На перекрёстке снов

Глава 11

Страницы дневника.

Иногда в голову лезут странные мысли. Например: счастлив ли я? Хороший вопрос! Ответа я не знаю…Или всё-таки знаю? Так вот, я не чувствовал себя по-настоящему счастливым уже тысячу лет. Вернее с того самого лета.

Странно даже. Ну что нужно для счастья человеку моего возраста? Наверное, поступить в престижный вуз. Нормально в нём учиться, желательно на стипендию. Регулярно получать помощь и поддержку предков. Хотя бы одного из родителей, например, отца.

Что ещё? А! Обязательно обзавестись хорошими друзьями. А так же красивой девушкой, с которой приятно провести время. Ещё неплохо бы иметь свою собственную квартиру, куда эту самую девушку можно привести. Ничего не забыл? Так вот я, Максим Львов, являюсь счастливым обладателем всех перечисленных пунктов.

И что? Да ничего! Чего-то не хватает в длинном списке благ, из которых вдруг стала состоять моя жизнь. Возможно, недостаёт всего-навсего одного условия. Одного пазла, для того чтобы сложилась картина моей жизни. Но без него всё остальное не имеет никакого смысла.

Я хотел бы на миг вернуться назад в прошлое. В первое лето после окончания школы. На одно мгновение почувствовать себя, таким как тогда: по-настоящему счастливым и абсолютно свободным.

Возможно…Даже наверняка, мне бы удалось многое изменить. Пустить вспять нашу историю. Не совершить роковую ошибку. И сейчас дорогие мне люди не были бы врагами.

* * *

Тогда.

Как быстро! Как невероятно быстро пронеслось то лето. Ни о чём не жалею и никогда не буду лицемерить по этому поводу. Как я могу быть неблагодарной скотиной и сказать, что всё, что с нами произошло тем летом, было всего лишь игрой? Или похотью, или гормонами, или ещё какой-нибудь профанацией? Ну не могу я предать человека, который отдавал мне себя целиком. Свою душу и тело он вверял в руки мальчишки. Сергей одаривал меня таким количеством тепла и ласки, что в них свободно можно было утонуть.

Мы носились между вузами, разрываясь на части. Серёжка — молодец, помогал во всём. Из-за того, что я решил подстраховаться, приходилось мотаться в разные концы города. Так что я смог достаточно быстро собрать и подать всю нужную документацию. Повезло! Меня приняли в два вуза из двух выбранных. Теперь со спокойной душой можно было определяться.

И как только всё успевали тем суматошным летом, ума не приложу. Сергей умудрялся ещё и фирмой руководить в отсутствие Горского. Ивана, как это часто бывало в последнее время, опять унесло в командировку.

А ещё каждую свободную минуту, что редким подарком выпадала в этой дикой гонке, мы занимались сексом. Серёжка смеялся, подтрунивал над моей озабоченностью. Говорил, что от ёжика у меня осталось всего несколько иголок. В основном же я напоминал ему кролика. Да и сам он себя так называл — большой озабоченный кроль. И улыбался так искренне, как могут улыбаться только беспечные дети.

Я любил эту улыбку. Нравилось его сильное мужское тело. Часами мог целовать, ласкать, тискать. Серж подсадил меня на себя, как на тяжёлый наркотик. И он же следил, чтобы у меня вдруг не началась ломка. Отдавал себя всего без остатка по первому моему требованию. Моё дикое, почти животное желание было сродни одержимости. Но именно оно делало его счастливым. А я получал неимоверное удовольствие, даря ему эти эмоции.

Мы трахались везде, где хоть короткое время не наблюдалось людского скопления. И в загородном доме. И на съёмных квартирах в городе. В тёмной парадной моей многоэтажки тоже отметились. И даже в новой квартире, практически на стройке. В ней тогда полным ходом шёл капитальный ремонт.

А ещё…Ещё на пляже. Там за приличные деньги можно было отдыхать в отдельной кабинке. Она напоминала шатёр бедуина и вся была заткана лёгкими непрозрачными занавесками.

У меня щёки начинают гореть и даже краснеют уши от картин, что услужливо подбрасывает память. Трудно забыть, что мы вытворяли в хлипком строении на краю пляжа.

Поначалу долго дурачились в воде. Плавали наперегонки до волнореза. Быстро, слегка запыхавшись, достигали цели. Через скользкий, поросший водорослями пирс перебирались на другую сторону. А там, под прикрытием каменной плиты целовались до одури, до полной и окончательной асфиксии. Серёжка обдирал кожу на пальцах, цепляясь за камень одной рукой. Другой же крепко удерживал меня за поясницу. Если бы не его поддержка, тот горячий поцелуй мог стать для нас последним. Утонули бы, к чертям собачим, не заметив, как перебрались в мир иной.

Тем, кто беззаветно любил море, оно с благодарностью открывало свои секреты. Как внимательный любовник оно защищало от жары трогательной заботой. Прохладным покрывалом сберегало в своих ласковых объятиях от палящего солнца.

Мы сходили с ума, лишались последних крупиц здравого смысла. Я провоцировал Сержа постоянно. Тёрся о его торчащие чувствительные соски своей горячей грудью. Он вздрагивал и шипел от возбуждения. Затем с силой вжимался пахом в моё бедро и тихо стонал в губы. В ответ я рычал и целовал взасос. Терзал ртом его губы, сжимая до боли крепкие ягодицы. И прощался с последними остатками мозга. А по водной глади по направлению правоверной Турции медленно уплывали мои плавки. Да, как говорится, «есть что вспомнить, детям рассказать нечего». Ну… В свете последних событий… дети на тот момент нам вряд ли грозили.

Смешно вспоминать! Как под хохот, незнамо каким ветром прибившим к нашему пирсу девчонок, Серж плавал за моими плавками. А потом долго флиртовал с «сиренами». Так он называл любопытных девиц, пытаясь отвлечь их от моей смущенной персоны. Змей так увлёкся, что не заметил моего бегства. Уже на берегу, сидя у кромки прибоя, я увидел его. С восхищением наблюдал как, рассекая мощными гребками воду, Сергей плывёт навстречу. Красивые движения сильных рук завораживали. А когда из воды показалось всё в мелких каплях отливавшее бронзой тело, меня порвало на тысячу частей.

Незаметно шмыгнул в наше бунгало и прикрыл вход занавеской. Когда Серж возник на пороге, я был готов! В ожидании его я стянул и закинул куда подальше многострадальные плавки. Сам прилёг на топчан и, разведя по шире ноги, поглаживал восставшую плоть. Змей на миг застыл на пороге. Сквозь полуприкрытые веки я наблюдал, как он провёл рукой по волосам. Как облизнул пересохшие от солнца губы, как дёрнулся его кадык. Затем плавно, большим опасным котом на мягких лапах, он подошёл ко мне и опустился коленями на песок.

— Макс…— позвал он. — Максимка!

— М-м?

— Какой же ты красивый, мальчик мой!

Мне показалось, или в голосе Змея послышалось восхищение?

Почему-то стало стыдно! Стрёмно от взгляда, которым он беззастенчиво лапал моё тело. Я покрылся красными пятнами. Даже физически ощутил, как по животу к мошонке от его взгляда пробежала тёплая волна. Член заломило так, что стало больно. Я не выдержал и перевернулся на живот. Лежать неудобно, но хоть так смог укрыться от бесстыжих глаз Змея. Не прошло! Через секунду мою спину уже оглаживали горячие ладони. Его руки прошлись по волосам и, слегка растрепав, отодвинули пряди с затылка. Я сразу почувствовал влажность поцелуя на голой шее. И дальше цепочку таких же нежных, быстрых, бегущих вдоль позвоночника к пояснице. Там их стало гораздо больше. Скоро поцелуи превратились в лёгкие укусы. Иногда в резкие и болезненные. От такой перемены я поплыл. Сорвался, застонал. Пришлось вцепиться зубами в полотенце, чтобы пляжники не сбежались на просмотр порно в нашем исполнении. Серж что-то промурлыкал моей левой ягодице, а потом лизнул её. Ещё и ещё! Его язык царапал подгоревшую на солнце кожу. На миг почудилось, что на конце язык моего чудовища раздвоен. В смысле язык Змея. Похоже, меня хватил-таки солнечный удар. А может Сергеевы ласки действовали на мой организм магическим способом. Он просунул свою ладонь мне под живот, приподнимая бёдра. Я не выдержал, привстал на колени. Меня уже трясло. Я хотел его! До помешательства, до крика, что чудом удерживали крепко сжатые зубы. Сейчас Сергей был целым миром для меня. Вселенная сузилась до размеров горячего тела надо мной. До требовательных умелых рук и чуть потрескавшихся солёных губ.

Всё что творилось за порогом бунгало, вмиг перестало существовать. В тот момент Серёжка стал солнцем моего мира, и он был везде. И лишь во мне его ещё не было. Сейчас мне хотелось этого до безумия. Хотелось его в себе. До одури желал, чтобы Сергей заполнил меня собой. Наконец, я бы мог почувствовать себя цельным.

Но всё пошло немного не так. Он заполнил меня своими пальцами. Сначала одним, а после двумя. Пальцы были скользкими от крема. Что-что, а разномастные тюбики и флаконы всегда в избытке имелись на дне его спортивной сумки. Его руки вытворяли такое, что впору было затолкать в рот всё полотенце, дабы заткнуть рождающийся в глотке вой. Ведь Серж не бездумно водил пальцами в моём теле. Он оглаживал изнутри, складывая пальцы ножницами, разрабатывал, доводя меня до исступления.

Я просил, почти умолял его войти в меня... Да ладно, чего скрывать, хотелось, чтобы его член оказался во мне так глубоко, как только это возможно. Чтобы он мне вставил, засадил, отымел... что угодно, лишь бы... Но Змей всё так же тяжело дышал куда-то в затылок. И всё также плавно двигалась рука по моему члену.

Движение пальцев другой руки стали более настойчивыми. Целенаправленно они продвигались в нужное место. Нащупали. Погладили бугорок простаты. Меня выгнуло как от удара током. Хотел сорваться, сбежать. Не дали. Серёжка крепко удержал за поясницу, ни на минуту не прекращая ритмично двигать во мне пальцами. Каждый раз, когда они касались точки удовольствия, под веками вспыхивали яркие звёзды. Его ладонь опять скользнула на мой корень. Жёстко огладила, а затем легонько сжала яйца. И вот тогда я завопил! Счастье, что в тот момент ожил пляжный ретранслятор. Гнусавый голос громко вещал о неприятностях ожидающих нетрезвых пляжников. Так под аккомпанемент ретранслятора, тяжёлого дыхания любовника и его волшебных пальцев в моём теле, я бурно кончил и отключился.

* * *

Когда проснулся, Сергея рядом не было. По тому, как золотистая ткань штор приобрела, алый оттенок я понял, что наступил вечер. На столике возле лежака обнаружился бокал холодного пива. Класс! Жадно выпил напиток в три глотка, от нетерпения пролив прохладную жидкость на подбородок и грудь. Вышел из бунгало, с удовольствием потягиваясь на ходу.

В голове ленивыми шмелями роилось несколько вопросов. Например, почему Серёжка со мной не хочет быть сверху? Знаю прекрасно, что он универсал и от активной роли тоже получает удовольствие. Но он продолжает отказываться. Хотя я предлагал ему это неоднократно.

Всё думал, что проблемы с Иваном у них были именно из-за этого. Однажды я разозлился, наорал на него. А он промолчал. Просто повернулся и ушёл. Вечером того же дня мы встретились, я сам позвал его мириться. И тогда он попросил меня никогда больше не настаивать на его активной роли. Я дал слово, но не удержался, спросил, почему отказывается? А он просто ответил: «Я слишком люблю тебя, Ёжик…». И всё! Понимай, как хочешь. Про любовь-то как раз понятно. Непонятно другое — «слишком» — это что? Раскаяние, сожаление? Потом сообразил, что Серж больше ничего не скажет, и перестал ломать голову.

Я предоставил бризу остужать подгоревшую на солнце кожу. Лёгкий ветерок играл с волосами. Кидал самые длинные пряди в лицо, закрывая обзор. Видимо сговорился с Сержем, чтобы я не увидел этого. Как бы ни так! Я зациклен на этом мужчине и уже интуитивно чувствую, где он, и что с ним происходит. Интуиция работала без сбоев. Где-то на периферии мозга пульсировала одна и та же мысль: «Внимание!»

Внимательно огляделся. Чуть поодаль если присмотреться к камням, вернее небольшим скалам можно заметить под их сенью двух мужчин. Оба блондины, оба атлетического сложения и оба смеются. Первый, тот, у которого волосы были длинными как у женщины, придвинулся поближе ко второму парню. И как бы невзначай он дотронулся до его руки, слегка погладив. Не встретив сопротивления, его ладонь поползла вверх до крепкого плеча. И тот, кого трогала чужая рука, оказался моим любовником!

Разом в глазах потемнело. Я сорвался с места и побежал в сторону скал. В голове зашумело, понеслось: «Мой! Не трогай моё, сука! Убью!»

Хорошо, что мозги включились вовремя. Притормозил и уже шагом приблизился к скалам.

— Он не один. Он со мной! — ответил я вместо Змея на вопрос блондина. А вопрос заключался вот в чём: «почему такой красивый парень, — это он про Сержа, — отдыхает совсем один?»

Здоровый такой, на полголовы выше меня. Морда слащавая. Волосы при ближайшем рассмотрении оказались крашенными. И последнее, что меня окончательно добило, он был в стрингах!

— Макс, что ты тут де… — начал Сергей, наигранно удивляясь.

Он что решил поиграть со мной? Проверить, блядь, на прочность?

— Сергей, нам пора! — прорычал я.

Длинноволосый парень не ожидал такого поворота и сначала растерялся. Я стоял напротив, сжимая кулаки, сверлил его взглядом. Тот нашёлся быстро:

— Серьёзно что ли? Дорогой, это твой мальчик? Забавный какой, — прохихикало крашенное чмо, — думаю деточке уже пора! Не дело ей вмешиваться в приятный разговор взрослых мужчин.

Серж спокойно с довольной улыбкой взирал на перепалку. Почуяв, что ситуация накаляется, Змей ответил:

— Нам действительно пора. Приятно было поболтать, — и закинул себе на плечо полотенце, которое держал расслабленной руке. И опять призывно так ухмыльнулся крашеному мужику.

Я закипал. Меня уже трясло от этих профессиональных ужимок Змея. Знаю, блядь, где он их нахватался.

Серж обнял меня одной рукой за плечи. Второй же легкомысленно махнул парню.

— Ну что? Соскучился, Ёжик? — игриво так. — Пойдем, перекусим? Я голоден как зверь!

Голоден, значит? Ах ты…! Ну, ничего, Змей, я тебя накормлю! Так накормлю…

С трудом сдерживаясь, чтобы не скатиться в пошлое выяснение отношений на публике я пошёл с ним. Мы повернули в сторону моря.

Сзади раздался насмешливый голос:

— А может, передумаешь? Зачем тебе этот малолетка? Отправь мальчика домой, время уже не детское. Давай лучше сходим куда-нибудь вместе. Перекусим, оторвёмся! Я приглашаю.

Ребров успел схватить меня за руку, когда я попытался повернуться.

— Не стоит, — кинул он через плечо. И с достоинством проследовал дальше.

Но тупой ублюдок не угомонился. Он не хотел отставлять Сержа в покое. Не хотел потерять такой великолепный экземпляр.

— Стоит, милый! Ещё как стоит! Слово даю, тебе понравится.

Ну всё, с меня хватит!

Я с силой дёрнулся из рук Сергея.

Подлетел к мужику и заявил прямо в его рыбьи глаза:

— Тебе сказано, что он со мной? Сука! — И я с силой его толкнул. Потеряв равновесие, парень отлетел, ударившись о камень.

На лице появилась обида, в голосе истеричные нотки:

— Сергей, убери гадёныша! Убери своего бультерьера, а то я за себя не ручаюсь!

Серж бросился к нам и чуть не опоздал. Когда он подоспел, блондин уже валялся на песке, согнувшись пополам, громко стеная. Вот жалость, что Змей успел перехватить меня, когда я собирался пнуть того ногой напоследок.

Наклонившись пониже, я хрипло сказал:

— Ты, козлина, думай сначала к кому руки тянешь! И на кого пасть разеваешь, — меня била нервная дрожь. — Я тебе не мальчик! Я его мужчина, усёк?!

И, повернувшись к Сержу, тихо сказал:

— Иди к машине, я скоро.

Он хотел что-то сказать, но я не дал:

— Иди, я сказал, потом поговорим.

Серж с опаской взглянул на скулившего на песке парня, но всё же послушался. И, не сказав не слова, ушёл. А напоследок он опять улыбнулся самой плотоядной из всех своих ухмылок.

Прищурившись, я смотрел в след уходящему Сержу. Как же меня бесит, когда он ведёт себя как заправская блядь! Гад! Провокатор!

К этому времени большинство отдыхающих покинуло пляж. Надвигался шторм. На минуту стало тихо. Только крик чаек и шум ветра поднявшегося к ночи нарушал торжественную тишину.

Плавной танцующей походкой Змей направился к стоянке автомобилей. И как он умудрялся так легко идти по горячему песку? Его ступни утопали в мягкости пляжа. А мельчайшие песчинки, поднятые в воздух вечерним бризом, ласкали стройные ноги.

М-да…Рядом с ним я чёртов романтик и конченный параноик.

Смотрел и сам себе не верил — он мой! Мой, чёрт возьми! Со всеми потрохами, диким упрямством, ехидством и обалденным телом. Да, за обладание таким телом и умереть не жалко. А уж горло сопернику перегрызть и подавно! Но, чёрт возьми, как же он меня бесит!

Так, вернёмся к «нашим баранам». Я перевёл взгляд на мужика лежавшего на песке. Тот уже шевелился. С трудом сел. Болезненно морщась, отряхнул песок со спутанных волос. А затем попытался привести своё бренное тело в вертикальное положение. С первого раза не удалось. Я стоял над ним, сложив руки на груди, и улыбался своим мыслям. Пришлось нагнуться и задать интересующий меня вопрос:

— Так ты меня понял? — спросил строго.

Крашенный спохватился и закивал.

— Не слышу? — рявкнул, для пущего эффекта.

— Я всё понял…Прости!

— То-то же, — оскалился я. Развернулся и бросился догонять Змея. Чёрт, за моим любовником нужен глаз да глаз.


***

Камаро мягко шелестело шинами по пустынному шоссе, направляясь к дачным постройкам. Тут и там отблески встречных фар рассекали сгущающиеся сумерки. А в зеркале заднего вида отсвечивал ближний свет плетущейся следом машины.
В салоне витала кондиционированная прохлада и играла тихая музыка. Но это не помогало. Ещё на пляже между водителем и пассажиром возникло напряжение. Сейчас оно росло, скручивалось спиралью. Превращалось в оголённый провод под напряжением. И каждая следующая секунда молчания могла начать искрить. Она грозила превратить всё вокруг в дикий неконтролируемый пожар эмоций.

Серж периодически поглядывал на Макса. Кривил губы в ехидной ухмылке. Хотел что-то сказать, но не решался. Парень решил ему помочь:

- Ну и что? Что это было? – тихо, чтобы не выдать закипающую в нём злость.

- Ты о чём, Ёжик? – Серж на минуту повернулся к парню и вопросительно вздёрнул бровь.

- Не прикидывайся шлангом, Серенький, – возмутился любовник, - ты прекрасно знаешь, о чём я! Вернее о ком. Зачем ты клеил этого ублюдка. А?

- Кто? Я? – вопрос и праведный гнев в голосе звучат фальшиво.

- Нет, бля, я! – взорвался Львов.

- Макс, да ничего подобного не было. Просто встреча старых знакомых вот и всё… – Змей попытался сменить тактику.

Начал примирительно, но его прервал злой окрик:
- И всё? Да он в глаза тебя не видел до сегодняшнего дня. И по имени стал называть, когда от меня услышал. Так что? Может намекнёшь, к чему ещё мне себя готовить? От какого очередного мудака придётся отдирать тебя в следующий раз, м-м?

- Тебе не кажется, мальчишка, что слишком много на себя берёшь? - возмутился Ребров.

- Ах так! Мальчишка значит? – зло прищурился Макс. – Ну что же…Останови машину!

- Мы уже почти доехали. Всё, Максим, успокойся, – попытался урезонить парня Серж, - ничего же не произошло!

Сергей уже и сам понимал, что сильно переборщил с тем типом на пляже. Просто хотелось пофлиртовать немного. Вспомнить будоражащее чувство охоты. И чего греха таить было интересно спровоцировать мальчишку, чтобы слишком не расслаблялся.
Но Ребров не учёл, одного! С ним рядом находится молодое и очень горячее подобие Горского. Как и он, Максим был таким же параноиком и ярым собственником.
Сержу, конечно, импонировал тот факт, что любовник его ревнует. Обычно сдержанный и молчаливый Макс уже не раз устраивал ему по этому поводу разборки. Мужчину тревожили вспышки ярости, которые крайне редко, но случались у парня. Неконтролируемое бешенство приходило в ответ на посягательства на личную свободу или угрозу близким. Максим всегда был одиночкой. В ту пору у него катастрофически мало было друзей и близких. Да ещё наблюдались и серьёзные проблемы с доверием. За каждого кого пускал в сердце, парень был готов драться до победного конца.
Сергей понимал, что заигрался. Он не должен был испытывать терпение парня.

- Останови машину! - гаркнул Львов, прервав размышления мужчины. – Останови свою чёртову тачку, я сказал!

Парня трясло. Зрачки сильно расширились, «сожрав» цветную радужку глаз. От этого его взгляд отдавал безумием. Ребров всё понял, обернувшись на окрик. И быстро сообразил, что если не сделает, как хочет Львов с того станется его остановить силой.
Он тут же дал по тормозами, и машина с диким визгом остановилась у обочины.

Секунды оглушительной тишины. Макс отстегнул ремень и выскочил из авто. Сухой жаркий воздух ударил в ноздри, затруднив дыхание. Парень остановился. Он тяжело дышал, пристально всматриваясь в огни дачного посёлка раскинутого неподалёку.
Серж открыл окно и поморщился от духоты, мигом захватившей салон. Он продолжил сидеть, нервно тарабаня по рулю, наблюдая за парнем. За тем как тот спешно роется в карманах. Как вынимает пачку сигарет, но та оказывается пустой. Как скомканная упаковка летит в ближайшие кусты. Слышатся сдавленные ругательства.

Где-то сзади, не доехав до Камаро метров пятьсот, притормозила машина. Она съехала на обочину и выключила габариты. Сергей посмотрел в зеркало заднего вида. Его отвлёк Максим. Он резко наклонился к открытому окну. Выхватил из руки любовника зажжённую сигариллу. Поднёс к губам и сильно затянулся. Выровнялся. Затем устало привалился к закрытой двери, продолжив курить.
Сергей застыл. Он думал, лихорадочно соображал, что ещё можно ожидать от неадекватного мальчишки. Мужчина недоумевал, как мог проморгать тот момент. Как мог допустить, что в один прекрасный день они поменяются ролями? Что за очень короткий период времени из опытного охотника он вдруг превратится… В кого? Он не хотел отвечать себе на этот вопрос и всё больше нервничал.
Глядя на тлеющий огонёк в сгущающихся сумерках, он мучил себя вопросом, откуда у парня такая безграничная власть над ним. «Ну уж нет...Не-дож-дёшь-ся!» - ладонь с силой ударила по рулю.

- Выходи! - глухим бесцветным голосом позвал парень: – Выходи, надо поговорить!

Сергей нехотя медленно вылез из Камаро. И также медленно, плавной походкой двинулся в обход машины. Когда же, облокотившись локтём о дверь, он завис над парнем, Макс увидел её. Эту особую ухмылку Змея, а в ней было всё! И опыт, которого хватило бы на две жизни. И неприкрытая порочность, циничность и непостоянство. Когда парень взглянул в глаза любовнику, он обжегся. Надежды не было, как и раскаяния. Одно сплошное блядство.

И Макс сорвался. Утихшая было обида, вернулась с новой силой. Ядовитой гадюкой вползла в душу. Обернулась кольцами вокруг сердца, стискивая, не давая вздохнуть. И молниеносно распрямилась для броска. Тёмной яростью ударила в мозг, вытесняя все здравые мысли, отравляя сознание.
Максим схватил Сержа за мягкую ткань футболки и с силой тряхнул. Послышался треск. Толи ткань не выдержала толи, взведённые донельзя нервы Львова.

- Максим, что ты де…- Серж попытался возмутиться, легко отбросив его руки. Но его грубо прервали. Парень перехватил одну руку мужчины и быстро вывернул назад. Завёл Сергею за спину и одновременно резко бросил его грудью вперёд.

- Не рыпайся! – Серж не узнавал его голоса.

- Макс, прекрати! Это уже не смешно! – по-змеиному прошипел блондин. - Что за херня?! Да я тебя…
Сергей попытался выбраться из жёсткого захвата, злобно матерясь. Но тут же прекратил, когда его с силой вдавили в капот, а сверху прижало, горячее тело.

- Ну что, доволен? Ты этого добивался? – щеку мужчины обдало горячим дыханием. - Или ты думал, что можешь играть со мной вечно?

В незнакомом голосе скрипучем, словно осенняя листва под ногами, звучала угроза.

- Ты думал я овца, и буду терпеть всё это? - Максим повысил тон и заломил сильнее кисть любовника. - Да?!
Сергей шумно выдохнул, но промолчал.

- Отвечай! – рявкнул Львов, наваливаясь грудью на придавленное к капоту тело.

Змей продолжал молчать. И это безумно раздражало взведённого как оружейный курок парня. Мужчина тихо застонал от боли, уткнувшись лбом в горячий метал авто. Этот звук острым лезвием резанул по ушам. Он добрался до затуманенного яростью мозга парня.

«Что я делаю?! Господи, я же ломаю его своей жестокостью. Он же мог вырваться из моего захвата. Точно мог! Я же был с ним в спарринге. Знаю, на что Змей способен. Чёрт, чёрт, чёрт! Я такой же психопат, как Горский! И поступаю так же…»
Максим отскочил назад. Отдышался. Обхватил голову руками. Зло выругался, а затем бессильно опустил руки. Позвал:

- Сергей! – ответа не последовало. Мужчина лежал молча, не шевелясь.

- Серёжка…ты как? – прозвучало жалобно, и как-то по-детски.

Мужчина пошевелился. С трудом повернулся, усаживаясь на капот. Опустив голову, он медленно потер затёкшие руки. Макс до рези в глазах всматривался в родное лицо. Но видел лишь пряди светлых волос, закрывающих большую его часть. Тогда парень присел на корточки у ног Сергея и заглянул ему в глаза. Такой обречённости и пустоты он не видел в них никогда.

Максим протянул руку и робко кончиками пальцев погладил кисть любовника. Затем повернул ладонью вверх и прижался губами. Так и застыл всем телом, лишь язык и губы продолжали ласкать жёсткую кожу.

В тягучем воздухе растекалась тишина. Лишь изредка её нарушали неугомонные песни цикад и крики ночных птиц. Да ещё и редкие машины, проносящиеся по шоссе, тревожили покой угасающего вечера.

Максим не выдержал долго молчания. Горько вздохнул и зарылся лицом в тёплой мужской ладони. И уже не надеясь, вдруг почувствовал мягкое поглаживание на своём затылке. Он вскинул лицо и с надеждой посмотрел в глаза любовника. А в них просыпалась жизнь и нежность…?
Максим вскочил. Кинулся к Змею и крепко обнял, прижимая его голову к своей груди.

- Ну что мы делаем? Серенький, зачем всё это? Мы же ломаем друг другу жизнь, – Львов говорил быстро эмоционально захлёбываясь в словах. – Прости, прости меня! Вот сорвался из-за тебя. Прости, что я тебя…Я не хочу больше так, не хочу… как он! Просто я так не могу. Не могу! Я хочу верить тебе. Доверять! А иначе никак. Смысла нет. Понимаешь?

Сергей отстранился. Поднял лицо, поймал взгляд парня. Минуту глядел любопытством. Затем Макс услышал хрипловатый голос:

- Понимаю…Всё будет хорошо! У нас с тобой всё будет хорошо! Веришь? Макс, я больше не дам повода сомневаться во мне. Давай забудем! Не хочу ломать, что строилось с таким трудом. Я слишком долго тебя ждал, малыш!

Они снова обнялись. Затем Сергей встал, обхватил ладонями лицо парня и стал целовать. Глаза, нос. По-кошачьи лизнул щеку. В ответ Максим обнял его за пояс и, запрокинув голову, наслаждался лаской. Мягко погладил ладонями по спине. Он неотрывно следил за выражением лица Сергея. И чем больше тот увлекался, тем тяжелее становилось дыхание парня. Он уже откровенно тёрся пахом о набухший бугор в штанах мужчины. Припухшие губы Макса были приоткрыты, как бы приглашая распробовать их на вкус.

Всё вернулось. И тихое очарование августовской ночи, и песни сверчков, и аромат ночного бриза. И страсть приправленная жаждой обладания.
Мимо медленно проехал автомобиль, освещая ближним светом обнимающихся мужчин. Макс смущённо отступил, но Серж притянул его обратно. Крепко поцеловал напоследок, а затем шепнул в губы:
- Хочешь меня? – улыбнулся самой провокационной из своих улыбок.

- Да, мистер! Хочу. Сильно! Уже не могу терпеть! Яйца как железные, скоро звенеть начнут! - пожаловался парень.

Сергей расхохотался, откинув назад голову. С трудом успокоившись, спросил:
- Ну что, едем?

- Поехали. И давай быстрее! Пока я тут не разложил тебя прямо на капоте! – Максим шутил, но в его словах шуткой была лишь малая толика.

- Да ты мне так всю машину помнёшь, - улыбнулся Змей, - поехали уж, Казанова!

Через минуту Камаро с прокрутом колёс вылетела на трассу и, набирая скорость, понеслась к огням дачного посёлка.



Глава 12

Машина плавно въехала в ворота, пересекла двор и затормозила у крыльца. Большой дом, увенчанный кирпичной трубой, был окутан сонной тишиной. Казалось, даже стены трёхэтажного особняка излучают невероятный покой и умиротворение.
Просто удивительно, что здесь, за несколько километров от моря, так хорошо чувствовался его аромат. Его знакомый йодистый дух был случайно занесён сюда лёгким бризом. А после благополучно забыт. Ветерок беспечно понёсся дальше. Заблудился в большом саду, играя с листвой. Он веселился, обрывая с розовых кустов лепестки, чтобы через минуту увлечённо гонять их по двору. По велению ночного ветра раскидистые яблони приветствовали гостей, покачивая тяжёлыми ветками.

Максим остановился, привычно взглянул в тёмный бархат неба, отыскивая знакомые созвездия. Как хорошо, легко дышалось в ночной прохладе. Так радостно и так спокойно в унисон с природой билось сейчас его сердце. Знакомые руки обняли со спины, прижимая к широкой груди. Он улыбнулся уголками губ и откинул голову на крепкое плечо.

- Ну что, Ёжик, готов? – тихим шёпотом ветра пронеслось у виска. - Ещё хочешь меня? – улыбка любовника пряталась в волосах на макушке.

Лёгкий кивок в ответ. И вот уже высокая мужская фигура плавной походкой поднимается по парадной лестнице. Серж исчезает в доме, оставляя призывно-распахнутой входную дверь. В холе зажигается свет и через несколько минут слуха достигает звуки музыки.
Максим по-прежнему улыбается в предвкушении и медленно как бы нехотя направляется к двери. Сейчас он возьмёт всё то, чего так сильно желает его тело. Чего хотят оголённые нервы. Всё что Серж задолжал ему за этот безумно длинный день.
На пороге он оглянулся, почувствовав на себе тяжёлый взгляд. Осмотрелся по сторонам, загоняя внутрь расшалившееся воображение. Нащупал источник тревоги. Запрокинул голову вверх и погрозил кулаком любопытным звёздам. Затем взбежал на крыльцо и захлопнул за собой дверь.

Внутри дом был по-прежнему погружён в темноту, и только коридор был освещён хрустальными светильниками. Парень шёл в зал, почти на ощупь находя дорогу. Над ухом раздалось тяжёлое дыхание и снова знакомые руки захватили в плен. Они оглаживали плечи, торс, опускаясь всё ниже. Одна рука обхватила затылок и слегка надавила, опуская голову вперёд. Горячие губы завладели ртом. Заставили приоткрыться, чтобы острый язык мог свободно хозяйничать в его влажной глубине.
Вторая рука не прекращала свой путь вниз и остановилась, лишь достигнув паха Максима. Погладила твёрдую выпуклость и тихонько сжала. Парень громко выдохнул в губы любовника и обхватил его ягодицы.
Дыхание стало сбиваться. Звучало отрывисто, перемежаясь с рождающимся стоном.

- Почему так темно, Серёжка? Так надо? – поинтересовался Макс, тяжело дыша. - Опять решил поиграть?

- А ты против? – прозвучало томно с намёком. – Сегодня мы будем играть только по твоим правилам. Доволен?

Парень нервно облизал губы и хрипло спросил:
- Ты сделаешь, как я хочу? – и, дождавшись кивка, продолжил: - Тогда сегодня я надену на тебя те браслеты. Не возражаешь?

Максим крепче сжал ягодицы Змея в ладонях, прижимая к себе его бёдра. Сергей потёрся пахом о вздыбленную ширинку Макса. И с улыбкой в голосе сказал:
- Только не потеряй от них ключи! – выдохнул хрипло в губы, попутно провоцируя кончиком языка. – Жаль будет их потом ломать. Они ведь настоящие, полицейские, ты знал?

В ответ Максим только рыкнул по-львиному и принялся раздеваться.
И вот уже футболки летят на пол. Туда же отправляются шорты.

- Так что ты ещё придумал, м-м?

Интонации в голосе Змея дико заводят Макса, тембр голоса сводит его с ума. Видя это, Сергей продолжает задавать Провокационные вопросы:
- Что за игра?

- О-о! Серенький, тебе понравятся мои правила, поверь! – Макс стащил с Сержа шорты. - Но сначала ты сядешь в то дальнее кресло и подрочишь себе. А я посмотрю. Как тебе начало игры?

- Не наигрались ещё, любовнички? – низкий голос из темноты, как гром среди ясного неба. Расслабленные тела парней мигом закаменели. И тут же включился большой напольный светильник, озарив комнату матовым светом.

На минуту ослепнув, Сергей опустил руки, выпуская Максима из объятий. Парень начал быстро озираться в поисках говорившего. Когда глаза, наконец, привыкли, он увидел ЕГО. В том самом кресле, куда Макс хотел усадить Сержа, закинув ногу на ногу, сидел Горский. На нём была белоснежная рубашка, расстёгнутая на груди, и светлые брюки. Не приходилось сомневаться, что в такой обманчиво расслабленной позе Горский не менее опасен, чем в обычной своей собранности.

- Ты уже приехал? - выдавил из себя Серж и, сглотнув, продолжил:
- Когда? – пытаясь хоть как-то разбавить звенящую тишину.

- Да уж… вернулся муж из командировки и как всегда не вовремя, – без улыбки произнёс Иван. - А дома, как в сказке: чем дальше, тем страшнее!

Было странно слышать знакомый голос звучавший удивительно ровно, неэмоционально. По подбородку, упрямо опущенному к груди, по тяжёлому взгляду из-под сдвинутых бровей чувствовалось, что назревает буря.
Максим шумно выдохнул. С трудом взяв себя в руки, он открыто взглянул на Командора. Его встретил тяжёлый взгляд на влажном от пота лице. Наконец, Львов понял, почему тогда во дворе у него возникло иррациональное чувство тревоги. Да… А ещё раньше, там на обочине шоссе.

Иван продолжал с любопытством разглядывать смущённых любовников. Те, в одном белье стояли у барной стойки, переминаясь с ноги на ногу. От жары, но больше от волнения пот катился градом по обнаженным спинам. В зале было душно от нагретых за день стен. А открыть окна и проветрить помещение они не успели.
Молчание затягивалось.
Иван сжалился над пунцовым Максимом.

- Максимка! Может, натянешь портки, а то твой стояк даже меня смущает, - хмыкнул Седой.

Максим бросился к вороху одежды. Стал судорожно одеваться. Когда же одевшись, он хотел передать шорты Сергею, Горский покачал головой.

- Оставь! Ему и так неплохо. Правда, алмаз моего сердца? – голос по-прежнему не выражал и тени эмоций.
Сергей стоял, опустив голову. Он занавесил лицо длинными светлыми прядями, отгородившись от всех. Услышав обращение Горского, медленно поднял голову и с вызовом посмотрел тому в лицо, сложив руки на груди.

- Ну что, очухался? Вот и хорошо! – хмыкнул мужчина. - А теперь принеси нам попить. Чего-нибудь освежающего со льдом!

Ответом стали ехидные интонации и холодный взгляд из-под вздёрнутой брови:
- А что, Ваня, запарился-то в засаде сидеть? Климат-контроль не включал, чтобы себя не выдать? Умно! Конспиратор хренов…

- О! – Иван развеселился. - Узнаю знакомое шипение. Старина Змей вернулся-таки? И что? Сейчас начнёшь плеваться ядом?

Серж не удостоил его ответом. Повернулся к двери. Не обратив внимания на Максима, который вопросительно смотрел на него, спокойно вышел из зала.
Парень смотрел ему вслед, теряясь в мыслях и сомнениях. Потом тряхнул головой, попытался успокоиться.

- Ваня, я…- он сбился, когда попытался найти хотя бы одну эмоцию в глазах друга. А там…Холодный взгляд, отливающий ртутью, притягивал к себе так, что и не выбраться! Все чувства в нём выжег пожар из тоски и переживаний. Осталась лишь каменная пустошь безразличия.
Иван прикрыл веки, освобождая парня из плена тяжёлого взгляда.

Он тихо сказал:
- Я действительно приехал раньше положенного срока. Свернул свою командировку. Оставив все дела на помощника. Как чувствовал, что надо возвращаться, пока ещё не поздно.

- А если уже поздно? – также тихо сказал парень. - Если ты потерял повод для возвращения?

- Сергей! – вдруг громко позвал Горский. Через минуту тот появился на пороге уже в лёгких тёмных брюках и чёрной майке без рукавов. Серж вопросительно вздёрнул бровь. Иван поманил его пальцем. Змей, поколебавшись, медленно, невероятно медленно скользящей походкой направился к Седому. Не выдержав, тот вскочил и быстрым шагом пересёк зал, остановившись вплотную к блондину. Максим напряжённо замер наблюдая за ними. Он был готов в любой момент вмешаться в надвигающиеся разборки. Но Иван всего лишь обнял Сержа за плечи и повёл в сторону. Макс изо всех сил боялся пропустить хоть слово. Он весь превратился в слух.

- Скажи мне, Серёжа! Как на духу скажи, что ты сделал?…Максим, он…Ты ничего такого себе не позволил? Отвечай! – в голосе Командора наряду с тревогой звучала угроза.

- А чего ты так переполошился, м-м? Тебе что до этого? – возмутился Змей.

- Яхонтовый мой, а давай ты меня бесить не будешь! Оставь свои штуки и просто скажи - было или нет? – вышел из себя Седой.

- Ваня, ты редкий извращенец. Ты знаешь? Что, хочешь, чтобы за тебя кто-то всю грязную работу сделал? Чтобы это мою совесть потом вина мучила. А ты на всё готовое придёшь? Да? – Максиму показалось, что сейчас Змей точно плюнет ядом, настолько язвительно звучали его слова.

- Нет, милый мой!– Серж повысил голос: - Ни в этот раз!

- Минуточку! – Максим прервал говорившего, не давая свирепеющему Командору в очередной раз наломать дров. – По-моему это охренительно невежливо говорить обо мне в третьем лице. Я, между прочим, тоже здесь присутствую. И со слов «грязная работа» хотелось бы узнать поподробнее, – Макс зло уставился на мужчин.

Иван не обратил внимания на гневную тираду. Он продолжал сверлить Сержа вопросительным взглядом. Затем опять задал тот же вопрос:
- Так как? Да или нет?

- Нет! Как ты меня достал…Конечно же нет! – взбесился Серж. – Я не мог…Ты же меня знаешь!

- Вот, потому что знаю, я тебя и спрашиваю, - примирительно начал Седой и ехидной ухмылкой добавил: - А то трахались, как кролики, мало ли что... Ладно, ступай! Потом поговорим. Да, Сергей, там со складами какая-то хрень вышла. Надо будет съездить, проверить документацию. Служба безопасности меня второй день дёргает по этому поводу. Ну понятно, что тебе не до того было…

После абсурдного с точки зрения Макса монолога, Иван как ни в чём небывало обратился к нему:
- А ты, – Седой строго посмотрел на парня, - сейчас же едешь домой. Пора отдыхать. Да, и с завтрашнего дня начинай готовиться к институту. У тебя через два дня практика, а ты об это даже не подозреваешь. Совсем себя секс марафонами до нервного истощения довёл. Серж, вызови такси, - с нажимом в голосе, - пожалуйста! Максиму уже пора.

«Да что же это такое!? - мысленно возмутился парень. - Почему все за меня решают, что мне делать. Заколебали, блин.»

Вслух он выпалил:
- А меня ты спросить не хочешь? Может, я сам решу как мне поступать. Нервное истощение говоришь…Я не в голову трахался. Это ты мне сейчас мозг имеешь, Ваня! Может, поинтересуешься, чего хочу я?

- И чего, позволь полюбопытствовать? – Иван говорил очень спокойно, раздражая Макса всё больше.

- А может, ты объяснишь сначала, что тут происходит? И чего ты добиваешься? – поменял тактику парень. - Для чего весь этот цирк? Ты ведь знал, что мы с Серёжей вместе…

- Что вы трахаетесь?

- Что мы встречаемся! – зло поправил Макс. – Знал?

- Знал, - нехотя ответил Седой. - С первого дня. С ваших посиделок в ресторане.
Серж повернулся к Горскому от окна, в которое бесцельно смотрел уже несколько минут.

- Ты нас видел? – поражённо начал Сергей, потом хмыкнул и опять отвернулся.

Он продолжил говорить, глядя в окно:
- И чему я удивляюсь? Чего-то подобного стоило от тебя ожидать. Эх, разведка…Ну что, Горский, прими мои поздравления - ты оказался не просто садистом…

В этот момент закашлялся Максим. Серж кинул на него взгляд. Улыбнулся одними губами. Затем опять обратился к Ивану:
- Ты ещё и мазохист оказывается.

Командор промолчал, опять вернув себе тяжёлый непроницаемый взгляд. Серж печально улыбнулся. Провёл ладонью по волосам. Тихо, вкрадчиво продолжил:
- Представляю, какую невероятную боль чувствует человек, когда любимый занимается сексом с другим. Вроде бы и тайно и в то же время прямо на глазах.

- Мне…действительно было сложно…видеть тебя таким счастливым. Счастливым, но не со мной, - почти проскрежетал Горский.

- Ваня, а я ведь имел в виду не себя, – тихо ответил Ребров.

- А я тебя.

Они замолчали.

- В общем, я долго думал и понял, что хочу вернуть Сергея. Надеюсь ещё не поздно? – Горский выжидающе взглянул на партнёра. - Я хочу вернуть свою семью!

Сергей промолчал. Вместо него заговорил Максим:

- И ты думаешь, что, просто щёлкнув пальцами, сможешь тут же всё вернуть?

- По крайней мере, я пытаюсь…Я хочу вернуть свою семью, – тихо повторил Иван. – Максимка, ну зачем тебе все эти проблемы? Потрахались, развлеклись, оттянулись на всю катушку. Хватит!
Ты не гей! Просто бисексуальный парень. И у тебя ещё всё впереди: женитьба, семья, дети. Жизнь! – Иван пытался говорить очень убедительно. - Пойми, ты лишаешь себя всего этого. Тебя затягивает в эту «голубую муть». В один прекрасный момент ты не сможешь выбраться.

Он вдруг искренне улыбнулся и тихо добавил:
- А я ещё хочу внуков успеть понянчить.

Почему-то именно последние слова взбесили парня больше всего:
- Да мне похуй! – рявкнул Львов. – Жёны, дети…Поздно, я уже вычеркнул это из жизни когда-то ради тебя. А тебе насрать было на мои чувства. Да и на чувства Сержа тоже. Ты кинул его, выбросил его из своей жизни. Из сердца. Я так не могу, не могу и никогда не поступлю так, как ты! - Максим не мог остановиться.

Сергей, скрестив руки на груди, стоял, привалившись к стене. Максим осекся, когда увидел его тоскливый, словно прощальный взгляд.

Максим разозлился:
- И чего ты добился? Ты любишь его?

- Максим…

- Просто ответь. Будь мужиком, он заслужил это услышать от тебя.

- Да.

- Не слышу, - четко проговорил Макс.

- Люблю! - сказал Горский, глядя Сержу в глаза.

И устало добавил:
- Пусть он сам решает. Серенький, решай, с кем ты будешь?

Сергей продолжал молчать, но вдруг повернулся и пошёл навстречу Максу.
Парень радостно улыбнулся, затем взглянул на Горского и осёкся. Он понял…Что это конец! Сейчас Иван лишится всех, кого любит одним махом. И никого в его жизни не останется и больше не будет никогда.

Максим в панике переводил взгляд с напряжённого лица Ивана на приближающегося Сержа. Нервы были на пределе. Они звенели тонко, как перетянутые на колках гитары струны.
И вдруг всё кончилось. Парень выдохнул, явно приняв решение. Резко развернулся и быстро пошёл в сторону выхода. Подхватив в руки рюкзак, лежащий в коридоре, он выскочил за дверь.

***

Он нёсся по пыльному тракту прочь от огней, от уюта домашнего тепла. Прочь от людей, дороже коих не было и никогда не будет в одинокой жизни парня. Бежал, не разбирая дороги. Из-за предательской влаги, заливавшей лицо, он ничего не видел под ногами. На повороте с трудом затормозил. Привалился к фонарному столбу, обхватив его руками. Внутри едким гейзером клокотали рыдания. Сердце сжалось в железный кулак, отказываясь гнать кровь по жилам. Тяжело, через раз билось где-то в глотке вместе со слезами. Не давало вздохнуть и толику кислорода.
Макс сполз по столбу вниз, усевшись на землю. Обхватил руками колени и на минуту застыл. Затем поднял голову вверх к бездушному низкому небу и завыл. Раненым волком он отдавал свою боль слепым звёздам.

Мимо промчался быстрой тенью большой автомобиль. Неожиданно затормозил и резко сдал назад. Со стороны пассажирского места распахнулась дверь. Перегнувшись через сидение, водитель позвал Максима. Наклонившись к коленям, парень спрятал в них лицо и ни как не реагировал. Водитель позвал снова и, не дождавшись ответа, вышел из машины.
Тёплые руки обхватили Максима за плечи и подняли с земли. Обняли, прижали к груди. Попытались успокоить мягко баюкая. Максим, наконец, поднял голову и взглянул в лицо мужчине. Иван внимательно смотрел в ответ.

- Ты прости, Максимка. Я сильно виноват перед тобой и Серёжкой тоже. Струсил, сбежал. Пустил всё на самотёк.

- Ты ещё просишь прощения? Но, Ваня, это мы тебя предали. Мы не должны были.
Иван помолчал, собрался с мыслями, продолжил:

- Я хотел бы, чтобы было всё как раньше: ты, я и Змей. Чтобы мы жили вместе.
Максим с надеждой пожирал глазами Горского.

- Я не могу от него отказаться, он дорог мне, очень! Люблю его... Думал смогу, чуть не умер от тоски, - сыпал откровениями Седой.

- А я? – с детской обидой протянул Макс.

- Ты? – Иван тепло улыбнулся, глядя на парня. - Ты мой свет! Мой воздух! Моя радость. Максимка, в тебе моя жизнь. Вот поэтому я и хочу, чтобы она была полной. Но… тебе с нами никак нельзя. Это у нас уже всё было, а у тебя ещё всё впереди. Пройди свой путь хотя бы до середины. И тогда поймёшь чего тебе от жизни надо.

- Я не могу без него. Серёжка тоже не сможет!

- Сможет, уж поверь. Змей сильный. Сильнее нас, – сказав это, Седой повернулся и тоскливо посмотрел в сторону дома.

- И если хотя бы на миг я почувствовал, что для тебя лучше остаться с ним, ушёл бы. Слово даю! Твоё счастье для меня всё!

- Но я чувствую себя несчастным! Мне плохо, Ваня! Мне очень, очень плохо…

Максим дал себе мысленный подзатыльник. А так же заставил заткнуться собственный эгоизм.

Но следующее, что выдал Горский, рассмешило Львова.
- И это всё пройдёт!

- Ты не тянешь на Соломона, Командор! И души ты читать так и не научился, – сказал Макс и, разозлившись, добавил:

- Ты снова собрался осчастливить всех против воли? Опять всё решил сам…- и тогда Максим сказал слова, ставшие впоследствии пророческими: - И ты сам, первый будешь потом каяться и жалеть. А вместе с тобой все мы. Только никаких «мы» уже не будет. Я смирился, что ты не позовёшь меня, Серж тоже уже смирился, – парень горько усмехнулся. - О-о, у нас тут клуб разбитых сердец образовался. Но я не хочу рвать с Серёжкой! Мне охрененно хорошо с ним. И я с ним счастлив.

- Но он мой…Мой партнёр вот уже пятый год. Мы через многое прошли, чтобы жить вместе. Мы были семьей. Плохой? Хорошей? Но семьёй! – Иван говорил очень уверенно и твёрдо. - Макс…я много думал и понял, что должен попытаться всё исправить.
- А я тебе в этом мешаю?! – прозвучало из уст парня скорее утвердительно, чем в форме вопроса. – Я мешаю вам быть снова вместе?
- Это мы мешаем тебе жить нормальной жизнью. Максим, я простить не могу, что из-за нас ты стал другим.

- Ты хотел сказать геем?

- Да…И это не твой путь!

Седой помолчал. Как перед прыжком со скалы в воду. Он напрягся, решаясь на откровенность.
И видимо решился, потому как продолжил говорить:

- Я сделал большую глупость! Оставался в стороне пока вы сближались. Следил. Сходил с ума…И ничего поделать не мог. А сегодня вечером там, на трассе я видел тебя…Вас! Блядь, чего мне стоило не вмешаться! Ты бы видел себя со стороны! А Серёжку! Ещё немного и воздух вокруг вас начал бы взрываться. – Было видно, как Иван завёлся. Он сделал пару глубоких вздохов. Успокоился немного и вдруг выдал:

- Правильно Серж сказал про мои садистские наклонности… - Горский вздохнул опять, а Макс в шоке распахнул глаза. - Это он верно подметил. Знаешь, Макс, а ведь ему это нравится. Он нарочно так делает. Постоянно провоцирует. И если я могу с этим совладать, то ты с ним не справишься.

- Это почему же? - в голосе парня звучало удивление, но и вызов тоже: - Уж поверь, я смогу его обуздать.

- Быстрее он тебя сломает. Поверь, он всегда поступает, как пожелает. И если хочет что-то получить, или, не дай Господь, кого-то… Серж это возьмёт, уж не сомневайся. Тебе из всего этого надо выбираться. Идти своей дорогой.

- Ты повторяешься, Иван! – и последние слова Макса звучат особенно устало и обречённо: - Отвези-ка меня домой, пока я окончательно тут с вами не спятил.

Максим выбрался из рук Седого и понуро побрёл к машине. 



Глава 13

Весна в этом году выдалась ранней и продолжала набирать обороты. Юная проказница поднимала в голове вихри из запретных желаний. Врывалась в ноздри свежим цветочным ароматом и забиралась под кожу, будоража нервы. В эту пору хотелось слиться с ожившей природой, дышать полной грудью. Но сегодня Максу не удастся насладиться теплотой весеннего вечера!

Сегодня празднуют день рождения любимого клуба. И его администрация решила сделать это с большой помпой. Было решено устроить тематическую вечеринку с явным вампирским подтекстом.

В «Бездне» всё было как обычно. Разве что совсем недавно обновили интерьер. И, несмотря на то, что вокруг яркими красками буянила весна, внутри заведения было мрачно. Помещение приобрело ещё более зловещий вид. И раньше это место выглядело жутковато. А теперь необычность интерьера ещё больше привлекала молодёжь. И по выходным в клубе было не протолкнуться.

Максим остановился на пороге и вздрогнул от обилия красно-бордовых цветов в драпировке зала. Тут и там из невидимых в полумраке ниш на людей поглядывали страшноватые физиономии. Подсвеченные изнутри они скалились огромными клыками.

Официанты были одеты в костюмы соответствующие празднику. Они умудрялись незаметно подбираться к посетителям, а затем пугали внезапным появлением у столиков. Пару раз Маша вскрикивала от неожиданности, а парни покатывались со смеху. Сегодня их было всего трое. Великолепная четвёрка, как они сами себя называли, распалась. Не было Эрика. А ведь парень обожал тематические вечеринки. Он заказывал столик заранее и заставлял друзей переодеваться в соответствующие костюмы.

Но в этот раз Мышкин не пришёл. Со дня вечеринки по поводу новоселья у Макса парня никто не видел. Уже неделю он не ходил в институт, не включал телефон и вообще находился неизвестно где. Максим знал, где Эрик. Более того, знал с кем. И он пытался объяснить друзьям, что с их однокурсником всё путём, но его не слушали. Смехов своей нервозностью завёл Мари, и они на пару пытались найти следы пропавшего Мышкина.

Раньше бы одного слова Максима хватило, чтобы Маша поверила и успокоилась. Но сейчас всё изменилось.

Правда отношения Маши и Львова медленно, но уверенно возвращались в своё русло. Девушка сама пришла к Максиму через несколько дней. Она выглядела уставшей, осунувшейся. Покрасневшие от бессонных ночей глаза смущали Львова, заставляли чувствовать вину.

«Хотя…Какого дьявола я вдруг должен чувствовать угрызения совести? — одёргивал он себя.

— Никому ничего не обещал, никого не обманывал! Я просто любил. И если Мари не может принять меня таким, какой я есть, не может мириться со всеми моими заморочками — значит нам не по пути!»

Всё это и многое другое он сказал ей во время двухчасовой беседы. Макс говорил жёстко, называя вещи своими именами. Маша краснела и прятала лицо в ладонях, когда Макс говорил об их отношениях с Сержем. Она с трудом выслушала объяснения парня и после долго молчала. А затем выдвинула одно единственное условие — разорвать отношения с Сергеем полностью! Парень категорически отказался. Максим ответил, что с Сержем они были любовниками, но это уже в прошлом. А в настоящем остаётся только дружба. Да и в будущем тоже. Пришлось Мари вернуться к Максу безо всяких условий. Она до чёртиков боялось потерять своего Лёвушку. Ведь он стал самой большой её любовью. Любовью с первого взгляда.


* * *



Прозвучали последние аккорды медленной композиции и танцующие пары потянулись к своим столикам. Сашка галантно проводил Марию к дивану, где расположилась их компания.

Вдруг откуда-то сбоку раздался мужской голос:

— Так вот где бьётся сексуальный пульс Экономического Университета! Привет, молодёжь! — Серж появился у столика неожиданно, как джинн из бутылки. Минуту назад его не было и вот уже высокая фигура возвышается над друзьями. За его спиной худым недоразумением маячил потерянный Мышкин. — А где наш самурай?

Маша поздоровалась очень сдержано. Смехов лишь кивнул головой в знак приветствия. Две пары глаз уставились на Эрика. Он смущённо отвернулся, пряча глаза.

— Мышкин, у тебя совесть есть? Мог бы хотя бы позвонить?! — выдал Смехов, поднимаясь из-за стола.

— Я?… Э, я не мог…Саш, у меня не получалось! Телефон разрядился и я…

— Я, я, я! Только всё «я»! Эгоист несчастный. Мы тебя неделю искали, перенервничали все! — Сашка уже кричал. Гневная тирада, произнесённая смеховским басом, стала заглушать музыку на танцполе. — Не знали, что и думать. Из какой очередной передряги тебя вытаскивать?!

Сашка выглядел очень внушительно и грозно. Он встал лицом к лицу с Сергеем, выпячивая накаченную грудь. А затем поверх плеча мужчины поймал взгляд Мыша и стал яростно сверлить его глазами. Этот тяжёлый взгляд не сулил ничего хорошего вконец притихшему Мышкину.

— Слушай, а давайте не будем горячиться! — Серж сложил руки на груди и чуть опустил голову. Он спокойно, обманчиво спокойно смотрел сейчас на Сашку.

— Ничего экстраординарного с вашим другом не произошло. Эрик был со мной! А рядом со мной ничего плохого ему не грозит. Можете мне поверить! — Серж ухмыльнулся своей фирменной улыбкой.

— Да тебе верить — себя не уважать! Да ты!.. Это всё ты виноват! Явился из ниоткуда и всё поломал! Всех перессорил, — взорвался Сашка и ринулся к Реброву.

Максим, идущий к столику, наблюдал увлекательное зрелище. На диване, сжав кулачки, сидит испуганная Мари. Разгневанный Смехов срывается с места в сторону стоящего неподалёку Сержа. Он прёт на блондина, как раненный слон.

Дальнейшие события показались Львову замедленными кадрами кинофильма. Вот из-за спины Змея, пытаясь удержать друга Сашку, выскакивает взъерошенный Мышкин. От его рывка красная чёлка разметалась и прикрыла пол лица. С худеньких плеч соскальзывает кофта в цвет окрашенных волос. Он медленно огибает Реброва, тянется к высоченному Сашке, выставляя вперёд тонкие руки. Но это слишком хлипкая преграда для разъярённого Смехова. А Серж…

А Змей как всегда в своём репертуаре. Он твёрдо стоит на ногах в своей любимой позе. Ступни на ширине плеч, руки сложены на груди, а подбородок упрямо опущен. Выражения глаз окатывает холодным пренебрежением, а на губах играет презрительная улыбка.

В противовес происходящему Львов двигается в сторону друзей неимоверно быстро.

— Картина маслом! — спокойно изрёк Максим, останавливаясь перед Сашкой. — И на минуту вас нельзя оставить.

С трудом затормозив, Сашка впечатался в грудь друга.

— Остынь, Смех! Я сам разберусь, — сказав это, Львов повернулся к Змею. — Здравствуй, Серёжа! Не ожидал тебя здесь увидеть.

Мужчина кивнул и крепко пожал руку бывшего любовника. Макс махнул головой в сторону подсобных помещений и спокойно продолжил:

— Давай-ка выйдем, поговорить надо!

— Лёвушка!...— раздался встревоженный голос Мари.

— Всё хорошо! Маш, ты не волнуйся, я на минутку. — Максим наклонился и поцеловал девушку в щёку. Затем выпрямился и, не оборачиваясь, прошёл в сторону ближайшей двери.

Серж не спеша усадил негодующего Эрика рядом с Машей. Потрепал по волосам и медленно повернулся. Он одарил Сашку самой язвительной из своих ухмылок и прошёл вслед за Максимом.

Эрик проводил его жадным взглядом. Затем, видимо что-то вспомнив, он повернулся к Смехову:

— Ты что, Шурик, совсем страх потерял? Какое тебе дело до меня? Где я и с кем? — громко завопил Мышкин, распаляясь. Вдруг замолчал, глядя на обидчика, и, решив что-то про себя, кинулся-таки на Сашку с кулаками.

Даже вскочил Смехову на колени, дабы не пришлось далеко тянуться. Сашка вяло отворачивался от тычков и улыбался, как полоумный.

— Не лезь ко мне, понятно тебе? В мою жизнь не суйся, я тебе ни-кто, — по слогам прокричал Мышкин. — Был шанс?! Был! Ты его упустил, дубина!

Вдруг Мышкин ойкнул и заткнулся. Оказалось, что Марию порядком утомили вопли их пёстрого Эмо. Она, наконец, вышла из прострации после ухода Львова и со всей дури вмазала однокурснику подзатыльник.

— За что? — захныкал обиженный Эрик. — Он первый начал! Наехал на Сергея.

— Да твоего Сергея…Его надо кастрировать за всё, что он сделал! С тобой…С Лёвушкой…со всеми нами, — сквозь зубы процедила девушка. — Козёл озабоченный!

У Эрика брови полезли на лоб. От такой гневной тирады Смехов тоже выглядел не менее удивлённым.

— Зачем кастрировать? — перепугано спросил Эрик. — Не надо…— почти шёпотом, — он хороший. И не он Макса… В общем Львов сам…

— Мышкин! — огрызнулась девушка. — Избавь меня от подробностей, мне это не интересно!

Тут до Эрика дошёл абсурд сказанных им реплик. Он начал злиться. Когда же увидел ехидную ухмылку однокурсницы, его прорвало:

— Машка, ты что? Что ты несёшь? При чём тут Серёжа?

— Я знаю при чём!

Мышкин резко повернулся к Саше, у которого он по-прежнему сидел на коленях и вопросительно протянул:

— Она что…знает?

Сашка смущенно молчал, опустив голову.

— Ты?! — гневно и до крайности зло прозвучал вопрос Эрика. Но Сашка лишь кивнул.

— И про на-а-ас?! — растягивая гласные, прошептал Мышкин. Сашка быстро взглянул на Мари. Та на его счастье была занята заказом напитков у официанта.

Смехов отрицательно покачал головой. Эрик улыбнулся, как мышонок, объевшийся сыром. Щёлкнул Сашку по носу. Вскочил, увернулся от шлепка по заднице. И непристойно виляя бёдрами, направился на танцпол. Вдруг быстро вернулся. Схватил Марию за руку и потащил танцевать.


* * *



Лишь взявшись за дверную ручку, Максим обернулся. Посмотрел и на минуту застыл, глядя на Сергея.

Он шёл. Нет! Он плыл через танцпол, как белоснежный фрегат. На него накатывали волны танцующих, чтобы тут же схлынуть даже не коснувшись. Казалось, что все софиты клуба, все взгляды направлены только в его сторону. На его высокую стройную фигуру. Сергей спокойно продвигался вперёд, не замечая рифы из тел танцующих. Он обходил препятствия, уклоняясь одним легким движением бёдер.

Сегодня Серж себе изменил — он был в одежде светлых тонов. Светло-голубые джинсы как всегда плотно обтягивали стройные ноги и крепкую аппетитную задницу. Он ступал мягко, как будто танцевал, с грацией большого дикого кота на охоте. Движения тела выглядят обманчиво расслабленными. Не иначе пантера перед броском, а под мягкостью шкуры перетекали готовые к броску эластичные мышцы. Их рельеф хорошо выделялся под тончайшей тканью белоснежной рубашки. Закатанные до локтей рукава являли любопытным взглядам крепкие руки, покрытые золотистыми волосками. А дальше, Максим не удержался и взглянул на свой фетиш. Это были они — изящные кисти с длинными пальцами музыканта, которые мерно двигались в такт ходьбе.

Сергей выглядел невероятно сексуально и органично в любой одежде. Он всегда просчитывал каждый свой шаг, всё нюансы продумывал до мелочей. Особенно то, что касалось внешности. Эта привычка осталась со времён юности. Тогда внешность Сержа служила дорогим товаром и его визитной карточкой.

И сейчас растрёпанные в лёгком беспорядке отросшие волосы, расстёгнутая до середины мускулистой груди рубашка. И даже шлейка подтяжек, одиноко обтягивающая крепкое плечо и её товарка беспечно свисавшая с бедра. Вся эта нарочитая небрежность во внешнем облике придавала Сержу невероятную сексапильность и привлекательность.

Элегантным жестом он поприветствовал знакомого парня. Наклонившись к стройному брюнету, он что-то шепнул на ухо и потрепал того по щеке. Парень рассмеялся и послал уходившему в сторону дверей Змею воздушный поцелуй.

Львов тихо выругался и зашёл в туалетную комнату. Когда туда зашёл улыбающийся Серж, Макс уже курил. Одним движением он выхватил сигарету из рук Львова и с наслаждением затянулся.

— Ничего не меняется под старым светилом? — Макс прищурился и вытащил из пачки другую сигарету.

— А с чего вдруг должно меняться? — удивился мужчина. — Я всё тот же!

— Да, я заметил уже. Всё тот же старина Змей! — Макс криво улыбнулся. — Провокатор и бунтарь.

— Бунтарём всегда был ты, Ёжик! — Сергей оперся спиной о кафель стены и крепко затянулся, выпуская дым носом.

— Да нет. Уже нет. Я изменился, Серёжа!

— Ах да! Из колючего ежа ты успел превратиться в холёного льва.

— Да уж, колючки я подрастерял, — сказал Макс, и они тепло улыбнулись друг другу.

— Ты хотел поговорить? Или просто решил побыть со мной наедине? Соскучился? — Серж покосился на Львова, игриво приподняв бровь.

Максим хмыкнул в ответ:

— И это тоже, — ответил в тон вопроса. А затем уже серьёзно добавил:

— Не цепляй моих ребят, хорошо? — он помолчал. — Они знают о тебе…О нас. Не хочу, чтобы между нами опять началась напряжёнка.

— Как всегда заботишься о близких? Похвально! — хмыкнул Змей.

— Не юродствуй, Серенький. Мне достаточно сложно было восстановить их доверие.

— А что наша лю… наши прошлые отношения кому-то мешают? Что им всем надо, а? — разозлился вдруг Сергей. — Вот скажи, чего они все лезут? Ломают всё. Топчутся по душе своими грязными ботинками?

— Сколько пафоса, — усмехнулся Львов.

— После всего…мне остался лишь пафос. Пафос и одиночество, — в тон Максиму ответил Змей.

А потом добавил очень серьёзно:

Мы столько дров наломали. Мы все: я, ты, Горский. Своими руками всё вдребезги. — Слова звучали как исповедь, и Максим затаил дыхание. — Это всё он! Иван с его принципами и солдафонской толстокожестью. Горский…

— …Не хочу о нём слышать ни одного кривого слова! Прекрати! — взорвался Львов. Закрыл глаза, чтобы успокоиться. — Что сделано, то сделано. Дороги назад не будет.

— Я не виноват…— тихо выдавил из себя Львов. — Не моя вина, что у вас с Иваном так и не сложилось.

— Ты так хочешь себя в этом убедить, что почти веришь? Правда, Максим? Я угадал? — Сергей пытливо взглянул в лицо парня. — Для того чтобы тогда сложилось, не хватало только тебя. Всем было бы хорошо. Но ты не согласился. Даже Иван был уже не против. Даже до его железобетонного мозга дошло: мы втроём — части одного целого. А ты…

— Ну что я?

— А ты, блядь, встал в позу. Принципы свои дутые защищал. Испугался. — Сергей махнул рукой, отметая возмущение Максима. — И чего добился? Теперь мы не вместе и каждый по-своему одинок?

— Я думал, так надо! Вам будет лучше, если я уйду, — возмутился парень. — Ты вернёшься к мужу, в семью…

— Я-то вернулся. А он не простил! — прервал друга Сергей. — Мстил мне своей холодностью. Опять молчал. Вымораживал мне всё внутри своим презрением. — Прозвучало тоскливо.

У Максима кровью обливалось сердце. Но он до последнего пытался не сдаваться.

— Не надо утрировать, Серёжа. Вы прекрасно жили вместе. Без меня…По крайней мере первое время всё было хорошо. Как прежде. — И закончил уже не так уверенно: — Сам же звонил мне, хвастал…

— Как прежде не получилось и уже никогда не получится, — ответил Сергей и, продолжив, сказал самые горькие слова: — Ты меня бросил! Принёс в жертву на алтарь Великого Горского. Да и своим идиотским принципам тоже.

Вот оно! Наконец, прозвучало вслух! Это то, что пытался похоронить на кладбище, в которое превратилась душа, отчаявшийся парень. Макс сильно зажмурился, потом открыл глаза и посмотрел на Сержа. В глазах плескалась боль и раскаяние? Но Сергей не знал пощады. Бил по самому больному:

— Ты хоть представляешь, каково это? Жить с ним? — с жаром воскликнул Ребров. — После того, что случилось…произошло между нами? Да ему везде мерещился «его мальчик». Ты! Понимаешь?

Сергей щелчком отправил бычок сигареты в мусорную корзину. С трудом, дрожащими руками зажёг следующую и нервно закурил снова. Немного успокоившись, он продолжил:

— В каждом углу своего проклятого дома он видел тебя. Даже в нашей постели. Он тогда вообще с катушек съехал! — Серж опять начинал нервничать. — Драл меня молча. Мучил ночи напролёт. А потом кончал и выстанывал твоё имя!

Максим смотрел на Сержа неотрывно. Ловил каждое слово с его губ и терял себя. Он распадался на частицы, которые рваными кусками отваливались от души и летели в бездну отчаяния.

— Я понял, что вместе, под одной крышей мы с ним ужиться уже не сможем. Поэтому и ушёл.

— Значит, всё-таки виноват я? — в голосе Макса звенело отчаяние.

Сергей внимательно посмотрел на бывшего любовника. Долго молчал. А после продолжил спокойно, почти что весело:

— Вопрос классический — ни «кто виноват?», а «что делать?» Вот мы подошли к повестке дня. Максим, хотел просить об одолжении! — Серж вдруг утратил всю показную весёлость. И заговорил очень серьёзно.

Парень вопросительно взглянул на бывшего.

— Мне надо уехать ненадолго. — Максим вопросительно вздёрнул брови. И тут же его лицо исказилось презрением. Змей сделал вид, что не заметил. И спокойно продолжил:

— Сможешь присмотреть за Эриком?

— Насколько понимаю, ты его бросаешь? — Львов начинал всерьёз злиться. — Что, котяра, уже наигрался с мышонком? Получил, что хотел и в кусты?

— Не мели чушь! — вздохнул Ребров и продолжил устало: — Никто никого не бросает. Ты был прав на счёт мальчишки: он законченный романтик и идеалист. У тебя такой гремучей смеси даже в шестнадцать не наблюдалось.

— Мы разные, — с видимым облегчением ответил Макс. — Да и жизненного опыта у меня поболе будет.

Ребров ухмыльнулся, опять достал сигарету. Закурил. Приоткрыл окно, впуская в помещение прохладный весенний ветер. Львов поёжился, обхватил себя руками, закрываясь от всего мира. Он вопросительно уставился на Сергея. Пока тот безучастно разглядывал улицу, Макс разглядывал знакомое лицо. Как вор, быстрыми взглядами он пытался украсть для своей памяти ещё одну чёрточку или улыбку. Если хорошо присмотреться, можно заметить глубокие тени под глазами, осунувшиеся лицо. Между бровей и в уголках рта залегли жёсткие складки.

«Что мы натворили? Все, трое! Как получилось, что самые близкие люди до сумасшествия любившие друг друга сами же всё и испортили? Поломали жизнь, разбили её вдребезги…» Тяжёлые думы парня прервал всё тот же Змей:

— О чём задумался, Ёжик? — он пытливо взглянул в расстроенное лицо. — О том, как всё хорошо начиналось и как всё закончилось…?

«Он читает мои мысли?» — удивился парень.

Не дождавшись ответа, Ребров продолжил:

— Мне действительно надо будет уехать м-м…по делам. Не хочу, чтобы наш впечатлительный дружок что-нибудь сотворил. Иногда ребёнок бывает просто неуправляемым. — И Серж вдруг улыбнулся так искренне, как раньше.

Максим с удивлением посмотрел на бывшего любовника. Он никак не ожидал услышать в его голосе столько тепла.

— Насколько ты едешь? — отозвался парень.

— На неделю, максимум две. Справишься?

— А то! Не в первый раз. Только он будет истерить, — предупредил Макс, и вдруг попросил: — Серёжа, ты не обижай Мышика, хорошо? Постарайся уж!

— Совсем меня за монстра держишь? Ну как я могу обидеть это чудо? — возмутился мужчина и поколебавшись минуту добавил: — Уже не могу. Хотя…была мысль отыграться на мальчишке. Потом передумал. Душа у него чистая. А сам светлый такой... Хотя, мне ещё тот фрукт достался! — хмыкнул Змей. — Ласковый как котёнок! Но когда злится: хмурится и молчит — слова из него не вытянешь. Да и обижается, как девчонка.

— Он и есть девчонка! — улыбнулся Максим. — Только в теле парня, такая вот насмешка природы.

— М-да, — протянул мужчина, крепко затягиваясь дымом. — Это видно невооружённым глазом. А ещё Эрик пока что чистый пассив и в активной роли себя не видит. Вот, где проблема! — протянул Серж и хитро улыбнулся. — Но, я над этим работаю.

— Серёжка… Я понимаю тебе не просто.

— Ты? — Змей удивлённо вскинул бровь. — Ты знаешь, каково это взвалить на себя такую ответственность? Полностью отвечать за человека, который тебе доверился, который слабее?

— Конечно знаю!

Сергей внимательно посмотрел на парня. И видимо сообразив, стукнул себя по лбу характерным жестом.

— Вот я балбес! Маша?!

— Да...Возможно… я скоро женюсь…

Серж резко обернулся к бывшему любовнику и заглянул в глаза. Что он там искал? Подвох, ложь возможно, шутку? Неизвестно. Но то, что он там увидел, его ошарашило.

— Это правда и ты не бредишь… — разочаровано протянул Серж. — Но зачем?

— Хочу. Очень хочу семью. Серёжа, я не могу быть один, после всего... — было видно, что парню не просто всё это говорить Реброву. — Когда я один меня мучают призраки. Вернее один призрак прошлого.

Сергей помолчал. Максим с замиранием сердца ждал самого главного вопроса о Маше. Если бы Серж его задал Макс не смог бы соврать. Только не Сергею.

Но он промолчал и вдруг добавил:

— Если со мной что случится, помоги Мышонку. Он один не справится.

Хотел ещё что-то сказать, но передумал. Развернулся на каблуках и быстро вышел.

Макс подошел к раковине, открыл кран и замер, глядя на текущую воду. Несколько минут он переваривал услышанное. Тяжело вздохнул. И тоже поплёлся вслед за Сергеем.



Глава 14

Ночь в клубе показалась Максиму безумно долгой. После дискотеки друзья разъехались по домам, договорившись встретиться этим же утром у Львова. Маёвку, о которой договаривались за две недели, никто не отменял. И Сашка с самым серьёзным видом предупредил всех, чтобы не опаздывали. И даже если в субботу на Привокзальной площади высадятся инопланетяне, они всё равно отчаливают на природу в положенное время.

Они — это великолепная четвёрка в полном составе. Эрик на прощание завёл «шарманку» по поводу его одиночества на предстоящий уикенд. Но Сашка нытьё грустного Эмо беспощадно прервал. Сказал, что его половину всё равно бы никто не пригласил. Эрик надулся, как мышь на крупу и всю обратную дорогу с Сашкой не разговаривал. А когда выходил из такси даже не попрощался.

Следующей домой отправилась Маша. Львов торжественно вручил ей запасные ключи от своей квартиры, взамен попросив растолкать его утром. Маша кивнула, соглашаясь, и парень легонько поцеловал ее в улыбающиеся губы. Они расставались всего на пару часов, ведь над морем уже рождалась новая заря. Всего-то, перебеги через набережную и увидишь, как над зеленоватой морской гладью светлеет небо. Как новорождённая зоря разукрашивает яркими красками утро нового дня.


* * *

Утро следующего дня омыло солнечным светом крыши домов. Его яркие лучи прокладывали дорожки среди пыльных улиц. И вот уже тёплое субботнее утро звало в дорогу! Манило прочь от шумных перекрёстков в сонную негу зеленеющих лугов.

Солнечный зайчик, самый игривый из золотистого выводка, прокрался по подушке к спящему парню. Уютно устроившись на щеке Макса, он щекотал его нос утренним теплом. Он забирался под ресницы, прогоняя дрёму в царство Морфея. А вслед за ней настырный луч гнал и тревожный сон Максима. Но парень лишь морщился во сне и тяжело вздыхал.

Сегодня впервые за долгое время хозяином ночных видений стал призрак. Викинг пришёл к нему, он был совсем рядом. Казалось, протяни руку, и ты почувствуешь невесомую ткань мироздания, из которой был соткан фантом. Высокая фигура какое-то время стояла на перекрёстке пыльной просёлочной дороги. Её неясные контуры колыхались от лёгкого ветерка, который гонял сухие листья на перекрестии путей. Викинг низко опустил голову, почти касаясь подбородком груди, и в безвольном жесте свесил руки с огромным мечом. Вся его поза говорила о сильнейшей задумчивости и даже печали. Затем он развернулся спиной и понуро побрёл прочь от перекрёстка. Максим силился крикнуть, спросить что-то очень важное. Он пытался остановить старого знакомого. Но все его усилия были тщетными.

— Не уходи! — крикнул парень, пытаясь дотянуться до призрачной фигуры.

— Не бросай меня! — прошептали его губы наяву. Сердце дико забилось в груди, отдаваясь неровным пульсом в висках.

Максим рванул к призраку. Его ноги тут же запачкались придорожной пылью. Легко поднимая пылевые облачка, парень понёсся вперёд за удаляющейся фигурой. Максим бежал, и его тяжёлое дыхание в пустоте было единственным звуком, наполняющим сон.

Когда же достиг цели, он наконец решился. Вытянул руку и дотронулся до широкого плеча. Медленно, невероятно медленно фантом начал поворачиваться всем корпусом к Максу. Наконец обернулся и парень в ужасе отпрянул. Он успел разглядеть, что вся фигура воина покрыта жуткой бурой коркой. Даже лицо с яркими белками глаз было по корни волос покрыто такой же страшной бугристой кожей. Глаза фантома полыхали потусторонним светом.

Испугавшись, парень закричал и проснулся окончательно.


* * *

Когда свежий от прохладного душа, с ясной головой он появился на кухне, там уже царило веселье. Эрик разливал по чашкам ароматный кофе, привычно огрызаясь на Сашку. Мари нарезала сыр на бутерброды и улыбалась вечной пикировке друзей. Макс облокотился о косяк двери, с теплом посмотрев на свою компанию. «Как же хорошо, что они у меня есть! Всё же везёт мне в жизни на хороших людей!», — подумал Максим и шумно выдохнул, невольно привлекая внимание.

Маша радостно взвизгнула и бросилась к парню.

— Лёвушка, милый! Соскучилась как! — Он подхватил её на руки. Мария, как заправская обезьянка обхватила парня руками и ногами, поцеловала в нос.

— Опять телячьи нежности, — пробурчал под нос Мышкин и тут же получил от Смехова лёгкий тычок в ребра. — А ты не завидуй, голубок! Не скрипи зубами, а то сотрёшь, — прогрохотал зычным басом Сашка.

Максим рассмеялся и как был, уселся за стол вместе с Машей.

Быстро позавтракав, друзья обсудили планы на выходные. Маёвка, ясное дело, оставалась в силе. Договорились встретиться через пару часов у центрального здания вокзала. Эрик с Сашкой на его же машине отправились за продовольствием, а у Макса с Машей появилось немного времени побыть наедине.


* * *

— Мария, выходи за меня! Выйдешь? — тихий шепот раздался над ухом сонной Маши. Она уплывала по волнам неги и слова не сразу дошли до сонного сознания.

— Выйду! А за тебя, это куда? — ответила она. Лукавый взгляд из-под руки насмешил Львова.

Маша лежала на животе, положив голову на согнутую руку. По телу разливалась приятная истома. Не хотелось ни двигаться, ни даже думать. Максим совсем измотал её сегодня. Таким она ещё его не видела. Маша всегда восхищалась его способностью доводить её до самых ярких, крышесносных оргазмов. Но то, что случилось сегодня, её слегка напугало. Таким он был впервые. Впервые он не был нежен и предусмотрителен, как всегда. Сегодня своими повадками Максим напомнил дикого, необузданного зверя. Повадки льва — властителя прерий заставили её подчиниться, отдаваясь своему хозяину беспрекословно.

Как только закрылась дверь за Сашкой и Эриком, Максим впился в её губы требовательным поцелуем. Он сминал их, засасывал, вторгаясь всё глубже в маленький рот девушки. Захватив прядь волос на затылке, сильно оттянул назад голову, чтобы переключиться на нежную шею. Когда он с силой засосал кожу, а Маша застонала ему в губы от боли, то была тут же отпущена. Но только на минуту. Потом он сильнее сжал в захвате её волосы и настойчиво потянул вниз. Мари распахнула глаза, и его лицо омыло синей волной испуга. Но парня остановить было невозможно. Скорее можно справиться с бурей, чем с тёмным желанием в его глазах. Она опустилась на колени прямо там, в прихожей, и нежно провела рукой в области паха. Но ему не нужна была её ласка. Сейчас Максим не мог сдерживать свою звериную суть. Она тёмным вихрем рвалась наружу. Львов приспустил спортивные брюки, и тяжёлый член скользнул в маленькую ладонь девушки. Она привычно лизнула головку, но требовательная плоть уже врывалась в её губы. И теперь её рот был полностью в его власти. Сейчас она вся без остатка принадлежала Максиму. И он пользовался своей властью по праву сильнейшего.

Мари старалась. Она изо всех сил пыталась удовлетворить его желание. Животная похоть тяжёлой волной накрывала Максима с головой. Ему было мало нежности её рук и мягкости её рта. И тогда, не выдержав напора, она закашлялась. Он отступил. И опять лишь на мгновенье. Поднял её с колен. Затем подхватил на руки и прижал спиной к стене. А дальше всё слилось в одну картину из резких толчков меж разведённых бёдер. Болезненных поцелуев на её нежной шее и тяжёлого дыхания её парня. Она не прекращала стонать раненой чайкой. Лишь изредка её заглушало грудное рычание зверя. А хрупкое тело девушки плавилось в его руках, щедро отдавая себя без остатка.


* * *

Выехали с некоторым опозданием. Старая Смеховская Тойота, тарахтя оторванным бампером, подъехала к лескам. Это былое новое место для сбора. О старом дружно решили не вспоминать.

Но Сашка не мог отделаться от воспоминаний месячной давности.

Смехов смотрел вслед пёстрому Эмо и злился. Злился в первую очередь на себя. Он чувствовал, что потерялся в своих эмоциях и сложившихся принципах. Ну как, скажите на милость, относится к человеку, которого долгое время считал ущербным? Неправильным, ненатуральным? А потом вдруг всё изменилось из-за трагических обстоятельств.


* * *

Их первая в этом году маёвка состоялась в излюбленном месте на склонах. Море внизу отливало жидким металлом и было неприветливо холодным. От него веяло характерным йодистым ароматом и арктической мерзлотой. Но зато склоны, обласканные проснувшимся от зимней спячки солнцем, радовали глаз изумрудной россыпью молодой зелени.

Назревал шашлык. Его заранее замариновали, обильно присыпав репчатым луком и молодой зеленью. Осталось дело за малым — сухими вишнёвыми дровами. Найти их в молодой фруктовой рощице было делом затруднительным. Сашка с Максимом углубились подальше в лесок, собирая отпиленные с осени ветки. Маша с Эриком остались накрывать стол, приспособив для этого дела старое поваленное дерево. Минут через двадцать Максим вдруг засобирался в обратный путь. На возражение Сашки он отвечал одной фразой: «Надо вернуться!». Сашка поинтересовался причиной. Но Львов понёс какую-то чепуху на счёт дурного предчувствия и Сашка нехотя согласился. Ещё не дойдя до места стоянки, они услышали громкие голоса. Затем послышалась возня и звуки словесной перепалки. Выскочив на поляну, парни на минуту застыли от неожиданности. За импровизированным столом сидели двое и пили их пиво. Еще двое держали Марию за руки. Последний, здоровенный амбал подозрительной наружности, схватил за шиворот злющего как тысячу чертей Мышкина. Спортивная куртка ядовитого розового цвета трещала по швам в руках нетрезвого чудака. Эрик уже болтал ногами в воздухе. Он изворачивался как мог, стараясь пнуть обидчика, подошвой грязного кеда.

Максим расслышал бурчание гопника в тёмной бейсболке, что без зазрения совести поглощал их стратегический запас:

— Эй, Митяй, а ну, тащи сюда педика! Сейчас мы научим девочку Родину любить.

— Не смейте, — крикнула Маша. — Оставьте его в покое, придурки!

— Ага, девочки хотят на пару удовольствие получить. Давайте сюда тёлку тоже! — распорядился главный, сверкая золотистой фиксой. — Пора их познакомить с настоящими мужиками.

— Они уже знакомы! А вот с такими мудаками как вы им знакомиться не обязательно, — спокойно сказал Макс, незаметно подобравшись к незваным гостям.

— Ты ещё кто такой? Чеши отсюда, пацан, пока не отгрёб!

Тот, кого звали Митяй, подтащил сопротивляющегося Эрика поближе к главному.

— Ну что, педрило, хочешь попробовать хрен настоящего мужика? — поднялся навстречу главный.

— Да пошёл ты! — выругался воинственно настроенный Мышкин. Мужик, облачённый в спортивный костюм неопрятного вида, замахнулся на рассерженного Эмо.

— Это ты что ли мужик? — отвлёк на себя внимание по-прежнему спокойный Львов.

— Ну, пацан, ты достал! Походу и тебя поучить придётся!

— А ты попробуй! — встал перед раздражённым уркой Максим.

Львов краем глаза заметил движение за гопниками, что держали Машу. Молодец Сашка, всё верно рассчитал.

Обманное движение мужчины Максим просчитал мгновенно. Его выпад был встречен жёсткой ладонью в район рёбер. Мужчина свернулся пополам, опадая скукоженным листом на мягкий травяной ковёр. И тут всё происходящее закрутилось юлой. Двух мужчин, что держали Машку, оприходовал Смехов. Как неотвратимое цунами он снёс их в считанные минуты. Но гопники оказались не так просты, как показалось на первый взгляд. Когда Сашка собрался выдвинуться на подмогу остальным, один из атакованных, быстро поднявшись, бросился на Смехова. В его руке холодной сталью блеснул нож. Спасённый Львовым Эрик увидел это первым. Не раздумывая, парень скользнул за спину нападавшему и вцепился в него руками и ногами. Сашка среагировал моментально. Быстрым движением он метнулся к мужику, который тщетно пытался отодрать от своей спины злющего Эрика. Наконец, гопнику это удалось, и Мышкин с глухим звуком повалился на землю.

«Сука! — завопил злым басом Смехов. — Не трогай его, гад!» И ринулся на вооружённого обидчика. Уже через минуту тот упал на траву, захлёбываясь кровавой юшкой из разбитого носа. Отбросив подальше ногой чужую финку, Сашка быстро водрузил Эрика на ноги и ринулся к Максиму. У того под ногами валялся другой гопник, обездвиженный техничным отработанным ударом. А в это время Львов голыми руками отбивался от главаря со здоровенным стилетом. На щеке Макса красовался глубокий порез. А из рассечения на груди бурыми ручейками бежала кровь.

Пелена кровавого цвета застила Смехову окружающий мир. Он ринулся вперёд и остановился лишь тогда, когда на его руке тяжёлой ношей повисла Маша. Затем его слуха достиг её крик:

— Остановись, Смехов! — вопила Мари. — Ты его убьёшь, придурок!

Сашка пришёл в себя и оценил глобальность разрушений в их тихой гавани. На земле валялись тяжёлыми кулями двое гопников. Ещё одного он держал за горло и, похоже, мужик почти не дышал. Остальные успели сбежать.

Смехов с трудом разжал сведённые судорогой пальцы. Мужчина рухнул на землю, громко хрипя. Он держался за шею, судорожно пытаясь вдохнуть хоть толику кислорода. Сашка обвёл побоище глазами и увидел вздрагивающего всем телом Мышкина. Тот сидел на коленях над чьим-то телом и тихо скулил. Сашка одной рукой остановил рванувшую в ту сторону Мари. Сам же в три прыжка добрался до невменяемого Эрика и увидел… На траве на левом боку, примостив голову на коленях друга, лежал Львов. Двумя руками он зажимал рану на груди и, улыбаясь, что-то шептал Мышкину. Оказывается, истекая кровью, он умудрялся ещё и успокаивать бившегося в истерике сокурсника. Сашка отодвинул Эрика в сторонку и нагнулся над Максимом.

— Макс! — тихо позвал он. — Ты как?

— Нормально…— прохрипел друг и вдруг зашептал: — Сашка, отвези меня…

Смехов не расслышал последних слов и наклонился пониже.

— В госпиталь…Шурик, — разбитые губы еле шевелились. — К Никитину… В мобилке есть телефон и адрес…— последние слова пропали вместе с ветром в голых ветках деревьев.

Но Смехов услышал. Он знал о проблеме однокурсника. И понял, если не поспешить Макс истечёт кровью и умрёт прямо здесь на холодной земле. Сашка подхватил на руки потерявшего сознание Львова и быстро понёс его к своему авто. По дороге он быстро отдавал распоряжения перепуганным друзьям. Всё, что он сказал, было выполнено молниеносно. Когда Сашка со своей ношей добрался до места сбора, машина уже прогревалась. Эрик, взявший ранее у него ключи, завёл мотор и открыл для удобства двери. Маша потрошила Смеховскую аптечку, вытаскивала из неё необходимое. Повязку на рану Максима наложила туго, как сказал ей Сашка. Быстро промыла перекисью ссадину на лице и залезла на заднее сидение. Всё это время девушка была спокойной, сосредоточенной и не делала лишних телодвижений. В отличие от Эрика, что тихо скулил, опираясь лбом о руль автомобиля. Смехов бережно уложил Макса на заднее сидение. Согнав с водительского кресла заплаканного Мышкина, Сашка сел за руль.

Всю дорогу до госпиталя в салоне витала напряжённая тишина. И только хриплое дыхание Львова разрывало её в куски.

Их не стали задерживать на КПП. Ворота открылись, и охранник объяснил, где находится хирургическое отделение. Всё время, что они ехали, Маша была на связи с доктором Никитиным. Она чётко докладывала о состоянии больного и о тех мерах, что они приняли, чтобы помочь пострадавшему. Мари нажала отбой только тогда, когда увидела массивную фигуру подполковника на ступеньках приёмного покоя.

Дальше всё происходило быстро и без участия друзей. Их просто-напросто выгнали из хирургии, отправив домой отсыпаться. И никакие уговоры им не помогли.


* * *

Уставших и расстроенных однокурсников Сашка отвёз по домам. Он как мог успокоил Машу. И сам проводил девушку до парадной её дома.

Когда пришло время прощаться с Эриком, тот, заикаясь и спотыкаясь на каждом слове, попросил Сашку зайти к нему. Якобы родители ещё с утра отчалили на дачу и будут аж завтра вечером. А он, Мышкин, после того, что случилось, ну никак не может оставаться дома один. При этом он заглядывал в глаза Смехову так трогательно, что тот не смог отказать.

Ему было жаль хлюпающего носом Эрика. Более того, несмотря на свои мышиные силёнки, Эмо показал себя, как герой и настоящий друг. Смехову нравилось думать, что, возможно, сегодня Мышкин спас ему жизнь. Поэтому Сашка без колебаний согласился.

Он припарковал машину на стоянке и пошёл вслед за однокурсником. Когда ехали в лифте Эрик вздохнул так печально, что Сашка не выдержал, погладил мальчишку по крашенным лохмам. Мышкин по-детски всхлипнул и уткнулся носом в широкую Смеховскую грудь. И пока двери лифта не раскрылись, Сашка продолжал гладить друга по волосам. Он сам не ожидал, что шевелюра Мышика на ощупь окажется такой гладкой и мягкой, как у ребёнка. В коридоре Смехов скинул куртку, помог разоблачиться Мышкину и прошёл вслед за ним в комнату. Эрик попросил друга чувствовать себя как дома и куда-то убежал. От нечего делать Сашка стал бесцельно бродить по большой квартире. Он заглянул, а затем и зашёл в одну из открытых дверей. То, что это комната Мышкина сомневаться не приходилось. Её стены были выкрашены всеми оттенками жёлтого и увешаны рисунками. Художества Мышкина были выполнены мелками. Яркими, пёстрыми, как крылья бабочек цветами были раскрашены портреты героев манги. Сашка плохо разбирался в модном теперь увлечении японской культурой. Если быть честным, культурой Шурик вообще не интересовался. Но то, что рисунки были выполнены талантливой рукой, сомневаться не приходилось.

Он бесцельно побродил по комнате. Повалялся на диване с любопытством разглядывая потолок в виде звёздного неба. Встал, побродил ещё… А затем любопытный Сашка нашёл большую папку, манившую его своими завязками. Завязки — это чьи-то секреты, а чужие тайны не могли оставить парня равнодушным. Открыв папку и перевернув несколько страниц, он застыл. Его щёки тут же расцвели маковым цветом. От волнения он даже прикрыл рот ладонью.

На первом рисунке был изображён абсолютно голый Эрик. Рисунок был выполнен карандашом, и все самые потаённые места в обнажённом теле были вырисованы очень старательно. Однокурсник предстал во всей красе в самых замысловатых позах.

Стыдно! Как будто подглядываешь в замочную скважину. Стало безумно неловко разглядывать такое. И Сашка отвернулся, подумав, что смотреть на голого парня, тем более друга — ниже его достоинства!

«Хотя, — размышлял он, — никому на ум не придёт назвать рисунки Эрика порнографией. Напротив, это же искусство!»

Сашка помялся немного, встал и выглянул в коридор. Из-за соседней двери он услышал шум воды. Вздохнул с облегчением и вернулся к прерванному занятию. Он посовещался сам с собой и решил, что нет ничего страшного в том, что он оценит, насколько талантлив его друг. Зачем-то потёр ладони, как бы согревая, и снова открыл папку. Сашка снова принялся разглядывать изображение. Но как же интересно наблюдать за тонкими штрихами, оставленными карандашом.

Собираясь, пересекаясь, дополняя друг друга, то тонкими, то жирными чертами и тенями на бумаге они оформлялись в законченные движения. Сашка так увлёкся, что даже вытащил кончик языка от любопытства.

Перелистнув следующие страницы, завис над изображением Эрика, стоящего у зеркала. Видимо так он писал свои автопортреты. Его расслабленная фигура была повёрнута вполоборота. Худенький Эрик был узок в плечах. Изгиб спины поражал своей гибкостью, а тонкая талия, переходящая в острые бедренные кости манила какой-то невероятной угловатостью. Смехов шумно вздохнул и перевернул лист.

На следующем портрете он рассмотрел другое знакомое лицо... Львов! Сашка тихо выругался, увидев развратно раскинувшегося на кровати Максима. Он быстро перелистнул и снова замер, созерцая увиденное. Невероятно знакомые черты и фигура заставили напрячься. Он где-то видел всё это! И сосредоточенное лицо, и короткий ёжик волос, и тело, покрытое буграми мышц. Ага! Каждый день он созерцал модель Мышкина в большом зеркале собственной ванной. А сейчас его руки мелко дрожали и не могли перевернуть лист с его же портретом.

Это сделали за него. Тонкие пальцы с накрашенными ногтями вытащили следующий рисунок. Смехов боялся пошевелиться. Его ухо обожгло горячее дыхание.

— Нравится? — тон, которым были сказаны эти слова, смущал и волновал одновременно.

— М-м…— протянул Сашка. Ну, как он мог объяснить, что ему очень нравится то, что он видел: и собственная голова, откинутая в экстазе на подголовник кресла, и мощная шея, украшенная выпуклым кадыком. И вся расслабленная поза с закинутой на подлокотник левой ногой. И мускулистые руки, лежавшие в неожиданных местах. Левая ладонь покоилась на широченной груди, прикрывая сосок. Правая же, сжимала крепкий член с крупной головкой в форме большой клубники.

— Похож? — всё тем же вкрадчивым голосом поинтересовался хозяин комнаты.

— М-м… Н-не-очень, — промямлил Смехов.

Перед ним тут же материализовался мокрый взъерошенный Мышкин. Его брови были напряжённо сдвинуты, а весь вид говорил о сосредоточенности.

— Как это не очень!? — возмутился художник. — Что не так?

«Мышик… А он красивый, — поражаясь своим мыслям, решил для себя Смехов, — такой же, как на рисунке: тоненький, ладный…». Только причиндалы и маленькие крепкие ягодицы Сашка не мог сравнить из-за большого полотенца на бёдрах.

Прозрачная капля, сорвавшись с мокрых волос, упала на узкую грудь. Сверкнула в лучах заходящего солнца и медленно стекла по впалому животу Эмо. Сашка зачаровано проводил её в последний путь, до паха мальчишки, и с силой сглотнул. Мышкин проследил внимательно за взглядом друга. Вдруг рванул и в мгновение ока оказался на Смеховских коленях. Сашка застыл, дико таращась на Эрика. А тот аккуратно прижавшись лбом к его губам и прошептал:

— Я испугался. Саш, я так сильно испугался за вас…

— Ну что ты, глупенький! Всё уже кончилось!

— А Макс?... Он не умрёт?

— Нет, конечно! Ну что ты напридумывал себе, дурачок? — мягко увещевал его Сашка. — Макс в больнице у знакомого доктора. О нём заботятся. Ну, хочешь, поедем завтра, его проведаем?

— Хочу! А ты знал, что у него эта болезнь? Ну… проблемы со свёртываемостью?

— Знал.

— А я нет!

Они помолчали. Мышкин всё время гладил друга по плечу.

— Когда те мужики Машку схватили, я чуть с ума не сошёл! Она такая хрупкая…А они к ней своими грязными лапами. Я бросился туда. Хотел отбить её у этих козлов. Но они меня тут же скрутили и как щенка подвесили. Ну что я мог? Блядь, я такой слабый, — хлюпнул носом парень, — немощь бледная.

— Ну что ты, Мышинька! Ты очень смелый! — Сашка сам поражался своему тону. — Один с пятью связался. За девчонку вступился. Это мы, дураки, что так надолго вас оставили. Без помощи, без защиты!

— Правда? Ты думаешь, я смелый? — Эрик потёрся носом о щетинистую щёку смущённого Смехова.

— Конечно, ещё какой! — хрипло выдавил из себя парень. Сашку смущал Мышик, ёрзавший на коленях. Смущало его полуголое тело, такое хрупкое, практически невесомое. Горячее дыхание и тонкие пальцы, что выводили узоры на его груди. Но больше всего его смущал стояк в собственных штанах.

— Мышик, я наверно пойду, вон солнце село. Пора мне…

— Конечно, иди, — ответил Эрик, а сам обхватил его шею тонкими руками и прижался щекой к плечу.

Сашка опять застыл. Он не мог понять, что с ним творилось в этот момент. И почему мужественное, раскаченное тело и натуральное во всех отношениях либидо давали такой серьёзный сбой?

Если бы день назад Смехову кто-то сказал, что у него встанет на парня! Друга! Пусть даже такого женственного, он бы наверно выбил бы охайнику зубы. Теперь же он всем сердцем хотел дать по морде себе. А ещё Сашке до чёртиков хотелось узнать, какие на вкус эти припухшие губы. Эти маленькие уши с гвоздиками серёжек. Эти тонкие пальцы с чёрным лаком на длинных ногтях. Вот такие страшные противоречия разрывали Смеховский мозг, пока Мышик тихонечко целовал его крепкую шею.

Стоп! До Сашки, наконец, дошло, что вытворяет озабоченный Эмо. Он тут же подхватил парня под попу и отнёс на диван. Посадил. И тут же собрался сбежать.

А что прикажете делать? Но пока он тащил Мышкина к дивану, случилось страшное! Полотенце разъехалось и в широкой Смеховской ладони оказались маленькие аккуратные яички друга. Он нарочито быстро избавился от Эмо и удивлённо взглянул на свою ладонь. Что он там пытался разглядеть, Эрику было неведомо. Но он злорадно подумал, что всё получится! Он добьётся всего, чего так давно хочет, если сумеет Сашку удержать. А потом уговорить. Ведь ему от Смеха нужна была только дружеская помощь. Он давно хотел сделать ЭТО, но… Достойных выполнить почётную миссию рядом с ним не было. Единственные мужчины, которым он доверял полностью, были его друзьями. И как назло и Макс и Сашка являлись представителями традиционной ориентации. «Ну, это ничего, — размышлял Эрик, покусывая длинный ноготь. — Вода камень точит!»

Затем Мышкин мысленно вернулся на место событий и прислушался. И как раз в этот момент Смехов вдруг выдал:

— Не надо нам такое делать! Мышик, это не правильно, мы же друзья! И потом я не могу с мужиком. Я же не гей. Вот!

— Да?! — вдруг завопил Мышкин, забыв про свой гениальный план. — Серьёзно что ли? Да ты такой же, как Макс: лицемер и гомофоб! Гоблин злобный! У самого вон стоит «на полдень». А изображает из себя недотрогу, бля.

И тут Эрик понял, что совершает стратегическую ошибку. На Смехова нельзя давить! Только не на него. Мышкин тут же сменил тон на обиженный. Взмахнув ресницами, отвёл взгляд и тихо сказал:

— Я хочу тепла! Хотя бы сегодня… Знаешь, как я испугался?! — а затем стал говорить быстро. Всхлипывая по-детски, захлёбываясь словами: — Вот, думаю, конец мне пришёл! Когда тот мудак хотел… меня… со мной…Если бы вы не пришли могло случиться что угодно! Я бы умер после такого. Не смог бы пережить. Понимаешь?

Эрик поднял глаза, с надеждой посмотрел на друга. Сашка лишь кивнул в ответ. Он боялся что-то сказать, чтобы не разрушить миг откровения.

— У меня нет никого! Мне никто не нравится. Шурик, ты пойми! Ну не могу я с малознакомыми, с чужими не хочу. — Эрик вскочил, в сердцах прижал к груди ладони. От резкого движения полотенце упало. Сашка и Эрик ойкнули одновременно, причём Смехов старательно зажмурил глаза. А Мышкин хитро ухмыльнулся и, подняв полотенце, водрузил его обратно на бёдра. Затем тихонько подобрался к Смехову и обнял его за шею. И как ни в чём не бывало, продолжил:

— Максим меня не любит. А ты вообще ненавидишь! — всхлипнул Эмо.

— Да что за фигня? Ненавидишь! Придумал тоже. Если бы я к тебе так относился, стал бы я дружить с тобой? Эрик, я твой друг, даже не смотря на то, что ты гей, — Сашку несло. Он вовсю выплёскивал эмоции. — Короче, заканчивай истерить! У тебя гормоны, у меня недотрах. А вместе — гремучка получилась. Кидаемся тут друг на друга. Это всё адреналин! Вот он и рвёт нам крыши.

Сашка сам обрадовался гениальности своей мысли. Она наконец-то расставила всё по местам. И наваждение в виде нереально красивого и привлекательного во всех отношениях Эрика стало потихоньку таять, предавая Смехову уверенности.

Он подошёл бодрым шагом к Мышкину. Крепко пожал его когтистую лапку. Потрепал по волосам удивлённого друга. Проходя мимо него в прихожую, сказал:

— Завтра в девять я у тебя! Поедем к Максу.

И уже открыв дверь, кинул на прощанье:

— Ну не кисни, всё будет ок! Пока, Мышик!

И быстро испарился в дверном проёме так, что Эрик ничего не успел ему сказать. Через минуту Мышкин пришёл в себя. Глухо выругался и с силой захлопнул входную дверь.



Глава 15

На свой небесный трон в зените с королевским величием поднималось венценосное Солнце.

Огромное небо отражалось в морской глади, наполняя мир драгоценной бирюзой. Казалось, что всё вокруг было заткано тончайшим шёлком с редким рисунком из перистых облаков.

Если вам вдруг придёт в голову остановиться и прислушаться получше, то можно различить самые невероятные звуки. Например, мерные вдохи земли под ногами. Или разноголосое пение в кронах деревьев. Или весёлую стрекотню насекомых в ковровом ворсе из молодых побегов. А ещё стоит попробовать дышать в унисон с ожившей природой. Ведь только в эту пору свежесть, новизна и ожидание чего-то лучшего проникает в вас при каждом вздохе полной грудью.

Лёгкий морской бриз опять заблукал меж фруктовых деревьев, пьянея в вязком запахе цветения.

Проносясь между веток, он жадно вбирал в себя ароматы садов и сочной зелени. После ветерок нёсся дальше и щедро одаривал ими прибрежные склоны. А ещё он любовно украшал узкие тропинки розоватыми лепестками цветущих яблонь.

Иногда ветер возвращался поиграть или разжечь поярче огонь в мангале. Заставить горящие дрова трещать веселее, салютуя небу яркими огненными искрами.

Максим задумался, глядя на догорающие поленья. Периодически он тормошил и переворачивал их небольшой палкой. И всё ломал голову над ребусом, в который превратилась его жизнь.

«Сашка молодец! — думал Львов. — Заранее подготовился к поездке. И даже успел купить большую вязанку поленьев на заправочной станции».

Максим молча одобрил предусмотрительность друга. Он не хотел больше неприятных случайностей подобных происшедшим на прошлой маёвке. Слишком дорого обошлась им всем та беспечность. А в результате…


Тогда.

Неудачная маёвка.

После инцидента на маёвке Львов провалялся четыре дня под капельницами в отделении у Никитина. А затем долго отходил от потери крови. Пришлось терпеть свою слабость и занудство друзей. Оно выражалось в кормлении травмированного Макса витаминами и всей той гадостью, что содержит железо.

И только одно в происшедшем держало Максима и грело душу. Вспоминая о событиях месячной давности, он иногда выскальзывал из реальности, пропадая взглядом в краснеющих углях.


* * *


Губы ссохлись. «Пить! Как хочется пить! Господи, что со мной? — Максим метался в клетке, некогда бывшей его сознанием. — Куда меня занесло? Ёлки, наваждение какое-то… Я что в пустыне?»

Но ответа не последовало. Не Макс, не его потерявшееся сознание не могли ответить на простые вопросы.

«Глаза? Они тоже ссохлись. Открыть их — всё равно, что двигать гранитные плиты. Какие-то метамор…» Длинные мысли тоже иссыхали, не успевая оформиться до конца. С трудом, как будто при помощи домкрата разжались челюсти, выпуская наружу кончик языка. Но это не принесло облегчения. Он лишь царапнулся о потрескавшиеся губы. «М-м!» — промычал из последних сил и провалился в глубокую яму из жидкой темноты и беззвучия.

Придя в себя, Максим с ужасом понял, что смотрит на собственное обмякшее тело откуда-то сверху. Остатки сознания представляли собой жуткую иссушенную пустыню. Пронзая её насквозь, пронёсся ураганом раскалённый ветер. После него над растрескавшейся землёй неопрятным сгустком заколыхалась огромная тень. Она нависла над телом парня, медленно оформляясь в знакомую фигуру. Максим испугался, когда туманные сгустки потянулись вперёд, превращаясь в крепкие руки. До лица лежащего без сознания парня дотянулись уже сложенные ковшиком ладони.

«Что он хочет сделать с ним… Со мной?» — испуг накрыл горячей волной, толкая душу обратно в покинутое тело. Ещё секунда и вспышка соединения тряхнула изнутри. А в следующий миг Максим почувствовал, как из ладоней Викинга в приоткрытый рот полилась живительная влага.

Парень закашлялся и очнулся. Яркий свет резанул по глазам. Львов несколько раз моргнул, привыкая, а затем обвёл взглядом незнакомое помещение. Однообразные стены и потолок пугали своей белизной. Металлический столик невдалеке был полон разнокалиберными флаконами и бутылочками. Но самым неприятным стал характерный запах лекарств.

«Я что в больнице? — вдруг осенило парня. — А где все: Сашка, Мышик? А Маша где?» Последнее имя, пришедшее на ум, заставило парня озираться.

«Чёрт! На нас же напали!», — он выругался про себя. Вертеть головой было всё ещё тяжело.

— Не двигайся! — послышалось откуда-то справа. — Не шевелись, а то выскользнет игла.

Над ним склонилось знакомое лицо, застилая собой свет. Максиму пришлось сильно моргнуть, чтобы отогнать видение и приспособиться к реальности.

— Максимка, ты как? — голос такой… знакомый… Нет! Родной, встревоженный!

— Ваня! — обрадовался Львов. — Это ты!

— Конечно я, кто ж ещё?! Ну что, Салага, как себя чувствуешь? — сказал Седой и тяжёлая рука легла на плечо, не давая парню приподняться. — Ты лежи спокойно, а то капельницу собьёшь.

Максим покосился на капельницу, подвешенную на стойке у больничной койки.

— Пришлось делать переливание крови. Даже несколько раз! И как ты только умудрился?

— Да так, — просипел охрипшим голосом Макс, — опять поранился немного и уже совсем тихо попросил: — Дай попить!

Иван тут же протянул стакан к его губам. Максим проследил за рукой и вздрогнул. Состояние дежавю, ставшее постоянным начинало сильно напрягать. «Как во сне… У Вани руки как у этого… из сна. Чёрт, похоже, я схожу с ума!»

Когда Львов утолил жажду, он стал расспрашивать Командора о происшедшем, после своей отключки. И первый вопрос был о Мари.

— Это твоя девушка? — Иван внимательно посмотрел на Макса. Ток кивнул в ответ. — С ней всё в порядке, не волнуйся. Я разговаривал с ней по телефону, она скоро приедет. Медведю некогда было говорить. Вот он мне трубку и подсунул, чтобы я с твоей компанией общался.

Горский задумчиво помолчал, а затем стал рассказывать о том, что случилось после того, как Макс оказался в госпитале.

Его ребят разогнали по домам. Все живы, все здоровы. Благодаря его друзьям и их своевременной реакции всё обошлось малой кровью. То есть кровопотеря у Львова оказалась незначительной.

Максу несколько раз за ночь делали переливание крови. Иван обосновался в палате с вечера. Как только Никитин позвонил ему он сразу приехал. И выгнать его злющему заведующему хирургическим отделением так и не удалось.

Их разговор прервал сам Никитин. Пришёл с обходом. Осмотрел раны на теле. Проверил капельницу. А затем от души выматерил больного. Возмутившемуся было Горскому, тоже досталось за беспечность и за то, что плохо присматривал за мальчишкой. Мужчина и парень смущённо промолчали.

Затем он сделал назначение больному по медикаментам. Приписал диету обогащённую витаминами от А до D, солями фосфора и кальция. Сказал купить арахисовые орехи и находиться в полном покое несколько дней. А затем, уже очень мягко, пригласил друзей к себе, на Татьянины пельмешки. И, погрозив им напоследок пальцем, отправился домой отсыпаться после ночного дежурства.

Максим закрыл глаза отдыхая. Когда открыл, Ивана рядом не было. Он стоял спиной к парню, напряжённо глядя в окно.

— Если бы я был с тобой, этого бы не произошло! — низкой грудной голос звучал надтреснуто. — Если бы мы были вместе, много чего можно было избежать…

Максим молчал устало, прикрыв глаза. Он не хотел говорить об этом. Только не сейчас! Сейчас парень не смог бы скрыть всё, что кипело в душе и так рвалось наружу.

Иван же продолжил, но совсем о другом.

— Ты мне снишься… — Максим распахнул глаза и удивлённо покосился на Седого. Тот пояснил: — В последнее время выспаться никак не удаётся. Но когда засыпаю, то всё время вижу тебя. Иногда кажется, что схожу с ума.

И Иван невесело усмехнулся. Максим глядел, нет, он ласкал взглядом крепкую спину, широкие плечи и седой, коротко стриженый затылок. Он вбирал в себя невероятную силу, исходящую от близкого человека. Щедро отдавая ему тепло своего сердца. Максим шумно вздохнул и вдруг признался:

— Я тоже… — тихо, почти шепотом. Максиму ещё сложно было говорить. Ещё сложнее признаваться в собственном безумии.

— Что?! — крайне удивлённо.

— Ну…мозгами двигаюсь, — совсем смутившись закончил парень.

Иван обернулся, затем пересёк палату и сел на стул возле кровати, взглянув вопросительно.

— Знаешь, Батя… — Максим прикрыл глаза. Так было легче рассказывать о самом сокровенном. — Ты тоже мне снишься. Вернее, это не сны…скорее видения. Это случается не часто и в них ты... ну, сам на себя не похож. И ещё…ты начал… ну …как бы мне снится задолго до нашей встречи.

Они помолчали немного. Затем Максим повернулся так, чтобы видеть глаза друга и сказал:

— Вот, Ваня, наверно, я ещё больший параноик, чем ты, — и виновато улыбнулся.

Командор погладил бледную руку парня, лежащую поверх одеяла. Затем нагнулся и поцеловал его расслабленную ладонь.

— Я запутался, Максимка!

Седой взял его ладонь в свою руку и приложил к глазам, продолжив:

— Я охренительно запутался, малыш!

В дверь постучали. Максим дёрнул свою ладонь, но Иван и не думал её отпускать. Вошла Мари в сопровождении Эрика и Сашки. Как-то робко бочком подошли к кровати, тихо здороваясь. Иван медленно положил руку Львова на кровать. Поправил одеяло и встал.

Поздоровался с Машей. Пожал руку парням, представившись по фамилии. Львов зачем-то назвал друзьям отчество друга. Горский лишь усмехнулся и, поблагодарив ребят за спасение Максима, быстро ушёл.

— А кто это? — полюбопытствовал Эрик.

— Мой старый друг, — тихо ответил Максим. — Мой самый лучший друг…

Эрик хотел ответить Максу нечто резкое, но вовремя одумался. И только с обидой поджал губы. Потом друзья быстро переключились на разговор о здоровье Макса. И о проблемах в институте.


* * *



В больнице парень пробыл почти неделю. Иван приходил вечером после последнего обхода врачей и оставался на ночь. Максим гнал его, просил не караулить, ведь он уже не маленький. А сам наслаждался каждой минутой, что был рядом с НИМ.

Они не говорили об их отношениях, о прошлом и, Боже упаси, о Серже. По негласной договоренности эти темы были под запретом. Хотя о прошлом всё же говорили. Иван вспоминал старые байки и анекдоты из своей военной жизни. В основном это были смешные истории, и Максим как никогда много смеялся в то время.

Ему казалось, что вернулись старые времена. Когда он жил с Ваней и Серёжкой в старом доме на платановой алее. Впереди яркими огнями маячил Новый год и простое человеческое счастье. Огромное, как новогодняя ёлка в зале, счастье с двумя самыми родными людьми.

И тренировки с Иваном, и подколки Сергея. И мерное тиканье старины Бена в углу. И невероятный аромат свежей Серёжкиной выпечки. И… Сколько ещё можно перечислять этих «и»?…

Под мерный разговор Максим засыпал. Когда же он начинал уютно посапывать, Седой брал его ладонь в свою и прижимал к щеке. И так почти до утра, потом перебирался на соседнюю пустую кровать и засыпал совсем ненадолго. Утром, когда Максим просыпался, Горского уже не было. Зато появлялся с обходом Никитин и мучил его процедурами до обеда. После обеда приходили его ребята с конспектами, очередными гостинцами и новостями институтской жизни.

За день до выписки Маша заглянула к своему парню позже обычного и застала там Горского. Они поздоровались, пообщались на отвлечённые темы. Иван отворачивался к окну или выходил в коридор, когда Машу тянуло на нежности. Максима разозлило, что девушка на глазах Горского прилегла с ним рядом на кровать, пытаясь поцеловать его в губы. Он даже вспылил, но, быстро взяв себя в руки, списал нервозность на болезненное состояние. Максим извинился, в этот момент Иван поднялся и быстро вышел. Когда же вернулся, спокойно сообщил, что уходит, предложив девушке подвезти её домой. Маша согласилась, и они ушли вместе. Максим тоскливо смотрел вслед Ивану. Впервые за тысячу лет ему захотелось плакать. Наверное, из-за дурного предчувствия.

Предчувствие его не обмануло. Иван не вернулся! Ни в тот вечер, ни на следующий день. А потом Максима выписали. И вот он живой и относительно здоровый наслаждается пикником с друзьями на новом спокойном месте.

А Иван уехал в командировку на следующий же день после его выписки. А после так и не появился. И вот уже месяц от него не было ни слуху, ни духу.


* * *



Если Львов относился к временному исчезновению своих старых друзей более чем спокойно, то Мышкин с точностью до наоборот!

Уже неделю как Эрик не находил себе места. Именно столько времени Сергей не выходил на связь. Максим успокаивал его тем, что Ребров в командировке и очень занят. Как это частенько бывало, в последнее время он уехал по делам, взяв слово с Максима присмотреть за другом. В ответ Львов ворчал, обзывал его извращенцем. Ну как, скажите на милость, относиться к тому, что бывший любовник просит приглядеть за его новым партнёром. «Маразм!» — бурчал в ответ на просьбу Максим, но продолжал исправно опекать Мышкина. Так же вел себя и ставший вдруг необычайно лояльным Сашка. И не в меру язвительная в последнее время Мари.

Но в этот раз всё было по-другому. Эрик ходил по университету совершенно потерянный. Тоскливое выражение на миловидном лице вгоняло в странную апатию всю четырнадцатую группу. После того, как на третий день Серж перестал выходить на связь, Эрик стал дико нервничать. На четвёртый он явился в альма-матер одетым во всё чёрное с густо подведёнными глазами такого же цвета.

А на пятый день Максим нашёл друга лишь на второй паре. Львов как чувствовал и решил заглянуть в тот дальний санузел на третьем этаже. Он тут же услышал тихий плач в кабинке туалета. Над ней уже витал сизый сигаретный дым, клубящийся под потолком.

На просьбу открыть никто не отреагировал. Тогда, хорошенько дёрнув, Максим сбил хлипкую задвижку и обнаружил сидящего на крышке унитаза заплаканного Эрика. Чёрная подводка расплылась грязными разводами, предавая его лицу ещё больший трагизм.

— Мышик, ты чего тут? — растерялся Львов. — Ну что ты, дурачок, совсем расклеился.

Минуту Эрик вопросительно смотрел на друга. Потом вдруг оживился и спросил с надеждой в голосе:

— Он появился? Звонил?! Серёжа…— но тут же осёкся, когда увидел отрицательный жест Макса.

— Серёжка ушёл, — тихо констатировал Мышкин и с нарастающей истерикой в каждом слове добавил:

— Он бросил меня! Ма-акс, он кинул меня как собачонку, — хлюпая носом, протянул Эрик. — Никому ненужного блохастого пса!

— Ну, Мышик! Ну чего ты? У него просто не работает телефон. Вот и всё! — Макс вытащил друга из кабинки и стал успокаивать, гладя по голове словно ребёнка.

Но уговоры не помогали. И день за днём Эрик выглядел всё мрачнее, напоминая лишь тень некогда жизнерадостного эмо.




Глава 16

Спустя еще пару дней Максим уже нервничал не меньше друга. Все попытки связаться с Сергеем результата не принесли.

Тогда он решился и позвонил Ивану. Тот откликнулся сразу, но был резок и не хотел говорить о Реброве. И скоро отключился.

Максима вывел из себя этот разговор. Будучи человеком целеустремлённым, наплевав на гордость, он собрался и поехал на работу к Горскому. Зашёл в офис и обалдел от хаоса, который творился в помещении. Тут и там шныряли подозрительные личности. Валялись документы, а за столами сидели перепуганные сотрудники. У дверей парня остановил человек одетый в цивильное, но с явной военной выправкой. Он не захотел впустить Максима, на что тот стал громко протестовать. И вот уже парень стал силой пробивать дорогу к кабинету директора. Подоспели ещё двое мужчин. На шум появился Горский. Он рявкнул что-то по поводу того, что его сын может видеть его, когда пожелает. Взял куртку и вывел Макса из здания бизнес центра.

Они устроились на открытой площадке ближайшего кафе. Светило по-весеннему яркое солнце. Сегодня у старого светила был игривый настрой. Недавно умытое быстротечным дождём, оно слепило глаза прохожим. Забиралось лучами в щели тентов над столами и заигрывало с посетителями.

Тонкий луч, словно солнечный палец, прочертил золотистый след по щеке Ивана снизу вверх. И сразу же пропал отражённый в металле радужки глаз. Седой прищурился, затянувшись сигаретой.

Макс открыто разглядывал его осунувшееся лицо. Было видно, что мужчина мало спит. Как всегда он был гладко выбрит и подтянут. Но что-то неуловимо гнетущее появилось в его облике. У Львова заныло в груди — как давно они не виделись! Как сильно он соскучился по другу. Эх, Батя!

Подошла официантка. Иван заказал Максиму сок. Себе же он потребовал коньяк. Парень стал бурно возмущаться, но Горский его не услышал. Или не хотел слышать.

Ни решительное с резкими чертами лицо. Ни холодный отрешённый взгляд серых глаз не мог ввести Максима в заблуждение — Иван был зол. Нет! Он был взбешён.

Максиму было страшно представить, что вывело обычно сдержанного Ивана из состояния душевного равновесия. И если он начал пить, то должно быть случилась катастрофа.

Принесли напитки. Командор выпил залпом золотистую жидкость из пузатого бокала и слегка поморщился.

Наконец Иван заговорил. И Максим с горечью понял, что предчувствия его не обманули. На вопрос Макса он ответил отрицательно. То есть он не знал, где сейчас скрывается Сергей. А то, что он именно скрывается — к гадалке не ходи. Более того, Командор попросил Львова: как только Серж выйдет с ним на связь, сразу же ему сообщить.

То, что рассказал Горский, повергло Максима в шок.

По вине Сержа имущество фирмы вместе со всеми активами уже неделю как арестовано исполнительной службой. Его афера с банковским траншем и присвоение денег фирмы вышла боком оказывается не только Горскому, но и самому Сержу.

Иван не особо доверял кому бы то ни было. Серж не был исключением. Не раз и не два они ругались и выясняли отношения по этому поводу. Максим сам был свидетелем таких разборок ещё тогда, когда жил в их доме. Но он всегда был на стороне возмущённого Змея. Такое отношение к партнёру расстраивало и бесило до глубины души.

Но даже подозрительного не в меру Горского Серж смог обойти по всем статьям. Иван выступил поручителем в сделке с банком. Огромный кредит, который брался под строительство складских терминалов, был оформлен на Сержа. По причинам экономической целесообразности и налоговых заморочек, транш оформляли на Реброва. Иван выступил его гарантом. Залогом было имущество компании и самого Горского. А это означало: если Серж по каким-то причинам не погашал вовремя кредит, Горский должен был погасить его сам. Если же он этого не делал, то имущество, ставшее залоговым, шло с молотка в погашение ребровского долга.

Сергей изначально был против строительства складов. Он настаивал на покупке большой фирмы с тем же родом деятельности, но в соседнем городе. Её владелец разорился и продавал компанию за символические деньги. При этом покупателю предлагалось погасить перед местным банком её задолженность. Серж планировал сделать из разорившейся фирмы новый филиал компании Горского.

Максим помнил, как в свою бытность в доме Горского был свидетелем ссоры Сержа с Иваном. Они спорили до хрипоты, но Седой всё же настоял, что покупка складов важнее открытия нового филиала. Ещё и поручил составить для банка экономическое обоснование для получения кредита. Серж расценивал это как плевок в лицо и был страшно зол. Но и в очередной раз он поступил так, как хотел Иван.

А потом…Потом всё так запуталось. Отношение генерального и финансового директоров стали походить на холодную войну. В компании ходили разные слухи. В то время только ленивый не мыл кости руководству. Внешне отношение партнёров как бы не изменились. Но той теплоты и уюта, что всегда присутствовали на их фирме, больше не было. Всё куда-то улетучилось! И обязательный «ти тайм» или «кофе тайм», это кому как угодно, с Иваном Владимировичем на общей кухне. И ребровкие конфеты и шоколадки для девочек из бухгалтерии. И цветы к празднику. И, о ужас, квартальные премии!

Горский не вылезал из командировок. Летал на переговоры один. Ребров на работе тоже бывал редко. Правда, регулярно общался с подчинёнными по электронной почте и в телефонном режиме. Туда же требовал отчёты по работе отделов. Теперь на фирме полновластным хозяином чувствовал себя новый зам Реброва, а по совместительству местный цербер. Этот цепной пёс рьяно следил за порядком. Стучал руководству в лице Сержа по каждому пусть даже невинному поводу. Щемил сотрудников. И самое ужасное — ввёл штрафы за опоздания! Женская половина компании ныла и жаловалась. Мужская половина готовилась по-тихому придушить нового зама и замочить в туалете. Ну, или в иной последовательности.

В мае произошло давно назревавшее «извержение Везувия». То есть пришло официальное уведомление о фантастической сумме долга компании, в лице финансового директора перед тем же банком. В тот момент Горский был в очередной командировке. А Реброва не оказалось в городе. Его вообще нигде не было.

Преданная секретарша Инна сорвала Горского с переговоров, попросив срочно вернуться. Командор знал, что Инна ни за что не поступила бы так, не имея на то веских причин. Он примчался как можно быстрее и влетел в офис вместе с курьером, принесшим извещение о передаче дела о задолженности банку в судебные инстанции.

Горский собрал совещание, на котором выяснилось, что все проценты по траншу были выплачены. Но! Когда пришло время погашать тело кредита, оказалось, что на счёте, где аккумулировались средства для погашения, их не оказалось. По доверенности, якобы выданной Горским, деньги снял финансовый директор. Горский своими глазами видел эту бумагу и был в шоке оттого, что на ней стояла его подпись и печать.

Дальше по сценарию шла «гибель Помпеи». Всё стало ломаться и рушится, как под гнётом вулканического пепла.

Те склады, которые за долги можно было вернуть банку, оказались в собственности другого человека. Месяц назад он приобрёл их по сходной цене у обходительного молодого бизнесмена Сергея Реброва. Оформили всё честь по чести, и новый хозяин был крайне доволен своим приобретением.

Горский метался между банками. Вёл переговоры, искал средства для погашения. Всеми силами он пытался спасти свой «белый лайнер». Он постоянно общался с начальником службы безопасности, но тот не спешил его успокоить.

Когда нагрянуло время «Ч» Горский вспомнил предупреждения вечно настороженного начальника. И то, что Ребров всегда казался тому скользким типом. И то, что в последнее время финансовый директор общался с подозрительными личностями.

Бывший особист доложил директору о том, что нарыл его отдел. Оказывается Ребров не смог бы провернуть такую аферу самостоятельно. Ему нужна была для этого серьёзная поддержка кого-то из власть имущих. Или даже кого-то из руководства банка выдавшего кредит. Того, кто мог до поры до времени прикрывать сомнительные дела Реброва. И мог предоставить ему нотариальные услуги нечистого на руку юриста. Как раз выяснением этих нюансов сейчас и занималась служба безопасности.

Было ясно, что за такую услугу Сергей должен был отвалить своим покровителям немалую сумму. Но, как выяснилось, он этого не сделал. Проще говоря, он кинул серьёзных людей. И теперь его разыскивал не только обокраденный Горский, но и другие серьёзные инстанции.

А пока фирме грозила серьёзная неприятность в виде наложения ареста на основные средства, склады и другое имущество. А Горскому светило банкротство.

Иван излагал информацию максимально кратко, сухими фактами. Ситуация сложилась аховая. Максим слушал и не верил в то, что такое мог натворить его близкий друг. Он пытался предположить, что Сержа подбили на эту подлость. Возможно силой. Но Горский ответил, что мотивы Змея предельно ясны. Иван знал сложный характер партнёра и то, что произошло, не особо его удивило.

А ещё он вдруг огорошил друга размышлениями на совершенно дикую тему. Якобы с Сергея станется нанять киллера, чтобы отомстить за поруганную Иваном гордость. Слишком уж неуправляемым или почти безумным становился Змей в достижении своей цели.

Максим поперхнулся соком. Закашлялся. Иван перегнулся через столик и легко похлопал его по спине. Затем, улыбнувшись, попытался превратить в шутку последние слова. В два глотка допил коньяк. И, оплатив счёт, вернулся в офис, оставив парня переваривать услышанное.


***

Через две недели Максиму позвонили с неизвестного номера. Это был Серж. Голос звучал хрипло, устало.

Он спросил: «Как дела? Как сам? Как Мышонок?». И не успел Максим высказать Сергею всё, что накипело, как тот его прервал:

— Я полагаю, ты уже в курсе? — спросил он, и тут же пояснил: — Что произошло с ЕГО фирмой?

— Конечно, но…

— Максим, не перебивай меня! Прошу! У меня мало времени, почти совсем не осталось…

— Сергей! Что ты творишь?! — заволновался парень. — Зачем ты так с Иваном? Что значит «не осталось времени»? Что за бред вообще происходит?

— Бред? Да нет, дружок, это хорошо продуманная акция! — усмехнулся Змей и тут же продолжил. От его тона веяло арктическим холодом:

— Значит так. Я говорю, ты не перебиваешь! Иначе отключусь, понял?

— Понял! — спохватился Макс. Он действительно боялся, что связь оборвётся по прихоти Сержа.

— Хорошо. Итак… У меня на руках остались пустые фирменные бланки с подписью и печатью Горского. Наш Ваня иногда может быть удивительно беспечным! — всё та же ехидная ухмылка. — И у него осталось ещё в закромах много чего интересного. Недвижимость, например.

— Сергей, остановись! Что ты творишь? Это же Иван. Наш Горский! — пытался вразумить Реброва бывший любовник. — Не смей этого делать!

— Ты издеваешься? А как он мог столько лет шпынять меня? Бить ногами мою гордость? Плевать с высокой колокольни на мои чувства? Сколько можно было это терпеть? Да ты и сам всё видел, когда жил с нами. — Змеиное шипение резало слух Максима, но он продолжал жадно вслушиваться в забытые звуки. Сергей продолжал: — А я не прощаю, слышишь?! Не прощаю, когда со мной как с грязью. Никому не прощаю, даже если люблю!

Сергей помолчал немного, видимо успокаиваясь. Затем продолжил очень тихо:

— Из-за него пришлось отказаться от тебя! Ведь знал же, что он не оставит нас в покое. А из-за этого мне не удастся осуществить свой план, — раздался тяжёлый вздох, — вот и пришлось тебя отпустить. Знаешь, какая это боль, когда вырывают кусок из сердца?

— Знаю…— прошелестело в ответ.

— А вот это вряд ли, Ёжик. У меня в груди дыра с кулак. Сука, наш Ваня, вот он кто!

— Он твой муж. Он самый близкий тебе человек, Серёжа! — парень попытался уговорить Змея. Найти лазейку к его окаменевшему сердцу. — Вспомни, сколько всего он сделал для тебя.

— Да уж… Это ты верно сказал: всё что мог он уже сделал. Например, плюнул мне в душу. И поверь, я его накажу за это. Жестоко! Да в принципе уже наказал, — и гадко так ухмыльнулся.

Максим был в шоке от услышанного. Он понял, что к Сержу ему не пробиться. Он не узнавал человека, которого любил. «Как он может так поступать? С самым близким? С Иваном? Правильно говорил Горский, ему похуй на всех! И на меня что ли тоже?» — Львов разозлился не на шутку. Гнев забил обжигающим гейзером прямиком в мозг.

— Что, Ребров, небось долго готовился? Судя по всему не один месяц с идеей этой носился? -Максим цедил каждое слово. В ответ он услышал хорошо знакомое Змеиное шипение:

— Да уж, Ёжик, подготовился я серьёзно, — каждый звук сквозил злорадством. — Месть — это блюдо, которое подают холодным. И так будет с каждым, кто встанет у меня на пути!

Максим взорвался, он уже рычал:

— А кто будет следующий?! Кто у тебя дальше по списку? Может быть я?— воскликнул парень.

— Ты? О, а это мысль! — вдруг рассмеялся мужчина. Максим поперхнулся и закашлялся от неожиданности.

Этот механический смех до чёртиков пугал Максима.

— В принципе из-за этого я и звоню, — деловито начал Серж. — Значит так! По поводу оставшихся активов Ивана я не шутил! Мне его по миру пустить — как два пальца об асфальт! Макс, я доступно излагаю?

— Да, блядь, понял уже. Не тупой! — разозлился Львов. — Чего ты от меня хочешь?

— Много чего, — очень томно протянул Змей. — А пока…Ты на пушечный выстрел к НЕМУ не подойдёшь. Знаю твою глупую доброту. Он рано или поздно сам к тебе приползёт.

— Но он…— пытался возразить парень.

— Не перебивай, знаю, что говорю! Так вот, ты его пошлёшь подальше. И поверь, я буду в курсе всех ваших дел. Ни-ка-ких отношений! — рявкнул Серж. — Я ясно выразился?

— Ясно…— устало протянул парень. Этот разговор выпил все его силы.

— И знаешь ещё что? — словно вспомнив что-то важное, сказал Серж. Максим весь подобрался. Его интуиция кричала, что самое интересное Змей придержал на десерт.

— Я хочу, чтобы к сентябрю ты уже был женат.

— Что-о?! — взбешённый Максим уже орал в трубку: — Не смей мной командовать! Ты вообще ахуел со своими требованиями! — Но Серж опять прервал рассерженного Львова. С привычным ехидством в голосе он спросил:

— А скажи-ка, Ёжик, наш Командор уже пьёт? — От неожиданности Максим поперхнулся последним словом.

— Ага! Уже бухает?! Так я и знал, — прошипел Змей. — А дальше — больше! И поверь, я могу сделать так, что из пьянства своего он не вылезет. Я могу его сломать. Окончательно! А добьёт он себя сам!

И тут Максим поверил. Сомневаться не приходилось, в своей жажде мести Серж становился неуправляемым.

— Серёжа, я всё понял! Я всё сделаю. Просто прекрати эту глупую вендетту, — как можно спокойнее произнёс парень. — Я сделаю, как ты хочешь. А ты… ты всё ему вернёшь, идёт?

— Не идёт, — съязвил Змей. — Ты сделаешь, как хочу я, а я не сделаю Ивану ещё хуже. Вот такой будет уговор. Ты понял мой расклад?

— Понял… — тихо.

— Даёшь слово? — жёстко поинтересовался Змей.

— Даю! — достаточно твёрдо произнёс Максим, не веря себе.

— Ок! — повеселел Серж. — Да, и можешь рассказать ЕМУ о нашем разговоре. И об уговоре кстати тоже! Пусть знает, как из-за его эгоизма страдают близкие люди. И запомни — я буду приглядывать за вами. Очень внимательно!

После помолчал и продолжил совершенно иным тоном:

— А Мышонок…как он? — прозвучало с заботой.

— Вспомнил наконец?! — буркнул Макс, а после добавил с грустью: — Плохо! Извёлся совсем. Плачет. Думает, что ты его бросил.

— Девчонка!... — прозвучало удивительно мягко с теплотой. — Передай ему… Скажи, что я не бросал его! — он говорил горячо, увлечённо и Максиму пришлось поверить словам Сержа.

— Так сложились обстоятельства. Сейчас Эрику со мной нельзя, никак! Возможно позже… Но я не бросаю тех, кто мне дорог. Тех, кто меня никогда не предаст. Так ему и передай!

— Хорошо, я скажу Мышкину, — пообещал Максим.

— Ёжик, ты береги себя! — прозвучало удивительно тепло. И ещё мягче: — И моего Мышонка тоже… Не забывай — ты мне должен! — сказал и сразу отключился.

Максим ещё долго смотрел на телефон в своей руке. А в голове слабым пульсом билось: «…моего Мышонка…»




Глава 17

Неподъёмная как гранитная плита моя бедная голова не поддаётся обезболивающим. Давно так не накрывало мигренью. И с чего, скажите на милость, вдруг меня так укрыло? Ну да, тучи тёмные и тяжёлые, как гири, хозяйничали всё утро над морем. И да, запах будущей грозы неизбежно бьёт в ноздри озоном. Но дело не в этом! Сигнализацией в мозгу сработала интуиция! Странный дар предчувствия ещё ночью оповестил о приближающейся буре в моей жизни. Глупости, скажут нормальные люди. И я даже склонен согласиться сними, быть может. Но! И опять Викинг стал приходить по ночам, и я знаю, что это неспроста.

В последнем сне он понуро стоял по щиколотку в пыли на перекрёстке всё той же дороги. Длинные волосы спутанными прядями падали на лицо. Его большие ладони в расслабленном жесте опирались на эфес огромного меча. И эти крепкие, уже знакомые руки по-прежнему покрывала бурая корка. Я смотрел и понимал, что лицо Викинга тоже представляет собой запекшуюся маску. Что-то было ни так… Только вот что? А затем я увидел… К перекрёстку с неимоверной скоростью направляются тени, множество призрачных фигур. От испуга я тут же проснулся и не мог прийти в себя. Потом долго ворочался в постели, но до утра так и не заснул.


* * *


Утром позвонил Иван и совершенно ровным, подозрительно спокойным тоном поинтересовался:

— Где ОН?

— Почему ты меня о нём спрашиваешь? — вопросом на вопрос ответил я.

— Поверь, Максим, ты последний к кому я обратился с этим, — достаточно жёстко ответил Седой. — Так ты не знаешь, где он может быть?

Я решил не злить Командора. Чувствовал, что-то витает в воздухе. Когда мысль оформилась в конкретную, она прозвучала одним словом: «Опасность»!

Постарался справиться с голосом. Правда, легче было заткнуться, чем заставить его не дрожать.

— Ваня, я не знаю где он. Мы давно не общались. Но даже если бы знал, вряд ли бы стал с тобой этим делиться.

— Что-то не так! — вдруг быстро заговорил Иван. — Что-то происходит! Не могу понять только…

Я прервал Командора, хотя раньше не позволял себе такого:

— Ваня, он больше не будет вредить. Он слово дал.

— А ты? — сказал и осёкся, потом с трудом продолжил: — Ты тоже дал…— хмыкнул Иван, — ему слово?

Опять всё по новой! Как же меня это достало!

— Да! Я дал ему всё, что он хотел… потому что мне было это нужно. И слово тоже дал, но уже по другой причине.

— Да знаю я! — практически прорычал Горский. — Максим! Максимка, послушай ты, не вмешивайся. Это не твоя битва и не твои разборки.

— Да что ты! — возмутился парень.

— Послушай! Я в этом увяз прочно, давно и надолго.

— Ты ни-че-го не сделаешь! — по слогам выдавил я. — Горский не смей его трогать! — опять останавливаюсь, с силой бью костяшками пальцев в стену. Там с моей помощью образовалась уже целая выемка.

Чёрт! Надо успокоиться. Нельзя, нельзя его драконить в таком состоянии.

— Ваня, Ванечка, не надо…прошу тебя!

— Максимка, — хрипло и совсем тихо, — ну что ты говоришь? Разве я могу Сержу навредить?

— Но…?

— Что ты, маленький, с него хватит. Всё что мог я уже сделал. Сделал всё, чтобы оттолкнуть, обидеть, унизить. И прекрасно понимаю, почему парень слетел с катушек. Я наплевал на его чувства, а для Сержа это равносильно заказному убийству.

— Так ты простишь его? — я удивлён. Нет, я в шоке! — Ты хочешь его вернуть?

— И да, и нет. Да — я уже давно простил. И нет — в одну реку два раза не войти. Это закон джунглей, Салага.

— Максим, если он объявится, скажи, что я хочу поговорить. Спокойно. Скажи, что ты будешь третьим…

Я не дослушал. Трубка, выскользнув из рук, упал на пол. Хвала богам, вернее отцу, купившему в гостиную ковёр. Труба не разбилась. Она даже не отключилась.

Судорожно вцепившись в тонкий пластик телефона, я тихо попросил:

— Ваня, ты что сейчас сказал?

— Ты плохо слышишь или со связью проблемы? — проскрежетал Горский. Потом откашлялся и уже спокойно объяснил:

— Я сказал, что ты будешь участвовать в нашем разговоре, если конечно не против? Ну, как гарант моих мирных намерений.

— Он не захочет прикрываться мной.

— Значит, сделай так, чтобы захотел! — сказал, как отрезал. — Ты ещё не понял? У Сергея большие неприятности. Он сунулся ни к тем людям, когда со мной пытался разобраться. И теперь под ним горит земля.

Я поражённо молчал, не зная, что сказать. Понятно, что случилось нечто экстраординарное. Иначе Иван не позвонил бы мне с такой просьбой. Но Горский с информацией всегда обращался осторожно, и больше чем он сам решил, из него уже не вытянуть.

— Ваня, это так серьёзно?

— Да нет…— Седой помедлил. — Всё нормально. Отобьёмся! — звучит спокойно, деловито. Но под этим «Отобьёмся!» может скрываться всё что угодно.

— Ладно, Салага, — он прервал мои размышления, — сейчас сложно общаться, я за рулём. Перезвоню позже.

И тут же отключился.


* * *



Прошло полчаса безрезультатных поисков, звонков и переписки. Оказывается, Серж давно не выходил на связь не только со мной. С сокурсниками, с которыми он недавно наладил контакт, тоже не общался. Он как-то познакомил меня с двумя из них. Хорошие ребята! Я с ними в Контру по сети играл.

Как мне не хотелось, но пришлось звонить Мышу. Его мобильный подозрительно молчал. Пришлось перезвонить на домашний.

А через полчаса…

Звонок раздался, словно разряд тока высокого напряжения. С трудом узнал Сашкин голос. Он что-то орал в трубку срываясь на хрип.

— Смехов, ты не мог бы для разнообразия говорить нормально?

— Но он…его!

— Спокойно! — перебил я. — А теперь членораздельно. Что стряслось?

— Его машина…Он разбился! Вдребезги. И повсюду осколки, и теперь она тонет прямо на моих глазах.

Опять несуразица какая-то. Вдруг послышались всхлипывания.

— Я же просил! Умолял, чтобы Мышик не связываться с этим гадом...

— Дай сюда! — послышалось в трубе. — Максим, это Паша Проскуров. Сашка пытался сказать, что машина твоего друга, Сергея, медленно и уверенно идёт ко дну. Она пробила заграждение, вылетела с моста и упала в лиман.

— Сергей? Где он?! — теперь вопил я.

— Его нет. Тело не нашли и второе кстати тоже!

— Что-о? — меня начало трясти. На заднем плане взвыл Смехов.

— Сашка говорит, что в машине мог оказаться Эрик. Вот придурок! Нюни распустил…Скажи на милость, что было делать Мышкину в этой машине? — раздражённый Проскуров обращался уже к Смехову. А потом опять ко мне:

— Понимаешь, мы с Сашкой ехали в его тарантайке на лиман рыбачить, — сейчас он говорил со мной как с маленьким ребёнком. — А тут на мосту авария. Затор. Машин — не протолкнуться! Вышли и тут Сашка как завоет. Я охренел. А он тебе звонить и на кнопки нажать не может — лапы трясутся. Ну, я и набрал…

— Пашка, дай Смеху трубку! — я прервал поток словоблудия.

Послышалось Пашкино: — На! Тебя Львов хочет!

Хочет? Убью гада, пусть Проскуров только попадётся мне под руку. Словоблуд!

В трубке послышалось характерное шмыганье носом. Потом тихий потерянный Сашкин голос:

— Эрик мог быть там? Понимаешь, брат… Возможно он был с Сергеем в той машине.

— Смехов, когда произошла авария? В котором часу? — потребовал ответа довольно жёстко.

Сопение в ответ. Я не выдержал: — Отвечай, придурок?

Сашка засопел вновь, но уже от злости. Хороший знак!

— Так уже минут двадцать как…Мужики на мосту сказали. — А потом язвительно так заметил: — А чего это ты язык распустил? Что, Львов, смелый очень или в лобешник захотел?

Ну всё! Одну истерику я погасил, теперь со своей бы справиться!

— Саша, ты успокойся! Мышкин дома. У него ангина и его родители оставили лечиться. Ты же знаешь Мышкина? Только это чудо в перьях могло заболеть летом. Я с ним буквально десять минут назад по домашнему телефону говорил. Его трубу мать выключила, чтобы он ни с кем не трепался, горло не напрягал. Смех, ты меня слышишь?

— Он тебя уже не слышит, — траурным голосом произнёс Пашка и весело добавил: — Он тут прыгает как козёл безрогий. Слушай, Макс, а Сергей? Жалко если с ним…

Ну, Проскуров, допрыгаешься ты у меня! Я не стал слушать дальше. Отключился. Схватил ключи и портмоне с тумбочки в коридоре. И как был в домашних тапках, так и выскочил за дверь. Лифт ждать не стал. Понёсся вниз, прыгая через лестничные пролёты, опираясь только на руки.

Открыл дверь парадной и чуть не задохнулся. Жара, но главное духота накрыли меня с головой. Моментально взмокла спина и кожа головы под волосами. Всё, побреюсь на лысо, не могу больше эту гриву таскать. Богом клянусь, если с Серёжкой всё нормально, ну хотя бы жив, обрею голову, к чертям собачьим.

Пожалуйста, пожалуйста! Боже Всемогущий, сделай так, чтобы он был жив! Господи, не забирай его, он ещё так молод!

В мозгах творился полный бардак. На голову давили пунцовые тучи, а на душу тревога.

Чудом достаточно быстро поймал такси. Сказал водителю направление, и поехали. Всю дорогу сходил с ума от беспокойства и всё время молился Богу.

Подъехали к мосту. Движение перекрыто, повсюду милиция и чёртовы зеваки. Я кинул водителю деньги. Выскочил из машины и побежал по направлению аварии. Пока бежал, тапки слетели с ног. К чёрту! Пёр напролом, распихивая людей. Не разбирая дороги, нёсся босиком по битым стёклам к дыре в заграждении.

А потом я увидел машину, вернее то, что от неё осталось. Красный остов авто с чёрным драконом на борту зарылся в прибрежный ил. Вода доходила до задних окон, а перёд был уже полностью скрыт мутной лиманской водой.

Ошибиться было не возможно. Такую машину не спутаешь ни с какой другой. Совсем недавно Серёжка сделал на Камаро аэрографию. Он ещё шутил, что машина теперь носит изображение хозяина.

Я стоял, вцепившись в поручни, и громко кричал. Звал Сергея снова и снова. В голове стучали африканские барабаны. В небе тоже. Сверкнула молния, и прогремел гром. Вскоре ещё один раскат сотряс небо. И тут же ливанул дождь. Я весь промок за считанные секунды.

Внизу на покатом берегу копошились какие-то люди. Они что кричали, тащили буксировочные канаты. Даже были смельчаки, нырявшие с крутого берега в воду.

— Сергей! — крикнул я в последний раз, с трудом разжимая затёкшие пальцы. Надо было спешить! Возможно, если нырнуть поглубже я смогу…

Мой разговор с самим собой грубо прервали. На плечо легла тяжёлая рука и чуть сжала.

— Максим, успокойся! — знакомый голос звучал устало. — Там некого уже звать.

Иван попытался меня обнять, но я вырвался и закричал, прерывая шум грозы:

— Не смей так говорить! Не смей! Он жив!

— Я не сказал, что он… — попытался возразить Горский.

— Ну что, ты рад? Рад?! Добился своего? Отомстил Змею? — я орал, но из-за грома мои слова услышал только Седой.

— Что ты несёшь? — возмутился Горский.

— Я знаю, о чём говорю! — огрызнулся я. — Да, он мерзавец, подлец! Но разве можно вот так просто забрать человеческую жизнь? Его жизнь?! Он ведь любил тебя!

Иван хотел ответить, но меня это уже не трогало. С силой оттолкнув Командора, я бросился в направлении берега. Он нагнал меня, когда я пытался найти тропинку в вязкой береговой глине. Ноги скользили и увязали одновременно. Ещё немного и тонкие ручейки, сбегающие по крутому берегу превратятся в селевые потоки. И тогда всё! Конец! Я не доберусь до машины. Или доберётся моё тело со сломанной шеей.

— Постой, погоди, Максим! — меня грубо схватили за руку и потащили. — Давай спокойно поговорим!

— Не о чем с тобой говорить! — я пытался выдраться из захвата. — Это ты подстроил?!

— Ты охуел что ли? Причём тут я? — заорал Седой. — Думай, что несёшь!

Мне было плевать, и я не верил ни одному его слову.

Чудом вырвался из захвата железной пятерни. Бросился вперёд, наплевав на осторожность.

— Куда! — Горский кинулся за мной. — Стой, идиот! Убьёшься! Не хватало ещё тебя потерять!

— Отъебись! — рявкнул я и заскользил по мокрой глине прямиком к воде.

На лиманской глади появились мелкая рябь. А вскоре и небольшие волны. Их нагнал штормовой ветер с востока. Волны бились о красный борт Камаро, помогая прибрежному илу затащить машину ещё глубже на дно.

Вода внизу звала меня, вода сверху била крупными горошинами капель по голове. Она проливалась слезами по грязному лицу. Вода была вокруг. Она убивала!

— Максим, ну подожди! Тут не спуститься, давай в обход! — продолжал звать Горский.

Я не слушал. Мне было всё равно. «Убийца, убийца, убийца!» — выдавали в черепной коробке на чисто русском языке африканские барабаны. Через минуту услышал характерное хлюпанье за спиной. Обернулся на середине пути, увидел скользящего за мной по мокрому берегу Ивана. Он что-то кричал. Не удержавшись, я шлёпнулся на пятую точку и кубарем понёсся вниз.

— А-а! — Сколько раз перекувыркнулся, я не считал. Тело крутанулось в последний раз и зарылось носом в прибрежный песок. Через несколько долгих минут рядом приземлилось что-то тяжёлое. А ещё через минуту меня стали тормошить. Я смог подняться только на четвереньки и нос к носу столкнулся с демоном из снов. Весь покрытый рыжеватыми потёками с головы до ног передо мной сидел…Горский? Он?! Точно он! Какое облегчение! Да…Таких глаз цвета жидкой ртути я ни у кого не видел.

Сверкнули белоснежные зубы на фоне лица покрытого тёмным глиняным налётом. Ваня опять что-то говорил. Но ничего не было слышно. Я поднялся на колени, поковырял пальцами в ушах, избавляясь от глины. Он тоже стоял передо мной на коленях. После кувыркания по мокрому отвесному берегу сил подняться не осталось. Видимо из жалости своими упругими струями ливень пытался смыть грязь с наших тел и душ.

— Максим, возьми себя в руки. Возможно, он жив! Но сейчас находится где-то в другом месте. — Иван протянул руку и самыми кончиками пальцев погладил мою щёку. То, что я не сопротивлялся, придало Командору уверенности. Он стал мягко обтирать грязь с моего лица, не прекращая уговаривать как маленького:

— Ну не плачь, Салага, всё образуется.

Я плачу? Даже не заметил и продолжал молчать.

— Мы найдём Серёжку, где бы он ни был. Слово даю!

— На тот свет за ним отправишься? — промямлил я, сдаваясь. — Вернуть его оттуда будет затруднительно.

— Если потребуется, и оттуда вытащу, — грустно улыбнулся Горский. А когда уже я попробовал стереть с его лица грязь, придвинулся ближе. Обхватил руками и крепко обнял, прижимая к себе изо всех сил. 



Глава 18

В приоткрытое окно заглянул, дохнув жаром, и тут же ворвался раскалённый ветер. Скрипнула оконная створка, испуганно взвилась к потолку лёгкая занавеска. Ветерок похозяйничал в комнате, раскидывая веером листы из объёмной папки. Наигравшись вдоволь с тонкой тканью портьеры, метнулся дальше в поисках другой игрушки. Ещё порыв: и вот он уже путается в отросших волосах парня. Эрик поморщился и спрятал лицо в сгибе руки. Второй час он сидел, а вернее полулежал на рабочем столе. Его голова расслаблено покоилась на вытянутой руке. Другая же конечность в это время лениво вырисовывала мелкими штрихами один и тот же фрагмент картины. На рисунке так и не захотело появляться знакомое лицо. Не в этот раз…

«Не выходит. - Рассеяно подумал Эрик. – Губы… Изгиб не тот!»

«Не выходит?» - тихим шёпотом у виска. Лёгким порывом ветра мазнуло по щеке: «Всё получится!»

Парень дёрнул головой, испуганно уставившись в угол комнаты. Там, размытым дымчатым пятном, сгущались лёгкие тени. Мышкин моргнул несколько раз, прогоняя наваждение.

- Серёжа?! – С начинающейся паникой в голосе позвал парень. – Ты здесь?

Ответа не последовало и только новый порыв ветра, налетев стремительно, резко скинул рисунок на пол.

- Не могу… - Жалобно заскулил Эрик. – Сколько можно меня мучить? – Всхлипнул и уткнулся лицом в скрещённые на столе руки. Он пролежал в такой позе достаточно долго, пока не заметил, как заснул.

Под тяжёлым пологом сна, он опять увидел знакомую картину.
Пролетев через узкий туннель, Эрик очутился на большой разобранной кровати в спальне Реброва. Да, Мышкин хорошо помнил всё, что с ним происходило в этом месте! И как холодил взмокшую спину тонкий шёлк простыней. И какая на ощупь была эта ткань, он тоже забыть не мог.
Когда сжимал, стискивал в побелевших от напряжения пальцах материю, он стонал, выгибаясь навстречу сильному мужскому телу. А Сергей, такой страстный, разгорячённый, с лёгкой улыбкой на тонких губах, мучил его вновь и вновь неторопливостью движений. Парень скулил, постанывал, извиваясь на постели. Призывно раздвигал бёдра пошире в надежде получить долгожданную разрядку. Тело выгибалось, спешило урвать свою долю удовольствия. А, затуманенный желанием, мозг сомневался, ибо помнил, как тяжело получить от Сергея желаемое. Эта игра заводила обоих, превращая близость в американские горки. Сбесившиеся качели мощным маятником несли их от ворот рая в адскую бездну и далее – по новой! Эрик знал это тяжёлое, тягучее ощущение на грани боли, там, внизу, меж закинутых на мужские плечи ног. В паху рос и раскрывался влажным бутоном трепет наступающего оргазма. Но его раз за разом, жёстко пережимая, срывала властная рука. Слёзы неудовлетворения катились по щекам предавая поцелую ненасытно-солёный вкус моря.
Лёгким бризом над ухом срывающийся шёпот:

«Ещё немного…» - Толчок бёдер, мягкий шлепок плоти о промежность.

«Потерпи, маленький!» – ещё один, сильный, пронзающий всё нутро.

«Ты должен терпеть… для меня… так надо» – Утробный рык сотрясает сильное мужское тело, детонирует на влажной коже мальчишки. Он бьётся, пульсирует в висках, заставляя дрожать, плавящееся под ним, тело. И, наконец, нарастающий темп уносит сознание в нирвану и поднимает желание на последний виток, в самую высь - рай облегчения.
Эрик кричит непристойно громко, срывая голос, умирая от наслаждения.

И… и тут же оказывается в другом месте. О, он прекрасно помнит коварство своих ведений. Они повторяются с завидным постоянством с тех пор...
«С тех пор как ЕГО не стало!»
Парень бьётся в клетке, в которую превратился его сон. Он рвётся из неё, туда, в спасительную реальность, но никак не может выбраться наружу.

«Пожалуйста, пожалуйста! – просит жалко, вымученно, сам не ведая кого. - Хочу проснуться!» - Шепчут губы уже наяву, но сон продолжает удерживать сознание в своих цепких лапах. Всё повторяется. Как всегда. Этот круг нельзя разорвать, пока не кончится видение.

«Высоко! – И следующая мысль: - хорошо-то как!» Красота окрестностей поражает яркостью красок цветущей природы.

Эрик стоит на высокой отвесной скале. Там, вверху, в небесах, в прозрачно-голубой вышине, одиноко парит альбатрос. Тень от огромных крыльев падает на глаза, и парень запрокидывает голову, чтобы рассмотреть. Сейчас он кажется себе невероятно свободным, сильным и одновременно лёгким как перо птицы. Радостно смеётся, машет огромному летуну. Затем раскидывает руки на манер крыльев, развёрнутых для полёта и ловит воздушный поток. Улыбка сбегает с изогнутого лука губ, когда взгляд падает вниз. А там…

Там, у подножья скалы, бьются серые неприветливые волны. Они, то накатывают на камни, яростно пытаясь добраться до ног парня, то убегают прочь, обнажая прибрежный песок и ил, в котором зарылся «носом» разбитый ярко-красный автомобиль. Эрик растерянно опускает руки и присматривается к искорёженному авто. Краска на борту Камаро постепенно сходит в воду, окрашивая её алым оттенком. Затем цвет становиться насыщенно-бурым и заполняет собой всё водное пространство. И вот уже кажется, что волны из красной плазмы накатывают на камни скал. Он не может отвести взгляда от тягучей жидкости. Его колотит, бьёт, как разрядами тока, сильная дрожь. Когда же, при очередном отливе, из толщи волн вновь появляется разбитый остов машины, в её салоне видна фигура. Через разбитое лобовое стекло на него с отчаянием смотрят любимые глаза.

«Серёжа!» – Эхом отчаяния разносится среди прибрежных скал. Фигура в машине вскидывается вперёд в попытке выбраться из металлического плена. Бьётся пойманной в силки птицей о стекло, разнося его в мелкие осколки. Не успевает: огромная кроваво-красная волна накрывает авто и утаскивает на глубину.

«А-а!!!» - Кричит парень и летит со скалы в бурую пучину.

«А-а!!!», - Вторит наяву и наконец, просыпается, падая со стула.

Он сильно ударился рукой об угол стола и об него же рассёк бровь. Подвывая от боли, остался сидеть на полу, баюкая ушибленное запястье.
«У-у! Не могу больше! – С тоской в тихом голосе. – Сдохнуть хочу, чтобы не мучиться больше. Хотя, эти кошмары меня точно скоро доконают, а постоянная боль в душе - добьёт!»

***

Полуденное солнце опалило кроны деревьев, слизывая с них насыщенный оттенок. Под палящим взглядом яркая зелень увядала, рассыпаясь в прах. И апофеозом происходящего стал раскалённый воздух, заполняющий самые потаённые уголки города. Тягучий, как старый ликёр, он неминуемо нёс природе агонию умирающего лета.

Необычно жаркий август гнал всё живое подальше от плавящегося асфальта. Улицы словно вымирали. И единственными обитателями опустевшего города оставались автомобили. Именно эти железные звери, довольно поблёскивая металлом, теперь хозяйничали на дорогах. Неспешно двигаясь в тесном потоке, переговаривались звуками сигналов и утробным рычанием моторов.

Взвизгнув покрышками на повороте, старенькая Тойота вклинилась в бесконечную автомобильную очередь. Закономерная в обеденное время пробка на проспекте всосала Сашкину машину как удав. Смехов нервничал всё больше, терял время, и ни какой отборный мат не мог продвинуть его старушку дальше, чем на пару метров. Нервы уже звенели, как натянутые струны, не давая покоя пальцам, тарабанящим по коже руля.

Сорок минут! Сорок долбанных минут он не мог и на метр приблизиться к цели. А конечным пунктом назначения была высотка аж на проспекте Шевченко. Именно там сорок минут назад Мышик, его глупый друг-эмо, хотел оставить всех, кому так дорог. Бросить, уйти, умереть!

- Сволочь! Какая же сволочь! – В который раз за последние сорок минут подумал о Реброве, изрядно вспотевший, Смехов. Его свежевыбритый череп поблёскивал влагой, а футболку уже можно было выкручивать.
Климат сдох лет сто назад, а пекло, что вонзалось в лицо прямиком из открытого окна, напрягало до невозможности.

- Так и знал! Я так и знал, что этот козёл доведёт Мышиньку до края. – Сашка продолжал самыми злыми словами поминать недавно утопшего Сержа. – Блядь, как он мог?! Если у него проблемы с криминалом, он должен был заранее думать, что может навредить пацану. Как он посмел тогда привязать Эрика к себе? Поимел, использовал, бросил… сволочь!

Демон злости пуще прежнего бесновался в, разгорячённом жарой, мозгу.

- Эрик… Он же, как ребёнок… Девчонка, живущая в мужском теле. Такой слабый, нежный. Даже
Мария во сто крат сильнее его во всех отношениях! – Сашка вдарил по тормозам, поздно заметив минивэн, прошмыгнувший под тупой нос Тойоты.

- Вот чёрт! Не хватало ещё в аварию попасть. Та-ак, Смехов, соберись, ты нужен своим друзьям. Ты нужен Эрику. – Проскрежетал он сквозь зубы и двинул машину дальше.

- А я тоже хорош: пустил всё на самотёк! Придурок бессердечный: не поддержал вовремя, не успокоил. Вот Макс, как всегда оказался на высоте, - отметил парень с некой ехидцей, - почувствовал неладное, вовремя среагировал, позаботился о Мышонке. Спайдермен хренов!

Сашка споткнулся о собственную злость, удивляясь реакции на размышления о Максе. Это что, ревность? Докатился… Начал ревновать. И кого?! Мышкина к Львову… Друзей! Хрень какая!

А ещё ему не давало покоя, что из-за его тугоухости или чёрствости мог умереть его друг. Ну что поделаешь, если в произошедшей трагедии, ответственный Смехов, винил именно себя.
Вчера… ещё вчера ничего такого он и представить не мог. И, когда на перекуре за зданием универа, Эмо сказал, что всё кончено, Сашка не поверил.

Ну да, он видел, как Мышкин расстроен. Даже позволил тому уткнуться заплаканным лицом себе в плечо. Слышал как бесцветные, без грамма косметики, губы шептали где-то в районе смеховской груди, что без Сергея жизнь не имеет смысла. Что Ребров был единственный, кому до него было дело. Единственный, кто воспринимал его всерьёз. Даже тогда проигнорировал, отнёсся к его словам как к блажи. А после, сильно разозлившись, наорал на притихшего Эмо.
Может, действительно потому что ревновал? В ответ на причитания однокурсника Сашка возмущался бурно, не стесняясь в выражениях. Отзывался о Сергее в обычной резкой манере. Выпалил прямо в посеревшее лицо Мышкина, что тот ещё найдёт себе целый ворох ёбарей. А вот друзей – НЕТ! Друзья - это другое. Это навсегда! Самые близкие, неравнодушные, которые никогда не подведут!

А сам? А сам подвёл. И где он был, когда его друг, Эрик, резал вены? Голубоватые ниточки на тонких руках-веточках пилил остервенело тупым кухонным ножом. Где был Сашка? На тренажёрах мышцы раскачивал? Лучше бы извилины в мозгу тренировал или сердце включил. Вон Львов, со своей хвалёной интуицией, сразу же оказался на пороге квартиры Мышкиных. Между прочим, через пару минут как Эрику взбрело в голову свести счёты с жизнью. И за минуту до прихода его взволнованной матери.

Максим сориентировался быстро. Вытащил почти бесчувственного Эмо из ванной, наложил жгуты на запястья и вызвал скорую. А следующий, кого он набрал, был Смехов.
И вот теперь часпиковая тянучка удерживает его машину в своих цепких лапах. Не даёт оказаться рядом с другом, когда тому так нужна его помощь. Смехов выматерился и свернул в первый же проулок. Благо он знал родной город со всеми его проспектами и улочками как свои пять пальцев.
Уже через несколько минут оказался на нужной улице. А ещё через пять – у дома Мышкина.

Дверь открыла мать Эрика.
- Заходи, Сашенька. Ой, у нас тут такое горе…- растерянно пролепетала заплаканная женщина.

- Мама, прекрати! – Раздался знакомый голос из глубины коридора. – Всё нормально, прекрати истерить.

На пороге показалась Ева - старшая сестра Мышкина. Беременная уже вторым ребёнком, она по-прежнему казалась Сашке идеальной. Когда-то он был влюблён в Еву и, по привычке, продолжал её идеализировать.

- Если этот идиот собрался с собой покончить… Тьфу дикость какая! То хотя бы удосужился узнать, как правильно вены резать: вдоль, а не поперёк.

- Ну что ты, Евочка. Что ты так о братике говоришь, он такой ранимый.

- Ага, ты ещё скажи что он - гей, а я его права нарушаю. – Злой взгляд из-под заколотой наверх чёлки прожигал мать. – Дали ему свободу, в попу целовали. А ты знаешь, что он этой самой попой с тем ублюдком вытворял? – Людмила Васильевна всхлипнула и, прикрыв лоб ладонью, отправилась в комнату.

- Зачем ты так? Ева, ты же не была такой, что с тобой случилось? – Сашка медленно обошёл беременную женщину, стараясь не задеть большой живот. - Он же твой брат!

- Интересное кино, Александр! Какими мы стали толерантными! – Злой прищур вперился в новую жертву для нападок. - С каких это пор ты педиков защищаешь?

- С тех пор как понял, что они такие же люди. Они могут любить и страдать побольше нашего! – Огрызнулся Смехов и быстро ретировался из-под обстрела негодующего взгляда.

На пороге комнаты он задержался, несмело переступая с ноги на ногу. Затем несколько раз вдохнул, нервно сжав и разжав сведённые судорогой пальцы. И, наконец, решившись, открыл дверь. На диване, под развешанными на стенах рисунками, лежал Эрик. Худосочный Эмо был закутан в тёплое одеяло, несмотря на жару за окном. Внезапно тёмные тучи навалились на это самое окно всей своей тяжестью, делая комнату внутри и мир снаружи серыми и неуютными.

Максим поднялся с кресла, припаркованного у постели неудавшегося самоубийцы. Пожал Сашке руку и тихо сказал: - Он спит. Была скорая. Врач зашил порезы, наложил повязку и вколол успокоительное. Заснул, наконец, а то всё плакал, еле успокоили. Пойдём-ка пока покурим, брат!

Облокотившись на поручни балкона, какое-то время курили молча. Ещё немного помедлив, Макс начал говорить. Рассказал, как они с Людмилой Васильевной Эрика из ванны вытаскивали. Как пытались кровь остановить и, вдобавок, с его истерикой справиться. А чуть погодя пришлось уже в чувства приводить перепуганную мать Эрика. Охрипшим надтреснутым голосом Львов признался, как сильно испугался за Мышика.
Докурив, попросил подежурить здесь до вечера, он должен был съездить разузнать: нет ли о Серже вестей. А на ночь Максим собирался сменить Сашку у постели больного. Смехов ответил, что сам посидит с Эриком до утра. И без возражений!
А после, видимо сгоряча, опять попытался вспомнить утопленника злыми словами, но Максим его резко прервал - не позволил трепать имя Реброва.

«И что только они все нашли в этом самодовольном козле?» - Ломал голову Смехов, пока однокурсник пытался ему втолковать: - Серж по отношению к Эрику вёл себя безупречно. И хоть на короткий срок, но сделал друга счастливым. Сашке пришлось заткнуться и молча переваривать его слова.

Максим ушёл. Мать Эрика собралась отвезти беременную дочь домой и была крайне признательна Сашке за помощь. Наконец они остались вдвоём в опустевшей квартире.
Сашка с волнением прислушивался к дыханию Эмо: дышит - не дышит? Но тот лишь тихо посапывал в ворохе одеял.
Успокоившись, осмотрелся по сторонам и вздрогнул от неожиданности. Со всех рисунков на стенах на него смотрело знакомое лицо – Ребров! Один из портретов удивил особо: таким мужчину он ещё не видел, да уже и вряд ли доведётся. Весёлый, с озорными чертёнятами в глазах, Сергей расслаблено сидел, опираясь на ствол раскидистого дерева. На губах его играла совершенно незнакомая доселе тёплая улыбка. Так вот каким он был с Эриком: открытым, искренним… Смехов повнимательнее присмотрелся к изображению на рисунке.

Он знал это место: именно туда от наскучивших занятий сбегали они попить пивка и поговорить. Потаённый уголок парка, располагавший к уединению и покою, всегда считали только своим. Там, в тишине, под сенью деревьев навсегда поселился аромат морского бриза и цветущих аллей. А на водной глади вдалеке, в туманной дымке угадывалась башенка Воронцовкого маяка. Чуть ближе, на обочине дорожки, бегущей меж развесистых каштанов, приютилась машина с изображением дракона на борту. От реальности изображения хотелось зажмуриться и прогнать наваждение.

И моментально перед глазами всплыло искорёженное ограждение моста и, краснеющие под лиманской водой, останки Камаро. Сашку передёрнуло от воспоминаний. «Хорошо, что Эрик не видел место аварии, он бы этого не пережил! - И оборвал себя испуганно: - Да он и не вынес-таки, хоть и не видел. Сломался… Хорошо, что успели спасти».

Парень поёжился и встревоженно оглянулся на друга.
Разглядывал, впитывал каждую чёрточку спящего Эмо и пытался, как мог, успокоить сбесившееся сердце.

«Как же хрупка человеческая жизнь, - размышлял Смехов, - какая короткая! А её так и норовят отобрать, растоптать непонимание и жестокость людей. А ещё любовь! Вот вроде бы красивое чувство. Красивое, чистое и самое честное. Но, каким коварным оно может стать в нечестных руках. Дикое по силе оружие для равнодушных сердец».


Эрик слега пошевелился и жалобно застонал. Заострившееся лицо с тенями под глазами исказилось таким отчаянием, что сердце встрепенулось, а затем сжалось в мощной Смеховской грудине.
Сашка присел на край разложенного дивана. Маленький тёплый клубок из одеял и лёгкой фигуры Мышика тихо зашевелился, затих на минуту, а после издал тихий и какой-то жалкий всхлип. Сашка медленно наклонился вперёд. Так и не разглядев лица, подвинулся ближе. Немного погодя, лёг рядом, застыв на время. И уже через минуту подполз вплотную, устроившись на боку.

Лицом к лицу со спящим Эриком лежать было удивительно уютно. Он разглядывал друга и размышлял.
«Какие же они все нервные, ранимые, эти… м-м… геи. Девочки тихо курят в сторонке»

С некоторых пор Смехов пытался избавить свой лексикон от мерзкого слова «педик». Ну, язык не поворачивался Мышика так назвать. «Вот Ребров, гад такой,… – Сашка вдруг отдёрнул сам себя.- Нельзя плохо думать о покойном! Тем более что Мышик его любил. Но если с мужчиной всё ясно, то, как быть со Львовым?»

Макс - его друг и настоящий мужик, без грамма голубого налёта и манерности. Как так вышло, что он тоже спал с мужиком? И нафиг ему этот геморрой?
Сашка нервно хохотнул собственным мыслям, чем вызвал лёгкое шевеление в ворохе одеял. Эрик смешно поморщил нос и откинул жаркую ткань. Острое плечо поблёскивало испариной. Сашка приподнял руку, зависнув в нерешительности. Затем невесомо провёл ладонью по бледной коже, стирая влагу. Чуть помедлил, повинуясь внезапному порыву, продолжил двигаться по худенькой руке. Остановился, когда пальцы нащупали ткань бинта на запястье. Сердце сжалось до размера маленького краеугольного камня и стало царапать нутро. Было невероятно больно видеть, во что превратился, некогда жизнерадостный Эмо.
Сашка и представить не мог, как сильно он привязался к Мышкину. И как тот сумел забраться так глубоко в сердце и пустить в нём корни? Интересные метаморфозы претерпевали все Сашкины взгляды и устои.

Вот Макс… Он был и останется другом Смехову. К нему Сашка испытывает безграничное уважение, иногда восхищение и даже ревность.
Он подумал о Львове, сравнивая отношение к нему, как другу, с чувствами к Эрику. Выводы напрашивались, прямо скажем, неутешительные!

«Ну, кто там ещё обитает в мозгах у громилы Смеха, - ухмыльнулся собственным мыслям и снова принялся рассуждать: - Ну, взять хотя бы Машку!»

Задумался, продолжив поглаживать кожу руки над бинтом.
Когда-то к Марии парень испытывал благоговейные чувства, приправленные лёгким налётом эротики. Сашке казалось, что он влюбился тогда с первого взгляда. И был крайне раздосадован, что её выбор пал не на него. Хотя, одновременно с досадой, вдруг возникло чувство облегчения. Смехов боялся не соответствовать интеллектуалке Мари. Если бы они начали встречаться, Смехов, наверное, задохнулся бы в таком мезальянсе.

Макс - умница, он именно тот, кому следует быть с Машей. К тому же, кроме мощного интеллекта, Львов обладал не дюжей внутренней силой и, при желании, мог держать эту гордячку на коротком поводке. Да, Макс тот ещё жеребец! Его прямо-таки хотят все: как мужчины, так и женщины. Ничего себе сексуальность у чувака развита. Или, как там сказал Эрик – животный магнетизм. Эрик тоже к нему клеился долго, настырно и безрезультатно. Львову памятник при жизни ставить надо: он, со своей хвалёной бисексуальностью, так и не повёлся на обаяние Мышкина.
Вот, кто секс ходячий - Львову рядом делать нечего. Мальчишка излучает,… нет! Прям-таки проецирует на все окрестности свою сексуальность.
Сашка запнулся, вернее его мысли споткнулись о странный, и, пожалуй, неутешительный вывод: ему нравится Эрик! И он привлекает его не как друг. Вернее, не только. Человек, не обладающий милой наружностью, полными грудками, которые так приятно тискать, и округлой попкой вызывает у Сашки эротический интерес? Бред!

Это чудо выглядит как куриный суповой набор: острые позвонки и лопатки навивали мысли об узнике Освенцима. А ещё у него наблюдался впалый живот, а под ним, там, в паху, имелись мужские причиндалы. О, Смехов хорошо запомнил, каковы они на ощупь. Все это лего, из которого состоит новое увлечение Сашки, собиралось в образ сопящего под боком Мышика.

Ой! Пока Сашка терзал себя дикими противоречиями, под его бок забилось и тихо посапывало чудо-Эмо.
Смехов накрыл ладонью пальцы Мышкина и тихонько сжал. Подождал немного и, решившись, принялся мягко их поглаживать. Такие бледные, с обкусанными ногтями, они напоминали Смехову птичью лапку. Вернувшись к созерцанию спящего, вдруг наткнулся на пытливый взгляд карих глаз.

- Сашка?! – Удивление в сонном голосе. – Ты давно здесь?

- Не очень. Мышик, как себя чувствуешь? – Взволнованный Смехов заглянул в знакомые глаза.

«Чёрт, да у него взгляд как у побитой собаки. Мышик-Мышик, что же ты с собой делаешь?» - С тоской подумал, вслух продолжил: - Получше? Ничего не болит?

- Ничего, - тихо, почти шёпотом, - немного руки, а ещё вот здесь…

Эрик приподнял забинтованные запястья и прижал к груди в районе сердца.

– Здесь ноет, вздохнуть больно.

Смехов нахмурился, вскочил, забегал по комнате.

- Мышик, я с-сейчас! Где у вас ап-птечка, я валидол п-поищу. У вас есть что-то се-сердечное? Может, скорую? – От волнения парень вдруг стал сильно заикаться, драматизируя ситуацию ещё больше.

- Сашка! Сашка остановись! – Затараторил Эмо и отдышавшись продолжил спокойнее: - У меня душа болит, какие уж тут лекарства… Иди лучше сюда, полежи со мной немного. Мне станет легче!

На недоверчивый взгляд друга Мышкин утвердительно закивал головой и продолжил успокаивающе:

- Честно-честно, мне действительно уже лучше. - И позвал опять:

- Иди сюда, - и демонстративно подвинулся на постели, давая крупной фигуре Смехова удобно устроиться рядом.

Поколебавшись секунду, парень всё же направился к дивану. Тихо скрипнули пружины под тяжестью смеховского тела. Он, как можно аккуратнее, устроился рядом с Эриком к нему лицом. Полежав немного, протянул руку и приобнял друга.

- Ты даже представить не можешь, как всех напугал. Мышик, разве так можно? Ты когда вены…, - Смехов помялся, подбирая слова, - когда делал это с собой, о чём вообще думал?

- Думал я, Сашка, думал о многом… - печально и совсем тихо. Смехову пришлось напрячь слух, практически читая по губам Мышкина.

- Думал: мне так больно, что скоро с ума сойду! Думал: ещё один день без Серёжки… зачем он мне?
Пусто, обидно до слёз – опять один! Никому ненужный, чокнутый педик. – На грани слуха тихий всхлип, и горькие слова льются дальше: - Голова раскалывается, сердце сжимается так, что дышать невозможно. А вокруг: солнце, лето, люди. Ты же знаешь, как я люблю лето и море? А погляжу вокруг и ничего не вижу – всё серое, грязная пелена перед глазами. Глаза… и повсюду его глаза. Заглядываю в мужские лица и в каждом вижу его. Понял - без Серёжки мне незачем жить. Он ведь такой, такой,… а теперь его нет! И меня нет. Больно! – Крикнул сорванным голосом и, чуть погодя, хрипло сказал: - Такую боль нельзя вылечить. Её можно выжечь ещё большей болью! Как там говорят? «Клин клином вышибают»…

- Тебе больно? – Взвился Смехов, повышая голос: - А каково твоим близким без тебя будет, ты подумал? - Сашка нахмурился и, вовремя спохватившись, понизил голос: - О матери, о сестре своей беременной? О друзьях, обо всех, кому ты дорог? Обо мне ты подумал?

-Саш!

- Ну что Саша?! Что Саша?! – Воскликнул парень. Вдохнул, выдохнул, успокаиваясь и уже мягче продолжил: - Что бы я стал без тебя делать, чудо ты моё чудное, - и почти шёпотом, убирая непослушную прядь с глаз Эмо: – Мышинька, пора взрослеть!

- Я взрослый и постарше тебя, сам знаешь, – с капризными интонациями в голосе.

- Старше? Это ты по паспорту старше, а по жизни дитё-дитём. – усмехнулся Смехов и, взъерошив непослушную чёлку, попросил:

- Пообещай мне, что ты никогда больше не причинишь себе вред… м-м…намеренно? Обещай, что, если тебе будет плохо, ты придёшь ко мне, и мы всё разрулим вместе? – пока Сашка вещал, Эрик заворожённо смотрел на друга во все глаза. – Мышинька, я знаю, что сильно виноват перед тобой. Что из-за моей чёрствости ты так с собой поступил.

И отмахиваясь от Эрика, начавшего бурно возмущаться, повысив голос, высказал: - Посмотри на свои руки! – Он схватил Мышкина за локти, притянул к себе и потряс его же руками перед собственным носом. – Никогда себе не прощу, что оттолкнул тебя, дурака, когда был нужен. Не вразумил вовремя! Бросил… - Смехов перестал кричать в тот момент, когда Эмо зашипел от боли в конечностях. Сашка мягко притянул его запястья к лицу, уткнувшись в них, замер.

- Эй! – Позвал взволнованный Эрик, - Годзилла, ты там как, уснул что ли? Ручонки-то отпусти!

- Смех, имей совесть! Отдай руки они мне нужнее! – Когда однокурсник отпустил запястья друга, тот лежал напротив и нахально ухмылялся. – Я же говорил, что ты ко мне неровно дышишь? Иди сюда, Громила, будем целоваться.

- Да, иди ты! – усмехнулся Смехов своей тёплой, чуть детской улыбкой, - по шее бы тебе надавать, а не целоваться.

Он порывисто притянул Эмо к себе, уткнув его носом прямиком в свою широкую грудь. И пока тот возился под боком, хихикая и вырываясь, продолжал улыбаться, украдкой вытирая влагу со светлых ресниц.




Глава 19

Знакомый район не радовал осенней мутью луж и убогостью грязных улиц. Старые пятиэтажки грустно взирали на редких прохожих провалами окон-глазниц. И всё также как несколько лет назад ветер-бродяга лютовал, гонял по тротуарам опавшую листву, подбрасывая ввысь обрывки газет.

Вывалившись из набитого пассажирами нутра маршрутки, Максим поёжился от холода. На минутку остановился у скамьи с облезшим сиденьем и клочьями старой надписи. Содержание нехитрого объявления само всплыло в памяти, вызывая улыбку и шквал воспоминаний. Всего минуту помедлив, Максим присел, устало закрывая глаза. Погладив линялые доски скамьи, он задумался.

Странное пришепётывание отвлекло от воспоминаний. Оглянувшись, наткнулся на просительный взгляд водянистых глаз.

— Сынок, купи яблочков! — звуки рождались в беззубом рту маленькой старушки, примостившейся рядом с ним на лавке. Она сама походила на яблоко только увядшее и скукоженное временем.

— Купи! — измученные артритом руки протянули небольшую корзину.

Насыщенный осенним духом яблочный аромат пощекотал ноздри. Не удержавшись, парень вытащил краснобокое яблоко, поднёс к лицу и с наслаждением принюхался. Пахло детством, домом, а ещё пирогами, которые в выходные так искусно пёк Серж.

«Змей… — Где-то слева, под рёбрами привычно заныла тупая боль. — Как же мне надоело их терять! Терять и искать… Находить и опять пускаться в поиски! Тоже мне нашли Следопыта!»

Потерев яблоко о куртку, он с хрустом откусил большой кусок. Зажмурившись от удовольствия, стал медленно жевать, а после проглотил вместе с комком застарелой тоски. Легче не стало.

«Хватит зависать, — он уговаривал себя пересилить собственное волнение, ведь даже представить трудно, что ждало его в том доме. — Надо идти, Иван уже близко!»

Решительно поднялся на ноги. Придержав зубами огрызок яблока, пошарил в карманах. Нашёл пару купюр и, не пересчитывая, вложил деньги в морщинистую, мелко подрагивающую руку. Выхватив ещё одно яблоко из корзины, повернулся в сторону сквера и одиноко маячившего серого дома. Быстро зашагал вперёд, не обращая внимания на благодарное бормотание за спиной.



* * *




Уже несколько минут он стоял перед обшарпанной дверью, не решаясь позвонить. Что-то мутное, тяжёлое, как чернильное пятно, расплывалось в груди заставляя цепенеть взбешённое сердце. По какому-то наитию Максим нажал на ручку и толкнул дверь. Та поддалась. Открылась медленно под аккомпанемент душераздирающего скрипа, являя взгляду тёмное нутро чужой квартиры. Собравшись с силами, переступил порог. И сразу окатило тяжёлым духом обречённости и спёртым воздухом казённого жилья. Прошёл по тёмному коридору и оказался в небольшой комнате. Повсюду были разбросаны вещи. Пивные бутылки неопрятной батареей скопились под окном. Водочная же тара просто валялась, тут и там дополняя царивший повсюду хаос. В комнате никого не было, и только светящийся монитор ноутбука намекал на присутствие хозяина этого бедлама. Максим вернулся в коридор, продолжая поиски. Практически на ощупь нашёл ещё одну дверь. И остановился на пороге, заметив сидящего за столом Горского. Привалившись грудью на столешницу, тот спал, положив седую голову на скрещенные руки.

«Как холодно! Просто зверская холодрыга! — поёжился Максим. — Тут что не топят совсем?»

Старая хрущёвка отапливалась плохо и тонкие панельные стены практически не удерживали тепла. От вида бледной кожи Ивана, одетого в одни трусы, Максима передёрнуло. Колючие мурашки пробежали по позвоночнику, и он поглубже запахнул полы куртки. Подойдя вплотную, положил руку на жёсткий ёжик волос и тревожно замер. Слишком уж быстро нагревалась ладонь... словно напитывалась нездоровым жаром, исходящим от спящего мужчины.

«Нашёл!» — облегчением пролетело в голове, унося с собой переживания последнего месяца.

И тут же восторг от встречи испарился под гнетущей тяжестью тревоги:

«Что с ним? Почему горячий-то такой? Заболел?»

Оглядев неопрятную, такую же, как и вся квартира, кухню с тоской додумал:

«Опять пьёт».

Сначала мать, теперь вот он! Повезло, что маме мужик нормальный попался, вытащил из пьяного дерьма… и кто бы знал, что в школе терпеть друг друга не могли, а сейчас вон, любовь у них. Ходит теперь счастливая, даже замуж собралась.» — Львов улыбнулся мыслям о матери.

«Ну, что же, товарищ капитан! Теперь твоя очередь с демонами бороться, а доктор Макс тебе поможет, — он хмыкнул и наклонился пониже. — Спуску не дам, и не думай! Серёжка справился, чем же я хуже? Справлюсь».

Под рукой раздался свистящий вздох. До боли заныло в груди. Там, где в самой серёдке любящего сердца притаилась душная жалость.

Постоял с минуту в нерешительности. А потом погладил совсем седую голову друга.

«Ваня, Ваня! Хотел исчезнуть, спрятаться от всех? Думал, не найду… — в глазах защипало так, что пришлось прикрыть веки. — А фиг тебе! Больше не сбежишь! Найду и верну… Да хоть силой! Не собираюсь больше терпеть твои выкрутасы. Мы будем вместе и точка! И плевать с большой колокольни, какими методами этого добьюсь».



* * *




Из-за поисков пришлось побеспокоить многих друзей Командора. Доктор Никитин по просьбе Львова несколько дней разыскивал друга. Вместе они подняли службу безопасности фирмы Горского. Её начальник весь город перевернул. Потом нашёл по своим каналам видеосъёмку камер наблюдения с изображением Ивана. Съёмка велась в супермаркете спального района где-то на городской окраине. На изображении Седой затаривался спиртным и выглядел, откровенно говоря, не лучшим образом.

В тот день Максим сидел у монитора и судорожно вглядывался на застывший кадр с изображением родного лица. Тёмная щетина покрывала впалые щёки. Глубокие морщины бороздили нахмуренный лоб, а глаза… Казалось, вся вселенская печаль тонула в их глубине затягивая с собой в воронку безысходности.

Парень размышлял над тем, как долго пришлось разыскивать Ивана, но главное о причинах его исчезновения. И о том, как больно смотреть на жалкое подобие, в которое превратился дорогой человек. Погладил изображение на мониторе и быстро вышел из кабинета. Теперь он знал, где надо искать Ивана. Здание, в котором скрывался Горский, он уже видел в очередном тревожном сне. Викинг, призрачный спутник прошлого, опять вернулся в его сны, а заодно и в этот мир.



* * *




Давненько не встречались старые знакомцы. Викинг явился немного раньше последних событий.

Подходили к концу жаркие сумерки на пороге скорой осени. Макс метался во сне, тревога не отпускала даже под пологом ночи. В ту пору Львова занимали два вопроса: что случилось с Сергеем, и кто подстроил жуткую аварию на мосту? Он знал к кому мысленно обратиться за ответом. Звал призрака в свои сны, но тщетно. Вот уже несколько недель Викинг игнорировал его просьбу о помощи.

Когда парень вновь увидел пророка из своих ведений, тот стоял на высокой скале посреди большой воды и призывно ему махал.

Мгновение, и Макс оказывается на огромном валуне рядом с высокой фигурой. Он замер в восхищении, разглядывая Викинга так близко. Крупная мужская фигура в буграх мышц, длинные волосы, заплетённые в спутанные косы и лицо… Упрямое, или даже жёсткое выражение на физиономии с тонкими морщинами у глаз, было хорошо ему знакомо.

Вопрос успевший слететь с губ Макса так и повис в воздухе. Воин резко отвернулся, указав на что-то вдалеке. И так как парень не мог оторвать взгляда от знакомой фигуры, Викинг сам, собственной рукой повернул его голову в нужном направлении. Максим разворачивался как в замедленной съёмке, ощущая затылком жёсткость мозолистой ладони. Но главное — он чувствовал живое тепло, растекающееся под пальцами, заставляющее кровь быстрее бежать по венам.

Наконец взгляд упал на соседнюю скалу, где находилась другая легко узнаваемая фигура.

Тоненький Эмо в ту минуту был прекрасен! Он стоял, раскинув руки, на которых отсвечивал розовыми крыльями закат. Волосы мальчишки играючи трепал ветер, бросая отросшие пряди в лицо. Замедленные кадры продолжали свой неторопливый бег. Как сквозь вату послышалось отчаянное: «Серёжа!!!»

И тут же худенькое тело, развернув руки на манер птичьих крыльев, несётся вниз. Максим заворожённо следит взглядом за летящим в бездну Эриком. Неожиданно в глаза бросаются острые вершины камней у самого подножья скалы. А чуть выше, быстро сокращая расстояние, фигура, что неумолимо несётся прямо к ним. Максим вскрикнул от ужаса и проснулся.

«Мышик!», — прошептали пересохшие губы. Львов подскочил на постели, скинув одеяло. Взлохмаченный с мокрыми дорожками пота на сонном лице он потянулся к мобильному взглянуть на время. Циферблат высветил полчетвёртого утра. Поразмышляв немного, он всё же решил подождать до утра и опять провалился в дрёму, но уже без сновидений.

Что-то толкнуло, вырвало из тягучих объятий Морфея. «Проспал! — завопила в голове пожарная сирена. — Чёрт, я мог опоздать!»

И был прав — едва успел! А после была ванная комната в большой квартире на проспекте Шевченко. И растерянная мать Мышкина, плачущая у дверей, и… кровь! Её было так много, что Максим постоянно поскальзывался на влажном полу. Она была повсюду: на белом кафеле стен, на бортах ванны. Видимо бедный Мышик пытался выбраться, попросить о помощи, но так и не сумел. И руки, перемазанные, худенькие с уродливыми лоскутами рваной кожи, сочащимися бурыми сгустками. В метущемся мозгу возникла странная мысль: «Она сворачивается! Как хорошо, что она быстро сворачивается!» Минутное облегчение подтолкнуло к активным действиям.

После… Всё будет после! И долгие беседы с выжившим Эриком. И поочерёдное дежурство вместе с Сашкой в доме Мышкиных. И коллективные походы к психологу. И кстати начавшиеся занятия в универе, которые быстро выветрили всякую блажь из молодых голов.



* * *




И вот, по прошествии двух месяцев, Викинг опять вернулся. В последнем сне пророк был немногословен, то есть скуп на жесты. Указал на серую пятиэтажку, разбитый неподалёку сквер и магазин у входа в парк. Максим примерно знал, где находится это место. Угадав ареал обитания друга, а именно микрорайон, в котором он сейчас проживал, было уже делом техники найти улицу со сквером. Последние несколько дней поисков промелькнули незаметно. Неимоверно быстро по сравнению с предыдущими месяцами безрезультатных потуг.

С момента гибели — тут Максим одёрнул сам себя, то есть с исчезновения Сергея, прошло три месяца. Тело так и не нашли. Иван подключил все свои связи на расследование инцидента с утонувшей машиной. Парень в те дни дневал и ночевал в доме на платановой алее. Там собирался оперативный штаб по поискам Сергея и расследованию этого запутанного дела. Рома с Чижиком в ту пору находились в отпуске и активно помогали Горскому. Вся надежда была на поручика Ржевского. Капитан убойного отдела Ржев нарыл много чего интересного про подельников Реброва и раскрутил запутанную цепочку его связей. Все пути сходились к Свиридову, бывшему любовнику Сержа. Версию причастности адвоката к разорению компании Горского активно отрабатывали оперативники Ржева. Иван лично встретился со Свиридовым и имел с ним долгий, непростой разговор. О чём они говорили, Максиму было неведомо. Он также понятия не имел и о том, куда Иван уезжал, задерживаясь иногда до глубокой ночи. Всю нарытую информацию Седой держал при себе, и это слегка отдаляло их с Максом друг от друга. А однажды Иван пропал. Исчез из поля зрения друзей и Львов сильно запаниковал. Теперь разыскивать пришлось уже самого Горского, но тот как в воду канул.

Иногда всё же выходил на связь, но эти короткие звонки не несли никакой информационной нагрузки.

Максим так устал от гонки, а вернее бега по кругу… От того во что превратилась их жизнь. Этот нескончаемый поиск, охота за призраками. Ему нужна была передышка. Но её не было. Напротив. Всё свободное от учёбы время парень посвящал поиску пропавших друзей.

Вот ещё Маша…

Последнее время они почти не виделись, только на занятиях. Девушка уже открыто возмущалась по поводу его вечной занятости. Когда же она «припёрла к стенке» вечно исчезающего Львова, задав, пожалуй, самый важный вопрос, тот открыто взглянул в милое лицо и промолчал. Зато глаза сказали всё… Вот тогда Мария, сильно психанула и наговорила много обидных слов, но реакции не последовало. И вновь своим молчанием Львов подтвердил подозрения девушки, что ещё больше её разозлило. И самое ужасное — когда в сердцах она кинула, что уходит от него — не остановил, не объяснил, не попросил остаться!

Макс понимал, что не сделал многого из того что должен. Сожаление острой спицей входило в сердце как в мягкий клубок, разрывая его нить за нитью. Но он продолжал молчать. А в голове билось: «Так лучше! Ей будет лучше без меня. Я не могу ей дать, то, чего она хочет. Пусть уходит… Господи-Боже, как же я устал…»



* * *

Львов вздрогнул, неожиданно встретившись с тяжёлым взглядом Командора. Тот поднял голову, долго всматривался, а затем прикрыл ладонью глаза.

— Нашёл-таки? — низкий хриплый голос. — Значит, я плохо заметал следы. Теряю былую лёгкость, — Иван хмыкнул в ладонь и с нажимом провёл по лицу.

Парень присел на корточки, коснулся его руки.

— Долго же я тебя искал. Чёрт, как долго! — голос предательски дрожал. — Неужели и впрямь думал от меня сбежать?

— От тебя? — Горский удивлённо уставился на Макса. Затем покачал головой и всё же ответил: — Ты тут ни при чём, Салага! Просто видеть никого сейчас не хочется. Опостылело всё… — мужчина говорил, растягивая слова.

— Ваня, ты всех напугал. До чёртиков! И не только меня. Куча народа сбилась с ног, разыскивая Командора, — Львов как можно строже посмотрел на Седого. Долго серьёзную мину держать не получилось, он улыбнулся и мягко продолжил: — Твои друзья беспокоятся.

— Друзья? — Иван пьяно хмыкнул. — Друзья — это хорошо! Был у меня один такой, практически родственник. Муженёк, бля! Так его нож до сих пор в спине торчит.

Максим перепугано взглянул на спину Ивана и тут же рявкнул в сердцах:

— Не смешно! Ну, Горский! Ну… Совесть есть? — и уже спокойнее: — Вставай, Ваня. Надо тебя в порядок приводить и валить из этого гадюшника.

Максим взял Седого под руку намереваясь поднять. Иван, вырвав руку, со злостью проскрежетал:

— Вот и вали! Чего привязался? Пришёл с убийцей разобраться?

— Что опять?! Ну чёрт злопамятный! — воскликнул Львов и осёкся. Мутноватые серые глаза своим тоскливым выражением вырвали из груди парня тяжёлый вздох.

— Прости меня. Это сгоряча вышло, — помолчал задумчиво, — знаю прекрасно, что ты бы не навредил ему. Ни за что!

— Да уж, всё что мог, я уже натворил заранее, — прозвучало горько, и тут же, видимо решившись, Горский спросил: — Его нашли? — совсем хрипло: — Тело…

— Нет, не нашли. Говорят, там много прибрежного ила. Могло засосать, так что только осушать надо, — помолчал и добавил с надеждой: — Только вот думаю, когда машина тонула, Сергея в ней уже не было.

И, решив поменять тему, спокойно сказал:

— Давай, Ваня, вставай потихоньку!

— Я же сказал: уходи! Оставь меня, дурак малолетний, ну нахрена я тебе сдался? — и злобно кинул в сторону Макса: — Вали, пока не схлопотал!

Львов прервал поток ругательств, решительно обхватив мужчину поперёк груди, попытался поднять. Иван не сопротивлялся, но и не помогал. Его тело Максу показалось каким-то удивительно лёгким, иссушенным. И парню не составило труда поднять его на ноги. Только вот стоять Седой категорически не хотел. Выскальзывал из захвата, медленно оседая на стул.

— Что за шутки? Батя, хватит ломаться, вставай! — Максим зло потряс за плечо.

— Какие, нахрен, шутки? Макс, они не слушаются! — закричал мужчина и закашлялся.

Не веря словам, парень ошарашено смотрел, силясь хоть что-то произнести. А Горский тем временем продолжал содрогаться скрипучим кашлем. Взбесившийся пульс громко отсчитывал секунды. Львов, наконец, вышел из ступора и стал метаться по кухне. Схватил пивную кружку. Ополоснув, налил из чайника воды и подал Седому. Тот большими глотками выпил прохладную жидкость. После долго приходил в себя, пытаясь побороть слабость.

— Максимка, ты не обижайся,— еле слышно произнёс и, собравшись с силами, добавил: — Я тут простудился немного. Вот кашель проклятый и не отпускает никак. Да и две недели температура высокая держалась. Спала, наконец. Так рано радовался! Теперь вот ноги, чтоб им... — Седой похлопал себя по коленям. — Вчера вечером стали ватными, а потом отказались ходить.

Парень лишь кивнул и начал действовать. Наклонился, подхватив исхудавшего Командора на руки. Крякнул от натуги и, прижав к себе, понёс в комнату.

— Стой, Максим! Не сюда! Давай сначала в ванную.

Макс всё понял, тут же повернул, куда показал Седой. Усадил на унитаз, предварительно стянув с мужчины бельё.

— Э-э! Так не пойдёт! Свинти-ка отсюда, — а после добавил, — пожалуйста!

— Ага, ш-щаз! А ты тут справишься без меня? Я что инвалид, по-твоему? Без рук, без ног, лишь бы не калека,— тряхнул головой и усмехнулся растерянно.

— Всё равно не уйду. Ты тут заканчивай, а я ванну наберу. Не обращай на меня внимания.

Дальше события разворачивались живее. Макс перенёс Ивана, усадив в ванну. Оставив на время, бросился на кухню. Надо было кормить Седого, иначе он скоро растает в его руках. А ещё нужны лекарства. По всей видимости, у Ивана запущенная форма простуды или бронхит, или... «Чёрт!»— парень выругался от страшных мыслей, что дырявили мозг. О ногах Командора он старался пока вообще не думать. Иначе картина вырисовывалась в самых что ни на есть мрачных тонах.

Он заглянул в холодильник. А там ожидаемая пустота и лишь три яйца, сиротливо притулившиеся на полке.

Вернувшись с большим банным полотенцем в руках, Львов приподнял мужчину, помогая выбраться из ванны. Аккуратно усадив на бортик, стал мягко растирать порозовевшую кожу. Горский сидел молча, опустив седую голову и старательно отводил взгляд. Молчание тягучей патокой зависло в воздухе и давило на мозги своей неопределённостью. Максим старался сейчас ни о чём не думать и даже не заметил, как его движения из мягкого поглаживания превратились в неторопливую ласку. Он задумчиво массировал широкие плечи и грудь, утопая в ощущении родного тепла.

Ладонями впитывал, наслаждался эластичностью кожи и притаившейся под ней силой, пусть и совсем исхудавшего тела. А через кончики своих пальцев отдавал, посылая живительную энергию потоком, что разносилась по венам мужчины тёплой волной нежности.

Услышав деликатное покашливание, парень встрепенулся.

— Замёрз? — с тревогой заглянул в глаза. Командорского взгляда так и не поймал, зато поймал самого Горского в объятие и, уже привычно подняв на руки, вынес из ванной. В комнате он аккуратно уложил свою нелёгкую ношу на жёсткую постель, укутал в хлипкое одеяло, оставив неприкрытыми ступни.

— Можно я взгляну? — и, увидев возражение на исхудалом лице, быстро продолжил: — Я только уровень чувствительности проверю.

Присел на кровать у ног и принялся мягко их массировать.

«Холодные? Они просто ледяные! Господи, только не это… Если это паралич, он же не переживёт!»

Иван пытался остановить, но парень не стал слушать. Он продолжил аккуратными движениями возвращать конечностям нормальное кровоснабжение.

— Ваня, позволь мне…

— Ну что с тобой делать, давай! — смирился Горский. — Только знаешь что, Максим? Пообещай, что никому не скажешь, где я обитаю, и что со мной происходит. Идёт?

Львов кивнул, соглашаясь, не прекращая водить пальцами по холодной коже.

Иван лежал на спине в расслабленной позе, спрятав бледное лицо в сгибе руки. Максим же, не останавливаясь ни на минуту, продолжал массаж. После не выдержал, приподняв ногу чуть выше, наклонился и поцеловал ступню. Ещё и ещё, медленно продвигаясь к пальцам ног. Оторвавшись на минуту, он тихо позвал:

— Посмотри на меня! — и уже чуть жёстче добавил: — Ну же, Ваня! Не смей сдаваться!

— С тобой сдашься, — также тихо выдохнул Седой, — вцепился как репей…

И глянул в лицо друга с тоской.

— Ты чувствуешь? Скажи мне, Батя! — он настойчиво гладил, целовал пальцы ног. — Ну же… Ну ответь мне, ты чувствуешь хоть что-нибудь?! — в голосе сквозила паника.

— Макс, я чувствую тепло, — заволновался вдруг Седой: — Точно! Там, где прикасаешься.

Макс облегчённо вздохнул. Есть надежда!

Он прилёг рядом, крепко прижав мужчину к себе. Легко провёл по волосам кончиками пальцев, невесомо продолжил спускаться по шее к плечу. Утопая в собственной нежности, он наклонился к Ивану и мягко поцеловал его в висок.

— Хороший мой, родной! Как же ты так? Такой сильный, железобетонный и чуть не сломался. Не хотел быть слабым, да? Не хотел показывать свою слабость остальным. Да, Батя?

Иван молчал в ответ, тщательно отводя взгляд.

А парень тем временем продолжал гладить, ласкать, привыкая к такому желанному уюту вдвоём. Пока, согревшись и успокоившись, не забылись оба тревожным сном.

Проснулся Львов от толчка. Иван тихо выполз из объятий и пытался спуститься с кровати. Максим перехватил, закинул руки Командора себе на шею. Поднял, крепко прижав к себе, отнёс в ванную. Когда же вернулись, по просьбе Ивана усадил его в кресло к компьютеру, а сам собрался в магазин, съестного в этой берлоге видимо давно не наблюдалось. При выходе обернулся и увидел друга, тоскливо рассматривающего дрожащие ладони. Максим тут же вернулся и присел перед ним на корточки.

— Ваня, тебе плохо?

— Мне плохо?! Да мне хуёво! — кинул в ответ раздражённо, и тут же добавил: — Салага, возьми деньги в кейсе под кроватью и купи мне… выпить. Надо похмелиться.

— Нет! — сказал парень твёрдо.

— Максим… — в голосе сквозила угроза, — купи мне чёртову выпивку, иначе я на руках в ларёк поползу.

— Тебе нельзя, — упрямо и очень твёрдо ответил Львов. — Эта отрава отняла у тебя ноги. А у меня она отнимает тебя.

— Что за нах…? Салага, принеси хотя бы пива! Мне реально хреново! — завёлся Горский.

— Извини, Ваня! Не могу, — не обращая внимания на злой окрик мужчины. — Я скоро.

И, взяв ключи с вешалки, быстро вышел за дверь, закрыв замок на два оборота.

По дороге в магазин парень вёл с собой молчаливый диалог о том, что может выкинуть Горский в его-то состоянии. И о том, что с него станется поползти за вожделенной выпивкой на одних руках. Максим прекрасно понимал чего можно ожидать от друга. О пьянках Ивана и о неадекватном состоянии, в которое они его вгоняли он был наслышан от Сергея. Также узнал, как надо обращаться с Горским, когда тот доводил себя до подобного плачевного состояния.

И, конечно же, он оказался прав! Открыв дверь, он тут же обнаружил Горского, сидящего на полу в коридоре и злого, как тысяча чертей.

Он вскинул на Макса нетерпеливый взгляд: — Принёс?

Макс качнул головой и прошёл на кухню. Попробовал сделать вид, что отборный мат, доносившейся из коридора, лишь шумовая помеха. Которая никак не трогает и не раздражает. Начав готовить, всеми силами пытался не повернуться, не броситься обратно в коридор. Потом ругань утихла, и стало подозрительно тихо. Львов на цыпочках вышел из кухни и застал Ивана всё там же — на полу, свернувшимся в жалкий, подрагивающий от холода клубок.

Что стало с гордым воином, с красивым сильным мужчиной? С человеком, который спасал, помогал, заботился. Одна оболочка иссушенного пьянкой тела и ввалившиеся в тёмные провалы серые, подёрнутые похмельной дымкой глаза.

— Иди сюда! Хватайся за шею. Отнесём тебя в постель.

— Пользуешься моей недееспособностью? Хитро! Только меня уже не переделать никому, да и больно надо.

— Мне надо. Тебе надо. Ромке, Чижику, Поручику, друзьям твоим, — Максим опять нёс Командора на руках. Он говорил, а ноги его подгибались от тяжести.

— А давай поедим, я голодный как волк.{



Глава 20

Максим Иваныч вертел в могучих лапах лодыжки Командора и только неодобрительно цокал языком, покачивая головой. После осмотра вывел Макса в коридор и хмуро сообщил, что всё совсем «не шоколадно». Причин того, отчего у Горского отказали ноги, он может перечислить достаточно. Взять хотя бы старые военные травмы, а они, уж простите, никуда не денутся. И он, Никитин, даже не возьмётся сказать, будет ли Командор когда-нибудь ходить. Вот так. И не надо, добрый мальчик Максимка, смотреть такими печальными глазами. Надо собраться и начинать действовать!

Потом Максим Иванович предложил Горскому лечь в больницу, без стеснения рассудив, что тому всё равно где валяться — в неврологическом отделении, или дома среди бутылок. На что Иван так же без стеснения с военной чёткостью и прямотой продиктовал всем известный непечатный адрес. Туда видимо должны были отправиться все сочувствующие. Максим смотрел в измождённое небритое лицо. Внутри всё клокотало от злости, но он судорожно пытался сдержаться. Получалось с трудом. Дико заныли, зачесались вмиг взмокшие ладони от острого желания врезать упрямцу.

На следующий день Никитин привёз невролога. Заведующего неврологическим отделением госпиталя, давнего друга и всеми уважаемого профессора. Львов извёлся, наблюдая, как врач долго и тщательно осматривает своего угрюмого пациента, а после со значением переглядывается с Никитиным. Макс тревожно вздохнул и тут же попал под взгляд острых цепких глаз профессора. Пожилой мужчина аккуратно поправил очки в дорогой оправе и сказал такое, отчего сразу стало понятно, что они с Максим Иванычем и вправду друзья. А Горский поднял бровь и уважительно хмыкнул.

— Пора завязывать с бухлом.

А после доходчиво объяснил, что такое количество алкоголя, кого хочешь с ног свалит. И лечение тут простое — уход, нормальное, человеческое питание. Конечно, придётся принимать лекарства, особенно витамины. Но если выполнять все предписания врача правильно, вскоре всё нормализуется.

От услышанного Максим встрепенулся. Надежда — самое глупое в мире чувство, затопило теплом всё нутро. Не сдерживаясь, он с жаром пожал руку профессора, а после со смешным гиканьем накинулся с объятиями на Седого.

— Слышишь, Батя! Ты будешь ходить! Дорогой ты мой, всё образуется! — Максим продолжал тискать Командора, а тот успокаивающе похлопывал его по спине и смущённо улыбался. Под пристальным взглядом Никитина он отводил глаза, пытаясь побыстрее успокоить темпераментного парня.

Профессор выписал рецепт и передал Никитину. Тот как-то странно посмотрел на взъерошенного Львова и пообещал, что привезёт все необходимые медикаменты сам. Сказал, чтобы он получше следил за Батей и, подхватив коллегу под руку, вышел за дверь.

Парень в нерешительности топтался в коридоре, не зная как реагировать на поведение Максима Иваныча. Из размышлений вывел Горский, который звал его и видимо не первый раз. Львов снова застал Ивана чем-то недовольного на полу, привалившегося спиной к кровати.

— И что тебе неймётся, а? Вань, кончай сбегать, я тут не для мебели, могу помочь!

Горский уже собирался съязвить в ответ, как вдруг замер. Словно увидел комнату со стороны. Как зритель видит в полумраке своего места ярко освещённую театральную сцену.

Он увидел усталое мальчишеское лицо с расстроенными глазами и тёмными кругами под ними. И себя, развалившегося на полу, задёрганного, злого, истекающего желчью и ненавистью к себе. Изломанного старика, вымещающего собственное бессилье на том, кто меньше всего этого заслуживает. Злобное чмо, не достойное ни сочувствия, ни хорошего отношения…

Иван мотнул головой, с сокрушительной горечью признавая, что да, всё так и есть. Он, Иван Горский — слабак! Горделивый слабак, валяющийся на зачуханном полу и неспособный принять руку помощи.

И словно в ответ на его безрадостные мысли:

— Ваня, плохо?… Ты что головой мотаешь? Я же помочь хочу…

И Командор, хмыкнув, поднял заросшее щетиной лицо. Сказал то, отчего радостью вспыхнули карие глаза:

— Нашёлся тут помощник на мою голову. Да ладно уж, помогай… а для начала хотя бы с пола меня подними…


* * *

Максим вышел из душа и, не найдя полотенца, прошлёпал босыми ногами в комнату. От холода тело моментально покрылось мелкими мурашками, словно чешуёй. С мокрых волос постоянно капало на ресницы. Плюнув на поиски полотенца, он вытер влажное лицо своей же футболкой и, окончательно задубев, быстро шмыгнул под одеяло.

Аккуратно прижавшись к спине Горского, на время затих. И, не сдержавшись, уже практически засыпая, скользнул рукой поперёк широкой командорской груди, прижимая его к себе, согреваясь.

Там, на краю уходящего в свободный полёт сознания, Макс почувствовал как сильно напряглась спина Горского, и всё его тело вмиг превратилось в каменное изваяние.

«Пофиг! — мелькнула злорадная мысль. — Не надо было сбегать…»

И мягко потеревшись носом о горячий затылок он тут же отключился.

После, Горский битый час не мог заснуть.

«Мальчишка! Упрямец. Сопит себе как не в чём небывало, а мне тут мучайся теперь…» — размышляя так, Иван продолжал маяться в жёстком захвате.

Сначала это была всего лишь одна рука, по-хозяйски прижавшая непокорное тело Командора. Затем на него предъявили права другая рука и ноги парня. Последним из тяжёлой артиллерии оказался член! Горский прикусил собственное запястье до боли, до глубоких отметин, когда почувствовал, что плоть парня налилась и зажила своей жизнью. Максимов корень победно восстал и нахально уткнулся в копчик Ивану.

«Ёб… твою! Внимание, Горский! Сейчас этот озабоченный доберётся до твой задницы и всё, хана! Он очень быстро сделает её своей подружкой. У ребёночка не член, а самонаводящаяся ракета. Сам спит сладко, сопит себе как ёж сонный, а тело на автопилоте готово трахать, всё что шевелится». — Иван ухмыльнулся и аккуратно стал выбираться из руко-ножного плена. Получилось не очень. Без помощи ног это было затруднительно. Пришлось извиваться всем телом, чтобы осторожно, не разбудив парня, сбежать. Или хотя бы уползти. Но не тут-то было! Руки, превратившиеся в стальные тиски, надёжно удерживали жертву.


* * *

«Бегом, скорей бы попасть домой!»

Наверное, домом теперь Львов мог называть любое место, даже самый обычный спальник в захудалой палатке. Главное чтобы рядом был ОН! А строптивый, невероятно конфликтный, изломанный ОН, находился сейчас поблизости — метрах в двухстах от магазина, где затаривался съестным воодушевлённый Львов. В убогой квартире, пропахшей сыростью пятиэтажки, в которую как магнитом тянуло вернуться. Как можно быстрее к своей половинке.

Взрослый, несмотря на болезненную слабость, невероятно сильный. Только его Зверь! И укрощать этого зверя день за днём Львову казалось крайне увлекательным занятием. Но всё удовольствие парню омрачали периодически вспыхивающие ссоры.

Спорили буквально из-за всего. Из-за упорного нежелания Горского нормально питаться, из-за маниакальной тяги к спиртному, из-за вялого его равнодушия... да хотя бы из-за того, что Командор в своём упрямстве мог бы перещеголять любого барана!

Максим злился, упрашивал, включал логику, орал и даже пару раз уходил, хлопнув дверью... Но неизменно возвращался и снова принимался заботливо собирать, склеивать острые, больно жалящие осколки Ваниной души.

Но всё это уходило на задний план, когда, прекратив баталии, Горский просил Максима себя «облагородить». Таким не хитрым способом он моментально добивался перемирия и давал передышку вконец измученному парню. Вот тогда-то в прохладном воздухе маленькой квартиры и повисало тёплое облако семейного уюта. Состояние, когда сердца, соприкасаясь невесомо, радовались молчанию как самой оживлённой беседе.

Максим с удовольствием тащил в ванную присмиревшего Ивана. Поудобнее усаживал на табуретке и с воодушевлением принимался мыть тому голову. Длинные пальцы мягко массировали кожу, с деликатной нежностью проходясь по волосам. Снова и снова лёгкие касания сменялись более сильными поглаживаниями. Вместо ожидаемого расслабления спина склонённого над ванной Горского, вдруг застывала, являя напряжённый рельеф мышц.

Львова слегка огорчало, что нельзя проследить за выражением лица друга. Но зато он ощущал дрожь, пробегающую по широким командорским плечам. А ещё с улыбкой наблюдал, как от мягких поглаживаний обнажённая кожа покрывается мурашками, становясь шероховатой.

Наступало выстраданное, выторгованное у судьбы состояние тихого счастья. Редкие минуты перемирия длились настолько мало, что они оба ещё острее понимали кратковременность такого чуда.

А дальше…

Пальцы прошлись по подбородку, царапаясь о колючую щетину. Вот и сюда уже добралась седина…

Максим, затаив дыхание, внимательно следил за движением собственной руки, когда опасная, тонко заточенная бритва касалась лица Командора. А тот разомлевший, жмурился от удовольствия, доверчиво подставляя то одну, то другую щёку.

От величия момента или крайней степени доверия парень задушевно сопел. И даже не замечал как его язык юркой ящеркой, постоянно скользит по губам. Он не знал, что у Горского, одним глазом наблюдающего за ним, периодически сбивается дыхание. О том, как сжимаются в кулаки мозолистые пальцы от его прикосновений, тоже не догадывался. И о том, как внутри рождается и начинает свой путь тёплая, почти забытая волна возбуждения. Попутно омыв взбесившееся сердце, она маленьким водопадом ухает вниз, заставляя тело реагировать, жить своей жизнью.

Так и не заметив катаклизма происходящего с Горским, парень продолжал сосредоточено водить острой сталью по его щеке. И как бы снимая одновременно с седой щетиной слой за слоем налёт былых переживаний, он не переставал тихо говорить:

«Сейчас, Ваня, подожди немного… Почти готово. Смотри, помолодел-то как… Ну вот, скоро будешь совсем как новенький… »

И неведомо было увлёкшемуся «облагораживанием» Львову, что от его шёпота Ивана уже буквально лихорадит.

И пусть всё будет как обычно — через пятую точку. Через постоянные препирательства и придирки — плевать! Главное, чтобы была возможность хоть изредка слышать хрипловатый голос так быстро повзрослевшего мальчишки. Чтобы не прекращалось растущее чувство единения где-то в области эрегированного мозга и уже готовых на всё бёдер. И трогать… Нет! Невесомо, самыми кончиками огрубевших пальцев касаться ладони на своей щеке.


* * *

Неделя летела за неделей, унося болезнь Горского в разряд тяжёлых воспоминаний. Понемногу стали восстанавливаться силы, и непослушные ранее ноги уже самостоятельно могли двигаться и переносить сильно облегчённый недугом вес Командора. Приходя с занятий в универе, он всякий раз заставал Седого в разных местах их съёмной квартиры. То в комнате, где смешно сдвинув очки на самый кончик носа, мужчина работал на своём ноутбуке. То в кухне, где по новой замечательной традиции Иван готовил обед на них двоих.

Максим радовался тому, как трудности тяготившие его, шаг за шагом остаются в прошлом. И не видел он, не хотел замечать, что всё не так уж безоблачно в их маленькой семье. Слишком велик был соблазн оставить позади все тридцать три несчастья.

Да и отсутствие Сергея уже не так будоражило память. Хотя взгляд на его улыбающееся лицо на портрете, по-прежнему вызывал острое чувство потери.

Горский выглядел гораздо лучше, стал поправляться и активно занимался физическими упражнениями. Но что-то продолжало держать его в своём, личном вакууме. Он мало говорил и мрачнел всё больше день ото дня.

А однажды…

В этот день Максим сильно задержался. Сашка с Мышиком, чуть ли не силой затащили его в «Бездну» и не отпускали, пока не поговорили обо всём. Они очень тревожились о нём, об их слишком нервозном в последнее время товарище. В университете Львов пытался улизнуть с последней пары. Постоянно куда-то спешил и был совершенно неконтактным.

Эрик же с Сашкой, напротив… Складывалось такое ощущение, что эти двое никак не могут наговориться, и где только темы находят? Смехов буквально не отходил от похорошевшего в последнее время Мышкина.

На факультете только ленивый не мыл им кости. За спинами парней шушукались многие. И только вечно озабоченный Львов не замечал, как по непонятным для всех остальных причинам ребята стали так дружны. Просто не разлей вода!

Не до того было Максиму и в клубе, куда его притащили друзья. Даже там он был как на иголках. Быстро ответив на все животрепещущие вопросы, смотался в туалет передохнуть от излишнего внимания парней. Ополоснув руки и лицо, он застыл, всматриваясь в неясный силуэт в зеркале. Обернувшись, парень удостоверился, что в помещении он по-прежнему один.

Медленно поворачиваясь обратно, он с волнением наблюдал, как по зеркальной поверхности начинает бежать мелкая рябь. Будто бы небольшая волна прокатилась по водной глади озера, выплеснув на поверхность знакомый силуэт.

Викинг! Это его широкоплечая фигура тёмной громадой виднелась на фоне знакомой пятиэтажки. Его большие окровавленные ладони в отчаянном жесте прикрывали лицо.

Минуту ничего не происходило. Наконец его пальцы поползли вниз по заросшим щетиной щекам. На открывшемся взгляду лице читалось отчаяние. И самым страшным показалось Максиму даже не боль в тёмных провалах глаз, а страшная рана на его виске. Викинг медленно развернулся, давая возможность лучше разглядеть ранение и неторопливо побрёл назад к хрущёвке. А там , впереди, тёмный смерч засасывал в себя всё вокруг, жадно пожирая дома и улицу. Когда же последним он поглотил и высокую фигуру, что брела к его эпицентру — исчез, не оставив следа видения. Рябь в последний раз прокатилась по стеклу и пропала. От волнения Максим зажмурился, а когда открыл глаза — перед ним предстало лишь его отражение в зеркале. Пришлось минуту присматриваться, чтобы узнать в перекошенном от испуга лице своё собственное.

«Ваня! Что же ты творишь?» — прошептали побелевшие от страха губы. И вот уже дверь с гулким ударом захлопывается за спиной убегающего парня.




Глава 21

— Ну что ты от меня хочешь? Максим, ты же видишь, всё бесполезно! Меня не переделать, не перекроить. Ну, зачем я тебе сдался? Отстань! Отвяжись, дай сдохнуть спокойно.

Львов положил руку на плечо Командору, успокаивая. Тот раздражённо сбросил её. Повёл плечами, как будто от холода и тряхнул седой головой.

Максим вертел в руках пистолет, ошарашенно разглядывая тёмную сталь. В голове вертелось лишь одно: «Успел!»

Несколько минут назад ворвавшись в сумрачное нутро командорской берлоги, он застал хозяина на кухне. Иван был так сильно чем-то увлечён, что не отреагировал на звук хлопнувшей двери. И не заметил даже, как запыхавшийся друг несётся к нему на всех парах. На пороге Львов притормозил, гипнотизируя взглядом предмет в руках Седого. А когда он понял что это, в буквальном смысле остолбенел.

Пистолет! Командорский наградной, он хорошо его помнил и на ощупь тоже. Не раз просил он Ивана подержать, рассмотреть получше. И с разрешения хозяина даже опробовал его меткость в тире. Максим знал, какой смертоносной может быть эта штука. А то, что Горский сейчас на его глазах заряжал обойму, методично заправляя её патронами, сулило только одно…

— Ты что надумал, а? — взволновано прокричал парень. — Совсем с катушек съехал?

Иван вздрогнул, растерянно взглянув парню в глаза:

— Ты?!... Успел, значит… Ну и чуйка у тебя…

После, усмехнувшись горько, с вызовом произнёс:

— Уходи! Я тебя прошу, Салага. ПРОВАЛИВАЙ! — и, опустив голову, тихо добавил: — Как мужика прошу!

— Так вот, я тебя тоже как мужик мужика прошу — ЗАВЯЗЫВАЙ! — Максим в успокаивающем жесте поднял ладони, незаметно продвигаясь вперёд. — Я не уйду, Батя, даже не мечтай. Не для того весь город перешерстил, друзей наших на уши поставил. Чтобы всё бросить, отступить? Нет уж! — и одним броском оказавшись возле Горского, мимолётным движением вырвал пистолет из его рук.

Выдохнул с облегчением. Заглянув в метущие молнии глаза цвета стали, он продолжил говорить:

— И знаешь что ещё… — голос предательски дрожал также как и руки сжимающие ствол: — У нас всё получится. Ты выздоровеешь, а потом мы…

— И?! Что потом, Максим? Да никаких «МЫ» уже нет, и не будет!

— Нет, будет! — упрямо повторил Львов, — будет, я сказал! И хватит, Батя, втирать мне эту пургу. Теперь я решаю! Я принимаю решения и отвечаю за них. За нас!

Львов опасно навис над мужчиной, уперев кулаки в поверхность стола. Он был зол как дьявол и сил сдерживаться почти не оставалось.

— Мне глубоко насрать на твои метения. Хочешь узнать почему? — быстрым движением ухватил Горского за подбородок и резко вздёрнул вверх. — Смотри мне в глаза, Ваня, и внимательно слушай, — Максим не шутил: — Ты виноват!

Иван попробовал отвернуться, но парень не позволил. Он пристально смотрел в исхудавшее лицо и падал... Всем своим существом, разбитым сердцем нёсся в отчаяние потухших глаз.

— Ты виноват, — повторил с нажимом, — также как все мы. Ни больше, ни меньше. Так что, всем троим застрелиться?

Это была минута истины. Именно тот момент, когда надо ставить точки над «I». Понимание того, что именно сейчас Максим теряет Горского не только для себя, но и для всех остальных, для жизни — убивало почище смертельной болезни. И парень решился идти до конца.

— Батя, ты же был нашим ориентиром, скалой. Стеной, блядь, за которой можно было всегда спрятаться. Отогреться, когда уже совсем невмоготу, — умолк на минуту, переводя дух. — А, ты…

— Что я, — взорвался Горский, — ну что я?! Я устал, Салага. Тащить всё на себе. Обо всём думать, обо всех переживать. Меня предают… — тяжёлый кулак с силой впечатался в столешницу.

— Вы предали меня! — осколками битого стекла ворвались в мозг обидные слова. — Сергей, Серёжка мой… И ты… Ты ведь тоже…

— Чёрта с два! Никто тебя не предавал, просто у всего есть срок. И у нашего терпения тоже. Змей сдался, не выдержал. А я нет… Я не сдамся!

Парня уже всего колотило как от электрического разряда. И гнев — необузданный дикий зверь, выдирал клочьями из мозга остатки здравомыслия.

— Ты, Ваня, редкая сволочь, — по-Змеиному шипел Львов. — Сукин сын! Решил легко избавиться от проблем, пустив себе пулю в лоб? А ты о нас подумал?

— О ком «о нас»? Никаких «нас» нет. И Серенького…Его не стало… Ты ЭТО понимаешь?! — последнюю фразу мужчина прокричал. Закашлялся. Отдышавшись минуту, продолжил, выговаривая каждое слово с большим трудом:

— А я… Калека! Ничтожная тень того, кем был когда-то. Ноги не ходят, в штанах нихуя не стоит. Я пью! Ты же видишь — уже не могу без алкоголя.

— И всё равно — опуститься не дам, — Львов сказал, как припечатал. — Ни за что не позволю! — изо всех сил он старался быть убедительным.

— Максим, — устало просипел вконец охрипший Горский, — верни мне «Стечкина». И… я тебя очень прошу. Как друга прошу, купи мне выпить! Не могу больше… Возьми пол-литра внизу, в ларьке и уходи. Устал я препираться.

— Я же сказал: напиться не позволю! — снова закипая, ответил парень.

— Ну, тогда съебись отсюда! — зло проскрежетал Седой. — Видеть тебя не хочу!

— Ах вот как, не хочешь? — в тон ему ответил Львов. — А я так очень хочу. Сильно хочу…ТЕБЯ! И сейчас возьму то, что уже давно должно быть моим.

Максим подскочил к Седому и быстро завёл его руки за спину. Растерявшись всего на минуту, Иван стал вырываться. Не тут-то было! Злость, что кипела, словно смола в адском котле, придала Максу недюжинные силы. Мужчина отчаянно сопротивлялся, рычал, изворачивался верхней частью корпуса как мог. Но разъярённого парня свалить было невозможно. Сильнее заломив запястья, практически выворачивая суставы, он зафиксировал их одной рукой. Другой же, со всей дури прижал Ивана к столу и навалился своим весом на спину.

Край столешницы больно давил в грудь, не давая нормально дышать. Но это были всего лишь цветочки по сравнению с тем, что произошло дальше.

Когда, освободив одну руку, Львов попробовал стянуть спортивные брюки Горского вместе с бельём — тот взвыл. Затем, витиевато выругавшись, стал сопротивляться с удвоенной силой.

Тщетно… В Максиме сейчас бурлило столько нерастраченных упрёков, злости и отчаяния, что остановить его не смог бы и локомотив, несущийся на всех парах.

— Что, Батя, не хочется быть снизу, да-а? Неприя-ятно тебе… — растягивая гласные, издевательски процедил Львов, — а как нас под дурь свою принципиальную прогибать, так ты мастак. Где теперь Серёжка? А? Не-ет Серёжи, уби-ил ты его безразличием. Меня убиваешь. Голову заморочил своими забубонами. Не подпускал, шанса даже не дал. Весь мозг съел.

Вслушавшись в то, что ему говорили, Седой пропустил критический момент. Звук расстегнувшейся молнии его отрезвил. А когда, что-то твёрдое ткнулось в голую ягодицу, он тут же дёрнулся и, максимально выгнувшись в пояснице, попытался сбросить наглого мальчишку. Не вышло… Не растерявшись он тут же с силой рванул вперёд.

— Куда?! А ну стоять! — рыкнул парень. — Хватит убегать, Батя! Добегался….

— Совсем ебанулся? Руки убери. Вот жеж придурок озабоченный. Максим, я приказываю: отпусти!

Львов не отвечал. Обжигая тяжёлым дыханием, продолжил протискиваться членом к заднему проходу мужчины.

— Макс! Не смей… сука! — прошипел в отчаянии Горский. — Остановись, пока сам до тебя не добрался.

— У тебя был шанс! Я был весь твой, Батя. Но ты не взял… не дал мне ни любви, ни ласки. А я дам! Обещаю, тебе понравится. Ну, если конечно дёргаться не будешь... — зло усмехнулся в командорский затылок от чего волоски на теле Ивана встали дыбом.

— Ну, ты даёшь… сынок, — огрызнулся взбешённый мужчина, — с тобой не соскучишься. И не расслабишься.

По напряжённой спине пробежал нервный импульс, отдаваясь волнением в паху. Когда до Ивана дошло, что его возбудили грубые захваты Максима, он замер, не веря собственной реакции.

Сильные руки стальными наручниками стискивали запястья. Тело в капкане жёсткого захвата непроизвольно стало отвечать, поддаваясь бёдрами назад во власть крепкого члена елозившего по коже ягодиц.

Уткнувшись головой в дерево столешницы, ощутил прерывистое дыхание на своей шее. После жёсткий поцелуй, укус, касание языка по наливающейся красным отметине.

Чувствовалось, что парень уставал от долгой борьбы но, похоже, отступать не собирался. Поединок выматывал, высасывал силы у обоих.

А вот Иван секунда за секундой сдавал свои позиции. Главное — он проигрывал морально, а сильнее или слабее физически в данный момент роли не играло. Он знал… Понимал прекрасно, что задолжал этому мальчишке. Помнил, как долго тот ждал, надеялся, верил. Какой долгой дорогой прошёл, чтобы стать с ним одним целым. Макс не Серж — понравились-разонравились, здесь не пройдёт. Максим Львов, его Салага — самый цельный человек среди них. Насколько он моложе остальных в их тройке, настолько же серьёзнее и рассудительнее в душевных вопросах.

Зажатые в тисках сильных рук, запястья за спиной отчаянно ныли. Жаркое дыхание обжигало макушку, заставляя мурашки бежать по взмокшей спине. Макс уже рычал по-звериному, прикусывая мочку уха. Бежать, уползти, избавиться от жёсткого захвата не давала тяжесть чужого тела. Без упора, который так некстати теряли плохо слушающиеся ноги, избавиться от насильника было невозможно. Сползшее к щиколоткам бельё отдавало на откуп озабоченному парню призывно оголившийся тыл.

«Сейчас! Я сейчас, Ваня», — обезумевший от выброса адреналина, Львов твердил, не преставая, продолжая двигать бёдрами.

То, что пыталось ворваться меж ягодиц Горского, казалось огромным. Нежелание отдать на поругание беззащитно выставленный вход, сменилось паникой. Влажный палец проник сквозь сжатое кольцо мышц. Иван задёргался, захрипел, пытаясь уползти, но второй палец зафиксировал на месте, разминая, приручая к вторжению.

— Не надо! Не делай этого! — проскрипел Горский. — Ты же первый пожалеешь… Опомнись, Максим!

— Поздно, Батя! — сиплый шёпот в области лопаток. — Я не могу остановиться. Прости… Прости, Ваня. Ты расслабься… Дай мне… Я так больше не могу!

Пальцы тянули, растягивали неподатливое колечко плоти. Вдруг ритмично задвигались, нащупав простату, вырвав-таки полувсхлип-полустон.

— Какой ты горячий и такой узкий… Родной мой, любимый… Позволь мне… — шёпотом куда-то в висок.

Лицо Командора исказила презрительная гримаса.

— Прекрати нести эту пидорскую хрень… — последняя попытка достучаться до Максима с треском провалилась: — Ты же порвёшь меня… Не смей… Ма-акс! — стон вырвался наперекор сопротивляющемуся из последних сил Седому.

«Нашёл таки… Добрался, негодяй. А чёрт! Ммм…»

— Ммм… — рождалось где-то глубоко внутри и вырывалось с тяжёлым дыханием наружу. То ли от боли, то ли от ощущения разряда тока в собственной промежности появлялся этот низкий, грудной звук.

Что значит какая-то там боль в сравнении с унижением? Ерунда, чушь, пустяки! Сколько её было и сколько ещё будет, не привыкать!

Но как же мерзко, противно было оказаться в такой дикой ситуации. Так унизительно Иван себя ещё не чувствовал. Падал последний бастион мнимой натуральности, в который мужчина цеплялся из последних сил.

В этот момент он как никогда остро ощутил, что хочет жить! Осознал, до какой черты докатился, в буквальном смысле до точки невозврата. До животного состояния, при котором контроль над собственной судьбой уходил в чужие руки.

Ну, пусть не чужие, а самые что ни есть родные. В руки любимого человека, но доведённого до крайней степени отчаяния.

Пальцы пропали на миг, и Иван содрогнулся от чувства потери. Резкий рывок, и Горский уже лежит спиной на столе. Сильные руки разводят его бёдра, бесстыдно открывая для себя.

— Да ты завёлся! Смотри-ка у тебя встал… — Голос Макса было трудно узнать, из-за дикого возбуждения, что в нём клокотало. — Хм… Пидорская хрень, говоришь?! Ты же хочешь, да?! Ну, скажи мне! — прохрипел Макс, наваливаясь сверху. — Хочешь?

Безумием несло от голоса мальчишки. Безумием заполнились зрачки, пожирая горький шоколад радужки глаз и вместе с тем заражая Ивана.

— Максим, Ма-акс… — хрипло дыша, вздымалась мощная грудина, и что-то дикое клокотало в ней.

— Да возьми уже… Чёрт! Трахни, раз так приспичило… Только аккуратней бля-ядь, — то ли возмущённо, то ли утопая в желании, когда на полу вставшем члене задвигался чужой кулак.

« Хорошо-о! О-о! Как же…», — додумать не дали.

Максим коснулся пальцами пересохших губ мужчины, пытаясь погрузить их во влагу рта. Ему не позволили, с силой сжав губы. Как и не дали вовлечь в поцелуй. Мужчина отвернулся, прошипев: — Давай! Хватит нежности разводить, еби уже. Ну…!

Но парню не нужны были команды. Он сам решал, когда и что делать. Сейчас приказывать ему не мог никто, даже Командор. И опять Львов разыграл карту по-своему. В очередной раз, получив немой отказ от поцелуя, он лишь хмыкнул Седому в сомкнутые губы. Демонстративно, один за другим облизал каждый палец. А после начал медленно сползать вниз, плотно прижимаясь к груди Ивана. Кожа к коже, напряжёнными сосками ощущая дрожь взмокшего командорского тела и затаённо тому улыбаясь. Опустился ещё ниже и жадно впился в слегка эрегированный член мужчины.

— А-а! — вот и всё что услышал, когда добавил к сладкой муке губами, ещё два пальца в слегка растянутый вход. Но после ни звука, ни стона… И только хриплое дыхание было ответом всем его стараниям.

— Мой! — тёплая плоть по языку.

— Наконец-то! — пряный запах щекочет ноздри.

— Возьму! — тяжесть прилившей крови оттягивает пах.

— Всего без остатка… — мощное тело под ним бьётся как в горячке.

Третий палец во входе, вырывает спазм, яички мужчины сами сжимаются в ладони, а дальше толчок… ещё… бёдрами… тело движется навстречу, с силой насаживаясь на пальцы. И с каждым толчком — вниз, туда, в затвердевший пах Максима, несётся тягучая волна приближающая разрядку. Жажда обладания доводит разум до точки кипения, побуждая взорваться. Разнести в клочья, к чёртовой матери несовершенство хрупкой человеческой плоти, выпуская на свет торжество чистой энергии оргазма.

— Такой сильный, родной, единственный… — бессвязное бормотание волнует плоть в паху. — Ванечка…

— Ну… кончай уже… трепаться. Сделай это! — выстонал Горский. — Или кишка тонка?

Вот тогда-то плотину и прорвало. Намеренная грубость Командора спровоцировала странную неожиданную реакцию.

В глазах Максима больше не читалась ни нежности, ни любви. В расширенных зрачках как в чёрных космических дырах не было ни жизни, ни искры человечности. Что-то дикое, не из этого мира и точно не из этой реальности вырывалось сейчас наружу.

Казалось, Максим вдруг изменился. Стал ещё выше ростом, развернулся в плечах, лицо приобрело хищное и крайне опасное выражение. А за широкой спиной, быстро сгущаясь, заколыхался сизый туман.

А перед ним на грубо сколоченном столе, разметав спутанные косы, теперь лежал со связанными руками заклятый враг, его долгожданный пленник и самый желанный любовник. Существо способное противостоять по силе любому, но абсолютно беспомощное против его магии.

ОН поднимает ноги пленника, складывая тело практически пополам, заставляя бесстыдно открыться. Целует по очереди каждую ногу под коленкой, вырывая нарастающий стон, опускается меж бёдер и ввинчивается языком в мягкое уже податливое колечко. Пленник на столе выгибается, опасно свешиваясь со стола. ОН продолжает методично трахать языком самое потаённое место любовника. ЕМУ просто необходимо сейчас утвердить свою власть над могучим воином, доведя того до исступления. «Сладко… Ах как сладко, это запретное наслаждение… И он сейчас побеждён и полностью в моей власти. Пусть просит, умоляет о милости… Мой Йохан!»

Викинг под ним гортанно застонал и в сумраке комнаты ярко вспыхнули факелы.

ОН вошёл, ворвался. Отрезал пути к отступлению. Медленно-тягучими, ритмичными движениями доводя до края. Убивая невозможностью прикоснуться к себе и закончить, наконец, сладкую пытку.

По венам струится огонь, наполняя ЕГО корень дикой энергией. Под НИМ мечется крепкое тело в буграх мышц. Искрятся, переливаясь в отсветах пламени капельки пота. Скрип мебели под любовником говорит о нарастающем темпе. Откровенность звуков шлёпающей плоти о том, что разрядка близка! Дорога пройдена до конца. Крепость пала, её штандарты у ног победителя. Битва выиграна… Проиграна?

ОН вбивался, не переставая, в уже податливое, сложенное вдвое тело. Дотягивался губами до кровоточащих отметин под верёвками, жёстко удерживающими руки. И не отрывал взгляда от раскрасневшегося, бесстыдно стонущего Викинга.

ОН пил, высасывал его силу и тут же возвращал сторицей, пронизанную магией.

Вот оно! Лицо пленника исказилось в преддверии оргазма. ОН увеличил темп и прошептал любовнику в висок:

— Давай… излейся… отдай мне своё семя, Йохан!

Викинг вскрикнул в последний раз и бурно излился в давно жаждущий того рот колдуна.


* * *

«Что это было?» — Иван с трудом хватал воздух. — «Сколько времени прошло? Что это за морок?»

Тело затекло, спина нещадно ныла в неудобной позе, но сил двигаться всё не появлялось. В поле зрения появился Максим с полотенцем в руках. Он что-то делал, суетился, пытался обтереть влажную кожу Седого? После одевал плохо соображающего Горского в банный халат. Обняв за плечи, вёл в комнату слегка пошатывающегося друга. Виновато отводил взгляд, когда услышал шипение неудачно присевшего на стул мужчины.

Командор так и не поинтересовался у Макса, видел ли он то, что и сам. А тот, посчитав видение лишь плодом собственной нездоровой психики, побоялся спросить. Парень действительно чувствовал вину и не мог понять, что за демон в него вселился.

Не один из них до конца дня так и не произнёс ни слова. Вечером Максим тщательно массировал ноги Седого и так увлёкся процессом, что не заметил важной вещи. Как Горский с немалым изумлением рассматривал следы на своих запястьях. Такие глубокие бордовые отметины могли появиться от перетяжки жёсткой верёвкой. Иными словами его руки всё-таки связывали, вопрос: КТО и КОГДА?

Иван недолго ломал голову над приключившейся с ним метаморфозой. Ему просто не дали сосредоточиться на проблеме. Львов ни на минуту не оставлял друга и частенько его забота выливалась в бурный секс от которого у обоих срывало крышу. Иван прекратил сдерживать себя и отдавался на полную новым ощущениям. Максим не мог оторваться от вожделенного тела. Вся страсть какая-то болезненно-выстраданная была направлена лишь на то, чтобы доставить Командору самое большое удовольствие.

Иван по-прежнему вёл себя в постели не слишком эмоционально. Лишь дышал хрипло и крайне редко стонал. Но с какой страстью он отдавался, с готовностью насаживаясь на крупный член парня. Он же задавал темп и силу толчков и позу выбирал тоже сам. А Макс таял, брал, как самую большую драгоценность всё, что предлагал ему Горский. Он хотел отдать всю свою любовь и нежность это удивительному человеку. Но оказалось, что Ивана не интересуют все эти телячьи нежности. Чистый, ничем необремененный секс. Жёсткий: до боли, до кровавых отметин на теле и простынях. На пике Львов часто выстанывал, повторял имя любимого. Нёсся в удовольствие, как в провал к центру Земли и, казалось, что наступит момент, когда возврата уже не будет.

А Иван продолжал молчать, дышать на всхлипе и рычать, кончая. И чем ярче, крышесноснее были их оргазмы, тем мрачнее становился мужчина в повседневной жизни. Замечал ли Максим неладное? Несомненно! Но по-прежнему продолжал малодушно обходить эту тему. Ну как же, впервые за тысячу лет Ваня с ним не спорил, не качал права. Вёл себя очень спокойно, выполнял предписание врача, не отказывался от еды. Он не был похож на себя, но Максим не заморачивался по этому поводу. Ведь всё компенсировал шикарный секс и по настоящему отзывчиво-страстный любовник в его постели. Мужчина, наконец, перестал зажиматься. Напротив! То, как бесстыдно он отдавал себя самым откровенным ласкам, немного пугало Львова. И в то же время заводило до одури!

Почти месяц пролетел как во сне. В сладком, тягучем и невероятно эротическом. А потом в их квартиру позвонили. Если бы Макс пришёл раньше, то вероятно выставил бы непрошеного гостя за дверь. Вернее даже не впустил. Но так сложились звёзды, и в тот день он задержался в универе. И Иван всё решил сам.

— Вот, Максим, познакомься! Мой сослуживец Фёдор Хряков, — Иван потрепал однополчанина по плечу. — Он пока поживёт у нас.

— Да мы знакомы с Федей, — улыбнулся в ответ парень. — Какими судьбами к нам?

Хряков долго в пространных фразах описывал его житьё с некой Антониной. А также её вредность и крайнюю несговорчивость в некоторых вопросах. А после признался, что за какую-то несерьёзную провинность был выгнан коварной сожительницей прямиком на улицу. И он так благодарен Ивану Владимировичу за предложение пожить у него, что просто «слов нет».

Но если бы Макс только знал, за какую такую провинность был изгнан Фёдор из семейного гнезда, то ни за что бы не оставил Ивана с ним наедине. Если бы расслышал позвякивание стекла или бульканье в сумке гостя, то не повёлся бы на невысказанную просьбу Командора.

Максим в упор посмотрел на любовника, но ответа так и не последовало. Он отказался поужинать с друзьями и быстро собравшись, ушёл к себе домой.

А на следующий день, после занятий, затарившись в магазине съестным, Львов быстрой походкой вошёл в парадную старой хрущёвки. Поднявшись наверх ещё на подходе, он услышал разухабистую песенку из приоткрытой двери их квартиры. Внутри что-то противно ёкнуло. Предчувствие, наверное? Именно то чувство, которое никогда Львова не подводило. В отличие от близких ему людей.

Дым от сигарет, выкуренных прямо в комнате, висел сизым маревом, искажая реальность. Федька в этот момент разливал по стаканам водку из початой бутылки. Пустая литруха стояла на полу у ног Командора, который с воодушевлением тянулся за стаканом.

Дикая сцена не укладывалась в выстраданную картину его мира. В ту, которую с неимоверным трудом каждый день мазок за мазком выписывал Максим. В один момент всё рассыпалось карточным домиком, опадая к ногам бумажными обрывками.

Львов со всей ясностью осознал, что это конец! Сил бороться больше не осталось. Сумки с грохотом выпали из его рук. Внутри, где-то в области сердца что-то лопнуло. Звякнув напоследок рвущейся гитарной струной. И парень, не выдержав более, выскочил из квартиры, хлопнув напоследок со всей силой дверью.

«Так и будет… Так даже лучше», — прошептал Горский и быстро опрокинул очередной стакан. 



Глава 22

Иван сидел за столом, в пол-оборота повернувшись лицом к окну. За грязным, пыльным стеклом просматривался узкий двор, утопающий в большой грязной луже.

А за ним, если хорошенько присмотреться…

Радуя глаз, плотной стеной возвышались роскошные голубые ели местного сквера.

«Хочу туда. В лесу всё настоящее, живое! — медленной змейкой проскользнула тоскливая мысль. — Эх, превратится бы в ворона, да и улететь на волю! — усмехнулся невесело, потерев пальцами ноющие виски. — Только вот не судьба — крылышки-то птичке грамотно подрезали. И уж не отрастить…»

Раздался громкий стук в дверь. Так как он не укладывался в обычно-беспардонную картину под названием «Федька Хряков», Горский решил не реагировать.

Стук повторился, и тут же, противно скрипнув, дверь открылась.

— Ну, и где ты ходишь? — поинтересовался Горский, медленно оборачиваясь к входу. — Тебя не за бухлом, а за смертью посылать... — но тут же осёкся, поняв свою ошибку.

В коридоре стояли двое плечистых мужчин в тёмных деловых костюмах с нечитаемыми выражениями лиц. Иван встал, покачнувшись и слегка приволакивая ноги, сделал пару неверных шагов. Затем весь подобрался, чуть расставив ступни, наклонился корпусом вперёд. В привычной стойке — колени слегка подрагивали, но руки уже с силой сжимались в кулаки.

— Чем обязан?

— Горский Иван Владимирович? — пробасил брюнет, старший из двух шкафоподобных гостей.

Второй, светло-русый, топтался за его спиной.

«Узковат коридорчик? Это хорошо…» — хмыкнул про себя Седой, а вслух добавил:

— Допустим… С кем имею честь? — тяжёлый взгляд из-под сдвинутых бровей обещал скорые неприятности.

— Мы за Вами. Пройдёмте, я провожу! — продолжил вещать незнакомец. — С Вами хотят побеседовать.

— Ответ неверный! — недобро ухмыльнулся, вынимая руки из карманов. — Я вопрос задал: ты кто таков?!

Иван стоял, ритмично сжимая и разжимая пальцы, сверля непрошенных гостей колючим взглядом.

— Не уполномочен отвечать, — всё же сбавив тон, ответил мужчина. — Это не принципиально!

«Достали! — нарастающая агрессия начинала вытравливать из мозгов апатию последних дней. — Да кто вы такие, чтобы вваливаться ко мне?»

С каждым услышанным словом в душе Ивана закипала тихая злоба. Но непрошенный гость как назло продолжил выводить хозяина квартиры из себя:

— Собирайтесь, пойдёте с нами! — с нажимом повторил старший.

В ответ тишина…

Что-то в сложившейся ситуации напрягало говорившего. Давно он не чувствовал такой дикой мощи, исходившей... А собственно от кого?! Седого старика, пьяницы с больными ногами — вон, с каким трудом он их передвигает, приволакивая, покачиваясь. А от этих глаз, подозрительно трезвых и колючих по позвоночнику пробежали мурашки. Лицо смуглое, с сетью глубоких морщин, словно иссушено горячим пустынным суховеем. Худой, невзрачный, а от взгляда прёт такой злой силой, что чисто интуитивно хочется поставить блок. Не прост… Ох и не прост мужик! Ну и задал шеф задачку!

Так и стояли — абсолютно седой и темноволосый мужчина, соревнуясь в тяжести взглядов. Брюнет дуэль проиграл и, не выдержав боле, всё же спросил:

— Даже не поинтересуешься, кто с тобой говорить хочет? — излишне резко, чтобы скрыть неуверенность.

— Нет! — прозвучало коротко как выстрел. Ухмылка Командора напоминала оскал.

— Но ты всё равно пойдёшь с нами, так что давай без глупостей!

«Что?! Пройти на беседу?! Ах, вы настаиваете? А не быть ли вам посланными… Щенки! Сколько, таких как вы сопляков служило со мной? Скольким я был Батей? Федька и то… вон... не забыл...»

Мужчина в тёмном костюме не успел заметить, как Горский оказался рядом. Мягкое, текучее как ртуть движение тела и вот уже он стоит, чуть покачиваясь на расстоянии вытянутой руки.

Брюнет удивился собственной ненаблюдательности — настолько неуловимыми казались движения старика.

— А не пройти ли вам на хуй, господа?! — рыкнул Горский, скрестив руки на груди.

Вдруг откуда-то сзади послышалась возня, крик и звуки борьбы. В квартиру ввалилось, опадая на пол, тело третьего мужчины, а следом ворвался Федька с криком:

— Батя, уходи! Прикрою!

— А вечер перестаёт быть томным, — процедил сквозь зубы Седой и ринулся на подмогу однополчанину.

«Федька! Идиот, куда ж ты прёшь?»

Тут всё завертелось, понеслось.

Удары сыпались за ударами. Сначала незнакомцы пытались скрутить неадекватных пьянчуг. Но не тут-то было!

Пара болезненных ударов и стало ясно, что незваные гости нарвались на профессионалов.

Ноги по-прежнему слушались Горского плохо, но тело, вспомнив, отзывалось точностью движений. Выход закрывал лежащий ничком третий мужчина. Блондин уже шевелился, пытаясь встать, вяло потряхивая головой. Хорошо его Федька приложил, но вот и он сам валится на не успевшего встать бойца, опять приминая того к полу.

Федька продолжал лежать, не двигаясь, у его ног. Горский взвыл.

Движения скупые, но каждый удар достигает цели.

Бросок вперёд. Оставляя позади…

Горечь. Гнев на себя и одновременно равнодушие к будущему.

Ударить и быть ударенным в ответ. Извращённо-весёлая бесшабашность почти уличной драки горячила кровь.

В руках одного громилы показался пистолет, и через минуту висок пронзила резкая боль.

— Рукояткой? — удивился Иван и упал на пол.


* * *

Сознание всплывало в голове рваными кусками. Мутный туман клубился перед глазами, разъедая реальность. Кто-то ходил, что-то говорил. Короткие фразы отдавались вспышками боли в барабанных перепонках.

— Босс, мы же не знали…! Кто же мог подумать, что этот калека…

— Блядь! Он тебе, не калека! — злой голос, но такой знакомый…

Знакомый? Точно знакомый! Из прошлой жизни.

— Он тебе товарищ капитан и никак иначе. Всё ясно?

— Да, ясно! Но шеф, мы…

— Молчать! — властный окрик уже не казался родным, хозяйские нотки в мужском голосе были незнакомы Ивану. Нет, пожалуй, раньше не слышал…

— Я сказал сопроводить! А вы устроили бойню!

— Мы, бойню? — обиженно пробасил охранник. — Да он, походу, мне пальцы сломал, терминатор хренов! Вон, и Приходько до сих пор разогнуться не может!

— Остапенко, в следующий раз будешь выполнять чётко то, что поручили, — громко приказал хозяин верзил и с лёгкой иронией в голосе продолжил: — Узнаю Горского! Командор во всей красе!

«Боль! — пропуская слова новоприбывшего мимо ушей. — Надо же... Я до сих пор способен испытывать боль! И это после его ухода... Надо бы подняться, а то валяюсь тут, в ногах этих молокососов».

Горский подтянул под себя ноги, тяжело опираясь на руки. Встал на четвереньки, пытаясь не растянуться на полу снова.

«Врагу не сдаётся наш гордый варяг!» — хмыкнул про себя.

С диким упрямством, не обращая внимания на острую боль в саднящем виске, пополз вперёд. До тех пор пока-таки не добрался до незнакомца, вернее до его ног.

«Ого! Вот это туфли! — он помотал головой, вперившись в чужую обувь. — Хороши, ничего не скажешь! Знал я кое-кого, он тоже замшу уважал. Но у него, всё же, покруче были...» — ехидные мысли вытеснило имя, которое всплыло, как удар током...

Обладатель модельной обуви присел на корточки, обдав тягучим ароматом знакомого парфюма.

Тёплая ладонь легла на затылок. И невесомым поцелуем-выдохом куда-то в висок:

— Здравствуй, Ваня…

А дальше тишина. Резкий прыжок в тёмный провал, покой! И где-то там, на периферии мозга голос… Живой, тёплый, чуть дрожащий. А напротив омуты цвета Адриатики в штормовую погоду.


* * *

— Совсем расклеился, Батя. Сдал. Придётся нашего вояку побыстрее на ноги поднимать, а то что-то совсем захирел…

Тихие голоса медленно вплывали в проснувшееся сознание. Мужчины переговаривались вполголоса, поэтому Ивану было сложно разобрать о чем идёт речь.

— Мариночка, проследите за капельницей, — обладатель низкого баритона обратился к незнакомке видимо находящейся в комнате. — Вечером, часиков так восемь, ещё двести пятьдесят кубиков по вене. Придёт в себя — обязательно покормите, рацион с местным поваром я уже обсудил. Да, и о состоянии здоровья пациента докладываете мне каждый час.

— Хорошо, доктор! — ответствовал молодой женский голосок.

Иван старался ничем не выдать своё пробуждение. Лежал спокойно, прислушиваясь к хорошо знакомым голосам.

— Максим Иванович, с ним всё будет в порядке?

— Будет, будет… Главное, Федьку — охламона этакого к нему близко не подпускать. Капитана мы подлечим, и не сомневайся! Из запоя выведем, ну а дальше снова зашиться придётся.

— Опять? А ему можно? Здоровью не повредит? — вопросы сыпались не переставая. — У Вани ведь с ногами до сих пор…

— Не мона, а нуна! — заржал Никитин зычным басом. — Мы его добровольно-принудительно в строй поставим, раз сам не сподобился. А с опорно-двигательным аппаратом хороший массажист работать будет. Мануальщик, о как! Ну и занятия спортом, обязательны. За этим уж сам проследишь! — Максим Иванович удовлетворённо крякнул и торопливо продолжил: — Всё, побежал! На смену опаздываю. Мариночка красавица, за мной! Мне тебе ещё ЦУ дать надо.

— Я провожу, — окликнул доктора собеседник и вышел вслед за ним.

Горский открыл глаза и уставился в потолок. На улице послышался гул мотора отъезжающей машины, и Седой вздохнул с облегчением. С кем с кем, но с Медведем припираться в данную минуту желания не было.

Сейчас Ивана интересовал один вопрос: куда он попал, пока был в отключке? Второй же вопрос: чьим стал гостем, он решил гнать от себя подальше.

Мужчина осмотрелся по сторонам. Комната, больше похожая на спальню, была выдержана в светло-бежевых тонах. Её меблировка порадовала непритязательного Горского своей лаконичностью, подчеркнув просторность помещения. Небольшой шкаф, зеркало на стене, кресло с журнальным столиком в углу — вот и всё убранство. Пёстрые, экзотические цветы в вазонах придавали интерьеру домашний уют и умиротворение.

На больницу вроде не похоже, хотя у кровати и примостилась стойка капельницы с вставленными в неё бутылками лекарств. Золотистые блики ускользающих к закату лучей ныряли в прозрачную жидкость, играя, переливались, подсвечивая бутылки изнутри. И тут же неслись дальше, к окну — прочь из комнаты на свободу. Утонув напоследок в графине с водой, солнечные лучи заискрились в его хрустальных гранях, прощаясь.

Дверь снова открылась. Горский упрямо прикрыл веки, имитируя глубокий сон. Кто-то постоял на пороге, тихонько вздохнул и, видимо так и не решившись, вышел из комнаты.

Распахнув глаза, Иван усмехнулся: «Что, трусишь, вояка?». Ну не был он сейчас готов к встрече тет-а-тет со своими страхами.

Горский приподнялся, садясь поудобнее.

В целом ему здесь нравилось, хоть и шастало много народу — главное совсем не пахло госпиталем.

За окном раздался громкий звук сигнала — подъехал ещё один автомобиль.

— Какое, однако, тут оживлённое движение, — пробурчал мужчина.

Присев на край постели, вытащил из руки иглу, а затем медленно поднялся, опираясь на изголовье кровати. Аккуратно ступая по мягкому ковру, добрёл до окна и, откинув штору, посмотрел вниз.

Этаж был второй, и большой двор был виден как на ладони. К парадному входу подъехал тяжёлый внедорожник. Навстречу ему быстрым шагом направился молодой человек в кожаной косухе.

Не веря глазам, Иван пару раз моргнул, наводя резкость. Наваждение никуда не делось.

В плечистом парне с коротко, почти на лысо стриженой головой, он с удивлением узнал Максима. Тот шёл пружинистым шагом, и лицо его светилось такой неподдельной радостью, что Ивану тут же захотелось улыбнуться.

Парень обогнул подъехавший джип, подошёл к водительскому месту. Дверь открылась и на дорожку тягучим движением леопарда на отдыхе, выбрался человек.

И как ошеломительный контраст бритой мальчишеской макушке — роскошная светлая грива, собранная в низкий хвост. Будто бы свободно так собрана, но как-то уж напоказ небрежно...

«Господи, всемогущий! — заволновался Горский, вцепившись в подоконник. — Да это же!... — Колени предательски дрогнули, перед глазами поплыло. — Значит, не привиделось…»

Командор медленно выдохнул, восстанавливая дыхание.

Набрался сил и открыто взглянул на свою судьбу, боль, страсть, разочарование… На свою последнюю любовь, в конце концов! И всё это в двойном экземпляре стояло на широкой дорожке мощёной яркой плиткой. И манило своей жизнерадостностью.

Теперь дрожали не только ноги. Всё тело Ивана вибрировало как запущенная в цель стрела.

Там, между облетевших к зиме приземистых яблонь, стояли двое.

Холодный ветер срывал и бросал им под ноги сухие листья. Он же играл со светлыми прядями мужчины, выбивая из хвоста, щекотал лицо. Блондин шагнул вперёд, распахивая длинные полы тёмного пальто, поймал парня в объятия, поцеловал выбритую макушку и весело расхохотался, запрокидывая голову.

Всё ещё не веря собственным глазам, Иван не мог оторваться от незабываемого зрелища: Змей во всей красе, собственническим жестом обнимает Макса, пряча того от холода.

Словно почувствовав, он поднял глаза вверх и встретился взглядом с Иваном. Улыбнулся и помахал. К нему тут же присоединился радостный Максим.

Горский отпрянул резко, чуть не упал, зацепившись за край ковра.

— Бред?! — вяло удивился чёткости собственной мысли. Отвернулся и побрёл на негнущихся ногах в сторону кровати.

Мысли разлетались, как шары под кием мастера и, добравшись до лунки, сигналили одним и тем же именем.

Даже подозрение на то, что он видел живого Змея, заставляло сердце выпрыгивать из груди.

— Ну, здравствуй! — раздалось от двери до боли знакомым бархатным тембром.

Иван покосился на Сержа подпиравшего плечом дверной косяк, промолчал.

«Опять?!» — теперь слуховые галлюцинации приобретали ещё и соблазнительную физическую форму «высокого блондина с голубыми глазами».

«Тьфу ты, — мысленно сплюнул Седой, — совсем мозги пропил, извращенец престарелый!»

В комнату, чуть не задев блондина бедром, впорхнула девушка в коротком халатике медсестры. Командор почувствовал себя спасённым, и всё его внимание переключилось на виляющую аппетитной попой, Марину.

В отвлечённом состоянии Горский стал быстро успокаиваться, а его разгорячённый до критической отметки мозг — понемногу остывал, приходя в норму.

— Ах, — всплеснув маленькими руками, проворковала девушка: — Ну как же так можно? Зачем Вы капельницу вытащили?

Горский с улыбкой слушал щебетание прелестницы.

— Это что за самоуправство? Иван Владимирович, Вы как маленький ей богу… Кстати, меня зовут Марина! — и девушка несколько раз игриво взмахнула ресницами.

Она подхватила гибкую трубку капельницы и завозилась с иглой. Всё это время девушка стояла, наклонившись так, что взгляд Горского произвольно или не очень скользил по ложбинке между упругими полушариями обольстительной груди.

Хм… Кажется, Марина? — шипение от двери заполняло пустоту под рёбрами неожиданной теплотой, заставляя уголки губ Седого ползти вверх.

— Что же это Вы, Мариночка, — шипение засочилось ядом кураре, — так плохо за пациентом присматриваете? А если бы опоздали и у него по венам пошёл воздух, м-м? Где бы я после труп его закапывал? У меня в саду,между прочим, уже места свободного не осталось. — Яркие, невероятно-насыщенного голубого цвета глаза метали молнии, а рот кривился в недоброй ухмылке.

Насмерть перепуганная ядовитыми интонациями медсестра тут же растеряла весь свой пыл. Она виновато мяла пальцы и смотрела на Сержа оленьими глазами полными раскаяния.

— Прекрати этот цирк, — не выдержал Горский и его хриплый и какой-то тусклый голос прозвучал как отзвук прошлого.

— Мариночка, идите! — слова давались тяжело, горло першило пустынным песком. — Всё нормально, никто ж не пострадал… Когда там у нас очередная капельница, в восемь?

— Д-да, в восемь! — глотая слёзы, промямлила девушка.

— Вот и хорошо, до встречи…

— Но Максим Иванович… сказал, чтобы я… каждый час… ему…

— С полковником я сам свяжусь, не переживайте. Пойдите лучше кофейку попейте.

— Вниз! — рявкнул Змей, да так, что девушка испуганно подскочила.

— И налево по коридору, — продолжил он и оскалился на прощанье самой плотоядной из своих ухмылок.

А Иван нахмурился и смотрел, смотрел… Рассматривал не отрываясь некогда родное и такое незнакомое нынче лицо.

Высокий лоб, с выбившейся из хвоста прядью пересекала вертикальная складка сосредоточенности. Удивили жёсткие складки у рта. На молодом холёном лице они казались инородными, ненужными. Откуда взялась эта жёсткость? Когда успела она появиться и спрятаться в уголках, превращая чувственные губы в узкую линию прочерченную недоверием?

Что с ним стало? Кто целовал эти губы, кто ласкал его… когда…

Кто этот незнакомец так похожий на самого близкого человека?

Иван чувствовал, что заводится, внутри уже носились песчаная буря.

Он вспомнил, как ему было тяжело сдерживаться, когда прищур превращался из игривого насыщенно-голубого в томный тёмно-сапфировый, влажный…

— Это я, милый! И не сомневайся, — голос, что сейчас звучал в ушах, обволакивал мягким бархатом, наводя сладкий морок. — Я настоящий — из крови и плоти.

«Плоти»! — Седой как никто другой знал, какой податливой, словно гуттаперчевой она становилась в умелых и жёстких руках хозяина. Как выгибалось это тело, прося ещё хоть каплю боли… Даря в ответ океан наслаждения… А как приятно после слизывать тёмно-рубиновые брызги со светлой кожи, покрытой бледными нитями шрамов.

— Воскрес? — проскрежетал Иван, прикладывая все силы, чтобы избавиться от наваждения. — Тоже мне, Лазарь доморощенный нашёлся.

— Ага! От Змея так просто не избавишься… А к тебе, милый — да хоть из преисподней, всё равно — вернусь!

Усмехнувшись одними губами, Серж оттолкнулся от стены. Мягко ступая, чуть покачивая бёдрами, прошёл через комнату. Его танцующая походка завораживала жадно следящего за ним Ивана. Остановившись у постели лёгким движением руки провёл по волосам, освобождая их от пут резинки. Встряхнул светлой гривой, рассыпая пряди по плечам. Со всей присущей ему пластичностью, присел рядом с Горским и прошептал так душевно, что у мужчины все волоски на теле стали дыбом: — Соскучился по тебе, дико! А ты, милый?

— С тобой разве соскучишься?! — воскликнул Иван, начиная злиться. От возбуждения нервы стали сдавать неожиданно быстро. — Ты что творишь, а? Сергей, ты… Такую кашу заварил! Да ты не себя убил! Ты нас… Меня растоптал, уничтожил! Ну ладно, со мной всё ясно… Но Макса то за что?! А мальчишку своего, как его?.. Эрика, зачем наказал? Ты же до суицида дурашку довёл!

Вовремя ивановой отповеди Ребров хмурился, и брови, что обычно в разлёт всегда придавали лицу игривый вид, сейчас сошлись у переносицы.

Последние слова Горский почти кричал, выплёвывая всю обиду и страх неизвестности. Закашлялся, прикрыв рот одной рукой. На второй он вдруг почувствовал мягкое поглаживание.

— Руки! — проскрежетал, резко отдёргивая собственную кисть.

Сергей поднял ладони в примирительном жесте и кивнул соглашаясь. В этот момент из-за его спины появился Максим. В тёплом свитере под горло, пятнистых свободных штанах а-ля «милитари», он выглядел совсем юным. Коротко выбритая голова и небольшие трогательные уши лет её обладателю не прибавляли.

— Опять ругаетесь? — улыбнулся парень, заставляя остальных непроизвольно улыбнуться в ответ.

— Вот хочу попросить у милого прощения, но боюсь, придётся свою беретту ему тащить.

Макс приподнял бровь, с удивлением взирая на Сержа.

— А иначе никак, Максимка! — развеселился Ребров. — Только кровь может смыть преступление Змея против человечества.

— Заткнись, Серенький, — хмыкнул парень, — опять ты за своё! Ни кто в нашей семье больше не умрёт. Я сказал! — со знакомыми интонациями «раннего Змея», выдал Львов.

— В нашей семье? — Иван недоумённо переводил взгляд с Максима на Сергея и обратно.

— Поговорим? — Львов вопросительно взглянул на Ивана. Тот лишь кивнув ответ. — Давно уж надо всё прояснить.

— Но пусть сначала он! — указательный палец ткнул в сторону Сержа. Тот его перехватил, забирая одной рукой, разжимая остальные пальцы Горского другой. Перевернул открытой ладонью вверх и прикоснулся губами. Не встретив сопротивления, стал покрывать ладонь лёгкими поцелуями, прикрыв глаза от удовольствия.

— Ваня, я всё тебе расскажу, обещаю! Но давай позже… Не хочу сейчас о прошлом. Я так давно ждал этого момента, не хотелось бы омрачать… — прошептал, перемежая слова поцелуями.

— Действительно, — подал голос Максим, — ты должен сначала поправиться, окрепнуть. А после и поговорить об этом можно будет.

— Что вы тут несёте? Вы, оба! — возмутился Иван.

Максим вздохнул и сказал: — Батя, у нас есть несколько важных дел и для разговора и для объяснений время найдётся. Но чуть позже.

— Я вот что хотел с тобой обсудить. Мы с Сергеем хотели просить тебя жить с нами.

— И в качестве кого, позвольте узнать? Инвалида-приживалки? — с горечью выплюнул Седой, глядя в глаза Сержу. Тот выдержал взгляд, и только левый глаз стал заметно подрагивать уголком.

— В качестве Старшего! — спокойно ответил Львов. — Мы будем жить здесь. Вместе. Втроём! Как тебе предложение?

— Что? Вы!.. Да вы долбанные извращенцы! — то ли с возмущением, то ли восхищённо прошептал Горский, глядя на них во все глаза.

— От такого слышу! — развеселился Макс, усаживаясь на кровать, обнимая Ивана за плечи.

— И нахрен вам я сдался, а, детки? — отдёрнув от Сержа исцелованные пальцы, продолжил жёстко: — Я старая развалина, без гроша за душой, да ещё с нестоящим хуем?

— Надо, Ваня, надо! — по-прежнему улыбаясь, ответил Макс. — И прекрати на себя наговаривать.

Последние слова парень проговорил мягко, проведя кончиками пальцев по заросшей жёсткой щетиной щеке Седого. У Ивана оборвалось дыхание и закололо в груди.

— Вы меня доконаете скоро! — его голос совсем осип и предательски дрожал.

— Напротив! Батя, я хочу с чистого листа начать жизнь. Нашу совместную жизнь! И какой она станет, зависит в первую очередь от тебя

— От меня? — поражённо.

— Да! — спокойно и очень уверенно ответил Львов. — Но, давай обо всём по порядку.

Слово перехватил молчавший доселе Ребров:

— Ваня, я понимаю, что сильно тебя подставил… С траншем, складами с…

-Ты меня со всех боков сильно подставил! — перебил Седой.

— А всё потому, что ты не хотел видеть дальше собственного носа! — мгновенно закипая, ответил Змей. — Всё твои непомерные амбиции и нежелание элементарно выслушать, понять!

— Сергей! — окрикнул Львов. — Не заводись! — в стальном голосе прозвучало предупреждение.

Брови мужчины поползли вверх. Он удивлённо перевёл взгляд с враз сдувшегося Реброва на Максима, что взирал на первого с угрозой?!

Сергей даже потупился, продолжил говорить как-то отстранённо:

— Мне пришлось позаботиться обо всём. О нашем благосостоянии.

— Своём! — недобро ухмыльнулся Горский.

— И о своём, но главное — о НАШЕМ! — и более не сдерживаясь: — Мы топтались на месте. Даже не так! Фирма катилась к краху, а ты упрямо не хотел это замечать.

Иван зло сверкнул глазами. Отвернулся, давая понять, что разговор с Сергеем окончен. И как бы переводя тему, обратился к парню:

— Салага, а что у тебя с головой, зачем кудри свои сбрил, а, балбес?

— Послушай, Горский! — воскликнул Ребров, опять привлекая к себе внимание. — Знаю, что рисковал. Знаю, что авантюра вышла криминальной, но оно того стоило!

Он говорил увлечённо, эмоционально жестикулируя руками.

— А теперь я возвращаю всё, да ещё и с процентами. За это время обернул капитал и получил приличные дивиденды. Вот бумаги. Проверь сам!

Но Иван упорно на него не глядел.

— Послушай, — Макс потрепал его по плечу. — Серж привёз нотариуса, ты можешь подписать бумаги хоть сейчас. Он хочет вернуть тебе всё!

— Мне ничего не надо от этого покойничка! — твёрдо, не терпя возражений.

— Ваня, не дури! Я жив, я рядом и хочу всё тебе возместить! Хотя бы взгляни на бумаги. — Он кинул папку на колени Ивана и отвернулся.

— Ты сначала верни мне ВЕРУ! Я не смогу тебе доверять, больше ни-ког-да! — прорычал Седой, с силой ударив кулаком по ладони. Закашлялся, заходясь хрипом.

Максим вскочил, бросился к графину налить воды.

— Слово даю… — Сергей запнулся, глядя на сотрясающиеся в кашле плечи Командора. — Горский, клянусь честью, что никогда больше…

— Честь? Что ты знаешь о чести, щенок? — в словах сквозило иронией. — А Свиридову ты тоже клялся?

Повисла тишина, тяжёлая как кладбищенский памятник.

— Я пошёл с ним на сделку не просто так! — Ребров опять завёлся. Он честно пытался быть с Иваном терпеливым. Знал, что получит от него по полной. Знал! Но сдавать свои позиции не собирался. После того как Макс согласился объединить их всех вновь, зациклив на себя. Выступив этаким миротворцем…

Мужчина решил, что костьми ляжет, но добьётся своего.

— Этого козла стоило наказать! — забытое змеиное шипение неожиданно порадовало Седого и заставило слушать внимательно, что Серж сейчас пытался ему донести:

— После того, что он сделал мне… — глаза Змея загорелись азартным огнём. — Его я не простил! Наказал по полной. С этой аферы он ни копейки не срубил, только в «минуса» себя загнал.

Серж осёкся, наткнувшись на тяжёлый командорский взгляд, и чуть тише заметил:

— Он бы не оставил меня в покое… Ну, а с моей смертью и концы в воду…

— А до того как ты свой конец в лимане утопил, твои долги мне отбивать пришлось! — Горский ни уступал партнёру в темпераменте. Слова вылетали из его уст, превращаясь в грохочущий камнепад:

— Всё! Слышишь меня? Всё, что у меня осталось, пришлось отдать. Твой грёбаный поступок нёс серьёзные последствия, и искупление твоих грехов мне обошлось в серьёзную сумму. Он продал тебя, идиота, непростым людям. Передал им твои долги. И если бы не я, ты бы уже был мёртв!

— Да я и так мёртв! Никто меня искать не будет… — восклицание Сержа пропало всуе.

— Это ты так думаешь. А до того как…? — в командорских глазах плескалась ртуть. — Я, прикрыл твою вертлявую задницу и теперь тебя точно искать не будут. Из-за тебя, говнюка, пришлось квартиру дедовскую продать. Ничего так не жалко, как отчий дом на платановой алее.

— Не надо было… — Ребров сник окончательно.

— Что?! — от ивановского окрика взрывной волной снесло хрупкое равновесие.

Он подскочил на кровати и вцепился Сергею в лацканы пиджака.

— А что надо было? — он с силой тряхнул Реброва, так что у того дёрнулась голова и взметнувшиеся пряди закрыли пол лица. — Бросить, наплевать, предать, как это сделал ты? А после развлекаться, трахая мальчиков?

— Не стоил я таких жертв… — ответ прозвучал тихо, потерянно. — Мне жаль, что так вышло. Правда. Жаль, что пришлось продать квартиру. Прости меня, Ваня! Прости, дорогой, если сможешь.

Повисшая в комнате тишина наэлектризовано гудела как провода высокого напряжения. И вот-вот витавшие в воздухе эмоции начали бы искрить, превращая в пожар все благие намерения.

Не выдержав первым, Максим кашлянул в кулак и произнёс с нажимом:

— Я хочу, чтобы все успокоились! Прекращайте орать. Отпустите прошлое, оставьте претензии позади, — окрик вмиг заставил всех заткнуться. — И, мужики, прекращайте истерить — не девочки, бля! Всё, хватит!

Подозрительно притихшие мужчины уставились на Максима. Такого странного, какого-то властно-собственнического тона ни один, ни другой от парня ещё не слышали.

Помолчав минуту, парень продолжил уже спокойнее:

— Батя, мы с Серёжей обсудили сложившуюся ситуацию. И не по одному разу…

— Знаю, как вы обсуждали… — проворчал Седой.

— Ну и так тоже! — рассмеялся парень и подмигнул приунывшему Змею. — Серёжка был неправ и сильно раскаялся в содеянном?! — он внимательно посмотрел на Сержа.

Тот кивнул и, подняв руки, привычным жестом собрал волосы обратно в хвост.

— Надо простить друг друга и продолжать жить дальше.

— Друг друга? — начал снова заводиться Горский.

— Да, Ваня! Ты тоже отличился, — слова Максима прозвучали приговором, вызывая в душе застарелый стыд, — И ты мне должен!

Иван опустил взгляд на свои руки и промолчал.

— А теперь взгляни-таки на эти бумаги!

Максим подтолкнул сиротливо лежащую папку поближе к мужчине. Тот всё же взял её нехотя и принялся изучать. Чем дальше продвигалось прочтение, тем больше хмурилось лицо мужчины. Но вслух выдал неожиданное:

— Умно! Можно сказать — талантливо! Хорошо продуманный и реализованный проект. Ну что же, Серенький, надо отдать тебе должное — ты хоть и авантюрист, но при этом неплохой финансист.

Сергей и Максим восторженно взирали на вдруг расщедрившегося на похвалы Горского.

— Спасибо… Спасибо, милый! — воскликнул Серж и с жаром поцеловал ему руку. — Если бы ты знал как это важно для…

— Только я это не подпишу! — прервал излияния Реброва и продолжил: — Не надо мне всего этого. Слишком дорогой ценой достаётся новый капитал.

— И мне не надо! — блондин зашипел по-змеиному, вскакивая с постели. — Я не для себя, в конце концов, старался. Для нас, для всех!

— Ах, для всех? Ну, тогда я знаю, кто это подпишет! А ну, Салага, иди-ка ты с Сергеем к нотариусу и оформи все эти активы на себя.

Макс обалдело смотрел на Горского, не понимая до конца, чего тот хочет добиться.

— В сложившейся ситуации считаю нужным передать все активы тебе, Максим! Потому что ты… — Иван вдруг запнулся, чтобы никто не услышал, как предательски дрожит его голос.

— Ну, Горский, ну голова! — неожиданно легко согласился Ребров.

Он слишком устал от изматывающей вражды между самыми близкими людьми и обрадовался решению проблемы: — Давай, Максимка — будешь гарантом наших отношений! — схватил Львова за руку, потянул за собой: — Пошли, пошли, Ёжик, будем из тебя миллионера делать.

Серж утащил обескураженного Макса в кабинет на первый этаж, где их ждал нотариус.

Иван глядел в след парням и хитро улыбался.

«Эх, мальчишки!»

Когда же за ними закрылась дверь, он с удовольствием потянулся. Затем поднялся и, насвистывая что-то весёлое, неровной походкой направился к двери в ванную комнату.



Глава 23

- Ваня, я поеду с тобой, - Серж перехватил Командора уже в прихожей.

- Нет, Серенький, я сам, – мужчина надел пальто и повернулся к партнёру. - Не стоит из-за меня откладывать встречу с клиентом.

- Ладно… А давай я Максу позвоню, он из универа сразу в клинику поедет, - Ребров мягко провёл пальцами по рукаву Ивана, смотря просительно, он явно нервничал. - Пусть с тобой побудет пока…

- Я же сказал: сам справлюсь! – ответ прозвучал раздражённо, с напором. Но тут же тон поменялся на тихий, успокаивающий:

- Не волнуйся ты так… Всё будет хорошо. Верь мне!

Сергей выглядел растерянным. Вид Змея утратившего свою вызывающую самоуверенность цеплял что-то внутри. Заставлял сдерживать обычную Командорскую прямолинейность.
Поймал озабоченный взгляд, не выдержал. Шагнул вперёд и, обхватив рукой затылок, притянул к себе. Долго, невозможно долго целовал горячие губы. Сергей поплыл, завёлся моментально. Внутри всё пылало, а руки уже блуждали по широкой груди. Иван обнял крепко, отчаянно, до хруста в рёбрах. Провёл ладонью по гладко выбритой щеке и тихо повторил:

- Теперь у нас ВСЁ будет хорошо, – и, напоследок поцеловав в висок, быстро вышел за дверь.

Ребров напрягся, не смог просто так отпустить. Внутри ныло, кричало, что всё пошло не так, как они планировали. В груди щемило от вида напряжённой фигуры, уходящей в сумрак вечера. Иван шёл как на заклание, но Командорская гордость не давала это показать.
Серж окликнул Горского уже возле машины. Его встретили настороженные глаза и удивлённо приподнятая бровь. Не обращая внимания на недобрый блеск глаз, он подошёл к Ивану вплотную. Остановился, пристально глядя в лицо. Помолчал, а после снял с себя шарф из тяжёлого шёлка. Повязал его на шею мужчине и, развернувшись на каблуках, ушёл в дом. Так ничего и не сказав.
Горский проводил его долгим взглядом. После решительно открыл дверь и сел рядом с водителем.

- Давай, Вася, трогай! – и на немой вопрос Остапенко, хмыкнул: - Иду сдаваться… Поехали в госпиталь к злому Медведю бурому на экзекуцию…

Машина плавно отчалила от крыльца и скрылась за воротами. Ещё долго в окне гостиной просматривался тёмный силуэт высокой мужской фигуры. Непонятно, что сейчас творилось в красивой голове Реброва. Но по озабоченному выражению лица было ясно – думы, одолевавшие его, из разряда нелёгких.


***

Проспект переливался огнями и цепко удерживал автомобильный поток в своем переполненном, утробно гудящем русле. Крупные пальцы Остапенко уже минут пять отбивали нервную дробь по рулю хозяйского Лексуса.

- Иван Владимирович, а на который час Вам назначено? – не выдержал водитель.

- Никитин приказал к восемнадцати часам явиться. А приказы старшего по званию, как понимаешь, выполнять следует в точности.

- Ну, тогда пристегнитесь, товарищ капитан! - выдохнул Остапенко и рванул в первый же переулок, прочь от час пиковой тянучки.

Лексус петлял в небольших переулках старого центра. Иван не отрывал взгляда от дороги, сейчас его мысли были далеко. Они носились между двумя людьми и покоя не приносили. Метнувшись к образу Максима, они становились мягкими и сладкими как мёд. Соприкасаясь ментально, они таяли и текли плавящимся воском. Когда же обращались к Змею, внутри зарождалось и росло возбуждение.

Автомобиль вынырнул из сквозного проезда подворотни и оказался на улице, где располагался офис компании Горского.

- Притормози-ка здесь, - попросил Горский, когда машина поравнялась с бизнес-центром. – Надо с прорабом пообщаться. Заодно проверю, как продвигается дело.

В их офисных помещениях уже месяц шёл ремонт. Фирма обновлялась за счёт вливаний средств переведённых Ребровым. По всему было видно, что расширение бизнеса не за горами и руководство фирмы тщательно готовилось к этому мероприятию.

- Иван Владимирович, мы опаздываем! – напрягся Василий. - У нас времени впритык.

- Успеем, – отрезал Горский. И, предвосхищая возражение водителя, рявкнул:

- Тормози, я сказал!

Автомобиль, резко вильнув вправо, припарковался на офисной стоянке. Командор выбрался из тёплого нутра Лексуса и зашагал в сторону бизнес центра.

В ту пору на улицах города хозяйничал стуженный зимний ветер - посланец северных льдов. Он сразу учуял новую жертву. Словно сторожевой пёс, тут же метнулся вперёд к седому человеку. Сильным порывом ударил в грудь, обжёг ледяным дыханием обветренное лицо, пытаясь укусить побольнее. Казалось, седовласый, не замечает потуги Зимнего гонца. Чуть наклонившись вперёд, он неминуемо продвигался к намеченной цели.

Не дойдя до здания каких-то ста метров, Горский повернул в другую сторону. Быстрым шагом пересёк площадь и скрылся за резной дверью двухэтажного дома. Притаившийся в старинном особняке ресторанчик неизменно радовал домашним уютом и большим выбором блюд. Горский часто ходил сюда встретиться с клиентами или перекусить и был доволен местной кухней. Но сейчас сюда его влекло совсем иное.

Иван подошёл к барной стойке и, усевшись на высокий стул, поздоровался с барменом. Окинув взглядом ассортимент алкоголя, он заказал бутылку самого дорого коньяка и чашку американо.
Пока ожидал свой заказ, он закурил и задумался. На душе скребли кошки, а в мозгу гудящим роем носились невесёлые мысли.

И опять… И снова за него решали его же судьбу. Было ясно, что близкие хотят ему добра. Всеми силами пытаются избавить от пагубной привычки. Но это только их желание, собственническое и эгоистичное. Для своего же спокойствия.

«Чёрт побери! – Горский тихо выругался, стукнув кулаком по барной стойке. – Обложили… Вот стервецы!».

Бармен сделал вид, что ничего не заметил. Он тактично отвернулся от постоянного клиента, занявшись и без того чистыми бокалами.
Сейчас Иван чувствовал себя ведомым, несамостоятельным и даже использованным. И кто его «поимел»? Всего лишь мальчишки… Ну да, ну да, его мальчики настояли, а он не смог отказать.

Глядя на алеющий огонёк сигареты, Седой вспоминал, как паршиво было тогда…
Тогда, когда впервые согласился на эту дикую манипуляцию. Поддавшись на уговоры Сергея и доктора Никитина, он позволил вшить себе «торпеду». Отдавая маленькой капсуле власть над телом, да и над собственной жизнью тоже - Горский впервые запаниковал. Ему под кожу была помещена бомба замедленного действия. До боли, до зубовного скрежета претила мысль, что он – боевой офицер, без боя, без единого сражения сдался в плен обстоятельствам.

Иван задумчиво проследил за дымком, что сизой кисеёй вился к потолку. Как же было мерзко осознавать хрупкость собственной жизни зависящей от маленькой капсулы, упрятанной в его теле. А сейчас всё должно было повториться вновь. Отдавать кому-то или чему-то контроль над собой категорически не хотелось.
Хотелось выпить… Нет! Надраться до невменяемого состояния. До синих весёлых чертей, что до недавнего времени были его лучшими друзьями. До полной и окончательной отключки напряжённого сознания. Да хоть бы и в последний раз… Или не в последний?

От размышлений Седого отвлёк бармен, поставивший перед ним чашку американо. Бутылка коньяка стояла здесь же и видимо уже давно. В глазах Горского появился огонёк предвкушения. Аромат свежесваренного кофе приятно щекотал ноздри, неуловимо успокаивая расшатанные нервы.

Но вот его взгляд зацепился, а после и растворился в янтарной жидкости, что плескалась на дне пузатого бокала. В горле пересохло от мысли, что сейчас лишь один небольшой глоток любимого Hennessy изгонит все сомнения из метущегося сознания. Фантазия разыгралась. Взяв бокал, он поднёс его поближе, наслаждаясь насыщенностью оттенка. Согревая ладонями его хрустальные бока, он дарил напитку тепло, необходимое для раскрытия бесподобного букета. Мысленно Иван уже ощущал на языке мягкий вкус с нотками фруктов и лёгким тоном дуба. От этих мыслей сердце забилось сильнее и стало жарко.

Закурив следующую сигарету, Иван решил оттянуть долгожданное свидание с благородным напитком. Маленькими глотками он смаковал кофе и вспоминал события предшествующие этому дню.

Вроде бы жизнь налаживалась. Более того - она медленно и уверено превращалась в бесконечный праздник с томным сексуальным оттенком. Каждый новый день окрашивался тягучим ожиданием предстоящей ночи. Сказать, что ночи обитателей большого загородного дома были бурными – значит не сказать ничего.
Бравого Командора взяли в оборот! Да так, что он опомниться не успел, как оказался в постели с обоими своими любовниками.


***

Утро того памятного дня выдалось не по-зимнему тёплым. Золотистыми росчерками солнечных бликов расцвечивались стены большого дома. Иван шёл в столовую, щурясь от игры искристых зайцев на собственном лице. В душе уютным клубком свернулась тихая радость. Чувство спокойствия и умиротворения поселившееся с недавних пор в его сердце, рождало в нём уверенность.

Впереди послышались характерные звуки, заставившие его приостановиться и прислушаться. Тяжёлое дыхание и тихое перешёптывание отчётливо доносилось из-за угла большого холла. Победив иррациональное желание сбежать, Иван осторожно выглянул. Все мысли мигом выветрились из сонной головы.

У широкого подоконника большого окна стояли двое и самозабвенно целовались. Руки сплетались пальцами, поглаживали ладони, ласкали. После разрывали прикосновение, чтобы пройтись ладонями по торсам друг друга.
Было видно, что Максим спешит, нетерпеливо стягивая с Сергея футболку. Отброшенная в сторону, она чуть не зацепила наблюдающего за парнями Горского.Мужчина отпрянул за угол, подавив смешок. Когда же выглянул снова, понял, что сцена, невольным свидетелем которой он стал, разыгрывается по очень горячему сценарию.
Змей стоял, чуть наклонившись к окну, прижимаясь бёдрами к подоконнику. Голова со спутанной шевелюрой была склонена на бок, давая возможность молодому любовнику целовать шею. Его пальцы, вцепившиеся в край мраморной плиты, побелели и подрагивали от напряжения. Навалившись всем телом на спину Сергея, Львов впился губами в светлую кожу над яремной веной. Он целовал и вылизывал с таким остервенением, что у Командора подтянулись яйца в мошонке. Максим, зарычав в беззащитно подставленное горло, стал нервно разоблачаться. Каждая снятая вещь летела в угол. Было слышно, как каждый новый поцелуй выбивает дыхание из груди возбуждённого ласками Змея.

Максим запутался в своих штанах и, витиевато выругавшись, попытался избавиться от джинсовых оков. Запрокинув голову, Сергей расхохотался над неудачными потугами парня. Справившись, наконец, с деталью гардероба Львов резко повернул Змея к себе лицом. Он заткнул развеселившегося партнёра жадным поцелуем и ощутимо сжал его мошонку. Сергей захлебнулся собственным смехом, а уже через минуту стал постанывать в требовательные губы парня.

В этот момент Иван прижался щекой к стене, пытаясь хоть немного охладить жар, ударивший в голову. От увиденного по венам жидким огнём разливалось возбуждение. Но вмешаться сейчас, вспугнуть любовников Горский позволить себе не мог.

Мужчину потряхивало, рука сама, не дожидаясь сигнала мозга, блуждала в штанах. Невозможно красивый, ЕГО Змей, как заведённый, поддавался бёдрами вперёд, бесстыдно предлагая себя партнёру. Стало отчётливо слышно как тяжёлое дыхание блондина, срываясь, переходило в стон. Словно у породистого жеребца на случке, его кожа лоснилась капельками пота.
Ребров с силой толкался членом в кулак парня, отдавая на откуп искусанные губы. А молодой, нет совсем ещё юный ЕГО мальчик – брал. Оглаживал бока и грудь собственническим жестом. Максим разорвал поцелуй и присел меж ног Змея, не выпуская его ствол из пальцев. И следующим что он сделал, это направил колом стоящий член себе в рот.

Иван заворожённо следил, как плоть Сергея медленно погружалась в зацелованные губы парня. Скрывалась до основания, до поджатых от возбуждения яичек. А после, поблёскивая слюной, появлялась наружу, давая позволение лёгким наблюдавшего наконец-то глотнуть воздуха.
Возбуждение неумолимо неслось к своему пику.

Жарко, тяжело в паху.

Из паха нервный импульс пытается достучаться до сознания.

Сознание, одно на троих покидает разгорячённые мозги.

Мозг плавится. Жажда обладания гонит из него подпитывающую его кровь.

Кровь, жидким, обжигающим оловом несётся по расширенным венам вниз. Опять вниз к закаменевшей плоти.

Туда же, уходит стыд, и все другие ненужные условности.

Круг замкнулся.

Макс принимал глубоко, засаживал в себя с видимым удовольствием. После скользил языком по стволу, оглаживал головку. По лицу Змея можно было понять, что связь с реальностью он давно утратил.
Опасно прогнувшись назад в пояснице, он мёл светлыми прядями по подоконнику, поминутно встряхивая головой. Одна рука стискивала край мраморной плиты. Пальцы же другой с чувством оглаживали стриженый затылок парня. Направляя, массировали.

Львов медленно поднялся с колен, встал, в упор глядя на блондина. Тяжело дыша, он выжидающе смотрел на Сергея. А тот в ответ блуждал расфокусированным взглядом по ладной фигуре друга. Ивану казалось, ещё минута и воздух вокруг парней начнёт взрываться искрами.

- Давай, милый, сделай это! - широкая грудина быстро вздымалась хриплым дыханием. - Трахни уже, не могу больше…

- Что созрел? Проси лучше, Серёжа, – Львов плотоядно улыбнулся, облизав покрасневшие губы. - Проси! А то оставлю без сладкого…

Договорить не дали. Седого тряхнуло, когда Змей, обхватив лицо Макса ладонями, впился ему в губы. Иван прекрасно помнил, какими они могут быть: невозможно порочными на вид и такими сладкими на вкус. Из угла холла раздался тихий стон: «М-м…» - Командор присел на корточки, сжимая до боли восставший член.

«Они меня добьют… Доконают… Не могу больше… Свихнусь…», - рваными лоскутами проносились обрывки мыслей в взбудораженном мозгу Седого.
Иван мог поклясться, что в тот момент Максим заметил его. И все неловкие потуги утихомирить собственную плоть тоже. Он ясно видел, как парень вдруг хитро ухмыльнулся в губы любовника. Резко развернул его к себе спиной. Нагнул вперёд, укладывая Змея на подоконник грудью. Провёл ладонью вдоль позвоночника, как будто успокаивая. Коленом раздвинул его ноги пошире. А после просунул между ними руку, огладил твёрдый член и гладкие яйца. Прошёлся вверх, невесомо, лишь кончиками пальцев потрогав мягкое колечко входа. Вырвав очередной стон из груди Реброва, улыбнулся.

- Сейчас, милый… Погоди минутку… - прозвучало сбивчивым шёпотом. - Я только смазку прихвачу и сразу к тебе… - от горячего дыхания, опалившего ухо, на теле Реброва встали дыбом светлые волоски. - Никуда не уходи, я скоро!

Из-за взбесившегося пульса, Горский с трудом расслышал слова парня. И словно через слой ваты донёсся звук удаляющих шагов босых ног.

Сергей бессильно уронил голову на сгиб руки, даже не думая ослушаться. Никакая сила не могла сейчас сдвинуть его с места, так велико было желание разрядки.
Иван поднялся и на ватных ногах направился к Реброву. Подошёл вплотную. Остановился. Во рту всё пересохло, выветрилось вместе с нужными словами. Седой протянул руку и мягко провёл по влажной коже, вдоль всего позвоночника. Ещё и ещё. Сильнее, напористее опускаясь всё ниже и ниже. Огладил призывно выставленный крепкий зад. Получив приглашающее движение бёдер в ответ, сжал. Поймал острым слухом сипящий вдох. Продолжил сдавливать всё сильнее, запуская пальцы глубоко в нежную кожу. Змей резко вздёрнул голову, обернулся. Когда же их глаза встретились, Иван с трудом проговорил:

- Что, сучка, нравится подставляться? – каждое слово как ржавый болт, вылетало со скрежетом. - Любишь, когда имеют твою похотливую задницу?

В глазах Сергея промелькнула синим ураганом целая гамма чувств: удивление, узнавание, понимание, страх... Последним зажегся азарт и ПОХОТЬ?! Он развязно улыбнулся, облизал кончиком языка растрескавшиеся губы. А после, уронив голову обратно на руки, ещё больше прогнулся в пояснице.

- Шлюха! – прорычал Горский и с силой ударил ладонью по беззащитной ягодице.

– Надо тебя наказать, - с громким звуком раздался новый шлепок. – Давно пора…

***

На пороге холла, резко затормозив, остановился как вкопанный Максим. Его глазам предстало завораживающее зрелище. Иван с раскрасневшимися щеками и оттопырившимся в районе ширинки бугром навис над Змеем. Одной рукой он придерживал за бедро Сергея, другой же звонко нахлёстывал поджавшуюся задницу.
На коже блондина алыми маками расцветали отпечатки ударов. Сергей что-то мычал себе в руку. Когда же, приподняв голову, он обернулся и посмотрел на Ивана, осоловевшими глазами, Львов почувствовал, что сейчас взорвётся.

Теперь Максим понимал и принимал условия давней игры мужчин. Его Змей плыл, пылал от действий любовника. Парень заткнул костяшками пальцев собственный рот, чтобы не застонать в голос, когда услышал от окна томное:

- Спасибо, хозяин!

Внутри шевельнулось и закрутилось юлой что-то тёмное, первобытное, злое:
"Наказать… Я тоже должен… Его надо наказывать и почаще… Хочуу…" Но хруст в руке отвлёк от диких мыслей чёрным туманом носящихся в голове. Львов с удивлением взглянул на большой тюбик смазки, что сжимали его пальцы. Ещё немного и пластик, не выдержав давления, начал бы трескаться в сильных руках.

А в это время Горский прекратил свою экзекуцию и удивительно мягкими движениями оглаживал покрасневшую задницу Змея. Он шептал что-то разгорячённому любовнику, целовал нежно лопатки. А после, сплюнув на пальцы, прошёлся между крепкими половинками влажной рукой.
Максим встрепенулся, подошёл к Горскому и тихо произнёс: «Возьми, Батя… Вам понадобится…». Вложив в руку Седого тюбик, он ушёл неровной походкой в сторону ванной.


***

А после… Сходили с орбит сумасшедшие звёзды, взрывались, расплываясь яркими кругами под сомкнутыми веками. Неслась по венам, распылялась желанием, звёздная пыль возбуждения. Она отдавалась внизу, там, в самом центре мироздания, тягучей пульсацией. Аккумулировалась, превращаясь в мощный поток дикой энергии. Чтобы перерасти в сверхновую невероятного по силе оргазма.

Ноги подкашивались, предавали размякшее от удовольствия тело. Иван сполз по стене на пол, устроившись в свободной позе. Сергей последовал за ним, присев чуть боком. Уложив голову на крепкое плечо Седого, продолжал вздрагивать, тяжело дыша. Прижав к себе любовника, Иван полностью расслабился.

Опять в голове мужчины возникла ассоциация с Сержем, как с диким степным рысаком. Грива же из светлых волос, щекотавшая шею, дополняла образ. Вообще сейчас в голове Командора звёздным мусором носились самые странные мысли и фантазии. То мерещилась широкая и ровная как стол степь. То чудилась вдалеке девушка с развевающимися по ветру русыми волосами. Стройная фигура медленно приближалась и в лице её уже угадывались знакомые черты. То снова дикий мустанг несётся, прибивая мощными копытами ковыль, а его светлая грива, словно крылья за взмокшим крупом. Странные видения…

Вдруг совсем рядом, ломая величие момента, раздалось:

- Задницы не отморозите? – Максим навис сверху, щеголяя белозубой улыбкой. - Вставайте, любовнички. Идите уже в спальню.

Иван лениво приоткрыл один глаз и тоже улыбнулся в ответ.

- Лень… - глубокомысленно заметил он и снова смежил веки, - нам и здесь неплохо, правда, Серенький?

Ребров что-то промычал в ответ, даже не думая шевелиться. Седой несколько раз, с какой-то щемящей нежностью поцеловал Сергея в висок, с удовольствием вдыхая его запах. А затем прижал к себе ещё крепче.
Но, услышав у виска тихий шепот: «Ваня, поднимайся, здесь неподходящее место для отдыха», - встрепенулся.

Взяв за руку Змея, Львов продолжил, уже обращаясь к нему:

- Давай, мой хороший, вставай потихоньку, – прозвучало очень мягко, с заботой. - Вон с тебя уже на паркет подтекает. Пол прохладный, ещё простудишься.

Ребров посмотрел на Макса долгим взглядом. С тревогой он что-то искал в глазах друга, возможно, осуждение? Но видимо так и не нашёл. Потому и улыбнулся тепло, с облегчением. А после, эротично так облизнув губы, ответил:

- Только если ты меня вымоешь всего… везде.

Максим не выдержал такой провокации. Зарычал, вздёрнул Змея на ноги и выдал сквозь зубы:

- Вымою… только потом, если захочешь. А сейчас марш в постель, я с тобой ещё не кончил.

- Но, Макс! – прозвучало томно или даже манерно. – Мне бы в душ…

- Ни хрена! – в ответ нетерпеливо, сипло. - Ты мне и такой сгодишься. Спасибо Ване, подготовил тебя… Обидно будет не воспользоваться. А ну, бегом!
Перехватив под локоть разомлевшего Змея, с силой потянул за собой. На пороге гостиной обернулся.

- Батя, мы тебя ждём! – игриво обхватив Змея за талию, позвал Львов. – Давай-ка, Командир, догоняй. А то без тебя будет не так… интересно.
Горский лишь махнул в ответ, засмеявшись глухо.

«Вот докатился. Раскомандовались тут некоторые… озабоченные. Довели старика до разврата. Хотя… - в паху опять уже скрутилась тугая спираль желания. Вот-вот готова была развернуться и унести остатки мозга. - Пойти, что ли показать - кто в доме хозяин?! Пока порох в пороховницах совсем не растерял».

Не знал Горский, не мог предугадать, чем это безумие может закончиться. Но одно он понимал чётко: только теперь, когда рядом были эти двое – он чувствовал себя до конца цельным. Спокойным и абсолютно счастливым.


***

Сейчас

А сейчас его спокойствию пришёл конец. Вернее ещё раньше. Тогда когда стало понятно, что даже эйфория от полнокровности их отношений не может затмить проклятую тягу к спиртному. Даже «торпеда», которая в скором времени будет вшита под кожу, не избавит от зависимости. И только он сам - боевой офицер, некогда сильный человек, мужчина…
Тот кого любят, о ком заботятся, кому верят… Только САМ он может найти выход из тупика в который загонял себя долгие годы.

Ивана отвлёк зуммер телефона. Он покосился на экран. Отклонив вызов, мельком заметив, что подобных звонков пропустил уже три. Улыбнулся. Прикурив следующую сигарету, заказал новую порцию кофе.

Ещё минут двадцать Горский провёл в любимом кафе. Занимаясь банальным самокопанием, он всё чаще ловил себя на приятных воспоминаниях. И всё чаще перед глазами вставало встревоженное лицо Сергея и задорно улыбающийся Максим. Любимые, такие родные лица - его мальчишки!

Вновь прозвучала трель звонка. На этот раз Горский всё же ответил. Звонил старый друг.

- Борменталь, не жди меня. Я не приеду! – сказал резко и тут же отключил мобильный.

Дверь кафе закрывалась плавно, звякнув напоследок тонким перезвоном «музыки ветра». Широкоплечая фигура седого мужчины, быстро удалялась в сторону проспекта. И ни резкий порыв студёного ветра. Ни мокрый снег, обжигающий старый шрам на левой щеке не могли сейчас его остановить. Заставить изменить с таким трудом принятое решение.
Он шёл вперёд, слегка наклонив голову. Шёл твёрдой походкой свободного человека. Ветер играл полами незастёгнутого пальто. На шее, словно крылья птицы развевался синий, как Адриатика летом, шарф его друга.

А там, позади, в приглушённом свете ламп уютного кафе... На барной стойке в пепельнице продолжала дымиться недокуренная сигарета. А ещё… янтарными всполохами переливался, играя в хрустальных гранях, так и не опробованный Иваном коньяк.




Глава 24

На мониторе замигал желтоватый значок входящего сообщения. Эрик наморщил нос, ругая себя за забывчивость. Нужно было выключить «Скайп»…

Вoss: Мышик! Мышик выходи! (злой смайлик)
Kawai: Чего тебе?
Boss: Ты меня игноришь? Я всё утро названиваю.
Kawai: Я занят.
Boss: И чем интересно?
Kawai: Пишу, ну… в смысле рисую.
Boss: Кого?
Kawai: Ни кого, а что.
Boss: Опять голых мужиков малюешь?
Kawai: Завидно?
Boss: Так меня там нет?
Boss: На картинках твоих кто-то другой? Опять…
Kawai: Шурик, ну чего привязался? Я пейзажи пишу, портреты - это не моё! Больше не моё.
Boss: Ну, не злись, Мышинька, просто не хочу, чтобы ты мужиков левых рисовал.
Kawai: Ты меня отвлекаешь. И бесишь.
Boss: Я не буду больше. Слушай!!!
Kawai: Ещё одна гениальная идея от Смеха?
Boss: Да! То есть ты же пейзажи на природе должен рисовать?
Kawai: Угу…
Boss: Так давай я тебя на природу свожу. Там писать будешь, а я и шашлычки пожарю, лавашик с сыром. Ты же любишь лаваш, запечённый с сыром?
Kawai: Прекрати!
Boss: С помидориками и ароматным укропиком.
Kawai: Ням! Ах ты, искуситель, у меня слюни на клаву капают.
Boss: Поджаристые сулугуни, с корочкой…
Kawai: Ты в своём репертуаре! Мне работать надо.
Boss: Представляю, как ты сейчас закатил глазки.
Kawai: Откуда знаешь?
Boss: Ну… когда ты злишься, закатываешь глаза и надуваешь губы. А когда рисуешь у тебя лицо серьёзное и… Одухотворённое что ли.
Kawai: Охренеть! Какие мы слова выучили…
Boss: Погоди! А ещё язык.
Kawai: Чего-чего?
Boss: Ну, ты кончик высовываешь и водишь по губам. Иногда ты прикусываешь нижнюю губу, и она становится такой… как сказать?
Kawai: Припухлой?
Boss: Ага, а ещё вишнёвого цвета. Тёмно-тёмно- вишнёвого.
Kawai: Продолжай!
Boss: Мышик, давай поговорим! Включи микрофон и камеру тоже.
Kawai: Это зачем ещё? Опять с тобой на весь вечер зависну, а мне работы ещё заканчивать.
Boss: Можно я заеду к тебе?
Kawai: Нет. И ты обещал, забыл?
Boss: Ничего я не забыл! И какая вожжа тебе под хвост попала? Бросил универ и в художку подался?
Kawai: Мы это уже обсуждали.
Boss: Да я понимаю, что это твоё призвание. И, Мыш, ты дико талантливый…
Kawai: А ещё красивый.
Boss: Да.
Kawai: И ты меня хочешь.
Boss: Да!
Boss: Ой, нет! Я не то хотел сказать.
Kawai: Значит я страшный, да? Несексуальный и нахрен никому не нужный?
Boss: Эрик, прекрати!
…
Boss: Ну, Мышинька, ты это… Ты не правильно понял. Просто странно, что я тебе говорю такое.
Kawai: Вот и не говори.
Boss: Я соскучился… неделю не виделись. Сидишь дома как паук в банке.
Kawai: Не, моль бледная.
Boss: Ты не моль, а бледный, потому как дома сидишь безвылазно.
Kawai: Говорю же, мне три наброска доделать надо. И потом, не хочется выходить.
Boss: Страдаешь?
Kawai: Шурик, что за чушь? Я давно успокоился.
Boss: Мы можем поговорить?
Kawai: О чём?
Boss: О ком.
Kawai: Так о ком?
Boss: О Реброве?
Kawai: Нет!
Boss: Прости.
Kawai: Прекрати извиняться. Сашка, всё давно в прошлом.
Boss: Это хорошо. И ты его больше не любишь?
Kawai: Не знаю… Нет, наверно.
Boss: Честно?
Kawai: Смех, что было, то прошло. Ни о чём не жалею. Жалею, что после повёл себя как идиот. Напугал всех, да и себя тоже. А Серёжа... Кто же виноват, что он меня так и не полюбил.
Boss: Мыш…
Kawai: Ну что? Что ты хочешь узнать? Что я смирился, отпустил его? Это правда. Главное, что ОН ЖИВ! А остальное - такая херня!
Boss: Ты прав. А как на счёт того, что он живёт с другим?
Kawai: С другими?
Boss: Ну, да.
Kawai: Да нормально. Прикольно даже – жить сразу с двумя такими красавцами. В два раза больше удовольствий. Мур!!! Я каваюсь.
Boss: Я тебя убью!
Boss: Какие нафиг удовольствия! Докаваился уже, что шрамы на руках не сходят!
Kawai: Послушай, Годзила, мне надоело опять это выслушивать. Пока!
Boss: Стой! Не отключайся. Мне надо сказать тебе что-то важное.
Boss: Жаль, что ты из универа уходишь. Жаль, что встречаться будем редко. Жаль, что не смогу присматривать за тобой нормально. Жаль, что ты не девушка.
Kawai: Упс! А это тут причём? Мне, например, всё подходит. Аж в жар бросает, как представлю, что мог родиться бабой.
Boss: А я Машку видел вчера, её привёз на машине какой-то хрен. Взрослый мужик, весь такой на понтах, и тачка у него классная - БМВ X5. Мария расфуфыренная вся, с цветами.
Kawai: Я тоже их видел. Совет им да любовь!
Boss: Угу…
Kawai: Ты что ревнуешь? Машку?!
Boss: Она не в моём вкусе.
Kawai: У тебя резко поменялся вкус? Новости с полей. А кто теперь в твоём вкусе?
Kawai: Ладно, Громила, не отвлекайся, мыслительный процесс - не твой конёк…
…
Kawai: Шурик, ты гонишь! Десять минут ждать ответа даже от тебя - это слишком!
Kawai: Блин, ты сказал, что тебе жаль, что я не девушка.
Boss: А-а.
Kawai: Ну? Рожай уже.
Boss: Кстати о роженицах. Твоя сестра с детьми сейчас у вас зависает?
Kawai: Как ты меня бесишь! Ну, да! Её муж в командировке, а мать помогает за малыми присматривать. А что?
Boss: И как?
Kawai: Что как? Смех, ты пьяный? Таким неадекватным я тебя ещё не видел. При чём здесь дети?
Boss: Ты такой нервный, потому что не высыпаешься, да?
Kawai: Я нормальный. А спать мне точно не дают. Мелкий по ночам вопит, у меня волосы на голове шевелятся от его мяуканья.
Boss: Хорошо.
Kawai: И чего здесь хорошего, позволь узнать?
Boss: У меня отец в рейс ушёл.
Kawai: Упс… Поздравляю, семь футов под килем!
Boss: На шесть месяцев.
Kawai: Понятно, но тебе же не в первый раз одному куковать.
Boss: Не одному.
Kawai:?
Kawai: Замысловатый мозг Смехова - совершенная машина для убийства!
Kawai: Сашка, не молчи. Что значит не одному? У тебя мать из Германии, что ли приезжает?
Boss: Не-а.
Kawai: Всё, я сдаюсь!
Boss: Эрик, переезжай ко мне.
Kawai: Навсегда? Расценивать это как предложение? *падает на пол и дрыгает ногами*
Boss: Я хочу, чтобы ты жил у меня. Со мной. Не знаю, как сказать.
Kawai: Это чтобы ты за мной следил, да?
Kawai: Чтобы я глупостей не наделал?
Kawai: Чего молчишь? Я ни за что, слышишь, НИ-ЗА-ЧТО больше не сделаю того, что сделал. И не только потому, что дал тебе слово. Я всё понял! И про друзей, и про родственников. И про Сергея понял, и принял, как сильно он любит. И мужа своего и Макса. Я даже не ревную. Веришь? Я желаю им счастья! Они через многое прошли, чтобы быть вместе.
Boss: А ты?
Boss: Ты тоже через многое прошёл и тоже можешь стать счастливым.
Kawai: Могу, наверное. Точно могу! Вот только в художку поступлю, сразу же стану счастливым. Найду себе кого-нибудь.
Boss: Не надо.
Kawai: Чего не надо?
Boss: Искать никого не надо. Переезжай ко мне. Завтра за тобой заеду к десяти. Ты только вещи собери.
Kawai: И дальше что?
Boss: Дальше? Мышик, ну откуда мне знать, я никогда не жил с парнем. Но я очень постараюсь, чтобы тебе было хорошо.
Kawai: У тебя?
Boss: Со мной.
Kawai: Погоди, подберу с пола челюсть.
Boss: Я хорошо готовлю.
Kawai: Знаю.
Boss: Я буду следить, чтобы ты вовремя ел и спал. Чтобы не сидел по ночам над своими рисунками.
Kawai: Обломишься.
Boss: А на выходные мы будем уезжать из дома. Поедем путешествовать, я тебе такие места классные покажу!
Kawai: А твоя тарантайка не развалится по дороге?
Boss: Я никогда тебя не обижу и прослежу, чтобы и другие не смели.
Kawai: О, мой Супермен!
Boss: Почему ты так? Ты не воспринимаешь всерьёз то, что я говорю?
Kawai: Напротив… Слишком серьёзно и это меня пугает.
Boss: Я понимаю.
Kawai: Что ты понимаешь?
Boss: Всё!
Kawai: Та перестань, я тебя умоляю. Мне бы твои заботы: симпатичный натурал с обалденной фигурой, с зачатком интеллекта…
Boss: Мыш! (злой смайлик)
Kawai: И девушки по тебе сохнут, что ещё надо?
Boss: Много чего.
Kawai: Это точно! Вот и живи. А я буду мучиться дальше.
Boss: Не хочу, чтобы мучился и жить не хочу… Без тебя.
Boss: Переедешь ко мне?
Kawai: Исключено!
Boss: Ну, хочешь, будем встречаться?
Kawai: Бред, и не делай мне одолжений.
Kawai: Ты даже не понимаешь ,о чем просишь. А секс? Ты сможешь трахнуть парня? Ты даже не представляешь, каково это!
Boss: Я знаю. Читал на ваших форумах, что куда и как там смазывать чего.
Kawai: Сволочь, я уже несколько месяцев без секса. Не искушай меня, натурал хренов.
Boss: Да, да, Мышинька, я теперь знаю, как ласкать там.
Kawai: Сука…
Boss: Как дрочить тебе, и растягивать очко.
Kawai: Блядь!
Boss: То есть сфинктер разрабатывать, разминать там... Сейчас, погоди! Где же я это читал?
Boss: А! Сначала надо смазать, вот!
Kawai: Если ты не заткнёшься, я сам тебя трахну!
Boss: А дальше говорят там можно языком водить, только боюсь, я это не осилю. Пока, по крайней мере.
Kawai: А-а!!!!!!!!!!!!!
Boss: А вот пальцами, пожалуй, можно попробовать. Только они у меня толстые, пальцы мои. Как сардельки… Боюсь три, как на том на сайте советовали, в тебя сразу не войдут. Ты такой узкий там, наверное, даже представить не могу… А вот два - это у меня точно получится.
Kawai: Смехов!!!!!
Boss: А вот как быть со Смехом младшим? Он ведь такой как всё… Как я… как пальцы. В общем, большой он, тебе больно не будет?
Kawai: Ну всё, попался! Открывай, Сова, медведь пришёл.
Boss: ?
Резкий звонок в дверь подбросил Сашку на стуле. Противной трелью сверлил мозг, не переставая. Смехов попытался встать и тут же ощутимо зацепился бугром в левой штанине за столешницу. Чертыхнулся, поправил рукой и поковылял к выходу. Намотав на бёдра поверх шорт большое банное полотенце, он открыл замок и толкнул дверь.
А там, на лестничной клетке, не снимая палец со звонка, переминаясь с ноги на ногу, стоял взъерошенный Мышкин. Свободной рукой он прижимал к животу увесистую папку и мобильный телефон. Остриженные недавно волосы стояли торчком, делая его похожим на воинственного воробья. В вороте растянутой футболки выглядывали острые косточки ключиц и не менее острое плечо. На узких ступнях смешно топорщились помпонами материнские тапки.
- Мышик! – выдохнул Смехов.
- Ну всё, козёл, допрыгался! – прошипел Эрик. – Пришёл из тебя гея делать.
Шагнул вперёд, уронив папку, крепко обвил тонкими руками мощную смеховскую шею. И тут же впился жадным поцелуем в тёплые губы друга.



Эпилог


В начале весны на взморье по утрам туман плотно укрывает придорожную траву. Он стелется молочной кисеёй, причудливо клубится, заползая на корни сосен. Хвойные деревья окружают дорогу со всех сторон. Тянутся тяжёлыми колкими лапами, пытаясь подобраться поближе к пробегающим мимо автомобилям.

Шины большого внедорожника мягко шуршали по автобану, укачивая мерным звуком. Ну вот на переднем сидении оживился Максим. Стал часто оборачиваться, вертеть головой, провожая взглядом знакомые места. Юрмала со своими живописными окрестностями оставалась позади. Нужный поворот замаячил светлым просветом меж исполинских стволов. Лиелупе во всей красе предстала путешественникам.
Макс принялся безжалостно тормошить спящего на заднем сидении Реброва.

- Не спать, не спать, - твердил парень, - давай, Змей, просыпайся. А то всю красоту пропустишь!

Серж что-то возмущённо пробубнил. Потёр припухшие от недосыпа веки, вяло отбиваясь от Львова. А тот разбушевался не на шутку, не прекращая его теребить. Когда же специально побольнее дёрнул за русую прядь, получил ощутимый тычок в плечо.
Иван по-доброму подтрунивал над взъерошенными парнями. И смеялся так заразительно… А ещё смотрел удивительно тепло… Львов, забыв в очередной раз пнуть Змея, завис, глядя на него. Крепкие пальцы спокойно лежали на руле. Знакомое до последней морщинки лицо было обращено на дорогу. Сейчас его черты выглядели расслабленными. Во всём виде читалась спокойная уверенность и сила. Вот только эта улыбка… Она отгоняла всю строгую мужественность куда подальше и делала Ивана таким молодым, таким родным…

В голове парня как-то некстати поплыли воспоминания о ночи, проведённой в отеле. Большая кровать в номере для молодожёнов. Ярким контрастным пятном на бордовых простынях - светлая кожа мужчин сплетающихся на постели. Иван, разметавшись под Максом, порыкивая, тихо матерится. Кусает пальцы, выгибается, отпуская себя.
А ещё Змей… Тот замысловато извернувшись своим гибким телом подбирается поближе. И смотрит, смотрит невозможно синими глазами… облизывает уже сильно припухшие губы… тянется к восставшей плоти Ивана.
О-о!!! Мысли в голове стали осязаемо горячими. Максим тряхнул головой и принялся ёрзать на сидении.

- Скоро уже приедем. Вот и нужный нам поворот, – Горский снял солнцезащитные очки и повернулся к Максу. - Или совсем уж невтерпёж. А, Салага? – хитро улыбнувшись, он продолжил: - Может остановить у тех кустиков? А то, боюсь, ещё расплескаешь.

Максим возмущённо засопел. И даже попытался ответить, но в горле всё разом пересохло. Его омыло пепельной теплотой родных глаз, и парень почувствовал, как тает его душа. Она истончается, становится воздушно-невесомой. Улетает тонким дымком, чтобы слиться с двумя другими. Сердце сжалось от щемящей нежности. Когда же на его затылок опустились длинные пальцы Сержа и стали мягко поглаживать, Максим понял, что за такое счастье можно умереть.

Приехав на место, они ещё долго бродили по Природному парку, утопая по щиколотку в сосновых иголках. Забирались далеко сквозь поросший трёхвековыми исполинами лес. Туда, к дюнам, что вытянулись вдоль взморья до самого устья реки Лиелупе.
Максим никак не мог заставить себя провести друзей к дому. Бродил кругами, не решаясь подойти ближе. Казалось, он намеренно оттягивает встречу с прошлым.

***

Ни Ребров, ни Горский не планировали это путешествие. Оно вышло само собой, спонтанно, как случаются самые удачные поездки. Тот день по приезду запомнился всем троим как один из самых счастливых. Макс радовался как ребёнок. В сущности, он им и был до сих пор, рано повзрослевшим, но всё же ребёнком.
Мужчины очень ясно понимали это именно сейчас, когда Львов с любопытством разглядывал поцарапанные опорные столбы и обветшалую крышу. Змей проникся волнением, что осязаемо исходило от Львова и не спешил подняться по деревянным ступеням на крыльцо. Что-то удерживало, не давало сделать последнюю пару шагов навстречу… Чему? Ребров и сам не знал, но уже ощутимо нервничал.

- Я отъеду ненадолго, - вдруг выпалил Сергей. И, поймав удивлённые взгляды друзей, продолжил: - Надо продукты купить. Не хочу, чтобы вы тут оголодали без нормальной еды.

Он забрал у Горского ключи от машины и сел за руль.

- Там, в двух кварталах ниже по улице есть магазин, - Макс подошёл к открытому окну. - И давай быстрее! Серенький, я уже хочу… просто мочи нет, как хочу… есть, – и, улыбнувшись напоследок, пошёл к дому.

Ребров действительно вернулся скоро. Подхватив покупки, он быстрым шагом направился к уже знакомому дому через старый сад.

***

Яблоневая ветка строптиво вывернулась из пальцев, с оттяжкой хлестнув по лицу. Ребров охнул. И тут же, к досаде, потекла из рассечённой брови струйка крови. И в дополнение - из саднящих глаз слёзы. В прохладном весеннем воздухе влага на щеках казалась обжигающе горячей. Сергей с трудом открыл глаза.

Перед его взором в болезненно-влажной пелене вдруг дрогнул и поплыл окружающий мир. Затуманенный взгляд с трудом отыскал лестницу на крыльцо. Блондин сделал по ней несколько шагов и практически на ощупь открыл дверь. Ничего не изменилось…
В красноватой реальности окружающей его, Серж заметил знакомые фигуры. Пелена, завладевшая глазами, уползала, превращаясь в тёмные капли крови на руке Викинга. Человека, так похожего на его Ивана.

Его, такой привычный, такой знакомый мир, вдруг стал… Иным. Потому что в ЕГО мире не могло быть ни воина в кожаных доспехах, ни стройного юноши в меховой накидке. Но они были. Прямо перед ним.
И Сергей ясно, как в своих странных снах, видел черноволосую макушку парня, вжимающегося лицом в широкое плечо воина… видел кровь, тяжёлыми каплями падающую с пальцев бессильно повисшей руки… и спокойный, безмерно усталый взгляд мужских глаз. Таких знакомых, родных. Глаз цвета свинцовой воды у безжалостно холодных фьордов. Юноша поднял озабоченное лицо, и Сергей вздрогнул, безошибочно узнавая острый профиль Максима.

Судорожно сжались пальцы, вдавливаясь в бумажный пакет, грубо сминая воздушную выпечку… превращая её в бесформенную месиво … делая похожей на то, что ещё совсем недавно он называл своей душой. Совсем недавно, но не сейчас, когда всё так хорошо!
Юноша так похожий на его Макса, обнял одной рукой викинга за шею. Другую же приложил к ране на руке воина. Вдруг из-под ладони пошло молочно-белое свечение. Через минуту всё закончилось, и парень впервые улыбнулся. Эту улыбку нельзя было не узнать.
Всё как в его давних видениях. В снах, что подобно навязчивому мороку терзали Реброва последние несколько лет. Те видения, о которых он никогда так и не решился рассказать. Признаться в своём лёгком помешательстве ему не позволяло змеиное упрямство и болезненная гордость.

В голове Сергея крыльями тысяч перелётных птиц взметнулись мысли. Вопросы, вопросы…
Кто они, эти люди, так похожие на его друзей?
Как оказались в этом старом доме?
И главное: куда подевалась его семья?! – эта особенно паническая мысль вышибла дух из груди.

В этот момент от дальней стены отделилась и стала приближаться стройная женская фигура. Сергей не сразу заметил её из-за полумрака, царившего в той части комнаты.
Она грациозно склонилась к ногам воина. Подобрала лежащую на дощатом полу холщовую ткань, пропитанную кровью. А после, взъерошив парню волосы, весело рассмеялась. Мужчины с улыбкой смотрели вслед, как покачивая бёдрами она шла… Нет, она словно плыла по воздуху в сторону двери, где стоял Сергей.
Шёлковый подол длинного платья мягко шелестел при ходьбе. Чем-то нереальным казался старинный покрой её одежды. А ещё черты лица… Они казались до боли знакомыми, как будто сейчас Ребров смотрел на собственное отражение в зеркале.
Женская фигура неминуемо приближалась, вызывая панику в метущемся мозгу Змея. Он отступил на шаг назад. Ещё и ещё, пока не упёрся в стену… Но тут же остолбенел, когда достигнув его, девушка невесомо прошла сквозь напрягшееся тело. Обдав напоследок его лицо дуновением ледяного ветра, она исчезла.

И словно в укор ему стали поддёргиваться зыбью, истаивать фигуры юноши и викинга. С ошеломительно-пугающей ясностью Сергей понял – это КОНЕЦ! Он никогда больше не увидит ни Вани, ни Максима.
Сергей торопливо зажмурился, беззвучно умоляя сам не зная кого: «пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…»
Твердя как заклинание, как молитву: «пожалуйста, прошу!…»

Его привёл в себя недоумённый голос Максима:
- Серёжка? Ты чего там застыл у входа? Подсматриваешь? – он задорно усмехнулся и тут же продолжил: - Еду принёс? А то жесть как кушать хочется!

- Эх ты, дворянский отпрыск! Кушать ему, видите ли, хочется! – Горский отвесил парню лёгкий подзатыльник. - Я вот откровенно хочу жрать!

Максим в накладе не остался. Завязалась потасовка.
Сердце Реброва пропустило удар… ещё один и вдруг забилось с удвоенной силой. Словно выброшенная на берег рыба, он судорожно хватал ртом воздух. Надо было срочно прийти в себя. Слегка успокоившись, не выдержал - расплылся в глупейшей улыбке. Змей был счастлив, и плевать ему в данный момент, как это смотрелось со стороны.
«Господи, Боже мой… Почудится же такое…», - облегчением вертелось в голове.

В это время Иван успел скрутить брыкающегося парня. Крепко прижав его спиной к груди, обратился к Реброву:

- Серенький, ну и куда запропастился? Ты вообще кормить нас собираешься?!

Ребров с трудом вздохнул, мимолётно касаясь лица ладонью. Он стирал подсохшую кровь, недавние слёзы, ошмётки видений и страх, что липкой паутиной окутал сердце. Присел, поднимая с пола выпавшие пакеты с едой.
Выдохнул шумно и как можно спокойнее откликнулся:

- Иду, иду! Никуда я от вас не денусь, ненасытные вы мои!

Серж шагнул вперёд, навсегда выбрасывая видения из памяти. Они больше не имели над ними власти. Ни над кем из них. Ведь это были всего лишь сны. Перекрёстки снов... Их общих снов...


***

«…Старик… Эй, Старик, я вернулся! Приехал в наш дом и нашёл тот камень. Теперь всё будет отлично, просто замечательно. Ты не волнуйся обо мне, хорошо? У меня есть семья и я счастлив… очень! Может оно и неправильное, моё счастье. Но другого мне не надо. А мы с тобой ещё встретимся. Обязательно… когда-нибудь…»

Конец