Максимилиан Уваров
Пэпэла (Бабочка)
Аннотация
Мой новый герой удивительный, легкий и светлый. Его жизнь как жизнь бабочки, которая летает на залитом солнцем лугу. Прошу любить и жаловать: будущее Тифлисского балета Илиа Чантурия по прозвищу Пэпэла.
Мой новый герой удивительный, легкий и светлый. Его жизнь как жизнь бабочки, которая летает на залитом солнцем лугу. Прошу любить и жаловать: будущее Тифлисского балета Илиа Чантурия по прозвищу Пэпэла.
========== Глава 14 ==========
В фойе театра собралось много народа. В честь открытия нового сезона был устроен грандиозный фуршет, на который были приглашены крупные меценаты, главы округов города, театральные критики и артисты балета.
Среди дорого одетых гостей ловко скользили официанты, предлагая шампанское и закуски, а в углу фойе играл небольшой оркестр.
– Негоже виновнику торжества стоять в сторонке, – услышал Илико за своей спиной. Он обернулся и увидел стоящего позади него Дегтярева с двумя бокалами шампанского в руках.
– Мне здесь неуютно, – вздохнул Илико. – Выступление вымотало, и я хочу одного: оказаться дома и лечь спать.
– Ну уж нет, дорогой! – Роман Константинович сунул ему в руки бокал с шампанским. – Сейчас начнется самое интересное. Вон видишь ту даму в зеленом с сигаретой в зубах? Это Зинаида Рейрих из «Матен». Стерва еще та. Ни одной положительной рецензии за прошлый год. Есть у нее, правда, одна маленькая слабость: она жуткая картежница. И, как все игроки, обожает выигрывать. Ты играешь в карты, Илюша?
– Нет, – пожал плечами Илико.
– Жаль… Она предпочитает девочек, поэтому твое природное обаяние нам не поможет, – Дегтярев хлебнул из бокала игристого напитка и кивнул головой в сторону окна. – Отто Верлий. Главный редактор «Ноктюрна». Газета дает рецензии на все премьеры. Отто ценитель красоты и страстный поклонник Мельпомены. Вот с ним может все сложиться. Пойдем-ка, я вас представлю друг другу, – Дегтярев взял Илико под локоть, но остановился. – Погоди-ка… Неужели сама мадам Деконте собственной персоной. Не думал, что она останется на фуршет. Теперь, дорогой, включи весь свой шарм, надень самую ослепительную улыбку, и в бой!
Дегтярев поправил на шее Илико яркий шарф и, взяв под руку, вывел в центр фойе, где в окружении нескольких солидных мужчин стояла дородная дама бальзаковского возраста.
– Луиза, дорогая моя, – Роман Константинович отпустил Илико и, распахнув руки, пошел навстречу даме.
– Роман, как я рада вас видеть, голубчик! Вы что-то совсем пропали. Про вас ничего не видно и не слышно. Здоровы ли? – любезно улыбнулась ему мадам Деконте и протянула ручку для поцелуя.
– Все дела, – наиграно вздохнул Дегтярев. – Деньги любят, чтобы на них работали. А как вы сами? Как господин Деконте?
– Спасибо, у нас все прекрасно. Арман сейчас в Болгарии, лечит свою старую подагру местными грязями. А я занимаюсь своей школой. В прошлом месяце был набор на курс, так я сама решила принимать экзамены. Не представляете, любезный Роман, сколько у нас талантливой молодежи! – говорила мадам, мило улыбаясь.
– Кстати о молодежи. Разрешите вам представить моего протеже: Илиа Чантурия. Он недавно поступил в театр и сегодня блистал в роли Ганса, – Дегтярев чуть подтолкнул Илико вперед, и тот, улыбнувшись, поклонился мадам Деконте, приложившись губами к протянутой ему руке.
– Да, да! Я заметила вас, юноша, еще в первом действии. Какая красота, какая грация! – всплеснула руками мадам. – А когда вы стали танцевать, у меня даже сердце зашлось. Никогда не видела такой легкости исполнения и такого артистизма. Мне даже показалось, что вы плакали, когда танцевали.
– Возможно, мадам, – ответил ей Илико. – Я всегда стараюсь отдаться танцу полностью.
– Вы знаете, Луиза, когда Илюша жил в Турции, он научился там танцевать тануру. Его даже за дервиша принимали! – похлопал по плечу Илико Дегтярев.
– Очень интересно, – подняла тонкие брови мадам. – Я бы хотела на это взглянуть. Не откажете мне в такой любезности, господин Чантурия?
– Зовите меня просто Илико, – поклонился он. – В любое время я к вашим услугам.
– Тогда в следующий четверг. Жду вас в своей школе, Илико. Очень приятно было познакомиться, – мадам Деконте кивнула и повернулась в сторону подошедшего к ней Огюста.
– Все отлично, мой мальчик, – похлопал Илико по спине Дегтярев. – Она тебя заметила, и ты ее заинтересовал. Теперь нам нужно очаровать Отто. Он не очень сговорчив, но у меня есть один козырь в рукаве. Он мне задолжал кругленькую сумму, когда проигрался на бегах. А потом я тебя познакомлю с Георгом Грейем. Вот тут придется немного поднапрячься, дорогой. Он держит почти все банки в городе и питает слабость к охоте и гончим собакам. Разводит их в своем загородном поместье. Так что, возможно, придется поохотиться с ним и напиться. Да, выпить Георг не дурак!
Илико безумно устал. От выпитого шампанского его разморило, и он с трудом пытался не зевать во время разговора с очередным знакомцем Дегтярева.
– Я отлучусь в уборную, – сказал Илико Дегтяреву и удалился по длинному коридору в сторону туалетной комнаты. Он уже взялся за ручку двери, как его окликнули.
– Чантурия! – услышал Илико знакомый голос. Он обернулся и увидел Смирнова, шедшего в его сторону по коридору.
– Не ожидал тебя увидеть, – нахмурился Илико. – Муха тоже здесь?
– Сонечка тут, только она не хочет с тобой говорить, – ответил Смирнов, поравнявшись с Илико.
– Это твоя заслуга, – ответил тот. – Это было подло! Прикинуться пьяным, напоить меня, чтобы выудить все мои тайны, и рассказать обо всем Соне.
– А обманывать Соню было не подло? К тому же на войне и в любви все средства хороши! – усмехнулся Смирнов. – А вообще, странно. Я ожидал, что ты кинешься на меня с кулаками и набьешь мне морду.
– Я очень устал, чтобы драться с тобой. Мне тяжело далось сегодняшнее выступление, и этот фуршет – довольно скучное действо, – ответил Илико.
– Кстати о твоем дебюте: я всегда знал, что ты талантлив, но что ты можешь танцевать так… Признаюсь, поражен. Не ожидал от тебя таких эмоций! О Сонечке думал во время танца? – Смирнов напряженно сдвинул брови.
– Нет, Смирнов. Не о ней. Наверно, тебе все еще дико об этом думать, но я вспоминал Изю, – честно признался Илико.
– Да уж. Такого рода отношения между мужчинами мне неприятны, но знаешь… Ты подумай, может, именно это и есть ты? А Шнипперсон… Надеюсь, с ним все в порядке и вы еще сможете выяснить отношения, – неожиданно для Илико Смирнов улыбнулся ему и похлопал по плечу. – Но… – он многозначительно поднял палец. – Не думай, что мы с тобой друзья! – и с этими слова Сашка удалился в сторону фойе.
– Илюша, ну где тебя носит? – Дегтярев пробирался в сторону Илико, раздвигая руками публику. – Пойдем, я хочу вручить тебе подарок, – Роман Константинович взял Илико за рукав пиджака и потащил в буфет.
За одним из столиков сидел Мойша и ел мороженое. Завидев Илико и Дегтярева, он отодвинул от себя пиалу с десертом, вытер рот салфеткой и поднялся с места.
– Давай, Мойша! Доставай! – скомандовал Дегтярев.
– Я бы хотел выказать свое восхищение твоим сегодняшним выступлением, – ответил Мойша и достал из кармана маленькую коробочку.
Дегтярев взял ее из рук ювелира и, протянув Илико, открыл хитроумный замок. На черной бархатной подушечке замерла бабочка с резными крылышками, усеянными мелкими бриллиантами. Ее тельце было выполнено из большого нежно-голубого камня искусной огранки. В ярком свете люстр камень искрился ледяными всполохами, делая украшение сказочным.
– А что это за камень? – от восторга у Илико заблестели глаза. Он достал бабочку из коробки и поднес к глазам, чтобы лучше рассмотреть подарок.
– Это сапфир очень редкого бледно-голубого цвета. Я сам сделал для него специальную огранку, – улыбнулся Мойша.
– Ну, меня поблагодаришь за подарок позже, – Дегтярев махнул рукой длинному очкастому мужчине. – А у меня тут дельце одно образовалось. Вы пообщайтесь немного, а я позже к вам подойду.
Дегтярев быстрым шагом удалился в сторону фойе, а Мойша и Илико уселись за столик.
– Я беру свои слова обратно, – улыбнулся Мойша, помогая Илико приколоть булавку на галстук.
– Какие слова? – Илико глубоко вдохнул запах рыжих волос, оказавшихся близко к его лицу.
– О том, что я не чувствую твою душу, – Мойша вздрогнул и отстранился. – Сегодня, глядя на твое выступление, я увидел ее. И я хочу тебя просить об одном… Через полгода выставка молодых художников в Вернисаже. Я хочу для нее написать картину. Ты не согласишься мне позировать?
– Что ж… – Илико посмотрел на Мойшу и, поймав его теплый взгляд, добавил: – Буду рад помочь.
========== Глава 15 ==========
Илико лежал абсолютно голым на огромной кровати в спальне Дегтярева. Роман Константинович сидел между его ног и разминал сильными руками блестящую от масла спину, делая массаж, в то время как Илико читал последние новости.
– А вот что пишет Рейрих в «Матен»: «Сам балет скучен. Слишком много “диалогов” и “монологов”, которые являются скорее театральным действом, нежели балетным. Мадлен Готье все еще изящна и виртуозна в танце, а вот Огюст Рапье уже сдает свои позиции в качестве солиста. Ему на смену приходят новые таланты, такие, как Илиа Чантурия. Молодое дарование заставило смотреть свой танец, затаив дыхание. Таких легких прыжков, удивительной манеры танца и артистизма Гранд Опера не видел давно…» – ну и дальше она пишет про костюмы и декорации, – Илико отложил в сторону газету.
– Ты просто нашел к ней ключик, – засмеялся Дегтярев.
– Ты не представляешь, как трудно мне было перепить эту даму, – обернулся Илико. – Она глушит пиво как заправский извозчик. Я за ней еле поспевал!
– Что там еще вычитал? – Роман Константинович кивнул на стопку газет на подушке.
– Так… – Илико открыл следующую газету и зачитал. – «Балет “Жизель” в постановке Михаила Фокина и костюмы и сценография Александра Бенуа вызвал восторг зрителей Гранд Опера…» Тут дальше всякие комплименты Мельникову и солистам, – Илико пропустил пару абзацев. – Вот! «Хочется отметить блистательный дебют молодого танцора Илии Чантурии, выступавшего в роли Ганса. За легкость и пылкость поклонники уже окрестили его Бабочкой…» – ну как? – Илико снова обернулся к Дегтяреву.
– Отто помешан на танцах, а твой кинтаури просто взорвал его мозг. Вот он всю статью и льется в восторгах, – ухмыльнулся Дегтярев. – Что там в «Парижских вестях»?
– Надеюсь, я не зря весь вечер позволял любимцу Георга, как там бишь этого кобеля, нюхать мой зад и тереться об ногу, – поморщился Илико и открыл колонку новостей культуры. – Ага… Вот: «Пожалуй, можно отметить танец Илии Чантурии. Хотя по моему скромному мнению, он слишком темпераментный для этой роли…». Вот сволочь! – воскликнул Илико.
– Ничего, Илюша! – Дегтярев похлопал его ладонью по голому заду. – У нас впереди главное представление. Визит к Луизе Деконте. Поверь мне, дорогой, одно ее слово – и ты сместишь этого Огюста.
– Ой, Ромочка… – простонал Илико и вытянулся всем телом на кровати. – Еще разочек сделай как сейчас! Боже-е-е… как хорошо. Чем это ты так?
– Рукой, батенька, – засмеялся Дегтярев. – Был у меня один массажист из Тайланда, так он знаешь, чем массаж делал?
– Да брось! – захохотал Илико и, перевернувшись на спину, притянул Дегтярева к себе. – Сделай мне такой массаж… – прошептал он ему на ухо.
– Ты мой горячий скакун, – ответил ему Дегтярев, страстно целуя в губы.
Ближе к концу недели Илико наведался в лавку Рабиновича, где застал Азриэля, расставляющего на витрины головы восковых манекенов.
– День добрый, Азриэль Абрамович! – кивнул ему Илико. – Мойша просил меня зайти. Картину с меня рисовать. Он у себя?
– Илико… – оскалил длинные зубы Азриэль. – Подойди-ка ко мне, мой мальчик. Газговог есть для тебя, – Рабинович-старший взял Илико за рукав пальто и потащил в подсобку лавки. – Вот что я скажу тебе, Илико. Мне не очень нгавится твое общение с моим Мойшей. Не пойми меня непгавильно: ты талантливый и обгазованный мальчик, но эта твоя пгофэссия… Танцор… Пхы, – Азриэль щелкнул в воздухе крючковатыми пальцами. – Это наговне с балаганным актером для меня. Уж пгости старика. И кгуг твоего обшения… Танцовщицы и музыкантишки. Разврат и пьянство одно. А мой Мойша – мальчик пгавильный. Не пьет, по богделям не шляется. Весь в твогчестве, – на лице старого еврея расплылась улыбка умиления.
– Я не считаю занятие балетом несерьезным делом. Поверьте, это великий труд. А с танцовщицами и музыкантишками, как вы изволили выразиться, я не общаюсь. Был помолвлен с одной… – Илико на секунду запнулся, – но потом понял, что такого рода роман несерьезен. К тому же я собираюсь добиться успеха и славы. А это деньги и власть. Не находите? – он криво ухмыльнулся, глядя, какое впечатление на Рабиновича произвели его последние слова.
– Похвально, – похлопал по плечу Илико Рабинович. – Тогда вы идете пгавильным путем, и, пожалуй, я даже гад, что у моего Мойши будет такой дгуг. Что ж… – Азриэль открыл дверь подсобки и выпустил Илико на знакомую лестницу. – Идите к нему. Надеюсь, вы быстро подгужитесь.
– Я тоже на это надеюсь, – пробурчал себе под нос Илико и кинулся вверх по ступеням.
День был пасмурным, и знакомая комната выглядела бы достаточно мрачно, если бы не яркий свет ламп и огненная шевелюра Мойши.
– Разденься и встань вон там, – сказал Мойша и тут же покраснел и опустил глаза.
Они вместе решили, что это будет портрет в полный рост и в образе.
Илико без стеснения скинул с себя всю одежду и, дойдя до кальсонов, поднял глаза на Мойшу. Тот смотрел на смуглое поджарое тело Илико с жадностью, словно голодный на сочный спелый фрукт. Его глаза пылали такой страстью и нетерпением, что Илико подошел к нему вплотную, обнял за шею и нежно тронул его губы своими.
– Илико… И-ли-ко… – сказал Мойша, когда Илико отпустил его.
– Что? – улыбнулся тот, подходя к однотонной стене.
– Твое имя похоже на капли росы, падающие с листа на землю, – улыбнулся ему Мойша.
Илико улыбнулся в ответ. Он уже привык к красивым фразам, которые вечно говорил ему Дегтярев. От Мойши ему не нужны были комплименты. Ему нужна была любовь этого юноши. Он во что бы то ни стало хотел заполучить золотоволосое чудо целиком и без остатка. И первый ответ на его страсть был уже дан. Пусть сегодня Мойша не ответил на поцелуй, но и не отстранился и даже провел рукой по волосам Илико.
Жизнь Илико постепенно налаживалась. После спектаклей у черного входа его ждали многочисленные поклонники. Газетные критики писали о нем хвалебные статьи. Дегтярев дарил Илико свою страсть. Мойша медленно сдавался и таял от пламенного взгляда черных глаз, но иногда, оставаясь наедине с собой, Илико чувствовал пустоту. Он тут же гнал от себя это навязчивое чувство, принимая сонные порошки или просто выпивая коньяка.
Вечер в школе искусств Деконте прошел просто замечательно. Это был скорее небольшой концерт, составленный из нескольких номеров, в том числе и тануры Илико. Он вышел на середину большой залы, облаченный в юбки, взял в руки расписные диски, кивнул двум музыкантам – скрипачу и барабанщику, – и те заиграли какую-то восточную мелодию.
Илико с минуту постоял, скрестив перед грудью руки с зажатыми в них дисками и наконец, глубоко вздохнув, начал вращение.
Как же он соскучился по этому танцу! Как же ему хотелось снова почувствовать полет души. Как же ему хотелось вспомнить давно забытое ощущение счастья, но… Перед его глазами мелькнуло лицо Дегтярева, которое сменилось хитрой ухмылкой Смирнова. Илико едва заметно качнул головой, и видение пропало. Теперь он смотрел на комнату, залитую ярким светом, идущим от рыжих волос Мойши. Молодой художник сидит к нему спиной, за мольбертом, и рисует что-то. Илико долго любуется тонкой огненной полосой на шее Мойши и переводит взгляд на полотно. С него на Илико смотрит Изя… Его глаза полны грусти. Он смотрит прямо в душу Илико, от чего та сжимается от боли. Последняя юбка отлетела в сторону, и Илико замер на месте, сжимая кулаки на груди.
Он отказался от приглашения Дегтярева заехать на чашечку чая. Илико не стал брать экипаж и отправился домой пешком. Он шел по узким улочкам, петлявшим между аккуратными двухэтажными домиками, пересек небольшой сквер, где, несмотря на слякотную погоду, на скамьях сидели парочки влюбленных, и, свернув в переулок возле дома, нос к носу столкнулся со Смирновым.
– Ты чего тут делаешь? – мрачно спросил его Илико, поднимая ворот пальто.
– Вот, пришел проститься, – ответил ему Смирнов, ежась от холодного ветра. – Мы завтра уезжаем.
– Мы? – удивленно поднял брови Илико.
– Я и Сонечка. Не спросишь куда? – Смирнов поправил на своей шее шарф.
– Ну и куда? – нахмурился Илико.
– В Италию. Знаешь… надоело тут все. А там сейчас солнце и голубое небо. В общем-то, я сам бы не пошел к тебе. Сонечка попросила передать вот это, – и Смирнов протянул Илико лист бумаги, сложенный вчетверо. – В общем, удачи тебе, Чантурия. Надеюсь, что ты не потеряешь себя, – и не дожидаясь ответа, Смирнов пошел вверх по улице.
«Дорогой Илюша! – было написано на листе бумаги. – Да, ты все еще дорог мне. Мне дороги воспоминания о нашем детстве и те смешные мушкетерские клятвы, которые мы давали друг другу под грохот салюта. Со мной навсегда останутся наши танцы при свете свечей и наша дружба. Любовь была ошибкой. Моей ошибкой, Илюша! Я решила, что ты должен стать моим, и даже не думала, что у тебя могут быть чувства к кому-то другому. Я желаю тебе счастья, дорогой мой Илюша, и хочу остаться для тебя приятным воспоминанием.
Твоя Муха».
Илико свернул листок и положил его в портмоне рядом с пожелтевшей фотографией, на обороте которой ровным почерком было написано: «Чтобы помнил, что у тебя есть я!».
Часть 5
========== Глава 1 ==========
Теплая вода, наполненная ароматом масел, приятно расслабляла уставшее после тяжелого дня тело. Илико закрыл глаза и откинул голову на край ванны. Вся неделя выдалась трудной и физически, и морально. Распределение ролей на предстоящий сезон вызвало много споров среди руководителей и хозяев театра. И вот сегодня наконец-то был вынесен долгожданный вердикт.
– Ты зря так расстроился, Илюша, – сказал вошедший в ванную Дегтярев. – Главная роль, пусть и в миниатюре, это уже неплохо.
– Второй состав, Рома! Второй состав! Ты понимаешь! – Илико сел и в сердцах ударил руками по воде. – И ты вообще видел этот балет? Его поставил ненормальный!
– Его поставил гений, Илюша! – Роман Константинович опустился на небольшой пуфик возле ванны и, положив руки на плечи Илико, стал массировать.
– Это все Мельников! Сволочь! Он хочет загубить мою карьеру! – Илико снова опустился в воду и, положив голову на край ванны, с блаженством закрыл глаза, наслаждаясь нежными руками любовника.
– Ну, начнем с того, что Мельников не всесилен и не все решает. И чем же тебе не нравится эта постановка? – продолжил разговор Дегтярев.
– Мой конек – это техника и прыжки. А что там? Практически статика, да еще какая! М-м-м… Да-а-а… хорошо… – простонал Илико. – Как может танцевать мрамор? Все позы плоские, угловатые, ни одного танцевального па. Бред полнейший! М-м-м… еще…
– Зато подумай, какой шанс покорить зрителя актерским мастерством! – не унимался Дегтярев. – В этой роли блистал только один исполнитель. И у тебя есть возможность переплюнуть его. А если тебе это удастся, дорогой, то считай себя премьером Гранд Опера.
– Ты забываешь, дорогой, – передразнил Дегтярева Илико. – Зритель меня увидит, если на сцену по каким-то причинам выйдет второй состав.
– А кто танцует в первом? – поинтересовался Дегтярев.
– Балашов, – коротко ответил Илико и снова сел. – Представляешь, никому не известный артист будет танцевать главную партию. И почему? Только потому, что за него просила Павлова!
– Хм… – Дегтярев вытер мокрые руки о махровый халат. – Балашов… Не слыхал ничего о нем. Нужно собрать по нему материальчик. Глядишь, что-нибудь и найдется на него.
– Найди, друг мой, – Илико потянулся и поцеловал его в лоб. – И на Мельникова поищи! Он меня с первых минут ненавидит.
– Мельников для нас мелковат, Илюша! А вот Беналь… Генрих Беналь вполне подойдет! – подмигнул ему Дегтярев.
– Ты хочешь найти компромат на директора театра? – удивился Илико.
– Да полно тебе, – засмеялся Дегтярев. – Зачем компромат? Я хорошо знаю его слабое место.
– Интересно… – Илико замер с полотенцем в руках.
– Дочка… Клоди – его слабость, и как любой отец он души не чает в этой глупой и бесформенной девице. Несмотря на положение отца, никто пока не позарился на это… «сокровище», – Дегтярев поморщился. – А ты, Илюша, заинтересуешься ей.
– Я не хочу жениться, – замотал головой Илико.
– А жениться никто и не предлагает, – улыбнулся Дегтярев. – Просто удели внимание Клоди. Поухаживай. Если пойдет слух, что на дочку месье Беналя обратил внимание восходящая звезда и красавец, Генрих будет в восторге и умилении. Этого нам будет достаточно, чтобы претендовать на главную роль, но сначала нам нужно устранить Балашова!
– Обожаю тебя! – Илико кинул на пол полотенце и, обняв Дегтярева за шею, поцеловал его в губы. – А сейчас я хочу, чтобы ты замучил меня ласками!
Отношения Дегтярева и Илико со временем приняли странный характер. Дегтярев стал для него не просто другом и любовником, но еще и единомышленником. Роман Константинович не был всесилен, и его власть ограничивалась рамками театра, но именно его талант интригана и хорошее знание человеческой психологии особенно ценил Илико. Что касается интимной составляющей их дружбы, то и тут они взаимодополняли друг друга. Илико обожал принимать ласки и наслаждаться ими долгое время, а Дегтярев любил эти ласки дарить. Их близость могла длиться часами, ненадолго прерываясь приятным разговором или глотком дорогого вина.
Но эти отношения не имели ничего общего с любовью. Илико прекрасно знал о похождениях любвеобильного Романа Константиновича, но был совершенно спокоен, ибо знал, что молодой танцовщик кордебалета Люка или розовощекий флейтист Густав быстро надоедят Дегтяреву и тот снова вернется в объятья своего страстного и умного любовника.
Илико упал на мягкие подушки и, облизнув языком пересохшие губы, громко застонал.
– М-м-м… как же хорошо…
Дегтярев прикурил сигарету и аккуратно передал ее в руки Илико.
– А что у тебя с юным Рабиновичем, Илюша? – спросил Дегтярев, наливая красное вино.
– Ничего, – спокойно ответил Илико, садясь на кровати и залпом осушив бокал. – Вижу, что любит меня, но в руки не дается. Видишь ли, у него семья с крепкими национальными традициями.
– Ой, я умоляю тебя, Илюша! – захохотал Дегтярев. – Азриэль по молодости гулял похлеще меня. Это сейчас он правильный и праведный, а раньше ни одну юбку не пропускал. Особенно до цыганок был охоч. Ох и получал он за свои кутежи от покойного Абрама Исаковича.
Илико не врал Дегтяреву. Отношения с Мойшей вот уже больше года топтались на месте. Илико прекрасно видел, с каким вожделением смотрел на него Мойша, когда рисовал портрет. С какой жадностью ловил его губы, когда они оставались вдвоем, но дальше поцелуев дела не шли.
Как только Илико терял контроль и его рука ложилась на причинное место Мойши, последний подскакивал и просил Илико удалиться.
– Чего ты так боишься, Мишенька? – спрашивал Илико у Мойши. – Ты же хочешь меня, я вижу! Так зачем себя сдерживать? Мы молоды, мы хотим наслаждаться друг другом. Так что тебя останавливает?
– Есть причина, – вздыхал Мойша. – Меня напрягает присутствие папы внизу. Он у меня хитрый и любопытный. Он уже пытал меня о том, что мы можем вдвоем делать столько времени в студии. Ведь портрет уже закончен.
– Погоди! У меня есть одна мысль. Дегтярев пообещал помочь мне с квартирой. Так что в скором времени у меня будет большая гостиная, которую я хочу украсить картинами, – хитро улыбнулся Илико. – Я закажу у тебя одну. И ты мне ее напишешь! Согласен?
– Согласен, – кивнул ему Мойша. – А что именно ты хочешь?
– Нарисуй меня в образе фавна, – лукаво сощурил глаза Илико. – Только вместо костюма на мне будет только виноградная лоза.
После второго бокала Илико встал на кровати в полный рост и принял позу, схожую с рисунками на греческих амфорах.
– И как можно танцевать, если твое тело повернуто в одну сторону, а голова в другую? – спросил он, не глядя на Дегтярева.
– Присядь, Илюша, – потянул его за руку вниз Дегтярев. – Мы не договорили с тобой насчет Мойши.
– Ромочка, не ревнуй! – засмеялся Илико, падая рядом с ним.
– Не в ревности дело, – спокойно улыбнулся ему Дегтярев. – Ты влюблен, Илюша, и если потеряешь бдительность, то все это может плохо отразиться на твоей карьере.
– Как может роман повлиять на карьеру? – не сдавался Илико.
– Твои поклонницы должны быть уверены, что ты любишь женщин и свободен. В таком случае каждая считает, что у нее есть шанс заполучить тебя. Что касаемо мужчин, тут все сложнее. Мужчины могут восторгаться твоим талантом, но при этом быть разочароваными твоей ориентацией, – спокойно объяснил ему Дегтярев. – Поэтому и нужно быть бдительным. А еще лучше – прекратить посещения дома молодого еврея-ювелира.
– Нет, Ромочка! Ты просто не понимаешь! Мишенька такой нежный, такой невинный, такой робкий. Мне хочется оградить его от всех бед и неприятностей, – Илико потянулся за еще одним бокалом вина.
– Тогда, в первую очередь, тебе нужно оградить его от себя, Илюша, – Дегтярев поймал его руку и поцеловал в открытую ладонь.
========== Глава 2 ==========
Маленькая квартирка в самом конце Сент-Оноре нравилась Илико, но с тех пор, как он получил роль в театре и обзавелся небольшим количеством поклонников, она стала казаться ему немного убогой. Поэтому он сразу согласился на предложение Дегтярева переехать в более богатый и престижный район.
Роман Константинович распахнул двери квартиры на последнем этаже дома на Риволи и пропустил вперед ее нового хозяина.
– Ромочка-а-а… – восторженно прошептал Илико. – Это грандиозно! – он быстрым шагом вошел в просторную гостиную и закружился по ней, вальсируя. – Тут я поставлю столик, а вот тут – большое кресло. А возле этой стены будет стоять шкаф с книгами.
– Погоди, а как же картина, которую будет писать для тебя Мойша? – улыбался Дегтярев, глядя на танцующего Илико.
– Она будет висеть в спальне, – ответил ему Илико и тут же юркнул в приоткрытую дверь. – Вот тут! – крикнул он из соседней комнаты.
Роман Константинович вошел в спальню и увидел Илико, лежащего на огромной кровати.
– Я даже не мечтал никогда жить в такой огромной квартире, Ромочка, – сказал Илико. – И я очень благодарен тебе, – он перевернулся на бок и, подперев рукой щеку, подарил Дегтяреву манящую улыбку. – Ты ведь останешься у меня на ночь?
– Увы, Илюша, сегодня не получится. У меня дела, и нужно срочно уехать. Так что встретимся только через две недели, – развел руками Дегтярев. – Когда привезут твои вещи?
– К вечеру, – Илико встал и подошел к нему. – Ты ведь знаешь, что мне будет тебя не хватать сегодня? – он потерся носом о гладко выбритую щеку Дегтярева и прошептал ему на ухо: – Я буду скучать по тебе… Долго и сладко.
– Илюшка! – засмеялся Роман Константинович. – Мне ехать пора, а ты вздумал в игры со мной играть!
– Жаль… – Илико снова упал на кровать и закрыл глаза. – Я хотел получить большую порцию твоей любви.
– Через выходные я весь твой, дорогой мой Илюша, – ответил ему Дегтярев, направляясь к выходу. – Проводишь?
– Разумеется, – вдохнул Илико и поднялся с кровати.
Этим вечером Илико решил устроить себе небольшой праздник. Купив в магазине закуски и бутылку дорогого коньяка, он вернулся домой как раз к приезду машины со своими вещами. Щедро одарив грузчиков чаевыми, Илико стал расставлять свою мебель и разбирать вещи.
Первым делом он подвинул большое удобное кресло к окну, а перед ним поставил пуфик для ног. Книги удобно разместились на полке, а новая кровать, купленная Дегтяревым, облачилась в мягкое покрывало.
Оставалось разместить вещи в комоде и поставить на полку в ванной туалетную воду, бритвенные принадлежности и воск для волос. Последним Илико открыл огромный чемодан-гардероб, в котором висели дорогие смокинги. Перевесив последний костюм в шкаф, Илико хотел свернуть переносной гардероб и убрать его, как вдруг заметил, что на дне что-то лежит. Нагнувшись, он достал маленький потертый чемоданчик.
Воспоминания нахлынули на него волной, и Илико, усевшись на кровать, положил чемодан себе на колени. Он видел себя, идущего по дорожке к зданию школы. Солнце слепило ему глаза, и он чувствовал в своей руке руку мамы.
Илико любовно провел по крышке чемодана рукой. Бабочка, выбитая на его коже, совсем стерлась, ее контуры можно было ощутить только подушечками пальцев. Он вспомнил большую спальню и ряд кроватей. Тусклый свет лампы в коридоре, шаги Тамрико Самуровны и… тихое сопение Изи на своем плече.
– Нет, – Илико мотнул головой, пытаясь отогнать наваждение, но улыбающаяся мордочка Изи с дыркой вместо переднего зуба и ямочками на щеках стояла у него перед глазами. – Ты – мое прошлое, понимаешь? – сказал Илико не то Изе, не то чемодану. – Сейчас все по-другому, и мне нужно двигаться вперед… – но призрак прошлого медленно становился взрослей, превращаясь в тринадцатилетнего нескладного мальчишку с пятном от медузы на животе. В его карих глазах отражались солнечные лучи, а волосы пахли морской водой. – Прошу, уйди! – Илико швырнул чемодан на пол и пнул его ногой под кровать.
Войдя в гостиную, он плюхнулся в кресло и, взяв открытую бутылку коньяка, сделал из нее несколько больших глотков. Горячий ручеек пробежал по его горлу и разлился в груди. Илико с облегчением выдохнул и закрыл глаза.
Изя смотрел на него таким ласковым взглядом, что сердце Илико болезненно сжалось. Ему безумно захотелось прижать такое теплое и родное тело к себе, вдохнуть запах волос, почувствовать своими губами сладость губ. Нечеткое, расплывающееся видение улыбнулось и что-то беззвучно прошептало.
– Я тоже любил тебя, Изя, но все в прошлом. Я изменился, и ты, наверное, тоже. Прощай, мой добрый Изя, – ответил ему Илико и, открыв глаза, плеснул себе в бокал коньяка.
На следующий день он пришел в театр чернее тучи. Швырнув на стул шляпу и кинув туда же пальто, Илико прошел в костюмерную на примерку.
– Какое уродство, – скривился он, глядя на свое отражение в зеркале.
– Что-то не так, господин Чантурия? – спросила его полная мадам Аделина, поправляя на Илико пятнистый костюм.
– Я ужасно выгляжу, и костюм этот… я как будто голый, – вздохнул Илико и отвернулся от зеркала.
– Господин Чантурия очень красивый юноша. А костюм на нем сидит лучше, чем на господине Балашове, – улыбнулась ему костюмерша. – У господина Чантурии восхитительная фигура, а костюм только подчеркивает ее изящество.
– Умеешь ты поднять настроение, Аделина, – улыбнулся Илико ей в ответ. – Только вот всю эту красоту может никто и не увидеть. Я во втором составе. Увы…
– О! – вздохнула Аделина. – Как жалко. Вы и танцуете лучше, чем Балашов. Я видела сама, – закивала головой костюмерша. – А еще у него кривые зубы и пахнет изо рта, – прошептала она, потянувшись к уху Илико. Тот громко рассмеялся и поцеловал женщину в лоб.
Следующая за примеркой репетиция шла тяжело. Сказывался коньяк, выпитый вчерашним вечером, и отвратительная ночь, полная кошмаров и пугающих образов. Илико с раздражением смотрел на Мельникова, который вот уже в третий раз заставлял прогонять сложный дуэт.
– Руки держим! Держим! Ме-е-едленно пошла нога… Хорошо! Илиа прижимает… прижимает руки. Лора, голову! Еще больше шею поверните! Еще-е-е… Илиа, нога пошла! Замерли! Хорошо! – командовал Николай Сергеевич.
– У меня сейчас мышцы ног просто взорвутся! – тихо прошептал Илико на ухо своей партнерше.
– У меня шея затекла, – ответила ему девушка, изо всех сил поворачивая голову вбок.
– Черт! – Илико резко сел на пол и застонал. – М-м-м… Нога… Мышцу свело! – он с трудом вытянул вперед ногу и потянул руками мысок на себя.
– Я понимаю, что танец очень тяжелый, но вам, Илиа, нужно больше репетировать, а вы вчера явно увлеклись алкоголем! – сделал ему замечание хореограф.
– У меня был повод. Я отмечал новоселье! – буркнул Илико.
– У вас сейчас должна быть одна задача, господин Чантурия! Фавн! Мало того, что вам не удается пластика этого танца и вы двигаетесь как заводная обезьяна, вы еще совершенно не чувствуете своего героя! – возмутился Мельников.
– А что тут чувствовать? Рогатый озабоченный извращенец! – огрызнулся Илико и услышал тихий смешок Лоры.
– Очень глупо с вашей стороны, господин Чантурия, так искажать сюжет балета, – нахмурился Мельников. – Мало того, что вы плохой актер и нарцисс, влюбленный в себя! Вы еще и узколобый мужлан, способный увидеть во влюбленном фавне озабоченного извращенца!
– Ну, знаете ли! – взорвался Илико и, вскочив, выбежал из танцкласса, чуть не сбив с ног идущего по коридору Огюста.
========== Глава 3 ==========
Небольшой театральный буфет в это время был пуст. Спектакли шли только вечером, а днем многие артисты ходили обедать в близлежащие кафе и ресторанчики, которых на театральной площади было полно. Илико взял себе чашечку кофе с коньяком и, окинув взглядом пустой зал, увидел за столиком возле окна Мельникова.
– Позволите, Николай Сергеевич? – Илико подошел к столику, где сидел режиссер, и, не дожидаясь ответа, сел.
– Вы что-то хотели, Чантурия? – Мельников ухмыльнулся в седые усы.
– Объясните, за что вы меня так ненавидите? – Илико сделал глоток кофе и закурил сигарету.
– Ненавижу? – Николай Сергеевич посмотрел на Илико поверх маленьких очков. – Я таких людей, как вы, Чантурия, боюсь.
– Боитесь? Меня? – Илико от удивления даже выронил сигарету из рук. – Интересно почему?
– От вас можно ждать подлости в любую минуту, – пояснил режиссер. – Вы идете к своей цели по головам и не боитесь запачкаться. Поэтому вас следует держать на расстоянии.
– Откуда такие тонкие познания человеческой психологии? – засмеялся Илико. – Я молод и талантлив, а вы возомнили себя великим психологом и поэтому не даете мне движения? Чем я хуже Рапье? Нет, не так… – Илико мотнул головой. – Я лучше Огюста, и вы это знаете.
– Не сравнивайте себя с ним, Чантурия! – хлопнул ладонью по столу Мельников. – Огюст великий труженик, и то, кем он сейчас является, только его заслуга!
– О да! Это же только у меня в театре есть покровитель! А Огюст и мадам Деконте – просто друзья. Не больше! – ощетинился Илико.
– Представьте себе, молодой человек! – Мельников сжал кулаки и нагнулся над столом. – Огюст и Луиза только друзья! Она помогла ему в самом начале, но не так, как вы думаете! Она дала ему взаймы денег, потому что ему нечего было есть. Все, что он зарабатывал, он отдавал на лечение своей матери! Потом, когда удача улыбнулась ему и его взяли в театр, он отдал Луизе долг! – шипел в лицо Илико режиссер. – А помня ее доброту, Огюст дает уроки танца детям в ее школе. Бесплатно! И половину своих гонораров отсылает в сиротский приют в родном Булоне!
– О-о-о!!! Святой Огюст! – засмеялся в лицо режиссеру Илико. – Куда уж мне с моим талантом, да против такого великодушия!
– Огюст не святой! – лицо Мельникова покраснело от негодования. – Когда умерла его мать, он ушел в запой и чуть не сорвал выступление. Но он взял себя в руки и с тех пор больше капли в рот не берет, зная свою слабость!
– Послушайте, вы… – процедил Илико сквозь сжатые зубы. – Как бы вы ни шипели на меня и ни плевались ядом, время Огюста на исходе, и я не вижу ни одного танцора, кроме меня, который мог бы его заменить. Поэтому я буду солистом!
– Если Огюст решит дать прощальный бенефис, то его место займет Балашов! – Мельников откинулся на спинку стула и расплылся в победной улыбке. – Предложение Павловой взять его в труппу оказалось очень кстати, и именно я убедил совет театра принять его. И даже месье Беналь проголосовал за Балашова, несмотря на ваши ухаживания за его Клоди. Вы проиграли, Чантурия! – режиссер довольно похлопал себя по груди.
– Ну это мы еще посмотрим, – ответил Илико, вставая. – Вы еще сами будете меня просить станцевать главную партию! Слышите? Сами! – и он быстрой походкой вышел из буфета.
Илико душила злость. Он распахнул дверь своей квартиры и, скинув плащ и шляпу в прихожей, не разуваясь, прошел в спальню. Упав навзничь на кровать, он уставился в потолок и пробормотал:
– Дегтярев! Где ты, когда так нужен мне?
Да, помощь Романа Константиновича сейчас пришлась бы как нельзя кстати. К тому же после десятидневного воздержания Илико чувствовал сильную потребность в сексе. Ночные мечтания о солнечном Мойше его не удовлетворяли. Ему нужна была сильная разрядка, и ее мог дать только Дегтярев.
– Завтра встреча с Мишей, – вздохнул Илико. – Пора бы с ним быть смелее. Одними поцелуями сыт не будешь.
Эта мысль немного его успокоила, и Илико поднялся с кровати и отправился в душ.
День выдался теплый и солнечный. Илико уверенно распахнул дверь ювелирной лавки «Рабинович и сын» и нос к носу столкнулся с Азриэлем.
– Доброго утра вам, Азриэль Абрамович! – Илико приветственно приподнял шляпу.
– И вам того же, господин Чантугия! – Азриэль как всегда был в своем старом сюртуке и в широкополой шляпе, из-под которой висели длинные пейсы.
– Вы куда-то собрались, Азриэль Абрамович? – удивился Илико.
– Да вот гешил уладить кое-какие дела в банке, – оскалил длинные зубы старый еврей. – А вы к Мойше? Он вас ждет уже. Пгоходите! Я хотел его оставить в лавке, но он сказал, что у вас с ним назначен сеанс. Поэтому пгишлось пгосить встречать покупателей Сегжа, – Азриэль кивнул в сторону толстого усатого мужчины, который старательно протирал витрины мягкой тряпочкой. – Не довегяю я этим фганцузам, – вздохнул Рабинович и, кивнув Илико, вышел на улицу.
Мойша ждал его с нетерпением. Об этом говорило его счастливое лицо и светящиеся радостью голубые глаза.
– Я ждал тебя раньше. Перепутал время и час простоял у окна, – сказал Мойша, краснея, принимая горячий поцелуй Илико.
– Так чего ждать, Мишенька? – жарко выдохнул ему в ухо Илико. – Я с ума схожу, как тебя хочу.
– Илико, погоди, – отстранил его Мойша. – Давай я рисовать буду, а после прогуляемся по парку.
– А дальше? – не унимался Илико.
– Илико, я не могу на это решиться, – вздохнул Мойша.
– Но ты ведь любишь меня? – лучезарно улыбнулся Илико
– Очень, – опустил глаза Мойша. – Только боюсь близости. Ты пока разденься за ширмой, а я закреплю полотно на мольберте.
И снова потянулись долгие и тяжелые дни репетиций и тоскливые ночи в огромной квартире. Илико метался без сна по кровати, изредка поднимаясь, чтобы сделать глоток коньяка. Он успокаивал его нервы и позволял ненадолго забыться сном.
Наконец настали выходные. Илико, с трудом дождавшись конца вечерней репетиции, почти на ходу спрыгнул с подножки кареты и быстрым шагом подошел к дубовой двери дома Дегтярева.
– Ромочка, как же я соскучился, – шептал Илико, целуя его мощную шею. – Извелся весь. Места себе не находил! Хочу, чтобы ты меня любил всю ночь! Чтобы целовал и обнимал! Хочу, чтобы ты измучил меня ласками! Хочу!
– Тише ты, – смеялся Дегтярев, пытаясь снять с себя Илико. – Слуги увидят! Погоди часок! Сейчас мы поужинаем, я слуг отпущу…
– Не хочу есть! И слуг к черту! – снова впивался в его губы Илико. – Любви хочу! Страсти!
Дегтярев не смог устоять перед таким напором. Он взял Илико на руки и, поднявшись по лестнице на второй этаж, ногой распахнул дверь спальни.
Пока Илико принимал душ, Дегтярев спустился в столовую и принес поднос, на котором лежали куски ароматной буженины, теплый хлеб с хрустящей корочкой, нарезанные овощи и тарелка с фруктами. Илико подошел к кровати, скинул со своего стройного тела полотенце и, удобно усевшись, с аппетитом вцепился зубами в кусок мяса.
– Что-нибудь выпьешь? – спросил его Дегтярев, подходя к бару.
– Коньяку, – ответил Илико, отламывая кусок хлеба.
Дегтярев удивленно пожал плечами и достал из небольшого бара в стене пузатую бутылку коньяка и два бокала. Илико залпом выпил янтарный напиток, сунул в рот налитую медом виноградинку и тут же наполнил себе второй бокал.
– Ты стал много пить, Илюша, – нахмурился Дегтярев.
– Не сердись, Ромочка! – улыбнулся ему Илико. – Это всего второй бокальчик. Коньяк меня успокаивает. Лучше расскажи, куда ты ездил?
– Я был в Нью-Йорке по своим делам. И еще навел справки о нашем друге Балашове, – Роман Константинович хитро улыбнулся.
– Интересно, – Илико плеснул в бокал конька и, взяв с тарелки большую лиловую сливу, приготовился слушать.
– Матвей Иванович Балашов долгое время был одним из солистов в труппе Анны Павловой, подавал большие надежды и был у примы в фаворе. И, возможно, стал бы первым в ее труппе, если бы не скандал, который произошел несколько месяцев назад. Балашов был женат на некой вдове Иветте Новель. Так вот… – Дегтярев тоже выпил и, поморщившись, закусил коньяк долькой апельсина. – Не так давно мадам Новель скончалась, оставив после себя десятилетнюю дочку Елизавету, падчерицу Матвея Ивановича. С виду Балашов был идеальнейшим отцом, который холил и лелеял приемную дочь. Но та однажды проговорилась подруге, что иногда они с дядей Мотей играют в интересные игры. И, собственно, описала их. Подруга рассказала про это своим родителям, а те сразу пошли в полицию. Павловой удалось замять это дело. Девочку отправили в престижный пансион в Лондон, а Балашова Павлова быстро отправила в Париж с сопроводительным письмом.
– Ромочка! Ты гений! – воскликнул Илико и, кинув на поднос недоеденную сливу, бросился ему на шею.
========== Глава 4 ==========
Во вторник после вечернего прогона «Фавна» Матвей Балашов неторопливо вышел со служебного входа и, прикурив сигарету, вдохнул прохладный летний воздух. После душного зала ехать домой, трясясь по булыжникам мостовой, не хотелось, и Матвей решил прогуляться через парк.
Проходя мимо одной из лавочек, Балашов увидел девочку в легком голубом платьице и соломенной шляпке с цветком на милой белокурой головке. Девочка тихо плакала, вытирая розовые щечки кулачками, и прижимала к груди плюшевого мишку.
– Что случилось, дитя мое? – остановился возле лавочки Матвей. – Тебя кто-то обидел?
– Нет, добрый месье, – подняла на него васильковые глаза девочка. – Я потерялась.
– Как это потерялась? – удивился Балашов. На вид девочке было лет десять-одиннадцать. Ее вьющимися волосами цвета спелой ржи играл ласковый ветерок, а на длинных белесых ресницах дрожали капельки слез. Плача, она прикусывала мелкими белыми зубками пухлые губки, отчего они стали яркого клубничного цвета. Девочка была мила и воздушна, но большие голубые глаза смотрели на молодого танцора с любопытством.
– Я гуляла с классом в парке и заметила бабочку. Я побежала ее ловить, а она улетела. Видимо, я слишком далеко забежала в парк, – ответила она.
– А где твои родители и где ты живешь? – поинтересовался Матвей, роясь в кармане в поисках платка.
– Я сирота, добрый месье, – вздохнула девочка. – Живу в сиротском приюте.
– Вот как? – улыбнулся ей Балашов. – Ты, наверное, проголодалась? Давай я тебя покормлю в кафе, а потом мы узнаем, где твой приют, и я тебя туда отведу.
Звали это божественное существо Анабель, и было ей десять лет. Девочка оказалась очень общительной, и уже через полчаса Матвей знал о ней практически все.
– А у вас есть дети? – спросила у Балашова Анабель и, высунув розовый язычок, лизнула верхушку пирамидки мороженого.
– Увы, нет. Была, правда, падчерица, но ее у меня забрали, – Матвей вздохнул.
– А как ее звали? – Анабель облизала губки и бросила хитрый взгляд на Балашова.
– Лизонька. Ты на нее очень похожа, Анабель, – и Матвей положил ей в вазочку кусок шоколада со своего мороженого.
– А покажешь мне ее фотографию? – спросила Анабель, одарив мужчину очаровательной улыбкой.
– У меня дома есть ее фотографии, – кивнул Балашов девочке. – Но это не очень прилично – молодой мадмуазель идти в гости к мужчине.
– Ничего, – Анабель вытерла ротик салфеткой и с готовностью встала. – Я это переживу.
Через час к двухэтажному дому на маленькой улочке подъехала машина, в которой сидели три жандарма. Полицейские быстро поднялись на второй этаж, и один из них громко стукнул кулаком в дверь.
– Откройте, полиция! – крикнул он, и в тот же момент из-за двери раздался громкий детский плач.
Дверь жандармам открыл невысокий крепкий мужчина. Он растерянно озирался по сторонам, держа в руках плюшевого медведя.
– Господин Балашов, если не ошибаюсь? – спросил один из жандармов. Тот кивнул, бросив испуганный взгляд в комнату. – По нашим сведениям, вы с грязными намерениями пригласили в дом одну юную особу. Вы в курсе, что педофилия у нас карается законом?
– Я… не… Я хотел ее развеселить… Она сама… Господи… – мямлил мужчина, но жандармы его уже не слушали. Они оттеснили его в сторону и прошли в гостиную. Там на небольшом диванчике сидела очаровательная девочка и, придерживая ручкой разорванный рукав голубого платья, громко плакала.
– Что случилось, мадемуазель? – спросил ее жандарм.
– Он пригласил меня к себе и предложил поиграть. А потом… потом… – девочка заплакала громче и уткнулась носом в плечо жандарму.
– Господа… господа… это какая-то ошибка! – причитал Балашов, когда на его запястьях щелкнули наручники. – Я только хотел ее развеселить! Я не трогал ее!
– Господин Балашов! По нашим сведениям, вы уже обвинялись в растлении малолетних, но тогда против вас не было улик, – сказал ему один из жандармов. – Я надеюсь, у вас есть приличный адвокат? Хотя… думаю, что в этой ситуации он вам не поможет!
Весть о том, что второй солист Балашов арестован, быстро облетела театр. В его кулуарах шушукались между собой танцовщики, вспоминая, как Матвей Балашов угощал конфетами дочку гардеробщицы Жаклин или как он улыбался юной сестре скрипача Франка. В поведении Балашова сразу нашлось много странностей, связанных с его интересом к девочкам, и конечно, грязная история с падчерицей сразу стала известна всем.
Этим же вечером состоялось собрание совета театра, где в свете новых событий обсуждался вопрос о репертуаре и распределении ролей. Большинством голосов было принято решение о замене Балашова в первом составе молодым и перспективным танцором Илией Чантурией. Против был только режиссер Мельников. Он предложил снова объявить новый набор в труппу, но его никто не поддержал. Посему партия в балете «Полуденный отдых Фавна» и еще несколько второстепенных ролей в миниатюрах достались Илико.
В огромной ванне, наполненной ароматной пеной, с бокалом коньяка в руке сидел Илико. Напротив него возвышалась огромная туша Дегтярева. Он потягивал коньяк и с вожделением поглядывал на Илико. Оба были уже изрядно выпимши и громко хохотали.
– Представляешь глаза Балашова, когда в его дверь стучит полиция, а малышка Анабель рвет на себе платье и начинает истошно орать! – Дегтярев сделал большой глоток коньяка.
– Ах, эта малышка Анабель! Не представляешь, сколько трудов мне стоило найти подходящую девочку с хорошими актерскими данными, – отвечал ему Илико.
– И где ты ее откопал? – спросил его Дегтярев.
– В одном захудалом варьете, – ответил Илико, подливая себе коньяк из пузатой бутылки. – Она вместе с матерью разыгрывала там маленькие сценки. Услышав, что мне нужно от девочки, мать сначала отказалась, но сама крошка оказалась не робкого десятка. Ну а когда я озвучил мамаше сумму вознаграждения, та разу передумала и согласилась.
– А малышка на суде не проговорится? – нахмурился Дегтярев.
– Ты подкупил судей, и они не будут ее особо расспрашивать. И я тоже подстраховался. Выдал мамаше на руки аванс, а остальное отдам после суда, – подмигнул ему Илико.
– А как дела у тебя с юным Рабиновичем? Картина готова? Мне очень хочется посмотреть на нее, – Роман Константинович провел рукой по блестящей от воды груди Илико.
– Пока нет, – ответил тот. – Давай не будем про это, – Илико бросил игривый взгляд на Дегтярева. – Поиграем в игру? Я буду неопытным юнцом, которого пригласил в гости похотливый извращенец. Хочу сегодня жесткости от тебя, Ромочка.
Илико замял разговор про Мойшу не потому, что не хотел обсуждать с Дегтяревым свою личную жизнь. Он был разочарован. Буквально на днях ему удалось затащить Мойшу к себе домой с целью показать свою новую квартиру. Правда, цель Илико была совсем другая, о чем он с порога и сказал Мойше.
– Мишенька! – жарко шептал он в его раскрасневшееся ухо. – Я так хочу тебя. Хватит меня мучать! Тут некого и нечего бояться. Мы одни, в моей квартире. Мы молоды и полны желания! Не будем себя сдерживать!
И Мойша сдался. Он, не сопротивляясь страстному натиску Илико, последовал за ним в спальню, сбрасывая на ходу одежду. Илико ласкал и целовал его щуплое поросшее рыжими волосками тело в ожидании страсти, но его надежды не оправдались. Мойша оказался холодным любовником. Илико не почувствовал от него ни нежности и ласки Бату и Кемала, ни огня желания, которым одаривал его Дегтярев. Глядя на лежащего у него на груди Мойшу, Илико ничего кроме разочарования и пустоты не чувствовал.
– А что у тебя за отношения с Дегтяревым? – поднял огненную голову Мойша и посмотрел на Илико своими прозрачными глазами.
– Мы друзья, – коротко ответил тот.
– И только? – нахмурился Мойша. – Ходят слухи, что Дегтярев плотски жил с Кнежинским. У вас с ним все не так?
– Я же ответил тебе, что мы просто друзья. С чего вдруг такой допрос? – нахмурился Илико.
– Это не допрос, – ответил Мойша. – Просто теперь ты принадлежишь мне, и я не хочу видеть рядом с тобой других мужчин.
========== Глава 5 ==========
В связи с увольнением из труппы одного из солистов, а именно Матвея Балашова, в театре в срочном порядке были произведены перестановки. Роль Мавра в «Петрушке» досталась второму дублеру Балашова, Иоганну Вермахту. Фавна, как и было обещано, передали Илико. Ему же предстояло сыграть еще одну роль в миниатюре «Видение Розы», которую изначально должен был танцевать Рапье, но отказался от нее, объясняя это тем, что прыжки в исполнении Илико намного лучше, чем у него.
– Представляешь, Ромочка! – восторженно говорил Илико. – Он сам отказался от роли в мою пользу. При этом он при всех сказал, что техника моих прыжков просто изумительна!
– Я поздравляю тебя, дорогой, – улыбнулся Дегтярев. Они сидели на веранде открытого кафе на Монмартре и пили кофе. – Раз дела твои пошли в гору, я хотел бы узаконить наши с тобой отношения.
– Ты предлагаешь мне руку и сердце? – Илико выронил маленькую чайную ложечку, которой размешивал сахар в кофе.
– Ну, почти… – засмеялся Роман Константинович. – Я хочу тебе предложить заключить контракт. К сожалению, вы, люди искусства, абсолютно беспомощны в делах коммерческих. Так вот, я буду твоим представителем и буду от твоего имени договариваться о гастролях и о выступлениях на важных мероприятиях.
– И что ты с этого будешь иметь? – насторожился Илико.
– Сущую безделицу, – махнул рукой Дегтярев. – Сорок процентов от гонораров. Поверь, ты эту сумму даже не заметишь.
– Ты с ума сошел, Дегтярев! – воскликнул Илико. – Даю двадцать пять, и точка!
– Тридцать, Илюша, и тебе не придется вести деловые переговоры, – Роман Константинович протянул Илико огромную руку.
– Э-э-эх! – Илико хлопнул по протянутой руке. – Надеюсь, это не повлияет на наши дружеские отношения? И не только на дружеские… – подмигнул он Дегтяреву. Тот щелкнул пальцами, подозвав официанта, и заказал коньяк и легкую закуску.
– Когда это деньги влияли на секс и дружбу? – улыбнулся он Илико и, подняв бокал, добавил: – За наш творческий союз!
Если с Дегтяревым отношения развивались стремительно и неожиданно, то с Мойшей у Илико совсем не клеилось. Вернее, со стороны Мойши все было вроде бы прекрасно. Он уже сам охотно приходил в квартиру Илико и, повиснув у того на шее, целовал его в губы и вел в спальню. А вот Илико напрягали столь разительные перемены в Мойше. Физическая близость с Мойшей практически не доставляла ему удовольствия. Худое бледное тело с реденькой порослью рыжих волос не возбуждало. Громкое сопение и кряхтение в процессе «утех» раздражало. А разговоры после – просто бесили Илико.
– Илико, дорогой, мне не нравится, что ты много времени проводишь с этим стариком, – говорил ему Мойша, гладя Илико по груди.
– Дегтярев не старик, – морщился Илико. – Он мой импресарио, и у нас с ним договор. Мы работаем вместе, понимаешь?
– Но ведь можно сократить ваше общение до минимума. Только по работе, – не успокаивался Мойша. – А вас с ним то на бегах видят, то в ресторане, то на приеме у мадам Деконте. И вообще, весь этот театр – рассадник разврата. Я же видел, как смотрели на тебя танцоры кордебалета, когда ты выходил со сцены.
– И как же они смотрели? – Илико поднялся с постели, стряхнув с себя руку Мойши. Он всего один раз взял его на репетицию, и Мойша после этого устроил ему настоящий скандал. Он метался по гримерке Илико и кричал, что тот строил глазки абсолютно всем, даже работникам сцены. – Мне показалось, что тот инцидент исчерпан, – Илико накинул на плечи халат и, не оборачиваясь, проследовал в ванную.
Он уже без охоты приходил в мастерскую на втором этаже лавки «Рабинович и сын» и после пары часов позирования убегал, придумывая себе какое-нибудь важное дело. Мойша то ли не замечал изменений в поведении Илико, то ли не хотел их замечать, но продолжал изводить Илико своей ревностью.
А вот в театре дела обстояли значительно лучше, чем в личной жизни Илико. Мельников внезапно успокоился и не нападал на Илико во время репетиций. Более того, он хвалил его и отметил, что тот хорошо вжился в роль Фавна. И действительно, после неудачи с Мойшей фавн стал отражением Илико. Ведь ему, как и Илико, подсунули подделку, и вместо божественной нимфы фавну достался обычный платок.
– Смотрел твою репетицию вчера, – Огюст подошел к Илико в коридоре театра и похлопал его по плечу. – Я не ошибся в тебе, отдав роль в «Розе». Твои прыжки – это нечто! – восторженно говорил Огюст.
– Я очень благодарен тебе, – Илико прижал руку к груди и кивнул Рапье. – А что ты еще репетируешь? Что будут давать в этом сезоне?
– «Сильфиду» и «Коппелию», – ответил Огюст. – Но эти партии я тебе не уступлю, – засмеялся он, увидев, как блеснули глаза Илико. – Для начала карьеры тебе достаточно миниатюр. Тебя и так заметят в этих ролях.
Недовольство Мельникова вернулось на репетициях «Видения Розы». Он прогонял по несколько раз па-де-де и каждый раз прерывал его на середине.
– Нет! Все плохо! – кричал он из зала. – Мадлен, дорогая, вы не смотритесь с Чантурией. Он вас затмевает своими прыжками!
– Тогда, может, вам сменить мне партнершу? – отвечал ему Илико.
– И где я вам найду балерину, которая будет подлетать над сценой на метр? – хмурился Николай Сергеевич. – Подумайте о своей партнерше и умерьте свой пыл! Это балет-дуэт, а вы тянете одеяло на себя!
– Я не понимаю, Николай Сергеевич! Вы мной постоянно недовольны. Уже и не знаю, как вам угодить. В «Фавне» мне не хватало страсти, а в «Розе» ее слишком много?
– Верно подмечено, – кивнул ему режиссер. – У вас либо чересчур, либо ничего. Найдите золотую середину, и цены вам не будет.
После подписания договора о сотрудничестве в отношениях между Илико и Дегтяревым все же произошли небольшие перемены. Они все так же появлялись на публике вместе и на различных мероприятиях, и на отдыхе. Секс был все так же страстен и нежен, но Илико стал замечать, что Дегтярев исподволь контролирует его действия.
– С прессой будь нейтрален и немногословен, – учил его Дегтярев. – И не вздумай с ними шутить! Эти люди могут раздуть любую невинную шутку до скандала. И еще… дорогой… Эм… Что у тебя с Рабиновичем-младшим?
– Ревнуешь, Ромочка? – хитро улыбался Илико.
– Отнюдь, – качал головой Дегтярев. – Просто вы стали мелькать в публичных местах вместе. Ты держишься молодцом, а вот Мойша немного выдает свое отношение к тебе.
– И чем это плохо? – нахмурился Илико.
– Это плохо для дела, дорогой, – спокойно объяснял ему Дегярев. – Я уже говорил тебе, что поклонники должны знать, что твое сердце свободно. Ты человек публичный, и любой твой промах может стоить тебе карьеры.
– Вот скажи мне, Рома, – сказал Илико, выходя из автомобиля у дома Дегтярева. – Почему до сих пор ни один репортер не обратил внимания на наши с тобой отношения?
– Начну с того, что я далеко не молодой ювелир и начинающий художник. Мое положение меня защищает от сплетен. И к тому же… я ведь не просто так заезжаю к мадам Жозефине Бозе, – Роман Константинович распахнул перед Илико дверь в свою квартиру, игриво подмигнув.
– Кто такая эта мадам Бозе? – спросил Илико, отдавая в руки лакея плащ, шляпу и трость.
– Жена господина Бозе, – засмеялся Дегтярев.
– Ромка! – Илико обернулся и тут же оказался в его крепких объятиях. – Ты можешь ответить на вопрос без шуток?
– Господин Бозе держит всю Парижскую прессу. А вот его жена, Жозефина, питает ко мне нежные чувства, – ответил ему Дегтярев и предложил: – Ужин, а потом в кроватку?
– И обязательно прикажи подать коньяку! – улыбнулся ему Илико. – Я чертовски устал и хочу немного расслабиться!
========== Глава 6 ==========
Приближалось открытие сезона, и Илико заметно нервничал. Он приходил в театр даже в свои выходные и занимался в танцклассе один, прогоняя свои партии. Он и раньше с неохотой общался с обитателями театра, а теперь избегал даже Огюста, с которым успел подружиться.
С Мойшей он старался не видеться, но причина была не в волнении перед открытием сезона. Рабинович просто изводил его своей навязчивостью. К тому же Илико так уставал на репетициях, что о сексе, тем более с Мойшей, он даже не думал.
За пять дней до премьеры, в субботу вечером, за ним в театр заехал Дегтярев. Он зашел танцкласс и увидел Илико, танцующего без музыки партию Розы. Илико был весь мокрый от пота. Его лицо сильно осунулось, а под глазами залегли темные круги.
– Так! – Дегтярев хлопнул в ладоши, и Илико от неожиданности остановился посреди зала. – Хватит истязать себя! Быстро в душ и переодеваться. Нас ждет машина! Мы едем за город!
Илико вышел на улицу и с блаженством вдохнул прохладный воздух, наполненный осенней горечью. Из-за репетиций и прогонов он уже забыл, как можно вот так просто наслаждаться увяданием природы, чувствовать кожей легкий теплый ветерок, смотреть на причудливые тени от деревьев, слушать стук своих каблуков по булыжной мостовой.
– Илюша, авто ждет! – крикнул ему из машины Дегтярев.
– Куда мы едем? – спросил Илико, забираясь в салон.
– Друг предложил провести пару дней в его охотничьем домике, – ответил Роман Константинович, кивнув оглянувшемуся водителю. – Я заходил в театр пару раз на этой неделе и смотрел твои репетиции. Ты так совсем загонишь себя, дорогой! Поэтому я решил вывезти тебя на природу. Сегодня попаримся в баньке, завтра поутру сходим на рыбалку, а вечером тамошний лесник обещался накормить нас олениной, запеченной на костре. Как тебе такой распорядок?
– Спасибо, Ромочка, – улыбнулся Илико и, прикрыв глаза, положил голову на плечо Дегтярева. – Я так хочу спать… Просто спать!
– Как скажешь, – хитро сощурил глаза тот и поцеловал Илико в лоб.
Настоящая русская баня с крепким паром и ароматом трав, распаренные березовые веники, порхающие над телом, и прохлада небольшого озера возымели на Илико поистине волшебное действие. После ужина, состоящего из копченого угря, горячего хлеба и овощей, мужчины переместились в спальню и, удобно устроившись на кровати, застеленной шкурами животных, распечатали бутылочку коньяка.
– Рома, а скажи, у тебя когда-нибудь было такое чувство, что вроде все налаживается, а на душе у тебя неспокойно? – спросил Илико. Разомлев от еды, коньяка и жара камина, он снял с себя одежду и с удовольствием наслаждался мягкостью меха на обнаженной коже.
– Тебя что-то беспокоит, Илюша? – глядя на него, Дегтярев тоже разделся и раскинул свое огромное тело, подложив под спину груду пуховых подушек.
– Да вроде бы нет, но… не могу объяснить. Знаешь, мне будто воздуха не хватает. Будто я на дне ямы, а сверху земля, – Илико лег на спину и, закрыв глаза, скрестил руки на груди.
– Тьфу на тебя! – хлопнул его по плечу Дегтярев. – Ты только начинаешь жить! Это просто нервы, Илюша! Ты впервые солируешь, вот у тебя сердечко и неспокойно. Может, тебе принять предложение Мойши, и пусть он у тебя поживет?
– А как же моя репутация холостяка? – спросил Илико, приподняв голову.
– Главное, не появляться с Мойшей на публике. А пожить-то вместе можно, – ласково улыбнулся Дегтярев.
– Нет, – мотнул головой Илико, снова лег и закрыл глаза. – Я устал от его ревности. Ты не представляешь, какой он мне недавно скандал закатил, когда я на улице встретил знакомого. Еще по Константинополю. Сначала он всю дорогу домой у меня расспрашивал, при каких обстоятельствах мы познакомились и не спал ли я с ним. А дома стал говорить, что я теперь его брошу и уйду к своему старому любовнику. А когда я ему сказал, что он дурак, дал мне пощечину и разрыдался! Ведет себя как баба, ей-богу!
– Оставь его для плотских утех. С твоей активностью меня тебе явно мало, – Дегтярев провел рукой по красивой смуглой груди Илико. Тот чуть выгнулся ему навстречу и громко выдохнул.
– Одна ночь с тобой стоит его десяти. Он просто бревно в постели. Никакого удовольствия, – Илико перевернулся на живот и изящно выгнул спину.
– Покажи мне своего Фавна, – прошептал Дегтярев.
Илико движением руки подложил под себя белую рубашку Дегтярева, и от его плеч до крепких ягодиц прошла волна. Повторив несколько раз это движение, он повернулся к Роману Константиновичу и, взглянув на него мутными глазами, тихо простонал:
– Хочу тебя…
– Ты мой прекрасный фавн! – Дегтярев гладил его по спине. – Мой божественный сатир, с чувственными губами, нежной смуглой кожей, горячими карими глазами и маленькими рожками… – он обнял Илико и прижал к себе, а тот, тихо засмеявшись, оседлал его и с наслаждением принял в себя.
«Видение Розы» было второй миниатюрой, шедшей за балетом «Весна священная». Илико смотрел в зрительный зал через небольшую щелку в кулисе, и его душа возбужденно трепетала.
– Прошу всех по местам! – раздался голос распорядителя, и Илико вышел на сцену и встал за декорацию в виде окна.
Он не смотрел, как танцует свою партию его партнерша, и не видел зрителей в зале. Музыка медленно заполняла его душу и внезапно замерла. Он выскочил в проем бутафорского окна и, взмахнув руками, прыгнул вперед и встал на колено. Музыка кружила его по сцене, и он, забыв все наставления Мельникова, летал, демонстрируя зрителю всю силу и легкость своих прыжков. Его душа ликовала, а тело парило в воздухе, словно не имело веса. Его окружала только музыка и яркий свет софитов.
Зал взорвался овациями. Илико взял за руку партнершу и, подойдя к краю сцены, поклонился зрителям. На сцену к его ногам летели букеты, его оглушали крики: «Бравó!» и «Бис!», а он дарил налево и направо воздушные поцелуи и счастливо улыбался. Зал не унимался, и дирижер оркестра, поймав легкий кивок Илико, взмахнул палочкой, призывая музыкантов к готовности повторить номер. Илико снова ушел за бутафорское окно и приготовился исполнять танец на бис.
Во время антракта в его гримерку зашел Мельников. Его глаза сверкали гневом.
– Вы что, Чантурия, – громко захлопнув за собой дверь, зашипел он, – меня не слышали на репетициях?
– А что случилось? – равнодушно повел плечами Илико. Он продолжал снимать грим с лица, даже не подумав обернуться.
– Этот балет – дуэт! Понимаете? Вы сейчас просто растоптали свою партнершу. Вы затмили ее! Зритель даже не заметил ее партии!
– И что с того? – Илико закурил сигарету и, обернувшись, пустил облако дыма в сторону Мельникова. – Тут каждый за себя. Моей задачей была чтобы меня заметили. И я этого добился, пусть даже при этом пришлось пожертвовать партнершей.
– Погодите… – Мельников замер на месте. – Так Балашов… Это вы… Да вы чудовище, Чантурия!
– Вовсе нет, – Илико мило улыбнулся. – Это он был чудовищем, а я всего лишь помог свершиться правосудию. А теперь, господин Мельников, прошу покинуть мою гримерную. Мне нужно переодеться.
Несмотря на то, что в Фавне не было прыжков, да и танцем сей балет было назвать сложно, зрители встретили Илико на сцене так бурно, что он чуть было не пропустил вступление. Теперь он не танцевал, а именно играл жадного до любви и плотских утех фавна. Его позы были откровенно эротичны и сексуальны. Илико чувствовал, как при каждом движении его мышцы напрягаются, и получал от этого странное удовольствие.
И снова были овации, цветы и крики восторга. И снова седовласый дирижер дал знак музыкантам, и Илико лег на камень посреди сцены, взяв в руки тонкую свирель.
========== Глава 7 ==========
Илико вышел из авто возле здания театра, и его тут же ослепили вспышки фотокамер. Стоило ступить на мостовую, как его сразу окружили репортеры. Поздравления и вопросы сыпались со всех сторон. Илико мягко улыбался фотографам, поворачивая голову в разные стороны, и сдержанно отвечал на вопросы.
– Да, я с детства мечтал о балете. Школа при Театре оперы и балета в Тифлисе. Мама – учитель, отец – врач. Увы… их уже с нами нет. Да, я просто счастлив. Большое спасибо за поздравления!
За его спиной возвышалась огромная фигура Дегтярева. Он, как телохранитель, отодвигал в сторону особенно навязчивых репортеров и потихоньку подталкивал Илико к ступеням, ведущим в театр. Еще в машине Роман Константинович провел с Илико беседу, как ему себя вести прилюдно:
– Отвечай на вопросы кратко. Не вдавайся в подробности. Не говори, что мать умерла от шизофрении. Не рассказывай о Константинополе. Любая подробность может обрасти слухами и сплетнями. Нам это не нужно. Дави на жалость, мол, трудное голодное детство. Сирота, мечтающий о сцене. После школы работал… эм… полотером в ресторане и танцевал для гостей. Будут фотографировать – широко не улыбайся, это не прилично. Поворачивайся больше в профиль, он у тебя гордый и волевой.
Урок Дегтярева не прошел даром. Репортеры и фотографы остались довольны и переключили свое внимание на приехавшего следом Огюста.
В фойе театра по традиции был устроен фуршет, но на этот раз Илико не прятался в углу за колонной. Его осыпали комплиментами, перед ним заискивали, ему кланялись. Богатые меценаты пожимали ему руку и хлопали по плечу. Дамы осыпали его воздушными поцелуями и манящими улыбками.
– Это было грандиозно! – Огюст протиснулся сквозь толпу к Илико и увел его к окну. – Я просто в восторге от твоей Розы. Поверь, я видел премьеру этого балета в Зале Гарнье, но ты… Твои прыжки великолепны. И эта партия как будто написана для тебя.
– А Фавн? Что скажешь про него? – улыбнулся Илико.
– Скажу одно: тебя желали все в зале! – улыбнулся Огюст.
– Надеюсь, кроме собачки мадам Деконте, – засмеялся Илико, вспомнив смешную морду мелкой шавки, которую Луиза постоянно носила на руках. – Надеюсь, мне теперь дадут главную партию в каком-нибудь балете? – Илико вопросительно посмотрел на Огюста.
– Хм… – Огюст нахмурился и задумчиво потер подбородок. – Понимаешь, Илико, Николя наотрез отказался с тобой работать. Не знаю причины его неприязни к тебе, но все главные роли в спектаклях он отдал мне.
В этот момент к Илико и Огюсту подошел фотограф и попросил их встать поближе друг к другу. Зашипела вспышка, и Илико надел на лицо дежурную улыбку, но его глаза при этом полыхали гневным огнем.
– Рома, – шепнул он Дегтяреву, стоящему, как обычно, неподалеку от него. – Ты слышал?
– Конечно, дорогой, – спокойно кивнул ему Дегтярев. – Но Мельникова убрать будет сложно. Человек чистейшей воды. К тому же ему благоволит сам министр культуры.
– И что делать? – Илико улыбнулся проходящему мимо директору театра.
– Нужно найти средства управления Рапье, – ответил Дегтярев.
– У меня есть на него кое-что, но… Ромочка… – Илико нахмурился. – Он мне нравится. Я не смогу.
– Ну тебя ведь не просят его убивать, – широко улыбнулся Роман Константинович.
– Черт! – Илико сжал кулаки. – Хорошо. В конце концов ждать, пока Огюст сам уступит мне свое место, я не могу. Слишком дорого время. Мне уже двадцать один, и у меня в запасе от силы лет десять.
– Вот и правильно, – Дегтярев мягко потрепал его по плечу. – А сейчас иди к своему рыжему нимфу. Он уже полчаса хочет пробиться к тебе, но, видимо, не решается.
И действительно, в толпе Илико заметил огненный шар волос Мойши. Тот тянул шею и сердито поглядывал на Илико, разговаривающего с Дегтяревым.
– Мишенька! – Илико прошел в другой конец зала, широко расставив руки. – Рад видеть тебя! Как тебе мое выступление?
– Это было ужасно, Илико, – нахмурился Мойша. – Ты вел себя на сцене как дешевая проститутка. Я уверен, что теперь многие мужчины в ночи будут вспоминать твоего фавна и представлять, что забавляются с тобой.
– Ты в своем уме, Мойша? – нахмурился Илико. – Это всего лишь образ. Я играл…
– Ты не играл! Ты хотел, чтобы тебя вожделели! Чтобы ты мог любого поманить пальцем, и тот сразу прыгнул бы в твою постель. Скажи, кто тот человек, для которого ты это делал?
– Ты ненормальный, Мойша! – зло прошипел Илико. – Ты просто с ума меня сводишь своей ревностью, а как дело доходит до любовных утех, куда девается твоя страсть? А я скажу куда: ты ее всю тратишь на ревность! И с меня хватит, Мойша! Я больше так не могу! И прошу больше меня не беспокоить! – и с этими словами Илико развернулся на сто восемьдесят градусов и вышел из зала.
Вечер триумфа был испорчен. Но причиной этому был не разрыв с Мойшей. Илико не покидала мысль, что ему придется устранить конкурента, который был ему симпатичен.
Сидя на большом кресле в гостиной Дегтярева, укутавшись в уютный плед и попивая коньяк, Илико с тоской смотрел на огонь в камине и думал: «Как я могу подставить человека, который проникся ко мне всей душой? Он уже уступил роль, которая подарила мне славу. Он единственный в театре поддерживал меня все это время. Он делился со мной опытом. Он успокаивал меня после ссор с Мельниковым. И вообще он прекрасный человек и не заслуживает…».
– Илюша, ты чего такой грустный? – прервал его размышления вошедший в гостиную Дегтярев. – Сегодня твой день, мой мальчик. Или ты расстроился из-за Мойши?
– Брось, Ромочка! – мотнул головой Илико. – Ты же знаешь, что Мойша для меня был обузой последнее время. И вообще, он прав в одном: после моего фавна я могу получить любого. Стоит мне только подмигнуть глазом, вот так, – и Илико подмигнул Роману Константиновичу. – И…
– И я уже у твоих ног, – Дегтярев уселся на пол подле кресла и провел теплой рукой по бедру Илико. – Ты для меня пьянящий напиток, полный ароматов солнца, искрящийся, как тонкая струйка ручейка между камней.
– Ромочка, не надо, – засмеялся Илико. – Ты же знаешь, как действуют на меня такие слова.
– Я этого и хочу, – продолжал тот, нежно лаская Илико рукой под пледом. – Я хочу срывать сладкие стоны с твоих губ, как лепестки с розы. Я хочу вдыхать твой аромат и слизывать капельки пота с твоего горячего тела.
Глаза Илико затянула поволока страсти, и он уже не сопротивлялся ни нежному голосу Дегтярева, ни его настойчивым рукам, ни губам, ласкающим его набухшую плоть. Он скинул на пол мешающий ему плед, раскинул стройные ноги на подлокотники кресла и, чуть приподнявшись, стал уверенно толкаться навстречу губам Дегтярева.
После завтрака Роман Константинович объявил, что ему нужно нанести деловой визит. Идти домой Илико не хотелось, и он решил прогуляться по парку до театра и немного позаниматься у станка.
– Выходи через черный вход, – сказал ему Дегтярев.
– Ты меня стесняешься? – удивился Илико.
– Нет, дорогой, – Дегтярев подвел Илико к окну и чуть отодвинул штору.
На ступенях сидело несколько репортеров, а возле ограды стояла небольшая стайка девушек и юношей, которые тянули шеи, чтобы разглядеть в окне своего кумира.
– Значит, прогулку по парку тоже придется отменить? – вздохнул Илико.
– Я вызвал тебе авто. Выйдешь через черный вход и езжай домой, – ответил ему Дегтярев, надевая плащ и шляпу.
Возле своего дома Илико опять увидел поклонников, стоящих у парадного подъезда. Он решительно вышел из машины и, поравнявшись со своими воздыхателями, любезно улыбнулся и даже сделал несколько движений руками из балета о Фавне.
Слушая громкие возгласы восторгов у себя за спиной, Илико вошел в дом и, поднявшись по лестнице, увидел у дверей в квартиру посылку. Он занес ее в гостиную, разрезал ножом веревки, разорвал бумагу и достал картину. На ней был изображен обнаженный юный фавн, тянущийся своим стройным телом вверх, к свисающей с лозы виноградной грозди. Картина была завершена, но от одного угла до другого полотно было разрезано ножом.
========== Глава 8 ==========
Шли недели, за ними месяцы, а в творческой карьере Илико ничего не менялось. Дегтярев успокаивал его, просил набраться терпения и туманно намекал, что хорошо бы решить вопрос с Рапье, но Илико отмахивался от своего импресарио. Огюст стал для него хорошим другом, и Илико даже думать не хотел о том, что может ему навредить. Единственное, что его отвлекало от начинающейся депрессии, – это коньяк и дикий секс с Дегтяревым. Но если второе радовало Романа Константиновича, то пристрастие Илико к горячительным напиткам его беспокоило, о чем он не раз говорил со своим подопечным.
Приближались Рождество и Новый год, и хотя последнее время Илико не любил праздники, у него было странное ощущение, что следующий год станет более удачным.
Всю труппу отпустили на рождественские каникулы, и театр был пустым. Дегтярев уехал по делам в Италию, и Илико от нечего делать стал захаживать в один неплохой ресторанчик, где местный бармен готовил дивную «Зеленую фею». Обычно Илико сидел на высоком стуле возле стойки и любовался огненными сахарными каплями, падающими в мутную зеленую жидкость.
– Илико? Ты ли это, друг? – окликнул его на улице Огюст.
– Огюст! Рад тебя… – Илико чуть покачнулся, и Рапье тут же подставил ему свое плечо. – Рад тебя видеть, дорогой.
– Откуда ты такой эм-м-м… веселый? – спросил его Огюст и нахмурился.
– Да вот сидел дома. Пил коньяк. Решил прогуляться, – ответил Илико, громко икнув. – А знаешь что, друг мой Огюст, пойдем со мной. Я попрошу, чтобы Батист приготовил нам волшебный зеленый напиток, и мы с тобой выпьем за Рождество!
– Нет, Илико, – покачал головой Огюст. – Я стараюсь не ходить в такие заведения, чтобы не подвергаться соблазну.
– Ну как хочешь! – махнул рукой Илико, и его сильно повело в сторону. – Я один пойду праздновать. Меня все бросили! Сначала Муха со Смирновым, потом Дегтярев. Изя тоже бросил. Хотя нет! Изю бросил я! И Сонечку я обидел. Я полное дерьмо, дорогой мой Огюст! – и Илико поклонился Рапье, уронив при этом шляпу на мостовую.
– Может, я тебя до дома провожу? – спросил его Огюст.
– Нет! – замотал головой Илико. – Меня там никто не ждет!
– Эх, что ж мне с тобой делать? – нахмурился Рапье. – Ладно, посижу с тобой в ресторане. Хоть будет кому тебя потом домой отвести.
Усевшись за столик, Рапье заказал себе чашечку кофе, а Илико кивнул бармену Батисту и крикнул:
– Две! Как всегда! – и повернулся к Огюсту. – Давай выпьем с тобой, Огюст, за успех. За твой успех. Ко мне проказница фортуна повернулась вполоборота, а потом снова показала свой мясистый зад.
– Илико, я не… – начал было Рапье, когда Илико подвинул к нему бокал с «Зеленой феей».
– И слышать ничего не хочу! За успех и за тебя, Огюст! Не обижай меня, выпей! У меня на родине, когда тебе предлагают выпить, отказ равносилен тому, что станешь врагом на всю жизнь! – сказал Илико и сунул в руку Огюста второй бокал.
– Ну, если только один глоток… – пожал плечами Рапье и с наслаждением прильнул губами к краю бокала, обсыпанному сахаром.
Илико не ожидал от Огюста такой прыти. Через пару часов тот догнал его, а еще через час ушел в отрыв с большим преимуществом.
– А пойдем в театр! Будем танцевать на сцене! Будем наслаждаться и радоваться жизни! – говорил Огюст, размахивая в воздухе очередным бокалом.
– Может, домой поедем? – настороженно спросил его немного протрезвевший Илико.
– Никаких домой! – воскликнул Огюст, поднимаясь. – Танцевать!
Сторож театра приветливо кивнул танцорам и, пропустив внутрь, дал ключи от главного зала.
Они прошли по полутемному коридору, освещенному бледным светом дежурной лампы, и вышли на сцену, погруженную во мрак. Огюст, покачиваясь, подошел к щитку и поднял несколько рычагов. Свет софитов ослепил обоих, и они долго стояли за кулисами, щурясь и привыкая к нему.
– Знаешь, я всегда хотел танцевать партию Розы, – сказал Огюст, открывая бутылку шампанского, прихваченную из ресторана. – Но… отдал ее тебе, потому что ты намного талантливее меня. А давай станцуем? Ты будешь исполнять партию девушки, а я – Розу.
– Ты уверен, что сможешь? – нахмурился Илико, принимая из рук Огюста бутылку.
– Я профессионал! – многозначительно поднял указательный палец вверх Огюст.
Илико прекрасно знал обе партии, поэтому станцевать девушку из балета «Видение Розы» ему не составило труда, даже учитывая, что он был изрядно пьян. Он танцевал и внимательно смотрел на Огюста. Тот, выпрыгивая из окна, не рассчитал траекторию и влетел с разбега в маленький диванчик. К счастью, муляж оказался достаточно мягким, и Огюст не пострадал.
«Это мой шанс! – мелькнуло в голове Илико. – Мне нужно лишь подтолкнуть его и…» – но он замотал головой и приложился к бутылке с шампанским, которую весь свой танец так и держал в руке.
Тем временем Огюст совсем разошелся. Он метался по сцене, сбивая в полете бутафорскую мебель, но не переставал танцевать. В конце балета Роза должна была выпрыгнуть в окно, и видимо, чтобы получше разбежаться, Рапье стал пятиться назад спиной к краю сцены.
– Огюст! – крикнул Илико, кидаясь вслед за другом, но в этот момент тот покачнулся и, выбросив руки вперед, стал падать в оркестровую яму. Илико на долю секунды взглянул ему в глаза и увидел в них ужас и отчаяние. Первое, что пришло ему на ум, – потянуться вперед и поймать Огюста за руку, но… Он даже не пошевелился. Мысль о том, что это его шанс избавиться от конкурента, крепко застряла в его пьяной голове.
Огюст исчез в темноте ямы, и Илико услышал неприятный звук глухого удара, от которого у него похолодело в душе.
– Огюст… – прошептал он. – Что я наделал?! – он кинулся со сцены и побежал по коридору с громкими криками: – Помогите! Помогите!
К счастью, сторож не спал. Он быстро метнулся к телефонному аппарату, находившемуся в кабинете директора, и вызвал карету скорой помощи.
В зале ярко горел свет и два санитара в белых халатах аккуратно укладывали тело Огюста в окровавленной белой рубашке на носилки.
– Как все произошло? – спросил Илико полицейский, записывая что-то в блокнот.
– Он много выпил и захотел танцевать, – морщась от боли в висках, ответил ему Илико. – Огюст решил исполнить сложный прыжок и для этого начал разбегаться. Видимо, у него закружилась голова, и он упал.
– А где в это время были вы? – поднял на него глаза полицейский.
– Я сидел в центре сцены и пил шампанское, – ответил Илико и кивнул в сторону кресла, возле которого валялась бутылка из-под шампанского. – Я так испугался, что выронил ее из рук и облился, – закончил он.
– Вижу, – сказал полицейский, глядя на облитую вином рубашку Илико.
– Что говорят врачи? Он цел? – Илико нервно заерзал на стуле.
– Ноги, руки целы, – ответил полицейский. – Только голова разбита. Его сейчас отвезут в больницу и там уже определят степень повреждений.
– Могу я к нему подойти? – спросил Илико, бросая взгляд на носилки.
– Почему бы и нет? Вы ведь его друг? – улыбнулся полицейский.
– Друг… – кивнул Илико и опустил глаза.
Огюст лежал на носилках, поставленных на кресла первого ряда. Его руки были вытянуты вдоль тела, а лицо было бледным как полотно. Как только Илико подошел к нему, Рапье, открыл глаза и, слабо улыбнувшись, сказал Илико:
– Спасибо тебе, Илико, что не бросил истекать кровью.
В этот момент к носилкам подошли санитары и, оттеснив Илико плечами, понесли Огюста в сторону выхода.
Илико так и остался стоять возле нескольких сдвинутых кресел, глядя на то место, где только что лежал Огюст. На его душе было тяжело и мрачно…
========== Глава 9 ==========
Дегтярев приехал сразу же, как получил телеграмму от Илико.
«Я убил Огюста», – гласило послание.
Отправив домой багаж, Роман Константинович тут же направился на квартиру Илико. Он несколько раз стукнул кулаком в дверь. Ответом ему было шарканье тапок по полу, грохот упавшего стула и, наконец, громкое:
– Кого там черт принес?! Проваливай!
– Илюша, это Дегтярев! – ответил тот и снова несколько раз постучал в дверь.
– Ромочка! – на пороге открытой двери стоял Илико. На нем был стеганный халат, надетый на пижаму. На одной его ноге был восточный тапок с загнутым носом, вторая нога была босой. Его шоколадные волосы торчали в разные стороны грязными лохмами. Лицо было бледным и осунувшимся, а глаза горели пьяным веселым огоньком. – Я так ско-о-о… Соско-о-о… ско-о-о… – протянул Илико.
– Соскучился? – помог ему Дегтярев.
– Да! – резко кивнул головой Илико, и его качнуло в сторону Романа Константиновича.
– Что же вы так надрались, господин Чантурия? – Роман Константинович поймал Илико под руки, и тот повис на нем, как тряпичная кукла. – Давай-ка я тебя спать уложу, а потом мы обо всем поговорим, – Дегтярев поднял его на руки и, отнеся в спальню, уложил на кровать и укрыл одеялом.
– А с-с-с… секс будет? – Илико открыл глаза и пьяно улыбнулся.
– Спать будет, батенька, – ответил ему Дегтярев и выключил в комнате свет.
Он вошел в гостиную и покачал головой, увидев вдоль стены ряд пустых бутылок. В комнате стоял удушливый запах перегара, пепельница была полна окурков, а на столе лежали недоеденный кусок яблока и заплесневелый круассан.
Дегтярев нашел на кухне большую сумку, сложил туда пустые бутылки, высыпал огрызки и окурки, открыл окно и вышел из квартиры.
Илико проснулся от того, что сильно замерз. Он поморщился, пытаясь повернуть голову. Шея затекла, и в ней что-то захрустело. Илико облизнул сухим языком потрескавшиеся губы и увидел полоску света, пробивающуюся из соседней комнаты.
– Дегтярев! – просипел он и закашлялся, морщась от головной боли. – Дегтярев! – снова крикнул он, но ему никто не ответил.
С трудом оторвав голову от подушки, он сел на кровати, зябко кутаясь в халат, нашарил ногой один тапочек, сунул в него ногу и, наконец, встал. Держась за стену, он вышел в гостиную и с удивлением заметил, что она убрана, а из кухни идет приятный запах свежеприготовленной еды.
Второй тапочек нашелся на входе в кухню. За столом сидел Дегтярев и как ни в чем не бывало пил чай из блюдечка вприкуску с шоколадными конфетами.
– Проснулся? – улыбнулся он Илико.
– Сколько я спал? – спросил его тот, тяжело плюхаясь на стул.
– Не долго. Часов восемь, – ответил Дегтярев. – Сейчас я приготовлю тебе ванну, а потом ты поешь.
– Рома, я чудовище, – вздохнул Илико и опустил голову на стол.
– С чего ты так решил, Илюша? – Дегтярев внимательно смотрел на него, не пытаясь успокаивать. – Разве ты поил Огюста? Разве ты толкнул его в яму?
– Откуда ты знаешь? – поднял голову Илико.
– Я говорил с мадам Деконте. Она была у Огюста в больнице, – он положил в рот еще одну конфету. – Он рассказал ей, как напился и как ты пытался его отвести домой. А потом говорил, как ты кинулся к нему, когда у него закружилась голова. Ты герой, мой мальчик!
– Ты не понимаешь, – горько усмехнулся Илико. – Я мог настоять и отвести его домой, но не сделал этого. Я хотел воспользоваться его состоянием, просто сам был пьян и не знал как. А когда он пошатнулся, я и правда кинулся к нему. Мне нужно было всего лишь протянуть руку и схватить его, но я этого не сделал!
– Но ведь об этом, кроме меня, никто не узнает. Правда? К тому же Огюст жив. Правда, танцевать он больше не сможет, – Роман Константинович налил в блюдце еще чаю.
– Почему не сможет? – насторожился Илико. – Он всего лишь ударился головой. Жандарм сказал, что ничего страшного.
– Ну, жандарм не врач. Уже в больнице выяснилось, что у Рапье поврежден позвоночник. Ниже поясницы чувствительность пока отсутствует, но врачи говорят, что после операции он вполне сможет встать на ноги. Луиза хочет везти его в Лондон, показать светилам медицины и там делать операцию.
Дегтярев посмотрел на Илико и испугался. Он походил на душевнобольного, которому забыли дать успокоительное. Его глаза были наполнены ужасом, тело била мелкая дрожь, а кулаки судорожно сжимались.
– Илюша, дорогой! Давай-ка мы пойдем сейчас в ванную, потом ты поешь и ляжешь, – он встал и помог Илико подняться со стула.
Видимо, Дегтярев побоялся оставлять Илико одного. Пока набиралась вода, тот сидел на табуретке и неотрывно смотрел на бегущую из крана струю. Роман Константинович раздел его, словно беспомощного ребенка, и помог залезть в ванну.
– Сейчас тебе полегчает, – Дегтярев мылил волосы Илико шампунем и аккуратно лил ему на голову воду из кувшина. – Теперь все будет хорошо. Ты станешь солистом Гранд Опера, Илюша! Тебе будет рукоплескать вся театральная публика. Я организую тебе потрясающие гастроли! О «Порхающей бабочке» заговорит весь мир.
– Я хочу сделать Огюсту подарок, – вдруг очнулся Илико. – Давай закажем у Рабиновича запонки!
– Эм… Рабиновичей нет в Париже, – замялся Дегтярев.
– Почему, – обернулся к нему Илико.
– После вашего разрыва Мойша Рабинович перерезал себе вены. Его спасли, но Азриэль увез сына. Куда – не знаю, – сказал он, мягко гладя Илико по голове.
Взгляд Илико стал стеклянным. Он несколько секунд смотрел в одну точку, потом обхватил голову руками и заплакал.
– Я чудовище! – кричал он. – Я всем приношу только боль и страдания! Огюст, Мойша, Соня. Сонечка! Я мерзавец! Как я мог тебя так обмануть! Ты святая! Мойша! Огюст! Я и вам сломал жизнь! Изя… Изя! Где ты?! Прошу, прости меня. Забери меня отсюда! Изя-а-а…
Крепкая пощечина прервала крик, и Илико испуганно посмотрел на Дегтярева.
– Возьми себя в руки! Теперь путь к славе для тебя открыт, а ты рыдаешь по теням прошлого? Забудь их и иди к цели, мой мальчик! – сказал ему Роман Константинович.
– Ты ведь не бросишь меня, Ромочка? – спросил Илико, вытирая слезы.
– Я буду с тобой, мой мальчик! – погладил его по щеке Дегтярев.
На театральный совет были приглашены главный режиссер Николай Сергеевич Мельников, балетмейстер Ксвелий Мелье, дирижер Иосиф Мейер и главный художник-оформитель Клер Манус.
– В связи с тем, что наш премьер вышел из строя, и я так думаю, что насовсем, я хочу представить вам нашего нового солиста – Илиа Чантурия! – сказал директор театра Генрих Бенталь и указал рукой в сторону Илико.
– Протестую, господа! – Мельников поднялся со стула. – Я отказываюсь работать с этим человеком.
– С чего это, Николя? – удивленно поднял густые брови Беналь.
– Я никогда не прощу вам Огюста, господин Чантурия, – Мельников повернулся к Илико и бросил на него презрительный взгляд.
– Господин Мельников, по данным полиции, господин Чантурия не виновен. Напротив, он хотел остановить господина Рапье. В том, что случилось с Огюстом, нет вины Илии, – возразил директор.
– Простите меня, господа, но я подаю прошение на увольнение из театра. Рад был с вами работать, – Мельников кивнул всем присутствующим, за исключением Илико, и вышел из кабинета директора.
========== Глава 10 ==========
И в этот раз на помощь Илико пришел Дегтярев. Он выписал из Рима модного балетмейстера Тарро Торилло. Итальянец был просто помешан на русском балете и сразу предложил ставить «Щелкунчика», оставив также в репертуаре «Сильфиду» и «Петрушку», миниатюры «Полуденный отдых Фавна» и «Призрак Розы» и добавив к ним «Половецкие пляски». И конечно, все главные мужские партии должен был танцевать Илико.
Репетиции начинались только через неделю. Илико немного пришел в себя после длительного запоя и решил заглянуть в театр, где оркестр и хор уже вовсю репетировали начальную сцену «Половецких плясок».
Илико вошел в большой зал и сел в дальнем темном углу.
«Улетай на крыльях ветра ты в край родной, родная песня наша…» – нежными голосами пели сопрано в сопровождении гобоя и флейты. Воздушная мелодия лилась спокойно и привольно.
Илико откинул голову на спинку кресла и закрыл глаза. Перед ним проплывали зеленые просторные долины, ровные ряды виноградников, вершины гор, залитые ярким солнечным светом. Тонкой блестящей змейкой меж камней струилась река. Город в тени высоких деревьев. Раскаленные камни домов и мостовой. Знакомая улочка. Мама вешает белье на веревки, натянутые во дворе. Отец о чем-то спорит с Гией. Пушистый кот раскинулся темной кляксой на траве, грея старые кости на солнце.
Сердце Илико сжалось. Из-под закрытых век по заросшим щетиной щекам покатилась слеза. Хор замолк, и ему на смену заструилась быстрая волнующая мелодия. Она, как хлыстом, ударила Илико по душе, и перед его глазами на секунду возник давно забытый образ. Большие карие глаза смотрели на Илико из-под тонких очков тепло и нежно, губы улыбались, а на щеках играли милые ямочки.
– Нет! – прошептал Илико и открыл глаза. Он поднялся и длинной тенью выскользнул из зала.
На улице было пасмурно и сыро, а с неба сыпал мелкий дождь. Редкие прохожие пробегали мимо, зябко кутаясь в широкие шарфы и воротники. Пройдя через сквер, Илико попал на широкую улицу, вдоль которой тянулись лавки и магазины. Прикупив в одной из них пару бутылок коньяка и легкую закуску, Илико быстрым шагом направился домой.
На улице уже стемнело, а по оконному стеклу мелко барабанил дождь. Илико уже с полчаса сидел за столом с бокалом коньяка, зажатым в руке. Ему очень хотелось снова погрузиться в мир, качающийся под ногами, где голова легкая, как воздушный шарик в руках ребенка, а ноги тяжелые, словно налитые чугуном. Но ему было страшно. Он понимал, что, снова попав в него, он не захочет возвращаться.
– И пусть, – сказал он тишине и поднес бокал к губам, но в этот момент в дверь постучали.
– Рома? – Илико удивленно поднял брови. – Я не ждал тебя столь поздно.
– Илюша… – Дегтярев улыбался ему таинственно и странно. – Тут такое дело… – он снял с головы мокрую шляпу и ударил ей несколько раз по колену, стряхивая капли. На нем было промокшее пальто, ворот которого он придерживал рукой. – Пустишь меня?
– Да, конечно, – Илико отступил в сторону, приглашая позднего гостя войти.
– Я собирался к тебе завтра, но возвращаясь домой, увидел… В общем... Я нашел это чудо на улице и почему-то решил, что он для тебя, – с этими словами Роман Константинович распахнул пальто и достал из-за пазухи мокрого черного котенка.
– Что это? – Илико смотрел на худенькое тельце, покрытое свалявшейся шерсткой, на длинную мордочку с огромными карими глазами и торчащими в разные стороны усами и не мог понять, зачем Дегтярев принес ему этого блохастого уродца.
– Илюша, я не могу быть с тобой постоянно. Ты ни с кем не общаешься. У тебя нет друзей. Тебе нужен кто-то, кто будет ждать тебя дома, кто будет рад твоему приходу, – ответил Дегтярев и поставил котенка на пол гостиной. Тот тут же отряхнулся и, задрав вверх тонкий хвост, побежал на кухню. Оба мужчины последовали за ним.
– Чувствую себя старой девой с котом, – улыбнулся Илико Роману Константиновичу. – У меня даже молока нет.
– Я знал, что у тебя есть только коньяк, – нахмурился Дегтярев, кивнув на стол, где стояла закуска ибутылка. – Поэтому зашел в магазинчик и взял молока. Еще вот… – он достал из кармана кусок черного мыла. – Его нужно отмыть от грязи и блох.
– Я смотрю, ты все продумал, Ромочка, – засмеялся Илико.
– Нет, просто решил, что проще сразу купить все для котенка, чтобы потом не лечить тебя, – широко улыбнулся Дегтярев.
Роман Константинович отказался остаться у Илико, ссылаясь на неотложные дела утром. Они вместе помыли котенка и покормили. После этого Дегтярев оделся и уже возле двери поцеловал Илико в губы и сказал:
– Не пей много, Илюша. Я не хочу, чтобы ты спился.
– Мне так легче, Ром. Боль уходит, и душа расслабляется. Но я постараюсь не увлекаться, – улыбнулся ему Илико.
Он уютно устроился на кресле в гостиной и, сладко затянувшись сигаретой, стал потягивать душистый напиток, наблюдая за котенком, который успел обсохнуть. Его черная шерстка распушилась, а большие карие глаза смотрели на Илико с любопытством. Котенок по-хозяйски побродил по гостиной, изучил и обнюхал все углы и, забравшись на небольшой пуфик напротив Илико, свернулся пушистым комочком.
– Мне же тебя как-то назвать нужно, – сказал Илико, наливая второй бокал коньяка. – Мурзик? – он вопросительно посмотрел на своего питомца. Тот даже ухом не повел. – Барсик? – котенок не шелохнулся. – Не нравятся тебе эти имена? Знаю, я не мастак давать животным клички. Был у меня друг один, так он в этом был мастером. Когда мы с ним были маленькими, то ходили в зоосад. Там был пони. Наверное, у него уже была кличка, но мой друг звал его Буциком, – Илико горько усмехнулся. – Дядюшка рассказывал ему про Александра Македонского, а Изя не запомнил полное имя его коня, вот и прозвал так пони. А потом у нас появился карликовый колли, и Изя дал ему имя, назвав Моцартом. Изя вообще был выдумщиком, – Илико все время, пока делился с котенком воспоминаниями, смотрел на лампу через бокал с янтарным напитком. Бросив взгляд на пуфик, он удивленно поднял брови и еще раз произнес: – Изя… – котенок зашевелил ушами, приподнял голову и внимательно посмотрел на Илико. – Изя! – снова сказал тот, и малыш спрыгнул со своего ложа, выгнулся и, подойдя к креслу, где сидел Илико, потянулся передними лапками вверх. – Изя… – прошептал Илико, беря котенка на руки и прижимая к груди. – Как же я скучаю по тебе… Как мне не хватает твоей улыбки и твоего голоса. Мне так не хватает твоей любви, Изя! – и Илико пьяно расплакался.
Допив коньяк, он тяжело поднялся, переложил спящего котенка на кресло, стараясь не разбудить, выключил свет и прошел в спальню, где тут же улегся в постель, укрывшись теплым одеялом.
Его уже начал накрывать сон, когда он услышал странное поскребывание, а потом мягкие шаги по кровати. Котенок дошел до подушки и, свернувшись комочком, улегся на его груди, громко мурча.
– Точно Изя, – улыбнулся Илико, проведя рукой по мягкой шерстке.
Оставшиеся несколько дней до репетиций Илико занимался Изей, забыв на время даже о существовании Дегтярева. Он сходил с ним к ветеринару, дабы убедится, что Изя здоров, а заодно узнать, как обращаться с малышом. Он целыми днями возился с пушистым зверьком, играя с ним и приучая к туалету.
Дегтярев пришел к нему в пятницу, чтобы сообщить о времени начала репетиций с Торилло, и застал Илико за неожиданным занятием. Котенок бегал за фантиками, привязанными к длинной тонкой палочке, а Илико громко хохотал, наблюдая за ним.
– Я смотрю, вы подружились? – улыбнулся Роман Константинович, оглядывая комнату. Не обнаружив пустых бутылок и грязи, он довольно улыбнулся и опустился в кресло.
– Спасибо, Ромочка! – Илико сел к нему на колени, обвив его шею руками. – Он такой забавный и милый. Он от меня ни на шаг не отходит. Даже спит со мной.
– А если с тобой захочу спать я? – Дегтярев крепче прижал Илико к себе и поцеловал в губы.
– Я думаю, Изя не будет против, – Илико склонил голову, подставляя шею под поцелуи. – Я так соскучился по тебе, Ромочка, – тяжело выдохнул он.
– Я тоже, – ответил ему Дегтярев, расстегивая на нем рубашку. – По такому, как раньше. Веселому и звенящему, как ручей. По горячему, как солнечный свет. Манящему, как глоток холодного вина в жаркий полдень… – поцелуи обжигали стройное тело Илико, и он раскрылся навстречу им, как бутон цветка…
========== Глава 11 ==========
Жизнь вокруг Илико сверкала яркими красками бутафорских замков, блестела пайетками и стразами на костюмах артистов, светила яркими софитами, но ему казалось, что мир замер тусклым дождливым пейзажем. Его не радовало ни его новое положение в театре, ни прекрасные перспективы, о которых писали газеты, ни толпы поклонников, вечно ожидающих его возле служебного входа. И только танец давал ему жизнь. Он выворачивал больную душу Илико наизнанку, играл на тонких струнах его натянутых нервов и пронзал тело тонкими ниточками блаженства.
Артисты театра так и не приняли Илико. С ним никто не общался, мужчины молча отворачивались, не подавая руки, женщины опускали глаза и тихо шушукались за его спиной. Случалось, что, возвращаясь в гримерку после репетиции, Илико находил свою рубашку облитой красной краской или надпись «Убийца» на стекле зеркала. Той же красной краской марались перила на лестнице или стул на сцене, отчего руки Илико были вечно в кровавых пятнах. Он злился и, идя домой, покупал очередную бутылку коньяка. Единственным, кто хоть как-то поддерживал с ним отношения, был режиссер Торилло.
– Не понимаю господина Мельникова, – говорил он, обедая в небольшом уютном ресторанчике вместе с Дегтяревым и Илико. – Я впервые вижу такого чувственного танцора, как господин Чантурия! Где Мельников увидел манекен? Танец Илико просто завораживает своей страстью.
Дегтярев частенько навещал Илико у него дома, но вытащить его куда-нибудь развлечься или просто в гости не мог.
– На кого я оставлю Изю? – говорил Илико и отказывался выходить на улицу.
Долгими вечерами, сидя в удобном кресле в гостиной, завернувшись в теплый плед, потягивая коньяк, он заводил длинный монолог под тихое мурчание котенка на своих коленях.
– Знаешь Изя, – говорил он, глядя в пустоту комнаты, – я очень устал от жизни. Меня ничего не радует, и я ничего не жду. Я добился того, чего желал всей душой и… Странно… – он подливал еще коньяку, – я больше ничего не хочу. Не осталось ни мечты, ни желаний. Смирнов был прав! Он всегда был прав, а я смеялся над его пророчествами, – Илико слегка поерзал на кресле, отчего котенок поднял голову и недовольно взглянул на хозяина. – А вдруг у меня был другой шанс выбиться в люди? Честный, без интриг и предательства? Может, мне нужно было просто подождать и продолжать танцевать в мюзик-холле. И когда-нибудь меня заметили бы и пригласили работать в театр, – Илико устало откинулся на спинку кресла. – Теперь уже ничего не исправить, дорогой мой Изя. Я предал всех: Соню, Смирнова, Мельникова, тебя… Рапье я убил. Убил как танцора, и этого я себе никогда не прощу!
В субботу в перерыве между репетициями Илико передали записку от Дегтярева, в которой тот писал, что соскучился по нему и ждет его завтра у себя.
Утром следующего дня Илико принял душ и развел мыло, чтобы побриться. Острое лезвие с тихим шипением скользило по заросшей щетиной щеке, оставляя на ней розовые полосы. Одно неловкое движение, и маленькая красная полоса на коже засочилась темной кровью. Илико быстро смыл пену со щеки и приложил к порезу ватку с лосьоном. Тонкая иголочка боли на долю секунды пронзила его щеку, ослабив нервное напряжение в душе.
Готовя себе яичницу и глядя на масло, скворчащее на сковороде, Илико осмысленно тронул пузыри пальцем и снова заметил, что боль физическая успокоила душевную.
Ближе к полудню Илико звонил в дубовую дверь дома Дегтярева.
– Мы решили прийти к тебе в гости вместе, – улыбнулся ему Илико, отдавая лакею большую сумку, а из второй вытаскивая на свет котенка.
– Правильное решение, – Дегтярев потянул руку к пушистой голове кота, но тот недовольно сощурил глаза и зашипел. – Вот как! – засмеялся Роман Константинович. – Не забывайтесь, молодой человек! Это я вытащил вас из грязи, и благодаря мне вы сладко едите и спите на мягких подушках, – при этих словах Илико поморщился, и, заметив это, Дегтярев добавил: – Не нужно так, Илюша! С тобой я всегда сотрудничал на взаимовыгодных условиях.
За ужином Роман Константинович искоса наблюдал за Илико, который трясущейся рукой наливал себе уже третью рюмку водки.
– Что с тобой происходит, Илюша? – спросил его Дегтярев.
– Что тебе не понятно, Ромочка? – произнес Илико, протягивая сидящему на полу котенку прозрачную капельку красной икры. – Я мертвый. Я хладный труп, который по инерции ест, пьет и спит. Я не чувствую вкуса еды, меня не тревожат сны, я равнодушен к людским проблемам. И меня ничего не радует.
– Брось, – хлопнул по столу рукой Дегтярев. – Ты только начинаешь жить! Тебе уже рукоплещет весь Париж! Через две недели твой дебют в больших постановках. Я готовлю грандиозное турне по Европе. Что не так, Илюша?
Илико равнодушно пожал плечами и только потянулся рукой за графином с водкой.
Мягкий шелк простыней приятно холодил разгоряченное от поцелуев тело. Илико наслаждался умелыми ласками Дегтярева, но ему чего-то не хватало в них.
– Ромочка, погоди! – остановил он. – Могу я попросить тебя об одном?
– Конечно, мой ангел! – тяжело дыша, ответил ему Дегтярев.
Илико быстро поднялся и, на секунду исчезнув в темноте комнаты, вернулся в кровать с тонким кожаным ремнем.
– Я хочу, чтобы ты меня выпорол, – сказал Илико, уверенно глядя в глаза Дегтярева.
– Илюша, я… Нет, Илюша! – Дегтярев отвел его руку с зажатым в ней ремнем.
– Почему, Рома? Ну прошу тебя! Я этого очень хочу! – Илико бросил ремень, встал на колени и, повернувшись спиной к Роману Константиновичу, ухватился руками за железные прутья спинки кровати. – В тебе же накопилась злость. На меня, на глупых компаньонов по работе, да на что угодно. Выпусти ее! Ну же…
– Я не смогу ударить тебя, Илюша, – ответил ему Дегтярев, крутя в руках тонкую змейку ремня.
– Ты слабак, Дегтярев! Ты не умеешь выплеснуть из себя злость. Ты постоянно думаешь, что о тебе скажет пресса, твои покровители, окружающие. Ты никогда не бываешь собой. Твоя маска вечного радушия мне надоела, – пошипел Илико, повернувшись к Дегтяреву вполоборота. – Посмотри на себя! Ты стареешь, Дегтярев, и совсем скоро ты уже не сможешь ублажать мальчиков без таблеток и афродизиаков.
Дегтярев сжал зубы, его ноздри раздулись, и, резко выдохнув, он с размаху ударил Илико ремнем по голой спине. Боль яркой молнией ослепила Илико и разлетелась брызгами разбитого стекла по всему телу.
– Да, Дегтярев! Я знаю, что прав! – процедил сквозь зубы Илико и получил еще один удар между лопаток. – Скоро не ты… будешь зарабатывать на юных дарованиях, а они… будут высасывать твои деньги, – он не успел перевести дыхание, как новый удар обжог его ягодицы. – Да! Еще! – провыл он и замер в ожидании нового удара. Но его не последовало. – Ну что ты медлишь? – прошептал он, но вместо очередного удара почувствовал на пылающей огнем коже мягкие поцелуи.
– Нет, Илюша! – прошептал Дегтярев, целуя яркую красную полосу на спине Илико. – Я не могу уродовать эту красоту, – и снова горячие болезненные поцелуи пробежали по вздувшимся отметинам. – Ты слишком совершенен. Твоя кожа нежна и бархатиста. Изгибы твоего тела изящны, словно выточены из камня умелым скульптором…
Илико было достаточно и этих трех ударов. Вся боль его души сейчас сконцентрировалась в саднящих следах от ремня. Страстные поцелуи Дегтярева чувствовались острее, и желание с тихим стоном вырвалось из Илико наружу.
Илико медленно проваливался в сон, раскинувшись на мягких простынях в спальне Дегтярева, когда дверь спальни тихо отворилась и пушистая маленькая тень скользнула к нему на грудь.
– Изя… – прошептал в полусне Илико. – Я так по тебе скучал… – он счастливо улыбнулся услышав тихое мурчание кота у себя под ухом.
========== Глава 12 ==========
Премьера «Щелкунчика», где Илико официально выступал в качестве солиста, пришлась на первый день весны. Илико сидел перед большим зеркалом в своей личной гримерке и наносил грим на лицо.
– Ну, как тут наш новый премьер Гранд Опера? – в комнату без стука вошел Дегтярев и положил на столик перед Илико огромный букет. – Волнуешься?
– Нет, – спокойно ответил ему Илико, отодвигая цветы в сторону. – Ты торопишься с поздравлениями, Ромочка. Публика может не принять меня.
– Всем понравились твои Фавн и Роза, – возразил Дегтярев.
– Но в качестве премьера от меня могут быть не в восторге, – сказал Илико и встал, скинув с голого тела легкий халат.
Он ошибся в своих прогнозах. Публика реагировала бурно, целых полчаса длились овации, его не отпускали со сцены. И немудрено… Илико танцевал как бог. Он вышел на сцену и замер, слушая первые ноты увертюры. Занавес поднялся, и он, полностью погрузившись в музыку, взмыл над сценой. Для него не было ничего. Ни яркого света софитов, ни публики в зале, ни декораций. Было только волшебство танца и мелодия, волнами разливающаяся вокруг него.
Вечером, как всегда, был назначен большой фуршет в честь новой звезды театра. На этот раз Илико, быстро выпрыгнув из авто и закрыв лицо шляпой, стал пробираться через толпу репортеров.
– Господин Чантурия устал, – говорил фотографам Дегтярев, шедший вслед Илико. – Позже, господа!
В огромном фойе театра Илико встретили овациями работники театра. Все эти люди, презирающие Илико как человека, отдавали сейчас ему дань как танцору.
Весь остальной вечер он принимал поздравления от спонсоров, меценатов, ценителей балета, знаменитых писателей и модных композиторов. Он улыбался им, но его улыбка больше напоминала оскал растревоженного в своем логове зверя. Когда гости немного успокоились и начали обсуждать спектакль между собой, Илико наконец облегченно вздохнул, снял дежурную улыбку со своего лица и, опершись спиной о колонну, начал ловить проходящих мимо него официантов и пить шампанское. Через пару часов он неровной походкой пересек зал и, подойдя к музыкантам, развлекающим гостей, сказал им:
– Любезные, «Лебедя» Сен-Санса! Я хочу танцевать! – и, увидев приближающегося к нему Дегтярева, сказал ему: – Ромочка, найди мне пачку и пуанты! Я так давно не танцевал на пуантах!
– Илюша… – зашипел Дегтярев, беря Илико под руку и уводя в дальний угол зала. – Ты пьян, Илюша! Что ты вытворяешь? Ты хоть понимаешь, что завтра напишут в газетах? Ты даже фотографироваться и давать интервью не стал сегодня! А сейчас расхаживаешь по залу абсолютно пьяный!
– Я хочу танцевать! Прикажи принести пуанты! – пытался вырваться из крепких рук Дегтярева Илико. Но тот вывел его из зала, надел на него пальто и шляпу и усадил в свое авто.
– Я извинился за тебя, Илюша. Сказал, что ты устал и плохо себя чувствуешь, – сказал Дегтярев и похлопал по плечу водителя. – Домой к господину Чантурии.
– Я их ненавижу! – сказал Илико и махнул в воздухе рукой. – Я их всех ненавижу! И тебя, Ромка, тоже ненавижу!
– Интересно, за что? – спокойно спросил Дегтярев, надевая ему на голову упавшую шляпу.
– Ты злой! А они… Я обнажаю перед ними душу, а они восторгаются и платят за это! – сказал Илико и, удивленно подняв брови, спросил у Дегтярева: – Выходит, что я проститутка? Я душевная проститутка, Ромка! – рассмеялся вдруг Илико. – Смотри, какой каламбур: я душевная проститутка!
– Успокойся, Илюша, – Роман Константинович обнял его за плечи и прижал к себе. – У тебя истерика, дорогой. Успокойся!
Илико успокоился в его объятьях и оставшуюся часть дороги дремал у него на плече. Уже дома, приняв ванну и выпив чашку крепкого кофе, Илико немного пришел в себя и с ужасом понял, что натворил.
– Что же теперь будет, Ромочка? – спросил он, сидя на кресле с очередной чашкой кофе в трясущихся руках.
– А ничего страшного не будет, – улыбнулся ему Дегтярев. – Я сам разберусь с газетчиками. А ты ложись-ка, поспи.
– Останешься? – с надеждой в голосе спросил Илико.
– Не сегодня, дорогой, – ответил ему Дегтярев, уходя в коридор. – И еще, Илюша… пообещай мне, что не будешь больше пить. Ни капли! Обещаешь?
– Даю слово, что ничего крепче чая и кофе пить не буду, – виновато улыбнулся ему Илико.
– В среду жду тебя с котом в гости. Отпущу всех слуг, как ты любишь, и мы будем весь день валяться в кровати и есть вкусности. Договорились? – Дегтярев подошел к Илико и поцеловал его в лоб.
– Мы придем, – улыбнулся ему Илико и, блаженно закрыв глаза, откинул голову на спинку кресла.
Илико сдержал слово, и следующую неделю не прикасался к спиртному. Это сразу заметили и Торилло, и остальные участники труппы. Исполнители вторых ролей Апле и Крафт даже предложили Илико в перерыве между репетициями выпить по чашечке кофе и поболтать. Илико согласился и с удивлением узнал, что танцоры счастливо живут вместе уже почти год.
Но это была всего лишь видимость спокойствия. Приходя вечером домой и усаживаясь в кресло, Илико снова брал в руки уже подросшего котенка и, как и раньше, начинал монолог.
– Знаешь, Изя, я понял, почему я несчастлив. Я думал, что счастье – это когда тебя кто-то любит. Поэтому я и встречался с Соней и Мойшей. Но когда они начинали требовать от меня взаимности, меня это начинало раздражать, – он провел рукой по густой черной шерсти и услышал в ответ громкое мурчание. – С Дегтяревым я так долго только потому, что он не требует от меня любви. Не знаю, любовь ли это у него по отношению ко мне или нет. Возможно, это просто привычка или мы просто дружим с ним и у нас общий интерес к танцам и сексу. Меня это устраивает… – он задумался. – Нет, не так! Меня это устраивало долгое время, но сейчас… Сейчас я понял. Счастье – это когда любишь сам. И это счастье, даже не догадываясь о том, дарил мне ты… Изя…
В среду, как и было обещано, он приехал в гости к Дегтяреву. Он всегда просил отпускать после ужина прислугу. Ему было неуютно от мысли, что люди в этом доме знают обо всем происходящем между ним и их хозяином.
Раскинувшись на огромной кровати в одном легком халатике, Илико с аппетитом поедал свежие фрукты, заботливо принесенные для него Дегтяревым.
– Посмотри, что у меня для тебя есть, – сказал Роман Константинович, ложась рядом с Илико.
– Ромочка… – прошептал тот, беря из его рук длинную колбаску, из которой торчала веревка. – Чурчхела… Где ты ее достал? – Илико разломил пополам лакомство и протянул половинку Дегтяреву.
– Давний знакомый был проездом у тебя на родине и привез мне это чудо, – ответил Дегтярев, откусывая кусок.
– Ее делал дядя Ваха. У него был сливовый сад и виноградники. Он сначала давил сок из ягод и фруктов, потом мешал в него муку, нанизывал разные орехи на веревку и макал их в эту смесь. А потом сушил у себя во дворе на деревянных перекладинах, – Илико быстро съел свою половинку и тут же выхватил из рук Дегтярева его кусок. – Мы с друзьями часто лазили к нему во двор и крали еще не просохшие колбаски, – он доел остальное и вздохнул, – такое время было счастливое. Иногда мне кажется, что тогда Солнце светило постоянно.
– А сейчас ты несчастлив? – улыбнулся Дегтярев.
– Сейчас вечный дождь и слякоть. Я разучился видеть Солнце, Ромочка, – Илико откинулся на спину и закрыл глаза. – Я хочу любви, Рома!
– Ты ее получишь, – отозвался Дегтярев и провел рукой по обнаженной груди Илико. – Только не проси меня тебя бить.
– Я не об этом… – начал Илико, но в этот момент теплые поцелуи добрались до его шеи. – Хотя… – и он развязал пояс халата, обнажив смуглое стройное тело.
И снова потянулись будни. Репетиции, спектакли, толпы поклонников и тихие вечера с мурлыкающим котом на коленях. К концу недели Илико так устал, что ему страшно захотелось выпить и расслабиться, но данное Дегтяреву обещание не позволяло ему этого сделать. Поэтому он решил просто прогуляться по городу.
В его голове крутились беспокойные мысли о смысле всего происходящего с ним. Илико думалось, что все, что он делает, зря. Что главное не в успехе, не в признании и славе. Что то самое, ради чего стоило жить, было где-то совсем рядом, но Илико променял счастье на сверкающий бутафорский замок мечты.
– А ведь все могло быть совсем по-другому, – сказал он себе под нос, устраиваясь за столиком захудалого кафе на окраине города. – Я мог бы дарить радость не только окружающим, но и себе.
– Молодой господин хочет радости?
Илико поднял глаза и увидел напротив изрядно потрепанную женщину лет сорока в пестром платье и с яркой косметикой на лице.
– Извини, дорогуша, – поморщился Илико. – Твои услуги меня не интересуют.
– А я и не предлагаю свои услуги, – улыбнулась проститутка. – Разве красивый и богатый господин может заинтересоваться мной? Я предлагаю вам лекарство, господин.
– Лекарство от чего? – удивился Илко.
– От тоски и одиночества, – кивнула ему женщина.
– С чего ты взяла, что я одинок и что меня нужно лечить от тоски? – засмеялся Илико.
– Молодой господин явно богат и очутился в этом забытом богом кафе потому, что гулял и задумался. А отчего молодой и красивый мужчина может задуматься так глубоко? – проститутка подмигнула ему. – Потому что рядом с ним нет человека, о котором можно думать не переставая, – сделала она вывод. – И потом… простите мне мою наглость. Я слышала то, что вы сказали, садясь за стол. Вы несчастны, молодой господин. А от этого есть лекарство.
– Да ты психолог! – захохотал Илико, но вдруг осекся и поник. – Но ты права! Я устал от одиночества, и я несчастлив. Что за лекарство ты мне можешь предложить?
– Надеюсь, у молодого господина найдется пятьдесят франков? – с этими словами проститутка залезла рукой в широкий вырез платья и достала оттуда маленький бумажный сверток…
========== Глава 13 ==========
Весь мир виделся Илико сказочной декорацией. Яркая молодая листва была прорисована четкими мазками, оставленными умелой рукой художника. Солнце светило, как огромный софит в ярко-голубом небе. Птицы на разные голоса пели мелодии. Они звучали то как нежные переливы флейт, то как тихие мерцания скрипки, то как громкое уханье гобоя. Да и сам Илико казался себе персонажем из сказки.
– Что с тобой происходит, Илюша? – спрашивал Дегтярев, глядя, как Илико лежит на ковре в его большой гостиной и громко хохочет, играя с большим черным котом.
– Посмотри, какой он забавный, – поднимал на него Илико глаза.
– Не вижу ничего забавного, – пожимал плечами Роман Константинович. – Обычный кот, катающий лапой мячик. Чему ты так радуешься последнее время?
– Тебе не угодишь, Ромочка, – Илико поднялся на ноги и, подойдя к креслу, где сидел Дегтярев, плюхнулся ему на колени. – Когда я грущу, тебе не нравится. Когда радуюсь – тоже, – он обнял руками мощную шею Дегтярева и попытался поцеловать его в губы, но тот отстранился и внимательно посмотрел ему в глаза.
– Ты не радостный, Илюша! Ты странный!
– В чем странность? – не сдавался Илико. Он прокрался рукой под рубашку Романа Константиновича и стал гладить его по груди.
– Ты стал опаздывать на репетиции. Тебя то не уложишь спать, то ты спишь так, что я не могу тебя добудиться, – Дегтярев отстранился от Илико и нахмурился. – На тебя жалуются молодые артисты кордебалета. Ты не даешь им прохода!
– Я сплю, потому что устаю, – Илико немного выгнулся и положил руку Дегтярева себе на пах. – М-м-м… Мне так хочется секса, а ты так редко со мной бываешь. Вот меня и тянет на молоденьких мальчиков.
– На той неделе на репетиции ты вышел на сцену в пуантах и в пачке и танцевал Фею Драже! – Дергтярев отдернул свою руку и, взяв Илико за плечи, несколько раз тряхнул. – Что происходит, Илюша?
– Я просто решил вспомнить детство, – засмеялся Илико. – И всем понравился мой танец. Все смеялись.
– Они смеялись над тобой, Илюша! – воскликнул Дегтярев и, спихнув Илико с коленей, встал с кресла. – А когда ты скупил всю цветочную лавку и ездил по городу в авто, разбрасывая цветы?
– Я просто счастлив и хочу всем дарить радость, – Илико подошел к Дегтяреву и повис у него на шее, капризно надув губы. – Это ведь все просто легкие шалости, Ромочка.
– Шалости? А кого две недели назад забрали жандармы? Мне с трудом удалось уладить скандал, – Дегтярев оттолкнул от себя Илико, и тот, слегка покачнувшись, схватился за спинку кресла.
– Я всего лишь хотел в борделе снять мальчика. А они меня выгнали, и, естественно, я возмущался и орал на них, – Илико уселся в кресло и, расстегнув рубашку, стал ласкать свою грудь, призывно глядя на Дегтярева.
– Ты на улице кричал, что хочешь молоденького еврея, Илюша. И это был не бордель, а модный салон, – вздохнул Дегтярев, подошел к нему и запахнул ворот его рубашки. – И сейчас ты ведешь себя как проститутка!
– Возьми меня, как шлюху! – тяжело выдохнул Илико. – Жестко и страстно! Привяжи меня к кровати и насилуй!
– Илюша… Ты меня пугаешь, – Роман Константинович, нахмурившись, наблюдал, как Илико, за секунду забыв, о чем просил, сел на пол и снова стал играть в мячик с котом.
– Что ты так переживаешь? – спокойно заметил Илико. – Пресса меня любит и считает неординарным.
– Пресса пишет то, что хочу я, Илюша! Через две недели гастроли, а я боюсь тебя отпускать одного, – Дегтярев сел рядом с ним на пол и погладил Илико по шоколадным волосам. – Если ты и там станешь чудить… У меня, конечно, есть связи, но…
– Все будет хорошо, – Илико повернулся к Дегтяреву и поцеловал его в губы.
– Ты сегодня пришел ко мне в пиджаке с пришитым к нему цветным боа на вороте, – Роман Константинович обнял Илико за плечи и прижал к себе.
– Это я сам придумал, – поднял на него глаза Илико. – Тебе понравилось?
– Давай после ужина сходим к модистке, и она пошьет тебе новый костюм? – Дегтярев поцеловал Илико в лоб.
– Хочу желтый в красную полоску. И чтобы пуговицы были непременно золотыми, – оживился Илико и тут же снова переключился на кота.
В те часы, когда «волшебный порошок» переставал действовать, на Илико накатывал страх. Нет, он не боялся кого-то или чего-то. Он боялся, что у Матильды, проститутки из кафе-бистро, не окажется «лекарства». Или что у него украдут деньги и он не сможет его купить. Или что по дороге до кафе его собьет автомобиль и он просто не попадет к Матильде.
Но как только в его руках оказывался маленький бумажный пакетик, он сразу бежал в вонючий туалет кабака и с наслаждением вдыхал в себя сладковатый белый порошок, пахнущий дешевыми духами проститутки Матильды.
– А если я не смогу найти в Лондоне или в Риме такое снадобье? – волновался Илико, убирая в карман сразу пять пакетиков.
– Не волнуйтесь, молодой господин, – отвечала ему проститутка, пряча деньги в декольте. – Этой дряни везде много. Зайди в любой бордель или в дешевую ресторацию. Продавцы тебя сами найдут.
– А сколько он там стоит? – снова волновался Илико. – Вдруг у меня денег не хватит? У тебя он сначала был по пятьдесят франков, а теперь по сто.
– Цену не назову, – равнодушно пожала плечами женщина. – Но ты ведь не бедствуешь, – она поднялась со стула и повернулась к выходу. – На эту забаву ты денег всегда отыщешь, уж поверь, – и старая проститутка вышла из кафе.
Лондон встретил Илико туманом и мелким моросящим дождем. По приезду он сразу отбил телеграмму Дегтяреву, где писал, что добрался хорошо, и справлялся о коте, которого на время гастролей пришлось оставить у Романа Константиновича.
Премьера в Ковент-Гардене прошла с большим успехом. По всему городу за Илико передвигалась огромная толпа поклонников, среди которых он видел лица, знакомые по Парижу.
После Лондона были спектакли в Бристоле, Бирмингеме и Шеффилде. Англия рукоплескала красивому русскому танцору. Газеты пестрели яркими заголовками на первых страницах. «Бабочка, прилетевшая из Парижа, покорила своим талантом!», «Великолепный Чантурия – Парящая бабочка – летал на сцене, не касаясь пола!», «Нежные крылья Парящей бабочки очаровали зрителей Англии!»
Но успех проходил мимо Илико. Он, не замечая ни толпы поклонников, ни восторга прессы, жил в своем странном сказочном мирке, который ему дарил наркотик. Он рассеянно улыбался фотографам, рисовал примитивную бабочку на фотографических картинках поклонников, а выходя на сцену, даже не мог отделить спектакль от своей жизни. Грань между декорациями и реальным миром стерлась окончательно.
Вечерами он подолгу сидел в своем гостиничном номере и смотрел в окно. Глубокой ночью он срывался, сдвинув шляпу на глаза, выходил через черный вход гостиницы и ехал в самую дальнюю часть города. Он останавливал авто возле какого-нибудь захудалого кабака или борделя и, зайдя внутрь, тут же находил нужного человека, который продавал ему «лекарство от тоски».
Рим его очаровал. Он даже на некоторое время вышел из забытья и начал прогуливаться по залитым солнцем улицам. Этот город чем-то напомнил ему родину. Такие же каменные мостовые, наполненные летним зноем. Невысокие дома, увитые плющом. Тенистые скверы. Парочки, прогуливающиеся по набережной. Лотки с фруктами и овощами. И темперамент итальянцев был ему до боли знаком и близок.
После спектаклей он часами мог ходить по узким улочкам, забредая в самые дальние кварталы Рима. Там его не узнавали и не досаждали толпы поклонников. Там не было вспышек фотокамер и назойливых репортеров. Там была сказка из детства. Светлая, теплая и солнечная.
========== Глава 14 ==========
Италия подействовала на Илико как свежий ветерок в конце душного дня. Он немного ожил и даже дал пару больших интервью «Иль Джорнале д'Италия» и «Ла Трибуна».
Единственное, что его тяготило, – это отсутствие Дегтярева и вместе с ним – здорового секса. Он часто просыпался среди ночи с бешено стучащим сердцем на мокрой простыне. Ему снились дикие оргии за кулисами театра, обнаженные танцовщики на сцене, неясные тонкие силуэты на белых простынях. Ему чудились нежные стоны и пылкие признания.
Как-то раз, гуляя после спектакля по набережной во Флоренции, Илико очутился возле небольшого двухэтажного здания недалеко от Понте-алле-Грацие. Возле входа с ярко-красной вывеской, на которой было что-то написано по-итальянски, стоял невысокий юноша с черными кудрявыми волосами и большими карими глазами. Он был одет в простую хлопковую рубашку и короткий комбинезон. Юноша лениво посматривал на немногочисленных прохожих, в основном моряков и грузчиков, посасывая леденец на палочке. Увидев Илико, он встрепенулся и подарил ему ослепительную белозубую улыбку.
– Signore che vuole?*
– Я не говорю по-итальянски, – ответил ему Илико, завороженный яркой улыбкой.
– Синьоро желает меня иметь? – спросил его юноша на ломаном французском.
– Желает, – кивнул Илико. – Синьор желает снять тебя на всю ночь.
– Ночь дорого, – покачал головой юноша. – Синьоро иметь много лир? – он недоверчиво посмотрел на Илико.
– Я похож на матроса или портового грузчика? – засмеялся Илико и вынул из кармана несколько лир. – А мне тоже нужны гарантии, что ты не сбежишь вместе с моим кошельком, опоив меня дурью.
Юноша долго морщил нос и тер кулаком лоб, видимо, пытаясь перевести все сказанное Илико, и наконец ответил:
– Двадцать лир за ночь, комната гостиница, кушать и вина. Я есть делать все, что желает синьоро!
Сидя в уютной маленькой комнате гостиницы, Илико с любопытством наблюдал, как Роберто, так звали юношу, с аппетитом поедает пасту с овощами и запивает все это дорогим вином.
– Почему синьоро не ест? – поднял глаза Роберто.
– Я не хочу. Мне нравится просто наблюдать за тобой, – улыбнулся ему Илико.
– Синьоро не есть и не пьет вина, потому, что он любит другое? – прищурил глаза Роберто.
– По мне это видно? – удивленно приподнял брови Илико.
– Роберто много видел, как люди принимают порошки. Он видеть, как люди от этого умирать. Роберто не хотит, чтобы синьоро умер, – юноша встал из-за стола, вытер руки влажным полотенцем и подошел к Илико. – Мне нравится синьоро. Он красивый… – юноша провел рукой по волосам Илико, – он вкусно пахнет, – он нагнулся и, проведя носом по шее Илико, вдохнул его запах. – Его хочется скушать, – и Роберто игриво прикусил ему мочку уха и уже шепотом произнес: – Чего желает молодой синьоро?
– Хочу, чтобы ты был ласков и нежен, – жарко зашептал Илико, сажая Роберто к себе на колени. – Хочу, чтобы ты был невинный и чистый, – он покрывал юношу страстными поцелуями. – Хочу слышать твои стоны и признания в любви.
– Но Роберто не любит синьоро, и я не невинный, – развел руками юноша.
– Не Роберто, – покачал головой Илико. – Я буду называть тебя… Изя.
– Как пожелает молодой синьоро, – лукаво улыбнулся Роберто и, взяв Илико за руку, потянул его к небольшой кровати.
Уезжать из Флоренции совсем не хотелось. Впереди Илико ждали гастроли в Германии и Швейцарии, но он не желал расставаться с жарким итальянским солнцем, красными виноградниками Тосканы и, конечно, с Роберто. Юноша оказался хорошим актером. Он сразу понял, что именно нужно молодому господину. Когда уставший от секса Роберто засыпал на его плече, Илико действительно казалось, что рядом с ним Изя. Его сбивал только специфический запах, исходивший от молодого итальянца, и громкий храп, сопровождавший его сон.
В тяжелом и пафосном Берлине Илико совсем заскучал. Обычные порции «лекарства» перестали на него действовать, и ему пришлось увеличить дозу. Но и она быстро заканчивала свое действие, и Илико все чаще впадал в унылую депрессию.
«Мне плохо. Приезжай!» – отбил он телеграмму Дегтяреву из Берлина. Тот ответил ему, что через три недели, по завершении гастролей будет ждать Илико в Венеции, где они проведут десять дней на отдыхе. Это известие немного успокоило Илико, но проблему секса не решило.
Спектакли немного отвлекали его от возбуждения и напряжения, связанного с этим, но энергии на весь спектакль Илико не хватало, и ему приходилось в антракте прибегать к помощи чудо-порошка.
Берлин, так же, как и Лондон и Рим, пал к ногам молодого танцора. Но одна из берлинских газет опубликовала скандальный снимок, на котором был запечатлен Илико, выходящий из служебного входа театра. В самой ситуации ничего скандального не было, но картинка заставляла задуматься о здоровье артиста. Его лицо было бледным, под цвет стены, на фоне которой его заснял фотограф. Под глазами залегли синяки, и из-за плохого качества фотографии казалось, что вместо них на лице две глубокие черные дыры. Видимо, Илико что-то говорил в этот момент, поэтому его губы на фото были странно искривлены и смазаны. Если посмотреть на этот снимок вскользь, то можно было подумать, что на нем запечатлен мертвец.
«Молодой парижский танцор болен!» – гласил заголовок газеты, а дальше был подробно описан весь день Илико, вплоть до того момента, как он поздним вечером заехал в один из берлинских притонов и вышел оттуда в достаточно приподнятом настроении.
«Виной странному депрессивному состоянию господина Чантурии является не болезнь, а банальное пристрастие к наркотическим веществам, которые молодой танцор потребляет и перед выходом на сцену!» – заканчивалась статья.
В помещении центрального телеграфа было много народа. Илико сидел на стуле, листая какой-то модный журнал, когда один из служащих выкрикнул:
– Хер Чантурий, цванцих кабинен!
– Илюша! Ты что творишь?! – кричал в трубке Дегтярев.
– У меня все нормально, и отзывы о гастролях прекрасные, – спокойно отвечал ему Илико.
– Как давно ты употребляешь порошки? – спросил Дегтярев.
– Я не принимаю их постоянно. Просто иногда, когда совсем плохо. Мне тут одиноко и скучно. Я устаю после выступлений, и мне совершенно не с кем поговорить, – начал защищаться Илико. – Как только мы встретимся в Венеции, я брошу! Обещаю!
– Сколько времени ты их принимаешь? – снова спросил Дегтярев.
– Полгода, – ответил Илико.
– Да ты с ума… – но связь прервалась, и Илико так и не услышал фразу Дегтярева.
После того разговора настроение Илико совсем испортилось. Он соврал Роману Константиновичу. Жизни без белого порошка он уже не представлял. Стоило ему упустить критическое время принятия очередной дозы, как его тело начинала ломать нудная и тягостная боль, которая проникала в каждую мышцу. В висках стучала кровь, а глаза словно наливались горячим свинцом изнутри.
Илико брел по улице, наталкиваясь на случайных прохожих, а в его голове билась странная мысль: «К черту все! Бросить танцы, уехать куда-нибудь в горы, забраться в маленькую пещеру и сидеть там, пока про меня все не забудут. Устал… хочу тишины! Хочу, чтобы вокруг никого не было. Ни одной души! Только солнце, свежий воздух и одиночество!».
Так размышляя, он дошел до конца какой-то улочки и уперся в дверь в одном из старых обшарпанных домов. Как гласила вывеска, это был дешевый бордель.
– Молодой господин хочет девочку? – спросила его вульгарно размалеванная мадам, сидевшая на потрепанном диване.
– Мальчика, – ответил ей Илико.
– Увы, господин, мальчиков не держим. Может, вы хотите развлечься каким-то особым способом? У нас есть девочки, которые умело пользуются разными игрушками. Или может, господин желает ощутить сладкую боль? – не сдавалась мадам.
– Да! – вдруг оживился Илико. – Я хочу именно этого.
– Тогда фрау Корф вам подойдет! – мадам встала и, обернувшись к Илико, поманила его рукой за собой в полутемный коридор. – Прошу в номер. Надеюсь, у вас найдется двадцать марок?
*Господин что-то желает?
========== Глава 15 ==========
Фрау Корф оказалась полной женщиной лет тридцати пяти, с большой грудью и узкой талией, затянутой в корсет. Переговорив несколько минут с проституткой, Илико без стеснения снял с себя одежду и аккуратно положил ее на стул.
– Может, господин все же пожелает получить удовольствие в виде минета или искусственного члена? – спросила женщина, помогая Илико вдеть руки в ремни, свисающие с потолка.
– Нет, только то, что я просил, – отрезал Илико, поморщившись, когда ремни впились в его запястья.
– Знаете, что мне нравится в моей профессии? – фрау Корф резким движением затянула ремни на щиколотках и, поднявшись, посмотрела ему в глаза.
– Что? – Илико тяжело сглотнул, глядя в прозрачные и холодные глаза женщины.
– Смотреть на мучения таких, как вы, – она прихватила рукой с длинными красными ногтями его за подбородок. – Жадные до власти, денег или успеха. Вы идете по головам, – она разжала пальцы. – Ваша задача – любой ценой достичь цели. Вы забываете о людях, которые вокруг вас. Все они – всего лишь средства, ведущие вас к желаемым вершинам. Но потом… – Корф похлопала Илико по щеке. – Потом вы приходите ко мне. И приходите вы, как правило, чтобы удовлетворить свои странные наклонности, которые скрываете ото всех.
Женщина обошла Илико, разглядывая его красивое стройное тело. Она провела ногтями по крепким плечам, спустилась на спину и впилась ими в упругие ягодицы.
– На самом деле вам нужно только одно… Всем без исключения. Чтобы я выбила из вас остатки совести, которая мешает вам жить, – фрау взяла с небольшого столика плеть с тонкими кожаными ремнями и легонько хлопнула Илико по спине. – Выбила из вас те крупинки человечности, что у вас остались! – она ударила сильнее, и ремни оставили на спине Илико три тонких красных полосы. – Выбила память о тех, кто вас любил и кого вы предали! – следующий удар был еще сильнее, и Илико, не успев приготовиться, тихо охнул. – Выбила память о любви, которая мешала вам идти к своей цели! – и снова удар, от которого Илико выгнулся всем телом и, сжав зубы, зарычал.
Каждый удар плети казался Илико роем пчел, кусавших его спину, плечи и ягодицы. Тонкие кожаные ремни больно жалили его кожу, излечивая душу. Он терпел эту боль молча, и лишь изредка из его груди вырывался вздох облегчения, когда душевная боль сменялась физической. По его лицу текли слезы, а все тело, покрытое кровоподтеками, было мокрым от пота.
– Д-довольно, – выдавил он из себя, когда почувствовал, что силы его покидают.
– Господину нужно выпить, – сказала проститутка, отвязывая его и помогая надеть брюки.
– Мне нужны порошки, – Илико с трудом сел на стул, стараясь не касаться его горящей спиной. – Я знаю, что у тебя они есть.
– Это будет стоить вам еще тридцать марок, – сказала фрау Корф, доставая из недр корсета маленький пакетик.
– Ты отлично справилась с ролью, – сказал Илико, вдыхая в себя сладковатую дурь. – Или это была не игра? – порошок медленно затуманил голову и унял разбушевавшееся сердце.
– Мне жаль вас, – ответила Корф и, усевшись на стул напротив Илико, стала вдруг милой и домашней. – У вас впереди целая жизнь, а вы тратите время, пытаясь поймать птицу удачи.
– Я давно мертв, – ответил ей Илико.
– Неправда, – улыбнулась проститутка. – Пока вас мучает совесть, вы живы. Скажите, вы добились всего, о чем мечтали?
– Да, – кивнул Илико, пытаясь надеть рубашку.
– Так почему вы истязаете себя? Я говорю не о нашем сеансе, – она помогла Илико просунуть руки в рукава. – Вы несчастны, – ответила сама на свой вопрос Корф.
– И как ты об этом догадалась? – ухмыльнулся Илико.
– В вас нет того, что поможет и согреет в трудную минуту, – сказала фрау, застегивая пуговицы.
– И чего же? – усмехнулся Илико.
– Любви… – улыбнулась женщина.
– И это мне говорит проститутка? – захохотал Илико.
– Я работаю тут, чтобы собрать деньги на лечение моему больному сыну, – ответила она. – И это любовь. Это то, ради чего стоит жить и даже терпеть унижение. После этой работы я прихожу домой, и мне улыбается мой мальчик. И поверьте, от этой улыбки я становлюсь чище.
Очередной спектакль прошел с тем же грандиозным успехом, что и предыдущие. Зрители валом валили посмотреть на чудесную бабочку, парящую над сценой. Возле служебного входа уже ждали своего кумира поклонники, а гримерка Илико была заставлена цветами так, что шагу ступить было некуда.
– Илиа, – в гримерку вошел молодой танцор Йозеф, исполняющий вторые партии. – Тут еще цветов принесли, – он стоял на пороге, держа в руках огромную корзину с красными розами.
– Поставь ее… – Илико протянул руку в сторону относительно свободного угла, и тонкий халат скользнул с его плеча. – Хотя… Возьми и раздай цветы девочкам из кордебалета.
– Что это у тебя? – Йозеф показал рукой на тонкую красную полосу на плече Илико.
– Ударился, когда принимал душ, – ответил Илико и быстро поправил халат.
– Видимо, ты сильно ударился, – покачал головой Йозеф. – Ты последнее время танцуешь скованно.
– Это сильно заметно? – нахмурился Илико.
– Пожалуй, это можно заметить, если только видеть твой танец до травмы, – ответил Йозеф и добавил: – Мы идем пить пиво и есть баварские колбаски. Ты с нами?
– Нет, спасибо, – покачал головой Илико. – Мне нужно отдохнуть. Завтра последний спектакль в Берлине, а потом нужно собирать вещи. Еще неделя в Швейцарии – и небольшой отпуск.
– Куда планируешь поехать? – спросил Йозеф, берясь за ручку двери.
– Венеция… – улыбнулся Илико.
Странно, но Илико совсем не ждал встречи с Дегтяревым, а сама Венеция ввергла его в уныние. Это была не та солнечная Италия, которую он помнил по Риму и Флоренции. Улицы Венеции казались ему слишком мрачными, а причалы, которыми был усеян весь город, пугали его зубьями прогнивших досок и запахом протухшей воды.
– Илюшенька! – Дегтярев встретил его на пороге гостиничного номера и, обняв за плечи, трижды поцеловал в щеки. – Плохо выглядишь, дорогой, – нахмурился он, разглядывая серое и осунувшееся лицо Илико с темными кругами под глазами.
– Гастроли меня вымотали, – вздохнул тот. – Было всего пару выходных за всю поездку.
– Илюша… ты… – Дегтярев замолчал и внимательно посмотрел в его глаза с расширенными черными зрачками. – Ты все еще принимаешь порошки?
– Не нужно, Рома! Это моя жизнь, и мне от них хорошо! – поморщился Илико.
– Не скажи… – покачал головой Роман Константинович. – Я вложил в тебя слишком много сил и денег, чтобы ты из-за этой отравы загубил свою карьеру!
– Ты боишься потерять доход от меня, – грустно улыбнулся Илико.
– Зачем ты утрируешь, – нахмурился Дегтярев. – Хотя отчасти ты прав. Нам не нужны проблемы, Илюша. Сейчас ты в самом зените славы. Ты достиг успеха, и теперь тебе нужно удержаться на вершине. Одно неверное движение, и тебя может скинуть вниз кто-то моложе и талантливее.
– Или кто-то, у кого найдется более сильный покровитель, – закончил мысль Дегтярева Илико.
– Давай-ка закончим пока, но вернемся к этому разговору позже. Пойми, я помог тебе подняться, но удержаться – только в твоих силах, – Дегтярев взял Илико за руку и повел в гостиную. – Теперь мы перекусим, а потом… Потом я хочу снова почувствовать твою страсть!
Нежные губы и руки Дегтярева ласкали распластанное на кровати тело Илико, но он ничего не чувствовал. Его мысли витали где-то высоко, под потолком спальни. Он разглядывал изящную лепнину и капельки хрусталя на люстре, даже не слыша, что говорит ему Дегтярев.
– Что-то не так, Илюша? – тот поднял голову и внимательно посмотрел на Илико.
– Нет, Рома… Я просто устал и мне не хочется секса.
========== Глава 16 ==========
Венеция угнетала Илико. Ему казалось, что мрачные здания давят на него, мутная вода источает зловоние, а черные доски причалов готовы развалиться под его ногами. Дегтярев ни на секунду не отпускал Илико от себя. Он водил его по музеям и концертам, стараясь всеми силами отвлечь от пагубного пристрастия. Он даже нашел чудом оказавшегося в Венеции китайского лекаря, который применял старинный метод акупунктуры. После процедур Илико становилось легче. Он с аппетитом налегал на еду или просил Дегтярева о прогулке, но как только действие лечения проходило, он опять впадал в депрессию.
Лодка плавно плыла по воде. Длинное весло гондольера с тихим плеском опускалось вниз и снова поднималось, роняя на дно лодки водяные брызги. Дегтярев заботливо накрыл плечи Илико широким плащом и мягко поцеловал в лоб. Несмотря на теплую погоду, Илико била мелкая дрожь, и он стучал зубами.
– Когда мы уже наконец доплывем? – спросил Илико, бросив злой взгляд на гондольера.
– Тебе не нравится? – удивился Дегтярев. – Посмотри, какая вокруг красота! – Роман Константинович раскинул руки и вновь обнял Илико.
– Этот город весь прогнил и пропах тухлятиной, – поежился Илико. – Я ненавижу его. И этих радостных людей, гуляющих по улицам, ненавижу.
– Может, ты и меня ненавидишь? – спросил Дегтярев.
– И тебя. И это небо. И Солнце. И этих тупых птиц, – Илико вырвался из крепких объятий Дегтярева. – Мне все надоело, понимаешь? Меня ничего не радует. Я просто хочу, чтобы меня все оставили в покое! Все!
– Илюша, я знаю, почему ты нервничаешь, – вздохнул Дегтярев. – Тебе нужно просто потерпеть.
– И что дальше? Ты боишься потерять деньги? – усмехнулся Илико.
– Причем тут деньги, Илюша? Ты просто болен. И я хочу тебе помочь, – покачал головой Дегтярев. – Но я не смогу, если ты сам не захочешь выздороветь!
– Я хочу домой, – Илико с тоской посмотрел вдаль, – Хочу увидеть Солнце, встающее из-за гор. Хочу пить из ручейка прозрачную воду. Хочу сорвать большую гроздь винограда и есть прозрачные медовые ягоды, чтобы по моим рукам тек сок.
– Тут тоже есть солнце. И если хочешь винограда, я куплю… – заговорил Дегтярев, но Илико вдруг уткнулся в его плечо лбом и заплакал.
– Я домой хочу, Ромочка! Понимаешь? Я устал от всего. Мне ничего не нужно. Домой…
На третий день Илико с трудом поднял голову от подушки, и перед его взглядом возникла фигура Дегтярева в плаще.
– Ты куда собрался? – просипел Илико.
– Мне нужно отбить телеграмму. Побудь дома пару часов. Я вернусь, и мы пойдем к Су Чангу, – сказал Роман Константинович, надевая шляпу.
Как только дверь за Дегтяревым закрылась, Илико сполз с кровати, оделся и, с трудом передвигая гудящие ноги, прошел в прихожую. На улице он быстро нашел свободную гондолу и на ломанном итальянском приказал отвести его в бордель.
Гондола причалила к небольшому пирсу, и услужливый лодочник помог Илико выбраться на «сушу». Это был самый дешевый район Венеции, который не посещали туристы. На старых замшелых от влаги помостах стояли простенькие двухэтажные домики. Они были расположены настолько близко друг к другу, что жильцы соседних домов могли спокойно обмениваться рукопожатиями прямо из окон. Между домами были протянуты веревки, на которых сушилось серое от старости белье. На деревянных настилах возле домов лежали кучи мусора, источающие жуткий смрад. Люди с удивлением смотрели на высокого хорошо одетого мужчину, бредущего по улицам.
– Что угодно молодому сеньору? – спросила дородная дама лет пятидесяти с огромным неопрятным пучком черных волос на голове и со сросшимися на переносице бровями.
– Мне нужен мальчик, – коротко сказал Илико.
– Хм… – почесала рукой подбородок женщина. – Сейчас полдень. В это время все мои мальчики и девочки отдыхают. Но… пожалуй, я смогу вам помочь, – женщина приоткрыла дверь, ведущую в длинный коридор борделя, и громко крикнула в нее: – Bambino, vieni qui!* – из темноты коридора вышел чумазый мальчик лет шестнадцати в грязной рубахе и с мокрой тряпкой в руках. – Prendi il padrone.**
Мальчик кивнул и, бросив в угол тряпку и вытерев руки об рубашку, улыбнулся Илико. Бамбино не был красивым. У него были гнилые зубы, одна его ноздря была порвана, а под глазом красовался огромный синяк. Его черные волосы были давно не мыты, и даже на расстоянии Илико почувствовал от него резкий запах пота.
– Бамбино подойдет? – спросила его женщина.
– Да, – неуверенно сказал Илико и, немного помявшись, добавил: – Мне нужно еще кое-что…
– Я уже догадалась, – широко улыбнулась сеньора и полезла в тумбу, стоящую у двери.
Недолго повозившись в ящиках, она вынула пару бумажных пакетиков и положила их перед Илико.
– Вы не боитесь предлагать это незнакомому человеку? – устало улыбнулся Илико, доставая бумажник.
– Вам не боюсь, – ответила женщина, жадным взглядом провожая кошелек в карман пиджака Илико. – Я сразу поняла, что вам нужно.
– Интересно как? – усмехнулся Илико.
– Да вы на дури поди уж полгода сидите, – ответила женщина. – Вы весь серый, а глаза красные, словно у гончей ада.
Первую порцию Илико принял сразу в вонючем туалете борделя. Он вдохнул в себя порошок и с облегчением выдохнул, почувствовав, как мелкие частички растворяются и проникают в его мозг. Он поднял голову и взглянул в мутное зеркало, висящее на стене.
Оттуда на Илико смотрело приведение с серой кожей, всклокоченными волосами и красными воспаленными глазами. Оно криво улыбнулось Илико, оскалив длинные острые зубы и, развернувшись, удалилось в темноту стекла.
Бамбино встретил его в коридоре. Он уже переоделся в чистое, но от этого не перестал вонять потом. Мальчик взял Илико за руку и провел в одну из комнат. Сеньора принесла им немного еды и кувшин с дешевым вином. Илико несколько минут смотрел, как Бамбино с аппетитом уплетает вареное мясо, закидывая в рот маленькие помидорки и запивая это все вином.
– Кто порвал тебе нос? – спросил его Илико, высыпая на стол содержимое второго пакета.
– Io non vi capisco, signore,*** – ответил тот, улыбнувшись Илико.
– Видимо, ты меня не понимаешь, – вздохнул Илико, с блаженством растягиваясь на кровати. – Да это и неважно. Знаешь, ты на него совсем не похож. Ты грязный и внутри, и снаружи. А он… – Илико задумчиво уставился в потолок, так и не закончив фразу.
Бамбино принял это молчание за призыв. Он поковырял длинным ногтем на мизинце в зубах, вытер руки об рубашку и направился к кровати.
Илико почти не помнил, как несколько часов кряду бился в безумном танце. Как Бамбино дурно и наигранно стонал, отклячивая свой тощий зад. Как Илико задыхался тяжелым запахом пота и мокрыми гнилыми поцелуями.
Очнулся он от страшного холода. Открыв глаза, он обнаружил, что лежит на куче полуистлевшего тряпья в рубашке, брюках и ботинках на босу ногу. Вокруг него была ночь. Под досками настила тихо плескалась вода, а над его головой раскинулось черное небо с миллионами звездных огоньков. Пошарив по карманам, Илико обнаружил только полупустой пакетик с порошком и несколько монет. Золотых швейцарских часов и дорогого кожаного портмоне, подаренных Дегтяревым, не было. Он с трудом поднялся и побрел по пристани в поисках свободной гондолы.
Дегтярев не спал. Он встретил Илико у входа в гостиницу и, не говоря ему ни слова, отвел его в номер.
– Я вышел прогуляться, – быстро заговорил Илико, когда они оказались в комнате. – Меня обокрали. Забрали все деньги и часы. Раздели и бросили где-то на улице. Не сердись на меня, Ромочка! Скажи что-нибудь! Умоляю! Не молчи! Ну хочешь, я разденусь и станцую для тебя Фавна! Ты же любишь, когда я танцую его. Хочешь?
– Только сходи в ванну, Илюша, – вздохнул Дегтярев. – От тебя дурно пахнет! – а когда дверь за Илико закрылась, он добавил: – Я тебе не смогу больше ничем помочь, Илюша. Прости…
*Дитя, иди сюда!
**Обслужи господина.
***Я вас не понимаю, господин.
========== Глава 17 ==========
Париж встретил Илико проливным дождем и хмурым, почти Лондонским небом. Он вошел в свою квартиру, оставив чемоданы в прихожей, прошел в гостиную и встал у окна. Уличный пейзаж точно отражал его внутреннее состояние. Черные от дождя дома, грязные лужайки, усыпанные прелыми листьями, поржавевшая от сырости ограда вокруг дома и пустота…
Ближе к вечеру посыльный от Дегтярева принес черного кота. Тот по-хозяйски прошелся по квартире и, не притронувшись к еде, улегся на свой любимый пуфик. Илико завернулся в теплый плед, налил себе чашку горячего чая и, устроившись в кресле, попытался фантиком приманить к себе кота. Тот даже ухом не повел, так и оставшись лежать на мягкой подушке.
– Ты обиделся на меня за то, что я уехал, Изя? – спросил его Илико. Кот, услышав имя, поднял голову, внимательно посмотрел на хозяина, сладко зевнув, сполз с пуфа и запрыгнул к Илико на колени. – Прости меня, – продолжил монолог Илико. – Мне нужно было добиться успеха, и для этого пришлось бросить тебя. Если бы я не сделал этого, я только и думал бы о том, что ты ждешь меня дома. А это плохо. Я не смог бы тогда целиком отдаваться танцу. Но знаешь… Если оглянуться назад, то всю эту славу, поклонников, цветы, газетные дифирамбы… Все это я отдал бы лишь за одно твое присутствие рядом. За одну твою улыбку. За одно только слово любви я бы бросил все…
До начала репетиций оставалось еще две недели. Дегтярев все это время не напоминал о себе. Хороших друзей в труппе театра у Илико так и не появилось, поэтому он целыми днями бродил по промокшему от дождей городу, а вечерами заходил в какой-нибудь захудалый кабак, покупал несколько пакетиков дури, снимал первого попавшегося проститута и яростно вбивался в него в подворотнях или в дальних уголках парка.
Утро было мрачным и пасмурным. Илико с трудом поднялся с кровати, вдохнул в себя утреннюю порцию порошка, нащупал ногами на полу тапки и прошлепал в туалетную комнату. Замерев над унитазом, Илико вдруг сморщился и зашипел от боли. Он почувствовал жжение и сильные рези. Опустив глаза он заметил на исподнем несколько желтовато-зеленых пятен.
– Черт! – прошептал он и, натянув на себя кальсоны, кинулся в комнату.
Сухонький седобородый доктор долго рассматривал его гениталии, брал мазки и наконец, сняв очки, вынес вердикт.
– У вас мочеполовая инфекция, молодой человек. Болезнь наипоганейшая, но вполне излечимая, – он снова надел на нос очки и черканул на листке бумаги какие-то каракули. – Пойдите в аптеку и купите эти лекарства. Нужны спринцевания и промывания. Половые контакты в это время не рекомендуются. И да, еще… Сообщите эту новость своей партнерше. Ей тоже придется пройти курс лечения.
«Дегтярев!» – вспыхнуло в голове Илико.
– Скажите, а как давно у меня… эта инфекция? – спросил он, одеваясь.
– От трех до десяти дней. Точнее не скажу, – пожал плечами доктор.
Илико забежал в аптеку и сразу кинулся к дому Дегтярева.
– Роман Константинович заняты, – сказал Илико знакомый лакей, преграждая путь.
– Скажи, что я пришел! Со срочным делом, – быстро заговорил Илико.
– Хозяина беспокоить не велено. Он за… – но Илико не стал его дальше слушать. Он оттолкнул слугу плечом и бросился через холл в гостиную.
Роман Константинович сидел в огромном кресле и, нацепив на нос пенсне, читал газету. Увидев Илико, он отложил чтиво и, сняв очки, устало потер глаза.
– Ты просто не хочешь меня видеть… – выдохнул Илико, остановившись на пороге комнаты.
– Здравствуй, Илюша, – спокойно сказал Дегтярев. – Проходи, раз пришел. Присаживайся. Хотел тебе все сказать, когда подготовят документы, но раз уж ты тут… – Илико послушно сел на соседнее кресло и внимательно посмотрел на Дегтярева. – Я разрываю наш договор, Илюша, – начал тот. – И причина в том, что я больше не могу смотреть на то, как ты скатываешься вниз. Я пытался помочь тебе, потому что ты стал мне очень близок и нас с тобой многое связывает. Но деньги есть деньги. Они не терпят жалости, и им плевать на чувства людей. Я деловой человек. Заметь, в первую очередь деловой, а уже потом человек. Именно поэтому сейчас мои адвокаты готовят документы. Но не волнуйся, я не выброшу тебя, как использованный платок. Я выпишу тебе приличный чек за неустойку. Теперь ты говори, с чем пришел. Ведь ты кричал в коридоре, что у тебя ко мне дело.
– Ах, да… – очнулся ошарашенный известием Илико. – Тебе бы к врачу обратится, Рома. Я боюсь, что мог заразить тебя болезнью, – выдохнул он.
– Не волнуйся, Илюша. Я был у врача, как только мы вернулись из Венеции. Я здоров. Так что ты эту радость нашел уже тут, в Париже, – улыбнулся Дегтярев.
Через неделю Илико получил с нарочным толстый пакет от Дегтярева, но даже не стал смотреть бумаги. Проблемы в театре его теперь волновали больше.
Он танцевал на сцене как бог. Выкладывался по полной. Выжимал себя, как лимон, до тонкой корки. В танце он чувствовал себя прежним, живым и счастливым, но как только репетиция заканчивалась и режиссер просил артистов освободить сцену, на Илико наваливалась смертельная усталость. Он, с трудом переставляя ноги и держась за стену, добредал до своей гримерной и тут же вдыхал в себя порцию порошка.
– Господин Чантурия, – сказал ему директор театра, пригласив как-то в кабинет. – Членов правления очень беспокоит ваше состояние.
– Я танцую так, как никогда не танцевал, вы же видите! – возмутился Илико.
– Знаю. Я вчера сам с восхищением наблюдал ваш танец. Но… Вы больны, господин Чантурия, и мы хотим предложить вам поехать на лечение, ну скажем, на один сезон. Театр оставит за вами жалование, – улыбнулся директор.
– А кто будет танцевать главные партии? – насторожился Илико.
– Ганс Гессен, – ответил директор. – Его рекомендовал господин Дегтярев, и мы выписали Ганса из Вены.
– Роман Константинович? – вскинул брови Илико и добавил: – Но если я уеду, меня могут забыть зрители. И потом, танец – это моя жизнь. Я просто не вижу смысла все бросать!
– Вы подлечитесь, чтобы потом с новыми силами… – начал директор, но Илико перебил его:
– Позвольте мне выступить на премьере! Умоляю! – воскликнул Илико и, вскочив со стула, кинулся к директору. – Я умру без танца! Обещаю, что я станцую так, что этого никто не забудет!
После этого разговора он стал принимать удвоенную дозу порошка, чтобы не чувствовать усталости.
Наступил день премьеры. Илико уже принял дневную порцию «лекарства» и теперь чувствовал себя почти хорошо. Подводило волнение. Оно скреблось в груди тонкими коготками и сжимало мягкими лапами желудок. Чтобы унять эти ощущения, Илико достал из кармана халата маленький бумажный конвертик и вдохнул еще одну порцию.
– Господин Чантурия. Оркестр готов. Ждем-с вас на сцене, – сунул в дверь голову распорядитель.
– Да-да… уже иду, – ответил ему Илико, поднимаясь. Он скинул с плеч халат, оставшись в трико, надел короткий парчовый пиджак с блестками и, бросив взгляд на лежащую на столе бумажку, быстро втянул в себя остатки порошка.
Сцена была погружена в полумрак, который рассеивали лишь прожекторы, установленные над декорациями. Артисты, задействованные в этом акте, уже стояли на исходных позициях, и от зрителей их закрывал лишь тяжелый красный занавес.
Заиграла увертюра, Илико быстро прошел в центр сцены и встал в начальную позицию. И тут случилось странное. От темных декорации в его сторону поползли длинные тени. Они тянули к нему острые когти, проникая ими в его тело. Тьма медленно окружала его, просачиваясь внутрь и заполняя Илико. Она сжимала его горло снаружи и рвала сердце изнутри. Илико не хватало воздуха, а боль становилась настолько сильной, что хотелось кричать, но голоса не было.
Несколько секунд Илико стоял на сцене, бледный как полотно, держа руку возле груди, потом громко выдохнул и в тот самый момент, когда занавес поднялся, как подкошенный упал на пол.
========== Глава 18 ==========
Время остановилось. Он лежал на мягкой поверхности склизкой и вязкой жижи, которая медленно засасывала его. Илико смотрел вверх, в темноту, и ждал, когда совсем утонет в этом болоте. Когда на поверхности осталось только его лицо, в темном своде над ним появилась тонкая щель, через которую проник тонкий лучик света.
– Илико! Илико-о-о… – услышал он тоненький голосок. – Выходи!
– Нельзя все время проказничать, Илико! Постарайся хоть один день вести себя хорошо!
– Я буду смотреть на тебя и гордиться тобой! – вступил еще один голос.
– Мы не друзья! – резко бросил четвертый голос.
– Ой, Илюша… Как же ты на девочку похож! – защебетал еще один.
– Пойдем со мной, клеить листовки! – призывал следующий голос.
Полоса света становилась все больше, а голоса сливались в один монотонный гул. Илико пытался вслушаться и понять, что ему говорят, но не мог разобрать ни слова. И вдруг сквозь сонм голосов он четко услышал шепот:
– Люблю и всегда любил…
Илико зацепился за него и изо всех сил рванулся вверх, к свету…
Реальность навалилась на него тяжелым камнем усталости. Илико с трудом разлепил веки и, увидев яркий белый свет, зажмурился.
– Он очнулся! Срочно позовите врача, – услышал он голос Дегтярева. – Илюша, ты, главное, не шевелись и ничего не говори!
Илико и не пытался говорить. Он понимал, что кроме век, он больше вообще не может ничем пошевелить. Он снова приоткрыл глаза и сквозь пелену увидел Дегтярева, сидящего возле него на стуле.
– У тебя случился сердечный приступ, ты чуть не умер, – сказал ему Дегтярев и ласково погладил по руке. – Я только приехал из Вены и сразу к тебе. Через недельку я смогу перевезти тебя в другую клинику. А пока тебе придется полежать здесь. Ты, главное, набирайся сил. Я распорядился, чтобы тебе давали хорошую еду и лекарства.
Силы медленно возвращались в истощенное болезнью тело. На третий день Илико уже с аппетитом поел какое-то месиво из каши и перетертого мяса. Еще через день он смог сам сесть на кровати, а через неделю после случившегося дошел до окна и постоял немного, разглядывая почти зимний пейзаж.
– Сегодня я перевезу тебя в другую клинику, где у тебя будет отдельная палата и сиделка, – сказал ему Дегтярев во время своего визита. – Потом ты отправишься в Грецию, поправлять здоровье в санатории. Тебе нужно избавляться от своего пристрастия. Оно чуть не убило тебя.
– Зачем мне все это? – вздохнул Илико, принимая из рук Дегтярева очищенный апельсин. – Я ведь больше не буду танцевать. Я это уже понял.
– Найди себе другую цель в жизни, – ответил Дегтярев. – Не все же тебе убиваться на сцене. Да, и еще… не сердись, Илюша, но на твое лечение я потратил деньги, которые заплатил в виде неустойки. Дружба дружбой, как говорится…
– Мне все равно, – пожал плечами Илико. – Мне деньги никогда особо и не были нужны. Где мой кот? – вдруг вспомнил он про своего питомца.
– Не волнуйся, твой Изя жив-здоров и страшно скучает по тебе. Я, как только узнал о твоем приступе, приказал слуге зайти к тебе и забрать кота. Заодно он взял там пакет, который я тебе прислал, и еще… – Дегтярев порылся в кармане и достал оттуда конверт. – Вот… Это было в твоей почте.
Илико смотрел на конверт и не верил своим глазам. Письмо было из Тифлиса и подписано Смирновой С. П. Илико никак не мог понять, кто эта самая С. П. Он знал только Сашку Смирнова и пытался вспомнить имя его сестры, но оно начиналось точно не на «с».
Когда Дегтярев вышел из палаты, чтобы поговорить с врачом, Илико наконец решился разорвать конверт и достал оттуда два сложенных вчетверо листа бумаги.
«Здравствуй, мой дорогой Илико! – было написано на первом знакомым мелким почерком. – Надеюсь, ты догадался, почему я подписала письмо как Смирнова. Да, я вышла замуж за Сашу и очень счастлива в браке. Год назад мы с ним перебрались обратно в Тифлис. Нас с Сашей приняли во вновь открывшийся театр, и я даже успела станцевать Фею Драже в Щелкунчике. Пока мы еще жили в Италии, я успела прочитать о твоем блестящем выступлении в Гранд Опера. Очень жалела, что не удалось самой увидеть твоих Фавна и Розу. Тут, в социалистической Грузии, к сожалению, нет возможности узнать о твоих дальнейших успехах, но я надеюсь, что ты добился своего и стал солистом.
Мы часто встречаемся с Наной. Она все так же работает в больнице и все такая же добрая и отзывчивая, как и раньше. И все так же с теплом вспоминает про тебя и называет блудным сыном. И… я кладу в конверт еще одно письмо. Я уговорила его написать тебе и надеюсь, ты поймешь почему.
Твоя Муха».
Илико бросило в жар от последних строк. Он сразу понял, чье письмо лежит на его подушке. Развернув дрожащими руками листок, Илико увидел тот самый ровный и красивый почерк, которым на обороте выцветшей фотографии было написано несколько слов: «Чтобы помнил, что у тебя есть я!».
«Здравствуй, дрогой Илико! – писал Изя. – Я очень взволновался, когда Муха мне сказала, что имеет возможность передать тебе весточку в Париж. Хотя это и не первое мое письмо тебе. Я писал письма все эти годы и отправлял их в твой родной город. Сначала я не знал, почему ты не отвечаешь, и думал, что ты просто сердишься на меня, но когда письма стали возвращаться за невостребованностью, я понял, что ты уехал. Но я продолжал тебе писать, рассказывая, как мы живем без тебя. Как мама после войны осталась работать в больнице. Как я учился. Как закончил университет с отличием и меня пригласили продолжить учебу в Петербурге. Как я отказался и пошел учителем словесности в сиротский приют. Я знал, что ты не получаешь мои послания, но продолжал их писать. Мне было это нужно, ведь в каждом письме я просил у тебя прощения… Прощения за то, что воспользовался твоей слабостью. За то, что решил сделать тебя своим и только своим, не подумав, что у тебя могут быть чувства и мечты. И теперь я снова прошу тебя простить меня за это. Прости меня, Илико, но я так и не смог избавиться от чувства вины и от любви к тебе.
Не жду ответа, зная, что это невозможно. Твой Изя».
Растирая по впалым щекам слезы, Илико поднял глаза на неслышно подошедшего Дегтярева и уверенно сказал ему:
– Я поеду на лечение. Я потрачу все свои сбережения на это, только прошу тебя, Рома, помоги мне после этого выехать в Россию, – Илико убрал письмо под подушку и добавил: – Я возвращаюсь домой, Рома!
– Ну что ж, Илюша. Я помогу оформить тебе визу, но только до границы. Дальше я тебе не помощник, дорогой. И… я от души желаю тебе счастья!
========== Глава 19 ==========
Илико устал от месяца лечения в больнице, с постоянными переливаниями, уколами и кучей таблеток. Из-за подорванного громадными физическими нагрузками и наркотиками сердца восстановление его организма происходило долго и мучительно, но к счастью, старания докторов наконец увенчались успехом, и Илико пошел на поправку.
Вернувшись после больницы в свою квартиру, Илико сразу начал собирать вещи. Он достал свой старенький чемодан и, присев, на край кровати, любовно провел рукой по его крышке. На том месте, где раньше была выбита бабочка, зияла огромная трещина, а первоначальный цвет кожи уже трудно было угадать.
Кинув в чемодан самое необходимое, Илико достал из тумбочки небольшую красную коробочку, открыл ее и несколько секунд полюбовался золотой бабочкой, мирно спящей на черном бархате. Это было последнее напоминание о его былой славе. Погладив пальцами резные крылья, усыпанные бриллиантами, Илико закрыл крышку коробки и засунул ее между вещами.
Когда посыльный от Дегтярева принес ему кота, Илико запихнул упирающиеся животное в специальный саквояж с сеткой по бокам и отправился в путь.
Санаторий, куда отправил его Дегтярев, находился на окраине небольшого греческого городка, который напомнил Илико его родину. Здесь тоже плодоносили виноградники, но вместо высоких гор были скалы, обрывающиеся у берега моря.
Санаторий представлял из себя несколько маленьких домиков, расположенных недалеко от каменистого пляжа, и основного здания, где располагалась столовая, многочисленные купальни, кабинеты массажистов и докторов. От основного здания к домикам вела аллея, усеянная розовыми кустами и кипарисами, почти такая же, как в детских воспоминаниях Илико.
После завтрака Илико принимал грязевые ванны, потом был массаж и целебные коктейли из лечебных трав с добавлениями фруктов. Возвращаясь с обеда, Илико, как правило, заставал своего огромного черного кота возле двери домика с небольшой рыбкой в зубах. А вечерами они вдвоем уходили на самый дальний и пустынный участок пляжа и, усевшись на большой валун у кромки воды, наслаждались теплом и шумом моря. В такие минуты Илико доставал из кармана письмо и в сотый раз перечитывал его, а кот лениво водил лапой по воде, играя с мелкой рыбешкой или с куском водоросли.
Полтора месяца тишины и покоя благотворно сказались на здоровье Илико. Дегтярев и тут не подвел его. Под конец лечения Илико получил небольшую бандероль со всеми необходимыми бумагами для беспрепятственного въезда в Россию.
Илико легко добрался из Афин в турецкий город Измир.
– Сколько будет стоить поезд до Тифлиса? – спросил Илико у седого билетера на вокзале.
– До Тифлиса? – хмыкнул тот в усы. – До Тифлиса не выйдет. Отсюда можно только до границы с Арменией. А оттуда уже в Грузию.
– Так сколько? – повторил свой вопрос Илико.
Узнав стоимость билета, он с готовностью достал бумажник и замер. Денег на билет не то что не хватало. Их не осталось вообще. Недолго думая, Илико прошелся по центру города и, найдя лавку скупщика, оставил у него золотую бабочку с россыпью бриллиантов на крыльях и большим нежно-голубым сапфиром вместо тела за весьма небольшие деньги.
Границу с Арменией Илико прошел свободно, лишь показав двум бравым солдатам документы, но как только поезд прибыл на перрон небольшого пограничного грузинского городка, дверь в купе Илико открылась, и в нее вошел молодой офицер.
– Ваши документы, – сказал он по-французски ледяным голосом.
– Пожалуйста, – ответил Илико по-грузински и улыбнулся. Но офицер лишь нахмурил брови и с подозрением посмотрел на Илико.
– Когда эмигрировали? – спросил он, присаживаясь напротив и внимательно рассматривая документы.
– В конце восемнадцатого, – ответил Илико.
– Цель приезда? – продолжал допрос офицер.
– Я вернулся на Родину, – спокойно ответил ему Илико.
– Вы вернулись в страну Советов, – строго бросил офицер.
– Мне все равно, как сейчас называется эта страна. Для меня главное, что я снова дома, – и Илико бросил тоскливый взгляд за окно, где по перрону прохаживались несколько вооруженных солдат.
– Гражданин Чантурия, прошу следовать за мной! – сухо сказал ему офицер и поднялся с сиденья.
Офицер и двое солдат провели Илико через весь вокзал и распахнули перед ним двери неказистого серого двухэтажного здания с решетками на окнах. Ничего не объясняя, его завели в комнату, больше похожую на келью, и закрыли за ним дверь.
– Доброго вам дня, – приветствовал Илико мужчина лет пятидесяти с аккуратной окладистой бородкой. – Хотя… какой он добрый, – он махнул рукой. – Ах, простите меня великодушно. Забыл представиться. Иван Степанович Головастик, – кивнул мужчина.
– Илиа Чантурия, – улыбнулся Илико.
– Мне нравится, когда люди так реагируют на мою фамилию, – улыбнулся в ответ Иван Степанович. – А вы проходите и присаживайтесь, Илья. Нам тут еще долго придется сидеть.
– Объясните мне, Иван Степанович, что происходит? – спросил мужчину Илико, ставя чемодан на пол и выпуская из сумки очумевшего от скуки кота.
– Они проверяют всех, кто эмигрировал после революции. Боятся, что мы шпионы, прости Господи! – Иван Степанович громко хлопнул себя по ляжкам. – Ну посмотрите, Илюша, какой из меня шпион? Да и уехал я вовсе не из-за политических убеждений.
– А почему вы уехали? – спросил его Илико, гладя пушистую спину кота, который забрался к нему на колени.
– Любовь, батенька… – вздохнул Головастик. – Она заставляет нас совершать разные поступки. Вот я, например, последовал за своей Настенькой в Каир. Бросил все и уехал за своей любовью.
– А я наоборот, сбежал за границу от своей любви, – сказал Илико задумчиво глядя на грязную зеленую стену.
– Ну-ка… расскажите об этом, – попросил Головастик.
– Долгая история, – махнул рукой Илико.
– Так мы и не торопимся с вами никуда. Пока по нам отбарабанят телеграмму в их центр, пока оттуда ответят… – Иван Степанович махнул рукой.
– А что потом? – забеспокоился Илико.
– А потом… либо тебя отпустят на все четыре стороны, либо отвезут в НКВД, а оттуда, друг мой Илья, никто еще не возвращался…
За разговором время шло незаметно. Иван Семенович оказался прекрасным слушателем. Он не перебивал Илико и лишь сочувственно кивал головой. Лишь однажды, когда Илиа заговорил про балет, Головастик вдруг стукнул себя по лысине и воскликнул:
– Ну конечно! Чантурия! Что же это я? Я же видел вас, когда вы были на гастролях во Флоренции.
– Что вам особенно понравилось? – улыбнулся Илико.
– Я вообще не театрал, но ваш Фавн меня покорил! – ответил ему Иван Семенович.
Так в воспоминаниях и разговорах прошло примерно два дня. Утром третьего дня дверь в комнату открылась, и молодой солдат грубовато крикнул:
– Чантурия, с вещами на выход!
Илико попрощался с Иваном Семеновичем и с надеждой на лучшее вышел из комнаты. Его под конвоем вывели на улицу и посадили в закрытый кузов небольшой черной машины. Когда дверцы закрылись, Илико с беспокойством посмотрел в замазанное краской окно и спросил у своего конвоира:
– Куда меня везут?
– Вами заинтересовался НКВД, – ответил ему солдат и отвернулся, давая понять, что больше ни на какие вопросы он отвечать не намерен…
========== Глава 20 ==========
Илико не представлял, куда его везут. Через закрашенные окна машины невозможно было ничего разглядеть, а его конвоир всю дорогу молчал. Илико нервно гладил притихшего в сумке кота, а второй рукой прижимал к груди письмо, спрятанное во внутреннем кармане пиджака.
Через несколько часов машина остановилась, и ее двери распахнулись.
– Вылазь давай! – крикнул Илико второй солдат.
Видимо, Илико привезли в какой-то город. На улице была ночь, и кроме высокой стены, окружающей добротный трехэтажный дом, ничего не было видно. Все окна дома были завешаны плотными темными шторами. Илико провели через широкий двор к двери, возле которой в маленькой будке сидел еще один солдат.
– Танцора из Парижу доставили, – кинул охраннику конвоир.
– Веди его на второй этаж. В двадцать седьмой кабинет, – хмуро ответил охранник.
– Это к самому, что ли? – округлил глаза конвоир.
– Да. Он его уже ждет, – ответил охранник и открыл перед Илико дверь.
– Уж не знаю, что ты такое натворил, танцор, только Сам занимается очень серьезными делами, – тихо говорил конвоир, ведя Илико по длинному полутемному коридору. – Пришли. Тебе сюда, – и он открыл перед Илико дверь.
Илико шагнул в просторный кабинет. В центре комнаты стоял длинный стол, за которым располагалось большое кожаное кресло. Решив, что кресло принадлежит хозяину кабинета, Илико уселся с краю, на стул, поставив на пол чемодан и сумку с котом.
«Нет! Все не может так глупо закончиться! – думал Илико, глядя на зеленый абажур лампы, стоящей на столе. – Я через столько прошел. Я бросил все только ради того, чтобы вернуться домой и все исправить. Ну есть же на свете Бог! Слышишь меня? Мне нужно попасть к Нане и Изе. Мое падение началось именно там. Ты должен мне позволить все исправить!»
В этот момент дверь кабинета отворилась, и в нее вошел высокий крепкий мужчина с пышными черными усами.
– Ну здравствуй, Илико! – улыбнулся он сквозь усы. – Так и будешь сидеть? Не обнимешь старого друга? – и мужчина распахнул объятья.
– Вано! – Илико от неожиданности подскочил на месте. – Вано, дружище! – он кинулся к товарищу, уткнулся ему лицом в плечо и стал стучать кулаками по его широкой спине. – Господи! А я уже подумал, что мне конец настал!
– Ты о чем? – Вано отстранился и удивленно посмотрел на Илико. – Я как получил ориентировку на тебя, сразу приказал, чтобы тебя пригласили ко мне.
– Это называется по-советски «пригласили»? – засмеялся Илико.
– Вот идиоты! – громко захохотал Вано. – Не понимают разницы между «пригласить» и «доставить»! Только… – он стал серьезным, – старайся про это больше не шутить. Меня может не оказаться рядом, и тогда… – Вано вздохнул. – В общем, осторожней со словами. Ну, присаживайся! – он сделал приглашающий жест, и Илико снова сел на стул. – Сейчас нам принесут чаю и хачапури.
Сидя в огромном кабинете, они пили крепкий чай с холодными и сухими лепешками с творогом и вспоминали детство, школу и их работу в ресторанчике Мамуки.
– Помнишь сестру Мамуки, Марику? – спросил Вано у Илико. Тот утвердительно кивнул. – Мы уже женаты шесть лет, и у нас двое сыновей. Ваха и Мамука. А ты женат? Дети есть?
– Помнишь Соню? – спросил в ответ Илико.
– Конечно! Твоя подружка. Рыжая такая, – улыбнулся Вано.
– Вот на ней чуть не женился. Было одиноко, вокруг все чужое, и мне показалось, что я ее люблю, – вздохнул Илико, – к счастью, мы вовремя одумались. После этого много чего произошло, и мне совсем не хочется это вспоминать. Скажу одно: я совершил много ошибок в жизни и даже чуть не умер.
– Главное, что ты вернулся, Илико, – похлопал друга по плечу Вано. – У меня ведь есть к тебе дело. Я, как ты понял, не последний человек в Грузии и в силу своей должности заведую еще и культурой. Так вот… Мы уже открыли несколько школ искусств для талантливой молодежи, там есть и балетные классы. А совсем недавно мы организовали школу балета для детей. Там нужен хореограф. Дети от шести до десяти лет. Как тебе такое предложение?
– Хм… – Илико почесал небритый подбородок. – Я могу подумать? Просто мне бы хотелось съездить в Тифлис и уладить там кое-какие дела.
– Так школа в Тифлисе! – засмеялся Вано. – Помнишь здание нашей школы? Мы ее подремонтировали и заново открыли. Можешь зайти туда и сам все посмотреть.
Вано выделил свою служебную машину с молчаливым солдатом-водителем. И до вокзала Илико добрался быстро и без проблем.
Поезд мчался вдоль горных склонов, и Илико, сидя в отдельном купе, наслаждался видом восходящего из-за гор ярко-красного диска Солнца.
Город совсем не изменился. Каменные стены домов все так же нагревались под лучами теплого весеннего солнца. По мостовым цокали каблучками девушки. Правда, это были не привычные Илико гимназистки, а молодые комсомолки в простых белых блузах и с красными косынками на головах.
Между домами были натянуты полотна с лозунгами, призывающие строить развитой социализм. Вместо привычных вывесок духанов с веселыми кинто висели лаконичные таблички столовых. На месте городской управы теперь был райком партии. Кибитки на улицах заменили пыхтящие черными клубами дыма автомобили.
Илико поравнялся со знакомым забором, в центре которого были чугунные ворота, ведущие во двор школы. Он остановился перед ними и улыбнулся своим воспоминаниям. Был такой же солнечный, только осенний день, и он, держа за руку маму, шел по этой тропинке в сторону школы, а впереди Илико ждали долгие годы учебы и балет…
Неожиданно Илико увидел за забором шумную и разношерстную компанию мальчишек. Они бежали по дорожке с громкими криками и смехом. Замыкал толпу худенький мальчик лет шести. Он громко топал тяжелыми ботинками, которые ему были явно велики, и пытался догнать убегающих друзей. Один ботинок соскользнул с тонкой ножки, и мальчик запрыгал на другой, пытаясь поймать сбежавшую обувку.
– Сандро! Чего ты там возишься? – крикнул другой мальчик, остановившись.
– Сейчас догоню, – ответил малыш и, подцепив наконец башмак ножкой, пошлепал, прихрамывая, за друзьями.
Илико улыбнулся и толкнул ворота рукой. Он шел по залитому солнцем двору школы, а вокруг оживали его воспоминания. Вот там, в хозяйственной пристройке, Вано прятал революционера. А вот в той стороне – кусты, за которыми была дыра в заборе, через которую они с Сонькой и Сашкой выбирались по ночам, чтобы заниматься в танцклассе. А здесь – скамейка, на которой так любил сидеть Изя…
Илико поднял глаза и увидел молодого мужчину, осторожно спускающегося по ступенькам главного здания. Одной рукой он крепко держался за перила, а другой – опирался на тросточку. Он был невысоким, но складным. Его вытянутое бледное лицо с большими темными глазами окружала копна черных вьющихся волос, а на длинном носу сидели маленькие квадратные очки.
Мужчина спустился вниз и, видимо, почувствовав на себе взгляд, поднял глаза.
– Букашка… – прошептал Илико и остановился.
Мужчина тоже остановился и, щуря подслеповатые глаза, пристально посмотрел на Илико. Тросточка выпала из его руки, и он, сильно хромая, побежал ему навстречу.
– Букашка моя… – прошептал Илико, схватив Изю в охапку, и зарылся носом в его жесткие волосы…
========== Глава 21 ==========
Илико отпустил Изю, и они пошли в сторону ворот. Несколько минут длилось неловкое молчание. Первым его прервал Изя.
– Не ожидал тебя увидеть, – он снял очки и протер их носовым платком. – Когда ты приехал?
– Я не приехал, я вернулся, – начал Илико и зачем-то добавил: – Вано пригласил меня учительствовать в этой школе. Сказал, чтоб я подумал. Вот я и приехал посмотреть, что и как, – он мысленно поморщился. Нет, совсем не то… Он хотел сказать Изе, что страшно соскучился, но вместо этого из него вылетали обыденные фразы.
– Ну ты подумай, – вздохнул Изя, стараясь не встретиться с Илико взглядом. – Кстати, знаешь, кто у нас директор?
– Кто? – спросил Илико.
– Сашка Смирнов. Они с Соней поженились, и у них растет сын, – охотно рассказывал Изя, выводя Илико за ворота школы.
Дом встретил Илико блеском вымытых после зимы окон и распахнутой настежь парадной дверью. В воспоминаниях Илико дом был огромным и высоким, но после дворцов и музеев Парижа он показался маленьким и старым.
– Мама! – крикнул Изя и потянул за веревку выключателя в коридоре. Свет неуверенно мигнул и снова погас. – Да что опять не так? – проворчал Изя и снова дернул веревку.
Свет вспыхнул вновь, и, как по волшебству, перед мужчинами появилась Нана.
– Господи, – всплеснула она руками. – Илико! Родной мой! – она бросилась на шею сияющему Илико и заплакала.
– Дэида… Ну, что ты, дэида, – бормотал Илико, гладя седые волосы женщины. – Я вернулся, и теперь все будет по-прежнему.
– Да что это мы в коридоре стоим, – засуетилась Нана, вытирая мокрые щеки. – Неси пока вещи в гостиную, а я распоряжусь, чтобы Мгела нам приготовила праздничный ужин.
– Мгела? – удивился Илико.
– Да, мы снова можем позволить себе прислугу, – улыбнулась Нана, – только Мгела уже скорее член семьи.
– Тогда попроси ее подогреть молока и порезать сырую рыбу помельче, – сказал Илико, открывая саквояж.
Из него на пол неохотно выпрыгнул большой черный кот. Он потянулся, зевнул и, бросив обиженный взгляд на Илико, направился в комнату.
– Изя, а познакомиться со всеми не хочешь? – спросил Илико у кота.
– Изя? – удивился настоящий Изя.
– Он только на это имя отзывается, – буркнул Илико и добавил: – Надеюсь, хомяка по кличке Илико у тебя нет?
За столом царило оживление. Илико с аппетитом уплетал овощи, приготовленные Мгелой, запивая их молодым вином, и рассказывал Нане и Изе о Париже, Венеции, Риме, Берлине и Лондоне. Они, в свою очередь, вспоминали, как жили тут все это время. После чая Нана достала из серванта старый альбом с фотографиями, и они долго смеялись, глядя на фото Изи верхом на пони. Маленький Изя счастливо улыбался в камеру, а у лошадки в глазах были паника и ужас.
Все это время Нана внимательно смотрела то на Изю, то на Илико, а в конце вечера спросила:
– Мальчики, а вы не хотите подняться в свою комнату?
Те как-то неуверенно кивнули, встали и послушно пошли вверх по лестнице до знакомой двери. Как только они вошли в спальню, дверь за ними захлопнулась, и по ту сторону щелкнула задвижка.
– Пока вы не поговорите друг с другом и не выясните отношения, я вас не выпущу, – крикнула им из коридора Нана и, громко топая ногами, ушла вниз по лестнице.
– Во-о-от… – протянул Изя, включая свет и садясь на свою старую кровать.
– Мда-а-а… – ответил ему Илико, присаживаясь на свою.
– Ты… ты вспоминал меня? – наконец выдавил из себя Изя.
– Да, – кивнул Илико. – А ты меня?
– А я и не забывал, – вздохнул Изя, глядя в пол. – Ты всегда был со мной. Вот здесь, – и он приложил руку к груди.
– Изя… – Илико пересел к нему и положил свою руку на его. – Мне так много нужно тебе рассказать. Я так долго бежал от тебя, но продолжал искать твои черты в совершенно чужих мне людях. Я так долго шел к тебе, чтобы сказать…
– Илико, – мягко улыбнулся Изя, и на его щеках заиграли две маленькие ямочки. – Сейчас уже не важно, почему ты тогда ушел. Важно, что ты вернулся… ко мне.
Илико хотел еще что-то сказать, но его губы накрыл сладкий и нежный поцелуй. Он унял последнее беспокойство, шевелящееся у него в душе. Он живительной влагой напоил его высохшую душу и, как свежий ветер, разогнал сомнения.
Белый свет Луны пробился через тонкую занавеску, которой играл легкий ветерок. Он осветил кровать, на которой, обнявшись, спали два счастливых человека, улыбаясь друг другу во сне.
P.S.
Последний учебный день в самый канун Нового года выдался на редкость солнечным. С самого утра Нана со своей верной помощницей Мгелой убиралась в комнатах и готовилась к праздничному застолью. Оставалось нарядить елку, но это занятие было решено поручить Изе и Илико. Лесная красавица, привезенная Смирновым из России, уже стояла посреди гостиной в ведре с мокрым песком и ждала своего часа.
Входная дверь открылась, и Нана, бросив на стол влажную тряпку, вышла встречать своих мальчиков.
– Мама… так получилось, что… – начал Изя и снял с головы шапку.
– Погоди, сначала нужно ее подготовить, – толкнул его плечом Илико, – Дэида… ты только не волнуйся…
– Господи! – Нана присела на стул в темном коридоре, с испугом глядя на них.
– Илико, ты ее еще больше пугаешь! Давай я скажу, – громко зашептал Изя.
– Ты все испортишь. Давай лучше я, – отвечал ему Илико.
В этот момент за их спинами раздался грохот, и в коридоре ярко вспыхнул свет. Илико и Изя расступились, и удивленная Нана увидела мальчика лет шести, сидящего на полу. На нем была большая кепка, длинное, на вырост, пальто и огромные ботинки. Мальчик поднялся, потер ушибленную попу и, спрятав за спину руку с зажатой в кулачке веревкой-выключателем, хмуро пробасил:
– У вас всегда так со светом?
– Всех забрали, а про него забыли, – сказал Изя, снимая с мальчика кепку.
– Вот мы и решили, что он у нас встретит Новый год, – добавил Илико, стараясь удержать за шкирку гостя, который, увидев кота, пытался побежать за ним вслед.
– И как зовут этого светлячка? – улыбнулась Нана, поднимаясь.
– Сандро Цхелия, – ответил малыш и, вынырнув из пальто, кинулся в гостиную за пушистым хвостом кота…
18 комментариев