Без остановки

То, что мальчики ему нравятся куда больше, чем девочки, Юрка знал всегда. Чуть ли не с детского сада, где водился со всеми, не разбирая ни пола, ни возраста. Татарку Галию звал «Галюня», а еврейского мальчика Моисея – запросто, «Моськой».
За это мальчик Моська полюбил его всей душой, бегал за ним хвостиком и если что, звал его тонким писклявым голосом:
– Ю-у-у-ль-ка-а!
Нет, его не обижали. Юрка сразу сказал всем, что голову оторвёт любому, кто его Моську тронет. И на всякий случай, отобрал пупса у девочки Маши, которая что-то вякнула про евреев, и открутил кукле башку. Все впечатлились, а Машка заплакала, потому что это была её любимая кукла. Юрке влетело, от воспитательницы.
Зато мальчик Моисей при всех его поцеловал от избытка чувств, как своего героя. Ему за это тоже влетело, но от его мамы и не так сильно, когда она узнала, за что. А Юрка был просто счастлив.
Когда хитрая Галия предложила поиграть всем втроём в «доктора», Юрка охотно согласился и первым скинул трусики на тихом часе:
– На, смотли, доктол!
Букву «р» он тогда не выговаривал, и всё думали, что его зовут Юлька. В смысле – Юлий, как он сам и представлялся.
Мальчик Моська посмотрел на него, вздохнул и тоже приспустил трусики.
– Ого, – удивился Юрка. – Какой он у тебя! Дай тоже потлогать.
И они щупали вдвоём мальчика Моисея, пока их не застукали. Влетело всем троим по первое число.
– Ничего! – хорохорился Юрка, утешая обоих и обнимая обеими руками. – Тепель ты мой блатик, а ты моя сестлица! Выластем, будем жить вместе, как в сказке.
Он брал их за ладошки и целовал их: сначала одну ручку, потом – другого. Такое простое детское счастье.
Но не зря в сказке у сестрицы был только один братик, да и того гуси чуть не спёрли. Когда Галюне и Моське пришла пора идти в школу, они попали в один класс. И они первого сентября пошли вместе, нарядные и с цветами, держась за ручки. А Юрку даже с собой не взяли.
Он возмущался, плакал в голос и кричал на родителей и воспитательниц:
– Я уже взр-р-рослый! Я читать умею! Я считать умею до десяти! Пустите меня в школу, пожалуйста! У меня там бр-р-рат и сестр-р-ра!
Родители вздыхали и гладили его по голове. Воспитательницы смущённо отворачивались. Все знали, что Юрка у мамы с папой один.
Но он был январский, а классы были переполнены. И поэтому Юрий пошёл в первый класс на следующий год, крайне недовольный и злой. Букву «р» он уже выговаривал на «отлично», а толку? Только и делал, что на всех рычал и ни с кем из класса не водился «пр-р-ринципиально»: нечего ему с малышнёй возиться!
Разумеется, он сразу попал в первые ученики и отличники. И заодно – в отпетые хулиганы. Потому что был крупнее всех в классе и никому не давал спуску. Чуть что не так – от него сразу всем прилетало, без разбору, что мальчикам, что девочкам. Как от воспитательницы в детском саду.
Галюня и Моська учились так себе, ни шатко, ни валко. В классе их дразнили: «тили-тили-тесло, жених и невеста!» Они сидели за одной партой и за одним столиком в столовой. Ходили вместе в школу и со школы. Однажды Моська пришёл с фингалом под глазом: полез защищать свою даму сердца от насмешников, и получил.
– Ты ж мой гер-рой, – вздохнул Юрка и пошёл разбираться. Вернулся через час с разбитой губой и содранными костяшками на кулаках, зато сияющий и довольный:
– Всё! Никто больше р-ротика не откр-р-роет! Я им всё объяснил, как надо.
Галюня улыбнулась, обняла его и чмокнула в щёчку. В благодарность. Моська посмотрел на неё и тоже поцеловал Юру, прямо в разбитую губу:
– Спасибо, братик, – сказал он и добавил упрямо:
– Но в следующий раз я сам!
Юрка только усмехнулся: «ладно, сам так сам!» Моисей почти догнал его по росту за год и теперь упорно висел на турнике, набирая силу. С сосредоточенным лицом махал гантелями и отжимался, с Юркой на пару по утрам. А Галюня стояла рядом и считала, кто больше.
Первую пару-тройку лет они ещё дружили все втроём. Юрка даже помогал Моське с математикой, которая поначалу у него никак не шла. Сидел часами у того на кухне за столом, застеленным клетчатой клеёнкой, и объяснял на яблоках сложение, вычитание и деление. Он знал их лучше всех.
Яблоки приносила Галюня, потому что её семья жила в частном доме с огромным садом. Их матери все вместе работали на рыбзаводе и не могли нарадоваться, что их дети так крепко дружат. Детсадовские проказы уже никто и не вспоминал. Хватало новых школьных впечатлений.
Делили яблоки при помощи ножа и лопали, с удовольствием похрустывая. Осенью и зимой ходили вместе в кино, а весной пускали вдоль улицы по канаве кораблики. И всё лето, пока уроков не было, проводили у Галюни «на даче».
За сараем на старой сосне у них был «штаб»: дед Галии Талгат Фатрахманович из спиленных стволов соорудил наверху «избушку на курьей ножке». Корни сосны и правда, напоминали растопыренную куриную лапу, а крона ниспадала с двух сторон на крышу домика, как зелёные крылья.
В избушке было маленькое окошко, забранные четырьмя разноцветными стёклышками размером с тетрадный лист каждое, и дверь, собранная из реек и обитая корой. Дед Талгат старался придерживаться рисунка из детской книжки, зачитанной его внучкой и её друзьями до дыр. Вплоть до того, что, набрав глины на реке, вылепил вместе с Юркой из неё на одной из стен фасад печки, и побелил его. А Моська с Галюней расписали цветами и диковинными зверьми.
Юрка старался помогать деду Талгату изо всех сил. Пока Моська с Галюней расписывали стены и дверь изнутри и снаружи, Юрка всерьёз взялся за лавочку и под руководством деда Галии срубил её сам, пускай вкривь и вкось. Но для десятилетнего мальчишки это было самое настоящее достижение. Сам придумал, сам вырубил, сам собрал.
– Юрец-молодец! – сказал дед Талгат, усмехаясь в усы. И это прозвище приклеилось к Юрке до самого окончания школы. А он старался с тех пор ему соответствовать.
Когда они ссорились – а и так бывало, дети же! – Юрка брал их за руки и молча целовал их в ладошки: сначала одну, а потом – другого. От этого все обиды и злость сразу проходили, как царапина от листа подорожника.
В домике на дереве они провели три лета. Галюня и Моська притащили из дома свои любимые игрушки: куклу Алёнку и плюшевого медведя Мишу – и с удовольствием играли в «дочки-матери». Юрку они «усыновили» и порою строго «воспитывали» за то, что дерётся со всеми подряд, ходит босой и неумытый и не слушается «родителей».
Юрка ложился на лавочку, спускал шортики, задрав босые грязные пятки вверх, а они с серьёзными лицами хлопали его ладошками по голой попе. Юрка дрыгал ногами и хохотал: ему нравилось. Он был просто счастлив: сбылась его мечта – они живут втроём в своём домике, как в сказке!
Но скоро они выросли и домик на дереве стал для них слишком мал. Да и детские игры стали уже не такими интересными, как раньше. Появились новые.
Когда Галюню родители отдали в художку, а Моську – в музыкалку, Юрка сам пошёл и записался на бокс. Тренер Тарас Игнатьевич сразу его заприметил и стал готовить к соревнованиям.
– Ты хороший парень, Юрец, – говорил он. – Сильный, но добрый. Это тебе в жизни поможет.
И Юрка старался изо всех сил быть хорошим. Собирал грамоты, медали и похвальные листы, как дураки – фантики. Слушал, как друг Моська играет на своей скрипке и замирал душой: «ты самый лучший на свете братишка!» Смотрел, как Галюня выводит по мокрой бумаге кисточкой кувшин и яблоки на столе и прочувственно хвалил: «Ты гений! Они как настоящие, так и откусил бы кусочек!» А потом шёл на тренировку, пританцовывая на ходу и перепрыгивая через лужи. Он думал, так будет всегда.
Но уже той же осенью, когда Моська в первый раз выступал перед зрителями на сцене дома культуры, в фойе вывесили работы учащихся художественной школы, а Юрка поймал их обоих «на горячем». После концерта, когда зрители вывалились из зала шумной галдящей толпой, он стоял сбоку от дверей, восторженный и радостный от предвкушения того момента, когда обнимет своего братика и сестрёнку и скажет им, что они оба молодцы! Но сколько он ни всматривался в проходящих мимо людей, двух знакомых фигурок в коричневом сарафане с белыми кружевами и в чёрном концертном костюмчике с белой рубашкой и бабочкой, среди них не было.
Юрка растерянно поморгал и заглянул в опустевший зал, где уже погас верхний свет и осталась лишь жёлтая цепочка огней рампы. Пробежался взглядом по рядам кресел, по сдвинутому до середины занавесу и дверям чёрного хода – никого! Где же они?
Юрка шагнул впервые и краем глаза заметил движение сбоку, рядом со ступеньками подиума. Замер, поморгал, привыкая к полутьме после залитого светом фойе. И задохнулся, разглядев на фоне стены под чёрным коробом динамика две знакомых фигурки, стоящих в обнимку в самом углу.
Они целовались, не замечая ничего вокруг. Его милый братик и любимая сестрёнка. Вдвоём, без него… Как же так?
Он уже хотел было завопить дурашливо: «Ага, попались!» – словно снова застукал их, играя в прятки на дворе Галюниной «дачи», но осёкся. Сердце его ёкнуло и тяжёлым тёплым мячиком провалилось вниз, прямо в трусы. И начало там пухнуть и жечь, как уголёк запечённой на костре картофелины. А губы стали такими сухими, что Юрка обвёл их языком несколько раз, невольно представляя, что это не его язык. А чей-то ещё. Его или её? Да какая разница! Или… всё-таки нет, именно его.
Он покраснел до корней волос и хмуро пробормотал:
– А чем это вы тут занимаетесь…
«…без меня?» – вертелось у него на языке, но никак не выговорилось вслух. Моська с Галюней ойкнули и замерли. А потом нехотя двинулись к нему, держась за руки.
– Прости, – в один голос тихонько проговорили они оба, стараясь не глядеть ему в глаза. – Мы тут…  задержались. Не сердись.
Юрка набрал полную грудь воздуха и шумно выдохнул.
– Пойдём, – махнул он рукой. – А то там нас, наверно, уже потеряли.
Он протянул им обе руки и потянул к себе две ладошки. Поцеловал сначала одну, потом другую, и сложил их вместе. И убрал свои руки.
Никто ничего не сказал после этого вслух.
Они вышли из полутёмного зала в залитое светом фойе ещё втроём. Но это был последний раз, когда Юрка шёл рядом, смотрел на них и улыбался. Когда обнимал их обоих и звонко чмокал в щёки, приговаривая: «какие же вы оба у меня молодцы!» Когда на душе у него было радостно и тепло оттого, что они вместе и любят друг друга больше всего на свете.
После этого случая Юрка стал сам не свой. Они как будто замкнулся в себе и поплыл по течению вниз, крепко зажмурившись и не открывая глаза. Съехал на «тройки» по всем предметам, а на тренировках работал вполсилы, пропуская очевидные удары и забывая закрываться в контратаках. Вечерами сидел дома, в своей комнате, никуда не выходя, куда бы ни звали – на горку, на каток, на лыжах.
И в школе перестал ходить на обеды и завтраки, словно боялся лишний раз попасться кому-то на глаза.
Наконец, мама заметила, что сын второй месяц подряд мусолит одну и ту же книжку и удивилась:
– Может, ты уже вырос из этих индейцев с пиратами? Попробуй фантастику почитать или детективы!
Юрка вздохнул и наперекор всем взялся за классику. Она была скучная и неинтересная, но от всяких глупых мыслей отвлекала. Он перечитал всё, что нужно по программе на годы вперёд, потому что времени у него стало навалом, когда он остался совсем один. Без братика и сестрицы.
Старый тренер Тарас Игнатьевич начал серьёзно болеть, и его сменил молодой горячий парень Анатолий Александрович. Тот сразу начал тыкать Юрку носом в ошибки и требовать отрабатывать технику до седьмого пота. Но никогда не хвалил, а только усмехался:
– Давай, Юрец, не трусь! Бей смелей, для чего тебе руки даны? Это не так больно, как ты думаешь!
Максимум, что тренер себе позволял, так это слегка пожурить Юрку с усмешкой:
– Не так плохо, как вчера! Но ты можешь лучше! Пахать надо, Юрочка! Пахать, а не ворон считать!
Юрка только злился и прятал глаза. Он и впрямь последнее время ловил себя то и дело на том, что сидит, замерев в раздевалке, и смотрит на то, как другие пацаны весело гомонят и подшучивают друг над дружкой. Они казались ему глупыми детьми. Сам он себя уже чувствовал совсем взрослым.
У него появились совсем не детские мысли, которые всё чаще его беспокоили. Галюня и Моська гуляли вдвоём и с собой его не звали, а он, хоть и страдал от этого, но понимал, что у них всё правильно. Они вырастут, поженятся и заведут себе сына Юрку. Другого, не его. Его сказка закончилась.
Он понял это сразу, как только ему стало ясно, что его самого никакие девочки не волнуют так, как других пацанов. Он слушал их наивные байки о всяких глупостях и втихаря посмеивался. Он точно знал, как устроены мальчики и девочки – сам щупал и смотрел. Но никому об этом ни слова не говорил.
И заглядывался на стройное мускулистое крепкое тело тренера, когда тот после тренировки стоял под душем, запрокинув голову и зажмурившись. Но всякий раз успевал отвести глаза, когда тот, почувствовав на себе чей-то взгляд, начинал озираться, вытирая ладонью воду с лица.
У других мальчишек после тренера и посмотреть было не на что. Тощие угловатые безволосые тельца Юрку не интересовали вовсе. А вот тренер ему даже снился. Совсем голый и не под душем, а почему-то прямо посреди его собственной, Юркиной, комнаты. И во сне тренер всё так же смеялся над ним:
– Давай, Юрец, не трусь! Смелей, для чего тебе руки даны?
И нависал над ним со словами:
– Это не так больно, как ты думаешь!
Во сне Юрка трогал его везде, как когда-то мальчика Моську, но в ответ слышал лишь насмешливое:
– Не так плохо, как вчера! Но ты можешь лучше!
Утром после таких снов Юрка просыпался в холодном поту с перепачканными липкой вонючей жидкостью трусами. И тайком бежал отстирывать их в ванной, и отмываться. Он был уверен, что заболел, но боялся кому-нибудь об этом рассказать.
С начала декабря тренировки назначали всё реже и реже, позволяя ребятам сосредоточиться на контрольных и проверочных работах. В один прекрасный день они пришли всего вдвоём с ещё одним парнем, Игорем. Тот был постарше, жил в другом районе и учился в другой школе, но раньше пару раз попадался Юрке на ринге. Раньше, до того, как с ним что-то произошло нехорошее, о чём никто не рассказывал, но все знали. Кроме Юрки, потому что ему никогда не были интересны чужие тайны.  
Тренер Анатолий Александрович даже не стал переодеваться, а просто предложил им позаниматься самим и оставил ключи:
– Сдадите потом на вахте. Только свет везде выключить и воду проверить, чтобы не текла!
И ушёл, оставив их одних, со словами:
– С наступающим! Увидимся в Новом году.
Игорь был русый обычный парень с короткой стрижкой и внимательными серыми глазами. Он молча лупил грушу, обмотав кисти бинтом, и изредка искоса поглядывал на Юрку, который вяло отжимался в углу. А когда тот повис на турнике, даже не пытаясь делать вид, что старается, тихо отчётливо спросил:
– Что у тебя случилось?
Юрка спрыгнул с турника и встал перед ним, разминая руки, даже не поворачиваясь к полузнакомому парню лицом.
– Ничего, – коротко и сердито ответил он. И замер, услышав шлепки босых ног за спиной и почувствовав чужую ладонь на своём плече.
– Мне тоже было плохо, когда умер папа, – услышал он тихий сочувственный голос из-за плеча. – Я, целый год не занимался. Ничего делать не мог, никуда не ходил и ни с кем не разговаривал.
Юрка обернулся и уставился на него.
– А ты молодец, держишься, – сказал Игорь, опустив глаза. – Пытаешься хоть что-то делать. Я понимаю, как это трудно.
Юрка выдохнул и еле выдавил из себя:
– Спасибо.
Игорь посмотрел на него исподлобья и предложил негромко:
– Ты можешь мне всё рассказать. Тебе станет легче, поверь, Юра! Со мной некому было поговорить, маме с бабушкой и так было тяжело. Если бы не Анатолий Александрович, который сам пришёл к нам домой, чтобы я вернулся, не знаю, что бы со мной было.
Юрка протянул ладони и сжал его руку, замотанную бинтом:
– Мне очень жаль, что твой папа умер, – искренне ответил он. И добавил:
– Ты хороший парень, Игорь.
Тот улыбнулся и окинул взглядом зал:
– Давай ещё полчасика поработаем и пойдём по домам.
Юрка торопливо кивнул и отпустил его руку.
– Давай, Игорь. Давай, я тебя потом до дома провожу.
У него ёкнуло сердце, когда тот кивнул, слегка зарделся и медленно проговорил:
– Я хотел бы с тобою дружить, Юрка.
И пошёл мутузить свою грушу.

2.

На Новый год Юрка принёс Моисею канифоль и набор разноцветных замшевых протирочных тряпочек для смычка, потому что знал, что он вечно их везде забывает и теряет. Лишними точно не будут!
А Галие подарил набор медовых красок. Их специально привет папа из столицы, куда его отправляли в командировку в середине декабря.
– С ума сойти, сколько стоят! – удивлялся он. И с одобрением смеялся:
– Балуешь ты свою девочку!
Родители Юрки были уверены, что их сын после небольшой размолвки снова гуляет с «татарской красавицей». И только удивились, откуда у него деньги на подарок.
– Сэкономил на столовой, – честно признался Юрка.
Отец поскрёб затылок и растерянно на него посмотрел:
– Конечно, я рад, что вырастил хорошего парня, который готов пожертвовать всем для любимой девочки… Но послушай, сын, во всём должна быть мера! Вряд ли твоей девочке понравится, если ты начнёшь падать в голодные обмороки!
Юрка замотал головой:
– Нет, я только одно пропускал: либо обед, либо завтрак! А то голова совсем ничего не соображает, – грустно улыбнулся он.
Отец покивал и со вздохом ответил:
– Теперь мне всё понятно. И твои оценки, и твоё настроение последнее время.
Он встал и положил сыну руку на плечо:
– Твоя учёба – дело твоё. Ты учишься для себя, хорошо или плохо. Я не собираюсь стоять над тобой с палкой и выколачивать отличные отметки…  Другое дело то, что отличный аттестат позволил бы тебе поступить, куда хочешь. А с одними «тройками» тебя и в техникум могут не взять.
Юрка покраснел и насупился.
–  Я исправлюсь, – тихо пообещал он. –  С Нового года постараюсь всё наверстать.
Отец серьёзно кивнул и продолжал:
–  А вот экономить на еде не надо. Иначе у тебя не будет ни сил, ни настроения что-то делать. Ты растёшь и тебе нужно хорошо питаться… Если тебе будут нужны деньги, подойди и скажи. Мы с мамой подумаем, где что можно подсократить, чтобы на всё хватало.
Юрка вопросительно на него посмотрел.
– Может, мне лучше работать пойти? – неуверенно спросил он.
Отец расхохотался и хлопнул его по плечу:
–  Молодец, правильно думаешь! Я тобой горжусь!
И вполне серьёзно добавил:
–  Только не рассчитывай, что тебе сразу станут много платить. Для этого нужно ещё учиться и учиться. Но у тебя всё получится, сын! Я в тебя верю. Я всё сказал!
Юрка вздохнул и опустил глаза. Ему не хотелось расстраивать отца тем, что сам он в себе так уверен не был.
–  Я тоже в тебя верю, – сообщил ему Игорь, когда он пересказал тому разговор с отцом. –  Ты хороший, и у тебя всё получится.
Они стали встречаться вечерами на краю старого парка а центре города, хотя каждому из них приходилось для этого проделывать довольно большой путь каждый раз. И туда, и обратно. Но это никого не смущало.
– Что тебе подарить на Новый год? – спрашивал Юрка и, совершенно не стесняясь, объяснял:
– Мы же с тобой ещё так мало знакомы, что я не знаю, что ты любишь и что тебе нужно?
Игорь улыбался открыто и честно признавался:
– Читать люблю, в шахматы играть и купаться! А ещё котов люблю и мороженое.
Юрка смеялся:
– Подарить тебе мороженую кошку в шахматной доске? С книжкой в лапах?
Игорь серьёзно отвечал:
– Кота. Я не люблю кошек, они царапучие!
– Хорошо! – фыркнул Юрка. – Будет тебе шахматный кот!
А потом быстро посмотрел ему в глаза и неловко попросил:
– Научишь меня играть?
Игорь радостно кивнул и взял его за руку:
– Обязательно!
– Тогда до завтра, – вздохнул Юрик. Время было позднее, а ему надо было ему кое-куда забежать.
Талгат Фаттрахманович поднял на него удивлённые глаза и спросил:
– К чему такая спешка?
Юрка оглянулся на закрытые двери в комнаты, где уже спала Галия и её родители, и отчаянно попросил:
– Это подарок одному мальчику, – нетерпеливо сказал он с чувством. – У него папа умер, а он очень любит в шахматы играть.
Дед Галии внимательно посмотрел на него и погладил его по голове:
– Юрец-молодец, – помедлив, ответил он. – Иногда я жалею, что моя внучка выбрала не тебя.
Юрка вспыхнул:
– Моська её любит! Всем сердцем! Он очень, очень хороший парень!
Дед улыбнулся и покивал ему:
– Да, я знаю… Будет тебе шахматный кот. Чёрный и с книжкой в лапах, как ты хочешь. Приходи завтра.
За ночь дед Тальгат выточил на своём маленьком станочке в сарае заготовку, а потом специальными ножами вырезал круглую голову с треугольными ушами, лапы с раскрытой маленькой книжечкой и хвост. Если не приглядываться, сбоку фигурка напоминала обычного шахматного конька, только с большой головой.
Дед покрасил с утра её быстросохнущей чёрной краской, поставил в прихожей на полочку и с первыми петухами лëг покемарить. А когда проснулся, в комнате внучки стоял давно забытый шум и гам. Дед улыбнулся, постучался и открыл дверь.
Все трое ребятишек обернулись к нему разом и заулыбались:
– Деда, привет!
– А к нам Юрка пришёл!
– Спасибо вам огромное! – поблагодарил Юрка и протянул деду свёрток, перевязанный ленточкой. – Это вам. Только открывать в Новый год, ладно?
Дед окинул взглядом внучку и её мальчика с коробками в руках и усмехнулся:
– Ладно, Юра. Спасибо тебе.
– Вам понравится, – уверенно заявил светлоголовый мальчишка с ярко-голубыми глазами и засобирался домой:
– Мне пора! Надо ещё маме помочь салаты резать! – и Юрка побежал домой, радостный и довольный, что повидался, наконец, с друзьями. Он даже нисколько уже не ревновал и не злился на них. Ведь они были такие счастливые!
Дома он настругал огурцы, нашинковал яйца и нарезал колбаску кубиками для оливье. Сварил и нарубил картошку и морковку. А потом отпросился у мамы «на часок» и побежал к парку.
Игорь в чёрном драповом пальто и белой вязаной шапке и шарфе уже ждал его под деревом с большим дуплом и раскидистыми ветвями.
– Привет! – улыбнулся он, махнув рукой в белой вязаной перчатке. Юрка стянул зубами серую варежку и, хитро усмехаясь, вручил ему маленький свёрток.
– Откроешь дома, – то ли попросил, то ли приказал он, глядя в серые глаза. – С Новым годом, Игорёк!
Игорь обнял его и шепнул на ухо:
– У меня для тебя тоже есть подарок.
Юрка замер в его руках. Он никогда не думал, что его будет обнимать какой-то другой парень, кроме Моськи. Но объятья Игоря ему не были неприятны, наоборот: ему не хотелось из них никуда выбираться.
Чуднó. Они всего неделю с ним знакомы. Если не считать того боя, полгода назад. И того, что Игорь, оказывается, ровно на два года его старше. Надо узнать, когда у него день рождения!
– Какой? – с любопытством спросил он, чуть отстраняясь и снова заглядывая в серые пронзительные глаза.
– Дома посмотришь, – улыбнулся Игорёк, вручая плоский свёрток, точно так же перевязанный ленточкой. – С Новым годом, Юра! Беги домой, замёрзнешь.
Юрка поёжился в своей синей осенней курточке «со смехом», в которой второпях выскочил из дому, поправил на голове красную шапку и неуверенно спросил, переступив ногами:
– Завтра увидимся?
Игорь охотно кивнул:
– Давай!
И быстро добавил:
– Только пораньше, часов в пять. Я тебе кое-что показать хочу.
– Хорошо, здесь, в пять, – согласился Юрка. – До завтра, Игорёк! Хорошего Нового года.
И понёсся домой, прижимая к груди и ощупывая свёрток с его подарком. Книжка? Точно, книжка! Интересно, какая?
Дома его ждал нагоняй за то, что так легко оделся и надолго пропал. Но в ответ Юрка только захохотал и сообщил, что с Нового года вообще собирается закаляться и обливаться холодной водой по утрам. В общем, легко отделался.
За стол сели втроём и с последним ударом курантов папа выпустил пробку из бутылки с шампанским прямо в потолок.
– Ура! – закричал Юрка, как маленький. – С Новым годом!
В этом году он пил ещё лимонад. Но через несколько дней ему исполнялось пятнадцать, и на день рождения родители уже заранее обещали дать ему попробовать что-нибудь покрепче.
Он заглянул под ёлочку и весело захохотал, обнаружив один, но очень большой и долгожданный подарок. Ощупав огромный пакет, брякнувший цепочкой, он вытащил его на середину комнаты и со смехом замолотил руками, срывая упаковку:
– Мама, папа, спасибо! – со счастливой улыбкой завопил он. Груша, боксёрская груша! Настоящая, его собственная!
Папа с мамой смотрели на него сверху, из-за стола, с добрыми улыбками.
– Это ещё не всё, – проговорил отец загадочно. – Смотри внимательней.
В комплекте с грушей шли новёхонькие кожаные перчатки, а под ёлкой дожидались новые тапки-борцовки и ярко-красные с синим майка и спортивные трусы.
– Это твои братик с сестричкой постарались, – улыбнулась мама. – Не знаю, деда своего ограбили или клад откопали. Но притащили сегодня с утра и сказали, что это тебе.
– Спасибо! – потрясённо проговорил Юрка, вытирая глаза. – Огромное вам всем спасибо!
А потом вспомнил про ещё один подарок, и пока папа с мамой хвалили его и благодарили за свои – кожаный тиснёный ремешок для часов и настольное зеркало с лупой для шитья – быстро развернул обёртку и достал слегка потёртую книжку в кожаном переплёте.
«Шахматы для всех.»
Он открыл её и прочитал слова, написанные цветными чернилами в разное время на титульном листе:
«Терпения и удачи!» – острыми, красивыми буквами со старой ещё орфографией, с буквой «i» в слове «терпения.»
«Сыну от отца и деда» – быстрым, летящим почерком.
«Лучшему другу». Игорёк был так же немногословен.
Юрка опешил: он что, получается, ему свой шахматный учебник подарил? Тот, который ему от отца и деда достался? Ну ты даëшь, Игорёк!
«Я постараюсь стать тебе другом, – пообещал он про себя. – Самым лучшим, не сомневайся!»
А вслух спросил:
– Мам, пап! А можно я на свой день рожденья ещё одного мальчика позову?

3.

– Не может быть!
Юрка прямо расстроился, хотя только что улыбался от уха до уха, приглашая Игоря на свой день рождения.
Тот охотно кивнул, а потом заулыбался:
– Тогда и я тебя тоже приглашаю! На свой!
Юрка засмеялся и задал единственный дурацкий вопрос:
– А когда у тебя день рождения?
– Семнадцатого января, – торжественно сообщил Игорь. – Мне исполнится семнадцать лет... Правда, здорово?
И удивлённо глянул на Юрку, у которого сползла с лица улыбка.
– Не может быть! – потрясённо проговорил тот. – У меня тоже – семнадцатого…  И что мы делать будем?
Он живо представил себе, как сбегает с собственного дня рождения, чтобы поздравить друга и прибежать вместе с ним назад… Или лучше у него остаться? Или договориться и отметить вместе где-нибудь, в кафе, например?
Игорь искоса посмотрел на него и вздохнул:
– Да ладно, не переживай! Я поговорю с мамой, чтобы мы отметили мой не в пятницу, а в субботу. На день перенесём, ничего страшного.
Юрка округлил глаза:
– Ты из-за меня станешь переносить свой праздник? – недоверчиво спросил он.
Игорь молча кивнул.
Юрка опустил глаза и пробормотал:
– Может, не надо? Ты уже, наверное, гостей позвал, а они заранее подарки приготовили и время своё спланировали… Вдруг кто-то не сможет прийти в другой день?
Игорь закусил губу и отвернулся.
Юрка соскочил с цепи оградки парка и заглянул ему в глаза.
– Что? – требовательно спросил он, хватая его за руку в белой вязаной перчатке. – Что не так я сказал, Игорёк?
– Никто не придёт, – сообщил Игорь ровным голосом. – Я никого не звал. Только тебя.
Юрка похлопал глазами и спросил страшным шёпотом:
– Почему?
Игорь дёрнул щекой и шумно выдохнул:
– Потому что у меня нет друзей. Звать некого.
Юрка сглотнул и нервно засмеялся:
– Да ну, не может быть! Как так?
Игорь пожал плечами.
– Так получилось.
Юрка подождал, отпустил его руку и внимательно на него посмотрел. Покачался перед ним с носков на пятки, засунув руки в карманы, и слегка обиженно заявил:
– Ладно. Захочешь, сам расскажешь.
Игорь вскинул на него глаза и сухо спросил:
– Ты правда хочешь это знать?
Юрка исподлобья глянул на него и кивнул.
– Ты можешь рассказать мне всё, – повторил он те слова, которые сам от него услышал. И добавил от себя:
– Клянусь, я никому ничего не скажу!
Игорь поднялся с оградки и нервно махнул в сторону парка:
– Пойдём, прогуляемся.
Юрка молча пошёл рядом с ним, справа и чуть сзади, буквально на полшага.
Они прошли метров сто, прежде чем Игорь еле слышно заговорил:
– Ты, наверное, знаешь, кто такие педики. Так вот, я один из них. Мне нравятся парни, а не девчонки. Я не могу ничего с этим сделать. Два года назад мне было столько же, сколько тебе сейчас. Я влюбился в парня и поцеловал его. А он ударил меня и всем разболтал. С тех пор со мной никто не хочет водиться.
Юрка молча топал рядом, давая ему выговориться. Только поглядывал сочувственно и с жалостью после того, как Игорь решительно сказал:
– С тех пор я решил больше никогда ни в кого не влюбляться. И подумал, что никогда ни с кем не захочу больше дружить.
Снег хрустел у них под ногами, чуть не заглушая его голос – тихий, ровный, сухой и совершенно безнадёжный.
Игорь остановился и замолчал.
– Ты, наверное, тоже теперь не захочешь, – сдавленно проговорил он, не глядя на Юру, который замер чуть ли не с поднятой ногой рядом с ним.
– Нет, почему, – медленно проговорил Юрка. – Я… Я такой же, как ты.
Игорь ошеломлённо открыл рот.
– Не шути так, не надо, – испуганно прошептал он.
Юрка насупился и развернулся к нему:
– Да! – покраснев, брякнул он, не поднимая глаз. – У меня был друг, который позволял мне себя трогать и целовать. Мы с ним вместе выросли, и я любил его, как брата… И до сих пор люблю его, понимаешь?
Игорь осторожно кивнул.
– А как он это… терпел? – неуверенно спросил Игорь.
Юрка вскинул глаза:
– Нормально! Ни разу мне слова плохого не сказал. Наоборот, даже пару раз сам меня поцеловал. Только в щёчку, конечно, не в губы. Навряд ли ему нравятся парни, как тебе… Как нам с тобой, – тут же поправился он и тронул Игоря за плечо:
– Пойдём!
Игорь встревоженно спросил:
– Ты замёрз? Тебе холодно?
Юрка помотал головой, увлекая его за собой на боковую аллею.
Игорь торопливо шёл за ним.
– А почему – был? – осторожно спросил он. – С ним что-то случилось, Юра?
Юрка огляделся по сторонам и хмуро кивнул.
– У него появилась девочка, – просто ответил он. – И теперь он вместе с ней, а я там лишний, понимаешь?
Юрка решительно взял Игоря за отвороты пальто, притянул его к себе и отчаянно попросил:
– Научи меня целоваться по-настоящему!
Игорь опешил:
– Что, прямо здесь?
Юрка зажмурился и кивнул:
– Да!
И добавил:
– Давай быстрей, пока никто не видит!
Игорь засмеялся и неуверенно предложил:
– Может, лучшем ко мне пойдём?
Юрка отпустил его и замотал головой:
– Нет! Не сейчас! – отчаянно проговорил он, отступившись. И вымученно проговорил:
– Я же всё равно приду к тебе на день рожденья. Куда ты торопишься?
Игорь испуганно погладил его по плечу:
– Ладно-ладно! Я тоже к тебе приду!
Юрка закусил губу и помотал головой.
– Ты правда не понимаешь? – затравленно спросил он. – Если мы к тебе сейчас пойдём, то на одних поцелуях не остановимся!
Игорь с улыбкой поднял ладони:
– Я не буду тебя заставлять ничего делать, не волнуйся! Только то, что ты сам захочешь!
Юрка выдохнул и признался:
– В том то и дело, что хочу! Так хочу, что хоть прямо здесь и сейчас!
Игорь засмеялся:
– Холодно будет!
Юрка с сожалением посмотрел на него:
– Опять не понимаешь… Я дружить с тобой хочу, Игорь! Стать твоим лучшим другом, на всю жизнь! Я любить тебя хочу, а не просто трахаться! Я целоваться с тобой хочу, за руки держаться, обниматься, на коленях сидеть и шептать на ухо всякие глупости! Я жить хочу на полную катушку, а не прятаться по кустам!
Игорь усмехнулся и неуверенно грустно произнёс:
– Ты как девчонка, ей-Богу! Так не бывает, Юрка. У нас так не может быть. Никогда.
Юрка сердито спросил с ехидцей:
– Это ты сам так решил или тебе кто-то умный сказал? Да пофигу мне, бывает или нет! Я так хочу!
Игорь снял перчатку и провёл ему кончиками пальцев по щеке:
– Ты что, влюбился? – осторожно спросил он.
– Нет ещё! – огрызнулся Юрка. И тут же схватил его ладонь и прижал к своей щеке.
– Но вот-вот почти, – закрыв глаза и потянувшись всем телом навстречу, пробормотал он. – Уже, да.
Игорь вздохнул и обнял его.
– Ладно, – ответил он. – Давай попробуем по-твоему. Раз по-моему уже не вышло.
И начал его целовать без остановки.

4.

Галия с Моисеем сидели за столом напротив Юрки с Игорем, и с любопытством поглядывали на них обоих.
Юрка вдруг разглядел, наконец, что у его братика Моськи начали расти усы и борода, а у сестрёнки наметилась вполне ощутимая грудь. И заметил, как они трогательно и нежно ухаживают друг за дружкой и бросают один на другую взгляды.
Юрка усмехнулся и начал помаленьку ухаживать за Игорем, почти незаметно и неназойливо. То салатик продолжит, то морсу подольёт. На второй или третий раз он поймал его удивлённый и слегка смущённый взгляд: мол, ты чего делаешь-то? Но ему было явно приятно, и Юрка беззастенчиво продолжал. Пока его собственная мама не нахмурилась слегка и не решила прекратить это безобразие.
– Игорь, так у тебя сегодня тоже день рождения? – спросила она, внимательно его разглядывая через стол.
– Да, Светлана Евгеньевна, – вежливо ответил он, подняв на неё глаза и толкнув Юрку под столом коленом: «хватит, прекрати!» Юрка только улыбнулся, скосив глаза на братика с сестрёнкой, и скорчил невинное лицо: «А что я-то? Вон они только что не целуются!»
– И сколько тебе исполнилось, Игорь? – продолжала допытываться Юркина мама. Вежливо, но довольно прохладно. Мол, я же вижу, что ты старше, чем мой Юрочка. И всё остальные ребята… Что у тебя с ними общего, расскажи-ка! Неужели тебе так интересно с младшими по возрасту?
– Семнадцать, – спокойно ответил Игорь.  И обвёл глазами всех присутствующих. – Да, я просто невысокий и худой. Поэтому может показаться, что мне меньше.
Галия еле слышно фыркнула и глянула на Моисея. По сравнению с Игорьком, рослый и крепкий Моська выглядел куда более солидно в своём тёмно-зелёном костюме и кремовой рубашке.
– И где вы с Юрой познакомились, если не секрет? – поинтересовалась Юркина мать у Игоря. У неё не было причин быть им недовольной. Чистенький, вежливый, хорошо воспитанный мальчик. Умеет вести себя за столом. Чётко и вежливо отвечает на вопросы… Но что-то ей явно в нём не нравилось.
– На секции, – поспешил ответить за него Юрка. И слегка сердито посмотрел на свою маму: мол, что ты его допрашиваешь, как следователь?
Игорь с улыбкой кивнул:
– Сначала он меня побил, потом я его, – просто объяснил он. – Так и подружились.
Юркин папа засмеялся, а за ним подхватили и всё остальные. Только Юра возмущённо заявил:
– Неправда, я у тебя по очкам выиграл! Этот не считается!
Игорь накрыл его руку своей ладонью и негромко сказал:
– Считается, раз ты победил.
Юркина мать недовольно хмыкнула, и Игорь сразу убрал руку. Повисла неловкая пауза. Галия с Моисеем переглянулись и посмотрели вопросительно на Юрку. Тот опустил глаза в тарелку и покраснел. Что вы тут все себе подумали, а?
– Юрий, – бодро проговорил отец. – Ты уже совсем большой парень! И я тобой горжусь!
Он достал из-под стола бутылку шампанского и залихватски подмигнул:
– Надеюсь, ваши мамы и папы не оторвут мне голову за то, что я спаиваю их несовершеннолетних деток? – слегка неловко проговорил он, сдирая золотинку и отворачивая пробку. – Давайте свои бокалы!
Шампанское оказалось на вкус не таким уж и противным, а даже интересным. Юрка чокнулся со всеми, включая родителей, а последним – с Игорем. И громко прокричал, вскочив вместе со всеми:
– С днём рожденья! – глядя тому прямо в глаза. Ведь у него тоже сегодня праздник, правда?
Тот тихонько ответил с благодарностью:
– Спасибо, – и отпил из своего бокала.
– М-м-м, вкусно! – похвалила Галия. Мгновенно раскрасневшийся Моисей бросил озорной взгляд на Юркиных родителей и отпил из её бокала. Она шлёпнула его по руке и тут же сделала глоток из его.
– Ладно, развлекайтесь, молодёжь, – сказал Юркин папа. – Пойдём, дорогая, не будем им мешать, – он глянул на жену и тронул её за локоть.
Та усмехнулась и спросила:
– А торт?
– А за уши подёргать? – невинным голосом спросил Моисей.
– А потанцевать? – вторила ему Галия.
Игорь промолчал и улыбнулся. Честной простой открытой улыбкой.
– Сами-сами, всё сами! – заявил папа, увлекая Юркину маму за собой. Они вышли из Юркиной комнаты на кухню, а Моисей пошёл за ними следом, за тортом.
И услышал, как они тихо переговариваются между собой:
– Светка, чего ты докопалась до бедного мальчика?
– Он мне не нравится, Вадим.
– Ну и что? Тебе с ним детей не крестить! Юра уже большой парень, пусть выбирает друзей себе сам. Я всё сказал!
Моисей хмыкнул тихонько себе под нос и постучал костяшками пальцев в дверь.
– Торт, – напомнил он, появившись на пороге. Принял тяжёлый коричневый круг, посыпанный шоколадной крошкой, и кивнул на свечи:
– Помогите мне, пожалуйста.
Юркин папа чиркнул спичкой и начал зажигать всё пятнадцать свечей одну за другой.
– Хорошо, что у Юры, наконец, кто-то появился, – тихо проговорил Моисей. – Наверно, ему было очень одиноко после того, как мы с Галей начали встречаться.
И, не дожидаясь ответа, понёс торт в комнату к именинникам, оставив Юркиных родителей гадать, что он имеет в виду.
А в комнате его ждала уже слегка рассерженная будущая невеста и лучший друг со своим парнем. Моисей вздохнул: он точно не хотел бы, чтобы так получилось! И испугался, когда пламя свечей заколыхалось: не погасить бы раньше времени! Не испортить бы ребятам праздник! Хватит с них и одной недовольной Юркиной матери с её допросами.
– Я не буду отвечать на глупые вопросы, – нервно говорил Юра, сидя на своём диванчике, вытянув ноги и шевеля босыми пальцами. Он держал Игоря, сидящего рядом с ним плечом к плечу, за руку и не глядел на Галию, стоящую у окна. Та тоже повернулась к ним спиной, отдёрнув занавеску, и делала вид, что её больше интересует погода на дворе, чем эти двое парней-именинников.
– Ну и пожалуйста! – фыркала она. – Только по вам и так всё видно и понятно... Вы с ума сошли оба?
Игорь помалкивал, опустив глаза. А Юрка пытался ерепениться, но, заметив Моисея с тортом, радостно заулыбался и вскочил, потянув своего нового друга за собой:
– Давай, помогай! – с лукавством бросил он, надувая щёки. Игорь усмехнулся, но послушался, заходя к торту с другого бока.
– На счёт «три»! – предупредил он. – Раз! Два! Три-и-и!
Они разом дунули с двух сторон на Моисея вместе с тортом, и тот улыбнулся, почувствовав скулами ту волну жаркой радости и чувства, которая от них исходила.
– С днём рожденья, пацаны! – слегка смущённо проговорил Моисей и перевёл взгляд с одного на другого. – Да ладно, целуйтесь, если хотите! – разрешил он, стоя с задутым тортом между ними. – Я глаза закрою, чтобы вас не смущать.
И правда, всего на полсекунды он зажмурился, чувствуя, как мимо лица промелькнула чужая кожа. А потом широко распахнул глаза, глядя, как у него перед носом один парень целует другого прямо в губы.
Вот оно как могло быть. Красиво. Ярко. Сочно… Моисей вздохнул и несмело улыбнулся.
– Ты подглядывал! – притворно-сердито заявил Юрка и стукнул его по плечу.
Моисей подхватил торт, который чуть не уронил от неожиданности, и согласно кивнул. Поставил торт на стол и быстро спросил:
– А мне можно? – и, не дожидаясь ответа, чмокнул Юрку в щёку. А потом скосил глаза на его друга: «можно?»  – и едва прикоснулся губами к щеке Игоря. Тот обалдело захлопал глазами.
Галия громко фыркнула:
– Я вам не мешаю, мальчики?
Моисей раздвинул за плечи онемевших друзей, прошёл между ними к своей девушке и обнял её со словами:
– Галя, милая, перестань! Это же наш Юрка! И он всегда будет наш, что бы с ним не было! Всю жизнь… Иди лучше, обними и поцелуй братика. У него день рождения, – напомнил он немного настойчивей, чем надо.
Девушка усмехнулась и дурашливо его оттолкнула:
– Вот выйду за тебя и только попробуй поцеловать хоть кого-то, кроме меня!
Моисей серьёзно помотал головой:
– Тогда и не выходи! Я всегда буду любить его, слышишь? Всегда!
Юрка жалобно попросил:
– Не надо ссориться из-за меня… из-за нас, – поправился он, заглянув Игорю в глаза и взяв его за руку. – Я тоже люблю вас. Всех одинаково.
Девушка подошла к ним с Игорем и неожиданно кинулась к Юрке на шею:
– С днём рожденья, братик!
Тот смущённо заулыбался и обнял её.
– Спасибо, сестричка! Ты самая лучшая из девчонок!
Он чуть отстранился и проговорил, глядя ей прямо в глаза:
– Но прости, пожалуйста, я не готов всю жизнь просидеть… на скамейке запасных.
Та хмыкнула и кивнула, искоса глянув на Игоря:
– Так ты мог бы девушку себе завести…
– Чтобы ты ей глазки повыцарапала? – усмехнулся Моисей, разрезая торт. – Нет уж, пусть лучше будет парень! Мне так спокойнее, – задумчиво заявил он, глядя на Игоря. – И за него, и за себя.
– В смысле? – очень удивилась та. – Что ты имеешь в виду?
Моисей быстро глянул на неё.
– То самое, – серьёзно ответил он. – Не заставляй меня снова выбирать... А то вдруг я передумаю!
Юрка открыл рот и с удивлением проговорил:
– Моська, ты же не по мальчикам, а по девочкам вроде…
Моисей небрежно ответил:
– Я и по тем, и по другим, – спокойно сообщил он. – Скажи спасибо, Галюня, что я выбрал тебя, а не его…А ты извини, братик.
Та аж задохнулась:
– Ну спасибо! Знаешь, вот чего-чего, а этого я от тебя никак не ожидала!
Моисей улыбнулся:
– Лет десять назад ты бы даже не удивилась. Напомнить?
Галя поперхнулась, а Юрка неуверенно взял её за руки и пообещал:
– Ладно, не трусь! Если он тебя бросит, я на тебе женюсь.
– Э-э, я как же я? – шутливо поинтересовался Игорь. – Меня никто не спрашивает, что ли?
Все трое обернулись к нему и в один голос бросили:
– Да погоди ты!
Игорь захлопал глазами и сердито отвернулся.
Моисей примирительно сказал:
– Галя, когда мы поженимся и заведём детей, напомни мне, пожалуйста, какое имя ты хочешь дать нашему сыну.
Та вздохнула и повинилась:
– Ты прав, Мося, я не имею никакого права лезть в Юркину личную жизнь. Теперь точно не имею. Прости, Юр. Простите оба.
– Ты тоже меня прости, – произнёс Моисей, обращаясь к Игорю. – Не стоило затевать при тебе скандал.
Галия снова вздохнула и извинилась:
– Прости, Игорь, что тебе пришлось присутствовать при семейных сценах.
Тот неловко улыбнулся и подал голос:
– Ничего, – успокоил он. – Вы такие забавные!
– Ты тоже ничего, – смилостивилась, наконец, Галия. – Ну что, пора кого-то за уши дёргать?
– Чур, я первый! – радостно завопил Юрка, выставив вперёд голову и вытягивая шею. А потом ехидно глянул на Игоря и скомандовал:
– Становись в очередь! До тебя тоже дело дойдёт, не волнуйся!
Когда Юркины родители через несколько минут заглянули в комнату сына, то открыли молча рты, не зная, что и сказать.
Игорь, Моисей и Галия сидели на диване бок о бок в обнимку, вытянув ноги, и весело хохотали с измазанными кремом лицами и руками. А Юрка валялся у них всех на коленях и облизывал пальцы одному за другим со счастливой до невозможности мордашкой.
– Ничего не знаю! Завтра мы все идём к Игорю отмечать его день рождения! – веселилась Галия.
– А послезавтра все вместе идём в кино! – вторил ей Моисей, улыбаясь.
– Меня не забудьте! – довольно фыркал Юрочка, причмокивая от удовольствия. Он был самым чумазым из всех.
На столе стояла недопитая бутылка шампанского и нетронутые чашки и блюдечки с ложками. Про них, видимо, все забыли.
– Господи, какие вы всё ещё дети! – улыбнулась Юркина мать и притворно-строго посмотрела на Игоря:
– Ты-то, Игорёк, старше всех! Мог и бы и приструнить этих шалопаев, пока они весь дом не разнесли!
Игорь уловил, что она больше на него не злится и даже не глядит подозрительно, и просто ответил:
– А я сегодня тоже именинник! Можно мне хоть раз в году впасть в детство? Как вы считаете, Светлана Евгеньевна?
И та не нашлась, что ему ответить.

5.

Моисей предусмотрительно взял билеты на последний ряд.
– Опять приставать будешь? – томно спросила Галия, припудривая носик у зеркала перед выходом. – Знала бы, не красилась! Всё равно, размажется.
Моисей усмехнулся:
– О других подумай, не только о себе.
Галия покраснела прямо сквозь тени и лёгкий тональник:
– Хочешь сказать, они тоже…
Моисей кивнул.
– А что они, не люди, что ли, – спокойно ответил он. И очень серьёзно заметил:
– Привыкай. Нам придётся их прикрывать, хочешь ты того или нет…  Мы же не бросим нашего братишку, правда?
Галия неуверенно согласно кивнула и фыркнула:
– Ну уж свечку над ними я держать точно не стану!
Моисей грустно улыбнулся:
– А зря, – пробормотал он. – Это, должно быть, очень красиво…
Галия возмущённо захлопнула косметичку:
– Ну знаешь! Ещё одно слово – и я вообще никуда не пойду с вами!
Моисей обнял её и поцеловал в ушко.
– Тогда мы пойдём втроём, – прошептал ей на ухо он. – Юрка расстроится, а я буду скучать по тебе. И у Игоря вечер будет испорчен… Ты этого хочешь, любимая?
Галия вздохнула и качнула головой.
– Нет, конечно, – ответила она. И попросила:
– Просто дай мне время… привыкнуть. Меня растили, как обычную девчонку! – пожаловалась она. – Мне трудно спокойно смотреть, как один парень клеится к другому!
Моисей взял её за руки и поцеловал сначала одну ладошку, потом другую.
– Помнишь? – спросил он и сам себе ответил:
– Конечно, помнишь! Я теперь у тебя и за себя, и за него. Тебе же не трудно было клеиться к двум парням сразу, правда? Ты же любишь его до сих пор? Ну вот и потерпи. Ты привыкнешь.
Они вышли на улицу и замахали двум парням, присевшим на качели возле дома.
– Привет! – завопил Юрка, подбегая и обнимая их обоих по очереди. – Галка, какая ты красивая, просто жуть берёт! Моська, я её у тебя отобью, честное слово!
Галия зарделась и шутливо щёлкнула наглеца по носу. Но ей видно было приятно.
– Но-но, – усмехнулся Моисей. – Галя не лошадь, чтобы её какой-то цыган увёл… Привет, Игорёк, как дела?
Игорь неторопливо подошёл ко всем троим и поздоровался.
– Привет всем! – улыбнулся он. – Я сто лет в кино не был…  Спасибо вам, ребята.
Когда они заняли свои места, а в зале погас свет, Моисей тронул Юрку за колено:
– Не надо ничего бояться.
Тот ошарашенно кивнул и повернулся к своему парню. Игорь с усмешкой посмотрел на него сквозь темень и сполохи света от картинки на экране: какие у тебя интересные друзья! Юркины глаза блестели от возбуждения и страха: а ну как кто обернётся и увидит, что они целуются! В парке на аллее, между заваленных хлопьями снега веток, он почему-то не боялся. А здесь от испуга зуб на зуб не попадал…
–  Язык мне откусишь, – проворчал Игорёк, гладя Юркину скулу внешней стороной ладони. И всё глубже и глубже лез своим языком ему в рот, пробуя на вкус небо, и зубы, и щёки и проникая вовнутрь. Потом они зацепились носами и невольно расхохотались, как нашкодившие мальчишки.
– Тише, – донеслось спереди, ряда через два. Они сразу присмирели и оторвались друг от друга, как застигнутые на месте преступления яблочные воришки в чужом саду. Но крепко сцепленных рук не отпустили, наоборот: Юрка сжал вспотевшую ладонь Игоря так, что кости захрустели.
Но Игорю это нравилось: немножко боли, немножко счастья. Он тихонько выдохнул и снова потянулся своим ртом к Юрке. Только теперь он взялся губами за мочку уха и начал его мусолить, а потом слегка покусывать. Юрка от этого просто ошалел и тихонько застонал. Он и не думал, что может быть так сладко и хорошо, когда кончик чужого языка забирается в ушную раковину и начинает гулять там, как у себя во рту, тычась, как щенок носом, во всё подряд.
– Ну нельзя ли потише, пожалуйста, – произнёс кто-то спереди, не отрываясь от экрана. – Кино интересное же!
Какое, нафиг, кино? Юрка его не слышал и не видел в упор! Разве что тени на лице Игоря ложились то так, то эдак, то подсвечивая яркие тонкие колечки радужки, то сыпля блики в бездонные широкие тёмные колодцы зрачков! Когда в динамиках загрохотали пушки и под ногами от басов задрожал пол, Юрка на секунду оторвался от распухших искусанных губ и наклонился, скидывая обувь и носок. А потом разул Игорю одну ногу и коснулся его стопы своей ступнёй.
Игорь, который сначала неправильно его понял, расстёгивая себе ширинку, вдруг извернулся в кресле и принялся ласкать его босую ногу своей. Не отрываясь от его рта. Не расцепляя намокших от пота рук. Потом он вдруг часто задышал и откинул голову на спинку сиденья. Юрка буквально опоздал на полсекунды, успев увидеть его сумасшедшие глаза. Тут-то его и накрыло самого.
По позвоночнику у него словно пробежали искры и тугим комочком сжалось и дёрнулось всё в паху. Он выдохнул Игорю в открытый рот и расслабленно опустился лицом ему на плечо.
Он первый раз в жизни получил максимум удовольствия, даже не трогая себя сам. Он и не думал, что бывает такое блаженство, куда сильнее, чем в одиночку лаская сам себя в душе или лёжа в постели!
– Спасибо, – прошептал он, не поднимая головы, а внюхиваясь в шерстяной свитер, который пах Игорем так ярко, что засвербило в носу. Он невольно чихнул, как маленький котёнок, звонко и чисто, и с испугом закрутил головой: а ну как опять ругаться начнут?
Но по экрану уже неслись белыми полосками титры, а в зале начал разгораться свет. Юрка скосил ошалелые глаза на Моську с Галюней и покраснел. Они смотрели на него оба с нежностью и восторгом, будто на собственного ребёнка, который произнёс первое слово. Галия смущённо улыбалась, а Моисей потирал кончик носа, поглядывая на него исподлобья.
Юрка почувствовал, как под его рукой и ногой что-то зашевелилось и обернулся к Игорю. У того на ресницах дрожали капли, а лицо горело, словно после хорошей пробежки.
Губы у него зашевелились, но за хлопаньем сидений и топотом ног зрителей, покидающих зал, Юрка сначала не разобрал ни слова. И легко прочёл по губам взглядом:
«Спасибо.»
Юрка неуверенно кивнул и торопливо натянул носок и обувь. При этом он нечаянно коснулся босой ступни Игоря и застенчиво улыбнулся ему исподлобья.
 – Ты просто офигенный, – честно признался он.  – Я и не думал, что с тобой может быть так здорово.
Игорь польщённо улыбнулся.
 – Тебя ждёт ещё много всего интересного, – пробормотал он, не отводя глаз.  – Если захочешь.
 – Уже хочу!  – весело сообщил Юрка. И оглянулся на поднявшихся со своих мест Галю и Мосю:
– Кстати, а что мы сегодня смотрели?  – невинным тоном поинтересовался он. И объяснил:
– Меня же мама обязательно спросит!
Галя и Мося заржали, как ненормальные, и сообщили, постанывая:
– «Остров Сокровищ!»
Игорь тоже к ним присоединился, давясь смехом:
– Ты хоть читал или тебе сюжет рассказать?
Юрка насупился и встал, нависая над ним:
– Я так глупо выгляжу, что ли? Конечно, читал! И даже не один раз!
Игорь со смехом протянул ему ладонь:
– Не обижайся! Просто у тебя сейчас вид такой…
– Какой?  – испуганно спросил Юрка, хватая его за руку и потянув на себя.
– Влюблённого мальчишки, которому ответили: «да,» – усмехнулся Моисей. – Счастье просто из ушей прёт!
– Я тебе даже завидую, братик, – призналась Галия. И поторопила всех:
– Пойдёмте, пока уборщица нас веником отсюда не погнала!
Все спустились вниз по покатому полу вдоль ряда кресел. Юрка перепрыгивал через три ступеньки, постоянно оглядываясь на Игоря и замирая с улыбкой на лице. Не отпуская его руки и заставляя прыгать вместе с собой.
К концу лестницы на лице Игоря появилось то же самое глупо-счастливое выражение. Он наклонился к Юрке и поцеловал его в висок.
– Всё-таки влюбился? – насмешливо спросил Юрка и довольно сощурился. Игорь оторопело открыл рот, чуть нахмурившись.
И тут же с улыбкой кивнул.

6.

Юрка соскочил утром с постели, бодрый и весёлый, как тугая пружина. Внутри у него мячиком скакало сердце, колотясь изнутри об рёбра: «я люблю!»
Заправил кровать. Брякнул чайник на огонь. Набрал ведро холодной воды и чуть ли не босиком, в одних резиновых тапках и трусах, выскочил на двор.
Вылил на себя воду и заорал благим матом:
–У-у-ух!
Сразу стало тепло так, что хоть трусы снимай. Юрка бросил ведро у скамейки и повис на турнике напротив подъезда. Десять, двенадцать, пятнадцать! Хватит, сейчас чайник закипит. Он скинул тапки и пробежался по снегу босиком… Ух, вот это да! В паху всё будто втянулись и вжалось вовнутрь. Классно.
Он запрыгнул в тапки, подхватил ведро и влетел с ним обратно домой, чуть не сбив сонную мать с ног.
– Ты куда, чумной? – зевнула она.
– В душ! – крикнул он и заскочил в ванную, сдирая трусы и забрасывая их в корзину для белья.
– Тише ты, отца разбудишь! – проворчала мать. – А кто чайник оставил?
Юрка замотался полотенцем, вихрем залетел на кухню и, протянув ладонь, выключил газ быстрее, чем успела это сделать мать.
Она поймала его за руку:
– Юрка, стой! Объясни мне, что с тобой происходит.
Он пожал плечами и отвёл глаза.
– Жизнь, – ответил он. И, переступив босыми ногами по полу, отчаянно попросил:
– Не спрашивай меня ни о чём, ладно? У меня всё хорошо. Нормально учусь, отлично дерусь, книжки читаю, в шахматы играю… Закаляюсь вот. По утрам бегаю. Не лезь в мою жизнь, пожалуйста! Я сам её сделаю. Сам.
Мать вздохнула и погладила его по голове:
– Дурачок, – сказала она.  – Я же тебе помочь хочу, а не навредить.
Юрка уклонился от её руки и отступил назад:
– Мам! Нужен будет совет, я спрошу, – проговорил он, глядя в пол и шевеля босыми пальцами. – Нужны будут деньги, работать пойду. Во всё остальное не лезь, пожалуйста. Не надо, я тебя очень прошу.
И убежал с кухни, проскочив мимо отца в халате, подпирающего в коридоре стену плечом.
– Доброе утро, сын, – позёвывая, сказал тот.
– Здрасьте, – пробормотал Юрка, заскочил в ванную. Захлопнул дверь и прислушался.
– Вырос мальчик, – тихо проговорила мать. Как будто расстроенно даже… Что, она не рада, что он вырос, что ли?
– Он всё правильно понимает, – вздыхал отец. – Это его жизнь, пусть он делает её своими руками. Нужна будет помощь, сам попросит. Я всё сказал!
Юрка пустил воду и минут пять нежился под горячими струями, а потом врубил холодную. И стоял под ней, пока зубы не застучали и не заломило в затылке.
Офигеть. Спасибо, Анатолий Александрович! Юрка чувствовал себя живым на все сто. Каждый мускул, каждую косточку, каждый зуб и волосок на коже. Ещё живее, чем просто живой.
Он быстро обстриг ногти, сбрил подмышки и выдернул три волоска под носом. К счастью, волосы у него почти не росли нигде, не как у Моисея, уже превратившегося в лохматого медвежонка.
«Побрить бы ещё голову наголо, да Игоряша будет против,» – вздохнул он, растираясь полотенцем. Почистил зубы и показал своему отражению в зеркале язык. Игоряша… Сразу после школы – к нему. И – трахаться, трахаться, трахаться! А потом – на тренировку. Погулять с ним, поужинать, доделать дома уроки и – спать.
И завтра – то же самое.
Потому что летом он уедет поступать.
И всё это закончится.
Но сейчас об этом рано думать.
Сейчас надо позавтракать и бежать в школу. Зайти к завучу и узнать, можно ли сдать хоть один класс экстерном. Он готов. Это лишний год впустую, за партой, без любимого человека. Зачем тратить свою жизнь на всякую ерунду? Будет поступать в один год вместе с Галкой и Моськой! Это же прекрасно!
Он натянул чистые трусы и спортивный костюм и кроссовки с шапкой и выбежал снова на улицу. Три круга вокруг парка. Пятнадцать минут на всё про всё… Вперёд!
У решётки входа уже пританцовывал две фигурки: одна – в оранжевой курточке и серых штанах, с собранным под шапку хвостом чёрных волос, другая – повыше, в лыжном шерстяном синем костюме с шапкой с помпоном. Завидев его, они замахали ему рукой и побежали навстречу.
– Привет, братик! Привет, сестрёнка! – крикнул Юрка, улыбаясь. – Кто последний, тот барсук!
Последним, как всегда, был Моська со своим плоскостопием и тапочками сорок пятого размера. Он раскраснелся от бега и тяжеловато дышал. Но ему надо, доктор сказал, что надо бегать и плавать, а то здоровье начнёт сыпаться… Моська не спорил и записался в бассейн. После окончания музыкалки он, всё равно, не знал, чем заняться.
Галка слепила снежок и запустила его в Юрку, сбив шапку. Тот захохотал и принялся обстреливать её, но она умело уворачивалась.
– Привет Гошке! – наконец, крикнула она, когда Моисей демонстративно постучал пальцем по часам. Нет, он был бы не против посмотреть, как они и дальше перекидываются снежками, хохочут и веселятся, но – время. Пора в школу.
– Игорю привет, – крикнул Моисей и махнул рукой. И они разбежались в разные стороны, каждый к себе домой. Завтракать, переодеваться и собираться на уроки, чтобы встретиться через двадцать минут в школьной раздевалке.
Возвращаясь бегом домой, Юрка глянул на заснеженный дворик Галкиного дома и старую сосну с сугробом между веток. Ему показалось, что солнечный луч на мгновение рассыпался цветными пятнышками от окошка их домика.
«Как было бы здорово жить всем вместе, вчетвером! –  подумалось вдруг ему. – Как в сказке: приходишь домой с работы, а там – Галка с маленьким Юркой, Гошка и Моська в шахматы играют, и все тебя ждут.»
Они улыбнулся и помахал домику на дереве рукой. Когда-нибудь в нём появятся новые жильцы. Будут играть в «дочки-матери» с плюшевым медвежонком. Дружить, ссориться и мириться. Любить друг друга. Расти. Целовать друг дружку в ладошки.
Домик крепкий, дед Талгат хорошо его сложил. Будет о нём добрая память. Даже говорить ничего не надо будет: дом сам о нём всё расскажет. Он подождёт, достоит, это точно. Юрка в этом не сомневался.
Забежав домой, он обнаружил пустую квартиру и завтрак на столе с запиской: «Хорошего дня, сын. Купи картошки. Люблю. Мама.» Волна нежности и стыда залила его с головы до ног: ну почему у них с ней всё время выходит одно и то же – она лезет не в своё дело, а он огрызается и злится? Ведь и он её любит, и она его. Могли бы жить дружно и душевно, как вон Моськины родители, Абрам Иосифович и Софья Давидовна! И сами души друг в дружке не чают, и Моська до сих пор, как маленький, бывает, обнимет их обоих и молчит. Даже слов не надо.
Юрка быстро помыл тарелку, сунул в карман оставленную матерью денежку и выскочил из дому, захлопнув дверь. Сунул ключ за притолоку косяка и побежал в школу.
Интересно, а о чём его папа с мамой вместе мечтали, когда были маленькие? Ах да, они же познакомились уже в институте, совсем взрослыми! Значит, мечтали каждый о своём, по отдельности… Нет, Юрка так не хотел. У него уже было всё намечтано с Галкой и Моськой, что надо: дом, семья и счастливая долгая жизнь вместе. Это он, дурак, сам на них обиделся и чуть всё не испортил! Но теперь всё хорошо: они снова дружат, любят друг дружку по-прежнему, а Галка и Моська, того и гляди, поженятся.
«Надо Игоря спросить, о чём он мечтает, – подумал Юрка, подбегая к школе. – И намечтать с ним что-нибудь вместе такое, чтобы на всю жизнь хватило.»

7.

– Игорь, а чего ты хочешь больше всего в жизни? – спросил Юрка, лёжа головой у него на груди и слушая, как бьётся под кожей и рёбрами его сердце.
Только что оно колотилось, как оглашенное, под Юркиными потными ладошками, лежащими у Игорька на груди. Юрка скакал на нём, как бешеный, надеваясь сам всё глубже и глубже, пока его не охватила пьянящая истома и он сам не брызнул на собственные руки и грудь Игорька и не свалился обессиленный на его плечо. Офигеть, как здорово. Без рук. Сам.
Он чувствовал, как внутри начало жечь и растекаться, как масло по сковородке, будто даже пузырясь и потрескивая, и вцепился Игорю зубами в мочку уха. Тот негромко вскрикнул и задрожал, сжимая до боли его ягодицы.
«Опять синяки останутся,» – подумал Юрка и улыбнулся. Сегодня Анатолий Александрович обещал поставить их обоих в спарринг. Значит, синяки останутся не только у Юрки!
Он провёл кончиками пальцев Игорю по подбородку и краю челюсти, ласково и нежно. По распухшим от поцелуев жадным губам. По тонкому, ещё ни разу не ломаному носу… Куда его бить-то сегодня, а? Вот этой самой рукой, что сейчас здесь гладит, туда же и ударить.
И ведь самое смешное, что Игорь этого хочет сам, только и ждёт! Он любит боль не меньше, чем ласку. Когда он снял первый раз с Юрки трусы, то у него аж глаза загорелись:
– Возьми меня! – прошептал он, нервно облизывая губы. – У меня такого большого никогда не было!
И ему было больно, очень больно, как Юрка ни старался помягче и аккуратнее. Игорь сам хотел этой боли, шипел, стонал, чуть не выл, но шептал:
– Давай, давай, Юрочка, не жалей меня, не надо!
Он даже простынь порвал. Пальцами, стоя на четвереньках и уткнувшись лицом в подушку. А потом просто провалился под Юркой на живот и забился, как в припадке.
Юрка даже испугался, что ему плохо. Но нет, ему было хорошо. Так хорошо, что он не сразу в себя пришёл.
– Ты офигенный, – прошептал он, облизывая скусаные до крови губы. – Мне ни с кем не было так хорошо, как с тобой, Юрка.
Тот молча кивнул. И тут же заявил, что теперь только Игорь будет его трахать, а не наоборот. Ну то есть, иногда – да, Юра может, но не каждый раз, нет.
– Мне тоже больно, когда больно тебе, – кусая губы, объяснил он. – Я не знаю, почему. Но очень больно. Слишком. Мне так не нравится.
Ни он, ни Юрка не могли объяснить ни себе самим, ни любимому другу, что это за мистика. Но стоило им начать встречаться и спать друг с другом, как они начали сразу чувствовать один другого, словно самого себя. Игорю тоскливо – Юрка грустит, Юрка смеётся – Игорёк улыбается, Игорь скучает – Юрка места себе не находит.
А если Игорю больно, то Юрке ещё больнее оттого, что это он сам причиняет ему боль. И Юрка от этого страдает, а Игорь – от его страданий мучается. Но ему-то, понятно, всё нравится, а вот Юрке – как-то не очень.
Что это такое, они не знали.
Юрка даже Моисея пытал этим вопросом, украв на полчаса от Галки, пока они все вчетвером гуляли в парке. Но Моська только слушал путанный и сбивчивый Юркин рассказ и качал головой. Его еврейской мудрости на это не хватало. Он тоже ничего не понимал.
Когда они снова поймались со своими половинками, выяснилось, что за каких-то полчаса Игоряша и Галя подружились, не разлей вода.
– Если бы я не был уверен, что я не по девочкам, то подумал бы, что влюбился, – подшучивал Игорёк. – Ты просто невероятная, Галочка!
Галка молча улыбалась, не говоря ни слова. Но глаз с Игоря не сводила, пока уже Моська чуток не приревновал её.
– Эй, сестрёнка, я здесь! – шутливо помахал он рукою. – Ты ещё не забыла, за кого замуж собиралась?
– Ай, Моська! Украли у тебя невесту! – со смехом сокрушался Юрка.
Он был доволен больше всех: его братик с сестрицей приняли его любимого друга, как родного. Пусть и не сразу, но приняли.
Может, и мама с папой поймут?
Игорь, как только услышал об этом, испуганно замотал головой:
– Нет, Юрка, нет! Даже и не вздумай им ничего говорить! Ты с ума сошёл? Все скажут, что я тебя совратил. Никому ничего не докажешь…
Юрка досадливо махал рукой:
– Ты глупости говоришь! Я к тебе сам первый полез целоваться в парке, забыл? Сам тебя после твоего дня рождения раздел и потребовал, чтобы ты меня всему научил! Сам первый тебе отдался, потому что хотел, чтобы именно с тобой был первый раз! Я сам всё, сам!
Игорь качал головой и не соглашался:
– Юрик, никто разбираться не станет. Я старше, ты младше, всё понятно. Я должен был ничего тебе не говорить про себя и ничего тебе не позволять лишнего делать. Тогда бы у тебя всё было хорошо…  Ну, как надо. Как у всех.
Юрик кипятился:
– Кому надо, Гош, кому? Мне вот нафиг не нужны девчонки! И никогда не были нужны…  Даже Галю я люблю, как тебя и Моську, но жить с нею не буду! Не смогу, понимаешь? Никак не смогу!
Он садился к Игорю на колени и обнимал его за шею. Но только дома у Игоря, за закрытыми дверьми, конечно…  И продолжал:
– Ты говоришь, что, если бы не ты, у меня всё было бы «хорошо.» А мне хорошо с тобой. Мне нужен парень, а не девочка. Вот зараза, неужели я должен тебе это объяснять? Тебе!? Мне ты нужен, и никто другой. И я готов за это биться, бороться, хоть башкой об стенку! Ты меня вытащил из такой пропасти, мне так хреново было, что я думал…
Игорь затыкал ему рот ладонью: «не говори, не надо!» Но Юрка сердито хватал его за руку и продолжал:
–  Убить я себя хотел, вот что! Дурак был, думал, что если умру, то не буду им мешать! Пусть женятся и будут счастливы, а я пошёл, пока! Ещё бы неделя, другая – и мы бы с тобой здесь не сидели! Потому что я давно бы на кладбище лежал!
Игорь с побледневшим лицом гладил его по голове и просил:
–  Юрочка, пожалуйста, выкинь это из головы! Я тебя очень прошу, даже не думай о таком! Живи, что бы не случилось! Я могу умереть, кто угодно может, но пока ты жив, пока ты помнишь меня – я не совсем умер, понимаешь? Я в тебе остался, хоть чуточку. А ты живи и помни. Это больно, но боль лучше, чем ничего. Когда нет ничего, зачем жить, это страшно. Жить страшно, а умирать ещё страшнее…
Юрка целовал его и говорил:
–  Прости. Я не подумал, как тебе жилось тогда. После папы. После этого мальчика, которого ты любил… Прости, я только сейчас понял, как тебе было страшно, плохо и одиноко. Как здорово, что мы нашли друг друга.
Игорь эхом повторял за ним:
– Как здорово, что мы друг друга нашли. И наплевать, что не как у всех, не «как надо». Нам надо так, а не иначе, правда? Вот и всё.
И тут Юрка спросил:
– А чего тебе больше всего надо? Чего ты хочешь больше всего в жизни, Игорь?
Тот лежал под ним на спине, гладя его по плечу и шее, куда доставал рукой.
– Быть с тобой, – подумав, ответил Игорь. – Это самое главное.
Юрка тёрся щекой о его грудь и радостно сопел. У него слов не хватало, чтобы ответить.
– А ещё? – требовательно спрашивал он.
Игорь задумывался и отвечал по-разному:
– Известности, – говорил он. – У меня не будет ни семьи, ни детей. Ничего после меня не останется. Так пусть хоть запомнят меня современники и расскажут потомкам. Хочу быть знаменитым, чтобы меня не забыли! – хорохорился он. – Хотя нет, вру: слава – капризная штука. Сегодня о тебе знают все, а завтра все и позабыли. И толку, что ты был известным и знаменитым?
А иногда он говорил:
– Власти, – и с улыбкой смотрел на Юрку. – Знаешь, как бы я законы поменял! Запретил бы людям просто так верить во всякую чушь. Хочешь считать себя лучше других? Пожалуйста! Только заплати за это, налог на гордость. Большая гордость – большой налог. Как тебе идея? Или ты, например, знаешь, как надо жить, как всё должно быть устроено. Не вопрос: заплати – и учи! Приходит очередной пророк – а ты ему: давай, дружок, заплати налог, с каждой головы, что тебе поверила! Как ты думаешь, много таких умников выйдет учить всех уму-разуму? Да ни одного, я думаю!
Юрка смеялся, понимая, что это он не всерьёз.
– Денег. Не так много, на самом деле, – уточнял Игорь, нахмурившись. – Чтобы только хватило на остров в океане. Я бы туда уехал с тобой и твоими друзьями и жил бы там, не прячась и не скрываясь. Захотелось домой – вот самолёт или яхта, плыви или лети, как хочешь или куда хочешь! Только потом возвращайся, а то мы по тебе скучать будем! И никаких этих дурацких моралей, духовных ценностей и законов, запрещающих быть самим собой, если ты никому не вредишь этим. Живи сам и давай жить всем другим.
Юрка удивлённо открывал рот и крутил головой. Идея, конечно, неплохая, но если подумать…
– Счастья, – однажды ответил Игорь. И надолго замолчал, точно одним словом выразил всё, что думал. Но потом он всё-таки открыл рот и объяснил. – Простого обычного человеческого счастья. Быть рядом с любимым. Иметь свой дом. Денег чтобы хватало на самое нужное. Не болеть. Завести кошку, собаку или рыбок, раз детей всё равно не видать. Прожить долгую радостную жизнь. С тобой, например, Юрка!
Он трепал Юрку по голове, а тот жмурился и улыбался.
И говорил в ответ:
– Насчёт всего остального не знаю, но вот со счастьем ты точно угадал. Я тоже хочу счастливую жизнь – с тобой. Всю, без остатка… Не знаю, выйдет у меня или нет. Но я буду стараться изо всех сил… Поможешь мне? Я один без тебя не справлюсь!
Игорь хохотал и соглашался: «да, постараюсь, мол, но не обещаю, что точно получится!»
А потом лупил его на тренировке, как нанятый. И мыл в душе после неё, как своего собственного ребёнка, с головы до пяток. И заклеивал пластырем ссадины, вправлял вывихи, делал массаж и одевал, как маленького.
Любил, короче говоря, на полную катушку. Как обещал. Как умел.
А потом отправлял домой и уходил. До завтра. До новой встречи. До следующего дня. Пока не наступил тот последний день, когда он должен был уехать поступать.

8.

– Я не знаю, как я это вытерплю, – честно признался Юрик, когда они с Галкой и Моисей проводили Игоря на поезд, и тот уехал.
Он не плакал и не ныл. Он держался всё время, пока часики тикали, и каждый день только приближал неминуемую разлуку. Он не сорвался ни разу, даже в самую последнюю неделю, когда сам Игорь был на взводе оттого, что понял, наконец: без этого глупого мальчишки его жизнь будет совсем не та. Не такая, как хочется. Не та, что надо.
–  Я останусь, – заявил Игорь за три дня до отъезда. –  Не могу тебя бросить одного. Ну, схожу в армию, отслужу год. Но это всего год, а не три! Ты же только через три года школу закончишь! Почему, ну почему тебя не отдали в первый класс на год раньше? Тогда было бы всего два!
Юрка мотал головой: «Нет.»
Юрка говорил: «Езжай, учись.»
Юрка утверждал: «Ты сможешь, я в тебя верю.»
И ведь правда, верил. И не хотел, чтобы из-за него Игорь шёл в армию, которую ненавидел всеми фибрами своей души. Идти туда, куда пошлют, стрелять в того, в кого скажут. Нет, он так – не мог. Иначе это был бы не Игорь.
Юрка постепенно вселил в него уверенность, что он со всём справится. Поступит, будет учиться, найдёт работу, снимет жильё.
Тогда Юра сможет к нему приезжать. Не сразу, потом. Если родители отпустят. Хоть раз в месяц или два, но сможет. Только так, и никак иначе.
– Постарайся не очень скучать по мне, ладно? А то мне тоже будет грустно и плохо, – просил его Юрка. Игорь не хотел ему врать, и не стал обещать. Сразу сказал, что будет. Точно знает, что будет.
– Ладно, – сказал Юрка. И подготовил ему сюрприз. Пачку своих фотографий с письмами на обороте. В стихах и просто так, голышом и одетым по-разному.
– Принимать по одной! – строго сказал он. – Как только грустно станет так, что совсем невмоготу. Не раньше. Иначе не подействует.
– Хорошо, доктор, как скажете, – улыбался через силу Игорь. Он ему оставил всего одну фотографию: зимнюю, в чёрном драповом пальто, белой вязаной шапке и шарфе и в перчатках.
А шахматного кота забрал с собой.
– Теперь это мой талисман, – заявил он. И глупо пошутил:
– Если умру на чужбине от тоски и печали, пусть положат в гроб вместо крестика.
Юрка возмущённо стукнул его:
– Я тебе умру! Я тебя на том свете найду и отлуплю, как сидорову козу!
Игорь улыбнулся, потирая скулу, и сообщил:
– Синяк останется. Спасибо.
Так, как будто ему сладкую конфету подарили, а не по лицу настучали.
– Люблю тебя, – сказал Юрка. А что ещё он мог сказать?
И Игорь уехал. У него был один шанс поступить, только в этот год. Один шанс из сотни, наверное, потому что конкурс был огромный. Один шанс из тысячи, что всё пройдёт так, как было задумано.
И ведь поступил же, каким-то чудом.
Через неделю почтальон принёс телеграмму: «Поступил люблю целую жду три года Игорь.»
Юрка повесил фотографию и телеграмму над столом в своей комнате. Не стал ничего ни прятать, ни скрывать.  Они висели там спокойно, будто никто не обращал на них внимания. Юрка продолжал обливаться холодной, водой и бегать по утрам, а по вечерам ходить на бокс и ещё – на плавание, вместе с Моисеем. Полтора месяца лета пролетели почти незаметно, а школу с осени он тянул на «отлично.»  Завуч Марина Августовна сказала, что он может попытаться сдавать экстерном хоть год за годом только при условии наилучших отметок. И даже не поинтересовалась, зачем это ему нужно.
Игорь за всю осень написал ему раза три. В первом письме он радовался, что ему дали общежитие, сообщал, что ребята на его курсе хорошие, со многими он уже перезнакомился и почти подружился. «Надеюсь, ты не станешь ревновать,» – шутил он. Юрка и не думал: он только радовался вместе с ним. Хоть и издалека.
Второе письмо пришло через три недели. В нём Игорь даже слегка пожаловался на то, что учиться здесь куда сложнее, чем он думал. «На лекциях только и говорят, что надо найти самим и прочитать, – писал он. – Скоро я в библиотеке жить буду!» Юрка смеялся, представляя себе Игорька, замотанного в полосатый плед, полусонно топающего с лампой в руке по опустевшим залам с книгами на полках и погашенным верхним светом.
Третье письмо было неожиданно коротким и пришло только через месяц с небольшим. «У меня всё хорошо, а у тебя?» Юрка озадаченно крутил его в руке и не мог понять, что бы это значило и почему. Потом он решил, что Игорь боится, как бы его письмо не попало не в те руки, и успокоился.
Всё было хорошо, пока однажды Юрка не сорвался, перед самым Новым годом. Родители уже не в первый раз настойчиво звали его с собой «на юбилей коллеги», у которого или которой «по счастливой случайности» была «замечательная дочь.»  Раза два Юрка увернулся, однажды сказавшись больным, а потом прикрылся подготовкой к важным соревнованиям. На третий раз никакие отговорки не принимались: «пойдёшь с нами, и точка!» Но Юрка упёрся всеми четырьмя лапами и ни в какую:
– Никуда я не пойду! Вы там пить будете и песни петь, а мне что делать? Сидеть, как собака, и ждать, пока, наконец, погулять выведут?
– Юра, тебе надо где-то бывать, – заявил отец.
– Там девочка будет хорошая, твоих лет, – мечтательно сообщила мама. – Познакомишься, и тебе не будет скучно.
Юрка мрачно спросил:
– Зачем?
– Затем, – усмехнулся отец, – что ты парень видный, хороший, да холостой. А это непорядок!
Юрка взбеленился:
– Да вы что, с ума сошли? Женить меня собираетесь? Даже не спрашивая?
– Ну почему сразу – «женить»? Хотя бы познакомиться, – объяснила мама. – Девочка хорошая, из приличной семьи. Глядишь, что и получится.
И тут Юрка не выдержал. Открыл рот и брякнул, не подумав:
– Не получится! Не нужны мне никакие девочки. У меня давно уже парень есть.
Родители онемели и посмотрели на него, как будто на нём рога и хвост выросли.
– Ка-акой ещё парень? – заикнулся отец.
– Любимый, – тоскливо проговорил Юрка. Он чувствовал, что в этот момент далеко-далеко Игорёк скучал по нему так же отчаянно и сильно, как он сейчас. – Мой любимый парень.
– Ты что, с ума сошёл? – жалостливо спросила мать.
Юрка замотал головой.
– Нет, – сказал он. – Наоборот, наконец, всё про себя понял. Не нужны мне девочки. Никакие. Совсем не нужны.
Он выдержал лютый скандал дома. Отец орал, мать плакала: как это их сын любит парня? Он заболел? Совсем свихнулся? Тот его совратил?
– Нет, – стоял на своём Юрка. – Я его люблю. Просто люблю и всё. Никто никого не совращал. Мы не трахаемся. Не целуемся. Даже и не видимся. Он в другом городе живёт. Учится, работает. Ждёт меня. Любит.
Он не врал ни единым словом: сейчас всё так и было. Не видятся. Не целуются. Не трахаются. Просто любят друг друга, и ждут... Какая разница, что было раньше?
Новый год прошёл, как обычный день. Разве что тортик взяли и салатов нарезали. Даже ёлку не ставили и шампанское не открывали. Юрка молча просидел полчаса за столом, лениво ковыряясь вилкой в тарелке, а потом буркнул всем: «спокойной ночи» – и пошёл спать. Без подарков и хорошего настроения. Он ждал от Игоря письма, но оно всё не приходило. А ничего другого ему и нужно не было.
День его рождения тоже не отмечали. И вообще, он провёл весь январь, как в осаждённой крепости. Его никуда не выпускали, даже на тренировки, только в школу и обратно. И то, чуть не за ручку отводили – либо мать, либо отец. К нему никто не ходил, а если приходили Галка с Моськой, то их просто к нему не пускали.
– Вы всё знали, и не слова не сказали? – выговаривала им Юркина мать. – Тоже мне, друзья, называется!
– Получается, вы нас обманывали, – сурово обвинял их отец. – Сами-то чуть уже не поженились, а моего парня бросили!
Моисей попытался вежливо ему объяснить, что лучше, может, самого их сына спросить, кто ему нужен. Тогда отец спустил его с лестницы и заявил:
– Ноги вашей в моём доме больше не будет! – крикнул он. – Такие друзья ему точно не нужны! Я всё сказал!
Приходил дед Талгат, хотел побеседовать насчёт Юрки. Но отец не стал с ним разговаривать. Приходили вместе Абрам Иосифович и Софья Давидовна, но мама им даже дверь не открыла.
–  Мне стыдно в глаза людям смотреть, – заявила она Юрке. – Вот до чего ты нас довёл, сын!
Юрка опять ушёл в себя. И в учёбу: на этот раз он решил не давать себе расслабляться и впадать в уныние. Ни за что: ведь тогда и Игорёк будет испытывать то же самое, а вдруг его отчислят? Нет, Юрка должен быть сильным, уверенным в себе, здоровым и спокойным! Ради него. Ради них. Ради самого себя.
И он выдержал всё, даже поездки весной по странным врачам, которые ничем его не лечили, а только спрашивали всякую ерунду. Вроде того, когда он начал заниматься мастурбацией или краситься маминой помадой и в какие куклы в детстве играл.
– Помады никакой не было, – сказал Юрка. –  И платьев тоже. Я мальчик, а не девочка!
Доктор ему не верил:
– Ты просто не хочешь этого вспоминать, потому что тебе стыдно! –  сурово выговаривал он. –  А куклы были?
– Медведь был плюшевый, – вспомнил Юрка. – Только не у меня, а у друга. У меня был самолётик и паровозик.
– А солдатики? – строго спрашивал доктор. – Пистолетики, сабли? Танк?
– Нет, – честно отвечал Юрка. – Танк я хотел, но мне не купили, сказали, дорого. А солдатиков у меня никогда не было. Только шахматы. Но я в них до сих пор плохо играю.
Доктор его долго расспрашивал, а потом сказал, что Юра его обманывает, потому что так не бывает. Либо у мальчика с детства голова не в порядке, и он ворует мамину помаду и пытается носить её платья, потому что хочет быть девочкой. Либо его совратили взрослые, а чаще всего просто изнасиловали, и после этого он сам начинает приставать к мальчикам.
Доктор был академик и член-корреспондент, и явно знал лучше, чем пятнадцатилетний мальчишка, как должно быть правильно и даже как должно быть неправильно. А раз пациент никак не укладывался в отведённую ему схему, то значит, это были просто глупые детские фантазии, возможно, вызванные сотрясением мозга. И медицина тут бессильна, потому что и лечить-то, честно говоря, нечего.
Доктор прописал ему курс водолечения и расслабляющего массажа и запретил заниматься боксом. Юрка офигел, а родители как-то сразу засомневались, что это поможет. И правда, не помогло.
В конце учебного года родители перед самыми экзаменами потащили Юрку в храм. Кто-то им посоветовал по доброте душевной попробовать отмолить грехи: а вдруг, поможет?
Священник в церкви заставил Юрку отстоять на коленях трехчасовую молитву и заявил родителям, что надо срочно покрестить их чадо и отправить на строгое послушание в монастырь.
– Только постом и молитвой! – густым басом возвестил он. – Усмирение плоти грешной есть подвиг духовный! Поелику требует он ежедневного изнуряющего физического труда!
Родители выяснили, что меньше, чем лет через десять первых результатов ждать не приходится, и стали вежливо с батюшкой прощаться. Тот напоследок намекал, что неплохо бы пожертвовать церкви во искупление грехов энную сумму, глядишь, Бог и простит.
– В смысле? – поинтересовался отец. – И у него от этого всё пройдёт?
Батюшка почесал бороду и честно признал:
– Нет, не пройдёт, – сообщил он. – Но Бог простит.
– До свиданья, – сказал отец, даже не очень вежливо.
На этом попытки образумить отрока закончились. Отец с матерью постепенно стали успокаиваться. «Три года – большой срок, – посчитал отец. – Он передумает, остынет, забудет про всю эту ерунду. Надо подождать.» Мать лучше его знала сына и сомневалась: «Нет. Он не отступится. Он упрямый.» И продолжала плакать, правда, пока никто не видит. Чтобы не расстраивать никого, ни сына, ни мужа.
Экзамены Юрка сдал на «отлично» и сразу же подал заявление на экстерн. Тайком от родителей, подделав их подписи на листе согласия. Ему было очень стыдно, но другого выхода не было. Игорь его ждал.

9.

Через два месяца Игорь написал, что нашёл новую хорошую работу и снял квартиру. Теперь у Юрки был хотя бы его адрес! Юрка успел вынуть письмо из ящика сразу за почтальоном, когда ходил выносить мусор.
И выяснил, прочитав его, сидя прямо на лестнице, что три других он не получил.
Тогда он закатил скандал родителям сам.
– Мало того, что вы меня всего лишили! – орал он. – И друзей, и тренировок, и праздников! Вы ещё и письма мои воруете и читаете? Даже в тюрьме так с людьми не поступают! Это просто подло! Это концлагерь какой-то!
Родители смущённо и виновато отговаривались, что забыли отдать и вообще, не хотели ему лишний раз напоминать…
– Врёте вы всё, – вздохнул Юрка. – Вы их спрятали, потому что они от Игоря. И то, что только добра мне желаете, врёте. Вы хотите, чтобы я стал таким же, как все, а не собой.
Он усмехнулся и закончил:
– Только себе хоть не врите. Не думайте, что у вас что-то получится…Я всё равно, вырасту и уеду от вас к нему. И больше ноги моей в этом доме не будет! – заявил он. – Я всё сказал.
И ушёл в свою комнату, даже дверью не хлопнул. Наоборот, оставил открытой.
Они пришли оба через полчаса.
– Как жить будем дальше, сын? – спросил отец.
– А какие есть предложения? – поинтересовался Юрка. Спокойно, без обид и обвинений. Ему надоело ссориться, толку от этого всё равно не было. Ни он не мог на своём настоять, ни они своего добиться. Пат.
– Ты можешь дружить и гулять со своими Галиёй и Моисеем, – сообщила мать. – Хочешь, возвращайся на бокс. И даже на плавание… Но про Игоря забудь. Раз и навсегда!
– Нет, – ответил Юрка. – Наоборот я ещё согласен: пусть у меня ничего и никого не будет. Только он.
Отец тяжело вздохнул:
– Хватит, – сказал он негромко. – Перестань, Юр. Не заставляй нас делать то, чего мы не хотим.
Юрка вскинул нам него глаза:
– Что и вы там ещё придумали? – подозрительно испросил он.
– Мы подадим в суд на этого твоего Игоря, – нехотя проговорила мать. – Пусть его посадят за совращение несовершеннолетних. Лет через пятнадцать выйдет, если доживёт. Вряд ли ему тогда захочется даже подойти к тебе или к какому-нибудь другому мальчику… Вряд ли ему вообще чего-то захочется!
Юрка задохнулся:
– Вы хотите ему жизнь сломать? – отчаянно спросил он, не веря своим ушам. – За что? Что он вам сделал?
Отец тяжело на него посмотрел:
– Пока ещё ничего, – выговорил он. – Но нам придётся это сделать, чтобы спасти тебя…
Юрка сглотнул. Сделают ведь, правда. Даже не задумаются.
– Тогда я себя убью, – спокойным голосом пообещал он. – И оставлю записку, что это вы меня довели… И вас посадят.
Отец усмехнулся.
– Ты этого не сделаешь, – не очень уверенно сказал он.
– А ты попробуй, и узнаешь, – ровным голосом ответил Юрка. – Мне без него жить незачем…
– Ты хочешь посадить родную мать и отца? –  мать наигранно возмутилась. Но было видно, что она сильно испугалась. У неё даже губы задрожали.
– Кто-то же должен за всё ответить, – пожал плечами Юрка как можно небрежнее. – Когда будет уже нельзя ничего исправить…
– Так не доводи до греха, – устало спросил отец и сел на стул. – Всё в твоих руках, сын. Брось ты маяться дурью, стань нормальным человеком, и всё будет хорошо!
– Не будет, – ответил Юрка сипло. – Я думал, вы меня любите. Что я вам нужен. А для вас главное – чтобы всё было, как у всех. Плевать вам на меня, что я хочу и что чувствую. И зачем мне такие родители?
– Мы же тебе только добра хотим! – воскликнула мать.
– Добра? – изумился Юрка. – Обвинить одного человека в преступлении, которого он не совершал, другого отправить на кладбище, а самим сесть в тюрьму – это добро, по-вашему? Кто из нас с ума сошёл, я не понимаю!
Отец с матерью переглянулись
– Делайте, что хотите, – сказал Юрка, садясь в угол на пол и вытянув ноги. –  Посадите его, и я повешусь. А записку оставлю в школе, чтобы вы не смогли её украсть. А там пускай суд решает, что с вами делать. Я всё сказал.
И закрыл глаза.
Он упёрся, и они всё-таки сдались. Не в этот день. Не на следующий. Даже не через неделю.
К концу лета в город вернулись из лагерей и поездок по бабушкам и дедушкам другие дети. Юрка, который просидел всё лето под домашним арестом, никуда не выходя, смотрелся на фоне загорелых и отдохнувших ребятишек бледной зеленоватой тенью. Когда мать взяла с собой Юрку на рынок помочь принести овощи, она не ожидала, что все вокруг будут коситься на них чуть ли не с жалостью и сочувствием.
– Вы что, всем всё разболтали? – сухо поинтересовался Юрка вполголоса.
– С ума сошёл? – прошипела мать. – Не хватало нам с отцом, чтобы о тебе весь город судачил!
По дороге обратно им попался тренер. Он с удивлением оглядел Юру с головы до ног и спросил прямо в лоб:
– Ты что, заболел чем-то серьёзным?
– Уже почти прошло, – не моргнув глазом, соврала мать. Юрка смутился: ну вот, теперь ещё ему будут выговаривать, что им не только краснеть за него, но и врать приходится!
– Помощь нужна? – поинтересовался тренер у Юры. Тот вскинул на него умоляющие глаза и выдавил:
– Нет.
– Тогда я жду Юрку с сентября на занятиях! – обрадовался Анатолий Александрович. И шутливо погрозил ему пальцем:
– Только попробуй сачкануть! Я на тебя очень рассчитываю!
Отец страшно разозлился и заявил, что нельзя сына даже на минуту из дома выпустить – как он сразу ещё им проблем подкинет!
– Что теперь делать? Он же весь город на уши поднимет, если ты не вернёшься!
Юрка спокойно пожал плечами:
– А вам-то что? Вы своё дело сделали. Заперли меня дома, как в тюрьме… Ладно, я отсижу ещё пару лет, ничего, не сдохну. Рано или поздно вам придётся меня выпустить.
Отец поперхнулся и ляпнул:
– Да будь ты проклят! Всём жизнь испортил, и себе, и людям!
Мать отшатнулась в испуге:
– Ты что несёшь, Вадим? Проклинаешь собственного сына? Может, и меня заодно? – поинтересовалась она. – Знаешь, что, дорогой, мне такой муж не нужен!
Отец хлопнул дверью и появился дома только вечером. Юрка с матерью как раз ужинали.
– Я хочу извиниться, – сказал отец. –  Я был не прав, наговорил лишнего. Простите меня. Пора это всё прекращать.
Мать согласно кивнула. Юрка, подумав, тоже.
– Живи, как знаешь, – сказал ему отец. – Постарайся только нас с матерью не опозорить.
И с тех пор никто ему ничего не запрещал. Но Юрка с удивлением обнаружил, что и сам ничего больше не хочет. Ни гулять с друзьями, ни ходить в кино, ни лишний раз выходить из дома. Он больше не бегал по утрам и не закалялся, будто ему стало совсем на себя наплевать. Он не заводил никаких новых знакомств и нигде не бывал. Писем от Игоря тоже не было. Ни одного.
Теперь, когда мать заходила в его комнату, он даже головы не поворачивал. С отцом здоровался, но и только. Никаких разговоров за столом, никаких просьб, ни одного лишнего слова. Спросили – ответил. Сказали, что нужно по дому сделать – кивнул молча и сделал. Закончил полугодие на одни «пятёрки», но Новый год отмечать отказался и даже подарок так и не развернул. Выиграл городские соревнования – и ехать дальше отказался. Просто сказал, что больше заниматься не будет, и ушёл.
Тренер пришёл к ним домой и два часа разговаривал с родителями на кухне. А потом постучался в его комнату и, спросив разрешения, зашёл.
– Юра, – сказал он. – Ты должен их простить. Они тоже живые люди и могут ошибаться. Ты уже выиграл по очкам. Выходи с ринга. Бой окончен.
Юрка посмотрел на него так, что тот не выдержал и опустил глаза.
– Чего ты добиваешься? – устало спросил тренер.
– Уже ничего, – честно объяснил Юрка. – Я просто жду, пока всё закончится.
Тренер поперхнулся.
– Что? – не понял он.
– Всё, – ответил Юрка и отвёл глаза. – Школа. Соревнования. Детство, наконец… Когда я смогу сам решать, что мне делать со своей жизнью. Когда стану взрослым и уйду отсюда.
– Так и будешь сидеть здесь ещё полтора года? – не поверил тренер. – Никуда не выходя?
– Да, – ответил Юрка. – Никуда.
Тренер развёл руками и вышел.
Юрка взял учебник по шахматам, перелистнул две титульные страницы и принялся читать снова. А родительский подарок полетел на помойку. Он был ему больше не нужен.
Юрка так честно родителям и сказал: мне всяких глупостей больше не надо. Лучший подарок на Новый год и на день рождения – билет на поезд в столицу. Не отпустите – сам уеду, но кому от такой ссоры будет лучше? Давайте по-честному: вы знаете, где я и с кем, а мне остаётся только обещать, что вернусь в точно оговоренное время.
Родители сказали, что для них это слишком дорого, и он устроился на работу. Уборщиком в кафе. На четыре часа в день, после школы. И перестал брать от родителей деньги на завтраки и обеды.
– Сам заработаю, – сказал он. Отец только крякнул и промолчал. Мать предложила сходить хоть обувь и одежду ему купить, ведь из старой он давно вырос. Но он помотал головой:
– Нет, спасибо. Ничего от вас не хочу больше. Спасибо за всё, что вы сделали для меня. Дальше я сам.
Летом он устроился на лодочную станцию. Больше платили, почти в два раза, а работы было сравнительно немного. Выдать вёсла и спасательные жилеты, отвязать и привязать лодки. Помыть ангар. Подмести эллинг. Вынести мусор. Всё.
Он даже договорился, что будет жить в подсобке и взял на полставки должность ночного сторожа. Забрал фотографию Игоря, учебник по шахматам и боксёрскую грушу с перчатками. И ушёл из дому совсем.
Он продолжал готовиться к экстерну и ходить на тренировки. И всё время ждал письма, хотя бы одного. Но его всё не было и не было.
Перед первым сентября он снял недорогую комнату в доме напротив Галиной «дачи.» В его окно был виден домик на дереве, заброшенный и пустой. Только окно из разноцветных стёклышек продолжало блестеть в лучах солнца, будто поджидая новых жильцов. Так же упрямо и терпеливо, как он сам.
А осенью он сдал экстерном предпоследний класс и был зачислен в выпускной. Тот, где учились Галия и Моисей. Когда в середине октября он пришёл на занятия, те его не узнали: вместо весёлого добродушного озорного братишки перед ними стоял худой нервный юноша с грустными глазами.
– Что с тобой случилось? – спросил Моисей.
Юрий просто ответил:
– Игорь не пишет. Совсем. Уже полгода.
Галия хотела взять его за руку, но почему-то не посмела.
– И что ты собираешься делать? – неуверенно поинтересовалась она.
Юрка пожал плечами:
– Ничего. Закончу школу, поеду поступать, а там посмотрим.
Моисей заглянул ему в глаза:
– Ты думаешь, он про тебя забыл?
Юрка спокойно ответил:
– Я не думаю. Я знаю. Я перестал его чувствовать. Совсем.

10.

– Скажи хоть, куда поступать будешь? – поинтересовался отец.
– В университет, – пожимал плечами Юрка, – куда же ещё?
Он закончил школу с золотой медалью. Сдал на кандидата в мастера спорта. Несмотря на огромный конкурс, он был уверен, что всё пройдёт без сучка и задоринки. В университетах любят медалистов и спортсменов, которые будут защищать честь родной альма матер на соревнованиях.
– Ладно, – кивнул отец.  – Возьми хоть денег на первое время. Квартиру снимешь, не будешь экономить на еде.
Юрка посмотрел на него исподлобья:
– Не надо.
Отец вздохнул:
– Ладно. Ты мне не поверишь, но я тебя всё равно люблю. И горжусь тобой…
– Не надо, – повторил Юрка. – Теперь мне это всё уже не надо.
Отец отвернулся и проговорил:
– Когда-нибудь ты меня поймёшь.
– Ты тоже, – усмехнулся Юрка. И они оба замолчали, точно говорить больше было не о чем.
– Тебя всегда здесь ждёт дом, – напоследок сообщил отец. Но Юрка на это ничего не ответил. Только встал с кресла в зале ожидания и подхватил сумку, когда объявили посадку на поезд:
– Прощай, – сказал Юрка и, не оборачиваясь, пошёл догонять Галию и Моисея, окружённых толпой радостных родственников и друзей. Он ехал с ними в одном вагоне и в том же самом купе. Моисей настоял, купив билеты на всех троих. И даже денег с Юрки не взял.
– Это тебе подарок на тот день рождения, на котором мы не были, – заявил Моська. – Только попробуй отказаться!
Юрка едва заметно улыбнулся и не стал спорить. Свои подарки он вручил им ещё пару месяцев назад, на свадьбе. Как только им исполнилось восемнадцать, они тут же поженились. Никто не удивился.
Галия поступала в Академию Искусств, а Моисей собрался в консерваторию. И только Юрка шёл в университет, не имея за плечами ничего: ни физико-математической школы, ни олимпиад. Но был уверен, что пройдёт. А если нет, то пойдёт в армию. Тоже вариант.
Поезд шёл почти без остановок целых два дня. Почти весь первый день Юрка спал на верхней полке, спускаясь вниз только перекусить вместе с друзьями и поболтать, глядя в окно.
Говорила, в основном, Галия. Она была уже в столице три раза, участвовала в выставках. Смутно знакомый мальчик Карл, товарищ Моисея по музыкальной школе, слушал её с жадностью и любопытством. Он был кудрявым невысоким шатеном с огромными карими глазами и совершенно детским выражением небольшого правильного лица. На щеках у него горел яркий румянец, а пухлые губы постоянно облизывал розовый кончик языка.
– Там по улицам ходят красные трамваи, как маленькие поезда. Прямо по рельсам, положенным на брусчатку каменных мостовых… Они так весело звенят на поворотах и перед остановками своими колокольчиками! Вы обязательно должны на них прокатиться, мальчики! – ворковала она, жеманно улыбаясь.
Мальчик Карл застенчиво улыбался и отводил глаза, когда Моисей и Галия целовались или брали друг дружку за руку. Он был очень стеснительный и робкий, пока не расчехлил свой саксофон.
– Абрамыч, – позвал он Моисея. – Давай врежем!
Тот согласно кивнул, вынул скрипку, и они «врезали»: сначала «Каприз» Касино, а потом что-то жалостное и тягучее из Мемета. Тут же к ним в дверь застучали, и на пороге возник долговязый блондин с виолончелью и смычком:
–  Привет, Мося! Привет, Галка! О, Карлуша, и ты здесь? Можно к вам на огонёк? Меня зовите Дэном, если что, – обратился он к Юрке, сидящему на верхней полке, свесив ноги в белых носках.
Юрка кивнул, представился и повёл рукой:
–  Прошу, маэстро!
Дэн заржал, показав огромные кривые зубы, и хлопнул его по плечу, без труда дотянувшись своими длинными лапищами:
–  Вот это я понимаю, ценитель прекрасного! Ты на чём-нибудь играешь, Юр?
Тот помотал головой:
–  Не дал Бог курице таланту…  Разве что только на нервах!
Дэн снова заржал, как конь, и втиснулся под ним на нижнюю полку, поставив инструмент перед собой:
–  Концертина номер семь Юзека Гаски! – объявил он трагическим, хорошо поставленным голосом. – Исполняется первый и последний раз на ходу поезда! Нервных просьба удалиться или заткнуть уши!
Галка засмеялась и принялась отбивать ритм ладошками на столике. Юрка с интересом прислушивался к тому, как мальчик Карл ведёт сольную партию, раздувая щёки, а Моисей и Дэн мягко и ненавязчиво подстраиваются под него... Наконец, когда отзвучали финальные аккорды, он искренне захлопал руками и ногами и спросил:
–  Вы давно вместе играете?
Дэн с улыбкой помотал головой, как большая собака – ушами:
– Третий раз, наверное!
И глянул на Юру снизу вверх, запрокинув голову назад:
– А что?
Юрка пожал плечами:
–  Мне кажется, вы что-то пропустили.
Карл покраснел до корней волос и пробормотал:
– Ты имеешь в виду несколько тактов в самом конце? –  и уставился в пол, как нашкодивший школьник.
Моисей кивнул:
–  Я всегда говорил, что Юрку надо было отдавать в музыкальную школу.
–  У меня слуха нет, – ответил Юра и завалился на свою койку, вытянув ноги. –  И никаких других талантов тоже, – со вздохом добавил он, поёрзав на спине, чтобы устроиться поудобнее. –  Совершенно бесполезная личность.
– Наговариваешь ты на себя! –  сердито подала голос Галка, стукнув снизу в полку под ним. –  Кто мне всё время в художке иголочки рисовал на соснах и каждый листик на берёзе раскрашивал?
–  Ты просто ленивая, а я – нет, – заявил Юрка, слегка улыбаясь. –  А для того, чтобы три сотни иголочек нарисовать, талант не нужен. Только терпение и упорство, больше ничего.
Мальчик Карл отложил свой саксофон и встал ногами на нижние полки, чтобы заглянуть ему в лицо. Иначе он бы не достал.
–  Тогда как ты узнал, что мы это пропустили? –  страшным шёпотом спросил он, требовательно глядя Юрке прямо в глаза.
Тот пожал плечами, не поднимаясь:
– Догадался, – просто ответил он. И отвернулся е стене, чтобы не заглядываться на мальчишку. Слишком уж он хорошенький.
Мальчик Карл неуверенно тронул его за плечо:
–  Ю-ра! –  позвал он. – Седьмую так все играют! Она самая популярная у Гаски… А знаешь, почему?
–  Почему? –  скучно спросил Юрка в стенку, не поворачиваясь. Вот ведь привязался!
–  Потому что там сбивается общий ритм! –  торжественно заявил мальчик. –  Об этом совершенно невозможно просто так догадаться! Гаска специально вставил в седьмую несколько тактов, чтобы разбавить слишком торжественную мелодию трогательным и нежным эпизодом. Но его не принято играть! Он даже в партитуре стоит в скобках, как необязательный к исполнению!
Юрка повернул голову вполоборота и в полной тишине, прерываемой только стуком колёс, проговорил небрежно:
– Ну, может, я слышал когда-нибудь, как Моисей это играет.
–  Нет, – живо возразил Моисей. – Я всегда пропускаю то, что за скобками. Зачем исполнять то, что автор сам считает ненужным? Зачем сбивать слушателей с ритма? Каноническое исполнение прекрасно без этого обходится!
Юра вздохнул и уткнулся лицом в подушку.
– Тогда не знаю, – пробормотал он. – Мне без разницы. Отвали, Карл, забудь.
Мальчик вздохнул и спустился вниз, усевшись рядом с Моисеем напротив Галии.
 –  Он всегда такой? –  тихонько и сердито полюбопытствовал мальчик Карл.
Галия усмехнулась:
– Ага! Прямо с самого детского сада. Отцепись от него, Карл! Не приставай. А то он ещё и дерётся!
Мальчик Карл передёрнул плечами и опасливо посмотрел наверх.
–  Как вы только с ним водитесь! –  искренне недоумевая, спросил он.
Юрка вздохнул и повернул к нему лицо:
–  А ещё я люблю трахать мальчиков, а не девочек, и терпеть не могу тех, кто суёт свой длинный нос в чужие дела, – сощурив глаза, жёстко проговорил он. –  Всё ясно, Карл?
Тот замер, точно пойманный зверёк, и быстро закивал головой с перепуганным видом.
– Дэн! –  пискнул он. –  А можно, я в твоём купе дальше поеду? Пожалуйста!
Тот осклабился в добродушной ухмылке:
–  Можно, Карл! Мне одному скучно, не поверишь!
Мальчик за считанные секунды упаковал свои вещи и, выдавив из себя Галия и Моисею: «Простите меня,» – выскочил из их купе, как ужаленный.
– Только имей в виду: я храплю! – крикнул ему вдогонку Дэн.
Мальчик в нерешительности замер в проходе.
– Сильно? – отчаянно спросил он, переводя взгляд с него на Юру и обратно.
– Очень! – радостно сообщил Дэн, как будто это было главным его достоинством.
Юрка плотоядно улыбнулся и послал мальчику воздушный поцелуй. Тот вздрогнул, отвёл глаза и с видимым усилием пробормотал:
– Ладно, – и уныло побрёл в другое купе. Юра деланно рассмеялся и лет обратно, лицом к стене.
– Зачем ты мальчика напугал? – сухо поинтересовался Дэн, вставая с нижней полки. – Юр, я тебя спрашиваю!
Тот ничего не ответил. Дэн поскрёб затылок и в сердцах бросил, с досадой хлопнув своей огромной ладонью рядом с ним по полке:
– Чёрт тебя побери, Юрка! Ты же мне так понравился, дурачок!
Тот даже ухом не повёл.
– Оставь его, Дэн! Не трогай, – мягко попросил Моисей. Дэн молча кивнул и вышел из купе вместе со своим инструментом, захлопнув за собой дверь.
– Ну и зачем ты это сделал, братик? – тихонько спросила Галия, вставая и гладя Юрку по спине. Тот обернулся к ней с заплаканными глазами и честно признался:
– Не знаю!
Моисей взял его за руку и поцеловал в ладошку. А потом точно так же поцеловал Галию. И проговорил:
– Давайте ложиться спать. Завтра поговорим.
Они оба кивнули, и Галия, протянув руку, закрыла дверь на защёлку. Повернула выключатель, приглушив свет до минимума. А потом скинула через голову свитер и повернулась к Юрке спиной.
– Помоги мне, пожалуйста.
Юрка вопросительно глянул на Моисея и молча расстегнул на ней лифчик. Она с улыбкой повернулась к нему лицом, медленно спустила лифы и, взяв его за руку, приложила к своей груди.
– Ты же этого хотел, да? – спросила она, глядя ему прямо в глаза. – Чтобы мы одни остались, как в домике?
– Как в домике, – эхом повторил он, скосив глаза на раздевающегося Моисея. Тот скинул с себя всё, обнажая заросшие курчавыми волосками грудь, живот, руки, пах и ноги.
– Ложись вниз и снимай штаны, – насмешливо проговорил он, обнимая жену за талию и снимая с неё последнюю часть одежды.
– Воспитывать будете? –  дурашливо-подозрительным тоном спросил Юрка.  И быстро разделся догола прямо у себя на полке, сбросив одежду комом на подушку.
Моисей погладил его по животу и чуть заметно качнул головой.
– Любить, – сказал он. – Будем учить тебя любить, а не трахаться. Не бойся, братик, это не больно.
И потянулся губами к его паху. Но Юрка не мог ему ничего ответить, потому что рот его уже был занят Галиным языком.

11.

Когда утром в дверь купе постучали и голос Дэна проорал: «Эй, чёртова семейка! На завтрак идёте?» – Юрка сразу щёлкнул замком и распахнул дверь. Дэн посмотрел на его улыбающуюся физиономию, поймал довольный взгляд Галии, наткнулся на насмешливый взор Моисея, и выдохнул:
– А я ведь только пошутить хотел…
Мальчик Карл со смущённым любопытством выглядывал у него из-за спины.
– Как спалось? – ехидно пискнул он.
Моисей усмехнулся:
– Зря ты вчера сбежал! Тебе бы тоже понравилось.
Галия расхохоталась и шлёпнула мужа по руке:
– Моська, перестань! – с улыбкой проговорила она, притягивая Юрку за руку к себе, на нижнюю полку. – Хватит уже смущать мальчика!
Дэн возмущённо вскинулся:
– Вы кого это имеете в виду?
– Тебя, Дэн, – быстро ответил Юрка, продолжая улыбаться. Он просто не мог остановиться, даже если бы захотел. – Прости за вчерашнее! Я больше не буду.
Дэн покивал и со вздохом поманил Карла за собой:
– Пошли, дружок, здесь больше не будет ничего интересного.
Мальчик скорчил невинное лицо:
– А что было? – безмятежно поинтересовался он, получил звонкий увесистый шлепок по попе огромной ладонью и смешно наморщил носик:
– Он тоже дерётся! – дурашливо пожаловался Карл почему-то именно Юрке. И вдруг очень серьёзно заглянул ему в глаза:
– Ты же на самом деле добрый и хороший, правда? – то ли спросил, то ли подтвердил Карл и тут же вприпрыжку понёсся по коридору от насмешливого голоса Дэна:
– Карл! Тебя мама не учила, что нехорошо приставать к взрослым дяденькам?
Юрка показал Дэну язык.
– Всё хорошо? – неуверенно спросил тот. И, не дожидаясь ответа, пошёл за своим младшим приятелем, бросив на ходу:
– Мы займём вам места! Только не задерживайтесь!
Юрка влюблёнными глазами обвёл Галку и Моську. Он был не против задержаться. Даже губы облизал, так был не против… Но те разом захохотали и потащили его за обе руки с собой:
– Пошли скорей, пока всё вкусное не съели!
В вагоне-ресторане их ждало только два места. Потому что за столиком было всего четыре: два с одной стороны окна, и два – с другой.
– Садись ко мне на колени, – проворчал Дэн Карлу, сгребая мальчишку с соседнего места. – Только яйца мне не отдави!
Моисей с невозмутимым лицом уже делал официанту заказ. Даже не спрашивая ни жену, ни друга, что они будут. Он и так это прекрасно знал:
– Моей жене кофе латте и два яйца в мешочек с зелёным салатом. Мне чёрный двойной эспрессо и гречневую кашу с обжаренной индейкой. Моему парню капучино, яйцо всмятку и горячие бутерброды с сыром и ветчиной.
Молодой человек в фирменном переднике и костюме удивлённо поднял на него почти бесцветные сероватые глаза:
– Может, все три всмятку? А вашему другу подадим отдельно…
Моисей сердито перебил его, тыча пальцем в меню:
– Тут же написано: «куриные яйца, сваренные в мешочек!» А моему парню, – он выразительно посмотрел на Юрку и, дождавшись, пока тот смущённо кивнёт, повторил, – моему парню всмятку! Что тут непонятного?
– Так точно, – невозмутимо подтвердил официант. – Два в мешочек, одно всмятку. Спасибо за заказ.
– Спасибо тебе, – пробормотал Юрка, глядя Моисея влюблёнными влажными глазами. – Спасибо вам обоим, – поправился он, виновато глянув на Галию.
– Не за что, милый, – охотно ответила она и с лёгким удивлением обратилась к Дэну и Карлу:
– Что-то не так?
Те закрыли рты, распахнув которые наблюдали за этой сценой, и одновременно замотали головами.
– Нет, всё в порядке! – баском подтвердил Дэн, пряча глаза в своей тарелке. Карл же, наоборот, смотрел на них во все глаза, будто на диких зверей в зоопарке. Наконец, он быстро что-то сказал Моисею на непонятном Юре певучем красивом языке и принялся за свою еду, когда и остальным принесли их заказ.
Моисей усмехнулся и, не поднимая глаз, сообщил:
– Он благославляет нашу пищу, но извиняется, что отказывается её пробовать.
– Бэр-тода, – не очень уверенно произнесла Галия. И посмотрела на Моисея: «так?»
– Бэр-тода, – старательно повторил за ней Юрик. И тоже посмотрел на него.
Моисей с улыбкой кивнул.
– Тода, – произнёс он, не поднимая глаз. И перевёл для Дэна:
– Спасибо.
Тот кивнул:
– Я понял, – ответил Дэн и нахмурился:
– Это что-то ещё значит, да?
– Да, – улыбнулся Моисей. И продолжил молча есть, больше ничего не объясняя.
Дэн похлопал глазами и хохотнул:
– Да ну вас с вашими еврейскими штучками! Скажите прямо: в чём дело?
– Ты антисемит! – ехидно отозвался мальчик Карл, сидя у того на коленях и отпивая из его чашки. Свою он уже опустошил. – Тебе нельзя прикасаться к тайной мудрости веков!
Галия и Юрка прыснули, одинаково прикрывая рты ладошками. Переглянулись между собой – и захохотали в голос. Моисей нарочито кашлянул, а мальчик Карл тут же покраснел.
– Я тебя отшлёпаю, когда вернёмся в купе, – уныло пообещал своему маленькому приятелю Дэн и отобрал у него свою посуду. И подозрительно окинул взглядом двух парней и одну девчонку. – Кто-нибудь объяснит мне, что происходит?
Галия переглянулась с Моисеем и тихо произнесла:
– Сегодня утром я проснулась и поняла, что они оба не спят, не открывая глаз. И смотрят на меня изнутри, чтобы разбудить. Очень грустно смотрят. Оба. Не открывая глаз, – повторила она.
– Мне было очень грустно, что мы упустили столько времени, – помедлив, сказал Моисей. – Но потом Юрик обрадовался, что Галка проснулась, и я почувствовал его радость у себя в сердце.
– А я – у себя, – чуть зардевшись, призналась Галия. – Как свою собственную!
Юрка помедлил, словно ожидая разрешения вставить слово, и неловко произнёс:
– Это не потому, что мы вместе. Мы вместе, потому что это с нами происходит. И мы не знаем, что это, как и почему. Оно просто происходит. С нами всеми. Каждый из нас чувствует то, что другой или другая, как будто переживает это сам. И когда что-то чувствует один, это сразу передаётся всем.
Дэн открыл рот. Мальчик Карл слез с его коленей и спокойно сказал:
– Оставь их, пойдём.
Дэн сглотнул и помотал головой:
– Ты иди, если хочешь, а я ещё посижу…  Мне интересно.
Мальчик Карл сердито-насмешливо напомнил:
– Ты обещал меня отшлёпать! – а потом, не стесняясь, потянул его обеими маленькими ручками за огромную ладонь:
– Пошли, дурак! Им надо побыть одним, ты что, не понимаешь?
Дэн посмотрел на него и со вздохом кивнул:
– Слушаю и повинуюсь, мой маленький господин, – и, махнув всем рукой, выбрался из-за стола, только чашки качнулись.
– Мистика какая-то, – пробормотал он и повёл своего маленького друга за руку на выход из вагона-ресторана. Со спины они смотрелись как отец и сын: высоченный широкоплечий Дэн и низенький тоненький Карл.
– Какая хорошая могла бы быть пара! – вздохнула тихонько Галия, залюбовавшись на них.
– Они себе никогда ничего не позволят, кроме того, чтобы вместе играть, – проворчал Моисей. – Я их знаю, как облупленных. Те ещё парни, оба слишком уж мальчуковые. Они даже дружить будут, постоянно то попинывая, то обнимая друг дружку... Только так, чтобы не переходить грань, как бы ни хотелось.
Юрка вздохнул вслед за всеми:
– Ну и пусть, – проговорил он. – Не всем же быть педиками, как мне.
Моисей и Галка одновременно шлёпнули его по рукам:
– Какой ты педик? – возмутилась она. – Ты просто любишь моего мужа. С детства. Мне было трудно в это поверить, но теперь я просто это чувствую. Всем сердцем. Всей душой... И пожалуйста, люби на здоровье! Кто тебе не даёт?
– И мою жену тоже, – улыбнулся Моисей. – Я теперь это точно знаю, не отнекивайся. Раз ты можешь Галку любить, ты точно не педик. Ты просто наш Юлька, вот и всё.
Моисей заглянул ему в глаза и улыбнулся:
– Я до сих пор уверен, что если крикнуть: «Ю-у-у-уль-ка-а!» – как в детском садике, то ты тотчас же примчишься хоть с другого края света и обнимешь, и поцелуешь, и спасёшь, – смущённо пробормотал он.
И тогда Юрка взял её и его ладошки и поцеловал их одну за другой. Но не складывал их вместе и не отпускал их от себя. Больше никогда.

2017