Саквояж

VII. Реванш. (Часть вторая)

Мне, определенно, нужен был холодный душ. Тело горело, а одежда неприятно липла к коже. Словно находился в бане, только березового веника не хватало. Я явно перенервничал.
Но усталости не чувствовал, скорее наоборот. Будто допинг принял – энергия зашкаливала, только вот работа вертушкой за барной стойкой не помогала отвлечься от совершенно не относящихся к деятельности мыслям. Хоть бы уже закончилось все скорее. Поехал бы наконец домой, остудился в ванне с чуть теплой ароматной водой, выпил большую кружку какао и лег спать.
М-даа… Кого я обманываю…
Этот сценарий, конечно, хорош, но не для меня сегодняшнего. Сейчас я хотел только одного – завалить этого остолопа в… да хоть где! Хоть в ближайшей подсобке. Или прижать в углу и трахать до умопомрачения, жестко и технично, чтоб хрипы слышать, чувствуя сильное тело под собой, слетать с катушек от ощущения власти над личностью, упиваться подчинением.
Ах, мечты, мечты… Влад, ясен пень, сегодня явно не твой день – скорее всего, зверье напьется до «вертолетов» и будет в принудительном порядке эвакуировано домой личным водителем. Козлина… Завел так, что яйца сейчас лопнут, а сам развлекаться с друзьями пошел. Хотя… где он?
Я посмотрел туда, где происходило все действо. Кузина Гера общалась с двумя парнями, которые по ходу были к ней неравнодушны – слишком уж крепко ее между собой зажали. Серый тискал какого-то парня на диване, совершенно не комплексуя, что он здесь не один. Ну правда, подумаешь, «ВИП» по швам трещит от гостей и обслуживающего персонала – это же ни капельки не смущает! Ерунда, по сути! Чего уж мы там не видели… Эх, Серый… И ты все о том же и все туда же.
Так. На танцполе Гера тоже не было. Куда он делся?
– Влад, – тронул меня за плечо Колян. – Зайди к Максу в кабинет.
Мало того, что появление Коляна, телохранителя Кирина-старшего, сейчас само по себе было удивительным, так еще и к Максу теперь идти… В разгар рабочего процесса? Не нравится мне это.
– Зачем? – Глупый вопрос, конечно. Колян никогда не скажет, даже если знает – положение обязывает.
– Давай шустрее, Смолкин, – поднажал секьюрити.
– А бар как же? – нахмурился я.
– На сегодня твоя смена закончилась. Тебя заменят.
Больше мне спрашивать не хотелось. Вот тебе и холодный душ, Влад.
Я вышел из «ВИПа», аккуратно прикрыв за собой дверь. Мыслей был ворох – и все невеселые. Все ниточки сводились к одному: Макс узнал о наших терках с Гером и теперь уволит меня, предварительно зачитав мне приговор со всей жесткостью, на которую способен. Если так, то плохо дело. Доигрались.
Впервые путь от комнаты №5 до кабинета Макса был таким длинным. Казалось, ноги налились свинцом и совершенно не слушались хозяина.
Шаг, два, поворот, медленно, до упора… Дверь была полуоткрыта.
Ну, давай, Влад, перед смертью не надышишься.
Я вошел в кабинет и закрыл за собой дверь. Странно… Макса там не было.
Стоило мне только удивиться, как кто-то прижался к моей спине, обхватив руками талию. Я резко крутанулся, выдернувшись из объятий.
Это был Гер.
– Какого хера?! – Я схватил зверье за ворот расстегнутой рубашки и толкнул, прижав к стене. – Я думал это Макс. Смерти моей хочешь? Чуть сердце не остановилось.
Гер ехидно рассмеялся, довольный такой идиотской шуткой и произведенным эффектом.
– У него выходной. Это я тебя позвал, – ответил он, теснее прижимая меня к себе, удерживая руками бедра.
– Ты вообще понимаешь, что творишь? – встряхнул я этого беспредельщика. Я уже буквально рычал ему в губы: – Это ты здесь развлекаешься, а я работаю! Что будет, если Макс узнает, ты об этом подумал? Нет, конечно! Не царское это дело, епт. Придурь ты, понял? Придурочный. У тебя мозги совсем уже от кокса скукожились.
Гер забавлялся, не забывая лапать при этом мою задницу, вытаскивая рубашку из брюк, запуская горячие руки под ткань…
– И кто там меня заменяет теперь? Намеренно мне конкурентов подкидываешь?
Он, не реагируя на мои слова, уже расстегивал ремень на моих брюках, сверля меня взглядом…
– Что твои друзья подумают? Каждый раз меня теперь стебать будут? А?!
Я был зол. Но чувство гнева не шло ни в какое сравнение с желанием испытать вновь то ощущение безграничной эйфории, то самое удовольствие экстаза, когда забываешь свое имя…
Гер дернул брюки вместе с плавками вниз, мой голос уже срывался от его обжигающих кожу прикосновений:
– Гер…
– Слишком много вопросов, – хриплым шепотом, касаясь губами губ. – Я просто сказал им, что ты мой. Все просто.
Рваное дыхание, капли пульса в виски…
– Я ждал тебя… – почти неслышно, признался я.
Поцелуй, больше похожий на укус. Дурманящий вкус шампанского на кончике языка. Мы целовались как два голодных зверя, жадно впиваясь друг другу в губы. Влажно, горячо…
Лихорадочно срывая одежду с тел, мы пробовали друг друга на вкус, словно в первый раз. Он стянул с меня рабочую форму – не помню, как в одних носках оказался. Я на нем джинсы чуть надвое не порвал – так увидеть хотел, за член схватиться, по стволу рукой провести, чтобы перехватило дыхание, дрожь прокатилась по телу. Вот она – лихорадка. Кайф не придуманный – естественный, острый, как перченая текила.
Не помню, как до дивана добрались, упали вместе, зажимая друг друга в объятиях. Гер мне водит по шее языком, а рукой член зажал и перекатывает пальцами по коже, оттягивая так, что сил сдерживать стоны не осталось совсем. Я только хватаюсь за его плечи и толкаюсь во влажную руку, так хочется. А он мне соски прихватывает губами и медлит. Всего что ли вылизать собрался? Так же умом тронуться недолго.
– Сука, ну, давай уже, давай… Сам ведь подставляюсь.
– Нетерпеливый какой, – опаляет мне живот рокотанием. – Сейчас. У Макса тут сподручное должно иметься.
Встал кое-как с дивана, подошел к столу, в тумбочках чего-то копается. А мне уже настолько невмоготу было, что думал – так кончу, от вида голой задницы его, длинных ног, широкой спины. Да и вижу – стояк ему самому мешает, поэтому и в полках судорожно рыскает. Нашел и вернулся.
Я обнял его, ноги раздвинул, а он целует нежно так, глубоко, вкрадчиво, будто уговаривая расслабиться, потому что пальцы его со смазкой уже во мне – аккуратно растягивают, но настойчиво.

– Больно? – Мне врезать ему захотелось от этого вопроса. Задница горит уже, я сам раскинулся, впускаю в себя, бедрами верчу, так зашкалило, а он херню какую-то…

– А ты сам не видишь? – ответил со злостью. Хоть бы вставил уже что ли. Муки сплошные…
Гер только хмыкнул. Шелест рвущейся упаковки с презервативом, секунды ожидания, и вдавил аккуратно, головкой одной вошел. Я замер, даже не дышал – ждал, когда дальше продвинется. А сам дрожал, и видел, как зверье тоже еле сдерживается, чтобы до конца не присунуть. Я бы, наверно, не сдержался, как тогда… Потому что, когда жаркое, влажное и тесное обхватывает, там уже не до поэзии – выебать по-жесткому хочется, и мыслей никаких.
И плавно, до конца, больно и жгуче, затапливая тело удовольствием, выгибая в пояснице. Выдох, стон, тяжесть желанного тела.
Сволочь, у меня уже с члена смазкой текло – только болезненное ощущение внутри и отвлекало от остановки «Оргазм. Кончаем на раз-два-три».
Я ведь и согласен был – понравилось мне «снизу», удивился я тогда такому удовольствию. А Гера я по согласию хотел, а не исподтишка, как в тот раз. Желал, чтобы он сам по доброй воле подо мной был – тогда кайф.
Ногами его обхватил, губу прикусил, двигаясь, подбадривая, мол, давай, готов я, готов, хочу…
– Что же ты делаешь со мной, до смерти затрахаю ведь… – то ли прорычал, то ли проскулил он – всадил по полной, резко, заставляя меня задохнуться.
Я лишь в мокрую от пота спину его вцепился пальцами, а он целует меня, долбится толчками. Всё, чувствую, не могу больше, хоть яйца стискивай, удерживая то, что остановить не в силах…
Кончил без дрочки, от одного ощущения члена в заднице, густо и долго, содрогаясь в экстазе, прикусив кожу на Геровой ключице. А он не остановился, насаживал меня, протыкал, пока до точки не дошел, только вытащить успел, сдернуть резинку и на грудь мне прыснуть спермой – горячей, с терпким одуряющим запахом.
А потом рядом лег, обнял, я в ответ к нему прижался – так хорошо было и лениво.
– Поехали ко мне. Здесь неудобно совсем.
– А друзья твои как же? Так оставишь? Они же к тебе на днюху пришли. – Если бы мог, то нахмурился бы, но слишком разморило меня. Спокойно стало как-то. Спорить совсем не было желания.
– Да им и без меня хорошо. За банкет уплачено – чего б не веселиться. Пусть отдыхают. Поехали, а? Влад… – просил он, уговаривал, просто так, без своих выпендрежностей.
И я согласился. Ломаться смысла не видел, да и лишнее это – ни к чему совсем…

***

Пока водитель нас до квартиры вез, мы на заднем сидении без стеснения тискались и сосались как недомерки зеленые. Никак отлипнуть друг от друга не могли. И в квартире все углы посшибали, пока до кровати добрались – насытится невозможно было, напиться страстью друг к другу. Как наваждение это – нас обоих измучила похоть, все нервы оголенными проводами натягивались под кожей. Мы горячие были, дотронься – и обожжешься, так нас скручивало.
Я счет времени потерял, не до этого было – минуты считать. Трахались мы, как в последний раз, будто завтра апокалипсис случится, и момента больше не представится.
А потом дыхание восстанавливали, раскинувшись на широкой постели с влажными простынями.
– Ты… как?.. – с трудом просипел Гер.
– Задница горит и член ноет… А так… нормально вроде… – еле ворочал языком я.
У зверья еще сил хватило рассмеяться, правда, натянуто получилось.
– В душ надо и спать. Завтра стребую с тебя свой подарок.
– Слушай, ты обнаглел в конец! Не многовато ли подарков будет?
– Хочу праздничный минет от Влада Смолкина. – Повернулся на бок и пальцами мне по губам водит, а сам ухмыляется так пошло, что пальцы эти укусить захотелось, чтоб не выеживался особо.
– Не боишься, что откушу что-нибудь важное от недостатка опыта? – сострил я.
– Ты способный вроде – сосать научишься. Я в тебя верю, кучеряшка, – не преминул поддеть он.
– Вали в душ уже, сил моих нет рожу твою довольную видеть, – вроде отбрил, но сам улыбался – понимал, почему его мысль эта не отпускает.
Гер устало скатился с кровати, и, посмеиваясь, ушел в ванную.
Как назло, спать мне не хотелось. Я прошлепал голый на кухню, нашел графин с водой – в глотке все совсем пересохло. Полегчало немного. Теперь дождусь отмытого зверья и сам душ приму, тогда, уж, и сладких снов, спокойной ночи.
Вернулся в комнату и осмотрелся – очень интересно мне было, чем Гер живет, чем интересуется. Я еще в прошлый раз на стеллаже фотоальбомы приметил – вот и посмотрю, все равно заняться нечем.
Я достал самый пухленький альбом и не ошибся – малолетнее чудо в ползунках умилило до истерического смеха, мелкий Гер был забавным и хорошеньким – мальчик-зайчик, не иначе. Посмотрел семейные фотки, сразу понятно стало, почему Макс с Гером такие разные: старший был похож на мать, а младший в отца пошел. На старых фотографиях разница в возрасте была особенно заметна – лет десять расстояния. Семейник закончился, и я схватился за небольшой такой, но толстенький, альбом в серебристом переплете, с надписью «Рыбалка» на корешке.
Открыл.
И похолодел в раз. На первом же изображении Гер стоял в обнимку с мужчиной. Оба улыбались – усталые, грязные от дождливой погоды, но счастливые. И мужиком этим, с которым Гер позировал, был мой отец.
Как же это? Как так?..
Я глупо хлопал глазами, не желая верить в то, что видел.
Крылатское, Сочи, музыкальные диски, знакомый запах в квартире отца… Пазл.
Еще никогда я не испытывал такого ужасающего чувства страха, стальной рукой сжимающего горло. Я задыхался. Обмякнув, тяжело опустился на кровать, пытаясь вдохнуть немного кислорода в легкие. Жестокая, ослепляющая паника.
Я сидел недолго. Всего лишь несколько минут, пока сердце не успокоилось холодом. Пока движения не стали безразличными и спокойными. Не помню, как оделся. В голове был только один вопрос, ответ на который я знал… Но не спросить не мог. Я должен был увидеть его глаза.
Дверь открылась, и Гер явился в полотенце, обмотанном вокруг бедер. Он резко остановился, увидев меня в одежде и со злосчастным фотоальбомом в руках.
– Ты знал, что он мой отец? – Я не отводил взгляда от его лица. Мне нужно было понять, для себя.
– Да. – Гер был серьезен. Он так же откровенно смотрел в ответ. Но теперь это ничего не меняло.
Мне казалось, что в это самое мгновение мне вырвали крылья вместе с лопатками, и я падаю вниз со скоростью света, чтобы разбиться на дне самой глубокой и черной ямы.
Какой же ты идиот, Влад. Дурень и есть. Счастья захотел? В чувства поверил… Глупость.
Бросив альбом на пол, я оттолкнулся руками от кровати и встал, направившись к выходу.
– Влад! Подожди! Давай погово… – он не успел. Удар в челюсть с отдачей в плечо. Гер неловко упал на пол. Тряхнул головой и дотронулся до губы – разбита.
Я не стал дожидаться, пока он поднимется.
Хлопнув дверью, проведя черту между нами.


VIII. Вопросы.

Первый снег в этом году был ранним и удивительным. Безветренно и морозно – так же, как и у меня на душе. Казалось, что стужа мягко, но неотвратимо, проникает в мое тело, сковывает ледяными пальцами сердце так, что боль ощущается физически. Я вот раньше не понимал, почему люди говорят: «Мое сердце сейчас разорвется…»? Пафосное выражение, литературная гипербола – дешевый романтизм для девочек в рюшах.
Только вот сейчас я сам чувствовал, как болезненно бьется там, между ребер. Еще удар и нежное порвется. А может, заледенеет и рассыплется осколками внутри, раскромсав внутренности. А в свидетельстве о смерти напишут: «Погиб от передозировки любовным гомоядом».
Какой же ты осел, Смолкин… Втрескался по самые яйца. Ведь предупреждали тебя. И кого теперь винить? А что делать – так вообще не понятно…
Молодец, Гер. Научил уму-разуму. На всю жизнь запомню. Трахать отца и сына – такая увлекательная игра! Только вот партия еще не отыграна, и победитель приза не получил. А может ли здесь вообще быть победитель?
Жестоко. Удушающе-тошнотворно. Я сам, по собственной воле искупался в грязи, такой теплой, вязкой. С закрытыми глазами нырнул в эту трясину, поэтому и хорошо мне было. Незнание всегда бывает приятным.
Я машинально шел к «подземке», еле передвигаясь, будто связанный сотнями веревок, затянутыми морскими узлами. В том, что отец был не в курсе делишек своего любовника, сомневаться не приходилось. Эта шутка была задумана без его ведома. Только вот как теперь… Как я ему скажу? «Пап, я тут с твоим хахалем кувыркался на досуге, ты уж извини…» Или: «Бать, твоя голубая половинка трахает на стороне мальчиков помладше. Откуда знаю? Да я тоже жопку подставлял, так что…» Блядь! Какая же прекрасная история! Мило, по-человечески так – совсем не по-звериному… Какая ирония.
Почему это происходит со мной? Почему я? Я не хотел так! Я на это не подписывался. За что?
А Геру это все зачем? Видимо, кайф такой извращенный… Этого я никогда не пойму. Вопросы, вопросы, вопросы… Ответов нет.
Мне было дурно. Никогда еще ощущение одиночества и безысходности не было таким острым, беспощадным, сжигающим изнутри. Впервые мне захотелось забыться, отключиться, выпасть из реальности, чтобы имя свое не помнить, улететь из этого ада. Небеса, верните мне крылья…

***

Ласковое влажное касание по ключицам, по подбородку, выше, к губам. Поцелуй в уголок рта, ощущение теплой кожи, прижимающегося ко мне тела. Руки Гера, лениво скользящие по животу… Приятный, самый лучший сон.
Я потянулся и открыл глаза. Рядом со мной в постели лежало вовсе не зверье… Наверно, именно так чувствует себя человек, когда от страха и шока деревенеют мышцы.
– Проснулся… – разулыбался Славик.
Что это еще за нахер?!
Я приподнялся на локтях и чуть не взвыл в голос от ужасной головной боли. Ах, черт… Что же это творится такое…
– Слав… ты каким макаром оказался в моей койке? – оттолкнув тело от себя, хриплым басом поинтересовался я.
Славик нахмурился, но все же нехотя отодвинулся на некоторое расстояние.
– А ты не помнишь? Ты же мне сам вчера позвонил.
Я напрягся, пытаясь разделить на нитки моток мыслей, воспроизвести в памяти события минувших суток. К слову сказать, получалось это плохо. Я застонал и сжал ладонями то, что в прошлом называлось головой, а сейчас больше напоминало тару для расплавившихся мозгов.
– Ну, чего вспоминаешь? – допытывался Славик. – Голова болит? Это понятно – выпил ты вчера, наверно, свою годовую норму. Я даже переживать стал.
Так. Влад, соберись. По ходу, у тебя и правда получилось вчера забыться. Ага, чего-то еще там с именем было, помню… Зовут Владом. Фамилия – Смолкин. О, это уже прогресс. Значит, все же потеряно не все.
– Так чего там говоришь?.. Я вчера тебя вызвонил?
Соображалось с трудом – тупил, по-видимому, я страшно. Но это уж в привычку вроде вошло. В последнее время разум мой отключился за ненадобностью.
– Ну да. Сказал, что одному бухать не хочется, что развеяться бы. Ну, вот…
Я аккуратно повернул руками свою непутевую башку, чтобы посмотреть на голого Славика, слишком уж уютно разместившегося в моей постели.
– Чего «вот»? Слав, не томи. А то ведь накачу. У меня чет настроение препоганое, не расскажешь почему?
Наверно, видок у меня был тот еще, потому что лицо напарника явно исказилось гримасой «бармен в испуге».
– И, кстати, какого хера ты тут в чем мать родила, да еще с утра ко мне присасываешься? Я за тобой раньше как-то не замечал, что ты того…
– Чего «того»? – посмелел вдруг он.
– Из рода Лазуревых, епт! – рявкнул я в ответ и тут же пожалел об этом – тяжеленный шар для боулинга, что примостился у меня на шее, казалось, сейчас заскрипит и треснет. Да чтоб я еще раз так нажрался! Нельзя так пить… Боже… Как же тяжко. Сушняк такой, что озера выпить мало. Будьте так добры, полейте меня кто-нибудь водичкой…
– А я не виноват, что ты слепой. Нечего свои грехи переваливать на чужие плечи. Еще скажи, что не помнишь, как вчера сам ко мне подкатывал и на танцполе засасывал. Только ври получше, чтоб я поверил. А то ведь, знаешь… свидетелей-то много было. Ты как бы не стеснялся в демонстрации своих желаний.
И вот тут меня накрыло. Моток все же потихоньку распутывался, только вот лучше, чтобы так и осталось все бессмысленной мешаниной из цветных мыслей-ниток.
Я словно со стороны увидел веселый фильм под названием «Влад-король-ночи уходит в отрыв».
Утром я вернулся от Гера в свою квартиру, предварительно заскочив в магазин за бутылкой коньяка и закусью. Помню, что пил один в комнате как заправский алкаш, при этом жалея себя, несчастную свою судьбу и проклиная сволочь с козлиной бородкой всеми мыслимыми. Надеюсь, ему хотя бы икалось.
Мне нужно было поспать, хоть какое-то время. Но так как чувствовал я себя паршиво, заснуть на трезвую у меня не получилось бы. Вот я и налакался… Ума-то нет. Бутыль выжрал, завалился на постель и провалился в тяжелый пьяный сон. А проснувшись к вечеру, решил, что страдать в одиночестве – это вскрыться можно. Мне хотелось отвлечься – на час, на два, но чтобы вообще не думать о Гере, об отце, о том, куда теперь нас все это заведет, что будет, и кто виноват. Я сначала к Димону в соседнюю комнату постучался, но он с девушкой своей был, так что пришлось отвалить. Не долго думая, набрал Славку. А он предложил в «Саквояж» пойти и оторваться в «родных стенах», все равно ведь выходной. Вот и оторвались, блядь!
Помню, что начиналось все невинно – я даже с Карлой успел перетереть. Выцепил ее за барной стойкой, пока Славик там с каким-то знакомым разговаривал. В последнее время мне не нравилось ее поведение. Я видел – происходит что-то с ней. Но она же все в себе хранит, не жалуется никогда. А тут у нее на руке замазанный косметикой синяк увидел.
– Карла, кто это тебя так прижал? – вопрос был откровенный, но и ответ я хотел получить правдивый, а не отмазки всякие. Волновала меня эта девушка, я давно проникся к ней симпатией, и отношения у нас, по-моему мнению, давно вышли за рамки рабочих.
Карла дотронулась синюшного запястья и отвела взгляд.
– Ой, да я не помню, Влад… Ты же знаешь, как бывает. Ничего особенного – все в рамках. – Все же решила юлить. – Переживаешь за меня? Это мило. Спасибо, Влад.
И улыбнулась, а в улыбке той – ничего хорошего. Только печаль, да еще и страх в глазах – может, кто другой и не заметил бы, да со мной этот номер не пройдет. Я видел, что здесь точно скрывается что-то тяжелое и неприятное.
Сжал зубы и вздохнул. Мне не хотелось думать, что кто-то из клиентов ее в «ВИПах» лупит и прикладывает, а ей даже обратиться за помощью не к кому. Нет, я не добрый такой парень, на остальных-то мне плевать было, а вот Карла… Это другое дело, исключение из правил.
– Карла, ты давай мне-то хоть не ври. Я вижу, что не все в шоколаде. Скажи как есть. Ты же знаешь, я трепать не буду. Чего в себе держать?
«Бабочка» прикурила тонкую ментоловую сигарету и посмотрела на меня, словно раздумывая, стоит ли говорить. Я ждал. Вздохнув, все же решилась:
– Да ходит тут ко мне один депутат – важный и известный человек. Понятно, что имидж у него, семья, дети. А хочется, видимо, отдыха, развлечений. Я раньше смотрела на него по ТВ и верила в то, что он говорит. Умеет играть на публику. С виду и не скажешь, что потребности у него такие – приличный мужчина. А здесь как-то столкнулись, вот он меня и стал заказывать каждый раз. Сначала визиты были редкими, но потом у него переклинило что-то – каждую мою смену стал приходить. Я и раньше замечала, что он любит грубую силу, подчинение. Знаешь такую веселую игру «Палач-жертва»? Так вот он с каждым разом все жестче становился. Меня даже Макс к себе вызывал. Сказал, что Юрий Борисович меня выкупить хочет. А я умоляла Макса меня не продавать. Но он и не стал – сразу тому отказал. А Юрию Борисовичу отказывать нельзя. Вот теперь я и расплачиваюсь. У меня даже других клиентов нет – все тело в синяках и ссадинах, а кому такое понравится…
Отвратно, что тут скажешь.
– Так нельзя вообще его к тебе не записывать? У Макса спрашивала?
Карла вдруг рассмеялась, только совсем не весело. Смешного тут было мало.
– Влад, ну ты же не ребенок, должен понимать… Юрий Борисович немалые деньги платит за свои развлечения в ВИП-зоне. Для того «Саквояж» и создавался. Идея клуба в этом и заключается – кайф для господ. Здесь кого только не встретишь, ты же сам знаешь, кому я рассказываю…
Я кивнул. То, что здесь даже люди в погонах на второй этаж ходили – это я с первых дней работы в клубе знал. Бармены рассказывали, кто раньше в «ВИПах» работал, но не выдержал и обратно на первый попросился. Там еще и не такого насмотришься, а трепать никому нельзя. Поэтому слухов много, а что правда, что ложь – об этом можно только догадываться.
Дива грациозно слезла с высокого барного стула и повела плечом.
– Влад, милый, не забивай себе голову чужими проблемами. Я того не стою, дорогой. Все, у меня тайм-аут закончился, время подошло, так что я пойду. А ты развлекайся, за этим ведь пришел, а не нытье мое слушать.
Я приобнял Карлу и в глаза ей посмотрел, жаль мне ее было. И противно так, что ничего не могу сделать.
– Карла… Тебе если помощь моя будет нужна, ты позови. Если он палку перегнет, ну, или еще что… Ок?
– Я знаю, Влад. Спасибо тебе, – чмокнула меня в скулу теплыми губами на прощание и исчезла в толпе, резвящейся на танцполе.
Не успел я о Карле и ее «нежном» депутате подумать, как Славик подошел.
– Хэй! Ты чего кислый такой? Сам меня вытащил отжечь в клубе, а теперь у бара мнешься. – Славик явно был доволен и находился в прекрасном расположении духа. Я подумал, что смысла нет сейчас себе мозг кроить. Я сюда не за этим пришел.
– Да я подошел выпить заказать, это ты застрял там где-то. – Я несильно пихнул Славика в плечо, тот в ответ шутливо толкнул меня в грудь.
– Так заказывай! Чем заливаться будем?
Настроение скакнуло вверх.
Да, отключиться. Мне нужно забыть обо всем хотя бы на вечер.
– Чистоганом в меня точно сейчас ничего не влезет – я утром коньяк лихо глушил. С лимончиком, – заржал я, понимая, что вообще до этого не нажирался так никогда – срубило меня после бутыли на отлично.
– Так может «Сайдкар», раз с коньяка начинал?
– Соображаааешь, Славик, – развеселился я еще больше.
«Сайдкар» – приятный коктейль на основе коньяка – только чувствуешь, как тепло стекает в желудок, а забирает он крепко, по-мужски так. Это я до того, как мы заказали, думал, что чистоганом не смогу. После восьмого коктейля и жарких плясок на танцполе под умопомрачительные треки, я уже коньяк хлестал даже без лимончика, потому что название «Сайдкар» уже выговаривать не мог.
– Садк… Сайдр… Садрак… Сайкрад… Бляяя! – еще пытался я разобраться в буквах.
Спасал Славик, который совершенно точно умел пить лучше, чем я.
– Миш, коньяк нам.
К нам еще девки какие-то примазались, симпатичные, ничего так. Хотя мне, наверно, с пьяных глаз и наша уборщица Лизавета Петровна, с огромной волосатой бородавкой на носу, показалась бы красавицей. Насколько я уже к тому времени мог разобрать, девушки недвусмысленно нам намекали на продолжение банкета в более уютном месте. И мы вроде как согласились. Но не судьба… Потому что позже случилось следующее…
Мы двигали телами в такт бьющей в динамики музыке, терлись о гибкие девичьи фигурки, и было реально все в удовольствие. Я, и правда, смог все лишнее выкинуть из головы, просто наслаждаясь ритмом, компанией, разлившимся по телу жаром от выпитого. Но всему хорошему всегда приходит конец в самый неподходящий момент.
Я его почувствовал. Как животное, словно уловил запах, физически ощутил взгляд… Вскинул голову и посмотрел на лестницу, ведущую на второй этаж. Гер лениво наблюдал за мной, облокотившись на перила. Вот кого-кого, а его мне точно видеть не хотелось.
Не знаю, как меня так перемкнуло, что я прижал остолбеневшего в миг Славика и смачно засосал его, по-взрослому так, прямо на танцполе. Когда оторвался – Гера на лестнице уже не было. А что происходило потом, я помню смутно… Как меня Славка в такси усаживал и до дома вел.
А сейчас бывший напарник сидит в моей постели с голыми яйками и ждет, когда я наконец вспомню, как развлекался прошлой ночью. Только вот память наотрез отказывалась воспроизводить картинки секса со Славиком.
– Слав, только не говори, что у нас с тобой до кучи еще и ночной перепихон получился…
Славик был серьезен, как никогда:
– Ну, это можно по-разному называть. Но задница у меня до сих пор ноет – порол ты меня вчера, как одурелый.
Вот этого мне не хватало для безграничного ощущения счастья – нагнуть Славика в пьяном угаре. Да быть того не может!
– Слав, ты меня разводишь что ли? Да я по самые веки вчера был залит алкоголем. У мне при всем желании бы не встал.
Чувствовал я себя отвратно, как тот клиент, который отобедал в ресторане, а по счету платить отказывается.
– Ну, как видишь… Все же встал. Или ты считаешь, что я тут грелкой подрабатываю?
Нет, я не могу поверить в этот сказочный расклад! Это же просто… просто… Тем более возможности своего тела я знаю. К тому же я бы запомнил такое. Ведь запомнил бы?.. Но с другой стороны – какой резон Славику мне по ушам втирать о голубом трахе?
Черт! Смолкин, как ты мог загнать себя в такую дерьмовую ситуацию! Как будто мало тебе было.
Я с трудом встал с постели – тело ломало, как после хорошей тренировки, только боль была неприятной.
– Так, любовничек, я в душ пойду – может, что припомню…
Хотя я очень в этом сомневался. Что это за амнезия такая? Странно.

***

Как я и предполагал, никакого волшебства в ванной не произошло – воспоминания о знаменательном совокуплении с бывшим напарником не нарисовались чудесной фотографией у меня в голове. И это уже начинало меня беспокоить.
Я натянул старые домашние джинсы и выжал полотенцем волосы. На кухне налил себе чашку крепкого кофе и вернулся обратно в комнату.
Открыв дверь, увидел, как Славик с кем-то трещит по мобиле. Хорошо, что уже одеться успел.
– Он только встал… Он в душе. Да. Я скажу ему, что ты звонил…
С кем это он? Я нахмурился и подошел ближе к стоящему спиной ко мне Славе. Этот хрен, оказывается, по моему сотовому трепался. Злость вскипела мгновенно. Я резко выхватил телефон, Славик испуганно обернулся.
– Слав, тебя мама с папой не учили, что чужие вещи брать нехорошо? – я толкнул его в грудь. Пусть спасибо скажет, что так.
Потыкал кнопки и зашел в папку «Входящие». Последний вызов был от Гера. Вот фак!
– Нахер ты трубку взял, дебил? – рявкнул я, еле сдерживаясь, чтобы не навалять этому новоявленному секс-герою.
– Влад, успокойся. Я не брал сначала, но мобила разрывалась, я думал важное чего, вот и ответил. Что здесь такого? Че так бесится-то?
Я схватился за голову – теперь впору было все кудри к чертям выдрать от дикости происходящего.
– Слав, давай вали домой уже, а? Мы с тобой вчера и так время заебись провели. Нам обоим нужно отдохнуть, а мне еще и кое-чем заняться… Только без обид, ок?
Он кивнул и вышел из комнаты.
Я устало сел на край кровати. Ясно, что дел я наворотил и так уже слишком много, да только все не в кассу как-то. Лучше бы вчера дома остался. А теперь только проблем прибавилось. По сути, меня не должно волновать, что Гер нас со Славиком видел, а сейчас, наверняка, уверен, что мы с ним трахались. Но почему-то волновало. Мне бы с другого начать, но я, конечно, как всегда отличился – легких путей мы не ищем. Нужно было еще вчера сразу к отцу поехать – рассказать все как есть, вскрыть нарыв. А я гнить оставил и еще больше условий игры накрутил. Надо ехать, пока опять чего-нибудь не случилось…
Знал бы я тогда, что это «случилось» будет ждать меня в дверях отцовской квартиры…

***

Прежде чем сорваться с места, позвонил отцу. К счастью, он был дома, правда, удивился, что я хочу приехать именно сейчас, но расспрашивать не стал.
Я быстро допил кофе, собрался, и выскочил из квартиры. Нужно было ехать, пока запал есть, пока смелость моя в конец не скукожилась. Тем более находится в таком состоянии – это значит забыть о том, что должен, потому что работа и институт из-за всего произошедшего отодвигались мной, как нечто вторичное. Личная жизнь била ключом по моей дурной башке, и с этим срочно надо было что-то делать.
Я нервничал. Не знал, как мне сказать ему, с чего начать… И еще, я боялся. С ужасом думал о том, чем придется расплачиваться за ошибки.
Путь от Фрунзенской до Крылатского в этот раз показался мне очень коротким. Не успел я продумать всех вариантов, мысленно подготовить себя к возможным последствиям.
Домофон приветливо пропиликал мелодией. Лифт спускался настолько лениво, что я уже решил подниматься по лестнице. Но все же дождался. Вжууух! Я считал этажи про себя, пытаясь успокоиться. Одиннадцать… Чувствовал, что от такой нервотрепки взмок конкретно. Двенадцать… Казалось, удары моего сердца сейчас слышит даже консьержка на первом этаже. Тринадцать… Ты сможешь, Влад.
Двери лифта открылись.
И почему отец купил квартиру на этом чертовом этаже: тринадцать – это к несчастью, все же знают.
Привалившись к дверному косяку, одетый в домашний халат и отцовские тапочки, меня встречал… Макс Кирин.

___________________________________________


Коктейль «Сайдкар» — из серии мужских алкогольных коктейлей, рецепт на основе коньяка, апельсинового ликера и лимонного сока.

IX. Ответы.

Наверно, так себя чувствует оглушенная рыба. Дезориентация в пространстве, непонимание места, времени и сути происходящего – воздуха в легких не хватает, потому что не смеешь даже дышать. Я, видимо, глупо выглядел со стороны, раз Макс решил прервать затянувшуюся тишину, спросив:
– Тебе плохо? – И не услышав ответа, добавил: – Возьми себя в руки, Влад. Я тебя только об одном прошу – не тревожь отца. На все твои вопросы я отвечу позже. Андрей не знает, что ты работаешь в «Саквояже».
Казалось, голос не желает пробиваться через подкативший к горлу комок, поэтому я просто кивнул, правда, с опозданием – соображал я плохо.
В голове, как птица в силках, билась только одна мысль: Макс Кирин – любовник отца. Не Гер, а Макс. Наконец я увидел того человека, который разрушил нашу семью. Того мужчину, который все эти годы стоял между мной и отцом. Мне было, что сказать. Сколько раз я прокручивал предполагаемую встречу в воображении, придумывая колкие фразы, его ответы. Но сейчас, когда он стоял передо мной на пороге отцовской квартиры, я вдруг оказался неспособен связать в предложение и нескольких слов. Я молча разглядывал своего босса, будто видел впервые.
– Пойдем в квартиру, Влад. А то Андрей сейчас волноваться начнет, почему мы так долго. Я сказал ему, что встречу тебя сам.
Он открыл дверь, пропуская меня в квартиру, – я шагнул, неловко зацепившись носком ботинка за порожек, но Макс вовремя придержал меня за локоть, как девицу, благодаря чему я все же не упал самым позорным образом. Спохватившись, я вырвал руку и исподлобья посмотрел на новоявленного «родственничка».
– Спасибо. Все в порядке.
Так, с голосом наладилось. Теперь я могу хоть не стоять молча, как баран. Значит, отпустило немного.
– Ты давай проходи – я на кухне буду. Отец в кабинете – у него деловой звонок – можешь к нему пойти.
Макс был абсолютно невозмутим. Все тот же спокойный и тяжелый взгляд карих глаз, который любому выдержать сложно – это семейное, наверно. У них с Гером вообще много общего, как выяснилось. Братцы прям распространители «голубого» вируса – от них вакцинацию еще в детстве проходить надо. Если бы это сейчас не со мной все происходило, никогда бы не поверил, что такой жизненный идиотизм может приключиться. Эй, кто там наверху заведует? Вам не кажется, что уже перебор?
Но я же не знал тогда, что небеса рисуют свой сценарий моей жизни…
Я проводил взглядом Макса и пошел на звук батиного голоса.
– Я знаю… Нет, я хочу, чтобы в Сочи был человек, которому я доверяю. Да. Это окончательный ответ.
Отец ходил по кабинету, разговаривая с кем-то по телефону. Звонок, видимо, был важный, поэтому он и не смог меня встретить, предоставив это дело Максу.
Я чувствовал себя неловко. Мне не хотелось врать отцу, что мы с Максом не знакомы, и изображать вежливое удивление. Мне хотелось иного: задать откровенные вопросы и получить на них максимально честные ответы. Но я не мог. Мой замечательный босс был прав. Батю не стоит втягивать в это дело. По крайней мере, пока. Ведь я не знал даже, как он отреагирует на известие о том, что мы с Гером кувыркались последний месяц. В этой ситуации все было из ряда вон. И то, что сын отказавшийся от «поголубевшего» отца сам спит с мужиком, и то, что этот парень – брат его любовника, и то, что теперь уже бисексуальный сынок работает в клубе своей «мачехи»… И я ведь еще не знал, какие отношения между отцом и самим Гером. Они точно были знакомы – даже рыбачили вместе.
Отец вдруг повернулся ко мне и, приветливо улыбнувшись, жестом показал, что уже заканчивает разговор.
– Нет, мы решим этот вопрос – другие кандидатуры не рассматриваются. Да, спасибо. До свидания.
– Привет, пап. Извини, что опять без предупреждения. Но ты обещал позвонить по приезду… И я подумал, может, случилось чего… Ну… и вот… – нелепо приврал я.
Батя похлопал меня по плечу.
– Это я должен извиниться. Просто закрутился с делами. Я сам сегодня хотел тебя позвать на обед, так что все нормально. Ну, как ты, сын?
Я рассмеялся в ответ – мне вдруг стало спокойнее от того, что папа не в курсе моих проблем. Это все же к лучшему. Совсем не хотелось ранить его или волновать – я и так принес ему кучу неприятностей. И сейчас все было слишком непросто.
– Все нормально. Кстати, спасибо, пап, очень помогли твои советы по диплому.
Он кивнул, довольно улыбаясь. И помедлив, спросил:
– Познакомился с Максимом? – Было заметно, что он нервничает, с нетерпением вглядывается в мое лицо, словно желая прочитать мысли.
– Да. Он сказал, что будет ждать нас на кухне. Вы готовите? – аккуратно съехал с темы я.
– Уже все готово, пойдем обедать. Мы тебя ждали – не садились за стол.
Макс накрыл на стол и уже успел переодеться в джинсы и футболку. До этого момента я видел босса только в строгих деловых костюмах, а сейчас он выглядел очень по-домашнему, к тому же моложе своих лет.
Казалось, они оба чувствуют себя непринужденно, рассказывая мне о погоде в Сочи и о менталитете абхазских деловых партнеров. И только я был напряжен, потому что мне не терпелось перейти к основным моментам, которые хотелось прояснить.
– Меня раздражает их отношение к делу. Они хотят нашими руками решить все проблемы, не прикладывая к этому никаких усилий. Будто мы, олухи такие, только сидим и думаем: «Как бы абхазцам денег отстегнуть – нам же они без надобности», – смеясь, иронизировал отец.
– А что с управляющим решили? – Макс, естественно, тоже был в теме.
Мне лишь оставалось слушать и запоминать информацию, и в нужный момент задать грамотный вопрос.
– Я хочу, чтобы Гер поехал. Не понимаю, почему он упирается. В чем причина?
При упоминании зверья я непроизвольно дернулся, поперхнувшись глотком воды – попить решил не вовремя. Так, действительно, в стакане воды утонуть можно. Макс, отлично понимая причину моей нервозности, похлопал меня по спине, пока я пытался откашляться и прийти в себя.
– Так вы вдвоем в Сочи летали? – прокашлявшись спросил я, не желая упускать возможность расставить все точки над «i».
– Нет, мы летали с Георгием – это брат Максима. Он управляющий головного офиса Банка.
Господи, когда-нибудь это закончится? Что за сюрпризы! Я херею просто! Это значит, что Гер еще и работает у моего отца. А я – у Макса. Какая идиллия – старшее поколение учит жизни младшее. Потрясающий эксперимент.
– Ммм… Ясно.
Ясно было не все. Но я думал, с какой стороны теперь зайти, чтобы самому не спалиться окончательно от такого живого и неподдельного интереса.
Макс молча буравил меня взглядом, видимо, не зная, чего от меня ожидать в следующую минуту. Это даже приятно… Хоть одному Кирину я нервы потреплю. Замечательно выходит.
Но тут вдруг отец решил проявить чудеса предприимчивости:
– Гер интересный человек, тебе бы познакомится с ним. К тому же он прекрасный управленец – он может тебе все показать и рассказать в Банке. Я все же еще надеюсь, что практику ты будешь проходить у меня. Я могу определить тебя к нему помощником – мне он не откажет.
Вот знаете, бывает такое, что вроде не смешно. Ну совсем ничего веселого в ситуации нет – скорее, наоборот. Но чувствуешь, что уже не в силах сдержать внутреннюю истерику, рвущуюся наружу. Вот и сейчас на, казалось бы, невинную реплику отца о должности помощника Георгия Кирина, я загоготал, как дурной.
У меня что, карма такая – Геру прислуживать? Сначала Макс меня к Геру в «ВИП» определил, а теперь собственный отец к зверью в клетку толкает.
Я пытался успокоиться, но выходило не лучшим образом. Батя точно, наверно, подумал, что сыночек с катушек съехал – не выдержала неустойчивая психика подрастающего банкира. Да что за ебаный случай!
– Влад, ты чего? – Папа был взволнован не на шутку. И это было понятно. Вел я себя неадекватно, продолжая посмеиваться, но уже сдерживая себя.
– Извини… Пап, прости… – идиотский смешок. – Я себя неважно чувствую, поэтому не обращай внимания. Нервное что-то. Кхм… Всё. Я в норме. Обещаю вести себя прилично.
И, уже окончательно купировав приступ внезапного веселья, добавил:
– Не думаю, что человека с такой нагрузкой и ответственностью устроит неопытный помощник.
Ответ отца был справедлив, и даже задел меня:
– Так это от тебя зависит – оправдаешь ли ожидание и доверие. Все с чего-то начинают. Ты где сейчас работаешь?
Макс, молчавший все это время, решил вклиниться в разговор:
– Андрей, чего ты все о работе, совсем парня измучил. Он к нам больше не придет теперь после такого давления, – улыбнулся Макс, причем так искренне, что даже я чуть не поверил. И своей рукой отцовскую накрыл – мне даже неудобно стало, слишком уж интимно это было. Да, покушал, попил, с отцом пообщался, все выяснил – надо валить.
– Бать, я, пожалуй, пойду. Спасибо вам за компанию и обед, но у меня еще дела есть – надо бежать, а то опоздаю на встречу, – не моргнув глазом, соврал я. Хотя ложь была только наполовину, потому что встретиться мне надо было, только вот Гер еще сам не знал, что я к нему наглым образом в гости решил зайти.
– Уже уходишь? – встрепенулся отец. – Подожди, я тебе еще кое-что дам…
Мы поднялись со стульев.
– Было приятно познакомиться, Максим. Спасибо за теплый прием, – официально попрощался я с боссом. – Я думаю, не в последний раз видимся…
Я протянул руку – Макс крепко ее пожал.
– Да, я тоже в этом уверен.
Мы обменялись многозначительными взглядами.
Мдаа… Теперь Макс точно для меня открылся с новой стороны.
– Влад, подожди меня в коридоре, я сейчас приду.
– Хорошо.
И уже выходя из кухни, я услышал разговор, от которого мне стало совсем неловко.
– Дюш, иди к сыну, я сам с посудой разберусь.
– Спасибо, я сейчас.
От этого «Дюш» у меня даже уши покраснели, наверно. Уж от Макса я таких телячьих нежностей совсем не ожидал. Надо будет зверье «Герочкой» обозвать, может, ему тоже такое нравится. Как бы не опозориться перед отцом очередным невменяемым приступом смеха. Ужас, конечно. Сопли-слюни, у-тю-тю…
В коридоре отец всучил мне свою золотую банковскую карту – помочь хотел. Но я не отказался. Даже если пользоваться ей не буду, ему все равно так спокойнее, а мне – ничего не стоит.
Уже на улице я достал из кармана джинсов мобилу и торопливо набрал номер Гера. Он так долго не брал трубку, что я подумал – не ответит уже. Но…
– Слушаю внимательно.
И столько снисхождения было в этой реплике, что захотелось сразу отключиться. Но я понимал, что заслужил. Мало того, что в морду дал зря, да еще и со Славиком проштрафился. Может, он теперь меня вообще видеть не захочет. Но попробовать все же стоило.
– Это Влад.
– Я понял.
– Ты дома?
– Говори, чего хотел?
– Приехать в гости. Разговор есть.
Тягостное молчание. Хоть в «ромашку» играй: пошлет – не пошлет, пошлет – не пошлет…
– Я дома.
Фууух… Не пошлет! Ну или при личной встрече вставит. Черт…
– Буду через пять минут.
Отключился.

***

Гер открыл дверь сразу, как только я дотронулся пальцем до звонка. Ждал меня.
– Привет… – все же я наглый перец. И совести у меня нет.
Гер прожег меня своим фирменным взглядом и, оттолкнувшись от дверного наличника, молча проследовал вглубь квартиры. Ничего хорошего это не предвещало.

Он прошел сразу в спальню, мне лишь оставалось снять кроссовки, скинуть куртку и проследовать за ним. У меня было ощущение, словно я преступник, приползший в кабинет следователя сдаваться и каяться во всех грехах. С одной стороны, может, я и накосячил немного, перегнул палку, но с другой – он сам виноват, что ничего мне про отца не сказал. А что я еще мог подумать? Да я чуть умом не тронулся, когда фотографии эти увидел. Он хоть знал, каково мне было в этой ситуации!
Гер сидел на краю кровати, расставив ноги для удобства, между которыми на полу стояла пепельница. Он молча курил, и я поймал себя на мысли, что ни разу не видел, как Гер курит. Видимо, дело было хуже, чем я себе представлял. Но все же, может быть, он вовсе и не из-за меня никотином решил нервы успокоить.
Я привалился спиной к стене, сложив руки на груди, и рассматривал Гера, пытаясь понять его настроение. Долго ждать не пришлось. Гер вскинул голову и опалил меня взглядом, в котором читалось так много эмоций, что мне стало не по себе. Таким я его еще не наблюдал – он был в ярости.
Глубоко затянувшись и тут же выдохнув густую белую струйку дыма, отчеканил:
– С чем пришел, сопляк?
О, как интересно… Зверье решило поиграть в «плохого полицейского». Значит, их будет два!
– Да пришел извиниться перед одним мудаком.
Во мне медленно, но верно, обжигающей лавой так же закипала злость. Я же себя знаю – долго такой выпендреж терпеть не смогу.
– Ты рот пошире открывай, а то извинений не слышно. Мямлишь чего-то.– Он затушил сигарету, которая теперь меня жутко раздражала – даже такой совершенно глупый и вредный по всем статьям предмет шел ему, добавляя к образу краски. Вот никогда бы не подумал, что своими глазами увижу человека, который курит, нюхает кокс, трахает мальчиков и, несмотря ни на что, выглядит при этом потрясающе. Не как упырь подзаборный, а как настоящий альфа-самец – предел мечтаний подавляющего большинства барышень. Смешно даже.
– Ты бы слуховой аппарат купил, а то мало ли… Стареешь… Видишь, я за тебя волнуюсь, – притворно улыбнулся я.
– За шлюх своих переживай, а за меня не надо, мальчик.
Он был серьезен. И это напрягало. Ох, Славик… Еще теперь и ты камень преткновения. Мало мне проблем было – обязательно надо было горячку эту гейскую в клубе пороть. Как теперь отмазаться?.. Понятно ведь, откуда вдруг у меня, по мнению Гера, «шлюхи» появились.
– Ты себя что ли имеешь в виду? – невесело усмехнулся я. – Других шлюх у меня на данный момент нет.
– Не забывай где находишься и с кем разговариваешь, молокосос! – рявкнул он в ответ, медленно поднявшись с места.
– А ты слова подбирай, чтобы потом самому извиняться не пришлось, – попытался уступить я. Попытка была не засчитана.
– Просить прощения у пацана, отказавшегося от своего отца, бестолково прожигающего жизнь в клубах, прыгающего по койкам отребья? Нет. Такого не будет. Ты хоть предохранялся, пьянь мелкая? Или у вас было – как ты любишь – «на живую»?
Вот это было зря. Меня так взбесили слова этой сволочи, что я не сразу понял, что мы стоим почти впритык друг к другу – Гер буквально припер меня к стене.
– Я хотя бы не обхерачиваюсь коксом каждую ночь и не играю в грязные игры. А на счет моего отца – рот закрой! Ты мне с самого начала должен был сказать, что вы не просто знакомы, а даже работаете вместе. Но ведь ты не мог сказать, правда? Потому что, если бы сказал, ничего бы этого не было, а тебе слишком не терпелось меня выебать не по тихой грусти.
– Так ты сам под меня лег – я тебя не заставлял.
Это был предел. Я ударил. Вернее, резанул кулаком по воздуху – Гер на этот раз оказался быстрее. Тупая боль в районе ребер согнула меня пополам. Секунда – и он саданул меня по спине сцепленными в замок руками. Это было сильно. Когда я, не удержавшись, упал на колени, подумал: хорошо еще, что таким ударом он из меня дух весь не вышиб. Только, Герочка, ты просчитался – у такой суки я в ногах валяться не стану. Схватив его за лодыжки, резко дернул на себя. Гер неловко шмякнулся об пол всей своей невъебенной тушей. Я, не теряя времени, залез на него сверху, схватил за ворот рубашки и впечатал кулак в скулу. Гер взвыл и, обхватив руками мою талию, с силой дернул, перекатываясь. Теперь у него были те же преимущества, что и у меня мгновение назад.
От удара в челюсть в глазах потемнело. Вот же гад!
– Ну, что, щенок, это все, на что ты способен? – эта скотина меня провоцировала.
Мы отчаянно боролись, катаясь по полу, нанося друг другу увечья, стараясь ударить больнее – никто не хотел проиграть в этом поединке. Только вот силы нас обоих покидали с каждой секундой. Это в фильмах, да на профессиональных рингах драки минут на десять можно растянуть, а в жизни все быстро происходит – минуты полторы ожесточенной возни и энергия в минусе.
Гер вдруг очередной раз оказался на мне, прижав к полу своим телом, вытянув мои руки над головой. Только я теперь совсем невыгодно распластался – лицом вниз. А он, сучара, тяжелый такой – не скинуть никак. Пока я там безуспешно возился под ним, матерясь от души, Гер рукой под кроватью шарил – искал чего-то. А потом, знакомый щелчок и тяжесть холодной стали на запястьях…
– Всё, ягненок. Попался, – раздался над ухом довольный смешок.
Я вскинул голову и понял, что этот беспредельщик меня теми злополучными наручниками к ножке кровати приковал.
– Ты не думаешь, что это уже… старая шутка?.. Хоть бы подготовился… к моему приходу… Позорище...
Я дышал с трудом – и так запыхался, да еще этот на мне решил полежать.
– А я не готовился… Это я в прошлый раз их от злости… швырнул так удачно… Видишь… пригодилось.
Довольно рокотало чудовище, пытаясь восстановить дыхание.
– Слезь уже с меня, сумоист! – рыкнул я. – И хватит с меня твоих выкидонов – отцепляй, я ухожу.
Я уж было обрадовался, потому что Гер медленно, но все же сполз с меня. Но, естественно, мои планы с его не совпадали – уже в следующее мгновение я почувствовал, как он расстегивает мне пуговицу на джинсах, вжикает молнией.
– Эй! У тебя с головой все в порядке?! Какого хера ты с меня штаны снимаешь, придурок? – заорал я, пытаясь двинуть ему ногой.
– А воспитательный процесс еще не закончился, кучеряшка. Неужели ты думал, что я тебя так просто отпущу? – сев на мои ноги и обездвижив окончательно, он стянул джинсы вместе с трусами почти до колен.
– Угомонись, Гер! – Я извивался в тщетных попытках скинуть с себя этого дурня.
Только услышал, как звякнула бляшка от его ремня – он расстегивал брюки. Честно признаться, подумал, что сейчас он меня трахнет без подготовки так, что на задницу потом сесть не смогу. Но я ж не думал, что этот черт решит меня – в прямом смысле этого слова – выпороть!
– Ааа! Скотина, ты что делаешь?! – взревел я, когда первый хлесткий удар ремня обжег кожу.
– Наказываю, – прозвучало безапелляционно.
– Ай! Бля! Какое еще наказание! Да ты совсем ебнулся! – я плевался ядом, но тут же поплатился за это серией болезненных, жгучих шлепков. Лупил он яростно, вымещая свой гнев на… моей многострадальной заднице. Он молча и методично хлестал меня ремнем, как провинившегося школьника. Лучше бы по морде заехал, чем так. Унизительно. Я знал, что он намеренно решил использовать такой способ. Для него, человека с гордостью высотой с Пизанскую башню, увидеть, как любовник сосется с другим, причем в том месте, где его собственное имя не пустой звук, было, наверно, не очень приятно. Я был не прав в том, что вынес свои отношения на всеобщее обозрение, при этом втянув ни в чем не повинного Славика. Потряс грязным бельем перед публикой. Опрометчиво и глупо.
Снова удар за ударом. Да чтоб у тебя руки отсохли, козлина! Порка ремнем, конечно, не невыносимая пытка, но терпеть это… Вдруг все прекратилось. Я облегченно выдохнул. Задница и так уже горела огнем, хоть прикуривай. Наконец этот детский кошмар закончился.
– Ну, повеселились и хватит. Отпусти меня, Гер, – попросил я. Злость внезапно растаяла как первый снег.
И хриплое:
– Не могу.
И в этом было всё. И боль, и страсть, и страх, и нежность…
Я стиснул зубы и закрыл глаза. Мне не хотелось говорить. Я сейчас желал только одного – его прикосновений. Попросил бы меня обнять, но слова застряли где-то на полпути.
Не видел его лица, но знал, что он рассматривает меня, а потом вздрогнул от легкого прикосновения к коже ягодиц. И это обожгло во сто крат сильнее, чем только что прекратившаяся порка. Я был уверен, что Гер еле сдерживается. У меня самого в паху горячим кровь внутри разлилась от еле ощутимых прикосновений его пальцев, а уж вид моего голого алеющего зада был, наверняка, провоцирующим на дальнейшие действия. Только он медлил, а меня это не устраивало. Прогнулся в пояснице, выставляясь напоказ. И тут же получил ответ. Гер нетерпеливым движением сдернул с меня джинсы с боксерами и отбросил их в сторону. Кое-как встав на колени, держась за кованую ножку кровати, я подставился, зная, что Гер не сможет устоять. Он хотел меня так же сильно, как я – его. Мы нуждались друг в друге. С самой первой встречи жажда обладания сводила нас обоих с ума. Это – сумасшествие взвинченного сознания, необъяснимая словами физическая тяга, болезненная потребность…
Гер ласково гладил мои ягодицы, торс, целовал спину, слизывая росинки пота. Я, не стесняясь, постанывал, прикусывая губу, прижимаясь к его телу, извиваясь в горячих руках. Ожидание большего было томительным, тягучим. Время словно замерло, пульс в венах был секундомером.
– Моя конфетка. Моя, – шептал Гер, облизывая кожу ягодиц, крепко сжимая мои бедра. А я не хотел возражать – ведь, действительно, – его.
Он растягивал меня долго, превратив порочную ласку в пытку. Пальцами, смоченными смазкой, проникал глубоко, неизменно срывая стоны с моих губ. Мучение, горькое наказание…
– Гер… Гер… Дотронься… – я умолял.
И он, понимая мое нетерпение, обхватил член рукой, поглаживая, оттягивая кожу. Мне было мало. Я толкнулся в руку, но он тут же ее убрал. Сука…
Гер вытащил пальцы и перевернул меня на спину. Тут же навалился телом, закинув мои ноги себе на плечи.
Выражение его лица, горящий, прокалывающий насквозь взгляд голубых глаз сказали мне больше, чем тысяча признаний. Поцелуй, глубокий, терпкий, дурманящий вкус губ – и толчок. Мой судорожный вдох – его облегченный выдох.
Мы двигались в такт, чувствуя нечто большее, чем удовольствие от секса. Наслаждением был сам партнер. Его облик, запах, энергия, сила, уверенность. Я уступил ему превосходство. Потому что мне до одурения нравилось так, как было сейчас.
Я устал от борьбы, я хотел расслабиться хоть на мгновение, успокоиться сердцем и душой хотя бы на несколько часов. Забыть нервотрепку последних дней. В его объятиях.
Жесткое, резкое проникновение.

– Никто не может прикасаться к тебе.
Слова, как раскаленное тавро.
– Только я.
– Молчи, – хрипло требовал я.
Властные движения, трение влажной кожи, зной поцелуев…
Я густо кончил себе на живот, хрипло застонав. Гер продолжал вколачиваться в мое содрогающееся в экстазе тело. Это было выше моих сил.
Я больше не выдержу… Не выдержу…
– Гер, я не могу…
Он вышел из меня и сдернул презерватив. Я с облегчением закрыл глаза, чтобы с удивлением открыть в следующее мгновение – Гер упирался красной блестящей головкой в мои губы.
– Тогда так, – с вызовом произнес он.
Я помедлил и открыл рот. Гер втолкнулся членом до самой глотки, удерживая руками мою голову. Я попытался расслабить горло, а то так и задохнуться недолго. Но Гер не собирался меня долго мучить неожиданным минетом. Ему хватило нескольких толчков, а я сильнее сжимал губы, чтобы помочь разрядится. Только почувствовал, как горячее пряное семя наполнило мой рот. Ничего другого не оставалось, как проглотить. Вот педомудель! Нашел все же момент присунуть.
Я закашлялся и с притворной злостью посмотрел на Гера. Он широко улыбался, довольно щурясь. А потом наклонился и звонко чмокнул меня в губы.
– Ключ ищи давай, у меня уже все тело затекло.
– Да чего его искать – в тумбочке лежит, – усмехнулся он.
– Так отцепи!
Гер поднялся на ноги и подошел к шкафу. Достал с полки чистые джинсы, неторопливо оделся, пока я с подозрением наблюдал за его действиями.
И только потом произнес:
– Так зачем мне тебя освобождать? Ты пока так полежи, подумай о своем поведении, а я пойду есть приготовлю. Аппетит проснулся.
– Гер, ты же не серьезно?
– Серьезней некуда, – засмеялся он, перешагивая через меня.
– Гер! – крикнул я в бессильной злости.
И невозмутимое:
– Ага.


X. Сон. (часть первая).

Я бежал по темной улице, чувствуя, как ноги предательски немеют, а легкие разрываются от частоты рваных вдохов-выдохов. Страх клейкой лентой стянул напряженные мышцы. Паника застряла тошнотворным колючим комком в горле. Сердце тяжелыми ударами, словно камень, билось о ребра.
Обжигающе-морозный ветер, снежинки-иголки в лицо. Тусклый свет фонарей, покрытый скользкой коркой асфальт. Надо бежать. Оторваться.
Там, позади, тысяча чертей. Адские жернова растирают реальность на крупицы со скоростью света. Нельзя остановиться. Только вперед. Я не хочу. Я не виноват. Это не со мной. Только не так.
Голоса, крики...
– Гаси его, Вова!
Там, я знаю, в переулке – мое спасение. Только бы дотянуть. Как больно. Ноги совсем отяжелели, словно вся кровь в теле ринулась в пятки.
Поворот на сто двадцать. Переулок. Мокрые холодные стенки старых кирпичных домов. Темнота стужей завернула меня в кокон. Где-то там, в конце тоннеля должен быть свет. Об этом все знают. Он мне необходим, как еще один шанс. Второй раз я не могу ошибиться. Отмотать пленку. Переделать заново. Я смогу. Только разрешите мне, позвольте!
Они совсем близко. Я словно слышу их дыхание. Дверца клетки должна захлопнуться. Кто-то должен понести наказание. Виновный не всегда платит – чаще наоборот.
Склизкий горячий пот под шерстью свитера. Долго ли я еще протяну? Не оглядываться – иначе конец. Фин.
Поскальзываюсь, падаю, не ощущая боли в содранных коленях. Джинсы порваны, стесанная кожа, в кровь. Встать, быстро. Надо успеть... Поднимаю голову – мусорные баки, заваленные отходами, глухая стена лабиринта. Тупик. Мышка попалась в ловушку.
Тело мне больше не принадлежит, словно чужое, не двигается.
– Вяжем! – где-то очень близко. Метры. Сантиметры. Секунды.
Тяжелое наваливается тушей. Удар в голову. Падаю ничком – лицо вжато чьей-то лапой в холодный вонючий асфальт. Глаза сами закрываются. Добро пожаловать в преисподнюю...

***

– Влад! Влад, проснись...
Знакомый голос вырвал меня из ирреальности. Я открыл глаза и понял, что это было лишь видение – страшное, жуткое, пробирающее морозом до костей, такое настоящее…
– Ты заснул. Кошмар приснился? – Гер все еще держал меня за плечи и с тревогой вглядывался в мое лицо. Видимо, ему пришлось хорошенько меня потрясти, чтобы выдрать из этого адского приключения по ту сторону сознания. Я потер пальцами глаза и поморгал, пытаясь проснуться окончательно. А потом, замерев, медленно посмотрел на собственные руки – свободен? Чего это? Зверье сжалилось и отпустило барашка на волю?
Огляделся. Я все так же лежал на полу возле кровати в одних носках, свитере и без порток, но уже укрытый теплым одеялом, с подушкой под головой. Боже, сколько заботы… Обалдеть просто.
– Да, приснилось, что ты опять меня порешь – чуть не помер во сне, – театрально вздохнул я.
Гер широко улыбнулся и убрал руки с плеч.
– Не, если ты настаиваешь, мы можем повторить – мне не трудно,– издевался все-таки.
Рассмеявшись, я отпихнул его локтем и попытался встать, прикрывая срам одеялом.
– Ага, помечтай. Садист хренов. И так уже все жилы из меня вытянул, – пробурчал я. – Чего не разбудил?
После того, как Гер ушел на кухню, оставив меня прикованным к злосчастной ножке кровати, я еще немного поелозил, устраиваясь поудобнее, прокрутил в голове все события этого сумасшедшего месяца и, разморенный, уснул на подогревающемся полу. Все же теплые полы – это гениальное изобретение человечества. Так ведь и простудиться недолго, а тут лежи себе, балдей, хоть десять раз прикованный. Кайф.
Гер поднялся с пола, при этом прихватив уголок пододеяльника, потянул «прикрывашку» на себя.
– Ты что ли… застеснялся? – ехидно поинтересовался он, не сводя с меня гипнотизирующего взгляда.
Я дернул одеялку на себя, понимая, что, если поддамся, то мы весь оставшийся вечер из постели не вылезем, а нам нужно поговорить. Спокойно и о важном.
– Отвали, звереныш. Тебе все мало? У меня задница не выдержит такого натиска. Хорошего понемножку, – огрызнулся я.
– Да я так… Чуточку… Потискать хоть дай, – не отставал ведь. Наглости все же не занимать. А самое главное, что злиться на него ни сил, ни желания не было. Я и сам тихо тащился от этой его манеры «делаю, что хочу» и «всё моё». Мне бы поучиться у него этому, да с этим, скорее, рождаются…
– Слушай, че ты меня как девку разводишь: «Я чуть-чуть… На полшишечки…», – передразнил я. – Мне в душ надо. И есть хочу – помниться, ты там готовить собирался…
Шаг, натянутая ткань.
– Да все готово давно. Иди сюда – я тебя успокою, а то ты так разволновался после сна.
Гер подтянул меня к себе за одеяло и прижался к телу, не преминув одной рукой залезть под свитер, считая позвонки подушечками пальцев, а второй – мягко лапая ягодицы.
– Козлина ведь… – лыбился я, позволяя покусывать себя за подбородок.
Одеяло упало на пол, и я обнял Гера, смело шаря руками по телу, забираясь под рубашку, касаясь ладонями гладкой плотной кожи. Глубокие, нежные поцелуи; крепкие, жаркие объятия…
Мы повалились на кровать, лихорадочно сдергивая друг с друга мешавшую одежду.
Вот, я так и знал, что этим все закончится. Самому себе доверять нельзя.

***

Я размашистыми движениями растирал губкой тело, наслаждаясь ощущением свежести, стоя под потоком воды в навороченной душевой.
Нет, все же зацепил он меня крепко. Я вообще в присутствии Гера, как ни банально, терял голову. Мыслей внятных оставалось мало. Интересно, как другие люди проводят черту между любовью, страстью и обычной похотью? Вот я точно не мог определиться. Гер вызывает нехилый такой интерес, безумное желание отдаться и владеть, наблюдать за ним в разных ситуациях, узнать большее… Мне приятно было даже просто находиться с ним рядом, как пару минут назад, когда мы лежали, обнявшись после горячего секса, молча разглядывая друг друга. В такие моменты нежность ласково разливалась по телу – было хорошо и спокойно. Но стоило одному из нас открыть рот – все неизбежно заканчивается ссорой и руганью. Может, у нас и близости-то нет тут никакой – отношения на трахе построены. Хотя… другие партнеры не вызывали у меня и половины тех чувств, что вызывал Гер. Как в этом во всем разобраться? Я вообще уже ничего и никого не понимаю – ни его, ни себя. И какое у нас будущее может быть? Что я отцу скажу? Бать, я втрескался в твоего зама? Я ему пять лет мозг рушил, что он «лазурью» болеет и не лечится, а теперь приду на поклон «жену» показывать или, что еще хуже, «мужа». Вот черт… В этой ситуации все было через жопу – и в прямом и переносном смысле. Да и с Максом мне предстоял разговор. Уверен, что он взял меня в «Саквояж», потому что узнал. Под присмотром меня хотел держать. А я еще обрадовался, что все сам. Такой дурак… Ладно, чего теперь стенать и маяться… Надо все выяснить до конца и хоть от правды немного успокоиться.
Я смыл с себя остатки пены, нажал на кнопку, прекратив «тропический» водопад, и вышел из душевой кабины. Сделал шаг и, поскользнувшись, чуть не загремел обратно в «помывочную». Ну, епт! Надо ведь так! Зацепившись за дверцу, успел удержаться. В памяти молниеносно всплыли картинки недавнего сна и мое падение на промерзлый асфальт.
Я вообще редко вижу сны, а тем более такие. А тут… Все было необычно: и ощущения, и собственные мысли, будто подсмотренный эпизод фильма, репетиция очередной сцены. Жуткое и гадкое чувство. Я никогда не верил в предсказания, мистику, трактовку сновидений, но сейчас меня не покидала мысль, что это похоже на предупреждение небес. Все было очень реально. Только вот лиц преследователей я не разглядел.

– Эй! Ты скоро там? Третий раз греть еду я не буду, – раздался голос по ту сторону двери. Я усмехнулся – надо же, скромно ждет в спальне и не рвется в ванную. Все-таки мне не понять этого человека, пока. Только я подумаю, что его и первое, и второе счастье – это наглость, он проявляет какую-никакую, но заботу и внимание. Хрен разберешь его… Мечется из крайности в крайность и меня за собой таскает. А я, и правда, как баран за овчаром – на провокации ведусь отменно.
Я наскоро вытерся, обмотался полотенцем и распахнул дверь. Зверье стояло, привалившись плечом к косяку. Я прошел мимо него в спальню, попутно поднимая разбросанную одежду с пола.
– Видишь, уже вышел. Чего раскричался? – Нащупав в штанине джинсов боксеры, скинул полотенце, и повернулся к Геру лицом. – Чем кормить будешь?
Гер опалил меня взглядом, от которого в раз жарко стало. Все же он даже взглядом поиметь может.
– Чего замер? – смеялся я, натягивая боксеры. Во мне определенно пропадал талант – может, в стриптизеры податься, чего я все в барменах сижу – квалификацию повышать надо.
Гер тяжко вздохнул и прикрыл глаза рукой, сипло пророкотав:
– Нет, я не могу на это смотреть… Все, я тебя на кухне жду, поторопись.
Я ехидно поржал ему в след, чувствуя удовольствие от неприкрытого желания в его глазах. Приятно знать, что не только он – для меня, но и я – для него…


X. Сон (часть вторая).

– Помнишь нашу первую встречу? Так вот, когда мы встретились там, у барной стойки, я уже знал, кто ты. Я много раз видел тебя на фотографиях, где ты совсем мелкий и смешной, и где постарше – угловатый такой. Но время меняет людей, поэтому мне нужна была Карла.
Гер сидел на стуле вполоборота и курил, глубоко затягиваясь и выдувая прозрачный белесый дымок. Я же только что напихал в рот вкуснючей горячей пасты в сливочном соусе, но так и застыл, не в силах прожевать. Подавиться боялся.
Мы сидели друг напротив друга за большим кухонным столом из черного дерева с какими-то винтажными потертостями и золочеными вензелями и разговаривали о насущном. Я прямо спросил его, когда он узнал о нашем родстве с его же боссом. Вот он и ответил. Нет, я, конечно, рассчитывал на честный ответ, но, как оказалось, почему-то совершенно не был к нему готов. Надо было сначала спокойно поесть, а потом уже спрашивать.
Я поморгал, все еще переваривая информацию, и аккуратно прожевал, стараясь не прикусить собственный язык от досады.
– Ммм… – промычал я и, помедлив, все же добавил: – Карла?
И хотя уже знал ответ, нужно было как-то подтолкнуть его к дальнейшему изложению событий.
Гер стряхнул пепел в маленькую хрустальную вазочку и продолжил:
– Ну да. Она должна была мне тебя показать – я ее попросил. Но на самом деле ты не сильно изменился, только возмужал немного, а так…
Я кашлянул и криво усмехнулся:
– Немного? Не провоцируй.
Гер засмеялся и повернулся ко мне лицом.
– Ладно-ладно. Нормально ты возмужал. – И хотя Гер улыбался, глаза оставались серьезными. Каждый раз, когда он смотрел на меня вот так – изучая, рассматривая, словно заглядывая в душу – мне становилось не по себе.
– И?
– Что «и»?
– Не придуривайся. Зачем я тебе был нужен?
Я чувствовал, что против воли краснею как мак в цвету. Мне было неловко вытягивать из Гера информацию по крупицам, но по-другому было нельзя. Уже нельзя.
Гер хмыкнул и продолжил:
– Макс просил меня присмотреть за тобой. Все же он чувствовал ответственность за тебя. И некоторую вину, что вы не общаетесь с Андреем. Он же отдавал себе отчет в том, что за место такое – его «Саквояж».
Я глотнул яблочного сока, прокручивая в голове следующий вопрос, и спросил:
– Что значит «присмотреть»?
Гер тяжко вздохнул и поморщился – тема явно была ему неприятна. Да и мне особого удовольствия не доставляла. Я боялся услышать его ответы. Потому что уже не был равнодушен к человеку, сидящему напротив меня. И каждое слово могло стать решающим в наших отношениях. Напряжение, разлившееся в воздухе, давило на плечи неподъемным грузом. Было тяжко. Но я точно знал, что не только мне. Гер явно испытывал такое же неудобство, как и я. Если не больше.
– Он не хотел, чтобы с тобой что-то случилось. Нехорошее, – еле выдавил из себя Гер.
– Слушай, давай уже не томи. Рассказывай как есть. Че уж теперь-то умалчивать? – Я вытер салфеткой рот и со звоном отодвинул приборы. Спасибо, наелся.
– Когда Макс мне рассказал, кто ты, мы поссорились с ним. Я был категорически против того, чтобы ты ошивался в «Саквояже». Макс понятно – это его бизнес. Я же бывал там очень редко, чаще всего по делам. А на развлечения у меня времени не было. Но тут ты мало того, что стал дополнительной нагрузкой, да еще и Андрей об этом решении Макса ничего не знает до сих пор. А он совершенно точно был бы против. У меня у самого был тяжелый период, и когда мы встретились, я был не в себе.
Гер устало потер переносицу. Я же в свою очередь решил, что позже обязательно разузнаю, почему он был не в себе и что за такой сложный период.
Я не стал заниматься игрой в «подъебульки», мол: «Хера се – ты за мной присмотрел!» Или: «Ты за всеми таким образом присматриваешь?». Ни к чему это. Ситуация серьезная, и Гер был явно не весел.
– Да и изначально у меня и в мыслях не было к тебе подкатывать. Так… Немножко подзадорить тебя хотелось. К тому же я был зол. Думал, если поднажму на тебя, ты сбежишь из клуба и не вернешься. Но у тебя такая реакция была, что уже ты меня накручивал, может, даже сам того не понимая. Тогда, помнишь, первое представление с Карлой в «ВИПе»? Мне просто нравилось тебя подзуживать. – Гер вдруг рассмеялся, вспоминая ту ночь, и покачал головой. – Но ты забавно так краснел и злился, что я взгляд не мог оторвать… И поразился твоей выдержке. Думал, ты бросишь все, по морде мне заедешь, ну, или там еще чего… А ты...
– А что я? – занервничал я, ерзая на стуле.
– А ты пошел дрочить в кабинке туалета, – заржал Гер, явно довольный собой.
– Ну… у меня как-то бойко все встало, не при тебе ж мне… – заулыбался я в ответ, теперь зная всю подоплеку. – Хотя все равно получилось при тебе. Нахер ты за мной в туалет поперся?
– Да ты чего? Не понимаешь? – удивился Гер. – Ты же почувствовал тогда… Что между нами.
Я отвел взгляд, дотошно рассматривая узор на столе.
Еще бы я не почувствовал. Наверно, именно это чувство люди называют страстью. Здесь никак не объяснишь, почему так, а не иначе, потому что накрывает лавиной, и доводы рассудка становятся совершенно бесполезными перед натиском желания. И слов таких нет, чтобы описать свое состояние, когда все перестает быть важным, кроме этого «между нами». Не знаю, как люди в любви друг другу признаются – в этом точно нужна смелость, потому что слишком интимно это, и совсем личное. Словно обнажаешься перед другим человеком полностью, вручая ему оружие против тебя самого, и ждешь… Либо победил, либо проиграл. Только поражение в этой реальной игре может быть слишком болезненным.
– Макс не хотел меня слушать, – вновь услышал я хриплый голос Гера. – Сказал, что если он тебя не возьмет, то ты устроишься еще куда-нибудь – будешь крохи подбирать или, что еще хуже, попадешь… Ты ведь, при всей твоей браваде и борзости, наивный такой, что мне иногда самому страшно становится. И откуда ты такой свалился на мою голову только…
– Ой, ну хватит. Строишь из себя старца. Нечего лекции читать о моей наивности. Тоже мне… – скривился я.
– Увольняйся из «Саквояжа» и ищи нормальную работу, – вдруг с нажимом произнес Гер.
Я удивленно вскинул голову. Тон мне его совсем не понравился.
– С какого это? А жить я на что буду? И что в твоем понимании – «нормальная работа»?
– Нормальная – это та, где есть перспектива роста, как личностного, так и материального. Пока что ты бестолково растрачиваешь свое время в клубе. Или ты на место Макса хочешь? – вскинул бровь Гер.
Я чувствовал, что снова начинаю закипать, как тот электрический чайник, что Гер включил пару минут назад.
– Знаешь, ты достал уже! Радуйся, что место мое занял в банке моего отца. Учитель херов.
Все же язык у меня без костей. Я еще последнюю фразу не договорил, а уже понял, что сболтнул лишнего. И какой черт меня дернул! Но Гер тоже хорош – знает ведь мой характер уже, зачем меня теребить, да еще по самому больному проезжаться. Расковырять захотел, ну вот и…
Гер вдруг резко переменился в лице, надменно вскинул подбородок и прищурился, прокалывая меня взглядом светлых, словно льдинки, голубых глаз.
– Следи за языком, щенок. Я свое место заслужил. Я – не ты. Мне в наследство богатый папочка не достался, я через многое прошел, чтобы оказаться там, где я есть. Я знаю, чего стою, в отличие от тебя. И никогда не пойму этого твоего поступка. Гордость решил свою показать? А в чем она, а? Ты просто неблагодарный избалованный сопляк! – процедил он, подавшись вперед. – Вместо того чтобы помочь отцу в его деле и молиться на него – ты плюнул и размазал. Другие все готовы были бы отдать за такую возможность, а что сделал ты? Тряхнув кудрями, в злачное место пошел устраиваться. О чем ты думаешь? Что в твоей кучерявой голове творится? Да ты хоть знаешь, как Андрей извелся, пытаясь наладить отношения с тобой? Знаешь, чего ему это стоило, пока ты гордостью своей упивался? А я знаю. Потому что я и Макс с ним рядом были, а не его семья.
Я видел, что Гер завелся не на шутку. Но и он резал меня без ножа. Наверно, нам точно никогда не найти общий язык. И хотя в глубине души я понимал, что Гер абсолютно прав, но признать… Признать это тогда – было выше моих сил. Я опять проявил слабость, о которой потом пожалел тысячи раз…
– Захлопнись уже! Я не собираюсь перед такой вралью оправдываться. По тебе просто плачет профессия семейного психотерапевта с гомодрической специализацией. За внеплановый сеанс мозгоебства и массаж простаты чаевые не оставить? – прошипел я от дикой злости.
Вскочил со стула, чуть не опрокинув его, и пулей вылетел из кухни, спешно собирая на ходу шмотки.
Я снова убегал. И снова себя за это ненавидел. Меня трясло от жгучего гнева, замешанного на какой-то непонятной обиде. Только на кого? На Гера? На отца? На самого себя? Но пока я не разобрался в себе – надо бежать. Иначе будет только хуже.
Гер даже не двинулся за мной. Только открыв дверь прихожей, я услышал его крик, донесшийся с кухни:
– Дверью не забудь хлопнуть, как обычно!
Ну, я и хлопнул от души! Звереныш, мать его! Довел просто.


XI. Признание.

Я громыхнул дверью, запечатав Гера в квартире, и тут же измождено прислонился спиной к гладкой холодной поверхности стены. Гнев мелким крошевом угольков медленно тлел в груди. Я подумал, что все не так. Все абсолютно неправильно. Я не могу быть с ним и уже не могу без него. Наша связь превратилась в маниакальную зависимость, от которой было так пряно и горько. Как алкоголь – зеленый дурман абсента, кислотное пламя. Мы словно два скорпиона в стеклянной банке: вместе – жалим друг друга, чтобы добраться до самого сокровенного; в одиночестве – сходим с ума от недостатка яда.
Каждый хочет владеть. Но сейчас мне этого было уже недостаточно. Я хотел, чтобы Гер меня уважал.
Нет, я не собирался пускаться в эти банальные стенания: «Ты меня уважаешь?», – но все же надеялся, что он испытывает к моей персоне нечто большее, чем похоть. Я желал, чтобы Гер воспринимал меня как равного. Он давил, зажимал меня в тиски, выкручивал нервы, вынуждая подчиниться его воле. И я, может, и рад был бы, да вот только не так.
Черт… И зачем только я вспылил?.. Как теперь исправить то, что сделано? Но и Гер хорош – тоже мне, мясник – резал по живому с садистским наслаждением, кромсал на кусочки. Если я для него тряпка половая, зачем он со мной? Играет? Экспериментирует?
Надзиратель хренов. Прогнуть меня хочет, под себя сломать, питомца воспитать… Да только я – не домашняя зверушка. И пока он этого не поймет, ничего у нас не выйдет. А может, и поздно уже… Увязли мы в непонимании, как букашки в клею. Я больше к нему на поклон не пойду. Надоело. Пусть сам решает, чего он хочет, что для него важнее. Я устал пытаться понять логику его поступков, он и так мне всю душу словами, как кислотой, выжег – все мысли только вокруг него вертятся, а мне между тем о другом подумать надо.
Сессия подкрадывается, да и с родаками надо что-то решить. Как я им скажу, что…
Отец еще ладно, а вот мать… Не поймет она. И боль ей причинять тоже, как преступление совершить. Как мне быть? Что я могу?
Надо прозвонить её.
Я достал мобильник и посмотрел на дату – сегодня ночью она должна была прилететь со своим хахалем из Тайланда. Но это позже. А сейчас только бы до квартиры добраться.
Чувствовал, что меня срубает – двое суток, как в агонии, давали о себе знать.
Шагнув, я щелкнул кнопкой лифта.

***

Я проспал весь остаток дня и проснулся от настойчивого дребезжания мобильника. Кто-то меня очень хотел – раз третий звонил – но тянуться было лень.
В голове пусто, на душе – полный штиль. Давно я не был так спокоен. Всё, что было нужно – отпустить ситуацию. Оказалось, это легче, чем я думал раньше. Пусть все будет так, как должно. Я ни в чем не виноват, мне нечего стыдиться. Гер должен принять решение сам. Хочет он меня вот такого, как есть, или нет – со всеми заморочками, упрямством и эмоциональностью. Неужели он сам не понимает, что участь покоренных незавидная. Всегда должно оставаться нечто, что не позволит тебе владеть полностью – в этом весь интерес. Сам ведь признался, что именно мой характер и реакция на провокации его привлекли.
Мобила, видимо, сегодня работала вибратором у скромной и невинной тумбочки, и я нехотя свесился с постели, царапнув ногтями по деревянной поверхности, стащил телефон.
Дисплей высветил имя моего неудавшегося любовника. Бля, в мужиках закопался.
– Чего тебе, шантажист? Жопка остыла? – беззлобно усмехнулся я.
– Да расслабься, милый, я по делу, – съязвил в ответ Славик, явно сдерживая смех.
– Не хочу никаких дел, Слав. Чет подустал я. Никак не терпит?
Славик замялся на пару секунд, а потом, видимо, что-то решив, ответил:
– Да терпит. У тебя чего голос такой хриплый?
– Ааа… я просто готовился к твоему звонку – для секса по телефону самое оно.
Славик гоготнул и, помедлив, раскололся:
– Да забей! Не было у нас ничего. Хотелось тебя помурыжить немного за засос в клубе.
Я сел на кровати и потер глаз большим пальцем.
– Слав, ну ты даешь! Зачем сказал? Я уж тут таким героем себя почувствовал – в невменяемом угаре, без гандонов, без смазки другу присунул, а тот еще добавки с утречка просил. Ну епт… – притворно-разочарованно протянул я.
Естественно, я до его признания был уверен, что ничего и быть не могло. Вот только вернулся я к этому вопросу уже после того, как от Гера приехал. Пошарил по квартире, даже в мусорное ведро заглянул – никаких следов ночных потрахушек, да и простынь чиста. Оставался вопрос: для чего Славка решил мне по ушам втереть? Да, теперь мотив понятен. Все же я не должен был его втягивать.
– Слушай, раз мы об этом… Ты чего вдруг решил выверт такой учудить?
Вот и дошли мы до причин и объяснений. Нет, это понятно, что он хотел оправдать тот неадекват на танцполе, но что я мог ответить? Над этим я еще не успел подумать, поэтому решил просто съехать с темы.
– Я и сам не знаю – вообще мало что помню о той вылазке в «Сак». Забудь. Это не имеет значения.
– Уверен? – напрягся Славик.
– Ага, – флегматично отозвался я, зевая.
– Лан, проехали. Ты чего делать собираешься? Повторить вылазку не хочешь? Ну, без продолжений в одной койке поутру, естественно, – торопливо добавил Слава.
– Не, я пас. У меня зачеты на неделе, готовиться буду.
– Засчитано. Значит, увидимся в клубе. Пока.
– Пока, горе-любовничек.
Отключился.
Я повертел в руках мобильник и со вздохом встал со смятой постели, сладко потянувшись. Так, дел завались. Давай, Влад, раскачивайся. Тебе ж сказали, что занимаешься не тем – вот, хоть поучись маленько…
Между зубрежкой конспектов и медитированием у пустого холодильника я позвонил матери. Разговор, впрочем, как всегда, вышел коротким. Она была занята со своим, а я чувствовал себя неловко, зная, что он находится с ней рядом. Но мы договорились встретиться на неделе – я обещал приехать в гости. Наверняка мама выберет вечер, когда сожителя не будет дома. Мудрая она у меня – все понимает, не давит, не предъявляет претензий. Только что бы она сказала, узнав, что сын втрескался по самые бубенцы в представителя своего пола? Сегодня мне совершенно не хотелось об этом думать. Да, может, и посвящать не стоит, травмировать почем зря. Мало ей отца, что ли, было? К тому же я с девушками-то ее никогда не знакомил, так чего об этом вообще размышлять. Нет, все же плыть по течению – это лучший вариант на сегодняшний день.
Так я думал в тот период времени, но как жестоко ошибался, еще не понимая тогда, что время рассчитало все за меня…

***

Целую неделю я не видел Гера. Это было мучительно. Несмотря на то, что я хотел вернуть свою жизнь в обычное русло и добился этого, все вокруг казалось пресным, как овсянка на воде. Пару раз я сталкивался с Максом в коридорах второго этажа, но он всегда был не один, поэтому разговора у нас не получалось. Да и желания особого не возникало.
Я сдал три зачета и два получил «автоматом». В «Саквояже» все было спокойно, клиенты попадались забавные, с закидонами, но к этому я уже привык, поэтому лишь, как китайский болванчик, выполнял свою работу. Только в груди тоскливо ухало от какой-то зимней студеной безнадеги.
Оставаясь один в своей тесной комнатушке, я занимался самоудовлетворением, вспоминая наши встречи с Гером, его низкий сиплый голос и горячие объятия. А потом, уткнувшись лицом в подушку, долго лежал без сна, чувствуя опустошение и какую-то беспросветную серую печаль…
Мне его не хватало.
Я мог бы позвонить ему в любой момент, снова пойти навстречу, подминая свою гордость. Но я не хотел. Эту ситуацию нужно было дожать до конца. И мне оставалось лишь самоуверенно надеяться на то, что Гер не сможет так запросто от меня отказаться. Иногда казалось, что моя воля тускнеет и скукоживается от нестерпимого, почти болезненного, желания увидеть его. Но я снова и снова методично напоминал себе о причинах этой вынужденной разлуки.
С матерью встретиться так и не удалось – ее сожитель потерял работу и теперь ошивался целыми днями дома, олух такой. Но зато мы наконец повисели с ней на телефоне – она рассказывала в красках об их поездке в Тайланд. Там тоже без приключений не обошлось. Этот парень ее умудрился наступить на маленького скорпиона, ну, тот в ногу его и ошпарил. В итоге, неделю они приводили его в чувство местными лекарствами, потому как чел чуть не помер. Я в подробностях выслушал об эффекте белого горла и каких-то ужасных пленках в слизистой этого недоумка. Оставалось только гадать, каким образом он встретился с ядовитым детенышем, ведь на территориях отелей местные службы за этим следят очень неплохо. Наверно, судьба у парниши такая.
Время текло незаметно…
Через еще одну неделю воздержания во всех смыслах, я с ужасом осознал, что это, видимо, конец. От Гера ничего не было слышно – мобильник сиротливо молчал. Это было жестоко. И хоть я сам не раз вел себя не лучшим образом по отношению к предыдущим партнерам – мне попросту было плевать на них – сейчас, вспоминая об этом, чувствовал нечто сродни уколам совести, если, конечно, предположить, что она у меня была.
Естественно, я думал о том, что переживу, но… Но я не хотел, чтобы все так глупо закончилось, оборвалось, словно и не было ничего…

Сегодня смена после выходных, и снова призрачный рай «Саквояжа» откроет свои двери для ярких залетных птичек и владельцев золоченых клеток. Здесь ничего не менялось…
Я спустился на первый, к Вике в кабинет, и проверил заказ на свой «ВИП». Оказалось, что бронь на комнату до самого утра – за одним клиентом. Обычно в графе с именами заказчика должно было значится хоть что-нибудь – хоть инициалы – но сегодня там было пусто. Я нахмурился и вышел в зал, поискал глазами в толпе Вику, зацепился – главная стерва «Саквояжа» разговаривала с тем депутатом-садистом, о котором мне рассказывала Карла. Это было странно. Что он вообще делает на первом этаже, да и о чем ему с Викой трепаться? Я пожал плечами и решил не тревожить эту пару, а то огрести от Вики за такое наглое вмешательство можно было не по-детски.
Кивнул заметившему меня Славику и поднялся в ВИП-зону. Оставалось ждать гостя, да надеяться, что им окажется Гер. Возможно ли?
Полчаса в ожидании клиента я маялся, в который раз протирая барную стойку, передвигая бутылки и стаканы с места на место. Стрелки бесконечно медленно перемещались по циферблату. От нечего делать я зашел в уборную и осмотрел себя в зеркало критическим взглядом, бестолково пригладил заметно отросшие кудри, одернул черную жилетку и поправил съехавшую набок алую бабочку. Потер пальцами шершавый от пробивающейся щетины подбородок – надо было бриться к вечеру, а не с утра.
И чего я так нервничаю, все равно все будет так, как должно.
Я направился обратно, скоро подойдет таинственный клиент. Прошел через тускло и интимно освещенный коридор и распахнул дверь пятой комнаты.
Адреналин в венах зашкалил на раз – за барной стойкой на высоком стуле, облокотившись на столешницу, сидел Гер.
Если б можно было замерить радость, то никаких шкал не хватило бы для такой манипуляции. И хотя повода пока особо не было, я испытал в этот момент чувство искрящегося счастья только от лицезрения этой наглой физиономии.
Я с трудом заставил себя успокоиться и мечтал, чтобы внезапно-нахлынувший щенячий восторг не отразился идиотским образом у меня на лице.
Спокойно, Влад, ты еще не знаешь причину его появления…
Пока я тупо стоял у входа, рассматривая объект своих треволнений, Гер медленно растянул губы в усмешке и пророкотал:
– Может, закроешь уже дверь и поприветствуешь гостя?
Я наконец очнулся и закрыл за собой дверь, отгораживая нас от мира «Саквояжа». Прошел за барную стойку, налил себе минералки в высокий стеклянный стакан и спокойно в упор посмотрел на зверье.
– Тебя официально поприветствовать или так… по-свойски?
Еще мгновение – и Гер одним взглядом сожжет меня дотла, до горстки сизого пепла у своих ног. От него шла мощная энергетическая волна, из-за которой даже воздух, казалось, потрескивал от напряжения.
Он облизнул губы и, ухватив пальцами за ткань жилетки, потянул меня на себя:
– По-свойски хочу.
Я перевесился через столешницу, позволив притянуть себя. Губы Гера были опасно близки, полуоткрыты – он ждал поцелуя. С каким-то невероятным изощренным удовольствием и мазохистским наслаждением я шепнул всего в миллиметре от желанной цели:
– Заслужи.
Интересно, кто-нибудь еще видел, как черти пляшут в глазах? Вот я видел. Гер тут же переменился в лице, взгляд стал жестким, цепляющим, колким, улыбка превратилась в кривую ухмылку. Но я уже неплохо его знал. Да провалиться мне на месте, если в тот момент Гер испытал не радостный азарт.
Он медленно разжал пальцы и отпустил меня.
– Упрямишься? – практически нежно протянул он.
Я одернул жилетку, как ни в чем не бывало достал бутылку его любимого коньяка и произнес:
– Будешь?
Он кивнул, с интересом наблюдая за моими действиями. Я достал две рюмки и разлил янтарь жидкости в стекло.
Я был рад, что руки не тряслись и голос был нейтральным – какой-то невидимый стоп-кран все еще удерживал ту дикую свистопляску чувств, отбивающую языческий ритм где-то там, внутри. Это решится сейчас – всё или ничего.
– Говори, с чем пришел, – деловито осведомился, подняв рюмку, звякнул донышком о его и опрокинул. Гер последовал моему примеру. Я запоздало поставил перед ним нарезанный лимон на блюдечке. Он, как и я, остался к лимонам равнодушным.
– С миром. Так пойдет? – и довольная самоуверенная улыбка. Я невольно улыбнулся в ответ. Вот же! Все равно свое гнет, выворачивает ситуацию под себя, в нужное для него русло. Но не зря же он считал меня упрямым – я был бы не я, если бы повелся в такой важной теме.
– Пойдет. Только вот поподробнее услышать не откажусь… Что за мир ты мне предлагаешь, Гер?– настаивал, практически издевался, вынуждая его обозначиться.
Немного помедлив, он откровенно ответил:
– Мой мир… Это когда я буду знать, что ты со мной, что могу трахать тебя – где, как и когда захочу. Когда я буду утром видеть твои спутанные патлы, а вечером готовить тебе пасту. Когда смогу позвонить тебе в любую минуту и буду знать, что ты ждешь. Видеть, как ты добиваешься своих целей, и испытывать за это гордость. Мутузить друг друга до синяков, а потом валять друг друга по постели. Помогать тебе всем, чем могу. Уберечь от ошибок. Просто находиться рядом, как сейчас, – проговорив эту бойкую скороговорку, он замешкался, а потом добавил: – В болезни и здравии, и бла-бла-бла…
Я в полном одурении стоял, как баран, уставившись на зверя, который сейчас в несколько фраз смог… признаться? Вот так запросто?
Нет, с этим коньяком явно что-то не в порядке – хуже грибов, ей-богу.
– Что? – спросил Гер, после затянувшейся паузы. Я все еще пытался собрать остатки разума, но удавалось мне это чрезвычайно паршиво. Защита треснула.
– Я не смогу быть твоим послушным мальчиком.
– И не надо, – пожал плечами он.
– Я не гонюсь за статусом и мне плевать на лейблы и прочую муть.
– Принимается.
– Не делай свое мнение и выбор моим.
– Постараюсь, – скрипнув зубами, процедил Гер.
– Никакой наркоты, – осмелел я.
– Легко.
Я прищурился, придумывая новое условие. Эта игра мне нравилась, как никакая другая.
– Если увижу с кем…
– Хэй! Это я должен говорить. Ты мне за Славу еще не отчитался, – рыкнуло зверье.
Я широко улыбнулся, готовый лопнуть по швам от распирающей эйфории. Обогнул барную стойку и вплотную приблизился к Геру, позволив ему притянуть себя за ремень.
– Не было у нас. Верь мне.
– Андрею надо сказать, – хрипло шептал Гер, выцеловывая мне шею, расстегивая брюки.
– Сам скажу, – это было последнее, что я произнес перед тем, как накрыть его губы своими. Мы были голодны, впивались в плоть друг друга пальцами, прижимаясь телом к телу… И я был готов в тот момент всю душу положить на алтарь – так был счастлив. Эти две недели тоскливого молчания были неспроста. Гер принял решение, пошел на риск, сыграл ва-банк. Русская рулетка – затвором щелкнул, на курок нажал. В этом был весь он – отчаянный, смелый, дерзкий, откровенный. А выиграли оба. Какой кайф… Кайф.
Мы уже удобно разместились на кожаном диване, и Гер собирался любовно отсосать мне по полной, когда в дверь настойчиво постучали. Я вздрогнул от неожиданности, а Гер недовольно рявкнул:
– Кто там?
Из-за двери послышался невнятный, но взволнованный голос. Кажется, это был Славик.
– Гер, это срочно! Там Карла!..
Гер, как ошпаренный, подпрыгнул, выругался и, в спешке застегивая джинсы, вылетел из комнаты. Я запутался в штанинах, потеряв несколько минут, но, успешно справившись, выскочил из «ВИПа» в коридор. И то, что я увидел, заставило меня похолодеть от ужаса…


XII. Явь. (часть первая)

Я не знаю, чего ожидал, когда услышал крик Славика за дверью. Наверно, всего – только не этого. В коридоре наблюдалась суматоха, но все молчали, либо переговаривались шепотом. Из-за музыки, битами разрушающей тишину, картина казалась нереальной. В такой ситуации, наверно, всегда кричат. И мне хотелось, надорвав горло, орать, что есть сил, от удушливого шока. Но я, как и все, молчал, тяжело сглатывая и часто втягивая воздух. Тошнота колючим комком застряла где-то в районе кадыка. Что же это…
Гер, бережно и осторожно прижимая к себе обмякшее тело, посмотрел мне в глаза. Тяжелый, пронизывающий взгляд, в котором смешались все чувства на раз. Я, как завороженный, сделал шаг, пытаясь в тусклом, искажающем правду освещении угадать в этой застывшей кровавой маске нежное точеное лицо Карлы. Кожа вспухла, натянулась и уже почернела от запекшейся крови, запечатлев немое страдание. Платье разодранными блестящими клочками нелепо осело на теле, обнажая израненное тело, покрытое темными пятнами. Наверно, это платье еще пару часов назад прельщало всякого, кто любовался облачением ночного мотылька. А теперь эти блестки, испачканные алым, цинично смеялись бликами. Тело неестественно и обреченно выгнулось, словно потухло совсем. Сгорело за доли секунд от жара пламени, как яркие порхающие крылышки.
И там, внутри, что-то мерзко корябало ржавым острым гвоздем. Страх. Свинцом оседающий по внутренностям, сковывающий движения льдом. Мне казалось, что то мгновение, когда я впитывал эту ужасающую своими бордовыми мазками картину, длилось бесконечно…
Но в следующую секунду я вздрогнул от низкого ровного голоса Макса:
– В мой кабинет ее. Живо. – А потом, кивнув в сторону седьмого «ВИПа», где, по-видимому, находился палач, добавил: – С ним я сам разберусь.
Ни в жестах, ни в мимике босса не было и намека на эмоцию. Хладнокровен и спокоен, будто и не произошло ничего примечательного, а испуганные лица окружающих – это всего лишь декорации, забавные комиксы. Гер со своей ношей уже скрылся в темноте коридора, а я успел только сделать несколько шагов, чтобы заглянуть мельком в седьмую ВИПовскую клетку. В комнате, примяв мягкую кожу диванов, сидел мужчина, которого я видел ранее на первом. Тот самый депутат. Он упирался локтями в колени – волосы с редкой проседью в русых прядях всклокочены, дорогая белая сорочка распахнута и покрыта красными акварельными разводами. Он вскинул голову и посмотрел на Макса. И до того, как передо мной с тихим щелчком закрылась дверь, я увидел равнодушный блеск черных глаз.

***

Мы на скорости разрывали ночной морозный воздух гладкой мордой «Порше». Гер вез нас в какую-то частную клинику на окраине. Решение было принято так быстро и четко, что мне оставалось лишь, как бестолковой липучке, молча внимать указаниям Макса и держаться Гера. Пока мы сидели в его кабинете, я все никак не мог поверить в эту дикость.
Карлу били сознательно и чувством. Так, чтобы сломать, растоптать, изуродовать, показать свою власть. Так, чтобы больше никому не досталось. Из обрывка разговора в кабинете босса я уловил пару фраз. Эта «влюбленная» мразь не желала оставить Карлу в покое. На отказ Макса, а потом и самой Карлы, реакция мужчины была однозначной – уничтожить. Это было наказание. Можно ли так страстно и ожесточенно желать шлюху? Она же продажная девка, элитная проститутка, падшее создание… Еще полгода назад для меня такие, как Карла, были «вторым сортом». В какой момент она стала для меня… человеком? Может, в тот вечер, когда я увидел размазанную по щекам тушь и этот мрак тоски на дне карих глаз. Я каким-то непостижимым образом проникся уважением к этой женщине, не сломленной роковыми обстоятельствами и чужой волей. И нет здесь ни капли пафоса, а лишь зубастая, оскалившаяся острыми клыками жизнь. Карла, как тонкий прочный стебель, прогибалась под грузом условий новой игры, но никогда не жаловалась, ничего не просила и, казалось, ни о чем не жалела. И я скоро забыл о том, что Карла всего лишь товар, который хорошо продается и пользуется спросом. Стало совсем сложно относиться к ней иначе, когда она словно в душу заглядывала своими умными, глубокими глазами, чуть улыбаясь, рассказывала о сыне и работе в институте. Наверно, она часто вспоминала, как было тогда, в те прошлые годы нормальной среднестатистической человеческой жизни: с мужем, ребенком, работой, бытом и мечтами… И я хотел бы увидеть ее такую – не обремененной своей сегодняшней жуткой участью поломанной марионетки в чужих руках.
Я держал ее осторожно, всеми силами стараясь не вздрагивать на крутых поворотах – Гер, казалось, гнался за самим чертом в преисподнюю – меня на заднем сидении бросало из стороны в сторону. А я только и мог смотреть на чуть заметно вздымающуюся грудь. Карле, наверно, было тяжело дышать. Но тот факт, что она была жива, заставлял меня надеяться на лучшее.
Я медленно, с усилием, заставил себя скользнуть взглядом выше – туда, где уже явственно проступали следы от безжалостных пальцев, не оставляя сомнений в том, что эта сволочь душила девушку с удовольствием. Возможно, он до последнего стискивал нежную плоть, лишая последнего глотка воздуха, чувствуя, как трепещет и изгибается в судорогах хрупкое тело. А потом ослаблял захват, разрешая еще раз втянуть пряный воздух «Саквояжа», пахнущий сексом, наркотиками, алкоголем и кровью… Чтобы затем вновь пришпилить бабочку колкими пальцами. Он играл с ней, как кукловод марионеткой, заставляя в исступлении плясать последний обжигающий танец на раскаленных углях. Он увлек ее за собой в ад. «Кайф для господ…»
Я с трудом посмотрел на разбитые распухшие губы, сглотнув застрявшую в горле горечь. А потом – вздрогнул от устремленного на меня взгляда. Один глаз совсем заплыл и не открывался, но второй, не мигая, смотрел на меня из под слипшихся от слез ресниц. Мне стало совсем страшно. Реальность намного ужаснее фильмов ужасов. Изможденное болью лицо, прекрасное еще совсем недавно… Мне все труднее становилось сдерживать накатившую от отвращения тошноту. Как можно?.. Вот так… Убить душу в несколько минут.
Вдруг губы дрогнули, тонкие дрожащие пальцы вцепились мне в локоть. Я, затаив дыхание, наклонился к самому ее лицу, чтобы сквозь рокот мотора услышать хриплое и отчаянное:
– Помоги…
Я уже давно, так давно не плакал. Но в эту секунду что-то окончательно надломилось, треснуло как сухая ветка. И чувствуя, как зажало, защемило внутри, выскребло все остатки воли, я беззвучно зарыдал, дрожа всем телом, уткнувшись носом в ее ключицу.
Мне хотелось сказать, что я помогу, сделаю всё. Но что всё? Чем я могу?.. Карла, милая, что мне делать?
Я согнулся, навис над ней крюком, поглаживая пальцами белые руки, шепча на ухо казавшееся отвратительной ложью сейчас: «Всё будет хорошо… Всё будет хорошо…»
Жгучее, пронзительное чувство собственной беспомощности разрывало меня на клочки.
Может быть, оттого, что отец еще в малолетстве внушил мне простое правило: «Бьющий слабого – сам слаб», я никогда не понимал, как можно так истязать женщину. Отец никогда не позволял себе даже повышать голос на мать, когда та закатывала совершенно бабскую истерику. Он мог сказать тихо и спокойно одну фразу, но слова ложились свинцом и доходили до самого сердца. Я же, наверно, пошел в мать: мне было в кайф помахать кулаками и спровоцировать реакцию. Помню, как батя единственный раз поднял на меня руку. Мне было лет четырнадцать тогда. Я совершенно беспричинно отлупил нашего доходягу-очкарика – отличника Петю Володина. Всему виной были дешевые подростковые понты и желание показать свое лидерство. Батю вызвали в школу, а вечером мне крепко досталось. Мозги он в меня в тот вечер вколачивал. И за это я ему благодарен.
А тут девка… В ней веса-то от силы килограмм пятьдесят. Легкая, тонкая… И теперь словно совсем не живая. Держись, милая, пожалуйста…
Я понял, что мы приехали, только когда Гер открыл заднюю дверь и заглянул в салон. Утерев глаза ладонью, я аккуратно передал ношу в чужие руки – нас уже ждали у входа в клинику.

***

Мы провели в частной клинике около часа. Я сидел в мягком кожаном кресле в стерильном, сверкающем своей чистотой помещении, больше похожем на гостиную в каком-нибудь загородном доме, чем на приемную больницы. Бестолково рассматривал декоративные цветы в горшках и затейливые узоры на ковре, а в мыслях был где-то далеко. Ожидание сводило с ума. Я чувствовал себя обвиняемым, смиренно ожидающего приговора.
Гер ушел с доктором к нему в кабинет, чтобы уладить формальности и поговорить о прецеденте. Я так понял – врач был старинным знакомым Кириных: выглядел он ровесником Гера – не старше. Связи в нашем мире решают всё. А там, где бессильны связи – вопрос полируется деньгами. Всё просто. Будь господином, и мир с радостью встанет на колени. Только вот у всего своя цена. Через что приходиться пройти, чтобы эту власть завоевать? Я и представить себе не могу, как Макс может крутиться в этом темном, теневом сообществе…
Роковой случай с Карлой перевернул вверх тормашками всю мою картину «Саквояжа», кровавыми мазками разукрасил мировоззрение. Может, и прав был Гер тогда – не смогу я так, не место мне в этом элитном заведении. Не равнодушный я человек. Не хочу. Противно. Мерзко. Как мне теперь клиентов обслуживать? А если этот хрен в мою смену заявится, что же мне?.. Развлекать его, улыбаться как ни в чем не бывало? Кланяться как китайский болванчик? Сука.
Я чуть на пол не сплюнул от злости и осознания собственной никчемности.
– Влад, ты как?
Я вздрогнул от неожиданности, когда Гер тронул меня за плечо. Вскочив с места, выпалил, путаясь в словах:
– Ну… что там? Как… она, а? Тебе сказали? Гер, не молчи! Скажи мне! – вцепился я ему в руки.
– Успокойся, – услышал железное. – Если ты в порядке, то поехали, я по дороге расскажу.
И в глаза пристально смотрит, словно вживляет в меня свою собственную внутреннюю силу.
– А я не могу ее увидеть?
– Нет. Ей нужен покой. Там врачи ее латают, ты уже ничем не можешь помочь. – А потом ласково обхватил ладонями мое лицо: – Поехали, Влад.
Я кивнул, понимая, что он прав.

***

Скорость. Она инъекцией впрыскивает адреналин в кровь, заставляя сердце бухать молотком, убыстряя бег мыслей. Мы неслись по мерзлому шоссе, обгоняя ночь, оставляя позади километры асфальта.
В голове был полный бардак, но я внимательно слушал глубокий голос Гера, пытаясь уловить такую важную сейчас информацию. Гер курил в приоткрытое окошко, затягивался глубоко и со вкусом. Если бы не этот факт, я бы подумал, что он абсолютно спокоен. Все же скрывать свои истинные чувства он умел хорошо.
– Сломаны два ребра, нос, вывих челюсти, многочисленные ушибы, сотрясение мозга и… – Гер поморщился, – по-женски там… Жить будет. Вылечат и на ноги поставят.
Я уставился в одну точку, обдумывая ситуацию. Я чувствовал, как внутри разгорается обжигающая льдом ярость. Был вопрос, который не давал мне покоя.
– А что потом?
Гер выкинул истлевший бычок и, прихватив губами фильтр, прикурил новую.
– А что потом? – повторил он за мной.
– Ты знаешь, о чем я, Гер. Не съезжай с темы.
– Влад, ты как маленький, ей-богу, – пробормотал он, а потом быстро взглянул на меня. – Потом она вернется в «Саквояж» и продолжит работать. Это не первый и не последний раз. Издержки профессии.
Меня больно резануло цинизмом фраз. В глубине души я понимал, что все это так. И не одна она, и вообще… Но все же. Я был категорически не согласен с такой постановкой этого блядского вопроса.
– Какие нахуй издержки?! – заорал я. К черту сокрытие эмоций! – Да этот ублюдок чуть ее не угробил! Ты же ее видел. Да на ней живого места не осталось. Или вы не успокоитесь, пока он ее по стенке не размажет?
Я видел, как Гер стиснул пальцами руль, выдавая свое волнение.
– Я так и знал, что этим все и закончится. Я с самого начала был против бармена Влада Смолкина, – с горечью ответил Гер.
– Мы сейчас не об этом. Не переводи стрелки на меня. Гер, отпустите ее. Макс и так уже порядочно денег с нее поимел. Вы же сломали ее! Она совсем не живая теперь. Хорошо, если умом не тронется. Мы даже не знаем, что он там с ней делал. Чертова звукоизоляция! – я в гневе ударил кулаком по панели. Гер тут же отозвался:
– Сиди смирно и оставь в покое подушку безопасности. – Завернув крутой вираж, он продолжил: – Она шлюха, Влад.
– Да ну? Спасибо, что глаза открыл, а то ведь я и не догадывался, – с издевкой проговорил я. – А шлюха – не человек, значит? Ок. Давай пустим ее на колбасные обрезки. Фарш тоже хорошо продается.
– Влад…
– Что? Не разочаровывай меня, Гер.
– Слушай, конфетка, кажется, ты не догоняешь, – прищурился Гер, прокалывая меня взглядом. – Давай отпустим Карлу. А потом попроси Макса распустить всех «несчастных», обиженных жизнью девочек и мальчиков. Не волнуйся, их подберут другие добрые дяденьки. Поставь запрет на наркоту, ага. Пусть травятся в клубе неизвестной дурью, трупы будем на задворках закапывать. Алкоголь вреден для здоровья – на хер барменов за ненадобностью. Пусть Макс документы на тебя оформит – организуешь чайлд-кафе с детской музыкой и порядочными посетителями. Уборщиц и официанток оставляем, как и поваров, – им повезло, да. И, кстати, не забудь отцу позвонить, пусть все свои ЧОПы распускает – они участвовали в рейдерских захватах предприятий, а Андрей с этого долю имел. Обналичку пусть прекратит, как и финансирование жестоких «подонков». Да, сожги все вещи, купленные папой на грязные деньги. И в попку трахаться забудь – это нехорошо, малыш. Очнись, Влад. В каком мире ты живешь…
Я закрыл глаза и стиснул зубы до скрежета. Сука. Ты. Сука, ты, Гер. Душу из меня выдергиваешь.
Мне хотелось заткнуть его еще на полпути – каждое слово острыми иглами кололо больно и прицельно. Но противопоставить мне было нечего. Чаша весов тяжело опустилась в пользу доводов Гера.
Я заерзал на сидении и потер пальцами взмокшие виски. Стресс нон-стоп.
– Ладно, – через силу выдавил я.– Мне плевать по большому счету на остальных. Я прошу только за Карлу. Гер…
Зверье невесело рассмеялось и белозубо оскалилось.
– Думаешь, мне ее не жалко? Не дави, Влад.
Я остро почувствовал в этот момент, что на самом деле Гер не такой уж хладнокровный – это было практически неуловимо, мимолетно, но я услышал, как защита треснула. Если бы не история с Карлой, я бы захлебнулся от удовольствия – совершенно точно, что я сижу в печенках Гера, как и он у меня. Эта зависимость друг от друга с каждым днем становилась все крепче.
– Гер, проси что хочешь взамен. Только поговори с Максом, – тихо прошептал я, затаив дыхание.
– О, ты нечестно сейчас играешь. Вот ведь ушлый сопляк! – раскатисто засмеялся он, качая головой, и я невольно улыбнулся в ответ. – Не надо мне ничего взамен. Попробую поговорить с Максом.
Я выдохнул.
– Спасибо.
– Не благодари. Я ничего не обещаю.


XII. Явь. (часть вторая)

За разговором я и не заметил, куда Гер меня везет. Оказалось, к своему дому.
– Черт… Мне отсюда на такси добираться? – поморщился я.
Гер припарковал машину и с тихим вжиком отстегнул ремень безопасности. Потом повернулся и, словно я немощный какой или дитё малое, щелкнул кнопкой, освобождая от защитной ленты меня.
– Какое тебе такси? У меня останешься, я тебя в таком состоянии одного оставлять не собираюсь. Еще надумаешь чего, а мне потом с ума сходить от волнения. Нет уж. Вылезай давай, ягненок.
Сердце сладко екнуло от этих слов и уверенности в голосе. Вот всегда он так – одни ультиматумы. Ведет меня, как барашка на веревочке. Но я был благодарен ему за эту заботу. Я, и правда, не хотел оставаться наедине с хлесткими прутьями-мыслями. Кто-то из нас сейчас должен быть сильнее. Гер волевой, упрямый, жесткий. Все, как я люблю. И все в нем меня влечет. Но не со всем я согласен. Наши ценности диаметрально противоположны. Иногда я думал, что он совсем обделен слабостью. Но я, как всегда, ошибался. Даже на этот счет…

В квартире пахло чистотой и какими-то моющими средствами, как после уборки. Видимо, днем домработница наводила порядок. Я отчего-то замялся в коридоре. В памяти маячками засветились картинки, как мы с Гером здесь время проводили. Горячим окатило в хлопок.
Гер, заметив мою нерешительность, подошел вплотную и по-хозяйски расстегнул молнию на куртке. Он улыбался, а я совсем смутился.
– Чего ты, как не родной совсем? Раздевайся и проходи, – теплым хмыкнул он мне в губы.
Я притиснулся, обнял руками за талию и лизнул как щенок нижнюю губу. А потом широко улыбнулся, наблюдая, как Гер оторопел от моей инициативы.
– Серьезно что ли? – стиснул он меня в объятиях.
– Да уж куда еще серьезнее… Хочу забыться.
Я залез руками под шерсть свитера, прикасаясь к его горячей коже, с удовольствием ощущая твердость мускулов, сильное, поджарое тело. Гер уже содрал с меня куртку и стаскивал джемпер. Я же не отступал, подталкивая его к комнате с такой удобной, широкой кроватью.
Мы, не разжимая объятий, рухнули на постель. Пока Гер снимал свитер, я рывком стянул с него джинсы вместе с плавками. И не давая перехватить ведущую роль, навалился телом, сплетая руки над головой, вжимая в плотное покрывало. Целовал безудержно, глубоко, чувствуя терпкий привкус никотина на кончике языка. Гер часто, прерывисто дышал, отвечая мне горячо, сминая губы, остро проникая влажным языком в рот, царапая кожу щетиной.
Горькие, отчаянные поцелуи, стирающие ластиком мысли. Забыться. Заставь меня забыться. На час. На два. Мне хватит, Гер. Дай мне эту передышку.
Солоно капель на коже, твердое к твердому – мы тонули друг в друге, словно рыбки в молоке, захлебываясь эмоциями, жадными глотками выпивая душу. Закрыв глаза, не смея дышать, только растворяясь в этом душном ядовитом мареве…
Успеть перехватить нечто важное, глубокое, через прикосновения. Вкусить, чтобы навсегда запечатлеть, выжечь клеймом в сознании, связать судьбу с чужой воедино…
Я раздвинул коленом ноги Гера, подхватив бедра, сминая тугие ягодицы, почувствовав напряжение и противостояние в ответ, уверенно зашептал на ухо:
– Сейчас я хочу взять, а не дать. Позволь мне. Сегодня.
Взять твою силу, Гер. Хочу ее отнять. Заковать в себе. Сжечь тебя, чтобы самому возродиться, наполниться энергией.
Полуулыбка на жестких губах и понимающий горящий взгляд.
– Возьми, – разрешение.
Я отклонился, свесившись с кровати, нащупал в темноте ручку от шкафчика и, пошарив, достал тюбик. А вернувшись, утонул в черноте блестящих глаз, спустился поцелуями по влажной коже. Не отводя взгляда от лица Гера, обвел кончиком языка гладкую головку и, услышав низкий рокот, втянул до основания.
Гер наблюдал, завороженный моими движениями, ощущениями от смелых ласк. Раскинул ноги шире, позволяя мне проникнуть в тесноту. Пальцами запутался в моих волосах, надавил на затылок, чтобы заполнить мой рот целиком, вбиваясь в горло. Контроль в любой ситуации…
Желание стало невыносимым, острым, болезненно пульсирующим в паху. Мысли растаяли как утренняя туманная дымка. Больше ничего не осталось. Только это. Только мы.
Я приподнялся на руках и, обхватив свой член, поводил им между влажных от смазки ягодиц зверья. Жестко вошел, чтобы остановиться, замереть, чувствуя, будто падаю в черное звездное полотно небес…

***

Гер принес две банки пива и бросил мне одну. Я поймал ладонями долгожданную жидкость в таре, откупорил с пшиком.
Отхлебнув ледяных хмельных пузырьков, с наслаждением откинулся на подушки:
– Кайф.
– Ну, слава яйцам, отпустило кучеряшку, – беззлобно засмеялся Гер.
– Ты из меня все соки выжал, актив хренов. Даже в пассиве умудряешься трахаться активом, – измождено гоготнул я.
– Учись, мелкий.
Гер сел на постели, устраиваясь поудобнее. Два часа жаркого секса негой растеклись по телу. Было хорошо… И горько, и сладко.
Мы помолчали, глотая холодное пиво. Каждый думал о своем. А может, об общих проблемах. Вопрос Карлы вернулся в мою голову, отравляя кислотой мысли. Я вспоминал, как она познакомила меня с Гером. Ту самую, первую встречу – его вызов, мой ответ, их поцелуи. Тогда все казалось таким легким и ярким. Острая приправа к повседневности будней. Волшебный обман «Саквояжа».
– Гер, слушай, мне тогда Карла сказала, что тебя не было в «Саквояже» полгода. Ты уезжал? – решил воспользоваться ситуацией я.
И понял, что попал по больному, чувствовал кожей, как он напрягся и замер.
– Когда она успела тебе сказать? – решил прощупать почву он.
– В ту ночь, когда мы… кхм… познакомились.
– Ммм… Да, меня не было какое-то время в клубе.
Как отсек. Но я не унимался:
– По делам ездил?
– В том числе.
Закрыл тему.
Но здесь точно было что-то важное – то, что заставляло Гера замяться, отгородиться. Он защищался, и я очень хотел знать – почему.
– Какой-то проект? – повернулся я к нему, прижавшись животом к его боку. Я видел, что он сомневается, будто что-то решает для себя, а потом, сделав глоток, закрыл глаза и произнес:
– Год назад я развелся. Я не хотел, но Настя настояла. Для меня тогда полюса перевернулись. Я голову совсем потерял. Пустился во все тяжкие. Пил, кутил и работал как проклятый. Практически не спал совсем. Серый, друг-оболтус еще со школьных времен, подогнал мне какую-то компанию и понеслось… Девочки, мальчики, алкоголь, музыка, кокс, все дела… Много я наворотил. Но ничто не помогало… забыть.
Я с ног до головы покрылся пупырышками мурашек, услышав это больное, обреченное Герово признание. Натянулся струной в постели и боялся пошевелиться, спугнуть откровение. Уж о том, что Гер был женат, я не знал и никогда об этом не думал. Я был не просто удивлен – шокирован. Да еще и интонации голоса, когда он про Настю эту говорил, резанули… ревностью. Мне вдруг очень ярко представился Гер, влюбленный, страстный, готовый на все ради второй половины. И это неожиданно для меня самого отозвалось неприятным покалыванием где-то там, внутри.
– В общем, я был всеяден и безрассуден. И весь «Саквояж» стоял на ушах, когда мы компанией вваливались ночью. Много кто уволился из персонала, потому что я трахал все, что движется. И, кстати, Славу, дружка твоего, тоже успел поиметь по пьяни. А он потом прилип ко мне, как лист к пятой точке. Начались конфликты. Нервы у всех были на пределе. Вот Макс и запретил мне появляться в клубе, пока не одумаюсь. Друзей многих от себя отвадил, верных людей. Вел себя по-свински. Остались одни подхалимы, да те, кому все равно – лишь бы деньги были. А потом Андрей мне тему сочинскую предложил. И я уехал на полгода из Москвы. Там мне стало лучше, но не намного. Вернувшись, приехал к Максу на работу, мы поговорили, и он рассказал мне о новом бармене Владе Смолкине, появившемся в мое отсутствие. Остальное ты знаешь.
Гер опрокинул в себя последние капли пива и со стуком поставил пустую банку на тумбочку. А я прокручивал в голове все факты, собирал пазл – мозаика вдруг цветными стеклышками собралась в яркий узор. Все встало на свои места. По крайней мере, в ту минуту я был, как никогда ранее, близок к Геру. Куснуло цепко осознание брака Гера, в котором он совершенно ясно к жене своей испытывал особенное и трепетное, раз так его накрыло после развода – ударило наотмашь. Как же Гер – такой гордый и надменный, уверенный в себе, жесткий, как металл, – так размяк? Верно, что у Ахилла тоже пята была. И в силе этой показной, оказывается, всего лишь скрывалась… слабость. Слабость обычного, нормального, среднестатистического человека, который чувствует и трепещет, страшась быть отвергнутым объектом своего восхищения. Вот это поворот…
Я чуть по лбу себя не хлопнул от досады. Надо же! А я ведь не видел всего этого. Подоплеки такой. Не всматривался, не анализировал, не пытался понять Гера. Всегда смотрел со своей колокольни, будто и так мне все было ясно.
Молнией промелькнуло воспоминание: «Боялся, что ты проснешься раньше меня и уйдешь…» Может, она и ушла так же утром на рассвете, оставив одного по какой-то неведомой мне причине.
– Ну что? Доволен рассказом? – хмыкнул Гер.
Я поставил банку на тумбочку рядом с пустой Геровой и, просунув руку под одеяло, обнял его за талию.
– Что было, то прошло. Или ты до сих пор ее… ну… это… – зачем-то ляпнул я.
Гер тихо рассмеялся, взъерошил пятерней мне волосы и прижал к себе.
– У меня теперь ты, – усмехнувшись. А потом резче добавил: – Два раза не повторяю. Пользуйся моментом пока.
Нет, счастье – оно все же есть. Есть оно. Звенит и переливается в теле, и больше в эту секунду ничего не нужно.
– Ну все. Спать давай, уже светает, а мне через три часа на работу, – прижал меня к себе Гер.
Я кивнул и закрыл глаза. Усталость от пережитой за сутки боли и радости навалилась тяжелым. Завтра, вернее уже сегодня, мне еще предстоит трудный разговор с Максом…

***

Я проспал до обеда в постели Гера. Да и проснулся только потому, что он позвонил мне на мобилу – сказал, что Макс ждет меня сегодня вечером у себя в кабинете. Я подскочил, как кипятком обваренный, выслушав все указания. Он все-таки сдержал слово и поговорил с братом. Оставалось надеяться, что все решиться в пользу Карлы, но Гер не дал мне никаких гарантий, да и говорил быстро и скупо – видимо, занят был.
Я принял душ, пошарил в холодильнике, будто у себя дома. Правда – в съемной квартире холодильник постоянно был пуст, а здесь еды навалом: чего хочешь выбирай – на любой вкус. Пообедав, основательно обследовал квартиру Гера, а потом завалился на диван в гостиной и тупо щелкал кнопками пульта от телевизора до самого вечера. Потом бодро собрался на смену. В коридоре заглянул в зеркало – видок у меня был тот еще, будто по мне поезд проехал. Под глазами залегли тени – последствия тяжелой бессонной ночи, лицо осунулось, кудри в разные стороны торчат – не пригладишь, у Гера-то укладочных средств никаких. Бледный еще такой, черт…
Да и волнение перед встречей с боссом давало о себе знать. Как начать разговор? Требовать у меня никаких прав нет.
Ладно, действовать будем по ситуации.

***

Эта ночь в «Саквояже» совершенно не отличалась от других. Будто и не было ничего вчера, не случилось. Огни, музыка, толпа, снующие всюду официанты и бармены, смех и звон бокалов. А на втором – все так же равнодушно на меня взирали закрытые двери ВИПовских комнат. Они скрывали секреты господ. Что происходит в этих номерах – известно лишь немногим свидетелям развлечений. И потом, молчание – основное правило «Саквояжа». Из этих стен не должна просачиваться даже крупица информации – это чревато. Теперь мне было очень понятно: что, да почему.
Я прошел по темному коридору, остановившись у массивной двери. Волнение отдавалось дрожью в теле, но назад не повернуть – слишком важное сейчас должно было решиться. Карла, пожелай мне удачи…
Я постучал в дверь и она тут же отворилась – Колян был на своем посту.
– Привет, Коль. Я к боссу.
– Здорово, Влад. Заходи, – пробасил громила, неуклюже отступая в сторону, пропуская меня в кабинет.
Макс сидел за рабочим столом и просматривал какие-то документы.
– Коля, за дверью подожди.
Колян без звука вышел за дверь – мы остались наедине. Макс все так же с интересом перекладывал бумаги с места на место, пробегая взглядом по строчкам, словно и не заметил, что я стою тут посреди кабинета, как статуя.
– Макс…
Кирин, наконец, посмотрел на меня, отложил документы и кивнул на кресло напротив себя:
– Присаживайся, Влад.
Я сел, устраиваясь поудобнее, хотя это было в принципе невозможно под пристальным, тяжелым, пронизывающим насквозь взглядом. Как только отец с этим темным лордом справляется, ума не приложу.
– Рассказывай.
Я собрался с духом и выпалил:
– Макс, я знаю, что не имею права, но прошу тебя Карлу отпустить. Пожалуйста. Она и так натерпелась, хватит с нее. – Я смело посмотрел Максу в лицо, тот в свою очередь внимательно меня рассматривал. Он был все так же спокоен, как и всегда. В отличие от своего собеседника, готового провалиться сквозь пол под этим немигающим взглядом.
Вдруг он открыл ящик, вытащил что-то и бросил на край стола. Я придвинулся и взял в руки паспорт, и еще чековую книжку. Открыл и прочел первое, бросившееся в глаза: «Горенко Алена Борисовна». Тут и фотография была этой Алены вклеена, естественно. С маленькой карточки на меня смотрела Карла. Я нервно сглотнул и выдохнул, руки совсем не по-мужски тряслись от перенапряжения. Я не мог поверить в то, что все оказалось так просто.
– Макс, спасибо. Я…
– Не благодари, – перебил меня Кирин. – Пусть Алена тебя благодарит. Чек возьми. Ей передашь – это привет от депутата. Лечение будет оплачено. – Помедлив немного, он многозначительно продолжил: – Хочу, чтобы ты уяснил, Влад, что делаю я это только по той причине, что в этой ситуации задействован сын моего любовника. И в этом есть моя вина. Полгода назад я совершил ошибку – смалодушничал и взял тебя на работу в клуб. Ты же, не только нарушил все правила «Саквояжа», но и вынудил меня расстаться с ценным «сотрудником». И только в одном мы теперь с тобой квиты, не правда ли? Ты трахаешься с моим братом, я – с твоим отцом. В остальном, ты можешь и дальше рассчитывать на мою поддержку, но теперь вне стен клуба. Надеюсь, не стоит объяснять, что ты уволен.
Макс вскинул брови и выжидающе замолчал. Я же, впитав каждое неторопливо произнесенное слово, эхом отдающееся в ушах, попытался осознать расстановку позиций, заострив внимание на последней фразе.
Уволен.
Самое главное, что чувство, сначала мимолетно проскользнувшее, а потом нарастающее, звенящее, заставляющее сердце неистово колотиться в груди, было… Да, несомненно, я понял, что испытал…
Облегчение.
Будто все проблемы, терзания, стресс прошедших дней, душевные метания, злость и напряжение вдруг куда-то исчезли, остались позади – вытеснились таким естественным и единственно правильным решением. Я и не знал, что мне так тяжело было все это время. Что мучился, переживал, а все оказалось просто и легко.
– Я понимаю, – словно со стороны услышал я свой голос, сжав в руках документы Алены.
– Ну, раз понимаешь, то на этом все. Можешь быть свободен, – мягко улыбнулся Макс в ответ и добавил: – Отцу завтра позвони, соскучился он.
Я кивнул и поднялся из кресла. Уже направившись было к выходу, обернулся и спросил:
– А с этим садистом что будет?
На губах Макса играла все та же полуулыбка, но в глазах светилась сталь.
– А что с ним должно произойти? Он наш постоянный и очень важный клиент. Надеюсь, этот неприятный для всех эпизод не оставит у уважаемого всеми политика плохого впечатления о сервисе нашего клуба. Мы пришли к взаимопониманию по данному вопросу. Я выплатил ему компенсацию за причиненные неудобства. Клиент всегда прав – ты ведь не забыл, Влад?
Игры господ. В это мгновение я очень остро и болезненно ощутил всю эту огромную пропасть, раскинувшуюся между нами. Между мной и посетителями элитного клуба.

***

Закрыв за собой дверь кабинета, я медленно прошел в пустую сегодня пятую ВИП-комнату. Забрал пару личных вещей из-за барной стойки и последний раз окинул взглядом свое теперь уже бывшее место работы. Мое время в «Саквояже» закончилось…
Не успел я подумать об этом, как в руке завибрировал мобильник. Нахмурившись, посмотрел на дисплей – номер был незнаком. Кто это может в такое время мне звонить, да еще с левого номера?
– Да.
– Влад, здорово, братуха, – раздалось из динамика.
– Слав, ты что ли?
– Я, конечно, не узнал? Богатым, наверно, скоро стану, – хохотнул этот недотепа. Я хмыкнул в ответ.
– А че номер кривой такой?
– Да я с автомата звоню – у меня на мобиле деньги закончились. Но не суть. Я чего тебе звоню-то. Влад, мне очень твоя помощь нужна. Я в раздевалке рюкзак свой забыл, а мне он нужен позарез. Вот я тут корешу одному набрал – он там недалеко сейчас от клуба – может тебя перехватить, ты ему и отдашь. А то мне не с руки сейчас в центр переться. У тебя же все равно еще смена не началась, Влад, помоги, а?
Я устало потер пальцами лоб.
– Слав, я с чужими шмотками не любитель связываться. Чего другого варианта нет?
– Да ладно тебе – это ж я, а не кто-то. Не первый день знакомы. Влад, мне реал очень нужен этот долбанный рюкзак, – заныл в трубку Славик. – Ну чего тебе стоит, а? Я потом отблагодарю.
Я замялся немного, но все же сдался. Все равно делать мне сейчас было нечего.
– Ладно. Диктуй адрес, и че за чел меня встречать будет.

***

Доехал до места быстро. Приблизительно, я представлял, где находится этот Проточный переулок, но точный адрес меня все больше напрягал. Дойдя до условленного места, понял, что нахожусь в какой-то дыре, куда ни один заботящийся о своей жизни человек не сунется темной ночью. Иначе не только «снег в башка попадет»… И зачем я только согласился. Не нравится мне вся эта затея с непонятным рюкзаком. Надо будет спросить потом, что там такого важного лежало, что дело не терпело отлагательств.
Фонари тускло и уныло сочились голубым равнодушным светом. А декабрь зло кружил ветром снежную морозь, окутывая меня стужей. Я поднял воротник куртки и огляделся. Ну, и где этот хрен? Свалить бы отсюда скорее. К Геру поеду, поговорим обо всем, поужинаем и…
– Эй! Это ты Влад? – окликнули меня со спины.
Я резко повернулся на голос. Передо мной стоял крепкий высокий парень лет двадцати. Дутая черная куртка, обычные синие джинсы и кроссы, да шапка низко на глаза надвинута – один нос торчит. Парень нервно осмотрелся, будто проверяя, нет ли кого поблизости. Я как идиот повторился за ним. Пусто.
– Да. Забираешь? – я кивнул на старый потертый рюкзак.
– Доставай.
Я нахмурился.
– Что доставать? Вот рюкзак Славика, забирай и разойдемся.
Я протянул ему сумку, он, словно с недоверием, взял ее из рук. Тут же вжикнул молнией и заглянул внутрь. Бросил быстрый взгляд в мою сторону, потом перевернул рюкзак вверх дном и потряс. Внутри не было ничего. Парень такого расклада, видимо, не ожидал – он был недоволен. Я же вообще не понимал, что происходит. Но уже задницей чувствовал, что надо рвать отсюда когти, да поскорее.
Боковым зрением уловил какое-то движение справа и повернул голову – к нам шел еще один долговязый, резкий в движениях парень. Я невольно отступил назад, переводя взгляд с одного на другого.
– Где тема, Влад? – это первый носатый заговорил, которому не понравилось содержимое рюкзака.
– Я не знаю, о чем ты. Меня Слава просил передать рюкзак – остальное не мое дело. Сам с ним разбирайся. Я пошел.
Я развернулся, но не успел и движения вперед сделать, как второй толкнул меня ладонями в грудь.
– Слушай, Вован, похоже, нас пытаются наебать.
– Я не…
Удар по почкам отдался тупой болью в пояснице. Еще один – острый – пришелся под ребра. Я согнулся, хватая ртом стылый воздух, закашлялся.
– Ты, пацанчик, попутал чего-то. Где тема, гнида? – с издевкой спросил Вован. Я же пытался отдышаться и выиграть несколько секунд. Дело пахло дурно. Наркоманы, блядь. Славик, во что же ты меня втянул… Я услышал, как в отдалении хлопнула дверь машины, и кто-то третий вышел, спеша на помощь своим дружкам. Превозмогая подкатившую к горлу едкую тошноту, я миролюбиво, насколько был способен, рассмеялся и заговорил:
– Ну чего вы парни? Тихо-тихо-тихо. Все здесь – я же должен был удостовериться, что вы от Славика.
Сделал вид, что сейчас достану «тему» из карманов куртки, а сам быстро оценив расклад, рванул с места, отпихнув долговязого в сторону.
А теперь бежать. Бежать, что есть силы, Влад. Оторваться.
Я бежал по темной улице, чувствуя, как ноги предательски немеют, а легкие разрываются от частоты рваных вдохов-выдохов. Я слышал крики позади – за мной гнались втроем. У меня было только сомнительное преимущество в ежедневных пробежках по утрам. Но много ли мне это давало… Паника застряла тошнотворным колючим комком в горле. Сердце тяжелыми ударами, словно камень, билось о ребра. Только бы добраться до перекрестка. Там должны быть машины, люди… Хоть кто-нибудь. Я сумею вырваться из этой мглы. Перекресток через переулок. Да, давай, Влад, держись.
Там, я знаю, в переулке – мое спасение. Только бы дотянуть. Как больно. Ноги совсем отяжелели, словно вся кровь в теле ринулась в пятки. А дороге словно нет конца и края. Одна темнота и коркой лед под подошвами кроссовок. В боку резало болью, отчего силы меня покидали с каждой секундой. Они меня догоняли. Я слышал, чувствовал…
– Гаси его, Вова! – крик совсем близко.
Поворот. Переулок. Мокрые холодные стенки старых кирпичных домов. Темнота стужей завернула меня в кокон. Дежавю – ослепляющей вспышкой в памяти. Неловко поскальзываюсь, падаю, проехавшись коленями по шершавому грязному асфальту, раздирая ткань джинсов и плоть в кровь.
Нет, не может быть… Такого не могло случиться!
Но явь жутко замаячила перед глазами расхлябанными вонючими мусорными баками.
Тупик.
Не успеваю встать, как тяжелое тело наваливается сверху.
– Вяжем!
Пытаюсь скинуть отродье, но поздно. Получаю удар в голову – падаю ничком на грязный мерзлый асфальт. Глаза закрываются сами. Добро пожаловать в преисподнюю...


XIII. Время побеждать.

Казалось, прошла целая вечность, но отрубился я, похоже, всего на несколько секунд. Я все так же лежал в переулке на холодном асфальте лицом вниз. Но тот увалень, видимо, слез с меня – я мог дышать. Голова была тяжелой, словно пудовая гиря, примерзшая к наледи. В висках пульсом бухала кровь.
Вот тварь! Хорошо же он меня приложил. Сплюнул бы от досады, но сначала нужно подняться. Только об этом подумал, как услышал голоса – поодаль разговаривали эти недоделки. Я затих и прислушался.
— Мы так не договаривались.
Вот уж кого я сейчас не ожидал увидеть или услышать, так это моего доброго друга Славу. Вышел из тени, значит. Организовал приключение, а теперь на попятную. Что же я тебе плохого-то сделал, Славик?
— Ты че опрокинуть нас надумал, Слава, а? – издевательски пробасил Вован. – Или без нас решил навариться, когда мы всю грязную работу уже сделали? Не, ты, конечно, не дурачок. Молодец…
Вован сипло рассмеялся. Я даже представил, как он при этом со значением потер подбородок и скривил губы. Но резкий вскрик Славика заставил меня собрать волю в кулак. Я перекатился на бок и, превозмогая головокружение, поднялся.
Всё было, как я и предполагал: Вован успел двинуть моему горе-напарнику под дых. Тот согнулся и упал на колени, пытаясь отдышаться. Главарь же этой маленькой компании продолжал допрос, с удовольствием рассматривая скорчившегося у его ног Славика.
— Ты это дело брось. Брось, — покачал головой Вова. – Сам нас в это втянул, дружка своего сдал с поторохами. Про денежки папины не ты насвистел, а? Ты. Ты, Слава. А кто говорил, что с мальчиком все тихо пройдет, а он вон какой резвый оказался.
Славик вскинул голову и посмотрел на своего «бизнес-партнера». Он боялся. Я чувствовал это на расстоянии. Дрожал – не внешне, а внутренне. Да и кто бы тут спокоен был. Я и сам не знал, чего от этих отчаянных парней ожидать. Может, у главного дуло в кармане. Вот сейчас вытащит, и пах-пах! Как в боевиках про мафию какую или малолетних преступников.
— Вов, не надо. Давайте разойдемся, ребят. Пока чего не вышло. Я извиняюсь – глупость придумал, вас втянул. Я один виноват.
— Да че ты скулишь-то, Слава. – Вован наклонился и дернул его за волосы, вынуждая запрокинуть голову, а потом оскалился зверем и, выплевывая каждый звук, проговорил: — Нахуй мне твои извинения. Засунь их себе в задницу, понял? Ты нам бабки обещал нехилые и ровное дело. Вон папенькин сыночек очнулся, теперь – если отпустим его – он первым делом к ментам плакаться побежит. А папик его нам печень вырежет и воронам скормит – Владик ведь наши морды-то видел, небось, на всю жизнь запомнит.
— Руки убрал от него.
Это я осмелел. Такого бешенства я не испытывал уже давно. Это чувство, обжигающее меня изнутри, было отлично от того, что пережил в предыдущую ночь, пытаясь спасти Карлу. Тогда меня раздирало бессилие, страх от полной своей беспомощности. Но здесь другое было. Таким мразям я диктовать условия не позволю. Все эти игры и понты меня порядком достали. Слава облажался, конечно. Но это потом. Сейчас надо упырей этих на место поставить.
— О-хо-хо. Слав, ты слышал? А говорил – спокойный. Опять соврал. Эй, пацанчик, ты бы рот закрыл, пока без зубов не остался. — Он отстал от Славы и кивнул своим дружкам: – Угомоните его.
Шаг, два, три.
Всё, что происходило потом, я помнил смутно. Наверно, это называется состоянием аффекта. И рассказать-то подробно не в силах. В памяти остались только слайды. Как первый парень отлетел от удара, шмякнулся о рыжую кирпичную стену и обреченно сполз по ней вниз. Второй был крупнее и сильнее. Злость в его ударах была, но вот четкости не хватало. Кулаками махал бестолково, а я дубасил его прицельно. Костяшки стесывал, бил в ярости на поражение. Вот за одним не уследил – как у Вована в руке заточка сверкнула. Славка пытался что-то сделать, повиснуть на туше этой, но куда там. Славик все кричал, как заполошный:
— Беги, Влад! Беги!
Резко, остро под ребрами растеклась боль – я так и согнулся. Обожгло, аж круги перед глазами разноцветные поплыли. Сука.
Он и сам, по ходу, не ожидал от себя такой прыти. Расклад был херовый для всех нас.
Как они убегали, гонимые страхом содеянного, я уже не отследил. Шмякнулся задницей на грязный лед и на Славку посмотрел. У того глаза огромные такие стали, в другой раз я бы поржал – так он глупо выглядел. Смешно, ей-богу.
А они дилетанты все же. Сдрейфили. Надо было добить нас тут со Славиком – их бы в жизни никто не нашел. Но там только напускное было. Убить человека не так просто.
— Влад, что? Влад, давай посмотрю… — Славка мне куртку расстегнул и заохал, как баба плохая. Понятное дело – футболка уже кровью моей пропиталась, темное пятно расползалось быстро.
— Слав… — сфокусировать взгляд становилось все сложнее, да и говорить я мог с трудом. – Позвони Геру… Он все… сделает…
— Ага, ага. Я сейчас. Влад, ты только глаза не закрывай. Слышишь! Влад! Не смей спать! Блядь, да что ж такое! – Он тряс меня за плечи, попутно доставая трясущимися руками из кармана мобилу.
Боже… Кто бы знал, как я устал. Я так вымотан. Я больше не могу. Папа, мама… простите меня за всё…

***

В палате было уютно. Я вообще в больницах никогда не лежал, если только совсем мелким с мамой. А здесь… На санаторий больше смахивает. Картины на стенах акварельные, занавески на окнах легенькие такие. И телевизор, и вазы с цветами. Даже койка широкая и удобная, больше на кровать похожая. Только вот приборы всякие, железная палка с капельницей, да запах антисептиков портили впечатление. Не думал я, что надолго здесь застряну, но батя запретил мне выходить, пока врач не даст «добро». А дядечка в белом халате выписывать меня никак не желал. Одна маята сплошная. Я за всю свою жизнь столько времени «ящику» не уделял. А здесь даже «Дурдом-2» смотрел – похлеще «Шоу Бенни Хилла» будет. Вот же ересью народ кормят! Самое главное, что понимаешь – глупость страшная, и все постановочное. Но, как зомби, втыкаешь в определенное время – на этих идиотов посмотреть. Вот она – сила искусства! Наркотик.
От скуки я чуть не выл. Одно только и спасало – визитеры, да медсестра Валечка. Валечка милая и добродушная – жалко ей меня было: мы и в карты резались, и трепались обо всем, когда время у нее было. А так задница ей моя примелькалась, каждый день мне уколы порола. Ну и я в отместку пожамкал ее пару раз за попец. Но это так… Пустое всё. Валечка хорошая, симпатичная. А в мыслях всегда Гер.
Это Гер – после того как Славка позвонил ему той ночью – мне такое теплое местечко организовал. С лучшими врачами и отдельными палатами. Я очнулся только на следующий день, когда кризис миновал, уже в клинике. У постели мать с отцом сидели, и батя меня за руку держал. Я, когда увидел их, плакал не стесняясь, так был рад в лица родные посмотреть. Только тогда понял, что все позади. Закончилось. Это как из Ада получить направление в Рай. Счастье. Что жив остался.
Давно я их вместе не видел. Будто и не было всех этих лет разлуки. Сидели вдвоем, красивые такие. Папа ее за плечи обнимал, шептал слова ласковые, успокаивал, пока она платком слезы вытирала. А я смотрел на них и любовался. Во мне все разом всколыхнулось: и любовь, и радость, и воспоминания. Мы долго разговаривали, пока врач в палату не пришел и не отчитал их, что больного терроризируют. Я лишь улыбался расслабленно – спокойно мне теперь было.
Наверно, стоит всё это испытать – так ценить начинаешь, что имеешь. Даже мелочи, на которые раньше внимания не обращал, становятся важными, существенными.
Несколько дней я не думал ни о чем. Просто запретил себе, дал передышку. Прокручивать в голове эпизоды прошедших месяцев снова и снова у меня не было ни сил, ни желания. Слишком остро и свежо. Мне нужно было это уединение, и отдельная палата отлично подходила для подобной цели. Я спрятался. Ненадолго, совсем на чуть-чуть. Отгородился от мира, людей, проблем, прошлого и настоящего. Но от себя не убежишь…
Меня больше не спрашивали о происшествии в том злосчастном переулке, с трудом, но поверив в байку о неизвестном грабителе. С каждым может случиться. Было темно – лиц я не рассмотрел. Отец, конечно, рвал и метал, но я убедил его милицию не привлекать. Благо, клиника частная, тут и слова никто не скажет: главное – деньги плати. Славу, естественно, не сдал. Просто смысла не видел. Как ни странно, я не испытывал к нему ненависти. Жалость, может быть. Наверняка должна быть причина. У всего есть основа. Может, я сам виноват в случившемся…
Фрагменты флешбэками. Слова Славы о Гере, предупреждения, холодные взгляды, кривые усмешки… Наш поцелуй на танцполе, утренние объятия и звонок Гера. Цветные осколки. Он ведь спал со зверьем, теперь-то мне это известно. Возможно ли, что Славка, и правда, на Гера запал, а я мешался под ногами? Месть такая, да? Только кому: мне или Геру?
Как всё спуталось – не расплести…
А Славка сам тогда испугался не на шутку – видел я, как дрожит, жалеет обо всем. Бес на ухо нашептал, а он просто слаб оказался.
Гер ведь тоже о Славе ничего не сказал мне. Да и у нас времени поговорить пока не было – то медсестра зайдет, то с отцом они столкнутся. И вот эти моменты были неловкими. То, что батя теперь все о нас со зверьем знает, я понял сразу. Да здесь и думать по-другому было нельзя. Отец от Гера узнал, что я в больничке. А там, видимо, и отпираться уже бессмысленно, да Гер бы и не стал. Только им было известно, как разговор тот прошел – мне они ничего не говорили. Видеть их вдвоем в палате было мучительно. Никто из нас не затрагивал опасных тем, но отчужденность между ними чувствовалась на расстоянии. Отец был холоден, Гер – угрюм. И хотя при мне они пытались создать видимость приятельских отношений, я понимал, что все далеко не так радужно… Эта мысль тревожила.
Дни текли мучительно медленно – валять дурака так долго я не привык. Все думал, кто теперь работает барменом в пятом «ВИПе»; как мой «заместитель» справляется с «золотыми» мальчиками и девочками… Счастлив ли он так же, как был счастлив я в первые дни работы в пафосной клетке? Чувство эйфории, которого не забыть. Словно ты вкусил запретный плод, постиг какую-то тайну, прикоснулся к наполненной красками жизни. Обманчивое ощущение, будто поймал мечту за хвост. У новичка все еще впереди. И, возможно, у него все сложиться по-другому – плод окажется сладким. Мне не повезло – сорвал гнилой. Но я не завидую, с изнанкой развлекательного бизнеса сталкивается каждый, кто к нему причастен. Выживают сильнейшие.
Работа в «Саквояже» — урок на всю жизнь. Я за эти месяцы пережил столько, что насытился впечатлениями на годы вперед. И решение Макса было верным – я оказался не готов к такой деятельности. Оказывается, сам себя не знал: на что способен, сколько могу выдержать, что мне нужно, к чему стремлюсь… умею ли чувствовать.
«Саквояж» – ускоренный курс выживания в «железных джунглях». Он для тех, кто торопиться жить, я же – не спешу.

***

Мобила пробасила голосом Тилля Линдеманна – я подскочил на койке от неожиданности и тут же застонал – славное боевое ранение еще давало о себе знать. Только вздремнуть хотел, как кому-то понадобился. Надо бы рингтон сменить, а то так от сердечного приступа помереть недолго. Я посмотрел на дисплей – Гер.
— Да.
— Привет, — прозвучало хрипло.
— Ага. И тебе не хворать.
— Я заеду после работы? Ничего?
— Еще спрашиваешь! Да я тут на стенку скоро полезу от скуки, — поморщился я.
— Ааа… Вот в чем дело. А я уж думал, меня не терпится увидеть, — разочарованно протянуло зверье.
Я не выдержал и рассмеялся, настолько явно досада в голосе чувствовалась.
— Я хочу, да, — издевался.
— Чего хочешь?
— Тебя.
— Ммм…
— Увидеть. И КПК мне привези, почитаю что ли.
— Кудряшка, — довольно усмехнулся Гер, – смотри у меня, будешь провоцировать – съем вместе с капельницей.
— Буду. Кайф ведь, — лыбился в трубку я.
— Больше ничего не надо? Фруктов там…
— Не-а. Меня и так кормят на убой, точно к выписке по швам лопну. Делать-то все равно нечего – только ешь, да телек смотри.
— Хорошо. Откормленные ягнята в хозяйстве пригодятся, — загоготал Гер.
— Дурилка ты картонная,— через смех проговорил я. — Короче, я тебя жду. До вечера.
— Ок.
Отключился и разомлел. Сна, конечно, как не бывало. Поскорее бы вечер уже…

***

Я и не знал, насколько тот вечер будет насыщен впечатлениями. А началось все с Валечки, которая в мою и без того синюю задницу впорола очередной укол.
— Валя! – рыкнул я в подушку. – За что же ты меня так не любишь, Валечка? – скулил.
— Влад, ты уже привыкнуть должен, а все как ребенок, — нравоучительно прощебетала медсестричка, деловито прижав ватку к маленькой точке на коже. — Вот ты мне скажи, почему все мужики уколов бояться?
Валечка поддержала меня за локоть, чтобы мог перевернуться на спину, а я, устроившись поудобнее, ответил:
— Откуда мне знать, я же не психолог… А чего, я не один такой?
— Да ты что! – рассмеялась Валя, махнув рукой, словно я глупость какую сморозил. – Я, сколько работаю, вообще не видела таких, кто спокойно данную процедуру проходил. Вот много чего мужчины выдержать могут: раны, ушибы, переломы, сложные случаи. А вот как до укольчиков доходит – пиши «пропало». Одного пациента недавно по коридорам ловили – убегал.
Я, как представил этого бегунка, расхохотался в голос.
— Весело у вас тут. Не знаю… Как подумаю, что мне сейчас что-то внутрь под кожу проникать будет – честное слово, сразу дурно делается. А ты еще туда жидкость вводишь – это просто ужас какой-то. Лучше уж по морде получить, чем иглы эти. Брр…
— Вот-вот, — улыбалась Валечка. – А! Кстати. К тебе же посетитель. В коридоре ожидает.
— Ох, Валя, что же ты молчала, может, я лучше бы эту экзекуцию вытерпел. Зови давай.
— Только не долго. А то Гер звонил – тоже приедет. Если я к тебе столько посетителей пускать буду, Владимир Палыч мне спасибо не скажет.
— Так это не Гер что ли? – нахмурился я.
— Нет. Молодой парень какой-то. Его у тебя еще не было. Так пускать или нет?
— Да приглашай. Посмотрим, кто там по мою душу…
— Если что, кнопка справа. Нажмешь, я сразу прибегу, хорошо?
— Договорились.
Подмигнув мне, Валя, покачивая бедрами, удалилась. А я поймал себя на мысли, что с утра меня не отпускало предчувствие чего-то. Будто случится что должно. Но старался не думать об этом. Еще до того, как распахнулась дверь в палату, я уже знал, кого увижу.
Слава был серьезен. Посмотрел мне в глаза прямо, помедлил на пороге, потом зашел в комнату и закрыл за собой дверь.
— Здравствуй, Влад.
— Привет, Слав.
Он присел на стул рядом с койкой, рассматривая меня. Я же в свою очередь наблюдал за ним. Сразу отметил стесанный подбородок и уже поблекший синяк на скуле. Под глазом фингал. Неужели Вован успел? Не помню такого… Славик кивнул и улыбнулся уголками губ, словно мысли мои прочел.
— Это Гер. В ночь, когда… — неловко замолчал.
— Успели поговорить, значит? – усмехнулся я. Но на самом деле мне было не смешно. Да и Слава не веселиться, наверно, пришел.
— Как ты?
Я наклонил голову на бок и хмыкнул:
— Не дождешься, Слав. Жив-здоров, как видишь. Чего пришел, говори…
Славка пустым взглядом посмотрел в окно – за стеклом неторопливо летали снежинки, словно тополиный пух в июле, а потом заговорил:
— Ты прости меня, Влад, за то, что здесь оказался. Я не хотел, чтобы так.
И взглядом тяжелым меня опалил.
— Простить можно, Слав, но не забыть. Ты мне расскажи лучше, где я тебе дорожку перешел?
Слава сейчас совсем не таким был, как обычно. Другим. Будто незнакомый мне человек. Талантливый лицедей оказался. В этот момент я ясно понял, что вот он – настоящий Слава – передо мной. Все-таки в людях я совсем не разбираюсь.
— Ты получил всё, чего хотел я. Надо же… Просто так – пришел и взял. — Славик покачал головой и вздохнул. – Я с самого открытия в клубе работал. Отношения пытался наладить, на второй этаж попасть. Там и деньги, и связи, сам ведь знаешь. Помимо основных обязанностей бармена, никакой работой не гнушался – все поручения босса выполнял. Макс мне доверять стал – я на втором и оказался. Думал, началась у меня новая жизнь. А потом и с Гером получилось. Он мне сразу понравился. Мой тип, если хочешь. Я, знаешь, сколько его обхаживал. А ты… Что сделал ты? Ну что смотришь? Думаешь, я не знал, кто ты? – Славка надменно вздернул подбородок и прищурился. – Ты как слепой, Влад. Да все знали, кто ты! Что Макс тебя из-за родственных связей в клуб взял. И вся моя работа и старания в одночасье оказались обесценены. Ты к Геру, как липучка прицепился. Чем только его привлек – не понятно. Да ты мне все это время как кость в горле был. Место мое в пятом «ВИПе» занял. Разве ты лучше, чем я? Почему ты?
Слава вдруг замолчал и отвернулся. Я видел, что он борется с собой, пытается сдержаться. Но мне и так все ясно стало.
— Какие-то у тебя сравнения неправильные, Слав. И рассказ твой слишком однобок. Нашел виноватого. Если бы ты был таким незаменимым работником, Макс никогда бы тебя на первый обратно не отправил. Мало того, что ты трепло – распространитель всех сплетен в «Саквояже» — так еще и исподтишка подсидеть норовишь. Что же ты раньше молчал о своих претензиях и неприязни? А то строишь тут из себя борца за справедливость. Ты со своей тенью воюешь, Слава. Не со мной. И про Гера ты мне не рассказывай. Гер не тот человек, чтобы запросто отказаться от желанного и дорогого. Все остальное – плод твоего воображения. Я тебе не враг и не соперник. Ты сам это придумал, Слава.
Он сидел, сгорбившись, упрямо поджав губы, и смотрел в одну точку. Потерянный человек, слабый.
Я приподнялся на локтях.
— Помоги мне сесть.
Славка подскочил на месте, подхватил меня подмышки и аккуратно подтянул тело так, чтобы я смог удобно устроиться на подушках. И прежде чем выражение лица вновь стало бесстрастным, я заметил промелькнувшую в его глазах тревогу. Он и сам уже жалел, что все так обернулось. Но дороги назад нет, время вспять не повернуть.
— Слав, ты зла на меня не держи. Знаешь, в каком-то смысле я понимаю, что ты чувствовал. Я и сам еще полгода назад примерно также рассуждал и винил всех вокруг, кроме себя. Но правда в том, что твоя судьба в твоих руках. И здесь нет оправданий.
Славка хмыкнул и вдруг улыбнулся, растерянно и сконфужено.
— Странно это всё. Ты странный, Влад. Ненавидеть меня должен, а успокаиваешь. Вообще тебя не понимаю.
— Считай, что тебе повезло, Слав, — рассмеялся я в ответ. – Ты попал в период переоценки ценностей Влада Смолкина. Для меня теперь все по-другому. И ты прав – отрицательных чувств я к тебе не испытываю.
— Жалость? – с горечью произнес он.
Я помолчал.
— Может, и так.
— Ты честнее, чем я.
— С недавних пор.
Славка кивнул и поднялся со стула.
— Вообще я попрощаться пришел. Уезжаю я.
— Далеко?
— Далеко. Наверно, не увидимся больше.
— Как знать, Слав. Мир тесен.
Я протянул ему руку, он удивленно посмотрел на меня и в следующую секунду крепко пожал. Только на пороге обернулся и сказал:
— Не думал, что ты меня отпустишь. Что ментам не сдашь. Я бы не прятался. Спасибо, Влад.
— Удачи, Слав.
Дверь за ним захлопнулась с тихим щелчком, а я устало закрыл глаза. Выяснения отношений всегда давались мне с большим трудом. А в этой ситуации пришлось совсем тяжко. Тем не менее, я почувствовал некоторое облегчение, что мы со Славкой объяснились. И ему, и мне эта встреча была необходима. Эх, Слава… А ведь все могло быть иначе. Хотя, наверно, в жизни всегда происходит так, как должно быть. Мы сами плетем узоры своих судеб.
Я так углубился в размышления, что не заметил, как в палате появился следующий визитер. Теплые губы прижались к моим в поцелуе. Я, не открывая глаз, обнял посетителя за плечи. Проник в горячий рот языком, провел по нижней губе, оставив влажный след. И в следующую секунду уже был прижат сильными руками к койке. Несколько минут пьянящей эйфории. Оторвавшись наконец друг от друга, встретились взглядами.
— Конфетка… — рокотало зверье.
— КПК принес? – ухмыльнулся я.
— Вот же наглый пацан! – Гер взъерошил мне волосы пятерней и добродушно рассмеялся. Потом поставил черную кожаную сумку на тумбочку и похлопал по ней.
— Здесь всё. Даже больше, чем ты просил.
— Спасибо. Заботишься обо мне, да? – расслабленно улыбнулся я.
Гер, вопреки моим ожиданиям, не стал садиться на стул, чтобы оказаться поближе ко мне. Наоборот, бросил на меня взгляд исподлобья и отошел к окну, задумчиво рассматривая внутренний дворик. Я видел, что он взволнован. И это заставляло меня беспокоиться. Он явно собирался сказать то, что я совершенно не желал слышать. Гер ведь не из тех, кто переживает из-за пустяков.
Пауза затянулась. Но каждый боялся нарушить звенящую, напряженную тишину больничной палаты. Страх прокрался в сердце и затаился змеей. В эти мгновения вынужденного молчания я подумал, что все повторяется вновь. Это чувство, что сковало меня в нашу первую встречу: словно я уже знал, что произойдет дальше, что скажет Гер своим хриплым глубоким голосом, как созданное станет рушиться на моих глазах со скоростью света… Жуткое, прокалывающее иглами насквозь ощущение.
Когда увидел Гера в «Саквояже», я будто знал наперед, что случай свяжет наши судьбы в крепкий узелок. Вот и сейчас – это треклятое дежавю фото-негативами маячило у меня перед глазами.
Пожалуйста. Не говори.
— Влад, ты ведь знаешь, что всегда можешь рассчитывать на мою помощь и поддержку? — Гер тяжело вздохнул, на скулах играли желваки. Руки в карманах брюк наверняка в кулаки сжаты.
Молчи.
— Ты прости меня за всё. Я, наверно, и правда жизнь тебе испортил… — горькая усмешка на губах.
Я наконец отмер от последних слов и, прищурившись, с издевкой произнес:
— Ты уже второй за сегодня, кто просит у меня прощения. У вас там программа-максимум на день расписана что ли? Что за массовые раскаяния?
Гер удивленно посмотрел на меня, а потом понимающе усмехнулся:
— Слава приходил, значит.
— Да. И тоже винился. Знаешь, Кирин, мне что-то совсем не нравится эта тенденция. Ты же не собираешься со мной попрощаться сейчас, м?
Он резко повернулся вполоборота и проколол меня взглядом голубых глаз.
— Я должен уехать, — прозвучало как-то совсем безнадежно, отчего злость обожгла кипятком на раз.
— Куда?
— В Сочи. Там филиал открыт — срочно нужен управляющий. Пока на этом месте сидит абхазец один. Но он уже таких дел наворотил. Изначально предполагалось, что я буду руководить проектом. А потом… — Гер замолчал.
— Хочешь, я продолжу за тебя? – Не знаю только, откуда такая самоуверенность взялась: — Потом ты встретил меня и отложил поездку.
Зверье гипнотизировало меня своими обалденными глазами, а я чувствовал, как сердце болезненно сжимается в груди. Это конец, я знаю. Это – конец.
Он кивнул.
— Да, я, как мог, оттягивал момент принятия решения, несмотря на то, что реальность меня торопила. Андрей настаивал на моем отъезде – я малодушно искал причины остаться в Москве. Но теперь обстоятельства таковы, что не могу больше закрывать глаза на очевидное. Я многим обязан Андрею. И должен поехать. – Гер потер лоб. Я понимал, что каждое слово, свинцом падающее в тишину, дается ему с трудом. Мне было не легче.
— Так, значит, отец тебе мозги промыл. В ссылку отправляет за прегрешения с сыном. Заебись! – Я зло ударил кулаком по краю койки. – И надолго ты улетаешь?
— Сам еще не знаю, — пожал плечами Гер. – Может, на полгода, а может — на несколько лет…
— Отлично. Я просто в восторге. Можете вообще все свалить куда подальше, чтоб я рож ваших не видел. Вот уж заживу, – прошипел я и отвернулся, уставившись в невидимую точку.
Меня вдруг ужасно взбесил тот факт, что снова все решили за меня. Никто мнения моего не спросил, не узнал желаний, потребностей, а приговор уже приведен в исполнение. Разъедающий ядом гнев и острая беспросветная тоска смешались в горький коктейль. Оставалось только выпить до дна и заплатить по счету.
Гер приблизился к кровати и наклонился к моему лицу. Теплые твердые губы мазнули поцелуем по скуле.
— Влад, посмотри на меня.
Он обхватил мое лицо горячими ладонями и повернул к себе. Жаром опалило. Я почувствовал теплое дыхание на коже и терпкий древесный аромат. В горле словно застрял комок с острыми шипами, я сжал зубы.
Я не хочу тебя отпускать. Не желаю с этим мириться.
Боль кислотой растеклась внутри. Жестоко.
И сиплый от волнения голос:
— Влад, я не вправе удерживать тебя, как бы мне этого ни хотелось. Ты не можешь уехать со мной, потому что должен закончить институт, а я не могу предать Андрея еще раз. Он дал мне шанс, и я им воспользуюсь. Пойми. Я должен отпустить тебя. Мало ли что может случиться за время моего отъезда. Связать тебя отношениями со мной будет несправедливо.
Я понимал. Я всё, сука, понимал! Но смириться с таким положением вещей – значит перечеркнуть и обесценить все прошедшие, такие горькие и счастливые дни. Не согласен.
— Гер, ну что ты мне душу рвешь, а? Ты будто на века со мной прощаешься. Сочи – это не другая планета. Есть самолеты, поезда, мобильная связь, наконец! – гневно шептал я в ответ, крепко сжимая пальцами его плечи.
— Надолго ли, Влад? Отношения на расстоянии обречены на провал.
Я в отчаянии закрыл глаза, изо всех сил сдерживая эмоции. Неужели вот так все и закончится? Или уже закончилось еще тогда – в одно касание стальной заточки в темном промозглом переулке.
— Когда ты улетаешь?
И разбив надежду на мелкие осколки:
— Рейс этой ночью.
— Блядь, Гер! И молчал!
— Ты же знаешь, я эгоист – хотел насладиться последними встречами без проблем, — улыбнулся он, пытаясь разрядить обстановку.
— Что тебе отец сказал? – поинтересовался я. Гер понял меня без уточнений. О нас вопрос был.
— Тебе цензурную версию или как дело было? – тихо рассмеялось зверье.
— Ладно. Я понял. Можешь не рассказывать.
И так ясно, что батя Гера наверняка чуть не раскроил, когда правду услышал. Тут уж не до великосветских бесед.
Гер тяжело приземлился на стул и посмотрел на меня долгим пронизывающим взглядом, словно пытался запечатлеть картинку в памяти.
— А Макс как же?
Уж без участия Кирина-старшего в этой истории не обошлось. Я не сомневался, что для отца это было ударом.
— Они с Андреем расстались.
— Как это? – вытаращил глаза я.
— Ну так… Андрей выгнал его со всеми чемоданами, — пожал плечами Гер.
Как лихо все разом приключилось. Я всегда знал, что отец – решительный человек. Но тут он еще и братьев за меня наказывал. А мне даже словом не обмолвился – берёг.
С Гером мы потом практически не разговаривали, больше молчали. Но все слова заменили прикосновения и взгляды. Глубокими поцелуями пытались выпить друг друга, крепкими объятиями – чувства передать.
А потом он уехал. И жизнь для меня раскололась на две части: до знакомства с Гером и после.

***

Выписали меня за две недели до Нового года. Я тут же в институт поехал – надо было уладить все вопросы по поводу отсутствия на зачетах. Вот уж пришлось мне потрудиться, чтобы все «хвосты» подчистить. Зубрил днями и ночами. Сосед Димка нам «шпоры» писал — половину предметов только благодаря ему и сдали.
О Карле не забывал. Навещал между экзаменами. Она на удивление быстро поправлялась, что делало меня счастливым. Красота ее совсем не поблекла. Наоборот, после передачи ей всех документов, словно жизнью наполнилась. У нее теперь одна забота была – к матери и сыну на Украину уехать. Я даже Карлой ее теперь не называл, чтобы о «Саквояже» не напоминать. Алёна – свободный от оков человек. И жизнь у нее теперь с чистого листа начнется. Хотелось мне в это верить.
Пару раз о Кириных вспоминали, но эта тема для нас обоих была болезненной, поэтому все ограничивалось несколькими фразами. Не думал я, что вскоре мне все же придется с Кириным повстречаться...
Как-то после сдачи зачета мы с однокурсниками пили пиво во дворе института. Настроение у всех было предновогоднее. Хохмы какие-то рассказывали, общались на разные темы – в общем, как говорится, ничто не предвещало.
Мобильник заголосил в кармане теплого пуховика. Звонили с незнакомого номера.
— Слушаю.
— Здорово, Влад. Это Коля, — раздалось из динамика.
Бас телохранителя бывшего босса я узнал сразу. Нахмурившись, я ответил:
— Здорово. Случилось чего, Коль?
Понятное дело – без этого он мне не позвонил бы. Вот дела…
— Слушай, Влад. Я бы тебя не стал беспокоить, но тут… в общем… — замялся Колян.
— Да говори внятно, что произошло?
— Понимаешь, Макс мне за это голову оторвет. Но другого выхода я не вижу. У меня одна надежда осталась, что ты его в чувство приведешь. Официально – он сейчас в отпуске. Но, на самом деле, уже какую неделю из загородного дома не выходит. Короче, приезжай и сам увидишь… — совсем сконфузился Колян.
Я так и не понял, чем могу помочь, но адрес записал. Что могло с непробиваемым Максом Кириным случиться? Он же терминатор хренов. У него броня непробиваемая вместо кожи, а в груди тот самый гранитный камушек. Но делать нечего – поехал.
На конечной меня Колян на машине встретил. По дороге и рассказал, что после разрыва с моим отцом, Макс пару дней держался, а потом закрылся дома. Колян уже устал в магазин за алкоголем бегать – Макс совсем с катушек съехал. Никого к себе не пускает, на телефонные звонки не отвечает.
Я опешил от такой новости. Хладнокровный и всегда собранный Макс Кирин… страдает? Вот ни за что бы не поверил, если бы своими глазами не увидел. Надо было сфотографировать на память это чудовище, но глумиться я, конечно, не стал. Да мне и не до этого было, когда я на второй этаж роскошного особняка поднялся и в спальню вошел.
В нос ударил острый запах алкоголя, сигарного дыма и затхлого помещения. Я поморщился и чихнул – находиться здесь было практически невозможно из-за острой нехватки кислорода. Тяжелые портьеры не пропускали дневной свет. Хорошо, что огромная плазма на стене работала, тускло освещая убранство. Правда, звук был отключен – прямо немое кино какое-то. Паркетный пол буквально усыпан пустыми бутылками из-под виски, коньяка и бренди. На винтажных креслах с изогнутыми ножками и мягкой обивкой неопрятной кучей лежали вещи. Видимо, те самые – из упомянутых Гером чемоданов.
В комнате царил хаос.
Я прошел в глубь спальни, стараясь ни на что не наступить. На огромной кровати из темного дерева, в горе подушек, укрытый одеялом, лежал владелец элитного клуба для господ – Макс Кирин.
Только вот с такой многодневной щетиной, сальными волосами и опухшим лицом его бы вряд ли кто узнал. Да я и сам был шокирован увиденным. Бомж на простынях за тысячу долларов. Я наклонился и потряс чудище за плечо. Ноль реакции.
Ну, у меня-то не сорвешься. Сейчас ягненок накрутит волчаре хвост!
В ванной я набрал стакан холодной воды. Вернувшись, подошел к кровати и с каким-то извращенным удовольствием плеснул жидкость Максу в лицо. Он тут же резко сел и удивленно посмотрел на меня осоловевшими глазами. А потом, протянув ко мне руку, произнес:
— Андрей?
Блядь! Вот же семейка алкоголиков! Все свои проблемы в личной жизни с помощью бутылки решают. Оба такие сильные, жесткие, волевые личности, а слабость у них все же есть – одна на двоих. Поэтому и не подпускают к себе никого, в душу заглядывать не дают, потому что сердцем горячие.
— Ага, Андрей. За три недели на двадцать лет помолодел. Видишь, как положительно на меня твое отсутствие влияет, — не удержался я.
Понятно, что с пьяных глаз не только сына с отцом перепутаешь. Да к тому же мы с батей, и правда, похожи.
Не теряя времени, я наклонился, закинул его руку себе на плечо и скомандовал:
— Вставай. Живо!
— Оставьте… меня… в покое… — кажется, теперь он вообще не соображал, кто перед ним.
— Господи! Ты что еще и не мылся все это время? – в ужасе воскликнул я, пытаясь не вдыхать этот ядреный «аромат».
Ценой невероятных усилий стащил Макса с кровати, крепко удерживая за талию.
— М-мы-лся… — нечленораздельно пробубнил он.
— Когда? В прошлом веке? – съязвил я.
С горем пополам мне все же удалось посадить его в ванную. Чудище совсем скукожилось и задрожало, а я тем временем пытался холодным душем его в чувство привести. Потом уже горячую воду настроил и помыл, как ребенка малого. Сам весь насквозь промок, пока с ним возился. Когда время пришло Макса из ванны вытаскивать, Коляна позвал.
Я видел, что Макс уже более осмысленно на меня смотрит. Только молчит. Ну а что тут скажешь. Хорошо же отец братьев пристыдил…
Переодели его в чистую шелковую пижаму и в кресло посадили. Вот уж намаялись мы с Колей, убирая в комнате. Шторы раздернули, окна открыли, а то так и задохнуться можно. Перестелили постель, выкинули все бутылки, спрятали сигары, а потом обратно в кровать его уложили. Я хотел было из комнаты выйти и с Колей пошептаться, а Макс вдруг меня за руку схватил.
— Влад… Как он там?
О гордости своей забыл. Я теперь это тоже понимаю. Когда человек дорог – не только о гордости и самолюбии думать перестанешь. Все мысли только об одном.
Я вздохнул и присел на край кровати.
— Думаешь, ему легко, Макс? Он тоже сам не свой. Только до такого не опускается. Внутри переживает. У него, знаешь ли, нет времени сопли жевать и себя жалеть. Отец ответственный человек, да ты и сам знаешь всё. Соберись! И завязывай с бухлом. Жить надоело? Он из семьи к тебе ушел. Неужели это для тебя не важно? – жестко закончил я.
Макс откинулся на подушки и посмотрел на меня тяжелым цепким взглядом.
— Спасибо, Влад. Я понял.
Я кивнул и, не оборачиваясь, вышел из комнаты.
Потом мы с Коляном еще поговорили немного. Я ему указания давал, чтобы врача семейного немедленно вызвал: пусть прокапают Макса, организм очистят. И никакого алкоголя, даже если босс пригрозит «голову оторвать». Коля все записал, а потом пару сплетен клубных рассказал. До отцовской квартиры меня водитель Макса подбросил.
Хорошо, что Макс эту песню с «прости» не завел, иначе бы в морду получил. Тут не слова нужны, а поступки. Я же не Золушка при злой мачехе.

***

Незаметно подкрались новогодние праздники. Отец с Максом улетели в Норвегию. Меня с собой звали, но я отказался. Во-первых, у них и без меня есть чем заняться, а во-вторых, Алену не хотел одну оставлять.
Уж не знаю, как Макс прощение вымаливал, но хотя они все так же жили порознь, теперь общались. Вот пускай в Норвегии отношения налаживают – лезть я в это больше не собирался. Единственное, о чем сожалел: расстояние между мной и Гером было слишком велико.
С отцом у нас разговор состоялся. Я ему без обиняков все рассказал. Наконец выяснил – батя в ярости был, что братья меня под удар подставили и утаивали информацию. Гером он, конечно, тоже был недоволен, но я напомнил о Максе. На это ему сказать было нечего. Порешили на том, что вернемся к этому вопросу в июне…

 

 

Эпилог.

Поначалу мне казалось, что время тянется бесконечно. Словно в сутках не двадцать четыре часа, а все сорок восемь. Но после новогодних праздников оно ускорило свой бег. А все благодаря тому, что я заполнил свое расписание до отказа. Институт, подработка, спортзал… Устроился в кафе официантом. Когда Геру по телефону рассказал, тот хохотал в голос. Оба вспомнили разговор о детском кафе. Но все же он поддержал меня в решении самому зарабатывать на жизнь.
Поначалу мы созванивались ежедневно, разговаривали обо всем, делились друг с другом. Но чем дальше, тем звонки становились все реже. Гер отдалялся от меня, я это чувствовал. О личной жизни никто из нас не спрашивал, будто мы заключили негласное соглашение. Оба понимали, что между нами проведена невидимая черта, переступить через которую не представлялось возможным. Общались больше как друзья, нежели любовники. И это было благо. Иначе сдерживать кипевшие внутри чувства стало бы невыносимой пыткой. Пару раз я чуть не сорвался. Хотелось материться в трубку и рвать зверью нервы, чтобы вернулся в Москву. Ко мне. Но Гер чувствовал малейшие изменения интонаций моего голоса и быстро сворачивал тему. Он не мог вернуться. Пока не мог.
Вот это неопределенное «пока» морозило меня страхом. Может, оно растянется на годы… И тогда все будет кончено. Эта мысль меня мучила изо дня в день.
Я думал о том, что если Гер отпустил меня, то и сам стал свободен. Часто после очередного звонка на меня удушливой волной накатывала ревность. Я представлял каких-то несуществующих мальчиков и девочек, которые развлекают теперь Гера. И невозможность узнать, как всё обстояло на самом деле, удручала.
Но я пережил и зимнюю депрессию, и весеннее одиночество.
Иногда с Украины звонила Алена. Каждый раз благодарила меня за участие в ее судьбе. В такие моменты я до смешного чувствовал себя каким-то героем-освободителем. Победитель – не иначе. Эта шутка поддерживала меня в часы уныния и хандры.
Алена теперь работала в школе учителем и воспитывала сына. И я был за нее искренне рад.
О Славе больше никто не слышал. Колян рассказал, что после той ночи Слава в клубе не появлялся.
Бывали моменты: меня одолевала тоска по тому времени, когда я работал в «Саквояже». Воспоминания отдавались эхом музыкальных битов и будили желание. Жажда увидеть Гера с каждым прожитым днем становилась все более невыносимой. Я не мог его забыть. Хотя надо сказать, справедливости ради, — и не пытался.
Июнь в этом году накалил и превратил в пластилин московский асфальт, город утопал в жарком мареве. И казалось, что я один в целом мире дышу полной грудью. Я закончил институт. Все экзамены были сданы, защита диплома прошла успешно. Это развязывало мне руки.
Несколько дней после окончания я находился в невероятном возбуждении. Но не от завершения обучения, а от возможности испытать свою судьбу.
Мы не созванивались с Гером целый месяц. Он был занят на работе, а я не хотел выяснять отношения по телефону. Мне нужно было его увидеть. И пусть все решится.
Победил или проиграл.
Всё или ничего.
Утром в субботу я съездил в аэропорт и купил билет на самолет до Сочи, в один конец. Брать билет обратно до Москвы мне не хотелось даже «на всякий случай». Правда, Гер об этом моем решении не знал. Так даже лучше. Пусть все будет так, как должно.
Макс дал мне адрес квартиры Гера в Сочи. Видимо, чувствовал себя обязанным, а, может, просто понимал. Даже с отцом поговорил, чтобы тот отпустил меня. Батя и не отговаривал, помнил наш разговор про июнь. Обещание свое сдержал. Лишь удачи мне пожелал и попросил отзвониться, как до места доберусь.
Воскресенье. Аэропорт. Самолет.
Сочи встретил меня радушно – жарким солнцем и цветущими аллеями. Я взял такси и прочитал водителю накарябанный на белом листке адрес. Пока ехал, все думал, как Гер встретит меня, что я ему скажу. Может быть, его не будет дома, и мне придется ждать. Но теперь ожидание не сводило меня с ума. Гер был где-то рядом. Осталось потерпеть совсем чуть-чуть. Полчаса езды, и я оказался у высотного многоквартирного здания. Новостройка бизнес-класса. Невольно присвистнул – зверье умело устроиться с комфортом.
Расплатившись с водителем, зашел в просторную парадную. Здесь даже охранники были, и консьержка. К ней я и направился. Прочитав имя на бейджике, широко улыбнулся миловидной девушке.
— Наталья, я курьер – привез срочную посылку из Москвы для Георгия Кирина.
Девушка тут же набрала по домофону номер квартиры.
— Добрый день, Георгий. К вам тут молодой человек с посылкой из Москвы. Да… Хорошо…— Положила трубку и повернулась ко мне: — Проходите. Вас ожидают.
Лифт мягко вжикнул, поднимая на верхние этажи. Попав на нужный мне, я огляделся в поисках нужной двери. Вот сейчас… Сейчас…
В горле пересохло от волнения. Тысячи раз, долгими бессонными ночами, прокручивая в голове эту нашу встречу, я придумывал фразы, объяснения, признания. Но когда тяжелая дверь распахнулась, и я увидел его – слова сами сорвались с губ:
— Знаешь, Гер, я могу без тебя прожить, но не хочу.
Глаза в глаза. Утонул. Сердце отбивало сумасшедший ритм.
Секунда. Другая… Тик-так…
Гер схватил меня за руку, втянул в квартиру и захлопнул дверь.
А потом стиснул в объятиях. Жарко. Радость затопила горячей приливной волной.
— Гер… скажи что-нибудь… — задыхался я.
И хриплый шепот:
— Я счастлив.