О свитерах и разбитых сердцах

Глава 1

Ненавижу его свитер.
Мэтт заявляется в мой любимый кофе-бар такой вальяжной походочкой, словно он тут хозяин, и первая моя мысль не о том, что он делает здесь, не о том, сколько времени прошло с нашей последней встречи, и не о том, как сильно я надеялся никогда его больше не видеть. Нет, первое о чем я думаю – о его дурацком свитере.
Эта гребаная вещь похоже связана из хорошей шерсти. Из дорогущей мягкой шерсти, а не того колючего дерьма, что моя стерва бабка – да упокоится она с миром – вязала мне шарфы. Этот полосатый сине-серый свитер кажется плюшево-мягким и сидит на нем просто идеально, чтоб его. Вот серьезно, чтоб ему пусто было, этому самодовольному ублюдку, вошедшему сюда так, словно он имеет полное право вот так явиться и нахрен испоганить мне жизнь одним своим видом – всем из себя счастливым, успешным и все такое. И, конечно же, он меня замечает как раз тогда, когда я прячусь за своими бумагами. Ну класс.. Он здесь, и теперь я должен с ним говорить, выглядя как распоследний идиот, мечтающий этого избежать. Чего я, ясное дело, не хочу. Боже, как бы мне хотелось быть где-нибудь в другом месте. Как бы мне хотелось, чтобы он был где-нибудь в другом месте. Как бы мне хотелось, чтобы мое молчаливое бессвязное бормотание не переросло в словесное. Достаточно того, что я выгляжу как идиот, не хватает только чтобы я еще и выражался как идиот. А вот и он. Господи.
- Лукас?
Нет, бл*ть, римский папа, слепой ублюдок. Да, Лукас. Блин, мы трахались несколько лет, тебе что, обязательно нужно убедиться в том, что это я? Ты так часто кончал мне на лицо, что должен бы был его запомнить. Ладно, я человек взрослый. Я могу быть воспитанным и идти правильной дорогой. Могу и пойду.
- Мэтт, - замечаю я его присутствие. И если мой холодный, ни капли не обиженный голос выдает дикую панику, то лучше ему об этом промолчать.
- О боже, я так рад встрече с тобой, - восторженно выдает он. Восторженно! - Как ты? Мы с тобой так давно не видел…
- Какого х* ты не в Париже? - Ну ладно, я свернул с правильной дороги в первый же поворот и мчусь прямиком в Страну Обид и Возмущения. Население: я. Пофиг. Все равно все эти «поступай правильно» дороги для лохов.
У этого ублюдка хватает наглости смеяться.
- Как всегда – сразу к делу, понятно.
И знаете что? Мы живем в мире свободных людей. Мне незачем терпеть то, чего я не хочу терпеть. И если я не хочу сидеть тут с ним, замечательно выглядящим и смеющимся надо мной, то мне и не нужно этого делать. В общем, я делюсь с ним своими соображениями на этот счет – пошел ты на х* – и уношусь из кафе. Обалденное чувство. Словно гора с плеч от осознания того, что мне больше никогда не придется иметь с ним дел…
Да бл*ть же.
Я мобильник забыл.

Глава 2

- Телефон Люка, - бодренько возвещает голос на другом конце трубки.
- Верни мне этот чертов мобильник, - говорю я ему. По-моему, достаточно вежливый ответ, учитывая то, что я имею дело с жуликом, крадущим чужие телефоны, отвечающим на чужие звонки и имеющим наглость появляться там, где его ни черта не хотят видеть. Тому, кто тыкнет в меня пальцем, заявив, что я сам забыл эту штуковину и набрал свой номер как раз для того, чтобы Мэтт ответил, потому что мне нужно вернуть мобильный и потому что где-то в глубине души я чего-то там хочу, тут же получит по морде.
- Простите, - отвечает мне этот хрен, - кто это?
Ну конечно, ему не достаточно того, что он вернулся в мою жизнь и посмеялся мне в лицо, теперь он собирается издеваться надо мной, используя мой собственный гребаный телефон. Если бы мы все еще были вместе, я бы бросил его. Я бы трахнулся с кем-нибудь другим, сжег бы всю его одежду, купил бы ему кота, чтобы потом с удовольствием его замочить, а затем бросил бы его. Просто из принципа. Моя жажда мести на самом деле не связана с телефоном. Ну, не особо связана с ним. Тихий смех на другом конце трубки говорит мне о том, что я несколько увлекся своими фантазиями.
- Это Лукас, придурок. - Я решаю немного поиграть в его игры, потому что мне очень, очень нужен мой мобильный. Там куча важных номеров, и, что самое важное, мне удалось добиться впечатляющих результатов в установленных на нем игрушках. Естественно, я хочу его вернуть.
- Простите, Лукас сейчас не может ответить на звонок. Ему что-нибудь передать?
Вот теперь я реально не в настроении продолжать подыгрывать ему, поэтому ору:
- Отдай, блять, мой мобильный и убирайся на х* из моей жизни! - В ответ на мой крик сучка из соседней квартиры начинает долбить по стене. Надеюсь, от моего ора у Мэтта на фиг полопались барабанные перепонки. - Чертов ублюдок, - добавляю я, чтобы до него наконец дошло, что общение с ним ничуть не доставляет мне удовольствия.
- Я просто хочу поговорить с тобой, - говорит он, показывая, что ни хера не понимает. Он не имеет никакого права говорить со мной таким тоном – мягким и обиженным. Плевать. Мне должно быть на это плевать. И я могу на это наплевать, потому что мы больше не вместе. И именно это и отделяет в этот момент очаровательного не купленного котенка от ужасного смертельного исхода.
- Я не хочу с тобой говорить. - По-моему, я выразился яснее ясного.
- Но ты разговариваешь сейчас со мной, - заявляет Капитан Очевидность.
- Да, - отвечаю я, - потому что хочу вернуть свой телефон.
- То есть, ты не хочешь говорить со мной, пока не получишь назад свой мобильный?
Судя по его голосу, он думает, что загнал меня в угол, но я настолько взбешен, что не понимаю почему, и мне на это насрать. Поэтому я отвечаю:
- Да. - И тут же врубаюсь – я только что согласился поговорить с ним, если он вернет мне мой телефон. Поэтому я меняю ответ:- Нет! - Но это тоже как-то неправильно, потому что тогда я не получу назад свой мобильный. – Бл*ть, - только остается сказать мне. И, в общем-то, этим все сказано.
- Слушай, - снова начинаю я, и мой праведный гнев, кажется, остывает, - может ты его оставишь в том кафе у бармена? Я его заберу, и мы никогда больше с тобой не увидимся. - Но, конечно же, так легко мне не отделаться. Должно быть он знает, что я это понимаю, потому что молчит и ждет. Может, он помер вообще. Боже, надеюсь, он помер. Черта с два, я слышу, как он дышит в трубку. - Я не хочу с тобой говорить, - повторяю я, правда уже не так уверенно и яростно, скорее отчаянно и умоляюще. - Правда, очень, очень не хочу. Пожалуйста, не заставляй меня. Я не хочу сидеть там, смотреть на тебя и твой идиотский свитер и слышать, как ты смеешься над моими бессвязным разгневанным бормотанием, когда мы оба знаем, что я имею полное право злиться на тебя. - Хей, и снова привет решимость и бешенство, я соскучился по вам. - Это, мать его, шантаж. Это мой телефон, моя собственность, и ты не имеешь права заставлять меня заново переживать все то старое дерьмо лишь для того, чтобы я вернул себе принадлежащую мне вещь. Так что закинь, черт возьми, мою собственность в тот бар, говнюк ты этакий.
- Встретимся там завтра днем, - отвечает он и нажимает на отбой.

Глава 3

Значит, он хочет устроить разборку днем? Интересно. Наверное, я скажу ему, что этот город слишком тесен для нас обоих. Потом дам по яйцам, заберу свой телефон и свалю. Надо же какой засранец! Вот серьезно, кем он себя возомнил? Заграбастал мой мобильный и теперь указывает, что мне делать. Я дам ему знать, что думаю по этому поводу, опоздав на нашу маленькую встречу. Пускай помаринуется в ожидании, мучаясь вопросом, удался или не удался его мерзкий план. А затем я войду, дам ему по яйцам, заберу свой телефон и свалю. Прекрасный план.
Как бы мне хотелось, чтобы мой прекрасный план не включал пятнадцатиминутное торчание под дождем. Сухость и теплота кофейного бара так и взывают ко мне, но я стойко борюсь с искушением. Если я войду туда, то приду вовремя. Даже двумя минутами раньше! А я не могу доставить ему такого удовольствия. Это дело принципа, а не вредности. Однако с этой минуты в мои принципы будет входить и постоянное ношение с собой зонта.
Только не такого, что в руках у выходящего из бара Мэтта. О да, я выиграл! Выкуси, придурок! Думал, я прибегу сразу же, как только позовешь? Нет, уже не получится. Теперь можешь возвращаться в сраный Париж и помнить до конца своих дней, что я переждал тебя и одержал верх.
Бл*ть, да кого я обманываю? Он идет прямо ко мне. Мэтт заметил меня, и теперь я выгляжу форменным идиотом. Причем промокшим.
- Лукас, ты стоишь тут уже пятнадцать минут. Ты уверен, что в кафе тебе не будет удобней?
Ну, естественно, он смеется надо мной. Я же так промок, так замерз и так несчастен, что даже не могу придумать в ответ какое-нибудь смачное ругательство. Но все равно отказываюсь признавать, что – да, там мне будет удобней, поэтому просто награждаю его злобным взглядом и направляюсь к кафе.
Я нахожу столик Мэтта по висящему на спинке стула пиджаку – с чего это я узнал его пиджак? – и сажусь. Меня ждут полотенце и горячий шоколад. Заботливый, благодетельный сукин сын. Он садится передо мной и имеет наглость забавляться тем, что я игнорирую полотенце и вместо купленного мне напитка заказываю эспрессо. Я решаю сразу перейти к делу.
- Ты отдашь мне мобильный?
- Я с тобой еще даже не поговорил, - смеется он. - Почему ты так зациклен на этой вещи?
Он тупой? За эти шесть лет где-то сильно ушибся головой? Может, стоит быть с ним помягче, вдруг у человека непорядок с мозгами?
- Ты идиот, что ли? - Ну ладно, может быть это не так уж и мягко, но зато по существу. - Этот гребаный телефон единственная причина, по которой я нахожусь здесь. И теперь ты со мной поговорил, так что можешь вернуть его, чтобы я наконец ушел домой. Ты меня понимаешь? Или на пальцах объяснить? Ты отдаешь мне телефон – я иду домой. Телефон – дом. И, клянусь, если ты сейчас выдашь какую-нибудь шутку об «Инопланетянине», я так тебе врежу, что твои поврежденные мозги встанут на место.
Он закрывает рот – явно собирался о том и пошутить – и снова открывает его для того, чтобы сказать что-то другое:
- У меня нет…
Повреждения мозгов? Моего мобильника? Сердца? Наверное, я так никогда и не узнаю, чего у него нет, потому что приносят мое эспрессо и, кажется, после этого мы оба не в состоянии придумать, что бы еще сказать. Должно быть, это самое неловкое молчание, в котором я когда-либо принимал участие.
- Боже, - вырывается у меня, - в такие моменты я жалею, что не курю.
Черт, что я наделал! Я дал ему за что зацепиться, о чем можно спросить. Теперь он может говорить со мной, как и хотел, и как того не хотел я. Блять. И, конечно же, он разочаровывает меня, не разочаровывая в моей догадливости.
- Ты бросил? Я всегда думал, что пачку Мальборо можно отделить от тебя лишь хирургическим путем. Это здорово, Лукас, я так тобой горжусь!

* * *

Прошло три недели с тех пор, как он ушел. И я все их пропил, прокурил и протрахался с парнями, которые соглашались потрахаться. И теперь сидел за своим – уже не нашим – кухонным столом, баюкая в три часа дня больную с похмелья голову и чашку кофе. Падающие из окна солнечные лучи освещали пыль и наваленный на полу мусор. Я смотрел, как голубоватый дымок от моей сигареты смешивается с исходящим от горячего кофе паром. Никогда до этого не осознавал, что дым от сигареты такой голубой. Хрень какая. Я с отвращением затушил сигарету и выкинул пачку. Последующие месяцы были все еще заполнены выпивкой и трахом, но я бросил курить.

* * *

- Я не твой, чтобы мной гордиться, - отвечаю я. И этим, в общем-то, все сказано, разве нет? Я больше не его. Он больше не мой. Однако, у него мой телефон, и он вернет его мне, даже если для этого мне придется дать ему по роже. Боже, как же мне хочется, чтобы он вынудил меня дать ему по роже.
- Пусть так, - соглашается он. - Но я все равно тобой горжусь. А теперь ты поговоришь со мной – вежливо – хотя бы полчаса, после чего я отдам тебе твой мобильный. Кстати, я побил твои самые высокие результаты в игрушках.
Бл*ть, бл*ть и бл*ть.  

 Глава 4

- Знаешь, ты ведешь себя как мерзкий сталкер, - говорю я ему. - Держишь в заложниках мою вещь, чтобы я удовлетворил твою жалкую потребность в общении. Почему ты не можешь принять тот факт, что я не хочу иметь с тобой ничего общего?
- Послушай, - вздыхает он, потирая переносицу. Он всегда так делал, когда был чем-то расстроен. Мне вдруг становится больно, и я не хочу даже задумываться почему, поэтому просто не обращаю на это внимания. - Прости за это, ладно? Я просто хочу поговорить с тобой, узнать, как ты себя чувствуешь, как живешь. Все эти годы я волновался за тебя. Я прошу у тебя всего лишь полчаса и после этого никогда больше тебя не побеспокою.
Оу, бедняжечка. Он волновался. А теперь я должен его успокаивать. Потому что, конечно же, в ответе за его душевное спокойствие. Хотя полчаса не так уж и много, и если это значит, что я никогда больше не буду иметь с ним дела…
- Никогда? - Уточнить не помешает.
- Никогда, - подтверждает он.
Ну ладно тогда. Помучаюсь тридцать минут, чтобы обезопасить себя на всю оставшуюся жизнь. Я киваю, и его лицо просветляется.
- Здорово! Как ты? Чем занимаешься?
- Нормально. Работаю в маленькой архитектурной фирме. Ничего себе погодка, а? - Пусть обломится. Меня совершенно не интересует чем и как он живет, и я не собираюсь доставлять ему удовольствие легким и приятным разговором.
- Ужасная, да, - отвечает он. - Тебе нравится твоя работа? Люди хорошие?
- Нравится. Я не собираюсь просидеть на ней всю жизнь, но сейчас она меня устраивает. Люди как люди. В последнее время читал что-нибудь стоящее?
- Ничего особенного, - отвечает Мэтт, и потому как он нервно ерзает на стуле, я понимаю, что сейчас он перейдет к тому, что его на самом деле интересует. - Ты с кем-нибудь встречаешься?
Ага, вот оно – то, что его интересует. Откинувшись на спинку стула, я, прежде чем ответить, делаю глоток кофе. Надеюсь добиться этим этакой ауры бесстрастности.
- Неа, но я вообще больше ни с кем серьезных отношений не завязываю.

* * *

- Случайный секс – не для меня, - сказал я ему. - Наверное, я из тех людей, кому обязательно нужны серьезные отношения. Как ты думаешь, мы могли бы начать встречаться? - Под его взглядом я нервно переступил с ноги на ногу.
- Окей, - ответил он. - Почему бы и нет.

* * *

Господи боже ты мой, надо же выглядеть таким шокированным и опечаленным. Это моя жизнь и мой член, и я могу пользовать их, как хочу. Кажется, он не знает больше, о чем спросить, и хрена с два я буду поддерживать этот разговор, поэтому мы некоторое время сидим в тишине. Я пью свой кофе, Мэтт ерзает на стуле. Раньше он никогда так не делал.
- Значит… - начинает он после нескольких минут неловкого молчания, - я так понимаю, ты злишься на меня не из-за того, что я забрал твой телефон?
Он это серьезно? Вот прям на полном серьезе?
- Да, тупой болван, я злюсь на тебя не из-за дурацкого мобильника. Не понимаю, ты же вроде раньше умным мужиком был?
- Тогда из-за…
- Я злюсь на тебя, потому что ты оставил меня.
- Но… - начинает он.
- Ради работы, - добавляю я.
- Послушай, - снова пытается начать он, но как бы не так, я не дам ему закончить. Я сам еще не закончил!
- В другой стране.
- Я…
- После того, как мы были вместе целых три года. - Вот теперь я закончил, и теперь у него есть слово, и, честное слово, жду не дождусь, как же он будет оправдываться.
- Я просил тебя поехать со мной!
Он что, разозлился? С чего это он, мать его, разозлился?
- Ты поставил меня перед выбором – потерять тебя или бросить учебу и оставить всю свою прошлую жизнь, и расстроился, что я не поехал с тобой? Ты с какой планеты вообще?
- Во Франции полно университетов, - заявляет он, и да, у него реально злой голос. Ох*еть. Я просто не могу в это поверить.
- А здесь есть работа! Тебе ли не знать об этом, когда ты сам тут работал! Мы жили вместе, и у тебя, блять, не хватило обычного человеческого уважения ко мне, чтобы принять решение вместе со мной. Ты просто выдвинул ультиматум и при этом ожидал, что я побегу за тобой, куда бы ты там не поехал? А теперь злишься на меня за то, что я живу своей жизнью? Это ты выбрал не меня, а работу. Это ты оставил меня. Так какого хрена ты злишься на меня?! - кричу я. На нас глазеют посетители кафе, и наверное меня сюда больше не пустят. Полагаю, это еще одна причина ненавидеть его.
- Я думал, что достаточно много значу для тебя, чтобы ты захотел остаться со мной! Я думал, что мы вместе на долгое-долгое время! А вместо этого ты бросил меня и обвинил в том, что я принял самое охрененное предложение в своей жизни! - Он тоже кричит, и, судя по тому, как на нас смотрит обслуживающий персонал, мне точно придется искать другое место, где можно попить кофе. Зашибись.
- Господи, до тебя вряд ли когда-нибудь дойдет. Знаешь что? Оставь мобильный себе, я куплю новый. Пошел ты на хуй. Надеюсь, ты подавишься круассаном и сдохнешь.
И на этом я ухожу.

Глава 5

- Как, черт возьми, ты узнал мой номер? - требую я ответа, сняв трубку.
- Эм… - мнется он, - он у тебя набит в мобильном под именем «дом»?
О. Этого я не ожидал. И давайте не забывать, что лучшая защита – это нападение.
- Ты сказал, что больше никогда меня не побеспокоишь! Ты сказал «никогда»! Сейчас же нифига не никогда, сейчас «когда», момент времени, явление! В общем, все. Я обращусь за судебным запретом на приближение ко мне. Да что, бл*ть, с тобой такое?
Классно я сказал! Продолжаем в том же духе! Я машу в свою честь воображаемым помпоном.
- Ты должен мне двадцать две минуты, - отвечает он.
Что? Нет, серьезно, что он только что сказал?
- Что? - вслух вырывается у меня. - Ни черта я тебе не должен. А вот ты должен мне мобильный и три года моей жизни!
- Ты сказал, что я могу оставить мобильный себе.
Умник.
- Тогда какой смысл мне с тобой вообще говорить, а? - Действительно, и чего это я болтаю с ним. - Я вешаю трубку.
- Прости меня! - кричит он.
- Ну теперь-то что?
- Прости меня, - повторяет он.
- За то, что преследуешь меня? За то, что стащил мой телефон и шантажируешь им? Или за то, что ты принял это гребаное предложение работы и оставил меня?
- За последнее. Ну. Да. Нет. Не совсем. В какой-то степени, но… черт.
- Слушай, наверное за годы, проведенные во Франции, ты чуток подзабыл английский язык, так как в твоих словах ни фига нет смысла. Это либо «да», либо «нет». И того и другого вместе быть не может. Глянь в словаре, это как бы антонимы.
- Я не прошу прощения за то, что принял эту работу. Это было прекрасное предложение с большими возможностями. Я много чему научился. Я прошу прощения за то, что из-за этого потерял тебя.
- Знаешь, - говорю я, - это реально дерьмовое извинение. Из разряда таких убогих извинений, как: «Прости за то, что пришлось увидеть, как мой бывший парень кончил, когда я поймал его за сосанием члена соседа».
- Не говори «убогий», - автоматически поправляет меня он, и это настолько привычно, что я, не удержавшись, реагирую так, как среагировал бы живя с ним.
- Я не могу сказать «убогий»? А что, блять, с этим словом не так?
- Это аблеизм, - говорит он.
Боже милостивый, он издевается что ли?
- Аблеизм? Да что это гребаное слово означает? Нет, не говори мне, - добавляю я, когда он начинает отвечать. - Я реально не хочу знать. Выходит: я не могу сказать, что кто-то у меня что-то сцыганил, потому что это расизм; не могу обозвать кого-то членососом, потому что это гомофобство – какая ирония, кстати; «целка» тоже в пролете, так как это слово, цитирую: «связано с определенным состоянием женского организма»; девушек нельзя называть блядями, потому что сей термин означает, что женская сексуальность – это плохо; обзовешь истеричкой – это сексизм; слабоумным – дискриминация людей с умственными недостатками; теперь же я еще и «убогий» не могу говорить. Все верно или я что-то пропустил?
- Гендерные оскорбления, такие как «сучка» и «п*зда»? - смеется он.
Этот ублюдок цепляется к моей речи, когда блять это совсем не его ума дела, как я говорю, и еще имеет наглость ржать надо мной?
- Пошел на х*. - Вот так-то. Бойся моего отточенного, острого языка!
- Погоди, твой бывший?
Ну конечно, смени тему, когда тебя мастерски перещеголяли остроумием.
- Кажется, ты сказал, что больше не завязываешь серьезных отношений.
- Вот после этого и не завязываю, - фыркаю я. - После тебя, изменщика Эллиота и Леона, считающего, что обворовывание меня – прекрасный способ финансирования его наркозависимости, от серьезных отношений я держусь как можно подальше.
- Я думал… - он не договаривает.
- Что? Что это твоя вина? Не обольщайся, - смеюсь я, и в моем смехе не только одна злость. Что здесь происходит? Мы культурненько разговариваем? По-дружески? Ох*еть.
- Да, наверное, не стоит, - соглашается он. - Только скажи мне, что они просто так не отделались.
- Шутишь? - Ну да, я хочу быть стервозным и злобным, но это слишком классная история, чтобы ей не поделиться. - Хрена с два. Я сдал Леона с его маленьким… эм… садиком с травкой копам, сказав им, что сам Леон скорее всего вооружен и опасен. И оставил сообщение любящей посплетничать Элиотовой суч… эээ…пизд… да блять похуй, ебаной суке секретарше, что он заразил меня герпесом и что ему следовало бы провериться. А потом ему позвонила Лоис и оставила сообщение с просьбой позвонить Джоанне, с которой он встречался месяц назад, потому что она беременна и не знает что делать. А потом мы забросали яйцами его дом.
- Ты всегда был маленьким мстительным ублюдком, - смеется Мэтт.
- Не говори «ублюдок», - выговариваю ему я, - это слово унижает незаконнорожденных детей.
- Ой, да брось. Боже, ты помнишь, как разозлился, когда я как-то умудрился заснуть сразу после секса?
- Во время секса! - заорал я. Во мне новой волной поднялось давнее возмущение. - Мне тогда до оргазма было как до Китая раком. И знаешь ли, не я в этом был виноват. Ты сам оставил меня самоудовлетворяться и сам изгваздал в сперме свой костюм для Очень Важной Встречи, назначенной на следующий день. Так что, сам виноват.
- Костюм висел в трех метрах от кровати! Его невозможно было изгваздать в сперме не подойдя ближе.
Я пожимаю плечами, хотя он это и не видит.
- Что я могу сказать? Я был юным и полным сил пареньком.
- Скорее, ты был юным и зловредным маленьким засранцем.
- Ну да, а ты, конечно же, все еще помнишь, каково быть юным и выстреливать за километр? Или с возрастом память стала хуже? Слушай, тебе ведь сколько сейчас? Почти сороковник?
- Мне тридцать два, сучонок ты этакий! - кричит он.
Я победил!
- Что я слышу?! Уж не гендерное ли оскорбление? Знаешь… - нужно попробовать разбавить злобное ликование в голосе некоторой задумчивостью, - твоя боязнь состариться выдает тебя как типичного гомосексуалиста. - Меня вознаграждает негодующе фырканье.
- Ты мог хотя бы попытаться быть деликатен, - наконец приходит в себя Мэтт, - как я.
- Когда это ты был деликатен? - Вот правда, когда?
- Ты сказал, что тебе не нравится мой свитер, и я его на нашу встречу не надел.
Это не деликатность, а здравый смысл.
- Во-первых, ты носил этот гребаный свитер вчера, так что надевать его сегодня - это просто фууу, и, во-вторых, тебе вообще не стоит его носить, нигде и никогда. Он отвратный. Сожги его.
- Ничего подобного! Он не отвратный. Как он может быть отвратным?
- Цвета не сочетаются, - говорю я. Бл*ть, какого хрена я это ляпнул? Не знаю, как Мэтту удается изобразить такое задумчивое молчание по телефону, но у него это получается.
- Мне кажется, синий с серым отлично сочетаются, - тихо отвечает он.
Я вешаю трубку. Мы разговаривали двадцать восемь минут.

Глава 6

На одной из четырех книжных полок раньше стояла наша фотография.
В тот день мы гуляли с друзьями в парке. Безумно влюбленные, с кружащейся от страсти головой, мы с Мэттом не отлипали друг от друга. Одна из его подруг сфотографировала нас.
- Смотри, - позвал он меня, когда она принесла ему снимки.
Это была банальная фотка двух влюбленных. На ней мы улыбались друг другу, и он не отрывал своих синих глаз от моих серых. Мэтт провел пальцем по лицам на снимке, прямо под нашими глазами.
- Видишь? - спросил он. - Мы идеальная пара. Даже цвет наших глаз так замечательно сочетается.
Однажды, когда мы уже жили вместе, он нашел комплект белья точно под цвет наших глаз. Это было ужасно слюняво-сентиментально. Это было обалденно.
Когда он оставил меня, я сжег и фото, и белье.

Глава 7

О боже, только не это. Он вернулся в мою жизнь всего три дня назад, а уже кажется, что я от него никогда не отделаюсь. Когда моя жизнь превратилась в третьесортный ужастик? Мне что, для того чтобы избавиться от Мэтта, нужно укокошить его в полнолуние освященным ножом? Так я сделаю это! Не моргнув и глазом сделаю. Последние шесть лет у меня все было замечательно. Друзья, семья, отличный секс в любое время. Работа, квартира и ультрасовременный мобильный. Только вот последний сейчас находится в руках сталкера, который в данный момент торчит перед зданием, в котором я работаю, и с таким непринужденным видом прислонился к стене, будто подпирает ее здесь каждый божий день. Может быть, если я пойду домой другим путем, то смогу улизнуть незамеченным. Дорога займет минут на десять побольше, но, хрен с ним, это стоит того. Боже ты мой. Мне плохо. Так плохо, что не хватает воздуха.
И, конечно же, именно в этот момент Мэтт поднимает взгляд и замечает меня. Ну конечно. Конечно, он видит, как хватая ртом воздух, я безумно цепляюсь за дверь.
- Лукас!
Он бежит ко мне, и от этого мне становится еще хуже. Перед глазами пляшут пятна, сердце бешено стучит, и я почти уверен, что помираю. Не знаю, что произошло после этого, но прихожу я в себя уже сидящим в коридоре с головой между ног и дышащим в пахнущий тунцом пакет. Кинув взгляд вокруг, я понимаю, что вокруг меня столпились почти все коллеги по работе. Здорово. Охуеть как здорово. Мне придется выложить кругленькую сумму за новый мобильный, меня преследует бывшая-любовь-всей-моей-жизни, и теперь все мои сослуживцы имели удовольствие наблюдать, как я страдаю от сильнейшего приступа панической атаки. Убейте меня, а?
- Лукас?
Нет, лучше убейте его. Сейчас это решит все проблемы в моей жизни. Игнорируя Мэтта, я пытаюсь определить по запаху ингредиенты сэндвича, раньше лежавшего в пакете моей подруги. Пока я выявил тунца, майонез и соленые огурцы. Фу.
- Лукас, - снова начинает он.
И, черт бы его побрал, мои глаза наполняются слезами. Я нифига не плачу. Не перед коллегами по работе. Не перед придурком, который ценил меня так низко, что не посчитал нужным обсудить со мной предложение, менявшее всю нашу жизнь, до того как принять его. Я не плачу.
Ну да, да. Плачу.
- Пойдем куда-нибудь, где менее людно, - слышу я перед тем, как он берет меня за руку и тянет прочь от моих разявивших рот сослуживцев – навстречу солнечному свету, толпе и наконец удобному сидению в машине. Мэтт закрывает дверцу и вдруг – и в то же время целую вечность спустя – усаживается рядом. - Как ты? - спрашивает он тихо.
Не знаю, как я. Поэтому просто пожимаю плечами. Я чувствую себя выжатым как лимон, но по крайней мере больше не помираю. Наверное, мне не так уж и плохо.
- Как… - у меня такой хриплый голос, что я сам себя почти не слышу. Прокашлявшись, я начинаю снова: - Как ты нашел меня?
Ну, он хотя бы имеет совесть выглядеть немного смущенным.
- Погуглил немного.
О. Чтоб тебя, блядский интернет.
- Прекращал бы ты это, - говорю я ему, несмотря на то, что он проигнорировал все прошлые просьбы оставить меня в покое. - Это вредно для здоровья. И для твоего, и, как видишь – для моего. Ты продолжаешь мучить меня, терзая и терзая мою душу, Мэтт. Каждый наш разговор вызывает во мне привычные чувства, приятные чувства, и ты все еще такой же, как прежде, и я тоже почти ощущаю себя прежним, а потом все оборачивается дерьмом, и мне больно, потому что я постоянно вспоминаю о том, как ты меня сломал. Я хочу, чтобы ты оставил меня в покое. Пожалуйста,пожалуйста, оставь меня в покое.
- Прости меня, - говорит он дрогнувшим голосом.
У меня нет сил поднять на него глаза, но я абсолютно уверен, что теперь плачет он.
- Прости меня. Я не понимал. Ты всегда был ужасно упертым засранцем.
Если бы я не чувствовал себя таким изнуренным, то обязательно бы фыркнул.
- И я не понимал, не хотел понимать, что в этот раз все по-другому. Я ни в коем случае не хотел сделать тебе больно. Ты, должно быть, думаешь, что я самый жестокий говнюк на всем свете, раз поступаю так с тобой, но, клянусь, я не этого добивался.
Как же мне хочется наслаждаться этим. Черт, как же хочется. Сейчас наконец-то я вижу Мэтта таким, каким жаждал его увидеть – подавленным, сожалеющим и плачущим. Но вместо того, чтобы испытывать удовлетворение от сознания того, что добился своего, я расстроен тем, что расстроен он. Да что, бл*ть, со мной такое?
- Я изо всех сил пытался не показывать тебе того, что чувствую, - признаю я нехотя. - Думаю, что до этого момента я и сам в полной мере не осознавал своих чувств. Я до сих пор так зол, так зол на тебя, что было легче сосредоточиться на этом. - Я некоторое время сижу, уставившись в коврик на полу, пока Мэтт, судя по звукам, успокаивается.
- Прости меня, - повторяет он. - Я… я отвезу тебя домой. И больше не побеспокою.
Это замечательно. Это то, о чем я просил.
Просто замечательно.
Почему же тогда так плохо на душе?

До моего дома мы едем молча, если не считать того, что время от времени я тихо указываю дорогу. Судя по всему в таком удобном гугловском досье-на-Лукаса моего адреса не оказалось. Хотя я и отрываю взгляд от пола, чтобы видеть, куда мы едем, на Мэта я почти не смотрю. Я чувствую себя ужасно неловко. И думаю, насколько это разумно – позволять своему сталкеру везти меня домой? Но, если честно, я сейчас не в том состоянии, чтобы раскатывать на общественном транспорте.
Припарковываясь у моего дома, Мэтт печально вздыхает. В его вздохе слышно сожаление и какая-то безысходность. Кажется, я не утратил способности понимать его чувства по вздохам. Этот мужчина создал из них целый язык, причем с его собственной грамматикой и тому подобным. Я смотрю на Мэтта – впервые с того момента, как начал съезжать с катушек – и боже, каким же он выглядит изможденным. Наверное, я должен бы чувствовать себя немного виноватым, но знаете, он ведь блять сам во всем виноват. Ей-богу, сам. Ему некого винить, кроме самого себя – и это мое последнее слово.
Ну, может быть, чуть-чуть виноватым я себя все-таки и чувствую.
Что очень глупо. Но это так.
- Мне правда очень жаль, - говорит он. - Надеюсь, однажды ты сможешь меня простить. За все. Просто… Никогда не сомневайся в том, что я любил тебя, ладно?
Я сглатываю, горло так пересохло, что невозможно ответить. Мэтт закрывает глаза.
- Прощай, Лукас.
Я хочу выйти из машины. Правда, хочу. Напряжение в воздухе настолько велико, что кажется, готово меня раздавить, а мне и так хреново. Так что я свалю отсюда, как только моя задница наконец отлипнет от сидения. Почему я не могу сдвинуться с места?
- Выходи, Лукас, - говорит Мэтт.
- Нет, - отвечает ему кто-то. Вот дерьмо, по-моему, это был я.
- Что? - Он неверяще глядит на меня.
- Нет, - повторяю я. - Мне больно, тебе больно. И хотя мне похуй до твоих чувств, - лжец, - я лично не фанатею от боли. Ты хотел поговорить? Поднимай свою франкофильскую задницу, и мы поговорим у меня дома.
- Я не думаю… - начинает он, но я решаю, что хватит ему командовать.
- Наверх. Сейчас же. - И вылезаю из машины. Он следует за мной. Послушный щеночек.
В моей гостиной он смотрится решительно странно, неуместно и анахронично, но в то же время как-то очень подходяще. Въехав сюда, я сразу же развесил в спальне свои старые плакаты с Трасформерами. Вот они тогда произвели на меня схожий эффект. Они были частью моей прошлой жизни, частью меня самого, такого, каким я когда-то был, но в мою новую жизнь они все же не вписывались. Я решил эту проблему, засунув их в страшно дорогущие рамки и повесив у книжного шкафа. Теперь они смотрятся винтажно, а не старо и по-детски. Я ловлю себя на мысли о том, как вписать в свою жизнь Мэтта, и, спохватившись, тут же подавляю ее.
- Садись, - указываю я на диван и иду делать чай. Похрен, если Мэтту он не нужен. Я хочу чашку чая, и его приготовление дает мне время и возможность собраться с мыслями.
Возвратившись в гостиную, вижу, что Мэтт неловко примостился на краешке дивана. Я без слов протягиваю ему одну чашку горячего цейлонского чая и тоже сажусь. А я-то думал, что напряжение в машине было невыносимо. Приглашать Мэтта к себе было не самой лучшей идеей.
- О, - вдруг восклицает он и лезет к себе в карман.
После всех треволнений и эмоционального срыва, вызванных потерей мобильного, возвращение этой дурацкой штуковины приносит странное чувство разочарованной опустошенности.
- Лучше сразу разобраться с телефоном, да?
Это, в общем-то, риторический вопрос, но я все равно киваю.
- Мне кто-нибудь звонил? - спрашиваю я, уже шаря по меню.
- Только твоя мама и Лоис. И парень из игрового магазина – он сказал, что твой заказ готов. Твоя мама поздоровалась и сказала, что перезвонит на следующей неделе, что ты не должен забывать есть овощи и что я самое наигнуснейшее существо из всех когда-либо ползавших по этой земле. Лоис была с ней солидарна, хотя и не упоминала об овощах, если только я не пропустил их в ее длинном перечне вещей, которые мне следует засунуть себе в задницу. Еще тебе пришла куча сообщений, но я их не читал.
Мама знает, как сильно я ненавижу всю эту эмоциональную лабуду, поэтому вероятно решила, что самое лучшее сейчас – дать мне время остыть и разобраться в себе, а уж потом перезвонить домой. И, включив компьютер, я скорее всего обнаружу в почтовом ящике длиннющее письмо от Лоис. С нее станется еще и прикрепить к нему презентацию Power Point с подробным перечнем аргументов, почему Мэтт – говнюк. Уже предвкушаю его прочтение.
Расслабиться у меня не получается, но я вдруг осознаю, что более собран и сосредоточен, чем в наши прошлые встречи с Мэттом. Мы у меня дома, на моей территории, и на сей раз я хозяин положения. В общем, я могу позволить себе великодушный жест и проявить снисходительность.
- Ну так у тебя есть что сказать, или мы так и будем весь вечерь болтать ни о чем?
Я сказал, что могу, но это не значит, что хочу. Этот придурок оставил меня, обокрал меня, преследовал меня и унизил перед людьми, с которыми я работаю. Странно, но, кажется, моя стервозность помогает ему почувствовать себя более непринужденно. Должно быть, сила привычки.
- Ты сам потребовал, чтобы я поднялся к тебе, - напоминает он, - так почему бы тебе и не начать разговор?
- А не пойти ли тебе на хуй? Это ты все это время не оставлял меня в покое, потому что хотел поговорить. Теперь у тебя есть такая возможность. Говори.
Он продолжает молчать, уставившись в кружку с чаем.
О господи, да он все еще в пальто!
- Давай сюда пальто, - требую я. - Я угостил тебя чаем, так будь по крайней мере вежливым гостем и не сиди тут так, словно готов вскочить и сбежать в любую секунду. Твоя мать что, не учила тебя гребаным правилам хорошего поведения? Снимать пальто при входе в чужой дом, не доставать людей и не переезжать в другую страну без обсуждения этого с живущим с тобой бойфрендом?
Выглядя еще несчастнее – отлично – он снимает пальто.
- Да ты, бл*ть, издеваешься что ли! - ору я.
Мэтт краснеет.
- Мне нравится этот свитер, - защищающимся тоном говорит он.
- А мне – нет, - рявкаю я. - Снимай его.
Он так резко вскидывает голову, что удивительно, как при этом не ломает себе шею.
- Что? - сипит он.
Я нетерпеливо машу рукой на полосатую мерзость.
- Снимай эту гадость. Не позволю носить ее в моем доме. Здесь достаточно тепло, но если ты такой неженка, то могу дать тебе что-нибудь из своего.
- Только не говори… - начинает Мэтт, но я его тут же обрубаю:
- Это моя квартира и я, черт возьми, буду говорить все, что мне заблагорассудится. Снимай эту хрень.
Он наконец подчиняется. О. Я сглатываю слюну, когда он стягивает свитер через голову – футболка под кофтой чуть приподнимается, обнажая тонкую полоску кожи. О. Об этом я не подумал. И теперь мой бывший сидит на моем диване в почти обтягивающей торс футболке. И в моей квартире, видимо, не так тепло, как мне казалось, потому что – боже ж ты мой, его соски…
- Я, - хриплю я, - принесу-ка я тебе чего потеплее.
Круто развернувшись на пятках, я направляюсь в спальню. Черт. Черт. Черт. Как я мог забыть, как охренительно сложен этот мужчина? Нехорошо это. Ох как нехорошо.
- Лукас, - зовет он меня, и в его голосе уже нет печали. Только уверенность и теплота, и страсть, и – боже ж ты мой…
Я застываю на месте.
- Лукас. - Теперь он совсем близко от меня. Нет, этого не происходит на самом деле. Ладони ложатся на мои бедра, жаркое дыхание шевелит волосы у уха.
- Луки, ты в порядке? - шепчет он.
Я закрываю глаза, по телу проходит дрожь.