говорить про это письмо.
 
[Дома]. Звонок. Я моюсь. Это был Никита. Он как бы приехал за вещами, но, видно было, хотел, чтобы я оставил. И оставил…
Весь вечер и ночь мы трахались… Мы так соскучились… Мы были снова счастливы… 
 
4.01.07
На следующий день я устроил большую стирку и перестирал все вещи, в том числе и свою новую куртку… 
Потом пошел к Никите на работу, а там они отмечают день рождения одной сотрудницы. И я тут такой с вермутом… Девочка запала на меня…
Затем с Никитой пошли в кафе. Сидели там, два таких влюбленных мальчика. На нас, на меня все смотрели, как на инопланетян… 
 
Эти дни мы говорили нежные и трогательные вещи. Мы уже вместе. Мы не можем порознь. Он что-то понял. Я говорил с ним и был скрытым педагогом. Он был самым близким, самым желанным, единственным мне. 
А вчера я ждал его, но он не пришел. Я уехал на вокзал, но вернулся в час, потому что не было билетов. Я очень обиделся, ведь это был последний вечер. Он спал, и я не мог открыть дверь на нижний замок. Он был пьян, я набросился на него, стал выгонять его, без денег, еще пьяного, под дождь… Но сам понимал, что хочу поговорить, понять, обнять…
 
Я сначала лежал при свете в зале, ожидая проявлений мистического и реакций Никиты. Потом пошел в комнату и лег рядом с ним. Межу нами была стена, я даже отпихнул его и плохо спал. Утром я извинился, сказал, что погорячился. Предложил ему оставаться жить здесь, попросил оплатить счета и самому решить, где жить… Я привлек его к себе, поцеловал, прижал к щеке. Щека была такая холодная… 
Я сказал, что приеду не скоро, что сюда не хочу – я никому здесь не нужен… 
Я захлопнул дверь. Помню его глаза. Они были серьёзны… Ему было плохо, стыдно. 
А недавно он сказал, что нашел во мне то, к чему всегда стремился. Он сказал, что считает себя счастливым человеком. 
Я ведь сам нашел Его. 
Сейчас я еду в Москву на электричках (8.01.07. Около 9.30 вечера).
 
Снова я чувствовал, как тесен и убог город В., как мне невыносимо в своей квартире. Я ждал, я хотел и боялся увидеть то, что видели там люди. Я только понимал, что мне там тяжело, что я тихонько умираю в ней. И уборка, и открытые окна не спасают от душного тяжелого воздуха. 
 
Это хорошо, что я попал дома в вытрезвитель, а не в Москве. Это зло, но зло не изощренное, зло малое, провинциальное, грубое, тупое. В Москве могло бы быть всё плохо…
 
3.02.07
Сдал сессию на одни пятёрки. Еду в В. Еду только из-за Никиты. Не хочу ехать в В., совсем не хочу. Здесь, в Москве, у меня насыщенная жизнь… Когда что-то происходит, я живу. Я не терплю этой провинциальной тоски… Но мне нравится это название – В. – это моя родина. Тянет приезжать иногда и снова в Москву. Хотел на каникулах поехать в Петербург, в Мурманск... Но денег нет куда-либо съездить. А так хочется… Нет ничего лучше движения, нет ничего интересней удела путешественника… 
 
Жизнь моя за это время была больше внешней, чем внутренней. Я много читал. Читал истово только по предметам… 
 
Никита был в моих мыслях. И чем дальше, тем более мне было невыносимо без него… 
Я иногда выпивал, два раза ходил в «Шанс». По-прежнему я пользовался успехом… «Шанс» изменился и мне там не так прикольно, как раньше. Изменился и я, конечно…
 
Валя дал мне почитать Дневник Толстого…
 
 
Молчаливые пассажиры. Но я уединился под лампочкой, чтобы написать тебе. Я сильно хочу, чтобы ты прочитал моё письмо. Я стремлюсь этим письмом что-то изменить или исправить… Оно только я сам. В нем моя исповедь.
 
Никита, милый мой Никита, как мне отразить всё то, что переполняет меня? Как заставить тебя поверить и не ухмыляться? 
Вчера ты мучил меня, и я страдал. Я не мог уснуть, внутри разрывалось всё от чувства крушения, разрухи и раздрая. Если бы не тетя Лена (я её люблю, она всё знает про меня)… И я уверен, что ты страдал не меньше. Меня раздирал один главный вопрос – почему люди, дорогие друг другу, любящие друг друга, не могут быть вместе, не могут обрести совместное счастье?
Твое поведение и отношение – это от несчастья тоже, которое вытесняет твою вторую натуру. Ты ищешь утешения и оправдания своего я – в вине, в друзьях, в случайных встречах. 
Ник, я хотел и думал, чтобы тебе было лучше со мной. Я хотел для этого всё сделать. Значит, я сделал что-то не так. Я, но и ты. Виноваты всегда оба. 
Последнее время я чувствовал, что мы больше поём разные песни. Ты поёшь про себя и ненавидишь всё, что связано со мной. Я пою свою. Я хочу видеть тебя другим. Тебе не приемлемо всё, относящееся ко мне. Мы люди. Мы эгоисты по отдельности. У нас разные жизни. В себе мы грезим об одном. Я и ты романтики. И дети. Мы хотим создать, но на деле всё рушится. В мечтах мы летим на крыльях к высокому чувству единения с другим и любви. В мечтах. Реальность диктует нам свои правила. В итоге – алкоголь, разнос, забвение…
Никита, у тебя не было подобного. И вот, казалось, ты встретил. У меня было, но не то… То эфемерное, которое ты переносишь на наши отношения. А я не переношу.
Вчера меня невыносимо мучили образы… Ты плюёшь мне вслед, ты говоришь мне самые больные и жестокие слова, ты с кем-то… Ты пьёшь и утешаешь себя тем, что это твоё и что это лучше. Меня уничтожало внутреннее чувство саморазрушения. Ты стал таким другим, каким грозил мне стать. И я «доигрался», как ты сказал. 
Твоё чувство ко мне смешанное, в нем много от ненависти. Но, Ник, я понимаю, что это не от тебя настоящего, живого, которого я люблю.
Что бы ты не делал, как бы не выбирал, я желаю тебе только счастья. Во мне нет к тебе другого, кроме любви. 
Я ошибался, был не настоящим. Ты страдал от нереализованности, от подавленности, от того, что я тащил тебя к себе.
Вчера я много думал, много отчаянных мыслей сменялось мыслями хорошими. Я понимал причины, вскрывал корни. Я перечитывал твои стихи.
Что бы ты не говорил сейчас, что бы не совершал, как бы не жил и кем бы ни был, я по-прежнему тебя люблю. Я по-прежнему хочу быть с тобой. Я буду тебя ждать. Может быть, этот период нужен нам обоим. Я знаю, что можно жить и в разных городах, я знаю, что всё можно. Всё зависит от нас, от того, что мы хотим по-настоящему. Мы построим с тобой маленькое здание нашего чувства. Разрушить легче, чем строить. Но разрушить его уже невозможно. Это есть. Это существует... Это всегда. Будет нам напоминать о себе – где, когда и с кем мы бы ни были и как бы ни жили. Это в нас. Другого будет нам мало. 
Я люблю тебя, Никита. Я хочу быть с тобой.
И к Вале ненависть – это ревность ко мне. С ним я больше нахожу общего языка. Но это всё от дурного, ненастоящего. Бегство от себя еще никого не спасало. Подмена настоящего алкоголем, забытьём, связями – это утешение на время. Проверено мной самим и не один раз.
 
Позвонил Никите. А он сказал мне, что у него уже мальчик.
 
 
Глеб. 
Это новое во мне. Это что-то большое и хорошее… Почему мы раньше не встретились с ним, ведь он тоже олимпиадник… 
Я у него первый, он не любит парней, особенно геев. Он твердил мне, что полюбил за мои глаза, глубокие, и губы… за ум, за внутренний мир…
Эти дни жизни с Глебом… Он сказал тост, в нем про любовь ко мне, про то, что он готов стать лучше, забыть прошлое, только любить. Сказал, что со мной он по-настоящему стал жить.
 
Приехал к Вале, всё вспомнилось, по-прежнему быстро привык к Москве… Мне интересно учиться! Я хочу! У меня подъем! 
 
Я приехал в В. в приподнятом настроении… 
Ехал в троллейбусе, у всех расспрашивал дорогу до своего дома… Так нравится мне играть в иноземца, сколько удовольствия! Жители тогда хотят быть другими, на них смотрят…
 
 
Звоню Глебу. Слышу восторженный голос… Он скоро приехал, и я увидел его. Набросились друг на друга (а перед этим я собрал Ахматову, Есенина, Шекспира, в зале лежал и во хмелю читал)… Потом я почти не помню, что было… Мы были в постели. Страсть. Изголодались за два дня…
 
Боже, неужели это правда?.. Уснули…
 
Днем захотелось есть, и я предложил пойти в кафе. Пошли пешком, через дворы, через которые я ходил в школу. Я много вспоминал, был еще трезв… Заказали большую пиццу и вина (вино выпили сразу, воркуя и с тостами, говорили их по очереди). Наши бокалы белого и красного соединялись, глаза смотрели в глаза. Всё в округе было равнодушно, на нас смотрели дети, женщины, мужчины… Я заигрывал взглядами, кокетничал, вел себя фривольно в отношении столика, за которым разоблачил двух пожилых пидорасов, испуганно смотревших в нашу сторону. Никита говорил тост..
– Давай поцелуемся. – И мы поцеловались….
Мы были, как с другой планеты, свободные, хмельные, влюбленные, дерзкие, одетые не по-местному.
Мы вышли, даже не посмотрев на потрясенную публику. На прощанье я сказал, что была вкусная пицца, что нужно заходить к ним, когда будем в В. 
 
С Глебом мне было так интересно, он был на моей же волне. На скамье лежал, он голову положил мне на колени, а сам вытянулся. Люди ходили… Одна девушка показала большой палец, мол, круто вы, парни! Менты ходят, а я шампанское отставляю подальше, мол, не имеем отношения. С людьми мы были не злыми, но веселыми. 
Дома опять вместе. Опять он говорил эти нежные слова… Мы строим планы жить вместе. Он полон идей. Он думает о нашем будущем…
 
Мы снова вдвоем, Глеб пришел с едой и пивом. Мы ели, он опьянел чуть, полез ко мне… Мы нежились в постели, мечтали, вспоминали, уснули… Проснулись уже перед поездом, я сомневался, ехать ли, но потом взял себя в руки….
 
Он просидел в вагоне со мной рядом до самого отправления. Он так не хотел уходить. И я не хотел ехать. Милый! 
 
20 мая 2007. Москва
Я не успел сделать записи сразу. А мыслей было много. Я долго не мог уснуть, качался на полке поезда. Потом уснул с первыми стуками колес… 
 
Ненавижу Москву рано утром и после полубессонной ночи в поезде. А уезжаю всегда в последний миг. Можно было уехать днем и попасть теплым тихим вечером в средУ с меньшей энтропией и требующей потому другой организации и действий. И эта среда – Москва. А я инертный человек, по словам Вали. Я тяжело перехожу от одного к другому, в том числе от мысли к делу. Я не сразу привыкаю к Москве, и чем дольше не был в ней, тем сложней. А бывает наоборот – какой-то прилив восторга, как только спущусь в метро. 
 
В этот раз я проклинал всё, что видел на пути. Обострялось это прежде всего тем, что видел я черное. Засилье Кавказа. Такого нет в В. Почему? Потому что там нет таких денег. Внутри Садового кольца редко встретишь русского, впечатление, что всё в руках кавказцев, появляются черные классы и школы. Это угроза. И я обеспокоен, я очень обеспокоен. Иногда, идя домой, я ловлю себя на мысли, что только и думаю об этом, потому что только и вижу это. Как быть? Где моя Россия? Я стал уходить от любви к своей земле, потому что не осталось в ней любимого. Она становится другой. Да, мне нужно думать о себе, о своем становлении как специалиста и гражданина. Когда у меня появится возможность, я буду способствовать лучшему и препятствовать худшему. Мне больно от того, что я вижу, как подрывается экономика и культура России… При всем при этом я не считаю себя националистом. Я не вижу ничего плохого ни в какой культуре, ни в какой национальности – еврейской, грузинской, американской… Я с уважением отношусь ко всем. Мне интересно всё. Во мне достаточно для этого человеколюбия…  
 
В Москве хоть и по-другому всё, но всё равно это Россия. И это напомнило мне универ. Что я снова встретил, восстановившись? Универ – это болото, и суета вокруг этого болота. Всё одно… С такими мыслями я приехал к Вале после учебы.
 
Я был в отчаянии от того, что вокруг меня происходит. Как быть безразличным? Не могу. Как жить? Встретил еще вдобавок знакомого в автобусе к метро. Он уже на пятом курсе, заканчивает. Впечатление специалиста он не производит никакого, такой же, как три года назад… Нет, он очень милый, добрый… но… Что дало ему пять лет учебы в этом болоте? Он и сам говорит, что в растерянности, что две недели его не отпускает депрессия. Он не знает, что дальше. Я спросил его про общагу. Он сказал, что селят уже по восемь в трехместные номера. Студентам жить негде. Зато все «черные» там… Ложками стучат в общаге, кучкуются, наглеют с каждым днем… Универом недовольны все, кто сколь-нибудь задумывается: а что я тут делаю и чему меня здесь учат… Казалось бы, надежда только на себя, на самообразование, но здесь всё не так: в универе всё устроено таким образом, что просто мешает тебе учиться, расти, даже если ты хочешь. Например, раздутая и бессмысленная система рефератов. Я рассказал ему, как меня не могли восстановить несколько месяцев. Было просто смешно, какой раздрай! Как у всех носик в пушку. Какая пошлость в кабинете ректора. Какая гнусь – декан… Всё это осталось в моей памяти… 
 
Главное – не пасть духом. Не уступать отчаянным мыслям о своей нежизнеспособности. Здесь в Москве я хоть живу. Здесь какая-то борьба. Я здесь борюсь и потому живу. Я вижу в этом столицу, свою Москву – в борьбе, в возможностях, в жизни. В В. я просто засыпаю. Я там не живу. Я там без цели и без смысла. Здесь жизнь концентрированная. Хотя в последнее время я стал думать о тихом уголке с любимым под боком, простыми радостями и простым горем… Устаю я всё-таки в Москве. Наваливается она на меня и требует действия. Сейчас я мечтаю о маленькой каморке в самом центре и небольшом домике далеко от всего и всех… Наверно, я похож в этом на многих…
 
Я кое-что проговаривал Вале, и наверно многое, о чем просил не говорить Глебу. Но я ведь не касался деталей. Это была концепция, подкрепленная цитатами из жизни. Я не хотел держать всего в себе…Моё уныние…
 
Сейчас держу в руке бумажку, где Глебом, его почерком написано: «Лучше всех быть невозможно, но можно найти человека, который для тебя лучше всех». Это его заключение. А у меня нет таких заключений: так же, как в нем, нет сомнений. А я из них состою. Эта неделя была самой тяжелой. Если раньше мы ссорились, но потом долго говорили, и потом я снова чувствовал единение… Если раньше можно было всё решить разговором, сравнениями, глазами… Теперь мы как бы столкнулись со стеной между нами. Раньше он думал, что я ищу невозможного, что к нему у меня претензии. Они мучат его, но он навсегда останется собой. Теперь я был в отчаянии от того, что вновь столкнулся с тем, что и раньше. Например, с Никитой. Мне скучно. Мне скучно с этим человеком. Интеллектуально. И он чужд мне. Он не понимает меня. Он из другого теста. У меня всё острее в голове, и слова тети Тони – «счастье – это когда тебя понимают». Даже не когда любят, даже не когда хотят добра. А когда понимают…
 
Бутылка шампанского, разбитая им вдребезги о рельсы на вокзале… «Польская дворянка», пришедшая к нему пьяной за сексом… почти выламывающая дверь в квартиру… Квартира, в которой плохо быть, но которая удобно в центре… В которой текут краны, а счета больше десяти тысяч… Его площадной юмор, мат-перемат, взрывы… Мне тяжело. Мне было тяжело. Я хотел вырваться из всего этого. Я хотел уехать и не мог. Я слабый в сравнении с ним. Мне нужно бы не бояться его потерять. Не нужно улаживать, умирять… Если бы не я, он давно бы исчез и не жил у меня дома. Эта роль женщины в семье, эта пассивная роль в сексе меня ущемляет. Я всегда чувствую себя женщиной. Это жутко. Он ведет себя со мной привычно, как с девушкой. Мне неприятен его «мачизм», его резкость, грубость, жесткость, его убежденность. Он уже человечески сложился, завершен. Он отрицает мои сомнения, поиски, мои смыслы. Он их не понимает и не хочет. Он называет одним словом – пессимизм. Он считает, что этот пессимизм губит меня и мешает жить и двигаться к успеху. И он как-то при этом любит меня. Я вижу в его глазах. Он хочет идти по жизни за руку. Он связывает со мной будущее. Он говорит, что идти по жизни, быть семьей не значит понимать то, о чем я ему говорю, к чему зову. Он говорит, что это можно сделать с друзьями, приятелями, единомышленниками. То, о чем говорит он, часто утомляет меня или противоречит мне. Споры. Ссоры. Мне было очень тяжело. Он не подходит мне человечески. Но именно такой человек спасет меня в жизни. Если спасет… В нем есть то, чего не хватает мне для жизни. Я о шкуре своей думаю? Он любит, а я корыстно хочу быть с ним. Такое еще никогда не держалось долго. Ведь он и другом моим быть не может – нам зачастую трудно поговорить. А ведь он хочет помогать людям, строить дома милосердия, приюты для животных. Он верит в грандиозный успех и в то, что изменит дурные представления о российском бизнесе. У него хорошие намерения, и мы близки морально. Но…
 
Я просто поражаюсь, с какой веселой легкостью дается ему запланированное. Например, как мы выбрали подарок для тети Тони. Например, как сразу раздвигают ноги перед ним бабы всех возрастов. А ведь шутит с ними на грани. Другая бы пощечину треснула, ан нет же, не может устоять, улыбается. Весело по России хоть с бабами кокетничать. Это от деревни. И от его мачизма. Как говорит Валя, во всякой женщине сидит бабское. И чем его больше, тем легче она попадается на этот – мачизм. И он этим ловко пользуется. Весело и ловко. Мне нравится его непосредственное, народное. Но мне дик его мачизм. Я блекну на его фоне. Я другой. Я не могу ходить с ним по России. Я хочу быть с ним наблюдателем. А он втягивает меня в эту игру. Я словно прохладный ветерок, а он палящее солнце. Да, мы хорошо смотримся в зеркале (когда он побреется – кстати, он тогда больше мальчик и меньше мачо), но мы разные. Нет, так сказать – ничего не сказать. Мне с ним скучно. Он ущемляет меня. Он противоречит мне. С Никитой меня объединяло хоть одно – мы оба были несовместимы с жизнью. Он чуть больше. Он был ребенок, с такими же детскими интересами. Мне тоже было скучно. И я привык к тому, что мне скучно с людьми. Как раз прошло три месяца. Вот и срок… чтобы уйти. Но я не хочу и боюсь.
 
Уходить. Слишком убедил он меня, что я никого так и найду по жизни – с моим то миром… Я в себе всех вмещаю, а найти одного не могу. Убедил он меня, что будущее моё – случайные связи и отчаянье. Я утопист. Он хочет мне как бы помочь. Он привык помогать. Я не буду препятствовать этому. И не буду требовать. Постараюсь не влиять. Конечно, он сам поймет, что так нельзя. И что такая семья тоже утопия…
 
Глеб своим появлением расширил мои представления о человеческой сексуальности. Сейчас у него только работа и вот… я. Я не знаю, как мне быть и что думать… 
 
Мы простились… Я спросил после всех взлетов и падений этой недели:
– Всё хорошо ведь?
– Да, –ответил он и пощекотал пальцем мою ладонь на прощание…
 
Мне всегда тяжело уезжать. В прошлый раз я даже соскочил с поезда. В этот – я видел его спину. Его силуэт быстро удалялся. Я знаю, ему было тоже тяжело идти. Но он не оглядывался. А я залез на полку и много думал, вспоминал, анализировал. А сегодня я позвонил… Жив. Значит, работает и живет у меня. 
 
Я всегда склонен приходить к хорошему концу в своих дневниковых записях. Это во мне механизм такой – против разрушения, который дает мне мнимые надежды и смыслы… Вот и сейчас получилось, что я во что-то верю и верю в нас с Глебом… Мне просто хочется думать, что я не один. Что дома в В. в моей квартире живет Он, работает, вспоминает меня. Я хочу знать, что краны у меня там не текут, а счета оплачены. Мне хочется на день рождения приехать домой. Мне хочется подарка. А лето будет не самым тяжелым нашим временем… Мне хочется в это верить…
 
14 июля 2007, 00:30 мин.
Город В. С открытой входной дверью жду Его. Он, как обычно, обиделся, психанул и побрел один. Как обычно. Но я не стал, как обычно, идти за ним, утешать, переводя в юмор, успокаивать. Практически в первый раз я не поступился собой и спокойно оглядываясь на него побрел домой. Так нельзя. Это мучение. Мы не продержались и полчаса с последней микроссоры. А вчера я даже набросился на него, повалил… А потом была комедия. Он убегал, а я за ним. Да, глупо всё это… Страшное другое – что я наговорил ему в сердцах… Я хотел поколотить, замучить, истязать его. Я кричал – презираю, ненавижу, как мне выбить тебя из жизни! Это было страшно. И я подлец… Я словно загнанный в безысходность зверь, готов был растерзать его. Морально. Безысходность – это понимание, что даже после самых страшных слов мы всё равно будем вместе, мучить друг друга, наслаждаться, не понимать, мечтать, строить и разрушать. Понимал я это подспудно, еще до того, как произносил первый свои страшные слова. А потом он сказал мне, что и одной десятой он не получил от других, чем со мной, что такой концентрации и глубины никогда ни с кем не будет. А потом ночью, когда мы были вместе и близко-близко друг к другу, он прошептал, что любит меня и что не сможет жить по-другому.
А что я? Я не ждал легкого способа и не искал. Я перестал верить во что-то другое в моей жизни. Я боюсь больше всего одиночества. И он нужен мне… И еще больше – я ему…
А на двери спальни: «Носите бремена друг друга».
 
Вечер 14-го числа
Утром Глеб ушел куда-то, не дождавшись моего пробуждения и обидевшись на мои слова сквозь сон. Он просыпается раньше и начинает меня обыкновенно ласкать. Я отвечаю вяло, хочу спать. А сейчас и вовсе сказал: «Чувствую себя средством для наслаждения». Он вспылил, долго был не духе, потом читал свою экономику, потом и вовсе ушел. А я спал.
 
 
[Ходил по В., проклиная его]. Дома мне хотелось укрыться в своем мире и быть. Быть с Глебом…
Он уже был дома… позвал к себе. Мне было приятно: я ушел от города к себе домой, где был он, понимающий меня человек.
Я верю и не верю в нас волнами. Я тоже радикальный в своих мыслях. Но Глеб еще больше. Он человек настроений, его настроения эфемерны, но ему нужна уверенность во всё хорошее.
 
Вчера был зачин ремонта. Моя квартира сдвинулась с места, она меняется на глазах. Мы хотим приезжать сюда изредка, а жить в Подмосковье или в Европе. Он просто уверен, и я не представляю по-другому. Я не могу в В. Изредка приезжать в квартиру, где прошло моё детство и юность, где жила моя мама, где было первое чувство, поиски, радости и беды, где была моя жизнь. Я хочу возвращаться сюда, но жить в Москве. 
Итак, ремонт начался. Глеб делает всё профессионально и с любовью.
 
15.07.07
Ему удается быстро понравиться людям, кругом, разным и всегда. Но потом, когда они узнают его, он разонравливается. Глеб часто с непониманием и сожалением говорит об этом. Почему так? Есть в его чертах что-то (непосредственность, открытость, честность, принципиальность), что при первом знакомстве и узнавании человека не может не понравится людям. Они сразу проникаются. Это случилось и с Валей. Потом люди начинают понимать, что он обычный, даже больше, чем обычный, даже деревенский. Но я ведь знаю, что ориентир на необычность – это поверхность, из его первых черт – это примитивное, недальновидное, поверхностное отношение к человеку, заведомо обреченное на крах, когда человек оказывается перед тобой наг…
Глеб называет меня «сокровищем», причем, и в быту, и в некоторые минуты нашей близости. Он говорил, что полюбил мои глаза, а через них – всего меня… Он говорит, что полюбил мой внутренний глубокий мир, что никто не видит его, и потому меня не любят, а только хотят. 
Ему нужны постоянно подтверждения того, что он нужен, что всё хорошо между нами. Он страдает, когда не видит этого и по-детски предаётся мечтаниям «о нас», когда видит мои глаза и чувствует моё тепло.
«Может эти взлёты и падения и есть гармония отношений?» (Он)
Он хочет со мной быть лучше, становится лучше, развивается. Он сказал, что считает меня от Солнца, человеком Солнца.
Звериная ассоциация: 
Я – из кошачьих, лев или котенок, он – волк, побитый, но гордый.
На нем отразились воспитание и среда его детства. А это был небольшой поселок. Он не получил культуры, но был самородком – самостоятельным и самобытным. Часто в его мыслях отражается противная мне народность. Позавчера он сказал такую примитивную, народную, злую мысль: «А что ему было делать, Тютчеву, барином был… Стихи можно было писать… А если бы он, как крестьянин, косу взял…». Я хотел мягко заставить его шире посмотреть, больше задуматься, не судить так примитивно, по-народному. Мне неприятно это в нем. Я хочу в нем его самобытных мыслей и чувств. Я развиваю в нем самокопание и погружение. В определенной среде его народность как яркая одежда привлекательна, но всегда пестрящая перед глазами, она часто тяготит. 
Я нахожу его конспективные записки… Это так странно и так непохоже на меня. Он записывает там всякую всячину, относящуюся к кругозору человека. Это мне было очень приятно. Это еще раз показывает его самородком.
 
В В. я естественный, сильно пьяный… Трезвому мне здесь тяжело.
 
16.07.07, понед. 
Вчера мы проговорили в постели всю ночь, до позднего утра. Было всё. Мне показалось что-то тревожное. Я назвал его в шутку сумасшедшим, а ведь это, боюсь, не совсем шутка. Сегодня утром я смотрел на него как на какой-то крайний тип личности, граничащий с отклонением. И он замкнут в себе, закрыт, странности его и умение располагать людей при знакомстве, его всё подминающий оптимизм. Ведь в детстве у него была серьёзная травма, зашивали мозг, который был открыт, ему пророчили школу для дураков. Слава богу, всё обошлось! Но до конца ли? А его отчаянность, в которой он сам признался мне вчера: его бросает, очертя голову, туда, где легко потерять эту голову, где опасно для его жизни. У него – обостренное чувство житзни, слишком сильное и отчаянное… Его необъяснимые вспышки, возникающие почти из ничего, его несдержанность, расшатанность, сложность. Он очень тяжелый. Сам он относит это к своей своеобразной натуре. Слишком своеобразной! С ним я чувствую себя слишком нормальным и адекватным. А он называет меня «немцем» за такую сдержанность, разумность, холодность. Да, рядом с ним я сама нормальность.
А он ненормальный. Но какой? Как это называется? Как быть с этим? Найду ответы…
 
17.07.07
Этот роман связывает нас по рукам и ногам. Мы уже не имеем морального права оставлять друг друга. 
Я смотрю на него… Как же раньше я не обращал внимания на то, что в этих глазах? Там легкое безумие. Я смотрю в эти глаза, поглощающие, любящие меня, а в голове одна мысль: «Травма… Он не такой, как все… Он ненормальный…» Предательские мысли. Про травмы в 3 года он никому ведь не рассказывал. Я не знаю, во мне сплетение чувств. Там и жалость. И это мешает сегодня ночью нашей близости. Эти мысли не покидают меня, мешают нам… Я теперь многое могу этим объяснить: и его дикую непосредственность, его сложность и закрытость, его отчаянность и многое другое. Он пытается быть интеллектуальным, но как-то по-своему. У него свое представление об интеллекте, представление человека с отклонением. Вот поэтому мне тяжело с ним общаться интеллектуально: ощущение, что говорим на разных языках, при том, что вроде бы общем. У нас по-разному устроены мозги – потому и тяжело. А у него они, по его же словам, «повернуты не так». Он крайне болезненно относится к критике, настроение меняется часто по незначительному и непредсказуемому поводу, он слишком чувствителен к моим словам. Это значит, что общаться мне надо с учетом этой его особенности, не провоцируя выпадов, щадя его психику, сглаживая и умиротворяя. Мне надо всегда делать на это скидку. 
Он считает, что с ним связано что-то значительное, что послужит решающим в дальнейшем, даже исторически. Он верит, что добьется успеха и перевернет представления людей. Он патриот России…
У него психологическая наблюдательность, глубокий анализ. Я часто чувствую с ним, что я менее, гораздо менее изощрен (например, чтобы скрыть что-то). Он подмечает невероятно тонко и сугубо проницательно. Ему не хватает словарного запаса, широкого кругозора, образования, но в живости мысли, увлеченности, рождении идей, глубине психологического анализа, тонкостях и изощренностях ему, кажется, нет равных. Это сделало возможным так сблизиться нам, особенно ночью, особенно в темноте, при желанной откровенности. Мы достигаем тогда качественно другого уровня. Мы куда-то проникаем.
 
Почему мне нравится состояние опьянения и похмелья? Я словно завершаю своё устройство тогда, делаю его более адаптированным, наверно. Я словно приобретаю в этом состоянии то, чего нет во мне обычно, чего нет в моей ткани, а чего хотелось бы для гармонии и целостности, для «до конца» и забавы. 
 
Он говорит мне, что никогда меня не оставит, что не сможет без меня, что будет спать у моих ног. Он всегда возвращается. Даже когда и полчаса не могут продержаться у нас ровные отношения. 
 
Вот он снова пришел и снова с порога сказал: «Я не взял денег». И это уже пятый день что ли. Он говорит это на пороге прямо. И он страдает. А я внутри готов разорвать его за свои лишения, разрушенные планы, за стесненное положение. И главное – он мог бы его решить. Он шизоид. Он не может поэтому. Он страдает и не может. А мы голодаем. Дома уже всё съедено до последней крошки. И эта жизнь – при его фантазиях о будущем. Он смело и дерзко бросается словами. Он чувствует свою вину, страдает, знает, что может легко изменить всё, но не делает. Что-то внутри ему мешает. Лучше отодвинуть дальше по времени эту встречу, лучше отсрочить. Это его природа. Я бы разорвал его в негодовании, если бы не знал это, не понимал это.
 
23.07.07
Сейчас мы не просто ссоримся. Он называет это началом «бытовухи». Позавчера был откровенный разговор, я сказал, что с ним только потому, что боюсь себя и своего одиночества. Это как бы пошло на пользу и как бы ухудшило. Он ходит какой-то потерянный. Мы как будто отравлены. И только редкая близость, и уже не то, хоть и приятная… 
 
Новый этап отношений или кризис? Меня бросает от уныния к воодушевлению. Не знаю, как там Данила, Валя – нет денег позвонить… Ремонт встал. Он раздражается от моих напоминаний… Всё как-то подвешено...
 
Он ведет дневник-роман. Там о нас. Я нашел на столе и кое-что прочитал (он специально оставил?). Там много хорошего, тонкого, умного написано. Он как-то чуть по-другому приоткрылся мне… 
 
После этого и состоялся тот мой откровенный разговор. Он признался, что нашел во мне молодого «старика» для себя, тоже «старика». Сказал, что я сильно открыл его, такого закрытого. Вообще психологический анализ и обсуждения он любит и не чужд их. Я и использую их для санации. Это наши точки пересечения. Мы не можем говорить на другие темы. Политика нас просто отбрасывает в разные стороны. Он любит меня. Это так. Сможет ли он и дальше так жить, быть со мной или что-то поменяется? Он сейчас много думает, переосмысливает (в перерывах от экономики). Сможем ли мы прорваться? 
 
После разговора того мне легче стало. Я меньше боюсь. Я не боюсь любого исхода. Но мне будет тяжело без него, очень, сильно, ведь тогда будет пустота…
 
Садимся есть, он кладет 2 ложки. Я беру вилку. Он:
– Саш, ешь ложкой.
Я не отвечаю и ем вилкой. Он уходит. Больше есть не хочет. А потом говорит, что это из детства… что «вилкой протыкать еду – неуважение». 
 
Нет, так больше не может продолжаться. Нужно менять характер наших отношений, зашедших слишком глубоко и слишком тупиково. Причем, в каком положении нахожусь я: он говорит, что в горькие моменты готов броситься с моста, что я стал для него смыслом всей его жизни. Как мне быть? Мы мучаем друг друга и не можем друг без друга. Эти отношения и выхолащивают, и обогащают одновременно. Мы ушли куда-то далеко и глубоко, откуда неизвестен выход. Я устаю от него. Он мне не пара, это правда. Я уже не верю в его фантазии на счет будущего. Я почти не верю в нас. Я не знаю, что делать с квартирой. Мне жалко его. У меня какой-то трепет и ненависть. Я боюсь себя, за себя, я боюсь одиночества. Я боюсь за него. Я в тупике. Я не знаю выхода.
 
24.07.07
Сегодня, казалось, улучшилось всё. Но сейчас он ушел. Забрал книжки по экономике, набросил куртку и ушел. Он был злой.
– Щас ёбну!
Нахрена мне такие отношения? Я держал его, а потом сам открыл дверь.
– Куда ты пойдешь ночью?
– Думаешь, мне некуда пойти?
Слёзы подошли. Я один… Пойду за ним, быстро одеваюсь…
 
25.07.07
Я нашел его на ступеньках лестницы возле лифта. Он сидел, положив на колени книжки, а на них голову. Я взял его за руку и присел на корточки рядом. Потом он что-то говорил. Я знаю, как плохо, как больно ему было осознавать нашу несовместимость и – невозможность без меня. Я утешал. Он смотрел мне в глаза. «Нет, я не пойду туда. Ты сам мне открыл». 
Потом мы лежали уже в темноте на привычном месте в комнате. Потом много нежности.
Когда он долго гладил моё тело, я думал… о своих парнях, которые были когда-то со мной… Я сначала разложил их в ряд по именам (а он ласкает меня в это время… Веня… Валера… Эндрю… Марк… Никита… Глеб…), потом называл их полными взрослыми именами… Получилась комбинация, игра, статистика, моё прошлое, моя судьба… 
 
Утром я особенно вспоминал Никиту, даже как-то ноя внутри. Я вспоминал, как он смотрел на меня и что делал в такой ситуации… Мне было чуть жалко… было интересно, как он сейчас, с кем, где… А потом невольно в голове сравнивалось, сопоставлялось… Никита и Глеб… Я находил что-то общее в характере сложностей, оттенке выпадов и ссор, в самих причинах… 
 
Глеб вчера сказал, что больше всего он не может чувствовать свою ненужность, безынтересность… И это уже моя вина. Вернее не вина. Мне становится тяжело от похожести… Я сравнивал. Никита и Глеб… И тогда, и сейчас люди страдали от несоответствия мне, от невнимательности моей к ним, от моей нелюбви. И характер развития сцен, и вспышки, и перемирия, и круговорот их – всё похоже. Тогда с кем бы я ни был, я не осчастливлю, а только поначалу порадую новым и глубоким человека… У меня тяжело ныло внутри, когда я думал об этом, а меня ласкал Глеб…
 
27.07.07
Вчера Глеб спрятал от меня вилки, навязывая мне культуру есть ложками. Я вспылил, назвал его психом… А потом он мне еще больше рассказал о той аварии, о последствиях… Я был в растерянности, ведь я не выбирал судьбу с таким человеком. Мне тяжело. У него голова повернута в другую сторону. Не будет гармонии. Я понимаю, почему мы говорим на разных языках. Я понимаю бесперспективность чего-то изменить, окультурить его. Это органическое. Отсюда все его странности: без меры, отчаянно, фантазирование, еда ложками и другое… Он постепенно открывает мне свои странности, называя их индивидуальностями. Я смотрю в его глаза и читаю в них безумие…. Что мне делать?.. Я разговариваю с ним теперь как с человеком, требующим внимания, трепета, жалости и особого отношения. Я стану по-другому относиться. Он любит меня и мне позволяет любить и относится особо
 
3 августа 2007
Проведал бабулю в P. Тяжело передвигается и в общем вся жизнь ее состоит из поддержания себя и помощи детям и внукам… И жалко и смешная она: смешно говорит… Рада была видеть, волнуется, хорошая она. Если бы не она, не общался бы с их родом… А она любит меня, даже больше других внуков (потому что, как считает, я больше обижен жизнью)… 
 
Где по-настоящему здорово мне, так это в S. и их окрестностях. Утром на следующий день я поехал туда… Погода была дождливая, морось холодно осыпала мою голову, но я с удовольствием путешественника, приехавшего в свой родной край брел вдоль дороги и обращал внимание на травы… Попросился подвезти. Я расспрашивал водителя газели, убирают ли зерновые. Он отвечал мне, видя мой добрый заинтересованный настрой. Деньги заставил обратно положить в карман (здесь это оскорбительно)… Когда я выпрыгнул, он улыбался мне. Я вспомнил впечатление Ильи о жителях этих мест… Ему очень нравятся здесь люди. И земля эта, мне показалось, таких людей родит… Я стал думать об этом, идя по мороси, промочив ноги… 
S. я нашел еще более заросшими, полузабытыми. Не было людей почти на улицах, как раньше. 
Для меня побывать в тех местах как зарядиться чем-то хорошим. 
 
Кладбище… Могилы заросли. Я чувствовал свою вину… и стал рвать руками вьюны и другие сорняки. Прямо у маминого памятника росла большая горькая полынь, которой она любила мыть голову. Я сразу стал очищать могилы бабушки и мамы от травы, потом оставил печенье на них, и у деда, и посыпал пшеном (хорошая эта традиция – посыпать пшеном, чтобы птицы клевали зернышки).  Я разговаривал с каждым и плакал на могиле мамы… 
 
В автобусе на В. я думал об этой земле, любовался видами из окна, думал,   что сделать для неё. Эта земля многое дала мне, я здесь бегал мальчиком. Я хочу приезжать сюда на своей машине из Москвы, один… Приехать, склониться над могилой мамы, приехать и ходить, ходить там, где я ходил мальчишкой… вспоминать… И я хочу сделать что-то для этой земли… 
Там очень красиво, там очень хорошо. Я приеду еще туда в августе. Но что-то меня так тащило назад в В., домой, в квартиру, где будет ждать Глеб…
 
4 августа 2007
Сто раз я пожалел, что приехал на лето в В., и тысячу раз, что родился здесь. С другой стороны, родись я в другом хорошем месте, мог бы я к чему-то стремиться, я бы иного и не знал. Вместо того, чтобы отдыхать, обогащать душу, ум, развиваться или работать, я сижу здесь, бегаю по дурной провинции за запчастями от труб и договариваюсь с пьяными сантехниками о тысяче рублей за починку. А на меня сердится соседка-бабуля, которая хочет покоя. Она собирается куда-то жаловаться. Неужели, бабушка, ты так и не поняла, что жаловаться в этой стране, искать справедливости так же тщетно, как и здОрово в ней жить!.. Она уже жаловалась в домоуправление, но, говорит, у меня там лохматая лапа… 
 
4 августа, 2007, в 22.30
Я снова задавлен и задушен. Снова началось это… Снова я беззащитен и отравлен. Эти записи будут кристаллизацией того, что в сомнениях перетиралось и переливалось. 
 
Он не придет ночевать впервые. Он хотел раньше, но не делал не делал этого. Сегодня он останется в деревне у старой своей бабушки и оставит меня наедине с моим бытом, которого я не могу удерживать в руках… Да, я такой. Я снова ощущал себя каким-то лишним, несовместимым с жизнью. От него я слышал только обещания…
 
Ан нет, он пришел…
 
6 августа 2007
Я снова Женщина в песках Кобо Абэ. Только мой песок – вода. Я сплю и ем, чтобы вычерпывать воду, неумолимо приходящую с мучительным звуком. Человек, вся жизнь которого состоит в одном – избавлении от постоянно прибывающего песка. Человек живет в песке… Ест, спит, думает только об этом одном – борьбе с песком. Человек, ставший заложником стихии, лишенный жизни… Нельзя лишнего поспать: песок прибывает, его много, так много, что он может прекратить жизнь…
 
Я стал понимать Кобо Абэ. За ночь вода заполняет ванну. У меня есть 2–3 часа, чтобы поспать. И потом ведрами я несу воду в кухню и выливаю там. Я не могу никуда уйти. Я заключен в своей развалюхе и приставлен с ведром к воде. Моя жизнь примитивна – носить воду… Я беспомощен и жалок. Моё самомнение ниже нуля. Я не могу содержать квартиру, я не могу даже помочь себе. Я вздрагиваю от звуков, доносящихся со двора – окна пропускают любой звук. Старухи беседуют внизу – опять с мольбой и гневом, с лицами, которые снятся мне. Снятся люди в форме, приходящие за мной. И другие, которые хотят обрезать электричество за неуплату. Я живу в состоянии страха и незащищенности, неверия в себя и безнадежности, непонимания и рыхлости. Я ненавижу этот двухкомнатный хлам, ненавижу беспомощного себя-дармоеда, ненавижу воду и все стихии, приносящие только зло. Я не высыпаюсь и недоедаю. Нет денег.
 
Мне страшно думать о своей жизни и о будущем. Я нищий. У меня нет денег, и люди не помогли мне с водой, значит, я мало для них сделал…
 
Со мной человек, который меня любит. Я его нет. Он как бы спонсор, у которого, правда, нет денег, только планы и надежды. Он человек со странностями, доставшимися ему после аварии. У него голова устроена совсем наоборот. Он кричит и унижает меня. Я вижу. Я адекватен. Наше общение хуже бытовухи. Я медленно схожу с ума: вчера я набросился на него с пеной у рта… Я трус и книжник. Я не могу вылечить даже свои болячки. Я ноль.
 
 Мне противно выйти на улицу. Я сижу дома… Самое безынтересное, бессмысленное и невыносимое, тяжелое лето в моей жизни.
 
Полагаться на Г., его спонсорство я не могу. Всё лето я в безденежье и в разрухе. И еще в унижениях, оскорблениях, криках, нервах. Физически я чувствую себя развалиной, больной и зудящей на свои болячки. Моё эго раздавлено, моя самость уничтожена. Я живу не с тем, и я обречен, и связан по рукам и ногам из-за квартиры и ситуацией вообще. Я вспоминаю себя в прошлом – олимпиады, МГУ, даже универ… С какой-то старческой ностальгией. Да, мне жалко себя. Я вспоминаю и благодарю Бога, что у меня есть возможность сейчас быть, жить, учиться в Москве. Пусть я там ничего не имею, и я ноль, но здесь, дома, в своем поганом городе и в своей разрушенной квартире я тоже ноль. Эта вода, эта труба окончательно приговорили меня, измучив и растерзав. Да, мне жалко себя. Да, я не пишу о том тяжелом положении Глеба (при смерти бабушка + нет денег + ноющий и безобразный я). 
 
Я сто раз пожалел, что приехал летом в В. – пусть здесь был бы всемирный потоп 
я не приехал бы…
 
И Глеб… Если не можешь помочь, то хоть не обнадеживай зря. Вот дурная натура: не просить о помощи, а делать только самому, закрывшись от всех и вся… Так он решал проблему с работами. Теперь он готов сидеть неделями под стуки и крики соседей, с текущей водой, только не просить у тети Тони 1000 рублей на сантехнику. Он поставил мне условие: если пойдешь за деньгами, я больше не буду здесь жить. Для него это унижение. Но его нельзя судить с позиции здорового человека. Он очень, очень, как люди говорят, странный, больной… 
 
Это вода окончательно разбила нас. Я не хочу видеть никого, в моей голове только мысль, как по каплям она сочится, так уже вторую неделю это продолжается. Зачем мне такая жизнь! Я схожу с ума, я не ем, не высыпаюсь, разбит. Я раздавлен. Ко мне в квартиру врывается снизу и матерится сосед. Я у себя дома никто. Меня не воспринимают всерьёз. Здесь можно выживать, только став злым, грубым, закрытым… Зачем мне такая жизнь!
 
Уехать, уехать отсюда… В деревню, в Москву… Только это меня спасет.
 
Проклятый город, ненавистная квартира…
 
Я сам низменным существом стал: говорю ему, что ненавижу, но не отпускаю, потому что мне пиздец тогда… 
 
7 августа 2007 в 1:40
Не течет! Сухо! Нет воды! Я сам, сам всё сделал! Я вспотел весь, со лба капал пот, напряжение… всё как надо! Я сам починил… Я сам могу, даже сантехнику. Моё самомнение изменяется… Я на подъеме. Пойду куплю пиво… Подчистил ржавую трубу, манжету намазал обильно герметиком, вставил ее, а в нее трубу. Это было самое тяжелое. Я упирался ногами в нее, и опорой была ванна. Но я протолкнул ее всё-таки. 
 
Это еще было разрывом, освобождением от бытовой зависимости, то есть Г. оказался ненужным. Я сам смог все сделать. Я теперь не был зависим от него на этом низком уровне – быте. Это пахло свободой, и я вырос в своих глазах. 
 
7 августа 2007
Приготовил картошку по-своему. Она очень нравится Г. и мне… Чисто помыл полы в квартире, протер пыль, надо бы сидеть ждать муженька с деньгами. 25–30 тыс. обещал принести. А я ему так и говорю: «Ты мне нужен. Ты не можешь оставить меня. Видишь, обувь дырявая. Видишь, пиздец какой.» А ему, вижу, приятно даже такая полезность мне, что тем он помогает мне…
 
Этот пиздобол опять не принес денег. Я так и сказал ему: «Без денег не приходи»… Вообще, понял, что полагаться в жизни на своих любовников-сожителей мне нельзя. Только я сам смогу изменить что-то и побороть свою нищету. Только я сам.
В Г. я вконец разочаровался. Возьму в долг у тети Тони 1000 рублей и поеду проведать своих родственников…
 
7 августа 2007
И я оделся во все белое и ушел гулять… Уходя, сказал: «Отдыхай, располагайся, чувствуй себя, как дома…». И хотел довить: «…Сиди и дальше на шее у меня и моей родни». А потом одумался – его психика. Да и потом, как-то звучит очень по-семейному, этакая советская и российская типичная семейка, с женой-домохозяйкой и мужем-неудачником… 
 
На аэродроме я успокоился, погрузившись в размышления, любовавшись неброскими, унылыми видами, где обнаружились то ли узбеки, то ли таджики: живут прямо на лугу аэродрома. Поставили какую-то развалюху «копейку» для отвода глаз, мол, отдыхающие на природе, а у самих на костре шкварчит еда. Проходящего мимо меня с опаской осматривают. 
 
Видел я издали так называемый Славянский микрорайон, который «самый прекрасный», где будет центр B. Конечно, цивилизация: краны стоят, растут дома, довольно много застроено… А представилось: «А можно в этой цивилизации жить?» Эти узбеки или таджики видят эти дома со стороны, видят какой-то российский город… Для них там, в нем, живут другие люди, живут хорошей жизнью, нормальной. А я как раз человек из этой жизни, и я совсем не хочу там жить… 
 
Оглянулся назад – далеко ушел! Очень далеко. Моей девятиэтажки не видно, только соседний дом с рыжей башенкой.
 
А потом мысли унесли меня в прошлое… Цепляюсь одно за другое, и совсем страшное я вспоминаю: как вел себя с мамой, как жестоко, по-подростковому резко… А это был последний год, месяцы ее жизни. Я вспоминал страшные, необдуманные слова, которые бросал ей, больной и любящей меня. Внутри меня всё сжалось и заныло. Прости, прости меня милая моя мама. Невыносимо захотелось снова на могилу, упасть, плакать, просить прощения…  
 
Я стал думать о том, что происходило в этой квартире и чем, каким воздухом было окружено. После смерти мамы, после того, как все было, как она увядала на моих глазах, ничего другого не может быть в этой квартире. Эта мысль врезалась в голову. Ничего, ничего другого, хорошего, светлого, здорового, не может быть. Слишком сильный запах того, слишком крупные следы того. Я словно вновь и вновь натыкаюсь на те же камни, делаю те же ошибки, также невыносимо мне в ней. Те формы поведения, те плохие слова, то отчаянье, те переживания и мысли о бессмысленности, боли, несчастье – остались во мне, словно застряли. Я переносил то на это, которое сейчас со мной, ситуацию с Г., положение в обществе, внутренний мой мир. Он пропитан прошлым. Эти мысли-откровения отвечали на вопросы текущей жизни, неудачной, безрадостной, рутинной. 
 
Я опустил голову, а подо мной была трава…
 
9 августа 2007
Жизнь моя здесь простая и полуотрешенная. Встаю в половине второго, солнце вовсю. Определяю вчера собранные травы, пока жара спадет (Его нет, я один). Потом мою голову, моюсь сам и иду с ботанической экскурсией либо на старый аэродром, либо в овраг… Прихожу, около дома читаю Шопенгауэра. Мы пытаемся говорить – рутина съедает. Он убегает демонстративно спать в другую комнату (хоть и хочет только со мной), я хитростью и силой укладываю рядом с собой в зале. Долго не могу уснуть. И так каждый день… 
 
Смотрю на себя в зеркало: юноша со щетиной. Я не бреюсь, а лицо все равно мальчика. Г. говорит, что это усиливает сексаписность: сам юноша, мальчик, а щетина редкая украшает, подчеркивает, вводит в легкое замешательство наблюдателя. Надену белую рубашку и белые джинсы и пойду на прогулку. Звонил Данила, зовет в Москву. Туда я всегда успею. Слава Богу, что у меня есть Москва…
 
14 августа 2007
Меня не воспринимают в обществе всерьёз, а я серьёзней внутри всех их вместе взятых. Это оскорбляет меня. Это вызывает напряжение, комплексы и нелюбовь к своей моложавой неадекватной внешности. Это усугубляется еще и дефектами кожи… Это отражение расшатанности внутри моего организма. Разруха внутри и разруха снаружи. Мой дом – первобытные условия и разруха. Даже в нем не защищен – я вздрагиваю от каждого сотрясения двери, от того, как по ней бьют кулаком. Эта дверь – два листа фанеры. Я не имею возможности что-то изменить – нет денег. Я и деньги – вещи несовместимые, даже если бы я закончил МГУ у меня не было бы денег. Я всегда был бы босым пацаном, а потом просто неудачником. Я жалкое существо, неприспособленное. Один я ничто. Я боюсь одиночества. 
 
С Глебом ничего не изменилось в моей жизни к лучшему. Я разочарован, эгоистически разочарован в нем – я не могу на него положиться. Это лето тому яркое подтверждение. 
 
И еще я ничтожен оттого, что так думаю о человеке, который меня любит и готов был сделать всё. Я раздавлен своей же доктриной. Я сам себе вынес приговор.
 
Посмотрите на эту дорогу из моего окна… Она как полотно из кусков разных тряпок-заплаток, на нем нет живого места. Такой город В. Такова Россия. А не та, что с экрана телика.
 
Я разочарован в себе не только как в будущем профессионале, но как в гражданине, как в друге, как в любовнике. Я разочарован в себе как в человеке. Итог.
 
15 августа 2007
Вот уже час прошел, как его нет. Он ушел гулять на 15–20 минут, как всегда после маленькой нашей размолвки. Мне странно сразу показалось, что он идет гулять так поздно, ночью (он никогда не делал такого). Я еще сказал, что он не любит меня. Куда он пошел? У меня всё ноет внутри. Он никогда еще не оставлял меня ночью одного. Для меня очень важно, несмотря ни на что, засыпать вместе. Что же это такое – тяжело с ним и невыносимо без него. Я жалею при этом себя? Он давно замышлял так проучить меня? Ведь я переживаю. Он может ночью попасть в неприятность… Куда он пошел? К одной из теток? Что мне делать одному ночь? Что думать? Как быть? Я не могу ничего делать, находясь в таком неведении. Уже полвторого ночи. Я не могу ни есть, ни спать, ни читать – ничего. С ним лучше. Я уже сейчас понимаю…
 
Куда он ушел? Ночь темная, злая. Я один… Однажды я ждал также, но тогда он пришел. Приди и сейчас, пожалуйста!
 
Я написал записку, включил везде свет и пошел. Куда? 
 
В голове крутились и вспыхивали эпизоды нашей жизни, его лицо, его глаза, мои и его слова. Становилось больно, что-то ныло внутри. Я, только я виноват. Я вспоминал свои жалкие и жесткие и жестокие слова, брошенные в него. Хоть бы пришел. Я описал круг… Я ходил, смотрел на редких полуночников, искал в них Глеба, своего Глеба. Потом успокоился, пошел домой, но с еще надеждой. Дверь подъезда была по-прежнему открыта, записка торчала в двери. 
 
Это какая-то важная ночь. Он впервые не пришел. Сердце мое не на месте – вдруг что-то случилось с ним, он ведь такой горячий и конфликтный. Спать не могу, хоть и усталость. Какое-то странное чувство – я так привык ночью быть с ним, пусть и просто рядом. Я многое передумал и переосмыслил. Здесь его вещи, ведь будет завтра день. Я уже думаю, представляю, предвкушаю, как он будет стучаться рано-рано утром, а я прибегу к двери, спросонья, и обниму его крепко-крепко. А потом прочитаю это и буду беречь его, буду другим… Господи, дай Боже… И от этих мыслей отвлекаюсь, успокаиваюсь и ложусь спать. Завтра будет день. А сквозь это всё пробивается обида и еще что-то злобное. А может ничего не изменить? Может, пусть живет своей жизнью?.. Может, встретить холодно и безразлично. Но он же гордый, маму и папу два года не видел, и меня может запросто. Он последователен и горд. Тогда я могу его не скоро увидеть, тогда мне нужно признать, что и в этот раз думать, как вылезать из этого несчастья, с которым я остался как всегда… 
 
Я не могу уснуть, мне нужно спиртное… Я раздираем сомнениями, эмоциями, думами… И всё в эту ночь, когда в первый раз за это лето ночую один. Мне нужно уснуть.
 
А вдруг что-то случилось? Боже, помоги ему. В голове страшные картины того, что я видел в инете… Что мне делать? Приди. Я не могу без тебя, мой Глеб.
 
Сегодня, проснувшись один, впервые осознал, что больше нет его со мной. Во мне перегорело всё. Я уснул и проснулся…
 
Уже наверно 16 августа. Сегодня началось что-то новое. Я был на краю безысходности, я рыдал у него на руках. Но это были слезы облегчения. Он говорил мне такое, что никому никогда. Он открыл мне мою большую язву, и она высохла. Я не боюсь одиночества. Я понимаю, что такого по глубине, остроте, значимости, истинности у меня никогда не будет (и у него такого – он сам это сказал). Я понял, что ради того, чтобы мы были вместе, можно сделать всё. Это смысл, это откровение. Мы с ним одарены кем-то там, чего нет у других, но за это с нас берут большую плату. Он такое говорил. Он никому это не мог сказать. Я плакал, я понимал. Наша близость, нет ничего дороже этих минут с экстазом в конце. Пусть будет так всегда. Сегодня просил Бога…
 
17.08.07
Это зависимость. Я с ужасом понимаю это. У него удивительная способность ставить человека в зависимые от него условия, порабощать его волю. Человек потом хочет видеть его, быть с ним и готов на всё. А он всегда хозяин положения: захотел – ушел… Люди потом не могут без него жить. А он только: «подпускать» или «не подпускать»… Теперь вижу, каких людей он «подпускал». Это слабые, с которыми он только и мог быть в роли сильного. Да, он им помогал. Но в сути этой помощи – не альтруизм, а усиление этой зависимости. Он убегает (навсегда или на пол ночи), если рушится это страстное его создание – человек не танцует под его дудку, человек находит в себе силы отпихнуть этого черноокого змея-обольстителя. Тогда он быстро концептуализирует происшедшее и в своих глазах реабилитируется. Но корня проблемы он не видит. 
Он не может строить ровных, гармоничных отношений, отношений двух сильных людей. Он ищет слабого. И нашел его во мне. Но я хоть слабый, а оказался еще и глубоким, и настоящим и пр. и пр. Он не стал бы общаться с сильным человеком (он их избегает, как и золотую молодежь)… 
 
19 августа 2007
Сейчас я живу одной надеждой – уехать в Москву на учебу и забыть весь этот кошмар здесь… Г. теперь убегает после одного слова против него. Что-то не так скажешь – он матерится, а потом неожиданно хлопает дверью. Вчера утром после конфликта в ванной он исчез на день. Но был он не «на работе», а у какого-то Кирилла. Весь день, а под ночь пришел и то просьбе Кирилла. Я ждал его и ждал с деньгами, которые так нужны, которые просто до зарезу нужны, и чем скорее, тем лучше. А он опять не поехал на работу. И есть ли эта «работа»? Я уже не рассчитываю на его 20–30 тысяч и думаю, как выходить из положения сейчас, когда в кармане 20 рублей и квартира не подготовлена для сдачи… 
 
Еще вчера во мне созрело решение. Я не могу сейчас проститься с ним. В этом городе у меня нет ничего, кроме его присутствия у меня дома. Денег у меня нет ни гроша. Квартира – пиздец. Всё – пиздец. Я принимаю самое безболезненное решение. Я сохраняю его до своего отъезда. В тайне я разговариваю с тетей Тоней о поиске квартирантов. Возможно, еще кто-то найдется… А сам попробую достать денег у родственников, чтобы сделать краны и поклеить обои и буду сдавать квартиру. Другого выхода у меня нет… 
 
Из соседней комнаты сейчас доносится низкопробная ругня. А всё потому, что я не выполнил его желания – не пришел смотреть какую-то неинтересную передачу. Я не обостряю, не напрягаю ситуацию, наоборот, разряжаю…
 
С меня хватит… За полгода жизнь моя стала еще хуже (Валя был не прав, думая, что он организует мою жизнь). Я перестаю принадлежать себе. Он тянет меня куда-то в пропасть. Он делает это с каждым человеком. Сам того не сознавая, он создает зависимость от него людей, а потом поступает, как считает нормальным. На самом деле – это унижение. Он говорит в полуприказном, жестком тоне. Он боготворит Путина и Пугачеву. Он мне не пара. Он сказал вчера, что после меня «девушки стали для меня вторым сортом», что в будущем он видит только одиночество, а по ночам он будет снимать девок по барам, чтоб быстрей трахнуть и потом «не смотреть в эти тупые глаза». Поменять я не могу ничего. Спасать мне нужно себя. Он назвал меня жестко «беспомощным ребенком, которому не хватает мужественности». Он замучил меня за это лето, которое я проклинаю. Я также устал от застоя, нереализованности, тоски, отравленности. Устал слышать фантазии, которые ничем не заканчиваются. Он не только ничего не делает, но и запретил мне. Он пресекает все контакты на предмет помощи. Он запретил мне брать у тети Тони в долг. Он страшно боится, что его имя будет запятнано, особенно в ее глазах. Он угрожает уйти. Он знает мою слабость, боязнь остаться одному в полуразрушенном доме – без телевизора, без денег, без связи с людьми… Плата за свет растет. За квартиру растет… 
 
Вчера он уходил, а вещей у него никаких нет. У меня как вспышка в голове: вот его жизнь – у него нет вещей, я не знаю, что там с работой… он же ничего не говорит. Он даже не пускает меня помочь ему принести картошку от его тети. А почему? Он говорит, что не хочет, чтоб у меня остались хоть какие-то координаты. Он заставляет играть по его правилам: игра в одну сторону. Я ничего о нем не знаю. Он, когда хочет, приходит, когда хочет не приходит. Я жду его и сосу палец без денег, без связи, без людей. Попытка говорить об этом – каскад психических реакций. Он обрушивается и убегает. Бегство – это его основная реакция. Он свято оберегает свой мир. Никто, как я, не приблизился даже на йоту к этому его миру. Этот мир сложился под действием его травмы, о которой тоже только я знаю. Если всё уходит в эту травму, то во мне нет психологических сил что-то делать. 
 
Я намерен всё сделать в тайне, взять деньги, хоть что-то сделать в квартире и уехать, скорей уехать из этого кошмара.
 
Я противоестественно для себя веду сейчас с ним: не обостряю, не требую, терплю оскорбления. Я становлюсь каким-то безропотным существом. Это необычное состояние для меня. Всё – чтобы он не ушел сам до моего отъезда. А потом я пойду работать. Я получил опыт с ним: нельзя так надеяться на других. Нужно быть сильным. За это тоже спасибо этому черноокому обольстителю. 
 
И жалко его. Хоть и знаю, этот человек не пропадет в жизни. Он научился в ней жить с учетом своих «странностей». Жалко… Вот смотрю на него… увлеченно читает книгу по экономике, работает с текстом… Но я смотрю на него как на человека, ждущего особого отношения, человека не вполне здорового (хоть он считает себя счастливым всегда)… Жалко мне его до боли. Как упадет на колени, и просит: «Не бросай меня!». Совсем другим тогда становится, настоящим. Открывается удивительный, тонко устроенный, ранимый мир. Оболочка жесткая, грубая, дерзкая, а там внутри… И жалко, потому что держит этот мир под замком, боится непонимания его, хранит. 
 
А опыт со мной – дурной: его не поняли, а посмеялись. Я спрятал его еще больше. Я педагогически и психологически сделал ошибку. Он злится. Что нет тех нас, того меня. И вспоминает, ностальгирует по тому времени. Он может: или всё или ничего. И жалко, что я приоткрыл его мир, дал ему радость, а теперь ухожу. Как его оставить такого?.. Мягко, незаметно, но как? Ведь он всё видит. Осознает. Я прочитал в тайне кое-какие его записи. Удивительные, глубочайшие записи! А сейчас издевается надо мной, оскорбляет меня. Оттого, что нет сейчас того… Я понимаю это и не сержусь, не бранюсь в ответ… Я не могу по-другому. Скоро всё закончится. 
 
Я думаю: как не только проверить, но и разбить уже существующего в человеке человека?.. Заключить его в нечеловеческие условия? Я вспомнил образ Д.С. Лихачева и его биографию: Соловецкий лагерь для политзаключенных… Так и я, я даже благодарен за эти жесткие психологические условия. Я углубляюсь в себя и не скучаю уже. Мне интересно так. Мозг мой всегда находит решения, как выбраться. И чем сложней ему, тем интересней, обостренней и глубже жизнь. Вчера я лежал и думал об этом. А рядом лежал он… 
 
Я словно отдал свое тело и еще что-то для того, чтобы с его помощью что-то узнать. Я часто бросал себя в пасть жизни. Почему бы не бросить сейчас?..
 
20 августа 2007
Я нашел в мусорном ведре его записки о нас. Спрятал, буду читать потом. Очень откровенные вещи, там взгляд внимательного аналитика. Человека со сложнейшим и тончайшим внутренним устройством. Я люблю его такие тайные записи… 
 
Был откровенный разговор, который оба долго ждали. Он опять поражает меня своим неординарным мышлением и самобытностью. Он говорит о прочитанном Шопенгауэре со знанием дела. Мы оба ждем моего отъезда. Он много видит. Ему снился сон, в котором я его бросил… Его глаза были, как тогда… Я почувствовал, как тогда… Появилась надежда… 
 
Главное. Убедились, что жить можно только в одиночестве, что мы такие люди. Он и я. По разным причинам мы не уживаемся. Мой эгоизм, его неспособность уживаться, строить, идти навстречу. Мы решаем, что нам нужно – при любом раскладе – жить отдельно. 
 
23 августа 2007
Он стал с завидным постоянством набрасываться на меня с кулаками, душить и т.д.  Это он взял на себя роль воспитателя. 
 
Итак, он псих. И жить ему надо в лечебном стационаре. Сегодня он опять набросился на меня, хоть я сидел тихо и не будил в нем психа. Он стал разбрасывать по квартире траву и бить кулаком по моей книжке. Потом регулярные угрозы уйти (шантаж!). Потом я оказался интеллигентной мразью, которая сдохнет в грязи и никто – ни Валя, ни Данила – обо мне не вспомнят…
 
А всю ночь и утром у нас всё было хорошо, он говорил хорошие слова, был хорошим…
 
Пошел куда-то. Я не стал держать. Вчера я держал и сделал всё, чтобы нам было хорошо. И нам было хорошо ночью. Он рассказывал свои впечатления по поводу прочитанной вчера «Жизни Василия Фивейского» Леонида Андреева. Андреев сильное впечатление произвел на Глеба. И прочитал он после Шопенгауэра (!) Со мной он стал читать, изменилось его отношение к художественной литературе: он перестал видеть в ней опасность потерять себя. Как-то сказал, что ему становится интересней самому с собой «когда читаю». Это хорошо. 
 
«И пИздит, и целует» – так началась вчера наша ночь. Вообще он стал распускать руки…
 
29 августа
Начал дневник Толстого. Валя очень хотел и сильно рекомендовал именно мне прочитать дневник, дал мне на лето два тома. Я как бы подразумевал их, но всё откладывал… до конца лета. А зря. Действительно, хорошо. Я стал думать даже, что мне интересней не произведения, а дневники, письма и прочее. Последним было прочесть вступительную статью: узнать о борьбе Софьи Андреевны и Черткова за влияние на Льва Николаевича, о внутреннем разладе в Ясной Поляне, о том, что плохо сходился с людьми Толстой в молодости, за много лет так и не обрел духовной близости и дружбы. И противно было читать статью А Шифмана – статью советского времени. 
Читал 1847 год, когда Толстому было 19. Интересно. Но, кажется, тогда, только начиная дневник, Толстой не так и не столько искал: дневник – тренировка мысли и руки для чего-то впоследствии, а также свод правил по самовоспитанию и духовному развитию, планированию. 
Неумное сравнение, но вспоминал свой дневник в 19 лет (а сейчас мне 22), он был другим. Философским, размышления об устройстве мира – органическом и человеческом. Похожее было, но раньше – в самых первых своих дневниках, в 15–16 лет. Интересно, что также стремился к логичности, широте и глубине заключений. Также анализировал прочитанное, увиденное, подмеченное. Также цитировал «замечательные мысли». Также был необходим мне дневник. Но тогда я не назначал правил своего развития. И в этом большая разница. 19-летний Толстой определил по пунктам правила, по которым жить и развиваться. Вчера мне казалось это интересным, жизнеутверждающим. Позитивным. Сегодня я выбрал именно такую тетрадь и именно так аккуратно начну и продолжу свою жизнь в дневнике…
Заметил, что уже в 19-летнем Толстом просматривался почерк и стиль письма, который будет и в «Анне Карениной», «Войне и мире» и др. Воспитывал себя, формировал и способ изложения? Или природная толстовская черта – плавно и направленно идти, обласкивая, обсасывая мысль, обтачивая, делая ее и сложно, и сладко воспринимаемой? Это то, что многие не любят в нем. А я люблю. Я сам так иногда писал…
 
Через два дня кончится эта и начнется другая жизнь… Вижу в ней спасение, хочу в Москву.
 
 
Я никогда не стану тем, кого называют обеспеченным человеком. Говорят, закончишь учебу и станешь. Как это? За счет чего? Главное – я не несу в себе этого, я не обладаю для этого некоторым свойством. Я никогда не буду иметь состояния, положения, успеха. Это я точно знаю. И даже не потому, что это для меня мелкое, малое, злободневное, пошлое и непонятное – я просто не имею этого свойства, и все попытки, усилия над собой только портят меня. Со мной должен быть человек, который освободит меня от этого и не будет ставить мне это в упрек. А я буду счастлив, буду радовать его и людей. 
 
30 августа 2007. В городе В.
Смотрю из окна: группа молодых парней уединилась за углом дома, машину поставили. Сидят, нога на ногу, кто стоит, положив по-братски руку на плечо приятелю, о чем-то вяло и редко говорят. Я вспоминаю Италию 30-х или 40-х у Висконти в «Рокко и его братьях». Как же похоже! Тот же уровень и стиль, что Италия 40-х, а ведь в России уже 2007 год…
 
Уже как три дня чувствуется осень. Холодно спать. О времени сужу по отрастанию ногтей на руках…
 
2 сентября 2007
Тяжелые дни, много впечатлений и мыслей. В свой день рождения Г. принес домой рыжего котика. Он как бы должен был сплотить нас… Рыжий, шустрый, бездомный, но милый… Но к вечеру всё испортилось, мы спали в разных комнатах. Он – с блошиным котиком в зале…
 
 
В этот вечер он постоянно мучил меня. Я напомнил ему, что он не в своем доме. Потом больше. Мы сцепились, он бил меня по голове, ненавидящие глаза упирались в мое лицо. Я тоже ему хорошенько врезал по позвоночнику. Он бросил грязную свою обувь на мою постель (перед этим он разбил мою лампочку, потому что я решил ночью почитать). Этим он сильно напомнил мне Никиту с его неуравновешенной психикой. Он раздражителен, говорит сам с собой, отчаянный, безбашенный. От травмы и от несчастья…
 
Он, выпивши вина, долго говорил сам с собой в ванной, потом долго плакал в зале. Я зашел к нему через час.
– Я пришел сам. Ты что-то хочешь сказать, но тебе что-то мешает. Поэтому я пришел сам. Наверно, ты хотел извиниться.
Он пробуробил, уткнувшись в стенку – прости, потом также – что любит. 
Мы спали снова порознь, я в спальне. 
 
Вторую ночь мне снились тяжелые сны про маму. Я в них страдал, словно я оставил ее и пошел с кем-то. Я сильно страдал во сне и даже проснулся. 
 
14 сентября 2007
Как будто не и не уезжал из Москвы на два месяца. Всё знакомо, всё привычно…
 
17 сентября 2007
Вчера весь день спал, много пил воды и другой жидкости. А до этого заходил к родственникам. С каждым разом мне всё более и более неловко у них… [После всех упреков] мне совсем стало неестественно у них в гостях. Хоть я им благодарен. Я как бы многим людям благодарен. И оттого никогда не смогу обозлиться на Человека, на людей. 
 
Потом с Данилой пошли в «Шанс»… В «Шансе» были уже на входе все ухоженые, лощеные, глянцевые, гламурные… один другого «краше». На входе только хотели спросить у меня документ (как и всегда), но потом махнули рукой… Значит ли это что я постарел? Все были разодеты, гейское, «пафосное» так и перло из них. Я в своем скромном, даже нарочитом, в жилетке выглядел, как мне казалось, белой вороной. Потом я снял ее и сдал и был в рубашечке, которую чуть поднадорвал тогда еще Никита... Мы стояли в углу с Д. как бедные родственники, и осматривали, и шутили («стебались») над публикой. 
 
А вот и Лёва с мамой… Их не узнать. Лёва изменился: он покрасил волосы в черный, округлил как-то по-женски шевелюру, обтягивающе одет в какую-то женскую маечку…А я по-простому, как и раньше, их встретил… Наверно, Данила думал, как такое бывает, чтоб мама водила сына в гей-клуб… 
 
Я начал пить… Сначала с Лёвой водку с соком, потом пиво... И меня понесло. Я не то, чтобы хабалил, а я дал волю языку… Я вообще устроил такой маленький праздник подстать заведению и месту. Меня несло. Я был как у себя дома… Я был весел, пьян, молод, непосредственен… Мы плясали в русском зале до упаду, медляк с Д., медляк с мамой Лёвы. В общем меня мама ласково назвала «алкоголичкой»… Народу было тьма тьмущая, а нам было весело… Было весело, хоть и место уже было не мое. Я повзрослел. 
 
Шел к метро, холодно. Уснул в метро… Спал весь день. Потом позвонил Лёва и звал в гости, они захотели продолжения праздника. Значит, система Глеба с его шутками «на грани» работает. Очень скучаю по нему, готов хоть прямо сейчас поехать в В. Я опять в той же поре ожидания и мотания из одного мира в другой. Поеду на выходных… 
 
20 сентября 2007 
У меня комплексы низкого роста и маленького. Я несуразен: руки здоровые, а тело, плечи маленькие. А про то, что в голове, даже не говорю… Не верят, что я на IV курсе, для девушек я не самец, все ко мне на ты и так далее… Меня это обижает, хоть здесь в Москве гораздо меньше, чем в В. Здесь всё это как-то становится неважным, здесь растворяешься… Я хочу заниматься в спортивном зале.
 
21 сентября, начало второго ночи
Здесь, в Москве, я чувствую себя лучше, здоровее, востребованней, реализованней. Здесь даже вечером в метро проехать – удовольствие наблюдать за людьми… 
 
Смотрю на себя в зеркало после ночной длительной прогулки. Джинсы, летние туфельки, голубой свитер, купленный в секонд-хенде, курточка Макса… А я ничего! Я очень даже ничего! Я зря пригорюнивался и комплексовал…
 
Я как-то изменился внутри, мой склад, мой мир. А внешне? Дориан Грей. Ножницы.
Всё, спать. Завтра увижу своего Глеба (Почему он не звонит? Как же он будет встречать?).
 
21 сентября 2007, утром, сижу на лекции
Когда я вернулся сюда из МГУ год назад и оказался лекциях и семинарах, всё было вопиющим безобразием. А теперь я привык. Я сижу и думаю, как привыкает человек к любому. Как ужасно это… Ничего не слышно. Все громко болтают. И для них нужен по-прежнему кнут, а ведь уже IV курс. Лектор, видно, хороший, но читает тихо…
 
26 сентября 2007, дома
Из окна красочный вид середины осени… Верхушки кленов, казалось, еще только на днях пожелтели – как уже целиком стоят в золоте и багре. Не только клены, но и каштаны, ясени, березы, рябины шагнули в зиму, теряют зелень. Но клены наряднее всех! Листва их шелестит по разбитым тротуарам заброшенного городка, овеществляя, передавая и обостряя настроение его жителей… Красиво! Как красиво! Душа словно уносится настроением куда-то в гущу этих привычных превращений. Стираются тревоги и огорчения. Настроение внутри и настроение вокруг…
 
Данила сказал как-то, что не любит осень, потому что видит ее каждый день в зеркале… А я люблю: я не вижу ее примет на себе, но всегда чувствую внутри…
 
Вчера второй раз купил билет и снова вернул в кассу. Уже сидели в московском поезде, была почти полночь, и Глеб так проникновенно, так глубоко смотрел в глаза, а потом легонько взял билет и сказал: «Пошли». В кассе он воскликнул: «Любовь победила!» (Кассирша долго смотрела на мой студенческий и внимательно – на него, обольстителя всё-таки женщин: «Ну тогда вам денег не надо, главное, чтоб на такси хватило…»). А когда победила любовь, началось всё сначала. И я уже жалел, что остался, что расстроил свои планы. Он же был счастлив! Ведь я не мог помешать его счастью… 
 
Водка с доктором П. Скандал с Глебом.
 
Я застал П. за привычным делом – выписывающим липовую справку… Оказывается, он общается с Никитой. А последний с кем-то живет, но «того счастья в его глазах» П. никогда не видит…
Я тоже живу… живу между двух миров: в одном меня уже нет (но я никогда не потеряю его), а в другом у меня никого нет (и обрету ли?). Я не хочу сюда, но вновь и вновь приезжаю. Вот как сейчас. Я заметил, что только в В. я становлюсь тревожным и унылым человеком. Глеба нет, дома плохо, в городе еще хуже (всё те же морды…). Бедный, как он здесь один – ведь мне есть куда ехать, а он остается… Город, способный убить человека. Самая яркая здесь ночью вывеска – центрального кладбища – приглашает всех желающих. Как-то неловко выглядывает из-за калитки гроб. Все условия сгинуть – никто не заметит, как попадешь туда… И лицемерия – больше среднестатистического по России. У меня не выходит из головы гоголевский городок с роскошной грязной лужей на главной площади, с пятнистым боровом в ней и столбом с табличками, указывающими на Париж, Лондон, Пекин. Обязательно посмотреть Глебу «Дело о мертвых душах»!!
 
Ничего об учебе! Ни слова о работе! Просыпается какое-то есенинское или бунинское настроение, словно в том году в сентябре. Хожу с томиком и читаю. Глеб же не выпускает из рук Теодора Драйзера, которого я совсем не знаю… 
 
Второй день чувствую себя женой Циолковского… И отрадно, и странно. Ну если тесно ему на земле!..
 
Шлю тебе осенний привет – в виде пучка желтых и прочих листьев!
 
8 октября
Эти две ночи я провел в «Шансе»… Я пил много… Я вспомнил безумное, «пидовское», называл всех в женском роде, «опускал», плясал в русском зале… 
Я не подходил к формату клуба, но окунулся в жизнь этого плебейского гейского места. 
 
Была снова Линда, я стоял у сцены. Больше же меня восхищает ее подпевала, странная смешная женщина, которая ни одного движения мускулом лица не сделала публично, она живет этим… Наша пидовня скандировала: «Линда! “Ворону”!» Линда не спела…
 
Мне не до конца понятно, как воспринимают меня в клубе и что изменилось с тех пор. Остался ли я мальчиком, симпатичным. Сколько лет мне было? Был ли я простым провинциальным русским парнем? Хотели ли меня? Может, я был мал ростом?.. 
 
Не мог уснуть, потому что привык за выходные не спать ночью. Смотрел «Париж, я тебя люблю», теперь по телевизору. И сегодня утром, когда мылся, шел к маршрутке, ехал в ней в универ, думал, думал о своих этих ночах, которые я провел в «Шансе». Думал я о своей настоящей жизни. Что с ней? Я чувствовал, что в ней что-то не так. 
И я прячу это, эту тревогу. Я замещаю ее. И это пустая пошлость и праздность тому иллюстрация. Я был в клубе словно не собой. Но мне нужно было. Я могу вернуться к себе настоящему. И вот после я много думаю, значит, я не безнадежен. (Звучит лирика Бунина, передает настроение.) Почему я был в «Шансе», почему был таким? Что в В.?.. Я не хочу, не хочу туда. Я не хочу, всё кончено. Как будто всё кончено… И я смотрел уже другими глазами на парней, я хотел и требовал от себя быть привлекательным. Я обманываю себя, если скажу, что выше этого, что мне этого не надо. Во мне что-то надрывалось, я почти разрыдался, когда начал понимать свою настоящую пустоту. Поэтому я так и кинулся в эту забытую мной жизнь. И мне было весело и псевдохорошо. А Глеб? Где он? Как понимать всё? Я мучаюсь от этого, как он сказал, больного союза. Я мучаюсь с ним. Он не вписывается, не вкладывается в мою жизнь тут. Я слишком много сделал плохого ему. Он – мне. Возможно ли что-то после этого? Ко мне подкрадывается отчаянье, я снова не могу совершать привычные действия, заботиться о своем благополучии.
Хочется думать, читать и пить…
 
9 октября 2007
Сегодня еще больше скучал и мучился от неведенья, что там, что с ним. В этом сложном чувстве была и обида. Я окончательно не могу верить в его слова насчет денег. Волнуется, что я здесь с голоду пухну? Опять неудача у него? Что? Не знаю. 
В пятницу хочу поехать в усадьбу Чехова в Мелихово. Смотрел сегодня о нем по «Культуре». 
 
Долго я изучал свое лицо в зеркале. Что происходит? Происходит ли? Да, я по-прежнему вызываю интерес, привлекателен. Но… не мужчина, не мальчик. И мой небольшой рост. Принял решение начать развивать мышцы груди и рук и купить себе что-то хорошее из одежды. Деньги…
 
Прыщи исчезни. Д. сделал короткую стрижку, с более резкими контурами. Ямочка на подбородке и крупные черты лица. Я не гей, я совсем не похож даже на «натурального гея», я вообще не попадаю под это. Я парень, издалека – ближе к серьезному мальчику, ближе – старше и больше вопросов. Глаза мягко, но строго смотрят, в них внимательность, глубина, хоть лицо и не интеллектуально. Я худенький, но с чертами фигуры при этом. Я не заставляю свой организм растить мышцы, но при этом он приятен по-юношески. Я легко, без напряжения, естественно желанен и интересен наблюдателю, интересен самому себе (я пишу о внешнем). 
 
17 октября 2007. В В.
Я уже ехал в маршрутке от вокзала и думал, хоть бы он был дома, как зазвонил телефон, и номер был знакомый – телефон станции. Глеб. Не успел он спросить про мои дела, как я громко, на всю маршрутку:
– Я в В.! Я только что приехал!
–А ты куда едешь?
– А куда мне еще можно ехать? Домой. 
– Выходи.
Я немедленно попросил остановить. Внизу лестницы я его ждал, потягивая пиво. 
Он встретил меня с такими живыми, радостными, любовными глазами, потрогал меня за руку… Он сказал, что я очень красивый, стильный. Я и сам чувствовал это и знал, что это впечатление от Москвы. 
 
Домой мы шли пешком. Всю дорогу он говорил, говорил хорошо. Такие вещи, такие тонкие движения его ума… Как будто он ждал меня, как будто некому было это сказать. О Драйзере…
 
Его повысили, теперь он заместитель, как я понимаю, в немаленькой компании, занимающейся перевозками. Он очень ждал меня, очень скучал, работал и читал. 
Такой умница. Мой Глеб. Мы купили «Солодов» и шли пешком домой.   
 
Эта ночь… Сколько нежности, сколько страсти… Словно мы только познакомились.
– Мы всё-таки созданы друг для друга (я так чувствовал тогда это).
 
Утром он быстро вернулся с работы, чтобы быть со мной.
(Да. Перед этим мы зашли к тете Тоне. Она любит меня! Как обняла!). 
Всё это время мы были в постели, жались друг к другу от нежности и холода в квартире. Он что-то рассказывал мне. Мне показалось, он стал как-то сдержанней, внимательней.
 
Мы поругались только во время концерта московской звезды, подрались… Он убежал, как всегда. И как всегда дома я помирил его со мной. Я наблюдал за изменениями. Казалось, Глеб еще больше упрочился в своем отношении ко мне и своей ориентации. Он много шутил на гейский манер.
 
Я приеду на этих же выходных, если он пришлет деньги. Или так приеду… Беспокоят задолженности… но теперь, надеюсь, реально можно будет избавиться от этого груза. Глеб больше доволен своей работой, хоть и не нравятся ему некоторые люди там.
 
На вокзале он говорил, но не то. Меня это тяготило. Я сел в грязный вагон и отправил его домой. Нежно взял он мою руку. Я обязан приехать на этих выходных. 
 
Я думал о своей жизни. И всё в ней было хорошо. Здесь Москва, учеба, возможности, друзья (Валя, Данила), отвлечения. Там В., Глеб, он любит меня, он нужен мне. Всё как бы было хорошо.
 
15 октября 3 года общения с Валей. Я написал Вале: «С юбилеем беспорочности!» Он ответил: «Тогда вам двойной порочности – и за себя, и за того парня!»
 
Глеб сравнивает В. с колхозом, а Москву – с фабрикой.
 
Когда Глеб стал заместителем, я почувствовал облегчение и расслабление. И он стал гармоничней, и я свободней от мысли о нищете.
 
3 октября 2007
Вот такими наездами я люблю В. Я приехал в город через 3 дня, в тот же осенний город. Уже ноябрь на носу, а листва в разгаре, что-то еще зеленым стоит, трава зеленеет. Мне понравился город, я гулял ночью с бутылкой пива. Что-то в нем есть степенное и еще какое-то, чего нет в Москве. Но жить, конечно, я не выдерживаю.
 
С Глебом хорошо… Только приехал в Москву, начал скучать по его глазам, которыми он красиво и пронизывающе смотрит… Это настоящее чувство. В этот раз было, казалось, еще больше нежности, больше страстности. Мои приезды – как в первый раз с ним, снова и снова.
 
Вспоминаю, как он выкидывал В. из квартиры. Как она, беспомощная, лежала без обуви на кафеле грязном в коридоре. Она рвала на нем волосы… Но уже через час мы были у нее в коммуналке (моя идея), а перед этим Глеб плакал, называя себя скотиной… Ничего здесь не сказать. Я только увидел, что со мной эти вспышки имели те же черты, он был такой же… Это меня огорчило…
 
Денег по-прежнему нет, долги за телефон, коммуналку, свет растут… На выходных снова поезд, если переведет деньги. Сомневаюсь. Я дурачок. Я сказал ему это.
 
[Из записей Глеба]
17.06.07. 12:15 ночи
Я знаю, мой дорогой, что лишь тебя мне не хватает. Как тяжело бороться против самого себя. 
Моё одиночество!? Да! Оно живо, оно соткано из тишины…
Я знаю, что я не могу осчастливить тебя. Могу лишь постараться организовать твою жизнь. Но не хочу тебя губить…
Что сможет снова вживить искры счастья в твои красивые глаза? Вся моя жизнь – это подготовка к тебе. Жаль. Прости! Не смог подготовиться к тебе. 
Ты говоришь мне что-то, а я окутываюсь твоими словами словно пледом. Я привык лишаться счастья. Привык любить, но любить «их» – других людей… девушек. Появился в моей жизни не мужчина, не женщина и не человек.
Это ангел. Мой спаситель. Мой бальзам.
Хочу. Ну так нельзя! Скажи хоть ты, чего молчишь? 
Нельзя тебя другому отдавать. Нельзя остаться в одиночестве. Я понимаю, что никто не сможет нести этот хрупкий сосуд. Я не доверю никому. Верь в нас!
 
18.06.07
Не хочу жить. Но знаю, что придется. Какой-то смысл в жизни есть ведь. Мой движок покамест временно, но обязанности свои выполняет. Сегодня думаю в одиночестве. Мне ведь оно ничуть не страшно уже. С. рьяно шутит. Я, как дите, все за чистую монету принимаю. Я должен – нет, не должен, скорее могу – жить один и иногда приезжать к С., так будет лучше нам. Зачем томить С.? Больше не хочу – натомился…
Не пара. Но и врозь долго не можем. Столько оттенков! Эта моя разность меня удивляет, а порой мучит. Будто это не я собой заправляю. В который раз я замечаю. Приливы… отливы. Все они большие. Сейчас в одиночестве и временном обществе С. 
Я вот думаю, почему я так веду с С. Копаюсь в своем огородике сорном… 
 
5 августа 2007
Отравлено всё и вся. Словно произошло немыслимое горе, и никто не знает кого винить. Сегодняшний день ничем не отличается от вчерашнего. Наши сегодняшние отношения не дежурные и не бытовые-ярмарочные. Мы уже не ссоримся, а просто не видим друг друга. Я готов уехать хоть в лес лишь бы не видеть это, что не могу описать. Сегодня мы ели вместе, и я подумал, что он не эгоист вовсе, он просто не получил от природы способности заботы и любви к близкому, он может любить лишь по-детски. Этот недостающий винтик не может держать его с кем бы то ни было… 
 
11 октября 2007
[Смотрел по телевизору разных известных персонажей]. Всё это ворошило во мне эмоции чересчур чувственно и сильно, словно я был рядом.
Я боюсь даже лезть в свои воспоминания. Я с собой общаюсь аккуратно и осторожно, как с человеком, от которого не знаешь, чего ожидать…
 
29 октября 2007, В.
Во мне зреет, растет сильная обида на Г. Я потерял с ним всё, себя: и ему не помог, и себе. Вчера снова вспышка, я ударил его стулом. Он меня сильно по голове, болит. Результат того, что я вызвал его на разговор. Мало- помалу его глаза загорались… 
 
Утром я сквозь сон мучился обидой. Я вспоминал, как вчера он с утра вычеркнул целый день из нашей жизни только лишь потому, что ему что-то померещилось. Он пришел вечером злой и закрытый. Я чувствовал ночью свою беспомощность и бесполезность. Я не могу помочь этому человеку. Я и принять его с его индивидуальностью – не могу. Я от одиночества с ним. Его индивидуальность словно украшает мою жизнь, расшевеливает меня, оживляет. Но принимаю ли я её? В значительной степени – да. Ведь такое было тысячу раз – и обида, и отчаянье, и неверие в нас. В моей жизни ничего не меняется к лучшему. Я весь в ссадинах и синяках, с отравленным чувством, сижу, пишу свой дневник. Жалею, что снова заставил страдать тетю Тоню, когда ранним утром в субботу устроили драку с Г., испугал всех соседей. Теперь наверно знают про меня. И я, как вор, крадусь к себе домой, только бы не встретиться с ними. Снова приходила бабка снизу – снова залили мы ее. Та же рутина, та же бессмыслица. Ни радости, ни отрады. Вот моя жизнь…
 
Глеб говорит, что любит меня, когда я его прижимаю… Когда он теряет, когда у него ничего не остается, тогда он говорит, что любит. Он портит всё, когда всё хорошо. Вчера он снова не принес денег (это, повторяю, традиция). Я собрался, сказал ему:
– Живи здесь, сколько тебе позволит совесть. Издевайся надо мной, сколько тебе позволит совесть. – и хлопнул дверью.
В подъезде я услышал, как он зарыдал. Я вернулся…
Он был такой слабый, мягкий, его было жалко. Словно у него отобрали всё, что было. И тогда меня под пиво понесло на монолог… Это облегчало, освобождало, что накопилось за день. Его реплики были не кстати, не логичные, пусты. Он только звал меня к себе в постель. Это было так не похоже на моего мыслителя, самородка. Он говорил, что любит. Но его слова мне казались какими-то или не такими, или не к месту, нелогичными. Это было похоже на банальные слова человека, который ищет выгоды и играет с не умным мной. Похоже…
Я спросил:
– Ты искренний сейчас?
Он ответил:
– У меня слишком небольшая жизнь, чтобы быть неискренним…
И смотрел своими глазами.
 
Потом он говорил (пытался), что происходит в его голове, что там опять катастрофа. И я снова опустил глаза внутрь себя, словно перед какой-то неотвратимой данностью, где уже не спрашивают моего мнения. Я живу с крайне ненормальным человеком. Мы катимся вместе в какую-то пропасть. Я не могу помочь ему. Здесь нужен психиатр. Или еще кто-то (он же хочет найти «бабку», чтобы рассказать, что с ним). Он бездействует сам и не дает мне. Мне нужно действие, реальное, настоящее! О, ужас! Он соглашается, он не спорит (как?)… И вот когда я прижимал его всё больше, он начинал что-то рассказывать, вертясь по постели, прячась под одеяло, увиливая. Что с ним? Это глубокое, в его голове, нечто, что мешает ему гармонично жить со мной, быть с самим собой в ладу, и, главное, – приспособиться к реальному миру. Ведь эта кажущаяся неискренность – это не неискренность была, он так всё понимает и чувствует, не разобравшись, заплутавшись в лабиринтах себя. 
 
 
Я думал об этом и о том, что я уже не смогу с другим – мне будет скучно, как-то не так или что-то не то… Я вспоминал свою группу, этих нормальных здоровых девок и я не хотел туда. Оставьте меня с этим больным, ненормальным, моим…
 
3 ноября 2007
В электричке…
Боже, как мне жалко этих стариков, старушек, что брошены, забыты по всей России, беззащитных. 
Помог одной пронести сумку, другой влезть в электричку. Они – «ой, спасибо сынок». А у меня сердце разрывается… 
Пёс подошел, смотрит, ждет… Я ему – кусок печенья, схватил в воздухе. За ним кот, старый, побитый, грязный, хромой – бывалый то есть. Я нашел пластиковый контейнер из-под салата. Туда молока налил, лакают. Дерутся… 
Понасмотрелся в этих электричках и на станциях, как Россия живет, человеческая и нечеловеческая.
 
6 ноября 2007, Москва 
Смотрю из окна на падающий снег – наверно, первый в этом году… и как бы уношусь настроением туда. Белые хлопья кружатся, парят и как-то неуверенно осыпают всё на земле. Крыши домов, рыночные палатки, люди, машины – всё усыпано снегом. Он и дальше будет также падать. Так будет всегда.
 
Этот снег передает моё состояние – в окне – и как бы противостоит сегодняшней ночи в «Шансе» и является ее продолжением. Учиться не ходил. Отключил телефон и спал. Был звонок. Глеб? Что он хотел сказать? Что соскучился и захотел услышать мой голос? Поздравить с первым снегом? (Нашим первым…). Или что-то сообщить, в чем решительно уверен и намерен исполнить?
 
Сижу, смотрю на снег и думаю об этом. Жду, что перезвонит. Сожалею, что потерял ночь и день. Вспоминаю. Разруха и жизнь, связанная с поездками туда-сюда, толкает меня искать впечатлений здесь, в Москве. У меня не вылезают из головы его слова и желанки, чтоб я в Москве трахался. Он говорил: «Трахайся, только не пей». Кроме того, что у меня это не разделимо, это еще как бы невозможно: как если бы меня на дереве привязать ниткой при сильном ветре. Содрогания этого листа под силой воздушного потока – это мои сомнения и полудействия. Я полудействую, не доведя до конца. Я уже как бы трахался с кем-то, но этого в то же время не было. Я изменял морально. Кому? Для него – это не измена моя (себе тогда?). Но к совершенному он бы не так остро относился, если это уже произошло до этого в голове (ведь нам 22 уже). То есть это произошло – я ищу сексуальных партнеров. Словно лед тронулся. Но тогда это произошло явно не вчера. 
Как я ищу? Примитивно. В чате.  
 
[После колебаний пошел в «Шанс»]. В раздевалке висело мало курток. Я традиционно первым делом в туалет – удостовериться в своем виде и исправить водой. В зеркале – маленький и привлекательный. И подумалось (и так захотелось кому-то это сказать – Вале, наверно, Вале!): ведь это Бог меня наделил для чего-то, на мне застыло время, а всё вокруг меняется. Я наверно остался застывшим, чтобы острее, лучше видеть эти приметы времени. Как всё меняется! Как меняются те люди, которых я видел год, два, три назад… Они все говорят, что я не изменился, а я им – про «элексир молодости»… На пьяную голову в туалете я понимаю своё предназначение, другое у них…
 
 
Пил «Туборг», ловил на себе взгляды. Было неинтересно. Только звучавшая Агузарова смогла побороть моё стеснение, я немножко подвигал телом… Наблюдал за людьми, грустил, потягивая пиво…
 
[Вернулся домой на утре]. Проснулся, оказалось, нет света, отключили. И вот в темноте, почти ничего не видя, дописываю эту запись.
 
Снег перестал.
 
2010
 
18 сентября 2010
Сейчас я покурил конопли. Пока не прошло это состояние, я хочу описать его и те открытия, которые я сделал в этом состоянии.
 
1. Канабис действует на меня (ровно в том количестве, которое было получено от трех глубоких затяжек) таким образом, что обостряется сознание и замолкает физиология (а ведь именно она была целью этого мероприятия).
2. Все хорошие американские фильмы (типа «Шестого чувства», например) были придуманы именно в таком состоянии или по отголоскам его. Вся культура битников и альтернативной литературы и музыки вышла из этого состояния и поэтому может быть понятна лишь тем людям, которые периодически находятся в этом состоянии. Нет, конечно, я читал Берроуза и знал об этом, но совсем разное – знать об этом и понимать это. Так вот я понял.
3. Сознание обращается на мир вокруг, мой внутренний же мир словно перестает быть важным, переживания, эмоции исчезают. Исчезает мое прошлое. Перестает интересовать будущее. Я забываю о важных делах, интересует только текущий момент происходящего вокруг. Именно он кажется важным. Все предметы обретают исключительность, важность. Моя личность растворяется и перетекает во внешний мир. Вряд бы Пруст написал после того, как покурил конопли, свое «В поисках утраченного времени», – в этом состоянии нет прошлого, есть только уникальный настоящий момент.
4. В этом состоянии мне хочется больше всего – писать или быть режиссером. Особенность ли это только моего организма? Писать хочется потому, что обнажаются ранее спрятанные свойства предметов и появляются новые связи между предметами и событиями. Снимать фильмы – потому что мир вокруг кажется другим, более плотным, слишком неслучайным, открывается какая-то глубина зрения.
5. Эффект парадоксальной закономерности всего происходящего... Метро. Эту девушку – там далеко сидит – я знаю, мы познакомились вчера в клубе. У неё еще челка косая... А, она же и сегодня едет туда... Ну да...Тульскую проезжаем... Кстати она смотри на меня? Или это я так долго смотрю и тем привлек ее внимание?.. Ой, все смотрят на меня: все подряд – менты, тот смазливый парнишка, который ржет со своими сверстниками... Мир кажется закономерным, нет ничего случайного. Все неслучайно и все происходящее вокруг имеет к тебе прямое отношение. Между всем и всем видны связи, которые как бы сам додумываешь, восстанавливая логику процесса, и поэтому кажется, что ты сделал большое открытие – познал сущность этого мира... Ну конечно сущность я не познал, даже не узнал и мельчайшей доли, но все равно завеса приоткрылась… 
6. Мир приоткрывает завесу. Все кажется понятным и важным. Понятия и названия представляются более ясными, их происхождение и суть. Словно раньше я только знал, как это называется, а вот теперь наконец понял. Вот, например, растение белладонна (красавка): черные глаза красавицы = мои расширенные сейчас черные зрачки, что почти не видно радужки. Вывод: я красавица. Поэтому все в метро так и смотрят на меня! Нет, они просто обращают внимание, что со мной что-то не так. Ой, я по-другому заговорил, кажется, состояние проходит. И сейчас, когда оно пойдет совсем, я уже не буду чувствовать всего и начну просто придумывать. 
7. Гиперболический эффект и эффект собственной естественности.
Все из обычной жизни усилилось. Например, ветер, когда я выходил из метро, –казалось, он сносит меня с ног, что я почти падаю. Кто-то испортил воздух в вагоне (галлюцинация?), там пьяные валяются, тут семечки плюют, там дерутся... Антисоциальное усиление, ощущение, что все сошли с ума и мир скоро рухнет. Характерная для меня тревожность зашкаливала: опасность отовсюду – разрядился телефон, нет денег, последний поезд и метро закрывается, потерял ключи, а там еще ждут те, с кем я договорился... Все против меня! Кажется, ты попал в критическую ситуацию. Шорох листвы сзади – почти разбойник. 
8. Я понял, человечество делится на две половины: одна тянется к стакану, другая – к растению. Водка – смелость, отчаянность, секс. Канабис – естественность, настроение, страх перед миром.
9. Состояние отличается от алкогольного опьянения. Стирается сексуальность и всякая физиологичность, обостряется сознание. (Надо, кстати, сказать тому парню об этом, что дело не в нем, а в моей стертой сексуальности...Хотя он не станет комплексовать и так – он психолог.). Память уменьшается, причем кратковременная, рассеянность увеличивается. Пробивает на хи-хи. Это происходит опять же от появления новых связей между предметами, в том числе связей смешных. Появляются новые сочетания слов. Самому становится интересно со своими мыслями, в своем мире, – как хорошую книгу прочитать. Поэтому хочется писать, оставить это состояние, чтобы потом вернуться. Новые знания не появляются, все известно давно, но само знание становится глубже. Кажешься себе отмеченным каким-то, словно печать на тебе. А другие вокруг ничего не понимают. 
10. В этом состоянии кажется, что мир появился как компромисс, и он постоянно балансирует.
11. Мне понравилось. Хочется в него еще и еще, потому что в нем легко. Ты не надеваешь маски и не ищешь подходящие слова (из вежливости или в интеллектуальном смысле). Это и есть эффект собственной естественности. И я понял, что мне категорически нельзя попадать в это состояние еще... Зачем приоткрывать завесу, где лежит вся сущность мира, надо жить в реальном измерении, в этом (в противовес параллельным) мире. Ибо он самый лучший. Но человек всегда будет лезть туда, где его ждет катастрофа, хоть поначалу кажется, что это прекрасное состояние! Причем катастрофа не от гибели от наркотиков, катастрофа не биологическая, а экзистенциальная (или трансцендентальная – не помню уже) – это когда сердце останавливается от вида бесконечной пропасти перед тобой.
 
P.S. Все написанное, нарисованное, снятое – все создавалось в том или другом состоянии. Импрессионизм – под абсентом. Битники, альтернативная литература и музыка – под канабисом и иже с ним. Они думали, что изображают реальность, и Берроуз, и Ван Гог, на самом деле они отображали тот вид, вкус, запах мира, который чувствовали в этом состоянии. Бунин писал без химии, его творчество имеет другой вкус, цвет, запах – внутреннего мира человека, лишенного психотропных веществ.
 
 
 
2013
 
Я живу с проклятьем – я не могу любить, у меня отсутствует этот орган. И с этим ничего не поделаешь, я научился жить без этого органа, как инвалид без руки.
 
 
[Эпилог]
 
[Разрозненные записи]
 
Моя жизнь сплошная порнография.
 
Стоило ли трудиться 5 лет в универе и получить диплом о высшем образовании, чтобы в итоге стать проституткой? 
 
Я хочу докопаться до сути, до корня проблемы (считаю, что это секс – неразрешимая проблема, отнимающая у меня моё счастье)… Навязчивая идея преследует вновь и вновь, заставляя искать и рыскать, делая меня пленником и рабом мучительного желания. Почему невозможно обрести счастье в покое и тишине, счастье с одним избранником? Здесь сталкиваются Любовь и Смерть… Уверен, именно на этом опасном рубеже должен быть такой покой… Страх. Стыд. Отвращение. Безысходность.
 
Наконец, я достиг того, что у женщин называется фригидностью… Я всегда хотел избавиться от этого невыносимого вожделения, от этих угнетающих мою личность фантазий, от заведомо тщетных поисков. Проституция помогла развить волю и контролировать желания. Когда секс стал иметь финансовый эквивалент, я потерял к нему личное отношение, он стал делом, как и другое.
 
Секс за деньги исключает необходимость естественной эмоциональности у меня… От меня не требуется моей живой природы, достаточно моей второй природы – игры, лицедейства, – которая настроена на заказчика… Вот мне проституция интереснее. чем секс по симпатии, я нахожу в этом большее удовольствие… Может быть, сильное инфернальное начало стало во мне основополагающим? Это сила дьявола… Проституция – это промежуточное звено между добровольным, свободным сексом и сексом за решеткой… И, главное, я стал таким равнодушно-уверенным с себе… от этого идет ощущение индивидуальности.
 
Вернемся в мир эротики и секса, потому что сейчас это почти мой единственный мир.
 
Психология секса для меня закончилась, осталась только фармакология секса.
 
Секс – это психология + актерское мастерство (и, как хороший спектакль, действие должно не проигрываться, а «проживаться») + техника.
 
Мне интересен не секс, а баланс между эмоциями и прожженностью парня. Мне интересно с этим играть. Мне интересно играть с эмоциональностью парней.
 
Больше всего я люблю ролевые игры, страсть и жесть.
 
Всё, к чему я прикасаюсь, я вдыхаю жизнь, вдыхаю эрос.
 
В Москве все предельное. Люди все делают, словно дальше некуда, предел. Вот она, столица, куда же дальше. И даже трахаются вяло.
 
Мне не подходят бисексуалы. Мне – либо геи, не похожие на геев, либо натуралы, которых изредка пробивает на парней. Чем ближе он к этой середине кривой 50/50, тем хуже.
 
Больше всего я не люблю Москву за то, что каждый человек вынужден не быть, а казаться. Не успевая за этой бесконечной гонкой друг с другом, они корчат из себя тех, кем не являются и никогда не будут.
 
Меня меньше всего интересует, как одет этот человек, – потом ведь все равно придется иметь дело с ним раздетым... Заповедь бисексуала. 
 
Гей-среда опошляет сам секс, мне понятней те бисексуалы, которые не живут в этой среде, а ищут связи вне. 
 
Я научился важным вещам:
  1. Ни о чем не жалеть, не называть свои решения и выборы ошибками.
  2. Не обращать никакого внимания на оценки меня другими людьми, как отрицательные, так и положительные. Мне всё равно. Для меня есть только мое мнение. 
 
2017
06.02.17
Я презираю место и время своей жизни, я не принимаю их, поэтому у меня нет "романа с жизнью". На мне даже бактерии не живут. Я чувствую себя каким-то оглушенным и кастрированным.
 
Я понял, что я не люблю в людях те проявления, которые есть во мне самом. Более того, моя социопатия восходит к разрушительному чувству не любви к себе.
 
Я навязываю людям свои только эмоции, своё больное нутро. У меня низкий уровень эмпатии. Я не могу по-настоящему сострадать, сопереживать им, разделять их радости и беды. Мне безразличен их внутренний мир… Я ничего не могу дать человеку. Поэтому я одинок… Мне не нужно никакое взаимодействие с людьми. И с этим мне идти дальше и жить… 
 
Я научился не бояться смерти, я долго работал над этим главным страхом любого человека, работал с ним внутри себя, и теперь я спокоен. 
 
17.02.2017
Пока мне жить в этой стране, я буду всегда защищать – украинцев, гомосексуалов и животных – и не потому, что я, прежде всего, украинец, гомосексуал или животное –но даже, если я обнаружу в себе 1%... нет 0,01% от украинца, гея или животного, я буду это делать.
 
07.04.2017
Во всем и в каждом есть механизм самоуничтожения. Частные случаи: атоптоз клеток, тяга к суициду у подростков и т д. Стремление к счастью человека – это, по сути, стремление к смерти, к концу (или к началу, что одно и то же) отсчета, то есть к тому состоянию, когда тебя еще (или уже) не существует. Это и есть то недостижимое счастье. Но это касается не только клетки, индивидуума, а как выясняется, касается всего мира. Вселенная тоже стремится к счастью (энтропия, физика...), то есть к точке начала координат – своего начала и конца одновременно, то есть к смерти всего сущего. Вселенная, подобно организму, растет в бесконечность и развивается от простого к сложному и при этом стремится к нулю, к пустоте, к смерти... Вот пока что мой предел понимая. Но он не предельный.
 
Всю ночь и потом всю дорогу в P. я нервно думал о ничтожности своей жизни. 
Нет, я даже не жалел самого себя (как это обычно делают люди в одиночестве), а наоборот, безжалостно разоблачал. Пару раз я еле сдержался в автобусе, чтобы не закричать во весь голос: «Ну не борец я! Не жилец! Ну заберите меня отсюда, маленького… В голове мелькали разные мысли и отрывки чьих-то фраз, но заканчивались они всё одним: «Я сам себе враг». Стало быть, есть некое деструктивное начало во мне, которое пожирает меня изнутри. Тогда зачем такие рождаются, не-жиз-не-спо-соб-ны-е? Зачем?.. Так, может, и не рождаться бы тогда вовсе?.. Я родился не там и не тогда. Это была ошибка. Генетическая мутация. Чья-то оплошность… Несколько раз в жизни я был близок к тому, чтобы перерезать эту ниточку, но меня вдруг одёрнули: «Не бери на себя эту ответственность, тебе хватит твоей смертельной болезни». – «А сама жизнь разве не смертельная болезнь? Вот уж подарочек – не знаю, что хуже!» – возразил бы я в ответ. 
 
А как сладко и многообещающе всё начиналось… Я даже сейчас не про влажную, теплую, надежную утробу матери, из которой тебя автоматически выплюнули в мир зла и произвола. Я про первые шаги и слова, про надежду и мечты, про веру в себя и в Бога, про первые открытия и успехи, про то, что могло и должно бы быть, но не стало…
 
09.04.17
Я устал от людей. Они присасываются и пьют из моего родника, а он не успевает наполняться.
 
Экзистенциальное одиночество… Я так глубоко закопался в себя, что начал осознавать всю глубину этого когда-то бессмысленного для меня словосочетания… Это непостижимо трудно, но страшно, неотвратимо… Как быть любому человеку, брошенному жить в этот мир и при этом осознающему и целиком открытому этой истине?
 
26.07.2017
Я живу в такое время, когда каждый норовит насрать на другого, и называет это самовыражением.
 
21.08.2017
Презираю рабско-быдляческую Россию. На примере P. Но она более настоящая в своей отвратительности, чем Москва в своей поддельности.
 
Здоровый организм будет избегать секса, при этом физиологически вожделея. Я отвечу им на сайтах: Я не ищу секс, я избегаю его.
 
26.08.17 
Иногда доходит до смешного – мне кажется, что я уже в ином мире, слушают эфир из этого мира.
 
28.11.17
В Москве все быстро меняется и легко заменяется
 
01.12.17
Мне все труднее и труднее контакты с людьми. А почему? Во-первых, они меня не адекватно воспринимают, во-вторых, они все чего-то хотят от меня, хотят воспользоваться, в-третьих, они предсказуемо-неинтересно-отвратительны. Мне в тягость не только говорить с людьми, но и даже смотреть на них.
 
18.12.17
Я стал невосприимчив ни к похвале, ни к критике. Но еще подступает что-то мучительно-щемящее, когда мне стыдно перед всеми светом за свою природу и за свою жизнь
 
20.12.17
Эмоциональное для меня неразрывно связано с чем-то новым, свежим.
 
24.12.17
С чувством избранности, личного особенного предназначения, и при этом –абсолютной неприспособленности к миру, с пустым карманом и лишь долгами я подступаю к возрасту Христа – в надежде, что скоро мои муки по поводу пребывания в этой жизни закончатся. Не реализован, не понят, одинок. Мое состояние. И белый снег в окне.
 
Я сексуально и эмоционально истощен. Мне ничего не надо, только покоя.
 
Я презираю место и время моей жизни, поэтому у меня нет романа с жизнью.
 
2018
05.01.2018
Я неправильно отношусь к современному времени, поэтому неадекватно себя веду в нем, отсюда эта большая неудача с моей жизнью. Я пытаюсь осмыслить все, мой мир из связей, это мир наземно-воздушной среды с законами тяготения. А сейчас водный мир выживания. Люди барахтаются в нем, почти совсем не видя друг друга, подныривают, обплывают друг друга. Это такая борьба за выживание водного мира. Я в ней чудак, неспособленный вымирающий вид. Мое существо не адекватно моей среде обитания…
 
Я надеюсь только на смерть как освобождение от того, что мешает мне жить...
 
13.01.18
Ты давно мне писал про ангела, который смотрит в мою сторону наполовину, его другая половина отвернулась от меня. Так вот я начинаю понимать теперь, что значит жить, когда он отвернулся совсем. Это чувствовать боль всех на 100% и при этом не в состоянии что-то изменить. Это когда твой болевой порог очень-очень низкий, когда даже самое легкое и нежное прикосновение для тебя – словно ожог или глубокая рваная рана. И когда нет защиты от этой боли, нет толстой шкуры, то есть нет защитника и нет защиты. Но ты продолжаешь существовать. И думаешь лишь о том – когда это всё закончится. Но при этом ты слишком слаб, чтобы поставить точку, покончить с этим силой своей воли, самостоятельно. Вот что значит жить без ангела-хранителя.
 
17.01.18
В экзистенциальном развитии человека важное значение имеет его отношения с двумя противоположными вещами: смертью и сексом. И оттого, какое решение этих проблем найдет человек, зависит его выживание. Так, если я не смогу ответить сексу нет он погубит меня. Но и ответ да тоже не спасет.
 
17.01.18 
Я положительный персонаж, помещенный в отрицательный мир. Может, лучше стать отрицательным персонажем, живущем в положительном мире?
 
18.01.18 
Действует отрицательный отбор снизу вверх. Чем более отрицательный человек, тем больше у него успеха в этом жестком беспринципном рыночном мире. Чем больше человек идет на компромисс с самим собой, тем больший успех его ждет. Я же оторван от этого мира, мне понятен он до отвращения, и я вынужден в нем жить. И вот насколько у меня уже что-то есть, что составляет ценности этого людского мира, настолько оно отражает степень моего компромисса с самим собой для выживания меня как индивида. Уровень моей адаптации и уровень моего компромисса низкий. 
 
20.01.18
Мы плаваем, как планктон в океане информационного мусора. Все больше отмирают у нас разумные органы, все меньше мы можем мыслитель, перерабатывать этот бесконечный поток мусора, несущего пустоту. Мир одноклеточных потребителей. Мир купли-продажи. Как хочется вынырнуть и отряхнуться от этого и пойти дальше.
 
21.01.18 
Современное российское государство служит самому себе и существует вопреки населению и природе своей территории. Человеческие и природные ресурсы для этого государства – это лишь эксплуатируемый материал для развития конкурентоспособности (прежде всего, обороноспособности) с другими государствами. Вся политика преимущественно внешняя – демонстрация силы, расширение территории и сфер влияния, развязывание войн с соседями, консервация внутри себя. Внутренняя политика пропагандистского свойства, где ключевая роль – информационное зомбирование населения через СМИ и популизм. Отсутствие гражданского общества, свобод, социальных гарантий, честного судопроизводства, невозможность для реализации человека и низкий уровень жизни. Наличие тотального контроля и вмешательства в личную жизнь человека, основа законодательства – запреты. Вот почему мне так противно от всего, что относится к этому государству. Когда я читаю его «законы», мне до тошноты противно. То же от его новостей, главарей, звезд и т.д. Я не воспринимаю его, избегаю, насколько это возможно, не признаю его. И наверно поэтому я не похож на среднего российского жителя – при том, что уровень мой социальный в этом государстве сильно ниже среднего, почти ноль. Но я вне этих ориентиров.
 
Жизнь человека делится на два этапа: этап эксплуатации своего организма для жизни и этап жизни для поддержания этого же организма. 
Моя трагедия как гомосексуалиста в том, что геи не находятся в поле моих сексуальных фантазий. И я хочу тех, кто заведомо не хочет меня. Я выключен из субкультуры геев. Я не могу реализовываться в этом смысле, поэтому психика ищет уходы, сублимации и концептуализирует мое "не хочу ничего и никого".
 
24.01.18
Уже 18-й год, а я все веду дневник. Маленькие капельки подсолнечного масла собираются на поверхности воды в капли побольше, а те в одну большую каплю. Так же и люди ищут себе подобных, объединяясь в группы. Я же не ищу себе подобных, я свой среди чужих, чужой среди своих. Я всегда один. 
 
Почему я существую?
 
25.01.18
Я курсирую между болотом и помойкой (P.–Москва)
 
… и, конечно, наркотики… как способ, не вставая с дивана, побывать во всех вселенных и испытать первичный акт грехопадения.
 
01.02.18
Болезни берут жизнь в кольцо, сужают ее все больше и больше. Снижается эксплуатацию нашего организма. Это нельзя, то нельзя, иначе конец. И мы поддерживаем этот огонек по возможности. Но с угасанием жизни физической развивается жизнь духовная – в одиночестве и без мирских радостей... 
 
Сегодня ночью мне снова было плохо... Печеночный приступ...
 
02.02.18
Размышления про знакомства на сайтах.
 
Подмечено, что почти в 100% случаев новое знакомство заканчивается уже прямо на сайте и в сознании участников, не переходя в реальное измерение. Сайты получили самодостаточность, они уже не инструмент для достижения цели – знакомства с продолжением, – а своеобразная арена для реализации жизни человека. Люди не способны стали переносить знакомство в физическую и биологическую сферы. Для них реальность стала чем-то тяжелым, безынтересным и ненужным. И в этом я усматриваю не простое изменения вкусов и уклада жизни современного человека, здесь прячется нечто большее – зарождение нового уровня организации материи, не меньше! Он возникает на базе биологического – мозга, но уже существует сам по себе. Психика человека, существующая в виртуальном мире. Виртуальный мир имеет свои законы и формы существования, там реализуются потребности людей, в этом мире они живут больше по времени и насыщенней эмоционально, реализуются творчески, сексуально, интеллектуально. Виртуальный мир претендует на главенство, превращая жизнь реальную в свой придаток. Это новая эра. Как когда-то из физического мира, из корпускул и волн, возникла нечто новое и более сложное –биологическая материя, подчинив себе физику и химию, похожим образом теперь уже на биологической основе зародился и развивается новый организм, неизвестная форма жизни – психо-технический уровень организации материи, неоправданно называемый нами сейчас виртуальным миром.
Я живу в виртуальном мире. Я призрак?
 
06.02.18
В биологию я убежал от секса. Хочешь отбить в себе желание – препарируй это, расчлени на ткани, клетки и молекулы, разберитесь в рефлексах.
 
08.02.2018
Область секса – это всё-таки темная сторона человека, не рациональная, не понятая и разрушительная. Секс перестает им быть, если заканчивается физиологией, конечно, это область глубинной психологии и, наверное, даже запредельного. Желание играет с человеком злую шутку, делает своим рабом, мотыльком, летящим на пламя, чтобы умереть. Наслаждение становится иллюзией. Секс не дает успокоения, лишь временное облегчение, а потом снова цикл повторяется. Сексуальное похоже на хроническую патологию. В практике человека известно два пути борьбы с этой болезнью – высвободить (гедонизм?) и спрятать (аскетизм?). Первый способ не эффективен, проверено. Теперь каждый раз думаешь: «Хоть бы не дошло до секса», – а когда он не получается по разным причинам – принимать с облегчением про себя: «Слава богу...» Нужно держать этого зверя в узде, иначе он сожрет своего хозяина с потрохами. Это мой вывод о сексе... 
 
Я подхожу к возрасту Христа.
 
За стремлением человека к счастью кроется стремление к смерти, то есть возвращения в то состояние, из которого мы вышли, родившись, а жизнь, несомненно, есть страдание.
 
Я пребываю и борюсь за выживание. Вообще я не борец за жизнь, а философ. К 30 годам я разочаровался в людях, в себе, в жизни. Что дальше? Продать квартиру, купить наркоты, собрать знакомых парней и девушек и умереть в экстазе от передоза. Вот сценарий.
 
Сексуальное –это то, что соединяет биологию и мистику.
 
25.02.18
К возрасту Христа секс, слава Богу, отпускает, наконец можно поработать.
 
10.11.18 
Когда-то, будучи в Иваново, я смотрел на типажи девушек, особенно парней… Это другие типажи, чем были на Украине. Это северные типажи. И у них другая эмоциональность. Они совершенно пассивные, холодные… И я здесь чувствую себя южным чужаком. Здесь есть симпатичные мне парни, они с тонкими чертами лица и морозящей сдержанностью, воспитанной закалкой воздержания и сомнения. 
 
Россия: душа, красноречие, грусть, красота, драма (трагедия), тайна.
Украина: напевность, плоть, красивость, выразительность, веселость, «веселое сердце».
Белорусь: смирение, мягкость
 
Без Украины Россия забудет про страсть, разучится наслаждаться и ещё дальше затеряется в дебрях рефлексий и в своем природном саморазрушении. Это же не нами придуманный тонкий баланс, словно организм. И господин Черчилль это хорошо понимал, когда высказывался про Украину в своих мемуарах. Украина – это праздник, который отнимают у России. Но, мне думается, что отнять не допустит сам господь Бог.
 
Обеим сторонам надоел этот конфликт, выгодный силам, которые сейчас и давно уже глобализируют мир (принцип разделяй и властвуй). Россия ещё не оценила степень того урона и ошибается в выбранном пути поведении. Да и масштаб видимых конфликтующих сторон разный, чем сторон настоящих.
 
Кто же знал, что к моменту наступления моей зрелости настанет такое время, в котором я вынужден жить, выживать и ещё в добавок вытягивать и спасать других.
Так случилось, что я чувствую одновременно (или переключаясь от одного к другому) связь с и Россией, и с Украиной, и с Беларусью. Причиной – место моего появления на свет. И все распри между ними я остро ощущаю внутри себя, они проходят по мне, как трещина в земной коре при землетрясении. Геополитический конфликт, пропущенный через себя, воспринятый личностно, хотя не было разорванных семейных отношений, – это конфликт экзистенциального, а не эмпирического порядка. Я часто размышлял, много раз был и даже пожил специально и в Минске, и в Киеве.
 
Чтобы глубоко познать, нужно проникнуться, пропустить через себя. И надо быть морем, чтобы принять в себя грязный поток (Ницше). Меня в какой-то момент непреодолимо и неожиданно потянуло в сторону Украины. Это явилось мне, как открытие чего-то, что давно спало во мне. И там, в моем любимом Киеве, я встретил людей, которые мне открыли определенные и неожиданные вещи про меня самого. Но об этом ещё рано писать...
В чем, по моему скромному мнению, принципиальная разница русской и европейской цивилизации? Европейская: открыта тема секса и табуирована тема смерти. Русская - наоборот: открыта тема смерти и табуирована тема секса. Отсюда - вся великая русская литература – от отсутствия средств, одного лишь слова, чтобы назвать это одним словом. И отсюда же – немецкое порно.  Это свойство, с одной стороны, как бы дефект (ведь и Любовь, и Смерть – части единого целого), но оно даёт и преимущество – каждой цивилизации. Есть эти две цивилизации и есть буфер между ними – территориально это выпало на Украину, Беларусь, Прибалтику... Исторически этот раздел пролег по границе между влияниями Папы Римского и Константинопольского Патриарха. Этот конфликт, первоначально сугубо утилитарный, стал мировоззренческой пропастью между этими цивилизациями.
В Киеве я становлюсь автоматически проще, но при этом не примитивнее. Точно такая метаморфоза возникает, когда я перехожу с русского языка на украинский... Униженные и оскорбленные. Вспомни Достоевского. Его весь мир помнит. «Люди и созданы для того, чтобы друг друга мучить». Роман «Идиот». И в этом отражается образная разница России и Украины. Украина – это праздник, это страсть, это оргия. Никто не будет тебе там выносить мозг, как я сейчас. Если только политикой могут. И это свойство буфера.
При внешней гармонии существует внутренний конфликт противоположных тенденций. Украина – это не только оргия. Это оргия + музыка. То есть это оргия под музыку. И почувствовать это можно через украинскую народную песню, по-настоящему пропустив ее через себя. И есть альтернативный, самый верный, способ постичь другую культуру и природу человека – через секс с его носителем. Оба способа сложны и затратны, ведь по сути музыка – это и есть секс. Потрахаться – не поможет в России. Подействует – и даже может в виде откровения – только, если приехать сюда откуда-то гостем, потрахаться и сразу уехать, потом вспоминая и сублимируя над мемуарами.
Меня пугает свой взгляд в зеркале. Но мне же не стоит бояться самого себя?
Нет, мы пока еще не друзья. Но по ощущения, могли бы ими стать. За настоящих друзей я по-настоящему радуюсь или огорчаюсь, как будто это происходит со мной. Эмпатия... И я медленно теряю это свойство – эмпатию – поэтому много пью. И не только.
 
13.11.18
А с церковью что происходит – нагляднейший пример того, кому и для чего всегда служила церковь. Абсолютно торгово- политическая организация, спекулирующая чувством страха смерти любого человека. Церковь, как явление, абсолютно дискредитировала себя последними событиями на Украине. Если бы я был верующим – в смысле конфессиональном, – то после того, что я наблюдаю сейчас, в одночасье бы отошёл от любых религий, конфессий, церквей. Верил бы в себя и в солнце. Это же просто апокалипсис в голове, не меньше.
Церковь – чтобы разделять людей и властвования над их массами.
Не бойся смерти, смерти нет.
И не нужны тебе эти ублюдочные попы, ни ксёндзы, ни имамы, ни ламы... Но слаб человек...
 
17.11.18
Природу можно выразить музыкой. Гессе подробно исследовал это за игрой в бисер. Музыку можно выразить танцем. Но любую ли музыку можно выразить танцем?.. Бывает, в ночном клубе на автомате твое тело подхватывает ритм, и оно уже не принадлежит тебе – принадлежит музыке. И вот хитрый диджей, посматривая в зал, бросает какую-то неожиданную мелодичную тему, не основную, она пробегает и спорит с ритмом. А ты сразу просекаешь эту фишку, ловишь ноты и превращаешь в ответные, не менее неожиданные движения, естественные. И диджей замечает это и, довольный то ли собой, то ли тобой, улыбается про себя. А ты кладешь руки в карманы спортивок и говоришь телу: ээ, стоп, это обман, ведь основная тема есть. Ты же самец: не твое это – подхватывать сходу да на лету всё, что попало. И все они, уже почти слившиеся в ритме, видят эту твою сдержанную, неиспорченную природу, которую даже музыкой не вывести из себя. Кайф. Только ты и музыка. Жаль только, что теперь курить нельзя на танцполе.
 
02.12.18
Когда у меня есть место, нет времени, когда у меня есть время – нет места. А все потому, что время и место – это суть одно и то же.
 
12.12.18
Зачем мне кандидатская – этот, забытый в наше время переплет, кроме как поощрения в себе гордости и превосходства над другими или сублимации творчества – не нужен никому.
 
15.12.18
В какой мерзости живём. Ещё усиливая мерзость алкоголем.
 
Экстренно, под угрозой смерти, перевез свои вещи из комнаты, что снимал, к Вале.
 
26.12.18
Одеваться, как белорус. Любить, как украинец. Страдать в мысли, как русский.
 
Если люди поставлены в нечеловеческие условия жёсткой конкуренции, это не значит, что нужно терять лицо. Деньги пришли и ушли, а ваша репутация, ваше мнение о самом себе, да и просто хорошее расположение духа – потеряны безвозвратно. У немцев есть поговорка: «Из каждого свинства можно вырезать кусочек ветчины». Это прагматичная поговорка очень прагматичных немцев. Вот и вы вырежете – не на злобу дня.
 
Видеть красоту научила меня Беларусь, живому чувству, любить страстно, индивидуально – научила меня Украина, но Россия мне всех милей – учитель.
 
2019
01.01.19
Новый год – новый шаг к финишной прямой. Перешагнём с удовольствием? Вместе! 
 
21.01.19 
Есть четыре возраста: физический, биологический, психологический и социально-этический. 
Физический. Меряется единицами времени, секундами и далее.
Биологический. Половое и физиологическое развитие и созревание. Кошка в первую течку в 6 месяцев готова к спариванию, но не готова к беременности и родам. Акселерация – ускорение полового и физиологического созревания от генерации к генерации. Быстрое старение после радиоактивного облучения (биологическое время опережает физическое). Увеличение средней продолжительности жизни человека и домашних питомцев. Старение женатого мужчины проходит быстрее, чем неженатого (ускорение биологического и психологического времени).
Психологический. Роль индивидуального опыта. Гений – вечный ребенок, поэтому создает новое, не принимая за основу опыт и пределы наработок предыдущих поколений.
Социально-этический. Отношение к тому или иному возрасту в обществе и культуре на в определенный исторический момент. Социальные стереотипы: как должен выглядеть и чем обладать человек в определенный возраст.
 
И есть ещё два возраста – возраст самовосприятия и возраст стороннего восприятия, субъективного восприятия тебя другими людьми.
В защиту порнографии. 
Стремление человека запечатлеть свой или чужой секс на фото и видео имеет те же причины, что и искусство в широком смысле слова. Это попытка сделать врЕменное вечным, запечатлев ускользающую радость действительности. Это тщетная борьба с непреложностью финала. Это противопоставление тому, что идёт рядом с Любовью. Это спасение Любви. Это вызов Смерти. В этом смысле, порнография – то же искусство, и, может быть, самое откровенное и правдивое. Порнография – это чистое искусство. Древние не разделяли порнографию и искусство. А вот эротика – уже не чистое искусство, возможно, поэтому я ее недолюбливаю. 
 
01.02.19
Я чувствую изоляцию от людей. Что-то происходит. Что-то должно произойти в эти мои 33. Я просто не могу жить по-старому. А как по-новому, я ещё не знаю. Но точно жить.
 
20.02.19
Я не пытаюсь быть (=казаться) тем, кем не являюсь. И вам не советую. Для счастливой жизни достаточно быть тем, кем вы есть. Так прислушайтесь к себе вместо того, чтобы тщетно из кожи вон лезть и пытаться прыгать выше своей головы. Не прыгните. И спорт я потому недолюбливаю. Я за культуру, в том числе физическую.
 
22.02.19
Я не знаю большей ошибки правителей России, чем Крещение Руси Владимиром в 980 г.
 
14.03.19
Люди не понимают двух неотъемлемых свойств этого мира: 1. мир прозрачен и открыт, в нем ничего не скрыть, в нем тайна – это иллюзия; 2. нам ничего не принадлежит в нём, так что чувство собственности тоже самообман.
 
15.03.19 
Девушка в метро читает Ремарка. В переводе на русский. Я достаю тоже Ремарка. На украинском. Она понимает. Смотрим друг на друга.
 
28.08.19
Казалось бы, совсем ещё недавно меня сильно обижало, что незнакомые люди ко мне обращаются на ты, как я думал, не воспринимая меня всерьез, как личность, недооценивая, и я стремился к тому времени, когда наконец стану полноправным членом этого общества и жителем нашей планеты. Теперь же ко мне всё чаще и чаще обращаются на Вы, но я этому совсем не рад...
 
Мне нужно подальше держаться от людей, особенно тех, кто мне близок и понятен. Разрушая себя, я тащу их за собой.
 
2020
22.02.20
Трагедия моей сексуальности настоящего этапа в том, что с теми, кто хочет меня я могу только за деньги (то есть никак), а с теми, кого хочу я – только, если взять их силой (то есть никак). Далее идет кривая: возраст и сексуальность. Это причина не только сильного сокращения и почти отсутствия у меня секса за последний год, но затухания самого замысла об этом, самой мысли, самого желания, самой попытки. Этот перелом произошел примерно в 33.
 
Почему мы не стремимся в светлое будущее? Потому что мы стремимся не к тому, чего не знаем или знаем как старость, а к тому, что испытали и чего не светит нам в этом будущем.
 
17 апреля
Я крупно ввязался во что-то нетривиально опасное, что медленно, но верно ведет меня в ад.
 
Мне противно от моей прошлой жизни и невыносимо от настоящей.
 
26 апреля
Хочу детей… Хочу ребенка. 
 
У него – привычка жениться, у меня – привычка не жениться. Я всегда буду один. Девушка мне нужна для рождения ребенка (не только технологически и биологически, а в страсти), парень для близкой дружбы.
 
Опять алкоголь как спасение.
 
30 апреля
Да, я сам хочу того, что со мной происходит… Разрушения.
 
Кто я? Зачем я?
 
02.05.20
Вальпургиева ночь была с 30 апреля на 1 мая, и мне снились сны. Я уже второй день не сплю, то есть я не могу глубоко уснуть, это полусон, полудрем... 
 
Сон в первую ночь – грязь, трупы, наркотики, зверства и отчаяние. 
 
Вторая ночь – мне стало всё понятно про мою теперешнюю жизнь. Раньше я видел в этом только игру. Но та девушка в Харькове сказала: «Не ведь в Москву, благими намерениями дорога в ад выстлана.» И этой ночью мне стало очевидно это, так ясно стало…
 
06.05.20
Мне так давно жизнь казалась завершенной, мне неинтересно жить.
Вам понравилось? 14

Не проходите мимо, ваш комментарий важен

нам интересно узнать ваше мнение

    • bowtiesmilelaughingblushsmileyrelaxedsmirk
      heart_eyeskissing_heartkissing_closed_eyesflushedrelievedsatisfiedgrin
      winkstuck_out_tongue_winking_eyestuck_out_tongue_closed_eyesgrinningkissingstuck_out_tonguesleeping
      worriedfrowninganguishedopen_mouthgrimacingconfusedhushed
      expressionlessunamusedsweat_smilesweatdisappointed_relievedwearypensive
      disappointedconfoundedfearfulcold_sweatperseverecrysob
      joyastonishedscreamtired_faceangryragetriumph
      sleepyyummasksunglassesdizzy_faceimpsmiling_imp
      neutral_faceno_mouthinnocent
Кликните на изображение чтобы обновить код, если он неразборчив

3 комментария

+
1
irioles Офлайн 25 апреля 2023 22:20
Я так понимаю, что вы есть тот самый Валя. У меня нет слов, какое-то опустошение внутри, даже, прочитав аннотацию, я всё равно взялась читать.., 06 мая 2020…
Судя, по дате, когда вы здесь были, я даже не уверена, что вы прочтёте, спасибо, что поделились
Гость Sirius
+
2
Гость Sirius 25 апреля 2023 23:19
Спасибо вам! Это правда - это пронзительный в своей абсолютной искренности текст. Sirius
+
1
irioles Офлайн 26 апреля 2023 04:54
[quote=Гость Sirius]Спасибо вам! Это правда - это пронзительный в своей абсолютной искренности текст. Sirius

О! Вы меня обрадовали, вы есть!
Спасибо, что ответили!!!
А какой для вас Саша? Я когда, читала прям видела квартиру, улицу, его одежду представляла, слышала шум горла , как наяву. Что сподвигло выложить сюда? Мне так мало… у меня тысяча вопросов без ответов …
Наверх