О свитерах и разбитых сердцах

* * *

- Эй, малыш, ты в порядке? - спросил он с беспокойством, между его бровями пролегла маленькая морщинка.
Я кивнул, но, должно быть меня с головой выдавала паника, скорее всего отразившаяся на лице. Это была плохая идея, и наверное этот парень решил, что я фрик. В плохом смысле этого слова.
Мне было всего лишь семнадцать, я был девственником, но липовое удостоверение и слишком узкие брюки вселяли в меня уверенность, что я могу притворяться взрослым, опытным и искушенным. В тот вечер я довольно быстро нашел парня – как раз взрослого, опытного, искушенного и с превеликой радостью поверившего в разыгрываемое мной маленькое представление. И не прошло и часа, как он уже готов был засунуть в меня свой член, а для меня это было как-то уж слишком быстро.
Запаниковав, я скатился с его кровати и пополз за своими вещами.
- Эй, - обалдел он. - Эй, какого хрена?
- Прости, - залепетал я, - мне очень, очень жаль. Я… я не очень часто такое делаю… вообще-то, никогда не делал. Слушай, я лучше пойду. Это было ошибкой. Не злись. То есть, ты имеешь право злиться. Но мне, правда, очень жаль. Если хочешь, я могу отдрочить тебе или сделать что еще, но сам трах… Нет, ни за что. Прости. Мне правда жаль.
Он так и стоял, совершенно голый, если не считать натянутого на член презерватива, донельзя растерянный, просто глядя на меня. Вздохнув, он провел рукой по волосам.
- Успокойся, Лукас. Тебя же Лукас зовут?
Я кивнул. О боже. Я собирался расстаться с анальной девственностью, переспав с парнем, который даже не был уверен в том, что правильно запомнил мое имя.
- Угу. Окей. Успокойся, ладно? Сделаешь это для меня? Иди в кухню и поставь воду для чая. Я буду через минуту. Мне… эм… нужно сначала кое о чем позаботиться.
Я покраснел и попытался не обращать внимания на огромный стоящий член, на который показывал парень. Застегнув брюки, я пошел искать кухню.
Он пришел пару минут спустя, поблагодарил кивком за чай и взял кружку.
- Что ж, это было нечто с чем-то, - сказал он. - Если бы ты не был таким хорошеньким, то уже шел бы пешком домой. Не хочешь рассказать мне, что это было?
Мне этого очень не хотелось.
Отпив глоток чая, он снова вздохнул.
- Ладно, не говори. Общественный транспорт ночью не работает, и черта с два я тебя куда-нибудь повезу. Можешь переночевать на диване, но я хочу, чтобы ты ушел до того, как я встану.
Говорить о том, почему все пошло не так, было унизительно, но не так унизительно, как тайком выскальзывать на рассвете из дома этого парня, словно я какая-то дешевая шлюха. Поэтому я с пылающим от стыда лицом все ему рассказал. И потом мы поговорили. Мы долго говорили. И утром мы договорились до того, что решили встречаться.

* * *

- Это будет одноразовый секс, - говорю я ему, не открывая глаз. - В гребаную Францию я ни за что не перееду.
Его пальцы напрягаются на моих бедрах.
- Хорошо, - говорит он, - потому что я там больше не живу.

Глава 9

Я поворачиваюсь к нему лицом.
-Что. - Это не вопрос, не риторический даже. Но и не утверждение. Это ни что иное, как выражение абсолютнейшего шока, в который повергло меня его заявление.
Судя по тому, как Мэтт сжал челюсти и смотрит мне прямо в глаза, он понимает, как сильно это все меняет. Напряженно улыбнувшись, он поясняет:
- Я вернулся сюда два месяца назад.
Два месяца? Два месяца?? Я жил в одном городе с парнем, разбившим мне сердце, два гребаных месяца? Два месяца занимался своими делами, находясь в блаженном неведении, что он может нарисоваться в любой момент и перевернуть весь мой мир вверх тормашками? Трагедия назревала целых два месяца, а я ни сном ни духом об этом, даже подготовиться не смог.
Два месяца, и он ни разу мне не позвонил.
Уставившись на него, я пытаюсь подобрать нужные слова – и не могу. Я, кажется, потерял дар речи. Миллион мыслей и эмоций заполонили меня, но я не в состоянии сформулировать ни одной из них. Ну разве что:
- Блять.
Такое чувство иной раз, что матершина – мой родной язык.
Я не осознаю, что начал дрожать, пока Мэтт не помогает мне прислониться спиной к двери спальни, но даже с этой деревянной опорой мне не хватает сил, чтобы запротестовать, когда он поднимает мою рубашку и начинает медленно кружить ладонью по моему животу. Я закрываю глаза. Да знаю я, знаю, что это слишком интимно, и я не должен позволять ему этого делать, но такие поглаживания меня успокаивают, окей? С детства. И могу я просто признать, что меня несколько выбивает из колеи то, что после всех этих лет Мэтт все еще знает меня так хорошо?
Пойманный в ловушку между дверью и теплой ладонью Мэтта, я обнаруживаю, что у меня наконец-то есть возможность подумать.
Два месяца. Странно, но почему-то эти два месяца для меня важнее предшествующих шести лет. Все это время мы не были вместе. Все это время мы не общались. Все это время я мог притворяться, что его никогда не было в моей жизни. И все же, когда он жил во Франции, его просто не было. А в эти два месяца он был рядом, а я даже об этом не знал. Наши пути могли пересечься в любую минуту. На улице, в супермаркете, в кофейном баре (как это в итоге и случилось), в клубе – да где угодно.
Почему я не видел его в клубах?
Я открываю глаза.
- Ты с кем-нибудь встречаешься? - спрашиваю я.
Его ладонь ни на секунду не прерывает свои успокаивающие поглаживания.
- Нет, - отвечает он.
О. Я снова закрываю глаза.
Так почему я его там не видел? Ладно, может он не ходит по клубам, потому что уже не молод, а не потому что его удерживает дома какой-нибудь парень, но пять недель назад устраивалась вечеринка в честь Прайд-парада, и Мэтт на нее не пришел. Раньше он ни одного празднования не пропускал. Он всегда был ярым активистом. Когда меня занимали мысли о том, избавиться ли от волос на груди с помощью воска или продолжать лелеять три волосинки как символ мужественности, он уже участвовал в парадах, выступая за легализацию и признание однополых браков и вызывался быть сопровождающим в центры планирования семьи. (Для тех, кому интересно – волоски я попробовал выщипать, и, выдернув один, решил, что пусть они нахрен растут, где растут, потому что - Господи, да как можно по своей воле так себя мучить?) В общем, на мой первый недельный Прайд-парад меня вытащил именно он, не переставая читать мне лекции, как важно отстаивать свои права и выступать в защиту того, кто ты есть, и праздновать это. Так почему же он пропустил вечеринку?
Я снова открываю глаза.
- Ну гребаный Прайд же, - говорю я Мэтту. От замешательства мой голос повысился на октаву, от чего фраза прозвучала как-то истерично. Он моргнул, явно растерявшись. Ладонь на моем животе замерла. Мне нужно что-то сказать. И я скажу. Через минуту.
- Э, что? - спрашивает он.
Окей, наверное мне нужно выразиться яснее.
- Почему эти месяцы я не видел тебя? - я заставляю себя понизить голос. Вид Мэтта говорит о том, что он начал меня понимать.
- Не знаю, - пожимает он плечами. - Не сталкивались. Разные круги общения, разные концы города, разные ритмы жизни. А насчет Прайда – я все еще обустраивался и распаковывал вещи, и чувствовал себя чертовски уставшим. Я буду участвовать в нем в следующем году.
- Почему я не видел тебя? - В воздухе повисает напряжение, которое показывает, что мы оба знаем, что я имею в виду, повторяя вопрос.
Мэтт вздыхает – о боже, я не могу распознать, что обозначает его этот вздох – и упирается ладонями в дверь. Он больше не прикасается ко мне, но я ощущаю его близость еще острее. И это до того, как он делает шаг вперед и утыкается в мой лоб своим.
Эм. Какого хрена?
- Я был в нашей старой квартире, - говорит он, - на третий день после того, как вернулся. Даже нажал на звонок. И вот, после стольких волнений из-за того, как ты отреагируешь на мое возвращение, мне открывает дверь какой-то незнакомец. - Мэтт смеется, и смех его невеселый. - Мне даже в голову не приходило, что ты можешь переехать. Как глупо, правда? И знаешь, после всех этих лет и всех страданий, я осознал, что между нами действительно все кончено, только когда увидел в нашем доме чужих людей. И я просто не знал, как вынести это. Так что, да, я избегал тебя. Ты же это хотел услышать?
Нет. Я думал, что хочу это услышать. Я передумал. Я определенно не хочу всего этого знать. Да что, бл*ть, мне со всем этим знанием делать?
Мэтт вдруг делает шаг назад, и мне требуется вся моя сила воли, чтобы не шагнуть к нему.
- А потом я столкнулся с тобой, - продолжает он, видимо не осознавая, как его слова действуют на меня. - И попрощался со здравым смыслом. И вот мы тут.
Все это слишком для меня. Слишком. Если я не отступлю, то погружусь во все это с головой и никогда не вынырну, пойду на дно. Да кого я обманываю? Это никогда бы не закончилось одноразовым сексом, и уж точно не сейчас – когда он вернулся в город. Ведь мы, без всякого сомнения, будем постоянно натыкаться друг на друга. Не как в эти дни, когда Мэтт преследовал меня, а потому что он перестанет прятаться от меня. А это значит, что он будет ходить по тем же клубам, что и я, будет участвовать в недельном Прайд-параде, у нас есть общие знакомые. Меня бросает в дрожь от чудовищности этой ситуации.
- Я не могу этого сделать, - беспомощно шепчу я.
Мэтт улыбается – и эта улыбка одновременно печальна, обнадеживающа, торжествующа и невозможно восхитительна. Никогда такой ни у кого не видел.
- Вернемся в гостиную, - предлагает он. - Думаю, нам нужно еще немного поговорить.
Я пытаюсь возразить, но Мэтт просто протягивает мне руку.
- Пойдешь со мной? - спрашивает он.

* * *

- Поедешь со мной?
- Пошел ты.

* * *

Я беру его руку. Боже, помоги мне. Я иду ко дну.

Глава 10

- Садись, я принесу тебе попить, - говорит Мэтт, и мне следовало бы злиться на него за то, что он распоряжается в моем собственном доме, но я лишь оцепенело опускаюсь на диван. Чай все равно остыл, так что другой напиток не помешает. Правда, на этот раз лучше бы это была не чашка чая, а кое-что покрепче в бокале со льдом. Хотя бутылка тоже сойдет.
- Возьми.
Мэтт держит что-то перед моим лицом. Дымящуюся кружку. Я тоскливо гляжу на полку с ликером, пока он усаживается рядом со мной.
- Это уже смахивает на традицию, - замечает он. Судя по тону – это шутка, которую я должен бы был оценить. Я таращусь в свой чай. Мэтт нервно ерзает.
- Ну, распитие чая вместо секса, - не очень уверенно поясняет он.

* * *

- Эм…
Он выжидающе смотрел на меня, но , к сожалению, это было единственное объяснение, которое приходило мне в голову.
- И?.. - Он ждал продолжения.
Я отчаянно пытался найти ответ в кружке чая, но его там не было.
- Эм… - снова попробовал я. - В общем… эм…
- Это я уже понял, - заверил он меня. К выжидающему взгляду добавилась приподнятая бровь.
- Уху. Эм. Ну, дело в том… Эээ… Я не это... правда… Так что, да. Я… ладно. Я еще не делал этого, то есть, технически не делал, ну это… сам понимаешь.
Зачем было делать такое озадаченное лицо? Я ведь правда не знал, как объяснить это еще понятнее.
- Хм… - сказал он, - ты имеешь в виду секс на одну ночь?
- Уху, - подтвердил я. - Его. И еще, ну, ты знаешь, все остальное.
Если его брови поднимутся еще выше, то рискуют соскочить с головы.
- Секс вообще?
- Что? Нет! - с жаром воскликнул я. - Я занимался сексом. Только не тем, когда это… член в заднице.
- И ты решил, что в первый раз здорово сделать это с только что подцепленным парнем, которого ты совершенно не знаешь и который понятия не имеет, что у тебя это впервые? Так что ли?
Его скептицизм граничил со снисходительностью, и мне это совсем не понравилось.
- Слушай, я просто хотел получить разрядку. Я же не знал, что ты захочешь потрахаться. И моя жизнь не блещет перспективами крепких и длительных отношений. Так что если я буду ждать первого раза, полного сердец, свечей и слащавой тихой музыки, то потеря девственности мне не грозит до самого выпускного вечера.
Он засмеялся.
- Ты хочешь сказать, - улыбнулся он, - что в университете нет ни одного парня, с которым ты мог бы встречаться?
О. Ох да. Понятное дело, он подумал об университете.
- Эм… - многозначительно ответил я.
Его улыбка растаяла.
- Эм?
- Уху. Эээ… в общем, я... эм... не очень-то знаю, какие там парни в университете.
- Но ты сказал, - возмутился он, - ты сказал, что изучаешь архитектуру.
- О. Ну я действительно буду ее изучать, - уверил его я. - Как только закончу школу.
- Закончишь школу? - тоненько закричал он. Кажется, его это сильно взволновало. Нет, его конечно можно понять, но это все равно не очень хороший знак. Он глубоко вздохнул. И еще раз. Когда он, наконец, заговорил, было видно, что он изо всех сил пытается оставаться спокойным. - Лукас. Сколько же, бл… сколько же тебе на самом деле лет?
- Ну… эм… - не решился ответить я.
- Господи боже мой! - взорвался он.
Крохотные остатки самоконтроля испарились. Напрочь. Это плохо.
- Скажи мне одно – я мог бы попасть за это за решетку или нет?!
О. Я даже не подумал об этом. Слава богу, у меня для него хорошие новости.
- Нет, мне семнадцать, - заверил я его. Чего это он начал хватать ртом воздух? - Да все нормально, ты что. Это законно с шестнадцати лет. Тебе ничего не грозит.
- Не за анальный секс! - взвизгнул он. - О боже, о боже, о боже.
Постойте, что? Ох блин, точно. Тогда понятно, чего он так запаниковал. Я молча встал и принес ему стакан воды.
- Эй, парень, - я наклонился и погладил его по спине. Он дернулся в сторону, все еще продолжая божиться. (Позже я узнал, что он атеист, к тому же согласно убедительным документальным доказательствам бог не отличался большой любовью к мужеложцам, поэтому впоследствии его этот религиозный припадок казался мне слегка странноватым). - Эй… эм… Мэтт. Все в порядке, Мэтт. Ничего же не случилось. Тебе ничего не грозит. Все в порядке. Мне очень жаль. Получается, я был эгоистичен, но, клянусь, я не знал. И все равно чуть не вляпал тебя в дерьмо. Прости меня, ладно? - Каким это образом я вдруг стал тут утешающим? Я протянул ему воду, которую он тут же выпил залпом. Он даже не вздрогнул, когда наши пальцы соприкоснулись. Прогресс.
- Прости, - повторил я, когда он чуть успокоился. Он слабо кивнул.
Какое-то время мы сидели, погрузившись в неловкое молчание, попивая уже остывший чай.
- Ладно, - сказал он внезапно. - Ладно, ты все еще не можешь пока вернуться домой, а я теперь ни за что не смогу уснуть. Хочешь пострелять в пришельцев?
Мы обнаружили, что гораздо легче общаться, пялясь в телевизор, а не в лица друг друга. Мэтт оказался довольно приятным парнем, когда не паниковал и не пытался трахнуть меня, и после моего собственного неадекватного поведения я не видел нужды в попытках впечатлить его какой-нибудь ерундой. В последующие несколько часов мы все больше и больше проникались друг к другу, и к рассвету я уже был безнадежно в него влюблен.

* * *

Мэтт вздыхает. Не знаю, как долго я молчал.
- Лукас? - зовет он.
Черт, это невыносимо. Встав, я наливаю себе полный бокал своего самого лучшего шотландского виски. Вопросительно приподнимаю бутылку, но Мэтт отрицательно качает головой. Отлично. Мне больше достанется.
- Лукас, - повторяет он, когда я сажусь и делаю большой глоток виски. Жидкость обжигает горло и это прекрасным образом отвлекает меня от какой-то болезненной неловкости. - Лукас, нам нужно поговорить.

* * *

- Лукас! Лукас, ты дома? Мне нужно с тобой поговорить! - закричал Мэтт от еще даже не успевшей закрыться входной двери. Я поднял на него глаза, отрываясь от проекта на моем ноутбуке.
- Вряд ли о чем-то хорошем, - пошутил я, пытаясь скрыть свою нервозность. Черт, никогда ничего хорошего не следовало после всяких разных «нам нужно поговорить». На лице Мэтта была широченная улыбка.
- Да, не о хорошем, а об очень хорошем. Мне предложили работу, Люки, самую настоящую, реальную работу! В университете. Я наконец-то могу начать заниматься исследованиями вместо того, чтобы пытаться объяснить пуанилизм совершенно незаинтересованным в нем школьникам во второсортном музее! - Подняв меня из кресла и усадив на кухонный стол, он не теряя ни секунды принялся расстегивать мою рубашку. - Они прочитали мою статью, опубликованную в марте, прислали мне по е-мейлу поздравления и указали на некоторые спорные моменты. Наверное, я впечатлили их своими ответами, потому что они спросили, хочу ли я подать заявление на должность младшего научного сотрудника. - Мне было трудновато сосредоточиться на его словах из-за его заразительной радости и блуждающих по моему телу ладоней. - Я боялся сглазить это, но сегодня прошел собеседование по телефону и мне тут же предложили работу! - Он опустился на колени, чтобы стащить с меня носки и брюки. Я лег на стол, ощущая разгоряченной кожей деревянное покрытие.
- Это замечательно, - выдохнул я. - Видишь, я был прав, когда говорил, что ты достоин большего, чем работы, которая делает тебя несчастным.
- Ты не слышал еще самого главного, - ответил он, поднимаясь и проводя языком по моей левой ноге.
- Ммм? - только смог промычать я, смотря на его улыбку и то, как он облизывает свои пальцы. Учащенно дыша, я ждал, когда он засунет руку под мои боксеры. О боже, да.
- Эта работа в Париже, - сказал он, вводя в меня палец.
Я сел, не обращая внимания на легкий дискомфорт от его пальца в моей заднице.
- Ох, детка, - я утешающе провел ладонью по его щеке, - мне так жаль.
- Почему? - его губы прошлись по моим. - Это будет просто обалденно. Мы сможем гулять вдоль Сенны при лунном свете, пить вино в злачных маленьких барах. Это будет невероятно.
- Ты действительно обдумываешь возможность согласия на эту работу? - Было непросто думать с ласкающими меня пальцами, но я был уверен, что все понял правильно.
- Я уже согласился на нее, - улыбнулся Мэтт мне в шею и достал из ящика в столе лубрикант. Я тупо смотрел в потолок, пока он вынимал из меня пальцы, спускал вниз мои трусы и неспешно скользил языком по моей шее. Я очнулся, только когда он вошел в меня.
- Погоди, - я снова сел, мягко оттолкнув его, чтобы посмотреть в глаза. Ты уже принял это предложение?
- Дааа, - протянул он, наконец осознавая, что в отличие от него я не пылаю восторгом. В его слегка затуманенных глазах появилась тревога.
Я сидел на кухонном столе в чем мать родила, ощущая в себе член бойфренда, с которым прожил три года, и чувствуя, как мое сердце рвется на части. Сквозь сдавленное горло я все-таки смог уточнить:
- Ты меня оставляешь?

* * *

- Ты оставил меня.
Всего несколько дней назад это было бы обвинением. Сегодня это было болью разбитого сердца.
- Я не хотел, - тихо ответил он.
Впервые с того момента, как мы зашли в гостиную, я поднял на него глаза.
- Тогда почему ты это сделал? - спросил я, и поверьте, я ни разу не задавался этим вопросом. Все эти годы я был так зол, мне было так больно, что я даже никогда не спрашивал самого себя: почему?
Но теперь мне просто необходимо было это знать.

Глава 11

- Пойми, - говорит Мэтт кофейному столику, - я был молод и глуп. Все, кажется, забывают об этом, потому что я был старше тебя, но я и правда был еще очень молод. Мне было двадцать шесть, когда я уехал. Люди всю жизнь делают глупости, но в молодости они совершают их гораздо чаще. Например, я не знаю, что ты делал в прошлом году - …
- Хотелось бы мне знать, почему, - бормочу я, тоже уставившись в столик и старательно избегая мыслей о тех месяцах, которые провел с Леоном, игнорируя тот факт, что после его ночевок в моем кошельке всегда недостает денег.
- Потому что меня здесь не было, Лукас! Это и так понятно, черт побери. Теперь мне можно закончить?
Вспыльчивый засранец. Ведет себя так, словно я в чем-то виноват. Прожигая столик взглядом, я делаю глоток виски. Наверное, мне не стоит напиваться сейчас. Что бы сегодня меня не ждало, мозги мне еще понадобятся. Поставив бокал, я разворачиваюсь на диване, садясь к Мэтту лицом.
- Заканчивай, только не забывай о том, что все это время не я, а ты хотел поговорить. Мне больно, неловко, и я чертовски устал от этих чувств. И, может, ты этого не помнишь, но я еще тот стервец, когда несчастлив. Ты сам затеял этот разговор, так что не ной, когда я реагирую именно так, как тебе и следовало бы того ожидать.
Я великодушно взмахиваю рукой, точно король, дающий разрешение низкому слуге заговорить в своем высочайшем присутствии.
- А теперь говори.
Мэтт несколько секунд смотрит на меня, потом качает головой.
- Знаешь, наверное все-таки это было ошибкой. Я зря сюда пришел. - Он встает и берет свое пальто.
Постойте, что?
- С этого момента я тебя больше не побеспокою. Мне очень жаль, что я причинил тебе боль. Позаботься о себе, ладно?
О нет. Как он может уйти? Он же должен сидеть здесь и чувствовать себя несчастным и раскаивающимся. Должен остаться и все уладить.
Он должен остаться.
Мэтт уже открывает входную дверь, когда у меня вырывается судорожный вздох.
- Мэтт, - зову я. Очень тихо. Он услышал меня? Дверь не закрывается, так что может услышал.
- Не уходи.
- Я должен, - отвечает он, все еще стоя в коридоре.
Я спешу к нему.
- Нет, подожди, - прошу я, глядя на него через темный холл. Мы разделены тремя метрами и шестью годами. - Прости. Не уходи.
Нет, этого недостаточно – я так много раз отталкивал его. Наконец-то, наконец-то я осознал, что не хочу терять его снова, но не слишком ли поздно?... Я закрываю глаза, когда Мэтт нерешительно бросает взгляд за дверь. Слова слетают с губ прежде, чем я успеваю их удержать:
- Не оставляй меня.
Входная дверь закрывается, и я на секунду холодею, но тут же слышу направляющиеся ко мне шаги. Открыв глаза, вижу его, стоящего передо мной с непроницаемым лицом.
Три метра пересечены. Остались лишь шесть лет.
Мэтт возвращается в гостиную, бросает пальто на кресло и садится на диван. Я остаюсь стоять в дверях, нервничая и не сводя с него глаз. Он вздыхает. Вздыхает и открывает для меня свои объятия.
Не помня себя, я пересекаю комнату, падаю к нему в руки и (очень мужественно) хлюпаю носом в его плечо. Я так устал. После всех этих дней и попыток выкинуть его из своей жизни мне просто невыносима мысль о том, что я снова увижу, как он уходит от меня.
- Черт, - бормочет он через какое-то время, прижимаясь губами к моим волосам, - я тебя сломал.
- Эй, что? - я поднимаю глаза от его невероятно уютного плеча. (Нужно выяснить, где он раздобыл эту футболку. Это, конечно же, из-за нее мне так уютно). - Я тебе не игрушка, чтобы меня можно было сломать. Пошел ты.
К сожалению, из-за навалившихся на меня эмоций, мой ответ звучит не так дерзко, как мне бы того хотелось.
Уголки губ Мэтта приподнимаются в легкой улыбке.
- Почему бы тебе не вздремнуть немного? А я пойду найду нам что-нибудь поесть.
Ни за что на свете не смогу сейчас заснуть, - думаю я и просыпаюсь, когда в дверь кто-то звонит.
Мэтт входит в комнату с коробкой пиццы, видит, что я уже проснулся, и на его лице отражается радостное удивление.
- Вот заказал нам еду, - зачем-то говорит он. - У тебя совершенно нечего есть.
- Я собирался после работы зайти в магазин. - Я не какой-то там беспомощный холостяк. Просто сегодняшние развлечения лишили меня возможности запастить продуктами.
Мы едим в расслабленном молчании, но Мэтт становится пугающе решительным, когда мы все за собой убираем.
- Значит так, Лукас, с этой минуты – никаких игр. Никакого притворства. Никакого утаивания. Никакого бегства. Выкладываем все карты на стол, и чтобы после этого не случилось - случится при полнейшей искренности с обеих сторон. Согласен?
Не уверен. Но разве у меня есть выбор? Мне нужно пройти через это, и, думаю, ему тоже. Я киваю.
- Ну хорошо, - говорит он и замолкает.
- Уху, - соглашаюсь я.
- Так вот.
- Уху.
- Окей, - заключает он.
Ну что ж, я рад, что мы поговорили по душам. Прямо расставили все по своим местам.
Что-то мне кажется, что мы способны на более вразумительный разговор, поэтому я начинаю:
- Так… эм… значит, ты был молод и глуп?
- Да, - тут же откликается он, придвигаясь ближе ко мне. - Был.
Я обнаруживаю, что тянусь к его теплу, отчаянно пытаясь сосредоточить внимание на нашем разговоре.
- Расскажешь мне об этом?
- Да. - Его дыхание на секунду касается моих губ, а потом их обжигает его рот. Нехорошо. Ох как нехорошо. Но как же приятно. Как чертовски приятно.
Я вцепляюсь пальцами в его плечи, когда он подминает меня под себя. Его ладонь снова скользит под моей рубашкой, только теперь уже не успокаивая. А как раз наоборот.
- Скажи мне остановиться, - умоляет Мэтт, и я вжимаюсь в его бедра своими. - Мы не должны, - противится он, чуть отстраняясь. - Нам нужно поговорить, - напоминает он, расстегивая мои брюки.
- Нам нужно трахнуться, - рычу я, обхватив губами его кожу.
- Нет.
Он внезапно садится, и мне больно и холодно. От неожиданной разлуки с ним перехватывает горло.
- Нет, - повторяет Мэтт, глядя в сторону. - Это последнее, что нам нужно делать сейчас.
Я еще слишком переполнен эмоциями, чтобы мыслить разумно.
- Тогда позже? - спрашиваю я. Молод и глуп, вот уж точно.
Огонь в его глазах противоречит спокойному, осторожному тону.
- Если ты все еще будешь этого хотеть.
- Возможно, все еще буду. - Я встаю и застегиваю брюки, что получается не сразу. - Мне, наверное, лучше сесть вон в то кресло.
Видите? Я могу принимать ответственные решения. Поистине взрослый человек, да, я такой.
Минуту мы успокаиваемся, беря себя в руки, после чего Мэтт снова нарушает молчание:
- Так вот о молодости и глупости. Знаешь, у меня ведь и мысли не было тебя оставлять. Я просто думал – глупо, конечно, и эгоистично, – что ты поедешь со мной. Нет, подожди, - поднимает он руку, чтобы остановить готовые сорваться с моего языка протесты, - я знаю, что это было по-идиотски самонадеянно с моей стороны. Поверь, я это понимаю. Просто ты всегда говорил, что хочешь жить за границей, и не раз упоминал Францию, и тут мне подвернулась замечательная возможность. Вот я и подумал: «хей, это же здорово, это как раз то, чего мы оба так хотим». И я молчал об этом, потому что боялся, что заговорив, могу сглазить, и потому что хотел сделать тебе чудесный сюрприз. Как я и говорил, это было глупо. А потом я получил предложение работы и был так взбудоражен, что ни о чем не думая помчался домой. И так получилось, что ты решил, что это будет концом наших отношений, в то время как я хотел только одного – разделить свое будущее с тобой. И почему-то это навело меня на мысль, что в отличие от меня ты рассматриваешь наши отношения как что-то недолговременное, не на «всегда», и это причинило мне боль. А потом… что ж, полагаю, что не только ты упрям как осёл.
Немало слов, и мне понадобилось время, чтобы их переварить. Однако суть дела это все равно не меняет:
- Ты сказал, что хотел разделить со мной будущее, но ты этого не сделал. Ты поставил мне ультиматум. Я должен был или перевернуть всю свою жизнь, или потерять тебя. - Он серьезно кивает, словно и сам уже это понял, поэтому я продолжаю: - Сейчас бы ты поступил иначе?
С минуту он обдумывает мой вопрос.
- Я бы все равно очень хотел принять это предложение о работе, - наконец говорит он, - но я бы совсем не так подошел к этому вопросу. Я бы заранее обсудил все с тобой. Я бы постарался убедить тебя поехать со мной, в конце концов речь шла о нашей совместной жизни и я не должен был принимать решение один. Мы бы обязательно нашли такое решение, при котором оба бы были счастливы, я в этом уверен.
Что ж. Все карты на стол. Я делаю глубокий вдох.
- Как бы мне хотелось, чтобы ты не уезжал, - говорю я, - но ты уехал. И мне было так больно, что я не знаю, смогу ли когда-нибудь об этом забыть. Но ты вернулся.
Я ловлю его взгляд. И кладу последнюю карту.
- Никогда больше меня не оставляй.
И я верю ему, когда слышу в ответ:
- Не оставлю.
Я перебираюсь из кресла к нему на колени, к его губам. Никакого отчаяния, никакой спешки, никакого «мы не должны». Этот наш поцелуй исцеляет или по крайней мере смягчает боль прошлых ран.
Теперь уже я протягиваю Мэтту руку:
- Пойдешь со мной?
Во второй раз за этот вечер мы стоим перед дверью моей спальни, но сейчас я ее открываю. Позади меня Мэтт тихо спрашивает:
- Ты уверен?
И на это есть только один ответ.
- Нет. Но я уверен, что я этого не не хочу.

* * *

- Нет, - заявил я, как только увидел, что находится за дверью. - Нет, ни за что. Ни за какие коврижки. Нет, нет и нет. Этого не будет. Не хочу, чтобы наш первый раз был, - я обвел рукой этот «the Cottage of Doom», - здесь. Так что сумку в руки, мистер, мы возвращаемся домой.
Мэтт удивленно оглядел комнату.
- В ней есть свое очарование, - сказал он.
Я понимал его готовность найти хоть что-то хорошее в этом ужасе. Боже, я действительно это понимал. Вплоть до самого моего восемнадцатилетия Мэтт стойко отказывал нам в любом сексуальном действе ниже пояса. Два дня назад мне наконец исполнилось восемнадцать, и он снял для нас на выходные коттедж. Чтобы первый раз стал особенным. Так что, да, я понимал его желание не обращать внимания на эту мерзость вокруг нас, потому что сам уже был в таком состоянии, что еще день без секса, и я бы кого-нибудь точно прибил. Но этот коттедж был просто чудовищен, и я решительно настроился отсюда слинять. Такого «особенного» первого раза мне что-то совсем не хотелось.
- Нет, - повторил я, - в ней нет абсолютно никакого очарования. Я здесь не останусь. Что если произойдет нападение террористов или вторжение инопланетян? Тогда моей матери скажут, что я помер в коттедже, выглядящем так, будто его декорировал кузен-деревенщина Либерейса. Нахуй, я иду домой. Эй! - закричал я, когда проигнорировав меня, Мэтт с довольным лицом принялся исследовать коттедж. - Ты не слышал меня? Я здесь не останусь, а если ты заставишь меня, то я тебе не дам! Я серьезно. Не буду трахаться в этом уродстве.
- Эй, - позвал он меня из соседней комнаты, - а спальня не так уж плоха.
- Вот блять, пристрелите меня кто-нибудь.
Я пошел за ним и заглянул в спальню. Она была плоха до невозможности, однако в центре комнаты стояла гигантская кровать с балдахином. Я круто развернулся лицом к Мэтту.
- Боже, ты представляешь, что мы можем на ней вытворять?
В коттедже я распрощался с последними остатками невинности. И на следующий день после нашего возвращения Мэтт купил нам кровать с балдахином.

* * *

- Что случилось с нашей кроватью? - спрашивает Мэтт, разглядывая мою явно лишенную балдахина постель.
- Продал ее, - отвечаю я.
Он медленно кивает.
- А то постельное белье, что я нам купил?
Он что, реально хочет говорить сейчас об этом?
- Слушай, - немного резковато говорю я, - давай я сразу покончу с этой очаровательной беседой? Все из той квартиры, что я не перевез с собой сюда, я либо продал, либо выкинул. Часть особенно неприятных для себя вещей я сжег.
- Не думаешь, что это слишком драматично?
Этот засранец еще имеет наглость обижаться и возмущаться? Я пожимаю плечами.
- Мне был двадцать один год, и меня только что оставила любовь всей моей жизни. Мне это показалось довольно драматичным.
На несколько секунд между нами возникает напряжение и неловкость. Мэтт смотрит на кровать, я – на его ботинки.
А в следующий миг все меняется. Мы вжимаемся друг в друга – губы к губам, кожа к коже, и через какое-то время он уже во мне. Нам есть что вспомнить, есть что обнаружить и есть что нового узнать. Наши тела изменились, но они тут же откликаются на знакомые ласки. Мы не спеша познаем, как на них отразились шесть лет: обычные изменения, которыми время отмечает человеческое тело, едва различимые перемены, принесенные диетой и тренировками, оставшиеся напоминания о травмах или еще чем-то важном. Я провожу пальцами по шраму от аппендицита, который появился у Мэтта вдали от меня. Интересно, кто заботился о нем после операции? Он скользит языком по моим татуировкам и смеется сам надо собой – он почти верил в то, что кожа, покрытая чернилами, отличается на вкус.
( «Ты что, никогда не спал с парнем с тату?» - пораженно спрашиваю я. «Спал, - отвечает он, - но не буду же я лизать татуировки какого-то случайного парня – это слишком интимно».)
Между нами ничего не идеально. Мы не идеальны. Я настырен. Он придурковат.
(«Детка, клянусь тебе, - мурчит он мне в поясницу, - я чист». «Да мне плевать, - говорю я и смахиваю с тумбочки презервативы».)
И ритм неровный, рваный, и сводит мышцы, и укусы болезненны, а прикосновения слишком легки.
Но все что имеет значение – то, что это он, и я, и мы вместе.
- Ну вот, я уже не первый и не единственный у тебя, - говорит он позже, сонно скользя подушечками пальцев по абстрактным узорам на моей коже, его голос тих и дремотен. Удар по голове не вырубил бы его быстрее, чем хороший секс. Отсюда и тот инцидент с запятнанным костюмом. Удивительно, что он еще не спит. По моим подсчетам он должен был заснуть минуты четыре назад.
Я хмыкаю.
- Ты никогда не был у меня первым и единственным, придурок. Я, знаешь ли, и до тебя не был невинен.
- Да, но до меня ты много чего не успел сделать, - возражает он. - И во всем этом я был у тебя первым.
- Это да, - признаю я.
- Мне это нравилось, - печально говорит он.
Я не могу сдержать смеха.
- Болван ты. Во всем этом ты у меня первым и остался. Вряд ли я смогу пойти и трахнуться с кем-то в мой самый первый раз, когда уже сделал это с тобой.
- О. Да. - Теперь голос у него счастливый. И еще более сонный. - Мне это нравится.
- Я догадался, - сухо отвечаю я.
- Я… - начинает он.
- Если ты собираешься сказать, что хочешь быть и моим последним, я выкину тебя из кровати, - грожу я. - Не нужно вот этой сентиментально-сопливой хрени.
- О, - вздыхает он и некоторое время молчит. Я вежливо притворяюсь, что не слышу его бормотанья: - А мне бы и правда этого хотелось.
Мне кажется, что я лежу без сна уже несколько часов, но, посмотрев на часы, вижу, что прошло лишь двадцать минут. Никогда не обладал мэттовской послесексовой способностью тут же засыпать и сегодняшние эмоциональные американские горки мне в этом мало помогают. К тому же до сна мне нужно кое с чем разобраться. Тихо поднявшись с постели, я иду в гостиную. Там прохладно, поэтому я хватаю попавшийся под руку свитер и включаю ноутбук.
Из новых писем я открываю только одно – от Лоис.

Милый,
Какого хрена?
xoxo, Л.
1 прикрепленный файл: ЧтобМэттьюГОРЕЛВАДУ. mm

О черт, она прислала схему своей ненависти. Значит, она это на полном серьезе. Я скачиваю файл и тихо смеюсь над ее четко изложенной яростью. Странно, но эта схема со страшными недостатками Мэтта навеяла на меня печаль и ностальгию. Я хочу их все. Хочу прикалываться над его иррациональной ненавистью к пицце. Хочу спорить из-за его жуткого музыкального вкуса. Хочу ссориться из-за его разбросанных повсюду гребаных носков. И немного ошеломительно осознавать то, что я могу все это вернуть. Потребуется немало усилий и с моей, и с его стороны, и нам придется учиться заново нормально общаться, но у нас есть второй шанс на то самое «навсегда». Не буду говорить про «жили долго и счастливо», потому что все это чушь. Посмотрим правде в глаза, это понятие не включает в себя те противные мелочи, из которых состоят будни семейной жизни. Не будет этого сказочного «долго и счастливо», но если очень постараться, то можно получить нечто гораздо большее. Нечто крепкое, стоящее, настоящее. Мы будем разговаривать, ссориться, трахаться, поддерживать друг друга и стариться вместе. И все у нас сложится. Потому что сейчас мы старше и немножко умнее, и мы знаем, каково это – жить друг без друга.
Решив все для себя, я осознаю, что очень устал. Быстро печатаю Лоис ответ, чтобы вернуться в постель.
- Хей, - слышу я за спиной, нажав на «отправить».
Развернув кресло, вижу растрепанного со сна Мэтта, прислонившегося к дверному косяку. - На тебе мой свитер, - улыбается он.
Я смотрю вниз, на этот серо-синий ужас – ну ни хрена себе! – и пожимаю плечами.
- Наверное, он все-таки не так уж и плох.

Конец
Переводчик: Zhongler