Grasshopper.
По ту сторону дождя
Аннотация
В рассказе Beyond The Rain английский автор со смешным псевдонимом Grasshopper ("кузнечик") преподнес историю двух юношей, которые осознали свою нетрадиционную ориентацию и чувствовали себя одинокими в этом неприветливом мире. На их долю выпали нелегкие испытания, но все плохое не может продолжаться вечно, поэтому и они, наконец, отыскали свое место под солнцем.
Перевод с английского Романа Свиридова
В рассказе Beyond The Rain английский автор со смешным псевдонимом Grasshopper ("кузнечик") преподнес историю двух юношей, которые осознали свою нетрадиционную ориентацию и чувствовали себя одинокими в этом неприветливом мире. На их долю выпали нелегкие испытания, но все плохое не может продолжаться вечно, поэтому и они, наконец, отыскали свое место под солнцем.
Перевод с английского Романа Свиридова
Глава 3
Волшебник Оз: Что касается вас, мой металлический друг. Вы хотите получить сердце, но станете ли счастливы от того? Сердца никогда не станут практичны, пока не будут сделаны небьющимися.
Железный Дровосек: Но я все еще хочу этого.
*** Билли Кармеди ***
Он вернулся.
Если верить официальной версии, - он помогал по хозяйству на ранчо своего дяди, поскольку у того случился сердечный приступ, но слухи ходили разные. Одни рассказывали, что он на реабилитации от наркотической зависимости. Другие утверждали, что он сбежал в Калифорнию, чтобы присоединиться к рок-группе. Третьи шушукались, что от него забеременела одна девочка, и он должен на ней жениться. Только все эти слухи были настолько нелепы, что в них верилось с трудом.
Никто не знал наверняка, почему Аарон Соренсен отсутствовал несколько недель, но когда он возвратился, в мальчике произошли разительные перемены. Раньше он был веселым и жизнерадостным, - мне нравилось наблюдать за ним. Он играл в школьной бейсбольной команде и состоял в организации бойскаутов. Сейчас же он стал совершенно другим человеком - это походило на похищение инопланетянами, которые исследовали его мозг и сделали лоботомию, удалив большую часть Аарона.
Меня всегда тянуло к Аарону, но только я никогда не предпринимал попыток сблизиться более плотно, ограничиваясь стандартным "привет", когда мы встречались в школе. Мы участвовали вместе в нескольких школьных комитетах, но у нас не было общих друзей, поэтому наши отношения не выходили за рамки общения в школе. Мы были с ним разные и у нас не находилось общих точек соприкосновения. В отличие от многих, Аарон был очень религиозным, я бы сказал, даже чересчур. Мои родители не были слишком консервативны в плане религиозного воспитания, поэтому не оказывали особого давления на меня и сестер. Я верю в Бога и уважаю право других людей на свободу вероисповедания, но у меня есть более интересные способы использования своего времени.
Я наблюдал за ничего не подозревавшим Аароном, и задавался вопросом, что же с ним все-таки произошло. Что могло случиться за несколько недель, чтобы эти карие глаза потеряли свой былой блеск, а взгляд потускнел, и его заволокло туманом грусти и печали.
В классе Аарон сидел впереди меня, поэтому мне ничего не мешало пристально за ним наблюдать. От его шикарных каштановых волос, ниспадавших на плечи, не осталось и следа. Одет Аарон был в простые поношенные джинсы и невзрачную рубашку, что не стыковалось с обликом того мальчика, которого я знал раньше. Раньше он никогда не отличался особым рвением к учебе, сидел, развалившись за партой, рассеянно зевая и рисуя дурацкие картинки. Сейчас он сидел прямо, время от времени поглядывая на циферблат наручных часов, с нетерпением ожидая скорейшего окончания урока. Я спрашивал себя, что его тревожит и куда он так торопится? Что-то его явно беспокоило, и я думал, что нужно с ним поговорить об этом, если получится.
Я слышал, что он встречался с Сисси Конклин, которая была реально шикарной девчонкой. Сейчас он стал другим и совсем не напоминал того самоуверенного ловеласа, так что мои шансы на сближение с ним значительно увеличивались.
"Г-н Кармеди, если я вам не мешаю, то не смогли бы вы уделить мне немного своего внимания? - голос учителя вернул меня к действительности и отвлек от мыслей. - Объясните всеми нам, почему истинно верующий человек никогда не усомнится в справедливости учения Бога, даже если все вокруг него скажут, что это ложно?"
"М-м-м, - бормотал я, пытаясь выиграть время, - я думаю, что мы должны быть... верить в это, потому что в душе знаем, что это является правильным".
"Допустим, - учитель не отставал от меня. - Что, если ваши убеждения причиняют вам боль, а вера делает вас отличающимися от остальных, изгоем?"
"Мы говорим о религии или о личном?" - задал я наводящий вопрос.
"О личном".
В поисках ответа, который удовлетворил бы г-на Кэнтора, я окинул взглядом аудиторию и посмотрел на Аарона. Наши взгляды встретились – он, как мне показалось, ожидал моего ответа.
"Я думаю, если вы действительно знаете, что что-то является правильным, не имеет значения мнение кого-нибудь другого. Вы должны быть уверенны для себя. Вы можете быть одним, кто в это верит, но не обязаны делать то, что считаете неправильным".
Класс взорвался хохотом, а я рухнул на свой стул и размышлял, что я такого сказал. Я действительно не понимал, почему я должен делать то, что считаю неправильным и противоречащим моим собственным убеждениям.
Зазвонил звонок и все повскакивали со своих мест, и ринулись к выходу, громко болтая и пихаясь. Я неспешно собрал свое барахло и направился к своему шкафчику. Я как раз запихивал свои книги, когда услышал мягкий голос, доносившийся сзади.
"Билли, ты действительно имел в виду то, что сказал?"
Я повернул голову, чтобы увидеть Аарона - это его голос я услышал. Его взгляд выражал испуг.
"Ты об уроке философии? Это первое, что пришло на ум, чтобы отвязаться от Кэнтора".
"А, - он вздохнул, как мне показалось, с некоторым разочарованием. - Понятно, извини за вопрос".
Я наблюдал, как он повернулся с намерением уйти прочь, и позволил сделать ему несколько шагов прежде, чем окликнуть. "Эй! Подожди, Аарон".
Я хлопнул дверцей шкафчика и быстро нагнал его, - мы вместе прошли в зал, не обронив ни слова. У входной двери моей аудитории я нерешительно коснулся его рукой. "Аарон, ты хочешь поговорить?"
Он быстро оглянулся по сторонам, чтобы убедиться, что на нас никто не обращает внимания. Никто на нас не смотрел, и взгляд Аарона остановился на мне. "Мне понравилось, как ты сказал, что нельзя сомневаться в своей правоте и не подстраиваться под чужое мнение. Я тоже считаю, что затаиться в себе это не лучший выход".
Зал напоминал муравейник или наглядный пример "броуновского движения" - дети сновали в разных направлениях, передвигаясь от класса к классу, толкались, громко разговаривали, смеялись, кричали и ругались. Мы стояли посередине зала, а вокруг мельтешили в бешеном хороводе "броуновские молекулы", всецело поглощенные своими делами и проблемами. Я смотрел в глаза Аарона Соренсена, и у меня не оставалось сомнений, что он нуждается в помощи, иначе он бы сейчас растворился в этой беснующейся пучине.
"У меня сейчас тригонометрия, а после школы я работаю", - сказал я.
"Ясно", - разочарованно сказал мальчик, отворачиваясь.
"Нет, я не то имел в виду. Приходи ко мне, знаешь магазин оптовых поставок Стриклэнда на 9-ой улице?"
"Ты там работаешь?"
"Да, ты можешь помочь мне загрузить продукты, и у нас будет возможность поговорить".
Аарон колебался, но я не торопил с ответом. Наконец, он кивнул головой и ответил: "Увидимся после школы, Билли".
Я тоже слегка кивнул: "Увидимся, Аарон".
На протяжении последующего часа я совершенно не думал о тригонометрии - мои мысли были заняты Аароном. Что же его беспокоит? Почему он так напуган? Смогу ли я помочь советом, подсказать? Я надеялся, что найду ответы. А может, мальчику просто необходим кто-то, кто сможет его выслушать. Тогда почему он не может поговорить со своими друзьями, почему я?
—***—
Я успел уже погрузить около четверти 50-тифунтовых пакетов и как раз поднимал очередной, когда услышал голос Аарона: "Эй, это все нужно загрузить?"
"Да, сегодняшняя поставка включает 120 пакетов - их нужно доставить на ранчо Столовой Горы".
Аарон снял свой рюкзак, поднял на плечи большой пакет и бросил его в кузов. "Я буду кидать в кузов, а ты уже складируй, хорошо?"
Я улыбнулся - глупо отказываться предложенной помощи. Мы работали в течение получаса, лишь изредка перекидываясь маловажными фразами. Сегодня было довольно жарко, и когда последняя сумка шлепнулась к остальным, мы присели на корточки, стараясь отдышаться.
"Мне нужно доставить их на ранчо. Поедешь со мной?"
Аарон засмеялся, и я снова увидел эту очаровательную улыбку, которая отсутствовала на его лице в течение нескольких недель. Сейчас он стал похож на прежнего Аарона, улыбка которого так меня завораживала.
"Тебе, походу, нужен помощник, чтобы это разгрузить", - фыркнул он.
"Дураком меня не воспитывали", - я тоже засмеялся.
Я отметился в офисе, сказал г-ну Стриклэнду, что уезжаю и получил на руки путевой лист.
"Сегодня вы с помощником?"
"Да сэр. Это мой друг Аарон".
"Внимательно на дороге, Билли. И захвати соду на выходе".
Мы неспешно проехали через город, и я большую часть времени был сконцентрирован на дороге, лишь изредка поглядывая на Аарона, который уставился в окно. Когда мы вырвались из города, то я решился нарушить воцарившееся молчание: "Как школа, кстати, с возвращением?"
От неожиданности Аарон встрепенулся и уставился на меня удивленным взглядом. Удивление, впрочем, моментально прошло, но у меня создалось такое впечатление, что мой вопрос вызвал в нем какое-то раздражение.
"Все нормально", - ответил мальчик.
"Окей".
"Все идет хорошо. Я много пропустил, но, - пробормотал он, - все нормально".
Я решил продолжить разговор: "Что дядя..., как его дела?"
"Ха! Мой дядя?" - Аарон нахмурился, очевидно, задаваясь вопросом, какое имеет ко мне отношение его дядя. Тут он вспомнил, помрачнел и медленно ответил: "Ну да, мой дядя. Сейчас все хорошо".
"Готов держать пари, что работать на ранчо намного более интересно, чем школа?"
Сейчас я был больше чем уверен, что ни на каком ранчо он не был в течение своего отсутствия, но не торопился переключать тему, давая ему время собраться с мыслями и, если он того пожелает, сказать то, о чем он думал.
"Билли", - почти шепотом и как-то неуверенно произнес Аарон.
"Да?" - я выключил радио, показывая, что готов внимательно слушать.
Аарон явно нервничал, не решаясь заговорить о главном, о том, что для него сейчас наиболее важно. Он отвернулся к окну и нервно покусывал нижнюю губу, а его правая нога дергалась, отбивая лихорадочный ритм. Наконец, он сказал нерешительно: "Билли, я могу говорить с тобой открыто? Больше ни с кем я не могу об этом поговорить".
"Конечно, Аарон, - ответил я, посмотрел на него и подтвердил свои слова кивком головы. - Я понимаю твои чувства. Сам иногда думаю, могу ли открыто говорить с кем-то о некоторых вещах, которые не каждому дано понять".
"Ты тоже?" – удивился он и тяжело вздохнул.
"Да, у всех бывают плохие дни".
"Я могу доверять тебе, ты сохранишь это в тайне?"
Мы не были друзьями, так что, по сути, он мог и не доверять мне. Но возможно сейчас, он нуждался в ком-то, кто не знал его достаточно хорошо, поэтому отнесется снисходительно, не осуждая. Ему необходимо выговориться, а я должен его выслушать.
"Да. И у меня есть личные проблемы, о которых также трудно рассказать. Я сохраню наш разговор в тайне. Я клянусь, Аарон".
Он, казалось, обдумывал сказанное мною, и затем, с глубоким вздохом, произнес: "Я не был на ранчо своего дяди".
Я и не собирался уточнять, где он был в течение всего этого времени, поэтому сказал: "Это не так важно, Аарон. Просто скажи, чем я могу помочь, подсказать дать совет?"
Он откашлялся и продолжил: "На философии ты сказал, что мнение других может отличаться от твоего, и ты даже можешь быть единственным, кто уверен в своей правоте".
Я не думаю, что Аарон ожидал от меня ответа, поэтому и не перебивал, а только слушал.
"Билли, я сделал большую глупость. Я думал, что мои родители любили бы меня независимо от того, что я сказал им - я не желал никому причинять боль".
"Ты сказал им что-то, что им не понравилось?"
Он задрожал, вспоминая лицо своего отца. "Да, я открыл им свою тайну, и они отправили меня в изгнание".
"И это тебе сейчас беспокоит, Аарон?"
Мальчик всхлипнул и отвернулся к окну. "Нет". Он прижал руки к груди, обняв себя за плечи, и опустил голову вниз.
"Я сказал им что-то и попросил, чтобы они помогли мне, - вместо этого они возненавидели меня. Они попытались переделать меня. Они... Я имею в виду... Они отправили меня в то место".
"То место?"
Я не совсем понимал смысл его невнятного бормотания, но его волнение передалось и мне.
"Место, где перевоспитывают детей, которые сбились с пути".
Он рассказал о том месте. Тишина. Особые правила. Одиночество. Аарон подробно рассказал об их терапии, но упустил единственную вещь - почему он оказался там?
Я заглушил двигатель и остановил автомобиль недалеко возле арки, за которой начиналось ранчо. Я положил ладонь на его плечо - он повернул голову в мою сторону, не поднимая взгляда.
"Этот разговор останется между нами, обещаю. Ты не заслужил того, что произошло, независимо от того, что рассказал своей семье. Не нужно удерживать в душе это".
Он вздохнул. "Спасибо, Билли. Я очень хочу тебе открыться, но для этого нужно быть... "
"Быть другом?"
"Да".
—***—
Мы разгрузили пакеты и подписали накладные. Избавившись от груза, назад мы добрались гораздо быстрее. У меня появился новый друг и, впервые в моей жизни, я почувствовал, что кто-то нуждался во мне. Я хотел знать, почему он попал в то место, но не собираюсь на него давить - подожду, пока он не будет готов это рассказать. Я не думаю, что это что-то действительно так уж плохо. Аарон не был плохим человеком. Я не думаю, что дело в наркотиках и тому подобное. Но что?
Глава 4
Железный Дровосек: Помогите! Помогите!
Чучело: Бесполезно кричать в такое время. Никто не услышит вас.
*** Аарон Соренсен ***
Я надеюсь, что не сделал очередную ошибку. Я не мог держать все это в себе, больше не было сил. Да, для себя я решил затаиться, но когда услышал то, что Билли Кармеди сказал, отвечая на вопрос учителя, во мне как-бы что-то сломалось. После всего случившегося, никакие разговоры с родителями не произвели бы такого эффекта. Одному Богу известно, что творится в головах моих родителей. Когда моя мать смотрит на меня напуганным взглядом, то она не может выдержать зрительного контакта в течение 10 секунд. А отец вообще старается не смотреть мне в глаза. Не знаю, как бы изменились наши отношения, скажи я, что с прошлым навсегда покончено, осознаю свою неправоту и раскаиваюсь.
Я всегда хотел брата или сестру, а сейчас более чем когда-либо. Если бы в семье было больше детей, то я бы не находился так долго в центре внимания. Возможно, у меня был бы брат, и у него возникли проблемы с наркотиками, или сестра легкого поведения. Знаю, это звучит глупо и мерзко, и я не хотел бы, чтобы у них были проблемы, но я - единственный ребенок, и все внимание родителей приковано ко мне - отсюда эти идиотские мысли.
За время "изгнания" я пропустил многое из школьной программы, поэтому мне придется нагонять упущенное. Мне пришлось покинуть бейсбольную команду, меня исключили из бойскаутов - все по настоянию родителей, и это еще не все условия нашего "мирного сосуществования". Теперь моя личная жизнь ограничена строгими рамками: родители должны знать, где я и с кем, чуть ли не поминутно, так что ни о какой свободе действия даже речь не идет. Из дома в школу — после занятий сразу же домой!
Мои друзья были рады возвращению, но перемены в моем имидже отпугнули их - я коротко острижен, в стремной одежде, избегаю общения. Я уже не тот мальчик, которого они знали и с кем дружили. Я, разумеется, попытался объяснить, мол, очень устал и мне потребуется некоторое время на адаптацию, но понял, что никого это не интересует - всем пофиг, друзья меня вычеркнули из своей жизни. Теперь я осознал, что по-сути у меня никогда и не было близких друзей, таких, которым я могу доверять и на кого положиться.
Я причинил Сисси боль. Она - действительно милая девочка, единственный человек, который попытался поддержать меня. В "изгнании" я часто думал о ней и понял, что она нуждается в чем-то большем, чем я ей мог дать. После возвращения она даже предлагала заняться сексом, но я порвал наши отношения - мне не нужна подруга. Отец был зол, когда на вопрос о наших с Сисси делах я сообщил о разрыве отношений. Ему нужны были наши отношения, как доказательство моего исправления, он хотел думать обо мне, как о мальчишке, который мечтает залезть в трусики к девчонке, а не в штаны другого мальчика. Разумеется, он не говорил прямо о том, какие его одолевали мысли, но его спич о божественном предназначении ясно давал понять, что отец желает, чтобы я трахнул девчонку.
Слова Билли Кармеди на уроке психологии вывели меня из оцепенения, и защитный кокон дал трещину. Нет, я вовсе не считаю, что Билли такой как и я, но он — как мне показалось, умеет думать не так, как другие - это меня и оживило. Мне необходимо поговорить с кем-нибудь, кто, возможно, не станет меня осуждать и упрекать. Разумеется, я не мог рассказать всего, что накопилось у меня на душе, но хотя бы маленькую часть, чтобы ослабить тиски, сжимающие мое сердце. Я признался, что не был на ранчо своего дяди, а томился в "изгнании". Теперь Билли это знает, и мне действительно стало легче.
Мы с Билли никогда не были друзьями, и теперь я задаюсь вопросом, почему так? С ним было очень легко говорить, настолько дружелюбная атмосфера вокруг. В школе мне трудно было решиться на откровенный разговор и попросить о помощи. А тут вдруг Билли сам предложил выход - я помог загрузить товар, потом мы отправились к покупателю; по дороге выдался удобный случай для откровенного разговора. Билли дал слово сохранить в тайне суть нашего разговора, и в его глазах я не увидел и тени подвоха... А если я ошибся? Смогу ли я перенести новый такой удар.
О нашем разговоре я думал всю ночь. С одной стороны, я не открыл свою тайну новому другу, так что нет большой проблемы, если я даже и ошибся в его порядочности. Но Билли будет думать, какая причина побудила моих родителей отправить меня в изгнание, и почему я не решился рассказать все до конца. Очевидно, он сделает вывод, что мне стыдно либо я боюсь кого-то или чего-то. А если бы я прямо признался? Сказал бы Билли Кармеди, что я - гей? Как бы он тогда воспринял меня?
Мама позвала меня на обед. Она сидела в одном конце стола, папа - напротив. Я, как обычно, сидел сбоку. Мама поставила миску зеленых бобов на стол и протянула мне руку для молитвы. Прежде мы всегда брались за руки и молились в благодарность Богу за нашу пищу. Я взял руку матери и посмотрел на отца. Он не предпринимал попыток протянуть свою руку. После того дня, когда я рассказал им правду, отец никогда не протянул мне руки. Такое поведения отца явно указывало на то, что он до сих пор не может простить меня.
Я съел свой обед, встал из-за стола и удалился, чтобы работать над домашним заданием.
Из моей комнату убрали компьютер, музыкальный центр, со стен содрали плакаты звезд спорта и эстрады. Это больше не было моим убежищем. Я сидел за столом и с грустью смотрел в окно. Я задавался вопросом, думает ли мой мальчик обо мне.
Я закончил свою домашнюю работу и прилег на кровать, уставившись на потолок. Я думал о Сисси и как с ней обошелся; о г-не Эдгарсе и его холодном взгляде. Внезапно мои мысли вернулись к Билли Кармеди. Я вспоминал его взгляд, походку, улыбку. В моей голове роились непристойные мысли, которые я старался гнать прочь - это неправильно, я не хотел так думать о Билли... Я прикрыл веки и просунул руку под резинку моих "боксеров". Я не хотел думать о его карих глазах - но они смотрели на меня; я старался не думать о каплях пота, стекающих по его вспотевшей груди... Я старался внушить себе, что думаю не о нем, в то время как моя рука совершала движение вверх-вниз, а по телу побегали импульсы экстаза.
—***—
На следующий день я просто сидел в своем классе, не проявляя особой активности, как в былые времена. Мои старые друзья все еще общались со мной, но теперь я не участвовал в ночных прогулках, поэтому особого интереса для них не представлял. Раньше я не замечал, что в школе довольно много одиноких детей - они мне напомнили тех, кого я видел в "изгнании". В школе такие дети не бросаются в глаза, а там я находился с ними рядом, в гнетущей атмосфере тишины. Никто даже не предпринимал попытки завязать разговор, и я думал, что же они натворили и за какие грехи попали в это место; какие мысли у них в голове.
Совсем скоро начнется урок психологии, и я каждой секундой мое волнение нарастало. Я чего-то ожидал, но одновременно это меня и пугало. Что, если Билли считает меня сумасшедшим? Что, если он будет избегать посмотреть на меня? Я хотел с ним подружиться, я нуждался в этом, но я не могу открыть ему свою тайну - боюсь, что он отвернется о меня также, как и все остальные, которым я доверял и не мог подумать, что такое может произойти.
Я хотел увидеть Билли и понять, принял ли он меня. Я боялся, что он отвергнет меня. Я прошел в класс г-на Кэнтора, глядя себе под ноги, и шлепнулся на свое место. Я автоматически поглядывал на часы. Я думал. Черт, все, что он мог сделать, это отвести взгляд - к такому я уже привык. Какая разница, одним меньше, одним больше?
Я повернул свою голову и смотрел в окно, медленно перемещая взгляд туда, где сидел Билли. Он смотрел прямо на меня и когда наши взгляды пересеклись, улыбнулся. Я увидел сияние его белых зубов и небольшую щербинку в уголке рта. Он приветствовал меня легким кивком головы, и я улыбнулся в ответ. Волнение и тревога вмиг улетучились - у меня был друг. Я тут же пообещал себе, что больше никогда не стану думать о нем в ракурсе своих ночных фантазий. Он старается быть моим другом, поэтому я не имею права даже в мыслях подводить его.
После урока я ждал его снаружи, в зале. Билли вылетел из двери и натолкнулся на меня. Смеясь, я удержал его в равновесии.
"Придешь сегодня помогать в магазине?" - спросил Билли.
"Эй, похоже, тебе понравилось эксплуатировать чужой труд, - засмеялся я. - Ты никогда не оставляешь работу?"
Его взгляд потускнел, но длилось это не более секунды, хотя я понял, что задел больное место.
"В принципе, так оно и сеть. Я работаю большую часть времени, - он заметил мое смущение и добавил, - но я никогда не откажусь от приятной компании".
Я пока не знал, как объяснить родителям, где я был после школы. Вчера мама отсутствовала, поэтому моя задержка прошла незамеченной. Но теперь мне нужно придумать какое-то объяснение, чтобы иметь возможность общаться с Билли.
В этот раз мы ездили с Билли на ранчо и подготавливали к демонстрации кормушки для коров. Г-н Стриклэнд приехал проверить нашу работу.
"Вы сегодня снова помогаете Билли, Аарон?" - он улыбнулся.
"Да", - сказал я застенчиво, надеясь, что он не собирался прогнать меня. Тогда бы я навсегда лишился возможности общаться с Билли.
"Если вы решили продолжать помогать Билли, тогда мне придется платить вам половину его зарплаты", - сказал хозяин.
Билли нахмурился. То была шутка, но я почувствовал, что Билли воспринял это заявление болезненно.
Г-н Стриклэнд заметил хмурый взгляд и похлопал Билли по плечу: "Я только разыгрывал, Билли. Я не сделал бы этого. Вы - мой лучший работник. Я думаю, что смогу предложить Аарону здесь неполную занятость после школы ".
Мои глаза расширились от удивления. Это было бы для меня идеальным решением.
"Вы нуждаетесь в другом помощнике?" - спросил я.
"Я не предложил бы этого, если бы не нуждался, - ответил г-н Стриклэнд. - Я знаю, что Билли неплохо бы иметь помощника. Он уже в течение многих дней работает допоздна. Словом, если ваши родители не имеют возражения, то считайте это официальным предложением".
Мои родители! Они позволили бы мне работать здесь после школы? Почему нет? Какая связь между моими сексуальными предпочтениями и работой? Или я получу возможность практиковать свои противные извращения на мешках?
"Ничего себе! Спасибо, г-н Стриклэнд", - я улыбался.
Я обернулся к Билли, чтобы посмотреть, как он воспринял это предложение. Билли широко улыбался - это было хорошим знаком. Он был счастлив, что я смогу работать с ним. У меня возникло дикое желание плясать и обнять этих людей. О нет, мне нельзя обнимать людей.
Г-н Стриклэнд ушел, а Билли похлопал меня по спине: "Поздравляю, теперь и у тебя появилась работа".
"Ты считаешь это нормально, что я смогу работать с тобой?" - спросил я застенчиво.
"Более чем. Теперь у нас появится больше времени для общения".
Мы закончили с кормушками и разгрузили двадцать коробок корма для кошек, выставив товар на полки. Магазин не был оборудован кондиционером, и от работы я вспотел. На шее Билли был повязан синий платок, и теперь я узнал его предназначение. Он развязал платок, вытер вспотевший лоб и передал мне. Я сделал то же самое и протянул его назад.
"Нет, это тебе. У меня есть еще".
Я повязал платок на шею, как Билли. Тот цветной платок значил для меня больше, чем все деньги в мире.
Мы говорили все время, пока работали. У нас были общие интересы - музыка, спорт, поэтому разговаривать на эти темы было довольно легко. Когда же мы сделали небольшой перерыв, чтобы утолить жажду содовой, наш разговор приобрел некоторое напряжение.
"Ты поговоришь с родителями сегодня вечером?"
Я размышлял, что скажу родителям. Я так боялся, что отец не одобрит. Но я предположил: "Надеюсь, что они не будут возражать".
Билли посмотрел на меня сочувственным взглядом и спросил: "Они не станут отсылать тебя в то место снова, не так ли?"
"Нет, пока я не сделал ничего, что противоречит их воле", - я тяжело вздохнул.
Билли молчал в течение нескольких минут, и затем тихо произнес: "Я не знаю причины, по которой ты попал в это затруднительное положение, но не думаю, что ты мог совершить что-то ужасное. Кроме того, работа - достойное занятие. Как им может не понравиться идея?"
Я не знал, что сказать. Как я мог сказать Билли, такому чуткому и заботливому, что мои родители не считают, что я имею право быть счастливым, пока не стану соответствовать их убеждениям?
"Может мне пойти с тобой? Я скажу, что г-н Стриклэнд хороший босс и как..." - начал было Билли, но я отрицательно замотал головой. "НЕТ!"
Мой Бог, с ужасом я представил лицо папы, если бы Билли пришел со мной. Он - действительно симпатичный парень, и я знаю, что первым делом подумал бы папа. На лице Билли я увидел недоумение, вызванное моим резким ответом, поэтому я уже спокойно сказал: "Я имел в виду, что думаю, лучше будет лично попытаться убедить их".
"Добро", - коротко ответил Билли.
Я знал, что не могу продолжать это разговор с Билли. Он был храбр и честен; и сказал тут же в классе то, что думает. Я не хотел сохранять свою тайну от Билли, но и не мог ему признаться. Очень жаль, что он не был геем как я. Стоп! Я сейчас не о том думаю. Я не имею права так думать о Билли.
—***—
Вечером, зажав в кулаке цветной платок – подарок от Билли, я решился на разговор с родителями.
"Папа, у меня появилась возможность немного подзаработать после школы. Г-н Стриклэнд, хозяин магазина, предлагает мне работу с 3:30 до 6:00. Это - хорошая работа. Я буду упорно трудиться и заработаю немного денег".
"Но ты много пропустил из школьной программы".
"Ничего, я все наверстаю. А физический труд поможет мне реабилитироваться в ваших глазах".
"Я не знаю. Там тебе придется соприкасаться со многими людьми", - неуверенно ответил отец.
Бог ты мой, он зациклился на...
Неожиданно для меня, в поддержку выступила мама: "Я думаю, что это неплохая мысль. Я знаю г-жу Стриклэнд. Мы состоим в Женском Обществе. Прекрасные и очень добропорядочные люди. Позволим мальчику поработать, скажем, в течение недели, а после решим, что и как".
"Я встречусь и поговорю с Джимом Стриклэндом завтра ", - сказал папа, а я съежился.
"Но ты не станешь рассказывать ему... Ты понимаешь, о чем я..." - сбивчиво бормотал я.
"Он и так все знает, - ответил папа. - Все церковные дьяконы и священники знают о твоей борьбе".
О, Боже! Г-н Стриклэнд знал. Но он не смотрел на меня так, как мои родители и церковники, он не сверлил мой мозг своим взглядом... Почему он предложил мне работу? Он никоим образом не дал и намека, что знает, только сказал, что этот вопрос мне необходимо согласовать с родителями, а сам лично он не против. Возможно, он не ненавидел меня.
Но, если он знал обо мне, почему тогда позволил работать с Билли? Я понял, что мне необходимо рассказать все Билли, потому-то не хотел, чтобы он узнал об этом от кого-нибудь постороннего. Возможно, он все еще согласится оставаться моим другом.
Глава 5
Дороти: Разве вы не были напуганы?
Волшебник Оз: Напуган? Ребенок, вы говорите с человеком, который смеялся перед лицом опасности, хихикал в катастрофе, и глумился над проблемами... Я был обескуражен!
*** Билли Кармеди ***
Это было так неожиданно, когда г-н Стриклэнд предложил Аарону работу. Мальчик буквально переменился в лице, ожил, что ли. Это походило на то, что как-будто ему преподнесли подарок. Я не знаю, как Аарон - один из самых счастливых мальчиков в школе - превратился в этого тихоню, но никогда не поверю, что его поступок настолько ужасен. Я надеюсь, что его родители дадут свое согласие, и мы сможем поговорить об этом.
Я постоянно думаю об Аароне. Я очень хочу, чтобы он стал таким же, каким был раньше - веселым и счастливым. Мы сделали шаг навстречу друг другу, и я очень надеюсь, что он не сожалеет об этом. Очень часто бывает, что если поведаешь кому-нибудь свою тайну, возникает чувство сожаления. Надеюсь, что в случае Аарона этого не случится.
Когда Аарон вошел в аудиторию психологии, опустив взгляд в пол, и стараясь ни на кого не смотреть, у меня екнуло сердце. Я не хотел верить в это и сопровождал его взглядом, пока, наконец, он посмотрел на меня. Это как луч света, ворвавшийся через открытое окно. Я с трудом дождался окончания урока, чтобы иметь возможность пообщаться с другом.
А когда г-н Стриклэнд предложил ему работу, я думаю, что Аарон не меньше меня обрадовался этому. Я пока не могу понять причину заинтересованности Аарона, но он сделал меня счастливым - в этом я уверен точно. Возможно, он станет для меня действительно хорошим другом. У гомосексуальных парней могут быть нормальные друзья, не так ли? Я думал о его светло-карих глазах и смешной манере морщить нос, когда он размышляет о чем-нибудь.
Я сказал ему, что забегу к нему вечером, чтобы узнать, что ответили его родители по поводу работы, но его ответ был довольно таки странный.
"Я... Я скажу в школе завтра, хорошо?"
"Я не могу прийти к тебе?"
Аарон выглядел крайне смущенным: "Я объясню позже, хорошо?"
—***—
Я проснулся этим утром с мыслью, что же ответили его родители?
Я был весьма удивлен, когда заметил Аарона, дожидающегося у моего шкафчика, но улыбка на его лице давала понять, что он пришел с хорошими новостями, что не могло не радовать.
"Они сказали ДА!" - он широко улыбался.
Это был один из тех неудобных моментов, когда мне захотелось обнять его тут же в зале. Он был настолько счастлив, что и я почувствовал на себе его положительную энергетику. Мы обменялись рукопожатием, и я поздравил Аарона. Часть пути мы прошли вместе, а потом разошлись по свои классам - у нас были разные предметы.
"Увидимся позже", - бросил я, поворачивая к своей классной комнате.
"Да, - он улыбнулся, это была знакомая улыбка Аарона. - Увидимся позже, Билли".
—***—
Г-н Кэнтор - преподаватель психологии - был явно не в настроении. Как жаль, что мое место так далеко от Аарона, тогда бы мне не пришлось блуждать взглядом по комнате, что не ускользнуло от преподавателя. Меня так и подмывало посмотреть на Аарона, на его руки, шею, но я старался пересилить это желание, не думать о друге в таком ключе. Я наблюдал, как Крэйг Ларкин наклонился, чтобы завязать шнурок на кроссовке, и его футболка натянулась, оголив участок поясницы, где отчетливо виднелась линия разграничения между загаром и прикрытой от солнца кожей. Я приподнял одну бровь, пытаясь заглянуть глубже, но тут услышал голос учителя, который обращался к Аарону.
"Г-н Соренсен", - голос г-на Кэнтора отвлек меня от мыслей.
"Да сэр?" - голос Аарона звучал не слишком уверенно.
Я даже не слышал, что учитель говорил все это время - его голос доносился откуда-то издалека, с трудом пробиваясь сквозь пелену моих мыслей.
"Мы говорили об основании для фанатизма. Что заставляет человека стать фанатиком? Каковы ваши мысли?"
Я ожидал, пытаясь понять, в состоянии ли Аарон ответить. Если это вызвало бы у него затруднение, то я был готов поднять руку и что-нибудь ответить.
Аарон помолчал в течение минуты и затем негромко ответил: "Фанатик - человек, который нетерпим ко всем, кто не разделяет его точку зрения, то есть каким-либо образом отличается от него. Я считаю, что фанатизм является следствием некоего психологического давления, которое начинается с самого начала развития ребенка. Я имею в виду, что маленький ребенок любит всех, так как еще не задумается о противопоставлениях. Таким образом, на сознание ребенка влияет окружение - родители, учителя, сверстники. Если ребенок понимает, что его родители проявляют ненависть к чему-либо, то в его сознание возникает негативная ассоциация, которая постепенно становится убеждением".
"И как проявляется фанатизм?" - задал следующий вопрос г-н Кэнтор.
"Фанатики заставляют человека чувствовать меньше, чем он, пытаясь унизить его достоинство", - невнятно бормотал Аарон.
Г-н Кэнтор обратился к Алли Кэмпбелл: "Вы видели фанатизм в этой школе?"
Алли хмурилась: "Ну, конечно".
"Вы можете привести примеры?"
Она думала в течение минуты. "Если кто-то делает что-то по-другому, иначе, чем все остальные, люди говорят, что 'это смешно'. Я полагаю, что это неправильно, так ведь?"
"Нет, - г-н Кэнтор улыбнулся ей. - Согласен с вами, так поступать не следует, но это еще не проявление фанатизма".
—***—
Аарон был молчалив, когда мы встретились на работе. Я не хотел мешать ему собраться с мыслями, поэтому не навязывал общения.
Когда мы вылезли из грузовика, навстречу нам вышел г-н Стриклэнд. "Эй, мальчики. Аарон, утром приходил ваш папа. Мы обсудили с ним условия вашей работы. Вы работаете до 6:30, а после этого сразу отправляетесь домой, договорились?"
"Да сэр, г-н Стриклэнд", - ответил Аарон, смотря под ноги. Друг выглядел подавленным, как будто разговор его отца с боссом, было чем-то особенным, из ряда вон выходящим.
Мне было любопытно, поскольку г-н Стриклэнд похлопал Аарона по плечу и мягко сказал: "У вас есть друзья здесь, Аарон. Так что вздохните глубже".
Аарон быстро поднял голову и посмотрел в глаза г-на Стриклэнда. Что-то прошло между ними, и Аарон, казалось, расслабился. Его улыбка снова возвратилась, и он действительно глубоко вздыхал.
Мы грузили 50-тифунтовые мешки с собачьим кормом и несколько новых кормушек для рогатого скота. Это довольно тяжелая работа, но и оплачивалась она вполне достойно, и теперь рядом со мной был Аарон.
Мы отдыхали под большим старым тополем на заднем дворе.
"Мне понравился твой ответ сегодня на психологии", - сказал я.
Аарон отвел взгляд в сторону и тихо сказал: "Вот именно, нельзя ненавидеть кого-то за цвет кожи, веру или что-нибудь еще".
"Я согласен на все сто. Это походит на церковников, уверенных в том, что их путь - единственно правильный. - Я понял, что не то сказал, поэтому поспешил исправиться. - О, я не имел в виду тебя, Аарон".
"Ничего, все нормально. Я знаю, что ты имеешь в виду. Кроме того, я не верю в церковь больше".
Стоп! Это было большим откровением.
"Аарон, ты же знаешь, что со мной можно говорить откровенно. Мы же друзья?"
Он пристально посмотрел на меня. "Да, но даже друзья не могут принять некоторые вещи".
"Ты убил кого-то? Или проблемы с наркотиками?" - я не мог подумать ни о чем другом.
"Нет, - сказал он. - Очевидно, это еще хуже. Они были бы более счастливыми, если бы я был убийцей или наркоманом".
Я видел, как глаза Аарона заблестели - он готов был расплакаться.
"Аарон, что же произошло, что они решили отправить тебя в это место?"
"Я думал, что мог сказать им правду, - сейчас он уже рыдал, отчаянно пытаясь закрыть руками свое лицо. - Я так устал скрывать свои чувства. Я думал, что они любят меня, и я могу разделить с ними свое несчастье, боль и страхи, и они помогут мне. Я полагал, что они будут в состоянии признать, что я..."
Аарон оборвал фразу на полуслове, но я все прекрасно понял, и понимал, что и он это знает.
Его слова поразили меня до глубины души. Я не мог поверить, что такое возможно, но сейчас слышу Аарона, который пытается сказать мне, что он - гей. Сейчас он чувствовал то же, что и я. Я знал это чувство, когда возникает острая необходимость открыться кому-то. И, я знал своих родителей. Очевидно, Аарон думал, что понял его.
Я, было, открыл рот, чтобы сказать, что я прекрасно все понял, но прежде, чем я успел произнести хоть слово, он продолжил: "Я сказал им, что был геем. Я хотел, чтобы они знали. Я любил их и ожидал, что они будут любить меня независимо от этого признания. Но я жестоко ошибся. Теперь, все, что я могу сделать, стараться изо всех сил бороться с этим. Церковники помогают мне. Вот причина моего длительного отсутствия в школе. Они все говорили, говорили и говорили. Сказали, что я должен бороться с этим, если хочу, чтобы они любили меня когда-либо снова как прежде. Я не должен быть этим..."
"Не быть этим!" Сейчас я отчетливо понимал, что не могу сказать ему обо мне, так как будет только хуже.
Внезапно у меня на душе стало так легко, словно лучи солнца пробили, наконец, плотную пелену утреннего тумана. Вот почему меня так тянуло к Аарону в последнее время. Не удивительно, что я не мог дождаться, пока снова не увижу его. Вот откуда эта радость на его лице, когда он видел меня.
Я встал и вышел из тени на солнечный свет. Теперь все вставало на свое место. Интересно, а г-н Стриклэнд в курсе? Сейчас я готов был держать пари, что ему известно все, так как он тоже посещал ту церковь. Возможно, г-н Стриклэнд потому и позволил Аарону работать вместе со мной, так как догадывался и обо мне?
Что произойдет, если я обернусь прямо сейчас и скажу Аарону, что тоже гей? Сейчас я не знал, как поступить и спокойно спросил: "Что произойдет, если ты не сдержишь своего слова?"
"Я не знаю. Думаю, что меня снова упекут в то место. Я не могу возвратиться туда, Билли. Я не хочу!"
Мое сердце сжалось, словно в тисках. Я не могу открыться Аарону, не имею права подвергать его риску. Поэтому я сказал: "То, что мы работаем и дружим, это же не станет нарушением обещания, не так ли?"
"Тебя действительно не волнует, что я... это..." - он не мог произнести вслух это слово.
Мне потребовалось немало усилий, чтобы сдержать эмоции и не высказать все то, что я чувствовал. Если я мог в течение нескольких дней сдержаться, чтобы не открыть правду этому грустному симпатичному мальчику, то смогу и в дальнейшем сохранить свою тайну. Я притворялся прежде, и смогу притворяться снова. Впрочем, я не считал выбранную тактику поведения ложью - я просто желал защитить Аарона от опасности, которую мог бы навлечь на его голову своим откровенным признанием.
"Нет, мой друг, - медленно проговорил я, - мне это совершенно безразлично, так что все нормально. И я не хочу, чтобы тебя снова отправили в изгнание".
"Действительно?" - с недоверием переспросил Аарон, вытирая слезы ладонями.
Я вручил ему свой нашейный цветной платок; он улыбался и был сейчас похож на маленького щенка, ожидавшего пинка, а тут его погладили.
"Действительно, - улыбнулся я в ответ. - Я буду считать тебя своим братом".
"Я только хотел, чтобы со мной рядом был кто-то, кто поймет, ну, в общем, пусть не такой как я, но, по крайней мере, кто не ненавидит меня".
"А за что тебя ненавидеть? Таким тебя сотворил Бог (и меня, я так думал). И никто не имеет права ненавидеть то, на что была воля Создателя".
Я откровенно лгал, но искренне верил в то, что сейчас поступаю правильно. Да, было бы замечательно для него узнать, что он не одинок, и что один человек, который стал его другом, походил на него. Но с другой стороны, это знание могло бы иметь роковые последствия для Аарона, и если бы его отец случайно узнал об этом, тогда, несомненно, отправил бы его туда, куда мальчик ни за что не желал возвращаться.
Я знал, что пожалею о своем решении миллион раз, и у меня было чувство, что я стану кричать, как только останусь наедине сам с собой. И с этим придется смириться - одного взгляда на красные глаза Аарона для меня достаточно, чтобы поклясться, что я никогда не стану причиной его несчастий.
Мы возвратились к работе, и я каждый раз чувствовал спиной взгляды Аарона. А когда наши взгляды ненароком пересекались, я видел в его глазах радость и счастье, что я стал его другом.
Это было удивительно, что из 416 детей в средней школе, среди которых всего 42 с гомосексуальными наклонностями, я наткнусь на одного из них, и этот человек несчастен больше, чем я, поэтому нуждается в моей помощи.
2 комментария