Золотой Город

Я смотрел, как вода стекает по его смуглым бедрам, и старался дышать. Закутавшись в халат, который тут же прилип к телу, Захир ушел в комнаты. Проклиная все на свете, я стал мыть руки, ноги и голову. На поверхности воды плавала грязь и пыль. Да, я был совсем на себя не похож.
Захира не было достаточно долго, чтобы успеть домыться и выбраться на бортик, подхватывая полотенце и вытираясь им очень тщательно. Казалось, кожа скрипела от чистоты. Мне было жарко и приятно осознавать, что я выгляжу не таким оборванцем. Подойдя к столикам, я стянул виноградину и повернулся как раз тогда, когда Захир входил в купальню.
— Наконец я могу рассмотреть тебя, мой господин! — довольно отозвался Захир, оглядывая меня и даже обходя по кругу, кивая.
— И что ты видишь? — с усталой улыбкой спросил я.
— Взрослого господина, Кристоф, который проделал огромный путь в жизни, — серьезно отозвался аль Саад.
Спорить с ним было бы глупостью. Еще изящней сказать, что он видит старика, он не мог. Но и спрашивать, почему он сам не приехал во Францию, не было нужды. Мы оба все понимали. Особенно я, который был здесь на правах нежданного гостя, пускай и драгоценного в какой-то мере. Захир был женат, у него были дети. Он был значимым человеком в городе и даже в стране. Если уж он относит важные письма самому Салах ад-Дину.
— Давай помогу одеться, Кристоф, — Захир подал мне одежду, чтобы часть из этих цветных тряпок я мог натянуть сам, а с остальным помог он. Его забота была крайне приятна. И мое отчаяние уже не столь сильно заполняло мою душу.
— Спасибо, — шепнул я.
Аль Саад улыбнулся и кивнул, довольный и уверенный в себе мужчина, которым теперь я восхищался так, как когда-то он восхищался мной. Да, тогда я весьма успешно развлекал мальчика из посольства. И сам достиг уже немалого. Вот и стал для него "господином". Как же давно это было...
Весь день Захир провел со мной. Показывал дом, вывел погулять по кварталу, потом взял носилки и прокатил меня до своих святынь. У меня захватывало дух. Все, что я видел, отзывалось страстью в сердце. Смех Захира звучал в моих ушах, отправляя меня на десять лет назад, когда темноглазый мальчик примчался ко мне на рассвете, растормошил и заставил молиться вместе с ним, обернувшись на восток. Я слушал его молитву на совершенно чуждом мне языке, кутался в халат и понимал, что даже моя слабая вера находит какое-то новое звучание в певучем голосе чужестранца. Именно тогда я понял, что молимся мы одному богу. И я стал мечтать увидеть город, о котором говорил аль Саад. Город, при рассказе о котором он плакал, не стесняясь этого. Он всегда был таким искренним и живым, что разбудил в моем сердце пламя, которое не погасло до сих пор. В святой земле он бывал еще ребенком. И мечтал, как и другие из его народа, чтобы город был их. И вот когда там началась война, Захир уехал вместе с остальными из посольства. Армия моей страны хотела завоевать город. Но я уже понимал, что не могу думать о чем-то для своего народа. Мое сердце Захир увез с собой. Укутал в шелка и утреннюю молитву, прижал к себе и забрал в страну, в которой снова проливалась кровь.
Я боялся, что он погиб. Я боялся, что он сложил там голову, и его кровь впитывается в горячий песок святой земли. Но этого не случилось. И я не знал, какого из богов благодарить.
Вечером Захир познакомил меня с семьей. Дети боялись меня, чужестранца, а жена поклонилась, хоть и промолчала. Аль Саад был доволен поведением семьи. Ужинать с ними я не стал, и Захир ушел со мной наверх, на крышу. Мы говорили о былом и будущем, я рассказывал о Франции, а он о том, что с ним было после отъезда из холодной страны. Когда вода была выпита, а фрукты съедены, я улегся на подушки, рассматривая небо. Шелковый полог был откинут, потому я видел поверх крыш черный бархат с мерцающими драгоценными камнями — звездами. Но вот они исчезли. Захир закрыл нас от всего мира. В беседке стало темно. Тихо журчал фонтанчик в бассейне. Аль Саад присел рядом со мной, тронув мою руку. Я боялся шевельнуться, поэтому просто шепнул еле слышно:
— Ложись.
Захир помедлил, а потом опустился на подушки рядом со мной. Я умирал и возрождался, как феникс, каждый раз, как ощущал его близость. И моя душа рассыпалась пеплом, когда горячая ладонь Захира скользнула по моей груди.
— Мой господин… — прошептал он, повернувшись и привставая на локте, чтобы заглянуть в мои глаза.
— Ты не обязан… — я поймал пальцами прядь, закрывшую его глаз, отвел назад, тронув ухо.
Захир засмеялся, хотя неясно, почему, и склонился, целуя меня в скулу. Глаза закатились сами собой. От аль Саада пахло пряностями и фруктами, и этот запах пьянил не хуже вина. Я даже порадовался, что в его стране запрещено пить вино. Иначе я бы совсем потерял голову.
Мои пальцы через несколько мгновений уже сжимали затылок Захира, а он прижался ко мне, заглядывая в глаза. Я вдруг осознал, насколько это для него ужасно — то, что он ласкает мужчину сейчас.
— Мой хороший… — прошептав это в его губы, я поцеловал Захира, пробуя на вкус восхитительную мягкость его кожи. В мои вены словно золото хлынуло, когда он мне ответил.
В тугой узел скрутилось желание, а ноги дрожали, как и пальцы, ласкающие, сжимающие волосы, плечи и спину Захира. Я не мог надышаться им, не мог остановиться и не прикасаться сейчас. Он сам развязал пояс халата, давая мне возможность коснуться обнаженной кожи его груди. Я смотрел на его лицо, проводя пальцами по соскам, видя, как он шумно выдыхает, сглатывая и закусывая губу на мгновение. Захир доверял мне. И я прижался губами к его шее, что сразу заставило его застонать и сжать мое плечо. Он не останавливал меня, лишь изгибался, чтобы хоть как-то, но касаться меня — бедром, пахом, руками…
Его живот напрягся и дрогнул, когда я спустился ладонью туда. Темные глаза манили. Захир кивнул, позволяя мне двинуться прикосновениями дальше. Пальцы сжали легкую ткань его штанов. Я смотрел, как наливается желанием его плоть, и задыхался от восторга. Этот мальчик покорил и пленил меня… И теперь давал мне то, о чем я и мечтать боялся, не смея желать такого.
Вскоре он тоже стал меня ласкать. Я не торопил Захира. Все должно было идти так, как подскажет ему сердце. Я не помню, как мы оказались без одежды среди подушек. Теперь Захир прижимался ко мне с силой, а потом и вовсе оставил на плече след зубов. Я даже стонать не мог. Издавал лишь невнятные звуки и боялся расплакаться от переполнявших меня чувств. Захир пробовал меня на вкус, его горячий язык чертил вязь на коже. Я дрожал и цеплялся за него и за подушки, хватал ртом воздух, стараясь не накинуться на него. Этого он не выдержит, я знал это.
Когда его ладонь сомкнулась вокруг моего члена, я потерял возможность связно мыслить. Волны восторга и желания наполняли мой разум. Не знаю, как и почему, но здесь было удобно. Я целовал его губы, слизывал пот с ключиц, а он ласкал меня мягко и уверенно, словно всегда делал подобное. Но я знал, что такое у него впервые. Впрочем, как и у меня. Захир что-то шептал мне в губы, но я уже не понимал его язык, я обвел пальцем головку его члена и подстроился под его ритм. Награда была мгновенной. Укус, тихий стон и хриплый смех, а потом его бедра стали толкаться навстречу моей руке. Мы сбивались с ритма, целовались, Захир порой выглаживал меня ладонью, а потом снова опускался пальцами к члену. Быстрее и быстрее, уже без размышлений. Я смотрел в его глаза и не мог отвести взгляд, я целовал его и ловил низкие стоны с его губ.
Он первым показал дорогу к раю, а я последовал за ним через несколько секунд, понимая, что лучше этого не было в моей жизни еще ничего.
— Захир… Боже… я люблю тебя…
Он задыхался, но все еще был так близко, что я видел, как дрогнули его зрачки. Захир быстро тронул мои губы поцелуем, а потом дернулся, когда на крыше послышался какой-то стук. Реакция его была мгновенной. Он вскочил, накинув смятый халат, и дернул шелк, скрывавший нас от мира.
— Кто здесь? — голос аль Саада был пронзительным и злым.
— Господин, — слуга упал в его ноги, — в доме стража… Ищут… белого гостя… Их впустила жена господина…

Захир выругался так, что меня мороз продрал по коже, хотя толком я значения слов не уловил. Не обращая больше внимания на слугу, аль Саад вернулся ко мне и кивнул:
— Собирайся, мой господин, тебе нужно уходить, пока стража тебя не нашла. Я не знал, что моя жена предаст моего гостя. Она будет наказана, Кристоф.
— Не нужно, Захир, она всего лишь защищает свою семью, — шепнул я, заглядывая в его злые глаза.
В ответ он качнул головой и сжал мое плечо, наклонившись:
— Не лезь в это. Просто уходи. Ты должен спрятаться.
Я кивнул и стал быстро одеваться. Захир помогал, потом навертел мне на голове платок, закрепил, закрывая краем лицо.
— Теперь сложно увидеть твое белое лицо... Пойдем.
Я следовал за ним по крышам и думал, что у него не просто так подготовлен путь отхода. Для меня ли? Или для кого-то еще? Поймав мой взгляд, Захир усмехнулся и шепнул:
— Я не всегда был в безопасности, мой господин, вот и пришлось научиться убегать. Как видишь, пригодилось умение.
Кивнув, я вымученно улыбнулся в ответ. Мне не хотелось уходить, но наши жизни сейчас были в опасности. Салах ад-Дин не владел этим городом самолично, он оставил наместника и поехал дальше воевать, а тот, кто остался здесь, заключил договор лишь с одним отрядом отступников, которые помогают вычислять предателей и прочих шпионов. Их-то людей я и видел у ворот, когда пришел в Город. И, видимо, жена Захира решила, что я именно тот, кто нужен крестоносцам и страже. Не уверен, что Салах ад-Дин в курсе того, что происходит в городе. Крестоносцев очень мало, Захир говорил, что они чаще всего стоят у ворот или ночами патрулируют город. И уж наверняка, когда Салах ад-Дин приедет, никто этих отступников не увидит, они растворятся в толпе, прикинутся паломниками, которым он разрешил доступ в Город к святыням христиан. Таким же паломником сказался и я, когда приехал, и донести о чем-то другом могла только жена аль Саада. Что было причиной? Вряд ли наша близость с Захиром, ведь до этого моменты мы держались в рамках. Быть может, она подсматривала и заметила, как я передавал ее мужу письмо, а потом он отправился к Саладину... не знаю.
— Тебе нужно будет обратиться к Маалиму, это мой человек из ремесленников, — Захир помог мне спуститься на улицу, и теперь мы стояли в тени, прячаясь, словно воры, — на постоялый двор тебе возвращаться нельзя, там они тоже станут проверять. О Маалиме жена не знает, не пристало таким как я водить дружбу с такими как он. Но он когда-то очень задолжал мне, так что теперь вернет долг, укрыв тебя, Кристоф. Не беспокойся. Тебе нужно пройти вот по этой улице, потом повернуть в сторону ас-Сахра... Купол Скалы, как вы его называете, — Захир указал рукой направление, — и ты увидишь зеленую дверь с певчими птицами в золоте. Это дверь Маалима. Постучишь два раза и назовешь мое имя. Иди, Кристоф... Я приду, как только смогу.
Пробираться по городу ночью было проще, чем днем, несмотря на опасность. И я крался тенью, не оборачиваясь, чтобы не потеряться и не решить вернуться. Захира могли арестовать за помощь чужеземцу, его могли убить за ночь со мной.
Сердце стягивали тиски страха, но я должен был выполнить указания аль Саада и добраться до его должника. Я молился, чтобы мы оба были в порядке, чтобы никто не посмел причинить Захиру вред.
Зеленая дверь возникла перед моим взором слишком внезапно. Пришлось даже постоять несколько секунд, чтобы осознать ее присутствие передо мной, и только потом уже постучать.
— Кто там? — проговорил грубый голос.
Я еле вспомнил, что должен назвать имя аль Саада. После этого дверь сразу открылась. Высокий мужчина в черной одежде пропустил меня и сразу повел за собой в подвал. Да, тут придется прятаться под землей, но это было неизбежно. Маалим ничего не спрашивал, только показал мне постель, умывальник, а потом принес еды и воды. И все же жаль, что они не пьют вина, сейчас мне это было бы очень кстати.
Спать не хотелось, поэтому после ужина я решил попытаться разговорить Маалима, но он, забирая посуду, строго приказал не подавать голос и сделать вид, что меня здесь вообще нет. Я не знал, сколько проведу здесь часов или дней, а может, даже недель, поэтому послушно закрыл рот ладонью, дождался довольного кивка от хозяина дома и улегся на постель. Да, это не беседка на крыше. В темноте в углу воссияли чьи-то глаза, заставляя меня подавиться собственным вскриком, но это оказалась всего лишь тощая кошка, которая обошла меня и, мурлыкнув хрипло, скрылась в темноте. В подвале было тепло, сухо и уже не страшно. Кошка, если что, предупредит меня об опасности, почему-то я в это верил. Во что еще верить, когда в душе так больно от страха за того, кого любишь.
Не знаю, сколько дней прошло, прежде чем вместо Маалима завтрак принес Захир. Поначалу я даже не сообразил, что это не сон, но аль Саад ласково потряс меня за плечо, а потом тихо засмеялся, когда я подскочил и обнял его, прижимая к себе. Мне хотелось целовать его, греться его теплом и слушать его голос. Захир заглянул в мои глаза:
— Никто не обижал тебя здесь, мой господин?
— Все в порядке... Но я волновался за тебя, — я все же провел ладонью по его волосам, затаив дыхание.
Захир улыбнулся искренне и мягко, наклонился ближе и коснулся моих губ поцелуем. Пряный вкус ворвался в мое тело и подчинил меня сразу. Когда я уже был готов застонать, аль Саад зажал мне рот ладонью и, улыбаясь, качнул головой.
— Нет, мой господин, нам нужно быть тихими. Но я обещал тебе прийти... и вот я здесь. Я не могу пока что забрать тебя. В городе все еще тебя ищут. Прошло три дня... я смогу позволить тебе уйти, как только в город приедет Салах ад-Дин. Тогда никто не сможет на тебя напасть в Городе, ты будешь паломником. Но тебе придется уйти домой, Кристоф...
Счастье, в котором я купался, тут же схлынуло с меня, принеся вместо себя ужас и боль.
— Нет, я не могу уйти...
— Кристоф, — Захир провел ладонью по моей щеке, выглядя очень строгим, но его взгляд смягчился, когда я прижался к его ладони, — Кристоф, хабиби, ты должен уйти. Пойми, здесь вокруг враги... И я один не смогу защитить тебя от всех... от законов и правил моей страны. Я буду молиться Аллаху, чтобы мы с тобой потом увиделись еще не раз. Но сейчас ты должен покинуть Город... Но ты никогда не покинешь мое сердце, Кристоф.
Я поднял взгляд, не веря тому, что слышал. Это снова какие-то красивые восточные слова, чтобы скрыть горькую правду? Или он только что признался, что любит меня?..
— Захир, я...
— Ты всегда был в моем сердце, Кристоф, еще с тех пор, как мы с тобой впервые встретились во дворце твоего короля... Когда я увидел тебя на пороге своего дома, то подумал, что ко мне пришел призрак. Я не верил, что ты здесь. И я не думал, что могу надеяться на то, что дорог тебе. Ведь вы, люди с запада, так сильно ненавидите нас, детей Аллаха... Но ты — другой. Ты взял меня за руку, и лучи света пронзили меня насквозь. Ты смотришь на меня, и твой взгляд — любовь.
Захир вытащил из кармана золотое кольцо с какой-то надписью на своем языке, но этого я уже прочитать не мог.
— Кристоф... Положи меня, как печать, на сердце твое, как перстень, на руку твою: ибо крепка, как смерть, любовь.
Я только и мог, что смотреть и дрожать от странного страха. Захир аль Саад только что назвал меня своим мужем. Он действительно это сделал. А я не знал, как открыть рот и сказать, что я люблю его всем сердцем.
Аль Саад улыбнулся и надел на мой указательный палец свое кольцо. Потом он склонился и поцеловал руку.
— Теперь ты всегда будешь рядом со мной. Даже если вернешься в свою страну — я буду рядом.
— Что я... что я должен сделать... в ответ? — прошептал, наконец, я.
— Дай мне какую-нибудь свою вещь взамен моего кольца, — Захир тряхнул головой, поправляя прядку, но та вновь упала на глаза, вызывая у меня дрожь желания.
Кусая губы, я снял с себя крестик на цепочке, качнулся к аль Сааду и надел на него символ своей веры. Захир погладил пальцами крестик, поцеловал его и спрятал под одежду.
— Теперь никто и ничто не сможет нас разлучить, Кристоф. Не бойся уйти домой. Наша любовь снова приведет нас друг к другу.
Я верил ему. Я поверил ему сразу, хотя даже представить не мог, как это вдруг может случиться, чтобы наши народы оказались рядом в мирное время. Хотя, конечно, о мире он и не говорил. Но сойтись с ним на поле боя было бы страшнее всего. Я предал свою страну, чтобы увидеть его. Что я сделаю, чтобы быть с ним? Чтобы уберечь его от войны и боли? И смерти... ее дыхание я ощущал так близко, словно она стояла над нами, дожидаясь удачного мига, чтобы забрать наши души. Каждую в свой ад. Ведь даже там нам никогда не быть рядом. Но именно в это мгновение я верил словам Захира. И знал, что убью любого, кто помешает мне вновь увидеть его.
Наверху послышался топот, какие-то яростные крики. Загрохотали мечи. Я зажмурился, все еще ощущая ладонь Захира на своей щеке, хотя мой драгоценный аль Саад уже вскочил, готовясь оборонять меня. В тени мелькнула кошачья изящная фигурка, и мне показалось, что я слышу хриплое мурлыканье и звук затачиваемых когтей. Не знаю, существовало ли это создание на самом деле, был ли это какой-то демон или всего лишь плод моего воображения, но я понял знак. Я смогу защитить Захира. Любой ценой. Я всегда буду в его сердце, поэтому можно не бояться смерти.
Когда стражники вломились в подвал, я выхватил у Захира саблю и зажал ему рот, приставляя лезвие к шее. Я знал, что выгляжу страшно, пуская кровь аль Сааду и улыбаясь поверх его плеча. Я не позволю войне забрать его у меня.



Амир круто осадил вороного жеребца. Тот, взбунтовавшись, встал на дыбы и прошелся, сердито вспоров воздух передними копытами. Амир захохотал, ударяя строптивца пятками. На коне он сидел последние двадцать минут, но тот все никак не мог смириться с тем, что его кто-то посмел оседлать. Да еще и удержался! Наблюдавшие за парнем мужчины одобрительно засвистели и закричали. Старший брат махнул рукой, дескать, на месте каждый может, а ты прокатись. Ноздри у Амира расширились не хуже, чем у черного коня. И они оба, закусив удила — один мысленные, другой реальные — помчались в сторону гор. Сильные копыта взбивали песок в столб пыли, ветер хлестал горячими волнами по лицу, трепал платок и просторную легкую одежду.
Амир смеялся — победно, жадно. Он любил эту жизнь, он был молод и хотел познать в своей судьбе все. Он ничего и никого не боялся. И, увидев фигуру старика на кладбище, помчался к нему. Амир был ловким наездником, поэтому ни одна могила, ни один камень не были задеты.
— Ты, неверный! — Амир возвышался над ним, щуря злые глаза и потрепав фыркающего коня по холке, — тебе нельзя быть на нашем кладбище! Иди к своим святыням в Городе, там тебе выделят место!
Старик поднял голову, всматриваясь в лицо, в его темные глаза и завившиеся волосы.
— Как же ты невежлив, Амир аль Саад, — проговорил старик, улыбнувшись.
— Откуда ты знаешь мое имя, неверный? — парень вздернул нос и подвел коня так, что тот едва на старика не наступил. — И почему сидишь возле могилы моего отца?
Старик вздохнул, откинул капюшон назад, открывая морщинистое лицо. Амир скривился. Он не любил старых. Они напоминали ему о том, что и его однажды ждет. Но тут он заметил на пальце старика золотое кольцо с высеченным на нем своим же именем. Вернее — именем своего отца.
— Ты... — глаза Амира стали большими и почти испуганными, — ты... тот человек...
— Как же ты похож на него, Амир...
Парень не выдержал, пробормотал что-то и помчался обратно к старшим мужчинам и родственникам. Он должен был рассказать, кого увидел у могилы Захира аль Саада.
Старик долго наблюдал за ним, потом опустил взгляд на камень с именем мужчины.
— Ты сказал, что наша любовь крепче смерти... Но ты здесь, под землей, а твоя душа у Аллаха... А меня Господь все никак не заберет. Ты соглал мне, Захир?
Разумеется, он не получил ответа. Через десять минут за ним приехали старшие мужчины, усадили его в повозку и увезли в город. Там они привели его в тот самый дом, в ту самую беседку на крыше, где, казалось, ничего не изменилось. Было все так же тихо и тепло, еле слышно журчал фонтанчик, на столе стояли миски с фруктами и лепешками. Старика усадили на подушки, омыли его руки и ноги, дали воды и принесли ему маленький сверток. Мужчина развернул его, взял письмо и быстро его прочитал, а потом вытащил маленький старый крестик. Сжал его в ладони. Захир не мог забрать крестик с собой, он был не этой веры. Старик, выдохнув, опустился на подушки и закрыл глаза.
Черная кошка — может быть, даже та самая — прокралась на мягких лапках и вспрыгнула ему на грудь.
Старик открыл глаза и улыбнулся, увидев того, кто входил в беседку.
— Захир...
— Ну и долго ты спишь! — аль Саад засмеялся и присел рядом с Кристофом, поглаживая того по груди и склоняясь, чтобы поцеловать его губы. На лице мужчины больше не было морщин, а волосы хоть и поседели, но еще не все. Захир улыбался, рассматривая его лицо, — ты носишь кольцо?
— Конечно, — Кристоф фыркнул и поднял руку, чтобы погладить его по щеке, — как и ты — мой крест.
Захир кивнул и поднялся, подавая руку:
— Пойдем, мой господин, я покажу тебе те места, где ты еще не был.
— И куда мы идем? — Кристоф встал, взял мужчину за руку, сплетая их пальцы.
— В Золотой Город, мой господин... Я столько всего должен тебе рассказать...
Черная кошка кралась за ними.
Амир вбежал к старшему брату, хватая воздух ртом:
— Я видел отца!
Мужчина поднял голову от бумаг и нахмурился:
— И что потом?
— Они ушли вместе! Они... вошли в свет и пропали! Я зажмурился, когда посмотрел на солнце, и они пропали!
Мужчина улыбнулся, кивнув:
— Аллах забрал душу Кристофа д'Эрсана. Все, как и говорил отец...
— Так это правда, брат? — Амир закусил губу.
— Правда, ты же сам все видел. Кристоф спас жизнь и честь нашему отцу очень много лет назад. За это его изгнали из Города... а у себя на родине посадили. Отец пытался вызволить его, едва ли не с армией однажды. Его остановил Салах ад-Дин. Сказал, что они с Кристофом встретятся, когда придет срок. И больше никогда не расстанутся. Отец ждал всю жизнь. И за день до смерти написал то письмо и отдал мне свой крест. Сказал, что когда Кристоф вернется, мы должны встретить его и отвести наверх. И что там он будет ждать его.
Амир почувствовал, как у него сжимается горло, а к глазам подступают слезы. Но разве же можно плакать?
Мужчина невольно улыбнулся, глядя на младшего брата:
— Плачь, Амир. И скажи своему другу, наконец, что ты любишь его.
— Ты знаешь? — испуганно дернулся Амир.
Мужчина вздохнул:
— Конечно. И теперь ты можешь приводить его в беседку наверх... Я не буду против. И отец тоже.
Амир выскочил за дверь и тяжело выдохнул, вытирая руками глаза. Он не будет плакать.