Зарисованное лето

В этот вечер я пожалел, что мы так и не обменялись с Сашкой телефонами. Мы договаривались сегодня пойти на ночной променад, который опять устраивала вся толпа на речке. Спиртное и мясо для шашлыков обычно приобретались вскладчину – прямо там, на месте и решали, что берем. Можно было и приносить с собой – особенно, если появляешься уже к расцвету гуляний, то есть затемно. Сегодня приехала Света, которая почти два месяца гостила у родни, – моя бывшая девушка. Мы расстались уже после школы, по взаимному согласию, и с тех пор продолжали общаться. В такой компании, как наша, нет шанса кого-то полностью игнорировать. Поэтому вначале это было мучительно – видеть ее с другими парнями, отмечать, что и с ними она не слишком-то счастлива, приходить к выводу, что лучше бы тогда она была несчастлива со мной. Но постепенно все нормализовалось. Чувства не живут вечно, поэтому через какое-то время нам снова стало комфортно находиться рядом и болтать, теперь уже совсем по-дружески, о тех же пустяках, что и со всеми остальными. Свету ждали. Она была какой-то незаметной точкой в компании, в силах которой было влиять на общее настроение. Она не боялась говорить открыто, могла кого угодно, даже Кирилла, легко поставить на место. И ей все сходило с рук… Потому что когда она брала свою гитару и начинала петь – ей заведомо прощалось все, даже то, чего она никогда бы не сделала. Многие из нас учились играть, в одно время эта «мода» охватила всю молодежь поселка, но настоящих успехов в этом достигла только она. Я давно уже не любил ее и не концентрировался каждый раз на том, что она моя бывшая девушка. Наверное, потому, что так имели право думать сразу несколько парней из присутствующих.

Я искал способ предупредить Сашку о том, что сегодня не пойду с ним. Звонить Кириллу или кому-то еще, чтобы спросить его телефон, было глупо. Все знали, что мне быстрее дойти до дома бабы Дуси, чем набрать его номер. Включил компьютер и через некоторое время нашел его в одной из социальных сетей. Написал: «Привет». Почти сразу он зашел в сеть с телефона, прочитал, добавил в друзья и вышел. А на мое сообщение ответил он минут через десять лично, просунув голову в окно:

- Привет, - он, как обычно, легко пролез в комнату. – Твоя мама сказала, что ты заболел.

В комнате было уже достаточно темно, а я продолжал лежать на кровати, подложив руку под голову.

- Ага, заболел.

- Простыл, что ли? – он шагнул в моем направлении.

- Ага, простыл.

Сашка щелкнул выключателем и снова повернулся ко мне. Внимательно осмотрел, щурясь от режущего с непривычки света.

- Ого-го! Кру-у-уто! – описал он мою распухшую рожу. – Давай сфотаем? Такая красота обязана быть запечатленной.

Распакованный "Сайбер-шот" лежал перед компьютером. Я уже сделал на нем пару пробных снимков. Но Сашка к фотоаппарату, слава богу, не потянулся. А я продолжал молчать.

- Это кто тебя так простудил? – поинтересовался он, укладываясь на мою кровать с краю. Головой он уперся в противоположную от меня спинку и теперь имел возможность смотреть мне в глаза.

Я молчал.

- Кирилл?

- С чего ты взял, что это Кир? – подал я голос.

- Потому что никаких других вариантов нет.

- А Кир – разве вариант?

Сашка подумал.

- Не знаю. Может, ревнует, что я провожу с тобой гораздо больше времени, чем с ним?

Я улыбнулся, несмотря на то, что правая щека отозвалась ноющей болью.

- И если это Кир, то ты сейчас побежишь защищать честь прекрасной дамы?

- Еще чего! – возмутился он. – Сам защищай свою честь! У меня даже белого коня нет, так что пусть прекрасная дама закатывает губу обратно. Так это не он?

Я снова замолчал.

- Никит, это не Кирилл? – я бы даже удивился, если бы сейчас не услышал это повторение вопроса.

В общем-то, я и до его прихода понимал, что ему придется рассказать. Потому что наше общение было слишком постоянным и слишком близким, чтобы этого избежать. Наверное, я просто хотел немного отложить этот разговор, но, зная Сашку, был уверен, что он мне такой свободы не предоставит. Поэтому я просто выложил ему все, как было.

Он обдумывал минуты две и только потом выдал:

- Ну и идиотина же ты… Лучше б ты им сказал, что у тебя рак.

- Да знаю, что идиотина. Просто хотелось проверить их реакцию. Уверен, что если бы я был настоящим геем, то такая мысль бы мне и в голову не пришла. А тут как-то и страха не было, как раз потому, что из своей зоны комфорта я на самом деле не выходил.

- Вопрос можно? – я даже не ответил на это, потому что настойчивые вопросы – это неотъемлемая часть его натуры. – Зачем ты хотел проверить их реакцию именно в этой теме?

- Было интересно.

- Но если бы ты не был знаком со мной, тебя бы такая гениальная идея не озарила, так? Ты ведь понимаешь, что начинаешь примерять на себя… как Кирилл?

Я напрягся и даже сел.

- Нет. Это не одно и то же!

- Конечно, не одно и то же, потому что ты – не он. И я понимаю, что каждая твоя мысль должна заканчиваться каким-то выводом, поэтому ты на это и пошел. Но зачем ты вообще допускаешь в себя такие мысли?

- Они не спрашивают моего разрешения на вход.

- Ладно. Неважно, - он махнул рукой. – Пошли к ребятам на речку.

Я попытался приподнять бровь, но вовремя остановился. Сосущая болью ранка только-только затянулась и перестала кровоточить.

- Да ладно тебе! Вы тут что, никогда ни с кем не дрались? Теперь будешь сидеть пару недель дома, чтобы никто не узнал? И правда, как прекрасная дама!

- Нет, просто им надо будет как-то объяснить…

- Боже ж мой! Скажи, что это я, или брательник твой, или пидорасы с тридцать шестой. Подойдет любое объяснение.

«Пидорасы с тридцать шестой» - это было по-нашему, по-новозасопкинскому до такой степени, что я не выдержал и хохотнул. В поселке было две школы – первая и тридцать шестая. И пока мы учились, велись перманентные войны не на жизнь, а на смерть. Причина взаимной ненависти была достаточная – наш поселок разделялся рекой на две части. Наша половина, традиционно называемая Нахаловкой, целиком была застроена частными домами. Их Жирный ряд строился гораздо позже и включал в себя также пятиэтажные хрущевки. Но война была не между Нахаловкой и Жирным рядом, а между первой и тридцать шестой, потому что в курсе постоянных боев были только школьники. Наверное, нам просто хотелось задавать вопрос, который задает любой взрослеющий пацан в любом городе: «Эй, ты из какого района?». До серьезного кровопролития дело никогда не доходило. Мы просто чесали кулаки друг об друга и вспоминали весь матерный лексикон. Конечно, сейчас эту традицию подхватила новая школота, но изредка случалось и нарваться на тех, кому ты года два назад начищал морду. И мы с обоюдным удовольствием вспоминали детство. Потому что в девятнадцать иногда очень хочется не быть взрослым.

Мы вылезли через окно – с родителями встречаться я не хотел - и отправились на речку, с которой на всю округу разносились звуки пьяного веселья.

- Хао, Никитос, это кто так тебя? – спрашивал каждый.

- Пидорасы из тридцать шестой, - отвечал я и получал понимающий кивок. Кое-кто даже предлагал вспомнить юность и наведаться в Жирный ряд, но идея эта уже не находила достаточного отклика.

Наконец, ко мне подбежала и Света. Она единственная не спросила о налившемся под глазом синяке, а просто обняла на секунду, как обычно, а потом обратилась к моему другу:

- Ты – Саша, да? Меня зовут Света. Пойдемте, там уже шашлыки почти готовы.

А компания уже концентрировалась вокруг костра – кто ближе, кто, особенно парочки - подальше. Я отыскал в толпе Машу, которая, конечно, тут же уселась рядом со мной, прямо на песок. Сашка, окруженный девчонками, разместился неподалеку. Все уже были пьяные и веселые, а мы с ним догоняли остальных. Все болтали о своем в своих тесных кружках, но тут громче остальных начали раздаваться голоса спорящих парней:

- Да за**ал ты уже с этими хохлами! Отстань уже от них!

- Как это – отстань?! – возмущался Андрей. – Какого х*ра эти ублюдки вообще творят? Своих же мочат, порядок навести не могут. И подставляют анальную дырку под Европу, как пидорасы.

- Они и есть пидорасы! – подхватил кто-то.

- Ага, - отозвался еще один. – А слыхали, в Пиндосии узаконили гейские браки? Теперь они всей страной долбят друг друга в жопу.

Среди общего смеха раздался голос Светы:

- Ну и какое тебе дело, кто куда кого долбит в Пиндосии?

Андрей повернулся к ней:

- Да это же мерзко… Прикинь, в жопу! Говномесы!

- Когда речь шла о Наталкиной жопе, ты что-то не слишком возмущался, - парировала она, вспомнив старую историю. Андрей тогда с гордостью рассказывал всем о том, как развел временную подружку на анал.

Толпа ответила дружным хохотом, а Андрей пытался его перекричать:

- Не передергивай! С девушкой – это другое!

- Ну конечно, другое! – Света не давала ему спуска. – Знаете, а вот я иногда жалею, что я не лесбиянка. Мне кажется, с женщиной ужиться куда проще! Жаль, что у меня встает только на мужиков…

Андрей тут же переключился:

- Ого, Светлан, ты это… Если когда-нибудь решишься, меня позови. Я б поглазел!

- В очередь, индюк! – заржал стоявший рядом со Светой Игорь.

Они еще какое-то время под всеобщий хохот мусолили эту тему, а я присмотрелся к тем, чья реакция на такие разговоры меня интересовала. Сашка, улыбаясь, так и болтал с одной из девчонок, которая постоянно пыталась переместиться к нему на колени. А Кирилл… он позеленел. Стало даже странно, что никто больше не заметил такое сильное изменение его настроения. Он хмурился и не отрывал взгляда от Сашки, а потом встал, сплюнул и ушел в темноту. Вернулся не сразу, но, судя по всему, смог взять себя в руки.




- Света классно поет, - заметил Сашка, после того, как Маша зашла в свой дом, а мы направились дальше. – И вообще, она какая-то… как будто не отсюда. Как и ты.

- Мы встречались с ней в школе. Сейчас отношения ровные, дружеские.

- Удивлен, что вы расстались, - вставил он. – Я пообщался с ней… Почему не сложилось, если не секрет?

- Да нет, не секрет, - я махнул рукой. – Просто не сложилось. Она потом перевстречалась со многими из наших. И ни с кем не была достаточно долго. Она… как будто ищет и не находит.

- Подозреваю, что вы еще можете и сойтись снова. Если она не уедет куда-нибудь подальше, что было бы очень логично.

- Нет. Это очень уж вряд ли. Прошло уже, говорю же. Я даже к Маше больше привязан.

А он вдруг продекламировал:

- Я Вас любил. И всё ещё расхлебываю.
Как будто создал Бродский нас, на**ывая:
Как жаль, что тем, чем стало для меня твое существование,
не стало мое существованье для тебя.*

- Не преувеличивай, сосед, - я рукой вытер резко потекшую на глаз жидкость. Кровь. Ранка над бровью опять открылась, а почему-то алкоголь заметно усиливает кровотечение. Возможно, я и не заметил, как разорвал ее края еще сильнее. У меня с собой не было даже платка, а пачкать футболку кровью не хотелось.

Сашка за плечо развернул меня к себе и оценил ситуацию.

- Пошли ко мне. Бабушка уже спит давно. Хотя бы пластырь присобачим.

Я приложил руку к ране, стараясь уберечь одежду от капель, и пошел за ним. До моего дома было рукой подать, но мне до сих пор не хотелось встречаться с родителями. А если я начну искать аптечку, то, скорее всего, привлеку к себе внимание матери. Она, конечно, уже знает, что я свалил. Но это дело было привычное, может даже, успокаивающее в ее случае – я не рыдаю в подушку от незаслуженной обиды, а пошел гулять с друзьями, как обычно.

Я умыл лицо, стараясь очистить водой и ранку. Отражение в зеркале было впечатляющим. Синяк под глазом будет сходить очень долго, но сейчас меня больше беспокоила бровь. Края вокруг кроваво-мясистой полоски разбухли и теперь выглядели намного хуже, чем часа три назад.

- Надо бы зашивать, - пробубнил Сашка. – Давай, короче, перекисью, а потом стянем пластырем. Это, конечно, не лучший вариант, и шрам, скорее всего, останется.

Он протянул мне намоченную ватку, чтобы я сам перед зеркалом обработал рану. Что я с шипением и сделал. Потом прищемил пальцами края, чтобы их максимально приблизить друг к другу, и дождался, когда кровь перестанет сочиться, а потом уже Сашка небольшими полосками пластыря начал фиксировать сверху, перпендикулярно линии разрыва.

В его движениях не было ничего, что не сделал бы другой парень, помогая мне в таком же случае. Вообще ничего! Он отрезал полоску и аккуратно прикладывал к нужному месту, чуть прижимая по краям двумя пальцами, потом брал следующую. Всего три. Всего три раза он приближался достаточно близко и касался руками моего лица. И… это у меня, а не у него, что-то внутри перевернулось.

Это был самый первый эпизод начала. Я очень многое забыл, но до сих пор считаю, что это был самый первый эпизод. Я не из тех людей, которые врут себе. Я не из тех, кто себя жалеет. Поэтому, хоть и отстраненно, заметил, что хочу, чтобы он, будучи вот так близко, посмотрел мне в глаза. Нет, я не захотел вдруг его поцеловать, вдохнуть его запах или еще какая-нибудь романтичная хренотень – ничего подобного! Я хотел только узнать – у него сейчас глаза такие же серые, как обычно? Будет ли он улыбаться, когда наши глаза встретятся на таком коротком расстоянии, как улыбался обычно? Я до одури захотел, чтобы он посмотрел мне в глаза.

Но его внимание было приковано только к ране. И закончив, он просто отстранился и подтолкнул меня снова к зеркалу.

- Зацени, Мона Лиза, какая прелесть получилась.

Но я не мог сосредоточиться на своем отражении. Я провалился в водоворот внутри. Сашка выдернул меня из меня уже более серьезным:

- Никит, все нормально? У тебя, может, сотрясение?

Я отрицательно помотал головой и просто сказал:

- Все, я домой. Спасибо.




Стоит ли говорить, что уснуть я так и не смог? Когда мать громогласно позвала завтракать, я тут же пошел к ней. Она оценила ровные параллельные полоски над моей бровью и извинилась, что сама не заметила сразу, что ранка такая глубокая. В принципе, изначально она таковой и не выглядела, поэтому я просто отмахнулся. Мать погладила меня по волосам и попросила сегодня отдохнуть. Это мне и было нужно.

Я поставил кактус на стол и поучился пользоваться зумом на фотоаппарате. Потом перекинул кучу снимков в компьютер. Затем проделал то же самое с книгой, с книгами, с книгами и кактусом. На улице гораздо больше объектов для такой тренировки, но выходить из комнаты не хотелось. Я не хотел спать. Не хотел писать зарисовки. Не хотел думать. Я хотел фотографировать кактус с книгами.

Ближе к вечеру я вдруг подумал, что раз я ни разу за день не заглянул к бабе Дусе, то скоро Сашка заглянет ко мне. От этой мысли веяло истерикой. Поэтому я переоделся, предупредил мать, что ухожу, и направился… к Кириллу. Он отчего-то стал единственным человеком, которого я сейчас хотел видеть.

Я заметил его издалека. Он сидел на лавке рядом со своим домом и курил. Потерянный. Или просто с бодуна после вчерашнего.

- Привет, Кир. Присяду?

- Садись, - он пожал мне руку, подвинулся и протянул полупустую пачку.

Мы долго молча сидели рядом. Потерянные.

- Как дела? – я нарушил тишину.

- Все нормально.

- Работал сегодня?

- Воскресенье же. Завтра.

- А-а. Ясно. А я в отпуске.

И снова молчание.

- У тебя как? – на этот раз спросил он.

- Нормально все.

- Ясно.

Я уже хотел встать и уйти, ведь увидел все, что было нужно - веселый, вечно что-то вытворяющий Кир превратился в развалину. Из-за того, что не смог принять себя. Или из-за того, что Сашка не захотел ему ответить. В любом случае, именно Сашка убил его, вытравил из него жизнь. Когда тот уедет, Кир будет долго приходить в себя, но рано или поздно придет. Именно Сашкиного отъезда Кир, наверное, и ждет, как финальной точки, с которой можно будет начинать жить заново.

Но когда я уже поднялся со скамейки, Кир вдруг спросил:

- А сосед твой че? Я думал, вы теперь постоянно вместе тусите.

- Ну да… Рядом же живем. Кстати, Кир, я слышал, что вы подрались…

Он наконец-то поднял голову.

- Да это когда было-то, нашел, что вспоминать! Не подрались даже. Я ему по-пьяни что-то сказал, он мне врезал. Совершенно справедливо. Мы уже давно все уладили.

- Это хорошо.

Кир просто отмахнулся, встал и поплелся в дом, даже забыв попрощаться.

А я возвращаться к себе не хотел и теперь пожалел, что не захватил фотоаппарат. Про Машу даже не вспомнил. Нашел себе место на берегу реки, уже за мостом, подальше, чтобы случайно ни с кем не столкнуться. И просто сидел там, вслушиваясь в шепот реки.

Конечно, никакой влюбленности или страсти я к Сашке не испытывал. Он мне даже не нравился в этом смысле. Но он слишком сильно мне нравился, как друг. Как человек. Ни с кем другим я раньше не мог спорить до одурения о буддизме или системе социального обеспечения в Швеции. Никто до сих пор не удивлял таким глубоким пониманием людей и меня самого. Если воспринимать любовь, как обмен энергией, как ауру одинакового цвета, то он мне был ближе, чем когда-то была Света, Маша и другие девчонки. Если бы он был девушкой, то я бы уже без оглядки любил бы ее. Но в данном случае я не хотел этого всего. Я не хотел развалиться на части, как Кир.

Я не знаю, было бы мне легче, если бы Сашка проявлял ко мне какой-то интерес… ну, в романтическом смысле этого слова. Наверное, было бы только хуже. Когда чувствуешь такой интерес к себе, легче сорваться в это чувство, а я не такой сильный, я бы не выдержал давления со стороны друзей и родителей, даже если бы был геем. И я не гей. Вот это все происходит не потому, что я вдруг перестал быть натуралом, просто Сашка был слишком особенным. Думаю, что и Кира переклинило только поэтому.

Что делать дальше? Самой вдохновляющей идеей было прекращение нашего общения полностью. Но как ее реализовать? Он не из тех, кто просто смирится, не получив достаточных объяснений. Да и мне без него уже будет слишком скучно. Признаться? А в чем? Нет ведь ничего такого, уже обозначаемого словами. Значит, остается просто продолжать, не выходя за рамки, как это и было и неделю, и две назад. Надо идти домой и продолжать. Тем более, что и сигареты закончились.

- Ты меня избегаешь? – поинтересовался Сашка, идя мне наперерез от своего дома.

- С чего ты взял? Я у Маши был! – я хохотнул. – Как здоровьице после вчерашнего?

Я совершенно отчетливо уловил в его взгляде, что он мне не поверил насчет Маши. Но это было неважно. Его проблемы.

- Да нормально. Сам как?

Сам я был очень «не очень». Меня качало из стороны в сторону от недосыпа, а мозг сжимала тяжелой рукой какая-то тоска.

- Спать хочу, - честно признался я.

- Тогда пока. Поехали завтра учить тебя водить машину? – он оставался в своем репертуаре.

- Ага. Давай. Только не слишком рано.

- Окей, - он уже уходил. А я продолжал стоять и смотреть ему в спину.
_________________________________
Примечания:
*Дима Птицами "Похороните меня за плинтусом"



- И как это будет выглядеть – мое обучение? – поинтересовался я, когда мы уже выходили от бабы Дуси. Сашка, как и обещал, не наведался ко мне спозаранку, поэтому у меня была возможность выспаться. И надо заметить, что после четырнадцатичасового сна я ощущал себя гораздо лучше. Вчерашние переживания не исчезли полностью, но покрылись плотным туманом.

- Ты будешь ехать - я буду орать. По-другому не бывает, - объяснил он.

За руль я сел уже за границами поселка. Хоть движение у нас и не было особо шумным, но все-таки для первого раза мне нужна была менее стрессовая ситуация. Дорога была ухабистой, естественно, никакого асфальта. Сашка быстро ввел меня в курс дела, а потом просто подвел итог всему курсу обучения: «Пробуй сам».

В общем, уже через час я ехал самостоятельно, правда, машина подскакивала на каждой вмятине, да и скорости я не прибавлял. Оказалось, что это не так уж и сложно. Действительно, странно, что я не нашел для этого времени и возможности раньше. Когда на встречной появился автомобиль, я затормозил резко, двигатель заглох.

- Не кисни, - поддержал меня сенсей. – С опытом всему научишься.

- С каким опытом-то? Арендовать у Кира его "УАЗик"?

Саша пожал плечами, обозначая, что это уже не его проблемы. И тут же сменил тему:

- Поехали на карьеры?

Песчаные карьеры, давно заполненные водой, находились километрах в двадцати от поселка, и дорога, ведущая к ним, была очень плохой - чтобы добраться туда, требовалось не меньше часа. Именно поэтому, несмотря на то, что купаться там было гораздо лучше, чем в нашей речке, толпа туда выбиралась нечасто. Сам я этим летом на карьерах еще ни разу не был.

- При условии, что ты сядешь за руль, - ответил я. – Надоело мне вас катать уже, барин.

- Эх, холопы ленивые пошли. Скучаю по старому доброму рабовладельческому строю, - ответил он, открывая дверцу со своей стороны.

На карьерах вообще никого не было. Неудивительно, учитывая, что сегодня рабочий день, а добрались мы туда уже ближе к вечеру.

- Купаться? – Сашка уже стягивал с себя футболку.

Я только сейчас обнаружил, что оказаться тут я изначально не собирался, а соответственно, плавки с собой не захватил. Конечно, вокруг ни души. И если бы это было позавчера, я бы, даже не задумываясь, пошел в воду в своих боксерах. Но «сегодня» чем-то едва уловимым отличалось от «позавчера». В частности, тем, что я просто не хотел раздеваться.

- Не хочу. Давай сам. Я посижу на берегу.

Он не стал меня уговаривать. Переоделся возле машины и сразу побежал в воду, через пару шагов занырнул секунд на пять, а потом обозначил свое появление гораздо дальше, тряся мокрой головой над поверхностью.

Я сидел на песке и не мог не смотреть на него. Точнее, я впервые смотрел на него через сегодняшний фильтр, а не позавчерашний. Еще точнее, я смотрел на себя, смотрящего на него.

И видел, что улыбаюсь. Всегда улыбаюсь, если улыбается он. Так, наверное, повелось с самого начала, просто я это заметил впервые. Видел, что я не хочу смотреть в его сторону, когда он выходит из воды. И испытываю какой-то ужас, когда с его волос на меня попадают капли. А он будто специально трясет своей башкой. И еще я видел, что мне впервые не о чем с ним говорить.

Сашка немного подсох под вечерним солнышком, а потом снова пошел к машине, чтобы одеться. И после этого уселся рядом.

- Никит, что не так? – спросил он, и я только сейчас отметил, что наше молчание, действительно, затянулось слишком надолго.

- Ничего, все в порядке, - соврал я равнодушно.

- Никит, что случилось? – на этот раз он удосужился перефразировать вопрос, с чем раньше не парился.

- Ничего не случилось.

- Никит, - он тронул меня за плечо, заставляя повернуть голову к нему. Я просто посмотрел ему в глаза. Да, они такие же серые, как обычно. И нет, он не улыбается, как обычно. Вспомнился тот момент, когда я хотел этого до такой степени, что был готов взвыть, а сейчас это вызвало только раздражение. Какую-то пульсирующую злость, заставившую меня вскочить.

- Ничего не случилось! Отъ**ись уже! – я зачем-то это сказал слишком громко.

Он тоже поднялся с песка.

- Не веди себя так по-женски, Никит, - ошарашил он.

Вот это самое «по-женски», наверное, и остудило мою злость.

- Извини. Просто настроение плохое. С Машей никак не клеится и с родителями как-то теперь напряженно…

- Но дело не в этом, - закончил он за меня.

- Поехали домой? – я нашел в себе силы снова посмотреть на него и улыбнуться.

- Нет. Сейчас мы никуда не поедем. Ты успокоишься, и мы поговорим. Все.

Раздражение накатило новой волной.

- Ну, тогда я пошел пешком. Оставайся тут, если хочешь.

- Нет. А если ты попытаешься, то я тебе сломаю ногу. И потом мы поговорим. Все.

Это звучало до такой степени абсурдно, что я не удержался от смешка. Он улыбнулся мне в ответ и снова уселся на песок, скрестив ноги по-турецки. Я достал сигарету и подкурил. Через несколько затяжек тоже вернулся на свое место.

- Саш, да правда. Мне нечего тебе сказать. И я не смогу объяснить конкретно, из-за чего психанул.

- Это не сейчас, не тут началось. Я уже раньше заметил - может, вчера… или еще до этого… поэтому и увез тебя подальше, чтобы ты не смог просто сбежать от ответа, - в его голосе не было особой серьезности, скорее, даже проскальзывала легкая улыбка. – И теперь я почти уверен, что дело во мне.

- Пуп земли? – уточнил я.

- Не для каждого, - он усмехнулся. – Но что-то не так. Я не хочу тебя обижать неверными предположениями, но кто-то из нас должен сформулировать, что происходит. Так?

Так. Но мне нечего было формулировать.

- Никит, я считаю тебя своим другом. И точно знаю, что ты считаешь меня своим. Пусть мы и знакомы не так долго, но некоторые связи устанавливаются быстро и основательно. Так?

- Так.

- Именно поэтому, просто чтобы не портить эту связь недопониманием, давай попытаемся разобраться вместе. Так?

Я понял, какую стратегию он избрал. Он будет просто мягко нащупывать направление моих мыслей, пока не доберется до нужной точки. А остальное я дорасскажу ему сам. Только он не знает, что точки-то этой пока нет. Но иных стратегий я изобрести не успел, поэтому снова ответил:

- Так.

Но, как оказалось, я ошибся, и очень серьезно. Потому что никакой мягкости в этой стратегии не подразумевалось:

- Никит, я нравлюсь тебе?

Лучше бы он мне ногу сломал. А тут, как обухом по голове, аж в ушах зазвенело. Я со всей силы зажал их руками, чтобы остановить этот оглушающий гул. Бедный, бедный, бедный Кир! Как он все время с этим справлялся в одиночку?

- Никит, - сквозь ладони его голос все равно было слышно, - я не говорю, что ты гей. Или что влюбился в меня. Это просто эмоция, которая так тебя пугает, что ты боишься о ней думать. Никит! Посмотри на меня.

У меня ушло минут пять на то, чтобы оторвать руки от головы и повернуться к нему.

- Меня тошнит от этого всего, - устало ответил я на все вышесказанное.

- От меня? – он не отводил серьезного взгляда.

- От себя.

- Никит, я понимаю. И готов тебе помочь… Только скажи, чего ты хочешь. Хочешь, мы никогда больше не будем общаться? Или хочешь, чтобы я до тебя дотронулся?

В этом «дотронулся» прозвучало куда больше, чем дружеское касание плеча. И меня затошнило еще сильнее.

- Дотронься лучше до Кира. Он вообще не в себе.

- До него не хочу, - просто ответил Сашка. – И он справится гораздо быстрее, если я не буду участвовать.

Я кивнул:

- Ты прав. И я тоже так справлюсь быстрее. Я не хочу с тобой больше общаться.

- Как скажешь, - Саша поднялся и направился к машине. – Поехали домой.

Зарисовка «О шизофрении»
"Шизофрения — полиморфное психическое расстройство или группа психических расстройств, связанное с распадом процессов мышления и эмоциональных реакций. Шизофренические расстройства в целом отличаются характерными фундаментальными расстройствами мышления и восприятия, а также неадекватным или сниженным аффектом" (из Википедии).
Общество с таким ужасом, с таким сочувствием относится к сумасшедшим… Но ведь жизнь-то и без того абсолютно бессмысленна. Почему мы жалеем тех, кто обрел какой-то смысл внутри себя? Пусть даже со стороны это и выглядит некрасиво, но если мир внутри них лучше мира снаружи, то почему бы не погрузиться в него?

Через несколько дней я полностью пришел в себя. По крайней мере, внешне я выглядел совершенно спокойным и счастливым. Даже написал главу к одной из «замороженных» историй. Очень много фотографировал и, наконец-то, начал получать удовольствие от этого. Зарегистрировался на сайтах для профессиональных фотографов, часами разглядывал их снимки, читал советы. Эта тема всасывала меня с необычайной быстротой.

Отношения с отцом тоже вернулись в свое русло, то есть опять стали никакими. Я по-прежнему любил своих родителей, хотя теперь их любовь ко мне и воспринимал иначе. По-прежнему много читал и писал свои зарисовки.

Конечно, не встречаться с Сашкой хотя бы изредка было невозможно. Но мы просто здоровались, пожимали друг другу руки и продолжали заниматься своими делами. Мать и баба Дуся пару раз переспросили, не поссорились ли мы. Но нет, ничего такого между нами не произошло. Разве вы сами не видите – у каждого из нас все в порядке!

Правда, к выходным волнение все же нарастало. Я понимал, что мы оба, скорее всего, окажемся в нашей общей компании. В пятницу или субботу, как обычно, все соберутся или у кого-то дома, или на речке, о чем всех оповестят «сарафанным радио» раз по десять каждого. Но я не позволил себе слишком сильно беспокоиться на этот счет. Уж если я в свое время пережил компанию Светы, когда еще глаз от нее не мог оторвать, то уж с Сашкой точно как-нибудь уживемся.

В пятницу я сам зашел за Машей, чего раньше не делал, и мы вместе отправились на речку к остальным. Погода была прохладной, и я надел на девушку свою ветровку. Думаю, в этот день мы и начали официально встречаться.

Сашка уже был там и вызвался сгонять до магазина в компании двух девчонок и Игоря. Мы поприветствовали друг друга, как обычно.

Я теперь только задумался о том, почему он всегда находится в окружении девчонок? Это такой способ конспирации или он попросту не отталкивает их? Но приглядевшись повнимательнее, я пришел к выводу, что он вообще никого не выделяет. Может шептаться с Таней, а потом, если его кто-то из парней зовет поиграть в футбол или купаться, тут же откликается. Никого не выделяет. Вообще никого. В голове прозвучали его слова «До него не хочу» - это он ответил мне на предложение дотронуться до Кира. До него он не хочет. Но был бы готов до меня? И что вообще значит это «дотронуться»? Коснуться руки? Обнять? Поцеловать? Я сделал три больших глотка, чтобы растворить эту мысль в алкоголе.

Маша ушла помогать девчонкам с шашлыками, а мне вообще не хотелось шевелиться. Синяки почти прошли, в любом случае, уже не болели. Даже резкая боль из правого бока канула в небытие. Но я пока еще имел право играть роль инвалида. Присмотрелся к Кириллу и отметил, что тот заметно преобразился с нашей последней встречи. Он снова громко шутил и иногда крепко прижимал за талию Аленку. Она визжала каждый раз, потому что он явно не особо рассчитывал силу своей лапищи. В целом, он выглядел точно так же, как и раньше. Я был рад за него.

Ко мне подсела Света:

- Привет, лежебока!

- Привет, солнце, - я ей искренне улыбнулся.

- Вы случайно с Санькой своим не поругались?

- Не-е-ет. С чего ты взяла? – я удивился.

- Да не знаю. Просто в прошлый раз вы вместе пришли и как-то постоянно рядом крутились. А сегодня показалось, что каждый сам по себе. Хорошо, что я ошиблась.

- Почему хорошо? – я продолжал улыбаться ей, но настроение немного портилось.

- Он совсем какой-то ненормальный! В хорошем смысле. Мне кажется, тебе всегда нужен был именно такой друг. Так что тебе очень повезло!

И когда она успела с ним уже так близко познакомиться? Хотя да, он же никого не выделяет. Поэтому если она подошла и начала разговаривать, он поддержал ее в этом с максимальным радушием.

- Повезло? Он уедет через два месяца, и на том дружбе конец, - среагировал я.

- А-а. Ну тогда тебе стоит извлечь из этих двух месяцев максимум пользы! Считать, что тебе не повезло с таким другом только потому, что он потом уедет – глупо! Вообще неизвестно, что будет через целых два месяца! – да она сама ненормальная. В хорошем смысле.

Света помахала подходившей Маше, а сама убежала к другим. Маша скуксилась - она до сих пор немного ревновала, хотя и не имела права говорить об этом вслух. Я прижал ее к себе и целовал до тех пор, пока ни она, ни я не забыли об остальном мире. Сегодня парни притащили стереосистему, а значит, когда все достигнут достаточной кондиции, будут танцы. Девчонки танцы очень любили. И даже я, вообще не сторонник бессмысленных телодвижений, находил это дело занимательным – если вот так, рядом с речкой, на природе, в шумной толпе своих хороших знакомых.

Сашка тоже много пил сегодня. Даже и не знаю, как понял это, ведь вообще старался на него не смотреть. Но зато я упустил из вида гораздо более важный момент – Кир тоже как следует накидался. Увидев его с Аленкой сегодня, я попросту перестал обращать на него внимание.

Но услышав его крик в стороне от толпы, сразу вскочил на ноги, как будто подсознательно ждал чего-то подобного.

- Отвали от меня, педрило е**ное! Гребаный педик!

Перед ним стоял Сашка, и ситуация не требовала лишних пояснений. Раньше меня к точке конфликта подбежала Света. Она встала между ними и что-то пыталась сказать Киру, но Сашка оттолкнул ее мягко в сторону одной рукой. Задвинул, как шторку.

- Ты чего несешь, бухарик? – Андрей хлопнул Кира по плечу. С другой стороны подошел Игорь.

К тому моменту я уже стоял рядом с Сашкой и не знал, что предпринять. Вот так Кир решил свою внутреннюю дилемму. Все, что он не смог принять, превратил в ненависть. Ярость, за которую он мог уцепиться, чтобы отползти от грани безумия.

- Правду несу, - ответил другу Кир. – А вы что, не знали, что наш Алексашечка – пидорасик? Самый настоящий.

Андрей нервно хохотнул.

- Хватит гнать уже! Кирюх, я тебя щас сам пер**бу, если ты не перестанешь нести эту бадягу!

Повезло, что оглушительная музыка не давала остальной толпе обратить внимание на то, что происходит. Участниками сцены оказалось всего семь человек - Маша тоже подбежала к нам.

- Да нет, он говорит правду, - вдруг ответил Сашка. А я выдохнул судорожное: «Заче-е-ем».

Андрей переменился в лице и, бубня что-то нечленораздельное, просто кинулся на него. Саша пропустил его кулак мимо, а потом ударил сам. Андрей откатился на несколько шагов, потом свалился на колени и прижал к лицу ладони, из-под которых заструилась кровь. Похоже, нос он ему сломал основательно. Теперь драки было не избежать. А мне даже некогда было решить, на чьей я стороне.

Света снова кинулась вперед, и только это заставило Кира затормозить. А Игорь использовал эту заминку, чтобы схватить друга за плечо:

- Эй, братан, не кипятись!

За их спинами ревел Андрей, но в драку больше не кидался.

- Кир, успокойся, - добавил я. – Пойдем, поговорим? Вдвоем.

Он перекинул звереющий взгляд на меня.

- Никит, а ты тоже… с ним? И кто кому отсасывает?

- Думай, что мелешь! – закричала Маша. Она боялась бросаться между нами, как это делала глупая Света, но тоже не выдержала. – Я вообще-то тут!

Конечно, все знали, чем мы с ней занимаемся ночами. Кир не был такой мразью, чтобы свою злость перенаправить и на девушек, он просто кивнул ей, будто извиняясь за сказанное. Да и я просто под руку попался. Искренне он ненавидел только одного человека во Вселенной. Игорь снова вмешался:

- Мы сейчас уйдем отсюда. Понятно, Кир, ясно тебе? Андрюхе помощь нужна. И мы пойдем! Потому что твоему другу нужна помощь! А вопрос с педиком будем решать в другой раз, по трезвянке! Ясно?! – ему, наконец, удалось сосредоточить внимание Кира на себе. Тот даже оторвал взгляд от брюнета напротив.

- Нет, я уйду. А вы делайте, что хотите, - сказал Сашка и тут же просто прошел мимо Кира и поднимающегося с ног Андрея.

- Кир, я всегда к твоим услугам, - сказал я. – Поговорить или подраться – на твой выбор.

Но тот не отвечал. Вероятно, потерял интерес к беседе. Хотя драться со мной в его планы изначально не входило.

Мне вообще никто из них не сказал ни слова. Игорь просто уводил двух своих друзей, попутно что-то объясняя. Я знал, что в этой теме не бывает третьей стороны – ты или пидорас, или против пидорасов. И сейчас я для них стал пидорасом, хотя в моей ориентации никто из них не сомневался.

Маша висела у меня на руке. А Света, до сих пор еще бледная от страха, сказала:

- Никит, иди за ним. Сейчас ему нужен друг.

И даже Маша отпустила меня, впервые согласившись с той, которую привыкла считать своей соперницей:

- Иди.

И я, конечно, пошел.



Я догнал Сашку через несколько минут. Он шел медленно, а услышав позади шаги, остановился и дождался меня. Потом мы молча пошли рядом.

- Зачем ты им сказал? – решил я все-таки начать. – Кир был бухой, парни не поверили бы ему, если бы ты сам не сказал. Мог бы даже просто отмолчаться.

- И унизить Кирилла еще сильнее? Он и без того с моим существованием смириться не может! Сейчас, когда у него появились товарищи-гомофобы, ему, может, даже полегче станет.

Я обдумывал его ответ, а он продолжил:

- А вот хули ты-то полез? Да еще и с двумя своими бабами?!

Я не стал придираться к слову «бабы» по отношению к Свете и Маше только потому, что он был сильно зол. Как никогда - за все время нашего знакомства.

- Если бы я не полез со своими «бабами», то тебя бы сейчас там пи**или всей толпой!

- Всей толпой? Вряд ли. Игорь бы не позволил. Максимум, Андрей с Кириллом. И я еще бы посмотрел, как они меня пи**ят.

- Не факт.

- Кириллу надо было выпустить пар! А ты со своей бабской свитой ему такой возможности не дал. Теперь проблем будет еще больше, увидишь.

Мы уже почти подошли к его дому и остановились друг напротив друга.

- Так ты злишься из-за того, что проблем будет больше?

Он опустил голову и долго соображал. Теперь было похоже, что он больше расстроен, чем зол.

- Никит, зачем ты вмешался? Зачем сейчас вообще со мной говоришь? Мы же больше не друзья. Ты не должен…

- А-а, ну конечно! Если мы больше не друзья, то я могу посидеть в стороне?

- Именно так.

- А, может, ты мне не будешь указывать, что я должен?

Он снова посмотрел на меня.

- Ты вообще представляешь, во что сегодня ввязался? – он сказал это уже совсем спокойно. – Девчонкам они, конечно, ничего не сделают. Но ты теперь враг номер два для них.

- И что?

- Я не собирался тебя впутывать.

И вдруг я ясно осознал причину его злости. Я был причиной, а не Андрей или даже Кир, которые всю эту кашу заварили. Поэтому я тоже постарался говорить спокойнее:

- Послушай, Саш. Я не девочка тебе, и сам могу за себя постоять. И я не буду спрашивать твоего разрешения, что мне делать, а что – нет. Просто прими, как данность.

- Что именно принять?

Я уже улыбался.

- Что мы возобновляем нашу дружбу. По крайней мере, до тех пор, пока все не урегулируется. Я бабе Дусе обещал за тобой приглядеть.

- А-а, бабе Дусе? А она мне телохранителя повзрослее найти не могла?

- Последний твой телохранитель повзрослее в тебя влюбился и слетел с катушек! – я хотел примером Кира разбавить атмосферу, рассмешить его, но когда это прозвучало в воздухе, уловил двусмысленность сказанного. Ведь мы же с ним и общаться-то перестали из-за того, что я… почти как Кир.

Кажется, Сашка тоже заметил, как я осекся, но комментировать не стал.

- Никит, я не хочу возобновлять нашу дружбу. Все в порядке. И с Кириллом я сам разрулю.

- Теперь ты не хочешь? – удивленно. – С чего вдруг?

И еще до того, как он ответил, я понял. Я понял это еще тогда, на карьерах, просто не позволял этой мысли сформулироваться. А он шагнул чуть ближе, чтобы в ночной полутьме я видел его глаза:

- Ты мне нравишься. Очень сильно, - после короткой паузы он добавил: - Я бы тебе сказал и больше, но тебе и этой инфы с лихвой хватит. И теперь слушай внимательно. Я не буду с тобой общаться, не буду искать каких-то встреч и возможностей. Но если ты сам ко мне придешь, я буду считать, что это шаг с твоей стороны ко мне. Понятно? Я не шучу. Если придешь по любому поводу! Потому что только этого я и жду.

- Это нечестно, - очень тихо сказал я, пытаясь переварить услышанное.

- Знаю. Но ты меня загнал в угол. Между нами вообще все сразу было сложно, Никит. Поэтому простых решений не будет.

Он развернулся и зашагал в сторону дома, а я застыл на месте. «Между нами вообще все сразу было сложно» - я никак не мог поймать за хвост смысл этой фразы. Мне казалось, что, наоборот, все было легко, пока я впервые не почувствовал к нему… это. Вот только потом все стало сложно. Для меня. А когда это стало сложным для него?




- Здравствуйте, баба Дуся! Спит еще?

- Да, спит. Да ты заходи к нему, мой дорогой, буди уже. Полночи гуляете, а потом дрыхнете до обеда…

Я влетел в его комнату и закрыл за собой дверь с максимальным грохотом. Он, недовольно морщась, продирал глаза. Я постарался не зацикливаться на виде его растрепанных волос.

- Чего приперся? – поинтересовался сосед.

Я пододвинул стул к кровати и уселся на него.

- Простые решения есть. И срать я хотел на твои условия. Заткнись! – я остановил его реплику. – Например, вот тебе простое решение – пока все не урегулируется, я буду на твоей стороне. Если мы будем попадать, то оба. И, если уж на то пошло, я тут - твой единственный шанс на какие-то разговоры. Если ты останешься один, то тебя просто заклюют. Все. Я уже примерно представляю, что происходит. В ближайшие дня два все уже будут в курсе, Кир просто так не успокоится, Андрей тоже не спустит сломанный нос. Светка, возможно, попытается утихомирить хотя бы девчонок, но с парнями этот номер не пройдет.

- Никит…

- Заткнись, я сказал. Я слишком мало спал и слишком много думал!

- О чем? – все же удалось вставить ему. И это немного сбило меня с мысли.

- В смысле, о чем? Я же тебе объясняю.

- То есть обо всем остальном ты не думал?

Я ему просто не позволю упираться в эту тему! Я не знаю, что там между нами, но это точно подождет. Поэтому вопрос я проигнорировал.

- Мы можем свалить на несколько дней. За это время основная истерия немного утихнет, это точно. Например, в город.

- Чего?! – он рассмеялся.

- Или в поход. На Дальние озера! Почему нет-то? Отдохнем несколько дней, поживем дикарями.

- То есть ты со мной?

- А что тут странного? Я вообще уже несколько лет не был на Дальних. Тут рыбалка совсем не такая… Да, видимо, я спал слишком мало, - пришлось потрясти головой, приводя мысли в порядок.

- Слушай, а ты эту мысль запомни, Никит. Я только за. Но сначала я решу все вопросы тут. Сваливать… да это вообще тупо! За три дня Кирилл точно не утихомирится.

- Ладно. Вариант «В» - я переговорю с Киром сначала сам. Один на один.

- Неа. Хочешь отхватить моих пи**юлей, жадина? – он как будто вообще не воспринимал всерьез текущую ситуацию.

- Саш!

- Никита, я уже все решил. Так что ты зря не спал.

- Что решил? – я опешил.

- Я уже ночью позвонил Кириллу, мы договорились сегодня встретиться. На мосту. Проясним вопрос для начала с теми, кто вчера присутствовал. А остальные пусть уж решают сами за себя. Но… после того, как ты предложил дикарями на Дальние, мне уже совсем насрать, что там нарешают остальные, - он откровенно смеялся надо мной.

- Я сегодня с тобой пойду.

- Знаю.

Я встал, чтобы уйти. Но возле двери остановился.

- И это… Саш, не воспринимай это, как шаг к тебе. Просто в данной ситуации…

- Знаю.




Они уже ждали нас на мосту. Трое: Кирилл, Игорь и Андрей. У последнего на носу белел сложенный слоями бинт, сверху профессионально приклеенный пластырем. Очевидно, что накладывали всю эту красотень в травмпунке, что говорило о том, что речь шла не о легком испуге. Я бы на месте Андрея попридержал бы нос пока подальше от нашего разговора.

Общее настроение было озвучено Кириллом, который начал еще до того, как мы остановились перед ними:

- Никитос сегодня без своей группы поддержки? Да неужели?

Я не ответил, и тогда он обратился к Сашке:

- Короче, мудило, расклад такой – ты просто сваливаешь из поселка, и тогда твоя рожа не пострадает. Тебе ж ее беречь надо, а то мужики любить перестанут, - он старался говорить ровным тоном, но нервозность сдержать никак не мог.

В этот момент я и злился на него, и жалел. Он на самом деле всегда был хорошим парнем, просто теперь не смог справиться.

- Короче, мудило, я свалю из поселка. В конце августа, - а вот в Сашином тоне нервозности не было.

- За словами следи, сука, - Андрей сплюнул сквозь зубы.

Но Кирилл уже шагнул вперед:

- Сегодня! Или я тебя буду х*рачить каждый раз, когда увижу.

Более рассудительный Игорь вмешался:

- Ты все равно свалишь. Не глупый же ты, педик? Понимаешь, что тебе теперь тут жизни не дадут.

- Может, тогда и вы будете следить за словами? – заметил я.

Игорь тут же повернулся ко мне:

- Ты вообще куда вляпываешься, парень? Твой небесный дружочек все равно укатит – сегодня, завтра или послезавтра. А ты тут останешься! Я понимаю, что ты за друга впрягаешься. Но ты заодно и оценивай – за кого ты впрягаешься! Мнение нормальных мужиков тоже учитывай.

- На х*ю я вертел ваше мнение, - ответил я.

Игорь бы уже бросился на меня, если бы не Кирилл, рванувший вперед первым. Но тот сразу нацелился на Сашку, меня для него не существовало. Для него вообще в мире никого, кроме Сашки, не существовало. Он схватил парня за ворот рубашки, но тот оторвал его руку от себя с треском ткани. Я шагнул наперерез Игорю, не давая ему приблизиться. Он с силой толкнул меня плечом, но остановился. Андрей в драку тоже не лез.

- Пидорас! Е**чий пидорас, - Кирил толкнул Сашку в грудь, вынудив на шаг отступить. – Ты думаешь, я позволю тебе жить в моем поселке? Е**ный говномес! Педик!

- Ты уже или бей, или отсоси мне, - ответил Сашка.

- Да я тебе щас…

И тут раздался голос из-за спины Андрея:

- Это я щас че-т не понял… У вас пидорасы, что ли, завелись, как мандавошки?

Мы устремили взгляды на двоих подошедших, которых, конечно, раньше заметить не было возможности. Оба были знакомы. А один – тот самый, что говорил, - очень-очень знакомый. Он был моим одногодком, поэтому я с ним встречался часто во время школьных боев за звание лучшего учебного заведения Новой Засопки. Шиздюлей мы прохватывали друг от друга не раз, ну и, если кратко, отношения между нами оставались далеко не самыми дружескими.

- Съ**ались отсюда. Оба! – Игорь оповестил округу интонацией раненого медведя.

- Чего это нам съ**ываться? - продолжал говнюк. – Мы такого шоу давно не видали. Ну и что, кто кого е*ет? – он сразу же обратился ко мне. – У тебя-то очко давно раздолбано, красотка.

Игорь ответил за меня, на этот раз чуть тише:

- Исчезни с глаз. Я по-хорошему прошу.

- А че так? – похоже, у парня до сих пор инстинкт самосохранения не работает. Эх, плохо я его в свое время этому ремеслу обучил. – Постоим тут, посмотрим, как вы пидорасов мочите, поможем даже.

И тут Игорь взревел:

- Это наши пидорасы! А своих пидорасов мы будем пидорасить сами! И ни одному пидорасу из тридцать шестой наших пидорасов мы пидорасить не дадим!

В гробовой тишине раздался оглушительный ржач Андрея. Он сложился пополам, не в силах твердо стоять на ногах. Даже Сашка, опустив голову, беззвучно смеялся.

А Игорь уже шагнул к этим двум долбо**ам, но до тех, наконец-то, дошел смысл его первоначальной вежливой просьбы, поэтому они поспешили раствориться за горизонтом. Игорь уже возвращался, тоже начиная ржать.

Атмосфера практически мгновенно сошла на нет. Продолжал хмуриться только Кирилл. Но Андрей его остановил:

- Не сейчас, Кирюх. Пусть пацан посидит, подумает. Если не свалит, успеем мы ему рожу начистить. Щас сюда куча малолеток из тридцать шестой по зову этих двух налетит. Да ну их нах.

Он хлопнул друга по плечу и пошел мимо нас. Игорь пожал плечами и последовал за ним. Кирилл продолжал смотреть на Сашку исподлобья.

- Я с тобой не закончил, мразь, - наконец, выдавил он.

- В любое время, мразь, - ответил Сашка, продолжая стоять перед ним.

- Кир, - попытался я начать. – Ты…

- Отъ**ись, Никит, просто отъ**ись, - его голос вдруг стал очень усталым. – Вы оба и без того огребете проблем.

И он тоже прошел мимо нас в сторону ждавших его друзей. Продолжая смотреть ему вслед, я сказал:

- Огребем.

И Сашка подтвердил:

- Огребем.

- Слушай, ему же, как и тебе, около двадцати трех? Взрослый же мужик. Ну неужели он не понимает, что это детский сад?

- Понимает. Поэтому и ушел сейчас. И не знает, как иначе.



Зарисовка «О неформальных нормах»
Общество само продуцирует «правила игры» - так называемые институты: традиции, обычаи, массовые психологические установки, устоявшиеся стереотипы поведения. Если вы спросите любого о его отношении, например, к инцесту, то каждый, как один, ответит, что это отвратительно. Но если бы человек вырос в другой среде, допустим, в Древнем Риме, где к этой теме относились гораздо спокойнее, то его мнение было бы иным. Но ведь люди все разные, и они просто не могут мыслить так синхронно? Откуда же появляются неформальные нормы, которые охватывают почти всех без исключения? Предположим, в нашем поселке появляется человек, который не вписывается в общепринятый стереотип. И он первый такой, поэтому установленной реакции еще не сформировалось. Если сначала узнать мнение каждого отдельного члена группы, то выяснится, что взгляды расходятся – одному станет противно, другому – интересно, третий еще не определился, а четвертому и дела нет, у него жена беременная. Но по прошествии какого-то времени мнения придут к какому-то общему знаменателю. И происходит это потому, что каждый член группы стремится минимизировать издержки взаимодействия с остальными. Тот, кому интересно, вдруг понимает, что интересно ему не до такой степени, чтобы ссориться из-за этого со старым другом. Неопределившемуся помогут определиться чужие мнения. А тот, у кого жена беременная, снова отмахнется – мол, конечно, все это отвратительно, только отстаньте. В итоге, приживается та норма, которую изначально поддерживало большинство, или, еще чаще, привитию которой способствуют самые сильные члены группы. А дальше уже обозначается траектория развития, которой следуют все остальные. К счастью, не всегда эта траектория приводит к силовому принуждению следованию правилам, гноблению всех несогласных и физическому устранению «ненормальности», но и такое – не редкость. С объективной точки зрения – логичный процесс, способствующий устойчивости группы. С моей, субъективной, - признак неумения рефлексировать события с разных точек зрения, что в простонародье и называется «быдло». Быдло, объединенное общей идеей, лучше себя чувствует. У него от этого иммунитет укрепляется.

В следующие несколько дней ситуация постепенно стабилизировалась, то есть приходила к какой-то устойчивой системе. Я, не говоря об этом Сашке, сам пошел к Игорю. Тот хмурился и даже не пожал протянутую руку:

- Чего тебе?

- Просто отстаньте от него. Отстаньте. Вам делать больше нечего? Нет, я понимаю, если б мы были подростками, которым только повод дай…

- Да пошел он. И ты вместе с ним. Мне лично вообще перпендикулярно, кто там из вас кого шпилит. Но и на рожи ваши я смотреть не собираюсь. Поэтому живите, ребята, любите друг друга, пока смерть не разлучит вас. Я его трогать не буду, если он в нашей компании появляться не станет. Ну а ты… Тебе этого дружка еще лет десять вспоминать будут.

- В курсе.

С Андреем состоялся почти аналогичный разговор. Хотя нет - тот был даже чуть более приветлив. Негатив на Сашку, конечно, излил… Но создалось ощущение, что у Андрея к моему соседу сложилось стойкое уважение, которое он ни разу открыто не продемонстрировал, конечно. Но в паре фраз сожаления типа «С чего такие-то мужики курвятся?» это почти отчетливо звучало.

К Киру я не пошел. Бесполезно или сделаешь еще хуже. У его ненависти была другая природа. Таким образом, без ведома Сашки, я узнал, что наше сообщество приведено в состояние холодной войны – по крайней мере, специально открытые конфликты никто провоцировать не будет, кроме самого Кира. Но это только при условии, что мы не станем мельтешить у них перед глазами. Я думал, что постепенно и этот негатив можно свести на нет. Если уж Андрей с Игорем почти остыли, то остальные тем более слишком барагозить не станут. Сначала холодная неприязнь, потом какие-то совместные дела – все же тут соседи или коллеги по работе, и, глядишь, через пару лет никто и не вспомнит о Сашкиной ориентации. Ну, самое большее, подкалывать его будут по-пьяни. Другое дело, что нет этих двух лет или сколько там потребуется. А есть только неполных два месяца, за которые ничего нельзя изменить, да и вряд ли в этом есть нужда.

О своем новом статусе в нашей компании я тоже размышлял. Я отдавал себе отчет во всех последствиях, но, пристально разобравшись в себе, решил, что в данном случае у меня нет другого выбора. Не потому, что считал Сашку своим другом. Нет. А потому, что все остальные были неправы. Потому что нельзя ненавидеть человека только за то, что он от тебя отличается. Я не простил бы себя, окажись я на стороне неправых.

Всю неделю мы провели в обществе друг друга – я уже хорошо мог водить "Тойоту", еще разок сгоняли на карьеры. Пару ночей я провел у Маши, которая мне и сообщила: "Никита, все уже знают. Ты в пятницу приходи на речку к нам, но один. Тебя тоже обсуждают, но если ты придешь – все быстро устаканится. Они забудут, простят тебе…". Я именно на этом моменте и понял, почему никак не могу влюбиться в Машу.

Мои эмоции по отношению к Сашке теперь легко контролировались. Я продолжал смотреть на него, когда он этого не замечал, но теперь это не выливалось в истерики. Он на меня вообще не напирал и даже не поднимал ни разу эту тему, пока дело не дошло до лото…

Баба Дуся очень любила играть в лото. Да-да, игра такая – «Русское лото» - для тех, кому за двести. Уж не знаю, чем ее привлекала эта игра, но я нередко составлял этим двоим компанию в убийстве времени. В очередной раз выиграв, баба Дуся заявила, что ей пора стряпать оладушки и довольная убежала на кухню.

- Продолжим? – спросил Сашка, растрясая деревянные бочонки в мешке.

- Шутишь? Веселее заняться макраме, наверное. Или, мать ее, икебаной.

- Это невесело, потому что интереса нет.

- На деньги? – я снова уселся за стол и протянул руку к карточкам.

- Давай на деньги, - он задумался. – Хотя нет. Давай чего-нибудь поинтереснее придумаем.

- Например? – я уже раскладывал нам по две новые карточки с цифрами.

- На желание, например.

- И что, будем бегать голышом по двору и кукарекать? – поинтересовался я.

- То есть если я проиграю, то мне нужно будет сделать это?

- Ага, - ответил я. – Твоей репутации теперь только этого не хватает… Моей, кстати, тоже.

- Тогда что?

- Ну не знаю. У самого-то какие версии?

- Играем до полного закрытия двух карточек. Если проиграю я… отдам тебе свою "Тойоту".

У меня аж челюсть отвисла. Но в ироничности его улыбки мерещилась надежда, что он шутит.

- Х*ясе… А я тогда тебе что? Левую почку?

- Если проиграешь ты… То останешься тут ночевать. Со мной. В моей комнате.

На фоне того, что до сих пор он вообще никак не намекал на… это был взрыв. Какое предполагается «ночевать», эквивалентное машине, я боялся даже мысленно произнести.

- Ты гонишь… - однако теперь я уже не думал, что он шутит.

- Нет. Играем?

И он тут же начал вытаскивать бочонки и называть номера. А я, поддавшись импульсу, стал закрывать в своих карточках нужные. В течение игры мы не произнесли ни слова, помимо обусловленных правилами.

Выиграл я.

Он со смехом бросил передо мной на стол ключи от машины, а сам пошел на зов бабы Дуси – ей требовалась какая-то помощь.

Я сидел и смотрел на ключи. Потом на карточки, цифры на которых были закрыты красными пластмассовыми кружочками. Долго смотрел. Потом перевел взгляд на его карточки. Там всего три цифры оставались свободными – 13, 30 и 72. Я отодвинул один из своих красных кружочков и убедился в том, что цифра 13 в игре звучала. Конечно, нашел в скинутых бочонках и остальные. Он зачем-то проиграл. В этой игре легко проиграть, если хочешь.

Я взял ключи и сжал их в кулаке, пытаясь понять, что он конкретно сделал. Во-первых, Сашка знает меня достаточно хорошо, чтобы быть уверенным, что я замечу подлог. Во-вторых, даже если бы я выиграл честно, я бы его машину не взял. А в такой ситуации – уж точно. То есть потерей дорогой тачки он не сильно рисковал… В-третьих, раз я выиграл, пусть и нечестно, то выполнять его желание не обязан. Если бы я проиграл, то… даже и не знаю, что бы я делал, но тогда правда бы была на его стороне. А именно - давление на меня, как проигравшего. Причем давил бы я на себя сам. Кроме того, он сейчас понимает, что до всего этого я уже допер. Это у него такой способ показать, что у меня есть выбор? Я сейчас мог бы проявить благородство, подойти и признать свое поражение. И я этого не сделаю – думаю, он вряд ли всерьез на это надеется. Нет, тут еще глубже. Он понял, что я не выбираю, вообще не думаю об этом, а он заставил меня задуматься о выборе.

- Фу, блядь, - высказал я вслух свое отношение к одному из вариантов этого выбора.

Встал и пошел на кухню. Молча отдал ему ключи, а на вопросительный взгляд ответил:

- Ты же знал, что я ее не возьму, придурок.

Баба Дуся цыкнула на меня и грозно велела садиться за стол. Настроение у Сашки почему-то было приподнятым.

После чаепития мы решили поехать на карьеры. На этот раз ни один из нас не спешил раздеваться - я разулся и бродил по воде, а Сашка просто стоял на берегу. И, как в наших краях бывает часто, небо внезапно затянулось темной пеленой, роняя первые холодные капли дождя. Когда добежал до машины, ливень уже хлестал вовсю. Я завалился на заднее сиденье, и в ту же дверь за мной направился он с криком:

- Двигайся!

Сашка, перевалившись через водительское сиденье, нажал на кнопку, чтобы все окна закрылись. Такой дождь обычно длится недолго, но и без того отвратительную дорогу успеет размыть основательно. После ливня, скорее всего, снова выглянет палящее солнце, и ему потребуется часа три, чтобы подсушить землю. То, что мы застряли тут на все это время, никого из нас особо не беспокоило – нам не было нужды спешить. Хотя сейчас я пожалел, что не добежал до своего переднего сиденья. Меня его близость немного смущала, но делать акцент на этом я был не намерен.

А он и вовсе не напрягался - открыл термос с чаем, всученный нам бабой Дусей, налил себе в крышку, выпил, потом снова налил и протянул мне.

- Так что, толпа в выходные на речке собирается? – вдруг спросил он.

- Угу, - ответил, закручивая крышку обратно. – Если дождя не будет.

- Пойдем туда?

Я уставился на него. Он облокотился на дверцу, а правую ногу подвернул под себя.

- Сбрендил? У меня для тебя сенсационное известие! Ты у нас пидорас. Я – твой друг, что означает, что я тоже пидорас. Тут никакая Маша мою харю от кромсания не спасет, если мы явимся, когда все поддадут.

- Как хочешь, - он пожал плечами. – А я пойду.

- Зачем?!

- Даже не знаю. Позлить их, наверное.

- Глупо!

- Понимаешь, если я прячусь, то за каждого выбор сделает Кирилл. А когда я тут, рядом стою, то волей-неволей приходится выбор делать самому – в морду бить, игнорить или общаться, как раньше. Они не ожидают меня там увидеть, оторопеют, разъединятся. И только в этом случае получат возможность не идти на поводу у Кирилловой глупой ярости. Я из тех, кто разрешает людям выбирать.

Эта тема мне напомнила о другом.

- Как ты мне разрешил выбирать с помощью этого своего лото?

Вместо ответа он улыбнулся.

- Расскажи-ка, чего конкретно ты добивался?

- Никит, я не хочу на тебя давить… Но… «Колеблющегося толкни в любую сторону, если это - не та, он вернется».

Я обдумал смысл этой фразы и переспросил:

- Разве я похож на колеблющегося?

- А разве нет? – он даже подался всем телом по направлению ко мне. – Разве ты уже все для себя решил?

- А, может, ты просто не хочешь принять мое решение? – я играл по его правилам.

- Может быть. Но тогда помоги мне – озвучь его.

Мы давно с ним вообще не касались этой темы, сознательно избегая ее. И вот тут она нас и настигла, в машине, в двадцати сантиметрах друг от друга.

Я тоже развернулся к нему, не желая быть заподозренным в трусости, чтобы смотреть прямо в глаза.

- Ладно… - начал я, хотя это было трудно. – Я не могу сказать, что в моем решении уже все однозначно и меня ничто не беспокоит. Но больше склоняюсь к тому, что мне это не нужно. Когда ты уедешь, я вообще перестану об этом думать.

- Но я еще долго буду тут. Рядом. Каждый день. Ты сам на это пошел.

Я тщательно выбирал ответ:

- И хорошо, что так. Это как испытание… квест в игре. Если сейчас сверну не туда, то провалю всю миссию.

- Но хочется свернуть именно «не туда»? – уточнил он.

Я напрягся. Стало даже как-то холодно – от нервозности или еще непросохшей одежды.

- Не совсем. Я вообще не могу даже представить, что смог бы пойти… ну на все, понимаешь?

- Понимаю, - он зачем-то приблизился еще на пару сантиметров. – А зачем идти на все? Ты думаешь, что я тебя заставлю делать то, чего ты не захочешь? В твоей игре, если вступил в нее, то уже обязан пройти всю миссию до конца без права выхода, что ли?

Я грандиозным усилием воли заставлял себя не отпрянуть, не выскочить из машины под дождь.

- Я… не знаю.

- Тогда давай просто попробуем?

- Что? – а вот это уже паника. Я дышал неровно, рвано, я боялся и хотел узнать, что он имеет в виду.

- Никит, один этап. Закрой глаза. Доверься.

Я, наоборот, распахнул их еще шире, но дышать перестал.

Он усмехнулся, приближаясь еще ближе. У него глаза очень светлые, как зимнее небо, но, вынырнув из них, я перевел взгляд на его губы. Тут же отвернулся, уставившись в лобовое стекло, за которым ничего не было видно.

Он левой рукой медленно повернул мою голову обратно, а потом продвинул ладонь на затылок, пропуская сквозь пальцы мои волосы, надавил, приближая к себе. Я мог бы откинуть эту руку, мог бы ударить его. Но я этого не сделал.

- Закрой глаза и выйди из игры, когда захочешь, - прошептал он уже так близко, что я ощутил теплый воздух его дыхания. И на этот раз я выполнил просьбу.

Он коснулся моих губ мягко, чуть прижимаясь, но я ответил. Почти сразу, хотя сам от себя этого не ожидал. Когда у тебя закрыты глаза, ты не можешь делить мир на правильное и неправильное. Я растворился в этой легкой ласке, очень медленной, слишком ненавязчивой, чтобы пугать. И возможно, я первый немного усилил темп, а он как будто этого и ждал, тут же принимая подачу. Еще сильнее надавил на мой затылок, проникая языком в мой рот. Я даже не вздрогнул, я принял, я ответил. Ладонь сама легла на его шею, чтобы и мое тело могло контролировать откат волны. И теперь я уже сам напирал, а потом отвечал на его напор. Никакого анализа, никакой самодиагностики… Просто волна, которую нужно поймать, чтобы перейти на следующую.

Дыхание сбилось, тело двинулось вперед, чтобы усилить и без того растущее напряжение… И тут Сашка отстранился, а потом прижал свой лоб к моему, заставляя наши головы немного наклониться. Я открыл глаза, но дернуться назад мне не дала его рука, до сих пор твердо лежавшая на моем затылке.

- Никит…

Я молчал, стабилизируя дыхание. Мне захотелось скинуть его руку, чтобы получить свою свободу обратно.

- Никит, - повторил он так же тихо. – Сейчас не копайся в себе. Не оценивай.

- Отпусти, - выдавил я.

Он тут же убрал руку и отвалился назад, снова упершись спиной в дверцу.

- Дождь закончился, - немного нервно констатировал я и вышел из машины.

Сашка присоединился ко мне на берегу только минут через двадцать. Сейчас вынужденное пребывание тут, с ним, казалось очень неуместным. Солнце, как и ожидалось, уже проклюнулось сквозь тучи и разгоняло их в стороны своими лучами.

- Не грузись, - сказал Сашка после длительного молчания.

Наверное, я просто не мог последовать его совету. Не то, чтобы я занимался сейчас тщательным самокопанием, нет. Просто в голове царствовала мутная каша. Белиберда из бессловесных ощущений.

- Никит, - снова начал он, встав передо мной. – Все уляжется само собой, не насилуй себе мозг пустым давлением.

Я смог посмотреть на него. Волосы у Сашки совсем высохли и теперь представляли собой не слишком хаотичный, но беспорядок. Я снова взглянул на себя, смотрящего на него. И увидел, что сейчас мне одновременно стыдно и спокойно, мне нравятся его глаза, волосы и губы, даже когда они вот так плотно сжаты, мне до зуда неприятно от его присутствия, но мне нравится, как я на него смотрю.

- Не гружусь я, - попытался улыбнуться.

- Вижу. Так что, мы до сих пор друзья?

Я задумался:

- Вряд ли.

- О, а ты же прихватил фотик? – его интонация внезапно изменилась. – Пойдем пофотографируем! Я там уток видел. Зум мощный?

И он, не дожидаясь ответа, пошел к машине, чтобы принести фотоаппарат. Я встряхнул головой, а потом повернулся, чтобы посмотреть ему в спину. Но когда он обернется, моего взгляда там уже не будет. Мне кажется, «сложно» наступало только теперь.

 Зарисовка «О любви»
У любви есть, как минимум, три стадии: влюбленность, страсть и непосредственно само Ее Величество. Любовь – как спокойное ощущение внутренней гармонии – проявляется со временем, когда предыдущие этапы уже пройдены. Любовь – это то, что останется от чувства, когда с него слетит последняя эмоциональная шелуха. Когда говорят, что любовь живет всего три года, то, думаю, узко понимают как раз только эти этапы чувственной насыщенности. Вот только они и не вечны, они, по сравнению с настоящей любовью, излишне пафосны, излишне агрессивны. Им, а не настоящей любви, поэты посвящают стихи, они движут умами. Тот, кто пережил влюбленность, а тем более страсть, точно знает, как сильно меняются эмоции под их воздействием. Насколько мощный это наркотик. Он подавляет даже базовые инстинкты – человек может терять аппетит, сон, покой, меняются типичные реакции и характер – то есть по всем признакам, это скорее психологический недуг, так необдуманно возвышенный поэзией. Страсть не дает мыслить свободно, но при этом порождает эйфорию, как психотропный препарат, введенный в организм извне. Но парадокс заключается в том, что, даже понимая весь этот механизм, сопротивляться ему невозможно. Чем ты ближе к предмету страсти, тем тебе лучше. Приблизившись, хочется приблизиться еще. Вообще никаких вариантов! Одно направление. И это движение не заканчивается даже когда физические тела соприкасаются, нет, ты хочешь идти дальше, полностью слиться, хотя это невозможно. Секс – это просто форма обозначения конечной точки такого движения, максимально приближенная к полному растворению.



Естественно, что я пошел в пятничный вечер с Сашкой на речку. Наше появление было ознаменовано удивленным молчанием – тут он был прав - если он хотел их удивить, то удивил.

- Привет всем! – оповестил Сашка и тех, кто случайно не заметил его присутствие. А потом просто пошел и сел на один из больших камней, потягивая свое пиво из бутылки.

Парни, стоявшие неподалеку, просто отошли подальше. Я думаю, что все ждали реакцию буйной Кирилловой троицы, и только поэтому конфликт не начинали. Я стоял неподалеку, высматривая Машу и попутно наблюдая реакцию общественности на возмутительный факт нашего явления. К Сашке подбежала Света и, как ни в чем не бывало, уселась рядом. За ней подтянулась еще пара девчонок, которые немного наиграно, но продолжали весело обсуждать что-то свое. Светино место в компании было незыблемо, с ее помощью можно было бы тут же составить мощную оппозицию всем остальным. Но Сашка вдруг встал, отошел от девчонок и направился к центру компании, сосредоточившуюся около костра.

В общем-то, я понимал, почему он это делает. Раз уж пришел бесить, то беси в полную силу. И не отсиживайся рядом с дружелюбными девчонками. Внезапно раздался голос Данилы, который ненадолго вышел из своего обычного забвения:

- О, Санька, здорово, - он протянул ему руку, потом зевнул и снова вырубился, уронив голову на колени.

Данила из нас был самым старшим. Его жена год назад родила двойню, и он очень любил свою семью. В компании он появлялся нечасто, никогда не пил – он приходил сюда отсыпаться. Если тут ему было спокойнее, то я боюсь представить, что творится в его счастливом доме. Предполагаю, он просто не в курсе о том, что Сашку теперь положено игнорировать. А может, ему вообще теперь сложно разбираться в таких тонких материях, как общественное порицание.

Но удивительно вот что. После его приветствия сразу несколько человек поздоровались с Сашкой. Как будто до сих пор они ждали команды. Девчонки – очень приветливо, парни – немного скованно. И на этот раз никто не решился отойти. Все это со стороны выглядело поразительно. Ему протянули пластмассовый стаканчик с водкой, и уже минут через десять сконцентрировался кружок, из которого звучал сначала немного натянутый, но потом вполне искренний смех. Десять минут! И уже нашлись те, кто принял его! Я оставался в стороне, продолжая всматриваться в остальную толпу. Кто-то недовольно перешептывался и демонстративно сплевывал на землю, но не было похоже, что они прямо сейчас начнут выяснять отношения с Сашкой. Нигде не было видно ни Маши, ни Кирилла, ни двоих его ближайших друзей. Я уж было решил, что как раз сегодня они не появятся, как вдруг рядом раздался голос Игоря:

- А твой дружок совсем безбашенный… - это было сказано скорее задумчиво, чем с агрессией. Я повернулся к подошедшим. У Андрея на носу до сих пор белел пластырь, а Кирилл, хмурясь, смотрел в направлении костра.

Игорь продолжил:

- Я думал, мы договорились. Какого хера вы тут забыли? – и до сих пор без злости.

- Если вам это не нравится, - ответил я, - то можете сваливать.

Андрей не дал ответить Игорю:

- За**ал меня уже этот кипиш, честное слово! Ненавижу пидоров, но… я на его месте бы не пришел. Да никто на его месте бы не пришел! Если он не мужик, тогда я и не знаю, кто вообще мужик, – и сказав это, он сделал самое невероятное, что я даже вообразить себе не смог – он пошел к костру и уселся рядом с ними, прикрикнув на одного из парней: - А мне водяры?!

Думаю, Игоря это потрясло не так сильно, как меня – вероятно, он знал друга гораздо лучше. Он просто прокомментировал:

- Да и х*р с вами обоими. Гондурас этот все равно потом уедет в свою Москву, после этого про него никто и не вспомнит. Делайте, что хотите! Я только одного понять не могу – чего к нему девки так липнут? Теперь-то чего? – и не дождавшись ответа, обратился к Киру: - Угомонись уже, Кирюх! Мы ж не пацаны, из-за такой падали разборки устраивать и выходные себе портить.

И увел друга к одной из отделившихся компаний. Я в этот момент и понял, что Сашка победил. Его не станут обожать и принимать, как раньше, все подряд. Всегда найдется тот, кто сплюнет и отойдет. Но свое незначительное и еще шаткое место он отвоевал честно. Даже Кир, похоже, просто смирился.

Наконец-то увидел Машу. Она сидела совсем далеко, разговаривая с одной из своих подруг. Я ясно понял, что она видела все, что происходит, и решила для себя, что не хочет оказаться по нашу сторону баррикад, как и большинство в компании. И я не был расстроен, потому что и не ждал от нее преданности. Она имела на это право. Я несколько месяцев морочил ей голову, иногда пропадая на недели, использовал ее, даже не пытаясь хоть как-то ответить на ее чувства. Я не злился, но кажется, именно тогда я пришел к выводу, что мы больше не встречаемся.

Безупречно тот вечер пройти и не мог. Мы уже сидели небольшим кружком и хохотали над очередной Светкиной историей о двоюродных братьях, когда к нам подошел шатающийся Женька.

- Эй, педрила, - понятно, к кому он обратился. – Расскажи-ка мне – ты сверху или снизу?

Сашка отцепил от себя руку одной из девчонок и встал.

- А ты с какой целью интересуешься? Фантазии донимают?

Женька шагнул вперед:

- Я тебя щас пер**бу.

- Это я тебя щас пер**бу, - снова вмешалась Света. – Гитарой.

- Гитару не трогать! А то я тут всех пер**бу, – снова подал голос Данила и опять уснул.

- Захлопнись, Женька. Не порти вечер. Светланка, пой! – заявил уже сильно пьяный Андрюха. – Вон ту помнишь, про флейту?

Сашка посмотрел на девушку с какой-то ненавистью. Она, заметив его взгляд, просто пожала плечами. Его уже не в первый раз злило ее вмешательство, но он просто не знал Свету так, как остальные – ее бесполезно просить и требовать бесполезно. Она будет делать то, что захочет! И он даже не видел, насколько они с ней в этом похожи.

В целом, можно сказать, что первый выход в свет после камин-аута удался. От идеального далеко, очень далеко, но гораздо лучше, чем я мог ожидать.




Зарисовка "О любви на расстоянии"
Вот не верю я в любовь на расстоянии, хоть ножом режьте! Конечно, если разлука кратковременная, вам за девяносто и ни на одного из вас больше никто не смотрит - тогда да. Телефоны, соцсети, скайп - это, конечно, упрощает общение. Точнее, продлевает агонию. Я знаю, что есть много таких, кто и в разлуке думает только о своей второй половине - не изменяет, не смотрит на других, начинает избегать шумных компаний, чтобы не поддаваться соблазну. Он приносит жертву. А как известно, жертва всегда требует ответных жертв. Чем сильнее он мучается, тем большего будет ждать от своей любви. И не факт, что она оправдает его ожидания.

Боже, как он верещал! И ведь сам сказал мне сворачивать на поле! Луг, заросший невысокой травой, довольно ровный, испрещенный чуть заросшими следами от шин. Здесь ездили нечасто, в основном, направляясь к лесу – за грибами или ягодами. Я водил уже достаточно уверенно, чтобы не спорить со своим наставником в выборе маршрута. Вот только странный дребезжащий «пзззыыыыыызь» с моей стороны стал полной неожиданностью.

Сашка вылетел из машины сразу, как только я затормозил. И его лицо, выражающее неподдельный ужас, надо было видеть! Я тоже вышел, чтобы оценить весь трагизм ситуации.

Ага, зацепил пенек, который я видел заранее и пытался объехать. Достаточно высокий, чтобы он мог разнести всю бочину со стороны водителя. Пригляделся к блеску черной краски. Еще пригляделся. Нашел! Вот царапина – длиной сантиметра два, с расстояния трех шагов – неразличимая. А Сашка продолжал верещать:

- Родная моя! Красавица моя! Как он мог?!

Он лег на капот и попытался его обнять двумя руками. Я бы не удивился, если бы он по-настоящему заплакал.

- Мы столько лет вместе, а этот негодяй решил убрать с дороги соперницу?!

Машине было от силы года два, поэтому «столько лет» - было явно художественным преувеличением.

Он снова посмотрел на царапину и снова завалился на капот, вопрошая у неизвестных богов: «Как это произошло?! За что?!».

- Э-э, Сань… Извини, - наконец решился я прервать сей истеричный монолог, хотя было уже ясно, что стеба в этой истерике гораздо больше, чем самой истерики.

Он зыркнул на меня серыми глазищами и гаркнул:

- Не сейчас, Никит! Сейчас я тебя не люблю!

Он еще какое-то время ахал и охал, но мне внезапно стало не до смеха. От этой фразы внутри как будто что-то сорвалось. «Сейчас я тебя не люблю». Сейчас? А вообще? После карьеров он ни разу не приблизился ко мне даже на расстояние шага.

Я ощущал, как во мне растет потребность. Подойди, положи мне руку на затылок, заставь меня тебе ответить. Лиши возможности думать. Зачем ты вообще тогда на этих карьерах… этот первый этап… Меня бесило то, что я хочу к нему приблизиться больше, чем он ко мне. Я бы мог смириться, если бы он давил, намекал, напирал, а с равнодушием – нет. Меня он как будто бросил в водоворот, а потом оставил в нем одного. Как будто сжал в кулаке, а потом забыл о том, что я до сих пор там и мне до сих пор больно. И снова накрыла тошнота.

- Никит, - уже серьезно и спокойно. – Ты в порядке?

Я кивнул и направился обратно в машину, но сел на пассажирское сиденье. Назад он точно поведет сам.

- Меня что-то тошнит, - честно ответил я на его пристальный взгляд.

И он даже не съязвил что-то наподобие «Незапланированная беременность?» или «В красавице блевать нельзя!». А просто молча отвез меня домой.

- Сынок, садись, поешь! – крикнула мама из кухни.

- Попозже, мам. Я у бабы Дуси накидался, - и быстро направился в свою комнату.

Прямо в одежде завалился в постель, предварительно достав одеяло. Закутался в него, как в кокон, не обращая внимания на жару. Попытался уснуть, но мысли пробирались в черепушку, отгоняя от меня желанную прострацию. Я ждал, когда Сашка пролезет в окно и поинтересуется, что со мной. Я боялся этого. А он все не появлялся. Я перебирал в уме все доступные способы суицида. А он не приходил. Я хотел заплакать, как маленькая девочка, зарыдать во всю глотку, но не позволял себе этого. Мне почти удалось уснуть, когда дверь скрипнула, и он зашел в комнату.

- Никит, ты заболел?

Я стянул одеяло на грудь и ответил спокойно:

- Ага. Диссоциативным расстройством идентичности.

- Это когда днем работаешь воспитателем в детском саду, а по ночам превращаешься в другого человека и насилуешь старушек?

- Точно. Так все делают.

- Не спорю. И с чего тебя вдруг так накрыло? – он продолжал стоять в двух метрах от моей кровати.

- С тебя, – ответил я максимально честно.

Он улыбнулся.

- Никит… Тебе легче заболеть этим… диссоциативным расстройством, чем подойти и взять меня за руку?

- Ага.

- Или ты ждешь, когда я сам подойду к тебе?

Я поморщился, но решил не сдаваться:

- Наверное.

- Я понял, - он это сказал после короткой паузы и уже совсем серьезно. – Ты хочешь меня. Но только так, чтобы я прижал тебя к стенке, а ты потом поддашься, чтобы это было полностью мое решение. Так?

Не дождавшись моего ответа, он, как часто это делал, повторил:

- Так?

- Не совсем. Я сам не знаю, чего хочу.

- Никит, если бы ты был девушкой, то я бы и вел себя иначе. Выключай уже принцессу.

Я закрылся одеялом с головой, а потом откинул его. Сел. Встал. Шагнул к нему и замер на расстоянии шага.

- Твоя мама не зайдет? – он снова улыбался.

Я об этом даже не подумал. Узнав на собственной шкуре, какой была бы реакция моих родителей, я почему-то совершенно перестал интересоваться их мнением на этот счет. Но она не зайдет. Она вообще редко посещала мою комнату, а обычно громогласно звала, если ей что-нибудь было нужно.

Решил, что отвечать вслух не требуется. Но и сделать последний шаг к нему никак не мог себя заставить. Он тоже стоял, продолжая улыбаться, но как-то криво, а глаза сузились, обозначая пристальное внимание и интерес.

- Никит, не принуждай себя.

Эта фраза и помогла мне решиться. Я приблизился, протянул руки к его шее, чтобы заставить наклонить голову. И поцеловал. Сам. И внутри, наконец-то, все улеглось.

Уже через несколько секунд он обхватил меня руками и с силой прижал. Но тело желало быть еще ближе, до боли вжаться в него. В этот раз он напирал гораздо мощнее, чем тогда, в машине, что мне подсказало, что хотел он этого точно не меньше, чем я. Но не хотел давить? Ждал, когда я сам определюсь? Я оторвался от него и посмотрел, как он тоже открывает глаза - со зрачками чуть ли не во всю радужку.

- Саш… - я не смог закончить.

- Никита, слушай. Мы сейчас, прямо сейчас соберемся и поедем в город. Туда четыре часа езды, там останемся… где-нибудь в гостинице. Вернемся завтра.

- Нет. Нет! Я не хочу… Не готов.

- А я тебе и не предлагаю ничего, к чему ты не готов! Успокойся уже! Нам обоим нужно сменить обстановку и все. Никакого алкоголя! Чтобы ты не смог потом все списать на алкоголь, - он тихо рассмеялся, так и не выпуская меня из своих рук.

Не знаю, он на самом деле ни на что не надеется или это только, чтоб я перестал напрягаться?

- Зачем тебе это, если ты знаешь, что ничего не будет?

Он приподнял бровь.

- Почему же ничего? Будет то, к чему ты готов. К поцелуям ты уж точно готов.

- И не больше! – я решил на берегу обозначить свою позицию.

- Я просто хочу узнать, храпишь ли ты во сне, - подмигнул Сашка.

- Ну да. Ты так часто будил меня посреди ночи, что вряд ли этот секрет еще не раскрыт.

Он не отреагировал.

- Я хочу, чтобы ты привык ко мне. Привязался так, чтобы я тебя отлепить не смог, даже если бы захотел. Как последний гребаный эгоист.

И я согласился.



Поездка заняла у нас все шесть часов, в противовес обещанным четырем. В машине мы скользких тем не касались, поэтому я очень быстро отвлекся, углубившись в обсуждение направлений современной музыки. Перекусили в придорожном кафе. Останавливались, чтобы пофотографировать наиболее впечатляющие пейзажи. Сашка, похоже, тоже никуда не спешил, потому что никак не демонстрировал нетерпение. Хотя это полностью вписывалось в его характер - я, тем не менее, был за это благодарен.

В итоге, добрались до гостиницы мы уже поздним вечером. И на ресепшене не были удостоены ни одним пристальным взглядом, никаким намеком на подозрение, что мы собираемся заниматься каким-то непотребством. Нет, мы просто были двумя парнями, которые решили у них остановиться, прервав свое путешествие. Невнимательные идиоты! Да, я параноик, скучающий без преследования.

Номер был двухместным – небольшая комната, вмещавшая в себя две широких кровати, стол, платяной шкаф и телевизор. Отдельная дверь вела в совмещенный санузел. Душевая кабина впечатляла огромным количеством светящихся кнопок. День и без этой поездки был очень насыщенным, поэтому сейчас, если бы тут не было Сашки, я бы залез в душ, а потом с удовольствием растянулся бы в постели. Самого его мое присутствие, видимо, совсем не смущало:

- Ого, какая красотень, даже не ожидал! Кто полезет в нее первым?

Сонливость как рукой сняло. Хорошо, что я не склонен краснеть, потому что в его присутствии, наверное, постоянно щеголял бы помидористостью.

- Давай ты. Я пойду на балкон покурю.

Он сжал руками мои плечи и чуть наклонился, чтобы наши глаза были на одном уровне:

- Никит, успокойся. Успокойся, я тебе говорю! Мне от твоего напряжения уже выть хочется! Примешь душ и завалишься баиньки! Все! Прекрати обо всем этом думать! Никто тебя невинности лишать не собирается.

- Фу, бл*дь, - это была моя типичная реакция на подобные мысли.

- Сегодня.

- Что сегодня?

- Сегодня не собирается, - он заржал и вышел из ванной, прикрыв за собой дверь.

- Фу, бл*дь.

После меня, конечно, в душ пошел и он, а я все же вышел на балкон. Вода смыла усталость и привела мысли в порядок. Теперь стало даже немного смешно от недавнего волнения. Когда Сашка вышел, растирая волосы полотенцем, я сидел на одной из кроватей, щелкая пультом. В Новой Засопке всего восемь каналов – и, как мне казалось, даже этого было в переизбытке. Тут я насчитал двадцать четыре, но прервал дальнейшее исследование, когда он зашел в комнату. Все-таки вид его мокрых волос меня доводит до оцепенения. Всегда доводил. Сашка был одет в ту же синюю футболку, а джинсы сменил на спортивные штаны. Мокрыми босыми ногами он прошлепал по ковру и завалился на ту же постель, где сидел я.

Убавив звук, я тоже откинулся на подушки, подложив руку под голову.

- Я могу задать несколько вопросов… ну… интимного содержания? – начал я, глядя в потолок.

- Мне уже даже Света задала пару таких вопросов, а ты до сих пор стесняешься, - со смехом ответил он. Сашка повернулся на бок в мою сторону, но я продолжал пялиться на люстру.

- Расскажи о… физиологии процесса, - я вспомнил тот термин, который использовал он сам, когда мы в предыдущий раз были в этом городе.

- О сексе? Анальном или оральном? – он даже не пытался скрыть веселья.

- Фу, бл*дь, - не удержался я.

- Так… ладно. О сексе… Короче, все не так просто, как иногда кажется. Нет, лично тебе-то кажется излишне сложно – это я уже понял. Так вот. Многие гей-пары вообще не занимаются анальным сексом. Да, я не шучу. Где-то читал, что процентов двадцать пять. Есть много других способов, и никто не обязан делать что-то неприятное для себя. Хотя… Если хочешь знать мое мнение, - он подождал моей реакции, но не дождался, - процесс этот офигенный для обеих сторон. Актив наслаждается контролем над ситуацией и человеком, которого он хочет, пассив… ну знаешь, там есть выход простаты…

Я не был готов углубляться в эту тему до такой степени, поэтому перебил:

- А ты кто?

Он громко рассмеялся.

- Готов стать универсалом! Прямо очень-очень готов!

- А обычно кто? Актив?

Он не отвечал, поэтому мне пришлось посмотреть на него и оценить ответ в ухмылке.

- А в роли пассива был? – я хотел стереть эту уверенность с его лица, но у меня не получилось.

- Да. Пару раз. С парнем, с которым встречался год.

Про его парня мне слушать не особо хотелось.

- И как?

- Я же говорю – процесс офигенный для обеих сторон. Просто… не знаю, у меня, наверное, характер другой, поэтому явно предпочитаю свою роль в постели. И чтобы не было проблем, нужно… подготовиться, обязательны презервативы, смазка и… терпение. В общем, все не так радужно, как хотелось бы, - он снова смеялся, а я отвернулся назад к своей люстре. – И почему это я до сих пор не слышу твоей «фу-бляди»? Мне продолжать?

- Не надо, - я задумался. – Наверное, я никогда бы не согласился на роль пассива.

- Ого! То есть сверху быть ты уже готов? Можем это обсудить.

- Прекрати! – я сел. Даже и злиться было не на кого, ведь я сам завел этот разговор.

Он обхватил меня руками сзади и положил подбородок на мое плечо.

- Никит, я все никак не могу понять, кого ты боишься – меня или себя? Если меня, то не стоит. Я ничего не сделаю во вред тебе. А если себя… тут, конечно, сложнее. Но если ты чего-то хочешь или захочешь, неужели ты сам будешь действовать во вред себе? Мы можем двигаться так медленно, как тебе захочется, можем остановиться на этой стадии, можем вообще все прекратить.

- Я не знаю, как это прекратить.

- И очень надеюсь, что никогда не узнаешь. Мне бы… этого не хотелось, - его улыбка звучала в голосе.

Я решил выяснить до конца хотя бы один вопрос, поэтому развернулся лицом к нему.

- Саш, честно, как ты ко мне относишься? Ты сам-то чего хочешь?

Он смотрел пристально, как всегда. Его, наверное, вообще невозможно сбить с толку.

- Ты мне понравился не сразу, не с первого взгляда. Но довольно быстро. Ты красивый, но красивых парней предостаточно… Ты просто другой. И даже не для засопкинского уровня, вообще другой. Везде. Ты поэтому и потянулся сразу ко мне, потому что из своего поселка давно вырос. Ты и из Москвы со временем вырастешь, и тогда даже не знаю… Придется ездить по миру, наверное. Чего я хочу? Всего. Хочу, чтобы мы пошли до конца. В идеале - прямо сейчас. Хочу, чтобы ты поехал со мной в Москву и там, без глупых ухаживаний, мы сразу жили бы вместе. Хочу, чтобы ты поступил в институт, хотя бы на заочное. Хочу, чтобы ты стал писателем, потому что только тогда ты сможешь быть счастливым. Хочу, чтобы ты много фотографировал, но желательно меня. Хочу, чтобы только из меня ты никогда не вырос. И хочу, чтобы тебя сейчас не вырвало радугой, потому что лично я к этому близок.

От такого признания я опешил. От искренности. От продуманности. Конечно, я знал и раньше, что нравлюсь ему. Нет, наверное, гораздо больше, чем нравлюсь. Но к такому бизнес-плану я подготовиться не успел.

- И ты правда думаешь, что я сорвусь в Москву? Из-за тебя?

Он уже снова укладывался на спину.

- Я думаю, что если ты и сорвешься, то только из-за меня.

- Самоуверенно.

- Нет, Никит. Я просто в тебе вижу больше, чем ты сам. Я не знаю, любишь ты меня сейчас или нет, но точно доверяешь мне сильнее, чем кому-то когда-либо. Ты пойдешь на такой шаг, как переезд, или со мной, или не пойдешь вообще.

Я не знал, что ответить. О переезде из Новой Засопки я вообще никогда всерьез не задумывался. А тем более в Москву, которая меня вообще ничем не прельщала – пустая суматоха, гонки на опережение в любой сфере и столичные понты. Ладно, допустим, мы и правда станем парой, хотя сейчас вообразить это сложно, но что будет, когда мы разбежимся? Что я буду делать в этом муравейнике, оставшись один? Продолжу быть недо-пидорасом или вернусь домой?

- Все, Никит, я спать, - вдруг заявил Сашка. – Сваливай на другую кровать. Или оставайся - целоваться будем.

Поразмыслив, я выбрал второе. Вся эта череда откровенности не убавила мое желание приближаться к нему.

Я лег рядом, а он тут же меня обнял, сжимая до хруста костей. А потом отпустил, перекатился и навис сверху.

Он поцеловал меня легко, едва коснувшись губами, потом отстранился. Снова коснулся и снова отстранился. Пока я не выдержал и не потянулся к нему сам. Он с улыбкой попытался снова отпрянуть, но я обхватил его шею, заставляя прижиматься ко мне. И тогда он навалился уже всем весом, что неожиданно оказалось до стона приятно. И поцелуи сразу стали другими – я проник языком в его рот, он ответил и сразу контратаковал. Это был уже наш третий поцелуй, но на этот раз по другим правилам. Теперь я полностью был под его контролем, и это… многое меняло.

Он сдвинул ногу так, что теперь она упиралась мне прямо в ширинку. Я судорожно вдохнул, пытаясь остановиться, но тело само подалось вперед, желая усилить нажим. Стало даже больно от нарастающего там напряжения. Саша уже целовал меня в шею, смещая одну руку вниз. Я остановил его пальцы, уже ухватившиеся за застежку молнии.

- Не надо, - наконец-то выдохнул я.

Сашка перехватил мою руку и завел ее за голову. Теперь он крепко держал ее другой – той, которой упирался в постель. На полномасштабное сопротивление сил не хватало, перед глазами уже стояла пелена возбуждения и ноющей боли, которая сильно ослабла, когда он, наконец, расстегнул мои джинсы.

- Никит, кажется, уже надо, - ответил он.

Он запустил ладонь под белье и сжал член. На секунду замер, дав мне привыкнуть к своему теплу, а потом начал движение. Я провалился куда-то вовнутрь, пытался выбраться, возразить, но падал обратно.

- Подожди! – это мой голос? – Подожди, Саш.

Он внял и замер. Но руку оставил на том же месте, мешая сосредоточиться.

- Никит, ну хватит уже, а? Я, по-твоему, спермы никогда не видел?

Меня эта фраза немного отрезвила. Но не до такой степени, чтоб ощутить стыд.

- Нет. Саш…

- Ну что? – он снова улыбался. Этот гад вообще всегда улыбался, даже в такой ситуации!

Я никак не мог сформулировать, что хочу сказать.

- Ну… это… блин! Черт…

- Из твоего красноречивого монолога я уловил только одно: «Сашка, продолжай, делай со мной, что хочешь».

- Нет. Я… Ладно. А ты как?

Он наклонился и снова поцеловал меня. А потом прошептал прямо в губы:

- Не переживай. Я на грани. Закончу потом в ванной, чтобы твою психику не травмировать, - он тихо смеялся.

Я почти полностью вернулся в себя.

- Это как-то… Давай, я тоже…

- Уверен?

Нет, уверен я точно не был. Но Сашка отпустил мою руку, которую до сих пор удерживал. И я, решившись, направил ее к нему. Сначала провел поверх штанов – и это было, мягко говоря, непривычно. Но Сашкино лицо изменилось – он как будто сжался весь, напрягся, закусил губу. И чтобы посмотреть, что будет дальше с этим непривычным для него выражением, я нырнул рукой под резинку. Сначала провел ладонью вдоль, а потом обхватил и начал двигать. Мне не стало противно, хотя именно этого и следовало ожидать, я, наоборот, входил в азарт, смотря на то, как его губа от напряжения побелела, как едва уловимо закачался локоть, которым он упирался в простынь. Через секунду он тоже начал двигать своей рукой, и я снова провалился вовнутрь. Я кончил первым, а Саше потребовалось еще пара движений, чтобы присоединиться.




Я проснулся, чувствуя тяжесть его руки на моей груди. Повернул голову – Сашка уже тоже не спал.

- А про оральный секс-то я тебе забыл рассказать! – сказал он.

- Придурок! – посмотрел я в потолок, потом закрыл лицо руками. Ну наконец-то смущение соизволило явиться. Мы оба были голыми. В процессе следующего поцелуя выяснилось, что одежда нам только мешает. А я узнал, что меня возбуждает вид его тела и особенно – ощущение под пальцами мурашек, бегущих по спине, когда я касаюсь языком его шеи. Дальше взаимной мастурбации мы, слава олимпийским богам, не зашли. Думаю, за это стоит благодарить именно Сашку, потому что я не знаю, смог бы остановить его, если бы он этого захотел. Нет, уверен, что он хотел, просто пожалел меня, утреннего.

Домой я возвращался другим – узнавшим себя с изнанки, перевернувшим внутренний порядок. Другому мне было легко целовать Сашку или касаться его руки. Да и он теперь делал это гораздо чаще. Стерев первую границу, остальные уже не кажутся такими уж непреодолимыми.

 Зарисовка «О Сашке»
Сашка приехал в Новую Засопку полтора месяца назад
Сашка, мой друг, мой бывший друг
Когда я писал о человеке, который не вписывается в общий стереотип, я имел в виду
У меня появилось новое увлечение - фотография
Есть только один человек, кроме меня, читавший эту тетрадь
Я меняюсь, когда он рядом
Каждому художнику нужен тот, кто разрушит границы в его сознании
Я не знаю, как буду жить… после него.




В поселок мы вернулись уже ближе к вечеру и сразу разбрелись по домам. Но на следующее утро Сашка ввалился ко мне, как это бывало всегда, когда я не вваливался к нему.

- Привет, - сказал он, прикрыв за собой дверь. – Ну что, ты как? Смирился? Или задолбаешь теперь своей рефлексией?

- Не задолбаю, - заверил я, натягивая штаны.

- Серьезно? – он подошел к кровати и уселся рядом. – Я просто тебя не узнаю!

- Я сам себя не узнаю, - ответил я, но при этом толкнул его плечом, чтобы убедить, что я не гружусь по этому поводу. Наверное, я просто устал грузиться или, как он сказал, «смирился». – Но, Саш, кто мы теперь? Ты же знаешь, писателю нельзя путаться в терминологии!

Он выдал после непродолжительных раздумий:

- Я бы сказал – пара, но вряд ли ты оценишь мой благородный порыв… Никит, считай меня теперь кем хочешь, только не вздумай отдаляться. Я в свое время этот этап миновал благополучно и очень быстро. Но ты-то у меня особенный… Писа-а-атель, етить твою неловко.

- Посмотрим, - не знаю, на что конкретно из сказанного я предлагал посмотреть. – Надеюсь, напоказ мы ничего выставлять не будем?

Сашка прищурился:

- Я – идиот, по-твоему? Тебя отец избил, даже когда еще не за что было бить… Да и остальные… Напоказ можно выставлять, если вообще захочешь, только при условии, что решишь потом со мной уехать.

- Да не поеду я в твою Москву! С чего ты вообще это взял? Какую работу я там найду? Держи свою крышу на месте!

- Ну, значит, и выставлять нечего!

Его перебил мой телефон, трещавший из-под кровати. Он наклонился, чтобы достать, а потом протянул сотовый мне.

- Внимательно!

- Никитос, здорово, брательник! - Серега манеру орать так, что я его из Жирного ряда мог расслышать и без телефона, унаследовал от нашей нетихой матушки.

- Привет.

- Ты что-то совсем потерялся.

- Ну…

- Ты ж в отпуске? Загляни ко мне сегодня. Мы мясо купили, матери отнесешь килограммов пять… И… Никитос, Танюхиного брата тоже захвати. Посмотрю на него.

Я перевел взгляд на Сашку, который, конечно, мог расслышать каждое слово, и ответил:

- Ага.

В Жирном ряду, само собой разумеется, вся шпана уже знала о Сашкиной ориентации. Но если до него им особого дела не было, то уж мою персону они обсосали до косточек, я уверен. Мы не боялись нарваться на кого-то из них – шансы были минимальные. Я вообще сомневаюсь, что пидорасы из тридцать шестой способны выползти на дневное солнце, не рискуя быть спаленными заживо. Но даже если бы и нарвались, то нас это не особо тревожило. Было даже немного жаль, что мы добрались до пятиэтажек без приключений.

Сереге было почти тридцать. Его жена с детьми ушла к подруге, как объяснил нам брат, пригласив войти в квартиру.

- Садитесь, садитесь, пацаны. Чаю? Кофе? Коньячку?

Мы отказались от всего, а Сашка с интересом рассматривал моего брата. Я вспомнил, как он расспрашивал о нем.

- Как Танюха поживает? – Серега обратился сразу к нему.

Сашка неопределенно повел плечами:

- Нормально поживает. Замуж вышла. Ребенка ждет.

- Такая же красавица, как раньше?

- Мне сложно судить. Я – ее брат, - усмехнулся тот.

- Краса-а-авица! – ответил сам себе Серега. – Такие всегда красавицами остаются. Ну… рад за нее. Вы сильно похожи внешне, - он констатировал очевидное.

- А вы с Никитой нет, - зачем-то сделал вывод Сашка.

- Так я сразу говорил, что он у нас подкидыш! – разразился смехом брат. – Сильно умный уродился! Не иначе, подменили в роддоме!

Он посмеялся собственной шутке, а потом вдруг сник:

- Я поговорить с вами хотел… - мы оба ждали, когда он начнет. – Мать рассказала мне о твоей шуточке, якобы ты гей, и как в бубен от отца прохватил… Ну это ладно. И потом я, значит, узнаю от парней, что ты, - он посмотрел на Сашку, - гей всамнатуральнейший. И это вопрос времени, когда сплетни дойдут до родаков… Я это к чему – мне, в принципе, насрать там на все эти ориентации, своих забот по горло. Но, Никитос… Что за хрень?

- Да нет никакой хрени. Никита просто под раздачу попал, заодно со мной, - вмешался Сашка.

Серега продолжал смотреть на меня:

- Это так? Ты, брат, не по мальчикам?

Я чуть не ответил: «А если бы и так?» - так же, как с отцом - посмотреть на его реакцию. Мне почему-то казалось, что брат до такого, как мои родители, не опустится, хотя наверняка я знать и не мог. Но мне помешал наш недавний разговор с Сашкой о том, что если я собираюсь оставаться тут, то и незачем портить себе жизнь информацией, которая никого не касается.

- Нет, Серега, я по девочкам.

- Ну и славно. Девочки… они девочки и есть, чего уж там, - брат снова растянулся в улыбке. – Знаешь, а я почти уже убедил себя в этом! Ну, что вы – вместе, – он расхохотался.

- С чего вдруг? – спросил Сашка.

И брат снова посерьезнел, глубоко задумавшись.

- Не знаю, Саш, не знаю. Как будто на вас могла перекинуться наша с Танюхой… Знаешь, она всегда для меня будет… как икона, как статуя Будды. Я Наташку свою люблю очень! И детей! Но... кажется, живу только потому, что где-то там живет Танюха.



За несколько дней до окончания моего отпуска мы все-таки решили поехать на Дальние озера, при этом не будучи уверенными в том, что Сашкина «Тойота» туда способна добраться. Лучшей из моих идей была угнать «УАЗик» Кирилла, но напарник отчего-то со мной на такое преступление идти не решился. Но нам обоим очень хотелось провести несколько дней наедине друг с другом. Наверное, это был решающий фактор.

- Опять застряли! Красавица моя, держись! – верещал Сашка тем же тоном, к которому прибегал каждый раз, когда дело касалось машины.

Мне пришлось снова вылезти, найти камень, подставить его под переднее колесо, и потом толкать автомобиль, под завязку загруженный картошкой, тушенкой, палаткой, лодкой, теплыми вещами и прочими «нужностями». До озер мы добирались почти сутки, и, может быть, оба втайне надеялись, что на обратной дороге застрянем безнадежно. Начался август, а значит, наступал период затяжных дождей, а в этом случае дорогу размоет до состояния невменяемости. И тогда мы сможем с легким сердцем остаться там еще на какое-то время, пользуясь этим как оправданием – для начальника на заводе, для родителей и для себя самих.

Мы остановились на ближайшем озере – оно и было самым пригодным для жизни и рыбалки. Вокруг за сотню километров не было ни души, что создавало ощущение, будто мы переместились в другой мир. Полной отстраненности от старого мешал только Сашкин телефон, который ловил и в этой глуши.

Вечерами мы сидели у костра, а поднимались на заре, чтобы порыбачить, потом снова отсыпались, чтобы после обеда пойти купаться. Я совсем перестал стесняться появляться перед Сашкой голышом. Возможно, даже наоборот – испытывал странное волнение, ловя на себе его взгляды. Я был влюблен… а это исключает многие барьеры.

Конечно, мы почти постоянно дарили друг другу ласку. Я готов был отказаться от еды и сна, лишь бы не прерывать наши поцелуи, перемежая нежность со страстью. В те дни я и представить себе не мог, что это когда-нибудь может наскучить. Но бывало и такое, что мы останавливались до полной разрядки, просто утихнув в объятиях. И такие моменты по своей долгосрочной значимости казались даже более важными.

Бывало, мы ссорились. Речь все равно иногда заходила об его отъезде, и тут, даже без лишних слов, у обоих портилось настроение. Сашка никогда не позволял раздражению проявляться слишком сильно, но что-то даже во взгляде его менялось. Но чем больше я думал о переезде в Москву, тем больше убеждался в нелепости этой идеи. Он предлагал решение для каждой практической проблемы, а в реальной жизни практические проблемы не менее важны, чем чувства. Но во всех его решениях звучало примерно следующее – я буду сидеть у него на шее, пока не поступлю в институт; если мне будет угодно, то я могу потом найти подработку, но это сильно будет мешать учебе и отвлекать от саморазвития; до получения диплома я хорошей работы не найду и лучше было бы потратить это время на писательство и улучшение моего английского… и так далее, и тому подобное. Нужно ли уточнять, что для меня это было неприемлемо? Эта канитель затянется, минимум, на несколько лет, и все это время я буду от него зависим. Смогу ли я потом отделить свои реальные чувства к нему от благодарности?

В итоге сошлись на том, что я останусь в Новой Засопке, но поступлю на заочное в один из столичных вузов. Филологический факультет – вполне приемлемое решение, учитывая, что конкурс там значительно ниже, чем на журналистике. Заодно решили, что после возвращения в поселок узнаем, не поздно ли подать заявление уже в этом году. Я считал этот вариант единственно возможным, но Сашке он совсем не нравился. Конечно, этот выбор предполагал, что видеться с ним мы будем раза два в год. На его возражения я отвечал, что он и сам мог бы переехать. Вряд ли наш поселок чрезмерно нуждается в архитекторах, но инженером на завод его возьмут точно. Даже зарплату будут платить раза в два выше моей… и раз в пять меньше той, что он будет получать в фирме, в которую выходит в начале сентября. Но этот негодяй мое чувство юмора никак не мог оценить, а только сильнее хмурился.

Мы никогда не признавались в любви прямо. В те дни, на озерах, мы любили друг друга бесконечно, до такой степени, что даже произносить это слово вслух казалось упрощением. Для меня это было не состояние, а процесс, в отличие от счастья. Вот счастье обозначить очень просто – это кратковременный миг полного эмоционального наполнения, а в любви можно смутно отслеживать ее зарождение и невозможно прогнозировать развитие в будущем. На Дальних озерах мы были счастливы.

Конечно, Сашка хотел большего и в вопросе наших уже совсем интимных отношений, но никогда об этом не говорил. Он наблюдал, как я зрею и просто не вмешивался в эту эволюцию. Хотя в последний вечер он все-таки закинул меня без предупреждения на новый этап.

Мы плавали, когда начался дождь, и я попытался вылететь из воды на берег, но Сашка успел меня перехватить. Сам он обожал купаться во время дождя и все время пытался мне доказать, что сложно вообразить себе лучшее удовольствие. Но мне это не нравилось - я терялся от смешивания ощущений. Вода в озере становится как парное молоко, особенно если дождь хлещет ливнем. Тебе хочется раствориться в ней, распуститься, как масло, растечься до берегов. Поэтому ты погружаешься, а потом снова выныриваешь и теряешься от изобилия воды. До головокружения. До дискомфорта. Но на этот раз Сашка обхватил меня, не давая ни погрязнуть в своих ощущениях, ни уйти от них.

И тут же, зная, насколько мне неуютно от этого мерцающего недоодущения собственного тела, сразу начал целовать, дезориентируя еще сильнее. Почти погружая в обморок. И я не выдержал и сорвался в удовольствие и неопределенность телесного ощущения, вообще перестав мыслить. И он не позволял мне отстраняться очень долго, пока я полностью не утратил связь со временем и пространством.

Обнаружил себя уже на берегу, шатающегося, едва приходящего в себя. Смеющийся Сашка толкнул меня к палатке, где я с удовольствием и растянулся на надувном матрасе. До сих пор ленясь думать, наслаждаясь остатками эмбриональной неги. Он тут же плюхнулся рядом, такой же мокрый, шаря руками по всему моему телу. Но я был настолько расслаблен, что даже не концентрировался на собственном возбуждении и уж, тем более, не реагировал ответными действиями. Только почти неслышный стон, когда его язык касается соска, живота - и я не среагировал, когда следующее касание почувствовал и ниже. Я выгнулся уже ему в рот, только сейчас попутно понимая, что он делает. Что я делаю. И снова не смог зацепиться хоть за одну мысль, чтобы выбраться на поверхность из ямы… из воды, когда идет дождь. Погружение, касания языка и снова яма. Я кончил слишком быстро, даже не успев отметить ту самую точку срыва, которую всегда ощущаешь перед окончательным оглушением.

А думать смог начать только через несколько минут. Совсем не вникая в то, что не имею понятия, попала ли сперма ему в рот, и если да – противно ли ему… противно ли мне.

Сашка уже лежал рядом, ожидая, когда я наконец-то смогу открыть глаза. А дождавшись этого, сказал:

- Если ты сейчас скажешь свое «Фу, бл*дь!» - я тебя ударю. Обещаю.

Но я не сказал вообще ничего, повернулся и уткнулся носом в его шею.




Основательно пожалел я об этой поездке только когда мы вернулись в поселок. Теперь, после этих дней, было очень сложно просто выйти из машины и сказать: «Пока». Почти невозможно поздороваться с родителями, рассказать, как прошел отдых, уйти к себе и попытаться уснуть. Тошнотворно общаться с другими людьми, которым каждый раз приходится что-то объяснять на понятном им языке. Немыслимо перестать ожидать его мимолетного касания или не иметь возможности коснуться его.

Следующие три дня напоминали похмелье.

Я вышел на работу, там отвлечься получалось чуть лучше. По вечерам мы, конечно, встречались с Сашкой: играли с бабой Дусей в лото, вместе ужинали у нее или у нас, жадно приникали друг к другу, едва оставшись наедине. Уверен, что если бы родители были ко мне более внимательны, они бы тут же все поняли. И я благодарил судьбу за то, что они просто не хотели допускать такой мысли. В ближайшие выходные мы планировали снова присоединиться к нашей компании на речке.

Идя с очередной смены, я заметил, что Сашка закрывает за собой калитку и уже улыбается мне, отвечая на мою улыбку ему, несмотря на то, что нас еще разделяло внушительное расстояние. Он направился навстречу, а я, наоборот, остановился, желая продлить этот момент, подарить нашей прогулке домой еще пару минут. Внимание привлек затарахтевший «УАЗик», который просто стоял посередине дороги. «УАЗик» Кира.

Кир.

- Стой, Сашка, назад!

Еще до того как автомобиль сдвинулся с места, я уже точно знал, что будет дальше. Сашка успел только повернуться к быстро приближающемуся автомобилю, а потом - хлопок, и его тело мешком отлетает в сторону.

Что было дальше, я помню очень смутно. Я мысленно давал себе команды и исполнял их, как робот.

Подойти. Вызвать скорую и ментов. Не слушать крики матери и не смотреть на упавшую на четвереньки бабу Дусю. Не обращать внимания на Кирилла, который, выйдя из машины, просто осел на землю. Не верить. Отвечать на вопросы. Не вставать. Я знал жертву и нападавшего? Да, знал. У преступника были мотивы? Были. Какие? Не говорить им всей правды, чтобы не увидеть брезгливой усмешки. Личная неприязнь. Пить воду. Отвечать на телефонные звонки. Звонить. Снова объяснять. Смыть с руки кровь. Спать. Не плакать. Никогда не плакать. Жить.




Зарисовка «О переворотном моменте»
Меня на эти размышления подтолкнул вопрос журналиста: «А у вас был переворотный момент, когда вы поняли, что хотите быть писателем?». Я ему ответил: «Да, был. Это случилось летом, когда мне было девятнадцать».
Думаю, что такой момент бывает практически у каждого, просто мало кто может так точно зафиксировать временной промежуток. Но в моем случае все было просто. Я и до того лета был художником, не умеющим рисовать, но так бы им и остался, если бы не пережил все те события. Ту встречу. Чтобы сломать все границы необходимо пережить свое "пятнадцатое августа".

Вчера мне исполнилось двадцать шесть, и голова немного гудела от выпитого. А Светка уже задолбала названивать. Она переехала в Москву года через два после меня, быстро освоилась, что неудивительно для ее характера, но спутника жизни так и не встретила. Хотя ей тоже двадцать шесть, всего двадцать шесть – еще слишком рано начинать ей дарить кошек. Теперь она уже была моим литературным агентом, хотя из своего журнала так и не уволилась. В любом случае, названивать сегодня у нее было абсолютное право. Чтобы в сотый раз повторить, что я обязан заехать в издательство лично. Они хотят купить права на мою следующую книгу, которую я даже еще не начал писать. Это было абсурдно, но Свете я только поддакивал.

С усмешкой вспомнил, как это же издательство никак не хотело принимать мою первую рукопись. Как они нещадно правили любую мелочь, все же решившись ее взять. Как я скандалил по поводу каждого вырезанного куска, как будто эти куски они хотели вырезать из моего ребенка. Как книга месяцами простаивала на полках в книжных, потерянная в море других изданий. Как впервые обо мне упомянул какой-то критик, как мое имя все чаще стало мелькать на форумах, как меня начали приглашать на интервью. Как я получил внимание сразу от нескольких именитых рецензентов, которые разнесли мой труд в пух и прах. Как раз это и вызвало максимальный скачок моей популярности. Моя первая книга была о юном художнике, мир которого перевернулся от одной встречи.

- Никит, где эти… как их… документы? – Сашка иногда до сих пор путался в словах. Иногда ненадолго забывал, что хотел сказать. Но случалось это теперь так редко, что и обращать внимание уже не стоило. В первые пару лет было гораздо сложнее. И мне стыдно вспоминать то время, потому что тогда я был слабым, пока он оставался сильным.

Кирилла освободили год назад, и эта новость не нашла во мне никакого отклика. Он изменился сам и изменил меня тогда, пятнадцатого августа. Это именно Кир заставил меня заглянуть в пропасть. Именно Кир выломал из меня все вторичное и сделал все простым и понятным. После его поступка я уже ни разу не задумывался о мелочах. Когда Сашку на следующий день перевозили в областную больницу, мне даже и в голову бы не пришло выйти из машины. Прилетевшие первым же рейсом родственники вообще практически не задавали мне вопросов, будто я там и должен быть, не отходивший от входа в реанимацию сутками. А когда врач сказал, что Сашка вышел из комы, я так паршиво, так некрасиво разрыдался... прямо там, в коридоре. И конечно, когда Танюха с огромным животом подошла и сказала: "Самолет через четыре часа, будь готов" - не воспринял это как вопрос, особенно учитывая то, что в первые дни Сашка только меня и узнавал. В Москве, едва разместив его в больнице, отец мне просто отдал ключи от квартиры сына и без дополнительных комментариев уехал, ему нужно было решать другие проблемы. Со мной никто не возился. Я, к своему удивлению, практически сразу устроился грузчиком в ближайший супермаркет - денег они платили немного, но мне много и не требовалось. Я не помню стрессов, связанных с жизнью в столице, непривычными правилами, отсутствием знакомств. У меня просто не оставалось душевных сил обращать на это внимание, поэтому я не привыкал к столице, а она, пользуясь моей невнимательностью к себе, просто привыкала ко мне. Все свое свободное время я проводил в больнице. Очень длительная и мучительная реабилитация после черепно-мозговой. Я много раз срывался и терял надежду, даже иногда при нем, от чего мне теперь особенно стыдно. Но через восемь месяцев Сашку отпустили домой. А потом все сразу стало хорошо. Еще через год он вернулся на работу, а я поступил на заочку. Мать, конечно, знала, что мы живем вместе и почему мы живем вместе. Отец не задавал вопросов - наверное, для того, чтобы не узнать.

- Да на кресле валяются, где ты их и бросил, когда пришел! - буркнул я в ответ.

Он обнял меня со спины, а потом потерся носом о мою шею.

- Мне Света звонила, просила напомнить…

Я перебил:

- Пойдем-ка, я тебе расскажу про пестики и тычинки.

- Про пестики и пестики?

- Или тычинки и тычинки?

- Да не-е. Точно пестики!

- Вдумайся в этимологию слова "тычинка"! Вот послушай - "убери от меня свою тычинку!" Звучит?

- "Доставай пестик" - тоже неплохо звучит!

- Этот вопрос требует немедленного научного исследования, как я погляжу.

- Придурок! Ты еще диссертацию запили на эту тему... Или хотя бы зарисовку.