Половина тебя

Полвторого. Очарование бликов.

Разукрась меня яркими цветами.
Опрокинь меня на траву желаний.

Я тебя молю, я тобою брежу,
Я вокруг тебя рассыпаю нежность.

Смертную любовь прозой не пропишешь.
Её можно спеть, если ты услышишь.


Мальчик танцевал. И столько было грации в каждом движении, столько волшебной пластики в гибком, ещё немного угловатом теле, что я засмотрелся. Просто стоял на балконе, зажав в руке тлеющую сигарету, и с улыбкой пялился в окно дома напротив. На танцующую под неслышную музыку фигурку в одних белых брючках. Крошечные с такого расстояния соски ярко выделялись на загорелой коже. Тёмные, модно подстриженные волосы взлетали лёгким подвижным ореолом вокруг головы.
Усмехнувшись, затянулся, сам себе удивляясь. Пялюсь в чужое окно, как в экран телевизора. А чудо в коробке соседнего дома, будто почувствовав мой взгляд, остановилось. Не доведя до конца движение, наклонилось, подхватывая пульт с дивана, чуть прогнувшись по-кошачьи и приподняв при этом ногу в изящном полубалетном па. Щёлкнуло кнопкой и исчезло из просторной комнаты. Маленькая аквариумная рыбка за стеклом. Яркая и игривая.
Мне не хотелось уходить, не увидев мальчика снова, и я прикурил ещё одну сигарету, высматривая его в других окнах. Парня нигде не было видно. Я стоял, выжидая, что он появится вновь. Почему? Наверное, на этот вопрос у меня до сих пор нет ответа. Просто не хотел, чтобы чудо исчезло, чтобы исчезло то чувство, которое неожиданно шевельнулось во мне. А я то уже начал сомневаться, что существую, что внутри меня ещё что-то живо.
Я хотел увидеть его ещё раз. И увидел. Спустя минут двадцать чудо впорхнуло в пространство за другим окном, правее. Ещё более обнаженное. Теперь его прикрывало лишь полотенце на узких бедрах. Больше воспламеняя фантазию, чем защищая от возможного нескромного взгляда.
- Да ты шалун? – предположил я сквозь усмешку, пока объект моего внезапного интереса, скинув полотенце, рылся в шкафу. – Вот же засранец…
Ох, какое это было зрелище! Я курил уже третью сигарету, когда парнишка полностью одевшись, исчез снова. Теперь уже надолго. Да и мне пора было отправляться на работу.

И почему я не замечал его раньше?! Весь день меня преследовал образ танцующего мальчишки. Я так увлёкся внутренним созерцанием этой картинки, что допустил несколько глупых ошибок в тексте. Моя начальница, весьма строгая дама пенсионного возраста, отчитала меня, как подростка за разбитое окно. И поделом. Совсем съехал с катушек. Когда у меня в последний раз был полноценный секс? Если не можешь четко и без запинки ответить на этот простой вопрос, стоит задуматься.
Смиренно выслушав справедливую тираду о недопустимости таких ляпов и покивав начальнице, удивленной моим неожиданным сбоем в работе, я покаянно удалился отмаливать свои грехи на горохе. Шучу. Возразить было нечего, ляпы действительно непростительные.
Как вышло, что я, когда-то молодой, подающий большие надежды журналист, писатель и поэт, редактирую и делаю читабельными чужие бездарные тексты? Просто сдался, наверное. Даже не знаю, в какой момент это произошло. Да и был ли я так уж талантлив? Помилуйте. А может, мне просто не хватило упорства и веры в собственную исключительность? В какой-то момент я сломался под тяжестью критики. Мне начало казаться, что я и в самом деле всего лишь выскочка. Теперь уже это всё не важно.
Уже много лет я не писал. Только правил плоские, пустые сенсации. О мальчике, откусившем палец маме, или о медведе из приехавшего в город зоопарка, заразившем сифилисом уборщицу санатория для престарелых нефтяников. Кошмар, да?  Несусветная чушь, а моя работа состоит в том, чтобы сделать это дерьмо увлекательным чтивом. И уж это у меня отлично получается.
Нет, мне не противно и не стыдно за это. Если не хотите быть обмануты, не читайте паршивых газетёнок. А ругать нас за то, что мы кормим народ байками… Ха! Каков народ, таковы байки. Если хочешь изменить мир, начни с себя. Фраза, которую приписывали многим писателям и философам, но так и не прислушались по-настоящему. Мне нужна эта работа. Она не только исправно меня кормит и позволяет удовлетворять приземленные потребности тела, но и хоть частично восполняет потребность в творчестве, которая сродни голоду.
Я постарался сосредоточиться и не допускать больше таких непростительных для грамотного человека ошибок. Лишь раз пропустил опечатку в слове «пердельного». Каюсь. Но опечатка вышла до смешного логичной в контексте интервью с пожилым воякой, пишущим умопомрачительно-скучные мемуары о том, как он пьянствовал с Ельциным, обсуждая политику страны. Очень полезное чтиво. Вполне правдоподобно объясняет возникновение новых несуразных идей в политических кругах. Пил бы с медиками, был бы здоровее. Я коротко хохотнул, и тут же сам себя одернул. Что за чушь сегодня лезет в голову?
Вечером, после работы, забежал в магазин «Рыбалка и охота» на другом конце города. По пути, ага. Чувствуя себя опасным извращенцем, купил самый мощный бинокль. Вернулся домой, быстренько поужинал, проглотив подогретую котлету из кулинарии со свежим хлебом и запив всё это роскошество горячим чаем. Выключил свет во всей квартире, задернул шторы и прилип к окну, сжимая в руках новенькую оптику. Признаюсь, чувствовал себя при этом полным идиотом, но отказать себе в маленьком запретном удовольствии просто не смог.
Не скажу, что я терпеливо ждал своё милое наваждение – успел прочитать пару коротких рассказиков с телефона, записать всё в тот же родной телефон короткий стишок и потрепаться сам с собой на тему не вполне обычных сдвигов по фазе. Однако, умудрился соскучиться по танцующему мальчишке. Тот появился почти в одиннадцать.
- Ну наконец-то, - шептал я ему сквозь самоиронию и пространство. – Я уже заждался тебя, маленький. Здравствуй, мой хороший.
Парнишка, не зная о моем существовании, разделся, небрежно разбрасывая одежду по спальне, и в одних белых трусиках танцующей походкой скрылся, зажимая подмышкой давешнее полотенце.
- Чистоплотный. Умничка какая, - хмыкнул я, расплываясь в улыбке, достойной чеширского кота. - Возвращайся поскорее, я соскучился.
В тот вечер я узнал, что слева от большой комнаты находятся окна его кухни. Мне было показано, как мой нескромный объект нескромного внимания сам себе готовит ужин, аккуратно кушает, используя вилку и нож. Как церемонно пьёт чай с печеньем, очаровательно и чуточку манерно оттопыривая пальчики. Как он моет посуду и тщательно прибирается на кухне. Как он мило кусает ладошку, читая, видимо, какой-то учебник. Как сладко потягивается, изгибая тонкое тело в коротенькой футболке, оголяя животик с маленькой ямкой пупка и трогательные тазовые косточки, торчащие из низких узеньких джинсов. Как переодевается в большую, сильно растянутую футболку с неразборчивым выцветшим рисунком, укладывается спать, кутаясь в мягкое одеяло. Сонный солнечный зайчик. Милое создание.
Так и протекали наши с ним дни. Он там, за стеклом, дышал, двигался, прикусывал губы, щурил карие, почти черные, глаза, танцевал, пёк печенье, готовился к занятиям, беззвучно пел, делал уборку, разговаривал по телефону, жил полноценной жизнью. А я, оставаясь снаружи его мирка, жил от вечера к вечеру, всё больше увлекаясь им, всё сильнее скучая без него, всё с большей тоской ожидая его появления, когда он задерживался, всё сильнее сомневаясь в собственной адекватности.
Не имея достоверной информации о своём чуде, я строил предположения. Это увлекало меня неимоверно. Словно детектив или сложная головоломка. Для себя я решил, что лет ему около двадцати. Что он, вероятно, студент. Но деньги у него есть. Наверное, родители не оставляют своё чадо без поддержки. Живёт один. Очень весёлый и раскрепощённый. Аккуратный, чистоплотный. Тщательно следит за своей внешностью. С определением ориентации было сложнее. Едва уловимая манерность в жестах ни о чем не говорила. Сейчас такая молодежь, что и натуралы иногда ведут себя, как прожжённые пидовки. А в дом он никого не приводил, только по субботам частенько задерживался сам. Иногда я засыпал, так и не дождавшись его возвращения.
Я не пытался дать ему имя, в надежде однажды узнать настоящее. Он так и оставался для меня солнечным зайчиком в аквариуме уютного двухкомнатного мирка. Чудесный, легкий, яркий и неуловимый. Я не осознавал, как долго продолжалось эта странная игра в подглядывание. Я невольно наделял парнишку качествами, вполне возможно, ему не присущими. Но я был почти уверен в том, что не ошибаюсь, делая выводы из собственных наблюдений. Всё же я не всегда был отшельником и немного разбираюсь в людях.
И вот наступила та странная ночь правды. Ночь откровения. Ночь, когда он пришел домой не один.
Я знал, что в субботу он не вернётся раньше полуночи и устроился у торшера с хорошей книгой, приготовившись к долгому ожиданию нового заоконного спектакля для одного зрителя.
Вошедший с мальчишкой в комнату, немолодой, но ещё не старый мужчина, примерно моего возраста, показался мне довольно приятным. Подтянутый, импозантный, с едва пробивающейся сединой на висках. Ухожен и хорошо одет. Однако, юноша предпочитает мужчин, да ещё и постарше? О да, никаких сомнений. Этот тип быстро впился в губы мальчишки, подобно пиявке. Я ревную? Ещё как!
- Сука, - невольно выдохнул я и тут же предложил себе не дурить.
Глупо ревновать того, кто даже не догадывается о твоём существовании. И плевать, что руки наглеца шарят по хрупкой фигурке. Вру. Сам себе вру. Докатился.
Парнишка с обворожительной улыбкой чуть отстранился от незнакомца. Выпутался из крепких объятий, задорно подмигнув мерзкому самозванцу и коротко что-то сказав, вышел из комнаты. Мы остались наедине. Я, в недоумении от собственной реакции, и он, со скучающим видом вальяжно развалившийся на диване и лениво переключающий каналы телевизора.
Мальчик появился вновь, в полотенце, слишком уж небрежно обёрнутом вокруг бёдер. Кинув пару слов своему гостю, он перешел в спальню и потянул яркое покрывало с кровати.
Я, как заворожённый, наблюдал неотрывно.
Незнакомец вошел в спальню следом и обнял моё чудо со спины, нагло шаря руками по полуобнаженному телу. Парень что-то сказал ему, обернувшись, и кивнул на окно. Мне стало немного не по себе, когда этот тип одним резким движение захлопнул передо мной шторы. Я невольно вздрогнул. У меня было ощущение, будто меня только что выставили за дверь. Отстранили от того, что касается только этих двоих.
Внезапно пришло беспокойство – мальчик там, наедине с этим незнакомцем, который может сделать всё что угодно. А я даже не смогу ничем помешать. Даже не увижу. Я уселся на подоконник с книгой, хотя едва ли вникал в смысл прочитанного, твердо решив дождаться момента, когда шторы будут вновь раздёрнуты, чтобы убедиться в параноидальности своих опасений.
Долго ждать не пришлось. К моему облегчению, через час шторы разошлись в стороны, впуская теплый свет ламп в мой расстроенный разум. Я погасил торшер и приник к окну с биноклем. Парень был абсолютно цел и невредим, насколько я мог судить. Двигался привычно легко и непринужденно. Только проскальзывала какая-то изломанная печаль в чёрточках его лица. Но его не обидели, в этом я мог быть уверен. Гостя не было видно, и зашевелилась надежда, что он уже покинул квартиру. Хоть я и понимал, как это, наверное, низко, желать такого вполне симпатичному парню. Впрочем… может, ему удобно именно так? Нет, по лицу не скажешь. Зайчик ловко стянул измятое бельё с кровати и постелил свежее. Это правильно. Спать в постели с чужим запахом не слишком приятно.
Когда погас свет, я с удивлением понял, что только теперь смог, наконец, расслабиться. Именно в этот момент я принял важное для нас обоих решение. Решение, которое далось нелегко, но казалось единственно верным. Отныне я должен перестать наблюдать и начать действовать. Я хотел защитить маленького солнечного зайчика от одиночества, от самого себя, от чего угодно. Находясь рядом. Отгоняя от него настойчивых беспринципных пользователей. Тех, кто совсем не знает и не понимает его. А я пойму. Постараюсь понять. Я знаю, что такое одиночество.
На следующий день я взял законный отпуск на работе. К моему удивлению, меня никто не стал удерживать. Моя начальница даже поощрительно покивала и сказала, что отпуск мне явно необходим, потому что я стал допускать очень много ошибок. Правда иногда здорово портит настроение.
Теперь можно было проследить перемещения парня за пределами квартиры. Да, я псих-одиночка, и вполне отдавал себе в этом отчёт. Вот только сопротивляться этому азартному желанию узнать о нём больше, оставаясь до времени в тени, попросту не мог. Да и придумать, как к нему приблизиться, пока не получалось. Слежка оказалась занятием не из простых, но я справился. А главное, теперь я знал, где учится мальчик и куда пропадает по субботам. Он у меня собирался в будущем заниматься текстильным производством. Не слишком романтичная профессия – технолог, зато очень практичная и наверняка творческая. Ну а что? Не всем же писульки писать.
А вот его субботние посещения клуба меня и обрадовали, и огорчили. Нет, я не счёл его ветреной натурой, но возможная конкуренция несколько смутила меня. Зато клуб этот принадлежит моему закадычному другу и бывшему сокурснику Паулю, весьма оригинальному и шустрому обрусевшему немцу. Тот частенько зазывал меня взглянуть на дело его жизни, но я все не находил времени. Что ж, Павлик Вогель, на этой неделе тебе повезло, ты только что выиграл мой визит и задушевную беседу. Получите и распишитесь.
Всю следующую неделю я провел в нетерпеливом ожидании и тщательной подготовке. Ещё немного последив за зайчиком, разузнал кое-что о его друзьях, записал их адреса в свой потрёпанный блокнот, рядом с адресами его любимых парков и кофеен. Съездил в торговый центр и прикупил несколько комплектов одежды, более соответствующих эпохе, чем мои привычные и хорошо заношенные. Посетил салон красоты, наслушался комплиментов от юных мастериц. Я не в первый раз заметил, что моя одержимость танцующим мальчиком привносит в мою внешность некое странное обаяние, притягивающее женщин. Был бы натуралом, непременно обрадовался бы. Там же привёл себя в порядок, обзавелся модной элегантной стрижкой и подробной инструкцией по её укладке. Даже маникюром не побрезговал. Как говаривала моя матушка: «Немолодого человека делают привлекательным только ухоженность, элегантность и уверенность себе. Граничащие с Абсолютом ровно настолько, чтобы не выглядеть снобом».
Сразу после того, как мой зайчик ускакал на субботний танцевальный заплыв, я вызвал такси и уже через двадцать минут был на месте. Пауля я обрадовал заранее, чтобы не делать благодеяние обременительным и дать ему время подготовиться к необходимости проявить самые положительные эмоции. Видимо, именно благодаря этому друг выглядел искренне счастливым, встречая меня на крыльце. Мы с обоюдным удовольствием друг друга потискали. Нет, романа между нами никогда не было, мы предпочли взаимное влечение перевести в ранг интимной дружбы. Потому что взаимное уважение сочли более ценным, чем быстротечную романтику взаимных упрёков.
Клуб оказался весьма приличным. Честно признаться, я подсознательно ожидал от эксцентричного Павлика какого-нибудь ободранного притона с падшими ангелами в грязных углах, декором из использованных шприцев и презервативов. С него станется увидеть в этом непередаваемую красоту убожества, вполне в его духе. Но ничего подобного я не разглядел. Очень чисто, несмотря на несметное множество посетителей. Удивительно удачная яркая подсветка зала, создающая глубокие тени в зонах, где расположены столики. Великолепное сочетание самых разных колеров в ненавязчивых оттенках. Похоже, тут поработал дизайнер с превосходным вкусом. Вогель был в полном восторге от того, что клуб мне понравился. Затащил меня на верхний этаж в VIP-зону, причём в собственный закуток, откуда были видны весь танцпол и барная стойка, как на ладони.
- Отлично выглядишь, - заметил Пауль и подмигнул мне.
Я лишь благодарно улыбнулся, не собираясь возвращать комплимент этому засранцу. Он и так прекрасно знает, что хорош собой. Даже и не подумаю его баловать.
Принесли яркие коктейли. Я, едва попробовав, отказался, не люблю сладкое. Пауль понимающе кивнул и сгонял официанта в свой кабинет за виски из личных запасов. После продолжительного и бесцеремонного обмена любезностями, перешли к новостям. Причём, привычно начали с меня, Вогель вообще очень не любил о себе рассказывать, исключение составляли смешные байки, в которых всё равно он не был главным действующим лицом.
Я не стал скрывать, что меня привело в клуб. Честность – то, что мы оба ценили превыше всего в наших отношениях. Однако, я всё же не решился раскрыть всю правду, подсознательно предчувствуя неодобрение друга. А кто бы такое одобрил? Я бы сам был в шоке. Пришлось сказать, что встретил парня на улице на прошлой неделе, невольно проводил, держась на расстоянии, и видел, как тот входил в клуб. Но сразу последовать за ним не решился, а теперь могу лишь надеяться, что увижу его тут сегодня. Уж что-что, а сочинять правдоподобные детали к своей полуправде я всегда умел. Пауль не поверил, конечно, но простил мне эту недоговорку. Он вообще всегда был очень понимающим и мог оправдать любой поступок. Мне кажется, это оборотная сторона его умения видеть красоту в мерзости.
- Опиши его, - он деловито придвинулся ко мне.
- Лет двадцать, невысокий, стройный, брюнет с темно-карими глазами, кожа смуглая, красивый, очень пластичен и хорошо танцует… если судить по походке.
- Грэг, у меня таких тут не один десяток! Может, есть в нём что-то особенное, приметное?
- Он весь особенный, - вздохнул я.
- Ну, вот что, давай так сделаем, ты сейчас спустишься вниз, потолчёшься среди молодняка. Они предпочитают красный угол зала, это справа от бара. Есть у нас тут такое негласное разделение. Там игровые автоматы, и они там, как мушки на меду, толкутся, выбирай любого. Если увидишь своего мальчишку, сам пока не подходи, договорились? Сначала мне его покажи, а я тебя у бара подожду. Ок?
- Окей, - согласился я и отправился на поиски солнечного зайца в лабиринты потных тел, громкой музыки и чужих оценивающих взглядов.
У меня не было сомнений в том, что он отыщется. Но в первый момент, признаюсь, я слегка запаниковал, не увидев знакомую фигурку возле игровых автоматов. Лишь после нескольких минут напряженного всматривания в движущуюся толпу на танцполе, мой взгляд выцепил темную макушку и глаза, которые я узнал бы среди тысячи других. Полюбовавшись на то, как подпрыгивает в человеческой массе мой зайчик, как вспыхивает в хаосе чужих конечностей его улыбка, мелькают его тонкие ручки, я, стараясь не терять его из виду, протолкался к другу.
- Уже нашёл? – удивился Пауль.
- Я его в любой толпе разыщу, - усмехнулся я и принял у бармена стакан с виски, не отрывая взгляда от заветной макушки.
- Показывай, - нетерпеливо дернул меня за рукав Вогель и попытался проследить за моим взглядом.
В этот момент мальчишка, видимо, захотел пить. Потому начал пробираться к бару. Когда толпа выплеснула его на ступеньки перед стойкой, я не смог сдержать улыбку. Такой он был взъерошенный, мокрый, трогательный, как воробушек.
- Этот? – шёпотом спросил Павлик.
Я кивнул, глядя лишь на моё наваждение, впервые оказавшееся так близко. Более-менее свободно было только с того края длинной барной стойки, где сидели мы с другом, и мальчик проталкивался в нашу сторону. По невероятному совпадению, он плюхнулся на стойку животом, чуть ли не влезая с ногами, аккурат между мной и Вогелем. Пауль улыбался мне, выглядывая из-за спины парнишки, явно едва сдерживая смех. Я же с наслаждением впитывал тепло разгоряченного танцем тела и глубоко вдыхал его запах. Я впервые ощущал всё это. Голову немного затуманило от невероятного коктейля эмоций в сочетании с виски, который я тут же влил в себя залпом.
Зайчик получил у бармена заветную бутылку воды и протянул деньги. Пауль жестом остановил его.
- За счет заведения, малыш, - улыбнулся он мальчишке той самой улыбкой, которая сгубила уже многих. – Не часто мне, старику, доводится побыть в таком приятном контакте, с таким премилым юношей.
Моё солнышко презрительно фыркнуло, швырнуло купюры и несколько монет на стойку и гордо удалилось обратно, в густую движущуюся массу танцующих. Я ему поаплодировал и с ухмылкой взглянул на друга. Хотя где-то в глубине души царапнуло сомнение. Во-первых, на меня мальчик даже не взглянул. Во-вторых, если он отшил красавца-Вогеля, то на что надеяться мне.
- Хорош, стервец, - одобрил Пауль, хлопнул меня по плечу и тут же подозвал бармена, указывая на мой пустой стакан. – Саш, ты того мальчика знаешь? – обратился он к высокому светловолосому парню, готовившему мою порцию виски.
Как ни странно, бармен сразу понял о ком речь, кивнул, искоса поглядывая на меня.
- Это Ники, он тут каждую субботу. Хороший парнишка. Алкоголь почти не пьёт. Нахалов отшивает, - Саша бросил короткий взгляд на Вогеля и спрятал улыбку, чуть наклонив голову и протягивая мне наполненный стакан. – Бывает, что знакомится и уходит не один, но редко. В основном потанцевать приходит. Вроде студент. Сейчас один. Месяца два назад с парнем расстался. Рыдал у меня тут на стойке. У меня сложилось впечатление, что он во многом сам виноват, но судить не возьмусь. Из родителей только мать, где-то на Дальнем Востоке бабки зашибает. Вон те ребята, - он указал кивком головы на шумную компанию в центре стойки. – Он в основном с ними тусуется. Вроде как друзья, - бармен пожал плечами, мол, всё, что знаю.
Я взглянул на ребят и кивнул сам себе. Среди парней действительно были два приятеля парнишки. Однако, возникал вопрос – а почему, когда он захотел пить, подошёл не к ним, а сюда?
Пауль наклонился к моему уху:
- Ну что, Грэг, тряхнём стариной? – и задорно подмигнул мне.
- Ты с ума сошел! – рассмеялся я. – Сто лет не танцевал и ещё столько же не буду!
- За мной! Крепости сдаются смелым и настойчивым! – завопил Пауль и вклинился в толпу.
Пришлось последовать за ним, не бросать же друга одного, когда тот выставляет себя полным идиотом. Какое счастье, что нынешняя музыка уже не так сильно отличается от той, под которую когда-то вот так же скакали мы. Как, например, ненавистный мною рейв и прочие мертворождённые техноизыски, целиком состоящие из немузыкального ритма и бессистемных шумов. Внимательно осмотревшись, за пару минут я уловил основу движений и выделил приемлемые для себя, попробовал, осторожно добавляя что-то от себя и перебирая сочетания. Вогель подмигнул мне и поднял большой палец вверх. Да, помнит ещё тело многолетние занятия танцами. Мастерство не пропьёшь.  Ну, начали, помолясь. Я кивнул Павлику, что готов, и мы активировали наш проверенный способ знакомства.
Способ этот был проще таблицы умножения. Сначала размяться, как следует, максимально привлекая к себе внимание танцующих, всё-таки у меня за плечами танцкласс, да и Вогель не лыком шит, двигаться мы умели всегда. Затем приблизиться к выбранному объекту и сосредоточить всё своё внимание только на нём, игнорируя других. Как правило, этого достаточно, чтобы получить в ответ улыбку, приобрести повод перекинуться парой слов и угостить парня. Всем нравится быть избранными.
К моему удивлению, и на этот раз всё прошло, как по маслу. Прозвучали подряд несколько рок-н-рольных композиций, что позволило старичкам заткнуть за пояс многих молодых. Я едва дышал от нагрузки, но привычно не подавал виду, удерживая на лице сценическую улыбку профессионального любителя. Мальчишка не отмахнулся от нас, а, как мне показалось, обрадовался и принял нашу игру.
Как же он двигается! Какая-то магия в каждом движении. Я могу смотреть на него часами, предоставьте мне только такую возможность.
У нас получилось отличное трио. Ники чаще поворачивался ко мне, чем к веселящемуся от души Паулю. Мы с зайцем даже изобразили пару акробатических трюков. Я порадовался тому, что всё ещё не потерял гибкости и должной силы мышц, потому что этот стервец заставил меня как следует попотеть.
- Ты очень хорошо танцуешь, - решился я шепнуть в изящное чистое ушко, когда возникла пауза в гремящей музыке.
- Ты тоже ничего, - одобрил он и неожиданно представился: - Никита.
- Грэг… - я коротко хохотнул своей оговорке и расплылся в улыбке. – Григорий.
- «Грэг» тебе больше подходит, - кивнул мальчик. – Не хочешь выпить?
- Хорошо, - согласился я, уже перекрикивая музыку и радуясь, что у меня есть неоспоримый повод почти касаться губами его маленького ушка. – Только я угощаю, окей?
Ники кивнул и потащил меня к бару, не обращая внимания на интенсивно подмигивающего мне Вогеля.
Я угостил парнишку коктейлем, а сам потягивал обжигающий кофе. Немного поболтали. Я расспрашивал его с искренним интересом, несмотря на то, что большая часть информации была мне уже известна. Ответил на поток вопросов обо мне, ничего не скрывая. Глядя на то, как Ники слушает, совсем не хотелось врать и приукрашивать. Я был просто очарован его вниманием. Его неподдельным восторгом. Я купался в его чистых и свежих эмоциях. Чувствуя, как воспаряет душа над обыденностью моей биографии. Да, я поэт и люблю приукрасить. Но, клянусь, так и было.
Когда мальчик предложил прогуляться, я уже был на седьмом небе от счастья. Конечно же, я согласился. Только предупредил его, что придется подождать несколько минут, пока я попрощаюсь с позабытым мною другом. Я дважды попросил Ники не исчезать, заглядывая в его темные омуты глаз. И он дважды кивнул мне, смеясь.
Вогель нашелся за тем же столиком, за которым мы выпивали не так давно.
- Грэг, - поднялся он мне навстречу. – Я смотрю, у тебя всё в порядке? Срослось с твоим чудным видением?
- Похоже на то, - я трижды сплюнул через плечо на бушующий танцпол. – Спасибо тебе, Павлик. Я этого не забуду.
- Ты лучше меня не забывай, - вздохнул друг. – Не пропадай больше, ладно?
- Ну… Если с Ники всё получится, мне придется частенько тебя навещать.
- Я уже сейчас готов пойти и на коленях умолять мальца быть с тобой вечно, - рассмеялся немец. – Удачи тебе, Грегори, - он обнял меня и снова вздохнул, прижимая к себе. – Ну, иди. Ждёт ведь?
Он отступил на шаг и, хлопнув по плечу, подмигнул мне.
- Увидимся, - кивнул я и поспешил к своему наваждению.
Ники сидел за стойкой немного грустный и посматривал наверх. Я проследил за его взглядом. Вогель. Неужели, парень уже пожалел, что выбрал меня, а не его?
- Он только друг? – спросил мальчик.
Я с облегчением вздохнул.
- Только друг, причём старинный.
- Антиквариат, значит, - улыбнулся мне Ники.
- Ну знаешь, - хохотнул я. – Я тогда тоже немножко антиквариат, потому что младше его всего на год.
- Нет! – махнул рукой парнишка. – Я не про возраст! Ладно. Мы уходим?
- Следую за Вами, о мой юный друг!

Эта прогулка… Сколько раз у меня замирало сердце? Сколько раз оно пускалось вскачь? Не счесть. Как я сумел дышать рядом с моим солнечным зайчиком? Как смог вымолвить хоть слово? Не объяснить. Какое смешение чувств я испытывал, разговаривая с ним, касаясь его плечом, грея его озябшие без перчаток ладошки? Не передать словами. Радость. Страх. Восхищение. Желание. И снова страх. Страх быть отвергнутым. Если вы скажете мне, что сами никогда не испытывали его, я не поверю вам.
Мы смеялись и грустили, укладывая в одну ночь сотни жизней. Мы говорили о тысячах тысяч вещей. Мы понимали друг друга, как никто никогда нас не понимал. Он напевал мне сочиненные им в голове мелодии, никогда не знавшие инструментального воплощения. Я читал ему свои стихи, никогда не знавшие воплощения на бумаге. Нас бросало штормом тех первых эмоций, что дает только внезапная увлечённость друг другом. А вокруг нас сияла огнями звезд и фонарей ночь и кружила опавшие листья осень. Я был опьянен своим счастьем.
- Знаешь, - говорил он, пиная ворох жестких листьев. – У меня такое ощущение, будто я тебя давно знаю… Нет, не так. Будто я давно знал тебя, потом забыл, и теперь вспоминаю заново.
- Может быть, я твоя вторая половина? – шутливо спросил я.
- Нет! Тогда бы это означало, что я не целый. Да и ты тоже. А я хочу верить, что мы… мы цельные и завершенные, каждый в отдельности. Я хочу верить, что я сам по себе личность, а не половина другого человека.
- Значит ты целый, а я половина тебя. Потому что, кажется, уже не смогу существовать отдельно.
- Мы же только что познакомились! – засмеялся он.
- Ты веришь в любовь с первого взгляда?
- Верю, - очень серьёзно и чуточку печально ответил он. – Но я всё равно не хочу считать тебя какой-то там половиной.
- Не нужно всё понимать так буквально, - улыбнулся я и поцеловал его.
Сладко. Какие мягкие у него губы. Как он пахнет. Невероятной чистотой молодости, которую трудно испачкать даже пороком. Мы целовались на каждом шагу, в каждом укромном уголке, под укрытием каждой плотной тени. До самозабвения. Волшебная рыбка, покинувшая свой аквариум, и исполняющая самые заветные мои желания.
Когда Ники совсем замёрз, он как-то немного обиженно спросил:
- Пригласишь меня к себе?
Я хотел закричать «да, да, тысячу раз да!», но вовремя сдержался. Замялся, задумавшись. Как я могу пригласить его к себе? Он увидит, что я живу в соседнем доме, что мои окна расположены точнёхонько напротив окон его квартиры. И что он тогда подумает? Догадается? Или у меня уже паранойя? Парень, похоже, понял моё молчание по-своему.
- Ладно, - вздохнул он печально. – Пойдем ко мне. У меня уже зуб на зуб не попадает. Это недалеко. Мы почти пришли на самом деле.
В нём произошла какая-то внезапная перемена, которая серьёзно напугала меня. Он словно отгородился от меня глухой стеной, и мне никак не удавалось эту стену пробить. Меня очень беспокоила мысль, что я сделал что-то не так. Допустил фатальную ошибку, и теперь мне никогда не войти в его жизнь. Ники. Ники. Ники.
В его квартире, такой знакомой и такой непривычной, мальчик оставил меня одного в большой комнате и ушёл в душ. Меня царапнуло неприятным совпадением. Так же он тогда оставил отвратного типа с сединой на висках, которого на моих глазах привёл домой. Стремясь разорвать эту связь с воспоминанием, я не стал включать телевизор. Рассматривал вблизи предметы, прикасался к поверхностям, впитывал запахи.
Ники вернулся через двадцать минут и потянул меня за собой в спальню. Там сдёрнул с кровати яркое покрывало и… попросил меня задернуть шторы.
Мне стало не по себе. Ситуация повторяется, словно болезненный бред, дежавю. Только теперь я внутри неё. И меня выставят за дверь. Потому что тот, кто был передо мной, ушёл. Я едва сдерживал дрожь, задергивая окно плотной тканью и глядя на тёмное окно и захламлённый балкон моей квартиры. Мне с трудом удалось взять себя в руки. Нельзя показывать таких эмоций, это может напугать парня.
Дальнейшее обернулось и волшебным сном, и воплощённым кошмаром. Мальчик отдавался ласкам самозабвенно. Сладко стонал, разливая по моим жилам огонь. Я обладал самым желанным для меня парнем. Но он не был моим. Он словно допускал меня, с готовностью откликаясь, но продолжая всё так же отгораживаться от меня. Будто возводя внутренние баррикады. А я томился желанием заполучить его целиком. Да, малыш, ты никогда не был половинкой. И половинка меня бы не устроила даже тогда, когда я и мечтать не мог о том, чтобы прикоснуться к тебе.
Чувственный, восхитительный мальчик. Нежная кожа запястий. Розоватые ступни. Вкус смазки выступившей на головке члена. Всё было мне доступно, кроме души. Я ощущал это почти физически. Только войдя в столь желанное тело, я смог отогнать тиранящие мой мозг мысли. Забыться в рассыпающем искры удовольствия движении. Сосредоточиться на ритме, дыхании, малейшем отклике Ники. На его искусанных губах. На тонкой шее.
Видимо, опьянение моментом окончательно лишило меня рассудка, раз я сделал больно своему зайчонку. Он жалобно вскрикнул и попытался вырваться. Я замер, прижав его к постели, не давая навредить себе слишком резким движением.
- Что случилось, Ники? Больно? Скажи, я сделал тебе больно?
Он поднял на меня свои абсолютно черные сейчас глаза, испуганно сглотнул и забормотал, тяжело дыша:
- Нет… прости… я вдруг испугался, что можешь сделать… больно.
- Ну что ты? Я не смогу.
Я целовал его долго и нежно, успокаивая нас двоих, пока, наконец, он сам не двинулся мне навстречу. В этот миг мне показалось, что вернулось что-то утерянное в его отношении ко мне. Мы занимались любовью так, будто у нас впереди вечность и нам никогда не придётся прервать это занятие. Растворяясь в каждом движении. Даря себя и принимая друг друга. Оргазм накрыл меня кратковременной вспышкой и погрузил в медленный поток остывающего пламени. Ники метался подо мной, хрипло дыша и выстанывая моё имя.
- Грэг… Грэг… Грэг…
Мы лежали, долго приходя в себя. Мысли вертелись в счастливой лихорадке расслабленного мозга. Волшебный мальчик. Томительное наваждение. Только что был моим без остатка. Мне чудилось, что слились наши токи. Что мы соединились и теперь не сможем расстаться. Я купался в собственном поэтичном бреду.
Тем больнее ударило меня то, что, пока я был в душе, парень поменял постельное бельё на свежее. Я вдруг ощутил себя вычеркнутым. Таким же эпизодом, каким был тот ночной визитёр. Лишним со своим нелепым скарбом непринятых чувств и обманутых ожиданий. Посторонним.
Пока парень мылся, я оделся и покинул его квартиру.
Я сидел на заваленном ненужным барахлом балконе. Курил одну за другой, вглядываясь сквозь прутья решётки в знакомые окна. Вот Ники раздернул шторы. Приник к стеклу. Что он высматривает в этой темени? Меня? Как могло случиться, что я, получив то, чего желал, теперь сижу здесь и замерзаю? Как я оказался выброшенным из его мира? Что на меня нашло? Я испугался, что меня выставят за дверь и ушел сам? Идиот.
Мальчик провёл рукой по стеклу, словно силясь дотянуться сквозь него ко мне.
Что я натворил? Как теперь вернуться к нему? Как убедить в том, что без него я никогда уже не буду целым?
- Грэг!!! – вонзился в мои уши крик, миллиардами ржавых булавок. – Грэг!!!
Ники стоял на подоконнике распахнутого настежь окна, хватаясь за раму, и выкрикивал моё имя. Он звал меня.
Как можно быстрее и осторожнее прокравшись в свою темную квартиру, я выскользнул из неё, прихватив по пути бутылку коллекционного вина, и помчался к остановке, где был круглосуточный «ларёк свиданий». Так мы прозвали когда-то с Паулем такие палатки с небольшим ассортиментом сладостей и цветов. Купил ирисы и бельгийский шоколад в красивой обёртке.
Дверь в квартиру мальчика оказалась не заперта, как я её и оставил. В спальне на ровно расстеленной свежей простыне лежал мой зайчик, свернувшись в комочек.
- Тебя не было, - поднял он на меня воспалённые глаза, и я понял, что он плакал, но сделал вид, что не заметил этого.
- Я ходил за цветами. Хотел сделать тебе сюрприз, - букет лёгких и изысканных, как он сам, ирисов лёг на белоснежную ткань.
- Красивые, - его пальчики прикоснулись к тонким лепесткам. – Не надо было, - в его голосе сквозила обида за те минуты, что он провёл думая, что я не вернусь.
- И ещё шоколад, - я вложил в его ладонь тяжёлую плитку. - Ты любишь шоколад?
- Да. Но всё равно не надо было, - он неожиданно прижался ко мне крепко, практически взобравшись на меня с ногами, как кем-то брошенный щенок, вдруг обретший нового друга.
- Я больше не уйду. Я же твоя половина, - сквозь дурацкий неприятный ком в горле пообещал я.
- Мне всё равно, - всхлипнул он и прижался ещё сильнее.
- Всё равно, что не уйду?
- Да.
- Или всё равно, что я твоя половина?
- Да.
Я счастливо улыбнулся и погладил Ники по узкой спине. Я поймал тебя, мой солнечный зайчик. Осталось самое сложное - удержать тебя на раскрытой ладони.





Полтретьего. Чужой свет.

Коснусь тебя, и ты растаешь.
Игры не стоит талый снег.
Ты струйками с руки стекаешь.
Чужой неуловимый свет
Тебя не сможет сделать прежним
И ускользают от меня
Твои безликие надежды,
Непрожитого призрак дня.


Мальчик танцевал. И столько было грации в каждом движении, столько пластики в гибком, ещё немного угловатом теле, что я невольно засмотрелся. Просто стоял на балконе, зажав в руке тлеющую сигарету, и с улыбкой пялился в окно дома напротив. На танцующую под неслышную музыку фигурку в одних белых брюках.
Усмехнувшись, затянулся, сам себе удивляясь. Стою тут и пялюсь в чужое окно, как в экран телевизора. А лохматое тощее чудо в коробке соседнего дома, будто почувствовав мой взгляд, остановилось. Не доведя до конца движение, наклонилось, подхватывая пульт с дивана, чуть прогнувшись по-кошачьи и приподняв при этом ногу на балетный манер. Щёлкнуло кнопкой и исчезло из просторной комнаты. Маленькая смешная аквариумная рыбка за стеклом. Яркая и шустрая.
Я выбросил окурок и пошел собираться на работу. Ещё не хватало опоздать по такой идиотской причине. Вряд ли её сочтут уважительной. Я ухмыльнулся, натягивая пальто, одновременно ныряя в начищенные до блеска ботинки.
- Оль, я ушел! – крикнул я в сторону кухни, и оттуда тут же выглянуло хмурое личико моей жены.
По утрам она похожа на растрепанного воробья с темпераментом дикой кошки.
- Когда вернёшься? – спросила она и немного неуклюже потопала ко мне, поддерживая рукой огромный живот с нашим малышом.
 Я улыбнулся. Какая же она всё-таки милая, когда беременна. Если не считать существенными некоторые коррективы характера.
- Забегу в издательство. Леонид просил новую главу завезти лично. Надеюсь, хочет повысить мне гонорар, - хмыкнул я, сам себе не веря.
- Не задерживайся, Гриш, - засопела мне в плечо Ольга, приобнимая за шею.
- Хорошо, моё солнышко, - я чмокнул жену в губы и умчался, прихватив ключи.

Пришлось немного попыхтеть, отряхивая липкую опавшую листву с машины. Пока я изворачивался, чтобы её скинуть и при этом не испачкаться, мимо меня танцующей походкой прошел парень. Тот самый, что поднял мне сегодня настроение своим танцем. Я не смог сдержать улыбку.
Парнишка оглянулся на меня. Как-то уж очень томно взмахнул ресницами, одарил загадочной полуулыбкой, чуть жеманно повёл плечом и, манерно откинув с плеча сбившийся шарф, удалился. Ах ты ж! Я закряхтел, сдерживая смех. Скажите, пожалуйста! Страсти то какие… Хотя… А, впрочем… Мне уже давно пора ехать.
Спустя две недели мы, наконец-то, закончили ремонт в своей новой трёхкомнатной квартире. Причём, даже Оля осталась довольна результатом. Что-то в лесу сдохло, или эта женщина решила тихонько удавить меня во сне и готовит себе алиби. Чем бы беременная не тешилась…
Мы потихоньку переехали, и я сдал нашу старенькую «однушку» вполне приличному на вид парню. Немного странному в своей подчёркнутой аккуратности. Нет, я серьёзно. У него даже воротничок безупречно белой рубашки лежал строго симметрично на классическом треугольном вырезе пуловера. Ну, это ерунда. У всех свои странности. Зато я могу быть уверен, что в квартиру не проберётся ни одна пылинка.
Когда показывал апартаменты новому жильцу, провёл его на балкон. Обвёл рукой окрестности, мол, вот такой вот тут вид, и заметил, как дернулись в стороны шторы на окнах напротив наших. Тот самый танцующий мальчишка прильнул к окну, прижав к стеклу узенькую ладошку. Я только хмыкнул, умиляясь такой непосредственности, повернулся к будущему квартиранту. И расплылся в улыбке. Парень, забавно раскрывая и закрывая рот, пялился на танцора, будто никогда в жизни не видел ничего удивительнее. Словно пойманная на крючок рыбка.
Ну… бывает, наверное.
А может эти двое поймали друг друга?