Зарисованное лето

Зарисовка «О населенных пунктах»
Иногда кто-то в сети спрашивает: «А ты откуда?». И меня этот вопрос каждый раз приводит в ступор. «Новая Засопка — поселок городского типа, население — двадцать тысяч человек, отраслевая специализация отсутствует», — отвечу я и получу в ответ что-то типа «А-а-а, ясно». Если же назвать областной центр, тогда… ответ будет такой же. Потому что всем насрать, где ты живешь, если это не Москва, Питер или город, в котором обитает сам твой собеседник. А интернет — это место общего сбора, где все мы, такие разные, можем встретиться, можем говорить и даже всерьез интересоваться друг другом. До тех пор, пока не прозвучит вопрос: «А ты откуда?». Сам для себя я ответил давно — из населенного пункта. Это название как будто уравнивает всех, лишает особенностей, обусловленных только локализацией. Потому что место не имеет значения, потому что каждый из нас — из населенного пункта.

− Никит! — мать всегда звала через несколько комнат так, что ее можно было расслышать и за десять километров.

Я закрыл тетрадь и поплелся на кухню. Тетрадь и не думала прятаться, оставаясь на своем обычном месте — прямо на столе, справа от компьютера. У этих двоих была неизменная территориальная привязка, как населенный пункт. А весь остальной хлам имел право хаотично перемещаться по комнате. Я никогда не беспокоился о том, что кто-то ее откроет и прочитает мои зарисовки. Но родители уважали мое личное пространство — никогда не обыскивали мои карманы, не лезли в телефон и, конечно, не заглядывали в эту тетрадь. Я даже не знаю, в курсе ли они вообще ее существования? На вопрос «Что ты там постоянно пишешь?» я отвечал неизменное «Зарисовки». И матери этого было достаточно. Хотя иногда, очень редко, я даже хотел, чтобы кто-то влез туда, без разрешения, заглянул… в меня. А я бы кричал и скандалил потом, немного радуясь, что внутри меня кто-то побывал.

− Что, мам? — я уселся за кухонный стол и протянул руку к блину, который она только что сняла со сковородки.

И даже удивился, не получив ожидаемого хлопка по руке. Моя мать свято почитала единственную традицию — сначала она печет все блины, а уже потом мы вместе садимся пить чай. Вдвоем, если отца нет дома. Но вместо привычного выговора она вдруг сказала:

− Сбегай к бабе Дусе. Она яиц просила. И пару блинов ей захвати.

Я уже доедал свой, пока она перекладывала на тарелку угощение для соседки и складывала из холодильника яйца в пакетик. Баба Дуся была уже очень старенькой. Жила одна, и в последнее время, когда здоровье начало подводить ее все чаще, я или мать заходили к ней каждый день, помогали, чем могли в доме и огороде, в магазин там сбегать или аптеку. Это не было благородством или какой-то особой формой великодушия, нет. Просто так мы жили. Так повелось, и теперь уже никто не задумывался о причинах и следствиях. Ее внучка училась с моим старшим братом в школе, и они даже встречались. А потом ее сын со всей семьей переехал в столицу, а баба Дуся осталась тут одна. Раньше она иногда ездила к ним в гости, а потом чаще они навещали ее и даже пытались насильно перевезти упрямицу в Москву. Но бабуля, подобно египетской пирамиде, перемещаться в пространстве не желала. Лично я ее понимал. Тем более, что от одиночества она тут не особо страдала.

− Баб Дуся, - я, как обычно, зашел к соседке без стука, а та, заслышав скрип двери, уже спешила ко мне из спальни.

− Заходи, заходи, дорогой мой, чай будешь? Сейчас уже пирожки достану из духовки, — она без слов, как само собой разумеющееся, приняла из моих рук пакет от мамы и уже усаживала меня за стол. Назад теперь я понесу пирожки — эти передачи продуктов питания туда-сюда были настолько обычными, что даже не требовали дополнительных пояснений.

− А чего звали-то? — я развалился на стуле, вытягивая ноги до хруста.

− Так внук же мой приезжает. Я говорила ж тебе позавчера!

И не только позавчера, если уж на то пошло.

− Ну да. И что? — может, она генеральную уборку затеять решила? У меня сегодня выходной, и не особо хочется погрязнуть тут на мытье окон на целый день.

Ее внука, по версии самой бабы Дуси, звали Сашенька-миленький-мой-роднулечка-такой-вымахал-хочешь-фотографии-покажу. И он в наш поселок за двенадцать лет ни разу не приезжал. Сын с женой бывали каждое лето, Танюха, их старшая дочь, тоже иногда навещала бабушку. А вот Сашенька-милый-и-так-далее то учился, то экзамены сдавал, то просто находил другие дела. Я его помнил, но довольно смутно. Они переехали-то, когда мне было лет семь, а он, вроде бы, года на три-четыре постарше, так что мы и друзьями никогда не были. Так, здоровались по-соседски и все.

− Никитка, так я боюсь, что ему тут скучно будет. Ты ему компанию составь, с парнями там познакомь. У тебя ж и интернет есть, и че там вам ишо надо. А Сашенька, милый мой роднулечка, такой вымахал! Хочешь, фотографии покажу?

Этот вопрос звучал уже далеко не в первый раз, поэтому я решил не париться с ответом.

− Баб Дусь, да не волнуйтесь вы! Приглядим за вашим… Сашенькой. Свои ж люди! Он когда приезжает? Может, встретить его?

− Да нет, — отмахнулась старушка. — Он на машине. Вечером должен приехать. И ты приходи.

После непродолжительных посиделок я, наконец, отправился домой. На бабу Дусю я не злился из-за ее просьбы. Я заранее предполагал, что не смогу отвертеться от этой миссии. Это было понятно. Сашенька ее был парнем столичным, закончил архитектурный институт, а она очень хотела, чтобы ему тут понравилось. Боялась разочаровать навороченного внука скудостью нашего быта, отсутствием московских тусовок и разнообразия. Он приезжал впервые и сразу на все лето. Наверное, она переживала, что наскучит ему, а такое ей уже не перенести. Хорошо, сделаю все возможное. По крайней мере, видимость уж точно создам.

Поэтому, когда раздалось громогласное мамино «Никит, к бабе Дусе внук приехал!», которое, уверен, слышно было и в самой Москве, и теперь Сашенькины родители облегченно выдохнули, что сын благополучно добрался до места, я выждал еще пару часов и снова отправился к соседке.

Его машина стояла во дворе. Новенькая черная «Тойота». Я пожалел бедняжку, которая преодолела такое огромное расстояние по российским дорогам. Войдя в дом, увидел картину, достойную Лувра — Мадонна с младенцем. А именно — баба Дуся, пытающаяся обнять своими худыми ручонками бугая за плечи. Они сидели на старой тахте рядом, на коленях у парня лежал открытый фотоальбом, ну, а на шее висела счастливая бабуля. Он тоже улыбался и свободной рукой поглаживал ее предплечье. Когда они дружно уставились на меня, я решил, что пришел слишком рано — она еще далека от того, чтоб ему наскучить.

Но баба Дуся тут же отлепилась от Сашеньки-милого-ее-роднулечки-такой-вымахал и вскочила с резвостью молодой лани.

− Заходи, заходи, дорогой мой. Сейчас чаю налью!

Парень тоже встал и шагнул ко мне. Я сразу вспомнил его, еще ребенком. Кажется, он всегда был таким же улыбчивым. И с Танюхой они очень похожи — оба темноволосые, высокие, худощавые, даже разрез глаз такой же. Я ответил на приветствие неожиданным:

− А ты помнишь меня?

− Да не особо, если честно, — он улыбнулся еще шире. — Ты же шпенделем был! Белобрысая шпана.

И протянул руку, как будто хотел потрепать меня по волосам. Я рефлекторно отшатнулся, но он как будто даже не обратил на это внимания, добавив:

− Пойдем, Никит, за стол, а то бабуля меня уже семь минут ничем не кормила.

Моя роль в тот первый день была минимальной. Я просто слушал, почти не вмешиваясь, как они разговаривают друг с другом, и пришел к выводу, что Сашка этот — нормальный, в общем-то, парень. Простой, веселый, да и к бабушке своей относится явно очень хорошо. Возможно, что она и перестраховалась с моим участием. Но все же перед уходом я предложил ему завтра прогуляться вместе. Покажу, мол, что да как теперь у нас.




Утром я видел, как он поливает грядки, а баба Дуся стоит рядом и налюбоваться не может на свое долгожданное чудо. Заметив меня, они оба приветливо помахали, а я помахал им в ответ.

Зарисовка «О художниках»
Я всегда завидовал художникам. Только у них есть Дар, дающий полноценную творческую эйфорию. Я могу писать стихи, рассказы, когда-нибудь, возможно, напишу книгу. Я не очень хорошо, но все-таки умею играть на гитаре. И мне подвластно исполнение всех девяноста процентов песен, которые строятся на повторяющихся ля-минор, ре-минор, ми-мажор, ля-минор. Я никогда не пробовал сочинять музыку, да и необходимой подготовки у меня для этого нет, но я вполне могу себе представить этот творческий процесс. Он, безусловно, тоже прекрасен. Но вершиной самоопределения для меня всегда будет рисование. Воплощение рефлексии. В самом прямом ее значении! Ты берешь мир, пропускаешь его через себя и выдаешь обратно на лист. И там появляется кусок мира с твоим фильтром. Мне больно даже представить себе такую форму самовыражения, как больно смотреть на солнце. И этот талант, как ни прискорбно, мне полностью недоступен, несмотря на то, что я с детства предпринимал попытки хоть как-то приблизиться к этой цели. После стадии прохода мира через тебя процесс тормозится — по причине отсутствия нужных рук, наверное. Мне кажется, что даже слово «зарисовка» ко мне пришло, как отголосок этого нереализованного желания. Я рисую словами. Мысль зреет, медленно набирает силу, разбухает, не дает покоя. И лучший способ выплеснуть ее — написать «Зарисовку». Как будто ты пропустил мир через себя, а рисовать не умеешь.

− Ты где работаешь? — спросил Саша, когда мы вдвоем шли по улице к зданию школы, в которой оба в разное время учились.

− На заводе. Мастером.

− Нравится?

Я погрузился в поиск ответа на пару секунд, а он зачем-то повторил вопрос:

− Тебе нравится работать на заводе мастером?

Я даже ненадолго повернул голову в его сторону и натолкнулся на заинтересованный взгляд.

− Знаешь… Я особо не задумывался над этим.

− Потому что не хочешь об этом задумываться?

− Скорее всего.

− Понятно, — уж не знаю, что ему было понятно, но настаивать на развитии этой темы мне не хотелось.

Мой отец работал на том же заводе всю свою жизнь. Когда я закончил школу, у меня было немного вариантов для выбора профессии. Да нет, я, наверное, уже в раннем детстве знал, что буду работать на этом заводе, потом женюсь, может быть, буду пить и ругаться со своей женой, буду любить своих детей, но соблюдать с ними режим отцовской строгости. Чтобы они выросли хорошими людьми. И пошли работать на тот же завод.

Весь наш поселок можно пройти вдоль примерно за час, если особо не спешить. Я показал Саше все, что стоило его внимания, объяснил, как мы обычно отдыхаем.

− Ты как будто извиняешься за то, что тут нет драматического театра и цирка, — он прервал со смешком мой рассказ.

− Да нет, — я сначала сказал это, а уже потом заметил в своем тоне оправдание. — Дело не в том. Просто я ведь понимаю, что вы там в столице не отдыхаете, купаясь на речке, бухая с друзьями в чьем-то сарае или в простецком клубе.

− Да по сути, точно так же и мы отдыхаем! Антураж только другой и бухло, может быть, подороже, девочки побеспринципнее. А, ну в речке, правда, не купаемся! В остальном абсолютно одинаково. Ты думал, мы там с друзьями каждую субботу в музеи и на выставки ходим? Троекратное ха! Слушай, нам будет сложно общаться, если ты будешь чертить постоянную границу на «мы» и «вы».

− У тебя много друзей? — мне нравилась его манера сразу выделять важное.

Он пожал плечами, но потом просто кивнул.

Когда мы добрались до дома Кирилла, где нас ждала целая толпа, уже смеркалось. Компания была к тому моменту порядком поддатая, поэтому Саша без труда влился в коллектив. С самим Кириллом они когда-то были одноклассниками, с кем-то он был знаком раньше, с кем-то знакомился теперь. Сначала все, так же, как и я, держались немного скованно. Теперь я увидел это со стороны и понял, о чем он мне говорил раньше — было похоже, что какой-то высокопоставленный эксперт приехал оценивать наш быт, а все стараются произвести на него приятное впечатление. Но, благодаря, конечно, водке и простому стилю общения «новичка», эта показушность растворилась во всеобщем веселье. Уже через час Кирилл закинул руку Саше на плечо, и они хором распевали «Ой, да не вечер».

Убедившись, что внук бабы Дуси в надежных руках, я посвятил почти всего себя своей Маше. Мы с ней не то чтобы встречались… как-то разговор об этом даже и не заходил, но случайно оказавшись в одной компании, всегда обнаруживали себя в объятиях друг друга. Саша, застукав нас за очередным поцелуем, притормозил рядом и удивленно приподнял бровь:

− Познакомь меня со своей девушкой, сосед!

− Маша-Саша, — быстро отрапортовал я и вернулся к ее шее.

− Она твоя девушка? — у него странная манера уточнять, пока он не услышит исчерпывающий ответ.

− Невестушка! — хохотнула она и протянула ему руку. — Мария! Очень приятно познакомиться.

Мне пришлось все-таки уделить внимание факту их знакомства и выпрямиться. И тут я заметил, как заблестели глаза у моей маркизы страстных объятий и коротких ночевок. Она даже нижнюю губу закусила, разглядывая Сашку. Я не ревнивец, да и особо страстной любви к Маше не испытывал, но ситуация была раздражающе неоднозначной. И это меня разозлило. Я взял ее за руку и потянул к себе. Сам Саша при этом все время смотрел мне прямо в глаза, а лицо его стало непривычно серьезным. Похоже, этим он хотел показать, что к данной некрасивой сцене отношения не имеет. Что мое мнение ему важнее, чем внимание очередной девицы.

− Мне завтра на смену, так что я сваливаю! Не пропади тут без меня, — отсалютовал я напоследок и направился к выходу. А тот просто кивнул в ответ. — Переночую сегодня у тебя? — это уже Маше, которая снова переключила внимание на меня.

Я совершенно не беспокоился, оставляя своего «подопечного» в кругу его старых приятелей и одноклассников. Внезапное раздражение от Машиного поведения улетучилось так же быстро, как и возникло. В конце концов, я не ревнивец.



Зарисовка «За сбычу мечт»
Когда мы пьем с друзьями, наш классический тост – «За сбычу мечт!». Не знаю, кто и когда придумал это дурацкое выражение, но некоторые традиции врастают и делают сообщество тесным кругом. Свои – это те, кто знает наши традиции, чужие – нет. Поэтому некоторые традиции необходимы, если ими не злоупотреблять. И каждый раз, произнося это самое «За сбычу мечт», никто за столом и не задумывается всерьез о том, что должно бы вкладываться в эту мысль. Есть хоть у кого-то из нас мечта? Все уже закончили школу, кто-то, как я, работает, кто-то свалил в большие города. И все, кто остались, на моих глазах расписались в отсутствии мечты, потому что Новая Засопка – не то место, где мечты сбываются. Дело, конечно, не в месте, а в самом ощущении собственной цели. Например, можно, когда тебе шестнадцать, мечтать о девочке с соседней парты – такой нежной, такой не к месту особенной в этом сером мире. Мечта о взаимности может и сбыться – поцелуи, встречи, первая любовь, первая страсть и первый секс. А потом она отвечает взаимностью всем, кто тоже о ней мечтал или просто проходил мимо. И твоя мечта тает под натиском этого простого осознания – девочка эта, предмет твоих грез, виновата только в том, что тоже мечтает! Она мечтает найти того, кто ее мир сделает особенным, кто вытянет ее из бесконечной серой рутины. Проблема не в тебе или в ней, а в мечтах. Взрослые – те, которые осознают бессмысленность мечты, дети – те, кто просто еще не пережил несколько необходимых для существования разочарований.

Всю рабочую неделю мы с Сашей виделись ежедневно, хотя на тусах с Кириллом и остальными я ему компанию не составлял. Там он прекрасно справлялся и без меня. А мы пересекались только потому, что жили в соседних домах.

Иногда он сам заходил к нам, и моя мама относилась к его визитам точно так же, как баба Дуся - к моим. Отца чаще всего не было дома, а когда и был, то сухо здоровался и возвращался либо к телевизору, либо к бутылке. Он вообще не отличался особой приветливостью.

Однажды я оставил Сашу в своей комнате, пока бегал на кухню за мамиными булочками, а вернувшись, застукал его уткнувшимся в мою тетрадь.

- Эй! Это вообще-то личное! – я поставил тарелку на стол и потянулся, чтобы отобрать свою потрепанную отдушину.

- Погоди, - сухо и серьезно. – Погоди, я сказал! – даже резковато. При этом он развернулся так, чтобы лишить меня возможности просто вырвать тетрадь из его рук.

Стало как-то неприятно щекотно. Как будто он грязной ногой наступил мне в душу. Но до того, как я успел обозначить свою позицию, он захлопнул тетрадь и положил на стол. Точно на то место, где она всегда лежала.

- У тебя есть мечта? – я сразу понял, какую зарисовку он успел прочесть, но отвечать у меня желания не было.

- Может, тебе уже домой пора, сосед?

Он смотрел прямо, без тени улыбки.

- Никита, я должен извиниться? - с ударением на слово "должен".

Какой он сложный человек, несмотря на то, что с другими общается довольно просто. Я отвел взгляд.

- Даже не знаю. Лезть в личные дела других – некрасиво. Но ты, наверное, и сам не знал, что лезешь в личные дела. Ладно, забей.

- Никита, извини меня.

И что? Закатить истерику, как баба, из-за такой ерунды? Это даже не дневник. Это просто зарисовки, которые ничего глубинного во мне не показывают. Я как-то моментально остыл и отмахнулся:

- Да ничего. Забей!

- Точно?

- Точно, - я улыбнулся, показывая, что и сам понял, что зря вспылил.

- У тебя есть мечта? – эта привычка Саши повторять вопрос, пока его не устроит ответ, меня немного злила.

- Нет! – огрызнулся я. – Жри булки уже. Мать пекла.

Он уселся на кровать и потянулся.

- У меня есть мечта. Я хочу спроектировать небоскреб. Офисное здание и чтоб в самом центре Москвы… И парк вокруг. И еще я хочу побывать в Австралии и Исландии. В Австралии много красивых зданий, я хочу увидеть их лично. В натуральную величину. А в Исландии люди странные. Я не понимаю их. И мне интересно, смогу ли я их понять.

Он сбил меня с толку, перенаправив вопрос на себя:

- Все твои мечты реальны. Вполне возможно, что когда-нибудь они осуществятся.

- А твои нереальны? – он улыбался и смотрел так, что мне пришлось тоже улыбнуться. А когда улыбаешься, легко говорить правду:

- Я хотел бы уметь рисовать. Как настоящий художник. Но это невозможно, потому что у меня совсем нет таланта.

- Фотография? – предложил он наиболее близкую замену.

- Нет, это не то, - я поморщился.

Саша протянул руку и ухватил с тарелки самую большую булку.

- Знаешь, если вокруг моего небоскреба не будет парка, я все равно буду считать, что моя мечта сбылась.

И после этого просто ушел, откусывая белый мякиш на ходу, даже не попрощавшись.




Через пару дней очередной ужин меня застал дома у бабы Дуси, как это бывало нередко и до приезда ее внука.

- Поехали завтра на речку? – предложил Саша.

- Да работаю же. Вечером сил уже нет куда-то ехать, - я отмахнулся. – Позови кого-нибудь из парней.

- Бабу-у-усенька! – заверещал он рыдающим фальцетом. – А Никита не хочет со мной играть!

Баба Дуся только улыбалась, убирая со стола грязные тарелки.

Я наклонился и похлопал его по руке, утешительно приговаривая:

- Не плакай, мелюзга! Через две недели дядя Никита пойдет в отпуск и тогда поиграет с тобой.

В ответ он вполне натурально надул губы и обиженно отвернулся.

А ночью, когда мозг уже перестал функционировать, позволяя телу отдышаться от минувшего дня, меня разбудил шум. Окно было открыто, поэтому Сашка без труда пролезал в комнату.

- Идиот? – уточнил я.

- Поехали на речку, Никит, - ответил тот, усевшись мне в ноги. – Че-т не спится мне.

- Идиот, - резюмировал я. – Мне с утра на работу. Забыл?

- Просто поехали на речку.

Его поведение было глупым и странным. Неужели он так быстро затосковал без приключений, что начал херить правила приличия? К тому же, он вполне мог найти себе компанию и без меня. И что-то в его голосе было такое, что мне расхотелось настаивать на своем. Поэтому я откинул одеяло и натянул на себя футболку и спортивные штаны.

Мы доехали на его машине за пять минут. Ночь была звездная, и мерцающий свет отражался в медленно проходящей мимо нас воде.

Я уселся прямо на песок на берегу, заявив:

- Купаться я не буду.

- Да как скажешь, - неожиданно согласился он и сел рядом.

Глаза слипались от усталости, но было в этом что-то приятное – вот так сидеть молча и смотреть на звезды в воде.

- Расскажи мне о брате, - вдруг нарушил он тишину.

- Зачем?

- Они с Таней встречались. Что он за человек?

Я подумал немного:

- У нас с ним разница в десять лет, и мы никогда не были особо близки.

- И все-таки.

- Что с тобой сегодня? Кирилл предложил-таки тебе печаль-травку?

- Расскажи мне о брате, - у него, похоже, клинит, если ему не ответишь.

- Ну… Он очень практичный человек, неплохо зарабатывает. С отцом отношения напряженные. Женат. Двое детей. Живут на другом конце поселка, где пятиэтажки.

- Вы с ним похожи?

Я посмотрел на него, удивляясь такому неуместному любопытству, но он так и не отвел взгляд от воды.

- Не знаю. Не думаю. Внешне – точно нет. Про характер… не могу сказать. А вы с Танюхой очень похожи, - я решил перенаправить тему. – Она красивая. Как у нее дела?

Он слабо улыбнулся и опустил подбородок на колени.

- Она тогда очень плакала, - я сразу понял, что он говорит о периоде после переезда в Москву. – Ты не представляешь, как. Она как будто умирала. Не знаю, сколько она переживала это и пережила ли до конца. Вышла замуж в прошлом году, сейчас ждет ребенка. Муж у нее хороший, на руках ее носит. Она книги с итальянского переводит - потому что ей это нравится, нужды в деньгах у нее и без того бы не было. И все равно мне кажется, что до конца она своего Сережу не пережила.

Я понимал, что отвечать сейчас какую-то банальность было бы не к месту. Саша явно был настроен не на это. Но что-то ответить было надо.

- Не знаю, переживал ли Серега ее отъезд так же сильно. Говорю же, мы не были особо близки. Но через два года он уже стал жить с другой девушкой, потом на ней и женился, - я не собирался извиняться за то, что разлука с первой любовью моего старшего брата не сломала, как Танюху.

- Я никогда ее не понимал, - снова удивил Сашка. – Я бы на ее месте вернулся. Хоть как, наплевав на мнение родителей, на институт. Просто бы взял и вернулся. А иначе, зачем вообще жить, если для жизни тебе приходится ломать себя?

Я возмутился:

- Им было по семнадцать! Какая жизнь? По-твоему, они должны были жениться, как Ромео и Джульетта? И знаешь, где твоя Таня бы сейчас была? В лучшем случае, работала бы кассиршей на нашем заводе! Или носила бы уже третьего ребенка, вместо того, чтобы переводить… с итальянского.

- Может быть, - он согласился задумчиво. – Но я все равно бы вернулся.

Зарисовка «О семье»
Я прекрасно понимаю, что семьи бывают разные и описывать какой-то усредненный вариант – дело неблагодарное. Но мне хочется выявить хоть какие-то закономерности. Я сейчас не о любви или страсти, а о прочных отношениях, когда мужчина и женщина живут друг с другом уже много лет, прошли вместе через трудности, вырастили детей, возможно, пережили измены и предательства. Какие у них отношения? Моя мать уже по звуку шагов знает, в каком настроении отец. Она не любит ссориться, но когда он перегибает палку - спуску ему не дает. Они даже ругаются, похоже, по привычке. Ритуально. Вот он снова выпил, она молча демонстрирует ему свое недовольство, он, более холеричный по натуре, не выдерживает первым и начинает выяснять причины ее кислого вида. Они даже фразами обмениваются одними и теми же. Из года в год. Или, предположим, другая семья, где ссоры не так типичны, как в моей. Допустим, муж приходит с работы, жена встречает его ужином и спрашивает о прошедшем дне, а потом он задает ей свои вопросы. Уютные разговоры. Одними и теми же фразами. Из года в год. Ритуальные диалоги. И по устойчивости правил эти семьи ничем не отличаются от первых. Как бесконечный день сурка. Это уже давно не любовь между мужчиной и женщиной, это закостенелая модель – кто что должен делать или говорить. Стоит ли она того, чтобы ее поддерживать ежедневным усилием воли?

В субботу меня все же вытащили на речку, где собралась вся компания – парни, девчонки и море спиртного. Я отчего-то был рад, что Маша не пришла. А сам с ней с той ночи даже не созванивался.

Я уже искупался и грелся на солнышке, распластавшись на песке, пока Саша с парой девчонок гоняли в магазин за вином, внезапно возжеланным нашими прекрасными дамами. Я не стал концентрировать внимание на том, что эти же прекрасные дамы с этим же энтузиазмом готовы поглощать и водочку.

Кирилл с Андреем катали по песку футбольный мяч, а я лениво наблюдал за ними, сам не имея никаких сил для спортивного отдыха. Когда вернулись наши магазинные засланцы, конечно, пешком, атмосфера как-то едва уловимо изменилась.

Саша, держа в руках пластмассовый стаканчик со спиртным, присел рядом со мной, а мне протянул бутылку пива.

- С Кириллом что-то не так, - озвучил я выводы своих наблюдений.

- Что с ним не так? – без особо интереса спросил Саша.

- Не знаю точно. Он дерганый какой-то, - это и в самом деле было заметно: тот стал говорить громче, как-то неестественно смеяться, зло подкалывать друзей. Но вслух я добавил только: - Сам не понимаю, но что-то не так.

- Знаю, - просто ответил мой сосед.

Я удивился тому, насколько равнодушно и однозначно это прозвучало:

- Что ты знаешь?

- Сам смотри. Внимательно. Все довольно очевидно, на мой взгляд.

Тут нас потащили снова в воду, опять выпивка и глупые шутки. Я даже пару раз пнул мяч. Вечерело, парни разводили костер, все уже обсохли и оделись. Но веселье только начиналось. Девчонки нанизывали шашлыки на шампуры, а я время от времени поглядывал на Кирилла. Если охарактеризовать изменение его поведения одним словом, то у меня получалось «распетушился». Точно. Как будто влюбился и пытается произвести впечатление, привлечь к себе внимание. Но чье? Я осмотрел всю компанию, которая хаотично мелькала вокруг, то приближая, то удаляя отдельные свои частицы. А в центре системы Кирилл, который меняется по мере приближения-удаления только одной частицы.

- Ты будешь дико ржать, - я дождался, когда девчонки отлепятся от Саши и переключатся на какую-нибудь другую жертву. – Но у меня сложился тупой и единственный вывод.

- Не буду, - заверил Саша. Он уже был порядком под хмельком и только сейчас натягивал футболку. Девчонок этот факт огорчал донельзя, но становилось уже прохладно.

- Кирилл выпендривается перед тобой!

- Ага, - абсолютно серьезно и даже не задумываясь. – А почему он это делает?

У меня, наверное, лицо вытянулось. Конечно, ответа я не знал.

- Никит, а почему он это делает? – да, эта привычка уже не просто злит. Бесит.

Я продолжал молчать, потому что даже в уме эти слова не складывались в одно предложение.

- Ну же, сосед! – он со смехом хлопнул меня по плечу. – Ты умнее их всех, вместе взятых! Не разочаровывай меня!

Я выдавил:

- Ты. Ему. Нравишься?

- Я ему нравлюсь, - совершенно спокойно повторил он и отправился поближе к костру и шумной компании, которая стекалась в одном направлении.





Нет, мой мир не рухнул. Просто в голове никак не укладывалась эта мысль, потому что противоречила всему, что я знал о Кирилле и нашем сообществе старых друзей. Эти рассуждения я и озвучил Сашке, когда мы под утро возвращались домой. Но он ответил:

- Не утрируй до такой степени. И никогда не говори с ним об этом. В противном случае наживешь себе злейшего врага. Он не готов признаться ни тебе, ни мне, ни даже себе в этом. Да он сейчас понимает в происходящем с ним меньше, чем мы с тобой, видя это со стороны.

- Мы с тобой точно один и тот же смысл вкладываем в слово "нравиться"? - я не мог до конца уловить то, что он мне хочет объяснить.

Сашка усмехнулся и пожал плечами:

- Думаю, да.

- Ты нравишься ему... я не знаю, может, как человек? Ты интересный, необычный, вы были друзьями в детстве, и желание произвести на тебя впечатление поэтому настолько его захватило?

- Ты так думаешь или хочешь, чтобы так было?

Я себя никогда до сих пор не считал тем, кто упрощает понимание, чтобы было легче его принять.

- Нет, я просто пытаюсь понять.

- Но ты уже понял. Эта симпатия другого рода. Та самая, которая граничит с влюбленностью или страстью.

- Бред. Я знаю Кира столько лет...

- А он знает себя еще дольше! Поэтому ему так сложно. Он не думает, конечно, "ах, я его хочу", "оказывается, я гей!" или что-то в этом духе. Он не самоопределяется пока до такой степени.

- Ты хочешь сказать, что он гей? Кто, Кир?! - Сашка сам первым произнес это слово, и оно резало слух.

- Нет, конечно.

Я даже остановился на несколько секунд, чтобы встряхнуть головой.

- Теперь я вообще ни черта не понимаю!

Сашка тоже был уже почти трезвый, и, может быть, от усталости его улыбка была какой-то невнятной, мерцающей. Как будто он хотел улыбнуться широко и не хотел улыбаться одновременно. Как будто ему было интересно разговаривать об этом, но он не был уверен, что об этом нужно разговаривать.

- Никит, попробуй объяснить сам. Я не знаю, в каких словах эту мысль тебе будет понять легче.

Я задумался надолго, и какое-то время мы шагали в тишине. Рядом с домом бабы Дуси остановились, даже не думая закончить разговор на этом моменте.

- Он не влюблен в тебя, - я подбирал слова, отражающие мои внутренние рассуждения. - Пока. Он как будто примеряет это чувство. Прикладывает к себе. Но еще не готов считать его своим. Потому что признав такие эмоции в себе, он уже не сможет считать себя тем, кем был раньше. Сейчас он ни гей, ни натурал, и все будет зависеть от того, хватит ли ему стойкости полностью отказаться от этих новых эмоций.

- Или смелости их принять, - усмехнулся Саша. - Да, ты озвучил и мои мысли. Теперь все?

Мне показалось, что он прямо сейчас готов распрощаться, даже с некоторым облегчением.

- Нет! - остановил я его. - Если я прав, то сам факт такой внутренней борьбы говорит о том, что изначально он к этому готов не был. Ему не нравился никто из парней до тебя! Это... его первая примерка таких эмоций!

- И? - как-то устало.

- Что-то должно было толкнуть его на эту мысль.

- Например, что?

- Ты знаешь. Мне кажется, что ты знаешь! - я вдруг отчетливо это понял. Как заодно и то, что Сашка не захочет отвечать.

- Знаю. Но не хочу об этом говорить тебе.

- Да говори уже. Мне теперь очень интересно, а значит, рано или поздно, тебе придется рассказать.

Он вздохнул, продолжая глядеть куда-то в сторону светлеющего неба.

- Лучше бы поздно... А сейчас я все испорчу. В общем, в тот первый день, когда мы уже с ним одни остались, болтали о том, о сем. И я ему сказал, что я - гей. Ты бы видел его реакцию! Он чуть не проблевался, пытаясь объяснить, что об этом думает. Но с тех пор он эту мысль и мусолит в голове, привыкает к ней, смотрит на меня по-другому.

- А зачем ты ему это сказал? - мой голос прозвучал откуда-то со стороны.

- Потому что так и есть, - он посмотрел мне в глаза, криво улыбнулся и развернулся, чтобы открыть калитку.

И вот теперь мой мир рухнул.



Зарисовка «О геях и пидорасах»
В нашей устной речи слова «гей» не существовало. Нетрадиционщики были «пидорасами», а за полным отсутствием каких бы то ни было нетрадиционщиков, «пидорасами» назывались просто все, кто нам не нравился. Украл деньги у соседа – пидорас, плохой начальник – пидорас, отказался подменить в смену – пидорас, учился в тридцать шестой школе – пидорас. Думаю, это несколько размазало смысловое значение слова по сравнению с первоначальным вариантом. Пидорасов, которые спят с другими мужиками, мы особо никогда и не обсуждали. Хотя в интернете идет настоящая третья мировая по этому поводу. Люди делятся на два фронта – тех, кто ненавидит пидорасов, и тех, кто их защищает, а соответственно, сам является пидорасом. Я для себя давно решил не вступать в холивары на эту тему. Я терпеть не могу нетрадиционщиков, но и далек от того, чтобы ратовать за их физическое уничтожение, ссылки в лагеря и прочие аналогичные предложения. В принципе, то, чем люди занимаются в своих спальнях по добровольному согласию – только их дело. Извращенцев вообще немало – разные садисты, мазохисты, зоофилы и кто там еще бывает – но отчего-то в нашем обществе ненависть строго сфокусирована только на нетрадиционщиках. А тут уже у меня отключается личное, я хочу понимать механизмы. Почему в развитых странах другое мнение на этот счет, ведь еще пару десятилетий назад они точно так же, как сегодня мы, относились к геям? Они просто эволюционно пережили этот этап, а остальные до этого еще не дошли? Или природа вкупе с идеологией изобрела способ ограничивать рождаемость естественным путем – задача, которая раньше успешно решалась только за счет войн и эпидемий? Как бы то ни было, но Россия с ее демографическими проблемами такой роскоши себе позволить не может. Именно поэтому пропаганда гомосексуализма у нас опасна и вредна. Плотность населения, соотношение полов, уровень рождаемости – да у нас и без геев скоро некому будет жить и работать! Но до таких тонких материй, как экономика и политика, простому обывателю дела нет. Гораздо продуктивнее привить эффективную норму, и тогда общество будет само следить за собой, не требуя дополнительных издержек со стороны государства. Мне отчасти жаль тех бедняг, которые, может, по природе своей другие, и мало кто из них всерьез заслужил те проблемы, с которыми они вынуждены сталкиваться в этой атмосфере синхронного неприятия. Но это как раз тот случай, когда коллективный интерес нужно поставить выше частного. А со своей стороны я наотрез отказываюсь использовать слово «пидорас» по отношению к геям. Потому что оно унижает. Но не их, а говорящего.


Я никак не мог уснуть. Вспоминая и анализируя каждую мелкую деталь, которую я узнал о Сашке за это время, я никак не мог выцепить то, что натолкнуло бы меня на мысль о его ориентации раньше. Не было никаких пристальных взглядов ни в мою сторону, ни в сторону кого-то из парней, он заигрывал с девчонками, в его внешности и манере одеваться не было ничего «немужественного». Он сказал: «А сейчас я все испорчу» - и это был, безусловно, страх испортить наши с ним отношения. Кирилл, оказавшись в такой непростой ситуации, вряд ли станет об этом распространяться, я – тем более. Саша знал меня уже достаточно хорошо, чтобы в этом не сомневаться. И вот тут возникает очень сложный вопрос – наши с ним отношения – это дружба или с его стороны что-то другое? Что именно он боится потерять?

На секунду представил, могу ли я испытывать к нему симпатию, не как к другу, но тут же отказался обдумывать эту мысль. Это действительно полностью разрушит нашу дружбу моим устойчивым отвращением.

Для себя я успел решить только одно – мне дружба с ним не настолько важна, чтобы держаться за нее до последнего. Конечно, я понимал, что тот уровень общения, который он задал между нами, ни один из моих друзей потянуть бы не смог. Поэтому тут вопрос простейший – если это только дружба, то ей быть, а если добавляются какие-то другие аспекты, то я своим психологическим комфортом рисковать не стану.

На следующий день я пропустил регулярный визит к бабе Дусе. Просто пока был не готов. Сашка у нас тоже не появлялся, и я решил, что он дает мне время все обдумать. До него я не встречал никого, кто так хорошо разбирался бы в людях, поэтому и не ждал от него давления или необдуманных шагов, которые окончательно бы разрушили нашу дружбу. А завтра начинается рабочая неделя, последняя до моего долгожданного отпуска. Хотя отпуск уже почему-то не казался таким желанным.

Однако же я Сашку переоценил. Опять влез ко мне в комнату, посреди ночи, разбудив будто специально усиленным грохотом оконной рамы. А потом просто включил свет.

- Никит, поехали на речку, - дождавшись осмысленно-негодующего взгляда, негромко сказал он.

Я не знаю, что меня разозлило сильнее – то, что он настолько бесцеремонен, что даже не дал мне достаточно времени, чтобы переварить вылитую информацию, или то, что он срать хотел, что мне с утра на работу. И я не нашел способа лучше излить свое раздражение, чем сказать:

- У**ывай отсюда, пидорас.

Он, глядя куда-то в сторону, медленно кивнул, но продолжал едва уловимо улыбаться.

- Потом извинишься за это. Только не забудь. А сейчас поехали на речку, - он это сказал так же тихо, но в голосе прозвучала непривычная для него жесткость.

- А если нет, ты кинешься в драку? – усмехнулся я. Телосложением я от него не сильно отстаю, поэтому такой вариант казался нелепым.

- Нет. Я не стал бы тебя бить. И не позволил бы тебе бить себя. И закатывать истерики я не позволю ни тебе, ни себе. Я просто хочу, чтобы ты начал вести себя, как человек, которого я знал до сих пор.

- О, похоже, цель моей жизни – оправдывать твои ожидания, - съязвил я, но уже сдавшись.

Встав с постели, я и не думал начинать скромничать, выпрямился, а только потом демонстративно начал одеваться. Это он тут гей, пусть он и решает, как должен вести себя в присутствии полуголого мужика. Но Сашка просто исподлобья продолжал смотреть мне прямо в глаза, ничуть не напрягаясь от этой фальшивой демонстрации.

В машине мы ехали молча, пока я не решился:

- Ладно. Ты это… извини меня. Я не должен был так говорить.

- Ого, быстро ты думать начал. Я в восторге. Извинения приняты, - и он ненадолго повернул лицо в мою сторону.

Во всей этой ситуации сильнее всего меня раздражало, что он оставался хозяином положения, несмотря на то, что все должно было быть иначе. Поэтому решил уточнить с некоторой долей издевки:

- А если бы я не извинился?

- Никит, это просто слова. Я слыхал и похуже, и даже тогда не пропускал это внутрь. Извинения эти тебе нужны были, а не мне.

Он точно на архитектора учился, а не на психолога? Но я признал, что он был прав. Впрочем, как обычно.

- Так и зачем мы едем на речку? Будешь просить моей руки и сердца?

Он опять не отреагировал на укол:

- Поговорим. Я знаю, что все испортил. Нашу дружбу, я имею в виду. И я хочу сделать все, чтобы это исправить, раз уж сам виноват. До рассвета не больше часа, и если мы за это время не успеем все исправить, значит, и исправлять было нечего.

Мы вышли из машины на пустой берег. Мусор компания за собой почти весь убрала, но до идеальной чистоты теперь было далеко – кое-где еще валялись пустые бутылки, окурки, а в центре белел одинокий футбольный мяч. Саша подошел к нему, носком подкинул в вверх, дважды накинул правой ногой, а третьим ударом отправил точно в меня. Я рефлекторно поймал мяч руками, а затем откинул в сторону, этим показывая, что не хочу сейчас устраивать спортивные турниры. Потом прошел мимо него и уселся на песок, прислушиваясь к шуму воды. Прохлада, источаемая рекой, уже накладывалась на предрассветное марево, что делало окружающую температуру не слишком уютной.

Саша, сев рядом, наконец-то произнес:

- Просто спрашивай.

Я дал себе еще минуту, а уже потом начал:

- Твои родители и друзья знают?

- Конечно.

- И как они это восприняли?

- Друзьям по барабану. Родители вопили, истерили и пытались отправить к психиатру, но потом, под влиянием Тани и времени, просто пришли в себя.

- У тебя есть парень?

- Сейчас нет.

- А ты был… с девушкой?

- Конечно, - в его голосе я услышал улыбку.

- Так, может, ты - бисексуал? – я отчего-то тоже начал улыбаться.

- Это ты мне так тонко указываешь на мои заблуждения? Как мило! – он уже повернул голову в мою сторону, но мне до сих пор не хотелось встречаться с ним взглядом.

- Зачем ты рассказал Киру?

- Да как-то… Выпивший был сильно, расслабился, в кругу моих московских друзей эта тема давно перестала быть запретной. Он меня про девушек спрашивать начал, ну а я ляпнул про парней.

- Жалеешь об этом?

- Нет, Никит, это ерунда все. Я уже десятки раз убеждался, что для людей, которым я нужен, это не является препятствием. Максимум, требуется несколько дней на принятие.

- Мне ты нескольких дней не дал.

- Потому что не считаю, что они тебе были нужны. Разве нет? Ты уже в первые пару часов все проанализировал и вынес вердикт. У тебя склад ума такой – переработать и прийти к выводу. Поди еще и зарисовку на эту тему запилил в своей тетради - что-нибудь типа "О гомосеках и дровосеках".

- Ты не знаешь меня так хорошо, чтобы делать такие выводы.

- Скорее, это ты не хочешь, чтобы я знал тебя так хорошо.

Я усмехнулся и закрыл глаза. Ветерок становился все прохладнее.

- В твоем отношении ко мне нет… таких эмоций? – я все же решился задать этот вопрос, потому что именно он только и имел принципиальное значение.

Но Саша молчал. Я открыл глаза и удивленно уставился на его профиль.

- Что зависит от моего ответа? – наконец выдавил он.

- Ответь! - я снова начинал нервничать.

Но он объяснил уверенно:

- Нет, Никит, я вообще никогда не думал о тебе в этом аспекте. Разве ты это не видел сам? Или, может, заметил пару томных взглядов и обреченных вздохов по отношению к тебе?

Нет. В нашем общении не было вообще ничего такого. Никакого пристального внимания, которое всегда порождается страстью, только интерес к беседам. Я проследил историю еще раз и окончательно убедился, что никаких симпатий, кроме дружеских, между нами замечено не было. А это значит, что наше общение можно легко реанимировать. Я даже облегченно выдохнул, заявив напоследок:

- Вот ведь! А я-то думал, что я красавчик! А оно вон как обернулось!

Сашка рассмеялся.




С этого момента все довольно быстро вернулось на круги своя. И мы возобновили ежедневное общение, совместные визиты к друзьям, ужины у нас или бабы Дуси. Теперь все снова было в порядке, хоть и не совсем в том, что раньше. Кирилл тоже обуздал внутреннее пламя, по крайней мере, такой очевидной нервозности в присутствии Саши уже не проявлял.

Со временем Саша получил и доступ к моей тетради. Правда, в большинстве вопросов он был со мной не согласен. И именно от этого разговоры с ним приобретали особую значимость.

Зарисовка «Об интернете»
Люди много пишут о том, что интернет – чистейшее зло. И порно там, и лексика нецензурная, и дебилоиды группами кучкуются, а мораль и нравственность невинно убиенны. Но для меня все совершенно не так. К нам в поселок приехал парень. Он из Москвы, закончил престижный универ, родители состоятельные – то есть имеет все основания для того, чтобы сильно от нас отличаться. Но я, общаясь с ним, про эти мнимые отличия даже не вспоминаю! Мы читаем примерно одни и те же книги, смотрим те же фильмы, равноправно обмениваемся информацией о новинках, о которых кто-то из нас еще не знал, мы соглашаемся или, наоборот, в корне не согласны друг с другом по каким-то вопросам, но у каждого из нас за плечами достаточная информационная база для равновесного спора. Если отвлечься от шелухи, то в бытовом общении мы находимся на одном уровне развития, хотя изначальные условия кардинально различаются. И благодарить за это я могу только интернет. Каждый, кто видит в интернете только мусор, будто осознанно игнорирует терабайты полезности. Мне очень не нравятся новые законы о запрете пиратского видео-, аудио- и текстового контента. Если сейчас не останавливаться на экономических возможностях решения проблемы получения оплаты авторами, а сконцентрироваться только на этом примитивном способе, то абсурдность общей ситуации зашкаливает. Хорошо еще, что такие запреты, в принципе, неэффективны. Но если предположить, что каким-то образом они достигли бы успеха на этом поприще? И тогда такие, как я, лишенные доступа к книгам, фильмам, новостям, навсегда отстанут от таких, как этот парень. Моей зарплаты никак не хватило бы на то, чтобы оплатить тот массив литературы, который я привык через себя пропускать. Не говоря уже о том, что в наших книжных магазинах просто нет таких фондов, а лицензионные диски у нас попросту не продаются. Боже, храни хакеров! У интернета есть только один недостаток – обилие информации обесценивает ее. Но это уже тема другой зарисовки.

Наконец-то закончился мой последний рабочий день, и его я решил отметить, как следует, а именно – заглянуть к Маше. Мы договорились о встрече заранее, поэтому предварительно я зашел в магазин, чтобы купить вина, конфет и даже симпатичного плюшевого зайца. Она все же девушка, поэтому требует к себе особого отношения. И кажется, за зайца она благодарила в тот день с особой страстностью, хотя и раньше за ней холодности не наблюдалась. Ночью я не раз возвращался к мысли, что не могу даже представить себе, как кто-то может променять на мужиков прекрасные женские мягкие податливые тела. Конечно, мне девятнадцать, а в таком возрасте не нужно слишком многого для возбуждения. Но я не мог себе представить сексуальности без этого взмаха волос, когда она кокетничает, или надутых губ, когда она немного обижена, этой тонкой талии, которую она всегда умело подчеркивает короткими платьями в обтяжку, этих напряженных щиколоток, когда она на высоких каблуках. Мне даже захотелось влюбиться в нее, но пришлось отметить, что кроме ее красивого тела и постельных навыков, меня в ней больше ничего не интересовало. Значит, пора влюбляться в другую, пусть даже не такую красавицу, если с ней можно будет еще и поболтать. У меня появилась потребность дарить кому-то плюшевых зайцев.

Возвращаясь утром домой, я застал Сашку возле моего дома. Ранней пташечности я до сих пор за ним не замечал.

- Привет, - я подошел к нему и протянул руку для пожатия. – Ты чего так рано?

- Так мы же с тобой в город едем. Собирайся быстрее.

Я только сейчас оценил его прикид – брюки вместо обычных джинсов, светлая новая футболка с каким-то сложным принтом, да он даже побрился. На пару секунд обратился к собственной памяти в попытке выловить из нее момент нашей договоренности.

- Э-э! Впервые слышу, что мы куда-то едем, – заявил я неуверенно.

- Ну да, впервые, - успокоил он. – Поехали. Ты ж в отпуске теперь.

- Слушай… - я зевнул, прикрывая рот тыльной стороной ладони. – Давай не сегодня. Я не выспался.

- Но у меня сегодня день рождения!

Я уставился на него и ответил уже увереннее:

- Врешь!

- Конечно, вру! Ну, допустим, не сегодня, а послезавтра. И, допустим, не у меня, а у бабушки. Но суть-то от этого не меняется.

Ага, а вот про ее день рождения я, конечно, знал.

- За подарком, что ли?

- Ну да. Купим ей там что-нибудь, чего тут не продается. Сами развеемся. Машу свою с собой зови, вместе веселее.

Маша только в этом году окончила школу и на работу пока не устроилась. Но звать ее с собой не слишком-то хотелось – вряд ли от ее присутствия будет веселее. Кроме того, я еще помнил, как она смотрела на Сашку в их первую встречу. И хотя теперь я понимал, что ответа с его стороны ей уж точно не дождаться, все равно это было неприятно. Маша хоть девственницей-моралисткой и не была, но и шлюхой ее назвать ни у кого бы язык не повернулся. Я знал, всегда чувствовал, что она терпит эти мои полуухаживания именно из-за искренней симпатии, потому что других парней она и близко не подпускала. Но реакция на Сашку впервые не вписывалась в ее типичное поведение. Поэтому лицезреть очередной приступ кокетства по отношению к нему я не хотел, но мне очень понравилось, что сосед предложил это.

- Да нет! Давай лучше кого-нибудь из парней позовем?

Он пожал плечами:

- Тут сложнее. Ближе всего я общался с Кириллом... А из остальной гопки кого ни позови, остальные потом будут кудахтать, что их не позвали.

Он был прав. Все парни и девчонки нашей компании перемещались из места в место всей хаотичной системой. Конечно, почти у каждого был лучший друг - обычно сосед, бывший одноклассник или, реже, коллега по работе. Я и раньше понимал, что являюсь чуть ли не единственным из них, который не сближался слишком сильно ни с кем, я просто был частью этой толпы. Меня не игнорировали и хорошо относились, с кем-то я был ближе, с кем-то едва здоровался, но никто из них, так же, как и я его, не назвал бы меня лучшим другом.

Поэтому я махнул рукой:

- Тогда поехали вдвоем! – если уж на то пошло, то вдвоем нам и было комфортнее всего.

Я переоделся, пока моя мама поила соседкиного внука чаем. Стараясь соответствовать Сашкиному прикиду, нацепил белую рубашку и почти новые джинсы. Подошел к зеркалу и оценил свой внешний вид. К счастью, я родился не женщиной, для тех малейший прыщик на лице, а уж тем более неправильная форма носа может стать причиной катастрофы. А я вполне мог быть доволен своей внешностью. Правда, светлые волосы уже сильно отросли и прическа почти потеряла форму - пора бы в парикмахерскую заглянуть. Я прихватил деньги, тоже куплю что-нибудь бабе Дусе и матери. Областной центр находился примерно в 5-6 часах езды на машине – не так уж и далеко, но и не слишком близко, чтобы ездить каждые выходные на автобусе. Выбирались мы туда обычно раз или два в год, всей семьей - к нам присоединялись и брат с женой; там покупали одежду, бытовую технику, учебники, когда была необходимость, игрушки для племянников. Конечно, в наших магазинах все это тоже можно было приобрести, но в гораздо более узком ассортименте и значительно дороже.

Мы уже усаживались в машину, закинув на заднее сиденье пакеты с ватрушками, варениками в пластмассовом контейнере, завернутом в полотенце, печеньями, термосом с чаем. Кое-как удалось убедить бабу Дусю, что варенье из ранеток нам в дороге точно не пригодится. И тут меня окликнули:

- Никит, дай закурить, - к нам подошел Игорь и пожал по очереди руки.

Я протянул ему открытую пачку, предлагая взять, сколько требуется. Сашка вообще не курил, а на дорогу у меня запас был.

- В город собрались? – озвучил Игорь почти очевидное.

- Ага, - ответил Сашка. – Давай с нами!

Затянувшись, парень недовольно помотал головой:

- Да какой там! На смену иду… И до сих пор с бодуна мутит. Эй, Сань, - он обратился к соседу. – Так че там Кирюхой-то?

Я удивленно посмотрел на Сашку, но тот вместо ответа просто отмахнулся. Игорь, поняв, что объяснений не дождется, добавил:

- Ты зря это. Так не делается. Ну, может, ляпнул он или сделал че обидное по пьяни, с кем не бывает? Но сразу лезть в драку… Вы же друзья с детства. Кирюха – хороший человек, на самом деле хороший, и его тут каждый уважает. А ты приезжий. Не дело это – кулаками с друзьями проблемы решать.

- Погорячился, - вдруг ответил Сашка. – По той же самой пьяни, с кем не бывает? И мы уже урегулировали вопрос. Мы ж друзья с детства.

Игорь даже не заметил, что ему ответили его же словами, а удовлетворенно кивнул, снова пожал нам руки и попрощался.

В машине тишина начинала уже давить. Я не выдержал:

- Ну и что там с Киром-то?

Саша, не поворачиваясь ко мне, ненадолго и едва заметно улыбнулся. И он знал, что я не отстану, пока он не ответит. В крайнем случае, возьму на вооружение его привычку повторять вопросы.

- Мы бухали вчера, он меня потом в комнату позвал, типа для серьезного разговора. Они пить еще до моего прихода начали, поэтому к тому моменту он был в хлам, - Саша опять замолчал, а потом, поморщившись, продолжил: - Короче, полез он ко мне... Целоваться или придушить, а, скорее - и то, и другое разом. Ну… оттолкнул его, он намек не понял, а потом я уже врезал. Разок, чтоб в себя пришел. Он часа через два, уже потрезвее, ко мне заходил. Сказал: "Давай забудем". Мы пожали друг другу руки, на том и разошлись.

- Ого! – уточнять, что остальные вообще не в курсе всей истории, нужды не было. Кир уж точно сам не расскажет. – То есть он созрел?

Сашка не отводил взгляд от дороги. Машину он вел ровно, хотя скорость на трассе держал приличную. Такими темпами мы уже к обеду доедем.

- Я не знаю, созрел или нет. Да и говорю же – бухой он был, сам не понимал, что делает.

- А если созрел? Если все, окончательно определился?

- Ну, тогда ему будет трудно. Это везде трудно, но в Новой Засопке – практически невозможно, - я не мог понять, почему Саша так непривычно серьезен.

- А ты? Он... тебе не нравится? – если бы мы обсуждали девушку, то такой вопрос был бы вполне нормальным. - Если он будет трезвый и...

- Нет.

- Почему? – я не очень разбирался в привлекательности мужчин, но Кира точно уродом назвать было нельзя. Да нет, наверное, даже симпатичный. По крайней мере, по мнению девушек – точно. И он всегда отвечал им взаимностью. До сих пор.

- Что за глупый вопрос? Разве ты спишь с любой женщиной, которая не откажет?

Я рассмеялся, немного натянуто, но для сложившейся атмосферы и это было на пользу.

- Мне девятнадцать! И даже сейчас я не особо разборчив. А уж спроси ты меня пару лет назад…

И Сашка наконец-то одарил меня взглядом:

- Так тебе нравится твоя Маша или она просто не отказала?

- Нравится. В сексуальном плане уж точно. Я не влюблен, но к таким сиськам ни один мужик не остался бы равнодушным! А-а, ну да… - я осекся.

И водитель наконец-то искренне рассмеялся.

Остаток дороги мы болтали ни о чем и обо всем и подпевали знакомым песням по радио.



Мы уже обшарили магазины и купили все необходимое. Для бабы Дуси я приобрел сковородку с антипригарным покрытием, а матери — набор каких-то скатертей и салфеток. Я вообще не знаток в подарках женщинам. Повернул вслед за Сашкой в очередной магазин.

- Я куплю тебе подарок, — ни с того ни с сего вдруг заявил он. — Фотоаппарат.

Я подыграл ему:

- Конечно, купишь! Сегодня же у тебя день рождения, который послезавтра и у бабы Дуси, поэтому я должен получить подарок! Ну, наконец-то хоть один логичный поступок!

- Я вообще в них не разбираюсь, — он меня будто вовсе не услышал. — Вот этот «Сайбер-шот» выглядит вроде бы неплохо.

Я даже не взглянул на витрину.

- Ты совсем, что ли, е*анулся? — вежливо поинтересовался я. Радостно летящий к нам продавец-консультант, услышав последнюю фразу, остановился со звуком тормозящего автомобиля в трех метрах от нас и замер.

Саша все-таки уделил внимание и мне.

- Это как-то… по-гейски, что ли?

- Да нет, — я вообще не подумал о таком аспекте.

- Друзья не дарят друг другу подарки?

- Дарят. На день рождения, например.

- Когда он у тебя? — Сашка снова вернулся к витрине, посчитав, видимо, что наш разговор не стоит его непосредственного участия.

- Зимой!

- И, по-твоему, я специально приеду сюда зимой, чтобы подарить тебе подарок? Не мни о себе слишком многого, друг.

Я растерялся.

- Ну, по твоей логике, я тоже должен купить тебе подарок? — меня почему-то эта ситуация начала смешить.

- Конечно, должен! — он уже махнул рукой статуе консультанта, тот смог выдохнуть и продолжить траекторию полета. — Но это потом. До моего отъезда еще до фига времени.

Я отвесил челюсть, но бросаться грудью между ними двумя и витриной, чтобы симпатяга «Sony» не был изъят с полки, конечно, не стал.

- Бред какой-то, — высказался я уже в машине. Мне почему-то было неприятно принимать такой подарок. — Я и сам мог его купить.

Сашка завел мотор.

- Ой, я тебя умоляю — только не воспринимай это как подачку от богатого мальчика! Дело не в твоих финансах. Просто ты никогда, — он выделил это слово максимальным раздражением, — не купил бы себе фотоаппарат.

- Конечно. Я и фотать-то особо не умею!

- Если захочешь — научишься. А когда-нибудь ты захочешь. И когда-нибудь захочешь профессиональный аппарат. Если у тебя такая страсть к изобразительному искусству, то это хотя бы какой-то способ ее выплеснуть. Да ладно! Художник в тебе просто умолял меня об этом!

Я усмехнулся.

- Ну ладно, спасибо тогда. Наверное. Если стану знаменитым фотографом, упомяну твое имя на какой-нибудь из выставок в Милане. Мол, был в моей молодости один придурок. Он-то и заставил меня стать великим.

- Если ты и станешь знаменитым, то, скорее, писателем, чем фотографом, — заметил он. — Если хоть одну работу допишешь до конца.

Он уже, конечно, прочитал все мои грандиозные наброски. Некоторые я выкладывал на общедоступном сайте, но и там приятные отзывы вскоре заканчивались после статуса «заморожен». Я справедливо заметил:

- Я — будущий великий писатель, который хотел бы стать великим художником. Самое логичное — подарить мне фотоаппарат.

- Ты уже художник, — пожал он плечами. — Просто рисуешь по-другому. И фотоаппарат тебе позволит реализовывать ту часть тебя, которая хочет, но не умеет рисовать.

Мне эта тема осточертела, поэтому я спросил:

- Теперь домой?

Он аж оторопел:

- Домой? Куда нам спешить? В ресторан!

- Куда?! — звук получился между хрипом и смехом.

Саша направлял машину к какому-то зданию, неоновые надписи на котором уже начинали поблескивать под натиском ложащихся на землю сумерек.

- Поужинаем. Я выпью. А ты меня потом повезешь домой. К утру вернемся! — заверил он.

- Э-э, Саш… Я не умею водить и прав у меня, естественно, по этой же причине и нет.

- Да я пошутил… Как это — не умеешь водить?

- Ну, у отца машины никогда и не было. Короче, случая научиться не представилось, — я не желал оправдываться за такой пробел в моем воспитании.

- Я думал, что пацаны в поселке все, как один, прямо с первого класса учатся. Я уж точно научился еще до Москвы.

- И этот опыт сразу создает прецедент, который должен повторяться у каждого без исключения?

- Нет! — он торжественно поднял указательный палец вверх. — Этот опыт возвышает меня над тобой, как Биг-Бен над Темзой! Короче, потом научу тебя.

- На фиг?

- Чтоб умел. Вдруг война с инопланетянами, все такие смываются на тачках в убежища, повсюду пробки и хаос. И один ты стоишь, как лох, и плачешь.

- Я имел в виду, на фиг нам на это время тратить? Вдруг войны с инопланетянами не будет?

- Ну да. У нас же других развлечений полно! Ты в отпуске оценишь мою тоску. Меня уже порядком притомили ежедневные посиделки у кого-то из парней. И печень взывает к милосердию, — он нажал на кнопку пульта, чтобы сигнализация включилась с негромким «клиньк». — Пошли в этот ресторан.

Свободные столики у них были. Мы выбрали тот, что подальше от сцены и шумных компаний. Строго говоря, это был даже не ресторан, а кафе, хотя и очень уютное. Надо будет посмотреть потом в интернете, чем они принципиально отличаются. Но на тот момент я решил, что «ресторан» — это должно быть что-то более изысканное, дорогое и эксклюзивное. Наши блюда принесли уже минут через пятнадцать, включая и пиво для меня. Вот, наверное, наличие пива в меню и понизило рейтинг этого места в моем сознании с «ресторана» до «кафе», хотя я мог и серьезно ошибаться.

Я согласился с Сашкой, что спешить нам некуда. В конце концов, я нечасто вырываюсь из привычной новозасопкинской атмосферы. Он даже заказал себе десерт, а я переливал в бокал очередную бутылку пива, решив, что это вкуснее сладкого пирога.

- Саш, — я уже наелся и размяк от алкоголя до такой степени, что готов был поднять рейтинг этого «кафе» до «ресторана». — А как это — быть геем?

- Я надеюсь, ты сейчас не о физиологии процесса? — он иронично поднял бровь.

- Фу, бл*дь! Нет, конечно! Физиологию я вообще даже не пытаюсь осмыслить. Для меня секс — это женщина. Как мужик… Фу, бл*дь!

- Тогда ты отвлекся, — он поставил локти на стол и немного наклонился вперед. Наверное, не хотел, чтобы нашему разговору нашлись свидетели. Я сделал то же самое и стал говорить тише.

- Я о другом спрашивал. Как тебя воспринимают, как к тебе относятся? Я понимаю, что ты не кричишь об этом на каждом углу, но ведь и не особо скрываешься. Как ты себя ощущаешь, когда идешь за руку с парнем, а на вас глазеют?

Он закусил нижнюю губу, но улыбка вырывалась из этого препятствия.

- Никит, а как ты сейчас себя ощущаешь?

- Отлично ощущаю. О чем ты?

- У меня для тебя плохие новости. Ты сейчас гей. По крайней мере, в глазах официанта и некоторых посетителей. Да не оборачивайся! Просто, прими как факт. Мы сидим тут уже больше часа, два молодых парня. При этом никакого внимания соседним столикам, где сидят дамы, не уделяем. Как мы выглядим, по-твоему?

- Пф! — возмущенно. – Я, например, не уделяю им внимания из чисто практических соображений. Какой толк сейчас с ними знакомиться, мутить, а потом пригласить… прогуляться до Новой Засопки?

- Возможно. Но никто из присутствующих об этом не знает.

- Ты преувеличиваешь!

- Если и да, то несильно. Хорошо. Согласен стопроцентно побыть геем в их глазах?

- Зачем?!

- Чтобы ответить на свой вопрос. Ты никого тут не знаешь, но, последствия в виде драки могут быть.

Вот это «в виде драки» и определило мой выбор. Получалось, что если я откажусь, то только из страха перед дракой?

- Ок. Давай. Целоваться взасос, я надеюсь, не придется?

- Брось, ни к чему до такой степени погружаться в эксперимент. Твоя невинность останется нетронутой, обещаю. Закрой глаза.

Я выполнил просьбу.

- И сразу о физиологии, — услышал я голос Сашки. — Секс, а особенно секс между влюбленными - это, в первую очередь, обмен энергией. Я сейчас дотронусь до твоей руки.

Он предупредил, вероятно, для того, чтобы снизить уровень моего стресса. Потом накрыл мою ладонь своей. Я не дернулся, потому что был готов заранее. Он выждал некоторое время.

- Представь, — продолжил Саша, — что эта рука не моя, а какой-нибудь женщины. Ты просто ощущаешь чужое тепло. И если бы это была женщина, которая тебе нравится, то это тепло тебе было бы приятно. Тебе бы даже было приятно, если бы руки у этой женщины не были мягкие, если бы ее ладони были с мозолями от какой-нибудь тяжелой работы. Если бы тебе нравилось в ней все остальное, ты бы даже не обратил внимания на мелкие недостатки. Нет, ты бы принимал это тепло безропотно, наслаждаясь. В чем смысл тогда? В этом обмене теплом или в сухости ее рук? Это если говорить о симпатии и любви. С сексом ситуация еще проще…

Я не выдержал и открыл глаза. Сашка, улыбаясь, спокойно убрал свою ладонь с моей.

Я огляделся. Девушка за столиком неподалеку смотрела на нас с удивлением и… восхищением? А ее подруга тихо хихикала, то и дело поглядывая в нашу сторону. За ними сидели мужчина и женщина в возрасте, которые сморщились до состояния куриных жоп, а элегантная дама даже челюсть немного отвесила, что несколько убавило степень ее элегантности. Молодой парень с девушкой пересаживались на два столика дальше, как будто мы могли их заразить. И только первая так и не отрывала от нас восхищенного взгляда, а ее подруга продолжала хихикать.

- Фу, бл*дь, — снова сказал я — и в ответ на его предыдущие слова, и как вывод об общественной реакции.

- Ну и как оно — быть геем, Никит? — Сашка уже снова развалился на стуле.

- Отвратительно. С какой стороны ни посмотри. А в Москве так же?

- Не до такой степени. Хотя нет, неправильно. Там все зависит от места — где-то вообще никакой реакции, а где-то сразу рискуешь получить в бубен. Ты просто учишься вести себя соответственно месту.

- Сочувствую, — прокомментировал я. — Я бы не решился на такую жизнь.

- Большинство и не решаются. Живут себе спокойно. Дрочат на гей-порнушку, когда жены нет дома. Психуют по пустякам.

- Выходит, что тот, кто спокойно заявляет о своей нетрадиционной ориентации, неизбежно сильный и смелый человек? Другие просто не выдерживают общественного давления?

- Как-то так, — Сашка неопределенно повел плечами. — По крайней мере, тут или в Новой Засопке — это уж точно. Любой камин-аут — тут практически самоубийство. А бывает и наоборот. Некоторые, чаще всего бисексуалы, очень любят заявлять о своей гейской натуре. Это их способ эпатировать, вызвать реакцию, протест или проверка собственной смелости. Ну что, пойдем?

Я последним глотком допил пиво и кивнул. Расплатились пополам и получили, проходя через зал, массу пристальных взглядов. Один хмурый мужик даже начал вставать, но друзья его усадили на место. С исследовательской точки зрения этот опыт был для меня очень полезен. Теперь обязательно введу в одну из своих историй гея. Конечно, он будет второстепенным персонажем, но на его примере можно хорошо показать внутреннюю силу.




 Зарисовка «О родительской любви»
Материнская любовь — это такой столп среди общественных норм. Из всей массы различных видов любви именно материнская стоит на незыблемом постаменте абсолюта. К отцовской любви относятся проще, хотя тоже не без идеализирования. Это понятно — именно мать отдает ради ребенка силы, здоровье, время, молодость и красоту. Она заслуживает того, чтобы получать за это почести всю оставшуюся жизнь. И я верю в то, что большинство матерей отдадут жизнь и сделают что-то за гранью человеческих возможностей ради своих детей. Потому что это инстинкт, а не вопрос свободного выбора. Поэтому я верю в родительскую любовь, но сомневаюсь в ее безупречности. Если бы она была безоговорочной, то и не было бы скандалов в семьях из-за плохой учебы, дурных привычек или специфической манеры одеваться. Вот, родители, ваш сорокалетний сынуля — алкоголик! Он счастлив, только когда пьян в стельку! Отчего же вы не радуетесь за него? Может, родители просто обеспокоены будущим своих детей, и дело только в этом? Но тогда и не было бы трений, если ребенок не хочет быть юристом, а предел его мечтаний — стать пекарем. Ведь это его жизнь! Он не должен становиться юристом только потому, что эта ваша неосуществленная мечта. Но он станет. Практически в любом случае. Потому что если он любит и ценит своих родителей, они не позволят ему выбирать самостоятельно. Получается, что родительская любовь имеет некоторые рамки — тебя будут безусловно любить, пока ты оправдываешь их ожидания.

Мысли о нашем эксперименте в ресторане никак не покидали мою голову. Как пятилетнему ребенку, закатывающему истерики матери, чтобы проверить границы дозволенного, так вдруг захотелось поступить и мне. Если бы я был геем — как отреагировали бы мои родители? За ужином я реализовал эту перемусоленную за три дня в сознании идею неожиданно для самого себя:

- Мам, я – гей.

Я хотел тут же сказать, что пошутил, но она просто усмехнулась и махнула рукой. Отец оторвался от телевизора и поставил бутылку пива на пол.

- Мам, я не шучу, — зачем-то продолжил я, не удовлетворившись их реакцией.

Мать замерла. Просто застыла, а ложка выпала из ее руки и в гробовой тишине громко стукнулась о поверхность стола. Отец уже стоял рядом, а его лицо наливалось багряной краской.

- Как ты сказал?

Вот тут было самое время и признаться, что я просто глупо пошутил. Но я почему-то захотел узнать, что будет дальше.

- Я сказал - гей. Го-мо-сек-су-а..

- Ублюдок, — прошипел отец. — Е*аный ублюдок… Пидорас?! Мой сын?!

Он схватил меня за волосы и рванул с такой силой, что я упал на пол. Попытался подняться и тут же получил в полную силу удар в лицо.

- Сука! Ох*евшая неблагодарная сука! — орал отец. — Тебя для этого, что ли, рожали и растили?!

Он снова ударил в лицо, а потом ногой в живот несколько раз. Скрючившись, я смотрел на мать. Она так и сидела за столом, зажав рукой рот, даже словом не пытаясь остановить отца.

Вот тут, мама, вот именно на этом моменте заканчивается твоя любовь?

Следующий его удар в лицо я отбил, потом, уже поднимаясь, оттолкнул отца, не давая сбить себя с ног снова. У него даже слюна изо рта просочилась от ярости.

- Вообще-то это неправда, — я обратился к матери. — Исследовательский интерес. Ты меня знаешь. Погружение. Для моего рассказа. Хотел узнать о естественной реакции. Узнал.

Шатаясь, я просто направился в свою комнату. Меня никто не удерживал.

Через час отец постучал в дверь, а потом зашел.

- Это… сын… Ты извини меня.

Я ответил, что сам виноват. Он неловко потоптался еще пару минут и вышел.

За ним мать, тоже извиняться. Ей я сказал то же самое и даже позволил осмотреть мое лицо. А она все причитала:

- Никита, ну до чего ж глупая шутка. Ты прости нас, мы же поверили. Хотя понятно было, что это неправда… Ты же с Машей встречаешься… И Свету так любил… Прости, родной мой!

- Мам, я стопроцентный натурал. Успокойся уже.

- Я люблю тебя, сынуля, — сказала она, выходя из комнаты. И на этот раз я ей не поверил. Любит, только пока я оправдываю ее ожидания.