Пэпэла (Бабочка)

========== Глава 10 ==========

Новый учебный год для Илико начался сразу с нескольких потерь. В конце лета были арестованы члены революционной ячейки, в которую входил Вано. По приезде с моря Илико случайно встретил на улице кузенов-близнецов друга, и те рассказали ему о случившемся. Вано вместе с еще тремя участниками революционного движения сослали в глухую сибирскую деревню и исключили из школы.
Илико очень расстроило это известие. Несмотря на то, что он не разделял революционных взглядов Вано, их объединяли годы дружбы. Илико попытался узнать у кузенов адрес деревни, куда сослали друга, но те его не знали.
А в сентябре уехала Сонька. Полковника Раевского вместе с его частью перекинули на западный фронт. Чтобы Сонька не оставалась одна в городе, отец решил отправить ее к своей сестре в Петербург.
Узнав об этом, Сонька несколько дней прорыдала в своей комнате, уткнувшись в подушку. И только известие о том, что тетушка, имеющее некое влияние в Петербурге, устроила ее в Мариинку в кордебалет, немного успокоило Соньку.
Илико сидел на мягкой кровати в уютной спальне Соньки и водил пальцем по узору на цветастом покрывале.
– Папу бросают в самое пекло. Там война! Там стреляют! Его убить могут! – Сонька вытирала ладошкой опухшие от слез глаза.
– Сонь… Ты погоди… Война скоро кончится, и отец вернется… – пытался успокоить подругу Илико. Ему было неуютно. Он чувствовал себя бессильным перед этими слезами и не знал, что ему делать.
– Я в Петербурге никого не зна-а-аю… – завыла Сонька. – Как я буду без Изи, без тебя и даже без Сашки-и-и…
– Муха! Ты веселая и добрая. Обязательно заведешь себе там друзей, – Илико погладил ее по плечу. 
– Мне кроме вас никто не нужен, – всхлипнула Сонька и, обняв Илико, положила ему голову на плечо.
Мягкая рыжая волна коснулась щеки Илико, и он вдохнул легкий запах земляники. Илико осторожно убрал прядь со своего лица, обнажив длинную белую шею девушки. Поддавшись непонятному порыву, он коснулся губами теплой кожи на шее. Сонька вздрогнула и подняла голову. На секунду их глаза встретились. Сонька вытерла рукой заплаканное лицо и нежно коснулась губами губ Илико.
Поцелуй был мягкий и соленый. Илико обхватил тонкую талию Соньки и резко потянул на себя. 
– Илюшка! Ты целоваться совсем не умеешь, – улыбнулась Сонька, когда их зубы стукнулись.
– Можно подумать, ты умеешь, – обиделся Илико.
– У женщин это в крови! – уверенно ответила Сонька.
– Научишь? – спросил Илико, смущенно опустив глаза.
– Илюш… Научу… Только не сейчас. Давай через пару лет, когда ты захочешь этого не головой, а сердцем, – ответила Сонька и погладила рукой его длинные шоколадные волосы.
Илико скучал по друзьям. Изя изо всех сил старался отвлечь Илико, но тому не хватало звонкого смеха Соньки и политических споров с Вано.
– Ш-ш-ш… Чантурия! – услышал Илико позади себя на скучнейшей лекции по химии, и в его затылок прилетела скомканная бумажка. Он оглянулся и встретился взглядом со Смирновым. – Не убегай на большой перемене! – громко шепнул Сашка. – У меня есть идея по поводу курсовой.
В начале года ученикам было дано очень сложное задание. Разбившись на пары, ученики должны были за год поставить полноценный номер. Фантазия не была ограничена ничем. Это могло быть адажио или па-де-де. Музыка и характер танца тоже был на усмотрение учеников. Вместе с мальчиками такое же задание было дано и женской школе, поэтому было предложено выбрать себе пару для танца из девочек.
К удивлению Илико, на перемене к нему подошел Смирнов и предложил сотрудничество.
– Ты мне нужен! – твердо сказал Смирнов. – У меня есть идея. Мы поставим мужской танец на пуантах. Это будет оригинально. Ну что? Согласен?
– То есть я буду танцевать, а ты работаешь над хореографией? – спросил его Илико.
– Да! – кивнул Смирнов. – Для задумки мне нужен лучший из нас. К тому же на пуантах умеешь танцевать только ты. Так что?
– Я согласен, – кивнул ему Илико. – Нужно только договориться о зале. Сколько можно танцевать в темноте по ночам? 
– Еще надо подобрать музыку. Как только определимся с танцем и с музыкой, я попрошу сестру. Она будет аккомпанировать нам на занятиях. И учти… – Смирнов поднял вверх палец. – Я буду с тобой заниматься жестко. Псешинский тебе покажется ангелом. Идет?
– Идет, – кивнул Илико и пожал протянутую ему руку.
На большой перемене мальчишки шумной толпой побежали в столовую. Илико с Сашкой уселись за самый дальний столик, чтобы никто не мешал.
– От Сонечки нет известий? – спросил Сашка, пододвигая к себе поднос с едой.
– Ой, совсем забыл! – хлопнул себя по лбу Илико. – Она же просила тебе привет передать! Я письмо в начале недели получил.
– Идиот! – незло буркнул Сашка. – Покажешь письмо?
– Эм… – Илико замялся. 
В принципе, в письме не было ничего личного. Сонька писала, что устроилась у тетушки в уютном особнячке недалеко от центра. В театре ее встретили тоже хорошо, и она уже репетирует «Спящую красавицу» вместе с кордебалетом. Писала, что подружилась со своей кузиной, ровесницей Илико. Что вместе с Леночкой они принесли с улицы бездомного щенка, увидев которого, тетушка долго кричала, что они могут подцепить от него вшей и глистов.
Письмо можно было вполне показать Сашке, если бы не постскриптум.
«P.S. – писала Сонька. – Я почему-то не могу забыть наш поцелуй. Вырастай быстрее, Илюша. Я буду ждать тебя.
Твоя Муха».
– Нет, Смирнов! Письмо читать не дам. Лучше давай я попрошу Соньку, чтобы она тебе тоже писала, – ответил он Сашке и, отломив кусок лепешки, принялся за суп.
Работать с Сашкой оказалось тяжело, но интересно. Пьеса была выбрана очень сложная – дивертисмент из балета молодого композитора Стравинского «Весна священная». Илико поразила легкость и изящество музыки. Перед его глазами всплывали сказочные картины, когда он слушал дивные переливы и тревожные мерцания музыки в исполнении отличной пианистки Тонечки.
– Я думаю, построить танец на контрасте. Мягкие и плавные движения в сочетании с резкими метаниями, – говорил Сашка, протягивая Илико листок бумаги. – Сначала мы дадим больше движений руками. Первая часть плавная. Затем серия прыжков. Вторая часть интенсивная и характерная.
– Кого я буду танцевать? – Илико с интересом разглядывал нарисованных на листе бумаги простым карандашом человечков.
– Я был прошлым летом в Петербурге, и мне достали билеты в Мариинку. Я видел Павлову. Ты не представляешь, до чего она хороша! Она танцует как дышит. Каждое движение у нее идет от души, но в то же время у нее потрясающая техника, – Сашка убрал листок со стола. – Я видел «Лебедя». Фокин просто гений. В небольшом танце показать целую историю. Так вот… Ты мотылек. Легкий, прозрачный и беззаботный. 
– Бабочка? – удивленно поднял брови Илико.
– Именно. Тебе подходит этот образ, – кивнул Сашка. – Ты порхаешь в ночи, кружишься в танце. Ты видишь свет и летишь на него. Он манит тебя, но ты не знаешь, что он для тебя смертельно опасен. Это свеча. Она обжигает твои крылья. Ты мечешься, пытаясь потушить их. Но огонь сильнее тебя. В результате ты падаешь в темноту.
– Обязательно так трагично? – нахмурился Илико.
– Жизнь – череда взлетов и падений. Трагедия неизбежна, – ответил ему Сашка и встал из-за стола.

========== Глава 11 ==========

– Все… Не могу больше… – Илико, тяжело дыша, упал на колени. С его лица на пол падали крупные капли пота, а мокрые волосы облепили щеки.
– Вставай! Слабак! – Смирнов громко хлопнул рукой по крышке фортепиано.
– Не могу… Убей меня! – Илико перевернулся и растянулся на прохладном мокром полу. Его сердце громко стучало, в голове шумела кровь, а в глазах расплывались черные круги.
Тоня, сидящая за инструментом, сложила партитуру и закрыла крышку.
– Сашенька, дай Илико несколько минут отдыха. Он и так скачет по залу уже два часа, – сказала она брату и с улыбкой стала разглядывать стройное юношеское тело в черном трико, лежащее на полу.
– Хорошо. У тебя есть десять минут сбегать в туалет и попить, – скомандовал Сашка и, посмотрев на наручные часы, добавил: – Время пошло!
Илико с трудом поднялся на трясущиеся ноги и, громко стуча пуантами по полу, вышел из зала.
– Чему ты так улыбаешься? – спросил Сашка у сестры.
– Ах, как я понимаю Сонечку. Илико просто красавец! – ответила она, грациозно взмахнув ручками.
– А что Сонечка? – насторожился Сашка.
– Да она влюблена в него, как кошка, – ухмыльнулась Тоня. 
– Откуда ты знаешь? – нахмурился Сашка.
– А что тут знать. Достаточно видеть, как она на него смотрит, – Тоня равнодушно пожала плечами.
Смирнов хотел еще что-то спросить у сестры, но в этот момент в зал вошел Илико. Он попил воды и умылся, после чего стал чувствовать себя намного лучше. 
– Тоня, со второй цифры, – кивнул сестре Сашка. – Начинаешь с большого падебаска. Шассе по кругу и револьтад, – сказал он Илико и, хлопнув в ладоши, протянул: – И-и-и…
Тоня уронила руки на клавиши и заиграла аллегро. Илико исполнял прыжки и вихрем носился по залу. После перерыва у него открылось второе дыхание, и он полностью отдался танцу. Ему казалось, что все движения он исполнил предельно четко, но его личный хореограф почему-то оказался им не доволен.
– Еще раз! – крикнул Сашка. – Все элементы выполнил хорошо, но где артистизм? Что за идиотская улыбка на лице? Ты летел к мечте, но обжегся и сейчас мечешься, пытаясь погасить огонь. И-и-и…
И снова аллегро и прыжки… Через два часа Илико без сил рухнул на пол танцкласса, не в силах подняться на ноги.
– Ты… совсем… озверел… – с трудом выговорил он.
– А как ты думал? Я тебе не Псешинский. Жалеть не стану! – Сашка подошел к Илико и слегка пнул его ногой. – Вставай! Доведу тебя до дома. Ты мне еще нужен.
Они медленно шли по улице, залитой призрачным светом фонарей. Илико с трудом передвигал ноги и часто спотыкался о камни мостовой. Сашка чуть придерживал его под локоть не позволяя упасть. Проходя мимо ярко освещенного окна кафе, Смирнов на секунду остановился и стал разглядывать через стекло посетителей.
– Только посмотри! Псешинский со своим Жаном, – Сашка кивнул в сторону окна.
– С каким Жаном? – не понял его Илико.
– Вон, видишь мужчину, который сидит рядом с ним? – Сашка ткнул пальцем в крепкого черноволосого мужчину за одним столиком с хореографом. – Это Жан Вольде. Он главный художник по костюмам в Мариинке. Они познакомились, когда Псешинский там танцевал.
– И что? – равнодушно пожал плечами Илико.
– Ты чего, Чантурия? Совсем дурак? Или прикидываешься? – Сашка толкнул Илико в плечо кулаком. – Они любовники. Жан несколько раз в год приезжает к Станиславу, и они это время проводят вместе. Понимаешь? – Сашка сморщил брезгливую гримасу.
– И что они делают? – продолжал не понимать Илико.
– Ну… – Сашка немного растерялся, но через секунду уверенно ответил. – Целуются!
Илико удивленно поднял брови и стал внимательно всматриваться в окно, пытаясь разглядеть то, о чем сказал ему Сашка, но в поведении мужчин, сидящих за столиком, ничего такого не было. Станислав и Жан мирно беседовали, потягивая из бокалов красное вино и закусывая его сыром.
– Ерунда какая-то! – махнул рукой Илико, но в этот момент Псешинский бросил такой нежный взгляд в сторону своего друга, что все сомнения Илико улетучились. Его воображение тут же дорисовало поцелуй, и внизу живота стало приятно тепло. – Вот черт! – поморщился Илико от неожиданно нахлынувшего возбуждения.
– Говорю же, противно это все! Ладно… Хватит пялиться. Завтра суббота, и я поеду к родственникам на выходные. Так что репетиции продолжим после них. Ты меня вообще слышишь? – Сашка дернул Илико за рукав, чтобы привести его в себя.
– А знаешь… – очнулся Илико. – По-моему, в этом нет ничего плохого. Какая разница, кто кого целует? Это же никому не мешает?
– Ты в своем уме? – Сашка покрутил пальцем около виска. – Ты сам мог бы поцеловать парня?
Илико молчал. Он вспомнил недавно произошедший с ним и Изей случай, который как раз и отвечал на Сашкин вопрос.
Сонькина фраза о том, что Илико не умеет целоваться, не выходила у него из головы. Илико решил, что обязательно научится целоваться и при следующей встрече удивит Соньку настоящим поцелуем. Осталось найти, с кем можно было бы попрактиковаться в этом. Тоня Смирнова, наверное, была бы не против научить Илико, но она ему совершенно не нравилась. К тому же она была сестрой закадычного врага. Тренироваться на домашнем любимце, карликовом колли Моцарте, тоже было не вариантом. Оставались помидоры, на которых учились таинству поцелуя почти все мальчишки.
Илико взял с тарелки большой спелый томат и, выйдя из кухни, стал медленно подниматься по лестнице на второй этаж, гипнотизируя помидор взглядом.
– Илико-о-о… ты поделишься со мной помидоркой? А то я проголодался! – Изя сидел на своей кровати с книгой в руках и с вожделением смотрел на помидор.
– О! – внезапно осенило Илико. – Изя, а ты умеешь целоваться?
– Конечно умею! – утвердительно кивнул Изя. – Мама говорит, что я очень приятно целуюсь.
– Я не про такие поцелуи, а про настоящие, – махнул рукой Илико.
– Ну… может, и умею, – пожал плечами Изя. – Я же не пробовал еще.
– Тогда давай попробуем. Мне прям очень сильно нужно научиться целоваться, – Илико уселся рядом с Изей на кровать и, взяв его за уши, потянул к себе.
– Илико! – пискнул Изя и засмеялся. – Оторвешь! – он убрал руки Илико от своих ушей и лучезарно улыбнулся, показав ямочки на щеках. – Разве так нужно это делать?
Изя подвинулся к Илико, взял в руки ворот его рубахи и, потянувшись вперед, коснулся его губ своими губами.
Илико накрыло странное чувство, похожее на теплое розовое облако. Ему показалось, что время остановилось и он оглох. Он слышал только шум крови в голове и тихое сопение Изи, который сжимал в кулачках ворот его рубашки.
Илико расслабился, и в этот момент Изя приоткрыл губы, и его язык юркнул в рот Илико.
– Фу, Изя! – воскликнул Илико, оттолкнув от себя Изю. – Ты зачем мне язык в рот сунул? – он, морщась, вытирал рот рукавом рубашки.
– Это называется французский поцелуй, – обиженно пробурчал Изя. – У нас в классе учится Шико. Он каждый год ездит к родственникам в Париж. А его кузина работает там в Варьете. Он рассказывал, как она учила его целоваться. 
– Ладно… – кивнул ему Илико. – Давай еще раз, только смотри, слюней мне в рот не напускай, – и Илико, закрыв глаза, вытянул губы трубочкой. Изя немного замешкался, прикидывая, как бы лучше пристроится к губам Илико. Он снова схватил ворот его рубашки и уже потянулся вперед, как в дверь стукнули.
– Мальчики! Спуститесь в кухню. Там вас ждет молоко и ванильные сухари. Перекусите и спать! – крикнула через дверь Нана.
От неожиданности Изя рванул воротник рубашки Илико. Оторванные пуговицы весело заскакали по полу, а мальчики сильно стукнулись друг о друга лбами.

========== Глава 12 ==========

Илико сам не заметил, как Сашка Смирнов стал для него доверенным лицом. Он мог говорить с ним практически обо всем, правда, опуская имена и подробности. Поэтому на вопрос Сашки, смог бы он поцеловать мальчика, Илико ответил:
– Смог бы.
– А я не смог бы, – поморщился Сашка. – И просто потрогать бы не смог.
– Так ты же меня трогал, когда делал поддержки на занятиях с Сонькой, – удивился Илико.
– Так я тебя как мальчика не воспринимаю, – хохотнул Сашка. – Ты на девчонку похож.
По насмешливому взгляду Смирнова Илико понял, что душевный разговор закончен и если он продолжит поднятую тему, то Сашка поднимет его на смех.
Вообще, Илико нравилось работать со Смирновым. Тот мог часами сидеть, рисуя на листке бумаги танец, перечеркивая очередную позицию, заменяя ее другой. Иногда он гонял Илико по залу, пытаясь понять, что ему не нравится в исполняемом фрагменте танца, а потом внезапно останавливал Илико и тут же заставлял сделать то же самое, но сменить положение рук или заменить первый арабеск на четвертый. С репетиций Илико приходил измученным физически, но довольным своей работой и работой Смирнова.
Ближе к зимним каникулам, придя с репетиции Илико, застал дома заплаканную Нану и растерянного и перепуганного Изю.
– Что случилось? – Илико подошел к тете и обнял ее за плечи. Нана уткнулась лицом в грудь Илико и заплакала.
– Папа идет на фронт, – ответил за нее Изя. – Он сам вызвался идти на войну врачом.
– Дэида! Ну не плачь, – Илико погладил Нану по спине. Он снова чувствовал себя беспомощным перед женскими слезами, как тогда с Сонькой. – Он же не солдатом идет. Он просто будет лечить раненых. 
– Это война, Илико, – Нана подняла на него красные и опухшие глаза. – Она не щадит никого.
Дядя Сандро вернулся домой поздним вечером. Он вошел на темную кухню и, не зажигая лампы, сел за стол. Приподняв белую салфетку, он взял с тарелки кусок холодного запеченного мяса и задумчиво посмотрел в темное окно.
– Дядя Сандро, – в кухню вошел Илико и сел рядом с ним. – Зачем ты идешь на фронт? Ты ведь можешь тут работать. Тем более скоро в городе открывается госпиталь. На кого ты оставишь Нану и Изю? И меня…
– Я не могу по-другому, Илико, – Сандро налил в стакан красное вино из кувшина и сделал большой глоток. – Там я нужнее. И потом, у Наны есть ты и Изя. Вы о ней позаботитесь. А я должен отдать долг Родине. Пусть это и звучит немного банально, но это так.
Через три дня, хмурым зимним утром, Сандро надел новый бушлат, фуражку, кожаные сапоги и, закинув за плечи вещмешок, вышел из дома. Вслед за ним шли Нана и Илико. Последним, замыкая шествие, ковылял Изя, опираясь на тросточку. На вокзале возле эшелона, уходящего на фронт, толпился народ. Плакали провожающие, кричали проводники, гудели паровозы. В суматохе Нана совсем растерялась и то поправляла Сандро ворот бушлата, то лямку вещмешка, то отряхивала невидимую пыль с рукава.
– Дорогая, прошу тебя, только не плачь! Я вернусь, обещаю, – Сандро нежно поцеловал жену в щеку. – Сын, – Сандро положил руку на плечо Изи. – Маму береги. Илико, – Сандро потрепал племянника по волосам. – Ты теперь старший мужчина в семье. Смотри за ними. Помогай Нане и приглядывай за Изей. 
– Я все сделаю, – серьезно ответил ему Илико.
– Пап… Папа-а-а… – Изя уткнулся Сандро в грудь и заплакал. – Возвращайся! 
Поезд громко гуднул, и Изя, вздрогнув всем телом, вцепился в рукав бушлата отца. Илико расцепил его тонкие пальцы и, шепнув на ухо:
– Отпусти, – отвел в сторону, дав Нане попрощаться с мужем.
С тех пор Илико стало казаться, что из их семьи вынули остов, который поддерживал всех. Нана бродила по дому, не находя себе места. Изя часами сидел в комнате, делая вид, что читает учебник. Да и самому Илико не хватало громкого голоса дяди, их походов в парк и разговоров на кухне за вечерним чаем.
В скором времени Илико стал замечать, что тетя начала экономить. Она стала гасить свет в комнатах, когда из них все уходили. Мяса на столе стало меньше, чем раньше, и недоеденный хлеб с ужина переходил на завтрак. К концу зимы Нана попросила Мгелу приходить только убираться, а готовкой стала заниматься сама. 
Весной, точно к сдаче курсовой, танец был готов. Был отработан каждый поворот головы, каждое движение пальцев и каждая эмоция до мелочей. Дело оставалось за костюмом.
– Мне нужен запоминающийся костюм, – сказал Сашка швее. – Он должен полностью подходить образу. Нужно, чтобы верх куртки был пушистый, как голова мотылька. И нужны крылья. Они должны крепиться к рукам, но не сковывать движения и расправляться, если развести руки. Вот примерный эскиз, – он протянул швее простенький рисунок.
– Хм… – женщина долго рассматривала эскиз и наконец сказала: – Для отделки нужен страусиный пух. Для крыльев, которые вы хотите, есть вот такой материал, – она достала небольшой кусок материи. – Это тончайший китайский шелк. 
– Это подходит, – кивнул Сашка. – И идея со страусиным пухом мне нравится.
– Тогда костюм вам обойдется в восемьдесят рублей, – закончила разговор женщина.
– Смирнов, у меня нет таких денег, – шепнул Сашке Илико.
– Сколько у тебя есть? – Смирнов повернулся к нему и нахмурил брови.
– Сорок найду, но они будут у меня через неделю, – ответил Илико, прикинув, когда ему пришлет деньги Мамука.
– Я добавлю остальные, – ответил ему Сашка, – над номером мы работали вместе, значит, за костюм будем платить пополам!
Илико очень волновался перед выступлением. Хотя они с Сашкой уже брали несколько часов репетиций на сцене, выступать перед публикой было страшно. В принципе, сам экзамен был полноценным концертом. Ученикам разрешалось пригласить на него родственников и друзей, поэтому в зале набралось достаточно много народа. В первом ряду сидела комиссия, состоящая из главного режиссера Папунашвили, директора театра итальянца Сориани, директора школы Гогонавы и солиста театра Таргамадзе. 
Ученики, одетые в яркие разноцветные костюмы, толпились за кулисами, разминаясь и растягиваясь. 
– Я выгляжу блекло, – тихо шепнул Илико Сашке. – Посмотри, какие у всех яркие костюмы. И эти пуанты… – он кинул взгляд на свои ноги.
– Никогда не сомневайся в себе, – ответил ему Сашка, помогая делать растяжку. – Твой костюм отвечает характеру танца. И вообще… ты украсишь танец, а не твой костюм.
Перед выступлением Сашка, давая последние указания, повторил все нюансы номера с осветителем, потом побеседовал с музыкантами, которые должны были аккомпанировать номеру. 
Наконец ведущий программы, Карэн Саркисович Хачатрян, вышел на середину сцены и объявил первых участников.
– Ирида Меридзе и Гия Хакадзе. Приготовиться: Илиа Чантурия и Александр Смирнов.
Сердце Илико громко бухнуло в груди. Он бросил взгляд на Смирнова. Внешне Сашка был совершенно спокоен, только пальцы, нервно выбивающие на деревянных перилах дробь, выдавали его волнение.
– На сцену приглашается Илиа Чантурия. Постановка Александра Смирнова. Отрывок из дивертисмента к балету Стравинского «Весна священная», – объявил Хачатрян.
– С богом, – тихо шепнул на ухо Илико Сашка и хлопнул его по плечу.
Илико глубоко вздохнул и сделал шаг на залитую светом софитов сцену.

========== Глава 13 ==========

– Изя! Ты видел? Видел? Я летал! Я летал по сцене! – они сидели на кровати в своей комнате, и Илико тряс глупо улыбающегося Изю за плечи. – Ты слышал, что они сказали? У нас все получилось!
Илико никак не мог успокоиться. Возбуждение от выступления на сцене накрыло его яркой волной и не отпускало. В его глазах все еще блестел свет софитов, и в ушах играла музыка. 
– На сцену приглашается Илиа Чантурия. Постановка Александра Смирнова. Отрывок из дивертисмента к балету Стравинского «Весна священная».
От волнения у Илико громко бухнуло сердце, и он даже не услышал, что ему сказал Сашка. Последний похлопал его по плечу и легко подтолкнул на сцену. Свет больно ударил по глазам, и Илико, сощурившись, посмотрел в зал.
Директор театра Сориани внимательно слушал приглушенный шепот Папунашвили, который что-то рассказывал ему на ухо. Таргамадзе с презрительной ухмылкой разглядывал костюм Илико и только Гогонава одобрительно улыбнулся ему, слегка кивнув головой. За спиной Таргамадзе Илико увидел Изю, который изо всех сил тянул вверх шею, чтобы лучше разглядеть сцену. Нана сидела рядом с ним, нервно теребя яркую брошь на платье.
Свет софитов медленно погас, и из оркестровой ямы послышался тихий стук. Илико взял себя в руки и замер.
Свет прожектора в конце зала выхватил на сцене бледную фигурку Илико. Тот стоял, выставив вперед ногу и прикрыв руками-крыльями голову. Заиграло скрипичное стаккато, которому вторило фортепиано. Илико легко закружился в кругу света. Танец подхватил его, как ветер, и понес над сценой. Тонкие шелковые крылышки с мелкими блестками трепетали в воздухе, и Илико казалось, что он летит, не касаясь ногами деревянного пола. 
Стаккато скрипки сменилось тяжелым надрывным плачем, и прожектор высветил яркий круг на задней части сцены. Илико на секунду замер и потом рванулся всем телом на этот свет, делая серию красивых прыжков. И вот он уже возле яркого огня и тянет к нему руку. Музыка замолчала и снова взорвалась нервным стаккато. Илико резко отбросило на пол. Свет прожектора стал красным, и Илико заметался на полу, пытаясь сбить с себя этот огонь. Сделав несколько кувырков и переворотов, он вскочил и в агонии заметался по сцене. 
Музыка остановилась, и Илико упал на пол, подобрав под себя ногу и закрыв крыльями голову. Свет погас, и Илико поглотила темнота и тишина.
В его голове тяжелым набатом стучала кровь, и он с трудом переводил дыхание. В зале было слышно только шуршание вееров и чье-то тихое покашливание. Вдруг тишину разорвали несколько хлопков и крик:
– Браво!
Звук аплодисментов был похож на шум горной реки. Он нарастал, омывая душу Илико брызгами радости. На сцене вспыхнули софиты, и он поднялся на ноги, тяжело дыша и щуря глаза от яркого света.
Гогонава стоял перед столом и с остервенением бил в ладоши. Таргамадзе с хитрой улыбкой лениво хлопал пальцами левой руки по ладони правой. Папунашвили довольно крутил черные усы и улыбался Сориани. На лице директора театра сияла улыбка, и он бил руками по крышке стола.
– Минутку внимания! – крикнул Хачатрян, оказавшийся позади Илико. – Сейчас комиссия посовещается и… Ан нет. Кажется, вердикт комиссии уже готов. Прошу вас, Николай Геворгиевич!
Папунашвили поднялся и, громко откашлявшись, начал:
– Вообще, неожиданно. Мы думали увидеть дуэт танцоров, но… Этот танец – именно дуэт мастерства. Хочу отметить необычную технику танца господина Чантурии на пуантах. Мужской танец на пуантах уже не диковинка, но та техника, которую нам продемонстрировал танцор, достойна похвалы. Что касается постановки, то тут хочу отметить заслугу господина Смирнова. Танец продуман до мелочей. Конечно, есть несколько технических ошибок в режиссуре, но хочу заметить, что господин Смирнов, не изучая этот предмет, справился блестяще. В связи с этим наша комиссия решила отметить этот номер высшей оценкой.
Зал снова зарукоплескал, а Илико, оправившийся от первого шока, махнул рукой за кулисы, вызывая на сцену Сашку. Смирнов широко улыбнулся комиссии и публике и, громко стукнув каблуками, коротко по-военному кивнул головой. Илико, сделав шаг в сторону, развел руки и, склонив голову, прижал ладонь к сердцу.
До конца занятий оставался еще месяц. В один из дней к Илико подошел Смирнов и, отведя его в сторону, сказал:
– Я в следующем году не буду тут учиться. Отцу предложили должность в Петербурге. Я уезжаю. Поступлю в училище и буду заниматься постановкой танцев. Для балета я становлюсь тяжеловат, а ставить танец мне понравилось. Мне было приятно с тобой работать, – и Смирнов протянул Илико руку.
– Мне тоже, – Илико пожал протянутую ему ладонь и хотел обнять Сашку за плечи, но тот отстранился от него.
– Это не значит, что мы друзья. Мы с тобой вечные соперники, – сказал Смирнов и ушел вперед по коридору.
В самый последний день занятий в класс, где учился Илико, вошел Гогонава. Он обвел учеников серьезным взглядом и сказал:
– Господа учащиеся. Со следующего года школа закрывается в связи с прекращением финансирования. Труппу театра тоже расформировывают до окончания военных действий. Мне очень жаль…
Илико будто обдали ушатом холодной воды. Все его мечты и надежды рухнули в одну секунду. После занятий Гогонава передал ему рекомендательное письмо и сказал, что с ним он сможет продолжить обучение в Петербурге или в Москве.
– Тебе нужно танцевать, Илико, – сказал ему директор Гогонава.
– У меня нет денег, чтобы продолжать обучение. Тетушка с трудом сводит концы с концами, чтобы накормить нас с Изей. Квартиру в этом году никому сдать не удалось. Отдыхающих почти нет. Мне придется искать себе работу.
– Я надеюсь, что все это временные трудности, Илико, – вздохнул Гогонава. – Когда все закончится, ты сможешь продолжить обучение. Увы, кроме этого письма я не могу тебе ничем помочь.
Илико толкнул дверь в дом. В коридоре стояла полная темнота. Он дернул веревочку возле двери, но свет не зажегся.
– Изя! Что со светом? – недовольно крикнул в темноту Илико.
Из кухни появился слабый луч и раздалось характерное постукивание палкой.
– Я не слышал, как ты пришел, – Изя вышел в коридор, держа в свободной руке керосиновую лампу. – Мама не смогла в этом месяце заплатить за электричество. Она снова на дежурстве. Давай я тебя покормлю.
Они сидели в полутемной кухне и ели подсохшую лепешку с сыром, запивая ее несладким чаем. Нана вот уже месяц работала в госпитале, помогая солдатам восстановиться после тяжелых операций. Хотя она брала по несколько смен, денег катастрофически не хватало.
После скудного ужина Илико улегся на свою кровать, и к нему под одеяло тут же юркнул Изя.
– Школу закрыли… – Илико обнял за плечи Изю и зарылся носом в его жесткие волосы. – Я не могу больше сидеть на шее у Наны. Поеду на родину. Там у меня есть жилье. Через три недели мне исполнится семнадцать. Я уже взрослый и вполне могу найти себе работу.
– Почему… – Изя поднял на Илико глаза полные слез. – Почему все, кто мне дорог, уходят? Сначала бабушка. Потом папа Сандро. А теперь ты.
– Я не ухожу. Это все временно, Изя, – Илико вытер слезу со щеки Изи. – Я буду тебе писать часто. Обещаю! И приезжать буду. 
Изя прижался к Илико и, уткнувшись носом в его шею, едва слышно пошептал:
– Я люблю тебя, Илико!
– Ты что-то сказал? – Илико приподнялся и внимательно посмотрел на Изю.
– Нет, ничего, – мотнул головой тот. – Я буду ждать тебя, Илико… Сколько понадобится. Хоть всю жизнь…

========== Глава 14 ==========

Илико лежал на жесткой кровати, укрывшись старым одеялом, и пытался согреться. Несмотря на усталость, сон не шел. Все тело ныло, а в голове осиным роем вились мысли. Сейчас, как никогда, Илико не хватало тепла. И физического, и душевного. И первый, кто приходил ему на ум, был Изя.
Илико очень хотелось, чтобы сейчас тонкое теплое тело Изи было рядом. Он вспоминал улыбку на лице друга, из-за которой на его щеках появлялись милые ямочки. Мягкая волна покатилась по груди Илико и упала в пах. Он тяжело вздохнул, скинул с себя одеяло и встал с кровати.
Сев за стол у темного окна, Илико зажег керосиновую лампу и достал из небольшой жестяной коробки желтый конверт. На нем уверенным убористым почерком были написаны его адрес и фамилия. Открыв конверт, Илико вынул из него свернутый вчетверо лист бумаги и, подвинув ближе лампу, стал в сотый раз перечитывать письмо.
«Здравствуй, дорогой Илико! – читал он. – Я, как и обещал, пишу тебе каждый месяц, но письма идут очень долго. Так что ты не думай, что я не выполняю свое обещание.
У нас с мамой все хорошо. Мы стараемся помогать друг другу. Я научился жарить яичницу. Правда, у меня в нее постоянно попадает скорлупа. Мама часто вспоминает, как готовила нам Мгела. У нее выходили очень вкусные тушеные овощи. Помнишь? А мы с тобой еще не хотели их есть. Глупые были. Сейчас я бы все отдал за тарелку ее супа и кусок запеченной свинюшки.
Как ты знаешь, меня приняли в университет, несмотря на мои неполные шестнадцать. Сначала надо мной смеялись и называли хромоножкой. Но после того, как поняли, что я знаю больше, чем мои одногруппники, меня зауважали. 
Мне очень не хватает тебя, Илико. Каждый вечер, когда я иду спать, я смотрю на твою пустую кровать. Иногда я ложусь на нее и утыкаюсь носом в твою подушку. На ней давно сменили наволочку, но мне все равно кажется, что я чувствую твой запах. Когда мы прощались, я так и не сказал тебе самого главного. Но я не буду тебе про это писать. Я надеюсь, что ты приедешь и я скажу тебе одну вещь. Только обещай не сердиться на меня.
Мама целует тебя и передает большой привет. Она говорит тебе большое спасибо за те деньги, которые ты высылаешь нам каждый месяц. Без них мы бы просто пропали. Мы очень рады, что ты там хорошо устроился. Вот, наверное, и все. Жду от тебя письма.
Твой Изя Саанашвили-Шнипперсон».
Илико вздохнул, сунул листок обратно в конверт и аккуратно уложил его в коробку. Пододвинув к себе приготовленный заранее лист бумаги и карандаш, Илико разложил бумагу на столе и начал уверенно писать:
«Здравствуйте, мои любимые Изя и Нана. Пишет вам ваш Илико.
У меня все хорошо…»
Рука замерла над листком, и Илико посмотрел на темное небо за окном.
Он сознательно писал Изе и Нане неправду, потому что просто не мог им рассказать, как живет на самом деле.
Вернувшись на родину, Илико первым делом прибрался в своей небольшой квартирке и договорился с Мананой, женой Гии, о том, чтобы она разрешила ему за небольшую плату занять пристройку, в которой когда-то была мастерская. Гия год назад ушел на фронт, и от него до сих пор не было вестей. От нищеты Манана распродала все его инструменты, и мастерская стояла пустой и бесхозной. 
Илико освободил помещение от хлама, вымыл полы и соорудил вдоль стены что-то вроде балетного станка. Вынув из старого шкафа большое зеркало, он прислонил его к одной из стен, чтобы видеть себя со стороны. 
Следующей задачей было найти работу. С этим он пришел к своему другу Мамуке.
– Эх, Илико! – вздохнул Мамука. – Вернулся бы ты год назад, я бы взял тебя официантом. Сейчас времена тяжелые. Клиентов совсем мало. А те, что есть, перебегают на соседнюю улицу. Там год назад открылся итальянский ресторан. Могу тебе предложить только быть разнорабочим. 
– Что нужно делать? – с готовностью спросил Илико.
– Все, – кивнул ему Мамука. – Мыть посуду, убирать столы после гостей, стирать и утюжить скатерти, начищать полы. Много платить не смогу, но обещаю кормить обедом. Прости, друг, но я сам работаю и за повара, и за официанта, и за бухгалтера. 
– Как дядя Рафик себя чувствует? Не могу забыть его хачапури, – улыбнулся Илико.
– Папу парализовало. За ним смотрит сестра, Марика. Ты ее должен помнить. Сопливая такая девчонка, вечно плакала и за нами таскалась. Сейчас она совсем взрослая. Невеста. Только вот жениха у нее нет, – Мамука подмигнул Илико правым глазом. – Может, сроднимся с тобой когда.
– Нет, Мамука, – засмеялся Илико.
– У тебя есть кто-то в Тифлисе? – удивленно поднял брови Мамука.
– Не в этом дело, – Илико похлопал его по плечу. – Просто у меня другая цель в жизни. Я хочу танцевать балет, а для этого мне нужно сейчас выжить. Поэтому я согласен на любую работу, так что я твой со всеми потрохами.
Работа оказалась адская. От постоянного мытья посуды, стирки скатертей и чистки полов руки у Илико огрубели. В то время, пока ресторан работал, Илико ходил между столиками, собирал грязную посуду и, ставя ее на поднос, уносил в подсобку, где тут же кидал в таз с горячей мыльной водой. После того, как таз наполнялся, Илико мыл ее и вытирал  насухо полотенцем. Когда ресторан закрывался, Илико собирал со столов скатерти, замачивал их, чтобы утром прокипятить и накрахмалить, и начинал уборку зала.
Утром он снова приходил в ресторан и помогал накрывать столы, после этого бежал в «танцкласс» и до изнеможения занимался на станке.
Он очень любил эти часы втанцклассе. Илико надевал старое трико, которое было ему уже маловато, и начинал растяжку. После нее он брался рукой за шероховатый ствол самодельного станка и начинал отрабатывать основные движения и позиции. И только потом Илико выходил на середину и начинал танцевать…
Он вихрем проносился по небольшой мастерской, чередуя пробежки с легкими прыжками. В его голове играла музыка, в глаза светили яркие огни софитов, и он слышал дыхание замершего в восхищении зала.
Большую часть зарплаты он отправлял Изе и Нане в Тифлис. Себе он оставлял немного денег на керосин, дрова и аренду мастерской. Мамука честно выполнял свое обещание и кормил Илико обедом, а вот на завтрак и ужин денег у Илико не оставалось. Работающие в том же ресторане грузчик Коха и поваренок Мишка предлагали Илико не выбрасывать остатки еды после клиентов, а забирать их себе, как делали они, но Илико не мог позволить себе пасть так низко.
Только однажды, чуть не упав в обморок от голода, Илико решился доесть запеченные овощи, оставленные одним из посетителей ресторана. Он сидел на табуретке возле таза, наполненного грязной посудой, и, давясь слезами, ел, запивая горькую еду таким же горьким не допитым кем-то вином.
Осень выдалась ранняя и холодная. Закупленные дрова кончались, и ледяной воздух просачивался в комнату через рассохшиеся от старости окна. К зиме Илико заткнул щели старым тряпьем, и это его немного спасало. Печку-буржуйку топил только вечером перед сном, но просыпался он уже в холодной комнате, выдыхая клубы пара изо рта.
Немного подумав, Илико посмотрел на написанные строчки письма и продолжил:
«Дела в ресторане идут хорошо. Мамука только успевает готовить для клиентов. Он унаследовал от дяди Рафика мастерство пекаря, и его хачапури выходят такими же самыми вкусными на свете…»
Илико сглотнул голодную слюну и, скинув с тарелки тряпочку, взял с нее засохший хлеб и обрезанный кусок сыра. Немого перекусив, он запил еду холодной водой и сел писать дальше.
«Я продолжаю танцевать. У меня личный танцкласс, и я могу заниматься там в любое время».
Написав еще несколько строчек о своей жизни, Илико задумчиво посмотрел на дрожащий свет лампы и представил лицо Изи. В его фантазии Изя сидел на своей кровати, болтая в воздухе здоровой ногой в мягком пушистом тапке, и читал письмо. На его лице сияла счастливая улыбка, от которой на щеках играли милые ямочки.
«Изя, мне тебя тоже не хватает. Я часто представляю, как ты залезаешь ко мне под одеяло и ложишься головой на плечо. Я вдыхаю запах твоих волос, и мне становится так тепло и хорошо, что… – Илико остановился и, закрасив последнюю строчку карандашом, написал: – А я начинаю ругать тебя и прогонять к себе на кровать. Помнишь, как я это всегда делал?
Вот и все. Ваш Илико».
Илико свернул листок, задул лампу и снова улегся в холодную постель, пахнущую сыростью и пылью.

========== Глава 15 ==========

Однажды глубокой ночью, когда Илико уже спал, в дверь раздался стук. Он от неожиданности подскочил на кровати и замер.
– Приснилось, – прошептал он и снова упал головой на подушку, но стук повторился. Илико сунул ноги в старые отцовские ботинки и пошмыгал к двери.
На пороге стоял высокий юноша в длинном потертом пальто и надвинутой на глаза кепке. 
– Не узнал? – хрипло спросил незнакомец, улыбаясь через черные усы.
– Кто вы и что вам нужно? – нахмурился Илико. Спросонья он не удосужился спросить, кто стучится, и сразу распахнул дверь.
– Илико! Это же я, Вано! – юноша снял кепку и, широко разведя руки, обнял растерянного Илико за плечи.
– Вано! Как же… Ты же… – Илико тоже принял друга в объятья.
– Верно. Меня сослали на семь лет, но я сбежал. Сейчас такие дела начинаются. Не смог я там усидеть, – хлопал друга по спине Вано. – В дом-то пустишь? Или так и будешь на пороге держать?
Вано повесил промокшее пальто рядом с разожженной печкой и присел на стул возле стола. Илико поставил перед ним тарелку с куском сыра и засохшей лепешкой.
– М-да… – Вано обвел глазами скромную обстановку комнаты и скудный ужин. – Изя говорил, что ты хорошо живешь, – он принял из рук Илико кружку горячего чая.
– Я не мог ему написать, что бедствую, – вдохнул Илико, садясь напротив друга. – Как там они с Наной поживают? Ты давно их видел?
– Я тремя днями из Тифлиса приехал. Бедно живут. Изя порывался бросить учебу и тоже пойти работать, но Нана ему не позволила. Ах да! – Вано поставил чашку с чаем на стол и полез в свой вещмешок. – Тебе же Изя письмо передал, – и Вано протянул Илико конверт.
В конверте оказалась только фотография. На ней было море, солнце и улыбающийся Изя.
– Это мы в последний день на море, – вздохнул Илико, показывая Вано фотографию. – Как вчера все было. Я даже запах моря помню. И еще Изю в этот день обожгла медуза. Видишь, у него на пузе пятно? – Илико вздохнул и перевернул фотографию. На ней ровным красивым почерком было написано несколько слов:
«Чтобы помнил, что у тебя есть я!»
После позднего ужина Илико определил Вано на соседнюю кровать.
– Что планируешь делать? – спросил он у друга.
– Если ты не против, поживу у тебя. Мне нужно на некоторое время затаиться. Тут меня кроме тебя никто не знает. Товарищи из Тифлиса мне бумаги сделали. Теперь я Вано Хаченашвили. Не волнуйся, нахлебником не буду. Поищу работу.
– Нужно поговорить с Мамукой. Может, он с работой поможет? – предложил Илико.
– Работы море. Денег нет, – вздохнул Мамука, выслушав просьбу Илико. – Могу взять твоего друга тебе же в помощь. 
– Мою зарплату отдавай Илико, – ответил Вано. – Ему деньги нужнее. 
Илико стал больше работать в зале, убирая со столов и меняя скатерти. Вано мыл посуду и стирал. По вечерам оба дружно натирали полы и помогали Мамуке на кухне.
В рождественские праздники, к радости Мамуки, клиентов прибавилось. Как назло, один из официантов подхватил ангину, и Мамука попросил Илико заменить его. Тот с радостью согласился, потому что знал, что официанты кроме зарплаты имеют чаевые.
Илико носился между столиками, стараясь услужить посетителям. Очищал пепельницы, менял пустые кувшины на полные вина. Иногда он случайно попадал в такт музыки, которую играли местные музыканты, и делал простенькие па ногами.
– Эй! Кинто*! Танцуй! – крикнул ему один из посетителей.
Илико остановился посреди зала, взял со стула чью-то кепку, заправил за пояс широких шаровар салфетку и, повернувшись к притихшим музыкантам, кивнул им головой.
Мелко перебирая ногами и делая плавные движения руками, Илико медленно плыл по залу под музыку. Когда музыка стала интенсивнее, Илико выхватил из-за ремня салфетку и, зажав ее между пальцами, стал махать ей над головой. 
Илико куражился, делал удивительные прыжки и повороты. Салфетка в его руках билась в такт его движениям. Когда музыка замолкла, Илико, вытянувшись в струнку, замер с поднятыми вверх руками.
– Браво, кинто! 
– Молодец!
– Еще! – кричали гости заведения. 
Илико был счастлив. Это, конечно, был не балет, не сцена, и люди, аплодирующие ему, не были заядлыми театралами, но им понравилось представление.
– Илико! Дорогой! – хлопал по спине друга довольный Мамука. – У меня есть прекрасная идея! Что, если мы добавим в программу ресторана кинтаури? Не обещаю пока больших денег, но думаю, чаевых ты будешь получать хорошо.
На том и порешили. Теперь каждую пятницу и субботу Илико танцевал для посетителей. Его номер начинался так же неожиданно. Он весь вечер работал в зале в качестве официанта, но как только музыканты давали ему определенный знак, начинал танцевать.
По городу быстро распространились слухи об удивительном танцоре. Народ потянулся в ресторан, забыв про итальянские деликатесы. 
Для Илико выступление стало настоящим ритуалом. За один танец он выкладывался так, что после приходилось менять мокрую от пота рубашку. Зрители чувствовали его отношение к танцу, и в карманах Илико всегда оседали хорошие чаевые.
В начале весны Илико получил неожиданный подарок. Это были цветы «от тайного поклонника», как гласила записка.
– Кто это может быть? – Илико удивленно смотрел на огромный букет роз. – Букет недешевый.
– Может, это бородатый мужик, что всегда берет столик в центре зала? – предположил Мамука.
– Или женщина в черном. Я думаю, что она вдова и очень скучает по мужской ласке, – смеялся Вано.
– Вы просто мне завидуете, – отмахивался от друзей Илико, но мысль вычислить дарителя крепко засела у него в голове.
Через неделю посыльный снова принес ему цветы и небольшой сверток. В нем находился флакончик дорогой французской туалетной воды.
– Точно мужик с бородой! – воскликнул Мамука, увидев подарок. 
– Почему не вдовушка? – спросил Вано, открывая флакон и втягивая носом приятный запах парфюма.
– Слишком хороший вкус для женщины, – парировал Мамука.
– А для бородатого продавца рыбы вкус изумительный! – смеялся Вано.
– А может, это красавица, что всегда сидит одна за столиком у входа? – с надеждой в голосе спросил Илико.
– Ага! Или рыжая тетка с красными губами, которая всем строит глазки! – засмеялся Вано.
– Точно она, – поддержал его Мамука, и оба друга начали с разных сторон толкать Илико плечами.
*Кинто – весельчак, бескорыстный плут или мелкий мошенник, завсегдатай духанов. Также и инициатор застолий, народных грузинских песен и плясок.

========== Глава 16 ==========

На смену яркой и солнечной весне пришло жаркое лето. Илико все так же работал и танцевал в небольшом ресторане национальной кухни Мамуки с простым названием «Солнце в ладонях». Он так увлекся танцем кинтаури, что, начитавшись литературы, которую с трудом нашел в небольшой местной библиотеке, сам стал делать постановки.
Дела в ресторане шли достаточно хорошо. Мамука смог наконец нанять помощников по кухне, стал закупать более качественные продукты и даже немного расширил площадь ресторана, открыв летнюю веранду.
Был обычный субботний вечер. Илико крутился между столиками, меняя пепельницы и пустые кувшины, и ждал своего выхода.
«Интересно, кто это?» – думал он, разглядывая гостей ресторана. Каждую неделю ему продолжали приносить букеты от неизвестного поклонника, и в каждом был подарок: дорогие шоколадные конфеты, бутылочка вина или хороший парфюм. К последнему букету была прилеплена коробочка с дорогими наручными часами, которые Илико тут же надел. Он нарочно засучил рукава, чтобы таинственный незнакомец увидел часы и, возможно, выдал бы себя.
«Может, это мужчина с бородой и в пенсне? Он приходит каждую субботу и садится за самый первый столик, – Илико с любопытством бросил взгляд на посетителя. – Нет! Он с новой пассией. И это третья женщина за месяц. Может, это рыжая толстуха за вторым столиком? Хотя… она так увлечена своими молодыми кавалерами, что вряд ли будет смотреть выступление. Хорошо бы этим неизвестным поклонником оказалась та грустная девушка, которая всегда сидит одна за столиком у двери. Или тот высокий красавец! До чего у него глаза теплые. И улыбка приятная. Да, он! Или она? Точно, она!» 
Раздумья Илико оборвал условный сигнал музыкантов. Услышав три удара в барабан, Илико быстро юркнул в подсобку, надел на ноги специальные мягкие кожаные сапожки, сунул за пояс два красных платка, подложил под кепку небольшой кусок фанеры и встал у стола, где специально для выступления был приготовлен поднос и кувшин с вином.
Заиграла плавная мелодия, и Илико вышел на середину зала. Он поставил на голову деревянный поднос, и на него аккуратно установил кувшин с вином. Илико приподнялся на носочки и начал медленно передвигаться по полу. Его руки с зажатыми между пальцами красными платками порхали словно крылья в такт мелодии.
Зал замер. Гости с восхищением смотрели танец Илико и при каждом удачном повороте облегченно вздыхали, радуясь, что кувшин не упал и вино не расплескалось.
Музыка замолчала, и Илико замер на месте, стоя на носочках и подняв руки с платками вверх. Он убрал за пояс платки, снял кувшин и резким движением кинул поднос в дальний угол зала. Поставив кувшин себе на плечо, Илико понесся под музыку по залу, останавливаясь у каждого столика и наклоняясь всем телом, подливая из кувшина вина в бокалы гостей. Когда кувшин опустел, Илико взял его в руки и, лихо отплясывая, побежал между столиками, собирая монеты, которые звонко падали в кувшин.
– Ну как? – спросил Илико у Вано, с трудом переводя дыхание.
– Мне понравилось, – похлопал его по плечу Вано. – Отличная постановка и исполнение. И зрители в восторге. Ты имеешь у них успех.
– Эх, Вано… – вздохнул Илико. – Разве о таком зрителе мы мечтали?
– Послушай меня, – Вано тряхнул его за плечи. – Этим простым людям нравятся твои танцы. Они принимают тебя тепло, даже когда ты усталый и явно халтуришь. Ты не великий танцор, но для них ты звезда. Да, они не аристократичные эстеты-театралы, но они любят тебя. Научись ценить и уважать этого зрителя. 
– Ты прав, Вано, – улыбнулся Илико. – Пока это мой потолок. 
– Ну раз я прав и помог тебе, может, прикроешь меня сегодня? Уберешься в зале после закрытия один? У меня свидание. Только Мамуке не говори, – быстро затараторил Вано.
– Почему не говорить? – удивился Илико.
– У меня с Марикой свидание. С его сестрой. Он убьет меня, если узнает, – Вано просительно сдвинул брови и скрестил руки на груди.
– Ладно, – похлопал его по плечу Илико. – Прикрою.
Илико убирался в пустом зале ресторана, и его одолевали грустные мысли. У обоих его друзей была личная жизнь. Мамука похаживал к молодой вдовушке с соседней улицы и даже планировал жениться на ней, когда будет крепко стоять на ногах.
Вано с детства был любвеобилен. Его первая любовь, двоюродная сестра, быстро сменилась второй – девушкой с обложки журнала, потом третьей – его партнершей по танцам, потом четвертой… Сердце Вано всегда было занято, и каждый раз он говорил, что это настоящая и последняя любовь.
«А что у меня? – думал Илико, протирая полы в зале. – Мне через пару недель восемнадцать. Я красивый. У меня есть работа и квартира. Почему я один? У Мамуки есть его вдова, у Вано – Марика, а у меня только цветы от неизвестного поклонника и два поцелуя… От Соньки и Изи».
Чтобы отвлечься от грустных мыслей, Илико отбросил в сторону швабру, встал в центре небольшой площадки в луче яркого света люстры, скинул с ног старые стоптанные онучи, поднялся на мысочки и, закрыв глаза, начал танцевать.
Он представил, что стоит на освещенной софитами сцене, а перед ним – притихший в ожидании зал. В его голове играла музыка, и он легкой бабочкой кружился по полутемному ресторану.
– Браво! – раздался громкий крик из дальнего угла зала. Илико вздрогнул и замер, пытаясь разглядеть в темноте непрошеного зрителя. – Бис! – крик повторился, и за ним последовали три громких хлопка.
– Кто здесь? – спросил Илико у темноты.
– Я! – услышал он короткий ответ, за ним послышалось шуршание платья и неровное цоканье каблучков. Несколько стульев с грохотом упали на пол со столов, и на свет вышла рыжеволосая пухлая дама. Она была изрядно пьяна и еле держалась на ногах.
– Простите, мадам, вам нельзя тут находиться! – Илико подлетел к женщине и, подхватив под локоть, усадил ее на стул.
– Представляешь, – она поправила растрепанные рыжие волосы и пьяно улыбнулась Илико. – Пошла в уборную и уснула там. Возвращаюсь обратно, а тут темнота и ты танцуешь. Ты ведь Илико?
– Да, – кивнул он ей, – с кем имею честь?
– Ой! Что это я… Баронесса фон Штиц. Вера Пална. Дочь действующего статского советника Барашкина. Вдова барона фон… Ну ты понял, – и она махнула рукой, видимо, устав от большого количества слов.
– Верпална, – улыбнулся ей Илико, – может, я вам экипаж возьму? Поедете домой, баиньки?
– Нет, Илюшенька! – Барашкина поднялась со стула, но ее повело в сторону, и она снова тяжело плюхнулась на место. – Давай возьмем еще шампанского, и к цыганам! – баронесса широко развела руки.
– Помилуйте, Верпална! Какие цыгане? Все спят давно, – Илико с трудом сдерживал улыбку, глядя на баронессу.
– Правильно, – согласилась Барашкина. – А поехали ко мне и по коньячку! – она игриво подмигнула Илико. – Ах, да… Смотрю, тебе часы понравились? Надеюсь, и остальные подарки тоже?
Илико остолбенел. «Не может быть…» – подумал он. В своих мечтах он уже прогуливался с грустной девушкой по парку и катался в кибитке с красивым мужчиной. Он посмотрел на баронессу Барашкину, и его настроение тут же испортилось.
В этой женщине было все «чересчур». Чересчур много косметики на лице, чересчур яркие рыжие волосы, выкрашенные хной, чересчур помпезное платье для скромного маленького ресторанчика, и она была чересчур пьяна.
– Верпална! Мне все очень понравилось, только… пожалуйста! Давайте я вас домой отвезу. Сам! – и Илико попытался поднять мадам Барашкину со стула.

========== Глава 17 ==========

Илико, как настоящий мужчина, не открывал друзьям тайны Веры Павловны, но Мамука и Вано сами догадались, кто та самая тайная поклонница. Это было нетрудно сделать, ибо баронесса постоянно оказывала Илико всяческие знаки внимания. Видя это, друзья не упускали возможности подшутить над Илико и его странной воздыхательницей. 
– Илико! Как твоя баронесса смотрит на тебя! Улыбнись своей даме и пошли ей воздушный поцелуй, – толкал Илико плечом Мамука, пробегая мимо с корзиной овощей.
– Ты только посмотри, как глядит на нее тот товарищ с усами, – вторил ему Вано, вытирая мокрые руки полотенцем. – Я бы на твоем месте вызвал его на дуэль.
– Ой, Илико! Она заказала вторую бутылку вина. Придется тебе снова грузить ее в бричку, как в прошлый раз, – Мамука сострадательно похлопал Илико по спине и скрылся в дверях кухни.
– Черт! – нахмурился Илико. – Зачем она так пьет? Ведь столько денег на ветер пускает?
– Ей скучно, вот она и дурит, – резонно заметил Вано и присел рядом с Илико на стул. – Я слышал, что про нее в городе рассказывали. Сама она из бедной семьи. Не то из Самары, не то из Саратова. Отец ее, статский советник Барашкин, промотал состояние жены, играя в рулетку и делая ставки на бегах. А тут богатый старый немецкий барон положил глаз на его молоденькую дочь, вот Барашкин ее замуж и выдал, чтобы поправить свое положение. А барон оказался скупым, не хуже еврея. Увез молодую жену сюда и запер в доме. Она, считай, всю жизнь взаперти провела. А вот когда барон два года назад помер, она как с цепи сорвалась. Начала тратить деньги налево и направо. И до мужчин больно охочая оказалась. Причем каждый ее новый любовник был моложе прежнего.
– Бедная женщина, – вздохнул Илико. – Всю жизнь прожить со стариком и во всем себе отказывать. Я бы тоже хотел пожить в свое удовольствие.
– Так что ты теряешься? Тетка богатая и щедрая, да и собой недурна! – подмигнул ему Вано. 
– Нет, Вано… – нахмурился Илико. – Я так не смогу. Чтобы без любви…
– Так тебя любить никто и не просит. Просто приласкай дамочку. Она тебе сама все отдаст, – Вано ухмыльнулся и ушел в подсобку домывать посуду.
Настроения у Илико в этот вечер не было. Он устал, и его расстраивало поведение Веры Павловны, которая много пила и старалась всеми силами привлечь внимание Илико, то хватая его за руку, то посылала ему воздушные поцелуи. Илико отработал танец и отпросился на полчаса у Мамуки, чтобы отправить пьяную баронессу домой.
– Илюшенька! А поехали ко мне! – баронесса вышла из ресторана, крепко держа Илико под руку. – Возьмем шампанского и отдохнем от всего!
– Верпална! Давайте лучше вы домой поедете и ляжете спать! – Илико махнул рукой кучеру, чтобы тот подогнал экипаж ближе к дверям ресторана.
Баронесса поставила одну ногу на подножку брички и попыталась поставить туда же вторую, но тонкий каблучок подвернулся, и она, покачнувшись, упала в объятья Илико.
– Илюшенька, поехали ко мне! Я тебе хорошо сделаю, – жарко шепнула Вера Павловна на ухо покрасневшего Илико.
– Верпална! Пожалуйста, не пейте так много больше! – Илико аккуратно отстранил от себя женщину и, нагнувшись, надел на ее ногу слетевшую туфельку.
– Если пообещаешь, что приедешь ко мне в гости, не буду много пить, – баронесса нежно погладила Илико по заду.
– В воскресенье. Завтра. Обещаю, что приеду, – выпалил Илико, резко распрямляясь.
– Завтра! В семь! – кивнула Вера Павловна и наконец уселась в бричку. – Буду тебя ждать, мой мальчик! – сказала баронесса нежно и, громко крикнув кучеру: – Домой вези! – подарила Илико еще один воздушный поцелуй.
На следующий день Илико сильно жалел, что дал баронессе обещание прийти в гости. Он впервые за две недели выпросил у Мамуки выходной, и ему хотелось провести его за домашними делами.
Выспавшись и убравшись в квартире, Илико нагрел на печке воды и, встав в детское корыто, «принял ванну». Надев белую рубашку и старенький, но чистый костюм отца, Илико взялся за расческу и подошел к зеркалу, висящему на стене.
– И правда красивый! – улыбнулся он своему отражению.
Из зеркала на него смотрел высокий стройный юноша. Илико провел расческой по волосам, и они упали шоколадной волной вдоль широких скул. Из-под густых чуть насупленных бровей смотрели большие карие глаза с легким лукавым прищуром. Тонкий нос с чуть заметной горбинкой придавал лицу мужественности и благородства. Полные яркие губы расходились в улыбке, обнажая ряд ровных белых зубов.
– Хорош! – довольно кивнул отражению Илико и, поправив полы пиджака, вышел на улицу.
Дверь Илико открыла сама хозяйка дома. 
– Я отпустила всех слуг, – улыбнулась ему Вера Павловна. – Чтобы тебя не смущали и не мешались под ногами.
Изумленный Илико замер возле входной двери. Перед ним стояла красивая молодая женщина в нежно-зеленом простом платье. На лице баронессы почти не было косметики. Только пухлые губы были слегка напомажены розовым блеском. Ее рыжие волосы были распущены и спадали на круглые белые плечи огненным каскадом.
– Илюша, да ты проходи, не стесняйся! – улыбнулась Вера Павловна, явно довольная произведенным эффектом.
– Вот я дурак! – ворчал Илико, идя за баронессой по коридору. – Как я не догадался цветов купить! Простите меня, Верпална! Я первый раз в гости к даме пришел.
– Брось, Илюша! Я могу себе целую лавку с цветами купить. Мне дороже, что я тебе сегодня нравлюсь. Ведь нравлюсь? – Вера Павловна остановилась и кокетливо посмотрела на Илико.
– Очень нравитесь, – покраснел Илико и опустил глаза.
Повар у баронессы оказался прекрасный. Блинчики с семгой и красной икрой удались на славу. Сочные расстегаи с форелью, запеченная картошка, политая сливочным маслом и обсыпанная душистым укропом, жареные куропатки, малосольные огурчики, маринованные грибочки. Все эти яства казались искусным натюрмортом, написанным гениальным художником. 
– Давай по водочке, Илюшенька! – баронесса открыла крышку запотевшего графинчика. – Позволь, я за тобой поухаживаю.
– Верпална! Я не… Нет, пожалуйста! Я не пью… – Илико пытался закрыть свою рюмку ладонью, но Вера Павловна была непреклонна.
– Нет, Илюша! У нас так принято. Мы по чуть-чуть с тобой выпьем. Посмотри, тут и пить-то нечего, – баронесса поставила графин на стол и, взяв рюмку в руку, сказала тост: – За любовь!
После второй рюмки у Илико проснулся жуткий аппетит, и он с удовольствием закусил уже третью рюмку хрустящими груздями. Когда в графине почти не осталось водки, Вера Павловна взяла в руки небольшую салонную гитару и вполне сносно спела несколько романсов. Илико слушал ее тихий голос, смотрел на полную вздымающуюся грудь, ловил томные взгляды баронессы, и в его душе стало тревожно и сладко. Ему казалось, что на всем свете нет ничего прекрасней этой женщины, приятной музыки и тихого сытого счастья.
После небольшого концерта баронесса предложила переместиться из столовой в гостиную, где под фрукты и свежий сыр была выпита бутылка дорого старого коньяка.
Илико не помнил, как очутился в спальне баронессы. Не помнил, куда делась его одежда и как он оказался в жарких объятьях Веры Павловны. 
В моменты, когда к нему возвращалось сознание, перед его глазами скакали большие белые груди баронессы с крупными яркими ореолами сосков. Он слышал громкие крики и чувствовал жар ее чресл. Возбуждение, подогретое коньяком, вырывалась из Илико тихим рычанием и резкими толчками в белое тело баронессы.
Утро для Илико настало около двенадцати дня. Он открыл глаза и сразу уперся взглядом в голую белую грудь.
– Проснулся, мой мальчик? – улыбнулась свежая и благоухающая нежным парфюмом баронесса.
– Верпална… – просипел Илико и отвел глаза от груди.
– Ну какая я тебе Вера Павловна? – баронесса погладила Илико по плечу. – Верушка. Веруня, Верочка. Выбирай, что нравится. 
– Верпа… Верочка… – Илико с трудом отлепил голову от подушки и сел спиной к Вере Павловне, прикрывшись одеялом. – Мне нужно идти…
– Илюшенька, да что ж ты такой стеснительный? – баронесса обняла Илико за плечи и прижалась к его спине. – Я поняла, что у тебя такого еще не было, но твою неопытность вполне компенсирует темперамент!
– Правда? – Илико оглянулся, покраснев до кончиков волос.
– Правда, мой мальчик! А всему остальному я тебя научу! Ты ведь еще придешь ко мне в гости? – Вера Павловна провела пухлым пальчиком по щеке Илико.
– Приду, – кивнул тот и снял со спинки кровати свои панталоны.

========== Глава 18 ==========

Илико стеснялся отношений с Верой Павловной. По городу быстро расползлись слухи о том, что любвеобильная баронесса нашла себе молодого любовника.
– Смотри, Сона. Илико Чантурия. До чего хорошенький! – на скамейке в сквере сидели две молоденькие девушки и ели хурму из бумажного пакета.
– Ой, Гелика! Смотри, как бы тебе баронесса глаза не выцарапала, – тихо хихикала полненькая Сона и толкала свою подругу плечом.
– Как я ее понимаю… – вздыхала длинноносая Гелика. – Я бы такого красавца закрыла в комнате и окна зашторила, чтобы на него кроме меня никто не глядел.
Илико надвинул на глаза большую кепку и перешел на другую сторону улицы. Войдя в свою квартиру, он застал там Вано, убирающего вещи в вещмешок.
– Ты куда собрался, Вано? – Илико замер посреди комнаты.
– В Петербурге царя свергли! – в глазах Вано сверкнул революционный огонь. – К власти пришло временное правительство. Товарищи из Тифлисского подполья телеграфировали, ждут меня.
– Ты уезжаешь? – Илико тяжело плюхнулся на кровать.
– Грядут великие перемены, Илико. И я должен быть с товарищами по оружию, – ответил ему Вано.
– А как же я? Как же работа у Мамуки в ресторане? – растерянно пробормотал Илико.
– Илико, друг! Я очень благодарен тебе и Мамуке, что приютили меня, но понимаешь… Эта жизнь не для меня, – Вано присел рядом с ним на кровать. – У тебя жизнь – танец. А у меня – революционная борьба.
– А Марике ты что скажешь? – вынул последний козырь Илико.
– Когда все успокоится, она приедет ко мне в Петербург. А тебя ждем на свадьбу. Приедешь? – Вано хлопнул Илико по плечу.
– Приеду, – вздохнул тот.
Революция не сразу докатилась до маленького курортного городка. Жизнь тут текла все так же спокойно и размеренно. Жители варили сыр, пекли хлеб, убирали улицы, а по вечерам приходили в ресторан «Солнце в ладонях» отдохнуть, вкусно покушать и посмотреть танцы Илико.
Воскресный зимний день выдался холодным и солнечным. Илико стоял в модном салоне на большой деревянной тумбе и смотрел в окно в мутных разводах пыли.
– Ой, Илюша! – хлопала в ладоши Вера Павловна. – Ты прямо статуэтка.
– Да уж… – кивнул услужливый портной. – У господина Илико фигура что надо. Я только чуть прибавил длину брючин. У господина Илико очень длинные ноги.
– Длинные… стройные… крепкие, – ласково прошептала на ухо Илико Вера Павловна и бросила косой взгляд на портного. Щеки Илико вспыхнули, и он снова отвернулся окну. – Еще пальто купить тебе и шляпу. А то на улице холода, а ты в легком пальтишке ходишь.
– Может, лучше кепку, а не шляпу? – осторожно возразил Илико.
– Брось свои привычки простолюдина, Илюша! – нахмурилась баронесса. – Кепка – это безвкусица! Только шляпа!
Позже, после вкусного ужина, Илико принял теплую ванну с ароматной солью и распластался на мягких перинах, обтянутых шелковыми простынями.
– Ты чего такой невеселый, Илюша? Тебе икра черная не понравилась? – Вера Павловна в нежно-розовом пеньюаре скользнула в постель и легла ему на плечо.
– Нет, Верочка. Икра мне понравилась. Просто… Мне не нравится, что ты деньги на меня тратишь, – вздохнул Илико и, нагнувшись, поцеловал обнаженную белую грудь. – Не правильно это.
– Илюш, а что именно тебя не устраивает? Вот сам посуди… – Вера Павловна села рядом с ним на кровать, изящно подогнув под себя пухлую ножку. – Ты мне безумно нравишься. Ты молод, горяч, красив, как бог. И у меня есть деньги. На что мне их тратить? Мне приятно тратить их на тебя. Приятно видеть тебя в дорогих костюмах, чувствовать, что ты пахнешь французским одеколоном. Нравится баловать тебя деликатесами. Что не так, Илюш?
– Это не по-мужски, – Илико провел рукой по белой коже на шее Веры Павловны и потянул ее к себе за руку.
– А вот это очень по-мужски! – засмеялась баронесса и страстно поцеловала Илико в губы. – Я знаешь о чем думаю, Илюша. Нам нужно уехать отсюда. Подальше. К морю. К солнцу. К теплому песку. В Константинополь, например. 
– Зачем? – удивился Илико.
– Ну, во-первых, там никто не будет знать, кто мы. Во-вторых, это большой город. Там много магазинов, ресторанов. Море, опять-таки. Есть где разгуляться. Я уже не могу видеть этот прокисший от серости городишко. И в-третьих… Неспокойно в стране. Боюсь, что красная чума и сюда доберется. А эти революционэры с такими, как я, церемониться не станут. Поедем. Илюшенька! Не пожалеешь! Хоть пообещай, что подумаешь!
– Обещаю, – улыбнулся ей Илико и прильнул губами к роскошной груди баронессы.
В двери его квартиры его ждала свернутая в трубочку бумажка. Это была телеграмма-молния. Сначала Илико решил, что это весточка от Вано, но как только он начал читать приклеенные на листок ровные полоски бумаги с напечатанными буквами, у него в душе похолодело.
«Папа погиб тчк Твой Изя тчк». Илико медленно отложил телеграмму в сторону и посмотрел на тусклый огонек лампы. 
Он вспомнил прощание с дядей Сандро на перроне, его добрую и жизнерадостную улыбку и его последние слова. Илико обещал заботиться о Нане и Изе, но не исполнил свое обещание. Илико глубоко вздохнул и начал собираться в дорогу.
– Илюшенька, ты ведь вернешься ко мне? – Вера Павловна уже около часа плакала на плече Илико, который пришел к ней проститься.
– Верочка! Конечно, вернусь! – Илико мял в руках шляпу и смотрел в пол. – Я только тетушку успокою и с братом повидаюсь – и сразу вернусь.
– Сердцем чую, бросить меня хочешь! – вздыхала Вера Павловна.
Илико погладил ее по волосам и отвел глаза. Женское сердце баронессы чувствовало верно. Илико решил уехать и больше не возвращаться обратно. Странные отношения с баронессой его напрягали своей нелепостью и неправильностью. К тому же он страшно соскучился по Изе и Нане. Все письма, которые писал ему Изя, он складывал в жестяную коробочку из-под конфет и, когда ему бывало особенно грустно, перечитывал их под тусклым светом лампы. 
Изя писал ему о том, как учится в университете. Как устает на дежурствах в госпитале Нана. Как однажды на реабилитацию в госпиталь попал молодой офицер, которому Сандро спас жизнь, и как Нана каждый день приходила к нему, чтобы тот рассказывал ей о муже.
«Мама сильно похудела и постарела, – писал ему Изя. – Работает по две смены в госпитале, домой приходит только отоспаться и снова идет на дежурство. Я тоже хотел пойти на фронт, но не прошел по возрасту и из-за ноги. Когда про это узнала мама, то сначала ругалась на меня, а потом плакала. 
Недавно получил письмо от нашей пропащей Мухи. Она даже не знала, что ты уехал на родину, и попросила у меня твой адрес.
Мне очень не хватает тебя, Илико. Мне так хочется забраться к тебе под одеяло, как в детстве, и шепотом на ухо рассказать, что у меня творится в душе».
Там же, в жестяной коробке, хранились и два письма от Соньки. Полковник Раевский летом прошлого года демобилизовался по ранению и вернулся в Петербург. Сонька все так же танцевала в Мариинке в кордебалете, но ее это не устраивало. Она писала, что пробиться даже на вторые роли можно только нечестным путем. В другом письме Сонька писала, что в городе пошли сильные волнения и что они с отцом уезжают к родственникам в Польшу. Больше Илико писем от Соньки не получал.
Взяв в руки старый чемодан, на крышке которого с трудом можно было разглядеть выбитую бабочку, Илико на прощанье оглянулся и, вздохнув, закрыл за собой дверь.

========== Глава 19 ==========

Илико казалось, что он очутился в детстве. Он медленно шел по знакомым улицам, и пустые дворы оживали его воспоминаниями. Вот тут он сидел на скамейке после занятий с Сонькой и Смирновым, вытянув усталые ноги. Вон в тех кустах дыра в заборе, а дальше двор и одноэтажное здание с огромным танцклассом. 
Илико прошел еще полквартала и остановился возле парадного подъезда. Тут он впервые поцеловал Соньке руку. Там, чуть дальше, большая площадь, а за ней парк, куда их с Изей водили Нана и Сандро. Илико грустно улыбнулся, вспомнив коричневого пони, который шарахался в сторону, только завидев в толпе Изю. Последний сразу бежал к маленькой лошадке, а потом орал благим матом от страха, катаясь на ней верхом.
А за парком, в маленьком сквере, было кафе, где подавали самое вкусное мороженое с орехами, шоколадом и цукатами. Илико обожал цукаты, и Изя, зная это, всегда перекладывал ему их из своей чашки.
Воспоминания уводили Илико все дальше и дальше. Он видел школьный двор и их большую спальню. Глубокая ночь, и по коридору проходит Тамрико Самуровна. Она приоткрывает дверь, и все разговоры тут же смолкают. Илико и Вано лежат на кроватях с крепко зажмуренными глазами и прячут под одеялом самодельные игральные карты.
Снова танцкласс и Смирнов, который хлопает по крышке рояля и громко считает по-французски. Огромный зал театра. Свет софитов. Темнота, из которой на Илико смотрят восторженные глаза зрителей. Музыка и… то самое удивительное ощущение полета над сценой.
Незаметно для себя Илико прошел три квартала и остановился на ступенях знакомого дома.
Ключ тихо щелкнул в замке, и Илико очутился в коридоре, освещенном слабым светом керосиновой лампы, забытой кем-то на небольшой тумбе.
– Вот черт! – выругался Илико, больно ударившись ногой о стул, стоящий в углу. Он дернул несколько раз веревку-выключатель, но свет не зажегся. – Что опять со светом? – пробормотал он и стал снимать ботинки, держась за стену.
– Мама, это ты? – услышал он голос из гостиной. За ним послышались шаги и постукивание палочкой. – Кто вы? И что вам нужно? – на пороге стоял невысокий юноша в теплой вязаной кофте. В одной руке он держал трость, а второй пытался надеть на длинный нос небольшие очки в тонкой железной оправе. – Если вы пришли грабить, то у нас ничего нет. А если что, я могу за себя постоять. У меня есть палка.
– Изя… – тихо сказал Илико и расплылся в улыбке. За полтора года Изя превратился в довольно складного юношу. Крупные кольца непослушных черный волос обрамляли длинное бледное лицо с тонко очерченными бровями и большими карими глазами. На длинном носу сидели маленькие круглые очки. Тонкие губы были чуть приоткрыты от удивления.
– Илико? – палка упала из рук Изи, и он бросился к Илико, пригвождая его к стене своим телом. – Илико! – он обнял его и уткнулся носом в плечо.
– Изя… Букашка-хромоножка! – шептал Илико, прижимая к себе теплое вязаное облако и вдыхая знакомый запах. – Дай я хоть рассмотрю тебя, – Илико отстранил Изю, но тот отвернулся, вытирая кулаками слезы из-под очков.
– Не смотри на меня, – проворчал тот. – Не люблю, когда смотрят, когда я плачу.
– Как же ты вырос, букашка, – тряс его за плечи Илико. – Просто красавцем стал. 
– Куда мне до тебя, – улыбнулся ему Изя. – Ты, наверно, устал и голоден? Пойдем на кухню. Я чайник поставлю. Сейчас мама должна вернуться из госпиталя. Мы вместе и поужинаем. Она очень обрадуется, что ты приехал.
В кухне ничего не изменилось. Не хватало только толстой и усатой Мгелы. Изя поставил на стол миску с вареной курицей, хлебницу с лепешками и тарелку с овощами. Он водрузил на печку чайник и несколько минут, зябко ежась, грел над ним руки.
– У нас последнее время перебои с электричеством. Там какие-то волнения на станции, – объяснил он Илико. – И отопления в доме почти нет. Печка нагревает только кухню, а в комнатах холодно.
– Расскажи, как погиб Сандро, – решился наконец спросить Илико.
– Сначала пришла похоронка, – начал рассказ Изя, садясь за стол. – Мама не поверила. Она расспрашивала про папу солдат и офицеров, которые попадали в госпиталь из тех мест, где он служил. Но никто ничего не знал. А потом к нам пришел солдат. Он сказал, что папа дважды спас ему жизнь. Первый раз – когда сделал сложную операцию после ранения. А потом в палатку, где папа делал перевязку, попала бомба, и он накрыл собой этого солдата, – Изя шмыгнул носом, пытаясь втянуть в себя слезы.
– Знаешь… Так странно… – тихо сказал Илико. – Когда уходят родные люди, не верится, что их больше нет. Кажется, что вот сейчас откроется дверь, в комнату войдет Сандро и скажет, что просто выходил погулять. 
В этот момент в коридоре громко хлопнула дверь, и оба парня вздрогнули. Нана зашла на кухню и тут же кинулась обнимать Илико. Она сильно похудела и постарела, но так и осталась милой и ухоженной женщиной.
Сидя за столом, они ели, пили чай и вспоминали Сандро.
– Я ведь в молодости полненькой была и тихой. Не то что Софико. Она была красивой и бойкой, как Илико. Я поступила в институт и там познакомилась с Ираклием. Мы учились с ним на одном курсе. Мы подружились, и я познакомила его с сестрой. Когда он пошел работать в больницу, там он встретил Сандро. Ну и Сафико с Ираклием решили нас свести. Вы не представляете, как я плакала и не хотела идти знакомиться. Софико с трудом вывела меня из комнаты. А в коридоре он… 
Нана встала и достала из ящика шкафа большой фотоальбом. Они листали тяжелые картонные страницы, прикрытые папиросной бумагой, и разглядывали пожелтевшие от времени фотографии.
– А помните, как папа шевелил усами? Он всегда говорил, что мы родственники. Я – букашка, а он – большой добрый жук, – улыбался Изя, гладя пальцем фотографию Сандро. – С ним всегда было весело. И еще он иногда таскал из сахарницы конфеты, а потом давал их мне. Только просил, чтобы я маме не говорил!
– Ах вы хулиганы! – смеялась Нана сквозь слезы. – А я все думала, почему так быстро кончаются конфеты.
– А помните, как Сандро на день рождения Изи привел в дом пони из зоосада и тот от страха наложил кучу у нас в гостиной? – засмеялся Илико.
– А как мы с папой пытались дома сделать сладкую вату и чуть не спалили кухню! Мгела тогда гонялась за нами с мокрым полотенцем. Мы с Илико успели спрятаться. И досталось только папе, – грустно улыбнулся Изя. – И еще я помню, как он носил меня на руках после операций. 
– Я рада, что встретила его, – вздохнула Нана. – И пусть его сейчас нет со мной, все эти годы я была счастлива.
Они сидели на кухне до поздней ночи. Небольшое помещение было наполнено их воспоминаниями, и казалось, что Сандро сидит вместе с ними и улыбается сквозь усы своей доброй улыбкой.
Было далеко за полночь, когда Илико забрался под одеяло и растянулся на своей кровати. Оказалось, что его ноги упираются в заднюю стенку. Илико улыбнулся и уютно свернулся калачиком.
Все это время Изя ворочалсяи тихо сопел.
– Ты чего не спишь? – спросил его Илико, пытаясь в темноте рассмотреть Изю.
– Когда сыро, у меня нога болит, – наигранно вздохнул Изя.
– Изя! – засмеялся Илико и откинул край одеяла. – Иди уже! Хватит придумывать! – Изя шустро захромал к кровати Илико и юркнул под одеяло. – Мне так этого не хватало, – вздохнул Илико, прижимая Изю к себе.
– Чего? – Изя поднял голову и удивленно посмотрел на Илико.
– Тебя, букашка! – улыбнулся Илико.
Изя улыбнулся ему в ответ, и на его щеках заиграли милые ямочки. На душе Илико стало тепло и спокойно, и он, придвинувшись, поцеловал Изю в губы.

========== Глава 20 ==========

Илико проснулся поздно. В комнате было прохладно, и он, потянувшись, снова накрылся одеялом. В окно ярко светило неожиданное зимнее солнце, и на душе у Илико было спокойно и светло.
Дверь тихо открылась, и в комнату вошел Изя. Спальню сразу заполнил запах душистого чая и теплого хлеба. Изя шел без палочки, аккуратно переступая ногами по полу, стараясь не расплескать чай из чашек, стоящих на подносе.
– Завтрак в постель? – улыбнулся ему Илико и уселся на кровати.
– Я не знаю, чем ты привык завтракать, – Изя поставил на тумбочку поднос и сел на кровать к Илико. В голове последнего сразу мелькнул образ полуголой Веры Павловны, которая макает в горячий шоколад свежие имбирные печенья. Илико поморщился и взял в руки теплый хлеб с сыром. – Илико… – начал Изя, грея руки о горячую чашку. – Почему ты вчера меня поцеловал? – при этом Изя покраснел и опустил глаза в пол.
– Хотел проверить, умеешь ли ты целоваться, – улыбнулся его спине Илико.
– И как? – Изя бросил на него испуганный взгляд.
– Не умеешь! – засмеялся Илико и сделал большой глоток.
– А тебя кто научил? – нахмурился Изя.
Илико снова вспомнил Веру Павловну, тянущую к нему ярко накрашенные губы. Почему-то ему было стыдно перед Изей за эти воспоминания. Илико с минуту подумал и ответил:
– Учитель был хороший.
– И чему он тебя еще научил? – нахмурился Изя.
– Всему, – честно ответил Илико. Разговор ему не нравился, но, зная Изю, он понял, что так просто тот не отстанет.
– У вас все серьезно? – Изя снова опустил голову.
– Нет, Изя, – не задумываясь, ответил Илико. – Нам просто удобно друг с другом. 
– И кто он? – Изя явно нервничал и громко сопел, ломая в руке кусок хлеба.
– Это она, Изя. Это женщина, – ответил Илико. 
Этот ответ почему-то успокоил Изю. Его плечи расслабились, и голова вынырнула из широкого ворота вязаной кофты. Илико не удержался и, тихо тронув пальцами хохолок на его затылке, провел ими линию до тонкой шеи.
– Ты чего? – обернулся Изя и поежился.
– Ничего, – улыбнулся ему Илико. – Давай я встречу тебя сегодня после занятий, и мы пойдем прогуляемся по городу?
Они бродили по пустынным паркам и скверам и разговаривали обо всем. О танцах, которые разучил Илико, о сложных точных науках, которые Изя невзлюбил, о странно меняющейся обстановке в стране, о том, что в городе из-за этого закрыты почти все учреждения и магазины. Они изголодались по общению друг с другом и никак не могли им насытиться.
– Погляди, Изя! – Илико остановился в конце аллеи. – Наше кафе! Оно еще работает. Ну что? Может, закажем мороженое?
Усевшись за маленьким столиком в теплом и пустом кафе, Изя и Илико заказали мороженое и продолжили разговор.
– Так ты совсем расстался с мечтой танцевать на сцене? – спросил у Илико Изя.
– Нет! Я продолжаю заниматься. Сейчас закончится вся эта смута, откроют театр, и я хочу попробовать себя в конкурсном отборе в труппу. – Илико мечтательно закатил глаза. – Ты не представляешь, какое это наслаждение – стоять на сцене в свете софитов и слушать дыхание зала. Мне до сих пор снится это, и тогда во сне я летаю над сценой, как…
– Бабочка, – закончил за него фразу Изя.
– Верно, – Илико подцепил ложкой кусочек засахаренного фрукта и положил его в рот. – А кем будешь ты, когда выучишься?
– Я буду учителем, – кивнул ему Изя.
– Тебе нельзя быть учителем, – совершенно серьезно сказал ему Илико.
– Почему? – Изя удивленно поднял брови.
– Ты маленький. Тебя твои же ученики затолкают насмерть на переменах, – засмеялся Илико.
– Ну тебя! – наигранно надул губы Изя и сунул в открытый рот Илико ложку с цукатом.
Так легко и хорошо, как в эти дни, Илико себя давно не чувствовал. Прогулки по городу, ужин на кухне с родными людьми, долгие разговоры, милые сердцу воспоминания и тихое сопение Изи на плече по ночам. 
Все это время Илико преследовало странное чувство. Ему казалось, что рядом с чистым и открытым Изей он сам становился чище. Его душа, закрытая на заржавевшую от невзгод дверь, распахнулась настежь, как от свежего дуновения ветра. Он перестал обращать внимание на житейские неудобства. На холод в спальне, на простенькую еду, а чай, который каждое утро заваривал ему Изя, казался самым вкусным на свете.
По ночам, обнимая Изю за плечи и слушая его тихое сопение, Илико улыбался темноте. Он все так же, как и раньше, чувствовал возбуждение, но оно не было отравлено грязными фантазиями. Мысли о полуголой Вере Павловне с ярко-накрашенным губами медленно таяли в его голове, и их место занимал образ улыбающегося Изи с милыми ямочками на щеках. 
В пятницу Илико решил устроить Нане и Изе небольшой сюрприз. Не дождавшись Изю из института, Илико вышел из дома и пошел на базарную площадь, купить все для запланированного ужина.
– А где Нана? – спросил Илико, заходя на кухню и ставя на стол пакет с едой.
– Мама забегала взять сменную одежду, – ответил ему Изя. – Сегодня пришел эшелон с ранеными, и ее попросили отработать еще одну смену.
– Жаль, – вздохнул Илико. – А я купил бутылочку домашней Изабеллы, молодого сыра и немного сушеных фруктов. Хотел устроить небольшую вечеринку.
– Так давай устроим, – улыбнулся Изя. – Помнишь, как мы в детстве брали с собой в спальню молоко и печенье и ели это, сидя в кроватях, и болтали.
Небольшая тумбочка была передвинута в центр между кроватями. На нее поставили поднос с двумя фужерами для вина и тарелкой с сыром и фруктами.
Изя быстро захмелел. Его глаза заблестели, на бледных щеках появился румянец, а язык стал заплетаться.
– Ты совсем не умеешь пить! – смеялся Илико, глядя, как Изя пытается освободиться от вязаной кофты.
– Все я умею, – Изя наконец вынул руки из рукавов и остался в застегнутой кофте, как в коконе.
– Вот букашка пьяненькая! – Илико поднялся и, подойдя к Изе, стал тянуть кофту вверх. Вместе с кофтой с Изи снялась тонкая рубашка, и он, чуть покачнувшись, упал в руки Илико. Ткнувшись носом в его плечо, Изя неожиданно прихватил губами мочку его уха.
В голове Илико взорвалась маленькая, но мощная бомба. Горячая волна покатилась по всему телу, накрывая мягким туманом мозг. Он крепко прижал к себе податливое тело Изи. Тот поднял голову и испуганно посмотрел ему в глаза. Ошалев от всего происходящего, Илико яростно впился в губы Изи поцелуем. 
– Не так… – Изя отстранился от него и покачал головой.
– А как? – спросил Илико, с трудом переводя дыхание.
В свой поцелуй Изя вложил всю свою нежность и нерастраченную любовь. Она перетекала из его открытых губ в Илико, заполняя его своей теплотой. Сердце Илико начало сначала таять, а потом вспыхнуло ярким огнем желания.
Лампа давно потухла, и теперь комнату освещал лишь слабый лунный свет. На полу валялся ворох сброшенной впопыхах одежды. Тихо поскрипывала старая кровать, и сквозь невнятный шепот можно было иногда различить слова:
– Как же я хочу тебя!
– Люблю тебя и всегда буду любить!
Часы в зале давно пробили полночь, но Илико не мог уснуть. Он смотрел на спящего подле него Изю, слушал его мерное дыхание, и его сердце больно сжималось в груди. 
«Как это все случилось? – думал он. – Ведь это Изя... Мой милый, добрый и преданный Изя! И что теперь делать? Что я скажу ему, когда он проснется? Скорее всего, он будет надеяться, что я останусь с ним, что у нас все будет как прежде. Но как прежде уже не будет. Что меня ждет здесь? Работа в каком-нибудь ресторане? Жалкое и скудное жалование? Холодный дом и засохшая лепешка на ужин? Как же я устал от этой беспросветной нищеты! А как же танцы? Как же балет? Нет! Я не могу погрязнуть во всем этом! Я должен уйти! – эта мысль вспышкой блеснула в голове Илико. – Со временем все, что случилось, забудется. Сотрется из памяти. Станет неважным. У Изи будет семья, дети, работа. А меня ждет театр и балет. Тут наши дороги расходятся».
Илико тихо поднялся с кровати, оделся, собрал в чемодан с затершейся бабочкой свои вещи и, бросив последний взгляд на спящего Изю, вышел из комнаты, крепко закрыв за собой дверь… 

Часть 3

========== Глава 1 ==========

Уже полгода Илико жил в бешеном ритме веселой и разгульной жизни. Она несла его в круговороте вечного праздника и не давала грустить о прошлом. Утро начиналось ближе к обеду. Потом массажисты, горячие турецкие бани, дорогие магазины с одеждой. Вечером – кофейни и кальян.
Но, нежась в горячей ванне с маслами или наслаждаясь сильными руками массажиста, Илико не чувствовал себя счастливым. Он вспоминал дождливый день, когда, вернувшись из Тифлиса, постучал в дверь баронессы.
– Илюша? – Вера Павловна открыла сама и удивленно уставилась на Илико. – Я не ждала тебя так быстро.
– Верочка… Давай уедем! – сказал Илико уверенно. – Хочу солнца и моря. Праздника хочу! Хочу забыть всю эту нищенскую, убогую жизнь, – говорил Илико возбужденно. – И обещай мне, что я буду танцевать! Мне это нужно как воздух. Иначе я умру!
– Я так рада, дорогой, что ты согласен уехать, – улыбнулась Вера Павловна. – Мы поедем к морю и солнцу. И я обещаю, что ты будешь танцевать! Я сделаю для тебя все, что пожелаешь! – и баронесса кинулась ему на шею.
И он забыл… Забыл свою маленькую квартирку в старом городе, забыл тяжелую работу в ресторане Мамуки, забыл черствые объедки и холод одиноких ночей. Вот только последнюю встречу с Изей он забыть не мог. Он топил эти воспоминания в дорогих винах и дурманящих травах. Он забивал их диким сексом с Верой Павловной и заменял азартом карточных игр.
– Илюша, а кто такой Изя? – спросила однажды Вера Павловна, когда они полупьяные возвращались утром в апартаменты дорогой гостиницы.
– Откуда ты про него узнала? – удивился Илико. Он, пошатываясь, шел по дороге, поддерживая под руку свою спутницу. Подвезти нетрезвую парочку желающих не находилось, и они упрямо шли пешком.
– Ты весь вечер называл кучерявого кальянщика Изей и просил у него прощения, – засмеялась баронесса.
– Изя – мой брат, – коротко сказал Илико и громко зачертыхался, наступив в глубокую лужу.
– А что ты такого натворил, что прощения просил? – не унималась Вера Павловна.
– Ничего особенного, – зло ухмыльнулся Илико. – Всего лишь испортил ему жизнь.
– Интересно как? – Вера Павловна легко перепрыгнула через лужицу, как будто и не пила всю ночь.
– Неважно, – буркнул Илико. Его голова гудела, и ему страшно хотелось пить. – У нас в номере осталось вино? Я просто умираю от жажды.
Большая рыночная площадь была наполнена людьми. Все старались совершить покупки до наступления нещадной дневной жары, а торговцы пытались продать товар, пока тот не испортился. 
Илико смотрел на всю эту толчею и суматоху, болезненно сдвинув брови. Ему хотелось побыстрее оказаться в номере, выпить холодного вина, лечь в ванну, а затем упасть на мягкие простыни и забыться сном.
Миновав торговые ряды, Илико и Вера Павловна, оказались на небольшой площадке. На ней расположись два музыканта: флейтист и барабанщик. Перед ними стоял высокий стройный мужчина, облаченный в длинную тяжелую юбку. Мужчина бросил несколько слов музыкантам, потом отошел в центр площадки и замер, прижав руки к груди. Музыканты заиграли быструю веселую мелодию, а мужчина закружился на месте, делая мелкие шажки ногами.
– Что это? – Илико остановился и замер на месте.
– Это танура, – отозвался проходивший мимо мужчина. – Древний египетский танец.
– Верочка, я хочу так же танцевать! – воскликнул Илико, хватая Веру Павловну за руку. Он был так восхищен танцем, что забыл про сильное похмелье.
– Любой твой каприз, дорогой! – лучезарно улыбнулась баронесса. – Прикупим тебе юбку, и будешь танцевать.
– Все не так просто, мадмуазель, – снова встрял в разговор мужчина. – Этому танцу учат с детства. И одной юбки и умения кружиться недостаточно.
– А вы, собственно, кто? – бросила на него недовольный взгляд баронесса.
– Людвиг Аммель, – мужчина снял шляпу, обнажив лысую голову. – Историк. Вообще, моя специализация Русско-турецкие войны, но изучая историю страны, ты волей-неволей сталкиваешься с ее культурой.
– Что вы знаете про этот танец? – спросил у Аммеля Илико, забыв об этикете и даже не подумав представится.
– Суфийское вращение – одна из самых древних техник и одна из самых мощных. Она настолько глубока, что даже единовременный опыт может сделать вас совсем иным. Кружитесь с открытыми глазами, как это делают маленькие дети, как будто ваша внутренняя сущность стала центром, а все ваше тело стало колесом, движущимся гончарным кругом. Танура – древний египетский национальный танец с цветными юбками, один из самых сложных арабских танцев. Это мужской танец, во время которого исполнитель кружится вокруг своей оси в течение нескольких часов. В основе танца лежит мистическая философия суфизма. Танец развивает выносливость и вестибулярный аппарат, делает тело гибким и ловким. Это искусство передается от отца к сыну. Маленький мальчик с детства обучается этому тяжелому ремеслу и повторяет за отцом завораживающее вращение. Название танца в переводе с арабского означает «юбка». Костюм танцовщика состоит из нескольких тяжелых юбок, которые надеваются одна на другую. Ткань плотная и тяжелая, порой вес костюма доходит до десяти килограммов, – охотно рассказал историк.
– У меня есть опыт в танцах, – Илико схватил Аммеля за руку. – Я точно знаю, что смогу его танцевать.
– Во время танца вам придется отрешиться от мира, – Аммель похлопал Илико по плечу. – Поговорите с Бога́. Он сможет научить вас танцевать, но поверьте, молодой человек, мудрость этого танца вам придется постигать самому. 
Тем времени Бога, а именно так звали танцора, закончил выступление. Он аккуратно сложил скинутые во время танца юбки в сумку, забрал у музыкантов часть выручки и уже направлялся в арку, ведущую в жилую часть города, но в этот момент его крепко схватили за руку.
– Ты должен научить меня танцу! – говорил ему на французском красивый юноша. – Я заплачу столько, сколько скажешь!
– Молодой господин хочет научиться танцевать тануру? – Бога удивленно приподнял брови. – Зачем это молодому господину?
– Я просто влюбился в этот танец. И мне нужно… нужно понять его. Поможешь? – спросил его юноша.
Бога согласился. Денег, которые он зарабатывал, танцуя на базарной площади, ему с трудом хватало, чтобы накормить многочисленную семью, так что это предложение было как нельзя кстати. Правда, он не возлагал больших надежд на танцевальные способности своего ученика и, придя на первое занятие, был сильно удивлен.
Для занятий было снято помещение в одной из пустующих во время летних каникул школ. Это была большая комната с ровным мраморным полом и целым рядом небольших окон. Дополнительное освещение классу придавали вертикальные колбы на потолке, через которые в помещение проникал живой солнечный свет. На стуле стоял старый патефон, звучала музыка. Юноша в черном трико самозабвенно кружился в неизвестном Бога танце. 
– Ты уже здесь? – юноша остановился посреди класса. – Давно смотришь?
– Что танцует молодой господин? – спросил его Бога.
– Это балет… – вздохнул юноша и сел на свободный стул. – Я занимался им с шести лет, а теперь… – он вздохнул. – Знаешь, у хорошей жизни есть один минус. Ты забываешь о мечтах. Ты сытно ешь, спишь на мягких перинах. Ты имеешь все, что захочешь, но забываешь себя.
– Верно подмечено, – согласился Бога. – У меня ничего нет, кроме танца. Но мне тоже хочется сытно есть. Потому я и согласился обучать молодого господина.
– Называй меня Илико. Я не господин. Я такой же нищий танцор, как и ты. Просто мне в жизни улыбнулась удача, – Илико встал и снял со спинки стула приготовленные юбки. – Я готов. С чего начнем?

========== Глава 2 ==========

Илико быстро нашел общий язык со своим учителем. Бога оказалось немногим больше лет, чем Илико. Он не был женат и содержал семью, состоящую из двух сестер, младшего брата и старой бабушки. 
Бога немного знал французский, а Илико на том же уровне владел турецким, поэтому они вполне сносно понимали друг друга. У них оказалось много общих тем для разговоров, и они могли часами просто болтать, сидя на полу «танцкласса». Вот только к танцам их отношение расходилось. Для Бога танец был настоящим ритуалом. Перед тем, как начать выступление, он с минуту стоял, скрестив руки на груди, как будто входя в транс.
– Для чего ты это делаешь? – спрашивал его Илико.
– Прежде чем начать танцевать тануру, нужно настроиться, – объяснял ему Бога.
– И что потом? – Илико с любопытством наблюдал, как Бога завязывает на себе юбки.
– Мне трудно тебе объяснить. Это как будто ты становишься свободным и легким, ты паришь над всеми, смотришь с высоты и твои мысли становятся чистыми и светлыми, – Бога встал посреди зала и скрестил руки на груди. – А теперь давай попробуем. Начинай вращение. Юбки пока не трогай. Просто кружись и постарайся ни о чем не думать.
Обучение у Бога занимало у Илико большую часть дня. Он стал отказываться от развлечений, а баронесса, чтобы не умереть по вечерам от скуки, пристрастилась к покеру и часами просиживала в кофейне в еврейском квартале, где эмигранты устроили казино, и приходила домой под утро.
– Илюша! Посмотри, какая красота! – Вера Павловна в тонком голубом халатике, надетом поверх купального костюма, стояла на берегу моря, расставив руки в стороны. Иногда она вытаскивала Илико сюда, на пустынный пляж, чтобы побыть ближе к природе и зарядиться энергией. 
В такие минуты Илико казалось, что он любит эту женщину. Она становилась естественной и живой. На ней не было тонны косметики. Ее фигуру не уродовали рюши. Рыжие волосы развевал легкий ветер, а в глазах появлялась чертинка, такая же, как в глазах Соньки, когда та задумывала какую-нибудь шалость.
– Ты счастлив, мой мальчик? – спросила баронесса, целуя Илико в губы.
– Наверное, – улыбнулся Илико и снова поймал в глазах Веры Павловны странный и такой знакомый огонек.
– Давай разденемся и пойдем в воду голышом, – предложила Вера Павловна, проводя рукой по набухшему бугорку на штанах Илико. – Будем заниматься любовью на зависть чайкам и морским конькам!
– Вера! Зачем ты все опошляешь? – поморщился Илико, отстраняясь от нее.
– Любовь – это не пошлость, а естественный процесс. Ну же… – Вера Павловна взяла Илико за руку. – А потом мы купим деревянные блюда, которые тебе нужны для танца. Я сегодня не пойду играть. А после твоих занятий ты станцуешь для меня голеньким! Я ведь заслужила это, Илюша?
Илико только вздохнул и кивнул ей головой. Он знал, что вся эта роскошная жизнь была полностью заслугой этой женщины, а он, Илико, всего лишь нахлебник, а хлеб нужно отрабатывать. Эти мысли быстро приводили его в чувство, и любовь к баронессе становилась эфемерной. 
– Ты отлично чувствуешь ритм и хорошо двигаешься, – говорил Бога на занятиях. – Но это только техника. Тебе нужно отдаться танцу как молодой любовнице. Что тебе мешает это сделать?
– Меня тянут вниз проблемы, – вздыхал Илико. – Я не могу от них избавиться.
– Какие у тебя проблемы? – хмурился Бога. – Ты не знаешь, чем накормить маленькую сестренку? Или тебя грозятся выселить, потому что тебе нечем платить за жилье? Или у тебя порвались последние тапки и тебе не в чем выступать?
– Нет, – отозвался Илико.
– Тогда что тебя так тревожит? – настаивал Бога.
– Не знаю, как тебе объяснить… Мне почти девятнадцать, а моя мечта... все так и остается мечтой. И… иногда мне приходит мысль… А стоит ли оно того? – Илико сел на стул и вытянул вперед длинные ноги. 
– Тебе нужно разобраться в себе. Только тогда ты сможешь подняться и посмотреть на этот мир сверху, – говорил Бога. – А сейчас хватит отдыхать! Нужно отрабатывать часть с первой юбкой.
И снова пляж… На этот раз он полон народа. В выходной день сюда приходила половина населения города. В основном это были русские эмигранты, и с каждым днем их становилось больше. По газетным заголовкам Илико знал, что положение в России все тяжелее. Если в первую волну эмиграции на солнечный берег Турции съезжались обеспеченные дворяне, то сейчас страну заполонили чиновники и офицеры.
– Илюша, – Вера Павловна сидела на шезлонге и держала перед лицом картонку, обтянутую фольгой. – Может, нам снять квартирку?
– Тебя не устраивает номер в гостинице? – спросил Илико, наблюдая за народом, плескающимся в ярко-голубой глади моря. 
– Просто это дорого, – равнодушно пожала плечами баронесса.
– Раньше тебя это не останавливало, – нахмурился Илико.
– Раньше у меня были драгоценности, – Вера Павловна откинула в сторону картонку и зло посмотрела на Илико. – Но я много денег потратила на твои прихоти в виде костюма и уроков танца. Еще ты привык к деликатесам и хорошему вину.
– Вера… – начал было Илико, но она махнула на него рукой.
– И еще я вчера проигралась, – вздохнула она.
– Много? – напрягся Илико.
– Много… – отрезала баронесса. – Поэтому будем искать квартиру на окраине. И занятия с этим турком нужно прекратить.
Илико отвернулся от нее и посмотрел на яркие солнечные брызги в морской воде. Его внимание привлек невысокий молодой человек, который выходил на берег. Юноша, видимо, наступил ногой на острый камень и к своему шезлонгу шел, заметно прихрамывая. Сердце Илико болезненно екнуло в груди.
«Изя… как он пережил то утро? – мысленно вздохнул Илико. – Наверное, он проснулся и решил, что я пошел погулять или приготовить ему завтрак. А потом, когда он увидел, что моих вещей нет, то все понял и…»
– Увидел знакомого? – прервала его мысли баронесса.
– Нет. Показалось, – ответил Илико и, закрыв глаза, упал спиной на влажные доски шезлонга.
Положение оказалось намного хуже, чем рассказала ему баронесса. Квартира, которую она нашла, была небольшой. Располагалась она в старом двухэтажном доме на окраине и очень напоминала жилище Илико. 
От класса в школе тоже пришлось отказаться, но Бога продолжал учить Илико танцу. Теперь они занимались на диком пляже и без музыки. 
– Ты не обязан это делать, – говорил Илико Бога. – Мы ведь тебе уже не платим.
– В тебе есть что-то, – говорил Бога, надевая юбки. – Свет… Но этот свет сейчас за каким-то туманом. Я хочу увидеть его в твоих глазах, когда ты танцуешь.
С каждым днем материальное положение ухудшалось. Но это не мешало Вере Павловне проигрывать последние колечки и сережки. Не скупилась она и на выпивку. К счастью, вино было недорогим, и на него денег вполне хватало.
– Верочка! Зачем ты снова пьешь? – Илико вошел в комнату и тут же увидел баронессу, сидящую за столом. Перед ней стояли початая бутылка вина и простой граненый стакан.
– И что? – с вызовом спросила баронесса.
– Просто я не люблю, когда ты пьяная, – ответил ей Илико, вешая в шкаф юбки.
– А богатая и пьяная я тебе нравилась? – скривила рот баронесса.
– Не нужно так, Вера, – напрягся Илико. – Ты же знаешь, что я… – он хотел сказать женщине, что любит ее не за деньги, но не смог.
– Что ты? – Вера Павловна встала и, покачнувшись, оперлась руками о спинку стула. – Хочешь сказать, что тебе все равно, богатая я или нет? Я нищая! Нищая, Илюшка! Все! – баронесса развела руками, но тут же снова схватилась за стул, чтобы не упасть. – Теперь ты меня бросишь? – ее голос дрогнул, а из глаз потекли слезы.
– Что ты, Верочка! – Илико подошел к баронессе и обнял ее за плечи. – Я позабочусь о тебе…

========== Глава 3 ==========

Занятие закончилось, но домой идти не хотелось. Илико сложил юбки в плетеную сумку и сел на еще теплый песок пляжа.
– Что с тобой не так, Илико? – спросил Бога, присаживаясь рядом.
– Счастье ушло, даже не успев начаться, – ответил Илико, водя пальцами по песку.
– Ты грустишь, что у тебя больше нет вкусной еды и красивой одежды? – спросил Бога.
– Нет, Бога… Я только думал, что в этом счастье. Но, видимо, ошибался. Вот если бы меня сейчас вернули в шикарный отель, поставили передо мной устрицы, налили дорогого вина, я не стал бы счастливее, – Илико с грустью посмотрел на темнеющее небо. – Вероятно, счастье в чем-то другом. Но... я не знаю, в чем.
– Но ты ведь был счастлив? – Бога похлопал Илико по плечу. – Расскажи мне про это время.
– Мне кажется, что это было в прошлой жизни. Огромный старый город. Сцена театра. Я стою на ней в нелепом пушистом костюме. Еще берег реки, и я с друзьями. Мы едим пирожки, принесенные Сонькой из дома, и запиваем их водой из родника, – начал вспоминать Илико.
– Сонька – это твоя девушка? – спросил его Бога.
– Нет. Она друг, хотя… Мы целовались с ней, и это было… волнительно. Еще помню ночь. На улице гремит гром, и ко мне под одеяло приходит… – Илико запнулся и замолчал.
– Кто к тебе приходит? – не унимался Бога.
– Изя… Это мой самый дорогой человечек на земле. Ты не представляешь, какой он! Иногда мне снится его улыбка. Но это случается все реже и реже, – Илико грустно улыбнулся.
– Зачем ты с этой женщиной? – неожиданно задал вопрос Бога.
– Так получилось. Понимаешь, Изя и я… Мы… Я все испортил. Я не должен был… И этим разрушил все. И единственным выходом было уехать с Верой, – начал путано объяснять Илико.
– Так брось ее. Вернись к Изе и поговори с ним, – расставил все по своим местам Бога.
– Это непросто. Во-первых, я отвечаю за Веру. Я не могу сейчас ее бросить. Во-вторых, ты даже не знаешь, что я натворил. Изя не захочет меня видеть после этого! – Илико стер ладонью с песка нарисованную бабочку.
– После секса? – спросил Бога.
– После того, как я уехал, даже не попрощавшись, – ответил ему Илико и встал на ноги, показывая, что разговор закончен.
В коридоре пахло протухшим мясом и кислым вином. Илико тихо вошел в комнату и поставил сумку с одеждой на стул.
– Явился? – услышал он хриплый голос с кровати. Чиркнула спичка, и в лампе зажегся огонь. Вера Павловна села на кровати и с ненавистью уставилась на Илико. – Ты принес вина?
– Верочка… – замялся Илико.
– Забыл? Сволочь! – закричала баронесса и запустила в Илико небольшим томиком стихов. Илико увернулся от книги и на всякий случай отошел от кровати подальше.
– Верочка, мы занимались на пляже, а когда закончили, было уже поздно. Все лавки были закрыты, – оправдывался Илико.
– Надо было сначала идти за вином, а потом уже ногами дрыгать. Между прочим, я всегда исполняла твои прихоти. А тебе трудно мне вина купить? – Вера Павловна всхлипнула и упала лицом в подушку.
– Верочка… Ну не плачь… – Илико сел на край кровати и погладил круглое белое плечо баронессы.
– Я помру без глотка вина, – всхлипнула она.
– Не стоит столько пить, Верочка, – Илико нагнулся и хотел поцеловать ее, но она ударила его по лицу небольшой подушкой.
– Может, мне еще и на работу пойти и зарабатывать нам с тобой на еду? – взвизгнула она. – Ты мне постоянно твердил, что это все не по-мужски. Так сделай наконец мужской поступок и найди денег. А то я последнюю побрякушку уже продала. Правда, за часы не особо много дали.
– Ты продала мои часы? – замер на месте Илико. – Это же твой подарок.
– И что? Мне нужно было вина. А теперь поди вон. Сегодня ты спишь в кресле, – и Вера Павловна махнула рукой в сторону старого кресла у стены.
Утром следующего дня в их дверь постучали. Илико медленно слез с кресла, потирая болевшую от неудобной позы спину, посмотрел на храпящую на кровати Веру Павловну и пошел открывать.
– Илико, – на пороге стоял сияющий Бога. – Я уезжаю, Илико. Вот, пришел попрощаться.
– Как уезжаешь? Еще вчера вечером ты никуда не собирался, – растерянно хлопал глазами Илико.
– Я ничего не говорил о новой работе, чтобы не сглазить. Я еду в Каир. Меня приняли в труппу местного народного театра, – счастливый Бога схватил Илико за плечи и несколько раз встряхнул.
– Илюшка! Заткнись там! – услышал Илико сиплый крик Веры Павловны и вышел в коридор, прикрыв за собой дверь.
– Рад за тебя, Бога. А как же твоя семья? Как же наши занятия? Что мне делать? – спросил он у друга.
– Я буду высылать им деньги. Мне положили неплохое жалование. А занятия… У тебя прекрасная техника, и ты вполне можешь выступать перед зрителем. Главное, почувствуй этот танец, старайся вжиться в него, и тогда, возможно, тебе станет легче, – напутствовал его Бога. – Музыкантов моих ты знаешь. Они подыграют тебе за пятьдесят процентов от выручки. Не скупись на них. Костюм и атрибуты у тебя есть. А место на площади – мой тебе подарок на прощанье. 
– Прощай, Бога, – Илико обнял друга, и тот ответил ему, крепко хлопнув по спине рукой.
Снова ложиться спать не хотелось, Илико оделся и быстро сбегал в ближайший магазин за вином для баронессы.
– Куда собрался? – недовольно буркнула Вера Павловна, наливая в стакан трясущейся рукой дешевое вино.
– Танцевать на площади, – коротко ответил Илико, закидывая на плечо сумку.
– Вот видишь, Илюшка, – усмехнулась баронесса, громко отхлебнув вина, – обещала тебе, что ты будешь танцевать, и сдержала свое обещание.
Илико сжал зубы и молча вышел из комнаты.
Музыканты ждали его на том же месте. Они не знали ни французского, ни русского, ни тем более грузинского, но уроки с Бога помогли Илико не только научиться танцевать тануру, но и немного усовершенствовать его турецкий.
– Готов, – кивнул музыкантам Илико, облачившись в тяжелые юбки. Несмотря на раннее утро, солнце уже сильно припекало, а длинные и душные юбки делали солнечные лучи еще жарче.
Заиграла быстрая музыка, и Илико закружился в танце, взяв в руки яркие расписанные деревянные круги. Он кружился, меняя положение дисков в руках, как учил его Бога. Юбки тяжело хлопали вокруг него, ускоряя вращение, а удары барабана помогали четко держать ритм. Сквозь полуопущенные веки Илико видел, как вокруг него собирается толпа зрителей. 
Танец с дисками закончился, и Илико лихо отбросил их в сторону музыкантов. В ход пошел широкий платок, который был заранее завернут вокруг его торса. Тонкая ткань трепетала на ветру, образовывая вокруг Илико то прозрачный купол, то легкие крылья.
Наступил самый красивый момент танца. Илико расстегнул верхнюю юбку на поясе и начал чуть приподнимать ее края. Когда юбка шатром накрыла его с головой, он услышал, как его немногочисленные зрители захлопали и заулюлюкали от восторга.
Илико танцевал с удовольствием, но действо не захватывало его. Не было чувства, которое описывал Бога. И эйфории, которую Илико ощущал, выступая на сцене театра и в ресторане у Мамуки, тоже не было. 

========== Глава 4 ==========

Илико танцевал два раза в день. Утром, пока солнце не начинало нагревать стены домов, и вечером, когда город устало вздыхал и подставлял свои бока вечерней прохладе. Днем Илико прятался в тени раскидистых ветвей городского сада или сидел на обтесанном водой камне на берегу моря. Домой он возвращался поздним вечером, прихватывая по пути пару бутылок вина и легкую закуску в виде фруктов, сыра и хлеба.
– О! Явился! – Вера Павловна сидела за столом и раскладывала пасьянс. На ней была ночная сорочка и мятый пеньюар в темных пятнах от пролитого на него вина. Давно не крашеные волосы были забраны на затылке в неопрятный пучок. – Где тебя черти носят?
– Я танцевал, – Илико поставил на стол вино и еду. – Только не пей все сразу.
– А ты мне не указывай! – Вера зло посмотрела на Илико и тут же открыла трясущейся рукой бутылку. – Вон, почитай, что газеты пишут.
– Я устал, – Илико упал на кровать и закрыл глаза.
– Устал он… – Вера Павловна залпом выпила стакан вина и сунула в рот виноградинку. – Ты денег принес?
– Верочка, я не дам тебе ни копейки! – ответил ей Илико, не открывая глаз. – Ты снова все отнесешь в казино.
– Не отнесу. За квартиру нужно заплатить, – баронессе, видимо, полегчало, и следующую виноградину она положила в рот более эротично.
– Сколько нужно заплатить и когда? – Илико приподнялся и брезгливо сморщился, поймав игривый взгляд Веры Павловны.
– Пятьдесят лир. И нужно их отдать в начале недели, – баронесса выпила второй стакан и стала ножом резать бутерброды. – На… – она кинула Илико газету. – Война кончилась. К власти пришли большевики. Вовремя мы с тобой уехали.
Илико нехотя взял в руки потрепанную газету «ВедомостЪ» и пробежал глазами заголовки первой страницы. «В Москве состоялся IV Чрезвычайный Всероссийский съезд Советов, ратифицировавший Брестский мирный договор и узаконивший своим постановлением решение Совнаркома о переносе столицы РСФСР из Петрограда в Москву», «Декретом СНК вся полнота власти по управлению транспортом страны передана наркому путей сообщения. Викжедор лишен административных функций», «Деятели белорусского национального движения объявили о создании Белорусской Народной Республики». Все эти новости его не заинтересовали, и только на последней странице он нашел статью, которая привлекла его внимание. «В скором времени выдающаяся русская балерина Анна Павлова продолжит свои гастроли. На этот раз балерина намерена посетить Японию, Китай, Манилу, острова Малайзии, Индию, Египет со своей мюзик-холльной программой, куда войдет "Вакханалия" в постановке Михаила Мордкина», писалось в статье.
– Верочка! Павлова будет в Египте танцевать! Давай накопим денег и махнем… – восторженно заговорил Илико, но бросив взгляд на осоловелое лицо баронессы, замолчал. Вера Павловна дожевывала последний бутерброд, захлебывая его вином из стакана. – Верочка… ты все съела? – удивленно поднял брови Илико.
– Что? Жалко? – хмыкнула баронесса и громко икнула.
– Не жалко, – вздохнул Илико и, перебравшись на кресло, улегся спать на голодный желудок.
В выходные можно было заработать больше денег, но для этого нужно было танцевать и днем. Несмотря на то, что для дневного выступления была выбрана теневая часть площади, это не спасало от нещадно палящего солнца. С прошлого дня во рту Илико не было ни крошки. Его немного подташнивало, и в висках бухала кровь. Он помнил, как отработал танец, как поделился выручкой с музыкантами, но как оказался лежащим на груде тряпья в дальнем углу площади, он не знал.
– Эй ты! Пошел прочь! – крикнула Илико толстая седая женщина, выливавшая из окна дома ведро с водой, стараясь окатить Илико. – Тут не подают!
Илико с трудом поднялся на ноги и, пошатываясь, пошел прочь от негостеприимного дома. По дороге к месту выступления он решил все же перекусить, но, сунув руку под рубашку, где в потайном кармане хранил накопленные лиры, денег не обнаружил.
– Апшин, Салфак! – Илико кинулся к ожидавшим его музыкантам. – Деньги… Где деньги? – показывал он музыкантам пустой карман.
– Илхами, – покачал головой флейтист Салфак. – Ты станцевал и ушел. Мы не знаем, где деньги.
– Ты голоден, Илхами? – спросил его Апшин. С самой первой встречи музыканты окрестили Илико местным именем, на которое он охотно откликался. – На, возьми! – и барабанщик протянул Илико кусок лепешки и бутыль с водой.
Скудная еда камнем упала в желудок Илико и на время немного усмирила голод. Он облачился в костюм и встал, скрестив руки на груди, приготовившись к выступлению.
Голова плыла от голода и жары, и Илико никак не удавалось сконцентрироваться на танце, пару раз он сбился с ритма. В голове стучали две мысли: как он скажет Вере Павловне о том, что у него украли деньги, и чем они заплатят за квартиру. Когда с него слетела последняя юбка и музыка замолкла, Илико с облегчением вздохнул и остановился.
Видимо, зрители почувствовали, что танцор был не в ударе, и на этот раз в шапке Салфака набралось не больше трех лир. Честно разделив прибыль с музыкантами, Илико прикинул в уме, что на полторы лиры он может купить Вере Павловне три бутылки вина и ее любимый виноград и, возможно, еще останется немного мелочи на питу с сыром для него.
– Эй, дервиши! – услышал он окрик за спиной. Решив, что это зовут не его, Илико продолжил укладывать юбки в сумку, но окрик повторился: – Танцор!
Илико обернулся и увидел на другой стороне улицы богатую крытую повозку. На ее облучке сидел горбатый кучер и махал Илико рукой. Закинув сумку за плечи, Илико направился туда, в надежде, что богатый господин, сидящий в ней, даст ему немного денег за выступление.
– Я не дервиши, – сказал он горбатому кучеру и добавил: – Чего хотел?
– Это танец суфийских дервишей, – услышал он приятный баритон из повозки. – Разве ты об этом не знаешь? – дверь приоткрылась, и Илико увидел мужчину лет пятидесяти в дорогом сером костюме и феске с кисточкой. Мужчина был широк в плечах, а на загорелом лице выделялись яркие голубые глаза. – Полезай сюда, у меня к тебе есть предложение.
Мужчина не вызвал у Илико недоверия, поэтому он легко запрыгнул внутрь и уселся напротив, поставив на колени свою сумку.
– Что желает господин? – спросил Илико, прижав руку к груди и слегка кивнув.
– Я видел, как ты танцевал на площади. Мне очень понравилось, но… мне кое-чего не хватило в танце. Как думаешь? – спросил мужчина, улыбнувшись.
– Души, – вздохнул Илико и опустил глаза, решив, что денег от богатого господина он точно уже не получит.
– Хм… – мужчина погладил ухоженной рукой черную с проседью бороду. – Но ведь ты сам сказал, что не дервиши. Так что твоей души в танце и быть не может. Но не буду тянуть. Ты очень красивый юноша, и я хочу предложить тебе сделку. Тебе ведь нужны деньги?
– Нужны, – честно признался Илико.
– Я дам тебе двадцать лир, и ты станцуешь для меня, – мужчина хитро сузил глаза.
– Двадцать лир за один танец?! – воскликнул Илико. 
– Верно, – кивнул мужчина. – Но ты же понимаешь, что твой обычный танец столько не стоит. Мне не нужна твоя душа, только тело, – продолжил он. – Я хочу, чтобы ты танцевал для меня обнаженным. Только юбки и больше ничего, – мужчина выставил вперед руку, заметив, как дернулся Илико. – Не торопись возмущаться. Просто подумай: один танец, и у тебя в кармане двадцать лир.
В голове Илико громко щелкали счеты. Можно будет попросить домовладельца о рассрочке или снять комнату в квартале попроще, а про украденные деньги можно не говорить баронессе.
– Я согласен, мой господин, – кивнул Илико.
– Называй меня Кюбат эфенди, – улыбнулся мужчина. – А как твое имя?
– Илхами. Меня зовут Илхами, Кюбат эфенди, – поклонился ему Илико и одарил самой лучезарной улыбкой.

========== Глава 5 ==========

Дом Кюбата эфенди оказался в пригороде, на берегу моря. Это было двухэтажное здание с большими террасами. Дверь им открыл приятный молодой человек в белой рубашке и узких черных брюках. Пропуская Кюбата и Илико внутрь, слуга поклонился хозяину и бросил любопытный взгляд на гостя.
Комната, куда попал Илико, была обставлена богато и со вкусом. Потолок был покрыт лепниной, представляющей собой небо с парящими в нем диковинными птицами. Вдоль стен стояли диваны, покрытые накидками из шелка и сатина. Повсюду на полу лежали горки разного размера подушечек. 
Илико замер посреди этой роскоши и, задрав голову, стал рассматривать райских птиц на потолке.
– Нравится? – улыбнулся Кюбат эфенди.
– Очень… – прошептал Илико и стал быстро снимать свою старенькую пыльную обувь.
– Не стоит, – остановил его Кюбат. – У меня достаточно слуг, чтобы убираться.
В этот момент в зал вошла служанка и, сделав легкий книксен, спросила у хозяина дома:
– Кюбат эфенди, ужин подавать?
– Ты голоден, Илхами? – спросил у Илико Кюбат.
При упоминании о еде желудок Илико болезненно сжался, напоминая своему хозяину о том, что кусок старой лепешки им давно переварен.
– Да, – коротко кивнул Илико.
– Тогда накройте на две персоны, – сказал Кюбат служанке. – Пока нам готовят, предлагаю выпить коньяка и поговорить. Прошу… – и он указал Илико на открытую дверь в правой части зала.
Комната оказалась гостиной. На ее стенах висели картины, а посредине находились небольшой прозрачный столик и два кресла. Хозяин сразу уселся в одно из кресел и, налив в бокал янтарный напиток, закурил ароматную сигару. Илико, открыв от удивления рот, стал с интересом разглядывать картины. Возле одной из них он замер, не в силах оторвать от нее взгляд.
– Это Павлова, – улыбнулся Кюбат. – Портрет написан по моему заказу местным художником. Правда, не с натуры.
– Постановка рук немного неправильная, – сказал Илико, любуясь нарисованной на холсте балериной в широкой белой пачке.
– Что это значит? – удивленно поднял брови эфенди.
– Вернее, не рук, а пальцев, – поправил себя Илико. – На картине пальцы собраны лодочкой. Это скорее восточная школа. В русской есть две позиции, и в них кончик большого пальца всегда стремится ко второй фаланге среднего. У Павловой – именно русская школа.
– Вот как? – эфенди сладко затянулся дымом. – Ты продолжаешь меня удивлять, Илхами. И… это ведь не настоящее имя? Ты не турок.
– Верно, – Илико уселся в кресло напротив хозяина дома и принял из его рук бокал с коньяком. – Но можно я останусь для вас Илхами?
– Можно, – рассмеялся Кюбат. – Только к чему эти тайны?
– Вы ведь тоже не все мне рассказали, – Илико сделал глоток, и по его телу разлилась теплая волна.
– Что тебя интересует? – Кюбат плеснул в бокал Илико еще коньяка. – Спрашивай, я отвечу.
– Зачем вам мой танец? – ухмыльнулся Илико. 
– Скажу честно, – Кюбат отложил сигару. – Меня заинтересовал ты. Твоя красота, грусть в твоих глазах и отчаяние, с которым ты танцевал. Мне захотелось твоей страсти.
– Если вы хотите спать со мной, то вынужден сразу отказаться, – ответил Илико. – Я предпочитаю женщин.
– Нет, мне от тебя не этого надо. В силу перенесенной мной в молодости болезни, я не способен любить физически, но я могу получать удовольствие от красоты, – Кюбат протянул руку и провел по плечу Илико. – Так подари мне это наслаждение, Илхами! И я тебя отблагодарю.
После вкусного ужина Кюбат эфенди предложил перейти к бассейну. Он располагался на огромной террасе позади дома. Бассейн с прозрачно-голубой водой и пол террасы были выложены разноцветным мрамором.
– А можно мне поплавать? – спросил Илико. После тяжелого дня и удушающей жары ему захотелось окунуться в прохладную воду и остудить уставшее тело.
– Конечно, – эфенди уселся за маленький деревянный столик в кресло-качалку и махнул рукой. Слуга, налив хозяину в бокал рубиновое вино, быстро ушел вглубь дома. 
Илико без стеснения скинул с себя одежду и прыгнул с бортика в воду. Ему было хорошо и спокойно, несмотря на странную ситуацию, в которой он оказался. Сам Кюбат эфенди ему нравился, а взгляд, которым он проводил тонкое и загорелое тело Илико в воду, даже немного возбудил.
– Выпьешь вина? – спросил Кюбат, стоя на краю бассейна. Илико подплыл к нему и, взяв из его рук бокал, залпом выпил холодный терпкий напиток. – Станцуешь для меня? – эфенди принял из рук Илико пустой бокал и кивнул на сумку, которая оказалась тут же, на террасе.
Илико выпрыгнул из бассейна и вытащил из сумки свои юбки и деревянные диски. Он несколько раз тряхнул головой, чтобы с волос стекла лишняя вода и поймал на себе одобрительную улыбку Кюбата эфенди. 
Готовясь к танцу, Илико чувствовал странное смятение. Его возбуждала мягкая ткань юбки, касающаяся голого тела, взгляды Кюбата и вино, которое бурлило в его крови.
Кюбат включил патефон с национальной музыкой, и, как только Илико услышал быстрый ритм, по его телу пробежала дрожь. Он закружился в такт музыке, расставив руки и держа в них по три деревянных диска.
Илико еще ни разу так не удавался танец. Его ноги быстро двигались по прохладному мрамору, юбки мягко кружились вокруг тела, приятно лаская набухшую плоть. Перед глазами Илико мелькали знакомые образы. Сонька в мокрой белой кофте и легкий поцелуй. Мерно раскачивающаяся роскошная грудь Веры Павловны и громкие стоны. Изя… Изя с закрытыми глазами, сжимающий пальцами край белой простыни. Его мягкие губы, его голос, жар его тела… 
Последняя юбка накрыла Илико с головой и слетела, оставив его стоять перед Кюбатом голым и возбужденным.
– Подойди, – охрипшим голосом попросил мужчина и протянул вперед руки.
Илико подошел к нему ближе, и руки Кюбата властно притянули его к себе. Мягкая борода тронула живот Илико, и тот напрягся и вздрогнул от этого прикосновения. Илико запустил руки в густые волосы Кюбата и мягко потянул его голову вниз. Почувствовав на своей плоти теплые губы, Илико вздохнул и расслабился, отдавшись им полностью.
Он хотел этого. Он ждал этого весь танец. Кюбат дарил Илико то самое удовольствие, о котором он мечтал. Он не стал сдерживать себя и, тихо постанывая, начал плавно двигать бедрами навстречу умелым губам Кюбата.
Почувствовав близкий финал, Илико замер и попытался отодвинуться от Кюбата, но ощутив легкий шлепок по своему бедру, прихватил волосы сильнее и толчками излился в открытый рот.
– Ты мой дивный десерт, – сказал Кюбат, поднимая голову и вытирая рукой бороду. – Я дам тебе пятьдесят лир. Ты заслужил это, Илхами.

========== Глава 6 ==========

Домой Илико пришел под утро. Он тихо вошел в комнату, стараясь не разбудить храпящую на кровати Веру Павловну, снял с себя одежду и, примостившись на кресле, быстро уснул.
– Где тебя всю ночь носило? – разбудил его недовольный голос баронессы. – И сколько можно дрыхнуть?
– А сколько времени? – Илико открыл глаза и тут же зажмурился от слепящего солнечного света.
– Уже полдень, а я еще не завтракала! – Вера Павловна, сидящая у небольшого будуарного столика, многозначительно бросила взгляд на ряд пустых бутылок в углу.
– Прости, Верочка, я не купил тебе вина, – Илико быстро соскочил с кресла и, порывшись в карманах штанов, вынул деньги. – Но я достал денег, чтобы заплатить за квартиру.
– Ты мое солнышко! – ласково промурлыкала Вера Павловна, и ее глаза загорелись при виде денег. Она быстро сунула их в разрез платья на груди и, снова повернувшись к зеркалу, стала красить губы яркой помадой.
– А куда ты собралась? – спросил Илико, одеваясь.
– Князь Вронский меня на променад пригласили, – лучезарно улыбнулась баронесса.
– Хм… Князь, – нахмурился Илико. – Алкоголик и дебошир твой Вронский. Два дня назад видел его пьяного у скупщика. Он ударил несчастного еврея за то, что тот не хотел брать его старые армейские сапоги.
– Ревнуешь, Илюшенька? – кокетливо повела плечами баронесса.
– Он для тебя слишком старый, – ответил Илико, помня пристрастие Веры Павловны к молоденьким мальчикам. Не дожидаясь очередной реплики баронессы, Илико закинул на плечо сумку с юбками и вышел из комнаты.
На улице стояла страшная жара. От нее не спасала даже тень от немногочисленных деревьев. Поняв, что от танца на таком пекле кроме солнечного удара ничего не получишь, Илико направился к морю, на свое излюбленное место.
С моря дул легкий ветерок, а небольшой скалистый склон закрывал Илико от солнца. Он уселся на гладкий валун и устремил взгляд вдаль.
«Зачем я здесь? – пришла в его голову странная мысль. – Что я тут делаю? Как случилось, что я оказался в чужой стране с совершенно чужим мне человеком? От чего я бежал? От революции? От нужды? От Изи?» – мысль об Изе больно сжала сердце. Все то время, пока Илико жил тут, он гнал от себя эти мысли, и вот теперь неожиданно они вернулись и огромным камнем навалились на его плечи.
«Как он там? Как перенес мое позорное бегство? Как объяснил Нане, почему я уехал, не попрощавшись? – задавал себе вопросы Илико. – Когда я стал таким? Жадным, злым и черствым. Когда я отказался от мечты?» – его рука невольно нарисовала на песке бабочку, но он, тихо вздохнув, тут же стер ее.
Домой он пришел поздним вечером. Поставив на стол бутылку вина и положив на тарелку сыр, Илико удивленно оглянулся. Веры Павловны дома не было. Илико прошелся по длинному коридору до квартиры князя Вронского и уверенно стукнул в дверь. Открывшая ему страшная и злая бабка рявкнула, что не знает и не хочет знать, где шатается этот идиот, и снова захлопнула дверь.
Илико вернулся к себе и лег в кровать. От давно не стиранных простыней пахло прокисшим вином и потом, со стены свисали куски потрескавшейся зеленой краски, а из коридора раздавался чей-то забористый и злой крик.
– Будь проклят этот город! Будь проклята чужбина! Домой хочу! На Родину!
– Я тоже… – прошептал Илико и, закрыв глаза, забылся сном.
Но долго спать ему не пришлось. Через три часа дверь распахнулась, и в комнату ввалился пьяный в дым князь Вронский, который держал под руку такую же пьяную баронессу.
– Доставил даму в целости и сохранности! – он положил бездыханное тело Веры Павловны на кровать и попытался щелкнуть пятками в старых онучах.
– На что вы так налакались? – насторожился Илико. 
– Верунчику сегодня очень везло, – пьяно улыбнулся князь. – Она сначала проиграла сорок девять лир, а когда поставила последнюю, так выиграла три. Вот на выигрыш и гуляли! – охотно рассказал Вронский.
– Как!!! Это деньги за квартиру! – закричал Илико.
Видимо, испугавшись гнева молодого и сильного юноши, князь расшаркался и быстро вышел из комнаты. Но в этот момент в себя пришла баронесса. Она повернулась лицом к Илико, и ее рот в размазанной красной помаде растянулся в идиотской улыбке.
– Илюшка! А давай пошалим! – она потянула руки с неровно наложенным ярким маникюром к паху Илико. – Я тебе сейчас приятно сделаю!
– Пшла вон! – гневно крикнул Илико и спихнул баронессу ногой с кровати. Та плюхнулась на пол, как мешок с картошкой, и тут же громко захрапела.
Утро пахнуло в окно прохладой и запахом моря. Илико встал и, увидев на полу спящую Веру Павловну, с трудом поднял ее на руки и положил на кровать. В его памяти всплыл давно забытый образ милой женщины с распущенными локонами рыжих волос и игривой улыбкой на слегка напомаженных розовым блеском губах. Илико вздохнул и вышел из комнаты прочь.
– Тебя тут спрашивали, Илхами, – сказал ему при встрече флейтист.
– Кто? – удивился Илико. 
– Вон тот мужчина, – музыкант показал рукой на красивого молодого человека, который сидел за столиком уличного кафе напротив.
– А что нужно, не говорил? – спросил Илико.
– Нет. Подойди к нему. Он тебя уже полчаса ждет, – ответил ему флейтист и стал доставать из футляра свой инструмент.
Илико перешел улицу и подошел к столику, где сидел незнакомец.
– Вы искали меня, господин? – кивнул он мужчине.
– Кюбат эфенди не обманул, – улыбнулся ему незнакомец. – Ты очень красивый. Если ты еще и хорошо танцуешь, то мы договоримся.
Упоминание о Кюбате насторожило Илико. Он совсем не хотел повторения той странной истории, но мужчина явно намекал на деньги, которые сейчас Илико были очень нужны.
– Что угодно молодому господину? – спросил Илико, присаживаясь на соседний стул.
– Мой друг женится, и я хочу сделать ему свадебный подарок. Я заплачу за твое выступление двадцать лир. Согласен? – он кивнул официанту, и тот поставил перед Илико чашку ароматного кофе.
– За простой танец – двадцать лир? – нахмурился Илико.
– Кюбат эфенди сказал, что ты берешь столько за одно выступление, но если этого мало… – мужчина немного подумал и, хлопнув рукой по столу, сказал: – Хорошо! Тридцать лир! Ты умеешь торговаться!
– Договорились, – Илико сделал глоток кофе. – Интересно, что вам сказал Кюбат про меня?
– Что ты очень красив и что твой танец – огонь! В первом он не соврал, надеюсь, и во втором тоже, – незнакомец кинул деньги за кофе на стол и встал. – Тут адрес, – он положил перед Илико бумажку. – Жду тебя завтра в шесть.
– Какой костюм предпочитает молодой господин? – напрягся Илико.
– Обычный, в чем выступаешь. Музыканты будут свои. И не опаздывай! – ответил ему мужчина и, кивнув на прощанье, пошел к небольшой бричке, ждавшей его за углом.

========== Глава 7 ==========

Ровно в шесть вечера следующего дня Илико стоял у ворот забора, окружавшего огромный особняк.
– Пошел прочь! Тут не подают! – толстый охранник замахнулся на Илико огромным кулаком.
– Меня пригласил молодой господин. Я танцор, – сказал ему Илико, на всякий случай сделав шаг назад.
– Тогда тебе нужно зайти со стороны двора, – охранник с презрением окинул взглядом скромную одежду Илико и старую потрепанную сумку за плечами.
Илико послушно обошел забор по периметру и нашел в нем небольшую калитку. Она была открыта, и Илико оказался на обширном дворе, расположенном позади сада, окружавшего особняк. В углу двора стояла огромная жаровня. В ней на вертелах крутились бараньи туши. Толстый усатый повар, в белом переднике наблюдал за процессом, периодически сбрызгивая мясо соусами и раздавая подзатыльники своим нерадивым помощникам, которые крутили вертел.
– С дороги! – крикнул Илико высокий парень в строгом костюме. Одной рукой он держал поднос, на котором стояли кувшины с шербетом*, а другой – корзину с фруктами.
– Где тут артисты располагаются? – спросил у него Илико.
– Вон дверь, видишь? – мотнул головой официант. – Тебе туда. Найдешь распорядителя Челика. Он определит тебе место для подготовки к выступлению.
Челик оказался маленьким толстым человечком, нервно носящимся между одетых в блестящую чешую цыганок-танцовщиц, факиров и певцов.
– Можешь переодеться под лестницей. Что ты будешь делать? – спросил у Илико Челик.
– Я танцую тануру, – ответил Илико.
– Дервиши? – удивленно вскинул густые брови Челик.
– Нет. Просто танцор, – пожал плечами Илико и пошел в небольшое помещение под лестницей переодеваться.
Он облачился в черную рубашку и такие же черные шаровары, надел на ноги мягкие сапоги и бросил взгляд на тяжелые юбки. Решив, что наденет их только перед выступлением, Илико вышел в зал и, встав на небольшой выступ в стене, выглянул в высокое окно.
Он никогда еще не видел турецких свадеб. На огромном дворе длинные столы были выстроены буквой «П». Столы были укрыты навесами, украшенными живыми цветами. Во главе стола было место жениха, но оно пока пустовало. Гости, только мужчины, сидящие по периметру, видимо, были родственниками со стороны жениха и невесты. Они пили шербет и закусывали овощами и жареным мясом, которое разносили по столам услужливые официанты. В центре каждого стола стояло огромное свадебное блюдо – рис, подкрашенный желтым шафраном.
– Эй, дервиши! А правда, что вы от мирских удовольствий отрекаетесь? – услышал он за своей спиной тонкий голосок. Илико обернулся и увидел позади себя двух цыганок-танцовщиц, одетых в пестрые и блестящие костюмы.
– Я не дервиши, – улыбнулся им Илико. – Я такой же танцор, как и вы.
– Какой хорошенький! – шепнула одна из девушек своей подруге.
– А невеста у тебя есть, танцор? – подмигнула ему более смелая девушка.
– Нет, – рассмеялся Илико. 
– Возьми меня в невесты! – тут же нашлась танцовщица.
– Эй! – ткнула ее в бок вторая девушка. – У тебя Темель есть. Пусть этот красавец моим женихом будет. Я и готовлю лучше тебя. 
Первая девушка хотела что-то возразить подруге, но в этот момент к ним подошел тот самый таинственный незнакомец, который нанял Илико.
– А ну-ка, трещотки! Брысь! – прикрикнул он на девушек, и те, громко смеясь, бросились от него вверх по лестнице.
– Рад, что ты пришел, Илхами, – улыбнулся мужчина. – Я вчера так спешил, что забыл представиться. Меня зовут Бату́.
– Мне очень приятно, – улыбнулся ему Илико.
– И мне, хотя я точно знаю, что Илхами не настоящее имя. Но это неважно, – Бату махнул рукой. – Так вот… Через полчаса иди к двери и выходи на террасу. Я буду стоять недалеко от нее. Как только хлопну три раза в ладоши – это значит, что твой выход. Встанешь перед столами и поклонишься, сначала гостям жениха в правую сторону, потом гостям невесты в левую. Только после этого поклон жениху. Все запомнил? – Илико кивнул. – Скажи мне, какую музыку должны играть музыканты, и я им передам.
Илико сделал все так, как приказал ему Бату. Точно по его хлопку он вышел на середину просторной площадки перед столами, облаченный в тяжелые юбки и с цветными деревянными кругами в руках. Отвесив поклон гостям жениха, потом гостям невесты, Илико склонил голову перед виновником торжества. 
На женихе взгляд Илико на секунду задержался. Что-то знакомое и родное было в нем. Юноше было лет девятнадцать, так же, как и Илико. Его лицо было бледным и вытянутым, черные вьющиеся волосы были аккуратно уложены наверх. Поймав любопытный взгляд Илико, жених улыбнулся ему, и на его щеках заиграли две милые ямочки.
В душе Илико стало так хорошо и спокойно от этой улыбки, что он даже на минуту забыл, что он тут делает. Привели его в чувство два громких удара в барабан, предвещавших начало выступления. Илико скрестил руки с деревянными кругами на груди, опустил голову и приготовился танцевать.
Улыбка незнакомого юноши не выходила у него из головы. Илико начал медленно кружиться на месте, разведя руки с кругами в стороны, и его мысли вдруг стали улетать куда-то высоко в синее небо. Его ноги и руки делали заученные движения, а душа Илико была не здесь… 
Она унеслась далеко от чужого знойного города, в темную комнату, где в окно смотрит огромная белая луна, а легкий ветер качает занавески. Туда, где на плече лежит милое и родное существо и тихо сопит на ухо, улыбаясь во сне, а на его щеках играют милые ямочки… 
Музыка замолчала, и Илико замер, уронив из рук на землю последнюю юбку.
– Молодец, дервиши!
– Браво!
– Блестящий танец! – кричали гости, но Илико их не слышал. Он все еще находился в волшебстве танца, и реальность ему была неинтересна. Он как в полусне прошел в небольшое помещение под лестницей, сложил юбки, лег на пол, подложив под голову сумку, и уснул.
Ему снилась луна, качающиеся занавески и ямочки на щеках Изи… 
*Шербе́т (написание и произношение щербет ошибочно, несмотря на популярность, от перс. شربت Sharbat) – традиционный напиток в странах Востока, приготавливаемый из шиповника, кизила, розы или лакрицы и различных специй. В настоящее время кулинары называют шербетом особые виды прохладительных напитков из фруктовых соков и сахара с добавлением пряностей и мороженого.

========== Глава 8 ==========

Сладкий сон прервал чей-то тихий голос и легкое прикосновение к плечу.
– Эй! Илхами! Проснись!
Илико открыл глаза и увидел Бату, склонившегося над ним.
– Мне пора уходить? – Илико приподнялся на локтях и посмотрел через зал в окно. Там в красных лучах медленно понимался солнечный диск.
– Поехали! – сказал ему Бату и протянул руку.
Илико не знал, почему он тут же принял это странное предложение молодого мужчины. Они ехали в открытой бричке по просыпающемуся городу, и Илико с интересом разглядывал своего нового знакомого.
Бату можно было назвать очень красивым, если бы не большие залысины в черных волосах. Черты его лица были тонкими и благородными, на складной фигуре хорошо сидел дорогой костюм, а руки были ухожены.
– Ты не спросишь, куда мы едем? – прервал молчание он.
– Главное, чтобы не ко мне домой, – усмехнулся Илико.
– Сварливая жена? – подмигнул Бату.
– Пьяная любовница, – вздохнул Илико. Он действительно не хотел сегодня возвращаться домой и видеть пьяную в хлам баронессу, храпящую на кровати. – Так куда мы едем?
– За моим счастьем, – ответил ему Бату и с улыбкой посмотрел на красный солнечный круг, поднявшийся из-за горизонта.
Через несколько минут бричка остановилась возле заднего входа во двор небольшого двухэтажного дома. Бату тихо свистнул, и в окне второго этажа появился вчерашний жених. Юноша нервно оглянулся назад в комнату, бросил вниз веревку, вылез в окно и стал быстро спускаться. Перебежав двор, он запрыгнул на подножку брички. Бату толкнул в спину возницу, и повозка рванула с места, не дожидаясь, пока новый пассажир усядется.
– Мы сделали это, Кемал, – сказал Бату и, притянув юношу за ворот рубахи, поцеловал в губы.
Кемал, оторвавшись от губ Бату, уселся рядом с ним и с улыбкой посмотрел на удивленного Илико.
– Я исполнил волю отца и женился, – объяснил он Илико. – Теперь я свободен в своих поступках.
– Но… как же ваша избранница? – спросил Илико. 
– Ее право на развод было оговорено в брачном договоре, и она получит половину моего капитала, – ответил Кемал. – А нам с Бату хватит и другой половины. Правда?
– Я тоже не нищий, – кивнул ему Бату. – Мы вполне можем начать свое дело. Но это неважно. Главное, что мы вместе.
– Погодите, – Илико потряс головой. – То есть вы пара, но отец Кемала завещал ему жениться?
– Верно, – рассмеялся Кемал. – Отец знал о моей любви к Бату. Но родители сговорились о свадьбе еще до обряда обрезания. Умирая, баба* оставил завещание, в котором говорилось, что я получу наследство только в том случае, если женюсь на дочери его друга. Я женился. И пусть я потеряю половину, теперь я свободен. Понимаешь?
– Да, но теперь я хочу знать: куда мы едем и зачем вам нужен я? – хлопнул себя по коленям Илико.
– Мы едем праздновать победу и хотим это сделать в компании. Нам понравился танец и ты сам. Ты ведь не против отдохнуть и потанцевать для нас, Илхами? – спросил у него Бату.
– Я согласен, – кивнул Илико.
Дорога вывела их за окраину города и побежала вдоль морского побережья. Всю дорогу Бату и Кемал расспрашивали Илико о его жизни и непринужденно шутили.
– Так ты правда хотел стал балеруном? – удивленно поднял брови Бату.
– Артистом балета, – поправил его Илико. – И я буду им.
– Уверен, что ты будешь успешен, – улыбнулся Кемал, и от этой улыбки по телу Илико пробежало тепло. – А научиться этому танцу дервиши трудно? Как ты заставляешь юбки так кружиться и как после танца можешь стоять на ногах?
– О-о-о… Это очень старая тайна дервиши, которая передается от отца к сыну, – Илико сделал таинственное лицо. – Если я ее вам расскажу, то мне придется вас убить.
Мужчины рассмеялись, и Илико тоже расхохотался вслед за ними. 
Бричка остановилась у причала, где их ждал небольшой баркас. Расплатившись с возницей, вся троица переместилась на черную от воды и солнца палубу, перетащив туда же несколько больших сумок с провизией.
Солнце уже нещадно палило, и путешественники, спрятавшись под навесом, решили утолить жажду прохладным вином.
– Я заметил, Илхами, что ты постоянно на меня смотришь, – сказал Кемал, потягивая из простого стакана розовый мускат. – Не скажу, что мне это неприятно, но в твоих глазах при этом грусть. Я тебе кого-то напоминаю? 
– Да, – кивнул Илико. – Напоминаете одного дорогого мне человека, которого я сильно обидел. Я смалодушничал и бросил его в трудный момент.
– Ты можешь поговорить с ним или написать ему. Зачем мучиться и держать это в себе? Или это не все, что ты сделал? – спросил Бату.
– Не все, – опустил глаза Илико и неожиданно для себя добавил: – Я воспользовался его слабостью, а потом испугался. Испугался не за него, а за себя. Побоялся ответственности. Побоялся, что эти отношения помешают мне сделать карьеру. 
– Не грусти, Илхами, – улыбнулся ему Кемал и потрепал по волосам рукой. – Ты разберешься в себе и поймешь, чего хочешь. А потом, возможно, и решишься поговорить с этим человеком.
Ближе к вечеру баркас пристал к берегу. Путники спустили вещи и, простившись с кормчим, отправились в сторону небольшого леса, окаймляющего берег.
– Это рыбацкий домик, – Бату указал на добротный одноэтажный дом на краю леса. – Мы часто приезжали сюда рыбачить. Помнишь, Кемал?
– Наши родители дружили, – объяснил Кемал. – Мы с Бату росли вместе, как братья, пока в один момент не поняли, что любим друг друга. Бату к тому времени уже управлял небольшим заводом, который его отец оставил в наследство, а я только окончил школу. Мы скрывали свои чувства от всех и изредка приезжали сюда, чтобы побыть вместе.
Дом состоял из холла, стены которого были украшены чучелами рыб и сетями, небольшой кухни, спальни с огромной кроватью под балдахином и уютной гостиной. Последняя особенно понравилась Илико. Одна стена комнаты представляла собой окно, выходящее на море. Возле другой стены располагалась разукрашенная жаровня с углем, напротив которой стояло два больших кресла и журнальный столик.
– Предлагаю для начала искупаться в море, – предложил Бату. – Потом ополоснемся, приготовим ужин и отпразднуем.
– Ты ведь не откажешься танцевать для нас, Илхами? – Кемал провел тыльной стороной ладони по щеке Илико. Тот коротко кивнул в ответ. – Скажи, ведь Илхами не твое настоящее имя?
– Можно я останусь Илхами? – поднял на него глаза Илико.
– Конечно, – ответил Кемал и, распахнув входную дверь, бросился бегом к морю, на ходу скидывая с себя одежду.
*Баба – «отец» по-турецки.

========== Глава 9 ==========

У Илико было странное ощущение, что он знает этих людей тысячу лет. С ними ему было легко общаться, и он мог рассказывал им то, в чем даже себе не мог признаться. 
Скинув с себя всю одежду, Илико бросился вслед за Кемалом и Бату в нагретую за день синеву воды.
– Эй, – крикнул друзьям Кемал, выпрыгнув из воды, – давайте наперегонки вон до той коряги, – он показал рукой на толстую ветку, дрейфующую в нескольких метрах от них.
– Кемал! Тогда дай нам фору. Мы с Илхами от нее дальше, чем ты, – ответил ему Бату и, обняв Илико за плечи, спросил: – Готов показать этому выскочке, что мы быстрее? Давайте на счет «три».
– Готов! – кивнул ему Илико и, не дожидаясь команды, нырнул с головой в воду.
– Илхами! Так нечестно! – плюхнув руками по воде, возмутился Кемал и кинулся вслед за Илико.
– А я, значит, как дурак, самый последний? – удивленно поднял брови Бату и тоже поплыл вслед за друзьями.
Добравшись до коряги, Илико издал победный клич и, зависнув на ней, стал трясти головой, чтобы вытряхнуть из ушей воду. Он окинул морскую гладь взглядом, но никого вокруг не увидел. Илико крутил головой в разные стороны, пытаясь найти глазами Кемала и Бату, но они словно растворились воде. В тот момент, когда слегка напуганный Илико хотел уже плыть обратно к берегу и искать их там, под водой его бедра коснулась теплая рука. Потом вторая провела по спине, а еще две скользнули по груди.
– Что, перепугался? – из воды вынырнул сияющий Кемал.
– Как мы тебя разыграли! – захохотал за его спиной Бату.
– Да ну вас, – надулся Илико. – Я уже думал, что вы меня бросить тут решили, а сами уже пакуете вещи и едете домой.
– Илхами, – ласково улыбнулся ему Кемал. – Разве мы можем бросить такую красоту, как ты, посреди моря? – и он легко коснулся губ Илико своими губами.
– Не накормив, не выпив с тобой вина, – продолжил Бату, целуя Илико в плечо.
– Не увидев твой танец, – Кемал провел рукой по мокрым волосам Илико, снимая с них водоросль.
– Ладно, – отозвался разомлевший Илико. – Если все это будет, то я не сержусь. А теперь… – он хитро улыбнулся. – На счет «три», кто быстрее до берега, – и не успели Бату и Кемал очухаться, как он громко крикнул: – Три! – и нырнул в воду.
Уже смеркалось, когда вся троица, весело смеясь, вошла в дом. Пока Илико принимал душ, Бату и Кемал приготовили быстрый ужин, разложив на большом блюде куски холодной курицы, лепешки и овощи. Следом за Илико в душ пошел Кемал, а Бату и Илико сервировали «стол», расставив на полу в гостиной еду, три глиняных бокала и бутылку вина. В довершение всего Кемал, вернувшийся из душа, зажег несколько свечей и принес кальян.
Все трое, облачившись в легкие шелковые халаты, расселись на ковре и с аппетитом принялись за ужин.
– Ты рассказывал, что занимался балетом, – обратился к Илико Кемал, раскуривая кальян. – Чем он тебя так привлек?
– Он меня покорил еще в детстве, – ответил Илико, делая глоток прохладного терпкого вина. – Потом я долго учился в школе, и ты знаешь, несмотря на боль и усталость, мне нравилось чувствовать, как мое тело совершенствуется. Как движение, которое я раньше не мог исполнить, получается. Я медленно постигал это искусство, меняясь снаружи и внутри. А когда впервые попал на сцену… – он втянул в себя ароматную струю из кальяна и, выпустив изо рта клуб дыма, продолжил: – Это был восторг. Я забыл про страх и просто отдался танцу. Я до сих пор помню это чувство, – Илико вздохнул и опустил глаза. – Теперь все это в прошлом. И у меня остались об этом только воспоминания… 
– Эй, Илхами! – Бату потрепал Илико по волосам. – А что, если ты сейчас станцуешь для нас балет? Попробуй представить, что мы твои зрители. Танцуй так, как чувствуешь сам.
– Точно, Илхами! – Кемал быстро поднялся, подошел к столу, достал из большой коробки пластинку, сдул с нее невидимую пыль и аккуратно положил ее на диск стоящего тут же патефона.
Это был Шопен. Легкий и воздушный ноктюрн закружился по комнате, поднимаясь по хрустальным ступенькам нот все выше и выше.
Кемал быстро раздвинул по углам кресла, переставил стол, освобождая Илико место. Тот, завороженный музыкой, замер, сидя на полу. Рулады нот завивались легким вихрем, заставляя с замиранием сердца ловить прозрачные капельки дождя стаккато.
Илико медленно встал, потянул пояс халата и, скинув с себя тонкую ткань, замер посреди комнаты, вытянувшись всем телом в струнку и закинув руки за голову. 
Поймав музыку, как ловец птиц ловит мелкую птаху в силки, Илико закружился, вальсируя по мягкому ковру. Легкий прыжок, поворот. Снова прыжок. И вот он уже замер в изящном арабеске. Баллоте, батман, ан дедан. Названия движений всплывали у Илико в голове как имена забытых друзей. 
Замирая в позах, он с интересом наблюдал за реакцией своих зрителей. Кемал смотрел на него, широко открыв глаза, перебирая пальцами длинный ворс ковра. Бату теребил рукой ворот халата, изредка облизывая губы. Они были явно возбуждены танцем, да и самого Илико била легкая дрожь от музыки, от его наготы и от сознания того, что он снова танцует.
Музыка закончилась, и Илико замер в той же позе, что и начал танец. На его щеках играл румянец, а глаза блестели от возбуждения. Он не успел расслабиться, когда теплые руки Кемала легли на его грудь.
– Ты прекрасен, – прошептал тот и поцеловал Илико в губы.
– Ты пахнешь солнцем, – услышал Илико шепот Бату, и руки погладили его по разгоряченной спине.
Желание тяжелой волной прошлось по всему телу и замерло внизу живота. Илико то срывал поцелуи с губ Кемала, то, откинув голову назад, ловил губы Бату. Ему не было страшно или неловко. Мыслей о том, что это неправильно или неестественно, тоже не было. Ощущение того, что он отдался власти этих губ и рук, было легким и воздушным, как только что исполненный танец.
Они переместились в спальню, на огромную кровать, и Илико утонул в нежном касании рук и губ к своей разгоряченной коже. Открыв глаза, в ярком свете Луны он увидел бледное лицо Кемала. Тот улыбнулся ему, и на его щеках заиграли милые ямочки. Илико обхватил Кемала руками и, перевернувшись, лег на него сверху. Он целовал губы, срывая с них легкие стоны, как нежные бутоны роз. Он гладил его узкие бедра, вдыхал острый запах его тела. Но видел он не Кемала.
Это был Изя… Изя лежал перед ним, закинув руки за голову. Его большие карие глаза были широко открыты, губы – распахнуты навстречу поцелуям, а тело нервно дрожало, напрягаясь от страсти.
Илико медленно двигался, стараясь не причинить неудобства, но когда он услышал тихое: «Сильнее!», страсть окончательно заполнила его голову. 
Когда он почувствовал, как тело Бату накрыло его со спины и его горячее желание уверенно вошло в него, Илико не сопротивлялся. Ощутив внутри себя сладкие толчки, он не сдержался и громко закричал, откинув голову назад.
В открытое окно светила яркая белая Луна. Илико устало откинулся на подушки и закрыл глаза.
– Мне холодно, – прошептал Кемал и, положив голову на плечо Илико, прижался к нему всем телом. Тот, не открывая глаз, обнял за плечи… Изю… и прижал к себе. Бату прижался к спине Илико и, перекинув руку через его грудь, тут же уснул.

========== Глава 10 ==========

Эти странные танцы продолжались каждую ночь. Яркий свет Луны освещал переплетенные мокрые от пота тела. Комната наполнялась запахом и звуками страсти. 
А днем было море, солнце, разговоры под бутылочку холодного вина в дыму ароматного кальяна и танура… Ее Илико танцевал по первому требованию друзей. Он чувствовал почти физическую потребность в этом.
Как только Илико слышал призывную дробь барабана и начинал кружиться, подняв руки к небу, его душа взмывала вверх и улетала далеко-далеко от чужого берега.
Илико видел горы, верхушки которых были залиты солнечным светом. Между ними серебристой змейкой бежала река, пряча свое блестящее тело между камней. Она тянулась через широкие поля в ровных полосах виноградников и огибала окраину города, где по каменным мостовым цокала копытами лошадь, везущая арбу, груженную кожаными флягами, полными молодого вина. Там, между старыми двухэтажными домами, тянулись длинные веревки, на которых сушилось пахнущее речной водой и солнцем белье. Илико видел небольшую комнату, наполненную утренним светом, отца, мастерящего что-то за столом, и маму, готовящую на печке обед. 
Картина перед глазами Илико менялась, и вот он уже у реки, в зарослях высоких кустов. Рядом с ним Сонька и Изя. Они сидят на корточках у самой кромки воды и, как завороженные, смотрят на самодельные поплавки, качающиеся над водой.
Перед глазами Илико вспыхивал яркий свет софитов, и вот он уже видит себя на сцене. Перед ним замерший в ожидании зал и строгое жюри. Звучит музыка, и Илико взлетает над сценой в танце.
И снова темная комната, яркий свет Луны, нагло заглядывающей в окно, занавеска, которой играет теплый ветер, и Изя… Он спит, тихо посапывая на ухо Илико, и улыбается... 
– Кто такая Иза? – спросил у Илико Кемал, собирая в сумку вещи. – Подруга?
– Изя! Это мой… брат, – Илико на секунду замер на месте со свернутой в руках рубашкой.
– Послушай меня, Илхами, – Кемал подошел к Илико и положил руку ему на плечо. – Ты ведь вспоминаешь его, не только когда занимаешься любовью?
– Верно, – согласился Илико. – Каждый раз, танцуя, я вижу его лицо. А иногда он мне снится, и я просыпаюсь с улыбкой на губах.
– Разберись в себе, Илхами. Ты можешь и дальше жить с этим и можешь причинить много страданий людям, которые тебя любят. Не проще ли принять себя? – спросил подошедший Бату и положил Илико руку на другое плечо.
Небольшой баркас пришвартовался в гавани на окраине города. Илико поднял с палубы свою сумку и закинул ее за плечи.
– Я рад нашему знакомству, – сказал он друзьям. – Я буду вспоминать вас и этот чудесный отдых в рыбацком домике, – Илико повернулся и пошел в сторону спущенного трапа.
– Илхами! Погоди! – остановил его Бату. Он достал из кармана кошелек и протянул Илико несколько купюр. – Эй, Илхами! Не сердись, – добавил он, заметив, как изменился в лице Илико. – Это только за тануру. И вообще, тебе нужны деньги. Поэтому прими это как дружескую помощь. 
– Ну же, Илхами! – Кемал забрал деньги у друга и, подойдя к Илико, сунул их ему в карман. – Я буду рад, если мы еще когда-нибудь встретимся в жизни, Илхами, – сказал Кемал.
– Илико… Меня зовут Илико, – улыбнулся друзьям Илико и шагнул на берег.
В квартире было тихо и душно. Илико распахнул пыльные занавески и пустил в окно солнце. На столе стояла початая бутылка вина и заплесневелый сыр в тарелке. Было похоже, что Веры Павловны давно не было дома. Нет, Илико не ревновал баронессу к пьянице князю и был уверен, что местных юношей ей нечем было заинтересовать, но в это время Вера, как правило, отсыпалась после ночной пьянки, и ее отсутствие настораживало.
Илико прошел по длинному коридору и стукнул в дверь князя Вронского.
– Вронский, Веру Павловну не видел? – буркнул Илико, не здороваясь.
– Верунчика видел дня три назад, – ответила опухшая от пьянства княжеская морда из узкой щелочки. Вронский побаивался молодого любовника баронессы, поэтому дверь открывать ему не стал.
– Ее дома нет, – продолжил Илико, – и похоже, не один день. Где ты ее видел последний раз?
– Значится, на бережку мы с ней сидели, третьего дня, – начал вспоминать Вронский, почесывая заросший подбородок. – Потом они меня за бутылочкой послали, а я по дороге с есаулом Мелявским встретился. Ну мы и сцепились на почве политических разногласий. Нас забрали в полицию, и я только сегодня с утра выбрался.
– Выбрался он, пьяница проклятый! – раздался недовольный женский голос из недр комнаты. – Это я за тебя заплатила. Крест фамильный продала. Прости, Господи, грехи наши!
– Цыть, сестра! – рявкнул Вронский и снова сунул толстый нос в щель двери. – Так, ежели чего, я и показать могу, где мы с Верунчиком сидели. Я за нее шибко переживаю. Только… Илья… как по батюшке величать, не знаю, мне б выпить немного, а то сами понимаете, три дня уже говею.
Князь мелко семенил по дороге, ведущей за город. Немого прокисшее вино, оставленное на столе Верой Павловной, прибавило ему сил и сделало не в меру разговорчивым.
– Я очень уважаю Верпалну. Вот ежели что, так я за нее глотку перегрызу. Но мы с ней не любовники. Нет! Даже не подумайте про это, Илья Иракливич! Ни-ни! Даже мыслей не было. А как Верунчик поет, слышали? Просто ангельские трели выдает. 
– Слышал, – буркнул Илико, переступая арык с нечистотами.
– Вот, почти пришли, – Вронский показал рукой в сторону небольшого кустарника, растущего недалеко от кромки воды. – Мы тут с Верунчиком часто сидим. И до лавки с вином тут недалеко, и солнце не палит. Вот мы тут и… – князь раздвинул ветки и замер на полуслове.
Баронесса лежала на песке в луже собственной блевотины. Ее лицо было черным и распухшим, а глаза выклевали птицы. Смрадный запах, исходивший от трупа, резко ударил в нос, и Илико качнулся в сторону.
– Видать, упала и уснула, а потом захлебнулась блевотой, – сделал вывод всезнающий Вронский.
– Как ты мог ее оставить тут одну? – возмутился Илико, прикрывая нос рукой.
– А сами-то вы где были? Небось, с молодкой забавлялись? – зло бросил Вронский. Илико только отвел глаза. Князь был прав. Илико оставил Веру Павловну и тоже был виноват в ее гибели.
Моросил мелкий холодный дождь. Ноги разъезжались на скользкой глине, которой было покрыто все кладбище. Денег на гроб не хватило, поэтому хоронили баронессу, обернув тело в старый ковер.
– Как говорится… Земля ей пухом, – вздохнул Вронский и сделал большой глоток из бутылки. – Золотая женщина была. Красавица.
– Откуда тебе знать, какой она была? – бросил ему Илико и, отобрав бутылку, глотнул дешевого кислого пойла. – Ты знал ее уже спившуюся и опустившуюся. Я помню ее другой. Веселой, красивой, доброй.
– Вам виднее, – отозвался князь, с грустью наблюдая, как вино из бутылки перетекает в рот Илико. – Пошлите, что ли, в кабаке посидим, помянем? – с надеждой в голосе спросил Вронский. – Деньги-то у вас еще остались?
– Иди к черту, Вронский! – ответил ему Илико и кинул пустую бутылку в кусты.
В комнате было темно и пусто. Илико поставил на стол бутылку вина и разложил скромную закуску. Плеснув себе в стакан прозрачный и душистый напиток, Илико выпил, поморщился и сунул в рот янтарную ягоду винограда. Он хотел вспомнить что-то хорошее, связанное с Верой Павловной, но почему-то кроме перекошенного злобой лица с размазанной красной помадой на губах в голову ничего не приходило.
Почувствовав себя одиноким, Илико вынул из кармана потертый кошелек и достал из него старую фотографию. С нее улыбался счастливый Изя с ярким пятном от медузы на животе. «Чтобы помнил, что у тебя есть я!» – прочитал Илико на обороте.
Он достал из ящика в тумбочке несколько листов бумаги, положил их на стол, макнул ручку в склянку с чернилами и уверенно написал:
«Здравствуй, дорогой мой Изя!
Пишет тебе непутевый и вконец запутавшийся Илико. Не буду врать, что живу хорошо и в достатке. Я танцую на площади и обитаю в нищенской квартирке на окраине города. Денег с трудом хватает на еду и на оплату жилья, но я не жалуюсь. Я заслужил такую жизнь. 
Я сам виноват в том, что уехал, бросив тебя и Нану. Я виноват во всем. И самое главное, в том, что ничего тебе не объяснил. Я испугался… Испугался ответственности, испугался чувств, которые неожиданно накрыли меня. Я думал, что все это помешает мне добиться своей цели, но я ошибался. Ты и Нана всегда поддерживали меня, создавали уют и дарили тепло. И вот теперь я один в чужом городе. Без денег, без мечты и без любви… Прости меня, если сможешь.
Твой Илико».
Илико посмотрел на неровные строчки на бумаге, на перепачканные чернилами руки, на бутылку вина. Плеснув из нее в стакан, он залпом выпил, скомкал бумагу и бросил ее на пол.

========== Глава 11 ==========

Как ни странно, но после смерти Веры Павловны жизнь у Илико наладилась. Каждый день он танцевал на площади тануру. Молва о талантливом танцоре с площади быстро облетела город, и Илико стали приглашать на свадьбы и праздники. Благодаря этому он без труда оплачивал жилье. Ему даже удалось обновить реквизит, заказав для танца широкие шаровары и новые юбки. 
Только вот вечера стали для него мучением. Ему было одиноко и пусто. Нет, он не скучал по баронессе, но одиночество душило его. Он попытался завести роман с одинокой вышивальщицей Тангюль, но после первой же встречи в подвале лавки ее дяди Илико понял, что роскошное женское тело, коим обладала Тангюль, не возбуждает его. Да и по темпераменту женщина не могла сравниться с Бату и Кемалом.
Танцуя на площади, Илико давно приметил высокого господина средних лет, который каждое выступление садился за столик в кофейне напротив и, смакуя по глоточку напиток, смотрел на Илико.
Мужчина был ухожен и явно небеден. На его руке поблескивали дорогие золотые часы, да и одет он был с иголочки. Сам таинственный поклонник был, пожалуй, красив. Густые черные волосы с проседью были уложены назад, а борода и усы - аккуратно пострижены.
В один из дней вконец изголодавшийся по ласке Илико набрался наглости, сложив юбки в сумку, быстро перебежал улицу и остановился возле столика, где сидел мужчина.
– Господин позволит мне присесть за столик? – спросил Илико, подарив незнакомцу самую обольстительную улыбку.
– Прошу, – кивнул ему мужчина и сделал приглашающий жест рукой.
– Господин скучает? – Илико подозвал официанта, и тот поставил перед ним стаканчик с чаем.
– Я просто прихожу сюда отдохнуть и посмотреть твой танец, – сухо ответил ему мужчина.
– Тогда… возможно… господин захочет отдохнуть вместе со мной? – наконец выдавил из себя Илико.
Мужчина молча достал книжицу в кожаном переплете, вырвал из нее листок и, написав что-то на нем, подвинул Илико.
– Что это? – Илико удивленно смотрел на цифры, аккуратно выведенные на бумаге.
– Мало? – приподнял брови мужчина. – Могу накинуть еще десять лир. Не больше. За такую цену я в борделе могу двоих снять. Но ты мне нравишься, поэтому даю тридцать лир.
Щеки Илико жарко вспыхнули. Такого поворота событий он не ожидал. Ему всего лишь были нужны тепло и ласка. Как этот человек мог принять его за проститутку?
Илико вскочил с места, быстрым шагом перешел улицу, схватил лежащую возле музыкантов сумку с костюмом и убежал в арку между домами.
И снова одинокая квартира, бутылка вина на столе и простая еда в виде сыра и лепешки. Илико сделал глоток прохладного напитка, отломил кусок сыра и разгладил рукой лист бумаги, лежащий перед ним.
«Сегодня случилось странное. Меня приняли за проститутку. Представляешь, как меня это задело? Неужели я так дешево выгляжу? Да, Изя, жизнь очень изменила меня. Я стал злым и мелочным, жадным и жестоким. Я похоронил единственного близкого мне тут человека и, не поверишь, даже не вспоминаю о нем. Я беру деньги, полученные после выступления, и борюсь с желанием обсчитать моих необразованных компаньонов. Я спокойно прохожу мимо уличной голодной дворняги, неся в сумке кусок сыра, и мне даже не приходит в голову накормить ее. Что со мной происходит, Изя? Я потерялся в этом чужом мире. У меня больше нет мечты, только одна пустота. Единственное, что во мне осталось настоящего, – это воспоминания о тебе. Только они помогли мне не согласиться с предложением богатого господина купить меня на ночь. Только ты…»
И снова скомканная бумага улетела под стол. И снова безнадежность, бутылка вина и одиночество… 
– Откуда ты такой веселый идешь, князь? – Илико возвращался домой после удачного выступления на празднике в богатом доме и пересекся в коридоре с князем Вронским. Тот был в явном подпитии, о чем говорила идиотская улыбка на его лице.
– Сегодня в бане был, – сообщил ему князь. – Помылся вон. Винца выпили с Мелявским. Отдохнули. Представляете, захожу я в парилку, а там… – князь сделал брезгливое лицо, – теплак гостя развлекает.
– Кто? – не понял Илико.
– Ну, теплак, помощник банщика. Они за деньги, говорят, что угодно тебе сделают, получше любой бабы, – Вронского немного повело в сторону, и он оперся спиной о стену. 
– И что, попробовал? – усмехнулся Илико.
– Окстись, батюшка! – перекрестился левой рукой князь. – Чай я нехристь? Я вот по молодости до баб был охоч. А что касаемо мужеложства, то нет! Увольте-с! Не мое!
Илико закрыл за собой дверь комнаты и тяжело откинулся на нее спиной. Вот оно… Вот где он может отвести душу. Вот где он найдет тепло и любовь. Баня… 
В бане было душно. Купол потолка тонул в клубах пара. В круглом главном зале были расположены мраморные лежаки для массажа, на которых лежали смуглые тела посетителей. В стороны солнечными лучами отходили ниши-парилки с разной температурой.
– Эй! – окликнул Илико высокого мускулистого мужчину, который взбивал в большом мешке мыльную пену.
– Что желает молодой господин? – с услужливой улыбкой спросил банщик.
– Нужны услуги теплака, – ответил Илико.
Банщику не нужно было объяснить, что за услуги желает молодой господин. Он окликнул одного из помощников, относившего чай в прохладное помещение. Тот обернулся и быстро подбежал к мужчине.
– Керим подойдет? – спросил у Илико банщик.
– А что он умеет? – Илико разглядывал невысокого, но складного Керима.
– Все, что будет угодно молодому господину, за определенную плату, – улыбнулся ему Керим.
В небольшом помещении, больше похожем на келью, не было ничего кроме узкой мраморной скамьи. Керим закрыл за Илико дверь на щеколду и с интересом стал разглядывать своего гостя.
– Что? Не нравлюсь? – нахмурился Илико. Ему было немного неловко в незнакомой обстановке и в достаточно щепетильной ситуации.
– Кериму сегодня повезло, – ответил теплак с улыбкой. – Не каждый день попадаются такие клиенты. 
– Какие? – спросил Илико, садясь на топчан.
– Красивые, как боги, – Керим опустился перед Илико на колени и, посмотрев на него снизу вверх, спросил, проводя рукой по его бедру: – Так что угодно молодому богу от простого помощника банщика?
– Все… – выдохнул Илико, чувствуя, как сильная волна возбуждения накрывает его с головой.
Было солнечное воскресное утро. Народа на рыночной площади было много. Лотошники зазывали покупателей, тряся перед ними яркими полотнами тканей и сочными спелыми фруктами. Праздные гуляки смотрели выступление факиров и фокусников. Дети стайками бегали между рядов, воруя у зазевавшихся продавцов лепешки.
После очередного посещения турецкой бани и страстного секса с Керимом у Илико было приподнятое настроение. Он отработал танец и уже собирался уйти с площади к морю, как вдруг ему бросился в глаза ярко-красный платок, который держала в руках молодая девушка.
Илико кивнул барабанщику, выхватил платок из рук удивленной барышни, снял большую кепку с головы ее кавалера и, заслышав барабанную дробь, начал танцевать давно забытое кинтаури.
Толпа с удивлением смотрела на незнакомый танец, восторженно хлопая каждому удачному па. В завершение танца Илико уронил платок на мостовую и, сев на полушпагат, поднял его с земли зубами. Толпа взвыла от восторга. В кепку, которую Илико проносил мимо зрителей, посыпались звонкие монеты. 
– Чантурия! – услышал вдруг Илико из толпы.
Он поднял глаза и увидел крепкого молодого человека в элегантном костюме и в котелке на светлых волосах.
– Смирнов? – удивленно поднял брови Илико. – Сашка! Смирнов! – и он кинулся вперед, раздвигая толпу руками.

========== Глава 12 ==========

Они уселись в небольшом кафе на площади, и Илико с аппетитом накинулся на заказанные им овощи. Смирнов медленно пил черный кофе, презрительно глядя на Илико.
– Странно… – сказал наконец он, прикуривая от спички, поднесенной услужливым официантом, дорогую сигарету.
– Чему ты так удивлен? – Илико выдохнул и отодвинул от себя пустую тарелку. 
– Я слышал, что ты эмигрировал, но почему-то считал, что в Европу или в Америку. Думал, что скоро услышу о блистательном Илие Чантурии в постановках Михаила Мордкина или Адольфа Больма, – ухмыльнулся Сашка. – И вдруг вижу тебя, исполняющего для толпы зевак кинтаури.
– Вообще, я танцую тануру, – Илико махнул рукой официанту, и тот принес чашечку кофе. – И да… я уличный танцор. Но времена сейчас тяжелые, и думаю, не только у меня.
– О балете совсем забыл? – Смирнов затушил сигарету и допил кофе.
– Совсем, – вздохнул Илико.
– Жаль… Ты талантлив, и у тебя были амбиции. Что тебя толкнуло на эмиграцию в эту дикую страну? – Сашка лег локтями на стол и придвинулся ближе к Илико.
– Я сбежал. От нищеты и революции, – ответил Илико, отведя глаза.
– Не ври мне, Чантурия! Ты всегда был аполитичен. Да и вряд ли новое правительство чем-то мог заинтересовать сын врача и учительницы, – Сашка откинулся на спинку стула и довольно улыбнулся. – Ну да бог с ним. Можешь мне не отвечать. Но я догадываюсь, что ты, скорее всего, смалодушничал и сбежал, как трус.
– С чего ты это взял? – напрягся Илико.
– Ты сильная натура, Чантурия, и как любая сильная натура ты способен делать красивые поступки, но с такой же вероятностью – и подлости. Ты не на вершине славы, а в сточной канаве Константинополя, следовательно, ты где-то споткнулся и принял неверное решение, – Сашка говорил громко, выплевывая слова в лицо Илико, и они хлестали его, как пощечины. 
– Ты прав, – вздохнул Илико. – абсолютно прав. Я сбежал, как трус. Я испортил свою жизнь и жизнь еще одного человека. 
– Послушай меня, Чантурия! Ты еще не на самом дне и вполне можешь выплыть. Тебе просто нужна цель в жизни. Сейчас у тебя ее нет, – сделал заключение Смирнов и внимательно посмотрел на Илико.
– Балет? – спросил его Илико.
– Тебе самому это решать, – ответил Сашка, пожав плечами.
– А сам-то ты чего добился, чтобы учить меня жизни? – кинул Илико с вызовом.
– Живу в Париже. Работаю в мьюзик-холле. Ставлю танцы и небольшие пьесы, – ответил Смирнов, одарив Илико гордым взглядом.
– А про наших ничего не слышал? Давно был в Тифлисе? Как там? Что? – сбавил пыл Илико.
– Нет. Как уехал в Петербург, а оттуда в Париж, не бывал там. Но буквально на той неделе встретил Псешинского в Египте. Они с Жаном тоже в Каир приехали смотреть Павлову. Школа зимой сгорела, и восстанавливать ее не собираются. Советы так заняты строительством социализма, что о духовной пище не думают. В Тифлисе голод, все безумно дорого. Свет дают только на два часа. Воду берут из колонок и греют ее на керогазе. Псешинский последние полгода ухаживал за Гогонавой. Старик слег с воспалением легких и так и не поднялся больше. Псешинский собрал вещи и рванул к своему Жану в Петербург, а потом они перебрались в Нью-Йорк, – Смирнов снова закурил и продолжил: – Он там работает в школе, учит детей танцам. А Жан открыл свое ателье.
– Жаль Гогонаву. Хороший был человек, – вздохнул Илико и сделал глоток кофе. – А про Соньку слышно что-нибудь? – спросил Илико, не заметив, как напрягся Сашка. – Я потерял ее из вида, когда они с отцом эмигрировали в Польшу.
– Она тут, со мной, – мрачно ответил Смирнов. – Танцует мои постановки в мьюзик-холле, – он снова прикурил сигарету.
– Муха здесь? – Илико даже подскочил на месте. – И ты про это молчишь? Веди меня к ней! Немедленно!
– Погоди… – Сашка схватил Илико за руку и усадил его на место. – Я отведу тебя к ней, только… обещай мне, Чантурия, клянись, что не испортишь ей жизнь.
– Ты о чем, Сашка? – улыбнулся ему Илико. – Муха мой друг, и ей ничего не грозит.
Сашка привел Илико в гостиницу и стукнул три раза в дверь номера. 
– Сонечка, дорогая, – сказал он закрытой двери. – Ты только посмотри, кого я встретил на базарной площади.
– Сейчас, минутку, Сашенька! – послышался знакомый голос. – Я почти готова, – дверь приоткрылась, и на пороге появилась Сонька. – Я только шляпку надену, и мы… 
Сонька замерла на полуслове, удивленно глядя на Илико. Она почти не изменилась: все та же тонкая воздушная фигурка, грива ярко-рыжих волос и глаза цвета весенней листвы. Это была все та же Муха, милая и добрая. Только в ее глазах больше не было чертинки, которая загоралась, когда она придумывала очередную шалость.
– Илюшка! Илюшенька! – она бросилась на грудь Илико, окутав его пламенем волос. – Где же ты был? Я писала тебе, но письма возвращались обратно!
– Я ничего не получал с тех пор, как ты уехала в Варшаву, – Илико гладил ее по голове, вдыхая знакомый запах земляники.
– Что же мы стоим? – Сонька отстранилась от Илико и незаметно вытерла пальчиком набежавшую слезу. – Ну, рассказывай про себя. Где ты? Как ты? – спросила она, садясь рядом с Илико на диван.
– Снимаю квартиру. Танцую тануру на площади и на праздниках, когда приглашают. На жизнь хватает, – улыбнулся Илико.
– На площади? – Сонька удивленно подняла брови. – Илюшенька, но это ведь не твой уровень! Ты рожден блистать на сцене, а не развлекать толпу зевак!
– Не говори так, Муха! Пусть мои зрители и простые люди, но они любят меня. И для них я звезда, – улыбнулся Илико.
– Ты счастлив? – серьезно спросила Сонька.
– Нет, – честно ответил Илико и тут же попытался перевести разговор в другое русло. – Как поживает полковник Раевский? Здоров ли?
– У папа́ больное сердце, но он держится, – улыбнулась Сонька. – Он очень скучает по России. Говорит, что надоела ему эта чопорная Европа. А как там Изя, Сандро и Нана?
– Сандро погиб на фронте два года назад. Нана с Изей очень переживали, – охотно рассказывал Илико. – Я ездил к ним в Тифлис после его смерти. Потом я переехал сюда, и наша связь с ними… прервалась.
Илико бросил взгляд на Смирнова, сидящего в кресле напротив дивана. Все время, пока Илико с Сонькой разговаривали, Сашка внимательно следил за ними. После последних слов Илико Смирнов нахмурился и задумчиво почесал подбородок.
– Мальчики, а давайте поедем к морю, а потом поужинаем в каком-нибудь тихом ресторанчике? – предложила Сонька.
– Мне только нужно ополоснуться и переодеться, – ответил Илико, поднимаясь с дивана. – Скажите, куда мне подъехать и во сколько.
– Илюша! – Сонька схватила Илико за руку, словно боялась его отпустить от себя. – Ты только снова не пропади!
– Не волнуйся, Сонечка! – ответил за Илико Смирнов. – Никуда он не денется. Пойдем, Чантурия! Я провожу тебя. 
Смирнов толкнул входную дверь и, нагнувшись к самому уху Илико, тихо сказал:
– Я не знаю, что у тебя произошло со Шнипперсоном, но обидеть Сонечку я тебе не позволю, слышишь? – и уже громче добавил: – В восемь на главной площади у фонтана! Не опаздывай! 

========== Глава 13 ==========

– Ах, мальчики! Вы только посмотрите, как красиво! – Сонька стояла на берегу моря, расставив руки в стороны, и восхищенно смотрела на закат. – Мне это напоминает детство. Ты помнишь, Илюша? Лето, море, я, ты и Изя.
– Помню, – на Илико нахлынули воспоминания. Перед его глазами встала маленькая Сонька в зеленом купальном костюме. Из-под шапочки для плаванья торчали непослушные рыжие вихры, а ее глаза искрились, как весенний луч солнца. – Мы были детьми. У нас были чистые души и искренние мечты.
– А что в тебе сейчас изменилось, Илюша? – Сонька обернулась и внимательно посмотрела Илико в глаза. 
– Не могу тебе всего рассказать, Муха, – грустно улыбнулся ей Илико.
– А раньше мог, – Сонька подошла ближе и провела рукой по его шоколадным волосам.
– Это и доказывает, что я уже не так чист, – Илико взял ее руку и поцеловал в ладонь. 
– Ты стал мелким и жалким, Чантурия, – нахмурился Смирнов. – Ты потерял себя. Правда, не знаю, в какой момент. Возможно, когда отказался от мечты о балете и стал танцевать эту свою тануру перед кучкой зевак?
– Ты грубый, Сашенька! – Сонька бросила на Сашку негодующий взгляд.
– Ты не прав, Смирнов, – Илико выпустил Сонькину руку. – Танура не причина моего падения. Вообще, это необычный танец. 
– Чем же? – усмехнулся Смирнов. – Я видел, как ты его танцевал до кинтаури. Красиво? Да. Изящно? Пожалуй. Но не больше. Никакого особого мастерства для него не нужно. 
– Все не так просто, Смирнов! Этому танцу нужно отдаться как молодой любовнице. Так говорил мне мой учитель. Почувствовать его душой, и он перевернет твой мир, – ответил Илико и, взяв Соньку под руку, повел ее в сторону ресторана на берегу моря.
Ресторан был небольшим, но уютным. Прямо перед входом стояли несколько жаровен, на которых запекалось мясо. В дальнем углу зала расположились три музыканта, развлекающих публику национальными мелодиями. В полумраке между столиками бегали загорелые официанты в белых рубашках, похожие на светлячков. Пахло свежей выпечкой и специями.
Расположившись перед столом на низких диванах, усыпанных подушечками, друзья с аппетитом принялись за еду, запивая ее молодым вином.
– Расскажи о себе. Как ты попала в мьюзик-холл? – спросил Илико, потягивая легкое игристое из бокала.
– Мы с отцом уехали из Польши полтора года назад из-за волнений. Решили обосноваться в Европе. Приехав в Париж, я встретила Сашеньку. Он меня и устроил в мьюзик-холл, – охотно рассказала Сонька.
– И какие у вас планы? Что нового ставите? – Илико затянулся кальяном и выдохнул в потолок струйку дыма.
– У меня есть готовая постановка. Мы хотим ее показать на отборочном туре в Гранд Опера. Там осенью будут набирать новую труппу. Нужны будут танцоры и хореографы. Вот думаем рискнуть и поучаствовать, – Сашка бросил взгляд на Соньку и поймал ее одобрительный кивок. – Но нам не хватает исполнителя главной мужской партии.
– Что за постановка? – с любопытством спросил Илико.
– Сказка, – ответил Сашка. – Главный герой – эльф с крыльями бабочки.
– Сашенька! – воскликнула Сонька. – Да что ты тянешь? Илюшка! Мы хотели тебе предложить танцевать в этой постановке главную роль! – выпалила она и с любопытством посмотрела на Илико. – Мы сегодня это часа три с Сашенькой обсуждали. Я, как увидела тебя сегодня, сразу поняла, что это судьба нас свела.
– Не захочешь, упрашивать не стану, – нахмурился Смирнов.
– Врешь! – хлопнула Сонька по столу ладошкой. – Сам знаешь, что эта партия как для Илюшки написана! Ну, что скажешь, Илюш?
– Сколько у меня есть времени, чтобы дать ответ? – Илико серьезно посмотрел на Смирнова и Соньку.
– Шесть дней, – ответил Сашка. – За деньги на переезд не переживай. Найдем. Но предупреждаю, работать будешь как лошадь. У нас очень требовательные преподаватели хореографии. Придется наверстывать упущенное время.
Илико лежал на кровати и смотрел в потолок. Сон не шел. В голове метались беспокойные мысли. «Стоит ли уезжать? Тут есть жилье и какая-никакая работа. А что меня ждет там? А если у меня не получится? Если я растерял свои навыки вместе с талантом?»
Он поднялся с кровати, зажег лампу, достал лист бумаги, окунул ручку в склянку с чернилами и начал писать очередное письмо.
«Сегодня случилось невероятное! Это просто чудо, встретить тут Смирнова и Муху. Представляешь, Изя! Наша Сонька тут! Когда я общался с ней, мне показалось, что время вернулось обратно. Как будто не было трех лет скитания и нищеты. Не было войны и потерь. Мне кажется, что я вернулся к жизни. Очнулся от тяжелого и душного сна. 
Смирнов предложил мне выступать в его постановке. А я боюсь. Чего, спросишь ты меня? Боюсь, что потерял тот лучик света, который мне помогал танцевать. И еще я боюсь, что стану там второсортным танцоришкой. Нет, Изя! Я должен быть лучшим! Я снова переверну свою жизнь и добьюсь успеха, и ты еще услышишь о великом и блистательном танцоре балета Илие Чантурии!»
Скомканная бумажка снова полетела в угол, а Илико лег в кровать и спокойно уснул.
В субботу в бане было особенно много народа. Илико прошел в общий зал и подозвал движением руки знакомого банщика.
– Позови Керима, – сказал Илико мужчине. Тот кивнул и быстрым шагом вышел в дверь подсобного помещения.
– Мой молодой господин снова захотел видеть Керима? – улыбнулся ему теплак и повел в отдельную парилку.
– Я пришел попрощаться с тобой, Керим, – сказал Илико, садясь на скамью. – Я уезжаю к новой жизни, и старым привычкам там нет места.
– Мой господин сильно ошибается, – грустно улыбнулся Керим. – Нельзя начать новую жизнь, забыв себя.
– Что ты имеешь в виду? – нахмурился Илико.
– Не сердитесь, мой господин. Керим видел тут многих и может отличить настоящее от поддельного. Ваша страсть искренна, мой господин, – ответил Керим и, опустившись перед Илико на колени, развязал на его груди узел простыни.
Илико поставил сумку на дощатый помост причала и посмотрел вдаль, на плывущие над морем облака. На его душе было светло и спокойно. Он был уверен, что поступает правильно и что там, где синее море сливается с голубым небосводом, его ждет удача и успех.
– Прошу подняться на борт, – сказал Илико молодой матрос. – Скоро отчаливаем.
– Скажи-ка, любезный, – Илико поднялся на палубу большого корабля и передал сумки услужливому юнге, – где мне найти пятнадцатую комнату.
– Каюту, – поправил его юноша. – Держитесь правого борта. Дойдете до трапа, спуститесь на вторую палубу, а дальше прямо по коридору. На дверях номера кают.
– Благодарю, – Илико смерил оценивающим взглядом ладную фигуру юнги в морской форме. 
– Если молодому господину еще что-то понадобится, – юнга поймал взгляд Илико и едва заметно подмигнул ему, – спросите Ирвина. Меня легко найти.
– Нет, спасибо, – Илико взял себя в руки и отвернулся от юноши. – Меня это больше не интересует.


Часть 4

========== Глава 1 ==========

 – Шассе! Шассе! Баллоте! Бризе! Баллоте! Баллоте! – сухая седовласая старуха с удивительно прямой и гордой осанкой громко выкрикивала слова и изредка хлопала рукой по крышке фортепиано. Молодая девица, сидящая за инструментом, после каждого удара вздрагивала и испуганно хлопала глазами. По залу в танце кружился красивый юноша с длинными шоколадными волосами. На его стройной фигуре так хорошо сидело черное балетное трико, что юная пианистка постоянно отвлекалась и сбивалась с ритма. – Мадмуазель Адель! Да сколько можно?! – окликнула девушку старуха после очередной ошибки.
– Фрау Шульц! – испуганно пролепетала пианистка. – Я… я…
– Мадмуазель Адель! Вы есть много отвлекаться! – строго сказала фрау Шульц и бросила взгляд на юношу, который стоял посередине зала, тяжело дыша. – Господин Шейнтурий! А вас я попрошу продолжить!
– Я не могу больше! – Илико возмущенно глянул на фрау Шульц и откинул с лица прилипшие мокрые волосы. – Мы уже два часа отрабатываем эту часть. Я уже сорок кругов по залу намотал! 
– Будете работать столько, сколько нужно! И-и-и… Аттитюд! – фрау Шульц громко хлопнула по крышке рояля, и Адель заиграла.
– Садюга! – прошипел Илико и, выгнувшись, поднял вверх руку.
Еще через полчаса изматывающих прыжков по залу Илико, громко чертыхнувшись, упал на пол на согнутую ногу.
– Все! Пристрелите меня! – сказал он, задыхаясь, и повалился навзничь.
– Когда я был молода, я репетировать по пять часов, – нахмурила седые брови фрау Шульц.
– Ага… Наверно… репетировали под немецкие марши, – тихо проворчал Илико, пытаясь успокоить рвущееся из груди сердце. – А я еще Псешинкого считал тираном и деспотом.
– Стася был прекрасным танцором, – отозвалась старуха. – И он не притворяться, что устал, и не падать на пол.
– Кто притворяется? Я? – Илико от возмущения даже забыл про усталость. – Да я уже месяц занимаюсь с вами. По несколько часов в день, и ни разу не жаловался!
– Тогда вставайте, господин Шейнтурий, и повторим с первой цифры, – улыбнулась фрау Шульц, от чего ее лицо стало похожим на злую лисью морду.
– Бонжур, – в танцкласс вошел Смирнов и поклонился дамам, сняв шляпу. – Чантурия, и тебе бонжур, – махнул он рукой Илико. – А у вас что, уже перерыв? – Сашка бросил удивленный взгляд на лежащего на полу Илико.
– Господин Шейнтурий есть устал! – отрезала Шульц.
– Уже? А ну-ка, господин Шейнтурий, – ухмыльнулся Сашка. – Вставай и покажи мне отработанный материал, – кивнул он Илико. – Фрау Шульц, можно вас на пару слов?
Пока Илико в сотый раз делал круг по залу, Смирнов взял старуху под руку и отвел в сторону окна.
– Что скажете про ученика, Эльза Адамовна? – спросил он у Шульц по-немецки, искоса поглядывая на танец Илико.
– Он быстро восстановил форму, Сашенька, – кивнула ему Эльза Адамовна. – Его техника есть бесподобна. Он легко запоминает комбинации любой сложности. Его тело просто создано для танца, но…
– Но? – нахмурился Смирнов.
– Он, как бы это понятней сказать… Не живой… Заводная кукла. Техника божественная, но эмоций никаких, – Эльза Адамовна вздохнула.
– Хм… Странно… – Смирнов погладил редкую светлую бородку. – Раньше его артистизм был на высоте. Он танцевал эмоционально и вживался в образ. Правда, ему тогда было пятнадцать.
– Жизнь потрепала его, Сашенька. Он закрылся от всех, понимаешь? – Шульц погладила Смирнова по лацкану пиджака. – Но тут я не помощник. Тебе нужен Роберт. Очень нужен.
– Жазю? Ну нет! Я не стану просить его об уроках актерского мастерства, – покачал головой Смирнов.
– А нужно, – улыбнулась Эльза Адамовна, и ее лицо покрылось паутинкой морщин. – Шейнтурий гениален! И он тебе нужен, Сашенька! Без яркого солиста твой постановка не заметят.
В этот момент музыка замолчала, и Смирнов обернулся на замершего в финальной позе Илико.
– Я могу уже сходить в туалет? – спросил он, не меняя позы. – А то с полным мочевым пузырем танцевать тяжело. Извините, мадмуазель, – оскалился он в сторону пианистки и наконец расслаблено опустил руки.
Вечер выдался по-летнему теплый. По Монмартру медленно прогуливались парочки, нашептывая друг другу слова любви и нежности. Дул мягкий ветерок, играя легкими занавесками на открытых окнах. Фонари бросали причудливые тени на булыжную мостовую.
Сидя на открытой веранде уютного маленького кафе, Илико равнодушно смотрел на влюбленных и попивал ароматное вино.
– Не расскажешь, что у тебя с Шнипперсоном случилось? – спросил Смирнов, доставая серебряный портсигар.
– Слушай, Смирнов, – Илико взял сигарету и, насладившись терпким ароматом, собрался прикурить ее. – Помнишь, ты сказал мне, что мы не друзья?
– Помню, – откликнулся Смирнов, протягивая Илико спичку. – Но мы были детьми и…
– Сейчас мы взрослые, и ты мне не друг, – Илико увидел в конце улицы Соньку в воздушном салатовом платье и махнул ей рукой. – Мы компаньоны, а компаньоны личным не делятся.
– Значит, то, что случилось у тебя с ним, – личное? – Смирнов чуть прищурил глаза и погладил рукой бородку.
– Ты умный, Смирнов, – Илико смерил его хмурым взглядом. – И закончим на этом.
В этот момент к их столику подошла Сонька. Она села на услужливо пододвинутый официантом стул и протянула обе руки своим спутникам.
– Ах, Сонечка, – Сашка галантно привстал и приложился к тонкой ручке губами. – Как всегда божественна.
– М-м-м… – простонал Илико, касаясь носом Сонькиной руки. – Земляника… Ты всегда ею пахла.
– Бросьте, мальчики, – Сонька лукаво улыбнулась. – Я сегодня так плохо спала. Сосед по квартире в семь утра устроил концерт. Репетировал на своей флейте. Музыкант он прекрасный, но не ранним же утром, – Сонька провела тонким пальчиком по желтой бумаге меню и, закрыв его, поманила к себе официанта. Сделав заказ, она бросила нежный взгляд на Илико и спросила: – Как успехи на репетициях?
– Смирнов приставил ко мне надзирателя в виде фрау Шульц. Она меня сегодня три часа по залу гоняла. А после обеда еще четыре часа я на сцене репетировал уже с Сашкой, – Илико затушил окурок в пепельнице и придвинул к себе чашку с мороженым. – Без цукатов, – вздохнул он и принялся с жадностью поглощать десерт.
– А ты что скажешь, Сашенька? У Илюши хорошо идут дела? Есть успехи? – Сонька погладила руку Смирнова, от чего его лицо расплылось в идиотской улыбке.
– Он быстро вошел в форму, – взял себя в руки Смирнов. – Но увы, страсти в танце нет.
– Слушай, Сашка, – встрял в их диалог Илико. – Мы договорились, что я стану танцевать в твоей постановке. Я продал тебе свое тело, но не душу. О какой страсти ты вообще говоришь?
– Не нужна мне твоя душа, Чантурия! – Сашка хлопнул рукой по столу. – Ты танцуешь механически. Понимаешь? Ты ничего не чувствуешь. А мне нужно, чтобы ты жил в танце. Вот я и хочу понять, куда делась твоя душа? Я вынужден нанять тебе учителя актерского мастерства.
– Не понимаю, о чем ты, – пожал плечами Илико и снова потянулся за сигаретой.
– Я, кажется, понимаю, в чем дело, – улыбнулась Сонька, – и никакой учитель тут не поможет. Тебе нужно влюбиться, Илюша! От того, что ты не влюблен, у тебя нет вдохновения, вот и танцуешь ты без души.
– А и правда, – засмеялся Илико. – Почему бы мне не влюбиться. Может, в тебя, Муха? – и он схватил Сонькину руку и начал нежно целовать тонкие пальчики. Щеки Соньки вспыхнули, и она скромно опустила глаза. 
– А может, тебе морду набить?! Для вдохновения… – просипел Смирнов, сжав кулаки до белых костяшек. – Я же предупреждал тебя, Чантурия!
– Да ладно тебе, – вновь засмеялся Илико, оторвавшись от Сонькиной ручки, и как ни в чем не бывало прикурил сигарету. – Я пошутил. Мы ведь просто друзья детства, правда, Муха?
– Правда, – улыбнулась Сонька и отвернулась в сторону, пряча покрасневшие глаза.

========== Глава 2 ==========

 – Господа! Господа! После репетиции не разбегаемся! У Лилит и Марио родился сын! Все едем кутить! – хлопал в ладоши худой длинноносый Арно. Из-за кулис сразу выскочила толпа танцовщиц, и девушки стали обнимать и целовать молодого пианиста, сидящего за роялем.
– А красавчик Илико там будет? – кастрат Лазар томно закатил глаза.
– Лазар, что за фантазии насчет Илико? – удивленно подняла брови меццо-сопрано Клара. – По-моему, он встречается с нашей Софочкой.
– Такой красавец не может принадлежать одной женщине, дорогая! – лукаво подмигнул ей Лазар и бросил осторожный взгляд на хмурое лицо Смирнова. – К тому же наш Саша́ давно влюблен в Софи.
– О-о-о… – Клара томно вздохнула и прижала холеные руки к пышной груди. – Лямур-р-р… – бархатно пропела она. Как красиво! Любовный треугольник. Он любит ее. Она любит красавца с холодным сердцем. Хоть роман пиши.
Артисты небольшого мюзик-холла были молоды. Их связывала работа и дружба. Здесь не было места интригам и закулисным склокам. Правда, иногда случались пылкие романы, но они не портили общей мирной обстановки и, как правило, перерастали в крепкие союзы. 
Артисты сразу приняли Илико в свою дружную компанию, а после небольшой вечеринки, устроенной в честь начала репетиций, Илико почувствовал себя настоящим членом коллектива. Молоденькие танцовщики и танцовщицы кордебалета с восторгом наблюдали, как он танцует на сцене, и, краснея, шушукались, а контратенор Лазар открыто высказывал Илико свое восхищение.
– Илико… – вздохнул толстяк, поглаживая рукой черные напомаженные усики. – Сегодня смотрел из зала твою репетицию! Никогда не видел столь потрясающего владения телом. Да еще каким телом, – и Лазар подмигнул Илико слегка подведенным черным карандашом глазом. 
– Благодарю, – кивнул ему Илико и улыбнулся так, что Лазар чуть не бухнулся в обморок. Илико принимал восторги кастрата и восхищенные взгляды танцовщиц как должное, не забывая дарить им ослепительные улыбки.
После того, как Илико пришел в форму благодаря стараниям фрау Шульц, настало время репетировать и саму постановку. Для этого Смирнов собрал всех в небольшом зале мюзик-холла. Он услужливо пододвинул стул Соньке, бросил недовольный взгляд в сторону вальяжно развалившегося на соседнем стуле Илико и шикнул на двух танцовщиц, которые громко хихикали над его шуткой. 
– Итак, господа… – Смирнов окинул всех серьезным взглядом, – Для танца я выбрал Рахманинова. Два произведения: Элегия и Вокализ. Во второй части нам поможет наша лучезарная Кларочка. Думаю, ее дивное меццо-сопрано украсит постановку. Теперь либретто, – Сашка откашлялся и снова шикнул на танцовщиц, которые продолжали шептаться с Илико. – Итак… Юная девушка гуляет по берегу озера. Она в раздумьях. Молодой человек, с которым она встречается, предложил ей выйти за него, но она сомневается в его искренности. И тут она видит прекрасного эльфа. Тот кружится над озером в танце и не замечает девушку. Она же, охваченная вспыхнувшей любовью, идет за эльфом, но тонет в озере. Это первая часть. Теперь вторая: жених девушки полон скорби о потере возлюбленной. Он сидит на берегу озера, где она утонула, и вспоминает ее. Тут снова появляется красавец эльф. Он начинает заманивать юношу своим танцем, но чары эльфа на него не действуют. Он вступает в схватку с эльфом и убивает его, мстя за смерть возлюбленной.
– Как мило… – вздохнула Клара, поднимаясь со стула и громко хлопая в ладоши.
– То есть мой герой вовсе не герой? – Илико оторвался наконец от танцовщиц и криво ухмыльнулся.
– Эльф не герой. Он прекрасен внешне, но его цель – разлучить влюбленных. Заморочить голову и убить, – спокойно пояснил ему Смирнов.
– Любишь ты все драматизировать, Смирнов, – засмеялся Илико. – Да бог с этим. Давайте уже послушаем музыку и разберем партии. Я так понимаю, тут будет соло каждого персонажа и два па-де-де?
– Верно. Партию девушки будет исполнять Сонечка, – Сашка бросил в сторону Соньки нежный взгляд. – Партию жениха – Жюст, – он кивнул молчаливому кудрявому юноше. – Ну и ты, Чантурия, – эльф.
– Хладнокровный убийца! – хмыкнул Илико.
– Тебе подходит такая роль, – нахмурился Сашка. – По темпераменту.
– Хорошо же ты обо мне думаешь, Смирнов, – сдвинул брови Илико.
– Мальчики! Не ссорьтесь, пожалуйста! – Сонька взяла Илико за руку и умоляюще посмотрела на Сашку. – Давайте уже начнем репетицию.
Тем же вечером Сонька заехала за Илико в его небольшую квартирку, снятую на скромное жалование, и предложила прогуляться по парку. Они медленно брели по аллее, освещенной желтым светом фонарей. Сонька крутила в пальчиках тонкий стебель цветка, подаренного ей Илико, и смотрела вдаль, на белеющую над горизонтом Луну.
– Не сердись на Сашу, Илюш! – прервала молчание Сонька. – Он максималист. И еще у него дурацкая привычка говорить все, что думает.
– Мне казалось, что это тебе нравится, – улыбнулся Илико. – Да я и не сержусь на него. Просто он вбил себе в голову, что я могу испортить жизнь.
– Кому? – не поняла Сонька.
– Тебе, – Илико остановился возле изящной лавочки и сделал приглашающий жест. Сонька молча села и снова стала задумчиво крутить в руках цветок.
– А что ты думаешь сам? – вдруг спросила она у Илико и внимательно посмотрела в его глаза.
– О чем? – удивленно вскинул брови тот.
– О нас, Илюша… Ты вспоминал обо мне хоть иногда? – Сонька взяла Илико за руку и прижала ее своей груди.
В голове Илико застучали барабаны. Он понимал, что перед ним сейчас сидит его Муха, которую он помнил еще маленькой конопатой девчонкой в смешном зеленом купальном костюме, но ее горящий взгляд и эти губы манили его. 
– Вспоминал… Муха моя, – жарко выдохнул Илико. – Я помнил о тебе всегда. Я помнил запах твоих волос. Помнил бездонные глаза цвета весны. И твои губы… И тот сладкий поцелуй.
– Илюша… – Сонька безвольно опустила голову ему на плечо. – И я тебя не забыла. Все эти годы вспоминала наши танцы при свете свечей и поцелуй. Ты тогда совсем не умел целоваться, – Сонька приподняла голову и тихо засмеялась.
– Дразнишь? – улыбнулся ей Илико. – Думаешь, я так и остался неумехой? – его сердце бешено стучало от близости этих прекрасных изумрудных глаз и нежных губ.
– Докажи… – выдохнула Сонька и закрыла глаза.
Илико секунду любовался прекрасным лицом Соньки, пытаясь унять внезапно нахлынувшее на него желание. Потом провел тыльной стороной ладони по бархатной коже ее щеки, прихватил огненный локон, вдохнув в себя знакомый запах земляники, и, слегка нагнувшись, поцеловал мягкие губы…

========== Глава 3 ==========

– Стоп! Стоп! – Смирнов остановил репетицию на самом пике танца. Илико аккуратно опустил Сонечку на пол, и оба удивленно повернули головы к режиссеру. – Вы что вытворяете на сцене?
– Сашенька… – Соня сняла руки с груди Илико и подошла к краю сцены. – Ты сам говорил, что Илюше не хватает страсти. Чем ты недоволен?
– Мне не нужна его страсть в этой постановке! Он холодный убийца, без сердца и эмоций. Он просто соблазняет и ничего не чувствует к тебе, – Сашка подошел к сцене и, подняв голову, посмотрел на Соньку. – Понимаешь?
– Я не согласен! – Илико уселся на сцене, вытянув вперед длинные ноги. – Почему он не может соблазнять страстно?
– Тебя не спрашивают, Чантурия! – бросил на него недовольный взгляд Смирнов. – Ладно! На сегодня достаточно. Перерыв, и жду на сцене светлячков. 
Сонька устало шла по коридору в сторону гримерки, когда из-за очередного поворота ее схватили сильные руки, а губы обжег горячий поцелуй.
– Илюша, что ты делаешь? – громко зашептала Сонька, ловя в темноте мягкие губы.
– Я целую тебя, – Илико прижал тонкое тело Соньки к себе и, уткнувшись носом в длинные локоны, вдохнул их запах.
– Так нельзя, Илюша! Мы должны сказать обо всем Саше, – она чуть отстранилась от груди Илико, пытаясь увидеть его лицо.
– Зачем? – Илико отпустил ее, и они вышли в освещенный коридор. – Он вообще кто? Он режиссер-постановщик. Талантливый, не спорю, но при чем тут наши с тобой отношения?
– Он друг. Он заботился обо мне все это время. И тебя он перевез в Париж и дал работу, – возмутилась Соня.
– Ну все… – всплеснул руками Илико. – И за это я должен ползать перед ним на коленях? Между прочим, Сонечка, это я ему нужен. Это благодаря мне его постановку могут заметить и предложить работу в труппе Гранд-Опера!
– Какой ты стал, Илюша… – вздохнула Соня.
– Какой? – нахмурился Илико.
– Послушай… – поняв, что разговор неминуемо перерастет в ссору, Соня смягчила голос и погладила Илико по груди. – Давай просто расскажем Саше обо всем. Просто чтобы он знал. Пожалуйста! Мне правда станет легче от этого.
– Хорошо, расскажем, но прошу тебя, никогда больше не напоминай мне о том, что он для меня сделал, – кивнул Илико и хотел было уже пройти в свою гримерку, как его остановил голос Смирнова. 
– О чем вы хотели мне рассказать? – Смирнов замер в другом конце коридора. Почему-то его поза и выражение лица напомнили Илико статую командора из Дон Жуана. Смирнов стоял, широко расставив ноги и гордо подняв голову вверх. В его руках была трость, на которую он опирался, а на лице играла злая улыбка. 
– Мы с Мухой встречаемся. И у нас все серьезно, – спокойно сказал ему Илико, по-хозяйски притягивая к себе Соню за талию.
– Да как ты… – Смирнов метнулся вперед и в три прыжка оказался рядом с Илико, тяжело дыша и гневно глядя ему в глаза. – Я же просил тебя… Я предупреждал…
– Что ты просил? Не обижать Муху? Так я и не обидел ее. Просто наша с ней дружба переросла в любовь, – спокойно ответил ему Илико, отпуская испуганную Соньку.
– Какой же… Гад ты, Чантурия. Сонечка, милая! Беги от него! И чем дальше, тем лучше! – Сашка посмотрел на Соньку глазами, полными страдания.
– Слушай, Смирнов, а тебе не кажется, что ты несколько заигрался и что наши с Мухой отношения тебя не касаются? – ухмыльнулся Илико. – Или ты сам на что-то надеялся?
– Сволочь! – Сашка сжал кулаки и двинулся грудью на Илико.
– Ну, ударь меня! – Илико сделал шаг вперед.
– Мальчики, пожалуйста! – тихо всхлипнула у него за спиной Соня. – Я люблю его, Сашенька! 
Услышав это, Смирнов размахнулся и с силой ударил Илико кулаком в лицо. Удар был сильный.Илико  покачнулся, но  устоял на ногах.
– Полегчало? – он вытер рукой струйку крови из разбитой губы и облизнул языком ранку.
Смирнов несколько раз сжал и разжал кулак, бросил ненавидящий взгляд в сторону Илико, коротко кивнул Соньке и быстрым шагом удалился по коридору в сторону сцены.
Они медленно брели по тихим улочкам в сторону дома, где снимали квартиру Соня и полковник Раевский.
– Придешь к нам на обед в субботу? – Сонька подняла лучистые глаза на Илико и погладила его руку. – Папа очень хотел с тобой пообщаться. Ему не хватает тут знакомых. Всех его друзей жизнь раскидала по миру.
– Конечно, – кивнул ей Илико.
– Илюша… – Соня остановилась. – А у нас с тобой правда все серьезно?
– Конечно, – Илико обнял ее за тонкую талию и притянул к себе. – Неужели ты не чувствуешь этого в моих поцелуях?
– Не здесь, Илюша, – Сонька скромно опустила глаза и, взяв Илико под руку, снова пошла по дорожке. – Кстати, о поцелуях… Кто тебя научил так целоваться? 
– У меня была женщина, – спокойно сказал Илико. – Знаешь… Я только сейчас понял, что она напоминала тебя. Такая же, как и ты, – рыжая и смелая.
– Я смелая? – засмеялась Сонька.
– Конечно! – Илико подмигнул ей. – Помнишь, как ты через заборы за грушами лазила и по дереву в окно поднималась?
– А я влюбилась в тебя с первого взгляда, – тихо отозвалась Сонька. – Вот увидела твои глаза и утонула в них, как в море.
– Мне было шесть, Муха! – захохотал Илико.
– И что? – рассмеялась Сонька. – Мне было девять, и я уже вполне могла влюбиться. Помню, как ты вынырнул и обрызгал нас с Изей водой. Интересно, как он там поживает. Ты бы хоть написал ему.
– Я писал… – при упоминании об Изе Илико переменился в лице. В его глазах мелькнула тоска, улыбка стерлась с лица, и его сердце громко бухнуло в груди. – Только не отправлял письма.
– Почему? – спросила Сонька, останавливаясь у парадного подъезда.
– Не будем об этом, – Илико мотнул головой, будто прогоняя от себя мысли, и снова лучезарно улыбнулся Соньке. – Хочу говорить только о нас. Так что до завтра?
– До завтра, милый, – улыбнулась в ответ Сонька и подарила ему нежный земляничный поцелуй.
С того разговора Смирнов ограничил общение с Илико и Сонькой только репетициями. На них он все так же требовал точности движений и передачи нужных ему эмоций. Вечерами, когда мюзик-холл открывался для зрителей, Смирнов подолгу стоял за кулисами и смотрел на выступления артистов. Близился отборочный тур в труппу Гранд-Опера, и чем меньше оставалось времени, тем серьезней Смирнов становился.
– Сашенька… – Сонька подошла к стоящему за кулисами Смирнову и погладила его по спине. – Волнуешься из-за конкурса?
– Да, Сонечка, – ответил он, не оглядываясь. – Это мой шанс выйти в люди. Мне нравится работать здесь, но я хочу добиться большего. 
– У тебя все получится, дорогой! – Сонька обошла его и посмотрела в глаза. – Ты прекрасный постановщик.
– Да, только мой успех зависит от моего врага, – нахмурился Сашка.
– Илико тебе не враг, – улыбнулась Сонька. – Просто вы с детства соперничаете. И еще, Сашенька… Это мой выбор. Я ждала его всю свою жизнь, и теперь он мой.
– Он никогда не будет только твоим, Сонечка, – грустно улыбнулся Смирнов. – Такие, как Чантурия, не могут принадлежать одной женщине. Он будет со всеми. Но только не с тобой. Боюсь, что ты поймешь это слишком поздно и это разобьет твое сердечко. Но я хочу, чтобы ты знала: я соберу его, склею, каждый кусочек… и тогда уже никому не отдам…

========== Глава 4 ==========

Полковник Раевский заметно постарел. Его лицо обрюзгло, под глазами появились мешки, а небольшие залысины превратились в полноценную блестящую плешь. Но, несмотря на возраст, его осанка осталась прямой, выдавая в нем настоящего офицера.
– Так чем вы планируете заниматься в дальнейшем, молодой человек? – спросил полковник у Илико, попивая коньяк в небольшой, но уютной гостиной.
– Я собираюсь выступать в Гранд-Опера, – ответил ему Илико. – Надеюсь добиться там успеха и стать солистом.
– Похвально, – кивнул ему Павел Сигизмундович. – Правда, я сам никогда не понимал этой богемной жизни. Для меня лучшая музыка – это грохот канонады, а танец – гарцующий конь, несущий тебя в бой.
– У каждого свое понятие красоты, – согласился Илико и, достав из кармана портсигар, добавил: – Разрешите?
– И мне позвольте угоститься, – Раевский протянул руку к портсигару. – Только Сонечке про то не говорите. После последнего приступа она не позволяет мне курить. Да и коньяк выпить разрешила только в честь вашего прихода, – полковник сладко затянулся дымом и продолжил беседу: – Так что у вас с Сонечкой?
– У нас все серьезно, – сказал Илико, стряхивая пепел в хрустальную пепельницу. – После конкурса планируем объявить о помолвке, если вы, конечно, не возражаете, Павел Сигизмундович.
– Странно, но я видел рядом с Сонечкой совсем другого молодого человека, – полковник замялся, – но если это ее выбор, то я, конечно, не против.
– Вы считаете, что я ее недостоин? – нахмурился Илико.
– Я знаю вас с детства. И это меня вполне устраивает, но вы повзрослели и изменились. Надеюсь, что не в худшую сторону.
– Папа! – в гостиную вошла Сонечка и тут же выхватила сигарету из рук отца. – Илюша! Я же говорила тебе, что у папа́ плохое сердце и ему никак нельзя курить!
– Я не могу отказать будущему свекру, – улыбнулся ей Илико.
– О чем ты? – удивленно подняла брови Сонька.
– Муха моя… Сонечка… – Илико поднялся с кресла и, взяв Соньку за руки, сказал: – Павел Сигизмундович благословил, ты станешь моей женой?
Сонька покачнулась и, тихо прошептав: «Да!», кинулась Илико на шею.
А тем временем подготовка к конкурсу шла полным ходом. Молодой отец Марио отрабатывал Вокализ с Кларой и виолончелисткой Эрикой. Илико, Сонька и Жюст репетировали хореографию, а в небольшом ателье неподалеку от мюзик-холла готовились костюмы.
– Что это такое? – Илико стоял перед зеркалом в своей гримерке, размахивая руками в разные стороны. – В этом невозможно танцевать! Эти крылья просто ужасны!
– А по-моему, прекрасный костюм, – Соня стояла рядом с ним и гладила его по плечу.
– О чем ты говоришь, Муха? – возмущенно оглянулся на нее Илико. – Я словно голый. А представь, как это будет смотреться из зала!
– Не рано ли ты возомнил себя звездой? – спросил вошедший в гримерку Смирнов. – Этот костюм точно отражает мою задумку. И вообще… Ты где-нибудь видел одетого эльфа?
– Не смешно, Смирнов! – нахмурился Илико и начал стягивать с себя костюм.
– Сонечка, дорогая… Ты ведь не хочешь увидеть этого наглеца голым? Будь добра, подожди нас в кафе. Мы скоро, – улыбнулся ей Смирнов.
Сонька тихо хихикнула и, отправив Илико воздушный поцелуй, вышла в коридор.
– Ты сделал Сонечке предложение? – начал Смирнов, как только за Сонькой закрылась дверь.
– Да, – сказал Илико, накидывая на себя легкий халат. – Ты удивлен?
– Нет, – Смирнов без приглашения уселся на стул и закурил сигарету. – Хочу предупредить тебя, Чантурия. Что бы ни случилось, как бы ни развела нас судьба, я буду следить за тобой. Я буду твоей вечной тенью. И знаешь почему?
– Почему же? – Илико уселся напротив него, вытянув вперед длинные ноги. На его лице было написано, что он весь во внимании, но при этом злая ухмылка кривила его губы.
– Чтобы ты не навредил ей. Я уже понял, что не смогу помешать вашим отношениям, но я не смирюсь с ними никогда. И когда планируете свадьбу? – Смирнов протянул Илико сигарету.
– Пока только помолвку. Через пару недель после конкурса, – Илико закурил и выпустил в потолок ровное колечко.
– Не премину быть на празднестве, – ухмыльнулся Сашка. – Надеюсь, ты пригласишь своего старого врага?
– Считай, что приглашение уже у тебя, – хмыкнул Илико.
Здание Гранд-Опера было намного больше, чем Театр в Тифлисе. Да и внутреннее убранство было богаче и помпезнее. Участникам конкурса выделили всего две гримерки. В одной из них разместились Илико и Жюст, в другой – Сонька, Клара и еще две танцовщицы. Смирнов метался между ними, давая последние напутствия.
– Илюша, ты как? – Сонька впорхнула в гримерку в воздушном белом платье и тут же подарила Илико поцелуй.
– Соня… Дорогая… – поморщился Илико. – Мы тут не одни!
– Прости нас, Жюст, – улыбнулась второму танцору Сонька. – Мы так счастливы с Илюшей, что иногда забываем про стыд.
– Я могу выйти, если вам так хочется поворковать перед выступлением, – улыбнулся Жюст.
– Нет, не стоит, – остановил его Илико. – Мне нужно войти в образ. Да и Сонечке, вероятно, тоже.
В последний месяц между Илико и Соней появилось некоторое напряжение. Нет, они не разлюбили друг друга, но Илико начали раздражать постоянные Сонькины поцелуи. Ему не хватало страсти, безумной и неистовой. Его желание рвалось наружу, и иногда, оставаясь с Сонькой наедине, Илико пытался перейти дозволенную границу.
– Не нужно, Илюша! – отстранялась от него Соня, поправляя платье на плече. – Давай немного подождем.
– Чего ждать, Сонечка! – тяжело дышал Илико – Мы любим друг друга и планируем свадьбу. К тому же я так сильно хочу тебя, что просто невозможно держать себя в руках.
– Я тоже хочу тебя, – потупив глаза, говорила Сонька. – Но мне нужно, чтобы все было правильно, понимаешь?
Илико только вздыхал и старался ограничить их свидания наедине. Но ночью, когда он лежал в мягкой уютной кровати, отвлечься было невозможно. Желание возвращалось к нему с удвоенной силой. Илико откидывал одеяло, подставляя обнаженное горячее тело под ласковые руки ночного ветра, и в его голове возникал образ Соньки в легком зеленом платьице с цветком, тонкий огненный локон на белой шее, теплые губы, робко касающиеся его щеки. 
Илико проводил рукой по своей груди, и это прикосновение горячей волной скатывалось по его телу в пах. Перед его полузакрытыми глазами полыхал огонь в жаровне. Мягкий ковер приятно согревал кожу. Илико чувствовал пылкие поцелуи, и страсть двух горячих тел обжигала его, даря удивительное наслаждение.
Когда возбуждение вырывадось наружу, он с тихим стоном падал на мягкие подушки, и сон накрывал его воздушным покрывалом.  Передглазами Илико снова  плыла бледная Луна в полуотурытом окне, ветер нехотя теребил легкую штору, и тишина и покой медленно наполняли душу, когда он чувствовал на своем плече тихое дыхание… Изи…

========== Глава 5 ==========

Илико, Сонька и Жюст стояли на сцене, напряженно глядя в темный зал. За кулисами ожидал приговора судей Смирнов. Лицо его было спокойным, а волнение выдавали только пальцы, нервно теребившие лацканы фрака.
Судьи не торопились с вердиктом. Они тихо переговаривались между собой и по выражениям лиц было понятно, что особого восторга они не испытывали. Илико душила обида. Он выложился в танце до конца. Он выжал себя как лимон, до сухой корочки. Он был уверен в каждом прыжке, в каждой поддержке и в каждом па. Неужели судьи не оценят его? Его… сильного, талантливого, красивого…
– Можете идти переодеваться, – наконец сказал артистам грузный мужчина с аккуратно постриженной бородкой. – Мы решили сначала посмотреть всех кандидатов и только после этого уже определиться. Скажу сразу: мы берем в труппу либо всех, либо никого. На данный момент наши мнения разделились.
Илико коротко поклонился судьям и быстро ушел со сцены.
– Илюша! – Сонька догнала его в коридоре и схватила за руку перед дверью гримерки.
– Не сейчас, дорогая! – поморщился Илико. – Давай после поговорим. Мне сейчас хотелось бы побыть одному.
– Илюша, ты только не расстраивайся! Все ведь не так плохо! – Сонька не отпускала его руку и тянулась тонким тельцем к нему. – Они ведь не сказали «нет»!
– Знаю, милая, – уже спокойнее ответил ей Илико. – Я просто устал и хочу немного отдохнуть.
Жюст быстро переоделся и, бросив взгляд на сидящего на стуле Илико, спросил:
– Ты еще долго?
– Иди… – махнул рукой Илико. – Я сейчас…
Жюст уже подошел к двери и взялся за ручку, когда в нее кто-то громко постучал. Танцор распахнул дверь и отошел в сторону, пропуская в гримерку высокого плотного мужчину лет пятидесяти. Незнакомец был огромен. На его грубом, словно вытесанном из камня лице скалой возвышался большой нос, маленькие близко посаженные глаза смотрели на Илико хитро и игриво. Мужчина провел рукой по черным сальным волосам, зачесанным назад, и спросил:
– Позволите? – и его большой рот растекся в улыбке.
– Прошу, – кивнул ему Илико и встал навстречу. – С кем имею честь?
– Дегтярев, Роман Константинович, к вашим услугам, – мужчина галантно поклонился.
– Илиа Чантурия, – кивнул в ответ Илико.
– Наблюдал вас на сцене… – Дегтярев сел на стул, который ему услужливо пододвинул Жюст. – Голубчик, – обратился к нему Дегтярев. – Вы не оставите нас с господином Чантурией?
– Конечно, – Жюст откланялся и быстро вышел за дверь.
– И как вам танец? – Илико сел напротив мужчины и, взяв портсигар, протянул его Дегтяреву.
– Я в восторге, но… больше от вас, нежели от постановки, – сказал тот, прикуривая сигарету. – Хотите знать, что думает о вашем выступлении наше уважаемое жюри?
– Очень хочу, – напрягся Илико.
– Им не понравилось. Сам танец поставлен хорошо, но ваш балетмейстер явный поклонник Петипа. Несомненно, Петипа гений, но он устарел для современного балета. Да и выбранный сюжет, вы уж меня простите, больше напоминает греческую вакханалию. Но… – Дегтярев поднял вверх указательный палец. – Они в раздумьях. И виною всему вы, господин Чантурия. По условиям конкурса отбирается труппа в полном составе, и они не могут оставить вас одного при всем желании. 
– Вы пришли сообщить мне это? – Илико хмуро сдвинул брови.
– Отнюдь… Я пришел сделать вам предложение, господин Чантурия. Принять его – для вас значит получить место в театре. Отказавшись, вы так и останетесь танцором захудалого мюзик-холла.
– Вы не член жюри. Как вы можете повлиять на решение? – Илико с вызовом посмотрел на Дегтярева. 
– Ну… Скажем так: мое слово в театре не самое последнее, – улыбнулся Роман Константинович.
– Что потребуется от меня? – с готовностью в голосе спросил Илико.
– Ужин… – коротко ответил Дегтярев. – Всего один ужин. Скажем, в среду, в семь, у меня дома. И место в труппе ваше. У вас есть время подумать, – мужчина поднялся, показывая своим видом, что разговор окончен. – В пятницу последний день конкурса. Думайте, господин Чантурия. Скажу от себя, – Роман Константинович надел на голову «котелок» и уже у двери обернулся, – я в восторге от вас и вашего мастерства.
Только дверь закрылась за огромной спиной Дегтярева, как в гримерку вошел удивленный Смирнов.
– Ты еще не одет? И что делал у тебя Дегтярев? – Смирнов вопросительно посмотрел на Илико.
– Да кто такой этот Дегтярев? – пожал плечами Илико. – Я буду готов через минуту.
– Дегтярев – один из негласных хозяев этого театра. Миллионер. Сделал состояние на золотых приисках на Аляске. Теперь спонсирует постановки и гастроли русского балета по всему миру, – взволнованно проговорил Смирнов.
– Хм… почем мне знать. Может, он просто ходит по гримеркам и желает удачи всем конкурсантам, – равнодушно пожал плечами Илико и начал переодеваться.
– Ой, что-то ты темнишь, Чантурия, – нахмурился Смирнов и добавил, подходя к двери: – Мы ждем тебя внизу. Решили отметить наш грандиозный провал. Ты с нами?
Небольшой ресторанчик в центре города был полон народа. Официанты с бабочками на шеях шныряли по залу, едва успевая обслуживать столики. В ресторане царила атмосфера веселья, которую поддерживал небольшой джаз-бэнд, каким-то чудом оказавшийся в Париже.
– Господа! – Сонька поднялась со стула и несколько раз цокнула ножом по своему фужеру. – Предлагаю выпить за нас. Отдадимся на милость жюри. Но если они решат, что мы не подходим, мы все равно останемся вместе. У нас прекрасная команда, господа. У нас есть наш мюзик-холл. Есть добрый и отзывчивый зритель, и мы будем творить для него. За нас, друзья! – Сонька обошла стол, чокаясь с каждым. Поравнявшись с Илико, она остановилась, в напряжении глядя на него. – Что-то не так, Илюша? – спросила она, видя мрачное выражение лица Илико.
– Все хорошо, дорогая, – натянуто улыбнулся Илико и залпом выпил вино.
До конца вечера он старался расслабиться и вести себя непринужденно. Поцеловав на прощанье Соню и высадив ее из экипажа возле дома, он с облегчением вздохнул. Ему нужно было остаться одному, чтобы все обдумать. И мысли, которые роем жужжали у него в голове, были нерадостными.
«Я не могу так поступить! – думал Илико, лежа на кровати и глядя на сказочные тени от деревьев на потолке. – Я не продажная девка, а артист! Меня нельзя купить! Но… я не хочу… Не хочу до конца своей карьеры танцевать зарисовки из жизни фей и фавнов в маленьком мюзик-холле на забаву простолюдинов! Это слишком низко!»
«А продаться ради карьеры? А предать своих товарищей не низко?» – неожиданно спросил его голос. Он был тихий и за шумом в голове еле слышный.
«Для меня всегда на первом месте был балет! Ради него я уехал из родного дома. Ради него я терпел боль и усталость. Ради него я отказался от…» – Илико закрыл глаза, и перед ними, как забытый сон, всплыло лицо Изи. Он улыбался ему и что-то говорил, но Илико не слышал слов. Сон накрыл его тяжелым ватным одеялом и впитал в себя все мысли.

========== Глава 6 ==========

В пустом зале перед огромным зеркалом отрешенно застыл юноша. Из отражения на него смотрел высокий красивый шатен с редкими усиками под длинным, чуть горбатым носом. Стройность его тела подчеркивало черное трико, которое как 
вторая кожа обтягивало бугорки мышц. Его лицо было напряжено, брови – болезненно сдвинуты, уголки губ – опущены вниз, а глаза… огромные карие глаза смотрели на мир с холодным презрением. 
– Когда ты стал таким, Илико? – спросил юноша у зеркала. Отражение лишь ухмыльнулось, блеснув оскалом крепких зубов.
Илико подошел к граммофону, стоящему на скамье, покрутил ручку и опустил иглу на пластинку. Музыка задрожала, забилась по залу, словно бабочка, попавшая меж стекол окна. Илико сто раз слышал Элегию, пока  репетировал постановку, но сейчас музыка, ворвавшись в его душу, вывернула ее, обнажив самые потаенные уголки.
Илико встал посреди зала и вытянулся в струнку, все глубже погружаясь в нежную и тревожную дрожь мелодии. Отдавшись музыке, он стал медленно двигаться по залу, то делая неожиданный прыжок, то замирая, прогнувшись и отставив назад ногу. 
Перед его глазами был родной город. Он бежал по залитой солнцем улице, зажав в руке колбаску чурчхелы. Его душу переполнялии радость и счастье. Он слышал громкие окрики лоточника и пыхтение Мамуки за спиной.
Класс школы, и Тамрико Самуровна у окна, закрыв глаза, читает стихотворение о маленьких медоварах и короле. 
Ночь… и в распахнутое окно спальни влетает большой белый мотылек. Он порхает через всю комнату к свету лампы в коридоре. И тут же на кровать к Илико залезает испуганный Изя и засовывает свои холодные ноги между его ног. Илико накрывает Изю одеялом и, уткнувшись носом в его вьющиеся волосы, засыпает с улыбкой на губах.
Берег моря, и они с Изей и Сонькой строят замок из песка. У Соньки облупившийся розовый кончик носа, а обгоревшая спина Изи прикрыта ситцевым платком Наны. Илико тепло и радостно в этой компании, будто не солнце греет его, а улыбки друзей.
Большой город виден сквозь высокие деревья заброшенного сада. Они сидят на берегу реки и едят только что сорванную дикую сливу и с надеждой смотрят на самодельные поплавки из пробок. Ветер играет с огненно-рыжими волосами Соньки, а Изя смешно морщит нос, откусывая кусок кислой ягоды. Илико вдыхает полной грудью влажный воздух, пахнущий тиной, и улыбается друзьям.
Мелодия взволнованно забилась, и Илико, быстро перебирая ногами, закружился по залу.
Небольшая комната с аккуратно разложенными на столе книгами. Тонкий рисунок на покрывале и заплаканное лицо Соньки. Ее соленые губы нежно касаются губ Илико, и по его телу растекается блаженство и нега.
Спящая темная комната, любопытная Луна заглядывает в открытое окно, занавеска, похожая на крылья мотылька, и Изя, сопящий на плече. Его длинные ресницы подрагивают во сне, а на губах играет легкая, как дуновение ветерка, улыбка. Илико смотрит на него, и его душа разрывается от нежности.
Музыка замедлилась и вдруг взорвалась взволнованными аккордами. Илико как безумный заметался по залу, выполняя серию легких высоких прыжков.
Образы замелькали, сливаясь в одну серую картину. Подсобная комната в ресторане Мамуки и жалкие объедки на тарелке. Свет лампы на столе освещает убогое жилище. Пьяное лицо Веры Павловны и постель в пятнах вина. Выматывающий танец под обжигающим солнцем и небритая морда князя Вронского. 
Музыка резко оборвалась, и Илико замер посреди зала с поднятыми вверх руками.
– Браво́! – услышал он от двери знакомый голос. Смирнов стоял на пороге и громко хлопал в ладоши. – Бис! Что ж ты так на сцене не танцевал? – ухмыльнулся он и прошел к стулу, стоящему у стены.
– Просто я задумался, – ответил Илико, тяжело дыша.
– О чем, интересно? – усмехнулся Сашка.
– О жизни, – Илико опустился на низкую лавочку и вытянул вперед длинные ноги.
– Что тебе предложил Дегтярев? – нахмурился Сашка.
– Ничего, – равнодушно пожал плечами Илико.
– Хм… У него нюх на таланты, – хмыкнул Смирнов. – Он не мог пройти мимо тебя. Ты ведь знаешь Кнежинского?
– Конечно, – кивнул Илико. 
– Так вот, Виташ Кнежинский – его протеже, – продолжил Смирнов. – Дегтярев и с Павловой работал, и Ксешинской помог обустроиться в Париже. Только… – Смирнов задумчиво почесал подбородок и бросил быстрый взгляд на Илико.
– Что только? – напрягся тот.
– Он человек умный и расчетливый. И еще, поговаривают, что он с Кнежинским жил. Талант талантом, но ничего в жизни не бывает просто так, – Смирнов встал и направился к двери. – Да… совсем забыл. Сонечка говорила про помолвку, так вот, я могу предложить устроить праздник прямо на сцене мюзик-холла. Но… решать вам, – он с деланым равнодушием пожал плечами и вышел из дверей танцкласса.
Эти несколько дней Илико избегал встреч и с Соней, и с остальными участниками конкурса. Он подолгу сидел в небольшом кафе, разглядывая прохожих через окно. На душе было тяжело и мрачно. Иногда он заходил в класс и часами истязал себя танцем, снова и снова опуская иглу на пластинку. Только после того, как он в изнеможении падал на пол, душевная боль уходила.
Илико лежал на кровати, глядя в потолок и перебирая пальцами цепочку, на которой висел крестик. 
– Нет! Не хочу! Не хочу быть никем! Я умру от скуки в этом захудалом мюзик-холле! – он сел и мотнул головой, пытаясь отогнать тихий голос в голове, который твердил ему, что это подло. – Дегтярев – мой счастливый билет. И я куплю его, чего бы мне это ни стоило!
В среду ровно в семь Илико уверенно позвонил в колокольчик над огромной дубовой дверью. Ее открыл услужливый слуга, и Илико кивнув ему, назвал свое имя.
– Роман Константинович вас ждут-с, – улыбнулся ему лакей и проводил Илико в огромный холл.
– Господин Чантурия! – хозяин дома вышел навстречу гостю, радушно улыбаясь, и его мясистый нос в небольших оспинах, словно восковой, растекся по щекам. – Если честно, не был уверен, что вы придете.
– Значит, вы меня не накормите? – улыбнулся Илико.
– Отчего же? – рассмеялся Дегтярев. – Накормлю, голубчик, как в лучшем ресторане! Извольте пройти в столовую. 
Действительно, стол просто ломился от деликатесов. В центре стояло блюдо, на котором в бассейне из ледяных кубиков нежились устрицы с дольками лимона. В небольших серебряных блюдцах зернились горки красной и черной икры. В маленьких тарталетках возвышались холмики гусиной печени. Запах буженины, приправленной специями и чесноком, кружил голову.
– А давайте-ка начнем с водочки! – предложил Дегтярев, кивнув на запотевший графин.
– Не откажусь, – улыбнулся Илико, решив, что если он выпьет, то напряжение пропадет.
– Итак… – начал Роман Константинович.
– Итак… – продолжил Илико. – За наш союз? Надеюсь, он будет долгим и плодотворным.
– Согласен, – кивнул Дегтярев и залпом выпил рюмку водки, закусив ее фаршированным помидором.
– Я могу быть с вами откровенным? – Илико тоже выпил, поморщившись, когда крепкий напиток прокатился по горлу. 
– Разумеется! – кивнул хозяин дома и подвинул к Илико тарелку с запеченной рыбой.
– Вам ведь не только мой талант нужен, Роман Константинович? – Илико положил в рот нежное филе семги.
– А вы портив такого рода союзов? – Дегтярев снова налил в рюмки водку. – Просто многим мужчинам претят такие отношения.
– У меня были любовники, – улыбнулся Илико. – Если вы про это.
Дегтярев кивнул и, тронув своей рюмкой рюмку Илико, осушил ее до дна.
После ужина радушный хозяин предложил Илико осмотреть дом. Он провел его в гостиную, на стенах которой висели картины, которыми Дегтярев явно гордился. Далее по коридору была библиотека, до потолка уставленная стеллажами с книгами. Поднявшись на второй этаж, Роман Константинович распахнул дверь и произнес:
– А тут у меня спальня.
Илико внимательно посмотрел ему в глаза и решительно шагнул вперед…

========== Глава 7 ==========

Все это время Илико нервничал. Нет, его не страшила близость с этим человеком, да и сам Роман Константинович с его довольно грубой, даже топорной внешностью не был ему противен. Несмотря на огромный рост, Дегтярев был уютным. Рядом с ним все казалось маленьким и хрупким, даже фигуры атлантов, украшавшие холл дома Дегтярева, выглядели изящными и тонкими.
Илико боялся, что не сможет разделить страсть Дегтярева физически и что его тело не отзовется на ласки. И что тогда? Кому нужен молодой любовник, которого не возбуждает телесная близость?
Илико в нерешительности остановился на пороге спальни. Это была небольшая комната, драпированная бордовой тканью с золотыми вензелями. Посреди нее стояла кровать в стиле ампир, по обе стороны которой возвышались торшеры, изображающие древнегреческие скульптуры. Окна спальни были завешаны тяжелыми гардинами.
– Подойди ко мне, мой прекрасный Курос*! – окликнул Илико Дегтярев. Он сидел на кровати и тянул к Илико огромные руки. – Ты прекрасен телом, как Аполлон. Твои глаза – как манящие бездонные пропасти, в которые так и тянет упасть. Твои губы – как мякоть спелой вишни, сок которой хочется испить до дна. 
Илико слушал тихий вкрадчивый голос, и на его душе становилось спокойнее. Он смело подошел к Дегтяреву и, развязав галстук, отбросил его в сторону.
– Если бы я был скульптором, – продолжал говорить Роман Константинович, расстегивая на рубашке Илико пуговицы, – я бы вылепил каждый жгут твоих мышц, – его пальцы скользнули по животу Илико, – каждую впадинку между ними, – коснувшись груди, руки Дегтярева слегка задели соски, и Илико вздрогнул. – Если бы я был художником, я бы передал нежность и бархат твоей кожи, – полные и влажные губы Дегтярева коснулись впадины пупка, и по спине Илико пробежали мурашки. В это время Дегтярев уже расправился с ремнем и медленно потянул вниз брюки Илико вместе с исподним, выпуская на свободу набухшую плоть. – Если бы я был ювелиром, я бы выплавил из золота эти тонкие вены, эти бугорки, эту идеальную головку… 
И Илико отдался во власть нежным губам, расслабленно выдохнув. Дегтярев оказался умелым любовником. Выбрав достаточно быстрый темп, он продержал его около получаса. Илико тихо выл от удовольствия, принимая в себя его страсть. От каждого толчка его тело сладко сжималось, и волна удовольствия пронизывала его насквозь. Не в силах больше сдерживаться, он обхватил мощную шею Дегтярева руками и со стоном обильно излился себе на живот. 
Пока Илико принимал душ, слуги поменяли простыни, и в спальне его уже ждал стол с легкой закуской и прохладным вином. Илико, не снимая полотенца, плюхнулся на кровать, залпом выпил бокал полусладкого вина и упал навзничь, на пахнущие лавандой простыни.
– Что ты хочешь, мой мальчик? – с улыбкой спросил его Роман Константинович. – Проси чего душе угодно, все для тебя сделаю.
– Хочу еще! – засмеялся Илико и сдернул с бедер полотенце.
Илико шел по извилистым улочкам и улыбался яркому утреннему солнцу. Несмотря на позднюю осень, оно еще старательно грело стены старых домов и брусчатку мостовой.
«Все прошло как нельзя лучше! – думал Илико, перешагивая небольшую лужицу. – Да уж… Не ожидал я такой прыти от Романа Константиновича. Интересно, что он такое принимает? Хотя… какая разница. Это было потрясающе!» 
Ноги сами привели его к воротам мюзик-холла. В это время тут никого не было, и Илико прошел во двор, кивнув сторожу и взяв у него ключи от танцкласса. Тело Илико приятно ныло, но это придавало какое-то особое ощущение легкости. Он медленно кружился по залу, слушая незнакомую музыку в своей голове. 
– Илюша! – прервал странную эйфорию голос Сонечки. – Ты где был? Я вчера заходила к тебе.
– Я гулял по городу, – Илико остановился у станка и, сняв с него полотенце, вытер мокрое от пота лицо.
– Ты знаешь, что нам предложил Сашенька? – Соня подошла к нему ближе и поправила прядь волос, прилипшую к его лбу. – Он предложил отмечать помолвку на сцене мюзик-холла! Представляешь, как это здорово! – возбужденно говорила Сонечка. – Мы создаем историю этого театра, а он – нашу!
Илико смотрел на ее тонкое красивое личико, на нежные розовые губки и… ничего не чувствовал. 
– Ты какой-то странный сегодня, Илюша, – Сонька замолчала и внимательно посмотрела на Илико.
Он снова попытался разглядеть в Соньке ту чертинку, которую так любил. Но… сердце молчало. Тогда Илико решительно шагнул к ней и, властно обняв, поцеловал в губы.
– Илюша! Ты что? Увидят же! – Сонька отстранилась и скромно опустила глаза.
– Все будет хорошо, дорогая, – погладил ее по плечу Илико, но на его душе было неспокойно. В голову вдруг пришла странная мысль: «Зачем мне она?».
– Я люблю тебя, Илюша, – сказала она, и Илико сразу нашел ответ на свой вопрос: «Чтобы меня любить!».
Наступил день, которого с нетерпением ждали все. Именно сегодня строгое жюри должно было объявить результаты отбора. Соня, Илико, Жюль и Клара сидели в огромном фойе в ожидании приговора. Смирнов на этот раз даже не пытался делать вид, что  спокоен. За час ожидания он несколько раз обошел фойе по всему периметру и выкурил на небольшом балконе не меньше десяти папирос.
– Господа, вас ожидают в зале, – сказал распорядитель и жестом пригласил всех пройти за ним.
– Господа, мне очень жаль, но я вынужден вас огорчить, – начал речь председатель жюри, и он же директор театра. – Нам совершенно не подходит тот стиль и то исполнение, которое вы показали. Постановка сама по себе неплоха, но увы… Те принципы, которыми вы руководствовались, создавая ее, сильно устарели. Время классического балета с примитивной, хотя и добротной хореографией прошло. Поэтому мы вынуждены вам отказать.
С каждым словом директора тетра Смирнов становился все мрачнее и мрачнее. Клара тихо всхлипывала, вытирая слезы расшитым платочком. Сонька жалась к Илико, вцепившись в рукав его пиджака. Жюст растерянно теребил пышный шарф на шее. Илико же впал в оцепенение.
«Неужели это все было напрасно? Все обман? И ради этого я опустился до уровня дешевой куртизанки?» – думал он, мрачно глядя на деревянный пол.
– Но… – многозначительно поднял вверх палец директор. – Мы сделали одно исключение. Господин Чантурия, – мужчина кивнул Илико, и тот удивленно поднял на него взгляд. – Мы долго спорили с коллегами по поводу вашей кандидатуры. Тем более что правилами оговорено, что в труппу театра будет приглашаться вся команда, но… Мы решили сделать для вас исключение. Ваша техника просто восхитительна! Я впервые видел, как танцор парил над сценой, словно на крыльях. Такой легкостью прыжков, как у вас, мог похвастаться если только Кнежинский. В связи с этим хочу поздравить вас. Вы приняты в труппу.
– Илюша! – Сонька в восхищении смотрела на Илико. – Илюшенька! У тебя поучилось!
– Прими мои поздравления! – пробасил Жюст и похлопал Илико по плечу.
– И я тебя хочу поздравить, – Смирнов вплотную подошел к Илико, но вид у него был нерадостный. Илико даже показалось, что Смирнов хочет его ударить. 
– Примите и наши поздравления, – широко улыбнулся директор театра.
 – Благодарю, господа, – сдерживая нахлынувшие эмоции, Илико кивнул членам комиссии.
После оглашения вердикта компания перебралась в небольшой ресторанчик, и, рассевшись за столом, все стали активно обсуждать случившееся. Соня сияла от счастья и весь вечер держала Илико за руку, бросая на него восхищенные взгляды.
– А я знал, что так случится, – сказал вдруг молчаливый Жюст. – Не зря же… – но Смирнов не дал ему закончить начатую фразу.
– Конечно не зря. Что говорить, Чантурия! Ты заслужил это, – Сашка криво ухмыльнулся. – Ты работоспособный, как лошадь. И талантливый! Я могу с тобой перекинуться парой слов, с глазу на глаз?
Они вышли на улицу и закурили.
– Неужели ты пошел на это, Чантурия? – спросил его Сашка после недолго молчания.
– Ты о чем? – сделал удивленное лицо Илико.
– Ты сам знаешь, о чем. Конечно, это твое дело и тело, только… Сонечка про это узнать не должна! Ты меня понял? – Смирнов взял в кулак лацкан пиджака Илико.
– По-твоему, я совсем идиот? – Илико дернулся и вырвался из его рук.
– Нет, Чантурия! Ты не идиот. Ты сволочь! И я буду молчать о том, что знаю про твою сделку с Дегтяревым. Но не ради тебя. Только ради нее! – Смирнов кинул себе под ноги недокуренную сигарету и, растоптав ее носком ботинка, ушел обратно в зал.
*Курос (др.-греч. κοῦρος) – тип статуи юноши-атлета, обычно обнаженного, характерный образец древнегреческой пластики периода архаики. 

========== Глава 8 ==========

В небольшом зале мюзик-холла было шумно. На сцене стояли несколько столов, которые ломились от закусок, доставленных из соседнего ресторана. Оттуда же приносили холодную водку, шампанское и вина. На празднование помолвки Илико и Сони собрались все работники театра без исключения. Даже угрюмый сторож Люк и старая уборщица Клодина сидели за столом и, попивая вино, мирно беседовали.
– До чего красивая пара, – горбатый Люк с пьяным умилением смотрел на Илико и Соню, сидящих за центральным столом. – Интересно, детишки у них будут рыжие или черненькие?
– Ох и не нравится мне это все, – вдыхала Клодина. – Не пара он ей.
– Почему вы так считаете, дорогая Клодина? – удивился Люк
– Не любит он ее, – женщина поправила седые волосы, выбившиеся из-под шляпки, и продолжила свою мысль: – Он красив, но холоден, как лед.
– А я недавно смотрел в окошко танцкласса и видел, как он репетировал. По-моему, он очень горячий мужчина, – с сомнением покачал головой Люк.
– Я женщина, дорогой мой, с большим жизненным опытом и могу отличить любовь от простого расчета, – вздохнула она и протянула сторожу бокал. – Плесните еще вина, что ли. А то мне смотреть больно на бедную девочку. Она поглощена своей любовью и не видит правды. Желаю ей очнуться от наваждения и понять, что он не ее судьба. Ей нужен человек, который будет ее любить, – и мудрая женщина кинула взгляд на Смирнова, сидевшего в самом дальнем углу сцены и подливавшего в свою рюмку очередную порцию водки.
– Что тебе предложили в театре, милый? – спросила Сонька у Илико.
– Пока роль второго плана в «Жизели», – ответил ей тот. 
– А кто танцует главную партию? – поинтересовалась Сонечка, накалывая на вилку крупную маслину.
– Огюст Рапье, кто же еще, – ответил ей Илико, поморщившись.
– О-о-о… Бесподобный Огюст, – вздохнул сидящий рядом с ним Лазар, ненавязчиво присоединившийся к их разговору.
– И чем он бесподобен? – скривился Илико. – Он уже стар для балета. Ему сколько? Двадцать семь? А ты видел, как он танцевал в прошлом сезоне? Это ведь убожество. Мне показалось, что он даже пыхтел, делая па-де-баск!
– Ты несправедлив к нему, милый, – погладила его по руке Соня. – Огюст танцует блистательно. Ты просто сердишься, что не тебе дали главную роль, но ведь ты только начинаешь свою карьеру. Тебя никто не знает, а Рапье – это имя.
– Я все равно буду танцевать первые партии, – стукнул кулаком по столу Илико.
– Милый, ты немного пьян, – нахмурилась Соня. – Давай мы найдем экипаж и отвезем тебя домой?
– Вот скажи мне, мой преданный друг, – Илико отвернулся от Сони и положил руку на плечо Лазара, – я ведь красивее и талантливее этого Рапье?
– О-о-о… Илико самый красивый и блистательный танцор, – сложил руки перед грудью Лазар. – Но у него нет такого сильного покровителя, как у Рапье.
– Хм… И кто у него покровитель? – сощурил глаза Илико.
– Луиза Деконте, – охотно ответил Лазар. – Она жена министра финансов, но и сама добилась многого. Луиза создала школу искусств и даже там преподает. Кстати, именно там она и познакомилась с Рапье. Он танцевал в варьете и подрабатывал натурщиком.
– Они любовники? – нахмурился Илико.
– Не думаю. Деконте слишком видная персона. Хотя… не факт, что она продвигала юного танцора только ради любви к искусству, – хитро улыбнулся Лазар.
– Я знавал Огюста еще в ту пору, когда он танцевал с красотками канкан, в котелке и с раскрашенными помадой щеками, – вступил в разговор помощник хореографа Адриан. – Он, конечно, никогда не хватал звезд с неба, да и особым талантом не обладал, но он великий труженик, и своего признания он добился сам.
– Бред! – стукнул кулаком по столу Илико. – Без таланта ты ничего не добьешься. 
– Илюша! – Соня придержала его за руку. – Тебе хватит пить. Может, домой? Я провожу.
– Нет! – Илико решительно встал с места. – Я сам! – и он, покачиваясь, пошел в сторону кулис.
Открытый экипаж привез его к дому Дегтярева. С трудом выбравшись из него, Илико пошел в сторону резных ворот.
– Не ожидал тебя сегодня увидеть, – улыбнулся  Роман Константинович, вышедший навстречу гостю.
– Скажи мне, – Илико стянул с себя пальто и уронил на пол шляпу, которую так и не смог положить в руки лакею. – Почему не я?
– Ты о чем, Илюша? – Дегтярев с улыбкой наблюдал, как Илико пытается развязать шнурки на ботинках.
– Почему какая-то бездарность танцует главную партию, а я… – Илико резко выпрямился, и его сильно повело в сторону. – Я – Илиа Чантурия… – он повис на вовремя подставленной руке Дегтярева и многозначительно поднял указательный палец вверх, – танцую роль второго плана?
– Ты пьян. Илюшка! – захохотал Дегтярев.
– Имею право! – кивнул ему Илико и громко икнул. – У меня сегодня помолвка.
– С этой рыженькой плясуньей? – ухмыльнулся Дегтярев.
– Ревнуешь? – Илико поднял голову вверх и потянулся губами к щеке Романа Константиновича.
– Нет. Илюша, – Дегтярев аккуратно отстранился. – А давай-ка я уложу тебя спать, а завтра мы обо всем поговорим.
– Хочу еще водки и бурного секса! – выдал Илико. После этой фразы лакей, пытавшийся все это время разуть его, громко закашлялся.
– А вот этого не стоит, – Дегтярев легко поднял на руки расслабленное тело Илико и понес его в спальню.
Несмотря на яркое солнце за окном, утро для Илико было хмурым из-за сильного похмелья.
– Проснулся? – на пороге спальни стоял Дегтярев в цветастом восточном халате и с феской на голове. 
– Прости меня, Ромочка, за вчерашнее, – просипел Илико, пытаясь оторвать тяжелую голову от подушки.
– Ты вчера был изумительно забавен, – захохотал Дегтярев. – И я вовсе на тебя не сержусь. Тебе приготовили ванну. Освежись и спускайся в столовую. Там и поговорим обо всем.
Когда Илико спустился вниз, где уже был накрыт стол, вид у него был как у побитой собаки. Он уселся за стол и, не поднимая на Дегтярева глаз, выпил поднесенную ему слугой рюмку водки.
– А теперь поешь-ка горячего, – сказал ему Дегтярев и кивнул слуге. Тот тут же открыл супницу и налил из нее в глубокую тарелку ароматного куриного бульона.
– Роман, я правда… Мне очень неловко, – говорил Илико, обжигаясь горячим супом. – Сам не знаю, что на меня нашло.
– Зато я знаю, – улыбнулся Дегтярев, намазывая на хрустящий багет гусиную печень. – Гордыня – страшный грех, мой дорогой Илюша. Но это все молодость. С возрастом ты более реально начинаешь оценивать свои возможности. 
– Роман Константинович, я… – поднял на него красные припухшие глаза Илико.
– Послушай меня внимательно, мой мальчик, – Дегтярев отложил на тарелку бутерброд и серьезно посмотрел Илико в глаза. – Я не всесильный, но обещаю тебе, что ты будешь первым танцором в театре.
– И кого я должен буду за это убить? – слабо улыбнулся Илико.
– Сейчас перед тобой стоит достаточно простая задача. Ты должен танцевать так, чтобы тебя заметили. Это тебе вполне по силам. А дальше после выступления будем ждать отзывы критиков, – Дегтярев взял бутерброд и с аппетитом откусил половину. – Если все пройдет так, как мы запланировали, и критики дадут положительную оценку, я представлю тебя театральному бомонду. Сведу с нужными людьми. Главное, не суетись и старайся. 
– Я тебе буду очень обязан, Рома, – кивнул ему Илико.
– В принципе, ты честно отработал свою часть сделки, а я – свою. Так что думаю, что ты мне больше ничего не должен, – грустно улыбнулся Дегтярев.
– Нет, – Илико бросил быстрый взгляд на дверь столовой, куда удалился слуга. – Ты мне нужен. Я ведь приходил к тебе уже после того, как меня взяли в труппу.
– Ну-ка… Скажи мне, почему? – довольно улыбнулся Дегтярев и откинулся на спинку стула.
– Секс с тобой для меня как наркотик, – страстно зашептал Илико. – Чем больше я его получаю, тем больше хочу.
– А как же рыжеволосая невеста? Ты уверен, что хочешь жениться на ней? – нахмурился Дегтярев.
– Я сделал большую глупость. В порыве страсти я дал ей надежду на будущее, и вот теперь… Понимаешь, я просто не могу сказать ей, что люблю ее только как друга. Это разобьет ей сердце.
– Ты сделаешь ее более несчастной, если женишься на ней. И это я говорю тебе как друг, а вовсе не как любовник, – ответил Дегтярев и покачал головой.

========== Глава 9 ==========

Репетиции в театре шли полным ходом, и расписание дня у Илико было напряженным. Утром – обязательные занятия в танцклассе и прогонки номеров. После небольшого перерыва – репетиции в зале. После них – примерка костюмов и снова репетиция. Все это выматывало физически, но Илико держался. Обливаясь потом и стиснув зубы, он вихрем проносился по залу танцкласса, раз за разом повторяя и повторяя заданные упражнения. Он в изнеможении падал на пол, вдыхая запах влажного дерева, но заслышав музыку, поднимался и, надев на лицо ослепительную улыбку, начинал танцевать.
Вечерами он встречался с Соней, и они, если позволяла погода, сидели в сквере на лавочке или шли в синематограф. Эти встречи радовали Илико, но не волновали. Свое физическое безразличие к Сонечкиным поцелуям он объяснял себе преизбытком секса с Дегтяревым. Их встречи по субботам стали регулярными, и Илико ловил себя на мысли, что ждет их с нетерпением.
Илико сидел в своей гримерке, накинув на влажное после душа тело легкий шелковый халат, и с улыбкой смотрел на букет цветов, стоящий в вазе на его столике. Он вынул из нежной зелени небольшой конверт и, достав из него листок бумаги, прочитал единственное слово: «Жду!».
– О! – раздался позади него голос. – Не успел еще попасть на сцену, а уже букеты от поклонника?
– С чего ты взял, что от поклонника? – Илико обернулся и встретился взглядом с высоким стройным блондином лет двадцати. Тот ухмыльнулся и хитро прищурил глаза.
– Не нужно строить из себя невинность, дорогой Илиа, – ухмыльнулся юноша. – Всем и так известно твое пристрастие к мужскому полу.
– Откуда такие сведения, Вениамин? – нахмурился Илико, пряча записку в карман халата. – Между прочим, я помолвлен, и у меня очаровательная невеста.
– Я тебя умоляю, Илиа, – махнул рукой Вениамин. – Ты можешь жениться и завести себе кучу любовниц. Но скрыть свое влечение к мужчинам у тебя не получится.
Илико напрягал этот разговор. Вениамин Метелкин был первым сплетником в театре. Когда его переселили в гримерку Илико, последний попытался с ним сдружиться и даже пару раз приглашал его пообедать в ближайшем ресторанчике. Но чем больше Илико общался с ним, тем глубже Вениамин запускал свой длинный нос в его дела. В итоге весь театр уже шушукался о близком знакомстве Илико с Дегтяревым и о его томных взглядах на молодого скрипача Мейермана. Поэтому Илико постоянно отказывал Дегтяреву в совместных посещениях ресторанов и других увеселительных заведений. Что касается скрипача, то Илико всего один раз встретился с Мейерманом глазами, когда тот усаживался на свое место в оркестровой яме. Мейерман остановил свой взгляд на стройной фигуре Илико, стоявшего на сцене, и улыбнулся ему дивной белозубой улыбкой. Илико не удержался и тоже улыбнулся в ответ. Вот именно этот невинный момент и послужил причиной очередной сплетни, распущенной Метелкиным по театру.
В субботу утром Илико разбудил громкий стук в дверь. Он нехотя вылез из-под мягкого одеяла и, обернув себя в махровый халат, подошел к двери.
– Илюша! – на пороге стоял Дегтярев в длинном зимнем пальто с норковым воротником и в широкополой шляпе. – Не сердись на старика, – Роман Константинович развел руки в сторону. – Не удержался, заехал вот за тобой. 
– Я только встал, Ромочка, – зевнул Илико, пропуская гостя в комнату. – Мне нужно еще собраться и позавтракать.
– К черту завтрак, Илюша! – Дегтярев снял шляпу и кинул ее на кровать. – Мы едем на ипподром. А позже отправимся в финские бани. Их открыли совсем недавно. А вечером пойдем кутить в ресторацию. 
– Рома, ты же знаешь, что я… – начал было Илико.
– Ничего не хочу слышать, – Дегтярев тяжело плюхнулся на стул. – Если ты боишься за свою репутацию, то скажу так: более подозрительно навещать меня, не показываясь на публике.
– Я за твою репутацию беспокоюсь, – вздохнул Илико. – Скажут, что ты завел молодого любовника.
– Моей репутации уже ничего не повредит. А слухи все равно ходят. Так чего нам прятаться? – Дегтярев широко улыбнулся Илико, и тот кивнул ему в ответ.
Действительно, провести вместе день вне дома оказалось намного лучше, чем закрывшись в четырех стенах. Илико охотно делал ставки и тем самым продул половину своего жалования. Потом были горячие финские бани и приятный массаж. После всего этого оба почувствовали страшный голод и с аппетитом съели в дорогом итальянском ресторане огромную миску пасты, запив ее дивным розовым вином.
– Ромочка, смотри, как я могу! – Илико стоял на лестнице второго этажа огромного дома Дегтярева и, оседлав перила, съехал по ним вниз точно в его объятья.
– Ты мое чудо, – улыбнулся ему Дегтярев, нежно целуя в шею. 
– Почему чудо? – Илико тихо засмеялся и, откинув голову, подставил шею поцелуям.
– В тебе столько огня, но ни капли любви, – выдохнул ему в ухо Дегтярев.
– Но ведь тебе не нужна моя любовь? – чуть отстранился от него Илико.
– Нет, мой мальчик. Я себя вполне объективно оцениваю и рад, что мне достается вся твоя страсть, – Дегтярев легко оторвал Илико от пола и понес на руках в спальню.
Илико лежал на огромной кровати, вытянув длинные стройные ноги, и перебирал пальцами волосы на широкой груди Дегтярева.
– А ты любил кого-нибудь? – спросил Илико.
– Любил, – ответил ему Роман Константинович. – Ты мне очень его напоминаешь.
– Он тоже был красивым? – Илико нагнулся и поцеловал его в плечо.
– Нет. Он не был так красив, как ты, но был так же талантлив, дерзок и целеустремлен, – Дегтярев провел рукой по длинным шоколадным волосам Илико.
– И что с ним стало? – Илико прикрыл от удовольствия глаза.
– Женился, – спокойно отозвался Дегтярев. – Он умер год назад.
– Ты убил его? – Илико отпрянул от Дегтярева и сделал испуганное лицо.
– Что ты, дорогой, – засмеялся тот и сгреб Илико в охапку. – Банальная чахотка.
– Скажи, а кто для тебя я? – Илико поднял на него глаза.
– Ты… Ты мой дурман. Мой наркотик, – каждое слово Роман Константинович сопровождал нежным поцелуем. – Ты дикий необъезженный скакун. Резвый, дерзкий, вольный. Я обожаю смотреть, как ты становишься мягким и податливым под моими ласками. Как твои карие глаза затуманивает страсть и ты становишься только моим… 
От Дегтярева Илико вернулся ранним утром. Он принял теплый душ, наскоро перекусил и с удовольствием растянулся на своей кровати, чувствуя сладкую усталость во всем теле. Его уже начал накрывать сон, как в дверь робко постучали.
– Сонечка? – Илико удивленно поднял брови, увидев на пороге Соню. Она никогда не позволяла себе приходить в его холостятскую квартиру и оставаться с ним наедине.
– Илюша, я… – Соня покраснела и опустила глаза.
– Ты проходи, – Илико отошел в сторону, пропуская ее вперед.
Разлив в чашки ароматный китайский чай и открыв коробку печенья, Илико сел за стол напротив Сонечки и, развернув конфету, протянул ей.
– Нам нужно поговорить, Илюша, – Соня отложила конфету в сторону и решительно посмотрела Илико в глаза. – С тобой что-то происходит. Мне кажется, что ты сторонишься меня и избегаешь.
– Дорогая, – Илико ласково погладил тонкую ручку, лежащую на столе. – Я сильно устаю на репетициях. Ты не представляешь, как они меня изматывают.
– Илюша, я не про это, – Сонька убрала руку. – Раньше, когда ты меня целовал, я чувствовала… чувствовала твое желание, – она покраснела. – А сейчас ты целуешь меня, но… Ты словно не со мной.
– Моя милая Муха, – Илико улыбнулся. – Я открою тебе страшную мужскую тайну. Нам, мужчинам, очень тяжело находиться рядом с объектом любви и при этом не иметь физического контакта. А если дело доходит до поцелуев, то очень трудно сдержаться и не зайти дальше. Ты ведь сама хотела, чтобы все было правильно?
– Да, – кротко кивнула Соня.
– Вот поэтому, чтобы не переступить грань, во время поцелуев я стараюсь думать о противном, – Илико потянулся через стол и снова взял ее ручку. – Знаешь, о чем я думаю? О прыще на носу Вениамина. Или вспоминаю запах, который источает Вайнер после занятий в танцклассе, – Соня подняла на него глаза и тихо засмеялась. – Ну, вот видишь! Я все такой же, как и был. И между нами все по-прежнему.

========== Глава 10 ==========

– Виллисы! Девочки! На сцену, мои хорошие! – громко хлопал в ладоши режиссер постановки Николай Сергеевич Мельников. – Жорж, дорогой, кликните там господина Чантурию! И чаю мне горячего с лимончиком распорядитесь.
– Будет сделано, господин Мельников, – кивнул режиссеру молодой помощник и резвым шагом ушел за кулисы.
– Ну-с, все готовы? – Николай Сергеевич плюхнулся в кресло на первом ряду и, приняв из рук Жоржа чашку горячего чая, добавил: – Тогда начнем. Да, и господин Чантурия, я хочу увидеть вашу душу. Забудьте про технику, она у вас безупречна. Дайте мне страх, отчаяние, боль. Выверните себя наизнанку и докажите, что вас не зря приняли в театр. Гретта Пална, душа моя. «Смерть Ганса», пожалуйста!
Длинноносая старушка с взбитым седым пучком на голове кивнула режиссеру и бросила взгляд на сцену. Убедившись, что все артисты готовы, она ударила по клавишам, чуть подпрыгнув на стуле, и по залу разнеслась тревожная музыка.
«Мне нужно собраться! – билось в голове Илико. – Мне нужно вывернуть душу! Я докажу, что могу больше!»
Он выбежал на сцену и замер в кругу танцовщиц.
«Ты восхитительный ночной цветок! – услышал он в голове тихий голос Дегтярева. – Ты так прекрасен в сиянии бледной Луны. Твои лепестки медленно раскрываются навстречу моим поцелуям и дрожат. Я пью с них маленькие капельки росы, стараясь не спугнуть эту дивную красоту», – тело Илико дрогнуло и напряглось. Он изящно выгнулся, поставляя грудь под невидимые поцелуи мужчины, и тут же заметался меж балерин. Их руки изредка касались его, добавляя возбуждения. Серия легких прыжков, и Илико падает на колено перед исполнительницей партии Жизели, Моник. Его тело горит, в голове бешено бьется кровь, а сердце готово вырваться наружу. Снова серия прыжков, и прекрасные виллисы окружают его и уводят в темноту сцены.
Музыка замолкла, и над залом повисла тишина, прерываемая тихим шушуканьем танцовщиц. Илико смело вышел вперед и посмотрел в зал, щурясь от света софитов. Мельников сидел на том же месте, удивлено глядя на сцену, с чашкой чая, так и не донесенной до рта.
– Что это сейчас было? – выдавил он наконец из себя. – Господин Чантурия… вы… вы хоть понимаете своего героя? 
– Кхм… – откашлялся Илико, – Николай Сергеевич, я его таким вижу, – уверенно кивнул он головой.
– То есть вы считаете, что Ганс, прежде чем умереть, решил заняться любовью со всеми виллисами, а заодно с Жизель? – ухмыльнулся режиссер. Танцовщицы, стоящие на сцене, тихо захихикали. Илико нахмурился и опустил голову. – Господин Чантурия! Вы сейчас прекрасно показали страсть. А мне нужно было от вас смятение, страх и отчаяние. Вы понимаете разницу? 
– Простите, Николай Сергеевич, – поднял на него глаза Илико. – Постараюсь исправиться.
– Уж постарайтесь, батенька! До премьеры осталась пара месяцев, а у нас не Ганс, а какой-то бык-осеменитель, простите за сравнение, дамочки! – Николай Сергеевич перевел взгляд на солистку и сказал ей: – Моник, дорогая. Давайте еще раз прогоним вашу партию, потом девочки передохнут, и будем репетировать сцену на кладбище.
– Господин Мельников, а когда Огюст возвращается? – спросила Моник, разминая ножку в пуанте. – До начала сезона времени осталось всего ничего, а мы ни одной партии с ним еще не репетировали.
– Огюст вчера вернулся в Париж. Так что с понедельника вы будете танцевать дуэтом с ним, а не с господином Полонским из второго состава.
Илико не стал дослушивать этот диалог. Он быстро удалился за кулисы, протиснувшись через толпу работников сцены и кордебалета. Его грудь изнутри раздирала злость и жгла обида. Он ожидал бурю восторга, комплименты и восхищенные взгляды. Ведь он вывернул свою душу перед всеми. А что получил взамен? Обидное прозвище и смех окружающих?
– Ненавижу! – крикнул Илико в пустоту гримерки, как только за его спиной закрылась дверь. – Ненавижу вас всех! Бездарности! Тупое ничтожество! – он схватил со своего столика засохший букет и, развернувшись к двери, замахнулся, чтобы швырнуть цветы в невидимых недоброжелателей, но замер на месте. 
На пороге стоял невысокий мужчина в элегантном сером пальто и небольшой шляпе-котелке на голове.
– Я вас понимаю. Господин Чантурия, если не ошибаюсь? – улыбнулся мужчина и снял шляпу. – Огюст Рапье, – коротко кивнул он Илико и, кинув взгляд на стул, добавил: – Позволите?
– Да, да… Разумеется. Я… вы… Простите за эту сцену, – Илико бросил букет в угол гримерки и, накинув на плечи халат, сел напортив гостя.
– Позвольте, я выскажу свое мнение по поводу вашего танца, – улыбнулся Огюст.
– Мне очень любопытно, – ответил Илико, внимательно разглядывая гостя. Огюст не был красавцем. Его редкие русые волосы были расчесаны на идеальный прямой пробор. Кончик короткого носа – вздернут вверх. У него были тонкие губы и небольшие широко расставленные глаза. Но взгляд этих самых глаз был чистым и открытым. В нем не было ни грамма надменности и презрения.
– Вы прекрасно танцуете. Я никогда не видел столь легкого исполнения прыжков. Создается ощущение, что на вас не действует земное притяжение и вы взлетаете над сценой, как… как… – Огюст щелкнул пальцами, пытаясь подобрать нужное слово.
– Бабочка? – улыбнулся Илико.
– Точно! Рapillon, – хлопнул в ладоши Огюст.
– Пэпэла… Так это звучит по-грузински, – сказал Илико, и его сердце вдруг сжалось. Он так давно не произносил этого слова. Он так далеко от родины. Он так давно не слышал родного языка. Он забыл про свою жизнь там, в старом городе, залитом солнечным светом. Он так давно не видел Нану и… 
– Красивое слово, – прервал его размышления Огюст. – В общем, я думаю, у вас прекрасное будущее и вы безумно талантливы. И Николя не прав, что отругал вас. Вы открыли свою душу, как он и просил. Просто сейчас вы пылаете страстью, и именно она вырвалась на свободу. Попробуйте в следующий раз вспомнить что-то другое. Что-то или кого-то, кого вы потеряли. Откройте свою душу грусти. Вспомните, что потеряли безвозвратно, и вы почувствуете то, что от вас требуется. Безнадежность и боль, – Огюст поднялся со стула и надел на голову шляпу. – А теперь прошу меня простить, господин Чантурия, мне пора идти, – и уже у двери он обернулся и сказал: – У вас все получится, Пэпэля́… – и с этими словами вышел из гримерки.
Тем же вечером Илико сидел с Дегтяревым в уютном ресторанчике и, с аппетитом поедая мясо, рассказывал Роману Константиновичу все, что случилось с ним сегодня.
– …и знаешь, Ромочка, мне он показался очень милым и открытым человеком, – сделал свое заключение о Рапье Илико.
– Огюст прекрасный человек. И по-моему, даже слишком открытый и доверчивый, – Роман Константинович кивнул официанту, и тот подлил в его бокал вина. – Это может сыграть нам на пользу.
– Думаешь, мне стоит с ним подружиться? – Илико усмехнулся и сделал глоток из своего бокала.
– А почему бы и нет? – приподнял бровь Дегтярев. – Врагов нужно держать близко.
– А ты не думаешь, что Рапье так же думает про меня? – ответил Илико.
– Ты пока для него никто. Но возможно, он почувствовал в тебе конкурента, – Дегтярев оглянулся на звук колокольчика на двери ресторана и подпрыгнул на месте. – Рабинович! Друг мой! – неожиданно гаркнул он и кинулся к выходу.
На пороге стоял горбатый плотный еврей в камзоле, который был явно не в моде, и в черной широкополой шляпе, из-под которой свисали длинные завитки пейсов. Еврей хитро сощурил черные глаза и развел руки в стороны.
– Гоман Константиныч! – сказал он, сильно грассируя. – Таки я не ожидал увидеть в этом Пагиже годную физиономию!
– Азриэль, дорогой мой, какими судьбами? – Дегтярев принял друга в объятия и хлопнул рукой по горбу.
– Таки гасшигяю свое семейное дело. Вот лавку собгался тут откгывать. Сына обучил своему гемеслу. Ского он меня на гынке и сменит, – Рабинович отстранился от Романа Константиновича и обернулся к двери. – Кстати, ты моего Мойшу помнишь ли?
За спиной Рабиновича стоял уродливый карлик. Именно это сравнение сразу пришло в голову Илико. Мойша был низкого роста, на его узких сутулых плечах мешком висел пиджак, короткие рукава которого открывали поросшие рыжими волосами длинные запястья. Такие же рыжие волосы были на голове юноши. Огромный огненный шар спускался по лицу баками. Само лицо было бледным и заканчивалось квадратным широким подбородком. Над двумя толстыми лепешками губ нависал острый длинный нос.
– Каким же ты взрослым стал, Мишенька! – похлопал по плечу уродца Дегтярев. – Господа. Не разделите с нами трапезу? Я познакомлю вас с моим близким другом, – он подвел Рабиновичей к столу. – Прошу любить и жаловать. Илиа Чантурия. Будущий солист Гранд Опера. А это мой друг, Азриэль Абрамович, и его сын Мойша.
– Мне очень приятно, – улыбнулся Илико и, привстав, пожал сухую, как старая бумага, руку Рабиновича-старшего.
– Мойша, – тихо сказал Илико рыжий карлик и поднял на него глаза.
Сердце Илико дрогнуло и начало медленно таять, роняя прохладные капли на его душу. Глаза Мойши были прозрачно-голубыми и светились такими теплом и чистотой, что Илико не удержался и улыбнулся юноше.

========== Глава 11 ==========

Смирнов легко выпрыгнул из открытого авто, перешел дорогу и вошел в небольшое кафе. Он окинул взглядом зал, и тут же заметил сидящую за столиком в углу Соню.
– Сонечка, извини, – он чуть нагнулся и поцеловал нежную теплую ручку.
– Нет, нет, Сашенька! Ты не опоздал! – Соня грустно улыбнулась ему. – Это я рано пришла.
Смирнов кивнул официанту и, бросив беглый взгляд на меню, заказал два кофе и круассаны. Он с аппетитом съел нежный рогалик и, глотнув кофе, достал из кармана портсигар. 
– Разрешишь? – спросил он у Сони.
– Конечно, – кивнула та. За все это время она не притронулась ни к кофе, ни к булочке. Ее тонкие пальчики нервно теребили салфетку, и она постоянно отводила взгляд в сторону. 
– Итак… – Смирнов затянулся дымом. – О чем ты хотела со мной поговорить?
– Понимаешь… Мне очень нужен мужской совет… – мялась Соня. – А у меня из близких мужчин только папа́ и ты. Но с папа́ я… Сашенька, я хочу спросить… Вот сколько может держаться мужчина рядом с любимым человеком без… без физической близости? – наконец выдавила она из себя, и ее щеки вспыхнули ярким пламенем. 
– Эм… – Смирнов удивленно открыл рот и рассеяно стряхнул пепел в чашку с кофе. – Если ты любишь и уважаешь человека, то столько, сколько будет нужно. А собственно… в чем проблема?
– Понимаешь, Сашенька… Мне кажется, что у Илюши кто-то есть. И этот кто-то держит его именно этим, – Соня вздохнула. – Я очень боюсь его потерять, поэтому я… – она бросила салфетку на середину стола и в сердцах воскликнула: – Он горячий и страстный! Он грузин, Сашенька, и ему это нужно. И я не знаю, что мне делать.
– Сонечка, понимаешь, – Смирнов погладил ее по руке. – Если он тебя любит, то будет ждать. 
– А если не любит? – спросила Сонька и вздрогнула, словно сама испугалась своих слов. 
– Почему ты так решила? – удивленно поднял брови Смирнов.
– Мне иногда кажется, что он просто боится меня обидеть. По будням он занят репетициями, а выходные проводит с друзьями из труппы. Он весь в балете, и мне кажется, что он принадлежит ему, а не мне, – вздохнула Соня. 
– У них удивительно дружная труппа, – нахмурился Сашка.
– И еще в последнее время он какой-то странный и рассеянный. Отвечает невпопад, будто он где-то далеко, а не со мной, – продолжала она. – Вот я и решила, что у него кто-то есть.
Соня, сама того не зная, была права. Всю неделю мысли Илико были о Мойше. Сидя в ресторане, он украдкой разглядывал молодого Рабиновича, и тот уже не казался ему уродливым карликом. Этот взгляд, которым юноша одарил Илико, преобразил его некрасивое лицо, и оно стало милым и нежным. Длинный нос придавал ему аристократизма, а полные чувственные губы красила легкая улыбка. Пышная шевелюра блестела в ярком свете люстр, как маленькое солнышко, а длинные рыжие ресницы трепетали, словно крылья мотылька.
После нескольких глотков вина Мойша немного осмелел, и Илико почувствовал на себе его взгляд. 
– Простите, – Мойша опустил глаза, встретившись взглядом с Илико. – Я не должен был вас так явно разглядывать, господин Чантурия, – пробормотал он.
– Называй меня Илико. Я всего на пару лет старше тебя, – улыбнулся ему тот.
– Мойша у меня художник, – улыбнулся Азриэль. – Учился в Лондоне в художественной академии. Я очень боялся, что он нахватается там либегализма и еще какой-нибудь дгяни. Ты ведь знаешь нынешнюю молодежь, Гома. Ничего святого. Никаких автогитетов. А для меня очень важны стагые устои и тгадиции.
– Азриэль, ты забыл, какими мы были в их возрасте? – засмеялся Дегтярев. – И где были твои устои и традиции, когда после кутежа мы ехали к цыганам?
– Но одну тгадицию я всегда чтил, – улыбнулся Азриэль, обнажая редкие длинные зубы. – Ты тогда не замечал этого, но гуляли мы только на твои деньги.
– Ах ты старый плут! – Роман Константинович хлопнул Рабиновича по горбу. – Я знал, просто у меня свои традиции. Русская душа широкая и щедрая. Так чем ты сейчас занимаешься, Миша? – обратился он к младшему Рабиновичу.
– Я ювелир, – улыбнулся ему тот, бросив быстрый взгляд на Илико.
– И хочу заметить, пгекгасный ювелиг, – многозначительно поднял кривой палец вверх Азриэль. – Он даже меня уже пегеплюнул в мастегстве.
– Но ювелирное дело – это моя работа, – продолжил Мойша. – А живопись – для души.
– И что ты рисуешь? – включился в разговор Илико.
– Пишу, – поправил его Мойша. – Мне нравится писать красивую натуру… Портреты… – добавил он и снова обдал Илико лучистым и теплым взглядом.
Приближался день премьеры. Илико начал немного нервничать, но с этим ему помог справиться Огюст. Он часто приглашал Илико отобедать с ним, и это время они проводили в небольшом ресторанчике недалеко от театра.
– Знаешь, а Огюст очень мил, – рассказывал Илико Дегтяреву за ужином. – Мне даже кажется, что он искренен и честен со мной. 
– И о чем вы беседуете? – улыбнулся Роман Константинович, принимая из рук Илико блюдо с тушеным мясом.
– Он советует мне, как лучше вести себя на сцене. Как входить в образ. И еще много всего, – ответил ему Илико.
– Знаешь, я тебе никогда и ничего не дарил, – вдруг оживился Дегтярев. – И в честь твоего дебюта мне хотелось бы сделать тебе подарок. Выбери, чего ты хочешь.
– Хочу булавку на галстук от молодого Рабиновича! – тут же выпалил Илико.
– Хм… что ж… Хороший выбор! – похлопал его по плечу Дегтярев и тут же мягко провел ладонью по его щеке. – А сейчас… Хочу увидеть, как ты млеешь от ласк.
На следующий день Дегтярев распахнул перед Илико двери ювелирной лавки «Рабинович и сын». Небольшое помещение, уставленное тумбами со стеклянными витринами, пахло свежей краской. На черных бархатных подушках в лучах ярких ламп поблескивали золотые серьги с изумрудами и рубинами, колье, усыпанные мелкими бриллиантами, золотые мужские запонки с изящными вензелями. Тонкими змейками струились цепочки и браслеты. 
– Какие люди! – на тихий звон колокольчика на двери в зал вышел Рабинович-старший. На нем был все тот же старый сюртук, широкие штаны, заправленные в вязаные краги, и стоптанные кожаные тапки. На его затылке чудом держалась черная кипа. Азриэль развел руки в стороны и по очереди обнял обоих гостей.
– Очень рад тебя видеть, Азриэль, – похлопал его по плечу Дегтярев. – Вот решил Илюше подарок сделать, в честь будущей премьеры.
– Таки у меня есть чем вас удивить, – Рабинович жестом показал на одну из витрин. – Чудесные запонки из белого золота с чегным топазом. Есть кагманные часы, инкгустигованные губином и чистейшей воды бгиллиантами. Золотые кгесты с финифтью. Цепочки газных газмегов. Выбигайте!
– Мы хотим заказать булавку для галстука у вашего сына, – ответил ему Илико.
– Очень хогоший выбог, – оскалился в улыбке Рабинович. – Он сейчас в своей студии на втогом этаже. Пгойдите к нему, юноша. А мы пока с моим стагым дгугом Дегтягевым выпьем кофию. Или может, водочки? – подмигнул Азриэль Роману Константиновичу.
– Побойся бога, жид! – захохотал Дегтярев. – Утром водку пить! Кофию давай. Да с закуской не жмоться. А ты, Илюша, пойди к Мойше. Нужно немного встряхнуть парня, а то он в своих Лондонах совсем захирел.
Илико оставил старых друзей вспоминать молодость, а сам вошел в дверь подсобного помещения и поднялся по лестнице на второй этаж… 

========== Глава 12 ==========

Илико остановился на темной лестнице возле закрытой двери, из щелей в которой пробивался яркий солнечный свет. Немного подумав, он стукнул три раза и в ответ услышал громкий голос Мойши:
– Папа вы снова отвлекаете! Я же просил меня не беспокоить!
Илико улыбнулся и, тихо отворив дверь, вошел в комнату.
Ему показалось, что яркий солнечный свет, заливающий небольшую мастерскую, исходит от рыжих волос Мойши. Огненный шар, пронизанный лучами, как бы светился изнутри, образуя над головой Мойши маленькое солнце. Он сидел спиной к двери и рисовал, старательно вымешивая краски на деревянной палитре. На небольшом холсте перед ним был виден контур лица с узким носом с горбинкой, большими глазами и очень пухлыми губами. Видимо, художнику никак не удавалось подобрать нужный цвет для волос. Он снова и снова делал мазки, стараясь получить нужный шоколадный оттенок.
Илико на цыпочках подкрался к Мойше и тронул пальцем огненный ручеек волос, стекающий по его длинной шее. Мойша вздрогнул, чуть приподнял плечи и обернулся.
– Господин Чантурия… – пролепетал он и, подскочив со стула, уронил палитру на пол. – Вы? Я не ожидал вас… увидеть… – Мойша сделал два шага назад, пытаясь загородить картину спиной, но не рассчитал расстояние, и мольберт рухнул на пол.
– Мойша, – Илико поднял с пола палитру и положил ее на стул. – Мы же договорились, – он нагнулся и стал помогать Мойше поднимать мольберт. – Для тебя я Илико, и мы на «ты».
– Да, да… Конечно… Илико, – поставив мольберт на место, Мойша выпрямился и, бросив испуганный взгляд на Илико, опустил глаза.
– Это ведь мой портрет? – Илико с интересом разглядывал картину. – Нос мой, губы мои. А вот глаза почему-то размыты.
– Когда художник рисует портрет, он пытается передать душу человека. А глаза – зеркало души. Вот только… – Мойша внимательно посмотрел на Илико. – Глаза у вас… у тебя какие-то… 
– Бездушные? – усмехнулся Илико.
– Не совсем. Скорее холодные, как у каменного изваяния. Ты и сам напоминаешь мне античную статую. Безукоризненную, идеальную, изящную. Но холодную… Надеюсь, тебя не обидело такое сравнение. – Мойша нахмурился.
– Не обидело, – Илико почти не слышал, что говорит ему Мойша. Он снова с любопытством разглядывал его лицо и замечал, как нервно подрагивают его ноздри, когда он взволнован. Как вспыхивают чуть оттопыренные уши, когда он смущен. Как его взгляд теплеет, когда он смотрит на Илико. – А я ведь к тебе по делу, – вспомнил вдруг цель своего визита Илико. – У меня скоро дебют на сцене Гранд Опера, и Роман Константинович решил мне подарок сделать. Вот я и подумал: а не заказать ли мне у тебя булавку для галстука? 
– Почему у меня, а не у папы? – удивился Мойша.
– Мне кажется, что именно ты сможешь угодить моему вкусу, – Илико взглянул на альбом в коричневом переплете, лежащий на рабочем столе. – Это ведь твои наброски? Могу я полюбопытствовать?
– Нет! – Мойша вдруг резко метнулся к столу и убрал альбом в ящик. – Наброски для украшений у меня в рабочей тетради. Я сейчас тебе покажу.
Они уселись на небольшой диван, стоящий у стены, и стали разглядывать рисунки. Илико быстро нашел то, что хотел.
– Вот оно! – сказал он, тыкая пальцем в лист. – Именно то, что я хочу от тебя!
– Бабочка? – удивленно вскинул рыжие брови Мойша. – Хм… странный выбор.
– Пэпэла! Так меня называли в детстве. Это по-грузински бабочка, – пояснил ему Илико. – Это, я так понимаю, камень? – он показал на тельце бабочки. Оно действительно напоминало капельку из камня. Крылышки бабочки были резными, и каждое украшал небольшой камушек.
– Верно, – кивнул Мойша. – Какой камень хочешь?
– Хочу светло-голубой, – ответил ему Илико и тихо добавил: – Чтобы искрился, как твои глаза.
Щеки Мойши вспыхнули, и его губы тронула легкая улыбка.
В среду Дегтярев объявил Илико, что уезжает на неделю в Болонью, но к премьере непременно вернется. Первой мыслью, пришедшей в голову Илико в преддверии выходных, было провести время с Соней, но, вспомнив их недавний разговор, который состоялся в небольшом ресторане за ужином, Илико передумал. 
– Что с тобой происходит, Илюша? – Соня серьезно посмотрела на Илико, помешивая ложечкой мороженое. – Ты стал каким-то чужим.
– Что ты выдумываешь, Муха? Я все тот же, просто наши отношения стали серьезными, и я… – но Соня прервала его.
– Нет, Илюша. Ты стал холодным. Мне иногда кажется, что ты избегаешь меня. Скажи мне честно: у тебя кто-то есть? – ложечка замерла в воздухе, и с нее в пиалу капнула большая капля мороженого.
– Соня, мне никто не нужен кроме тебя, – раздраженно бросил Илико. Эти разговоры, которые Соня заводила вот уже не первый раз, напрягали и злили его.
– А как же физическое влечение? Раньше я чувствовала твое желание, когда ты меня целовал, а теперь… – Соня вздохнула. – Теперь ты целуешь меня как друга. Скажи, ты все еще любишь меня, Илюша? – ее тонкие ручки сжались в кулаки, и на глаза навернулись слезы.
– Люблю, – вздохнул Илико и отвел взгляд.
Шла последняя неделя перед премьерой, и всех участников постановки начинала бить нервная дрожь. Даже Огюст признался Илико, что, выходя на сцену, каждый раз волнуется. После репетиций Рапье давал Илико несколько нужных советов и делал замечания. В основном они касались актерской части танца, которая Илико все никак не удавалась.
В пятницу после репетиции Илико забежал в лавку, прикупил немного овощей, хлеба и геменской колбасы. Он решил устроить себе небольшой праздник, наесться от пуза и поваляться в постели. В субботу он был намерен навестить Мойшу, благо теперь у него был вполне уместный повод для визита. Но его планы изменил громкий стук в дверь.
– Открывай, Чантурия! Я знаю, что ты дома! – услышал он знакомый голос.
На пороге квартиры стоял Смирнов. Вид у него был странный. Котелок на голове был помят, пуговица на пальто висела на одной ниточке, а рукава были испачканы чем-то белым. Сашка рассеяно смотрел на Илико и глупо улыбался.
– Вот… Шел мимо, дай, думаю, зайду, – сказал Смирнов, вынимая из карманов пальто две бутылки коньяка.
– И где ты так успел надраться? – засмеялся Илико, помогая Сашке раздеться.
– Сначала мы с Жаном посидели в ресторации, потом он пошел домой, а я вот к тебе. Решил навестить старого врага, – Смирнов оскалил белые зубы в улыбке и попытался пригладить рукой светлые баки. – Ну, приглашай, Чантурия! – и не дожидаясь ответа, Смирнов шагнул в комнату.
Бутылка коньяка ушла за полчаса. Илико, не привыкший к крепким напиткам, быстро захмелел. Его речь стала многословной и плавной, он с трудом соображал и зачастую даже не думал, о чем говорит. 
– Понимаешь. Сашка… Он такой… Такой… Он добрый, светлый, чистый. Мне всегда хотелось укрыть его от всех бед и несчастий. И что получилось? Я сам принес ему несчастье, – Илико смахнул с глаз пьяную слезу.
– Минуточку! – Сашка положил подбородок на согнутую руку и поставил локоть на стол. – Ты сейчас про кого мне рассказываешь?
– Я не могу забыть его, Сашка! – продолжал Илико, не слушая. – Во всех мужчинах, которые у меня были, я искал частичку его. 
– У тебя были мужчины? – громко икнул Сашка. – А как же Соня?
– Вообще, знаешь… у меня и мужчины были только потому, что я хотел быть с ним. У одного турка была его улыбка. У банщика – телосложение, как у него, а у Мойши – его взгляд. Глаза, правда, голубые, но смотрит он ими на меня как он, – продолжал Илико, допивая вторую бутылку коньяка.
– Да про кого ты говоришь, я никак не пойму, – Смирнов хлопнул рукой по столу.
– Про Изю. Я люблю его, – ответил Илико и, упав на стол лицом, громко захрапел.
– Про Шнипперсона? – взгляд Смирнова стал совершенно трезвым. Он нахмурил брови, залпом выпил налитую рюмку и, уложив Илико на кровать, вышел из квартиры. 
Оказавшись на улице, он ткнул кулаком в шляпу, выпрямляя вмятину, отряхнул рукава пальто и уверенной походкой пошел к себе домой.

========== Глава 13 ==========

Все выходные Илико провел в кровати, пытаясь вылечить сильное похмелье и вспомнить, чем же закончился разговор со Смирновым. В голове всплыл образ пьяного Смирнова с бутылкой в руке на пороге квартиры. Потом они вспоминали свое детство и учебу в школе. После этого был разговор о танцах, а потом воспоминания Илико резко обрывались. Он удивлялся, как это его так сильно развезло и каким образом Смирнову удалось уйти домой. Ведь он пришел уже изрядно пьяным.
Илико очнулся к вечеру воскресенья, и тут же его голову полностью заняли мысли о премьере, он даже встал с кровати и немного растянул затекшие от долгого лежания мышцы.
И снова огромный зал Театра и недовольный голос Мельникова:
– Господин Чантурия! Когда же вы наконец поймете, что ваш герой испуган. В его душе раскаяние о том, что он сделал. Ну хоть в чем-то в жизни вы раскаиваетесь? – режиссер в сердцах стукнул кулаком о подлокотник кресла.
– Возможно, – равнодушно пожал плечами Илико.
– Так вспомните этот момент! Переживите его заново! Поймите, если вас не заметят критики, то считайте, что всю оставшуюся жизнь в театре вы проведете на вторых ролях и даже не в первом составе!
Илико прекрасно понимал, что Мельников прав и что вся его дальнейшая карьера зависит от этого выступления, но в его душе была пустота, и лишь где-то глубоко внутри бился огонек желания, похожий на волосы Мойши с запутавшимися в них лучиками солнца.
Вечером перед самой премьерой в дверь его квартиры постучали. На пороге стояла взволнованная Соня. Она теребила рукой нежно-голубой шарфик на шее и постукивала носиком сапожка о порожек.
– Муха? – удивился ее приходу Илико.
– Я не вовремя, знаю, – начала она, расстегивая пальто. – Но мне просто необходимо было тебя увидеть, Илюша! – Илико галантно помог ей раздеться и, повесив пальто и шляпку на вешалку, проводил Соню в комнату.
– Так о чем ты хотела поговорить со мной? – спросил Илико, но Сонька молчала. 
Ее дрожащие пальчики начали медленно расстегивать пуговки на блузке. Щеки Сони покраснели, и она смущенно опустила глаза
– Ты что делаешь, Соня? – Илико поймал ее холодную руку в тот момент, кода сдалась последняя пуговица.
– Илюша, я люблю тебя и очень боюсь потерять. И если ты хочешь этого… – она запнулась и посмотрела в глаза Илико, – то я согласна… 
– Соня, дорогая… – Илико нежно провел тыльной стороной ладони по ее горящей огнем щеке. – Я хочу, чтобы было все так, как хочешь ты. И если ты считаешь, что не готова, то… 
– Илюша, а ведь ты просто не хочешь этого, – вдруг сказала Соня, – скажи мне честно, что ты чувствуешь ко мне?
Илико посмотрел на ее раскрасневшееся лицо, в ее глаза, полные отчаяния, и ему вдруг стало больно. Боль была такой сильной, что ощущалась почти физически, отчего он прикрыл глаза и закусил губу.
– Прости меня, Муха… – прошептал он. – Я поступил с тобой как последняя сволочь! Просто мне на секунду показалось, что у нас может что-то получиться, а потом, когда я понял, что… что ты для меня только друг, было уже поздно. Я видел, как ты любишь меня, и не смел признаться тебе во всем, – он перевел дыхание и продолжил: – Сонечка, дорогая моя Муха. Я очень тебя люблю, но не как женщину. Ты прекрасна! Ты чудо! И ты можешь осчастливить любого, но… Я не способен любить. Моя жизнь – это танец. В нем нет места любви и семье. Прости меня… 
Лицо Сони изменилось. Ее глаза вдруг стали холодными и колючими, а нежные губки искривила ухмылка.
– Значит, Смирнов не соврал! Ты и правда, Илюша, не можешь любить женщин. Он рассказал мне о твоих любовных похождениях в турецких банях и об оргиях на берегу моря, – Сонька стала застегивать пуговицы на кофточке. – И знаешь… я ему сначала не поверила. А еще он сказал о том, что у тебя случилось с Изей. Как ты мог так с ним поступить? Ведь он любил тебя все время. И я это знала, но думала, что у него нет шансов. Хм… – Соня горько усмехнулась. – А оказалось, что только у него этот шанс и есть… Но ты эгоист, Илюша! Ты страшный человек! Ты подарил ему надежду и тут же бросил. И меня сия учесть не миновала, но Саша вовремя открыл мне глаза, и за это я ему благодарна. Если бы не он, то… А впрочем… Несчастна сейчас не я! Ты! Но пока ты этого не понимаешь. В итоге ты останешься один, Илюша. Совсем один, – Соня встала, быстрым шагом прошла в коридор, накинула на плечи пальто, взяла в руки шляпку и уже у входной двери обернулась и сказала: – Мне тебя очень жаль… 
Когда дверь за ее спиной захлопнулась, Илико очнулся. Он не был удивлен вспышкой Сониного гнева и понимал, откуда обо всем узнал Смирнов. Он реально ощущал, что это полный и окончательный разрыв их отношений. Ему было тоскливо. Та резкая боль, которую он почувствовал, открыла давно затянувшуюся рану, о которой Илико старался не вспоминать.
Илико выключил свет, лег на кровать и уставился в потолок.
«Изя… Я так давно не вспоминал о нем. Мне даже стало казаться, что все это было не со мной, а с кем-то другим и не в этой жизни. Интересно, а если бы я тогда остался, как сложилась бы моя судьба? Возможно, я бы танцевал. Не на сцене театра, а в каком-нибудь ресторанчике. Я приходил бы домой поздно ночью, пробирался на кухню, а там бы меня ждал ужин. Потом я шел бы в спальню, где из-за занавески выглядывает любопытная луна. Я бы садился к тебе на кровать, стараясь не разбудить, слушал бы твое дыхание и ловил бы твою улыбку…»
Его веки потяжелели. Илико глубоко вздохнул и погрузился в легкий сон, уносящий его в детство.
Наступил день открытия сезона. Илико нервно ходил по гримерке, то поправляя на себе темно-синий жакет, расшитый серебром, то приглаживая у зеркала идеально уложенные волосы.
– Чего ты так волнуешься, Чантурия? – ухмыльнулся ему Вениамин, накладывая на лицо грим. – Ты красив, талантлив, и у тебя сильный покровитель.
– Сегодня решается моя судьба, – ответил ему Илико. – Мне нужно выложиться так, чтобы критики меня заметили. 
– Тебя заметят, если ты просто выйдешь с веником в руках и будешь подметать сцену, – хмыкнул Вениамин. – У тебя только один конкурент в театре – Огюст. Но даже он тебе симпатизирует. Ты счастливчик, Чантурия!
Илико хотел что-то возразить Вениамину, но дверь гримерки открылась, и на пороге возникла огромная фигура Дегтярева.
– Волнуешься? – спросил он, бросив косой взгляд на Вениамина.
– Мне неспокойно, – ответил ему Илико, пожав протянутую руку. – Душа болит. 
– Что-то случилось? – Роман Константинович сел на стул и проводил взглядом удаляющегося из гримерки Вениамина.
– У нас с Соней все кончено, – ответил Илико. 
– Хм… Знаешь, не хотел тебе говорить, но брак с этой девушкой мог бы плохо сказаться на твоей карьере. Поклонники и поклонницы должны знать, что сердце их кумира свободно, – Дегтярев достал портсигар и закурил. – Только не подумай, что я тебя ревную.
– А ты ревнуешь? – улыбнулся Илико.
– Совсем немного. И уж точно не к этой девушке, – рассмеялся Дегтярев.
В первом действии у Илико было всего два выхода. Да и те были скорее театральными, а не танцевальными. После небольшого антракта Илико стоял за кулисой и разминал ноги.
– Как ты? – услышал он за спиной голос Огюста.
– Спасибо, все почти хорошо, – улыбнулся ему Илико.
– Сейчас твой выход, Илико, – похлопал его по плечу солист. – Выверни перед зрителем душу. Покажи им всю боль, которая в тебе есть. Вспомни о том, кого не можешь забыть… 
Зазвучало вступление, занавес поднялся, и из темноты сцены проступили бледные тени танцовщиц.
Илико закрыл глаза, глубоко вздохнул и выбежал на сцену. Рана в его душе загорелась огнем, и перед его глазами мелькнул давно забытый образ. Он закружился над сценой, маня Илико призрачным светом. 
Изя… его улыбка. Мягкая, немного грустная. Его глаза, дарящие тепло и нежность. Душа Илико рвалась к нему навстречу. Она оплакивала разлуку и рыдала о прошлом.
Илико взмывал над сценой в легких прыжках и резко падал, ударяясь коленями о влажные доски пола. Но чувствовал он только щемящую боль по давно ушедшей любви…

Страницы:

1 2 3

Вам понравилось? 108