Искупление грехов

Он вновь в моих руках, сутки показались мне годом. Я не стал его привязывать, просто расположившись на диване. Я сижу, он, наклонившись, делает мне минет. Поглаживаю его волосы, спину, не забываю про фистинг. Ему больно, но он не отстраняется – я приказал не менять положения тела. Лишь хрупкие лопатки трогательно вздрагивают порой и в горле теряются подавляемые стоны. Он старается сделать мне приятно, и ему это еще как удается! Просто ангел! Ему бы очень пошли белоснежные пушистые крылышки на спине. Возбуждение мое возрастает, и мне уже не хватает его поцелуев, я в бешенстве. Ужасно злюсь, что нельзя им овладеть до конца. Резко отрываю от себя и бросаю на диван лицом к себе. Он напуган моей внезапной агрессией. Вжался в подушки, застыл, притаившись, почти что исчез. Накрываю его собою сверху и сжимаю его тело в руках что есть сил. Мну его плоть по всей поверхности, впиваюсь пальцами, целую, кусаю, готов убить! Он не имеет возможности совершать ответные движения, запрокинул голову назад, закусил губу от боли. Молчит! Лишь невнятно постанывает, дрожит от испуга. Я кончаю бурно ему на живот, швыряю от себя и вскакиваю, разъяренный. Волна возбуждения утихает, мозги становятся на место, приходит беспокойство. Осматриваю его. Он так и лежит, не шевелясь, боится даже дышать. Следов слишком много.
- Прости, - говорю ему. С чувством вины глажу его лицо, он тихонько вздыхает с облегчением.
- Полежи, я принесу полотенце.
Приношу влажное полотенце, обтираю его тело и наношу противовоспалительную рассасывающую мазь. Что я наделал!
- Ты испугался?
- Да. Но я не жалею, - поспешно добавил мальчик.
Я закончил обработку повреждений и сокрушенно посмотрел на него.
- Мне следовало сдержаться, но я не смог. И не знаю, смогу ли впредь.
Мальчик, наконец, зашевелился, приподнялся и сел рядом со мной.
- Ты меня любишь? – спросил он с надеждой.
Как же важно для него, чтобы я его любил! И я его люблю, очень, но для него было бы лучше, если бы было наоборот.
- Только тебя я и люблю. Больше всех на свете, - я не вру. Еще, конечно, люблю дочку, но совсем по-другому. И не так сильно, как его.
Осторожно обнимаю худенькое тело, Алешка кладет голову мне на плечо. Все же я сволочь! Мы сидим, обнявшись, долго.
- Как ты себя чувствуешь?
- Хорошо. Мне очень хорошо, когда ты рядом.
У него совершенно нет инстинкта самосохранения. Я понимаю, что вся ответственность лежит на мне, он меня не остановит. Как же мне себя контролировать, я теряю голову порой. Осторожно помогаю ему подняться, натянуть одежду. Нужно вести домой, но как же в таком виде. Хоть лицо не задел, и то хорошо. Мы едем, и я думаю, что сейчас невозможно будет объяснить Алешкин вид. Даже не представляю, что сказать. К счастью, в окнах темно. Никого нет дома. Алеша целует меня в губы и выскальзывает из машины. Дверь закрывается за ним, и я еду обратно, чуть не плача. Таких, как я, отстреливать нужно. Не задумываясь причем.
С огромным беспокойством жду его. Он выходит. Несмотря на теплый день, на нем водолазка под горло с длинным рукавом. Она идеально облегает его тело, подчеркивая хрупкость и изящество. Нет, лучше мне его не разглядывать. Вспоминаю своих прежних любовников, самому молодому было девятнадцать. Да и то, это было давно. Тогда я сам был моложе. А о таком, как Алеша, я всегда мечтал. Да еще и такой покорный, и красивый. Я в ответе за него. Нужно контролировать себя, во что бы то ни стало.
- Привет, дорогой. Как ты? Что сказал отцу? – конечно, меня беспокоит этот вопрос. Не представляю, как он выкрутился.
- Ничего. А отец ни о чем и не спрашивал, он не заметил. Я утром водолазку надел.
- Поедем ко мне, я тебя осмотрю. Ничего делать не будем, просто полечу тебя немного.
Алешка, как обычно, не возражает. Мы едем, и я со страхом снимаю с него одежду, боясь увидеть, что творится под ней. О сексуальности мальчика стараюсь не думать. Ну вот, так и есть. А чего еще следовало ожидать!? Весь в синяках, пару гематом. Беру сильнодействующий гель и обрабатываю его тело. Прикасаюсь, и понимаю, что у него температура. Даю жаропонижающие противовоспалительные таблетки.
- Приляг.
Он ложится, я приношу ему молоко, печенье. Он ест без аппетита. Делаю ему компрессы и ругаю себя. Уже не рад, что выплеснул желание на полную. Честно сказать, не на полную еще. Температура падает, ему лучше.
- Ты не хотел бы все это прекратить?
- Нет, что ты! – испуганно говорит Алешка.
- Не волнуйся, я просто спросил.
Выхожу покурить, оставляю его на диване одного. Задумчиво пускаю дым и гляжу в окно. Вспоминаю поступок Павла пятнадцатилетней давности. Все же, у нас очень много общего с ним. Оба калеки на всю голову. Не повезло Алешке!
Вздрагиваю от того, что меня обвивают тоненькие нежные руки.
- Я соскучился, - говорит Алешка. Разворачиваюсь к нему, бережно беру за плечи.
- Зачем ты встал.
- Захотел к тебе.
- Пошли.
Тушу сигарету и веду его в комнату. Не стоило ему вставать. Вид у Алешки немного получше, но заживать все это будет долго. Помогаю ему лечь, но он не хочет на подушку, кладет голову мне на колени. Я задумчиво провожу рукой по волосам, мои прикосновения почти что невесомы.
- Как приятно, - говорит Алешка. Он совсем не избалован лаской.
Опять всплывает образ его матери. Что-то слишком часто я стал его вспоминать.
- Хороший мой, ты можешь ехать? Уже поздно.
- Да, могу, - мальчик тут же поднимается, одного моего слова достаточно. Я помогаю ему одеться.
Подвожу к дому, его отец уже пришел. Мне не хочется заходить и видеть его. И не хочется расставаться с Алешкой. Я обнимаю его, не выпускаю какое-то время. Потом, вздохнув, открываю дверь.
- Тебе лучше?
- Да, намного.
- Может, завтра в школу не пойдешь? Ты в состоянии отзаниматься целый день?
- Да, в состоянии. Я пойду. Заберешь меня после уроков?
- Конечно, заберу.
Он выходит, а я еще долго не уезжаю. Смотрю, как мелькают тени в его окне. Представляю, о чем он говорит с Павлом. Удается ли ему скрыть свои эмоции, свою боль? Я бы хотел, чтобы он постоянно был рядом, принадлежал только мне. Но это недоступно. Я и так получил слишком много.
Сегодня Алеша выглядит лучше, более здоровым. Он улыбнулся мне, и его улыбка, такая детская и светлая, наполнила салон автомобиля, словно солнечные лучи.
- Как ты?
- Хорошо.
Я, ничего не говоря, везу его за город, в лес. Мы гуляем неспешно среди елей, вдыхаем хвойный воздух, сухие колючки хрустят под ногами. Держимся за руки. Затем я обнимаю его за плечи, и мы идем так близко друг к другу, что нам вполне хватает узкой тропинки. После прогулки заезжаем в придорожное кафе, обедаем. Потом везу его к себе. Осматриваю, обрабатываю поврежденные места. Уже начинает заживать. Повреждения поверхностные. Конечно, я не задел его органы – я прекрасно знаю, как этого избежать, чтобы не нанести уж совсем серьезных травм. Но следов слишком много. Чувство вины немного отпускает меня, и его место тут же занимает нетерпеливое желание. Алеша видит, что я его хочу, но сдерживаюсь. Он, словно тень, бесшумно скользит вниз и начинает расстегивать молнию на моих джинсах.
- Не надо, Алеша, отдохни.
- Не останавливай меня, пожалуйста.
Его губы нежно касаются моего органа, он тут же выпрямляется и готов к бою. Алеша ласково и горячо его целует, он очень старается, чтобы мне было приятно. Я почти не направляю его движений, боюсь коснуться. Он все делает безупречно, словно считывая мои желания. Я испытываю блаженство. Агрессии нет, лишь нежное чувство благодарности. Я кончаю, ласково поднимаю его и покрываю бледное лицо легкими поцелуями.
- Спасибо.
Алеша смотрит на меня внимательно, настороженно. Пытается понять, действительно ли я доволен.
- Тебе было хорошо?
- Ты даже не представляешь, как.
Он вздыхает, удовлетворенный моим ответом – поверил. Обнимаю его, притягиваю к себе. Сегодня не секс, а симфония нежности. Странно, но мне так хорошо. На удивление. Так редко бывает, очень редко. Может, и вообще не было.
Опять нужно расставаться. Везу его и отпускаю, словно отрываю частицу самого себя. Тяжело скрываться, любить, не имея прав. И с юридической, и с человеческой точки зрения этого не должно быть. Да еще и Павел! Он, кажется, начинает что-то подозревать – в последнее время я его полностью избегаю.
На следующий день Павел звонит мне, узнает, как дела. Интересуется, куда я пропал. Произношу что-то неубедительное в ответ. Он, словно не замечая, как ни в чем не бывало, говорит, что надо бы как-то выбраться вместе на природу. А потом просит присмотреть за Алешкой пару дней, так как он должен уехать. Эта просьба радует меня, и я охотно соглашаюсь, хотя терзает невнятное сомнение – куда это он собрался?
Пару лет назад ко мне приезжала гостить дочь, ее мать направили в длительную командировку в связи с повышением квалификации, и девочку некуда было девать. Как раз было лето, и мы много времени проводили вместе с Павлом и Алешкой. У Павла был тогда отпуск, мы познакомили детей и вывозили их на пикник, ездили к морю. Алена потом просилась ко мне вновь, но мать не пускала. Если бы не крайняя необходимость, не обратилась бы ко мне с такой просьбой, но тогда так сложились обстоятельства.
Мне вручают мальчика с вещами, он будет жить у меня до четверга. Я думаю о предстоящих днях, как о сказке. Алеша тоже очень рад, он прямо светится. Каждый раз, расставаясь со мной, ему бывает грустно, как и мне.
Остаемся вдвоем, Алеша тянется ко мне. Ощущаю себя скалой, обвитой молодым зеленым плющом. Он сам идет в мои руки, бесстрашно, отдает себя мне без остатка. Даже не знаю, как пользоваться этими днями. Желаний много, но я их сдерживаю, стараюсь не думать. Может, попытаться просто побыть рядом.
Алеша смотрит мне в глаза, он немного разочарован бездействием с моей стороны.
- Ты меня не хочешь?
- Ну что ты, глупый, конечно, хочу.
- Тогда почему ты уже три дня не такой?
- Не такой жестокий?
- Да, в целом, я это имел в виду.
- Потому что во мне еще человеческое что-то осталось. Ты не заслуживаешь такого.
- Но я хочу чувствовать тебя! Хочу ощущать, что тебе нужен!
- Ты нужен мне.
- Тогда не сдерживай себя. Люби меня, как ты привык, пожалуйста, прошу. Я хочу тебя чувствовать. Чем сильнее, тем лучше. Тогда я точно знаю, что ты нуждаешься во мне, что я твой. Я от этого счастлив.
Ласково провожу рукой по его локонам, негромко говорю ему:
- Ты безумный.
А про себя думаю, как же сильно ты нуждаешься в любви, что тебе необходимы такие доказательства.
Мои губы касаются изящной тонкой шеи, скользят вниз. Он пьянящий, я уже тону в желаниях. Рывком бросаю его на постель, впиваюсь в плоть, приникаю к ней вплотную. Еще немного, и сам не замечаю, что делаю. Пытаюсь в него проникнуть. Алешка ревет, но поздно, он меня слишком возбудил. Закрываю ему рот, награждая неумолимыми толчками. Приходится применять силу, он выгибается, как может, но я сильней. Вот так, дорогой, ты ведь сам хотел!
Бьется стекло. Не сразу понимаю, что происходит. Момент кульминационный, не до того. Меня оглушают сзади. Падаю на Алешку, и выключается свет.
Жду, когда меня арестуют. Павел не звонит, не появляется, милиция тоже. Он никуда не уехал, решил проверить, чем мы занимаемся. Проверил. Что там происходит? Почему никто не идет? Бежать я не собираюсь, что сделано, то сделано. И я ни о чем не жалею. За Алешку беспокоюсь, как бы отец его не прибил. Наконец решаюсь, приезжаю к их дому. Стучу в дверь – никого нет. Нужно было ехать сразу, как только очнулся. А теперь, где их искать?
Проходит еще неизвестно сколько времени, прежде чем звучит звонок. Павел.
- Дома?
- Да.
- Сейчас получишь эту сучку. Делай с ним, что хочешь, он мне не нужен.
- Как Алеша?
- Я не знаю, кто он такой.
- Ты не заявил в милицию?
Павел усмехнулся:
- Слишком просто для тебя. Обойдемся без милиции, я в долгу не останусь. Отворяй дверь!
Они уже за порогом. Я поспешно открываю. Павел швыряет сына, как котенка. Вслед за ним летит вместительная спортивная сумка.
- Следовало предвидеть, что сука может родить только суку, пусть даже с яйцами!
Лицо Павла искажено. Я понимаю, что у него есть все основания. Ловлю Алешу и думаю, что и сам бы не меньше разозлился. Эта мысль пронзает меня насквозь. Как он намерен мне отомстить?

* * *

В голове мелькают картины, множество, разных. Детство, школа милиции, Серега, Ленка… Ее ненавистное лицо. Ангельское, что ей ни делай, ответной агрессии не увидишь. Никогда не поверю. Так ей и надо, что сдохла. Жаль, сучонок не сдох вместе с ней! Мало я ее бил! А Серега, Иуда! Он еще заплачет. Как там его дочь зовут, Алена? У нее, кажется, на днях день рождения должен быть. Восемнадцать исполняется. Вот и отлично – меньше дадут! Нужно будет ее поздравить с совершеннолетием.
С каменным выражением лица кидаю вещи в чемодан. Собираться особо нечего. Работа – да все равно. Возвращаться придется, скорее всего, за другую сторону решетки. Ну да и так всю жизнь в тюрьме, не привыкать. Нет в этом мире ни одного человека, на которого можно было бы положиться. Ладно, бабы, с ними все понятно. Но тот, кто назывался другом, и собственный сын!..
Наблюдаю за девчонкой второй день, изучаю ее маршруты. Прикидываю, как бы лучше перехватить. День варенья завтра. Беру напрокат машину, букет цветов, подъезжаю почти что к дому, но останавливаюсь немного в стороне, чтоб никому не запомнились номера. Мало ли, как карта ляжет… Вот и она.
- Алена!
Девушка оборачивается. Я ее сразу узнал, хоть и изменилась. Два года назад была еще девченка на вид, а сейчас расцвела, похорошела. Помну ей хорошенько лепестки, пусть скажет спасибо папе.
- Дядя Паша?
Она меня узнает, подходит, смотрит удивленно. Ни грамма опасения, я ведь ей знаком.
- Откуда Вы?
- У меня поручение от твоего отца. Ты ведь именинница, а он не смог приехать тебя поздравить. Попросил меня помочь. Тебя ждет сюрприз. Это тебе, - протягиваю ей цветы.
Она улыбается, берет, заинтригована. Смотрит на меня очень приветливо. Не задумываясь, садится в машину.
- А что за сюрприз?
- Погоди, все узнаешь.
Мне кажется, или ее взгляд игривый? Она флиртует со мной, что ли? Дура. Скоро узнает, что по чем.
Улыбаюсь ей в ответ, завожу машину и везу в направлении загородной трассы.
- Мы куда?
Она чуть беспокоится.
- Не задавай вопросов, сюрприза не будет.
- Хорошо.
С легким сомнением девушка вздыхает и прекращает попытки выяснить, что же ее ждет.
- Я рада Вас видеть.
- Ты меня помнишь?
- Конечно, я Вас не могла забыть.
Меня раздражает глупое кудахтанье этой курицы, еще немного, и я его заткну.
Сворачиваю в густую лесопосадку, торможу.
- Где мы? Именно в этом месте меня ожидает сюрприз?
Не поняла еще. Сказал же, дура. Поворачиваюсь к ней.
- Знаешь, твой отец не сказал, какой именно подарок тебе приготовить. Попросил придумать за него, - я помедлил.
- На совершеннолетие отцы иногда дарят сыновьям первый сексуальный опыт, покупают им шлюшку. Я подумал, будет достаточно оригинально сделать такой подарок девочке. Только тебе не достанется продажный кусок мяса. Считай, что тебе больше повезло – я исполню это сам. Чего не сделаешь для друга!
Алена смотрит с ужасом, не верит собственным ушам. Отчасти надеется, что я искренне считаю это хорошим подарком, просто ошибаюсь. Зла от меня она не ждет.
- Дядя Паша!
- Заткнись!
Двери машины закрыты, откидываю сиденье, валю ее плашмя. Она невероятно хороша во всех ракурсах, но я даже не стану развозить процесс – просто сомну и выкину ее после. Сдираю одежду клочьями, тяну за волосы, зажимаю рот. В глазах испуг, паника, мольба – пусть поплачет. Закинуть бы ее после в багажник и привезти отцу – пусть полюбуется. Но я ее выброшу здесь, прямо в посадке. Может, сдохнет, и не подумают на меня. Переживать особо я не стану.
Решительно и неумолимо делаю свое дело, даже не получая удовольствия, просто как работу выполняю. Удовлетворение чисто моральное, но мне как раз этого и надо. Она в истерике, благо, рот зажат, и мне не досаждают ее пронзительные крики. Кажется, задыхается. Вот забавно – смотреть, как беспомощно она пытается высвободиться и глотнуть немного воздуха. Ее счастье, если выживет, отпускать я не намерен.
Довожу процесс до конца, любуюсь результатом. Платье разодрано, ноги в крови, волосы разметались по заплаканному лицу, освобожденный рот жадно ловит воздух. Она скручивается, заходится, беззвучно плачет. Это хорошо, что беззвучно. Не то получила бы еще – ненавижу, когда суки воют. Вытаскиваю ее из машины, швыряю на траву. И она подает голос:
- Дядя Паша, зачем Вы так? Я ведь… Она захлебывается, не может говорить.
- Я ведь Вас любила!
Смотрю на нее с шоком и отвращением. Вспоминаю, как на море она льнула ко мне, просила научить плавать. Как загадочно смотрела, когда уезжала. Как флиртовала в машине. Тьфу ты! Вот так деточки, один другого лучше! Так им и надо, нечего жалеть. Главное, теперь мы с «другом» квиты!
Отъезжаю от этого места, не оглядываясь. Беру телефон, набираю номер.
- Привет! Как там мой сынок? Хорошая из него получилась подстилка? Кстати, я твою дочь с днем рождения поздравил. Один-один.
Бросаю трубку, не давая ему времени что-то ответить. Спокойно еду, сдаю машину, предварительно убрав в салоне. Возвращаюсь домой. Будь что будет, мне все равно. Жить что так, что этак не для кого.
Странно, но никто за мной не приходит, никто не подает в суд, не трубит о помощи. Что она, до трассы не добралась? Или амнезия на почве сексуального перевозбуждения случилась? Мне так только лучше, какой бы ни была причина. А может, и правда, сдохла?
Наконец появляется Сергей. Он уже, по ходу, проведал дочку.
- Ты зверь.
- А ты сама невинность.
- Я его не заставлял!
- Твоя мне тоже в любви призналась, - отвечаю иронично.
Павел смотрит на меня долгим взглядом.
- Она не виновата, разобрался бы со мной.
- Что же ты со мной не разобрался, а к сыну моему полез?
- Я его люблю! Он мне дорог. И он сам хотел этого.
- По ходу, Алене тоже понравилось, раз в суд не подает. Что ж за мной никто не приходит?
- Это ее решение, я его не изменю. По мне, так я бы сел сам, но и тебя посадил. Пожизненно!
- Пожизненно не выйдет, не та статья. Но это, впрочем, можно исправить.
- Какая же ты сволочь! Только посмей!
Сергей разворачивается, уходит. Я смотрю вслед бывшему другу и думаю: «От сволочи слышу!».

* * *

Мне следовало предупредить Алену сразу о возможном визите. Решил после дня рождения, на выходных поздравить и поговорить заодно. Хотя с трудом представлял, что и как сказать. Настроение у меня не праздничное, и Алешка на руках, решил в день именин не появляться. А теперь поздно. Чувствую вину перед дочерью, неизгладимую. Сильно желание отомстить за нее, но она уперлась – ни в какую не хочет, чтобы я что-то предпринимал. Матери не призналась, отсиделась ночь у подруги, привела себя в порядок, одолжила ее одежду и пришла, как ни в чем не бывало. Мне ее поступок непонятен. Но девочка перенесла психологическую травму, потому я на нее не давлю. Считаюсь с ее позицией, какой бы ни была причина. Она скрывает умело, только беззаботное, доверчивое выражение навсегда ушло из ее глаз. В них грусть, обида, которая ей непонятна. И кроткая тишина, подавленность, испуг. Я должен был оказаться рядом! Пашка неправ, хотя и прав. Ну да что удивляться, чего я ожидал? Достаточно вспомнить, как он обошелся с Алешиной матерью. Как всю жизнь к женщинам относился. Для него я предатель, которому следует отомстить. А жалости в нем нет. Уезжаю с тяжелым сердцем, дома Алеша. Я все же рассказал ему историю его происхождения и о собственной роли не умолчал. Он имеет право знать. Затих, задумался. Я боялся, оттолкнет меня. И очень обрадовался, когда прозвучал такой знакомый мне вопрос:
- Ты меня любишь?
Кого же мне еще в этой жизни любить, кроме тебя и Алены. И оба вы натерпелись от моей любви. Видимо, таков мой крест. Думаю о Пашке, он сейчас совсем один, ему тоже нелегко. Вспоминаю дочку – нет, такие люди не страдают. Такие, как он, давно превратились в машину, чья цель – безжалостное уничтожение.

* * *

Прошел месяц. Моя жизнь никогда не отличалась особым наполнением, но последние дни прошли, будто в пустыне. Живым меня делает лишь злость, которая все еще кипит в душе. Хотя мстить уже некому, все отмщены. Все равно, ничего не изменишь. Звонок в дверь. Кто бы это мог быть?
Открываю, и испытываю отрицательный шок. Алена! Смотрю пристально холодным враждебным взглядом. Говорю неприветливо, резко:
- Чего тебе нужно?
- Можно, я войду?
- Для чего?
- Поговорить хочу, пожалуйста!
Она какая-то жалкая, одинокая. Но мне ее совсем не жаль. Безразлично делаю шаг в сторону, впускаю.
- Дядя Паша, я… беременна…
Смеряю ее взглядом, молча подхожу к столу, вынимаю деньги и протягиваю ей. Она испуганно отстраняется.
- Нет, я не за этим.
- Не понимаю.
- Я не хочу убивать ребенка!
- И что? Я здесь причем?
- Вы… Вы же его отец.
- Чего ты хочешь?
- Возьмите меня замуж.
Ее ресницы опущены, они дрожат. Слова даются с трудом. И как ей только пришло в голову явиться ко мне с этим!
- Взять замуж, иначе что?
- Ничего, просто… я люблю Вас. И Вы отец ребенка. Я готова забыть, как все началось.
Она делает мне шаг навстречу, поднимает лицо, смотрит мне в глаза.
- Пожалуйста! Я хочу, чтобы у ребенка был отец.
Смотрю на нее и думаю совсем о другом, вспоминаю Ленку. Как похожи они, не внешне, поведением. Чертовы ягнята! А было бы неплохо получить в свое распоряжение дубль номер два – давно я ни на ком не срывался.
Я цинично улыбаюсь, произношу:
- Конечно, дорогая. Вот только, прости, муж из меня, наверное, не очень хороший будет.
Она согласно кивает, приняла всерьез. Ну что ж, за что боролась, на то и напоролась!
Свадьбы не было, лишь сухая, протокольная регистрация в ЗАГСе. На пальце простое тонкое кольцо, но она счастлива. Как будто верит, что теперь все будет хорошо. Как же она ошибается! Родителям сообщила по факту, заранее я запретил. Отдельный разговор, как отреагировала ее мать. Я не стал слушать всех ее визгов, просто послал подальше. Сергей тоже объявился, пытался выяснить, что я задумал. Угрожал. Пошли они все! Мне никто не помешает поступать так, как считаю нужным.
Прошло уже два месяца. Я вышколил ее, она понимает меня с полувзгляда, с полуслова. Часто плачет по ночам, но тихо. Попробовала бы громко! Ее ожидания насчет романтического преображения не оправдались. Отношусь к ней, как и в первый день нашего близкого знакомства. Как к вещи, которую можно использовать, можно выбросить. Пусть знает, что так будет всегда, и не питает иллюзий. Она старается, хлопочет по дому, угождает мне. Но мне все равно, это ее проблемы, чего она ждет.
Недавно захотелось по**аться, привел шлюху прямо домой. Алена онемела от ужаса, вновь это выражение немого шока в ее глазах, страха возразить. А ведь не за решеткой, мола бы уйти. Но не уходит. Что ж, нравится, пусть остается.
- Паша! Как ты мог, зачем, прямо в дом – прошептала она с отчаянием.
За что и получила затрещину, чтоб больше не возникала. Пусть знает, кто в доме хозяин!
- Заткнись и принеси нам водки!
Алена униженно отправилась на кухню, принесла бутылку водки и стаканы. Ее лицо покраснело, она опустила голову и едва сдерживала себя, чтобы не заплакать.
- А хорошенькая! Это твоя жена, что ли? Может, втроем?
Наглая тварь тут же полетела на пол и сильно пожалела о своих словах.
- Е*ать здесь будут тебя!
Я озверел от ее наглости, и, не обращая внимания на Алену, принялся долбить языкатую суку прямо на полу. Алена в страхе отступила назад, и исчезла из комнаты.
Давно я так не отрывался. Едва не убил ее, а после, заткнув скомканную пачку мелких банкнот за поспешно натянутые стринги, вышвырнул ее вместе с охапкой одежды на лестничную площадку. Как раз в тот момент, когда открывал замок, в дверь позвонили. Я машинально отворил, толкнул девку в спину и увидел, что за порогом стоит мой сын.

* * *

Я все время ощущаю свою вину. Я счастлив, но кому-то пришлось платить за это. Хотя, пусть я эгоист, от своего счастья я бы не отказался. Сергей для меня все, он даже не представляет, насколько. Как тяжелобольной зависит от аппаратов жизнеобеспечения, так я завишу от его близости. А еще больше от его любви. Каждый миг с ним – жизнь для меня. А каждый миг без него подобен смерти. Высокопарно, но правда. И мне начинает нравиться то, что он делает со мной. По-другому я уже и не хочу. Он боится, переживает за меня, что причиняет мне боль. И мне приходится убеждать его в обратном, благо, результативно. Как же хорошо, что меня отдали ему, и теперь мы все время вместе. Пусть даже цена высока.
Мать… Пусть она меня простит, но я не могу не любить его. Просто не могу. А вот отца не прощу никогда! И не пойму! Такое нельзя понять. Сергей может показаться жестоким, но он любит меня, дорожит мною, переживает. Просто он такой. А отец – жестокий циник, убийца. Хорошо, что мне больше не приходится делить с ним крышу.
Все время хочется повидать Алену. Попросить прощения. И, мне кажется, ей нужно что-то растолковать. Как не видит она, с кем связалась. Не дай бог, повторит судьбу моей матери. Зачем ей это, не пойму. Решаюсь пойти к ним. Еще не знаю, что буду говорить, как себя вести. Но я должен сделать это. Должен увидеть, как она живет, и, возможно, спасти ее.
Нажимаю на дверной звонок, и в следующий миг в лицо мне вылетает распатланная женщина в одном нижнем белье. Она в слезах и синяках, в глазах животный панический страх. Следом летит одежда. А в дверном проеме папаша в костюме Адама. Лицо зверское. Соображаю, что где-то там должна быть Алена, пугаюсь за нее. Потому, не задумываясь, захожу, не ожидая приглашения.
- Алена!
Из комнаты выскальзывает испуганная девушка. Она бесшумна, словно тень. Лицо побледнело от ужаса, а под платьем проступает уже небольшой животик.
- Ты в порядке?!
Подбегаю к ней. Обнимаю. Не знаю, какое имею право на это, просто хочу защитить. Трясу ее за плечи:
- Ты в порядке?!
- Да. Алеша?
- Я. Прости, что долго не вмешивался. Вижу, что уже давно пора!
- Кто тебя звал? – голос отца мрачный.
- Что ты делаешь с ней?! – гневно обращаюсь к нему.
- Она же носит твоего ребенка! Тебе матери мало?
- Не твое сучье дело!
- Сам ты сука!
Обращаюсь к Алене, не обращая внимания на побелевшее от злости отцовское лицо:
- Тебя больше никто не обидит, слышишь! Я не позволю!
Ощущаю себя в этот миг ее братом, во что бы то ни стало, хочу защитить. Она смотрит благодарно, доверчиво прижимается ко мне. Глажу ее по мягким светлым волосам, заключаю в объятья.
- Зачем он тебе, почему не уйдешь? Не пускает? – обращаюсь к девушке мягко, ласково.
Алена поднимает глаза, на ресницах слезы.
- Алеша, я люблю его. Я люблю твоего отца.
Этот нелюдь, облокотившись о дверной косяк, торжествующе, самодовольно наблюдает с циничной усмешкой.
- Ты все слышал? Любит… - с издевательской интонацией протягивает он.
Смотрю на Алену. Сколько же боли в ее глазах. Нет, я так не хочу! Не позволю! Понимаю, что с ее чувством ничего не сделаешь – вспоминаю себя. Но и так не будет!
Поворачиваюсь к отцу. Говорю твердо, холодно:
- Я готов не вспоминать о том, как ты поступил с матерью. Не простить – просто не вспоминать. И многое другое. Но если ты еще хоть раз чем-нибудь обидишь Алену, я сам, лично, своими руками тебя убью. И мне все равно, что потом придется сесть в тюрьму. Тебя это не спасет, папочка!
Тон мой таков, что ему становится не по себе. С каждым словом мой голос звучит все тише и все злее. Отец понимает, что я сейчас не шучу, что готов исполнить свою угрозу. Понимает, что время ему остановиться.
- Она ничем, слышишь, ничем не виновата перед тобой! Она не бросала тебя в роддоме! Напротив, терпит все ради твоего ребенка, ради того, чтобы у него была семья! Хватит, остановись! Опомнись!
Отец смотрит на меня серьезно. Кажется, мои слова его задели. Он молчит какое-то время, потом изрекает, слегка шагнув вперед:
- Хорошо, я больше ее не трону. И ты – прости.
Он чуть ли не подавился последними словами. Но произнес. Коротко киваю, тоже шагаю ему навстречу. Обнять не могу, но протягиваю руку. Он ее пожимает. Взгляд напряженный, внимательный. Ему тяжело. Долго не могу задерживать рукопожатие, забираю руку, поворачиваюсь к Алене.
- Если что, знай, я всегда рядом. И в обиду тебя не дам!
Она так наивно и доверчиво радуется, в ее душе поселилась надежда. Смотрит на меня, как на чудо, с благодарностью. А ведь если бы не я, не моя напористость, ей не пришлось бы пройти через все это. Но тогда у меня бы не появился брат, или сестра…
Я, Сергей, мой отец – все вместе стоим у роддома. У каждого по букету цветов в руках. Ждем. У меня родилась сестренка. Лена. Так назвали ее в честь моей матери – я настоял. Отец хотел было возразить, но сдержался, поступил по-моему. Наше перемирие дается всем сложно, отношения натянуты. Но плохой мир лучше хорошей войны. Вот и выходит моя молодая мачеха, выносит на руках дочку. Вручаем ей букеты и понимаем, что не хватает рук. В итоге, все цветы приходится держать мне. Новорожденный комочек забавно тоненько пищит, Алена передает его отцу, мне тоже хочется взять на руки. Отдаю Сереже цветы, принимаю сестру. Меня пронзает странное чувство, будто молния. Нелогично, но ощущение такое, будто прикоснулся к своей матери. Думаю, где-то там, на небесах, глядя на нас, ей сейчас впервые стало спокойно и светло…